Невеста против

Глава 1

— Риа, Риа-а-а! Ну хватит, Ри, сейчас начнутся занятия — Пэтр уже пришел! Ты же знаешь, нам нельзя опаздывать! — Алиска стояла у подножия лестницы и конючила свое, зазывая меня на уроки по танцам. Сама она дико боялась высоты, и темноты, и даже пыли — она вообще всего боялась и ни за что бы не полезла за мной на сеновал.

Но мне все равно пришлось слезать: сестра права, Пэтр тут же нажалуется отцу, а тот… спина как-то неприятно зачесалась, и я торопливо свесила ногу, нащупывая перекладину.

Лазить в длинных платьях было крайне неудобно и опасно, но ничего другого дочери помещика надеть было нельзя. Забираться на сеновал, конечно, тоже чревато, но меня здесь никто не сдавал: все слуги прониклись ко мне сочувствием и трепетом еще в детстве, а на случай появления отца всегда был заготовлен запасной выход, — правда, пришлось бы прыгать прямо в стог сена в конюшне, но это меньшее из зол.

— Я готова! — бодро сообщила хмурой младшей сестренке и взъерошила ее макушку.

Алиса запыхтела и принялась оправлять волосы.

А я с улыбкой смотрела на свою сестру: она всегда напоминала мне маленькую нимфу. Тоненькая, как тростиночка, с белой кожей, ясными сине-голубыми очами и светлыми пшеничного цвета волосами. Летом они у нее всегда выгорали и становились на два тона светлее. Лиса любила заплетать их в сложные и замысловатые прически и гордилась тем, что они у нее едва ли не до пят отросли, а еще она иногда грустно отводила взгляд от моих коротко состриженных темных локонов, и стыдливо краснела.

Не пристало девице ходить с такой стрижкой, но отец тогда так рассердился на меня из-за того, что умудрилась на балу отвадить от себя всех перспективных кавалеров, что тем же вечером схватил меня за волосы, вытащил на крыльцо прямо в том белоснежном бальном платье, приложил щекой к чурке, на которой Гришка дрова обычно колол, замахнулся топором, и пока я прощалась с жизнью, рубанул по толстой темно-русой косе, заверив, что в следующий раз обязательно попадет по шее.

Алиса оправила, наконец, свою прическу, вцепилась железной хваткой в мою руку и повела за собой.

— Не понимаю я тебя, Ри, ну почему тебя каждый раз приходится тащить на эти занятия — ты же любишь танцевать! — возмущенно бормотала сестренка.

— Люблю! — со вздохом созналась я.

А я и вправду очень любила уроки танца, я и себя не помнила тогда, отдаваясь музыке и старательно улавливая все замечания учителя, в такие минуты мне казалось, что я становлюсь бестелесной стихией, гибкой, невесомой и волшебной.

— Но, Пэтру это знать вовсе не обязательно! — а это уже был наш с Алисой секрет.

Для отца мы обе были совершенно бездарны — обе плохо танцевали, оттаптывая ноги партнерам, только я это делала намеренно, а Алиса потому что никак не могла перестать путаться во всех этих тактах и различных па.

Обе мы преотвратно пели: я, потому что от рождения не была наделена певучим голосом, ну а Алиса из солидарности.

И за все это мы регулярно получали наказания, но все равно продолжали притворяться.

Это потом, дождавшись, когда отец и мачеха уедут по делам в город или еще куда, мы уходили в лес в поисках заброшенной избушки лесника, и уж там я могла поупражняться в настоящих танцах, хотя и без музыки, а Лиса запевала для меня свои любимые баллады о любви и прочей чепухе.

Мы ускорили шаг, и в свою комнату я почти вбежала, торопливо натянула на себя свежее платье, собрала рассыпавшиеся волосы в пучок, пока Алиса умело затягивала шнуровку на моей спине: мы старались обходиться без помощи прислуги как можно чаще.

— Готово! — торжественно сообщила сестра и потащила меня за собой.

На бегу мы обе ввались в классную комнату, откуда для занятий давно вынесли лишнюю мебель.

Пэтр придирчиво осмотрел каждую из нас, успевая при этом соблюдать все нормы этикета, вежливо здороваясь и даже склоняя голову перед господскими дочерьми.

Я крайне не любила, когда меня рассматривают и потому ответила таким же наглым и придирчивым взглядом: ему было уже далеко за тридцать и к этому времени Пэтру как-то удалось сохранить подтянутый живот и острый, нераздвоенный жиром подбородок, хотя он не казался худым и слишком уж подвижным человеком. Но все менялось, когда начинала играть музыка, и он хватал одну из нас, увлекая в очередной бальный танец. Камзол его сегодня был темно-зеленого оттенка, отчего учитель выглядел еще бледнее, чем обычно, а без того светлые глаза казались почти бесцветными.

«Интересно, все французы не умеют загорать?» — с усмешкой подумала про себя.

Мой взгляд явно показался ему дерзким и неприличным, отчего он недобро свел брови и прищурил левый глаз, но промолчал, решил обойтись без едких фраз. Наверное, еще помнит, как я «случайно» попала ему коленом между ног, когда он также «случайно» попытался меня облапать, хорошо еще Алиска этого не видела — она в свои четырнадцать оставалась совершенным ребенком, до неприличия наивным и доверчивым: и это при таком-то папаше как у нас!

— Сегодня вы обе должны приложить все силы, чтобы освоить мои уроки, — напутственно произнес Пэтр, — он не любил говорить по-русски и часто изъяснялся на французском. Алиса знала его хуже, чем я и потому раздраженно морщила носик, когда чего-то не понимала, ну а я иногда делала тоже самое просто, чтобы позлить его.

— Я никогда в своей жизни не встречал настолько бездарных учениц! Как можно так плохо танцевать вальс! — примерно через час нудных и выматывающих тренировок произнес учитель, в голосе его сквозило отчаяние и злость.

— Почему вы так злитесь, мы с Алисой и раньше танцевали плохо! — невинно поинтересовалась я.

— Через два дня в городе в доме у Синевских состоится бал и ваш отец сказал, что обе дочери, в особенности старшая, должны танцевать безукоризненно, иначе он уволит меня, а я, знаете ли, пока еще не хочу терять этого места! — ворчливо отозвался он.

«Мда-а-а, опять будут унизительные смотрины и попытки засватать меня какому-нибудь вдовцу или престарелому старикашке! Что-то в последнее время папочка вплотную взялся решить мою судьбу!» — с досадой посмотрела на Пэтра, он как будто и не догадывался, что никто из нас двоих не расстроится, если его уволят, странный человек.

Настроение совсем испортилось, захотелось опять сбежать на сеновал к Стешке. Стешка, это моя ручная куница, рыженькая такая с аккуратными оттопыренными ушками и белой шерсткой на груди, я ее у заезжих цыган тайком выменяла на гребешок с самоцветами и с тех пор прячу в небольшой клетушке на чердаке, отец ее сразу удавит, если узнает, а она между прочим мой друг, Стеша всегда успокаивает меня, когда мне плохо, она и выслушает, глядя на меня своими умненькими черными глазками, и на плечо заберется, ткнувшись мордочкой в ухо.

После новости о предстоящем бале танцевать лучше никто из нас не стал, что ввергало француза в бездну отчаяния, не сдержав крепкого словца, он пулей вылетел из классной комнаты и оставил нас одних.

— Что будем делать? — тихо спросила Алиса, напряженно опустив плечики.

Я молчала и нервно теребила подол платья. После наказания с отсечением моей драгоценной косы я уже не решалась открыто грубить и пакостить «женихам» на балу, стала пытаться избежать самого посещения сего мероприятия. Прикидываться больной было бесполезно, и я как-то по осени специально застудила ноги и провалялась с температурой в полубреду целую неделю — никуда поехать не смогла, да и Алиску без меня никто на бал потащить не мог, все же полагалось сначала сватать старшую дочь, зато как только я стала поправляться отец с превеликим удовольствием отходил меня ремнем по спине так, что кровавые царапины остались и превратились в уродливые бледно-розовые полосы на светлой коже. Отец знал меня как облупленную, знал все мои хитрости и знал, что я неспроста заболела.

Через месяц, когда намечались именины в доме у Соловьевых, я подвернула ногу, сильно подвернула, едва не сломав, и тоже никуда не поехала, правда, неделю потом мыла полы на первом этаже, ругаясь про себя и зажимая зубы, чтобы не стонать и не всхлипывать от боли, потому что мыть пол с перебинтованной ногой, которую по наставлению лекаря нельзя было утруждать, было очень трудно.

Именно поэтому отец не говорил нам о новой поездке, чтобы не дать времени придумать очередную уловку, а я и не придумывала, прошлый урок был слишком красноречивым примером.

Нет, если вы подумали, что я говорю о мучительном мытье полов, то вы сильно ошибаетесь, помимо этого было еще кое-что.

Однажды вечером отец вызвал меня к себе в кабинет, я, прихрамывая, явилась, закрыла за собой дверь и выпрямилась, смело смотря ему в лицо.

С минуту он молчал, мучая меня этим ожиданиям, наблюдая за тем, как я напрягаюсь, чувствую ломоту в левой ноге, потому что на правую опереться не могу и сесть тоже дозволено не было.

— Ты ведь знаешь в чем дело, Риана! — спокойно начал он.

Я внутренне сжалась от его подозрительно мягкого тона. А еще я не любила своего имени, дурацкое оно у меня, не как у всех. Кухарка рассказывала мне, что его придумала мама, соединив имена своей матери и матери отца Ирины и Анны, получилось, на мой взгляд, совершенно никчемное, заморское имя. Из уст других детей оно звучало как прозвище зато, когда появилась Алиса и начала говорить, она сразу превратила его в короткое и ласковое Риа, так меня стали называть многие из моего окружения. Риа нравилось мне больше, хотя и оно не походило ни на одно другое славянское имя.

— О чем вы, папенька? — выдавила я из себя так же вежливо и невинно. Полагалось еще и смиренно голову опустить, а я не могла, мне казалось, что так я дам ему знать, что сломалась, позволила распоряжаться своей волей — так было в большинстве семей вокруг, но не в моей и не со мной.

— Если бы ты родилась мальчиком, все было бы иначе, — со вздохом сообщил он.

Это я тоже знала и давно. Он отставной офицер, полковник, очень хотел иметь сына, а не двух дочерей, но мама не подарила ему такого счастья и умерла, когда Лисе не исполнилось и двух лет от пневмонии, оставив нас на воспитание этого бесчувственного мужчины.

Он женился во второй раз, из холодного расчета, чтобы было кому нас вырастить и чтобы было кому родить желаемого наследника. Однако, и тут судьба сыграла с ним злую шутку: мрачная и хладнокровная Милена не была способна родить и выносить здорового ребенка, и в обоих случаях она рожала мертвых младенцев и сама едва тоже не отдала богу душу.

Наверное, он смирился с тем, что у него не будет сына, но всю свою желчь и разочарование неизменно выливал на нас с Алиской, чаще на меня, потому что я была старше, выносливей, упрямей и непокорной.

— Я не виновата в том, что у вас нет наследника! — бросила ему в лицо и почти с удовольствием отметила ярость в его глазах, для него напоминание о собственной ущербности было крайне неприятным.

— Хватит! Ты слишком много говоришь, — угрожающе произнес он, и я немного опустила взгляд, почувствовав, как сгущаются тучи над моей головой.

— Если ты еще хоть раз попытаешься испортить мои планы, клянусь, я возьму свой ремень… — он замолчал на несколько мгновений, а я даже не шелохнулась, я умела терпеть боль и давно уже не кричала, когда меня били.

— И не оставлю ни одного живого места на теле твоей горячо любимой сестрицы! — закончил свою фразу он.

Сердце в груди сжалось, я вздернула подбородок и опалила его яростным взглядом, который встретился с его насмешливым и бездушным. Я знала, он так и сделает: накажет ее вместо меня, потому что только так ему удавалось добраться до моего сердце и ранить меня, заставить ненавидеть не только его, но и себя саму.

Лиса боялась боли, боялась крови, боялась одного вида отцовского ремня. Она не умела выносить это и, если он наказывал ее, истошные и жалобные крики разносились по всей усадьбе, заставляя меня биться головой о стенку и затыкать уши от бессилия, потому что будучи запертой в собственно спальне я ничем не могла ей помочь и не могла остановить его.

Он нечасто это делал, только тогда когда считал, что я заслуживаю особого наказания, но она помнила эту боль подолгу: месяцами, а то и годами, хотя ее спину он еще не украсил такими шрамами как мою.

— Не надо трогать ее, она никогда не перечила вашей воле, отец! И я… тоже больше не стану! — сказала ему то, что он так хотел услышать. Изо всех сил старалась не показать как страшно мне от одной мысли, что он может так поступить с ней снова.

Вырвалась из мрачных воспоминаний и посмотрела на свою притихшую сестренку, конечно, об угрозах отца я ей ничего не говорила, она итак боялась его до смерти.

— Поедем на бал! — спокойно ответила я и направилась к выходу.

— Но как же я … если он отдаст тебя кому-нибудь, — голосом полным ужаса прошептала Алиса.

А я застыла на месте, не в силах даже повернуться к ней лицом, кусая губы — а я не знала, что делать тогда, не знала, как оставлю ее один на один с холодной и чужой женщиной и человеком, которого принято называть «папенькой».

— Этого не случится, я что-нибудь придумаю, ясно? Я не брошу тебя, Лисенок! — порывисто развернувшись и ухватив сестру за плечики, заглядывая ей в глаза, заставляя поверить в каждое слово.

«А как я это сделаю?» — голова заболела от расстройства.

Через полчаса нас позвали за стол ужинать.

В столовой как обычно стояла гробовая тишина.

Отец сидел во главе семейства, Милена по правую руку от него, оба молчаливые и совершенно спокойные. Алиса и я усаживались рядом, но в нашем молчании всегда было тяжелое давящее напряжение, боязнь совершить одно неверное движение и разозлить отца.

— В среду мы едем на бал! — объявил он, когда слуги принесли чай.

— Это просто замечательно! — с сарказмом заметила я.

Отец нехорошо свел брови, придирчиво изучая мое лицо.

— Завтра поедешь с матерью выбирать себе новое платье, ты должна выглядеть идеально! — сурово произнес он.

— Она нам не мать! — твердо ответила ему и прежде, чем отец ответил бы, продолжила. — Но я, конечно, поеду в город и выберу все необходимое, чтобы соответствовать своему статусу, отец! А что насчет моей прически? — снова примешав иронию в голос и тряхнув короткими прядями, выбившимися из скудно пучка на затылке, произнесла я.

Глаза главы семейства потемнели от злости, он сжал руки в кулаки, словно был готов в любую минуту сорваться с места и схватить старшую дочь за горло.

— Мы обязательно что-нибудь придумаем! Служанка Матильды, Вита, способно сотворить красавицу даже из настоящей уродины! — вставила свое предложение Милена, со снисхождением глядя на свою падчерицу.

Отец разжал кулаки и взгляд его несколько прояснился.

— Хорошая идея, так и поступим, дорогая!

Я уткнулась в чашку с зеленым чаем и не поднимала глаз, зная, сколько ненависти они могут в них сейчас разглядеть.

Милена презирала меня также сильно, как и я ее! Она никогда не заменит нам мать и еще она завидовала мне, я это знала, видела в каждом взгляде: завидовала моей молодости и красоте. Сама она уже имела седины на голове, на лице ее появлялись морщинки, волосы были тусклыми и редкими, она была ниже меня почти на полголовы и была слишком худа, потому что все время мучила себя диетами.

Я же, как и Алиса, унаследовала мамину красоту ее утонченные черты лица, ее фигуру с плавными женственными изгибами, у меня были большие выразительные глаза, густые ресницы и темные брови, чистая бархатистая кожа и здоровый румянец на щеках. Мужчины смотрели на меня, как собаки на аппетитную кость, — это правда, но я скорее согласилась бы стать уродиной, чем быть объектом вожделения.

«Что ж, видимо, мне в самом деле придется поехать на этот чертов бал!» — бросила беглый взгляд на Алиску, которая совсем побледнела: наверное, мысленно она уже прощалась со мной.

Тонкие девичьи ручки не удержали чашку, она слишком сильно нервничала в присутствии этих двоих. Фарфоровая чашка из любимого сервиза Милены полетела на пол и звонко разбилась, Алиса вскрикнула, зажмурилась и вжала голову в плечи.

— Мерзавка! Ты нарочно это сделала! — обвинительно завизжала мачеха, подскочив со своего места, и целенаправленно направилась к замершей от ужаса девушке.

Я тоже тут же подскочила со своего места, преграждая ей путь и воинственно вскинув голову.

— Куда это ты собралась? — фыркнула я, и плевать на то, что отец заставлял нас уважительно с ней общаться, — я не позволю этой твари обижать сестру.

— Она разбила чашку их сервиза моей покойной матери и должна ответить за это! — едва ли не переходя на визг, произнесла Милена.

— Какого сервиза? Вот этого? — поинтересовалась я, схватив точно такую же чашку и с наслаждением швырнув ее на пол, а потом взяла еще и блюдце с такими же красными розочками и тоже швырнула на пол со словами:

— Вот это я делаю нарочно, а она, уронила ее случайно, теперь ты видишь разницу? — я не боялась ее, я была настолько зла, что мне казалось я смогу придушить ее своими же руками.

— Довольно! — прогремел голос отца, и все затихли, только Алиса приглушенно всхлипнула.

Он встал со своего места, с грохотом уронив стул, и направился ко мне.

— Ударите, папенька? А как же бал? Я пойду на него с синяками и кровавыми ранами? А как же поход по торговым лавкам? — кажется, я окончательно потеряла инстинкт самосохранения.

Отец ударил меня по лицу, всего лишь пощечина, но щека запылала огнем, а я лишь с ненавистью смотрела на него.

— Кажется, я уже предупреждал тебя! — начал он.

— А я ничего такого не сделала, это она первая начала к нам придираться! — ответила и получила вторую пощечину, почувствовала привкус крови на губах — все верно он не любит, когда ему перечат.

— Накажи ее так, как посчитаешь нужным, Милена! — произнес отец, указывая на младшую дочь.

— А ты под арестом — выходить будешь только тогда, когда я разрешу, с сестрой общаться запрещаю, и молись, чтобы эта поездка оказалась удачной, и мне удалось найти для тебя достойную партию!

Милена схватила Алису за руку и куда-то потащила: она не станет ее избивать, это я точно знала, но унизить, запугать она сможет.

Я прожгла мачеху убийственным взглядом, не боясь гнева отца.

— Обидишь ее и пожалеешь об этом, — прошипела ей в спину.

Отец снова замахнулся для удара, и я могла бы увернуться, но знала, что так будет только хуже, да и не так и страшны для меня его пощечины.

Он сам запер меня в моей спальне и запретил кормить и поить до ужина следующего дня.

Обессиленная, я упала на кровать, проглатывая подступающие слезы, сдерживая их внутри.

Николай провернул ключ в двери дважды и спокойно направился в свой кабинет.

«Мой характер: в каждом слове и жесте! Каждый раз, когда смотрит с вызовом, словно готова взять оружие и вызвать меня на дуэль!»

Она не боялась его и не боялась наказания, она была язвительной и резкой — любой отец гордился бы таким сыном. Но дочь, дочь обязана быть покорной и смиренной, а не дерзить своему отцу при каждом удобном случаи.

«Ничего, скоро я найду для тебя достойного мужа, способного укротить твой нрав!» — злорадно подумал он, закуривая трубку.

Глава 2

Кирилл Олегович Синевский был дворянином с древней родословной. Фамилия его в городе была постоянно на слуху и имела огромный вес в нашем обществе, можно сказать, что без его ведома в городе вообще ничего не происходило.

Бал у Синевских всегда представлял собой нечто грандиозное и пафосное.

По такому случаю непременно нужно было явиться в лучшем виде, но платье Милена приобрела без меня, просто притащив ко мне швею и заставив ту еще с вечера подогнать его под мою фигуру.

Я не любила зеленый цвет, и она это прекрасно знала, наверное, поэтому именно таким оно и оказалось. В остальном же придраться было не к чему: красивое, пышное, воздушное, в меру скромное, слегка приоткрывающее мою шею, а при достаточном затягивании корсета еще и демонстрирующее наличие груди.

Немолодая, но шустрая Вита колдовала над моими волосами еще больше, чем швея, закручивая короткие пряди и укладывая их и в каком-то одной только ей понятном порядке.

Получилось действительно красиво и несколько неординарно: она не скрывала длины моих волос, не прикалывала шиньонов и не использовала париков, чего я боялась больше всего, но она уложила мои подкрученные пряди, придав им объем и пышность так, что мне даже в определенной степени это понравилось.

Милена внутренне злилась, но было ясно, что желание окончательно от меня избавиться сильнее, чем желание видеть меня неряшливой и опозоренной перед обществом.

Мы с Алисой смело выбрались из кареты. Я взяла ее за руку и сжала холодные пальцы, постаралась приободрить хитрой улыбкой, но она пока что не поддавалась.

Для нее на этот раз новых платьев не покупали, впрочем, у сестренки хватало нарядов, еще не опробованных на балах, поэтому сегодня она выбрала наряд сама, похожего на мой зеленого оттенка: явно чтобы поддержать меня морально, и я, конечно же, оценила этот порыв.

Мы оказались в огромной шумной зале, отдали дань уважения хозяину дома и вскоре влились в атмосферу всеобщего праздника и веселья. Здесь уже собралось порядком народу. Многие из них танцевали, кружась по отполированному паркету, смеялись, нашептывали что-то друг другу, дамы загадочно помахивали веерами и строили глазки кавалерам, другие отдыхали, устроившись на специально приготовленных для этого софах или диванчиках.

Я бы с превеликим удовольствием туда направилась, но рассчитывать просто отсидеться в каком-нибудь уголке за колонной не стоило.

Мне полагалось танцевать именно с теми, с кем будет угодно отцу: взрослыми, солидными, занудными мужчинами.

— Будь у меня на виду! — наставительно напомнил он, оставляя нас с Алиской и Миленой посреди этого великолепия.

Я прислушалась к музыке — вальс! Мне нравился вальс, но я не любила весь этот шум, взгляды, интриги. Вокруг хватало молодых людей и, наверное, кого-то из юных дворян вполне можно было бы назвать привлекательными, но я все равно их не замечала.

Сердце мое было совершенно спокойным. Да и какой смысл заглядываться на них — я не тешила себя мыслью о том, что смогу полюбить чужого и незнакомого мне мужчина и не видела ни в одном из них того благородства и того темперамента, какой хотела бы найти в будущем супруге.

Были среди них позеры, гордецы, трусы, застенчивые неудачники, бабники — я читала это все в их взглядах, жестах, походках, манере говорить и не испытывали ничего, кроме разочарования и скуки.

У Алисы же глаза горели, она уже мечтала о любви, надеялась, что судьба сведет ее с идеальным мужчиной и все время искала его глазами. Она доверчиво улыбалась, и сердце ее нередко тревожно билось от волнения и смущения.

Радовало меня только то, что она неизменно обращалась ко мне за советом, указывая на предмет своих волнений и спрашивая, что я о нем думаю. Я же снисходительно ей улыбалась и делилась своими догадками. Боялась, что обидится и не станет слушать, но она всегда слушала и всегда доверяла. В нашей семье только я ее защищала, прикрывала собой, если могла, брала на себя вину, присматривала за ней, жалела, выслушивала и фактически именно я, а не Милена, заменила ей мать.

Отправив графа Стриговского к своей дочери и проследив, чтобы та приняла приглашение, Николай задумался: «Конечно, для графа мы не настолько благородны и единственное, что может заставить его жениться на ней, это ее красота. Хотя он достаточно искушен в этом вопросе: как-никак дважды был женат, да и любовниц у него было немало, одна другой краше! Чем его может заинтересовать глупое, невинное и крайне невоспитанное дитя?»

Николай тяжело вздохнул, особо не рассчитывая на благосклонность графа, хотя горизонты могли бы открыться большие: Стриговский имеет хорошие связи, часто принимаем во дворе государя!

Князь Строгонов поискал взглядом место для отдыха и неожиданно увидел подозрительно знакомое лицо, сделал несколько шагов по направлению к новому гостю и так и замер — Крайнов, друг его молодости! Они с Владимиром ни одну войну вместе прошли, и имения у них были соседние, но друг вот уже двенадцать лет как покинул страну, оставив заведовать всем своего управляющего, да и письма от него приходили крайне редко.

— Владимир? — изображая непомерную радость, поприветствовал он приятеля.

— Николай! — ответил тот, пожимая руку.

— Что же ты, вернулся из заграницы, а друга и не навестил даже! — с укором произнес Строгонов.

— Прав ты, Николай, как есть прав, не смог отказать Синевскому, пришлось, не распаковывая пожитков, отправляться на бал! Мы с ним прошлым летом в Австрии столкнулись и сдружились, вот пообещал навестить при первой же возможности и не смог отказать! — с усмешкой сообщил Владимир.

Николай присел рядом и цепко изучил старого приятеля: тот был почти на десять лет старше его самого, голова совсем седая, как и длинные усы, лицо испещрено морщинами, но зато во всем, начиная от выражения глаз и заканчивая костюмом Крайнова, читалось его превосходство — тот явно разбогател за эти годы еще больше, да и вес приобрел немалый, раз сам Синевский потребовал его немедленного визита к себе.

— Как поживаешь, приятель? Как сын твой? Женился, порадовал старика внуками? — дружелюбно поинтересовался Николай, задержав дыхание в ожидании ответа.

— Костя-то? Нет, он у меня совсем разболтался, брат! Никак не может за ум взяться! Отдал его на службу, думал, там его дисциплине научат, а он, по-моему, еще развязней стал: две дуэли устроил в первый же год служения! Вот решил вернуть его домой, оставить тут в глуши: пусть сам займется усадьбой, наведет порядки в имении, дело наше продолжит, управленца проворовавшегося на место поставит! Парень-то ведь он образованный, все может, да желания нет! — со вздохом сообщил Крайнов.

Николай молчаливо поджал губы: он завидовал другу, который выбился в люди по-настоящему, и в то же время появилась хорошая возможность выгодно сплавить свою дочь.

— А как твои дочери — уже невесты небось, а? — добродушно поинтересовался друг.

— Невесты, старшей уже восемнадцать лет, пора мужа искать, чтоб не засиделась в девках-то! Да вот подходящей кандидатуры никак сыскать не могу, — печально вздохнул Строгонов, разводя руками.

— Хм, а познакомь-ка меня со своей красавицей, а вдруг она Константину приглянется? — задумчиво произнес Владимир.

— А и правда, почему бы и нет! Она у меня девка воспитанная, хозяйственная, норовистая — подстать твоему бравому парню будет, да и участки наши объединим, двойная выгода получится! — изображая на лице радость, сообщил он.

Николай поискал взглядом дочь и, приметив ту у другом конце зала, торопливо направился за ней.

«Папа идет за мной!» — увидела, как он прорезает толпу отдыхающих, прожигая меня пылающим взглядом, и приготовилась к худшему. После этого уродливого пятидесятилетнего графа Стриговского я не рассчитывала на что-то лучшее! Хорошо еще, что тот и сам не особо мной заинтересовался, ему тоже происхождение да связи нужны, а у нас не такой уж и знатный род: бесславный считай, молодой совсем.

— Риана, следуй за мной! И веди себя смирно, не то пожалеешь, что родилась на свет! — прошипел он мне на ухо и потянул за собой, изображая из себя улыбчивого и заботливого папочку, даже женушку свою ненаглядную оставил одну.

Владимира Петровича я узнала не сразу, смущенно застыла на месте, не веря, что отец собрался меня сватать ЕМУ!

«Крайнову же уже никак за шестьдесят стукнуло, вон уж и на голове одни седины!» — я испуганно на него таращилась, нервно сжимая пышную ткань, даже поклониться чуть не забыло, а в горле так пересохло, что я и слова вымолвить не могла, когда он руку мне целовал.

— Хороша девица, — одобрительно произнес Крайнов, а у меня сердце упало, и руки затряслись от ужаса.

— Ты поди и не помнишь моего Костю, да? — неожиданно спросил он, а я лихорадочно стала вспоминать.

«Костя, Костя, Костя… это же его сын! Сколько ему сейчас? Тогда ему лет пятнадцать было, а мне только восемь исполнилось, значит, сейчас ему двадцать пять должно быть…» — торопливо высчитывала я, вспоминая темноволосого мальчишку, которого и видела всего пару раз, да и то он на меня не смотрел, мелкая для него была!

— Смутно припоминаю, ваше благородие! — краснея, ответила ему и опустила взгляд.

Этот человек всегда вызывал у меня уважение: у него был редкий добросердечный взгляд, мягкий голос и после того, как я догадалась, что он не собирается брать меня в жены, я немного даже пристыдилась таким мыслям. Когда-то в детстве, когда он с гостинцами для нас с Алисой приезжал в наше имение, я мечтала, чтобы он был моим отцом.

— Я, Николай, решил, что в этом деле неволить сына не стану: пусть молодые познакомятся, приглядятся друг к другу, а там уж как Костя решит, так и будет! Но я буду счастлив, если нам с тобой удастся породниться! — он ласково улыбнулся мне, а я немного покраснела от смущения.

Отцу этот ответ очень не понравился: он даже взгляд отвел, чтобы не показать своего разочарования и успеть придать лицу беззаботный вид.

— Конечно, конечно! Пусть молодые сами решают! — согласился он, одаривая меня предупреждающим взглядом.

Я мысленно ему аплодировала. Как быстро он смог изобразить это радушие и нежную и трепетную любовь к своей дочери. Зато я была почти уверена, что этим вечером мне не придется больше танцевать ни с одним другим кандидатом: все же отец явно решил связать меня с сыном Крайнова. Признаться, сердце у меня впервые забилось чаще! Я вдруг обрела надежду встретить свое счастье, ведь сын такого хорошего и честного человека не может быть плохим!?

Что-то отдаленно похожее на мечту загорелось в моих глазах: наши имения находятся не так далеко, и я бы смогла навещать Алиску, а возможно, смогла бы уговорить будущего мужа помочь найти ей достойного супруга и повлиять на моего отца! Мысленно, я уже нарисовала себе образ рыцаря, который окажется по-настоящему благородным!

Потом стало даже как-то страшно от собственной наивности: «Когда это я в последний раз была такой доверчивой?!»

«И в самом деле, Крайновых столько лет не было в России! Люди могут и меняться, а взгляды могут обманывать», — это я тоже давно выучила, но Владимир Петрович все равно не казался мне жестоким человеком, я не могла найти в его взглядах и улыбках папиного лицемерия и лжи.

Получив от отца дозволение покинуть их, я торопливо отправилась разыскивать Алиску. Она нашлась быстро в компании этой ведьмы. Сестра сидела на диванчике, боясь поднять голову и встретиться взглядом с Миленой.

Вчера она заставила ее наводить порядок в подвале, в грязном и едва освещенном подвале с крысами. Я знала, что за всю эту ночь Лиса почти не спала, вскакивая от кошмаров, которые преследовали ее всякий раз, когда ей приходилось чего-либо пугаться. Знала также и то, что эти же кошмары будут терзать ее сегодня, вот только меня могут опять запереть в спальне, решив возможности прийти к ней и успокоить, помочь заснуть.

Лиска не умела справляться со своими страхами, а эта ведьма всегда таким образом развлекалась, стараясь поглубже задеть и меня тоже — в этом они с отцом особенно схожи.

Вообще-то я собиралась воспользоваться отсутствием папеньки и высказать ей все, что о ней думаю, но, встретившись с ухмыляющимся взглядом Милены, невольно застыла, застигнутая врасплох нехорошим предчувствием: слишком довольной была сейчас ее физиономия.

— А вот и твоя сестра! А мы как раз тебя ждали, Риана! — радостно объявила она.

Алиса подняла голову и посмотрела на меня испуганными глазами, в которых так отчетливо плескались отчаяние и обреченность.

И снова я ничего не успела сказать, потому что неожиданно почувствовала, как кто-то касается моей руки. Я обернулась, и моя кисть уже оказалась полностью захвачена в плен цепкими лапами старика графа Богданова.

Он обслюнявил ее своими сморщенными и противными губами и, одарив меня сальной улыбкой, выпустил, наконец, мою руку, а я тут же незаметно обтерла ее о подол платья, с трудом сдерживая гримасу отвращения на лице.

Милена любезно пригласила его присоединиться к нам и побеседовать. Вскоре я поняла причину такого испуга Алисы. Оказывается, пока меня не было, эти двое уже успели «поворковать» обо мне и моем будущем и, конечно же, выяснилось, что граф снова намерен жениться.

Осознав, в какую паутину меня пытаются затащить, я едва ли не побежала просить руки у самого Крайного старшего!

Милена тем временем распалялась все больше, расписывая в красочных дифирамбах все мои достоинства и добродетели.

Заиграла музыка и граф пригласил меня на танец, а я была не в том положении, чтобы нарываться на гнев отца.

Что бы вы могли понимать всю серьезность ситуации, я немного расскажу вам об этом человеке.

Богданов Борислав Вадимович был известным на всю округу вдовцом. Ему, должно быть, сейчас около семидесяти лет, и за эти годы он успел жениться шесть раз! Все его жены таинственным образом умирали спустя несколько лет супружеской жизни.

Ходят слухи, что он издевается над ними и замучивает до смерти. Каждый раз он выбирает совсем молодую невесту, которая, как правило, живет совсем недолго: то неожиданно отравившись сонными каплями, то утопившись в пруду, то еще как-нибудь — ну, а он через какое-то время снова начинает охоту за невестой. Граф состоятельный человек, привыкший покупать людей и пользоваться беспомощностью тех, кто оказывался в его власти, но в наших краях о нем ничего не было слышно уже целый год, со дня смерти последней супруги,

Я старательно убеждала себя в том, что отец не настолько ненавидит меня, чтобы отдать ему. Но, ощущая на своей пояснице руку старика, немела от ужаса, сжималась изнутри под похотливым взглядом, который словно раздевал меня догола.

— А вы очень быстро повзрослели: признаться, я околдован вашей красотой! — произнес он, склонившись ближе к моему уху.

Я постаралась тут же отпрянуть, но он крепко держал меня в своих руках.

— Вы мне льстите, граф, здесь полно куда более прекрасных девушек, чем я! Кроме того у меня на редкость скверный характер! — наплевав на запрет отца, принялась убеждать его я.

— Неужели? — скалясь в улыбке, поинтересовался он.

— Я крайне плохо танцую, не умею петь и не люблю вышивать! — демонстративно попытавшись оттоптать ему ноги, продолжала с жаром рассказывать свою «исповедь».

— Что ж, я ценю своих женщин не за это! — «успокоил» меня граф.

— Я также не разбираюсь в кулинарии и не умею вести хозяйство! — бледнея, продолжила я.

— К счастью, для этого у меня полно прислуги в доме! — усмехнулся он.

А я реально осознала, что он собирается на мне жениться, что он уже не сомневается в удачности этой сделки. Я уже едва ли не тряслась от ужаса в его руках, также как еще недавно это делала Алиса.

— Но что вы скажите на то, что я груба в общении, агрессивна, непокорна и крайне плохо воспитана — мне ничего не стоит закатить скандал и оскорбить другого человека! — «отбивалась», храбро вздернув подбородок.

— О, это даже к лучшему! Подавлять горячий нрав — мое любимое занятие: сказать по правде, я всегда выбирал молодых жен именно потому, что такую жену легко воспитать под себя! — снова улыбнулся мне граф.

Я не знаю, откуда во мне взялись силы не начать отбиваться от него на глазах у всех. Музыка закончилось, он снова поцеловал мою руку и пообещал, что мы еще увидимся.

А я стояла посреди зала и не могла пошевелиться, охваченная ужасом. Отчетливо понимая, что если Константин Крайнов не захочет взять меня в жены, папа может отдать меня ЭТОМУ графу!

«А что тогда?» — меня мутило, я почувствовала сильное головокружение, мне словно воздуха не хватало.

Богданов снова подошел к моей мачехе, что-то с улыбкой ей сообщил, и она рассмеялась, а я все не могла отвести взгляд.

Несмотря на свой возраст в нем все еще чувствовалась сила. Лицо и руки его были покрыты морщинами, бледная кожа казалась совсем дряхлой и мертвой, зато в небольших блекло-зеленых глазах было столько жизни и довольства, словно ему сейчас было не семьдесят, а намного меньше. И кто-то ведь говорил, что у него проблемы с сердцем и с печенкой тоже, но больным он сейчас не выглядел и на тот свет явно не собирался.

Я закусила щеку изнутри. Боль помогла немного опомниться, перестать таращиться на него. Нужно было срочно прийти в себя, выпить воды и глотнуть свежего воздуха и еще отмыть руку, к которой он прикасался своими губами.

Я не хотела, чтобы кто-нибудь увидел меня такой растерянной и напуганной: ни отец, ни Милена, ни тем более Алиса — для нее я образец храбрости и самоотверженности.

Я выскочила в сад и спряталась там в летней беседке. Уже начинало смеркаться, и я ощущала прохладу на своих плечах, но этот холодок по коже помогал отойти от шока.

Нельзя было прятаться от них долго и оставлять Лисенка с ведьмой наедине тоже не стоит. Этой мысли мне хватило, я смогла придать лицу безразличный и спокойный вид и дожить этот вечер до конца, даже улыбалась в глаза Милене, словно меня совсем не волнуют ее планы на мое будущее, словно я знаю какой-то секрет, который убережет меня ото всего.

Отец общался с Крайновым достаточно долго и вернулся в хорошем расположении духа, сообщил, что Константин приедет уже через неделю, и мы сможем с ним встретиться, а вот Крайнов старший собирался покинуть город уже через три дня и это почему-то меня беспокоило.

Милена с беззаботной улыбочкой чуткой и доброй мамочки рассказала о предложении Богданова.

Я не вздрогнула и даже плечом не повела, просто сильнее стиснула подол платья, одаривая эту женщину убийственным взглядом и раздумывая над тем, что, если бы они с отцом спали в разных комнатах, я бы давно взяла грех на душу, но обязательно задушила бы эту гадюку темной ночью.

После услышанного настроение отца явно поднялось до небес, он даже отменил мой домашний арест по такому случаю.

Алиса окончательно замкнулась и по возвращении домой, уединившись со мной в комнате, каким-то неживым голосом спросила.

— Ри, он отдаст тебя, заберет у меня! Он это сделает, Ри! — со слезами причитала она.

Я взялась укачивать ее, словно маленькую, прижимая к себе и успокаивая, вот только слов подходящих все никак найти не могла.

— Это ничего не значит, Лисенок! Я справлюсь и с этим! Пойду замуж за Крайнова, я все сделаю, лишь бы ему понравиться! Они наши соседи, я буду рядом, уговорю мужа помочь нам! Все будет хорошо, девочка! — мои руки дрожали, да и голос мой предательски дрожал тоже.

Алиса промолчала и я поняла, что она мне не верит.

Пальцы сильнее стиснули ее плечики, но и у меня не хватило сил на новую ложь.

Глава 3

Со дня того памятного визита на бал прошло уже четверо суток. Я за это время старалась не перечить отцу, но зато продолжала открыто игнорировать свою мачеху.

И потому с раннего утра сидела в беседке и вот уже полтора часа пыталась вышить красную розу, при этом абсолютно не стараясь быть аккуратной, даже не заботясь о ровных стежках.

Милена решила, что это способствует укрощению моего «отвратительного» нрава: «Что ж, пусть и дальше так думает!»

— Доброе утро, сударыня! — неожиданно услышала я и подняла голову, отвлекаясь от ненавистного занятия.

— Утро доброе, сударь! — вежливо ответила, разглядывая незнакомца.

Он выглядел лет на двадцать пять, тридцать, был невысок, широк в плечах, упитан и явно привык ни в чем себе не отказывать. Мужчина стоял возле нашей калитки, оставив свой экипаж позади.

— Что вам угодно? — спросила его, стараясь быть вежливой.

— Понимаете, я заблудился, мне нужно попасть в Севастьено, но этот пьяница-кучер явно что-то напутал! — сообщил мужчина, с интересом рассматривая меня с ног до головы.

Он не был красавцем, но отталкивало в нем не это. Я машинально закуталась в шаль сильнее: мне не понравился его взгляд. Такой взгляд можно было назвать вульгарным, излишне откровенным, а улыбка его чем-то напоминала гнилой оскал графа Богданова.

— Вы молодой граф Крайнов? — пораженная собственной догадкой, произнесла я, а сама скрестила за спиной пальчики, мысленно молясь о том, чтобы это было неправдой.

Мужчина несколько изменился в лице и прищурил один глаз.

— А вы? — так и не представившись, произнес он.

— Меня зовут Риана Строгонова — наши отцы недавно сговорились о помолвке между нами, — сдавленно выпалила я.

Снова в его взгляде промелькнуло что-то странное, а потом по лицу расплылась невероятно широкая и отвратительная улыбка.

Он сделал шаг в мою сторону, торопливо распахнул калитку, ухватил мою руку и поцеловал ее, задержавшись губами на моей коже несколько дольше, чем того требовал этикет.

— Я рад нашему знакомству! — объявил он. — Сама судьба привела меня к этим воротам! — распылялся Константин.

Слащавый голос его царапал слух, но я стоически терпела и улыбалась: «Он должен стать моим мужем?»

Все внутри противилось этой мысли до тех пор, пока я не вспомнила об Алисе, и горечь разочарования уже не давила на меня так сильно. И потом, он явно был лучше, чем старый граф, хотя кто угодно был бы лучше этого проклятого душегуба!

Я одарила жениха фальшивой и вымученной улыбкой.

— И я, очень рада, Константин! — заверила его в своем расположении.

— Могу ли я в таком случае нанести визит вежливости в дом своей невесты? — поинтересовался он.

Я прикусила губу и согласно кивнула, приглашая его последовать за мной.

Он назвал меня своей невестой, а мне полагалось обрадоваться, но я вместо этого чувствовала себя так, словно меня только что отправили на гильотину.

Мне передали, что к нам пожаловал сам граф Крайнов младший.

«Тот самый!» — кольнуло в груди, и я со всех ног понеслась в гостиную, едва не убившись на лестнице, так хотелось увидеть жениха Ри.

«А вдруг… что если он окажется… хорошим?» — робкой надеждой промелькнуло в мыслях.

Резко остановившись перед гостиной и с трудом не вписавшись в дверной косяк, я постаралась отдышаться и придать своему лицу хоть немного учтивости и спокойствия так, как меня этому учила сестра.

Они сидели за столом и пили чай, я вежливо поклонилась, попросила дозволения пройти и тоже села за стол.

Никто не уделял мне особо внимания, все смотрели на графа, слушали его.

Я тоже нетерпеливо и, наверное, неприлично таращилась на незнакомца: «Некрасивый», — подумалось мне, и я постаралась приглядеться.

Ри столько раз меня учила не замечать в людях только их внешность, а стараться разглядеть душу. А как ее разглядеть?

Посмотрела внимательнее на его лицо, глаза, прислушалась к голосу и ничего… никакого облегчения не почувствовала… Пропала недавняя окрыленность, с которой я сюда летела. Мне показалось, что глаза у него нехорошие, он словно играл с нами, и на сестру смотрел так, что мне захотелось взять ее за руку и увести.

Я перевела на нее взгляд. Ри всегда разбирается в людях лучше, чем я — она умнее и взгляд у нее острее.

Сестра ничего не ела, она выглядела расслабленной и немного задумчивой, смотрела прямо перед собой, но явно прислушивалась к разговору мужчин. Я знала этот взгляд. Если ей бывало тяжело, и нужно было решиться на что-то опасное, она вот так уходила в себя: вроде бы слыша и осязая все вокруг, но при этом смотря совершенно безразличным взглядом в одну точку. И еще она обязательно сжимала что-то пальцами, сейчас это была чашка, от которой поднимался тонкими струйками горячий пар. Мне принесли точно такую же, и я не могла коснуться ее ладонями, только тонкой ручки, а Ри сжимала горячий фарфор и словно не замечала этого.

— Вы приехала несколько раньше, чем мы вас ждали, граф! — тем временем произнес папа. — А как ваш отец, он еще здесь?

— Сказать по правде, я еще не был дома: заблудился по дороге и оказался в вашем имении, но отец, вероятнее всего, покинул усадьбу вчера утром, — отозвался молодой граф.

— Дорогой, тебе не кажется, что сама судьба направила к нам Его Светлость! — вежливо улыбаясь, прощебетала Милена.

— Я тоже так думаю! Увидев вашу дочь, я был околдован ее красотою! — объявил граф.

Ри вздрогнула и резко отдернула руки, удивленно уставилась на покрасневшие ладони.

Она спрятала руки и перевела раздраженный взгляд на мачеху.

— Судьба! — хмыкнула она. — Еще недавно вы говорили нечто подобное о другом человека, пожелавшем увидеть меня в качестве своей жены!

«Ой, как недобро посмотрел на нее отец!» — так, что мне опять захотелось сбежать из-за стола. Милена тоже со злостью прищурилась, да и гость посмотрел на сестру пристально, только улыбаться не перестал при этом.

— У меня есть конкурент? — с любопытством произнес он.

— Риана хороша собой и прекрасно воспитана — не удивительно, что другие мужчины обращают на нее свое внимание, но вы, граф, вне всякой конкуренции — мы с вашим отцом старые друзья! — объявил князь, одарив Ри предупреждающим взглядом.

— Я польщен! — явно довольный собой отозвался граф, продолжая смотреть на нее голодным взглядом.

— И как вам жилось в Австрии, граф? — в ее голосе не было любопытства, он мне показался каким стеклянным, каким-то тонким, немного надломленным и холодным.

— Превосходно, но… там я не встречал такой редкой и необыкновенной красоты, как ваша!

Ри снова отвела от него взгляд, мне вообще стало казаться, что она и смотрела на того через силу.

— Вы льстите мне! — пробормотала она, все так же отводя взгляд.

— Я тоже предпочитаю не баловать девочек утонченными словами: говорят, это взращивает ростки эгоизма в детях! — вставил свое словечко отец.

— Папенька, прошу у вас дозволения покинуть вас: мне что-то не хорошо! Я, наверное, пойду подышу свежим воздухом, — неожиданно произнесли Риа и торопливо встала со своего места. — Надеюсь, вы не станете на меня сердиться, граф? — она бросила взгляд на гостя.

— Я провожу тебя! — торопливо подскочила я со своего места.

— Сидеть! — голос отца заставил меня рухнуть обратно на стул, словно подстреленную.

— Если вы позволите, я сам поухаживаю за своей невестой — не хочу, чтобы с вами что-либо случилось! — граф не сводил с Ри глаз. Папа тоже иногда так на нее смотрит, с вот такой же предвкушающей полуулыбкой, когда придумывает очередное наказание.

— Прекрасная идея! — тут же одобрил его порыв отец.

— А ты лучше займись делом: у вас сегодня уроки пения, помнишь? — бросил он мне.

И я, опустив голову пониже, смиренно кивнула ему в ответ и торопливо покинула комнату, все же одарив дорогую сестренку тревожным взглядом.

«Она волнуется из-за меня», — с досадой подумала я.

Мне не хотелось тревожить Лису, я изо всех сил старалась выглядеть невозмутимой, но все испортила: «Еще и пальцы обожгла, дура!»

Мне так хотелось сбежать от них, но вместо этого я сама напросилась на свидание с этим… этим графом.

Сколько я ни приглядывалась к нему, не могла найти хоть что-то напоминающее Владимира Николаевича. Хоть одну черту характера или внешности, кроме разве что цвета волос: они, вроде бы, были такими же, как и в детстве, а в остальном… «Что стало с тем красивым мальчиком, который рос под присмотром ТАКОГО отца?»

Граф последовал за мной и очень быстро поравнялся. Теперь он явно не собирался любоваться моей спиной и нашел повод ухватить меня за локоть, чтобы я «не упала». А мне как раз так и захотелось упасть в обморок и не видеть его неприятное лицо, не слышать этот сладкий и учтивый голос и не терпеть его прикосновений.

— Как ваше самочувствие? — поинтересовался он, как только мы немного отдалились от дома.

— Спасибо, мне уже гораздо лучше! — поглубже вдыхая прохладный воздух, сообщила ему.

— Вы побледнели! Неужели я настолько взволновал вас? — с бахвальством в голосе спросил он.

— Вы, конечно, застали меня врасплох — я не думала, что мы встретимся так скоро и что вы так сразу признаете во мне невесту, — честно ответила ему.

— Не думали? Но почему? Мы с вами созданы друг для друга! — с горячностью ответил он. — Или вы боитесь меня: быть может, я вам не нравлюсь?

— Как можно!? — я нагло передразнивала его пылкие нотки в голос.

Он неожиданно остановился, развернул меня к себе лицом, взял за подбородок, и я вдруг испугалась, отчетливо понимая, что он хочет сделать и то, насколько противна мне одна эта мысль.

Я немедленно сделал шаг назад, потом еще.

— Вы слишком торопитесь! — смущенно пролепетала.

— Прошу прощения, но вы сводите меня с ума! — весьма неискренне извинился граф.

На губах его в это время снова появилась хищная улыбка.

— Наверное, нам не стоит так долго быть наедине. Отец может разозлиться! — а вот это уже было ложью: моему отцу плевать, что я буду делать с графом и как долго — лишь бы только это способствовало нашему скорейшему союзу.

— Как прикажете, моя госпожа!

Я выпрямила спину и снова попыталась его обойти, направляясь домой, и с удивлением отмечая, что мы успели отдалиться от особняка на приличное расстояние.

В этот момент граф схватил меня за талию и прижал к своему выпирающему пузу, а я, ошеломленная подобной дерзостью, даже вскрикнуть не успела, потому что он впился в мой рот, словно пиявка, проталкивая свой язык между моих губ.

Одна из его рук опустилась чуть ниже поясницы, другой он сильнее притягивал к себе мою голову.

Мой ступор длился недолго.

Потом я просто укусила его губу, прокусив до крови и, как только он завизжал, словно свинья, залепила ему пощечину, почти такую же звонкую, как те, что мне иногда отвешивал отец.

— Ах ты, мерзавка! Ты меня укусила! — разъярился он, и глаза его опасно заблестели.

— Я все расскажу отцу, — пригрозила ему, делая несколько шагов спиной вперед, а потом развернулась и побежала.

Я бежала со всех ног, не замечая текущих по щекам слез: никто и никогда не позволял себе такого, никто никогда не посягал на мою честь, а он посмел сделать это в первый же день нашего знакомства.

Я резко свернула за угол и спряталась в кустах, граф бегал не так уж быстро и ничего не заметил, проскочив мимо, а я потрусила в сторону конюшен, желая поскорее укрыться в своем убежище ото всех.

Стешка сразу оживилась, и я выпустила ее на свободу, прижала к себе, погладила пухленькоебрюшко: хорошо, что Палашка, помощница нашей кухарки, не забывала подкармливать ее, когда у меня не получалось.

Маленькая хулиганка тут же забралась на плечо и стала щекотать меня своими черными усиками, тыкаясь носиком прямо в ухо.

— Вот только ты меня и любишь, рыжая, и Лиска, а больше я никому и не нужна, — грустно шмыгнула носом, стянула свою подругу с плеча и поднесла к лицу, заглядывая в маленькие, словно бусинки, глазки.

— Вот если бы ты была рядом, обязательно бы укусила этого грубияна за нос, правда, моя хорошая? Уж ты бы меня в обиду не дала! — я гладила ее пушистую шерстку и чувствовала, как сквозь пальцы уходит напряжение и страх.

Вскоре внизу послышались шаги, а потомголос запыхавшегося после пробежки мужчины.

— Ваше Благородие, вас разыскивает Его Светлость, он приказал мне немедленно привести вас!

Степан — наш управляющий. Он был неплохим человеком и всего на два года старше моего отца, но, помимо доброты, отличался редкостной исполнительностью и дотошностью. Прикажи ему отец прыгнуть в омут — прыгнет, прикажет выволочь меня на улицы за волосы — наверное, тоже сделает — не дрогнет и сил хватит. А если увидит меня со Стешей — расскажет отцу, потому что тот приказывал наблюдать за всем и подмечать, а в особенности за его дочерьми.

Куница разлеглась у меня на руках, вытянувшись в полный рост и свесив хвостик, я не испугалась Степана, но расстроилась, переложила малышку обратно в ее просторную клетку и не хотя направилась к выходу.

— Здесь я, Степан Алексеевич, не надо так кричать! — ворчливо отозвалась ему.

— Да что же это, зачем же вы туда забрались, Сударыня, убьетесь ведь так ненароком! — тревожно заохал он.

Я знала, что он и вправду волнуется за меня и спускалась нарочито медленно, дабы не волновать лишний раз старика.

— А я, Степан Николаевич, хотела посмотреть, как быстро вы меня найдете! — шутливо отмахнулась от его вопроса и продолжила свой спуск.

Идти к отцу не хотелось, увидеться с графом снова не хотелось еще больше! Что они со мной теперь сделают?

Я закусила губу и смотрела строго себе под ноги, будто меня вели на казнь.

— А вот и наша пропажа объявилась! — обманчиво приветливо встретил нас отец.

— Вы меня искали, папенька? — невозмутимо поинтересовалась я, обшаривая комнату взглядом, но, к счастья, больше здесь никого не было.

— Свободен, Степан! — сквозь зубы процедил он.

Старик почтительно склонил голову и оставил нас в горнице один на один.

— Искал! — тем временем произнес он, и я почувствовала как «врастаю в пол», цепенея от его взгляда и голоса.

— Что ты сделала, Риана? — снова спокойно и почти ласково прозвучали его слова.

— Ничего! Просто граф позволил себе слишком многое: он приставал ко мне, а приличная девушка не должна позволять мужчинам… — начала оправдываться. Руки дрожали, но я заставляла себя говорить увереннее и тверже, не позволяя голосу ломаться и затихать.

— Замолчи! — в глазах отца было предупреждение, лицо исказила гримаса гнева.

— Ты кем себя возомнила? Я спрашиваю тебя, кого ты из себя строишь? Святая невинность! Да если я захочу, ты пойдешь по кабакам услаждать пьяниц и прочий сброд! — вот теперь он был по-настоящему в ярости.

— В самом деле? И упустите возможность поживиться за мой счет? Позволите очернить ваше имя? — снова вызов и горькая усмешка в голосе.

После этих слов он ударил меня по лицу, сильно и с чувством, но я и в этот раз выпрямилась и посмотрела на него с такой же ненавистью, что и он на меня.

— Граф — твой будущий муж! А значит, нет ничего, что я бы мог запретить ему с тобой делать! — произнес он. — И в твоих же интересах, чтобы он не передумал жениться на тебе!

— Я не хочу! — твердо и уверенно бросила ему в лицо.

Второй раз он разбил мне губу и брезгливо обтер руку носовым платком.

— Алиса сейчас под арестом, никто не посмеет накормить или напоить ее до тех пор, пока ты не извинишься и не уговоришь его взять тебя в жены!

— Ты сошел с ума? Она твоя ДОЧЬ! — я потеряла над собой контроль и закричала на него, более того позволила себе небрежное «ты».

— Как и ты! — а вот он теперь казался совершенно спокойным.

— Накажи меня, не ее! — мольба и отчаяние, вот что осталось от моей гордыни.

— Накажу, если ты не одумаешься и не исправишь содеянного! Кстати, по твоей милости граф Крайнов покинул наши владения в весьма скверном расположении духа! А насчет Алисы я уже предупреждал тебя: и скажи спасибо, что я не высек эту маленькую предательницу, которая устроила истерику на весь дом, обвиняя Константина в твоем убийстве!

Я побледнела, руки похолодели.

— Она еще совсем ребенок, — тихо пролепетала я.

— Значит, ей придется повзрослеть… — спокойно ответил он и развернулся, оставив меня одну.

Больше всего на свете мне хотелось расплакаться, забиться в темный угол и рыдать там, пока не кончатся слезы, но я ведь давно знала, что этим горю не поможешь и никого не разжалобишь.

Поднялась в свою комнату, посмотрела в зеркало на свое бледное лицо, глаза, блестящие от непролитых слез, губы, из которой все еще сочилась кровь.

На пороге появилась Ксенья, и я испуганно вздрогнула.

Горничная смотрела на меня с сочувствием.

— Госпожа, барин приказал запереть вас до завтра, вы уж не серчайте на меня, — виновато произнесла она, выуживая ключ от моей двери из своего кармана.

— Что? Но этого не может быть: мне нужно сейчас же уезжать, ты что-то путаешь! — я порывисто шагнула в ее сторону.

Горничная сделала шаг назад.

— Не противьтесь ему, Ваше Благородие, хуже будет, знаете ведь! — пробормотала она.

Я смотрела, как захлопнулась передо мной ненавистная дверь, тяжелая дубовая дверь, и вдруг с криком набросилась на нее и принялась молотить кулаками по дереву, а потом сползла вниз и все же заревела. Он сделал это нарочно, чтобы помучить, зная, что я ни на миг не забуду о сестре, которая останется без еды и воды весь этот день и следующий тоже, пока я не выполню то, о чем меня просят.

Глава 4

Я не спала всю ночь, только под утро, заставила себя лечь в постель и провалялась в беспокойном сне не больше получаса.

Голова немного кружилась от нехороших мыслей, от слез, из-за недосыпания — постоянного ожидания худшего.

К полудню горничная пришла и отперла дверь, принесла мне поесть, но я отказалась. Перерыла гардероб в поисках чего-нибудь подходящего, в итоге схватила первое попавшееся платье голубой расцветки, нисколько не заботясь о том, как я в нем выгляжу. Волосы же просто собрала в аккуратный пучок, хотя несколько коротких прядок все равно выбивались из «прически».

Чтобы навести визит к мужчине, полагалось быть в сопровождении кого-то из родственников или пожилой, умудренной опытом дамы, которая бы проследила за соблюдением всех норм светского этикета. Я очень рассчитывала на то, что мне не придется оставаться больше наедине с графом, тешила себя мыслью, что отец все же постарается соблюсти все приличия, чтобы не опорочить мою честь.

«Неужели он мог говорить все те гадости на полном серьезе? Должно же в нем быть хоть что-то святое?»

Увы — ничего святого в этом человеке не осталось: он не отменил наказания для сестры и не позволил мне с ней поговорить, он лишь придирчиво осмотрел меня с ног до головы, кивнул каким-то своим мыслям и хладнокровно произнес:

— Если граф захочет, чтобы ты осталась в его усадьбе на эту ночь — так тому и быть! Карету тебе уже подали! Надеюсь, сегодня ты будешь послушной девочкой!

Я не смогла вымолвить в ответ ни слова, хотя внутри что-то болезненно ухнуло вниз.

Я прошла мимо него и торопливо спустилась с крыльца, с прямой спиной проследовала к воротам, совершенно не реагируя на приветствия прислуги.

Села в пустую карету, захлопнула дверцу и привалилась к сидению, сдернула дурацкие дамские перчатки, которые в приличном обществе было принято носить не снимая каждый раз, когда выезжаешь куда-либо с визитом.

«Но это ведь не про меня? Какие, к лешему, приличия и этикет!?»

Ехали мы медленно, и даже в этом я видела отцовскую руку, словно он специально попросил кучера никуда не торопиться. По-моему, прошло не меньше пяти, а то и шести часов, прежде чем мы добрались.

«Скоро начнет смеркаться!» — стало не по себе. «Отправиться обратно по темноте опасно — можно сбиться с пути или нарваться на разбойников, да и выпустит ли вообще меня отсюда граф?!»

Кожа покрылась мурашками. Я заставила себя не думать о самом плохом, снова натянула тонкие перчатки на руки, подобрала тяжелые юбки и выбралась из кареты.

Разумеется, никто меня не встречал. Я впервые была у Крайновых и чувствовала себя неуютно в этих краях.

Особняк был намного больше нашего, сложен из добротного дерева, украшен резными ставнями, имел высокое и широкое крыльцо и вообще производил впечатление большого и богатого дома. Он поражал своей массивностью и продуманностью, здесь столько лет не было хозяина, а дом не выглядел ветхим и словно все еще ждал, когда множество детских голосов оживят его.

Почему я подумала о детских голосах? Не знаю, наверное, потому что Крайнов старший всегда казался мне образцом примерного семьянина. Я помнила, что жена его умерла, когда Косте было лет семь-восемь, и с тех пор Владимир ни разу не женился. Но дом — этот дом много лет назад был построен для большой и шумной семьи, поэтому тут были широкие беседки, качели, просторная веранда, большой балкон с высокими перилами, и множество просторных окон.

Уже у крыльца меня встретил немолодой мужчина в поношенном сюртуке, он почтительно склонил голову, поприветствовал, как полагается, спросил, сопровождает ли меня кто-нибудь, а я лишь отрицательно покачала головою, краснея от стыда.

Он сказал, что доложит о моем приезде хозяину и позволил пройти в светлицу.

Я же с каждым шагом подавляла в себе нарастающее желание сбежать.

— Барин приказал проводить вас в гостиную! — вернувшись, сообщил крестьянин.

Я неуверенно двинулась следом.

Граф «ожидал» меня, вольготно развалившись на диване в обнимку с бутылкой вина, и встречать свою гостью, как подобает благородному и воспитанному человеку явно не намеревался.

— И чем же я обязан вашему визиту, княжна? — спросил он, снова приложившись к бутылке и вытерев губы рукавом.

Одежда на нем была мятой и неопрятной, не было сюртука, только полурастегнутая рубашка, волосы всклочены, а в глазах веселье, граничащее с безумием.

— Я приехала, чтобы попросить у вас прощения, граф! Надеюсь, вы понимаете, что и ваш поступок был крайне вызывающим!

— В самом деле? Я влюбился в вас с первого мгновения, как только наши взгляды встретились и лишь поддался минутному порыву коснуться столь соблазнительного цветка, авы втоптали мои чувства в грязь! — пафосно размахивая руками, ответил он.

— Ваши чувства? — с сомнением переспросила я.

Мой тон ему не понравился — он приосанился и посмотрел на меня совсем иначе: как-то оценивающе что ли.

— А где же ваше сопровождение, благородная сударыня? — с усмешкой спросил вдруг.

— Его нет! — пожала плечами я. — Вы принимаете мои извинения, граф? — с опаской спросила его.

— Знаете, ваш отец прав, вам все-таки не хватает воспитания! — отставив бутылку в сторону, произнес он.

— Подойдите ко мне! — прозвучало это уже как приказ.

Я не двинулась с места.

— Вы все еще хотите, чтобы вас простили? — с вызовом спросил он.

Я заставила себя приблизиться к нему.

— Вы пока еще не мой муж, чтобы позволять себе прикасаться ко мне, и вы должны понимать причину такой моей реакции на ваши действия! — снова моя попытка оправдаться и найти повод поскорее сбежать.

«О, сейчас мне, определенно, не была страшна сгущающаяся тьма за окном и сотня пьяных разбойников тоже!»

— В самом деле? А с чего вы взяли, что я на вас женюсь? — явно веселясь, спросил граф.

— Вы обещали!? — неуверенно предположила я, понимая, что вопреки здравому смыслу была бы безмерно счастлива, если бы он отказался от меня.

— Ах, вот как, позвольте узнать, когда это было? — с явным сомнением переспросил он.

Граф схватил меня за руку и потянул на себя, а потом я каким-то образом оказалась придавленная его грузным телом к дивану.

— Я не собираюсь жениться на столь отвратительном и невоспитанном создании, сударыня, но извинения вашего отца, пожалуй, приму с превеликим удовольствием! — произнес он, выдыхая прямо мне в лицо.

Я задыхалась от этого удушающего запаха спиртного, а он перехватил мои запястья, сжав их в одной руке, а другой уже пытался задрать длинную юбку.

Я кричала и вырывалась, звала на помощь, дергалась и пыталась ударить, высвободить руки и дотянуться хоть до чего-нибудь.

Я поняла, что не могу остановить его, когда граф справился с юбками и попытался избавиться от моего нижнего белья.

Слезы его явно не трогали, а крики только подзадоривали к более решительным действиям.

— Я научу тебя покорности, — выдохнул он мне в лицо с победной улыбкой. — Что уже не хочется дерзить мне, а?

— Что здесь происходит? — прозвучало над нами, а потом кто-то схватил графа и отшвырнул в сторону.

Незнакомец ударил его по лицу кулаком, потом еще, отшвырнул его в сторону и перевел злой и раздраженный взгляд на меня.

— Кто-нибудь здесь в состоянии ответить, что происходит в моем доме?

— Кажется, я не разрешал тебя устраивать тут бордель, Евгений! — одарив меня теперь уже явно брезгливым взглядом, угрожающе произнес мой избавитель.

Я торопливо отдернула трясущимися руками юбку и принялась лихорадочно оправлять всклоченные волосы.

— Ее папаша преподнес мне девчонку в качестве моральной компенсации, — пошатываясь, оправдывался мой «жених», с опаской подбираясь к выходу.

— Я так понимаю, мнение самого подарка никто не спросил, да? — злости в его голосе становилось больше, как и страха в глазах виновника происходящего. — Я разберусь с тобой позже, а сейчас уйди с моих глаз, пока я не ударил тебя снова! — сквозь зубы произнес незнакомец и снова посмотрел на меня.

Самозванец скрылся из виду, а я осталась наедине с настоящим хозяином поместья.

Я смотрела на него во все глаза, и мне казалось, что сердце вот-вот вырвется из груди: не от того, что я только что пережила, а от того, что я, кажется, впервые влюбилась.

Молодой мужчина, стоящий всего в нескольких шагах от меня, был невероятно красив и статен, черные, как смоль, волосы были достаточно коротко острижены и открывали его лицо с резко очерченными мужественными чертами, присущими настоящему аристократу, волевым подбородком и слегка нахмуренными бровями. Глаза его были темно-карими, и это были самые завораживающие глаза в моей жизни. Но вовсе не потому, что я никогда в жизни не встречала настолько привлекательных мужчин: очень может быть, что я их могла встречать и раньше, но ни один из них никогда не заступался за меня, не спасал вот так решительно и грубо, не боясь испачкать репутацию или еще что-нибудь нарушить, а ведь он просто набросился на обидчика невинной девушки и вышвырнул того прочь.

Я так увлеклась этим человеком, что даже слегка выпала из реальности, не замечала его неодобрительного взгляда, сведенных бровей и поджатых губ, а также рук, скрещенных на груди и колкости его тона.

— Кто ты такая? — произнес он.

И голос его эхом отозвался в моей душе: я почти испугалась, представив, на что способен этот голос, если его хозяин вздумает очаровывать свою жертву.

Я прикусила губу, с досадой подумав, что именно сейчас хотела бы стать той самой жертвой.

Одернула себя, ругаясь в мыслях последними словами, смущенно опустила голову, пряча взгляд, но он, по-моему, и без того понял какое впечатление на меня произвел.

— Я спрашиваю тебя, кто ты и что здесь делаешь? — в голосе уже ощущались нотки раздражения.

— Меня зовут Риана, Строгонова! — сбивчиво и старательно удерживая свой взгляд на его лице, ответила я.

— Строгонова, значит!? — хмыкнул он, склонив голову на бок и разглядывая меня, словно неведомую зверушку.

— Княжна, а разве пристало юным незамужним девицам уединяться с мужчиной на ночь глядя? — упрек и даже усмешка в голосе.

Я обиженно поджала губы, поднялась на ноги и сделала шаг в его сторону.

— Отец, как вы верно предположили чуть ранее, не спрашивал моего мнения, отправляя сюда! Он считал, что я должна была примериться с графом и восстановить нашу с ним помолвку, — голос дрогнул, а взгляд я опять опустила.

— Восстановить… помолвку, — задумчиво переспросил он.

— Да, он выдал себя за Вас, и мы приняли его за графа, за моего нареченного, — стыдливо созналась я.

— Евгений не имеет дворянского происхождения, он всего лишь сын управляющего моего отца. Мы росли вместе, и отец даже позволил ему выучиться грамоте вместе со мной, но в остальном… как вы могли признать в безродном ничтожестве графа благородного происхождения? Считаете, я не должен оскорбиться после этого? — тон его сейчас был предельно серьезным.

— Мы не видели вас много лет, — растерялась я, столкнувшись с такой яростью в глазах своего спасителя.

— Выходит, вы рассчитываете, что я возьму в жены женщину, неспособную отличить меня от ряженого простолюдина? — теперь в голосе его снова звучали ирония и насмешка.

Я, наверное, должна была смутиться и растеряться, но стараниями папочки я была к многому приучена и не падала в обморок от стыда и смущения как некоторые особенно малохольные девы, однако слова его болезненно царапнули душу.

— Я не имела цели оскорбить вас, граф, если вы, конечно, граф: а то, может, я и в этот раз ошибаюсь, и на самом деле вы какой-нибудь плотник или там рыбак, пахарь, в конце концов! Сейчас, видите ли, в порядке вещей простому человеку раздобыть барское добро, нацепить на себя и как ни в чем не бывало разъезжать в барских же каретах, а также нагло выдавать себя за другого человека, явно не опасаясь гнева своего хозяина! — теперь я тоже злилась, и в голове моей мысли складывались во вполне оправданные обвинения.

Наши взгляды скрестились, и сердце бешено колотилось в груди, гоняя разгоряченную кровь по телу. Мне бы хотелось схватить его и поцеловать, а вместо этого я бросала язвительные фразы и тоже скрещивала руки на груди.

Мои слова достигли своей цели и явно уязвили его.

— Я не обязан перед тобой отчитываться! — хладнокровно ответил он, а глаза его по-настоящему заледенели.

— Но обязаны обращаться ко мне на ВЫ! — парировала я.

— Следовало позволить ему обесчестить ВАС, тем более, что ваш отец, очевидно, одобряет добрачные отношения между мужчиной и женщиной! Кстати, могу принудить Евгения жениться, в качестве наказания за неудачную шутку!

А вот теперь уже ему удалось задеть меня и ранить глубоко и больно.

Я сделала два уверенных шага навстречу, остановившись совсем близко: там в груди опять все сковало от глупого волнения и тоски, колени подгибались и свет ламп слепил так, что разъедал глаза.

— Я благодарна вам за свое спасение, граф! И я лучше умру старой девой, чем стану женой этого низкого человека, да и такой супруг, как вы, мне тоже не нужен — слишком много в вас напыщенности и самомнения! Оставьте их для кого-нибудь другого! Надеюсь только, что вам достанет чести хотя бы явиться к нам и объясниться перед моим отцом! Не смею больше раздражать вас своим присутствием, сударь! — я намеревалась пройти мимо и уехать немедленно.

Но он не пропустил, закрыв собой выход.

— Думаете, вам удастся оставить за собой последнее слово?

— Мне плевать! — устало ответила ему, чувствуя почти тошнотворную слабость во всем теле после всего произошедшего.

— Может быть, мы свами и не испытываем взаимной приязни друг к другу, но я не из тех, кто позволит девушке уехать ночью со двора! Я прикажу приготовить вам спальню и теплую воду, чтобы вы могли хоть немного привести себя в порядок, сударыня! — в последних словах снова была усмешка.

А я действительно почувствовала себя жалкой, никчемной, всклоченной и помятой.

— Вы хам — граф! — процедила сквозь зубы и отвернулась от него, уставившись на какую-то картину, с трудом сдерживая слезы обиды.

— Оставьте меня! — выдавая в голосе свою слабость, произнесла я.

Он не сказал ни слова и ушел, а я, наконец-то, позволила себе вздохнуть с облегчением и устало рухнула на стул.

Позже я заперлась в выделенной для меня комнате и ревела, выливая свою боль в подушку, голова шла кругом. Я не хотела никого видеть, я заперла дверь на засов и даже задвинула ее туалетным столиком.

Алиска останется голодной и сегодня — из-за меня, а завтра… Завтра, когда отец все узнает и меня снова отвергнет теперь уже настоящий граф, папочка или придушит меня или отдаст графу Богданову.

«Странное и нелепое создание, такое же нелепое, как и ее имя! А сколько дерзости в ней и вызова! Нет, Евгений, однозначно, зашел слишком далеко в своих играх, но с ней, с ней он поступил по заслугам!

Маленькая выскочка, замухрышка, со смазливым личиком и совершенным отсутствием такта и каких-либо манер.

А отец каков? Собирался женить меня неизвестно на ком! Он сам-то видел ее хоть раз?!

Дааа… хорошо сработано, быстро: наверняка ее папочке просто не терпится запустить свои руки в наш кошелек! Но ничего, пусть поищут дурака в другом месте!»

Когда я вошел в кабинет, Женька сидел в моем кресле и допивал уже вторую бутылку и явно не собирался останавливаться на достигнутом. Увидев меня, приятель тут же подскочил и, пошатнувшись, перевалился в соседнее кресло.

— Вы все еще сердитесь, хозяин? — икнув, поинтересовался он заплетающимся языком.

— Да! Ты наверняка успел прикончить все мои запасы вина, пронырливый пес! — усмехнулся я в ответ.

— Еще не все, вы явно меня переоцениваете! — покаялся он.

— Ты спас меня от возможного брака с этой ведьмой, так что — нет, я не сержусь! Но, отправляя тебя сюда днем ранее и разрешая почувствовать себя благородным лицом, я не имел в виду, что ты получаешь право разъезжать по всей округе и называть себя моим именем! — обвинение, брошенное девчонкой мне прямо в лицо, я не забыл: тут она, как это не прискорбно, была права.

— А я и не называл, она сама сделала такие выводы, я просто не стал ее разочаровывать! Кстати, мы почти уже обо всем договорились, пока вы не заявились и все не испортили, — с явной обидой сказал этот наглец.

— Неужели? А, по-моему, ты забываешься, друг мой! Всегда помни свое место! Здесь, в этой глуши, непозволительно такое вытворять! Это тебе не куртизанка какая-нибудь, а девушка благородного происхождения, дочь старого друга моего отца! — тут я тоже не лукавил, прекрасно понимая, к чему могла бы привести «шутка» моего слуги: уж отец, узнав о таком, вряд ли спустил бы мне это с рук!

— Да понял я все, Ваша Светлость! — буркнул Евгений.

— Отправляйся-ка ты повидаться с матушкой и не показывай сюда свой нос ближайшие две недели! — небрежно махнув рукой, приказал ему. Давно пора вернуть стервеца в семейное лоно — много шуму от него в последнее время.

— Вы прогоняете меня? — он скатывается на пол и на коленях ползет к моим ногам.

— Не устраивай мне комедий и делай, что велят! Я жду гостей — ко мне едет Эрик, и он тебя на дух не переносит, ты это прекрасно знаешь! — уж на жалость давить мне бесполезно.

— Как будет угодно Вашей Светлости! — обиженно буркнул Евгений, поднимаясь с колен и возвращаясь в кресло к оставленной там же бутылке.

Я одарил сидящего рядом приятеля брезгливым взглядом: сегодня он явно перебрал. Мы с ним были долгое время дружны в детстве, даже несмотря на огромную пропасть между моим и его происхождением, потом, конечно, не виделись долгое время, пока год назад папа не решил вернуть меня в Россию и не отправил за сыном своего управляющего, Василия, чтобы тот доподлинно ввел будущего хозяина усадьбы, то есть меня, в курс дело.

Увы, я не обременял себя делами насущными и подготовкой к самостоятельной жизни: я продолжал кутить, тратить отцовские деньги на женщин и карты и всюду таскал за собой приятеля, позволяя тому намного больше, чем обычно позволяют господа своей прислуге.

Но Другом я, конечно, Евгения не считал: нет уж, ни на что большее, чем веселое времяпрепровождение он не был способен!

Эрик же совсем другое дело! Да, у нас с ним разные вкусы и разные взгляды на жизнь, да, мы с ним столько раз вздорили и кидались друг на друга с кулаками, а то и с саблей, что уже и не перечесть, но это все мелочи. С годами, а их минуло не меньше семи с момента нашего знакомства при австрийском дворе, страсти в нас поутихли, а дружба осталась, потому что этот австриец никогда не бросал меня в беде!

Глава 5

Окончательно вымотавшись за последние дни, я спала на удивление крепко и не видела никаких снов, утром проснулась засветло, отодвинула от двери столик, умылась, тщательно расчесала волосы, снова собрала их в дурацкий пучок, нисколько не заботясь о том, как я выгляжу.

Я вообще была в недоумении: «Как так вышло, что я едва не влюбилась с первого взгляда в этого горделивого осла!? Может, все же повелась на его симпатичную физиономию? Хороша же! Столько раз талдычила Лиске о том, что нужно заглядывать людям в глазах и искать в них душу. А у этого и души-то нет, одни амбиции!»

Я фыркнула своему отражению и, гордо вздернув подбородок, распахнула дверь, когда в ту кто-то неуверенно постучал.

Горничная принесла мне завтрак.

— Как мило со стороны вашего хозяина! — фальшиво улыбнулась ей я, принимая поднос.

«Наверное, ему просто не хочется лишний раз со мной встречаться! Подумаешь!»

Я не собиралась больше голодать — это отнимало много сил, а силы мне еще понадобятся, поэтому я тщательно пережевывала пищу, не замечая ее вкуса, и запивала зеленым чаем.

Потратив на завтрак несколько драгоценных минут, я спустилась вниз, намереваясь покинуть усадьбу.

— Насколько мне известно, уходя принято извещать об этом гостеприимного хозяина, благодарить за приют и вежливо прощаться, сударыня! Или вас вообще ничему не учили в детстве? — этот ироничный голос застал меня уже на пороге дома.

Я вздрогнула и резко обернулась, посмотрела в его глаза с вызовом, а потом снова в них утонула, напрочь забыв обо всем, что успела надумать о нем еще совсем недавно.

В свете дня он показался мне еще более притягательным, теперь я могла видеть в манерах графа еще и солдатскую выправку, которая читалась в его движениях, взгляде и даже в голосе было что-то такое, что выдавало в нем молодого офицера.

— Вы правы граф, с ГОСТЕПРЕИМНЫМИ хозяевами принято именно так прощаться, но… вы ведь таким мне не показались, да и на ночлег у вас я не напрашивалась, знаете ли!

Крайнов окинул меня небрежным взглядом, а я сжалась внутренне, снова ощущая себя неприметной и невзрачной в сравнении с ним.

— И откуда в вас столько дерзости? — с некоторым раздражением произнес он.

— Наверное, это от того, что мне часто приходится иметь дело с людьми, не заслуживающими никакого другого отношения к себе! — фыркнула я и снова отвернулась, решительно собираясь покинуть наконец-то этот дом.

— А ну стоять! — рявкнул он.

И я замерла, резко обернулась, столкнувшись с ним практически лицом к лицу.

— Пожалуй, я поеду с вами, а то ведь ваш отец наверняка все еще питает надежды сделать своим зять графа Крайнова! — зло усмехнулся он.

Я смотрела в холодные и жестокие глаза этого мужчины и старательно подавляла разрастающуюся внутри меня панику. Мне не хотелось этих ссор и этой войны, и видеть сейчас своего отца тоже не хотелось, но я не могла ничего изменить.

Я забралась в свою карету, граф же оседлал черного жеребца и поскакал впереди. Погода портилась, и уже накрапывал дождь.

Какое-то время я злорадно улыбалась, радуясь, что сейчас он промокнет и, возможно, превосходства над окружающими в нем станет меньше.

Но графа похоже дождь не смущал, а я вдруг почувствовала тоску и одиночество, заставила кучера остановить и тоже выбралась наружу, шагнула с дороги прямо в густую мокрую и еще недозрелую рожь и запрокинула голову, любуясь мрачным небом и холодным касанием капель воды и ветра.

Мне так хотелось по-настоящему почувствовать себя свободной, но вместо этого я неизменно ощущала на себе тяжелые цепи, сковывающие волю и тянущие меня все ближе к одной большой и глубокой трясине.

Я вернулась в карету и приказала поторопиться, пригрозив парнишке гневом своего отца: данные слова сразу возымели силу, и мы заметно ускорились.

Константин все еще сопровождал меня, хотя близко не приближался: видимо, справедливо рассудив, что разговаривать нам с ним не о чем.

Дорога становилась все хуже, и я начала серьезно опасаться, что мы можем завязнуть где-нибудь по пути, но, к счастью, этого все же не произошло.

Крайнов ожидал меня у ворот и даже галантно подал руку, когда я выбиралась из кареты. От руки я грубо отказалась, брезгливо сморщив нос при этом: мне даже показалось, что граф скрипнул зубами со злости.

Папочка встретил нас с крайне подозрительным видом, которым он сначала одарил меня, а потом и самого гостя.

— Что это значит, Риана, и кого ты с собой сюда притащила, поторопись мне объяснить! — гневно произнес он.

Правая бровь графа возмущенно полезла вверх.

— Это граф, папенька, Константин Крайнов! Видите ли, тот предыдущий был ненастоящим! — деловито пояснила я, демонстрируя всем видом, что таки предоставлю графу шанс объясниться лично, хотя лучше бы я этого не делала: лучше бы я нашла способ избавиться от общества этого человека еще в Севастьено…

— ЧТО!? — глаза моего отца округлились и, кажется, даже налились кровь, а у меня нехорошо так зачесалась спина. Я сделала несколько неуверенных шагов в сторону, подальше от своего неуравновешенного родственничка.

— Мой слуга рассказал мне о том, как совершенно случайно забрел в ваше имение за два дня до моего прибытия и о том, как ваша дочь, а затем и вы приняли его за меня. Сия оказия настолько позабавила его, что он решил немного вам подыграть и посмотреть, как скоро вы заметите разницу, — невозмутимо начал вещать Крайнов.

— Да как он посмел! — севшим от возмущения голосом проговорил отец.

Граф же лишь отмахнулся от него небрежным движением руки.

— Не беспокойтесь, за свою дерзость он уже получил наказание! Но все это не меняет сути дела: я глубоко оскорблен и не собираюсь с этим мириться! Как могли вы принять какого-то крестьянина за благородного графа? Кажется, отец говорил, что вы с ним давние друзья, и я сам в юношестве бывал у вас в гостях, так неужели так сложно было заметить разницу? — выражая на лице крайнюю степень своего возмущения, спросил Константин.

Мой дорогой папочка очень негативно относился к любой критике в свой адрес, и сейчас он явно был близок к бешенству, но продолжал сдерживаться, очень недобро поглядывая на меня и на графа.

— Кроме того, ваша дочь вела себя в моем доме крайне вульгарно! Сильно сомневаюсь, что ее можно назвать образцом воспитанности и благочестия, — хмыкнул парень, небрежно кивнув в мою сторону.

Тут уже у меня язык зачесался сказать ему в ответ что-то этакое.

— Значит, если я правильно вас понял, вы, граф, не намерены жениться на моей дочери? — продолжая радовать меня своей необычайной силой воли, произнес отец.

— Ни в коем случае! — с усмешкой отозвался напыщенный индюк, и теперь мне почему-то не терпелось расцарапать ногтями его физиономию.

Отец не выказывал ему своего недовольства и даже не спорил с ним: в какой-то момент я поняла, что он смотрит на графа почти с гордостью, а вот вся его желчь и злоба как раз таки предназначены мне.

«Наверное, мечтает сейчас о таком же сыночке, как этот…» — с досадой подумала я.

— Держите вашу «очаровательную» дочь подальше от меня и моего имения и зарубите себе на носу, что вам не видать денег и связей моего отца, князь! — а вот это было очень резко сказано.

— Ты дерзишь мне, щенок! — все же взбеленился отец.

— Я могу себе это позволить! — усмехнулся в ответ граф.

Папа снова начал багроветь лицом — явно от злости, а не от жары…

— Собственно, ради того, чтобы разрешить все недоразумения, я сюда и прибыл, и теперь уже могу покинуть ваш дом со спокойной совестью! — закончил он, отвесив отцу небрежный поклон.

«Совестью? О какой совести идет речь? У тебя ее и в помине не было!»

Я не знаю, какой черт дернул меня, но я проскользнула за дверь следом за графом и, ухватив его за ладонь, попыталась развернуть лицом к себе.

Он позволил мне это сделать, и снова наши взгляды скрестились: и в его глазах было столько превосходства и довольства, что я брезгливо отдернула от него свою руку.

— Благодарю за оказанные старания! Вашими трудами меня сегодня накажут: надеюсь, мне достанется хотя бы не больше того, что «досталось» вашему шуту! — процедила я сквозь зубы.

— Жаждете увидеть в моих глазах жалость? По мне, так вас давно пора начать воспитывать, сударыня, жаль только, что в нашем обществе все привыкли сюсюкаться со своими детьми и взращивать из них совершенные ничтожества! — отозвался он.

— Действительно жаль! — многозначительно посмотрев на графа отозвалась я и поспешила вернуться в дом, чтобы не ухудшить свое и без того тяжелое положение.

В тот день я вернулся домой в хорошем расположении духа: даже несмотря на то, что при этом я промок до последней нитки — здоровью моему это все равно не повредило.

Мысли мои были целиком и полностью объяты воспоминаниями о прекрасной Кати, дом которой я успел навестить по дороге в родное имение. Увы, она жила в соседней области, и виделись мы достаточно редко, но каждая встреча неизменно оставляла множество приятных моментов в моей памяти.

Мы познакомились за границей, и я был заинтригован и околдован этой энергичной, смелой и даже распутной женщиной с волосами цвета темного шоколада.

— Сыграете с нами, граф, или вы опасаетесь проиграть даме? — с вызовом и игривыми нотками в голосе произнесла она при нашей первой встрече.

Я же, как дурак, пялился в явно неприличный вырез ее платья, как и другая половина присутствующих в том клубе мужчин.

— Проиграть вам, сударыня, было бы честью для меня, но, к сожалению, я не из тех, кто поддается в игре из вежливости! — ответил ей, усаживаясь за картежный стол.

Она игриво перебросила через плечо несколько длинных локонов и расправила плечики, снова приковывая взгляд к своей груди.

— Что ж, надеюсь, ваше самомнение не слишком пострадает, когда я оставлю вас без штанов, граф! — коварно улыбнулась она.

Публика вокруг загалдела: все мы были навеселе и еще явно не планировали заканчивать этот вечер.

За столом нас было четверо, но я словно не замечал никого вокруг, кроме Кати, хотя следовало бы быть внимательнее и осторожнее: все-таки она здесь была завсегдатаем, а я лишь новичком и о хитросплетениях этой игры ничего еще не знал. Да и не приходилось мне до этого встречаться с настолько распущенными и хитрыми особами, способными обводить мужчин вокруг пальца.

Конечно, у нее был сообщник, с которым они давно спелись и прекрасно работали в паре! Я же, опьяненный ее красотой, мог думать только о том, как бы поскорее затащить девчонку к себе в постель.

Она, в самом деле, ободрала меня как липку и даже загнала в кое-какие долги, милостиво позволив, однако, отыграться позже, но уже на ее территории.

Разве такое возможно? Благородная незамужняя дева пьет, играет в карты, нагло жульничая при этом, и приглашает в свой дом мужчин!?

Но я, конечно, и не думал отказываться.

Мы были вместе целую неделю, и она не ждала от меня предложения руки и сердца, зато была дика и страстна в постели, настолько, что я был готов похитить эту женщину и насильно лишить свободы, лишь бы только она не доставалась никому больше.

Затуманенный ею голос разума подсказывал, что отец не благословит брака с подобной женщиной, да и сам я понимал, что рядом с ней сойду с ума от ревности, которая уже тогда душила меня и заставляла кидаться на всех подряд. Я дважды вызывал ее поклонников на дуэль и едва ли не лишился мундира, и лишь после этого немного охладел мой рассудок.

Я намеренно стал навещать ее реже и заменять эти встречи другими, пока она не вернулась в Россию, оставив меня тосковать по ее горячим поцелуям. Мы продолжили общение через переписку, и, возвращаясь домой, я не мог не заехать к ней и не провести пару ночей в объятиях этой безумной женщины.

Кто знает, возможно, в конце концов, мне все же хватит храбрости жениться на ней.

Но уж точно не на этой невзрачной сопливой девчонке с ее непробиваемым упрямством и полоумным папашей!

Отцу я написал письмо, где в красках расписал и юную интриганку и ее хитроумного родителя, жаждущего обманом заполучить жирный кусок от нашей прибыли. Дважды перечитав написанное, решил, что рассказ мой выходит вполне правдоподобным, да и некогда отцу приезжать и проверять достоверность всего этого — он отправился поправить свое здоровье на Алтай и путь оттуда назад неблизкий.

Приплавив над конвертом свечу и придавив воск печатью, я поспешил передать свое послание посыльному.

Эрик должен был явиться этим вечером и мне не терпелось встретить друга, с которым мы не виделись уже несколько месяцев.

— Ваша светлость, к вам гость! — разбудил меня голос дворецкого.

— Чего стоишь, дурень, веди его сюда, да поживее! — в нетерпении я даже подскочил со своего места.

Глава 6

Эрик как всегда не мог угомониться: ему, видите ли, давно хотелось почувствовать себя на воле! Как будто раньше его кто-то в чем-то сильно ограничивал!

— Ты все еще надеешься научиться скакать быстрее меня? — с усмешкой спросил его.

Эрик тряхнул головой, отбрасывая в сторону челку, и с вызовом посмотрел на меня.

— О, да, я продолжаю верить, что твоя самоуверенность рано или поздно сыграет мне на руку! — после этого он пришпорил своего жеребца, а точнее сказать МОЕГО жеребца, выбранного для него еще перед завтраком, и умчался вперед.

Я раздраженно сплюнул в сторону и тоже рванул с места.

День сегодня выдался ясным и солнечным: казалось бы, идеальное время для прогулки, но я, в отличие от этого упрямого австрийца, все еще мучился с похмелья. Нет, вовсе не потому, что мой организм оказался слабее, чем у некоторых, просто Рик предпочитает ограничивать себя во всем подряд: в вине, тратах, даже в женщинах! Я же, напротив, привык ни в чем себе не отказывать!

И теперь мне приходилось страдать от надоедливой головной боли, неутолимой жажды и неуемной энергии моего приятеля.

Не прошло и недели, а он уже исследовал вдоль и поперек все здешние окрестности, перезнакомился с половиной моих крепостных и успел прочитать мне парочку нравоучительных лекций после того, как я неосторожно обмолвился при нем о том, что подумываю жениться на Кати.

«Ты с ума сошел? Зачем тебе эта взбалмошная и совершенно неприспособленная к семейной жизни девушка? Так хочется стать рогоносцем?»

В конечном итоге мы даже подрались, но быстро примирились, столкнувшись с тяжелыми последствиями первого похмелья, после празднования его приезда.

С тех пор он зарекся еще когда-нибудь столько пить, ну я назвал его слабаком.

Лошадь моя хорошо знала свое дело: не зря же я в свое время заплатил за нее кругленькую сумму, да и отец учил меня конной езде едва ли не с пеленок, так что далеко от меня оторваться ему все равно не удалось.

Свернув у ручья, Рик помчался резко влево, ловко перелетая через валежник и уворачиваясь от веток, а я так увлекся неожиданной погоней, раззадоренный бешеным азартом и желанием снова быть первым, что даже забыл о своем похмелье и не заметил, как мы оказались в чужих землях.

И, когда я уже приблизился к цели и должен был вот-вот одержать триумфальную победу, мой друг-австриец неожиданно остановил коня и соскочил на землю, вглядываясь куда-то вдаль.

— Какого лешего! — разозлился я.

— Надоело! — пожал плечами Рик.

— Здесь красиво, не находишь?

— Издеваешься? Поля — леса, леса и поля — что тут красивого и особенного? — моему разочарованию не было предела.

— Все потому, что в тебе не живет душа поэта, — усмехнулся он и снова посмотрел вдаль.

— Крестьяне? Твои? — спросил он, указывая на трудящихся впереди крепостных крестьянок, занимающихся прополкой барских угодий.

— Крестьяне, только не мои! Твоими стараниями мы забрели в чужое поместье! — ворчливо отозвался.

Рик словно и не слышал меня и спокойно направил лошадь вперед, явно намереваясь пообщаться с собравшейся публикой.

Я только раздраженно возвел глаза к небу и тоже спешился.

— Напомни мне потом, что я собирался придушить тебя, как только мы вернемся в усадьбу, и ты оставишь моего жеребца в конюшне.

— Напомнишь мне послать тебя к черту в очередной раз, если я вдруг забуду! — усмехнулся Рик.

Я не понимал этой глупой тяги приблизиться и попытаться понять простолюдин.

Крестьянки, к которым мы подбирались, словно и не замечали нас, занимаясь своим делом и лишь изредка переговариваясь между собой.

— Хм, а вон та, кажется, очень даже ничего! — заинтересованно произнес он.

Я нахмурился, вглядываясь в очертания женских лиц и выискивая ту, что смогла заинтересовать моего далеко не самого влюбчивого друга. Нет, он, конечно, временами развлекался с женщинами, умел флиртовать и имел неплохой потенциал на этом поприще, но пользовался своим обаянием для соблазнения не так уж и часто.

Мечтатель — вот как я прозвал его еще на службе! Он казался поначалу мне глупым и недалеким мальчишкой, однако Эрик не был ни тем, ни другим, но при этом на полном серьезе верил в настоящую любовь одну и на всю жизнь и даже одно время пытался навязать и мне свою точку зрения! Но моя «вера» куда веселее и приятнее: зачем посвящать свою жизнь одной единственной, если ты можешь наслаждаться десятками и сотнями разных женщин?

Вглядевшись в лицо той самой крестьянки, которая наконец-то соизволила заметить нас и медленно выпрямилась, стирая со лба капельки выступившего пота, я неожиданно узнал в ней свою недавнюю гостью и удивленно раскрыл рот.

Сейчас она предстала перед нами совсем в ином свете, нежели когда мы с ней виделись в прошлый раз. К моему удивлению, на ней был простой льняной сарафан, ничем не отличающийся от одеяния остальных женщин, а на голове повязан обычный белый платок, полностью скрывающий ее коротко остриженные волосы.

— Добрый день, граф! — с вымученной, но упрямой улыбкой поприветствовала она меня. — Простите, сударь, кажется, с вами я еще не знакома! — она перевела взгляд на Рика.

В холодных, но проницательных глазах не было и тени кокетства. Она изучила его лицо и неожиданно для меня улыбнулась Эрику совсем другой улыбкой — едва уловимой в уголках ее губ, но совершенно теплой и ласковой, живой и настоящей. Такая улыбка делала ее лицо невероятно милым и невинным. Такой улыбке хотелось верить.

Темная вьющаяся прядь волос выбилась из платка, и девушка немного нахмурилась, стянула с головы платок, позволив непослушным локонам рассыпаться по плечам.

— А вы не очень-то вежливы, Ваше Благородие! — снова обращая свой взгляд на моего друга, произнесла девушка.

Тот вздрогнул и, заикаясь, представился, не сводя глаз с лица княжны.

— Граф Эрик Кауст, — севшим голосом ответил он.

— Очень рада знакомству, меня зовут Риана! — улыбнулась она, вот так просто представившись моему приятелю, не называя полного имени и титулов. Хотя в такой ситуации это явно было бы лишним.

— Что вы здесь делаете? — недоуменно спросил я.

Во внешности юной дворянки, на мой взгляд, не было ничего примечательного, ничего такого, чего бы я не находил в чертах большинства барышень. И все же она была аристократка в каждой черточке лица, в капризном или дерзком движении глаз, тонких бровей, поджатых губ, плавном шаге, ровной осанке, уверенном взгляде, полном достоинства и гордости.

«Такую сложно спутать с обычной крепостной!» — подумал про себя.

— А разве невидно? — княжна насмешливо вздернула бровь, и снова на ее лице не осталось и тени улыбки при взгляде на меня. — Отрабатываю свое наказание! — наверное, она должна была произнести эти слова с обидой в голосе, но прозвучали они на удивление спокойно и ровно.

— Да не хмурьтесь вы так, граф! Я больше не претендую «на вашу руку» и на руку вашего друга тем более! — продолжила она, явно пользуясь моим замешательством.

— Ничего не понимаю, — Эрик перевел на меня вопросительный взгляд.

— Я потом тебе объясню, — отмахнулся от него, продолжая удивленно разглядывать молодую княжну, трудящуюся на поле наравне с крепостными: смотрел и не мог поверить в то, что вижу.

Девушка ловко собрала волосы в тугой пучок и снова завязала платок.

— Кстати, граф, хорошо, что мы встретились! — неожиданно заявила княжна, и взгляд ее снова изменился. — Я знаю, что отец планировал заслать к вам посыльного с приглашением: выходит, у меня теперь есть возможность передать вам его просьбу лично!

— О чем вы? О каком приглашении идет речь? — я нахмурился, почувствовав подвох.

— Как, вы еще не слышали? На мою свадьбу с графом Богдановым в это воскресение! — она улыбнулась мне, но глаза при этом выражали такую гамму чувств, что мне стало не по себе.

Нет, ее глаза не упрекали и даже не ненавидели, как при нашей последней встрече. Казалось, что она прячет в них страшную тайну, изо всех сил защищая ее от чужих, от меня!

Девушка перевела свой взгляд на Рика и снова улыбнулась ему теплой и доверительной улыбкой.

— И вы тоже приходите: окажите нам такую честь!

Эрик словно остолбенел, он молча смотрел на нее и не произнес больше ни слова, будто завороженный этой девушкой.

— Что ж, рада была повидаться с вами, но нам пора возвращаться к делу! — важно произнесла она, одарив собравшихся неподалеку женщин строгим взглядом, после чего они снова взялись за работу, как и сама наследница этого поместья.

Я потянул друга за собой, торопливо уводя прочь.

— Что это значит, Костя? Она что, настоящая княжна? Почему она работает в поле? Разве такое допустимо? За что ее так наказал отец, ты знаешь? Между вами что-то было, да? — он сыпал вопросами и никак не мог успокоиться — так сильно его впечатлила эта особа.

Я почувствовал раздражение и даже злость! Столько внимания какой-то девчонке из захудалого именьица! Что за вздор!?

— Да успокойся ты! Ничего между нами не было: ее папочка хотел подпихнуть мне эту девку, но я сразу их раскусил — обоих! У них только деньги на уме, Рик, они на все готовы ради наживы, да и наказал ее отец не просто так! Заслужила, значит! С нее не убудет, только на пользу пойдет! Вон, не ровен час как скоро она станет графиней Богдановой! Я слышал, что в местной округе это очень состоятельный и влиятельный человек! За неделю о свадьбе сговорились: нашли еще более выгодную партию, чем я — долго не горевали, как видишь!

Кажется, моя гордость и впрямь была задета, но с чего бы?

Рик посмотрел на меня с некоторым сомнением.

— Она не похожа на твою Кати и на расчетливую стерву тоже: у нее глаза чистые, — вдохновенно пробормотал он.

— В самом деле? А кожа бела, как снег, а губы нежны, как лепестки роз, и в глазах плещется целый мир? Брось, ПОЭТ, найди себе другую музу! — фыркнул я.

Чем дальше мы отдалялись от земель Строгоновых, тем быстрее развеивался образ странной и раздражающе неправильной княжны. Да, именно это меня и бесило! Ее характер! Нормальную дворянку в поле не загонишь: скорее она примет смерть от рук разгневанных родителей, чем согласится работать и униженно гнуть спину под паленым солнцем в компании немытых крестьянок, а эта…

— Поверь мне, она обыкновенная пустышка: маленькая ведьма с невинным личиком — таких сейчас пруд пруди! А вот Кати не лицемерит — она всегда такая, какая есть, и поэтому она тебе так не нравится! — уверенно заявляю я, мне не нравится интерес Эрика к этой странной особе. Как она смогла запудрить ему мозги, не сделав для этого ровным счетом ничего!?

— Если мы продолжим этот разговор, я снова выскажу свое мнение об этой женщине, и мы опять поссоримся! — спокойно и предупредительно отозвался друг.

Я решил на этот раз промолчать и снова оседлал коня.

— Увидишь ее на свадьбе и сразу заметишь разницу: держу пари, она раскроет свое истинное лицо сразу после обряда бракосочетания! — я видел, как ему не хочется со мной соглашаться, однако в конечном итоге он сдался и сказал, что действительно мог ошибаться на ее счет, доверившись первому впечатлению, чего, собственно, я и добивался!

Глава 7

Когда они скрылись из виду, я смогла выдохнуть и немного расслабиться. Попыталась потушить разгорающееся пламя обиды и негодования.

Перед глазами все еще был Крайнов: красивый, уверенный в себе, спокойный, пробирающий до дрожи одним лишь взглядом его темных омутов. Говорят, глаза — это зеркало души. Однако души я так и не разглядела!

Его друг, почти не оставил следа в моей памяти: этот человек показался мне благородным и честным, по-настоящему открытым, но…я больше не могла верить своему внутреннему голосу! Я словно ослепла, потому что подарила первую искру любви в своем сердце мужчине, который остался равнодушен к моим чувствам и моей боли! Ему не спасти меня…

Быть может, его сердце заняла другая? Но разве это оправдывает такое циничное и грубое отношение ко мне?

«Ненавижу тебя! Сволочь!» — я злилась на Константина и список его проступков рос с каждой минутой. Он не женился на мне, он разозлил отца, он виновен в том, что я в него влюбилась, в том, что он так красив и так заносчив при этом тоже, как и в том, что он вообще родился на этот свет графом Крайновым! По его вине я даже натерла очередную мозоль на правой руке! Но больше всего он был виновен в том, что очень скоро мне предстоит расстаться с моей дорогой сестренкой, оставив ее на растерзание моему выжившему из ума отцу и его мегере-жене! И, да, в том, что я теперь буду принадлежать старому графу Богданову, несомненно, только его вина!

Как видите, у меня очень много причин ненавидеть этого мужчину, но все же мне было больно смотреть ему в глаза и продолжать сохранять самообладание, и это было очередным доказательством того, что глупое мое сердце продолжало любить его вопреки всему.

Любить и так же яростно ненавидеть!

Руки послушно и даже привычно делали свое дело. Работа не была мне в тягость, хотя отец, конечно же, был убежден в обратном: ему ведь невдомек, что здесь я могу быть самой собой, могу общаться с людьми, которым не знакомо лицемерие и двуличие светского общества, людьми, которые любят своих детей и дорожат ими!

Я запрокинула голову кверху и посмотрела на небо: солнце еще довольно высоко, значит, мне некуда особо торопиться.

Алиска сейчас в безопасности, отец не тронет ее. Сейчас я в это верила, хотя еще совсем недавно, едва не навлекла страшную беду на свою сестру.

Папа тогда был очень зол, потому что я всячески противилась свадьбе со старым графом и закатила ему жуткую истерику, напрочь утратив контроль над собой, а он вдруг замолчал и перестал спорить, и глаза его снова стали мертвыми и злыми.

— Есть и другой вариант! — спокойно произнес он.

— Я отдам тебя в монастырь, а графу достанется Алиса! Он не расстроится: сдается мне, он даже придет в восторг от такого известия, как думаешь? — он снова контролировал ситуацию, чувствовал себя хозяином положения.

А я в тот момент только об одном думала: как сильно и искренне желаю смерти своему собственному отцу.

— Выйду за него, а ты тут же отдашь ее за другого не менее «достойного» кандидата, да? — смотря прямо ему в глаза, спросила я.

— Если ты будешь послушной девочкой, я обещаю не трогать твою сестру еще года два! — твердо произнес он.

— Я не верю тебе!

— Тогда готовься к поездке: путь до божьей обители будет не близок! — добродушно улыбнувшись, заверил меня отец.

Он знал, что я пойду на что угодно ради Лисенка, и я не разочаровала его и в этот раз, уступив и сдавшись, пожертвовав собой как это было много раз до того!

Кто-то коснулся моего плеча, и я невольно дернулась от боли.

— Простите, госпожа, вы не откликались… — виновато принялась оправдываться Белава, она здесь была вроде как за старшую.

— Все в порядке, я просто немного задумалась! — отмахнулась от ее извинений я.

В конце концов, откуда ей знать, что под сарафаном у меня спрятаны незажившие следы от отцовского ремня, при помощи которого он наказывал меня после возвращения из Севастьено, а за одно и выпытывал, действительно ли я все еще девица: его это, знаете ли, вдруг очень заинтересовало!

Вечером мы вернулись домой. Все мое тело ныло от усталости, а кожа была липкой от пота. Но я ни на что не жаловалась: пожелала Алиске доброй ночи, поцеловала в лоб, привычно заверила ее, что несмотря ни на что все будет хорошо. Она просила меня остаться и прилечь с ней, но я должна была идти. Нужно ведь еще смыть с себя всю грязь, а потом… браться за приготовления к свадьбе! Я должна была перебрать весь свой гардероб и упаковать только самое лучшее и дорогое, а еще закончить вышивку для подвенечного платья.

Эта работа была для меня почему-то очень важной — впервые я с таким усердием делала что-либо по настоянию своей мачехи. Конечно, не для того, чтобы угодить этой ведьме — что за вздор — я и сама не понимала, для чего мне это нужно! Но, зная, что ОН придет на церемонию, я хотела предстать перед ним и вообще перед всей публикой гордой, красивой и несломленной вопреки всему, словно у меня нет чувств и эмоций, а есть только холодный расчет — кажется, именно в этом так убежден граф!

Пусть увидит меня такой! Пусть думает, что я счастлива, заполучив богатого и влиятельного мужа! Пусть подавится слюной, глядя на меня, потому что я БУДУ красива в этот день! Я заставлю себя поверить в то, что он как минимум пожалеет о том, что сделал с моей жизнью, не дав мне ни единого шанса!

Я отложила кружево с первыми лучами солнца и так и уснула, нелепо склонившись над своей работой, пока меня не разбудила служанка, пришедшая позвать к завтраку.

Я лишь поудобнее развалилась в кресле и снова задремала. Кажется, в комнату входил кто-то еще, и, кажется, я слышала противный голос Милены, но она не стала меня будить — бог знает по какой причине.

К обеду мне таки удалось разлепить веки и спуститься в гостиную. Отец одарил свою дочь придирчивым взглядом, но промолчал: сегодня меня не стоило наказывать, ведь это может плохо сказаться на его репутации, если хоть кто-то заметит на мне признаки его «воспитания».

— Вчера в поле я видела графа Крайнова с приятелем, — как бы невзначай обронила я за столом, методично размешивая сахар в чашке.

Отец напрягся и выжидающе уставился на меня.

— Я передала ему вашу волю, папенька! Он и его друг приглашены на нашу церемонию!

— Прекрасно! — сухо ответил глава семейства. — Кстати, твой будущий муж сегодня посетит нас: кажется, он хочет сделать тебе предсвадебный подарок!

Меня передернула от отвращения и от одной мысли, что мне придется увидеть старого графа уже сегодня, но внешне я, конечно, оставалась все такой же холодной и циничной.

— Как это мило с его стороны, особенно учитывая тот факт, что графу вообще-то незачем распинаться предо мной, чтобы добиться моего расположения, так что это заведомо напрасная трата сил, времени и его денег!

— Неразумное дитя! — фыркнула в свою очередь Милена.

Ну да, она бы на моем месте прыгала от счастья и с радостью променяла папочку на еще более толстый мешок с деньгами!

«Увы и ах, дорогая „матушка“, но вы слишком стары для него!» — с горькой усмешкой подумала я.

— Не забывайся, ты сейчас не в том положении, чтобы выражать свое недовольство и спорить с нами! Умей быть благодарной! — а вот эта грандиозная фраза принадлежала уже моему отцу.

— Благодарной? — фыркнула я в ответ. — Да на этом свете нет никого более благодарного, чем Я! Уж поверьте, придет время, и я сполна отплачу вам обоим своей БЛАГОДАРНОСТЬЮ! — прозвучало это как предупреждение, и папа даже слегка прищурился, грозно сдвинул брови, но ничего и не произнес.

— Пойду готовиться к визиту жениха! — с долей пафоса произнесла я и, отбросив салфетку в сторону, демонстративно покинула столовую.

— Зачем ты провоцируешь его, Ри? — с тревогой в голосе спросила сестренка, нагнавшая меня только у дверей моей спальни.

— Я всего лишь сказала ему правду! — не согласилась с ней я. — И потом, что он мне сделает? Что еще он может мне сделать? Все самое худшее уже случилось, Лис, больше мне бояться нечего, но пусть не думает, что я смирюсь и позволю ему и дальше спокойно жить и портить жизнь тебе!

— Но что ты сможешь сделать? — полушепотом спросила Алиса.

— Пока не знаю, но это только пока! А ты должна стать сильной и набраться терпения, должна верить, что я не оставлю тебя тут одну надолго! Ты мне веришь? — с нажимом произнесла я.

— Верю! — тихо, но уверенно ответила она.

Милое наивное и такое хрупкое дитя. Как же я ее любила! Как сильно желала сбежать из этого дома вместе с ней и сколько раз продумывала план побега в своей голове. На самом деле — это было несложно! Куда сложнее выжить на улице без семьи, покровительства и денег! И даже если бы нам удалось скрыться от отца и властей, нет никакой гарантии, что нас, к примеру, не поймали бы разбойники… да мало ли сколько опасностей поджидают нас в таком приключении! Я могла рискнуть своей жизнью и репутацией, но сделать то же самое с Алисой — никогда!

Граф Богданов, действительно, явился ближе к вечеру, но я не спешила его встречать, ссылаясь на необходимость предстать перед ним во всем блеске и шике: конечно же, я просто валялась на кровати и испытывала нервы родителей на прочность, но обставлено все было именно так.

Решив, что дальше тянуть уже некуда, я сжалилась над бедной горничной и таки спустилась поприветствовать столь «важного» гостя.

Старик о чем-то увлеченно переговаривался с отцом в своем кабинете, я же просто бесцеремонно распахнула дверь и возникла на пороге комнаты, гордо вздернув нос и расправив плечи.

Оба сразу притихли, граф тут же впился взглядом в мою фигурку: вы же не думаете, что его хоть как-то интересовали мои глаза или, к примеру, мои умственные способности? Пфф, да скорее всего я могла быть круглой дурой и все равно подошла бы ему в супруги!

— Риана, вы божественно прекрасны! — с придыхание сообщил он.

— Вы меня смущаете, граф! — фальшиво улыбаясь, ответила я.

— Ну что вы — я всего лишь говорю вам то, что вижу! Николай, твоя дочь становится краше с каждым днем! — распылялся старый развратник.

— И поэтому она, несомненно, заслуживает лучшего, друг мой! — с ухмылкой отозвался папочка.

— О, тут ты прав! Ты позволишь мне уединиться с нею в саду ненадолго? — скорее утверждая, чем спрашивая, произнес старый граф.

— Позволю! — щедро согласился родитель.

А я уже мысленно мечтала сжечь этот чертов сад: сначала я прогуливалась там с этим проходимцев, как его звали? Евгений? А теперь вот еще и этот решил потащить меня туда же на «прогулочку».

Но внешне я просто смиренно молчала и ожидала своей участи.

Граф учтиво склонил голову, потом протянул ко мне свою сморщенную ладонь и взял под руку, уверенно утягивая меня прочь.

— Скажите, граф, а как так получилось, что все ваши предыдущие шесть жен умерли? Не поймите меня неправильно, я ни на что не намекаю, просто немного опасаюсь за свою жизнь, знаете ли! — тут же начала свой допрос я, набравшись наглости и несколько не смущаясь его недовольной мины.

— Многие называют это проклятьем, но я считаю это все вздором! Я всего лишь одинокий и несчастный человек, а мои покойные супруги погибали по разным причинам, но в основном из-за своей глупости и неосмотрительности! Им просто не хватало ума не совершать необдуманных поступков! — неожиданно резко ответил граф, и звучало это именно как предупреждение, если не сказать угроза.

— Вы правы, люди часто погибают из-за собственной глупости, — с трудом сохраняя самообладание, ответила я. — Но как быть, если молодая и неопытная жена ошибается, капризничает, поступает неправильно?

— Нужно помочь ей осознать свою неправоту! — уверенно ответил граф. — Поверьте, я знаю множество способов наставить заблудшую душу на путь истинный, и если уж быть до конца с вами честным, я люблю играть роль наставника и учителя! Помнится, мы с вами уже заговаривали об этом на балу.

И снова мне было не по себе от его слов, от его взгляда и многообещающей улыбки.

Ну да, заговаривали: «Подавлять горячий нрав — мое любимое занятие: сказать по правде, я всегда выбирал молодых жен именно потому, что такую жену легко воспитать под себя!» — он еще тогда напугал меня вот этой фразочкой!

— Ангел мой, у нас с вами столько всего впереди! — мечтательно воскликнул граф, обхватив мои ладони своими пальцами. — Знаете, когда-то я считал, что иметь множество наследников глупо и бессмысленно, — пытливо заглядывая мне в глаза, начал он. — Но год назад мой сын не вернулся из путешествия: Петр утонул во время шторма! — грустной и трагической паузы после этих слов не последовало, напротив, мой жених решил окончательно «добить» меня.

— Так что вам, моя дорогая, еще предстоит осчастливить меня наследниками, и в этот раз я рассчитываю на двоих, а то и троих!

Я не думаю, что он на полном серьезе ожидал увидеть в моих глазах восторг и умилительную улыбку, однако выражение его лица говорило именно об этом.

— На все воля божия! — скромно пролепетала я и мысленно уже примеряла на себя монашескую рясу, пока не представила Алису на своем месте.

— У меня есть для вас подарок, милая! — тут же сменив тон на еще более ласковый, произнес он, выуживая из кармана бархатную черную коробочку.

— Что вы, не стоит! — брезгливо отпрянула я в сторону.

— Но вы обязаны это принять в знак моей искренней любви! — с нажимом проговорил граф, все же втискивая в мои руки свой подарок.

Я нехотя приняла его и осторожно открыла коробочку. Внутри было ожерелье, красивое и очень дорогое, украшенное самоцветами и большим драгоценным камнем, отливающим на солнце насыщенным сиреневым цветом.

«Аметист. Интересно, он всем своим покойным женам его дарил?» — вот такая мысль посвятила меня в первую очередь. Никакого восторга я не почувствовала, хотя оно, несомненно, было редким и непростым украшением, если судить по количеству камней и удивительно искусной работе мастера.

— Я хочу, чтобы ты надела его в день нашей свадьбы! — произнес граф, выводя меня из состояния странного оцепенения.

Мне было не по себе от одной мысли, что возможно это украшение знало не одну хозяйку.

— Как пожелаете, граф! — смиренно улыбаясь и торопливо закрывая подарок, произнесла я.

К счастью, Богданов обладал большей сдержанностью, нежели мой предыдущий «жених»: он лишь облобызал мою руку и вернул в отчий дом в целости и сохранность, но я не обманывала себя, прекрасно зная, что очень скоро все изменится, и он получит полное право владеть мною.

Глава 8

Венчание. Многие относятся к этому слову по-особенному, произносят его с мечтательными нотками и каким-то наивным придыханием, веря, что это таинство великого и божественного соединения душ, брак, заключаемый на небе и на земле.

А теперь посмотрите на мою жизнь и скажите: что же в ней такого чудесного, великого? Куда же смотрит Господь, когда допускает такое? — я старалась не думать об этом, зная, что эти мысли все равно не приведут ни к чему хорошему.

Моим последним желанием было всего одно требование — позволить мне обойтись без помощи «матушки» перед венчанием и, как ни странно, но отец все же исполнил мою просьбу. Как знать, быть может, у него на этот короткий срок проснулись хоть какие-то отцовские чувства!

Я же продолжала убеждать себя и Алису в том, что все просто прекрасно и идет по какому-то там задуманному плану.

Я не прятала больше своей красоты от окружающих, мое платье подчеркивало фигуру, чем разительно отличалось от большинства других нарядов. Я была достаточно высокой и стройной, и, если бы наша дорогая мамочка была жива, она бы точно гордилась мной!

Этим утром я была красива, несмотря даже на то, что лицо мое не отличалось здоровым румянцем. Тонкое и изысканное кружево делало меня еще более изящной и нежной, волосы немного отросли, но я не позволила их закалывать, снова слегка накрутив локоны. Еще было это необычное украшение, которые приковывало к себе взгляды. Оно оказалось достаточно увесистым и непривычно холодным, совсем не подходило к белоснежному платью, но я не собиралась оспаривать желания моего будущего супруга — собственно говоря, мне было безразлично идти ли с ним или без него, но для публики, для моей роли алчной и довольной невесты, оно, конечно, очень подходило.

Алиска проплакала всю ночь и сидела передо мной с красными и опухшими глазами.

— Знаешь, сестренка, все не так уж и плохо! Я всего лишь выхожу замуж за старого сморчка, который не ровен час помрет своей смертью, потому что на том свете его явно заждались! Шутка ли — сразу шесть жен! И нечего тут киснуть! — строго произнесла я.

— Да ну тебя! «Всего лишь»! — обиженно передразнила сестра, но все же утерла слезы и робко улыбнулась мне.

Я не была особо разговорчивой в этот день: все силы и выдержку тратила на то, чтобы держать лицо и не подавать и виду, что напугана и расстроена — даже со Стешей не смогла попрощаться.

С отцом и Миленой не разговаривала вовсе. Когда мы ехали к церкви, я смотрела на них и невольно задумалась над тем, насколько эта женщина младше моей матери — выходило, что лет так на десять точно. Наверное, именно поэтому папочка не видит ничего необычного в таких браках, так как и сам ничем не лучше графа. Но ведь Богданов годится ему в ОТЦЫ!

Я отвернулась и посмотрела в окно: было тепло и солнечно, голубое чистое небо и щебечущие птицы в лесу — а мне хотелось дождя и ветра и ворон, мерзко каркающих и смеющихся над моей погибшей молодостью! Вот эта картина в точности могла бы отразить состояние моей души. Но, судя по всему, Всевышний решил наказать меня за какие-то прегрешения, обрекая на неравный брак и даруя столь ясный и светлый день для сего события.

Когда невдалеке показалась часовня, сердце мое стало биться чаще; когда я ступила на землю и шагнула в направлении храма Господа, меня уже била дрожь, а голова кружилась. Я не прятала лица за белоснежной фатой, отбросив ее назад и упрямо поднимаясь по каменным ступенькам. Отец держал под руку крепко и надежно, наверное, опасался, что убегу. Но бежать мне было некуда.

Милена шагнула вперед и накрыла мою голову:

— Ты должна соблюдать приличия, дорогая!

Я промолчала: не за чем было ссориться и язвить — она победила, смогла добиться своего!

«Соблюдать приличия? Правила? Разве это не смешно? А как насчет обязательного причащения жениха и невесты, поста, молитв, направленных на всецелое очищение души и сердца перед священным таинством? Как насчет традиционного благословения родителей жениха и невесты? Как насчет согласия этой самой невесты на чертов брак? И да, как вообще этому человеку позволили венчаться более чем три раза — ведь это невозможно по церковным канонам! Или с его деньгами возможно все?» — в мыслях я злорадствовала над собой и всем происходящим вокруг.

Гости уже собрались, и Константин вместе со своим другом был среди них: не смог отказаться от столь заманчивого предложения, как в очередной раз поглумиться надо мной? — я позволила себе лишь один короткий взгляд в его сторону, но этого вполне хватило, чтобы пошатнуть мое и без того ненадежное душевное равновесие.

Я больше не замечала ничего вокруг — мельком отметила, что в качестве свидетельницы Милена притащила свою не менее стервозную подругу, княгиню Чурковскую, а имени и происхождения свидетеля со стороны жениха я вообще не знала — хотя было ли мне дело до еще одного толстосума с гордой физиономией шествующего в нашей «свите».

Батюшка в торжественной белоснежной рясе встретил нас. Он не улыбался, и взгляд его был несколько хмурым, но он тоже не попытался остановить происходящее.

Я не помнила себя, ничего не слышала из его слов, машинально повторяя то, что от меня требовалось. Голова кружилась от одной и той же назойливой мысли: «Это все неправильно! Так не должно быть! Это происходит не со мной! Не на самом деле!»

Когда священник спросил нас, по своей ли воли мы пришли в храм Божий, чтобы скрепить этот союз, и нет ли препятствий для свершения таинства, я не выдержала, и слезы вдруг заструились по моим щекам, а губы задрожали, сдерживая рвущийся крик.

Священнослужитель нахмурился и неожиданно прервал церемонию, задав мне новый вопрос.

— Почему ты плачешь, дитя? Скажи, не принуждают ли тебя совершить то, что претит твоему сердцу?

Я застыла, словно меня поразило молнией! Не этого я добивалась: я не собиралась показывать всем и каждому свою слабость! Я знала, на что и ради чего, точнее кого, я иду!

Мой голос дрожал. О, да я тогда кожей чувствовала напряжение нарастающее вокруг из-за этого вопроса и моего замешательства, и все же я заставила себя сказать эти слова:

— Я плачу от счастья, Батюшка!

Он посмотрел на меня с некоторым неодобрение, но все же продолжил церемонию.

Раньше, когда я бывала в церкви, я не то чтобы начинала чувствовать себя приближенной к Богу и укреплялась в своей вере: увы, но меня не назовешь набожной, однако тогда это место вселяло в меня некое ощущение спокойствия, умиротворения! Я уважала веру в людях, всегда считала, что она помогает им стать лучше, укрепить какие-то нравственные устои, уберечься от необдуманных поступков. Это место было для меня неким оазисом, очищенным от скверны, обыденной пошлости и жестокости. И вот теперь под сводом дома Господа свершается мой приговор, и вот я уже не чувствую ничего особенного, кроме холода и пустоты — холодным кажется даже маленький крестик, спрятанный в вырезе платья за подаренным недавно ожерельем.

В какой-то момент я очнулась от своих туманных раздумий, холодный ободок скользнул на свое место. Помню, как сильно дрожали мои руки, когда я одевала золотое кольцо на палец графа.

Я испуганно осмотрелась по сторонам, не веря в то, что пропустила ту роковую минуту, когда в моей судьбе свершился новый роковой поворот.

Вот графу уже дозволяют поцеловать невесту. Мне так нестерпимо хочется снова впасть в недавнее оцепенение и ничего не чувствовать, но вместо этого я ощущаю все: его запах, шершавость рук, отвратительную влажность губ и его дыхание! Один короткий поцелуй вызвал во мне ощущения сильного удушья, когда изо всех сил пытаешься вдохнуть, но не хватает сил, чтобы набрать воздух в легкие.

Настало время поздравлений, и чужие и ненавистные мне гости принялись обнимать нас и целовать меня в щеки. Папа тоже попытался «поздравить» меня таким образом, но я не позволила ему, отвернулась, всем видом показывая свое отношение к его поздравлениям и пожеланиям.

Это не вызвало в нем досады и раздражения, как мне бы того хотелось, напротив, он весь светился от счастья и самодовольства, примерно так же выглядел и мой муж.

«Муж» — как странно и ужасно звучит это слово, будто кто-то набросил петлю на мою шею», — в этот миг я ненавижу их всех, весь этот мир.

Граф по-хозяйски обхватил меня за талию, а я испуганно вздрогнула, вдруг почувствовав силу в этих дряхлых и слабых с виду руках.

Он уверенно вел меня теперь уже к своей карете, а все торопливо спешили последовать нашему примеру, чтобы вовремя приехать в усадьбу, где готовили настоящий пир в честь женитьбы графа.

Оказавшись с ним наедине, я торопливо забилась в противоположный угол, тщетно надеясь, что он оставит меня в покое, но мой новоиспеченный супруг лишь с ухмылкой и снисхождением посмотрел на мои потуги.

— Вы так очаровательно испуганны, Риана! — улыбнулся он.

Я бросила раздраженный взгляд на его лицо: высокие залысины, серебристая седина и низкий лоб, тонкий чуть заостренный нос, несколько пухлые и словно выцветшие губы, маленькие сальные глаза серо-зеленого цвета. Одет он был дорого и со вкусом и еще нельзя не упомянуть едкий и стойкий парфюм, проникающий в легкие и оседающий в них, так что я не могла избавиться от его навязчивости.

«Что ж, вы правы, граф, вы ужасны, и я боюсь вас, но мне незачем говорить вам об этом!»

— Я лишь немного взволнованна! — ответила ему и отвернулась к окну, чтобы больше не смотреть и не слышать.

Но он и не рассчитывал на светские беседы, вместо этого граф притянул меня к себе и бесцеремонно принялся разглядывать, касаться костяшками пальцев моего лица и шеи. Сердце мое мучительно содрогалось от ужаса.

Я заставила себя посмотреть ему в глаза, не скрывая своего отвращения к нему, но это, видимо, нисколько не смущало графа.

— Вы слишком напряжены, голубушка, вам стоит немного расслабиться и смириться! Думаю, пара бокалов вина пойдет вам на пользу! — заявил он, все же оставив мое лицо в покое, но так и не убрав рук с моей талии.

«Расслабиться? Смириться? Выпить пару бокалов вина?» — звучит абсурдно! Сколько же мне нужно выпить, чтобы это действительно возымело должный эффект?

Дома мне не позволялось употреблять спиртного, и я понятия не имела, какое действие оно на меня окажет. Однако я не собиралась упускать возможности напиться сегодня: кто знает, быть может, на утро я не вспомню всего того, что он со мной хочет сделать?!

Интересно, как часто мне будет дозволено заливать страх и отвращение вином?

Усадьба графа была огромной и очень помпезной, с множеством арок и колонн, дорогих картин и разных антикварных вещей: все здесь, начиная с фартучка на прислуге и заканчивая материалом, из которого были сотканы тяжелые портьеры, говорило о богатстве хозяина поместья.

Но я заметила не только роскошь его владений, но и лица слуг, с напряжением, а иногда и тревогой, следящих за своим хозяином и беспрекословно выполняющих его приказы, реагируя на них по одному едва уловимому кивку. А еще здесь были крепостные мужчины, сильные и высокие, которые наблюдали за происходящим и в большинстве своем дежурили у входных дверей — лица всех их были угрюмые и опасные — они пугали меня.

Гостей становилось все больше и больше, и я мало кого из них знала, но заметила, что многие исподтишка поглядывают на графа с неодобрением, а на меня с сочувствием.

— Завидуют, — перехватив мой взгляд, прокомментировал граф, с усмешкой и пренебрежением оглядывая публику и медленно поглаживая мою коленку под столом.

Я чувствовала, как все внутри умирает, как задушенный глубоко в сердце порыв сбежать вдруг сменился всеобъемлющей тоской и ощущением безысходности, а рука сама потянулась к хрустальному бокалу.

Я нашла взглядом Константина и его друга: они сидели не так уж и далеко от нас и о чем-то переговаривались, если не сказать спорили. Лицо австрийца казалось мне встревоженным, а лицо Крайнова раздосадованным, и хоть я и не могла изобразить на своем собственном лице вселенского счастья — я была рада не найти прежнего довольства и превосходства в глазах этого человека.

С каждой минутой я злился все больше.

— Скажи, друг — я просто никак не могу уместить эту мысль в своей голове — ты действительно отказался жениться на этой девушке? — негодованию Эрика не было предела: с того момента, как мы приехали на торжество и он увидела Риану в этом чертовом платье, такую нежную и хрупкую, с огромными грустными глазами, рядом с этим старикашкой, он, словно одержимый, не мог отвести от нее глаз.

— Да, — спокойно ответил ему я, хотя и мне приходилось мысленно признать, что она хороша и весьма притягательна, пусть я и не разглядел в ней этого с первого взгляда.

— Идиот! — сквозь зубы и вполголоса ответил Рик. — Ты знал, что ее хотят выдать за Этого? Да я бы порядком приплатил ее отцу и женился на ней, лишь бы спасти бедняжку от такой участи!

— Она не такая уж и бедняжка! Оглядись вокруг! — раздраженно бросил ему я.

— Это ты оглядись вокруг: она все равно что в клетке и в полной власти этого… как его там Борислава? Пока ты тут флиртовал с той безмозглой курицей, я кое-что о нем узнал! Этот человек шесть раз становился вдовцом! Шесть, Костя! — в голосе Эрика проступало отчаяние и злость.

— Прекрати! Нам пора возвращаться в зал, а то привлечем чье-нибудь ненужное внимание! — процедил я.

— Плевать! — разгорячился австриец.

В чем-то он был прав: я ничего не знал ранее о новом женихе этой девушки и я действительно успел познакомиться с одной прехорошенькой особой, пока гости съезжались со всех концов губернии.

И с досадой могу признать, что юная Арина оказалась на редкость скучным и глупым созданием, и мне, в самом деле, жаль маленькую княжну, но я не из тех, кто мог бы отважиться на брак из жалости! Нет уж, увольте!

А вот Эрик меня беспокоил куда больше, мне казалось, что еще чуть-чуть и он выкинет что-нибудь ужасное и непоправимое — зря я его сюда взял, зря!

Театр абсурда продолжался: мои счастливые родители и заплаканное и совсем растерянное личико сестрички, гости, безропотно сочувствующие или насмехающиеся над моей персоной, граф, преисполненный довольством, неизменно гладящий мою коленку под платьем, одаривающий меня своими омерзительными поцелуями и попеременно касающийся то моей шеи, то губ.

Я не могла избавиться от этой горечи во рту и упрямо тянулась к бокалу с вином снова и снова.

Граф Крайнов опять посмотрел на меня, и я почувствовала и в его взгляде это разъедающее и так ненавистное мне чувство жалости. Вот только я не видела в нем раскаяния, не видела в нем любви и тревоги, даже привычной самоуверенной насмешки — только жалость, брошенную мне, словно кусок черствого хлеба бродячей собаке.

Вино наконец-то стало действовать, но я не ощущала безразличия ко всему, как мне того хотелось ранее, я чувствовала тошноту и головокружение, слезы, застилающие глаза, но еще пока не вырвавшиеся на свободу и еще какую-то глупую и неоправданную решимость.

— Мне нужно подышать свежим воздухом! — произнесла я, смело убирая лапы мужа со своей ноги.

Он пристально посмотрел на меня, потом кивнул каким-то своим мыслям, а я мысленно взмолилась, чтобы он не отправился провожать меня.

— Борислав Вадимович, не уделите ли мне пару минут! Простите мне мою дерзость, графиня, но я решительно намерен похитить вашего мужа ненадолго, — произнес высокий и незнакомый мне мужчина, явно имеющий какие-то общие дела с моим супругом.

«О, я бы простила вам дерзость забрать его даже в самое пекло ада!» — мысленно фыркнула я.

Муж явно не хотел выпускать меня из своих рук, но все же уступил под напором своего гостя.

— Не стоит уходить далеко: мой сад так велик, что в нем можно заблудиться, поэтому советую тебе воспользоваться балконом, дорогая! — наставительно произнес он.

Я была почти уверена, что никто и не позволил бы мне далеко убежать, даже если бы эта идея ударила мне в голову, и потому, кивнув в ответ, просто решительно поднялась со своего места.

Мир покачнулся, но снова стал прежним, как только я ухватилась за край стола. Шаг, еще шаг и с каждым разом все легче дышать от одной лишь мысли, что я отдаляюсь от него!

Я не хотела никого видеть, даже Лисенка: не могла смотреть на нее и продолжать успокаивать и обнадеживать, на это просто не было сил и воли.

Взгляд зацепился за крестьянку, несущую к столу новую бутылку вина.

Я отобрала из ее рук эту бесценную жидкость, и она не рискнула спорить со своей новой хозяйкой. Я даже увидела в ее глазах понимание и… снова сочувствие! Как мерзко! Как чудовищно и как неправильно!

О, мне хотелось кричать…

Я выбралась на широкий балкон, оглянулась и вдруг с неожиданной даже для меня смелостью подперла двери стоящим здесь же стулом, подошла к перилам и вдохнула полной грудью, сделала большой глоток вина, потом еще и еще, пока сад перед глазами не стал сливаться в одно большое зеленое пятно.

Мне захотелось крыльев и свободы, но у меня не было ни того, ни другого, и я решительно взялась перебираться через перила, и эта идея не казалась мне такой уж глупой!

«Умру и все прекратиться! Быть может, это даже к лучшему! Быть может, отец не посмеет после такого выдать Алису за нелюбимого, ведь она намного слабее меня, она тоже не выдержит! Это лучше, в стократ лучше, чем снова ощущать на себе прикосновения этого чудовища и отдать ему свою невинность!»

Я с трудом могла сфокусировать взгляд и разглядеть, что происходит у меня под ногами, где на вымощенной камнем тротуарной дорожке уже собирались люди, заметившие отчаянный порыв новой хозяйки поместья, особенно после того, как она швырнула полупустую бутылку вина под ноги стражникам.

Мне всего-то и нужно было — разжать пальцы, а я продолжала смотреть вверх, в небо: почему — то именно его я сейчас видела так отчетливо и ясно, и мне казалось, что я не упаду вниз, а поднимусь вверх, если по-настоящему этого захочу!

Глава 9

«Что там происходит!?» — роптали все вокруг.

Шум и суматоха усиливались, люди высыпали на улицу и ошарашено уставились наверх, где молодая графиня, перебравшись через кованые перила, стояла на краю между жизнью и смертью.

Граф Богданов был тут же, и глаза его округлились от ужаса и негодования, когда он увидел сию картину.

— Как она посмела! — возмущенно вырвалось из его уст.

Кто-то в толпе услышал и тут же подхватил его слова.

— Как она посмела? Да уж ясно, ирод, что не по доброй воле девочка за тебя пошла, не от счастья слезы проливала у священного алтаря! — голос принадлежал престарелой княжне Доровской.

— Скольких ты уже извел, душегуб проклятый! — вторил другой женский голос.

— И мы хороши, каждый раз смотрим на это спокойно и пьем за «счастье» молодых! — а это уже негодующий голос полковника Сводина.

— И ведь и это ему с рук сойдет! — еще один возмущенный вопль.

Лицо графа побагровело от злости.

«В моем доме! Прямо мне в глаза сказать такое!»

— Конечно, сойдет и будет сходить до тех пор, пока мы все будем молча наблюдать за тем, как он издевается над невинными девами! — снова не унималась Доровская.

Граф ослабил ворот рубахи, неожиданно почувствовав жар и нехватку кислорода.

— Я прикажу вас всех вышвырнуть вон, а эту снять оттуда и как следует выпороть! — грозно произнес он, несмотря на сухость во рту и давящую в виски боль.

— Выпороть говоришь? За что же, интересно знать?

Снова раздался возмущенный голос.

«Кто на это раз?» — озираясь по сторонам, подумал граф.

— Кто это сказал?! — возмущенно и хрипло произнес Богданов, пытаясь растолкать собравшихся.

А в это время несколько человек уже собрались у дверей балкона, намереваясь их выломать.

Молодой австрийский гость оказался самым ярым и напористым: расталкивая стражу графа, он навалился на дверь собственным плечом и, не без усилия, распахнул ее.

— Не подходите, отойдите назад, она может испугаться и упасть! — резко и грубо приказал он остальным.

Девушка на балконе смотрела пряма на него, обернувшись вполоборота, и взгляд ее был затуманенным и даже безумным и в то же время совершенно обреченным и решительным.

— Что вы здесь делаете? — спросила она, продолжая балансировать на самом краю выступа.

— Я пришел, чтобы спасти вас! — уверенно ответил молодой человек и сделал шаг ей на встречу.

— Не смейте! Не приближайтесь! — предупредила она, и он замер на месте, увидев, как дрогнули тонкие пальчики, сжимающие металл.

— Меня не нужно спасать, граф! Я не хочу жить! — заверила его она.

— Не делайте этого! — скрывая подступающее отчаяние, воскликнул Эрик.

— Почему? Разве вы сможете спасти меня от того, что меня ждет в этом браке? Вряд ли, граф, но мне приятно знать, что я разглядела в вас чистую душу доброго человека еще тогда и не ошиблась!

— Сударыня, скажите, что мне сделать, чтобы спасти вас? Я готов на все! — пылко выкрикнул австриец, снова пытаясь приблизиться к девушке, но она и тут заметила его порыв, предупреждающе качнув головой.

— Вы не знаете, о чем говорите, но если вы так благородны, как пытаетесь мне показать, выполните мою последнюю просьбу! — с мольбой произнесла девушка.

Эрик оказался во власти этого взгляда, теперь уже совсем другого, с надеждой смотрящего ему прямо в душу.

— Какую просьбу? — тяжело сглотнув, спросил парень.

— Спасите мою сестру, Алису, от такой же участи! Женитесь на ней, граф, и берегите ее! — вдруг вымолвила она.

Эрик застыл, ошеломленный сказанным.

«У нее есть сестра? Я должен жениться на ней?» — он посмотрел на княгиню и потонул в глубине ее отчаяния и боли.

— Я сделаю это! — словно в бреду, не своим, чужим голосом, ответил он.

— Клянетесь? — недоверчиво переспросила Риана.

— Клянусь всем, что у меня есть, — тверже и громче заверил ее Эрик.

И с глаз девушки полились слезы, она облегченно выдохнула и вдруг почувствовала, как сильно устала и как тяжело продолжать эту борьбу с собой: руки ныли от перенапряжения и больше не хотелось цепляться за горячий металл перил, захотелось устремиться к той самой свободе, о которой она так мечтала.

— Пустите меня к ней, я ее сестра, да пустите же! Ри, что ты делаешь, РИ! — крик Алисы заставил ее вздрогнуть, она посмотрела на ворвавшуюся, словно ураган, сестру с сожалением и любовью, произнесла едва слышное «прости» и разжала пальцы.

Молодой граф Кауст рванул вперед в попытке поймать графиню, когда понял, что она решилась… но не успел, зато ему удалось схватить другую девушку, едва не последовавшую за своей сестрой в пропасть.

Маленькая и слишком хрупкая, чтобы вырваться из его рук она только бессильно всхлипывала и просила отпустить к сестре, потому что она не сможет без нее жить.

А он крепче сжимал руки и укачивал ее, словно маленького ребенка, пытаясь отговорить от этого поступка.

Эрик с ужасом смотрел вниз на неподвижное тело, которое обступила собравшаяся внизу толпа, и не мог отвести взгляд, не мог сдержать скупой слезы. Он не позволял Алисе смотреть туда, сильнее прижимая девушку к груди.

Мелькнула мысль о том, что он только что пообещал на ней жениться и еще другая мысль, о том, что Риана была права, девочка пропадет без сестры…

«А если отец отдаст ее замуж за еще одного «выгодного» жениха?» — стало совсем тошно и противно, руки чесались от желания изрубить саблей князя Строгонова.

В какой-то момент перед ними возник Костя.

«А куда делись крепостные у дверей?»

— Что ты делаешь? Кто это? — холодно и раздраженно спросил Крайнов.

Эрик посмотрел на него глазами полными презрения, если не сказать отвращения.

— Где ты был? — единственный вопрос, на который он хотел знать ответ.

«Что, если она могла послушаться его? Риана могла стать его невестой, возможно, она успела влюбиться в Крайнова, а он разбил ее сердце, как и многим другим до этого!? Что если Косте удалось бы отговорить ее совершать самоубийство?»

— Внизу, думал, она просто дурачит нас, чтобы припугнуть муженька или отца, не знаю кого! — снова раздраженно ответил он. — Ты не ответил на мой вопрос, кто это?

— Не твое дело! Я сегодня же покидаю твое имение, Крайнов! Нашей дружбе конец! — резко и зло проговорил Эрик.

— Что? — опешил Константин.

— Ты бездушный мерзавец, подлец! — сквозь зубы ответил Эрик, поднимаясь с пола вместе с обмякшей и все еще всхлипывающей девушкой.

Он посмотрел на Крайнова и, толкнув того плечом, прошел мимо.

Посмотрел на девушку и удивленно замер.

«Сколько же ей лет: четырнадцать? пятнадцать? Совсем ребенок! — и тут же одернул себя. — Дал слово — держи!» — строго сказал себе и снова ускорил шаг, храня в сердце надежду на чудо и веря, что молодая графиня обязательно выживет.

Глава 10

«Кажется, в этот раз отец явно переусердствовал… Что ж так больно-то, а!? Вспомнить бы еще, за что мне так сильно досталось!» — это первые мысли, которые крутились в моем туманном сознании, когда я начала просыпаться.

Голова болела и болела так сильно, что от боли сводило челюсть, а в ушах словно что-то неустанно звенело. Грудную клетку сдавливало так, что я не могла полностью вдохнуть, правый бок немел, а вот слева наоборот неприятно обжигало болью.

«За что же он мне так всыпал!?» — снова задалась вопросом я, старательно и пока что безрезультатно пытаясь разлепить веки.

— Кажется, она начинает приходить в себя, господин, — незнакомый женский голос совсем рядом заставил меня насторожиться.

— Надеюсь, что так, иначе мы можем все потерять! — теперь уже знакомый голос отца, сухой и несколько обеспокоенный.

«Можем все потерять» — эти слова заставили меня напрячься и постараться вспомнить, о чем идет речь.

— Нужно вызвать лекаря для графини? — нерешительный голос прислуги и сдавленный вздох.

— Лекарь придет к полудню, чтобы сменить повязки и осмотреть ее раны, так что… мы подождем! — спокойно осадил ее отец.

— Надеюсь, ты меня слышишь, Риана: ты должна прийти в себя как можно скорее, девочка!

Я не слушала его слов: в голове снова и снова звучало только одно и то же слово — «графиня». Прислуга назвала меня графиней, не княжной…

Память потихоньку стала возвращаться, подкидывая в мое сознание все новые и новые картинки из прошлого: появление в наших землях лжеграфа, мое спасение из лап этого животного и наивная и ничем не оправданная любовь к бездушному Крайнову, потом ужасная свадьба и я в объятьях старого и сморщенного Богданова, связанная с этим человеком до конца своих дней, а потом очень смутные и расплывчатые мысли о безысходности моего такого положения и последний шаг в никуда…

Я распахнула глаза, попыталась подняться с постели, но не смогла и пошевелиться, вдруг услышав собственный болезненный стон.

— Не двигайтесь, сударыня, вам пока нельзя подниматься! Какое счастье, что вы пришли в себя, мы уж и надеяться боялись, — над моим лицом склонилась смутно знакомая служанка.

Кажется, это из ее рук я забрала ту самую последнюю бутылку вина.

— Нужно срочно позвать вашего отца! — тут же всполошилась она.

Я только сейчас поняла, что его уже нет в комнате и вдруг испугалась от одной мысли, что он окажется рядом, когда я настолько беспомощна.

«Боже, как мне вообще удалось выжить, почему я не умерла, что они теперь со мной сделают!?»

Я попыталась остановить ее, но вместо моего привычного голоса раздался лишь раздирающий горло хрип и кашель.

Молодая крестьянка, застыла на месте и вернулась к моей постели, что-то приложила к моим губам, и я сделала один неуверенный глоток. Горьковато-кислый отвар каких-то трав смочил горло, и я вновь смогла заговорить, хотя голос мой по-прежнему ломался и хрипел, царапая горло при каждом новом слове.

— Где я?

— В своем доме, конечно же, графиня, в доме вашего покойного супруга! — произнесла она, немного склонив голову к полу.

— В доме… кого? — я снова закашлялась, давясь словами и не веря собственным ушам.

— Осторожнее, хозяйка, вам нельзя волноваться! — испуганно ахнула девушка, всплеснув руками и тряхнув выбившейся из-под чепчика светло-русой челкой.

— Как тебя зовут, — прокашлявшись, спросила ее.

— Мира, сударыня! — опустив взгляд, ответила служанка.

— Мира, что значит «покойного» супруга? Что с моим мужем!

— Вы только не волнуйтесь!

«Да какое тут волнение!» — я с трудом сдерживалась, чтобы не заплакать от счастья, вот только мне все еще не верилось, что это правда.

— Граф Борислав Вадимович скончался на свадьбе, почти сразу после вашего падения, он… — она запнулась на слове, отчего-то смутившись.

— Да говори уже! — попыталась прикрикнуть на нее я.

— Он умер от сердечного приступа, госпожа! Лекарь не успел ничего сделать! — она грустно развела руками, но я видела, что в скорбящем взгляде горничной не было никакой искренности.

— От сердечного приступа, — ошеломленно повторила ее слова и снова почувствовала, как пересохло в горле.

Я хотела взять бокал с питьем, стоящий на прикроватной тумбочке, самостоятельно, но вдруг поняла, что не могу пошевелить левой рукой.

Мира помогла мне, но я больше не могла успокоиться, уставившись на свою неподвижную конечность.

— Что с моей рукой?

— Вы сильно пострадали, госпожа, это чудо, что вы выжили! — ответила служанка.

«Чудо ли?» — засомневалась я.

— Вы повредили руку и также сломали ногу, но доктор заверял, что вы еще сможете ходить самостоятельно, — торопливо добавила она, увидев, как расширились мои зрачки от ужаса, когда я отбросила одеяло в сторону правой рукой и уставилась на свою пострадавшую ногу.

— На самом деле, ваш отец сказал, что к полудню вас посетит наш лекарь, и он, наверное, лучше все расскажет, чем я¸ хозяйка!

Я тяжело сглотнула, говорить стало еще труднее, хотелось просто разреветься и умереть тоже хотелось.

— Не плачьте, госпожа, все не так плохо! Вы очень богаты и сможете поправить свое здоровье, я уверена, ваш отец желает того же и обязательно будет с вами рядом! — попыталась успокоить меня девушка.

«А она сметливая, ничего не скажешь!» — девчонка и впрямь оказалось достаточно внимательной и проницательной особой, хотя на вид я бы не дала ей и шестнадцати лет. Мира явно прониклась ко мне симпатией, как, впрочем, и я к ней: очень не хотелось бы потом разочаровываться в ней!

— Мой отец? — наконец-то опомнившись, переспросила я.

— И ваша матушка! — «порадовала» меня Мира.

— Матушка?

«Конечно, кто как не любимые родственнички помогут мне в трудную минуту!»

— А где моя сестра, Мира, почему ее здесь нет?

«Алиса должна была быть здесь, почему же ее нет?!»

— Ваш батюшка сегодня приехал без нее, сказал, что она не пожелала вас навестить! — сочувственно опустив голову, произнесла она.

«Не пожелала — так я и поверила! Как же я тебя ненавижу, отец!»

Ярость закипала во мне и придавала сил, прогоняя хандру.

— Скажи, Мира, я правильно тебя поняла: мой муж сразу после венчания скончался от сердечного приступа, и теперь я являюсь хозяйкой этого дома? — я затаила дыхание в ожидании ответа.

— Всего, сударыня: у графа не осталось родственников, но было объявлено последнее завещание, где он делает вас, его законную супругу, и своих будущих детей — тут она красноречиво кашлянула в руку — полноправными владельцами… всего, — многозначительно добавила она, опустив голову.

Я ошеломленно уставилась на нее.

— Откуда ты все знаешь? Не думаю, что кто-то в этом доме потрудился просветить прислугу на этот счет, — с подозрением произнесла я.

— Вы правы, вот только мы всегда знаем, что творится в хозяйском доме, госпожа: нас никто не замечает, но мы замечаем многое, — она снисходительно и доверительно мне улыбнулась.

«Но, если то, что она говорит правда…»

— Вся прислуга в этом доме тоже подчиняется мне?

— Вы не приходили в себя почти неделю, и здесь со всем управлялся князь, но, сейчас вы имеете полное права делать это самостоятельно, если захотите, — в ее отнюдь не глупых глазах мелькнуло понимание.

«ЕСЛИ!» — мысленно я ликовала и в то же время решительно была настроена разрушить все далеко идущие планы отца.

Я покосилась на запертую дверь: где-то недалеко послышались голоса.

— Не говори никому, что я проснулась: я хочу немного отдохнуть и свыкнуться со всем, что ты мне сказала, — быстро и понизив тон, приказал я.

— Да, хозяйка, — кивнула в ответ девушка.

— Когда придет доктор и мой отец тоже войдет в эту комнату, сделай так, чтобы стражники были неподалеку, Мира! — требовательно произнесла я, удивляясь собственному голосу.

— Стражники, госпожа? — непонимающе уставилась на меня горничная.

— Именно, ты все поняла?

— Конечно, я все сделаю! — затараторила она.

— И еще, Мира! — она обернулась, застыв у самой двери.

— Я надеюсь, что действительно могу тебе доверять!

— Я никогда вас не предам, хозяйка! — тоже понизив голос, ответила Мира.

Я закрыла глаза и глубоко выдохнула.

«Неделя. Целая неделя прошла в забытье, а теперь я пришла в себя, чтобы узнать, что стала ВДОВОЙ! Что же это если не злая шутка дьявола? Чудо?» — я гадала о том, что меня ждет в будущем, насколько серьезны мои раны и, как это не глупо, я переживала, что никогда больше не смогу танцевать.

В конце концов, я пришла к мысли, что откуда-то свыше мне был дан второй шанс, шанс изменить свою судьбу, шанс переиграть отца и защитить от него Алису. Сестра всегда была моей слабостью и оставалась ею сейчас, и, конечно же, отец об этом не забудет: он имеет право распоряжаться ее будущим, и он не из тех, кто всегда держит свои обещания, а значит, она и сейчас в опасности.

Я почти задремала, когда за дверью снова стали раздаваться чьи-то голоса: постепенно я смогла различить голос отца, Милены, Миры и еще одного мужчины, скорее всего это и был тот самый лекарь.

Мира распахнула створки дверей, и они вошли в мою спальню.

Я постаралась выглядеть как можно более спокойной и даже бодрой, и я точно удивила отца, когда встретила его приветливой улыбкой, несмотря на свое жалкое положение и страх.

— Приятно видеть вас в сознании, графиня, меня зовут Петр Николаевич! — вежливо представился незнакомый мужчина с небольшим чемоданчиком в руках.

Первое впечатление: слишком уж он добродушный и взгляд подозрительно теплый и участливый! Может быть, я просто привыкла все время ожидать ото всех подвох и на самом деле он действительно хороший человек, но вот этот короткий и многозначительный взгляд на моего отца говорил мне о многом. Я настраивала себя на то, чтобы не верить этому человек. Раз уж я так богата, то вполне могу нанять для себя и другого лекаря!

— Риана! Как давно ты проснулась? — с подозрением произнес отец.

— Недавно! — коротко ответила я, папа же весьма неодобрительно посмотрел на Миру, и та тревожно потупила взгляд: кажется, с этой стороны он еще себя ей не показывал.

— Как вы себя чувствуете?

— Не очень, если честно, но все равно лучше, чем мертвой! — попыталась подшутить я.

— Она еще насмехается! Девчонка, ты чуть не лишила меня всего к чему я так стремился и уже было почти заполучил! — прошипел родитель, угрожающе склоняясь надо мной.

— Неужели? Но все же ты доволен исходом, не так ли? — парировала я.

— Конечно, я рад, что ты осталась жива, ты же моя дочь! — не к месту вспомнил о наших родственных связях князь так, что я даже поморщилась, искренне сожалея об этом родстве.

Лекарь тем временем бесцеремонно откинул покрывало в сторону и принялся разглядывать мою руку, торопливо убирая бинты в сторону. Я зашипела от боли, но не вскрикнула.

— Хвала небесам, что вы выжили, графиня, но ваши раны, этот ужасный перелом — боюсь, что вам теперь не справиться без помощи родных! Вы слишком слабы и уязвимы, кроме того вы ударились головой и этот ушиб еще может принести массу неприятных, опасных последствий, если вы не будете соблюдать постельный режим еще как минимум полгода! — неожиданно заявил лекарь, с весьма прискорбным выражением лица.

Я почувствовала, как у меня перехватило дыхание от нахлынувших слез, но вовремя смогла успокоить себя: «Он лжет! Не верь ему!»

— Ничего страшного, я могу взвалить на себя эту обязанность — я позабочусь о том, чтобы дело графа процветало и продолжало приносить доходы, а моя дорогая супруга, заменившая Риане мать, будет заботиться о ней каждый день! — не без пафоса провозгласил мой отец.

— Это правда, ты будешь заботиться обо мне, мамочка? — решила подыграть ему я.

Глаза Милены тут же округлились от такой наглости с моей стороны.

Отец нахмурился, заподозрив неладное.

— Я столько раз тебе говорила, но ты все равно меня не слышишь! Она мне не мать! — неожиданно резко произнесла я, так, что даже этот жалкий лекарь отпрянул от меня в сторону.

— Мне не нужна ни ее, ни тем более твоя помощь! Я справлюсь без вас, и вы не запустите свои лапы в кошелек моего покойного мужа.

— Да как ты смеешь! — руки отца сжались в кулаки.

— Стража! — крикнула я, даже немного приподнявшись на одном локте.

Возможно, я и поторопилась, банально струсив, но я не могла позволить ему ударить меня снова, а этому незнакомому типу отравить меня каким-нибудь отваром, дабы сделать более смиренной и сговорчивой.

Сердце пропустило несколько ударов — несколько секунд, когда я подумала о том, что Мира не выполнит просьбу, предаст, или же влияние моего отца окажется слишком значительным, и они не захотят ее слушать, но потом двери распахнулись и все те же хмурые мужчины в простых сюртуках с угрожающими минами вошли в комнату.

— Вы нас звали, хозяйка? — произнес тот, что среди них выглядел самым опасным: он был огромен и пугал одним своим видом.

— Да, мне нужно, чтобы вы сопроводили присутствующих здесь господ к выходу вместе со всеми их пожитками, как только мы закончим наш разговор, и чтобы вы оставались здесь на протяжении нашей беседы.

— Как прикажете, госпожа! — кивнул стражник, одарив моих родственничков недружелюбным взглядом: видимо, папочке все же не удалось подкупить моих крепостных.

— Что это значит? Что ты себе позволяешь, неблагодарная! — прорычал сквозь зубы отец, потрясая кулаками в воздухе, а великаноподобный стражник предупреждающе кашлянул, заставив его опустить руки.

— Помнится, мы об этом когда-то говорили, папенька, и я поклялась быть благодарной дочерью: так что я всего лишь плачу тебе той же монетой! — я снова повысила голос.

— Ты не можешь вот так просто выставить меня вон! Ты даже не можешь встать с этой постели! — краснея от злости, произнес он.

— Встать, может, и не могу! Пока, не могу! Но я с этим справлюсь — раз уж я выжила, а твой жених отдал богу душу!

— Мерзавка, — прошептал он.

— Может, она просто повредилась умом вовремя падения, это ведь возможно, Петр Николаевич? И нам всем не стоит так уж серьезно воспринимать ее грубые слова, ведь мы ее семья! — с намеком глянула на стражников Милена.

Те, однако, никак не отреагировали на ее предположения, даже после торопливых заверений лекаря что, да, мол, такое действительно возможно.

Я не сдержала смешка, увидев отчаяние в глазах этой подколодной змеи.

— Ты права, дорогая, она точно не в своем уме, иначе она бы никогда не забыла, где ее место! — его взгляд был опасным, он не произнес имени моей сестры, но мы оба понимали, что он говорит именно о ней.

Мне совершенно расхотелось смеяться, я знала, что он ударит по самому больному, знала, и готовилась к этой схватки, но не была уверена, что выйду из ситуации победительницей.

Я медленно выдохнула, и окинула собравшихся решительным и оценивающим взглядом.

— Я хочу, чтобы вы все вышли — все, кроме тебя, отец! — резко и отрывисто произнесла я.

Стражник посмотрел на меня недоумевающее.

— Как тебя зовут? — спросила его.

— Демьяном, — отозвался он.

— Демьян, пусть твои люди проследят за тем, чтобы эти двое — кивок в сторону Милены и лекаря — убрались прочь. Ты же останешься за дверью и, если мой отец попытается мне навредить,… помни, что твой долг защищать хозяйку, и именно за это она будет тебе платить, если, конечно, с ней ничего не случится!

Он понимающе кивнул и взглядом предложил моей мачехе и лекарю выйти по-хорошему, и они не посмели ему перечить, потому как отец лишь хмыкнул в ответ на мою реплику и не стал спорить с моими требованиями.

Я рисковала, оставаясь с ним наедине: в конце концов, он мог придушить меня голыми руками без всяких зазрений совести!

— Посмотри на себя, Риана, ты не могла бороться со мной раньше и не сможешь сейчас! — произнес он, как только двери в комнате снова закрылись.

Я сделала усилие над собой, чтобы оставаться спокойной и не злиться, осторожно приподнялась на подушке повыше, скрипнув зубами и не обращая внимания на насмешливый взгляд.

— Ты всегда меня недооценивал, отец! — ответила ему с той же насмешкой.

— Мы оба знаем, что ты слишком любишь свою сестру и тебе не хватит хладнокровия, чтобы причинить ей вред! — заметил он.

— Зато тебе уж точно его не занимать!

— Просто не мешай мне, девочка: от тебя требуется не так уж и много, только делать подписи там, где нужно! — доверительно, если не сказать примирительно, сообщил он.

— Всего-то? И что ты придумал? Договор о передачи прав собственности? О, а может быть, ты хочешь стать опекунов недееспособной вдовы? — с усмешкой предположила я.

— Умная девочка! — похвалил отец.

— Приятно слышать от тебя теплые слова, они хотя бы звучат искренне! — поблагодарила его я.

— Я оставлю тебя и твою сестру в покое, если ты не будешь мне перечить! — он скрестил руки на груди, явно надеясь убедить меня этими словами.

— И с чего бы мне тебе верить?

— Я держу свое слово! Например, я, как ты и просила, не стал отдавать ее тому заморскому графу, что пришел просить руки Алисы — да нет, требовать ее руку, сразу после твоего эффектного падения с балкона! — ухмыляясь, сообщил он.

«Граф Кауст… Неужели он пошел на поводу у обезумевшей от горя и выпитого спиртного женщины и все же попытался спасти незнакомую ему девушку?» — я была удивлена поступком австрийца. Откровенно говоря, когда я недавно вспоминала о том разговоре на балконе, решила, что он просто хотел меня утешить напоследок! Как же еще это объяснить: мы почти незнакомы, а Лиску он вообще не знает!?

— Ты ничего не получишь, и ты сейчас же уберешься из этого дома! — стиснув зубы, проговорила я.

— Ты забываешься, девчонка! — зашипел он, становясь в опасной близости от моего лица.

— Хватит! Хватит с меня твоих угроз! Убирайся и не смей обижать мою сестру, иначе поплатишься! Богом клянусь, я встану из этой постели и доберусь до тебя! Положу все, что у меня сейчас есть и уничтожу тебя… если ты тронешь ее! Ты и твоя гадюка! — мои глаза полыхали от злости, а голос едва не срывался на хрип. — Мне нужно время, чтобы все обдумать, и только тогда я смогу разговаривать и торговаться с тобой, а до тех пор …

— Ты что действительно думаешь, что можешь мне угрожать? — севшим от ярости голосом спросил отец.

Я не успела ничего ответить, оба мы были готовы убить друг друга, только у него сейчас было куда больше шансов на успех, и в этот-то момент на пороге и появился Демьян, явно услышав мои выкрики.

— Конечно, нет, папочка! Какие могут быть угрозы: ты ведь вырастил меня, холил, лелеял, любил! За что же мне тебя ненавидеть и желать тебе смерти? — язвительно проговорила я, заметно успокоившись при появлении стража.

— Я подумаю над тем, что могу тебе предложить, но это будет обмен на моих условиях! Надеюсь на твое благоразумие! — хладнокровно объявила я, заканчивая этот разговор.

Я знала, что рискую навредить Лисенку, знала, что разозлила отца, и в то же время я знала, что нельзя недооценивать такого противника, нужно набраться сил, нужно отбросить эмоции! Сейчас он знает о том, что у меня есть, куда больше моего, а это неправильно! Он никогда не был честен и справедлив, так с чего бы ему становиться таковым сейчас!?

— Ты об этом пожалеешь! — процедил он сквозь зубы.

— Надеюсь, что нет! Передавай от меня привет Алисе и скажи, что я люблю ее!

— Всенепременно! — бросил он, резко развернувшись и стремительно направившись прочь. Отец, конечно же, не любил проигрывать и сейчас явно не мог с этим смириться.

«Ушел! Он оставил меня в покое!» — я торжествующе улыбнулась и наконец-то смогла немного расслабиться.

«Наглая мерзавка! Посмела угрожать мне! МНЕ!!!» — негодовал князь, все дальше отдаляясь от усадьбы Богдановых.

«Она думает, что может указывать мне! Думает, что я побоюсь ее! Глупая выскочка, забывшая свое место!» — чем дальше он заходил в своей ненависти к старшей дочери, тем чаще его мысли возвращались к младшей, прикасаться к которой ему «запретили».

Николай не мог стерпеть такого оскорбления, и что-то кровожадное и злое внутри него требовало возмездия, а начать можно и с меньшего: с маленькой Алисы, так упорно жаждущей воссоединения со своей сестрицей.

В мыслях было столько всего, что он хотел бы сделать с Рианой и, увы, не мог сделать с младшей: «Слишком хлипкая и впечатлительная, трусливая и слабая до отвращения — совершенно лишенная характера и воли!»

Он не знал, насколько далеко может зайти в своих обещаниях старшая дочь, насколько сильной и мстительной может оказаться, и только это заставляло его сдерживать кровожадный порыв сердца.

Глава 11

— Ваше благородие, все гости покинули усадьбу, — тяжелый и несколько резкий для моего слуха голос Демьяна заставил меня встрепенуться.

— Благодарю за добрые вести! — вежливо ответила ему. — Скажи, почему ты не пошел на поводу у моего отца, ведь я прикована к постели и вы совершенно ничего обо мне не знаете?

— Вы были без сознания целую седмицу, и у всех нас было достаточно времени, чтобы познакомиться с вашей семьей поближе! — хмыкнув, отозвался мужчина. — Но говоря по правде, дело даже не в этом. Хозяин очень долго, из года в год, вбивал в наши головы одну и ту же истину: он один наш господин, и только в его праве вершить наши судьбы — судить ли нас, миловать ли, наказывать ли.

— Нас учили беспрекословно подчиняться и быть верными барину и те, кто не мог усвоить этой истины, всегда страдали из-за собственной глупости и наивности! Вы наша хозяйка, а значит, мы будем подчиняться кому-то еще только, если вы нам это прикажите, сударыня!

Мне понравился его ответ, очень понравился, как и сам Демьян, хотя когда я встретила его в день своей свадьбы, он показался мне страшным и опасным человеком, и, наверное, он таковым и являлся, но не для меня.

— Демьян, понимаешь, я не могу доверять своим родственникам: никому из них, кроме своей младшей сестры! И тот врачеватель, что приходил с ними, тоже не вызывает у меня особого доверия, — начала объяснять ему. В общем — то, я понимала, что, скорее всего, обращаюсь не по адресу со своими просьбами, но этот мужчина и тут меня удивил.

— У нас на окраине деревни живет одна старуха. Она не имеет никаких образований и никогда не лечила господ, но все мы знаем, что если в доме какая беда — болезнь там или увечье какое, баба Феня всегда поможет.

— Баба Феня, значит!? — со вздохом переспросила я — не то чтобы я уж очень доверяла народной медицине, но все же это лучше, чем ничего, да и вряд ли отец успел бы добраться до этой крестьянки и замыслить с ней какой-нибудь заговор. — Приведите ее ко мне, хочу познакомиться с вашей целительницей! — с улыбкой проговорила я.

Через некоторое время передо мной предстала та самая баба Феня: на удивление маленькая старушка, она была почти в два раза ниже Демьяна. Целительнице уже наверняка минул седьмой, если не сказать восьмой десяток и голова ее давно побелела от седины: серебряные локоны были аккуратно заплетены в косу, узенький край которой выглядывал из-под белого платка. Я редко запоминаю внешность людей детально, так и здесь — больше всего мне запомнились ее глаза. Они не были блеклыми, как у большинства пожилых людей: глаза бабы Фени были чистыми, ярче, чем у моей сестры Алисы. Голубые глаза старушки смотрели на тебя с какой-то затаенной теплой улыбкой, даже если этой улыбки не было на ее губах.

— Здравствуй, хозяйка! — произнесла она таким же теплым и негромким голосом.

И без того сгорбленная годами, она вдруг низко склонилась передо мной, и я смутилась, покраснев.

— Какое уж тут здравие, — ворчливо произнесла в ответ.

Бабушка приблизилась к кровати и осторожно коснулась края моей повязки на ноге.

Я ожидала, что она захочет взглянуть на мои раны, но она лишь плавно провела по ноге рукой, словно видела сквозь белые ткани.

— Вы хотите снова ходить, не так ли? — спросила она, поднимая на меня свои глаза.

— Я хочу не просто ходить, я снова хочу танцевать, баба Феня! — честно призналась ей я.

— Танцевааать, — протяжно и задумчиво отозвалась она.

— Да! — заметно нервничая, отозвалась я.

— Вот если вы этого по-настоящему захотите, тогда обязательно сможете, только не скоро, хозяйка: придется набраться терпению, прикладывать немало усилий, и, возможно, вы будите сильно уставать и страдать от диких болей, прежде чем научитесь порхать, как раньше. Но вы молоды и способны это выдержать, если вам хватит на то духу.

— Хватит! Стерплю как-нибудь! Я настырная! — уверенно отозвалась я.

Не знаю, что со мной было, почему я настолько доверилась этой женщине и почему в моих мыслях и на секунду не промелькнуло сомнение в ее знаниях и способностях — я просто верила, что она сможет мне помочь, больше, чем кто-либо.

Баба Феня, испросив моего разрешения, присела на кровать и подолгу смотрела на мою шишку на затылке, вздыхая и охая, причитая о том, что я поступила не по-христиански и чуть не совершила страшный грех.

— Еще немного и вот эта шишка на голове могла бы стоить тебе жизни, девочка! — неодобрительно произнесла она, словно я была ее провинившейся внучкой, каковой я себя и ощущала, потому что мне вдруг стало стыдно за свою глупую попытку покончить с жизнью.

— Но ведь я все же выжила! — оправдывалась я.

— Выжила и проживешь еще долго-долго, уж я пригляжу за тобой, повременю с уходом в божий мир пока, — улыбнулась старушка, а потом принялась шепотом бормотать какую-то молитву, все так же мучая мою многострадальную голову.

— Да там уже и не болит ничего, бабушка! — попыталась высвободиться я.

— Не болит: такая хворь никогда не болит! Живет себе потихоньку, делает свое черное дело, разрастается, крепнет, а потом вспыхивает и умирает, только и человек вместе с ней умирает, деточка, но ничего! Хорошо, что ты за мной послала, не побоялась ничего! Уж я с ней справлюсь! — она убрала ладонь с моей головы и поднялась с постели.

Последние слова целительницы меня не на шутку напугали, ведь и тот доктор говорил что-то о возможных последствиях этой травмы: «Выходит, правду сказал?»

После ухода бабушки-целительницы я почувствовала усталость и задремала, провалявшись впоследствии несколько часов в некотором забытье: я даже снов никаких не видела, но зато потом почувствовал себя отдохнувшей, даже смогла сесть в постели, правда, не без помощи Миры, но все же и это уже было для меня кое-каким успехом.

— Как вы себя чувствуете, барыня? — спросила горничная.

— Лучше, Мира, намного лучше, даже аппетит появился! — улыбнулась ей я.

Я не собиралась корчить из себя больную и терять время попусту: мне следовало разобраться в своем нынешнем положении, а для этого вовсе не обязательно иметь здоровые ноги — пока хватит и головы.

— Позови-ка ко мне Демьяна, Мира, и принеси мне чай!

Вошедший через несколько минут стражник молчаливо прошел в спальню, изучил взглядом мое новое положение и — как мне думается — мой воинственный настрой вершить великие дела и одобрительно хмыкнул.

— Звали, госпожа?

— Звала! Скажи, ты ведь, наверное, разумеешь, кто у графа был на должности управляющего, а?

— Разумею, конечно! Кузьма Макарович был, и он сейчас всем ведает тоже.

— А приведи-ка его ко мне, Демьян!

— Приведу! — односложно ответил стражник и удалился.

«Не по нутру ему этот Кузьма», — подумала я про себя, принимаясь за только что принесенный Мирой чай с ватрушками.

Управляющий явился нескоро: даже баба Феня, живущая на окраине деревни, оказалась расторопнее.

— Сударыня, как я счастлив, что вы идете на поправку! — с порога заголосил вошедший мужчина, едва ли не грохнувшись перед моей постелью. — Каждый день в церкву ходил, свечу за ваше здравие ставил! — продолжал свои словесные излияния управляющий.

— Ну что ж, вашими молитвами, Кузьма Макарыч! — бодро перебила его я. — А принесите-ка мне все последние накладные и расчетные да и документы, что у вас имеются: хочу, знаете ли, ознакомиться с тем, что имею и с тем, как на сегодняшний день идут дела! — сразу озадачила я своего гостя.

Я понимала, что основная часть документации должна находиться в кабинете покойного супруга, ну или храниться где-нибудь в надежном месте, но, как известно, хороший управляющий в поместье — это залог его процветания и, чтобы понять насколько все хорошо или плохо, надо бы самой во всем разобраться.

Кузьма тем временем заметно изменился в лице и ошалело уставился на меня, явно не ожидая от новой хозяйки такой прыти.

— Но, а как же… — сбивчиво начал бормотать управляющий. — Ваш отец уже отдал кое-какие поручения и сказал, что будет и впредь помогать вам в управлении делами графа, сударыня! Я думаю, вам будет сложно вникнуть во все тонкости и ваше положение, вы ведь еще больны! Князь сказал мне, что…

— Знаете, Кузьма Макарович, — не выдержав, перебила его я, — мой отец — это вовсе не тот авторитет, на который вам следовало бы опираться, я бы даже сказала, что при мне вообще ни стоило о нем упоминать, но хорошо, однако, что вы это все же сделали.

— Но что значат ваши слова? — растерялся подельник моего папочки.

— Это значит, что мне придется вас уволить! Уж простите мне мою мнительность, но я не могу доверять человеку, который подчиняется моему отцу!

— Уволить?

— Разжаловать!

— За что? Я же пятнадцать лет верой и правдой!

— Увы, но вам не удастся меня переубедить — в этом решении я все равно буду непреклонна! Но я могу подготовить для вас рекомендательное письмо, если это вас утешит, и предоставить вам расчет: правда, прежде, чем сделать это, мне все же придется свериться с некоторыми бумагами!

Управляющий побелел от ужаса и смотрел на меня, словно перед ним стояла сама смерть с косой — в какой-то степени мне было его жаль, но поступить по-другому я не могла.

«Как же хорошо, папочка, что ты в свое время нанял для нас учителя арифметики! По крайней мере, я могу надеяться на то, что хоть немного разберусь во всех этих документах, расчетах и прочей ерунде!"

Управляющий рухнул передо мной на колени в отчаянной попытке добиться моего снисхождения.

— Прекратите этот цирк немедленно! — возмутилась я.

Он торопливо поднялся на ноги, глаза его теперь с трудом скрывали злость и обиду.

— Скажите, а чем больше всего интересовался мой отец?

— Почему я должен вам помогать, когда вы меня только что разжаловали!? — обиженно буркнул несчастный управляющий.

«Да ты не из робкого десятка!» — хмыкнула я про себя.

— За тем, что от этого зависит, насколько щедрым будет ваш расчет: я ведь могу вас и по миру пустить, и без всяких рекомендаций оставить, Кузьма Макарович! — я оставалась хладнокровной и чувствовала свое превосходство над этим человеком.

После сказанного он явно задумался, даже губу начал жевать от натуги.

— Насколько больше будет мой расчет?

— Смотря насколько полезной окажется ваша помощь! Я намерена сначала убедиться в том, что сказанное вами, правда!

— А если я скажу вам о том, что действительно интересовало вашего батюшку…

— Так, — подбадриваю его улыбочкой.

— И среди этих предприятий есть далеко не самые прибыльные…

— Насколько неприбыльные?

— Я думаю, что через год эту фабрику ожидает разорение, хотя это тщательно скрывается! — на лице управляющего появилась хитрая и уверенная улыбка.

Не то чтобы я была такой уж жадной, напротив, я была бы готова отдать многое, только бы забрать домой Алиску, но возможность отомстить отцу казалась мне крайне заманчивым предприятием.

— Если то, что вы говорите, правда и мой отец действительно согласится на эту сделку — вы получите свое вознаграждение!

— Я надеюсь на вашу щедрость, хозяйка, и на то, что вы передумаете прогонять меня!

— Посмотрим, — неопределенно ответила ему. — Я жду от вас всех необходимых бумаг и учтите, что с этого момента за вами будут присматривать!

— Как так «присматривать»? — переспросил Кузьма, застыв на месте.

— Обыкновенно! Очень не хотелось бы впоследствии узнать о вашем предательстве — будем считать это маленькой предосторожностью!

Он ушел и был явно огорчен результатом нашей беседы, я же все еще ощущала некоторое беспокойство, которое, судя по всему, не осталось без внимания вошедшего вскоре Демьяна.

— Вы хотите еще что-то у меня узнать, хозяйка? — приподняв нахмуренную бровь, спросил он.

— Я собираюсь заключить сделку с возможным предателем, и мне нужно быть уверенной, что он не передумает! — задумчиво произнесла я.

Демьян одобрительно хмыкнул: как я поняла, он явно не ожидал, что я так быстро разберусь с тем, кто же такой на самом деле этот пронырливый управляющий.

— Чего конкретно вы от меня хотите, госпожа?

— Чтобы за ним присматривали! Я уже предупредила его об этом, так что в этом нет никакой тайны, но было бы неплохо знать и о других рычагах воздействия на этого человека, если ты понимаешь меня.

«Неужели это Я произнесла эти слова? И откуда во мне взялось столько холодного расчета!?» — с досадой подумала про себя, тревожно прогоняя мысль о собственном сходстве с родителем. «Дура, как есть дура! Да за Алиску ты и не на такой расчет пойдешь — и это не сделает меня страшной грешницей!»

— Если позволите, я выскажу свое мнение! — прервал мои внутренние копания страж.

— Говори, не томи уж! — нетерпеливо махнула рукой в воздухе я.

— А вы пообещайте ему не только деньги за оказываемую услугу, но и Анютку, Прокопьеву дочь!

— Анютку? Что еще за Анютку?

— Псаря нашего дочь, бестолковая совсем: отроду ни умом, ни трудолюбием ее бог не наградил, ее и брать-то никто потому не хочет, а Макарыч вот уже третий год изводится и вокруг нее ходит волком, облизывается.

— И чего ж не женится?

— Граф не дозволял, в строгости всех держал! — хмыкнул Демьян.

— И ведь было ему до вас всех дело, — ворчливо заметила я. — Ну, а она сама-то за этого змея хочет?

— А ей, бабе глупой, все равно за кого, лишь бы в доме отчем обузой не быть да в девках не засидеться! — махнул рукой Демьян

— Что ж, тогда ты и намекни Макарычу, что, мол, коли не обманет и сделает все, как договорились — не поскуплюсь на награду и голубку эту ему отдам!

— Слушаюсь, хозяйка! — кивнул в ответ мужчина и снова оставил меня одну.

«Ну что ж, восставший из пепла феникс выходит на тропу войны, папочка!» — я глотнула из кружки холодного чая и погрузилась в собственные мысли, намереваясь тщательно просчитать каждый последующий шаг.

Глава 12

Мне снился сон. Странный и навязчивый. Я видела его уже не в первый раз после неудачной попытки самоубийства и весьма удачного воскрешения. Странен он был еще и тем, что в отличие от любых других снов, был скорее воспоминанием из прошлого, чем привычным созданием моего неуемного воображения.

Я стояла в растерянности посреди огромного зала, наполненного шумящими людьми. Толпа галдела, кто-то смеялся, кто-то вел непринужденные светские беседы, а музыканты снова взялись за дело, и молодые люди стали задорно переглядываться, отыскивая в толпе свою пару.

Это был мой дебют. Отец впервые привез на настоящий бал свою пятнадцатилетнюю дочь, но мне совсем не хотелось общества всех этих людей.

Я чувствовала усталость и разочарование, во мне не осталось прежнего волнения и детской веры в красивую сказку. Люди вокруг не были особенными и не отличались от тех, что мне уже доводилось встречать прежде.

Все их улыбки, взгляды и слова были хорошо продуманы, служили определенной цели или являлись частью выдуманного кем-то много лет назад этикета. Эти бездушные маски мне опротивили! Хотя я и сама «носила» маску холодной отстраненности и равнодушно взирала на всех вокруг. Даже в руках очередного кавалера, пригласившего меня на танец с «щедрого» согласия моего отца, я сохраняла свою холодность и молчаливость, нагло игнорируя простейшие условности и приличия, принятые в нашем свете.

Но зачем мне нужны эти глупые танцы? Чего доброго они принесут в мою жизнь? Как помогут стать сильной и самостоятельной?

«Ты должна быть вежливой и приветливой, танцевать и улыбаться! Я прослежу, чтобы ты оказалась в достойной компании», — твердил отец, изо всех сил сдерживая подступающую ярость.

И я до ужаса боялась очередного приглашения. Стоило только представить чужие мужские руки на своей талии, голодный заинтересованный взгляд и мерзкую многообещающую улыбку и непреодолимо хотелось бежать, грубо расталкивая толпу, пестрящую вычурными нарядами и украшениями.

Я не умела танцевать и не желала учиться, да и мисье Гранель, наш первый учитель танцев, неустанно твердил, что я, словно мраморное изваяние: красива и изящна и при этом совершенно лишена пластичности и грации.

«К черту все!» — пробубнила себе под нос и ускользнула из бальной залы. Мне нестерпимо захотелось одиночества и тишины, и я смело зашагала по направлению к цветущему парку, уже утопающему в мягкой вечерней дымке.

Я надеялась затаиться здесь ненадолго и перевести дух, выбрала небольшую лавочку, спрятанную за кустами чайных роз, плюхнулась на самую середину, совершенно не заботясь о пышном платье и дорогой ткани, и устало закрыла глаза, глубоко вдыхая прохладный воздух.

— Что ты вытворяешь, Амалия, чего добиваешься? Желаешь, чтобы я в порыве ревности бросил вызов этому сопляку и убил его? Или я настолько наскучил тебе, что ты надеешься, что исход будет другим? Мечтаешь о положении богатой вдовы, дорогая? — грубый мужской голос со странным акцентом, выдающем в нем иностранца, заставил меня вздрогнуть, подскочить и тут же оглянуться по сторонам.

Оказалось, я стала невольным свидетелем чьей-то любовной драмы, которая разворачивалась прямо на моих глазах.

Мужчина и его спутница не могли увидеть меня с такого положения, зато я прекрасно видела и слышала все происходящее и не могла удалиться, не выдав своего присутствия при этом.

— Оливер, ты ведешь себя, как ребенок! — фыркнула в ответ женщина, нисколько не страшась угрожающего тона своего спутника.

Она, как и я с комфортом устроилась в беседке и, сложив руки на груди, спокойно испытывала терпение этого незнакомца своим наглым и самоуверенным взглядом.

Я испуганно сжалась, услышав грозный рык, явно доведенного до бешенства мужчины. Он был очень высок и широк в плечах, он казался огромным медведем, рядом с маленькой хрупкой пичужкой. Но эта птичка явно не боялась своего спутника.

— Я не позволю тебе так себя вести, мы немедленно покидаем дом Градовых, пока они не лишились единственного наследника! — грозно нависая над женщиной, произнес он.

— Я никуда не поеду, Олли! И тебе придется усмирить свой звериный нрав! Ты мой муж, и никто не посмеет позариться на то, что принадлежит тебе! Но если ты испортишь мне еще один приятный вечер, то клянусь всеми святыми, что я испорчу тебе всю жизнь! — грозно отозвалась бесстрашная девица и оттолкнула от себя своего ревнивого супруга.

— И никаких тайных дуэлей! Я все равно обо всем узнаю! Даже не приближайся к нему! Роман виновен лишь в том, что, в отличие от тебя, способен вести себя как настоящий джентльмен и способен быть внимательным кавалером, а не демонстрировать свою мощь и заявлять права за каждым углом.

— Ни одного танца мы не проведем вместе, сегодня я хочу быть счастливой и наслаждаться обществом, я не желаю видеть твой хмурый вечно недовольный взгляд, — она порывисто развернулась и торопливо зашагала к особняку.

Мужчина снова издал звук, больше всего напоминающий рев раненного зверя, и, прислонившись лбом к стволу дерева, ударил по нему тяжелым кулаком.

— Что же ты делаешь со мной, мерзавка!

Я порядком замерзла и старательно растирала плечи, пытаясь согреться.

«Почему же он не уходит?»

Незнакомец сжимал кулаки в бессильной злости и… никуда не торопился.

«Отец наверняка уже рвет и мечет!» — с досадой подумала я, с тоской осознавая, что порядком задержалась и теперь не смогу оправдаться перед родителем за свое длительное отсутствие.

Прикусив губу, я заставила себя подняться и, гордо вздернув подбородок, попыталась пройти мимо застывшего мужчины, точнее я планировала обойти его, но он отреагировал на первое же мое движение, тут же развернулся и словно хищник направился в мою сторону, обогнув злосчастные кусты розы в несколько шагов.

— Что вы тут делаете? — смерив меня суровым взглядом, спросил незнакомец.

«Решил вылить всю злость на меня? Увы, но мне и без вас есть кого опасаться!»

— Я надеялась найти здесь уединение, уважаемый… как вас там! — со злостью буркнула я.

Мужчина удивленно разглядывал обнаглевшую девчонку, совсем ребенка, которая позволила себе ничуть не меньше дерзости, чем его собственная супруга.

Я тоже окинула его смелым изучающим взглядом. Вблизи он оказался еще выше и здоровее, а взгляд его казался еще более суровым и опасным. Как же жена могла выдерживать такое день ото дня и еще и открыто заигрывать с другими в присутствии мужа.

— Я тоже, надеялся, что никто не станет подслушивать здесь, нагло притаившись в кустах.

Я покраснела от злости, сжала руки в кулаки и грозно уставилась в лицо этого иностранца.

— Ну, знаете ли, я не стала выдавать своего присутствия, надеясь не задеть ваших чувств и не смутить, надеясь, что вы уйдете и не узнаете об этом досадном факте. Я не из тех, кто сплетничает и распускает слухи, так что вам не о чем беспокоиться!

— Я очень не люблю, когда меня обманывают, юная леди! — предупреждающе пророкотал он.

— Я — тоже! — четко и раздельно произнесла я.

— Предлагаю заключить сделку! — вдруг произношу, снова поднимая глаза и заглядывая в сумрачные омуты незнакомца. Он пугал меня, но я не хотела лишаться его общества: казалось, что рядом с таким человеком отец ни за что не осмелится наброситься на меня.

На лице мужчины отразились удивление и презрение.

— Очень глупо с твоей стороны рассчитывать на что либо, девочка, — никто из нас по-прежнему не стремился назвать своего имени, да и к чему они нам?

— Потанцуйте со мной этим вечером на глазах у моего отца, и я никогда и никому ничего не скажу, даю вам слово! — неожиданно даже для самой себя выпалила я.

Незнакомец изучающе склонил голову, словно перед ним был кто-то совершенно безумный.

— На что же ты рассчитываешь, неразумное дитя? Я уже женат и совершенно не интересуюсь девочками вроде тебя, — с издевкой отозвался он.

— Вы говорите мне правду? — не моргнув и глазом, уточнила я.

— Абсолютную! — кивнул мужчина.

— Тогда вы мне подходите! — уверенно отозвалась я.

Мужчина прищурился, что-то выискивая в моих глазах, я же, бросая вызов незнакомцу, едва сдерживала предательскую дрожь. Но откуда столько волнения и трепета во мне? Я снова хожу по лезвию ножа, провоцирую отца, пытаясь избежать уготованной участи, пытаясь противиться его воли, отчетливо сознавая, что, выиграв сегодняшнюю войну, я вернусь домой и снова стану жертвой. Но нет, меня пугает вовсе не это! Незнакомец вызывает во мне странные чувства, нечитаемые и непереводимые на человеческий язык, когда все твое существо испытывает страх и почти ужас и все же отчаянно рвется к свету, не боясь опалить тонкие крылышки…

Я заставила себя отвести взгляд и направилась к парадной.

— Что ж, странная девочка, пожалуй, я могу согласиться на твои условия, — отозвался мужчина и молчаливой тенью последовал за мной.

Кажется, плечи расправились сами собой, а подбородок горделиво задрался вверх: того и гляди, начну царапать им высокие потолки особняка.

Мы оказались в шумной зале и на мгновение замерли друг перед другом в странном и необъяснимом смущении.

Снова заиграла музыка, но я не шевелилась, разглядывая мужчину при ярком свете. Он был моложе, чем мне могло показаться! По крайней мере, уж точно моложе тех, с кем мне приходилось танцевать этим вечером по указке отца. И все же ему было лет двадцать пять или что-то около того, то есть почти на десять лет старше меня! Мне казалось, что в глазах этого иностранца я неразумное дитя, капризное и избалованное, однако я не собиралась разубеждать его в чем-либо.

Черты его лица были несколько грубоватыми, суровыми, хотя светлые серо-голубые глаза, в которых так отчетливо читались ум и проницательность выдавали в нем человека высокого происхождения и благородного воспитания. Ну а судя по мундиру можно было предположить, что там, откуда он приехал, мужчина был офицером какого-то важного чина, несомненно, богат, влиятелен и…крайне раздосадован и раздражен тем, что с ним происходит — теперь это было очевидно.

Краем глаза коснулась появившегося, словно из неоткуда, отца и замерла, подобно дикому зверю уже пойманному в капкан и осознавшему всю бесполезность совершенных метаний.

Незнакомец проследил мой взгляд, встретился с злым, отравляющим взглядом отца и нагло усмехнулся.

А что если они знакомы или этот тип решит пожаловаться на меня? Что, если ему не захочется идти на поводу у такой, как я?

Кажется, я забыла, как дышать, плечи снова едва удерживали невидимый груз, но я не сдавалась, держала спину идеально прямой, и только глаза предательски жгло от глупых слез, наивного разобиженного дитя.

— Позвольте пригласить вас на танец? — громко, учтиво, изображая на лице участие и крайнюю заинтересованность, произнес иностранец.

Он смотрел мне в глаза и больше не замечал отца и никого вокруг.

Я ответила кривой улыбкой и приняла протянутую руку.

Странно но его прикосновения не пугали и не вызывали отвращения. Он держал меня легко, не позволяя себе и намека на дерзость или пошлость, и в то же время в руках незнакомца я впервые за долгое время почувствовала себя в безопасности.

А еще с ним мне хотелось говорить, слушать его голос, даже если я вызываю в нем лишь раздражение и насмешку.

— На самом деле я ненавижу танцевать! — призналась ему.

Мужчина выглядел несколько удивленным.

— Однако настаивали на необходимости станцевать с вами? — вежливо заметил он.

— Да, и я уже пояснила, зачем это мне нужно!

— Я понял лишь то, что вы намерены позлить своего отца, — снисходительно выгнув бровь, напомнил он.

— Я всего лишь не намерена выходить замуж, — отозвалась я, с вызовом глядя в глаза мужчины.

В его взгляде мелькнуло понимание и даже что-то похожее на жалость, но я не нуждалась в его сочувствии и отвернулась.

Мимо пронеслась пара. Невероятная красивая, высокая, утонченная фигура в алом платье — его супруга и молодой русский офицер с на редкость пошлым и дерзким выражением лица. Партнер держал женщину очень близко и с широкой улыбкой рассказывал ей что-то, низко склонившись над ухом своей дамы. Она тоже улыбалась и совершенно не замечала меня в руках своего супруга.

Я ощутила некоторое смущение и даже злость: что она нашла в этом мальчишке? Сбившись с шагу, наступила на ногу партнера, густо покраснела, прикусила губу и опустила глаза.

— Простите, я скверно танцую и вечно все порчу! Мисье Гранель считает, что я совершенно безнадежна, — виновато пробормотала я.

Кажется, мои бормотания заставили мужчину отвлечься от яростного созерцания жены, плавно кружащейся по залу в руках другого. А уж когда я во второй раз наступила ему на ногу и издала судорожный вздох, он вдруг заговорил снова.

— Вы небезнадежны, юная леди! Вы всего лишь напряжены, молоды и неуверенны в себе! — со знанием дела, заметил он.

Я посмотрела в суровое, несколько нахмуренное лицо и улыбнулась.

— Попробуйте закрыть глаза, расслабиться и прислушаться к себе! Я веду, и вам следует только довериться мне!

— Бал — это вовсе необязательно пошлое светское мероприятие, — угадывая мое скверное настроение, мужчина по-доброму улыбался. — Бал — это возможность ненадолго уйти в другую реальность, где вашим телом и душой правит музыка, а не условности, приличия и связи. Закройте глаза и расправьте крылья, а я прослежу, чтобы вы не разбились во время первого полета!

И я не смогла спорить, околдованная пронзительным взглядом холодных глаз своего партнера.

Я опустила веки, созерцая мир сквозь ресницы, глубоко вдыхая и наполняя грудную клетку уже не воздухом, но музыкой. Дышала ею глубоко и чувствовала необыкновенную легкость, а вокруг не было никого, только кто-то надежный, удерживающий меня над пропастью и позволяющий парить, но не падать.

Волшебство закончилось в тот же миг, когда музыка стихла, с последними аккордами растворяясь в людском гомоне.

Я раскрыла глаза, оглушенная и растерянная, окутанная цепкими взглядами, заинтересованными, раздевающими и царапающими. Отец, приметивший такое внимание, уже не казался раздосадованным, скорее удовлетворенным моим поведением и предвкушающим удачное разрешение затеянного дела.

Я оторопела и почти не дышала. Мужчина выпустил мою руки и тоже смотрел на меня странным удивленным немигающим взглядом. Кажется, во время этого танца он тоже разглядел во мне слишком много. Я почувствовала себя обнаженной и беззащитной из-за него.

— Зачем вы это сделали? — обвиняюще произнесла я, севшим от волнения голосом.

Он собирался что-то ответить, но дама в красном, его супруга, неожиданно возникла перед нами и завладела всем его вниманием, аккуратно оттесняя меня и совершенно игнорируя принятый этикет.

Неужели мне удалось вызвать в ней ревность? Это то, ради чего он согласился на этот вальс? Он доволен эффектом?

Жена заглядывала ему в глаза и призывно улыбалась, ее ладонь легла на грудь мужа, а глаза обещали намного больше, чем могла понять я в свои пятнадцать. Мужчина больше не замечал никого вокруг, торопливо уводя свою женщину прочь.

А я… странное ощущение свободы и полета поселилось во мне навсегда, Я больше не была прежней после этого вальса. Я полюбила язык тела и музыки раз и навсегда и… никогда и не с кем больше так не танцевала. Я убедила отца, что увиденное было ошибкой, что опытный офицер умело вел в танце, в то время как я лишь едва поспевала за ним. Я вновь стала неуклюжей, молчаливой и даже грубой с другими партнерами и только наедине с Лисенком могла мечтать о настоящей свободе, о крыльях, которые у меня отобрали.

Я снова и снова видела себя в руках незнакомца, скользила по паркету, забывая обо всем на свете — была счастливой и свободной!

Просыпаясь, я все тверже верила, что снова буду ходить и главное, снова буду танцевать по-настоящему так, как было тогда и даже лучше! И никто не сможет меня остановить! Я смогу победить отца, если буду верить…

Глава 13

Итак, я больше не игрушка для битья, теперь я графиня — и это, как выяснилось, не такая уж и радостная участь.

Не подумайте, что я стала оплакивать своего покойного супруга, напротив, с каждым днем я узнавала об этом человеке все больше и не уставала благодарить высшие силы за дарованное мне освобождение! Но зато я пришла к неутешительному выводу о том, что в наше время иметь хорошего управляющего — это вовсе не роскошь, а скорее крайняя необходимость.

И все же у меня его теперь не было: я не могла доверять старому и не имела понятия о том, кто мог бы его заменить и при этом не вызвать у меня никаких подозрений. Наверное, Демьян мог похвастаться правом обладания моего высочайшего доверия к себе, но, увы, он не был обучен грамоте и не мог прочитать даже предложения по слогам.

Из всего этого следовало, что я должна была справляться со всем в одиночку: «Но это ведь временные трудности? Дальше будет легче? Может, стоит мне вызволить Алиску и все сразу наладится, как-нибудь само собой разрешится?» — я тешила себя этими мыслями день ото дня, утопая в бесчисленных счетах, накладных, закладных и прочем.

Я изучала владения графа, переписывала всех его должников и пыталась вычислить точно, что и сколько приносит дохода в месяц, какие изменения могут возникнуть в связи с временным отсутствием уполномоченного от моего имени лица. Я-то пока не могла никуда выезжать, так как травма ноги все еще причиняла мне кучу хлопот.

Обложившись бумагой и черновиками, а также запасом перьев и чернильницей я забывала о том, что такое сон, и прерывалась иногда, лишь почувствовав сильнейшую головную боль. Баба Феня, продолжающая навещать меня день ото дня и совершающая надо мной свои странные процедуры, неустанно охала, причитала, грозилась, что я сведу себя в могилу, а за одно и ее, так как старушечье сердце не переживет, если я сама себя заморю.

Первые дни я намеренно игнорировала послания от отца — не была готова ответить, так как Кузьма еще не подготовил все нужные бумаги. Я понимала, что это ожидание явно нервировало и сбивало с толку моего нетерпеливого родителя, по этой причине он напомнил мне о сестре, ссылаясь на то, что я оказалась лицемеркой, и, став графиней, окончательно забыла о своей семье.

А я бы и рада забыть о некоторых членах своей «семьи» и даже совесть бы ни разу не кольнула мое сердце, но кто бы мне это позволил сделать?

— Доброе утро, хозяйка! — снова разбудила меня Мира, войдя в комнату и с явным недовольством обнаружив меня в груде неразобранных с вечера бумаг.

Она бормотала что-то неразборчивое себе под нос и грозилась пожаловаться на меня бабе Фене.

— Иногда я задаюсь вопросом, кто из нас двоих здесь главный? — немного резковато произнесла я, и горничная тут же присмирела, выпрямив спину и поджав губы.

— Сегодня выдалось замечательное утро, может, вы хотите выйти в сад? — ровным и невинным голосочком спросила она.

Я тяжело вздохнула — мне и впрямь хотелось наконец-то выбраться из этого дома и глотнуть свежего воздуха.

— Хорошо, прикажи кому-нибудь прийти и помочь мне! — сдавшись, согласилась я.

Мира осторожно улыбнулась и торопливо кивнула.

Я не могла наступать на сломанную ногу и очень боялась ухудшить свое положение, поэтому терпеливо ждала позволения своей целительницы, а до тех пор перемещалась по дому лишь при помощи слуг — Демьяну даже не раз приходилось переносить меня на руках.

Оказавшись в летней беседке, я задумчиво уставилась на странную конструкцию, расположенную в некотором отдалении, которую не замечала ранее.

— А что это там? — спросила я у горничной, так и не разгадав истинного предназначения странного возвышения, сколоченного из добротного дерева, в центре которого было два толстых столба с вбитыми сверху крюками.

— Это «столб добродетели», — пояснила мне Мира.

— Чего? — уставилась на нее я.

— Так называл его граф, он наказывал здесь неугодных и утверждал, что только через боль и страдания можно очиститься от скверны и научиться послушанию, ну а для всех остальных это было еще и наглядным примером того, как опасно противиться воле барина.

Она несколько побледнела и с тревогой посмотрела на мрачные столбы.

— Почему эту гадость до сих пор никто не убрал? — возмутилась я, почувствовав, как по коже побежали мурашки от одной только мысли о том, что пришлось испытать на себя бедным крепостным, а возможно, и женам графа.

«И как это они с моим отцом раньше не нашли друг друга — родство их душ на лицо!»

— Немедленно прикажи это убрать! — требовательно сказала я.

— Вы уверены? Но что, если кто-нибудь ослушается и…

— Я найду способ разобраться с теми, кто меня ослушается! — раздраженно фыркнула в ответ, отвернувшись от Миры.

А ведь чему я собственно удивляюсь? Разве мне не рассказывали о том, как он запирал своих жен в темной комнате, как морил неугодных ему голодом, как продавал и покупал крепостных детей, отрывая их от родных семей, подыскивая для себя крепких и выносливых работников, а в дом привлекательных и смирных прислужниц? Это всего лишь еще один пункт в страшном списке грехов одного ужасного человека, которого мой отец посчитал достойным для своей дочери!

«Надеюсь, гиена огненная все же существует, и душа графа будет гореть в адском пламени вечно!» — мрачно подумала про себя.

— Хозяйка, — робкий и звонкий голосок Зарьки отвлек меня, и я едва не облилась горячим чаем.

Заряна была дочерью кухарки: ей едва исполнилось двенадцать, и она поначалу дичилась меня и старалась не показываться мне на глаза, но потом, видимо, осмелела и стала помогать матери на кухне, а также выполнять различные мелкие поручения. Мне она напоминала мою Алиску — не внешне, конечно, но, может быть, своей детской непосредственностью и чистотой, такой знакомой робостью, за которой скрывалось, однако, неуемное желание познавать все новое.

— Я тебя слушаю, Заряна! — улыбнулась я маленькой помощнице.

— Там один человек приходил к вам! — бодро сообщила она.

Я же немного напряглась при этих словах.

— То есть он приходил, но уже ушел? И кто это был?

— Он не сказал своего имени, но он просил передать вам кое-что! — чуть смутившись моего строгого взгляда, пролепетала девочка.

А я уже и как дышать забыла: в мыслях вертелись нехорошие догадки про отца, про сестру — даже голова немного закружилась.

— Дядя Демьян сказал, что я могу его вам передать.

— Да показывай ты уже что там! — наконец, не выдержала я.

И тут девочка соизволила подняться по ступенькам ко мне в беседку и показаться во весь рост.

Она держала в руках что-то живое, что-то рыжее, что-то…

— Стешка! — удивленно охнула я, а куница тем временем вырвалась из рук Заряны и рванула ко мне на колени. — Ах, ты маленькая бандитка, как же ты тут оказалась?

— Тут еще письмо, госпожа! — не сводя глаз с зверька пролепетала девочка, протягивая мне маленький смятый конверт.

Я тут же выхватила его из рук, бросила беглый взгляд на упаковку с одной единственной буквой «Р», начертанной до боли знакомым и таким родным почерком.

— Она правда ваша, да? — прошептала в это время девочка, явно влюбившаяся в мою ручную подругу с первого взгляда.

— Да, она моя, и я дам тебе с ней поиграть, если… ты не будешь меня сейчас беспокоить! — строго произнесла я.

Заряна понятливо кивнула и торопливо скрылась из виду.

Я бросила взгляд на несколько удивленную Миру, застывшую неподалеку, словно каменное изваяние, и та тоже поторопилась оставить меня одну.

Руки дрожали, когда я раскрывала конверт, и в груди так больно сдавило от одного лишь взгляда на эти немного неровные и торопливые строки:

«Дорогая сестренка, я знаю, что ты обо мне не забыла и каждую минуту ломаешь голову над тем, как же спасти свою сестренку! Я знаю это и ни на минуту не сомневаюсь в тебе — слышишь? Что бы ни говорил тебе отец — не верь ему!

Знаешь, поначалу было совсем плохо: я так хотела тебя увидеть, так рвалась к тебе — с того самого мига, когда увидела тебя неподвижно лежащую на земле! Но меня не пускали — сначала тот незнакомый дворянин, а потом уже папенька.

Я думала, что сойду с ума, думала, что со мной все кончено и, хоть мне и стыдно тебе в этом признаваться, но однажды я осмелилась выкрасть на кухне нож и хотела… ты, наверное, сильно разозлишься сейчас, но, да, я хотела навредить себе, хотела покончить со всем.

Зачем мне это все, если тебя нет рядом? Что меня тогда ждет? Ты ведь тоже не смогла этого вынести! Я почти решилась, а потом вдруг подумала, подумала о том, что ты говорила мне с самого детства, чему учила, сколько раз старалась сделать меня сильнее и выносливее, как ты хотела, чтобы я научилась со всем справляться! Мне стало стыдно и больно от одной лишь мысли, что все это было зря, что все твои труды и старания прошли впустую! И еще я вдруг подумала: а что если ты придешь в себя, а рядом будет только папа и эта ведьма, а я вот так предам тебя — оправишься ли ты от такого?

И точно, вскоре я узнала, что тебе стало лучше!

Папа не пускал, злился, как всегда говорил о тебе плохо, но из всего этого я успела понять главное — ты жива, Ри! Ты прогнала этих двоих из дома, даже не окрепнув после падения! Значит, ты придешь за мной, придумаешь что-нибудь, а мне всего-то и надо, что немного подождать и не подавать виду, что я воспряла духом, перед своими родителями!

Я не перестала бояться — конечно, нет! И мне снятся кошмары, как и раньше, а когда папа злится, я едва выношу его нападки, но … теперь я точно стала сильнее, потому что я могу это все вынести ради тебя — ты ведь гордишься мной, правда?

Я променяла свои любимые серьги и ожерелье на это письмо, надеюсь, что Дуня не обманет и передаст его кому следует, Стешу она тоже должна отпустить с посыльным. (Господи, пусть с твоей маленькой зверушкой ничего не случится! И пусть она поможет тебе выздороветь!)

Я все еще жду тебя, Ри!

С любовью, твоя младшая сестра А.»

Очень осторожно, бережно я сложила листок обратно в конверт, слёзы застыли в глазах и, медленно выдохнув, я наконец-то позволила им вырваться наружу, позволила себе хотя бы на этот короткий миг дать слабину.

«Бедная моя девочка! Как ей там, наверное, плохо, если она осмелилась хотя бы помыслить о самоубийстве!? Вскрыть себе вены — при этом панически боясь одного вида крови и боли!» — злость вспыхнула во мне, поглощая меня с новой силой: конечно, я не злилась на свою беззащитную сестренку, я злилась на отца и на себя, на свою беспомощность, глупость, слабость, которую позволила себе, шагнув с того балкона. Неужели именно такой судьбы я хотела для своей сестры!?

Больше нельзя было медлить, срочно требовалось какое-то решение, такое, после которого отец больше не будет угрозой ни для одной из нас!

Стеша потянулась ко мне, заглядывая в глаза и словно соглашаясь с моим решением. Она проворно забралась на мое плечо, ткнула в ухо прохладным носиком, а потом снова перебралась ко мне на руки, подставляя свое маленькое брюшко под мои ласковые пальцы. Я не знаю, как у нее это получается, но рядом с ней мне всегда легче думается: в мыслях проясняется, а лишние эмоции словно просачиваются сквозь пальцы и уходят прочь.

Я подняла маленький колокольчик и вызвала прислугу.

На этот раз пришла Настасья, высокая молодая девушка с толстой косой темно-русых волос. Она была не такая расторопная, как Мира, но очень ответственная и исполнительная, а главное очень понятливая.

— Мне нужно вернуться в комнату — пошли кого-нибудь сюда и еще отправь за бабой Феней, пусть скажут, что она мне очень нужна прямо сейчас!

— Будет исполнено, сударыня! — покорно склонилась Настасья и, развернувшись, торопливо засеменила к дому.

Я знала, что, скорее всего, придет именно Демьян: несмотря на кучу дел, связанных с поддержанием порядка вокруг усадьбы, да и в ней самой, он всегда старался выполнять все мои поручения лично, а не посылать кого-нибудь вместо себя.

Явившись, он посмотрел на меня с некоторой укоризной, негромко вздохнул, но спорить не стал: знал уже, что я непреклонна в своих решениях и прекрасно сознаю, кто в этом доме главный.

Передвигаться самостоятельно (ну, или почти самостоятельно, так как я все же опиралась на плечо своего стража) было сложно, и я мучилась от страшного перенапряжения, но в то же время сознавала острую необходимость сделать это — в конце концов, для меня уже были изготовлены костыли и, как бы это не выглядело ужасно, я всерьез намеревалась начать перемещаться с помощью них.

Спустя несколько особенно мучительных для меня минут я с нескрываемым наслаждением опустилась на кровать и прижалась спиной к ее широкой спинке.

— У меня будут для тебя новые поручения, Демьян! — тут же начала я. Страж приготовился слушать, расправив плечи и смотря мне прямо в лицо.

— Мне нужно нанять хорошего юриста — деньги не имеют значения: поезжай в город и найди того, кто уже заслужил репутацию достойного в своей области человека. Как только найдешь и договоришься о встрече в ближайшее время, а я бы хотела, чтобы это произошло уже сегодня или в крайнем случае завтра, приведи сюда Кузьму вместе с подготовленными бумаги! Предупреди его заранее, что я не намерена больше ждать и, если он до сих пор не закончил с документами, я немедленно возьмусь за поиски того, кто с этим справится быстрее, а его прикажу отходить хорошенько плетьми и прогнать с позором без всякого расчета! — наверное, я выглядела очень злой и решительной, так как в глазах Демьяна явно читалось удивление.

Мне же в данный момент было решительно наплевать на чужое мнение, я чувствовала, что время пришло и мне просто нельзя и дальше затягивать с этим, иначе либо я, либо Алиса не выдержим, и случится что-то непоправимое.

Знахарка явилась почти сразу после ухода стража и выглядела обеспокоенной.

— Что случилась, голубушка моя? — ласково и тревожно спросила она, впившись в меня серьезным и внимательным взглядом.

Я постаралась улыбнуться ей и красноречиво погладила место рядом с собой.

Старушка, кряхтя, подошла к постели и присела рядом.

— Я больше не могу тут лежать: мне пора спасать сестру! А для этого я должна стоять на ногах, должна ходить, должна смотреть своему отцу в глаза и не позволять ему больше возвышаться надо мной, демонстрируя всем своим видом свое превосходство! Вы меня понимаете, баба Феня?

Она устало вздохнула.

— Я не считаю, что ты к этому уже готова, девочка моя, но вижу по глазам, что ты очень встревожена и взволнованна — может, если разрешишь свою проблему сердце твое успокоится наконец и ты быстрее пойдешь на поправку.

Она принялась изучать мою пострадавшую ногу, иногда даже касаясь каких-то весьма болезненных точек и делая для себя какие-то не слишком-то утешительные, судя по ее мрачноватому взгляду, выводы.

— Постарайся не наступать на нее пока: пусть рядом будет тот, кто всегда сможет заменить тебе опору и подхватить, если вдруг боль станет нестерпимой или голова закружится, ну а я сейчас попробую приготовить кое-что посильнее, способное ослабить болезненные ощущения, притупить их на время.

Она все еще рассказывала мне про какую-то непонятную хворь, с которой боролась все это время, и которая была причиной моих частых головных болей и быстрой утомляемости, ну а я старалась верить в то, что искренняя вера этой старой женщины и ее регулярные молитвы о моем благополучии и скором выздоровлении избавят меня от всех недугов. Мне бы еще Алису в дом вернуть, а там уже и не страшно ничего!

Ещё я беспокоилась за своего верного слугу и помощника: я была почти уверена в том, что раньше ему не поручалось ничего подобного. Однако же за время нашего знакомства я заметила, что он обладает редкой способностью располагать к себе.

Демьян умел находить нужную информацию и, там, где ему не доставало знаний в том или ином деле, он находил тех, кто мог ему эти знания дать. А потому я всерьез задумалась, а не взяться ли мне вплотную за обучение своего стража? А что, вот заберу Алису, а там уж он от нас двоих не отвертится: будет познавать науки, обучится грамоте и письму?!

Глава 14

К вечеру следующего дня я наконец-то уверилась в том, что готова к встрече с отцом.

Демьян отыскал для меня дельного поверенного в помощники, который запросил при этом баснословную сумму за свои услуги, но он явно знал толк в своем деле. С его помощью я перепроверила все документы, подготовленные бывшим управляющим, составила договор, согласно которому одна из моих фабрик переходит во владения отца. А главное, подготовила бумаги, необходимые для оформления опеки над моей сестрой, которые делали бы меня и только меня хозяйкой ее судьбы!

Но это было еще не все: я понимала, что отец может выкинуть что-то этакое, может затребовать больше или отказаться от всего, а значит, у меня должен быть и запасной вариант.

— А знаете, в вас действительно есть боевая хватка: признаться, я еще не сталкивался со столь способными дамами вашего возраста, графиня! — с долей самодовольства заявил мне мой новый знакомый.

— Я польщена вашими словами, Илларион Павлович! — сдержанно улыбнулась я в ответ.

Человеку этому, кажется, были чужды всякие лишние эмоции, и все его мысли и действия неизменно были связаны с законами и ценными бумагами. Он мастерски просчитывал всевозможные ситуации и пути их разрешения и еще, определенно, знал цену своему таланту, о чем мы с ним и договорились в первую очередь, заключив соглашение о сотрудничестве. Согласно оному я выплачу ему кругленькую сумму и увеличу ее вдвое, если по окончании дела он исполнит все свои обязанности надлежащим образом!

Что ж, я не была скупой, когда дело касалось моей сестры: ее жизнь была ценнее всего на свете, да и состояние графа позволяло мне не бояться скорейшего разорения.

— Завтра утром отец прибудет к нам: его уже поставили в известность о необходимости этой встречи. Думаю, вам все же лучше занять одну из гостевых комнат, чтобы не тратить время и силы впустую! — я погладила ладонями прохладную поверхность письменного стола. Все во мне горело и трепетало от волнения — усталость тоже присутствовала, но я не обращала на нее внимания. Нужно было отдохнуть, выспаться, а я была практически уверена в том, что не усну этой ночью — буду просчитывать каждое слово и каждый шаг, но точно не смогу расслабиться. Может, стоит выпить тех капель, которые мне порекомендовали от бессонницы?

— Тут я с вами соглашусь! — кивнул мужчина, пристально наблюдая за моими действиями и явно что-то там для себя подмечая.

Эта его привычка меня несколько раздражала, но, с другой стороны, я понимала ее практическую ценность: ведь человек, умеющих чувствовать перемену настроения своего оппонента, наверняка умеет с легкостью использовать это в своих интересах.

За окном уже смеркалось, и мы явно увлеклись, погрузившись в бумаги и обсуждая завтрашний день.

— Я рада, что вы, наконец-то, сдались, — с победной улыбкой на губах произнесла я.

Явившись ко мне несколькими часами ранее, этот человек был уверен, что сможет ответить на все мои вопросы в течение получаса, а потом спокойно отправится домой. Увы, я оказалось крайне придирчивой и дотошной, да и ситуация моя не такая уж и типичная.

— Ваш отец уже здесь, хозяйка! — сообщение Демьяна не было для меня такой уж неожиданностью: я давно ждала гостей, сидя в своем кабинете в компании стопок бумаг и своего поверенного. И все же я вздрогнула от этих слов, внутренне подобралась, почувствовала, как неприятный холодок прошелся по телу. Дыхание перехватило от нетерпения — больше всего на свете я хотела увидеть Алису.

Я не собиралась идти встречать гостей, намереваясь сохранить хотя бы видимость хладнокровия и спокойствия, чтобы удержать в голове все важные слова и действия, да и вообще встречают уважаемых и почитаемых гостей, а мой родитель таковым не являлся.

Дверь распахнулась, и он весьма стремительно вошел в комнату, окинул меня, стоящую у стола и опирающуюся на костыль внимательным и несколько насмешливым, даже хитрым взглядом, потом посмотрел на стоящего неподалеку Иллариона Павловича, и тот ему явно не пришелся по вкусу.

— Рад видеть тебя на ногах, доченька! Право, я весьма удивлен, думал, что нас проведут в твою спальню, — с некоторой долей разочарования сообщил он.

Я сочувствующе улыбнулась ему, так как явно не оправдала его ожиданий — опять!

Ведьмы-мачехи рядом не было, как и Алисы.

— Где моя сестра, отец? — гневно произнесла в ответ, вместо обмена приветствиями и любезностями.

— Вижу, ты уже неплохо освоилась в роли графини, дорогая моя, раз позволяешь себе так открыто проявлять неуважение к отцу в присутствии посторонних! — вместо того, чтобы ответить на мой вопрос проговорил он, взглядом кивая в сторону моего посредника.

— Я позволяла себе это и раньше, — фыркнула в ответ, раздражаясь все больше и чувствуя, как мало по малу теряю над собой контроль.

Дверь распахнулась повторно, и на пороге снова появился Демьян. Он кивнул мне в знак уважения и пропустил за собой поверенного моего отца, Артемия Гавриловича.

Я видела этого человека несколько раз у нас дома: обычно отец сразу уводил его к себе в кабинет, и там они занимались какими-то своими делами. Артемий Гаврилович был уже немолодым мужчиной в возрасте пятидесяти — пятидесяти пяти лет, невысокий, несколько полноватый, с проплешиной на голове, маленькими и несколько косоватыми глазами, низко опущенными бровями и острым носом. Его лицо всегда казалось мне каким-то хитроватым и лживым: он неприятно улыбался, обнажая желтоватые и кривые зубы, часто сутулился и редко смотрел в глаза собеседнику, но отец явно доверял ему и потому притащил сегодня в мой дом.

Я хотела повторить свой вопрос по поводу сестры: не может быть, чтобы он не взял ее с собой! В своем послании я довольно четко и резко изъявила свое желание увидеть ее сегодня же.

Но не успела я сделать полный вдох, чтобы обрушить праведный гнев на своего родственника, как на пороге появилась моя дорогая Алиса.

И я словно подавилась воздухам, словно кто-то ударил меня в грудь, даже рука, сжимающая костыль, дрогнула.

Она не была похожа на саму себя: моя маленькая улыбчивая, полная сил и энергии девочка, та самая, что писала мне письмо еще совсем недавно, сейчас больше походила на жалкую пародию на саму себя.

Она словно не узнавала меня, или же я ничего не значила для нее — ничто вокруг не волновало ее. Бледное, осунувшееся личико не выражало никаких эмоций, неестественно прямая спина, идеальный книксен в мою сторону, опасливый взгляд в сторону отца, а потом она сделала несколько шагов в сторону диванчика в дальнем углу кабинета, осторожно уселась подальше от всех присутствующих и принялась пристально рассматривать свои руки, сложенные ровно перед собой.

— Алиса, — сдавлено произнесла я.

Она не поднимала головы, не реагировала на мой голос и продолжала сидеть и смотреть строго прямо перед собой.

Руки меня подводили, и я едва не потеряла равновесие от шока, в котором сейчас пребывала. Взгляд коснулся самодовольного лица отца, и я забыла, зачем пришла в этот кабинет, о чем так долго говорила с поверенным, что должна была сделать и сказать! Я забыла все и, словно оглушенная, стояла, уставившись на объект своей ненависти, пока страшная и неподвластная моему разума волна ярости поднималась во мне и рвалась наружу.

В этот момент раздался наигранно громкий кашель Иллариона Павловича.

— Прошу прощения, но, кажется, нас забыли представить! Я доверенное лицо графини Рианы Богдановой, меня зовут…

Он что-то еще говорил моему отцу, а я изо всех старалась переключить внимание на эти слова, на этот спокойный и деловой тон уверенного в себе человека.

«Возьми же себя в руки, ничтожество! Она здесь — жива и невредима, и она больше не вернется в дом монстра, но для этого нужно быть сильной: крики и истерики ничего не решат — именно на это и рассчитывает отец! Он хочет ранить меня глубже и насладиться собственным триумфом — это его излюбленный прием и ничего больше!» — я потихоньку приходила в себя, старалась не смотреть на сестру. Глянула на серьезное и строгое лицо стоящего у дверей Демьяна, потом на задумчивое лицо родителя и постаралась снова придать своему лицу деловой вид.

— Я хочу оформить опеку над своей сестрой и лишить тебя права распоряжаться ее судьбой! — несколько охрипшим, но твердым голосом произнесла я.

— Неужели? Очень наивно с твоей стороны хотя бы помыслить, что я могу согласиться на нечто подобное! — с явной усмешкой ответил он.

О, я не сомневалась ни на секунду, что он знал, каковы будут мои требования, и как всегда просто разыгрывал перед присутствующими и передо мной в частности комедию.

— Я давно уже не наивная девочка, отец! — фыркнула я в ответ.

Эмоции во мне снова всколыхнулись и едва не вырвались, но и тут Илларион Павлович спас положение, перехватив моё слово.

— Мы подготовили для вас договор: весьма щедрое предложение, князь. Ознакомьтесь, прежде чем так категорично высказываться.

Он протянул моему отцу составленный нами договор и всем своим видом излучал уверенность в успехе сегодняшнего дела.

Отец не стал продолжать разыгрывать роль оскорбленного в лучших чувствах родителя и принялся читать, развалившись в кожаном кресле и закинув ногу на ногу.

— Что это за вздор? Вы что, смеетесь надо мной? — спустя несколько минут прогремел он, разорвав документ и швырнув его остатки на пол, даже не позволив своему другу прочитать содержимое.

— Что именно вас так расстроило, князь? — нисколько не смутившись, спросил Илларион Павлович.

— Я не продам свою дочь за… — это даже смешно обсуждать! Как вы смеете предлагать мне подобное! — давясь от возмущения, произнес он.

— Значит, дело в том, что данная плата просто не соответствует вашим запросам? — спокойно осведомился мой поверенный, акцентировав, однако, внимание на продажности моего отца, а я мысленно аплодировала его таланту.

— Я, думала, что единственное, чего тебе так страстно хочется, отец, так это встретить старость, пребывая в роскоши и комфорте, — именно поэтому ты так стремился выгодно отдать нас обеих в руки богатеньких женихов? — с легкой иронией в голосе произнесла я.

Мысленно я сузила пространство этой комнаты до одного единственного человека, моего ненавистного врага и мучителя, и все же иногда тревожный взгляд касался неподвижной и безмолвной фигуры на диване, и сердце болезненно сжималось каждый раз при этом.

— Что ж, хорошо… — я могу предложить тебе нечто большее, но… это и все, что ты можешь от меня получить, ничего большего я жертвовать тебе не стану! — твердо и решительно произнесла я.

— А я говорил тебе, что эта мерзавка зазналась, и ты ей не так уж и нужна, дорогая моя, только в отчем доме ты можешь найти настоящий приют и утешение!

Да, да, — вы все правильно поняли, эти слова он сказал, обращаясь к моей сестре!

Она же словно и не живая, продолжала сидеть на своем месте, только ее светлая головка, кажется, опустилась еще ниже.

— Так ты прочтешь? — резко оборвала его я.

Он взял бумагу из рук поверенного с победоносной улыбкой на губах.

Я же мысленно перебирала в уме все просчитанные ранее варианты исхода этой встречи.

Новый договор явно заинтересовал его, значит, управляющий не врал и отцу нужна была именно эта фабрика, хотя по сути первый договор был намного выгоднее, нежели это более не подающее надежд предприятие. Я так хорошо изучила этого человека, что сейчас с легкостью могла прочитать все его тщательно скрываемые эмоции, например, что предложенного ему все равно было мало.

— Прежде, чем объявите и это, замечу, весьма щедрое предложение недостойным вашего внимания, — неожиданно произнес Илларион Павлович, настолько тонко подмечающий все вокруг, что мне даже как-то не по себе стало, будто он был способен прочитать и мои мысли, — я должен предупредить Вас, о том, что в данном случае мы будем вынуждены подать исковое обращение в мирской суд с требованием лишить вас прав опеки над собственной дочерью! Уверяю вас, что это будет очень громкое и во всех отношениях неприятное для вас разбирательство. Фамилия графини известна в нынешнем обществе — покойный граф Богданов был уважаемой и важной личностью, а его молодая вдова унаследовала не только капитал своего мужа, но и его положение в обществе со всеми вытекающими. Быть может, нам даже удастся сыскать свидетелей, подтверждающих жестокое обращение по отношению к княжне… — он сделал многозначительную паузу, а потом совершенно хладнокровно добавил, — вы действительно надеетесь выиграть это дело?

Отец заскрежетал зубами, покраснел, возмущенно и озлобленно уставившись на моего поверенного, который говорил с ним совершенно спокойно и, казалось, вовсе и не ощущал этой ауры презрения исходящей от моего родителя. Иллариона Павловича никак не смущали многообещающие взгляды отца, он даже умудрялся периодически попивать полуостывший чай из своей чашки.

Разъяренный родитель швырнул договор в руки своего помощника и тот, судорожно перехватывая бумагу, принялся его изучать, но я знала, что с юридической точки зрения придраться там решительно не к чему.

— Ты смеешь мне угрожать? — выкрикнул отец, подскакивая с места и делая шаг в мою сторону.

— Разве бы я осмелилась когда-нибудь, папенька? Я лишь всем сердцем желаю освободить вас от лишнего беспокойства, снять с ваших плеч тяжелый груз ответственности за судьбу и счастье вашей дочери, а за одно и помочь Вам материально, дабы вы ни в чем не нуждались до конца ваших дней! — я постаралась изобразить на лице, как «сильно» я обеспокоена этим вопросом.

К этому времени я уже чувствовала страшное напряжение и боль, но все равно не хотела и не могла присесть, лишь немного опершись о крышку письменного стола.

— Надо же, сколько заботы в твоих словах! — едко заметил он в ответ.

— Что с договором? — повернувшись к своему подельнику, прорычал мой папочка.

Тот нервно поправил очки, бросил торопливый взгляд на меня и моего поверенного, снова нервно поправил очки и со вздохом ответил отцу.

— Согласно этому документу, вы становитесь правообладателем данного предприятия, то есть его единственным владельцем! А также получите в личное пользования все прилежащие к нему земли!

Он снова бросил торопливый и, как мне показалось, беспокойный взгляд на моего посредника и даже протер платком вспотевший лоб.

«Ага, вот это что-то новенькое, выходит, этот червяк уже имел дело с моим помощником и, похоже, это его сильно беспокоит!» — я мысленно улыбалась, поглядывая с загадочной задумчивостью на своего наемного работника, точно зная, что, если дело выгорит, еще не раз обращусь к нему за помощью!

— О господи, я не собираюсь ждать тут два часа, пока ты решишься! Если ты по-прежнему против моей сделки, скажи это прямо сейчас! — я с ненавистью посмотрела на отца, вцепившись в деревянную ручку костыля всеми пальцами.

— Хорошо! — выкрикнул он, со злостью выхватывая договор из рук своего друга, которым сегодня явно был не доволен.

«Неужели тоже заметил страх в его глазах!?»

— Что ж, это разумное и выгодное решение, князь, я вас поздравляю, но мы подпишем акт передачи прав собственности только после того, как вы передадите графине права опекунства над ее сестрой Алисой Николаевной, — спокойные и отточенные реплики Иллариона Павловича явно нервировали обоих гостей.

Я выжидающе посмотрела на отца.

Он колебался с минуту, и оба мы смотрели друг другу в глаза, не моргая.

— А черт с тобой, вы обе никогда не приносили мне ничего большего, чем неприятности и разочарования!

«Что, он серьезно думал, будто эти слова заденут меня и обидят? После стольких оскорблений, выслушанных от него за все годы!?»

Мы подписали бумаги: сначала права опеки, хотя отец просто-таки лопался от злости и негодования, не желая подписывать эту бумагу.

Когда все было кончено, он бросил беглый взгляд на мою сестру.

— Что ж ты молчишь, маленькая мерзавка? Не хочешь попрощаться с отцом?

Алиса впервые за вечер пошевелилась, с тревогой посмотрев в его сторону и в это мгновение в ее светлых голубых глазах не было ничего, кроме страха или даже животного ужаса перед ним.

— Демьян! — резко и слишком громко прогремел мой голос, разрывая мертвенную тишину комнаты.

Мой безмолвный страж все это время был здесь и прекрасно бы расслышал любую просьбу, но мой крик был в большей степени обращением к отцу, нежели к нему.

— Наши гости уже уходят, прошу тебя проводить их к выходу немедленно!

Демьян понятливо кивнул, нехорошо посмотрел на отца: взглядом он выразил всю глубину своего отвращения — это был слишком дерзкий взгляд для простого крепостного, и в иных домах за такое могли бы хорошенько высечь, я же была безмерно довольна.

Дверь захлопнулась, и я вдруг в раз почувствовала все скопившееся во мне напряжение и боль в затекших и уставших суставах и мышцах. Рука дрогнула, и я упала бы на пол, если бы быстрая ладонь моего делового советника не удержала меня на месте.

Было больно, и я стиснула зубы, постаралась выпрямиться, но ноги меня уже не держали.

Иллариона Павлович ловко перехватил меня и помог добраться до кресла, в которое я практически рухнула.

Я устало посмотрела на сестру, пульсирующая боль в ногах мешала думать, а в глазах уже стояли слезы.

— Оставьте нас, пожалуйста, я переговорю с вами чуть позже! — сдерживаясь, произнесла я.

Еще несколько мгновений и мы с сестрой наконец-то остались наедине.

— Так и будешь там сидеть, да? Может, ты этого не хотела? Может, ты хочешь к отцу? Что с тобой, Лис? Почему ты на меня даже не смотришь? Что они с тобой сделали? — мой голос был несколько резок: я была слишком вымотана, чтобы сохранять сдержанность нрава и впредь.

Алиса зашевелилась. Она как-то неуклюже подскочила со своего места и вдруг оказалась у моих ног. Упав на колени, она спрятала лицо в пышной ткани моего платья.

— Эй, Лисенок! — несколько смущенно позвала я, сразу оттаяв и обеспокоившись одновременно. — Лис, посмотри на меня, прошу тебя!

Она словно не слышала меня.

— Алиса прекрати, посмотри на меня!

Она подняла заплаканное лицо.

— Все кончено, ты в безопасности, я же обещала, что не брошу тебя, ну же улыбнись мне, сестренка!

Но она не улыбалась, ее такое милое и улыбчивое личико все еще отражало отпечаток пережитого ужаса и боли.

— Что он сделал?

Голос мой дрожал, но я хотела получить ответ немедленно.

Она покачала головой и снова заплакала.

И я поняла, что с ней случилось что-то очень нехорошее, хуже всего того, что было когда-либо, а также то, что сейчас лучше не мучить ее допросами, потому что говорить об этом ей больно.

Глава 15

Я щедро вознаградила своего делового советника и дала понять, что и в дальнейшем надеюсь на возможность нашего сотрудничества. Илларион Павлович, конечно же, был не прочь и даже предложил мне себя в роли постоянного консультанта по всем текущим вопросам, однако на мой взгляд такое расточительство было бы излишним. Я намеревалась самостоятельно разобраться во всех своих делах и прибегать к помощи из вне лишь в наиболее тревожных и опасных случаях!

Думаю, вам не терпится узнать, что же случилось с моей дорогой сестренкой!?

Я сразу поняла, что здесь что-то неладное и потому отправила своего верного стража за бабой Феней сразу, как только Демьян вернулся, благополучно выпроводив восвояси моего родителя.

— Алиса, я не хочу тебя заставлять говорить то, о чем тебе больно вспоминать, но я хочу знать, есть ли что-то, причиняющее тебе физическую боль? Ты мучаешься, я вижу! Он бил тебя, да? — я старалась говорить очень осторожно, уговаривая, убеждая ее.

Она посмотрела на меня своими доверчивыми и испуганными глазами, и тоненькая нижняя губа вдруг задрожала, а потом она снова заплакала.

— Тогда, хотя бы позволь моей знахарке посмотреть на тебя! Я доверяю ей, и она очень помогла мне. Если ты сделаешь это, я не стану мучить тебя расспросами.

Она только едва заметно кивнула мне.

Баба Феня явилась скоро, ворвалась в комнату со своей удивительной и так не свойственной людям ее возраста резвостью.

Она кинулась ко мне, охая и причитая, а я уже и не замечала своих недугов, вежливо отмахиваясь от ее помощи.

— Здравствуйте, баба Феня, спасибо вам за тот отвар, он и в самом деле чудодейственный, иначе я бы точно не смогла так долго продержаться на ногах!

— Ах, внученька, да что ж ты меня так мучаешь и тревожишь, тебе лежать да сил набираться, а ты все убежать от меня стремишься! Не нравится мне твоё бледное личико что-то! — в ответ запричитала гостья.

— Ну вот опять вы за свое, баба Феня, не для себя я вас позвала, а для сестренки, о которой я вам рассказывала! Вы уж осмотрите ее своим зорким глазом, а то она мне и выговорить не может того, что отец с ней сделал, а я уж таких ужасов себе напридумывала, что голова разболелась пуще прежнего! — я указала взглядом на притаившуюся неподалеку Алису.

Баба Феня так переживала за меня, что и не заметила ее, когда вошла, а теперь перевела свой непомерно заботливый взгляд на мою сестренку и сразу нахмурилась. Несколько мгновений она молчала, а потом, не задав ей при мне ни одного вопроса, произнесла:

— Пойдем-ка, душенька, знакомиться, пусть твоя сестра пока отдохнет, успокоится, а мы с тобой чаю травяного выпьем, да поговорим немного! — она сказала это той особенной интонацией, против которой совершенно невозможно было устоять. С одной стороны, это звучало как вежливая просьба — ласковая такая, и в то же время, было в ее взгляде или голосе что-то настойчивое, уговаривающее.

Алиска не стала противиться, да и не умела она никогда отказывать в чем-либо людям и уж тем более пожилым бабушкам с таким трогательно заботливым лицом.

Она молча поднялась с места и покорно проследовала за ней.

Дверь захлопнулась, и я откинулась на подушки. Стало немного спокойнее, и в голове как будто не так шумело теперь.

Ждать возвращения знахарки пришлось долго. Я снова волновалась и бессильно сжимала кулаки, проклиная отца. Потом в дверь постучали, и я взволнованно крикнула:

— Войдите же!

Старушка тут же прошла ко мне, привычно присела на край постели и взяла меня за руку — я сразу заметила, что сестры рядом нет.

— Я дала ей снадобье, пусть лучше поспит! — заметив мое беспокойство, ответила знахарка.

— Как она? — нисколько не успокоившись, спросила я.

— Она, как и ты, сильная и умная девочка, она обязательно справится! — начала баба Феня.

«Сильная? Кто — Алиса?» — я впервые начинала сомневаться в компетентности своей лекарки.

— А я думала таких супостатов как наш граф, упокой, Господь, его грешную душу, больше нет, ан нет, ваш батюшка ничем не лучше! — со вздохом призналась она.

— Он избивал ее, да? — я не знаю, чего во мне тогда было больше: тревоги за сестренку или злости на отца, а может, того и другого поровну.

— Избивал, самолично грех на душу взял, злость свою на ней испытывал, нелюдь! Синяки мы, конечно, вылечим, пройдет все, да вот в голове у нее страхов столько, что и не переборешь всего, боится она теперь очень, даже тени собственной боится, улыбнуться боится и в глаза смотреть людям не может — тоже боится, страхи теперь за нее решают, руководят ее, подневольной делают, от людей закрывают.

Я хмурилась, прикусывала губы, страшное чувство вины завладело мною.

— Я не знаю всего того, что он с ней сотворил, да только девочка теперь на левую сторону ничего не слышит и, наверное, этого я исправить, внученька, уж и не смогу! — она печально вздохнула, а у меня и сердце биться перестало от ее слов.

— И еще… я у нее отметины заметила, свежие совсем на руках, особенные они, ее рукой сделанные…

Она замолчала, а я все поняла — вспомнила про письмо, она ведь уже в нем признавалась мне, что мыслила о самоубийстве, так значит…

Руки похолодели, кожа покрылась мурашками: я все еще помнила то отчаяние, что толкнуло меня к краю пропасти, и никогда бы не пожелала сестре отказаться там же.

— Ты приглядывай за ней, одну не оставляй: демоны в наших головах могут быть сильны, они могут заставить нас делать то, чего мы не желаем, а ее страх застилает глаза и ослепляет! Только с твоей помощью, вместе, вы сможете их перебороть! — она вздохнула и я поняла, что ей сейчас больше нечем меня взбодрить и утешить.

— Спасибо вам, баба Феня! — поблагодарила я старушку, а сама не смогла больше и минуты пробыть в этой комнате.

Схватившись за колокольчик, я позвала прислугу и велела отвести меня в комнату к сестре. Я улеглась рядом с ней, прижав Алиску к себе, как делала это раньше и наконец-то позволила себе вдоволь поплакать, пока она спит и не может увидеть моей слабости.

Это не длилось слишком долго, так как, в конечном счете, я тоже уснула. Хотя до вечера было еще далековато, мы проспали несколько часов. И знаете что? Я впервые почувствовала себя по-настоящему ДОМА.

Совершенно точно, что мой дом там, где со мной рядом мой дорогой и близкий человечек, и теперь мы снова были вместе: вдвоем против целого мира.

Только теперь не было никаких чудищ в соседних комнатах — дом превратился в нашу крепость, защищающую нас двоих от родительской тирании — оставалось только вновь научить Лисенка улыбаться мне, как и раньше.

Я проснулась от звонкого чиха и сонно посмотрела на встрепенувшуюся и растерянную сестренку.

Стеша забралась к нам на постель и, наверное, почувствовав, что нужна Алисе больше, чем мне, улеглась к ней поближе, ну а потом так обнаглела, что подобралась к самому личику.

Я молча наблюдала за тем, как вместе с остатками сна, развеивались и ее кошмары. Узнав мою ручную зверушку, Алиска тут же прижала ее к груди.

— Стешенька! — прошептала она, а потом и меня рядом приметила и снова улеглась на постель, теперь уже развернувшись ко мне лицом и все не отпуская из рук куницу.

— Кажется, она тоже по тебе скучала! — улыбнулась я.

— Ты не злишься? — робко прошептала Алиса.

— Только на себя!

Мне очень хотелось расправиться с отцом, и даже казалось, что я смогу-таки сделать это голыми руками, но я не хотела тревожить ее мрачными воспоминаниями, не собиралась упрекать за попытку вскрыть вены и только переживала из-за того, что, вероятно, мое заплаканное и припухшее лицо выдает мои мысли и страхи.

— Знаешь, я тут без тебя бы не справилась — столько всего вокруг, что нужно делать и в чем разбираться, думала, с ума сойду! — постаралась перевести тему я.

— А что, от меня будет какой-то толк в хозяйстве? — грустно улыбнулась Алиса.

— Ооо, я возлагаю на тебя большие надежды, сестренка! — я действительно собиралась нагрузить ее различной работой и поручениями: пусть учится вести хозяйство и контролировать работу подчиненных — ей это еще пригодится, ведь я не всегда буду рядом. Кроме того, я надеялась, что это поможет ей отвлечься от разных мыслей, и она всегда будет не одна. Пусть еще Демьян переговорит с прислугой, что б и глаз с нее не спускали и в то же время в душу с расспросами не лезли!

— Кстати, как ты смотришь на то, чтобы возобновить уроки пения? — я снова ей улыбнулась и снова меняла тему.

— Пения? — она как-то растерялась.

— Пения!

— Я не уверена, что хочу, знаешь я в последнее время… — начала было лепетать она.

— Что, даже для меня петь не станешь? Совсем? — я картинно погрустнела.

— А разве ты еще мечтаешь о балах и танцах? — с какой-то горькой усмешкой спросила она.

— Мечтаю, и ты мечтаешь! Мы всегда мечтали, и я не позволю отцу лишить нас этой мечты, больше он не сможет причинять нам вред! — кажется, ко мне вернулась прежняя уверенность в себе и своих силах.

Я знала, что смогу вернуть прежнюю Алису, только если она снова захочет жить, снова станет петь и снова станет мечтать, почувствует себя в безопасности, окруженной домашним теплом и заботой и если она почувствует себя сильной и способной принимать самостоятельные решения.

Может, и права была баба Феня — это я привыкла считать ее маленькой и беспомощной девочкой с кучей страхов и слабостей, а ведь мы сестры по крови, а значит, она, как и я, способна, на многое!

Глава 1

Прошло почти три месяца, и за окном уже была не то поздняя осень, не то ранняя зима.

Хотя я не очень-то и замечала смены погодных условий — в моем доме всегда было тепло.

Я быстро шла на поправку, но говоря по правде, я не справилась бы, если бы не Алиса. Упрямая и недоверчивая, я так и не нашла никого на должность управляющего, хотя некоторые обязанности, конечно же, все же сложила на плечи Демьяна, заодно повысив ему жалование вдвое. Но он пока не был всему обучен, плохо читал и плохо разбирался в математике и еще хуже в ценных бумагах. Он был хорош в том, чему его учили от рождения, и с ним усадьба содержалась в строгости и порядке, а остальное… приходилось разгребать мне.

Алиса быстро поняла, насколько я загружена и стала помогать. Она осваивала ведение домашнего хозяйства, старалась вникать в проблемы крестьян и лишь в крайнем случае обращалась ко мне. А знаете ли вы, КАК ей это тяжело давалось!?

Мы с трудом прошли тот период, когда она замирала и переставала дышать в присутствии посторонних, когда она боялась заговорить с кем-либо, кроме меня и бабы Фени, когда до икоты боялась одного вида Демьяна и пряталась всякий раз за моей спиной от него, иногда даже не успев осознать собственный страх, даже понимая всю глупость и бессмысленность своих страхов.

Сейчас подобные панические приступы стали происходить реже, правда, мы почти не выходили в люди, были затворницами и почти не принимали гостей.

— Мира, прекрати пялиться в окно и займись делом! — назидательным тоном произнесла Алиса.

Я нахмурилась и обернулась, всматриваясь в лицо сестры.

Она стала строгой, примерила на себя роль ответственной и требовательной барышни, но этот дурацкий образ дотошной брюзги и зануды мне очень не нравился.

— Какая ты стала вредная, Лис! Мира немногим тебя старше, а ты…

— А я ничего такого не сказала и не сделала, — обиделась сестра.

В комнате показался Демьян, и она вмиг утратила всю свою воинственность.

Я взглянула на мужчину, несмотря на свои внушительные размеры, он никогда не казался мне неуклюжим или медлительным. Широкоплечий богатырь с курчавой головой и трехдневной щетиной, хмурым, но вовсе не злым взглядом, широким подбородком и носом с горбинкой.

Завидев Алису, он всегда смущался и отводил взгляд. Ему не нравилось, что она боится и сторонится его, и пару раз он даже набирался смелости и пытался объяснить ей, что никогда бы не причинил вред своей хозяйке. Однако Алиска, стараясь держаться холодно и даже сурово, продолжала опасаться и сторониться его.

Она словно спряталась от целого мира, не показывает себя настоящую, улыбчивую и ласковую, — такую, какой я ее знаю, но я верила, что это тоже временно, и рано или поздно она снова расцветет и снова станет собой.

Алиса занималась пением, совершенствовала свой французский, больше читала, готовила вместе с кухаркой, вышивала и даже ходила со мной на первые уроки танца.

Занятия эти начались совсем недавно, так как еще пару недель назад я ужасно хромала. Я и теперь хромаю, особенно, когда пройду достаточно много за день. Тем не менее я уже вполне могу выполнять некоторые несложные па. Учитель Миссерж родом из Франции и весьма известен в светских кругах, более того его считают одним из лучших.

Он был настолько хорош, что мог сам выбирать на кого ему работать, и потому жалование тоже требовал соответствующее, но мне он понравился с первой встречи. Меня не отпугнуло его высокомерие, потому что я сразу разглядела в нем хорошую и продуманную игру: я и сама, изредка появляясь в свете подолгу своего положения, тоже пользовалась вот таким вот напускным презрением к окружающим, не желая допускать к себе алчных и навязчивых людей.

Он сразу обратил внимание на мою хромоту и ужасно удивился, узнав, что я намерена обучаться бальным танцам, стал интересоваться причиной моего недуга и заставил меня станцевать с ним.

Это был первый раз, когда я старалась вспомнить все полученные ранее уроки и показать себя во всей красе, и это было ужасно мучительно для меня и больно, и все же по окончании танца я заслужила снисходительную и ободряющую улыбку, но ничего более.

Я расстроилась так, что решила забросить эту глупую затею, а потом через два дня он явился к нам в имение и объявил о своем согласии обучать меня, предупредив, однако, что не намерен делать никаких поблажек для своей новой ученицы.

С тех пор он стал моим мучителем, инквизитором, три раза в неделю доводя свою жертву до почти бесчувственного состояния, так что оставшиеся четыре дня я буквально приходила в себя.

— Да что же это такое! Я решительно отказываюсь продолжать этот фарс и дальше! — по-французски возмущался Франсуа Миссерж, когда я в пятый раз наступила ему на ноги.

— Простите, — робко отозвалась я, покраснев до кончиков ушей.

Француз тяжело вздохнул и посмотрел на меня крайне неодобрительно.

— Вам следует найти способ снимать это напряжение и страх! Вы словно боитесь меня! — глядя в глаза, произнес мужчина.

Я молчаливо рассматривала его лицо. Он разительно отличался от Пэтра, которого нанимал для нас отец. Был выше меня на голову, имел идеальную осанку, его темные волосы были длиной до плеч и всегда аккуратно причесаны и подвязаны, тонкие и правильные черты лица выдавали в нем не только человека высокомерного и надменного, но еще и умного и способного искренне улыбаться своему собеседнику, что, признаться, было в свете большой редкостью. Он был красивым с мужчиной и наверняка привлекал внимание женщин, тем более что к тридцати годам Миссерж так и не обзавелся семьей. А еще он не только всегда соблюдал все тонкости этикета, но и не забывал указывать мне на мое невежество, если я вдруг вела себя слишком грубо или бесцеремонно для молодой аристократки.

Француз ошибался, я не боялась его! Просто за годы, проведенные рядом с отцом и его избранницей, я не привыкла расслабляться и доверять партнеру в танце, привыкла оценивать всех критически и видеть потенциальную угрозу.

Глубоко вздохнув, я почему-то закрыла глаза и медленно выдохнула.

— Давайте продолжим урок, Француа! — вполголоса ответила ему.

Мужчина снова положил руку на мою талию, коснулся пальцами правой руки моей ладони и уверенно повел в танце.

Мысленно я уже не было рядом с ним, мой воображаемый партнер был еще выше и значительно крупнее Француа, его серо-голубые глаза не позволяли мне отвести взгляд и оступиться.

«Расслабьтесь, Риана, это совсем несложно, просто слушайте музыку и ни о чем больше не думайте», — произнес этот другой, далекий и чужой для меня мужчин. Он скупо улыбнулся мне, сжимая мои пальцы в своей широкой и горячей ладони.

Этот призрак из прошлого все еще приходил ко мне во снах, однако теперь, когда я вновь стала ходить и даже начала заниматься, я встречала его намного реже.

— Не знаю, как именно вам это удалось, Риана, но результат на лицо! Вы только что были почти безупречны, — одобрительно произнес француз. — Если и впредь будете так стараться, то вскоре перестанете нуждаться в моих услугах!

— Даже не надейтесь на это, Миссерж! — возмутилась я. — Я намерена освоить все, что вам известно о бальных танцах?!

— В таком случае, приготовьтесь к тому, что я буду еще более безжалостен к вам, чем прежде! — явно предвкушая настоящее «веселье», сообщил мне француз.

С Алисой он был совершенно другим человеком: мы сразу условились, что она мне нужна в качестве моральной поддержки и что на нее давить всячески воспрещается. Так что он был снисходителен, мил и любезен в обращении с ней и совершенно бессердечен в отношении меня.

Многие считали это моей блажью и не понимали, почему я позволяю так себя изнурять. И только мой Лисенок понимала, что я прежде всего делаю это для себя, для того чтобы доказать себе, что могу это сделать, могу стереть из своей жизни все то плохое, что привнес в нее мой отец и еще я оставалась примером для своей сестры, а это было важно.

Мое сердце рвалось к бальной комнате, даже зная заранее, что будет тяжело: оно хотело биться в удивительном ритме загадочных не то плавных, не то динамичных движений и, я думаю, именно это увидел тогда в моих глазах Миссерж и именно поэтому пришел в мой дом.

Кроме танцев были дела и разъезды, которых никогда не становилось меньше. Все время нужно было что-то проверять, перепроверять, заключать договоры, контролировать исполнение и главное просчитывать расходы и доходы, отчитываться, платить налоги, помещать различные суммы на хранение в банк, а потом по мере необходимости обращать туда же за обналичиванием.

Я уставала так, что иногда путала день и ночь так, что забывала об элементарных вещах, таких, как обеды и ужины. Временами я становилась невыносимой, дотошной и раздражительной, а иногда, хотя и не так часто, я даже засыпала в кабинете, не находя в себе сил, чтобы добраться до спальни.

И это походило на замкнутый круг, из которого не было выхода, но я продолжала вращаться, не позволяя себе остановок, если бы ни Алиса, если бы ее не было рядом… я бы давно сломалась, опустила руки, но она была рядом и старалась помочь, и она уже не была для меня несмышленой девочкой, теперь она постепенно превращалась в девушку, красивую, задумчиво-грустную девушку.

Как и говорила моя знахарка, она совершенно ничего не слышала левым ухом, и с этим ничего нельзя было поделать. Я пробовала обращаться к городским лекарям, но и они были бессильны. Это, конечно, не так страшно, и с этим вполне можно жить, вот только эта глухота, как и шрамы на запястьях, была вечным напоминанием о нашем с ней невеселом детстве и о нашем отце.

Каждая из нас теперь имела в душе свою зарубцевавшуюся, но не зажившую до конца рану, края которая периодически кровоточили, затягивая в омут мрачных воспоминаний.

Именно благодаря своему прошлому мы теперь тяжело сходились с людьми. Я не могла даже помыслить о новом замужестве, представляя его как добровольное рабство. Меня пугала одна лишь мысль, что я смогу доверить свою или Алискину жизнь другому мужчине.

И вроде бы перед глазами все время был хороший пример. Демьян, который очень любил свою молодую жену, о существовании которой я узнала совсем недавно, так как она не работала в доме — он не хотел, чтобы она попала под власть графа, и потому держал ее подальше от усадьбы. Дарья была хорошей и добродушной девушкой, она не боялась своего мужа и смотрела на него с нескрываемой любовью и нежностью, а мне их отношения казались скорее исключением, нежели закономерностью.

Да и не видела я пока таких трепетных чувств в светском обществе: там мужья и жены строили интриги и флиртовали, обманывали, унижали, подчиняли или подчинялись, в самом лучшем случае уважали супруга или супругу, но не более того.

— Ри, ты опять заработалась, я не сяду за стол, пока ты не явишься и, если я помру голодной смертью — это будет только на твоей совести! — строгий и тонкий голосок Алисы заставил меня оторваться от своих раздумий и отодвинуть подальше тяжелую стопку бумаг.

Буквы перед глазами путались и сливались, и я поняла, что она права, мне действительно стоит оторваться от дел и хотя бы поужинать.

— О нет, я этого точно не допущу, дорогая! — тепло улыбнулась я своей сестренке, которая стояла на пороге кабинета, расставив руки в боки и строго осматривая меня с ног до головы.

— Только не суди строго, запеканку я делала сама и она, кажется, немного пригорела! — краснея, призналась Алиса, когда я поравнялась с ней.

— Сама, значит! — я улыбнулась. — Всегда любила качественно прожаренную пищу! — я подмигнула ей и пошла следом.

— Мне завтра нужно будет съездить в банк, не хочешь отправиться вместе со мной, немного развеяться, прогуляться по магазинам? — я изо всех сил пыталась соблазнить Алису выбраться в свет и пыталась уже не в первый раз.

— Нет, у меня все есть, хотя… ты можешь купить мне кое-какие приправы, хочу опробовать новый рецепт из той поваренной книге, что я нашла в нашей библиотеке!

— Хорошо, напишешь мне названия на листке, — я разочарованно вздохнула, но по-прежнему считала, что всему свое время и она еще просто не готова.

Вообще мы с ней теперь вроде как резко перешли в статус очень даже завидных невест, благодаря состоянию графа и частенько получали различного рода приглашения. Расчетливые родители были людьми достаточно настойчивыми и упертыми. Надеясь подпихнуть нам своего отпрыска, они шли на разного рода ухищрения и даже пытались подстраивать случайные встречи и знакомства!

Однако Алиса все время была в поместье и вообще никуда не выбиралась, ну а я была непреклонна и наверняка обо мне теперь говорили всякое, потому как обиженных и оскорбленных моим отказом было предостаточно.

Я же продолжала «скорбеть» по усопшему мужу! Да, именно так я им в большинстве случаев и отвечала, с трудом сдерживая усмешки и иронию в голосе.

Никто в это не верил, конечно же, но данная отговорка позволяла мне избавляться от ухажеров и их родителей по вполне уважительной причине и обвинить меня им было не в чем, по крайней мере, в глаза они мне ничего говорить не смели.

Гостей мы тоже не любили и частенько, когда они к нам наведывались с «визитами вежливости», я и Алиса так некстати «бывали в гостях у родственников или соседей, или еще где-нибудь».

Глава 2

Погода сегодня, несмотря на недавно выпавший снег, была теплой, я так боялась замерзнуть по пути, но в итоге основной моей проблемой, как и всегда, была боль в затекших суставах. Выбравшись наружу, я снова захромала.

Я жадно вдыхала свежий воздух, которого мне иногда не хватало вовремя моих многочасовых посиделок в кабинете, и у меня даже немного закружилась голова с непривычки. Кажется, я действительно слишком заработалась на этой неделе!

Я взяла с собой трость и, как выяснилось, не зря, потому что постоянно приходилось опираться на нее, чтобы хоть как-то уменьшить боль в ноге, а ведь мне завтра еще и ждать визита учителя по танцам.

Тяжело вздохнула и оглянулась: лавка травника была неподалеку, и нужно было лишь запастись всем необходимым, а уже потом со спокойной совестью ехать на встречу с управляющим банка, если потороплюсь, то успею все сделать вовремя.

Я думала о своем, старательно вымеряла каждый шаг, чтобы не поскользнуться и не упасть, не оступиться на ровном месте и совершенно не обращала внимания на окружающих меня людей.

Константин Крайнов по воле случая тоже оказался в этом проулке и не сразу узнал свою знакомую, только спустившуюся из кареты.

Он, словно пораженный, замер на месте и не сводил с ее фигуры глаз, думая о том, что вот именно такой она была бы, если бы стала его женой: ухоженной, величественной в своей строгой и горделивой красоте, а она, теперь уж он это точно понял, была очень красива.

Немного бледная кожа почему-то уставшего и даже изнуренного лица подчеркивала глубину ее темных глаз, волосы, которые стали намного длиннее, были тщательно уложены в красивые локоны и путались в богатом меху воротника ее шубки. На ней была модная и дорогая одежда, длинное платье, выдержанное в строгих темных оттенках бардового, руки, спрятаны за бархатными перчатками, и только тут он заметил в этих руках трость, на которую она опиралась, прихрамывая, но и это не делало ее в глазах молодого человека жалкой или ущербной. Странно, но он снова ощущал сожаление и раскаяние, потому что эта девушка все-таки умела приковывать к себе взгляды и действительно была достойной партией.

Что-то толкало его навстречу к ней, и он сделал один неуверенный шаг, потом еще, она же, погруженная в свои мысли, даже не замечала его.

На крыльцо лавки вышел какой-то мужчина, скорее всего хозяин, он приветливо ее встретил, протянул руку, чтобы помочь подняться на последнюю ступеньку, и увлек за собой.

Константин услышал ее голос, вежливый и немного сухой тон, и вдруг подумал о том, что был согласен даже на вот такую отстраненно-прохладную встречу, лишь бы только заглянуть в глаза и услышать свое имя из ее уст.

Тряхнув головой, он отступил назад, задумчивый и мрачный, никак не ожидавший такой реакции на появление молодой графини. Да, увидев ее в подвенечном платье, он был по-настоящему поражен, восхищен ее красотой, и он был крайне расстроен, когда она упала с того балкона, хотя по своему малодушию, испытал в тот момент еще и некое облегчение от одной лишь мысли, что другой мужчина никогда не коснется ее.

Он узнал, что она выжила, но к тому времени впечатление, произведенное ею в тот день, несколько померкло, и кто бы мог подумать, что оно вот так снова вспыхнет в нем при одной краткой встрече, а ведь она даже не обратила на него внимания!

Опасаясь совершить какую-нибудь нелепость, Крайнов все-таки заставил себя сесть в карету и приказал кучеру ехать прочь.

Я ужасно устала и потому задремала по дороге домой, но я была довольна результатом сегодняшнего дня и ехала со спокойной совестью.

Алиска встретила меня уже на пороге и тут же заключила в свои объятья, словно я отсутствовала целую вечность, а не несколько часов.

— Я накупила кучу вкусностей и еще пару новеньких книг для тебя! — торжественно сообщила я.

Прежняя Алиса, наверное, завизжала бы от восторга и запрыгала вокруг меня, зацеловала бы и задушила в объятиях. Теперь же ее радость отражалась в блеске глаз и осторожной, но искренней улыбке, при этом глаза так сверкали, что мне казалось, будто она вот-вот расплачется и, возможно, так оно и было.

— Я люблю тебя, Ри! — тихо прошептала сестренка мне на ухо, и мы, взявшись за руки, поспешили в гостиную, где я намеревалась засыпать свою грустную пташку подарками.

Я распорядилась подать мне немедленно горячего чая, а сама с тихой радостью наблюдала за тем, как сестра с любопытством перелистывает страницы книг. Чтобы улучшить ее знание языка, я стала покупать любимые романы в оригинальном варианте, то есть без перевода и, как бы она не кривилась вначале, сейчас читала их с восторгом и даже пересказывала мне некоторые истории.

Слушать эти сказки о «настоящих чувствах» я не любила, но терпела изо всех сил: мне было приятно знать, что маленькая мечтательница все еще живет в ее сердце.

Я перебирала в уме все то, что успела переделать, оказавшись в городе, и как ни странно мне удалось сделать больше запланированного, хотя я и чувствовала себя сейчас выжитым лимоном.

Знаете, после того, что отец с нами сделал — с НЕЙ сделал, я не могла свыкнуться с мыслью, что он будет где-то там отравлять жизнь кому-то еще. Я хотела убедиться в том, что полученная им от меня текстильная фабрика не принесет никакого дохода и будет способствовать его разорению. С одной стороны, я давно знала, что предприятие это может приносить реальную прибыль, но для этого ему требуется ряд вложений, замена оборудования, новые поставщики сырья и много еще всего. Но с другой стороны, если всего этого не сделать, вскоре оно должно было стать настоящей головной болью, постоянно снижая конечную прибыль, и при этом за него нужно было платить налог, соответствовать плану производства и поставлять продукцию в объемах, указанных в заключенных с фабрикой договорах.

Я не могла больше ждать, все думала: «А что, если отец разберется во всем и таки доведет дело до ума? В конце концов, он не был глупым человеком!»

Именно из-за этого я впервые после падения вышла в свет, терпела расспросы назойливой публики и глупость светских львиц.

Благодаря Иллариону Павловичу, мне стало известно, что некий князь Сорочинский имеет кое-какие связи в сфере государственного контроля, знает нужных людей, способных помочь мне осуществить задуманное.

Мой план был прост. Для начала я преподнесла себя, как даму, может быть, и не слишком разбирающуюся в делах (еще бы — ни во что другое мужчины не способны поверить!) и очень беспокоящуюся о благополучии простого народа. Я рассказала о некоем предприятии, в котором предположительно имеются кое-какие нарушения, которые могут отрицательно сказаться на здоровье трудящихся там людей. Сорочинский был человеком деловым, и его мало волновал рабочий класс, но вот мысль выслужиться, раскрыв серию крупных производственных нарушений, пришлась ему явно по душе. Другими словами, выставив себя глупой и недалекой (действительно, кому ж есть дело до какого-то там бесправного скота), я фактически подкинула ему идею, где бы можно было неплохо поживиться.

Успокоив меня, что нет ничего страшного и волноваться совершенно не о чем, он поспешил откланяться и направился в сторону местного ревизора, ну а я была уверена, что даже если папочка откупится — это будет приличный удар по его карману!

Сегодня я узнала, что проверка у отца действительно была, так что осталось только ждать!

После ужина я вернулась к своим делам, запершись в кабинете с новой папкой: там у меня хранились ведомости от старост с западных владений графа, я лишь мельком глянула их и не смогла ничего разобрать в этих цифрах: ну что там может быть интересного и особенного? Как я должна была контролировать объем собранного урожая и полученных за него денег? В конце концов, на урожай влияет целая масса факторов: погода, вредители, пожары, урожайность сорта, добросовестность тех же старост, своевременно осуществляющих уход за посевами! Я нахмурилась, стала искать бумаги за прошлый год — суммы сильно отличались, посмотрела позапрошлый год, потом еще позже… потом нашла подноготную с восточных земель и озадачилась так, что и голова разболелась.

В итоге решила, что тут нужно бы разобраться, были ли в действительности пожар и неурожай в этих или хотя бы соседних землях, потому как все походило на то, что после смерти графа кое-кто решил разжиться за мой счет! И обеспокоиться этим вопросом нужно было, конечно же, намного раньше, а не когда за окном уже снег и все что и было заработано непосильным трудом крепостных, уже переправлено на мой счет, а так же растрачено, припрятано, поделено так, что и крайних найти нелегко будет! И если я не разоблачу этих наглецов сейчас — потом они будут красть еще больше!

Я сгребла бумаги в кучу, потушила лампу и отправилась к себе, стараясь не шуметь и не тревожить сестру.

— Эй, ты чего это не спишь? — возмущенно шикнула на нее, застав ту в кровати с томиком французского романа в руках.

Алиска вздрогнула и торопливо припрятала книжку под подушку, потом посмотрела на меня с хитринкой в глазах и так же тихо, как и я, прошептала.

— Тебя вот жду!

Я усмехнулась: невозможно было на нее злиться, лично у меня это никогда толком не получалось.

— Интересная книга? — как бы невзначай спросила я, укладываясь в расправленную постель.

— Очень! Ты не представляешь! Ах, Ри, я так хочу побывать там! — мечтательно прошептала она.

Я на мгновение замерла.

— Хочешь отправиться в путешествие? Ты же из дома-то выйти трусишь? — с сомнением переспросила я.

— Я знаю, но… ах, если бы только мне достало смелости на это!

— Спи, мечтательница, и, может быть, когда-нибудь МНЕ достанет смелости взять и утянуть тебя в заморские земли, несмотря на все твои глупые страхи и опасения!

Я потушила последнюю свечу и натянула одеяло повыше. Никто не посмел бы запретить нам кричать и петь по ночам во все горло, однако эта старая привычка маленьких затворниц нам нравилась, и мы продолжали общаться с ней по вечерам в полутьме одинокой свечи, шепотом, по средствам тихих фраз и красноречивых жестов.

Глава 3

Утром следующего дня я, как и обычно, проснулась раньше сестры, умылась, Мира помогла мне зашнуровать новое платье: оно было достаточно строгим, но в то же время элегантным и радовало меня своим глубоким синим цветом.

Подхватив Стешу и выпив чашку кофе, я накинула теплую шаль и короткую легкую шубку и вышла в прохладные сени, намереваясь взбодриться.

Мисье Миссерж появлялся у нас около десяти часов утра, и к этому времени мне следовало успеть позавтракать, сделать некоторые распоряжения и совершить небольшую утреннюю прогулку, чтобы потом было легче переносить нагрузки.

Куница ловко скользнула с моих рук в снег, едва ли не утонув в нем по шею, потом она нырнула глубже, уже намеренно и отправилась в дальнее «плавание» по просторам нашего двора. Я знала, что она никуда от меня не денется: мы с ней уже давно были друг для друга родными существами и не мыслили жизнь одна без другой. Теперь моя зверушка должна быть совершенно счастливой, так как никто не запирал ее в клетках и не оставлял в одиночестве.

— Маленькая бандитка! — засмеялась я, увидев, как моя хищница примеривается напасть на зазевавшегося воробья.

Юная истребительница нередко охотилась на пернатых и умудрялась давить не только мышей, но и здоровенных крыс. Так что с некоторых пор она составляет приличную конкуренцию местным кошкам.

— Учти, я не собираюсь мерзнуть тут с тобой целый час! — строго напомнила я ей и направилась в сторону заснеженного сада.

Когда я вдоволь нагулялась, а Стеша успела растерзать свою несчастную жертву, мы, счастливые и бодрые, вернулись в дом.

Алиса уже проснулась и тоже не хотя готовилась к уроку: она надела бальное платье, причесалась, позавтракала и о чем-то беседовала с кухаркой.

— Готова? — полюбопытствовала я, вклиниваясь в их разговор.

— Еще бы! — ворчливо ответила она.

Эти занятия отличались от того, чем мы занимались в отчем доме: мы не притворялись и старались прислушиваться к каждому совету учителя.

Обычно месье Миссерж был крайне ворчлив и раздражителен в начале урока, и более лоялен к концу, выискивая-таки положительные моменты пройденного урока и хотя бы мизерные успехи каждой из нас.

Недавно я сказала, что хотела бы освоить что-то необычное, новое, непринятое на наших балах, и он пообещал выполнить мою просьбу.

Правда, он предупредил, что мне до этого танца еще следует дорасти, и прозвучало это крайне многообещающе, то есть я пока что явно не достойна этого знания! Я нисколько не отчаивалась — раз уж он взялся меня обучать — значит, из этого обязательно выйдет толк!

К концу занятия я совсем выбилась из сил: так мне хотелось научиться делать все правильно! Стоило только погаснуть последнему чувственному аккорду вальса, как я вдруг совсем обессилила и рухнула на пол, чуть не заплакав от собственной беспомощности.

Алиска испуганно ахнула и поспешила ко мне, я попросила позвать Демьяна, так как у меня решительно не оставалось сил на то, чтобы идти самостоятельно.

Учитель выгнул бровь, я ответила ему дерзким и наглым взглядом, мол, не буду я реветь, не ждите, и сдаваться не буду — не надейтесь!

Пришлось мне отправляться в спальню, чтобы хоть немного оправиться к вечеру и вернуться к своим делам.

Сестренка привычно устроилась в ногах с баночкой какой-то чудотворной мази от бабы Фени: она всегда ухаживала за мной самостоятельно.

— Ты слишком усердствуешь, Ри! Нельзя так, ты можешь навредить себе! — отчитывала меня она.

— Я справлюсь, это ничего, это уже даже не страшно! Знаешь, было время, когда я думала, что вообще не смогу ходить! А теперь я хожу и даже танцую, неуклюже, прихрамывая, но все-таки! И я думаю, что это может обозначать только одно: я все делаю правильно!

Она обиженно пыхтела, но молчала, зная, что спорить тут бесполезно.

— Я немного отдохну и через часок спущусь в кабинет. Ты передашь Демьяну, чтобы кто-нибудь помог мне дойти? — с виноватой улыбкой спросила я.

— Уж конечно, я лучше запру тебя тут, пока ты беспомощная и не можешь мне ничего сделать! — строго проговорила моя маленькая нянька, но я знала, что она все равно сделает так, как я ее попросила.

Кресло в кабинете было удобным, под столом у меня была сделана специальная подставка для ног, несколько ламп сразу хорошо освещали достаточно большое помещение, но ничего из этого не помогало мне разобраться со вчерашней стопкой бумаг, и я сильно расстраивалась, потому что хотела научить справляться со всем самостоятельно: иначе как же я буду подбирать себе заместителей и проверять добросовестность их работы, если сама ни черта не понимаю!?

В дверь постучали, и я удивленно вскинулась: обычно меня в это время никто не беспокоит по пустякам, зная, что я крайне не люблю отвлекаться от работы.

— Войдите! — строго крикнула я.

В дверях появилось смущенной личико Заряны.

— Хозяйка, там просили передать к вам этот… визитер прибыл! — виновато сообщила она.

— Что — опять?! — я возвела глаза к потолку. — Пошли его… скажи ему… — я задумалась над тем, что же наплести в этот раз такого, чтобы отвадить незваных гостей, а то повадились заезжать сюда, как к себе домой! Ей богу, будто им тут медом намазано или их сюда кто-то упорно зазывает!

— Как там его зовут, говоришь? — почти придумав новенькую, еще ни на ком не опробованную отговорку, произнесла я.

— Господин Крайнов! — краснея, добавила она.

Я вскинулась, и недоверчиво уставилась на нее.

— Граф Крайнов? Константин Крайнов?

— Да, сударыня точно так! — она снова краснела, явно очарованная физиономией вышеуказанного графа.

— Гони его взашей! Пусть катится ко всем чертям! Скажи, чтоб так и передали ему! — в сердцах выкрикнула я.

Заряна побледнела и врезалась плечом в дверной косяк.

Она хотела что-то возразить, но не решилась и поспешила ретироваться, а меня вдруг, словно черт дернул сказать:

— Погоди, веди его сюда, Заря, я сама ему все скажу!

Глупо было обманывать себя, успокаиваясь мыслью, будто я делаю это только, чтобы лично унизить и прогнать графа. Нет, правда заключалось в том, что мне просто захотелось его увидеть снова: изменился ли он, так ли хорош, каким казался мне раньше? Надеюсь, сейчас я не разгляжу в нем и половины того, что разглядела когда-то.

В горле пересохло, а ладони вспотели в ожидании.

Он вошел, и в кабинете, словно стало нечем дышать, но я смогла выговорить:

— Ты свободен, Демьян, все в порядке! — и мы остались вдвоем.

— Чем обязана такой чести, граф? — вместо приветствия произнесла я, не сводя с него глаз.

— Я рад вас видеть, графиня!

Он не изменился ни капли: все те же черные, как смоль, волосы, то же лицо, в котором было что-то жесткое, резкое и даже опасное, и в то же время взгляд его темных глаз обезоруживал меня, вынуждал подчиниться, голос обволакивал, ласкал… А ведь я еще не слышала этих ноток в его голосе!

«Графиня» — так осторожно и тепло прозвучало из его уст. Да, теперь я была графиней, равной ему, а может, и богаче его! Наверное, это и стало причиной его появления здесь: наш гордый орел решил, что мои деньги важнее его принципов?

Я скрестила руки на груди и склонила голову на бок, внимательнее рассматривая гостя и, если уж быть совсем честной, украдкой любуясь.

— А я вас вот не очень! Вы не ответили на мой вопрос, граф! — напомнила я, сохраняя в голосе насмешку.

— Я узнал, что вы выжили и хотел…

— Неужели! — перебила его я. — Узнали об этом только сейчас? — я не верила в такое и не собиралась прикидываться перед ним дурой.

— Нет, — смущенно и виновато ответил он, делая несколько шагов в мою сторону.

Ну да я не была гостеприимной и не пригласила его сесть и отдохнуть с дороги, собственно говоря, я все еще планировала выставить его вон.

— Тогда повторюсь — какова цель вашего визита, граф? — я была грубой и всем своим видом давала ему понять, что не стоит ему даже заикаться о нашем возможном союзе.

Чего бы он там себе не напридумывал, а я была достаточно сдержанной в своих порывах: внутренние ощущения и чувства никак не повлияют на мои слова и решения. Разум мой, уязвленная им гордость и, чего уж там, природное упрямство — здесь и сейчас все же преобладали во мне.

— Я просто захотел увидеть вас! — на одном дыхании произнес Крайнов.

Он не изменился внешне, он был очень хорош собой, и я не могла не признавать этого! Я все еще улавливала офицерскую выправку в его движениях и походке и глубину его чувство собственного достоинства — он знал, как на него реагируют женщины и знал, а может и видел, как на него реагирую я, и это меня пугало и злило одновременно.

— Посмотрели? — разведя руки в стороны, спросила я, изобразив на лице наглую улыбку.

Он приблизился к столу, слишком близко для меня и опасно для моей нервной системы.

— Почему у вас такой измученный вид и что вы делаете в этом кабинете, графиня? — неожиданно спросил он, с любопытством разглядывая бумаги на моем столе.

Я хотела ответить, что это не его дело, но он был прав, я чертовски устала и еще мне уже надоела эта глупая игра взглядов и язвительных фраз обиженной девчонки.

Я тяжело вздохнула и указала на лежащие передо мной бумаги.

— Чувствую, что здесь что-то не так: кто-то из этих старост явно решил воспользоваться сменой власти, пока я валялась в кровати и не могла даже с костылями перемещаться! Я сравнивала накладные с бумагами за прошлый годы в этих и других землях и уверена, что они меня неплохо обдурили, но, где именно, не могу вычислить! — я не очень-то любила признаваться в собственной беспомощности, и сейчас во мне не было отчаяния и мольбы о помощи, скорее вызов. Он ведь у нас мужчина образованный, а еще у него был хороший отец, который наверняка позаботился о том, чтобы сын разбирался во всех этих тонкостях!

Крайнов был явно удивлен. Он смело обогнул стол и преспокойно приблизился ко мне, потом наклонился над бумагами, (Я даже затаила дыхание, почему-то смущенная этой близостью!), взял несколько листов и задумчиво принялся читать.

И все: никаких тебе усмешек, никаких едких фраз по поводу неспособности женщин разобраться в чем-либо! Да и я не прогоняла графа, а следовало бы, следовало бы не пускать его и на порог.

Он молчал достаточно долго, перелистывал листы, сверял что-то, снова возвращался к просмотренному.

— Хм, ты права, тебя обкрадывают! — спокойно заметил Крайнов.

— Ты меня успокоил! — с иронией ответила я.

Мы снова перешли на «ты», но в этот раз это короткое местоимение не звучало иронично и оскорбительно, скорее как-то… по-доброму?

— Есть предположения, где именно? — с легкой хитринкой спросил меня он.

— Я не уверена, что людям действительно повысили жалования, как там сказано, подозрительная и безосновательная инициатива? — предположила я.

— Умница, — похвалил граф. — Скорее всего, им его даже понизили! Это легко проверить, достаточно послать кого-нибудь из проверенных людей переговорить с крепостными в этих деревеньках. Я покажу, где еще были уменьшены доходы от продаж! — он потянулся за карандашом и поставил несколько галочек, указывая мне на расхождения в отчетности.

— Будет больше толку, если ты объяснишь, как ты это понял! — теперь уже я склонялась над столом, вглядываясь в ненавистные цифры.

— Ты действительно этого хочешь? — все-таки спросил он, с сомнением заглядывая мне в глаза.

Я молчаливо усмехнулась, выгнув бровь и слегка прищурив глаз.

— Хм… в таком случае… — он прошествовал в другой конец кабинета, где стоял высокий стул из лакированного дерева, и перенес его прямо к столу. Не спрашивая моего на то дозволения, Крайнов уселся рядом и притянул к себе лист чистой бумаги.

И я бы могла возмутиться в тот момент, а он наверняка это прекрасно понимал, и потому неожиданно принялся мне объяснять…собственно, я уже имела неосторожность его об этом попросить, так что… теперь мне следовало прилежно его выслушать, взять под еще более жесткий контроль свои эмоции и впредь быть более осмотрительной в своих речах! «В самом деле, неужели я не могла бы справиться со всем без советов этого самоуверенного наглеца!?»

Пока я занималась самокопанием, вышеупомянутый «наглец» взглянул на меня крайне недоброжелательно и тоном строго учителя заметил:

— Мне кажется или Вы, графиня, совершенно меня не слушаете?

«И лицо — то такое состроил, что я и впрямь себя почувствовала нашкодившим котенком, вот же…»

— Я Вас, граф, — выделила голосом это его пафосное «Вас», которое еще недавно было ласково-фамильярным «ты», — очень внимательно слушаю!

А потом не сдержалась и виновато улыбнулась, коря себя всеми правдами и неправдами за эту дурацкую выходку:

— Нооо… не могли бы повторить сказанное еще раз! Я думаю, мне стоит начать делать некоторые записи, чтобы во всем разобраться!

Сказав это, я с умным видом вырвала из его рук белый лист, взяла в руки карандаш и приготовилась слушать.

«Шутки в сторону, Ри! Ты не должна ни о чем думать, кроме дела!!!» — мысленно дала себе подзатыльник и с усердием взялась за работу.

Странно, но за прошедшие два часа Крайнов ни разу не проявил своего привычного высокомерия и был достаточно учтив и терпелив.

Я же, не стесняясь, сыпала вопросами и делала записи, временами просила повторить и слушала-слушала, иногда замечая, что голос его снова действует на меня гипнотически, явно усыпляя мою бдительность.

— Я думаю, стоит вызвать одного из этих старост прямо сюда и показать ему, какова новая хозяйка и насколько она строга! Я бы мог поприсутствовать, если пожелаете: нужно только договориться о дне и времени, когда я обязан буду вас навестить.

«Обязан буду навестить!» — мысленно повторила я про себя.

Звучало это очень эффектно и даже трогательно: столько осторожности в словах и заботы о моем дальнейшем благополучии… это немного подкупало, хотя я, конечно, понимала, что все это хорошо продуманная и отточенная тактика поведения, имеющая вполне конкретную цель — сломить противника.

Я сдаваться категорически не хотела и при этом была настроена воспользоваться полученной возможностью, потому как некоторую пользу из этого общения я, определенно, могла извлечь.

— Что ж, я переговорю со своим помощником и выясню, какого старосту будет проще всего пригласить для беседы в ближайшее же время! — обнадежила я графа.

— Прекрасно! Не смею вас больше тревожить: вам явно следует отдохнуть, графиня! — заботливо и наставительно произнес Крайнов, поднявшись со своего места и собираясь откланяться.

Он поцеловал мою руку и осторожно, но обезоруживающе улыбнулся мне, а потом, простившись, оставил меня одну. «Интересно, насколько опасной может оказаться для моего девичьего сердца эта «игра»?».

Глава 4

Это продолжалось уже целую неделю: граф перевоплотился в пай-мальчика, заботливого и обеспокоенного судьбой одинокой вдовы, преданного ДРУГА, спешащего мне на помощь. Он все еще не заговаривал о наших прошлых конфликтах, словно ничего такого между нами не было, и он не оскорблял меня и не выставлял алчной интриганкой, словно это и не он вовсе смотрел на меня, как на жалкую и невзрачную букашку…

А меня это несколько задевало, потому что мне хотелось видеть искренность в его глазах, хотелось слышать раскаяние в голосе, хотелось почувствовать его любовь. Так глупо, так наивно, но я ведь влюбилась в него с первого взгляда: никто не спросил моего мнения на этот счет — это просто случилось и все, и теперь мое сердце всегда бьется чаще и сильнее в его присутствии.

Я продолжала сохранять при нем некоторую отстраненность и официальность в общении, тоже принимая участие в этом спектакле под название «Давай забудем все, что было раньше, и начнем сначала!».

Это было так соблазнительно — мечтать о чем-то запретном, дерзком, по-настоящему опасном!

За эти дни мы вместе успели сделать многое: например, разобрать гору бумаг, навести шороху среди старост моей округи. Одного из них я приняла прямо у себя в доме, и я впервые была так резка и даже груба с крестьянином, но чувствовала, что поступаю справедливо и что это не делает меня подобной отцу или покойному графу, ведь строгость и жестокость не одно и тоже!

Сегодня выдался ясный и довольно теплый для зимы день, и мы выехали в соседнюю деревеньку, Аксаковку, и там разбирались с обманщиками прямо на месте.

Крайнов молчаливо наблюдал со стороны за тем, как я из примерной ученицы превращаюсь в злобную фурию и, кажется, ему это нравилось. Но это ведь была не настоящая я!

Пообещав старосте — рослому детине с суровым обветренным лицом — что в следующий раз лишу его не только должности, но и половины участка, я гордо направилась к своей карете. Трость все еще была при мне и, почувствовав некоторую слабость, я опиралась на нее, уверенно преодолевая расстояние между мной и графом.

— Думаете, его впечатлила моя речь? — спросила его, заглядывая в темные и немного лукавые глаза.

— Думаю, да! — уверенно ответил он, одаривая меня легкой полуулыбкой. — Но тебе теперь предстоит постоянно соответствовать образу строгой, всезнающей и справедливой хозяйки! — напомнил тут же.

Я картинно вздохнула — куда ж мне теперь деться-то!

Константин галантно распахнул передо мной дверь кареты, а я вежливо ему улыбнулась и воспользовалась поданной мне в помощь ладонью.

В дороге мы говорили немного, преимущественно потому что мне этого не хотелось: оказываясь с ним наедине в столь ограниченном пространстве, я испытывала дикое волнение и ужасно боялась себя выдать. Я все время смотрела на бескрайние заснеженные поля и коротко отвечала на его реплики.

— Вы выглядите обеспокоенной, — неожиданно произнес он, и я тут же вздрогнула и посмотрела на него.

— Глупости, что вы такое говорите, граф!

Он немного прищурился, словно пристальнее вглядываясь в меня.

— Скажите, вас тяготит моя компания, Риана?

Я удивилась такому вопросу: ну не мог он не понимать и не видеть того, что происходило со мной на самом деле.

— Пока что вы были весьма полезны для меня… — начала я.

— Я знаю, — перебил он и немного придвинулся ко мне, оказавшись теперь ровно напротив.

— Но все же… вы как будто — боитесь меня!

— Право, вы глубоко заблуждаетесь! Я не боюсь вас! — усмехнулась ему в глаза, а внутри при этом что-то болезненно сжалось.

— Но вы продолжаете держать меня на расстоянии от себя, словно я прокаженный! — утвердительно заявил он.

Я не скрывала удивления.

— Позвольте, но ведь вы сами в этом виноваты, граф! Разве не вы так горячо и яростно выставляли меня мошенницей и обвиняли в корыстности и неискренности, думаете так легко забыть нанесенное вами оскорбление?

Я неожиданно разозлилась, наконец-то осмелившись высказать ему все, что думаю!

— Вы точно сердитесь на меня! — услышала в ответ я насмешливую фразу, вместо вполне ожидаемых оправданий и извинений.

— Да вы просто…

«Невыносим», «неисправим», «наглый до отвращения» — хотела сказать ему, но не успела, потому что он обнаглел на столько, что вдруг позволил себе поцеловать меня: вот так прямо посреди моей реплики, не спрашивая дозволения и вообще не интересуясь моим мнением на этот счет. Он поцеловал меня так, что мне вдруг показалось, будто я падаю в пропасть, растворяюсь в нем, перестаю быть собой, перестаю существовать, словно нет в моей жизни ничего важнее одного этого поцелуя…

Прохладные ладони коснулись моей шеи, и легкий холодок электрическим разрядом прошелся по коже. Я вздрогнула, попыталась отстраниться и вдруг поняла, что не могу этого сделать. Граф нависал надо мной, правая его рука уже пыталась проникнуть за полы моей шубки, а левая обхватила затылок и не позволяла отстраниться.

Я разозлилась так сильно, что смогла оттолкнуть его. Мне не хотелось, чтобы меня подавляли снова! Когда мужчины начнут интересоваться моим мнением на свой счет? Это что сейчас совсем не принято?!

— Вы выглядите рассерженной! Но ведь вам понравилось! — произнес граф, с наглой улыбкой разглядывая меня.

О, вот и его любимая физиономия самоуверенного проходимца! Наконец-то я вижу его истинное лицо, а то уж было начала забывать!

Я перевела духи обожгла его недобрым взглядом.

— Может, мне следует приказать высадить вас? Думаю, пешая прогулка по снегу пойдет вам на пользу, и вы наконец-то снова начнете думать головой, граф! — отозвалась я.

— Я думаю, вы не настолько жестоки, графиня!

— Вы так уверены? Прикоснитесь ко мне еще раз и рискните проверить свое предположение! — предложила этому наглецу и даже приглашающее развела руки в сторону.

Думаете, он после этого присмирел? Нееет, Крайнов, судя по всему, окончательно тронулся рассудком за эти дни, потому как он с новой силой ринулся в бой, снова прижавшись ко мне и с еще большим жаром целуя меня, а я… поддалась, опустила щиты, позволила чувствам взять верх, робко отвечая на его нетерпеливые и требовательные поцелуи.

Почему-то не хватало воздуха, отчего-то пекло в груди, а еще было страшно отдавать и доверять ему так много. Снова почувствовала на себе руки, решительно прижимающие меня к мужской груди. Крайнов, не задумываясь, потянулся к пуговицам и принялся расстегивать на мне верхнюю одежду. Горячая ладонь обхватила мою шею в легком удушающем жесте и так же бесцеремонно опустилась ниже к ключицам.

Я пришла в себя в тот же миг! Что же я позволяю ему? За кого он вообще меня принимает? Всего пара мучительных мгновений, прежде чем я со злостью укусила его, почувствовав привкус крови на своих губах. Руки сжались в кулаки, и мне даже достало сил оттолкнуть от себя ошарашенного такой дерзостью с моей стороны графа.

— Тимофей! Немедленно останови, Его Благородие продолжит путь самостоятельно! — крикнула кучеру и наконец-то перевела дух, когда поняла, что меня услышали.

— Вы что серьезно? — возмутился Крайнов, отчаявшись соблазнить меня пылким взглядом страстного любовника. Или это был взгляд палача, взбешенного неповиновением своей жертвы?

— Я предупреждала! Тут не так уж и далеко: я уверена, что с вами ничего не случится! — спокойно заверила его.

Он обиделся и сильно, лицо его в раз стало непроницаемой маской и, одарив меня надменным взглядом, он поднялся с места, молча выбрался из остановившейся по моей просьбе кареты, картинно и все так же без слов поклонился мне, а затем уже отвернулся и последовал вдоль дороги с гордо поднятой головой.

— Трогай! — приказала я кучеру, захлопнув дверь и отвернувшись от окна.

Мы вернулись домой через час, и настроение у меня было прескверное: все время думала, а не переборщила ли я с графом? Все же он благородного происхождения, дворянин, а его как щенка бездомного…

Потом успокаивала себя тем, что это должно охладить его пыл, в конце концов, я его предостерегала от таких необдуманных поступков!

Вечерело. Небо стало темнеть. Посыпал снег. Я не находила себе места и думала всякие ужасы по поводу того, что могло случиться с Крайновым, даже собиралась отправить людей за ним.

— А твоего графа до сих пор нет? — осторожно поинтересовалась сестренка, застав меня врасплох.

Мы с ней редко обсуждали его: когда он приезжал, она смотрела на Крайнова с недоверием и опаской, крайне редко показывалась на глаза и ничего ему не говорила, кроме сдержанного, вежливого приветствия.

«Ты влюблена в него, да?» — спросила она однажды.

«Конечно, нет, что за глупости, Алиса!» — почему-то стараясь не смотреть ей в глаза, запротестовала я.

«Тогда зачем он сюда приходит?» — не унималась она.

«Не знаю, Лисенок, но он помогает мне разобрать наши дела, и как бы скверно это не звучало, но нам нужна его помощь! И это ровным счетом ничего не значит! Прошу тебя не задавай мне больше этих глупых вопросов!» — я почувствовала, что с трудом сдерживаю раздражение в голосе.

Конечно, я была влюблена и испытывала досаду из-за этой слабости к нему, а сестра наверняка видела меня насквозь, но спорить не стала.

Вот и сейчас она пронзала меня пристальным взглядом голубых глаз, точно зная, что что-то случилось, раз уж мы уезжала вместе, а приехала только я! Вряд ли мое едкое «Он решил прогуляться!», которое я бросила по возвращению, оказалось достаточным объяснением случившегося.

Она все понимала и сейчас угадывала во мне и тревогу, и злость, и досаду.

— Наверное, стоит послать за ним: погода портится! — ворчливо ответила ей и прошла мимо, она лишь грустно хмыкнула мне вслед.

Я спустилась на первый этаж и уже намеревалась позвать Демьяна, как заприметила за окном знакомый силуэт.

«Явился-таки: и волки тебя не съели, и снегом не засыпало!» — ворчливо подумала я, а сама вдруг ощутила, что стала нервничать еще больше и… о Боже! — я раскаивалась в своем поступке.

Он вошел, покрытый снегом с головы до ног, ресницы побелели от инея, а взгляд… взгляд его, казалось, мог заморозить насмерть.

— Спасибо, за поучительную прогулку, графиня! Думаю, я достаточно у вас погостил! — хрипло произнес он, отряхивая снег.

— Что, домой тоже пешком пойдете, или приказать вашему кучеру запрягать?

Я не удержалась от язвительной фразы я, и тут же прикусила язык.

Мы оба смотрели друг на друга несколько долгих секунд, не произнося ни слова и прожигая друг друга взглядами, мы даже не моргали, пока я не смогла взять себя в руки.

Он замерз: как бы там не храбрился граф, а я все равно видела, как его слегка потряхивало с мороза.

— Довольно этого цирка! Возможно, я несколько переборщила, но и вам следовало соблюдать приличия! Вы никуда сегодня не пойдете, и вам придется с этим смириться! Помнится, вы однажды тоже не позволили мне уйти на ночь глядя! Так знайте же: я прикажу стражам не выпускать вас за порог, до завтрашнего утра! А сейчас, приведите себя в порядок и приходите в гостиную: вам принесут ужин и горячий чай! — закончив свою тираду, я резко развернулась, не желая его слушать, и поспешила удалиться.

Видимо, он действительно сильно замерз, раз не стал возражать.

Что ж, приятно было понимать, что здравый рассудок все же преобладает над его гордостью!

— Мира, приготовь для графа горячий чай и разогрей ужин! — отдала приказания по пути, возвращаясь в свой кабинет.

Я не рискнула идти к нему в гостиную: как бы невежливо это ни выглядело с моей стороны, не думаю, что он настроен на мирное разрешение сегодняшнего конфликта.

Я снова углубилась в бумаги и честно пыталась вникнуть в то, что читаю, однако ничего из этого не выходило! Я сломала два карандаша, испортила несколько листов, тщетно пытаясь написать послания для смотрителей из северных земель и в итоге бросила эту затею, раскрыла книгу, недавно купленную мною для собственной библиотеки, и принялась постигать непостижимое — любовь в переложении какого-то французского гения.

Я раздраженно фыркала уже после первой страницы прочтенного, а еще через десяток страниц собиралась сжечь злосчастную книгу.

Кто-то вошел в кабинет без стука, и я с радостью отвлеклась от книги, убрав ее подальше от себя.

Граф. Обветренные губы поджаты, спина прямая, стоит и молчаливо изучает меня острым, прошивающим насквозь взглядом темных, почти черных глаз…

— Вы уже отужинали? — вежливо поинтересовалась я.

— Да, покорно благодарю вас за это великодушие! — пафосно отозвался он.

— Бросьте, Константин, вы и «покорная благодарность» две вещи никак не совместимые! — усмехнулась я.

— Возможно, вы и правы! — не стал спорить он, приближаясь к моему столу.

Я не чувствовала в нем угрозы для себя: он явно уже был не так зол, как час назад, хотя обида его никуда не делась.

— Вы хотели мне что-то сказать?

— Да, хотел! Предложить вам последний шанс загладить вашу вздорную выходку!

Я молчала, ожидая его слов. Просто-таки заинтриговал он меня своим этим предложением.

— Вы должны извиниться и поцеловать меня! — нагло заявил он.

Я недоверчиво уставилась на Крайнова: неужели он там по пути себе все мозги отморозил, а? Вот же досада, что я скажу его отцу, если он так и останется дураком на всю жизнь!

— Да, что ВЫ довязались до меня со своими поцелуями, граф! — разозлилась я.

— Сначала объявляете меня недостойной вашего внимания, а теперь вот просто прохода не даете, так вам приспичило связать свою судьбу с этой самой недостойной особой! — я не просто говорила все это, нет, я подскочила со своего места, и, стремительно обходя стол, направилась к нему.

Я ткнула пальцем в грудь Крайнова, опалила яростным взглядом, дотянулась до ворота рубашки, вцепившись в него мертвой хваткой, и потянула на себя, чтобы заставить его склонить голову и… Кажется, безумие заразно, потому что я поцеловала его: только не злость толкнула меня на этот глупый поступок, нет, во мне сказалось все то напряжение и волнение, что я испытала, когда ждала его возвращения, когда увидела его замерзшего и злого на пороге, когда пыталась занять себя любым делом и неизменно думала о том, что же значат его поцелуи, испытывает ли он ко мне что-то на самом деле и не заработал ли он себе какую-нибудь пневмонию, пока прогуливался до темна по заснеженной дороге.

Очень быстро этот поцелуй утратил мою инициативу в пользу куда более опытного партнера, который прижимал меня всем телом к книжному шкафу и не целовал, а наказывал этими яростными, злыми, грубыми поцелуями. Я опомнилась только, когда услышала треск платья, ворот которого он попытался разорвать прямо на мне.

— Вы рехнулись, граф! — вскрикнула я, уворачиваясь от очередного поцелуя.

— Не я это начал! — с насмешкой ответил он, продолжая напирать на меня и не ослабляя своей хватки. Его губы спустились к моей шее, обжигая кожу горячим дыханием.

— Но мне понравился ход ваших мыслей, — прошептал граф, касаясь губами мочки уха и слегка прикусывая ее.

— Хватит, отпустите же! — вырываясь, взвизгнула я, приходя в ужас от понимания того, что, да, именно я это начала!

Он тут же отпустил и даже сделал два шага назад.

— Только не выгоняйте меня на улицу, графиня, еще одной такой прогулки я могу и не пережить! — с наигранной тревогой в голосе попросил он.

Я же с трудом смогла оправиться, привести платье и волосы в порядок и только потом посмотреть в его наглые глаза.

— Ну если вы так просите… — небрежно бросила ему. — Хотя такой соблазн у меня был!

— О, лучше не напоминайте мне о соблазнах, Риана! — ласково заметил он, вгоняя меня в краску, и спокойно направился к выходу, небрежно бросив мне напоследок:

— А насчет «связать судьбы» … неплохая шутка, графиня, я оценил! Признаюсь, чувство юмора у вас есть! — после чего он исчез, а я швырнула в дверь подвернувшийся под руку французский роман и… заревела.

Это бессмысленно, такая больная любовь слишком разрушительна для меня и ничего не привнесет мне взамен, кроме боли и разочарования, я чувствовала это! Мы не способны сделать друг друга счастливыми! Приняв решение никогда больше не приглашать в дом этого человека, я отправилась в свои покои.

Глава 5

Оказавшись в отведенных мне покоях, я с наслаждением рухнул на кровать.

«Вот же чертовка!» — я ведь до последнего не верил, что ей хватит духу оставить меня там! Оставила! Я замерз так, что под конец думал, что не дойду, особенно, когда посыпал снег! Держался из упрямства и острого желания прибить маленькую графиню на месте.

«А ведь ей так хотелось услышать мое раскаянье и предложение руки и сердца!» — с долей злорадства подумал про себя.

Но с чего мне извиняться? В чем раскаиваться? По сути, я был прав, и ее папаша, в самом деле, рассчитывал заключить выгодный брак с той лишь целью, чтобы как-нибудь хапнуть побольше деньжат у меня и отца.

Да, сегодня я дал волю своим чувствам, я давно хотел ее, и уже давно держался из последних сил, а потом… стоило только остаться наедине с ней и завести эту опасную тему, спровоцировать на новые эмоции…

Я вспомнил ее покрасневшее от злости личико и улыбнулся — она была очаровательна и ужасно соблазнительна, и еще лучше она оказалась на вкус…

Казалось, я до сих пор ощущаю ее запах, дурманящее сочетание, если честно!

Да, Риана не так опытна и страстна, как Кэтрин: в сравнении с ней графиня была просто неоперившемся птенчиком! И все же меня влекло к ней настолько, что я выбросил из головы всю жажду мести и просто любовался ею, честно не ожидая, что она сама осмелится и поцелует — я просто решил сыграть наудачу и выиграл!

И все же после всего случившегося с ней, она не утратила своей наивности! Неужели я действительно чем-то подал ей намек, что хочу жениться? Вздор! Я хотел заполучить ее в любовницы, вдоволь насладиться обладанием такой красавицей и … продолжить свое свободное плавание, но она, как и большинство женщин, любит все усложнять!

Зачем, скажите мне на милость, эти никому ненужные условности? Почему нельзя просто радоваться жизни, получать удовольствие, а потом, когда все закончится просто мирно разойтись, без общественных скандалов, разводов, обвинений и прочей ерунды!?

Вздохнув, я все же принялся стягивать с себя одежду и готовиться ко сну: очевидно, на сегодня мои приключения закончились.

В горле неприятно першило, и это немало раздражало, как и то, что снова придется засыпать в пустой постели.

Крайнов все же простудился после пешей прогулки, так как утро началось с его кашля и несколько покрасневшего лица с шмыгающим носом. Он был крайне раздражен из-за своего самочувствия, а я не хотела его больше видеть и не желала давать этому человеку поводов задерживаться в своих владениях.

Я не была наивной сентиментальной барышней и, хотя я и чувствовала некоторую вину из-за его простуды, понимала, что не стоит делать из этого трагедию.

— Для вашего отбытия все уже приготовлено, граф! — как бы между делом заметила я. — Сегодня снова разъяснело и довольно тепло, но вам на всякий случай предоставят дополнительную теплую накидку.

Он отставил кружку с ароматным чаем в сторону и пристально посмотрел на меня.

— Рад это слышать! — небрежно бросил в ответ. После утреннего приветствия это была его первая фраза за сегодня.

Ему не понравился мой тон, но он не выглядел удивленным.

— Я должна сказать вам, что крайне признательна, за ту помощь, что вы так великодушно нам оказали, но больше я… мы в ваших советах не нуждаемся! — собравшись с духом и глядя прямо ему в глаза, сказала я.

— Я вас понял! — хмыкнул граф.

Уходя, он все же сказал мне кое-что, позабавившее меня.

— Нам вовсе не обязательно заканчивать все ТАК! Мы могли бы… найти общий язык и продолжить наше сотрудничество!

Я честно была поражена его манерой выражаться тактично! Ведь это он сейчас мне предложил продолжить бесстыдные и ни к чему не обязывающие свидания! Вот уж кто из нас настоящий шутник.

— Боюсь, что вы принимаете меня за кого-то другого, граф! Я не распутница и не сторонница добрачных отношений, я, знаете ли, вообще не сторонница никаких отношений — с меня довольно и мужчин, и замужества, и всего прочего!

Он был несколько удивлен, но сказать ничего так и не смог, снова закашлявшись.

С умным видом посоветовала ему меньше разговаривать и серьезней относиться к своему здоровью, после чего просто оставила графа в одиночестве — вот такая я сегодня заботливая хозяйка!

— Ты что правда выставишь его из дома в таком состоянии? — удивленно спросила Алиса, заглядывая ко мне в комнату.

— Алиса, ну в каком таком СОСТОЯНИИ я его «выставляю»! От насморка и кашля он не умрет, уж поверь! И вообще граф сам во всем виноват, да и не выставляю я его: он вообще-то тут не живет — итак погостил с лихвой! И кстати, я думала, он тебе не нравится!? — я с подозрением посмотрела на сестру.

— Не нравится, — уверенно отозвалась та. — Но он нравится… тебе? — в глазах ее появилась хитринка.

— Мне много чего нравится в этой жизни, но не все из этого я могу заполучить, в том числе и граф! Он не для меня, Алиса! Да и не нужна ему моя любовь! — я грустно ей улыбнулась, и она больше не стала мучить меня расспросами.

— Тогда…я, пожалуй, пойду и пожелаю ему счастливо … замерзнуть в пути! — сообщила она и скрылась за дверью.

Я было подскочила с места, но вовремя остановилась.

«Что это я! Она же уже совсем взрослая и просто дразнит меня… Алиса меня ДРАЗНИТ!» — я улыбнулась по-настоящему и от души. Мой Лисенок, наконец-то, стал оттаивать и превращаться в прежнюю Алису!

Алиса спустилась вниз, где страдающий простудой граф собирался отправиться восвояси.

Он обернулся на ее шаги, и на лице его всего на одно короткое мгновение мелькнула торжествующая улыбка, быстро сменившаяся гримасой разочарования.

— Моя сестра просила меня, — она сделала загадочную паузу и приветливо ему улыбнулась, набравшись смелости и остановившись в нескольких шагах от графа. — Пожелать Вам счастливого пути!

— Благодарю! — сухо отозвался граф, раскашлялся и поспешил уйти.

Алиса скрестила руки на груди и продолжала смотреть за тем, как он удаляется уже через окно.

Она чувствовала себя свободной, вдруг отчетливо поняв, что ее страхи призрачны: она свободно от власти отца, она дворянка, сестра богатой вдовы, и никто не посмеет обидеть ее словом или делом в этом новом доме! А еще она была рада отъезду этого человека. Его присутствие мучило Ри, даже если она улыбалась и шутила — с ним в ее глазах всегда была затаенная грусть, которая сейчас разрослась и превратилась в бездну боли и отчаяния.

— Надеюсь, ты забудешь сюда дорогу! — пробормотала девочка и весело зашагала прочь.

Я не отходила от окна, пока он не скрылся из виду. Граф исчез, и мне стало легче, даже спокойнее, если хотите! Я не верила в то, что из-за меня он заболеет и умрет! Он наверняка переживет нас всех и еще не раз будет попадаться мне на глаза и портить нервы!

Алиска, должно быть, снова скрылась на кухне, ну а я… вернулась к делам насущным!

Глава 6

— Честно говоря, я не знаю, что здесь делаю: в России меня почти нечто не держит — ПОЧТИ! — с досадой в голосе произнес Эрик.

Он чувствовал, что зря тратит свое время, но это вот «почти» все время не давало ему покоя, не отпускало на Родину.

— Как это ничего, а как же Я? — с усмешкой спросил его Костя.

— Издеваешься? — хмыкнул парень в ответ, бросив косой взгляд в сторону своего приятеля. Они с Костей всегда были слишком разными — одному Богу известно, как они вообще стали друзьями!

Последнее время они почти не общались, и Эрик даже сомневался, в том, что это общение возобновится, однако Костя сам его нашел и навязал свою кампанию, словно ему не с кем было проводить свободное время.

И не то чтобы австриец был не способен отказать кому-либо, нет, тут дело совсем в другом. А дело было в том, что чертов Крайнов знал о НЕЙ, более того он бывал в ее имении, общался, а возможно — и это раздражало сильнее всего — касался ее!

— Ну, вот куда ты собираешься податься? В Австрию? Что тебе там делать? Ты же совершенно не умеешь веселиться! — продолжая насмехаться, заметил Костя.

— Ну да, веселье — это по твоей части! — Эрик уже не слушал Костю, неожиданно остановившись посреди улицы и уставившись в одну точку.

Там с другой стороны проспекта он разглядел знакомую фигурку девушки. Она совершенно точно выглядела сейчас иначе, нежели чем при их последней встрече: совсем другая осанка, другая походка, прическа, даже взгляд казался другим и все же — он узнал ее, так глубоко засел этот образ в его сердце.

Там на треклятом балконе, когда он не смог оттянуть Риану от края и спасти, там, где он едва ли не потерял ее навсегда, он запомнил этот образ до мельчайших подробностей, каждую черточку лица, словно сохранив ее портрет в душе.

Не узнать ее он, конечно, не мог!

Она выглядела уставшей, это читалось и в ее взгляде и в каждом шаге: упрямство и гордыня не позволяли Риане выглядеть жалкой и беспомощный, но неровная поступь, изящная черная посеребренная трость в руке… все говорило о том, с каким трудом дается ей следующий шаг.

— Кого ты там увидел, — толкнул его в плечо Костя и сам невольно перевел взгляд.

Образ этой девушки произвел и на него определенный эффект, однако в глазах Крайнова, в отличиеот Эрика, читалась злость и досада.

— Это ведь она, графиня? — с придыханием произнес австриец.

— А ты сам как будто не видишь! — сквозь зубы процедил Константин, вмиг утратив всю свою веселость.

— Нужно подойти и заговорить с ней — уверенно заявил Эрик, и уже было собрался идти в сторону графини и ее сестры, которые неторопливым шагом направлялись в сторону банка, как неожиданно он стал свидетелем разыгравшейся посреди улицы драмы.

Австриец запомнил ее отца еще тогда, на свадьбе графа: он ненавидел этого человека всей душой, а напрасные попытки сделать предложение его младшей дочери, чтобы исполнить данное старшей сестре обещание были самыми унизительными моментами в его жизни. Это холодное, высокомерное лицо человека, приговорившего собственную дочь к участи стать женой престарелого деспота — вызывало в нем отвращение, жгучую ненависть и вместе с тем он был вынужден держать себя, быть любезным и учтивым, хотя все его старания все равно оказались напрасными: видимо, он действительно не желал свои детям счастья!

Сейчас князь казался совсем другим, он больше походил на пропойцу, нежели на интеллигента, аристократа, полковника в отставке.

Одежда его была мятой и неопрятной, походка неровной, а взгляд несколько мутноватый.

— Ты! — истошно завопил он, уставившись на свою старшую дочь.

— Проклятое отродье! Ты меня обманула, мерзавка!

Обе девушки застыли, очевидно, ошарашенные такой встречей и криками отца.

Он набросился на них с необыкновенной стремительностью, оттолкнул старшую дочь в сторону, так что она тут же упала на землю, и вцепился в горло младшей, продолжая выкрикивать ругательства и проклятия в адрес Рианы.

— Что мы стоим! — выходя из оцепенения, крикнул Эрик. Он ударил в плечо приятеля:

— Приведи жандармов!

Эрик больше не обращал внимания на Крайнова и, расталкивая встречных прохожих, устремился на помощь.

Никто не бросился защищать девушек, словно вокруг них разыгрывалось зрелищное представление, а не ужаснейшая сцена, где отец пытается убить собственного ребенка.

Эрик ударил его по голове со всей силы и оттащил от девушки. В него словно вселился демон, не позволяющий ему остановиться и вынуждающий неистово бить этого человека снова и снова, перемеживая удары кулаком с тяжелыми ударами ногами. Он, наверное, и не знал прежде, что способен на такую жестокость и, верно, не смог бы остановиться, если бы Крайнов и еще кто-то из толпы не оттащили его.

Риана на коленях добралась до сестры, неподвижно уставившейся в одну точку, словно остекленевшими, помертвевшими глазами.

— Алиса, Лисенок, что с тобой? Алиса, посмотри на меня. Я рядом! — она переложила голову сестры себе на колени, испуганно вглядываясь в побелевшее от страха лицо.

— Что с ней? — охрипшим, севшим голосом спросил кто-то.

Еще один голос попросил зевак расступиться, кто-то третий склонился над ними и коснулся руки Алисы.

— Это шок, она в порядке, нужно унести ее отсюда.

— Я помогу! — снова охрипший и отдаленно знакомый голос.

Риана с трудом понимала, о чем они говорят. Она так сосредоточилась на состоянии своей сестры, что совершенно забыла о собственной боли.

Мужчина, спасший их от обезумевшего от ненависти отца, был австрийским приятелем Крайнова, Эрик Кауст. Теперь она его узнала и позволила взять сестру на руки, торопливо попыталась встать следом и неожиданно для себя тут же осела на землю: ноги не держали ее, боль заставила стиснуть зубы и отвести от посторонних взгляд, пряча злые слезы.

— Возьми мою руку, — услышала она прохладный, вкрадчивый голос, от которого все внутри болезненно сжалось.

«Откуда он здесь?» — короткая мысль.

Но я не спросила его ни о чем — это не имело значения, ничего, кроме Алисы, не имело сейчас значения.

Я ухватилась за его ладонь и, теперь уже очень осторожно, поднялась на ноги.

— Уверена, что можешь идти? — снова его голос: теперь в нем не было злости и холодного безразличия, только осторожные и несколько виноватые нотки, едва уловимые для окружающих, но словно осязаемые для нее.

— Все в порядке, я и не с таким справлялась! — уже тверже и увереннее ответила графу.

Изо всех сил постаралась собраться и, наконец освободившись от его поддержки, уже тверже ступала по мощеной камнем дороге. Ничего не было сломано, просто расшевелились старые раны, но это ничего — с этим можно бороться! Важно не упустить из вида сестру, важно, чтобы, очнувшись, Алиса видела меня рядом и снова почувствовала себя в безопасности.

«Хотя, какая ей со мной безопасность? Если бы не моя жажда мести, он бы не был так зол, не набросился бы на нас посреди улицы, желая разорвать на куски голыми руками!» — я хмурилась, продолжала наблюдать за каждым шагом австрийца, все еще ощущая присутствие того другого, которого совсем недавно вычеркнула из своей жизни.

«Это не он нас спас, не он стоял со мной на том балконе и давал клятву обезумевшей девушке и не он дрался за нас со зверем!» — эта мысль действовала отрезвляюще и даже успокаивающе. Я не чувствовала себя чем-то обязанной перед ним, минутная слабость прошла, рассудок снова победил, старая скрипучая дверь в сердце захлопнулась наглухо.

— Куда вы ее несете? — спросила я, не в силах нагнать впереди идущего.

— Здесь неподалеку он снимает квартиру… — ответил совсем не тот голос, вызвавший только раздражение и не заслуживший даже моего взгляда.

— Подождите же, дери вас черти! — сдавшись, крикнула в спину австрийца.

Эрик замер, обернулся, глядя мне прямо в глаза.

— Простите, я не подумал, что вы…

— Не извиняйтесь, просто подождите, — с трудом переводя дух, ответила ему. — Далеко еще?

— Мы почти пришли! Вы ранены?

— Вы это о моей походке? Она и прежде была ужасной, а теперь…я немного вымоталась, но это ерунда, главное сейчас Алиса.

Эрик кивнул, соглашаясь с моими доводами, и снова торопливо зашагал вперед.

— Прекратите делать вид, что меня здесь нет, Риана! — едва сдерживая раздражение, произнес Крайнов и ухватил меня за локоть, вынуждая остановиться.

Я обожгла его взглядом, вздернула бровь, глядя на руку, удерживающую меня на месте.

— Я надеялась, вы поймете, что я не нуждаюсь в вашей компании! Отпустите меня немедленно!

— Алиса в безопасности! А вот вам и этому рыцарю в сияющих доспехах, коем я, к вашему разочарованию, сегодня не стал, понадобится помощь! — вдруг заявил он.

Сказанное заставило меня удивленно уставиться на графа, ненадолго выпуская из вида австрийца, но граф был прав — я доверяла этому странному юноше и знала, что он не причинит сестре вреда.

— О чем вы говорите? — возмутилась я. Крайнов же снова принял несколько самоуверенный и заносчивый вид.

— Он только что избил до полусмерти на глазах у всех дворянина, князя, имеющего в местном обществе определенные связи, и, помимо всего прочего, отставного полковника! — пожимая плечами, сообщил мне вполне очевидные вещи граф.

— Как вы только что выразились, он сделал это при свидетелях, и люди видели, что Эрик спасал мою сестру от страшной смерти! Мой отец пытался задушить собственного ребенка, — с трудом сдерживая ком в горле, проговорила я. Вспоминать случившееся только что было крайне болезненно.

— Я сочувствую вам, графиня! Но меня удивляет, как при таком отце вы остались настолько наивны? — с долей превосходства в голосе спросил Крайнов. — Люди видят ровно то, что хотят видеть! А если того требует ситуация, они увидят ровно то, что их попросят «увидеть»! — совершенно спокойно объяснил он.

— Думаю, Эрика могут арестовать за нападение, — продолжил граф. — Ему следовала быть сдержаннее и просто оттащить от девчонки сумасшедшего старика, а не махать кулаками почем зря!

Я побледнела, с трудом борясь с головокружением и злостью.

— Быть сдержаннее… так, как это удалось вам, граф? — со злостью отозвалась я.

Крайнов, выказывая свое недовольство моим намеком на то, что он поступил, как трус, лишь передернул плечами.

— Я думаю, вам не следует грубить мне! Я могу быть вам полезен! — с нажимом произнес граф.

Мне не нравился его взгляд, его тон. А то, как он собирался сделать одолжение другу и мне в частности… О, я хотела бы взять пример с дорогого батюшки и придушить Константина собственными руками, но не могла позволить себе этого.

— Я кое-что знаю о связях своего отца и, если то, о чем вы говорите, правда, то вы, граф, ничем нам не поможете! Здесь нет вашего батюшки, а сами вы вряд ли успели обзавестись нужными знакомствами! Я найду способ разобраться с собственным отцом без вашей протекции! — я заставила себя отвернуться от графа, даже не попрощавшись с этим наглецом, и с тоской посмотрела на фигуру Эрика только что скрывшуюся за воротами огромного особняка. Мне предстояло сделать не менее сотни, а то и полутора сотен шагов, прежде чем я окажусь там же.

Возмущенный моим поведением, Крайнов издал нечто напоминающее рык и снова вцепился в мой локоть, резко разворачивая лицом к себе и вынуждая меня едва ли не упасть в его объятия, так как ноги меня почти не держали. Боль застилала глаза пеленой подступающих слез, а голова кружилась от тревожных мыслей, и я с трудом подавила в себе жалобный всхлип.

— Упрямая девчонка! — грозно произнес он сквозь зубы, несильно тряхнув меня за плечо, явно не понимаю всю плачевность моего нынешнего состояния.

Я выставила руки перед собой и отстранилась от него.

— Если вы еще раз удержите меня, граф, я прикажу своим людям выследить вас и выпустить вам кишки, — угрожающе предупредила его, взглядом давая понять всю серьезность своих намерений.

Крайнов потрясенно таращился на меня. Не ожидал услышать такое от благородной леди? Что ж, все когда-нибудь бывает в первый раз! Он отпустил меня и больше не пытался остановить.

— Я хочу помочь тебе… — вдруг совсем другим, куда более мягким голосом, произнес граф.

Я снова застыла, вглядываясь в выражение его темных глаз, силясь отыскать в них то, чего никогда не находила прежде.

— Костя… Костя — это правда ты?

Крайнов неожиданно вздрогнул и обернулся. Прямо за ним стояла девушка. Незнакомка была очень красива. Яркая брюнетка, хорошо и броско наряженная, с дерзким и даже каким-то хищным выражением лица.

— Кэт? — удивленно произнес он, с каким-то ласковым придыханием. Они совершенно точно были знакомы и достаточно близко, чтобы она смотрела на него, как на свою собственность.

Так зачем же ждать продолжения этой дуратской драмы? Я не из тех, кто кинется вырывать любимого из лап развратной любовницы (отчего-то именно такой показалась мне эта особа). И я достаточна сильная, чтобы выбрать свою семью вместо мужчины, который никогда не променяет меня на такую бесценную для него свободу.

Я не оборачивалась, считала каждый шаг, тяжело ступая, а иногда хватаясь за стены, чтобы не упасть. Каждый шаг отдалял нас друг от друга, но каждый следующий вдох был глубже предыдущего. Я не упаду, я выдержу, а Крайнов… пусть катится к черту!

Глава 7

Я с трудом добралась до незнакомого особняка, держась на ногах благодаря одному лишь упрямству. Меня встретили и пропустили в дом, но я ничего не замечала вокруг, покорно следуя указаниям лакея, который проводил в комнату для гостей.

Первым, что я увидела, была Алиса. Сестра обеими руками обхватила австрийца и, спрятав лицо у него на груди, жалобно всхлипывала. Эрик что-то шептал ей и осторожно гладил по спине. Он слегка раскачивался из стороны в стороны, явно пытаясь успокоить девушку.

Встретившись со мной взглядом, он виновато улыбнулся, но я и без слов поняла, что он не смог отстраниться от Алисы и выпустить ее из рук: она ему этого просто не позволила.

Я осторожно и почти бесшумно подошла, коснулась ее плеча. Она вздрогнула, испугавшись моего прикосновения, тревожно обернулась, устремив на меня глаза, до краев заполненные диким животным ужасом. На мгновение я крепко зажмурилась, словно меня ударили в грудь и выбили воздух.

— Лисенок, — тихо, виновато пробормотала я.

— Ри… — прошептала она в ответ, хриплым, севшим от надрывных криков и плача голосом.

— Я рядом, все хорошо, — попыталась убедить ее, но выходило у меня крайне неубедительно.

Алиса поджала губы, с глаз снова полились слезы, она отрицательно качала головой и как заведенная твердила.

— Нет, Ри! Он здесь, он придет за мной! Ты не сможешь, не защитишь меня… — она снова заплакала.

Я почувствовала, как уходят последние силы и тяжело опустилась на край широкой постели.

— Я никому не позволю обидеть вас, Алиса! — тихо, но твердо произнес Эрик.

Он заставил ее посмотреть ему в глаза, обхватив ладонями лицо и вынуждая запрокинуть голову.

— Я убью любого, кто попытается причинить вам вред, даже вашего отца, клянусь вам! — уверенно произнес он.

Алиса смотрела в голубые глаза австрийца не мигая, ее тонкие подрагивающие от страха и волнения ладони легли на широкие мужские запястья, но не для того, чтобы отстраниться, напротив, она по-прежнему не желала расставаться с молодым человеком, видя в нем последнее убежище и защиту.

А я смотрела на его руки со сбитыми в кровь костяшками и еще отчетливее понимала, насколько тяжелыми, должно быть, оказались его удары для отца. Вспомнила слова Крайнова и поняла, что сегодня случилось нечто действительно страшное, и мой отец не из тех, кто упускает возможность отомстить своим обидчикам.

— Наверное, следует вызвать доктора, — вглядываясь в бледное личико моей сестры, произнес Эрик. На шее Алисы уже отчетливо проступали синяки от рук князя и светлые глаза австрийца едва ли не наливались кровью при виде этих отметин. Я с удивлением наблюдала за тем, как искажается злостью его лицо: видимо, он с трудом сдерживал эмоции.

— В этом нет необходимости! Если вы не возражаете, мы немного отдохнем у вас — Алисе нужно прийти в себя и выпить какой-нибудь успокаивающий настой, а потом мы незамедлительно отправимся домой! — уверенно отозвалась я.

— Жаль, что мне помешали расправиться с ним, — пробормотал Эрик, осторожно высвобождаясь из объятий моей сестры.

— Вы итак сделали для нас слишком много сегодня! — тут же поспешила усмирить его.

— Я распоряжусь, чтобы для вас приготовили все необходимое! — старательно изображая сдержанность, отозвался австриец.

Я перебралась ближе к сестре, заняв только что освободившееся место. Алиса положила голову мне на колени и зажала уши руками, словно стремясь отстраниться от окружающего мира. Она не разговаривала со мной и не отзывалась на мои слова, но я смогла заставить ее выпить приготовленный для нас чай и через полчаса она все-таки уснула.

Очень осторожно я выбралась из плена ее рук. Правую ногу тут же прострелило болью, я сильно хромала и никак не могла вспомнить, где и в какой момент потеряла трость. В висках неприятно и очень знакомо стучало. Возвращение мигрени, а значит, и той самой хвори, с которой так долго боролась деревенская знахарка, не предвещало ничего хорошего.

Я добралась до парадной, намереваясь отыскать хозяина дома, но стоило мне отстраниться от стен и сделать пару самостоятельных шагов, как нога вновь подвернулась, а я начала падать.

Мужчина, появившийся, будто из ниоткуда, успел подхватить и вернуть мне равновесие.

— Боже мой, графиня! Похоже, доктор нужен вам, а не вашей сестре! Что случилось, вы едва держитесь на ногах!? — с неподдельной тревогой произнес австриец.

— Да уж, повезло вам сегодня на двух полуобморочных девиц, — невесело усмехнулась я, позволяя мужчине усадить меня на диван. — Я превысила норму впечатлений на один день и не очень удачно упала, когда отец оттолкнул меня от сестры, но вам не стоит обо мне беспокоиться! Я здесь, чтобы поговорить с вами о случившемся! — произнесла я.

Голова болела так, что сводило челюсть и больше всего хотелось сейчас провалиться в беспамятство и ничего не чувствовать, а я все продолжала играть старую добрую роль сильной и несокрушимой женщины.

— Понимаете, мой отец очень мстительный и злой человек, и то, что вы сегодня сделали, обязательно будет иметь последствия. Он не оставит это так! А я не желаю становиться причиной вашего несчастья, но пока не знаю, как вам помочь! Дело в том, что даже моего поверенного в настоящий момент здесь нет, так как он отправился с деловой поездкой в Германию и… — я запнулась на слове, с трудом переводя дух, но австриец не позволил мне говорить, нагло перебив на слове.

— Риана, взгляните на меня! Разве я похож на человека, поступающего импульсивно и необдуманно? Да, я поддался эмоциям и сорвался сегодня, но сделал это вполне осознанно, искренне считая, что князь Строгонов заслуживает наказания за проявленную к вам с Алисой жестокость! Нет хуже подлости, чем ударить беззащитную женщину или ребенка! — с жаром произнес он.

Эрик заключил мои холодные кисти в своих теплых ладонях и пристально посмотрел в глаза.

— Знаю, что, вероятнее всего, сегодня же за мной явятся жандармы, но не боюсь, потому что правда на моей стороне!

Я отрицательно покачала головой и зажмурилась от новой боли, теперь ударившей еще и в затылок.

— Прекратите! Вы не можете быть настолько… — я снова запнулась, не зная, как объяснить свою мысль и подавить захлестнувшие меня чувства, отчетливо сознавая, что этот совершенно чужой нам человек готов жертвовать ради нас всем.

Я заглянула в серо-голубые глаза мужчины: они были полны решимости и…преданности. Тонкие губы были поджаты, брови немного сведены к переносице, а его руки все крепче сжимали мои.

И я вдруг осознала, что именно вижу в глазах этого человека. Он влюблен, совершенно безнадежно и неистово, я же… чувствую к нему только добрую симпатию и благодарность.

Он хотел что-то сказать, но я высвободила руку и прикрыла ладонью его рот.

— Нет, не нужно, я знаю, что вы мне скажете! Я хочу услышать другое! — решительно заявила ему, не желая ранить его чувств. — Подумайте и скажите, знаете ли вы человека, способного помочь вам? Есть ли среди ваших знакомых и родственников тот, кто действительно достаточно влиятелен и высокопоставлен, чтобы не бояться последствий случившегося сегодня? — я говорила с нажимом, стараясь убедить мужчина в необходимости прислушаться к моим словам.

Смущенно опустила ладонь, которой прикрыла рот австрийца, и осторожно, подбадривающе улыбнулась ему.

— Я уверен, что в этом нет никакой необходимости, Риана! — тихо проговорил Эрик.

— И все же? — требовательно выгнула бровь.

— Сейчас здесь мой дядя, французский дипломат, герцог Оливер Богарне, — наконец произнес мужчина. — Но я бы не хотел обращаться к нему за помощью: в последнее время мы не очень ладим и вполне вероятно, что дядя не станет помогать!

— Если нам понадобится помощь, клянусь, что найду вашего дядю и поговорю с ним, постараюсь убедить его! Если он благородный и честный человек, он не сможет нам отказать, — уверенно заявила я.

Эрик только печально усмехнулся в ответ.

— Таким он был прежде, но сейчас… — Пообещайте, что не станете рисковать или жертвовать собой ради меня! — тут же потребовал он, явно жалея, что назвал мне имя своего родственника.

— Я не стану давать вам таких обещаний, потому что я в долгу перед вами! — произнесла в ответ и закрыла глаза, сдерживая головокружение и боль.

Глава 8

Этот день был невероятно тяжелым. Позволив Алисе немного отдохнуть, я поспешила вернуться домой. Ужасно боялась за сестру и чувствовала, что со мной тоже что-то не так.

Проснувшись, Алиса вовсе не пришла в норму, она снова вернулась к тому пугающему состоянию, когда она то и дела тревожно оглядывалась по сторонам и вздрагивала при малейшем шорохе, боялась посторонних людей и реагировала спокойно только на меня и австрийца, но и его она тоже опасалась и просила не приближаться. Это немало удивило молодого человека.

— Лисенок, мы сейчас же отправимся домой, все будет хорошо, — спокойно и твердо говорила я, заглядывая в мокрые от слез глаза сестры.

— Думаю, нам лучше поспешить, — произнесла я, глядя на Эрика. — Я еще раз благодарю вас за спасение, если бы не вы, не знаю даже, чтобы с нами было, — опустила глаза и обхватила плечи руками, поежившись, словно от холода. Что если никто другой не заступился бы за нас?

В глазах австрийца читались беспокойство и желание помочь: он явно хотел сопровождать нас, но я не позволила даже заговорить об этом. Ему следовало беспокоиться о себе, а он и думать об этом не хотел! Оказавшись в карете, я окончательно расклеилась, погода портилась, на улице мело, постоянная тряска и нервное перенапряжение усилили головную боль, а вот нога непросто не болела, я вообще перестала ее чувствовать!

В какой-то момент я просто провалилась в болезненное беспамятство, и это ненадолго помогало пережить невыносимую боль. Когда я приходила в себя, то стискивала зубы и терпела, чтобы не стонать в голос, сжимала кулаки так, что на ладонях остались глубокие ранки от ногтей, потом сжимала виски и разве что не скулила, как побитая собака.

— Ри, мне дышать тяжело, — Алиса всю дорогу молчала и смотрела в одну точку. Я не могла ее разговорить и успокоить и быстро сдалась, так как и у самой кружилась голова и мысли путались.

То, как странно и рвано она дышит, я тоже заметила.

— Дай мне руку, Лисенок, это пройдет! Не думай о плохом, я больше не допущу подобного! Теперь рядом с тобой всегда будет Демьян или кто-нибудь другой из домашней стражи! Ты только верь мне и дыши! Дыши глубже и спокойнее, если хочешь, можем остановить карету и выйти?

— Нет, Ри, не надо останавливать, ты тоже плохо выглядишь! Нам нужно вернуться домой! — отозвалась сестра.

Она крепко сжимала мою руку, сдерживала дыхание, стараясь следовать моим советам, вдыхая глубоко и выдыхая как можно медленнее.

После я снова окунулась в какой-то странный вязкий туман. Помню, как кто-то звал меня и тряс за плечи, помню, как пыталась подняться, чтобы выбраться из кареты, а потом снова темнота…

Бал. Я стала ненавидеть людей в последнее время все чаще: крайне редко встречаются те, кому можно доверять. А на балу всегда слишком много тех, кто жаждет увидеть чужую агонию и насладиться ею.

Выпрямив спину и гордо шагая по мраморным ступеням, я старалась выкинуть из головы все тревожные мысли, чтобы сосредоточиться на поставленной задаче: спасти жизнь Эрика Кауста!

Еще недавно я почти безвольной куклой валялась в постели и целых шесть дней не могла опомниться и прийти в себя, шесть дней металась в забытье, пока старая знахарка, охая и причитая, отпаивала меня своими чудодейственными отварами, беспрестанно читая, одной лишь ей понятные наговоры.

«Опять она за свое принялась, глупая девчонка! Вам так не терпится отправить старуху на тот свет?» — ворчливый голос бабы Феня все еще звучал в моей голове. «Ох и намаюсь с вами, барышни!»

«А ну марш на кухню, выпей-ка еще один бокал моего отвара и попроси приготовить бульон для сестры!» — совсем уж невежливо обращалась знахарка с моей Алисой, словно и впрямь отчитывала нашкодивших внучек. Кажется эта странная, иногда очень настойчивая и грубоватая старуха стала первым человеком, кто по-настоящему о нас заботился, и мы с Алисой просто не могли и не хотели на нее обижаться.

«Что со мной случилось, баба Феня?»

«Ты уж прости меня, деточка, совсем я слаба стала, справляюсь плохо, видно, раз недуг твой так скоро вернулся и с новой силой терзать тебя начал, не проходит, не отпускает! Нельзя тебе волноваться и огорчаться, иначе голова будет болеть так, что и с ума сведет тебя хворь эта поганая. Коли дома застанет, то ничего, я уж отпою тебя настойками и целебными травками, заберу себе часть твоей боли! А коли рядом не будет меня, кто же тогда тебе поможет!?»

«Хватит!» — нетерпеливо остановила я поток сочувствия. «С моими ногами все в порядке? После падения я сильно хромала, а потом в пути вообще перестала чувствовать правую ногу…» — помню, как отбросила в сторону одеяло и с тревогой посмотрела на вполне здоровую с виду конечность.

«Все хорошо с твоими ножками будет, ты девочка сильная, справишься, но падать тебе нельзя, опасно! Надо бы человека рядом иметь, чтобы всегда мог подхватить и защитить», — с намеком произнесла знахарка, а я обиженно поморщилась, как от чего-то кислого.

«Обойдусь!»

Не к месту вспомнился Крайнов с его заботливо протянутой рукой, и я мысленно отругала себя, потом графа, потом представила, куда ему следует идти вместе со своей заботой и участием и… на душе немного отлегло.

Не хотелось бы повстречать его: сегодня я должна быть сосредоточена и спокойна!

Крепко хватаюсь за перила, чувствуя головокружения, руки до самых локтей обтянуты перчатками, скрывающими подживающие царапины на ладонях — до сих пор не пойму, как умудрилась так себя поранить!

Тяжело вздохнула и снова продолжила путь. Меня не приглашали и явиться вот так на бал, значит, показать себя не с самой лучшей стороны — это ведь явный признак дурного тона… Но когда меня это останавливало!?

Как только я узнала от Демьяна, что именно произошло, пришла в ужас и постаралась как можно скорее восстановить силы. Выяснить, где сегодня будет герцог, было куда сложнее, но и с этой задачей нам удалось справиться.

Я не знала, что это за человек: ничего, кроме того, что успел сообщить мне Эрик в тот день, но не собиралась предавать данного тогда слова! Для меня австриец стал настоящим другом, а ведь я почти никогда не доверяю мужчинам!

Сегодня мне нужно спасти приятеля и сообщить сестре добрые вести, плохих она может и не вынести… Я снова почувствовала, как ставший почти привычным страх костлявыми пальцами сковывает горло, как леденеют мои руки, а ноги становятся ватными. Усилием воли заставила себя остановиться и перетерпеть приступ паники…отпустило.

Пока я была в беспамятстве, Алиса не находила себе места, беспрестанно плакала надо мной, отказывалась уходить и почти ничего не ела, ночью же она просыпалась от собственного крика, срывая голос до хрипоты, а потом… случился первый и очень серьезный приступ удушья…

Если у меня тревога, злость и любые негативные эмоции вызывали жуткую головную боль, то ей грозили настоящей трагедией.

Дворецкий одарил меня дежурной улыбкой и вежливо распахнул двери.

Яркий свет на мгновение ослепил, и я замерла на месте, привыкая к шуму и людям.

— Ее благородие, графиня Риана Богданова! — громко объявили мое имя.

Народу в доме графа Дорохова было много. Светские дамы прохаживались по залу, размахивая веерами и зорко посматривая по сторонам. Я почувствовала на себе взгляды десятков пар глаз и точно знала, что вовсе не мой внешний вид стал причиной такого острого внимания окружающих.

Снова расправила плечи, вздернула подбородок и зашагала сквозь океан человеческих тел, разыскивая хозяина дома и желая поскорее покончить с принятыми условностями.

Гневные, насмешливые, осуждающие, ненавидящие взгляды и шепотки обжигали кожу слегка приоткрытых плеч, но я продолжала щедро одаривать их всех миролюбивой улыбкой светской дамы, благо дорогой батюшка научил меня делать это в совершенстве!

«Думаете. Я питаю к вам куда более теплые чувства?» — с горькой усмешкой подумала про себя.

Глава 9

— Как она посмела сюда заявиться!?

— Какой скандал!

— Совсем стыда нет!

Я слышала эти фразы, хотя никто пока не говорил мне ничего подобного, глядя в глаза или на прямую обвиняя в чем-либо. Однако прежде такого откровенного неприятия мое появление никогда не вызывало.

Я продолжала идти сквозь толпу, со спокойной и вежливой холодностью игнорируя всех вокруг. Впереди я уже видела графа Дорохова, высоко мужчину лет пятидесяти с огромными залысинами не лбу. Однако неожиданно меня остановили, бесцеремонно ухватив за запястье.

Я вздрогнула и обернулась. Руку тут же отпустили: Константин Крайнов стоял прямо передо мной, а я его и не заметила.

— Графиня? Не ожидал встретить вас сегодня здесь! — проговорил он, изучая меня внимательным, пронзающим взглядом.

Я тоже застыла на несколько коротких мгновений, воздух не поступал в легкие, словно где-то перекрыли доступ кислорода. Черный фрак, гордая осанка, легкая ироничная улыбка, глаза, которые покоряют одним взглядом, заставляют забыть, как дышать… почему на меня он действует именно так? Почему я до сих пор ощущаю прикосновения его пальцев на своем запястье, даже не смотря на наличие кружевных перчаток?

«Опомнись, Риана! Ты же не безмозглая наивная барышня! Лучше оглядись по сторонам, наверняка где-то поблизости он оставил без присмотра очередную жертву своего обаяния!»

Образ красавицы «Кэт», встреченной в том переулке неделю назад, немного отрезвил, и я смогла вернуть своему лицу холодный и надменный вид, оставив лишь скупую улыбку на губах.

— Здравствуйте, граф! Я тоже не ожидала Вас тут встретить, более того я надеялась избежать свидания с вами, но вы, к моему глубочайшему разочарованию, тоже здесь! — я горько вздохнула и развели руки в сторону.

Мне не нравилось то, как люди на нас смотрели. Что ж теперь я точно знаю, что значит выражение «оказать холодный прием»! Не будь все они благородны и воспитаны, давно бы плюнули мне в лицо или запустили камнем в голову, а может, выволокли бы за волосы прямо на лестницу? Но откуда СТОЛЬКО презрения и осуждения?

Я решительно не понимала этих людей! Они все сочувствуют моему отцу? Почему? Почему эти мужчины и в особенности женщины так сочувствуют и сопереживают этому тирану, закрывая глаза на его жестокость и черствость!?

— Вы просто очаровательны, Риана! — засмеялся граф. — Но шутки в сторону, нам непременно нужно поговорить! — взгляд его тут же утратил всю веселость.

— Может быть, вам и нужно, а мне говорить с вами не о чем! Я ищу кое-кого и не могу тратить свое время на вас, граф! — высокомерно вздернув подбородок, отозвалась я.

Крайнов стиснул зубы и склонил голову на бок.

— Позвольте полюбопытствовать, кого же вы ищите? Наверное, разговор с этим человеком для вас намного важнее, чем собственная сестра? — вдруг с намеком произнес он.

Я тут же вспыхнула и сжала веер, который жалобно скрипнул — видимо, я его сломала!

— На что вы намекаете? — сквозь зубы процедила я. «При чем здесь Алиса, какого дьявола Крайнов вздумал пугать меня сестрой!?» — я прикусила губу, терзая себя отнюдь не радостными мыслями.

— Сначала ответьте на мой вопрос! К кому вы пришли, Риана? — нагло отмахнулся от меня граф.

— Я должна встретиться с герцогом Богарне, — со злостью называю имя и с удивлением наблюдаю, как меняется выражение лица Крайнова.

Что это с ним? Глаза потемнели, лицо превратилось в застывшую маску! Что там за выражением холодного равнодушия: гнев? ревность? презрение? или страх?

— Не ждал от вас такого, — окинув меня холодным, оценивающим взглядом, полным разочарования, произнес он.

— Не то чтобы я надеялась оправдать какие-либо ваши ожидания! — пожала плечами, продолжая изучать лицо графа.

— Герцога здесь нет, я слышал, он задерживается, возможно, вообще не явится: он вполне может себе позволить проигнорировать приглашение Дорохова! — граф не смог сдержать пренебрежительной насмешки, когда говорил о герцоге, почти не скрывая свою неприязнь к этому человеку.

— Что ж, я буду ждать столько, сколько потребуется! — пожимаю плечами и всем своим видом демонстрирую нежелание продолжать общение.

Нас наверняка слышат, хотя никто не приближается и не вмешивается в разговор, но все же мне это крайне неприятно: не хочется давать этим людям дополнительные поводы для ненависти и презрения в мой адрес. Но что же такого предосудительного я делаю!?

— Ваше право! — грубо произносит граф, теперь в его взгляде нет и намека на улыбку. — Но я все же настаиваю на продолжении нашего диалога, Риана! Вы должны выслушать меня! Не здесь, конечно, — можно отправиться на прогулку в сад или найти любое другое более уединенное место для этого! — уже заметно тише произносит он.

Взгляд Крайнова говорит о его твердом намерении добиться желаемого, в голосе, таком приглушенном и сдержанном, отчетливо чувствуется металл.

— Почему вы решили, что я соглашусь? — спрашиваю я с вызовом, расправляя плечи, и глубоко вдыхаю, слегка склоняя голову на бок и очень осторожно одаривая его ироничной улыбкой.

— Потому что я хочу помочь, Риана, и ничего более! А вы действительно нуждаетесь в этом, но, по-моему, все еще не осознаете, насколько все плохо! И то, как сейчас на вас смотрят окружающие, уж поверьте, всего лишь начало, а дальше будет только хуже!

Я не хотела оставаться один на один в закрытом помещении рядом с графом. Но кого я больше опасалась? Того, что обо мне подумают? Самого графа или… себя?

Упрямо поджав губы, я тяжело вздохнула и перевела дух.

— Хорошо, я прогуляюсь с вами в саду! Пять минут, граф! Пять минут и не минутой больше! — строго произнесла я и, круто развернувшись на каблуках, первой отправилась по направлению к выходу.

Моя легкая шубка не особо-то грела, погода вообще не располагала к прогулкам, зато прохлада позволяла мыслить здраво. Дорожки недавно расчистили, свежий снег хрустел под ногами и серебрился в воздухе, освещаемый светом вечерних фонарей.

Граф шел следом и пока молчал, но стоило нам оказаться среди голых кустарников и заснеженных статуй, как он заговорил.

— Честно говоря, разумнее было остаться в особняке Дороховых! Вам ведь холодно, Риана!

Я тут же обернулась, открыто улыбнулась графу и картинно распахнула объятья… не для графа, конечно.

— Но ведь вокруг так хорошо! И потом, мы здесь ненадолго, Константин! Так что я точно не замерзну!

Граф внимательно рассматривал мое лицо, словно любовался им, а я вдруг перестала улыбаться, почувствовав, как его теплый и почти завороженный взгляд кружит голову. Захотелось сделать шаг, один небольшой шаг и позволить Крайнову обнять меня так, как прежде, прижаться к его груди и коснуться губ.

Вместо этого я поспешно опускаю руки, отступаю на два шага назад спиной вперед. Он же хищно выгибает бровь и делает тоже два шага, снова сокращая расстояние между нами.

Я больше не чувствовала холода, тепло расползалось по телу, змеилось по венам, когда он коснулся моих губ в мимолетном, нежном поцелуе. Он еще никогда не обращался со мной так…робко и бережно. Крайнов осторожно убрал непослушный локон с моего лица и отстранился, хотя это явно стоило больших усилий и не только ему, но я все же была благодарна за этот вполне разумный поступок.

— Вы должны ответить мне согласием, — с придыханием произнес Константин, скользнув костяшками пальцев по моей щеке.

Я смотрела в его глаза и безнадежно тонула в них. Не могла отстраниться, отпустить руку, сжимающую мою ладонь.

— Это слишком невыносимо — стоять рядом и не касаться вас, Риана, — шепчет он и снова целует, едва лаская мои губы в почти невинном поцелуе.

А я снова дрожу, но вовсе не от холода. Как такое возможно?

— Не обманывайте себя, Риана, вы хотите того, чего и я! — ласково произносит он.

— Позвольте забрать вас с этого дурацкого бала и увезти подальше от чужих взглядов. Вы не заслуживаете этой грязи и мерзости, вы слишком чисты, чтобы быть среди них!

Я почти не слышу его слов, я продолжаю тонуть в сладком сиропе. Когда-то в детстве я заплыла слишком далеко: хотела переплыть реку и убежать от отца, который разгневался из-за того, что я опять нагрубила мачехе. Течение было сильным, а вода слишком холодной. Ноги свело судорогой, меня охватила паника. Я ушла под воду и отчего-то быстро сдалась, не сопротивляясь и не вырываясь.

Боль ушла на второй план, в груди не жгло, широко раскрытыми глазами я смотрела сквозь толщи воды и почти ничего не чувствовала. Никаких криков, оскорблений и унижений, только крепкие и надежные объятия стихии. В тот раз меня спас конюх, бросившийся следом за барской дочкой. Но то странное ощущение свободы еще долго преследовало меня во снах. Я тонула, но не боялась воды, я искала в ней спокойствия и, как ни странно, исцеления.

Примерно так же на меня действовал сейчас Крайнов: все разумные доводы ушли на задний план, хотелось просто отдаться течению, позволив ему стереть из моей памяти все болезненные воспоминания и тревоги, хотелось утонуть и раствориться в нем…

Наверное, Константин, что-то разглядел в моих глазах, и это придало ему уверенности — он снова притянул меня к своей груди.

— Риана, — ласково прошептал Константин и снова поцеловал.

— Вы замерзнете, если мы не уйдем немедленно, — сказал граф, оторвавшись от моих губ. Он нагло вцепился в мое запястье и вдруг повел меня за собой.

— Куда мы идем? — едва сдерживая разочарование в голосе, спросила я.

— Я отвезу вас к себе, графиня! Сегодня вы никуда от меня не сбежите и уж тем более не прогоните! — уверенно проговорил он.

— К вам? — в недоумении пробормотала я.

Туман в голове медленно рассеивался, я словно снова начинала видеть очертания предметов вокруг меня, хотя еще пару мгновений назад не видела ничего, кроме любимого профиля этого совершенно невыносимого мужчины.

Он молчал, а я вдруг остановилась и заставила его обернуться.

— Мне нельзя к вам, граф! Я должна вернуть домой! — несмело проговорила я.

— Неужели!? И кому же вы должны? У вас нет мужа, вы самостоятельная женщина и вольны распоряжаться своей жизнью, как угодно! — заявил он, а мне отчего-то почудилось, что от Крайнова снова повеяло холодом.

Я поежилась на ветру, отвела взгляд, чтобы снова не утонуть.

— У меня есть сестра… — тихо проговорила я. «Алиса», — прозвучало в мыслях тревожным звоночком.

Я тут же вспомнила, что, заманивая меня, граф упомянул сестру. Тряхнула головой и вспомнила про отца, новости из города, принесенные на днях Демьянов: Эрика арестовали и будут судить. Вспомнила про слово, данное молодому человеку, которое пообещала себе сдержать, про герцога и то, зачем я его искала …

Каждое такое воспоминание приближало меня к берегу или скорее краю проруби, в которой я едва не утонула, потому что края эти неприятно резали руки, лед обжигал кожу, сердце едва билось в груди.

В глазах отчего-то застыли слезы — я так боялась снова почувствовать разочарование, что прикусила щеку изнутри, сдерживая свои чувства.

— Сестра, — закатывая глаза и отбрасывая с лица намокшую от капризных снежинок челку, произнес Крайнов.

— Вы все же меня слушали? Это обнадеживает! — пойдемте за мной, окажемся в тепле и поговорим.

Кажется, граф заметил, что взгляд мой стал упрямее и трезвее и не стал тащить меня к каретам, он торопливо зашагал в сторону особняка Дороховых.

— Вы знаете больше о том, что сейчас происходит, расскажите мне, Крайнов! — потребовала я севшим голосом.

Граф лишь пожал плечами, не оборачиваясь назад, и продолжал вести меня к парадной.

— Полагаю, Эрика накажут по всей строгости закона — его происхождение, в данном случае, не имеет значения! Князь Строгонов, ваш отец, получил серьезные травмы, кажется, он даже сломал ему несколько ребер. Не говоря о всем остальном. По официальной версии, Эрик — один из ваших любовников, который по вашей же просьбе решил поквитаться с князем. Правда, за что именно я не в курсе! — насмешливо фыркнул граф.

Я, словно пораженная громом, застыла на месте, и он обернулся, нетерпеливо дернув за руку.

— Один из моих любовников? — переспросила его.

— Да, — пожал плечами Крайнов.

— Первый, разумеется, Я! — он не сдержался и подмигнул мне.

— Что? — оторопело уставилась на графа.

— Вы ждали чего-то другого? Всем известно, что я неоднократно бывал у вас в поместье, и вы охотно принимали меня! Вспомним также, что вы одинокая вдова, проживающая уединенно без присмотра представителей старшего поколения — ведь в вашем доме нет никаких престарелых тетушек, бабушек и вы не общаетесь с отцом! — Крайнов равнодушно пожал плечами.

— В то же время вы яро отваживали всех претендентов на вашу руки и никого не принимали, кроме меня…

Я словно заледенела — так больно было слушать нечто подобное от него. «Разве я заслужила всего этого? Почему он не опровергал все эти сплетни?» Кажется, последний вопрос я задала вслух…

— А зачем? Чтобы поток женишков, соблазненных графскими богатствами, нахлынул в ваше поместье в тот же день? Благодаря мне они вас не беспокоили, графиня! — самоуверенно заявил он.

— Вы невыносимы! — с досадой произнесла я.

— Вы сможете с этим смириться, Риана, — отозвался граф.

— А Эрик? Почему его тоже считают моим любовником?

— Ну, изначально об этом почти никто не говорил, хотя тот факт, что он в день вашей свадьбы выломал балконную дверь и умолял вас не бросаться вниз, позволил некоторым любителям позлословить говорить о том, что, возможно, невеста просто не была невинна и хотела скрыть свой позор столь радикальным способом. А после того, как все тот же австриец избил ради вас князя, многие уверились в вашем распутстве окончательно, — с насмешкой заявил Крайнов.

— Все убеждены, что вы коварная, развратная девушка, которая, к слову, не способна воспитать из своей сестры благородную деву, поэтому вопрос о возврате опеки над Алисой вашему отцу сейчас крайне актуален, Риана! Вы ведь и не подозревали об этом? — спокойно сообщает он, не отводя глаз от моего лица.

Казалось, меня окатили кипятком, и я задыхаюсь от острого ощущения боли и ярости, болезненно сдавившей грудную клетку. Ненависть застилала глаза. Я ненавидела отца, аристократов, режущих меня колючими неприязненными взглядами, Крайнова…потому что он сказал мне все это!

— Риана, посмотрите на меня! Не пугайтесь и не расстраивайтесь! Все еще можно исправить! — вдруг проговорил он, неожиданно мягким голосом, наполненным тревогой и заботой. Теплые ладони обхватили мое лицо и заставили посмотреть в его глаза.

Крайнов склонился и поцеловал меня, но мои онемевшие губы не отвечали ему, мое сердце покрылось толстой коркой, и я почти ничего не чувствовала.

— Риана, опомнитесь, ведь я рядом — снова не сдается граф и снова целует, с силой сживая мою талию и притягивая меня к себе.

Снег сыпал сильнее, путаясь в ресницах и тая на губах, которых он снова коснулся, вынуждая меня ответить.

— Мы просто объявим о нашей помолвке, и они оставят вас в покое! Я опровергну все эти грязные слухи, и никто не сможет забрать у вас драгоценную сестру! — вдруг произносит он мне прямо в губы, и я смотрю на него, снова утопая и отчаянно хватаясь за Крайнова, как за последнюю соломинку.

— Отчего же вы плачете? — он стирает слезы с моих щек большими пальцами и снова целует, снова смотрит в глаза, а я чувствую, как кто-то с силой давит на плечи и опускает меня на дно, туда, где было так тихо и безопасно.

— Вы должны стать моей Риана, ответить согласием и ни о чем не жалеть! Вам вовсе не обязательно беречь себя для нового супруга, вы должны стать моей, Риана! — ласково шепчет он, так старательно повторяя «стать МОЕЙ», словно внушая, вталкивая в мою затуманенную голову эту мысль.

Я вздрагиваю, как от болезненного тычка под ребра, и распахиваю глаза, которые в его объятиях так покорно закрываются.

— Я вас не понимаю, граф! — тихо шепчу я.

— Все просто, Риана! Увы, но я не намерен жениться на ком быто ни было ни сейчас, ни через год! Лет через десять, да, возможно, мне понадобится наследник! Но, будем откровенны, через десять лет вы утратите былую прелесть и вряд ли заинтересуете меня! Сейчас я предлагаю вам объявить о помолвке, которой, в нашем случае, на самом деле нет, пусть они верят в то, что я влюблен и активно добиваюсь вашего расположения. Пусть верят в то, что вы дали мне согласие и даже назначили дату свадьбы: например, на весну или даже лето, когда, по вашему мнению, окончится дурацкий траур по усопшему супругу, — с насмешкой пояснил Крайнов.

— А потом сообщим о расторжении помолвки! Вы сможете найти кого-то другого, выйти замуж, ведь вы так молоды и богаты! А до тех пор, Риана, вы будете только моей — это мое единственное условие!

В книгах обычно пишут, что такие слова сродни удару ножом в сердце — лгут! Что такого страшного в мгновенной и почти безболезненной смерти души? Я не чувствовала клинка в груди, зато каждое сказанное им слово ядом, разъедающей кожу кислотой расползалось по беззащитной плоти, вызывая настающую агонию.

Я еще не сломалась, но силы мои почти на исходе. Снова держусь на чистом упрямстве, чтобы не упасть, когда ноги почти не слушаются, а виски неприятно и так знакомо сдавило болью.

Поднимаю голову и смотрю в его глаза, а там лишь ночь, темные и беспросветные омуты. Но я больше не боюсь. Я смеюсь громко и заливисто, как над самой удачной шуткой, дружелюбно хлопаю графа по плечу.

— Вы удивительный человек, Константин! — говорю почти искренне и даже с восхищением.

Я восхищена его бессердечием — такие, как он, наверное, никогда не страдают и не мучаются! Нет совести — нет терзаний! Не человек, а дьявол!

Крайнов смотрит удивленно и вряд понимает, что со мной происходит, но его взгляд в один момент меняется, и он смотрит куда-то в сторону. Следит глазами за кем-то, лицо на мгновение ожесточается, превращается в маску презрения, и почти сразу на нем появляется гадкая и самодовольная улыбка.

Я хочу оглянуться и проследить за его взглядом, лопатками чувствую чье-то постороннее присутствие, чужую ненависть и гнев. Чудится? Пытаюсь обернуться, но Крайнов не позволяет мне этого. Притягивает к себе и впивается в губы, жадно и требовательно.

Я не отвечаю, хочу высвободиться и оттолкнуть, с досады кусаю его и чувствую привкус крови.

— Что вы себе позволяете? — граф злится и едва ли не рычит, потирая пострадавшую губу.

— Вы на меня набросились! — я тоже злюсь, я буквально в бешенстве.

— Вы отвечали на мои поцелуи и явно получали от этого удовольствие, — вполне справедливо напоминает мне граф.

Укусить бы его снова! Желательно перегрызть глотку! Боже, рядом с ним я могу быть по-настоящему кровожадной!

— А как же ваш друг, граф!? В этом гениальном плане ни слово о том, как ему помочь! — я все еще хочу увидеть в его глазах раскаяние и участие, если не я, то хотя друг должен для него хоть что-то значить!

— Эрик сам во всем виноват, — спокойно пожимает плечами Крайнов. — Ему уже не помочь! Более того вы могли бы воспользоваться шансом очистить свое имя, сказав, что он преследовал вас, что он безумен и ревнив, что он набросился на вашего отца, потому что сошел с ума… Это могло бы сыграть вам на руку! — вполне серьезно произносит Крайнов.

Во мне не осталось ни единого слова, только ярость, ревущая в сердце. Рука взметнулась вверх, так захотелось ударить графа по лицу, что я почти не контролировала себя. Но он не позволил, перехватив мое запястье, с силой сжав его в свое руке.

Я вскрикнула от боли, а он дернул меня и прижал к себе. Наши взгляды скрестились.

— Вы хотели дать мне пощечину, Риана? — угрожающе произнес он сквозь зубы. — Я вам этого не позволю!

— Я ненавижу вас! — змеей шиплю на него.

Теперь настала очередь графа рассмеяться мне в лицо.

— Я смогу это как-нибудь пережить! Мы оба знаем, что вы не только ненавидите меня, графиня, но еще и любите! Можете не притворяться, я не слепой! — Я позволю вам подумать над моим предложением! Но не слишком долго!

Он отталкивает меня и тянется за чем-то в карман, достает из него что-то небольшое, украшенное серебряной вязью, с изящной цепочкой, прикрепленной к правому верхнему краю прямоугольного предмета, и я узнаю в нем обычную бальную книжку.

Смотрю на дьявола в человеческом обличии в полном недоумении, голова немного кружится, но пока вполне терпимо.

Он протягивает ее мне и нагло улыбается.

— Пятый тур вальса — я вписал свое имя, и вы примете это приглашение на танец, если ответите на мое предложение согласием, Риана! — самоуверенно заявляет он.

У меня действительно не было собственной книжки с собой, я не за этим приехала на бал и сейчас растерянно таращилась на нее, пораженная наглостью Крайнова, который с легкостью разжал мой кулак и вложил туда книжку.

Я хочу бросить ее ему в лицо, я ни за что не соглашусь стать его очередной игрушкой — одной из многих, полагаю! Он не единственный, кто способен выручить меня, и граф с легкостью читает это в моих глазах.

— Богарне не поможет вам, Риана! — доверительно сообщает Крайнов. — Не после того, как увидел вас рядом со мной! Вы в тот момент так мило рассмеялись, глядя мне в глаза, а потом я поцеловал вас. Герцог с некоторых пор ненавидит меня, и потому заранее будет презирать и вас, даже не зная имени очередной моей поклонницы! — он заботливо потянулся к моему лицу, желая убрать выбившийся из прически локон.

Я отпрянула, продолжая смотреть на него, как на исчадие ада. «Ты ведь вовсе не человек, Крайнов! Признайся!»

— Однако вы все еще можете предложить себя подороже кому-нибудь еще! Ваше состояние весьма соблазнительный куш, и сами вы очень даже ничего! Желаете попытать свое счастье с кем-то более вежливым и сдержанным, чем я? Тут хватает тех, кто будет, глядя вам в глаза, произносить правильные и очень красивые слова, но суть останется прежней, Риана, как и ваша репутация! — он хмыкнул и спрятал руки в карманах.

— Пятый тур, графиня! Один танец, и оба мы получим то, чего на самом деле желаем! Подумайте, прежде чем гордо отказываться от моего предложения!

Крайнов уходит первым.

Я прижимаюсь спиной к кованым перилам парадной лестницы и чувствую, как слабеют ноги. Я замерзла, заледенела, смертельно устала, словно он выпил все мои силы.

— Катись ко всем чертям, Крайнов! — севшим голосом шепчу в удаляющуюся спину. Кажется, эти слова скоро станут моей персональной молитвой. Заберите его в ад, кто-нибудь!

«Я заставлю герцога меня выслушать, чего бы мне этого не стоило! Если он ненавидит Крайнова так же сильно, как и я, значит, он не может быть хуже графа!»

Глава 10

Настроение окончательно испортила погода. Я ненавидел русскую осень и в особенности русскую зиму. Крупные хлопья беспрестанно сыпались с неба, а поднявшийся к вечеру ветер то и дело бросал их мне в лицо.

Я смертельно устал от общества и едва мог выносить компанию некоторых именитых политиков. Окончания этой дипломатической миссии я, пожалуй, ждал куда больше, чем всех предыдущих.

Что ж, к счастью, осталось не так уж и много — пару недель и можно возвращаться во Францию. На родине меня никто не ждал, и все же с некоторых пор одиночество стало для меня самым бесценным даром. Если вспомнить, кто я и что входит в круг моих обязанностей, — картинка вырисовывается не самая радостная!

Выпитое у Синевских вино давало о себе знать: в голове шумело, откуда-то из груди поднималось раздражение, которое пока удалось вылить только на не вовремя попавшегося под руку кучера — несчастный совершенно не умеет править и едва не угробил меня по дороге.

Я не планировал задерживаться у Дорохова. Нужно было переговорить с присутствующим на вечере генералом и забрать переданные для меня бумаги, а потом в спасительную тишину просторного и мертвенного-пустого особняка, чем-то напоминающего мой собственный дом в Париже.

У парадной почувствовал чей-то взгляд и наткнулся на знакомое лицо подлеца, которого следовало бы давно убить, освободив землю от этой мерзости. Однако граф Крайнов продолжал здравствовать и, как ни прискорбно, но отчасти в этом есть и моя вина.

Стоящая перед ним девушка громко рассмеялась, а меня вдруг передернуло от отвращения. Амалия, милая и горячо любимая женушка, снова стояла за моей спиной и также звонко и пронзительно смеялась, но на этот раз в ней не было фальши и фарса, ведь она была искренна всегда, когда смеялась надо мной.

С досады передернул плечами, прогоняя морок, навеянный вином или моим собственным обезумевшим от горя сердцем.

Стоящая перед Крайновым особа вовсе не похожа на нее. Она была ниже ростом, имела совсем другой оттенок волос, да и голос ее заметно отличался от нежной, соблазнительной речи моей француженки. Она хотела обернуться, и в неясном свете фонарей мелькнул красивый профиль юной аристократки, наверняка это было очень миленькое личико очередной глупой и пустой игрушки в руках русского графа. Крайнов не позволил ей увидеть меня и бесцеремонно притянул девчонку к себе, нагло целую прямо на моих глазах, глядя на меня с усмешкой и вызовом.

Если наши дороги пересекутся снова, граф, вы не уйдете от правосудия. Я буду выносить вам приговор лично.

Я ускорил шаг, желая поскорее покинуть уединившуюся парочку и расправиться с делами. Нужно выпить и немного отвлечься иначе сорвусь, и один из нас сегодня кончит плохо…

Найдя генерала и наскоро переговорив со старым воеводой о нравах нынешней молодежи, я оказался в компании хозяина бала, графа Дорохова. Сплетни о скандальной и юной графине Богдановой не слишком меня развлекали, но я уже не спешил уйти с вечера, допивая второй или, быть может, уже третий фужер терпкого вина.

Что-то темное и злое поселилось на дне души и выжидающе поглядывало по сторонам, выискивая жертву. С некоторых пор я стал жесток и не так благороден, как прежде. Она, уходя, заразила меня этой чернотой, оставила ее во мне навсегда. Теперь я чувствовал облегчение, только наполнив этим ядом кого-нибудь еще.

В зал стремительным шагом вошла молодая дворянка, и все вокруг странным образом оживились. Это привлекло и мое внимание. Я узнал ее. Темно-бордовое платье, темные вьющиеся локоны, странная особенная осанка, в которой не было естественной и воспитанной едва ли не с пеленок грации, казалось, незнакомка едва удерживает на хрупких плечиках тяжелый неподъемный груз, старательно расправляя спину и вздергивая упрямый носик.

— А вот и та самая графиня Богданова! — тут же сообщил мне Дорохов, не сдержав насмешки в голосе. — Хороша, не правда ли? Ангел во плоти! Однако, как странен и жесток божий замысел: великий соблазн поддаться очарованию глаз этого дитя порока. И все же охотников до графини не мало!

Я снова окинул внимательным взглядом гостью бала. «Дитя порока», как назвал ее Дорохов, действительно таковым не выглядело. Темное платье, закрывало плечи и грудь юной особы, выходя за рамки принятой в свете моды, строгая и простая прическа, кружевные перчатки, неожиданно холодный и прямой взгляд, изучающий собравшихся вокруг людей и выискивающий кого-то в толпе. Крайнова рядом не наблюдалось, что не мало удивило меня. От былого веселья на ее лице не осталось и следа. Настолько же она хороша в искусстве притворяться и лицемерить!? Вспомнив, как умело владела своим лицом и мимикой Амалия, я опять ощутил это противное тошнотворное чувство отвращение к неизвестной русской графине.

Молодая и богатая, стремительно овдовевшая и унаследовавшая все состояние покойного супруга! Случайность? Я больше в них не верил! Что может быть ужаснее женщины, желающей смерти собственному отцу? А кроме того она еще и любовница Крайнова и… моего племянника! Глупый мальчишка погубил себя ради красивой и бездушной куклы!

Я не намеревался ему помогать, он должен отвечать за свои поступки и должен самостоятельно осознать горькую правду жизни, иначе будет только хуже. Да и не простил я его с тех пор и вряд ли отпущу ему эту подлую выходку — я больше не умею прощать!

Девушка, кажется, приметила взглядом графа Дорохова и уверенно зашагала в нашем направлении.

На пути ее тут же оказалась Анна Петровна, уважаемая в местных кругах княгиня, благочестивая и высокоморальная и, конечно, очень влиятельная женщина.

Она посмотрела на девушку суровым и надменным взглядом.

— Сейчас княгиня Тихомирова ее спровадит! — усмехнулся Дорохов.

— Несчастная явилась сюда без приглашения и осмелилась спокойно расхаживать среди благородных дам, оскверняя их одним лишь своим присутствием! — пафосно произнес он.

Однако старания княгини не были оценены по достоинству, девушка даже не стала ее слушать, одарив женщину скупой и надменной улыбкой, а потом демонстративно обошла княгиню по дуге и продолжила свой путь.

— Эх, а вот это она зря, — вздохнул Дорохов, явно любивший комментировать и критиковать всех, кроме самого себя. — Теперь уж ей житья совсем не будет, поедом заедят! — доверительно сообщил он.

Еще через пару мгновений графиня Богданова оказалась прямо перед нами.

Вежливо и сдержанно улыбнулась Дорохову, поприветствовала его, слегка приседая и опуская голову.

— Не ожидал встретить вас, графиня, сегодня, какими судьбами? — явно намереваясь пристыдить девчонку, заявил граф. Очевидно, он не приглашал ее на вечер.

Дорохов планировал увидеть на щеках этой особы стыдливый румянец, и явно был неприятно удивлен ее хладнокровием. Девушка снова сдержанно улыбнулась и проговорила.

— Да, я тоже не планировала посещать ваш бал, но обстоятельства изменились. Мне стало известно, что сегодня здесь будет присутствовать герцог Богарне, и я хотела бы просить вас представить нас! У меня к нему очень важное дело, которое не терпит промедления! — неожиданно заявила графиня.

Дорохов пораженно таращился на наглую особу, не сдержал косого вопрошающего взгляда в мою сторону, в котором читалось нечто вроде «Как, и вы, герцог, пали жертвой этого исчадия?».

Но, увы, я был удивлен не меньше графа. И лишь сверлил девушку задумчивым изучающим взглядом: что-то в ней казалось мне отдаленно знакомым.

Проследив за реакцией Дорохова, графиня явно догадалась о том, кто я, и развернулась ко мне лицом, решительно изучая меня все тем же холодным, полным какой-то обреченной решимости взглядом.

— Так это вы? — сорвалось с ее губ, и я почувствовал в словах девушки удивление.

«Что же во мне такого странного, поразившего ее? Маленькую графиню пугает моя внешность? Ожидала встретить противника послабее?» — насмешливо подумал я.

— В таком случае, нас не надо представлять, мы с герцогом старые знакомые! — продолжила графиня, и теперь уже мы с графом вдвоем смотрели на собеседницу с приличной долей неверия и недоумения.

— Неужели? — все еще сомневаясь, переспросил Дорохов.

Насчет «старых знакомых» — это действительно выглядело странно, если принять во внимание юный возраст самой графини.

— На самом деле я бы не хотела слишком задерживаться здесь: меня ждут дома, да и вы, герцог, наверняка очень занятой человек! Могли бы мы с вами переговорить где-нибудь наедине о моем деле? Клянусь, что не отниму слишком много вашего времени! — сухо и уверенно говорит графиня Богданова, полностью игнорируя присутствие Дорохова и глядя только мне в глаза.

Не знаю, что именно подумал о моральном облике девушки Дорохов, но явно ничего хорошего, судя по маске отвращения и презрения на его лице.

Впрочем, мои мысли на ее счет были немногим лучше, но меня поразила ее смелость и наивность! Не боится навлечь на себя еще одну беду?

Глава 11

По лицу графа понял, что он собирается возмутиться и отослать девчонку вон. Мне же стало интересно ее выслушать, как именно поведет себя эта маленькая интриганка? И причастен ли к этому Крайнов: быть может, это его инициатива отправить ко мне графиню?

— Что ж, было бы грубо с моей стороны отказать вам в столь ничтожной просьбе, думаю, граф любезно предоставит нам свой кабинет, — выжидающе выгибаю бровь и смотрю на хозяина бала.

Он с явным недовольством поджимает губы, но не смеет мне отказать и кивком головы дает согласие.

— Прошу следовать за мной, графиня, — иду вперед, не оборачиваясь.

Девчонка без лишних слов шагает рядом. Ее уверенность в себе снова поражает меня, о чем же она так жаждет поговорить?

Пропускаю ее в кабинет и плотно прикрываю дверь, опускаюсь в широкое и довольно удобное кресло и в очередной раз позволяю себе нагло и без церемоний рассмотреть графиню, которая, к слову, так дерзко соврала, что знакома со мной.

Я, определенно, видел ее впервые или все же нет?

Она была действительно красива и соблазнительна, что-то в ее взгляде притягивало меня, разжигая интерес, пробуждая ото сна моего внутреннего демона.

— Я внимательно вас слушаю, — улыбаясь, произношу я, с удовольствием наблюдая, как вздрагивает графиня при звуке моего голоса.

Впрочем, она очень быстро взяла себя в руки, расправила плечи и вздернула свой симпатичный носик, смело уставившись прямо в мои глаза.

«Что же ты надеешься в них найти?» — с усмешкой думаю про себя.

— Мне нужна ваша помощь, герцог!

— Неужели! — я не скрываю пренебрежительной насмешки, а она поджимает губы и смотрит прямо в глаза.

— Я знаю, что вы очень влиятельный человек и способны помочь вашему племяннику, Эрику, избежать суда. Он хороший человек и не заслуживает наказания!

— Ах вот оно что! — я резко подаюсь вперед, она судорожно вздыхает и отступает на полшага, но снова замирает на месте и выдерживает мой отнюдь не самый дружелюбный взгляд.

— Не нужно меня пугаться, я не собираюсь набрасываться на вас, графиня! — миролюбиво произношу я и жестом предлагаю ей сесть в кресло напротив.

Девушка подчиняется и немного расслабляется, выдавая скопившееся внутри напряжение. Странное создание! Какую роль она примерила для меня: мученицы? жертвы светских интриг? Прямо передо мной лик невинного или все же порочного ангелочка?

— Я знаю, что говорят люди о произошедшем в тот день, но это все неправда! Эрик спас нас, меня и мою сестру! Он защитил нас, поступил, как настоящий мужчина, он сделал то, на что другие не отважились! — она повышает голос, поддавшись эмоциям, ей не терпится продолжить словесное излияние в отчаянном порыве убедить меня в собственной правоте.

— И сейчас вы, конечно же, поведаете мне настоящую историю? Но с чего же вы, графиня, решили, что я поверю именно вам? Потому что вы молоды и ваше милое, почти детское личико так трогательно изображает печаль и скорбь? — я смотрю на нее с осуждением и недобро улыбаюсь.

Она сводит темные брови, хмурится, сжимает кулачки, но сдерживается, позволяя мне высказаться. Признаться, я ожидал возмущенных криков оскорбленной гордости, но она продолжает проявлять чудеса не женской выдержки и такта.

— Мой племянник серьезно избил и почти изувечил отставного полковника, уважаемого человека, имеющего несколько наград за храбрость и героизм, проявленные на поле боя, дворянина, который имел неосторожность выдать дочь не за того жениха? Но, как мне известно, вы быстро овдовели, чего же вы не поделили с собственным отцом? Разбогатев и почувствовав свободу, вы решили, что стали по-настоящему всесильны? — неожиданно злость горькой желчью разливается по венам, и я смотрю на девчонку, продолжающую держать передо мной гордо выпрямленную спину, с презрением, не позволяю вымолвить и слова в свою защиту.

— Я не защищаю глупцов! Эрик давно утратил мое доверие, а теперь… теперь он понесет справедливую кару. За свои поступки нужно уметь отвечать! Соблазняя мальчишку и используя его в своих целях, вы должны были заранее подумать о последствиях! — я с вызовом смотрю в карие глаза графини, но побледневшее личико не выдает никаких новых эмоций.

— Как вам вообще хватило наглости предложить мне такое? Осознаете ли вы глубину своего падения? Здешнее общество отвергло вас, а вскоре вы справедливо лишитесь прав распоряжаться судьбой своей сестры: надеюсь только, что еще не поздно спасти это дитя от вашего пагубного влияния! — при упоминании сестры она изменилась в лице, глаза ее стали влажными, но говорила она твердо и уверенно:

— Эрик сказал, что вы благородный человек и что вы сможете помочь тому, кто попал в беду! Кажется, он считает вас почти всесильным, герцог! Когда я впервые встретила вас, то увидела перед собой человека импульсивного, но умного и честного: именно таким вы мне тогда показались. Сейчас же передо мной мужчина, мастерски владеющий своими эмоциями, умеющий подавлять и унижать не только словом, но и взглядом и совершенно не способный видеть дальше собственного носа. Вы также слепы и эгоистичны, как и все! — она горько вздыхает, порывисто поднимается на ноги. Слегка покачнувшись, графиня тут же приходит в себя и одаривает меня холодным, даже ледяным взглядом.

Она посмела оскорбить меня — вот так спокойно и нагло, словно вынося мне приговор, даже явно вознамерилась отвернуться от меня и уйти. А я по-прежнему не мог понять, о какой такой встрече в прошлом говорит эта особа. Кажется, я уже и не помню того времени, когда считал себя благородным.

— Это было очень грубо с вашей стороны, — сдерживая раздражение, произношу я, тоже поднимаясь с кресла.

На нее, как и на большинство людей вокруг, мой рост и массивность тела действуют подавляюще, она не смеет отвернуться от меня и сверлит взглядом.

— Это было честно! — отвечает.

Потом вдруг жмурится, потирает висок правой рукой и смотрит на меня неожиданно другим, еще более глубоким взглядом.

— Я понимаю свое положение и не питаю лишних иллюзий, понимаю, что вы моя единственная надежда и готова закрыть глаза на все ваши оскорбительные и обвинительные речи. Просто скажите, чего вы хотите? Как вы знаете, я богата и умею быть щедрой, если речь идет и дорогих и близких мне людях. Я готова заплатить столько, сколько скажите, если это поможет Эрику избежать наказания! — и снова странная пугающая решимость в глазах.

Сказанное поражает меня. Я не понимаю мотивов: это непохоже на каприз глупой девчонки, пожелавшейспасти любимую игрушку, и уж тем более никак не может быть связано с Крайновым, который так нагло целовал эти губы совсем недавно.

— Значит, Эрик стал для вас близким человеком?

— Он мой друг! — предельно четко и веско произносит графиня.

— Такой же друг, как и граф Крайнов? — нагло уточняю я.

— Вы злитесь и не доверяете мне именно поэтому? Между мной и графом ничего нет и быть не может, однако я не собираюсь оправдываться перед вами, вы можете думать обо мне все, что вам заблагорассудится!

Я с досадой осознаю, что начинаю ей верить, есть в этом крохотном существе какая-то скрытая сила поражать сердце и внушать доверие. Опускаю взгляд и неожиданно смотрю на крохотную бальную книжку, что сжимает в левой руке графиня.

— Вы совсем недавно пришли, но уже успели найти новых кавалеров для сегодняшнего вечера? Признаться, я удивлен!

Графиня в недоумении проследила за моим взглядом.

— Она не моя, просто не успела избавиться от нее, — как-то растерянно и невнятно произносит она, хмурясь.

— Позволите полюбопытствовать? — улыбаюсь и, не церемонясь, разжимаю тонкие пальчики.

Кажется, я опять грубо нарушил этикет, но меня это не заботит, я позволял себе и куда более грубые вольности.

Книжка оказывается пуста, кроме, разумеется, одного имени, вписанного в книжку аккуратным почерком. «Крайнов» — чертов граф снова возникает перед мысленным взором и ухмыляется надо мной!

— Кажется, я готов помочь вам, графиня, — одаривая девушку опасной, хищной улыбкой, произношу вслух.

— Я не прошу вас помочь МНЕ, я прошу вас спасти родного племянника, — она тут же поправляет меня.

— И все же, я сделаю это не ради него! Ваши деньги мне ни к чему, но я сделаю вам одолжение в обмен на одну услугу, которую вы мне окажете, если, конечно, судьба этого наивного простака действительно вам небезразлична! — с вызовом смотрю на графиню. Тьма заполняет мою душу, расправляет крылья, готовится поглотить новую жертву.

Она молчит, предчувствуя опасность.

— Вы уверены, что готовы на все ради него? — испытываю почти непреодолимое желание схватить девчонку и попробовать ее страх на вкус. Хочу коснуться нежной кожи, вырвать испуганный вздох из ее легких, сжать в руках, не позволяя высвободиться и убежать.

— Говорите, — сдавленно произносит девушка.

— Я попрошу у вас самую малость, графиня: всего одну ночь, проведенную в моей постели, и вы получите желаемое! — я сохраняю внешнее хладнокровие и держу руки при себе.

Откуда же взялась эта слепая жажда присвоить себе чужую женщину? Эгоизм? Соперничество? Глупое ребячество! И все же я твердо осознаю опаляющее желание обладать этой маленькой гордой девушкой, подавлять ее, усмирять и … укрощать.

— Как вы можете, — растерянно произносит графиня. — А ваша супруга? Ведь вы женатый человек, а это измена, предательство! — с упреком произносит девушка.

Я готов рассмеяться ей в лицо, но сдерживаюсь, скрещиваю руки на груди и торжественно заявляю:

— Увы, но нас с вами постигло одно и то же несчастье, графиня! Я вдовец и лично мне никого предавать не придется!

Она нервно закусывает губу, заставляет себя поднять подбородок еще выше, буря в глазах так и норовит хлынуть через край, но девушка лишь едва заметно качает головой в отрицательном жесте и отступает к выходу, желая покинуть кабинет и спасти уже не моего племянника, а хотя бы себя любимую.

Не думал, что это настолько ее ранит! Крайнов так хорош, что я вызываю только ужас и неприязнь? Спокойно возвращаю ей бальную книжку, игнорируя мертвый, безучастный взгляд карих глаз. Мне нравится касаться ее, нравится вызывать в ней страх и в то же время… ее страх где-то глубоко внутри царапает меня, вызывает отторжение, словно там внутри еще не все умерло, словно во мне еще осталось что-то, способное чувствовать и сопереживать… Вздор!

— Не спешите с ответом, я позволю вам подумать, графиня! Но недолго! Пятый тур вальса — вы отдадите свое предпочтение другому кавалеру: выберите меня, вместо вашего горячо обожаемого графа! — я вежливо и учтиво улыбаюсь, она же кажется бездушной тряпичной куклой.

Графиня медленно разворачивается и уходит, не произнеся больше ни слова, дурацкая бальная книжка падает на пол, но она этого вовсе не замечает, исчезая в дверном проеме.

«Олли, дорогой, ты снова ранишь меня, причиняешь мне невыносимую боль, лучше бы ты ударил меня, чем это! Я не вынесу твоей ревности, она душит меня! Почему ты не видишь, что разрушаешь все светлое, что есть между нами!? Я не смогу так жить, слышишь?» — нежный, надломленный голос Амалии раздается в моей голове.

В каждом слове столько боли и разочарования, что грозный герцог Богарне больше не в силах это терпеть. Он, этот бесхребетный дурак, опускается на колени и целует ее руки, клянется верить ей одной и никому больше! И все ради их счастья, ради ее любви, ради теплого взгляда, которым она тут же одаривает его. Он поцелуями иссушает слезинки на ее щеках, он готов положить целый мир к ее ногам. Она же так доверчиво прижимается к его груди, вслушивается, считая удары сердца, шепчет ласковые слова и улыбается…так тонко и осторожно препарируя его душу, подчиняя и порабощая…лишая его слуха, зрения и обоняния, превращая в жалкого безобидного калеку, шута в глазах окружающих…

Я не замечаю, в какой момент в моей руке снова оказывается бокал вина, не ощущаю его вкуса. Тонкий хрусталь рассыпается в сжатой ладони и впивается в кожу, а мне всего лишь хочется снова почувствовать чужую боль и унижение — это успокаивает меня и позволяет жить дальше!

«Словно тебя никогда не существовало, Амалия! Ты больше не сможешь отравлять мой мир своим ядом, теперь это только моя прерогатива!»

Глава 12

Да что же не так с этими мужчинами? Или со мной? Я проклята? Обречена? Что за выбор они мне предлагают? Мир сошел с ума?

Я вне себя от гнева и разочарования, я по-настоящему в отчаянии! Еще совсем недавно я была огорчена поведением Крайнова, но твердо уверяла себя в том, что все к лучшему, что граф наконец-то показал свой истинный облик во всей красе! У меня и в мыслях не было ответить согласием на его непристойное предложение, и я была уверена, что, поговорив с герцогом, добьюсь понимания. Я полагала, что он поверит и поможет нам! А в результате чувствую себя жалкой овцой, загнанной в угол матерыми и оголодавшими волками!

Герцог, в котором я сразу же узнала того самого хмурого ревнивца Оливера, до безумия влюбленного в свою жену, показавшего мне истинную ценность танца и музыки, казался совершенно другим человеком. А где же тот незнакомец, что являлся мне во снах в виде туманного образа, вдохновляющего меня к борьбе день ото дня?

Нет, я решительно не могла ему противостоять: кажется, такого со мной еще никогда не случалось. И дело даже не в его необычной внешности, более подходящей русскому богатырю, суровому викингу, но уж точно не французскому дипломату. Нет, он подавлял меня одной силой своего взгляда, в его серо-голубых глазах было столько льда и стали, что я боялась дышать полной грудью, боялась пошевелиться.

Зачем я ему, что за игру он затеял? Неужели все в этой жизни сводится к одному и тому же — низменному стремлению удовлетворить свои потребности?

Голова снова кружилась, виски неприятно сдавливало, и я с трудом добрела до кушетки. Мне просто необходимо перевести дух и немного прийти в себя.

Выбор… никакого выбора у меня нет. Только герцог способен помочь Эрику! У меня нет связей, чтобы добиться желаемого своими силами, я не смогу одолеть отца в этой схватке без посторонней помощи! И не смогу посмотреть в глаза сестре, если не спасу австрийца!

Моя мигрень не отступает, и яркий свет сильно раздражает глаза, которые снова слезятся. Но ведь я вовсе не желаю рыдать на радость публике! Их голоса, противный смех, восторженные и фальшивые восклицания оглушают меня. В огромном, просторнейшем помещении мне вдруг невыносимо тесно и не хватает воздуха.

Я поднимаюсь на ноги и, поддавшись порыву, направляюсь к выходу. Желание сбежать и оставить графа и герцога ни с чем кажется крайне соблазнительным. Пожалуй, это сбило бы спесь с каждого!

Оказывается, пятый тур объявят следующим. Я замираю на полпути и замечаю обоих: Крайнов разговаривает с каким-то гусаром в правом конце залы, а герцог Богарне отстраненно выслушивает вдохновенные речи князя Сухорукова в левом.

Они смотрят через весь зал друг на друга и не замечают меня, между ними целая толпа смеющихся, кружащихся в танце пар и в то же время незримая стена отчуждения и лютой ненависти. Почему я оказалась между двух огней, превратилась в разменную монету или, может быть, желанный трофей?

Мне противно от этих мыслей. Отвернувшись, я ищу глазами выход. В этот момент лакей в очередной раз распахнул двери, пропуская новых гостей. Я не раздумываю и делаю первые уверенные шаги на пути к свободе, пытаюсь глубоко дышать и не останавливаться, не думать о том, что собираюсь трусливо сбежать, спасая свою гордость и честь, от которой и так мало что осталось.

Все вокруг начинает расплываться, жжение в глазах почти нестерпимое, я снова чувствую боль в ноге и стараюсь не хромать и не опускать плеч.

И все же, дойдя до двери, я первым делом дотягиваюсь пальцами до гладкого дерева, переношу вес с больной ноги на здоровую и отчаянно пытаюсь перетерпеть новый приступ головной боли, заставляю себя глубоко дышать и как можно медленнее выдыхать.

— Ваше благородие, вам плохо? — вежливо интересуется лакей, молодой юноша с почти детским голосом.

Я не отвечаю, вздрагиваю всем телом, когда вдруг объявляют вальс, тот самый, пятый тур вальса…

Это действует на меня отрезвляюще, я поднимаю голову, фокусирую взгляд на пестрой публике. Оказывается, и граф, и герцог давно заметили меня и сейчас пристально наблюдают за моими действиями: гордость не позволяла ни одному из них попытаться остановить меня, хотя мой поступок явно удивил обоих.

Мне по-прежнему не хватает воздуха, но я уверенно отталкиваюсь от стены, к которой невольно прислонилась боком, и возвращаюсь. Я больше не замечаю посторонних осуждающих взглядов, словно мне дали сильное противоядие и оно напрочь отбивает способность чувствовать что-либо.

Я поворачиваюсь лицом к Крайнову и неотрывно смотрю на этого гада, а он воспринимает мое поведение как сигнал к действию и с торжествующим видом победителя идет навстречу, очевидно, собираясь пригласить меня на вальс, как того требует этикет.

Я холодна и равнодушна, на губах скупая, фальшивая улыбка… я круто разворачиваюсь на каблуках спиной к графу. Это вызывает боль в ноге и легкое головокружение, зато Крайнов наверняка вдруг замер на месте, его тяжелый взгляд давит на плечи, вызывает неприятный зуд между лопаток.

Я же гордо задираю нос и сама иду к герцогу, он внимательно следит за мной задумчивым взглядом, слегка склонив голову на бок. На застывшем лице Богарне нет и тени улыбки и злорадства, он кажется расслабленным и уверенным в себе. Хотя, приблизившись к герцогу, я отчетливо могу разглядеть в его льдистых глазах звериный голод, острую жажду. Неужели, добившись своего, он сможет ее утолить?

Застываю на месте, покорно ожидая ответной реакции. Герцог без лишних церемоний оставляет своего собеседника. Он снова возвышается надо мной, и я больше не могу чувствовать себя в безопасности.

— Графиня? — учтиво произносит герцог Богарне, кивает головой и вежливо целует мою руку.

Дрожь пробегает по телу, цепями сомнения и страха сковывая все мое существо. И причиной этому не прикосновение теплых губ к нежному кружеву моих перчаток, а странная, предвкушающая улыбка, которой одаривает меня мужчина.

— Ваша Светлость! — отзеркаливаю таким же вежливым приветствием, принимаю условия игры и смущенно опускаю глаза, слегка приседая в реверансе.

Его широкая ладонь покоится на моей пояснице, мои пальцы судорожно сжимают его плечо, мы слишком близко друг к другу, и я совершенно не готова к этому после всего, что он успел наговорить мне в кабинете. Я почти не боялась его наивной пятнадцатилетней девочкой и ужасно опасаюсь сейчас, кожей ощущая тяжелый, взгляд стальных глаз.

— Вы приняли верное решение, графиня, — произносит герцог.

— Могу я попросить вас еще кое о чем, — в ответ я с трудом выталкиваю слова, застревающие в горле колючим комом.

Он склоняется чуть ниже, чтобы лучше слышать.

— Я сегодня на редкость великодушен, сударыня, так что не стесняйтесь, — улыбается герцог.

— Оставим светские приличия и на этот раз, герцог! Не спрашивайте меня больше ни о чем, просто ведите в танце и держите меня крепче, иначе, как мне кажется, я могу запнуться и упасть, опозорив вас перед этими уважаемыми гостями.

Мужчина задумчиво изучает мое лицо и молча кивает, его пальцы сильнее сжимают мою поясницу и притягивают меня чуть ближе, чем это дозволено.

Голова кружится, правая нога неприятно ноет и мешает двигаться плавно и женственно. Но я стараюсь не думать об этом, прислушиваюсь к музыке, вдыхаю ее вместе с воздухом и пропускаю через себя. Смотрю через плечо герцога отстраненным, невидящим взглядом, снова неважно, что подумают обо мне другие и кто держит меня в своих руках и ведет в танце, ничего не важно, кроме этой музыки.

Я, как и три года назад, ощущаю за спиной прозрачные тонкие крылья, которые не позволяют мне оступиться, делают мое тело легким и почти невесомым. В какой-то момент я и вовсе закрыла глаза, расслабилась и почувствовала, как отступает ненавистная мигрень, как проходит боль в ноге и как крылья расправляются еще шире, поддаваясь легкому осеннему вихрю.

Рука герцога надежно удерживает меня и не позволяет упасть, мы вместе летим, едва касаясь паркета, он словно чувствует каждый мой шаг, каждый вдох, улавливает малейшие изменения в ритме и, пока продолжается это безумное кружение, я могу дышать и ни о чем не думать.

Однако вальс подходит к концу, и волшебство вновь рассеивается, лопается, как мыльный пузырь. Я снова слышу голоса, ощущаю чужие взгляды и снова начинаю тонуть в них.

Выражение лица герцога кажется мне странным, в его глазах мелькает понимание, и я догадываюсь, в чем дело. Осторожно освобождаюсь от его рук, вежливо благодарю за танец, слегка приседая и опуская голову, снова выпрямляюсь и не сдерживаю грустной кривоватой улыбки.

— Вы все-таки меня вспомнили?

— Девочка, которая не любила танцевать и искала женатого кавалера, чтобы позлить отца? — несколько озадаченно произносит герцог, и я замечаю на его губах едва уловимую, но искреннюю улыбку, она совершенно преображает его лицо.

Я замираю, следя за выражением его глаз, они уже не кажутся мне такими холодными и опасными. Может быть, он отступится от своей затеи, позволит мне вернуться домой и спасет племянника, не требуя ничего взамен?

— А вы незнакомец, так и не назвавший своего имени, но поддавшийся на шантаж юной дебютантки! — неуверенно улыбаясь, произношу я, желая удержать момент и дотянуться до сердца герцога, оно же у него тоже есть, ведь так?

Мгновение, и что-то меняется в его лице, глаза снова наполняются тьмой, которая стирает слабую улыбку, заставляет презрительно скривить губы.

Наверное, мой детский шантаж напомнил ему о жене, покойнице, память которой он теперь готов с легкостью предать…

— Вам придется дождаться, пока я не закончу все дела, а потом вы отправитесь вместе со мной за город. Там нам никто не помешает, графиня, — спокойно произносит герцог.

Я чувствую, как отливает кровь от лица, как что-то незримое сковывает горло ледяными пальцами, и я едва удерживаю равновесие, жадно глотая воздух, которого все равно не хватает.

— Сегодня? Я должна сделать это сегодня? — тяжело сглатывая, переспрашиваю я, с тревогой оглядываясь по сторонам, словно ища защиты и спасения.

Но рядом нет никого, кто мог бы мне помочь. Люди не приближаются к нам и лишь неприязненно косятся в мою сторону, однако никто не осмеливается досаждать герцогу, пока он разговаривает со мной.

Мужчина смотрит на меня с явной насмешкой, как на наивное дитя.

— Вы прекрасно меня слышали, графиня! — отзывается он.

— Я не могу, не сегодня, не сейчас! Меня ждут, я должна вернуться домой, — на одном дыхании произношу я, выискивая в серых глазах понимание и сочувствие.

— Я уже все сказал и не собираюсь ничего менять! Вы можете отправить свой экипаж домой и передать послание о том, что задержитесь в городе еще на день. Завтра я предоставлю вам свою карету, и вы благополучно вернетесь домой! Таковы мои условия, или вы все же намерены отказать мне? — острый испытующий взгляд, жестокий и почти равнодушный вспарывает мои крылышки и мне кажется, что я чувствую, как белоснежные перья осыпаются к ногам.

Я с трудом подавляю жалобный всхлип, опускаю голову и невнятно выдавливаю из себя последнюю фразу.

— Хорошо, Ваша Светлость, я останусь и дождусь вас!

Тут же разворачиваюсь спиной и поспешно ухожу, иду на нетвердых ногах, намереваясь разыскать Тимофея и передать послание для Алисы, чтобы сестра не волновалась и знала, что со мной все в порядке.

Мне так душно, что я даже не решаюсь застегнуть шубу, оставляю без внимания свою шляпку. Оказавшись на просторном крыльце, я жадно вдыхаю морозный воздух, с тоской смотрю на потемневшее небо и одинокий серп полумесяца.

Пушистые снежинки опускаются на мое лицо, тают на воспаленных от еще непролитых слез веках, я слизываю их с губ, но этого недостаточно, чтобы затушить мою боль. Ветер подхватывает несколько прядей, растрепав мою и без того неидеальную прическу. Я торопливо сдираю с рук перчатки, которые тут же выпадывают из моих ослабевших рук. Дрожащими пальцами касаюсь слегка заснеженных перил. Хочется зачерпнуть целую пригоршню лохматых льдинок и прижать к лицу, но я сдерживаюсь, и просто скольжу ладонью вниз, стряхивая хрустящие снежинки на мертвый мрамор лестницы. Мне не холодно и, наверное, даже не страшно, я пустая оболочка самой себя…

— Госпожа, куда это вы, озябнете совсем, мороз-то к вечеру крепчает! Может, я могу вам чем-то помочь? — передо мной возникает рослый малый, и я испуганно вскрикиваю, но быстро прихожу в себя.

«Что я здесь делаю еще и в таком виде? Совсем из ума выжила, размазня!»

— Как тебя зовут? — спокойно интересуюсь у крепостного, так вовремя подвернувшегося мне под руку.

— Климом, барыня! — охотно представляется паренек.

— Найди для меня кучера, его зовут Тимофей, он служит графине Богдановой! Скажи, чтобы немедленно явился ко мне! — сухо произношу я.

— Сию же минуту разыщу его, вы не беспокойтесь, — заверяет меня лакей и тут же исчезает из виду.

Все мое тело продрогло, я чувствую болезненное покалывание в ногах и старательно растираю замерзшие кисти, и все равно не хочу идти назад и боюсь даже думать, что герцог, возможно, уже закончил свои дела. Однако, дождавшись появления собственного кучера и передав ему на словах послание для сестры, я все же возвращаюсь в дом.

Глава 13

Я все же вспомнил эту девочку, и что-то во мне перевернулось, что-то кольнуло и засело в груди противной занозой.

Нет, ее лица я тогда особо не запоминал, потому и не узнал при встрече, а вот странное ощущение чего-то чистого, хрупкого, ранимого, заключенного в теле маленькой гордой пташки, отпечаталось где-то на задворках моей давно истерзанной души. Тонкий металлический стержень в груди отличал ее от других кукольно красивых и безвольных созданий.

В ней были и воля, и желание жить свободно, и стремление противостоять! Капризная, неукротимая стихия в хрупком фарфоровом сосуде. Я почувствовал это в тот момент, когда юная, совсем неопытная дебютантка, прислушавшись к моим словам, смогла станцевать вальс так, как не умели его танцевать многие.

Она преобразилась в моих руках, в ней оказалось столько скрытой женственности, страсти и чувственности, что на какой-то короткий миг я смог забыть свою обожаемую Амалию. Я не сводил восхищенных глаз ее с тонкой лебединой шеи, нежного профиля и пушистых ресниц, в ней словно было сокрыто что-то, чего я никак не мог понять. Именно это чувство невесомой, одухотворенной грации поразило меня в тот момент и осталось в памяти.

Однако это воспоминание сменилось другим, куда более болезненным и неприятным. Амалия… в тот вечер она была особенно страстной и неутомимой, словно хотела заставить меня забыть обо всем, кроме нее, и ей, конечно, это удалось!

Прогоняя из памяти прекрасный лик жены и странный образ наглой девчонки, я отправился на поиски графа Торошина. Этот человек сегодня дважды попадался мне на глаза и явно искал повода добиться моей дружбы. Что ж, если мне предстоит сдержать данное графине слово и вытащить из передряги племянника, нужно договориться с графом о личной встрече, потому что в подобных разбирательствах он играл далеко не последнюю роль.

Я давно разучился доверять женщинам, больше меня не обмануть трогательными речами и блестящими от слез глазами, и все же юная графиня вызывала во мне смешанные чувства, раздражала этим и в то же время притягивала.

Что если она другая? Мне захотелось узнать и понять, так ли это на самом деле. Но стоит ли в таком случае поступать с девчонкой настолько грубо и жестоко?

— Признаться, я был удивлен, не ожидал, что вам удастся похитить мою дорогую Риану и лишить меня удовольствия станцевать с ней вальс, герцог! — Крайнов нагло ухмылялся и спокойно потягивал вино.

Этот наглец совершенно меня не боялся, он глумился надо мной и не скрывал этого.

— Приехала со мной, а уедет, должно быть, с вами, герцог? — предположил Крайнов, улыбаясь еще шире. — Забавная штука — жизнь, помнится, с вами уже происходило нечто подобное, только ваша женщина сбежала с бала со мной, оставив вас ни с чем! Или это была ваша жена, я запамятовал, не напомните?

— Что еще вы запамятовали, граф? Может, мне действительно стоит помочь освежить вам память… — я рычу сквозь зубы, хватаю графа за ворот и, почувствовав обжигающую ярость, выталкиваю его из гостиной, подальше от лишних глаз.

Толкнув наглеца в стену, я искренне сожалею лишь о том, что не имею при себе оружия, чтобы снова вспороть брюхо подлого мерзавца. В этот раз никто не сможет мне помешать! Тяжелый кулак врезается в его подбородок, и он едва удерживается на ногах, отступает от меня и явно намеревается дать сдачи, сжимает кулаки и слегка прищуривает глаза.

— Откуда столько ненависти герцог? Разве я виноват в том, что женщины предпочитают меня, а не вас? Что ж, я не столь ревнив, как вы! Графиня Богданова мне наскучила, но вам должно понравится, вы ведь любите хороших актрис с симпатичной мордашкой? Она приятно удивит вас в постели, герцог! — смеется Крайнов.

Он набрасывается на меня, но я, определенно, сильнее.

Я снова отшвыриваю от себя графского сынка, не забыв ударить его в грудь и заставить подавиться собственным смехом, еще один удар, и он харкает кровью прямо на персидский ковер Дорохова.

— Желаете продолжить наш диалог, граф? — вежливо интересуюсь у Крайнова, протягивая ему собственный платок. Надо же, он оскорбился и не принял моей помощи, а я, усмехнувшись, просто оттирал его кровь со своих рук.

Еще год назад я бы ни за что не остановился, я бы выпотрошил его, разорвал на части голыми руками, а сейчас… холодная ярость привычно тлела в груди, но подчинялась моей воле. Я научился управлять своим гневом, высвобождать его другим способом так, чтобы не уронить своего достоинства в глазах светского общества.

Да и прав мерзавец, если бы жена была мне верна, она ни за что не уехала бы с другим мужчиной в его дом, но она всего лишь умело играла свою любимую роль. Обаятельная, любящая и в то же время восхитительно прекрасная супруга французского герцога — мало кто мог устоять перед ее очарованием, в том числе и я.

Я вернулся в зал. Спокойно отвечая на осторожные вопросы хозяина вечера, сообщил, что граф Крайнов сегодня малость перебрал и едва не спровоцировал скандал, но был успокоен мною и приведен в чувства. И, конечно, никаких претензий к Дорохову и даже самому Крайнову я не имею. Граф облегченно выдохнул и извинился за случившийся не по его вине инцидент.

А я уже выискивал глазами свою жертву, которой еще только предстоит почувствовать вкус моей ненависти. Осушив еще один бокал вина, я задушил в себе брезгливое чувство отвращение к новой подстилки смазливого щенка Крайного. Если я не утолю свою злость сегодня, завтра это будет сводить меня с ума! К черту Торошина и весь этот бал. Я не стану вытаскивать Эрика из-под ареста, не позволю ему превратиться в такое же ничтожество, как и этот Крайнов. А графиня получит ценный урок…

Признаться, я не думал, что поступок Рианы настолько разозлит меня, что я отважусь на подобную глупость: разъярить льва и рискнуть собственной шкурой. Кажется, герцог мог убить меня прямо в доме графа, но не сделал этого, сдержался, даже не бросил вызов.

Я уже дрался с Богарне, и знаю, чего стоит этот здоровяк на самом деле. Его сложно назвать неповоротливым и неуклюжим. Он оказался на удивление хорош в фехтовании, хотя я тогда рассчитывал на легкую победу, думал изрубить этого зарвавшегося герцога и выйти сухим из воды, даже договорился заранее обставить дело, как нападение разбойников — трагическую смерть от рук бесчестных негодяев. Но герцог был силен и быстр, он мог убить меня и не сделал это лишь потому, что нам помешали взявшиеся словно из ниоткуда жандармы.

«Сегодня желание заполучить Риану едва не лишила меня головы», — с досадой подумал я.

Осознав, что девчонка, которой я так настойчиво и грубо добивался, на самом деле девственно чиста, я буквально утратил рассудок. Идиот, какой же я идиот! Ее муж отдал богу душу, так и не дождавшись брачной ночи, она осталась невинна, а я нагло распускал руки и зажимал ее по углам! Стоило только проявить сегодня немного терпения и сдержанности, и она растаяла, превратилась в податливую и нежную розу…

Теперь ее получит Богарне? Герцог ненавидит меня, и я был почти уверен, что он откажется от графини, побрезгует прикасаться к ней. Но герцог явно изменился, он не стал добивать меня, зато почти сразу отправился на поиски девчонки. Досадно. Что ж, надеюсь, мне хотя бы удалось омрачить голубкам страстную ночь ревнивыми подозрениями в распутстве графини.

— Что с тобой случилось? Ни на минуту нельзя оставить без присмотра! — прямо передо мной вдруг возникает Кэтрин.

Она капризно дует губки, рассматривая ссадину на моем лице и раздраженно фыркает.

— Я думал, ты сегодня страдаешь от головных болей и не можешь развлекаться, как все, — насмешливо напоминаю ей отговорку, которой она накормила меня, чтобы не ехать сегодня со мной на бал.

Я был взбешен ее отказом и крайне разочарован, намереваясь провести эту ночь в компании своей капризной красотки.

— Уже не болит, — насмешливо сообщает она, гордо вздернув носик и выпятив соблазнительную грудь вперед.

— Так что с твоим лицом, котик? Уже успел не поделить с кем-то женщину? Кажется, я видела здесь ту невзрачную шатенку, возле которой ты ошивался в прошлый раз!

— Ревнуешь, дорогая? — хрипло произношу я, притягивая ее к себе и бессовестно лапая чуть пониже поясницы

Она тут же возмущенно рычит и избавляется от моих рук.

— Веди себя хорошо, а то я могу и обидеться! Здесь, знаешь ли, полно восторженных поклонников моей красоты.

А вот этого я точно не допущу, не после того, как упустил строптивую графиню и отдал ее в лапы французского выродка.

— Даже не надейся! — с откровенной злостью произношу я и хватаю Кэтрин за руку. Бесцеремонно вывожу из зала, заглядываю в первую попавшуюся комнату, и, удостоверившись, что в ней никого нет, прижимаю ее спиной к двери.

С жадностью оголодавшего зверя набрасываюсь на ее губы, целую шею, вдыхая знакомый аромат жасмина, и прикусываю нежную кожу.

Она восторженно вскрикивает и стягивает с моих плеч камзол.

— Я не стану терпеть рядом с тобой какую-то жалкую графиню, слышишь? — схватив меня за волосы и оторвав от собственной груди, произносит Кэтрин, яростно опаляя меня взглядом.

В глазах темнеет от желания, и я, вконец обнаглев, пытаюсь просто задрать эту дурацкую юбку. Она же лишь возмущенно вздыхает и помогает мне справиться с этой непростой задачей.

Образ графини Богдановой выветривается из моей головы. Кэтрин умело завладевает моим разумом, выключает все, кроме звериного инстинкта обладать своей самкой.

Глава 14

Отыскать девушку, так опрометчиво пообещавшую мне свое тело в обмен на свободу непутевого племянника, не составило большого труда.

Дамы настолько прекрасные, настолько же и опасные окружили графиню, жаля не самыми лестными эпитетами. Я не вслушивался, но оскорбительно-вежливые интонации доносились за версту, и кое-кто из родовитых красавиц явно не стеснялся выказывать свое отношение к графине Богдановой.

Она приняла оборонительную позицию и, скрестив руки на груди и гордо расправив плечи, смотрела на княгиню Кавелину, как на жалкую и наскучившую букашку.

— Наталья Степановна, я благодарна вам за честность и прямоту, ведь в век лицемерия и ханжества — это большая редкость. Думаю, ваши подруги, которые ограничились злобными взглядами и ядовитыми кривыми ухмылками, по праву могут считать вас эталоном! Но будьте осторожны и не подавитесь собственным ядом: говорят, это может вызвать расстройство желудка! — она вежливо улыбнулась княгине, как лучшей подруге, и, отвернувшись, совершенно не замечала ее покрасневших от злости глаз.

— Мерзавка!

Графиня глянула на нее через плечо и раздраженно передернула плечами.

— Сочту за комплимент! — пренебрежительно фыркнула девушка.

— Не смей поворачиваться ко мне спиной, — змеей шипела вполне миловидная на первый взгляд княгиня Кавелина.

— Не смейте мне указывать, что делать! — явно намереваясь покинуть «теплый» женский коллектив, отозвалась Риана.

— Вы ведете себя очень грубо, графиня! — мой голос заставил девиц встрепенуться, торопливо обернуться и встревоженно ахнуть.

Графиня Богданова же застыла на месте, опустила руки и медленно развернулась. Ее прямой и настороженный взгляд удивил меня. В глазах девчонки снова был страх, и она, пряча его ото всех, закусила губу. Милый, перепуганный и слегка взъерошенный воробушек, кто бы смог устоять против такого?

— Я не хотела никого обидеть, — сухо, вполголоса произнесла она, не отводя глаз от моего лица.

— Может быть, в таком случае вы хотите принести извинения этим милым барышням! — мало кто спокойно выдерживал мой взгляд, она тоже не стала исключением, снова закусила губу, сжала кулаки и снова разжала пальцы.

Благородные дамы тем временем едва дышали от восторга, а кое-кто даже явно вознамерился соблазнить меня томным взглядом. Но они меня не интересовали. Мои инстинкты молчали в присутствии других, а вот застывшая в смущении и побледневшая от страха графиня вызывала совсем другие эмоции! Мне захотелось схватить девчонку и унести в свое логово прямо сейчас!

— Я лучше пойду и утоплюсь в проруби, — неожиданно произнесла девушка. Она по-прежнему стояла, не двигаясь и не сводя глаз, я видел, как она дрожала и хотела сбежать: не от этих глупых куриц, конечно, а от меня. Однако она продолжала стоять на месте и ждать моей реакции.

— Грубиянка, кто тебя сюда впустил! — зло причитала оскорбленная в лучших чувствах княгиня.

— Думаю, графиня Богданова уже уходит, не правда ли? — насмешливо произношу я, выгибая бровь.

Она едва заметно выдохнула, и, не желая прощаться с кем-либо, молча развернулась ко мне спиной.

«Не так быстро, девочка!»

— Герцог, куда же вы? — слышу встревоженный вопль за своей спиной.

— Дамы, прошу прощения, но, думаю, мне стоит лично убедиться в том, что эта особа действительно покинула бал и больше не будет досаждать вам своим присутствием! — улыбаюсь самой доброжелательной улыбкой, на которую только способен, и княгиня вместе со своими приспешницами удостаивает меня томными вздохами и загадочными взглядами.

Оставив лишние условности, я торопливо иду вслед за исчезнувшей графиней. Девушка удивила меня. Она и не думала сбегать, напротив, покорно ожидала своего «палача» в парадной.

Стоило мне только приблизиться, как она сжалась и склонила голову: агнец перед закланием, ей богу!

— Кажется, я уже говорил сегодня, что не собираюсь набрасываться на вас! — веселясь, напоминаю графине и жестом прошу лакея подать мне верхнюю одежду.

Риана поднимает подбородок выше и немного хмурится.

— Я не боюсь вас! — весьма неубедительно врет мне и тоже повторяет мой жест, старательно застегивает шубу на все пуговицы и, не выходя на улицу, прячет ладони в пушистой меховой муфте.

Девушка снова следует за мной, шаг в шаг. Могла бы идти рядом, принять мою руку, порадовать редких встречных самоуверенным взглядом женщины, заполучившей самого герцога, она же изображает каторжницу, которую ведут на расстрел.

— Как долго мы будем ехать, — тихим, уставшим голосом поинтересовалась графиня, когда карета тронулась.

— Не больше двух часов, — отозвался я, расположившись прямо напротив.

Всю дорогу до особняка она хранила молчание. Иногда девушка прикрывала глаза и хмурилась, я уже замечал этот жест и прежде, казалось, что ее мучает головная боль. Мигрень — самый удобный из всех возможных женских недугов, так кстати позволяющий им избегать любой обязанности или ответственности, превращающий хищниц в несчастных жертв и позволяющий манипулировать чувствами других.

— Вас что-то беспокоит? — вежливо спрашиваю, наблюдая изменения в выражении ее лица.

— Ну что вы, герцог, со мной все в порядке! Я ведь далеко не в первый раз путешествую с очередным господином до его апартаментов! — с какой-то злой усмешкой отзывается моя спутница, и на несколько мгновений страх передо мной сменяется маской презрения.

— О чем-то подобном меня уже предупреждал господин Крайнов, — говорю ей, пожимая плечами и недобро прищуриваясь.

Графиня резко вдохнула холодный воздух, сверкнула на меня злым уничтожающим взглядом, а потом снова зажмурилась и вовсе отвернулась.

— К черту вас и вашего Крайнова, герцог, — сквозь зубы пробормотала она.

Избавившись от верхней одежды, девушка прошла в гостиную и застыла, волком глядя на меня из-под нахмуренных бровей. Мне не нравился этот взгляд, он раздражал и злил меня!

— Вы голодны, хотите чаю или, может быть …вина?

Она бледнее и качает головой в отрицательном жесте.

— Я ничего не хочу, оставьте свое напускное гостеприимство для другого случая, герцог! — отвечает графиня.

— Что ж, в таком случае Анна отведет вас в мои покои и поможет раздеться, — спокойно произношу я и оставляю девчонку наедине с только что подоспевшей горничной. Анна удивленно смотрит на меня, но тут же опускает взгляд, покорно приседает и спешит услужить гостье.

Внутри меня кипит и бурлит ярость. Не знаю, что именно становится причиной такой неоднозначной реакции на обычную, вздорную девчонку: мне хочется не то задушить ее, не то поцеловать…

Вино становится моим эликсиром, я чувствую, как раздражение и злость уходят. Мои мысли меняют свой ход, и теперь я предвкушаю хороший вечер в компании красивой и послушной графини Богдановой. Мне не хочется думать о том, кто она и какую связь имеет с мерзавцем Крайновым. Я хочу упиваться властью над чужой волей, воспользоваться ее слабостью и ни о чем не сожалеть после. Во мне не так и много человеческого и совсем не осталось благородства, но людям совершенно не за чем об этом знать!

Проходит час или, может быть, чуть больше. Я отдаю слугам последние распоряжения, откладываю в сторону переданные мне на балу бумаги и, прихватив с собой два фужера и бутылку хорошего Бургунского вина, иду в собственные покои.

Она заждалась меня? Все еще боится, или злость и обида перевесили чашу ее терпения.

Вхожу в спальню и почти сразу нахожу взглядом графиню в собственной постели. Признаться, она была удивительно хороша.

В одной лишь белоснежной сорочке из тончайшего шелка с россыпью пуговиц на груди, конечно, все они были застегнуты, подол она натянула, тщательно пряча свои ножки от посторонних глаз.

— Прошу прощение, что заставил вас ждать, графиня, — вежливо улыбаясь, произношу я.

Она встрепенулась, в глазах, влажных и грустных, снова появился знакомый блеск: она боялась меня и явно пыталась отрицать в себе этот страх. На мои слова она ничего не ответила, но спустила ножки на ковер и поднялась с постели, упрямо глядя мне в глаза.

«Пытаетесь разглядеть в них душу, графиня? Напрасно!» — улыбаюсь я своим мыслям.

Я становлюсь прямо напротив. Слегка склоняюсь, чтобы поставить фужеры на прикроватную тумбу. Она вздрагивает, когда я оказываюсь слишком близко и задерживает дыхание. Я спокойно выпрямляюсь и приветливо улыбаюсь.

— Выпьете со мной вина?

Она снова качает головой и морщит лоб.

— Ни за что! Я не пью вино… больше никогда, оставьте эту затею, герцог!

Что-то в ее лице выдает сильнейшее напряжение и волнение. Не ожидал такой реакции. «Почему бы не расслабиться и не успокоить нервишки, графиня?» — прикусываю губу, рассматривая симпатичное бледное личико.

Пожимаю плечами. Убираю бутылку и делаю то, чего мне давно так хотелось: тянусь к ее волосам, чтобы вытащить гребень и несколько шпилек.

Темные локоны несколько коротковатых, но так очаровательно вьющихся волос рассыпаются по плечам. Она окончательно превращается в невинного и крайне соблазнительного ангелочка.

Я вижу, как часто поднимается ее грудь, как дрожит тонкая венка на шее, как расширяются ее зрачки, и не могу отвести глаз от слегка распахнутых розовых губ.

Почему именно она? Что же позволяет этому подлецу добиваться расположения красивых и юных дам с такой поразительной легкостью? Ради него они готовы рисковать и жертвовать всем: семьей, честью, репутацией. А я, чтобы получить то же самое, вынужден идти на шантаж?

Во мне снова просыпается что-то злое и опасное, в голове звучит заливистый смех Амалии. «Ты жалок, Олли!» — насмешливо твердит супруга.

— Расслабьтесь, графиня, вы слишком напряжены! Я так сильно пугаю вас? Позвольте напомнить, что вы здесь по собственной воле! — я склоняю голову и продолжаю разглядывать девушку, не сдерживая голодной улыбки.

— Я не боюсь вас! — отвечает она и храбрится, поджимая губы, сверкая острым предупреждающим взглядом.

— Вот как? — улыбаюсь еще шире и тянусь к тонкой шее, запускаю руки в ее волосы и резко тяну на себя.

Она удивленно вскрикивает и смотрит на меня широко распахнутыми глазами.

— На самом деле мне нравится ваш страх! — шепчу ей прямо в губы.

«Олли, ты просто безнадежен! Она вот-вот сбежит от тебя, милый!» — голос Амалии сочится детской радостью и восторгом.

Я не пытаюсь прогнать ее из своей головы, мне хочется проучить мерзавку и доказать, что она не права, заставить ее смотреть, как я в очередной раз забываюсь в объятиях другой женщины.

Графиня тем временем бледнеет еще больше, ее глаза вновь наполняются живым светом, обжигающим пламенем ярости. Она пытается освободиться и хватает мою руку, тянет ее вниз, намереваясь выпутать из густых волос.

— Вы просто отвратительны, — шипит девчонка.

Я разжимаю пальцы, но лишь для того, чтобы скользнуть по тонкой бархатной шее к острым ключицам, а потом одним резким движением разрываю ворот ее сорочки.

Перламутровые пуговицы сверкающими каплями рассыпаются по полу, Графиня испуганно вскрикивает и прижимает руку к груди.

— Я ненавижу вас, герцог! — с чувством произносит девушка, но самообладание ее подводит, и она всхлипывает на последнем слове.

— Неужели? Интересно, почему? — насмешливо спрашиваю я. — Быть может, граф обращался с вами слишком трепетно и бережно? Вы ожидали чего-то подобного и от меня?

— О да, он, определенно, куда более талантлив, чем вы, — заверяет меня эта маленькая пигалица. Очевидно, ее злость на какое-то время одерживает верх над страхом.

Я смеюсь, хотя выходит это у меня как-то не слишком искренне и весело. Смех быстро обрывается, взгляд опускается ниже линии подбородка, скользит к разорванному вырезу сорочки… Теперь мне совсем не до веселья! Торопливо стягиваю рубашку через голову и снимаю брюки, вплотную приближаюсь к постели, продолжая жадным взглядом изучать контуры женского тела, дурацкая сорочка длиною почти до пят не могла остановить меня.

Ахнув, она прижала руку к груди, а я бесцеремонно толкнул ее на кровать. Девчонка тут же отползла от края к изголовью и явно намеревалась сбежать, но я схватил ее за лодыжку и потянул на себя.

Она упала головой на мягкие пуховые подушки и зажмурилась. Нависая над ней, я изо всех сил сдерживал ревущего в груди демона. Он бы не церемонился с ней, не вглядывался бы в милое почти детское личико, чтобы лишний раз убедиться в том, что ОНА — ДРУГАЯ! О нет, вероятнее всего, что он с превеликим удовольствием перевернул бы ее на живот, задрал подол сорочки и терзал бы несчастную до тех пор, пока не почувствовал бы, что ему вновь удалось хотя бы ненадолго утолить свой голод.

Риана слишком очевидно меня боялась, даже несмотря на показную браваду и холодность. Намокшие от еще не пролитой соленой влаги ресницы, покрасневший носик и дрожащие губы. Ее узкие и такие холодные ладони упирались мне в грудь, но она, конечно, ни за что не смогла бы оттолкнуть меня от себя.

Я переместился, вклиниваясь между ее ног, окончательно закрывая пути к отступлению собой. Правая рука коснулась бархатной кожи чуть выше колена, шелковая ткань послушно скользила вверх вместе с моей ладонью, а я продолжал вглядываться в глаза своей пленницы. Ужас, наполнивший их, охватил все ее существо, она задрожала, и по бледным щекам потекли слезы.

— Нет! — севшим голосом произнесла Риана.

— Нет? — переспрашиваю я, убирая руку с ее бедра и перемещая ее к лицу девушки, чтобы убрать несколько спутанных прядок со лба.

— Нет? — снова спрашиваю я, еще спокойнее и увереннее.

Я слегка приподнимаюсь, отдаляя наши тела друг от друга. Она глубоко втягивает воздух, жмурится, стирает дрожащей ладонью слезы и смотрит на меня чистыми и бездонными омутами.

Черт возьми, кто способен выдержать подобную пытку? Со мной происходит что-то невообразимое, я с трудом контролирую себя, но все же удерживаю самообладание, дышу не слишком глубоко, чтобы ее запах не наполнял легкие и не дурманил разум.

— Тогда вам лучше уйти немедленно, и чем быстрее вы это сделаете, тем лучше, графиня! — охрипшим голосом произношу я, буквально выталкивая из себя каждое слово.

Что-то мелькает в глубине ее глаз, отблеск лунного света, льющийся из окна, касается бледного лица, все еще влажного от слез. Губы что-то шепчут, но я не сразу смог разобрать ее слова, пока наконец не склонился к лицу, ощущая теплое дыхание на своей коже.

— Я не уйду…

Она закусывает губу, смотрит на меня и почти не дышит.

— Боюсь, что другого шанса у вас уже не будет, — севшим до шепота голосом предупреждаю я.

Графиня лишь едва заметно качает головой в знак своего смирения.

Несколько коротких мгновений я все же всматриваюсь в ее лицо. Но девушка и впрямь больше не выказывает сопротивления, опускает руки вдоль тела и сверлит меня испытующим взглядом, снова задерживает дыхание, словно готовясь окунуться в бездну с головой.

Во мне не остается ничего, что могло бы сдержать и уберечь от падения с того же обрыва.

И пока правая рука нетерпеливо скользит вверх, желая добраться до самого сокровенного, губы уже опаляют жаром ее рот, забирая остатки кислорода. Она не отвечает на мой поцелуй, но я не придаю этому никакого значения. Я поглощаю ее страх, забираю его себе, отдавая тепло своего тела. Не хочу ощущать под собой холодную кожу и согреваю дыханием ее шею, спускаюсь ниже, понимая, что здесь и сейчас нет ничего, что могло бы остановить меня и оторвать от нее.

Желание становится болезненным, а туман в мыслях плотнее и гуще. Никакой нежности и ласки нет в одном грубом и резком движении. Девчонка вскрикивает и выгибает спину, судорожно хватается пальцами за простыню, тяжело глотает воздух и закусывает губу.

Я чувствую, как стремительно пьянеет мой рассудок, как сознание мутится, но выпитое вино тут уже ни при чем. Холодная, как прекрасное мраморное изваяние снаружи, она слишком обжигающе горячая внутри.

Мне кажется, что я слышу, как бьется ее сердце, ударяется о ребра и болезненно сжимается, и кажется, со мной происходит нечто подобное, потому что мне хорошо и больно одновременно.

Я снова двигаюсь и уже не могу сохранять контроль, не могу прекратить касаться ее, не могу перестать вжимать в матрас податливое тело, раз за разом выбивая воздух из ее легких.

Она снова выгибает спину, стараясь немного отдалиться, крепко закрывает глаза, до крови кусает губы и едва сдерживает жалобные стоны. В какой-то момент я даже почувствовал слабые удары ее кулачков на своей спине: жалкий и уже совершенно бессмысленный протест.

Но я не могу и не хочу останавливаться и выпускать из рук свою добычу. Зарываюсь носом в ее волосы, вдыхая едва уловимый запах лесных трав и наконец отпускаю на волю скопившееся напряжение. Сердце, ударившись изо всех сил, замирает в груди и прекращает биение. Первый вдох оказывается болезненным, воздух отчего-то царапает горло, я тяжело выдыхаю и почти до хруста сжимаю в своих медвежьих объятиях хрупкое тело.

Я не сразу возвращаюсь к реальности и тому, что только что произошло, однако мне все же хватает ума разжать руки и перенести вес тела. Она медленно и глубоко втягивает воздух, открывает глаза и…отворачивается, изучая пустым взглядом соседнюю стену.

Она не двигается и ничего не произносит, я падаю на соседнюю подушку и закрываю ладонью лицо, чтобы не видеть, как сверкают в лунном свете слезы на бледных щеках.

Мне тоже нечего сейчас сказать ей. Зачем она сделала это, если настолько не желала меня? Почему не попыталась умолять спасти друга другой ценой? Это бы изменило что-то, смогло разжалобить меня?

Раздражение и разочарование медленно расползается по венам, подбираясь к горлу неприятной горечью. Я порывисто поднимаюсь с постели и распахиваю окно, жадно глотая морозный воздух, смотрю на холодную, мертвую луну задумчивым взглядом.

Я не закрываю створок, пока прохлада не наполняет всю спальню, только после этого мой разум очищается и светлеет.

Снова возвращаюсь в постель, где все так же неподвижно лежит маленькая и хрупкая девушка. Отвернувшись от меня, она закрыла глаза и глубоко дышала. Спит? Возможно, только притворяется! Но так даже лучше. Я опускаюсь рядом, укрываю ее теплым одеялом и наконец-то полностью расслабляюсь.

Мысли в голове текут медленно и лениво. Ненавистный образ Амалии впервые возвращается ко мне, и я только сейчас понимаю, что не думал о ней все это время! Я не слышал ее голоса, не вспоминал ее запаха и ее поцелуев, не сравнивал и не мстил… Маленькая графиня вытеснила ее из моей головы, заполнив пустое пространство собой…

Глава 15

Я проснулся от кашля, не своего — чужого. В голове гудело после выпитого вчера вина: стоило сдержаться и не увлекаться так сильно, но настроение было поганым, и я просто не захотел останавливаться.

Я уже отвык просыпаться с кем-то, нахмурился, ища взглядом постороннего человека. Память возвращалась быстро, наполняя голову обрывочными воспоминаниями, которые постепенно складывались в одну не совсем красивую картинку.

Риана Богданова сейчас лежала не в моей постели, а на узкой кушетке, куда она, очевидно, перебралась ночью вместе с одеялом, которое почти полностью сползло на пол и едва прикрывало ее ножки. За окном сквозь шторы едва пробивались первые предрассветные лучи солнца. Она спала, хотя сомкнутые ресницы слегка подрагивали. Кашель тревожил и беспокоил хрупкий сон графини. Сжатые в кулачки руки она прижимала к груди в странном защитном жесте, дыхание ее было беспокойным и неровным.

Я заставил себя подняться, одним резким движением отбросил в сторону одеяло, и вдруг замер удивленно уставившись на кровавые пятна на белоснежной простыне.

В голове что-то щелкнуло, вспомнились болезненные всхлипы, губы, которые она до крови прокусила, сдерживая крик, испуганное бледное лицо… вчера я понимал, что ей не нравится то, что я делаю, но она пришла ко мне по доброй воле и сама отказалась уйти…

Снова кашель и тяжелое отрывистое дыхание. Что с ней? Я оборачиваюсь, натягиваю на себя одежду и решительно подхожу к девушке, тянусь за одеялом, которое окончательно сползло и тяжело сглатываю, замечая следы крови и на ее бедрах, а потом еще и цепочку синяков от моих пальцев на нежной коже.

— Прекратите смотреть на меня, пожалуйста, — хриплый, нездоровый голос заставил меня вздрогнуть и поднять глаза к лицу девушки.

Она попыталась натянуть задравшуюся во время сна сорочку ниже и зашипела от боли, от одного ничтожного движения.

— Оставьте это, вы больны, вам лучше не вставать сейчас, — говорю я, накрывая ее одеялом.

— Я и минуты лишней не задержусь в вашем доме, герцог! — слышу в ответ такой же хриплый и тихий голос, однако каждое слово графини звучит твердо и решительно.

— Почему вы не сказали мне…? — я не произношу этого вслух, но она и так понимает суть вопроса и раздраженно фыркает в ответ.

— А вы бы мне поверили? Разве вы пытались меня выслушать? Узнать, что на самом деле произошло между вашим племянником и моим отцом? Увольте, герцог, мы оба знаем, что это ничего бы не изменило!

— Но как такое возможно, вы были замужем, вы вдова?! — недоуменно вопрошаю, глядя в уставшие и злые глаза.

— Странно, я думала, вы уже все знаете обо мне и моей жизни? Знаете о моем отце, муже, связи с графом Крайновым и вашим племянником?!

Она жмурится и трет виски, поджимая припухшие губы и задерживая дыхание.

— Вам нужен доктор! — наконец-то мой мозг выдает одну здравую мысль. Начинаю думать, кого лучше пригласить, но девчонка снова прерывает ход моих мыслей.

— Мне нужно убраться отсюда, и тогда мне станет намного легче! — Вчера я слишком долго пробыла в саду, желая избежать общения с графом в закрытом помещении, и, очевидно, подхватила обычную простуду, еще я не была готова к тому, что вы со мной сделали, а теперь у меня опять мигрень! Но все это не смертельно, герцог, и не требует вашего немедленного участия! Разве вы не получили то, чего хотели? Я должна уехать отсюда как можно быстрее!

Эта тирада забрала у нее последние силы, и очередной удушающий приступ кашля заставил меня выскочить из комнаты, чтобы принести графине воды.

Все же я решил не слушать ее безумных причитаний и вызвать врача на дом, попросил Анну приготовить для графини бульон и укрепляющий отвар, приказал нагреть больше горячей воды… Или это может навредить ей? С каких пор я стал таким заботливым? Это чувство вины?

Когда я вернулся в комнату, то увидел девушку уже на ногах. Она тяжело и прерывисто дышала, слабость и головокружение едва позволяли ей сохранять равновесие. Графиня стояла ко мне спиной и пыталась остановить очередной приступ кашля, зажав ладонью рот.

— Вам не стоило вставать, — сглотнув, произношу я.

Она вздрагивает всем телом, а я на мгновения крепко зажмуриваю глаза: не в силах видеть, как сильно и глубоко ранил эту хрупкую и гордую девочку. Я заставляю себя снова посмотреть на нее и приблизиться еще на шаг, опасаясь, что она не удержится и упадет.

Ее руки безвольными плетями опускаются вдоль тела, и легкая ткань, надорванная мною спереди, тут же соскальзывает с плеч, оголяя спину почти до середины. Она испуганно охает и торопливо натягивает сорочку, но было уже поздно.

Увиденное по-настоящему шокирует меня, кажется, я едва не выронил стакан и пролил почти половину. Какого черта?!

— Уйдите! — с надрывом произносит она.

Я никак не реагирую на ее просьбу, протягиваю бокал с оставшейся водой и она, все так же не оборачиваясь, принимает его, делает несколько жадных глотков и замирает, когда я касаюсь ее плеч. Мои руки сжимают ткань сорочки и медленно и очень осторожно спускают ее вниз, чуть ниже лопаток. Она вздрагивает и глубоко дышит.

— Что вы себе позволяете? — хрипло произносит графиня.

— Помолчите, — почти шепотом отвечаю я, продолжая стягивать с нее единственный предмет гардероба.

В голове ни единой мысли о том, как это, должно быть, пугает девушку и уж тем более о том, прилично ли поступать с ней подобным образом. Я не могу отвести глаз от многочисленных шрамов, которые, кажется, не заканчиваются.

Их так много, что в первый раз я даже не поверил своим глазам, решил, что это обман зрения. Я коснулся пальцами ее лопаток, исследуя один из самых глубоких и широких росчерков. Наблюдая страшные следы истязаний, замечаю, как дрожат мои руки: я словно опасаюсь причинить ей боль, словно и не шрамы это вовсе, а раскрытые, истекающие кровью раны. Многие из них давно зажили и побелели, но были и свежие, еще розовые странные следы от глубоких порезов.

— Это сделал… — в горле пересохло, и я не смог выговорить ни звука.

«Муж» — хотел произнести и замер, осознав, наконец, что эти следы на ее теле мог оставить только отец и, если учесть юный возраст графини, то становится понятным, что многие из них она получила будучи еще ребенком…

«Немыслимо!» А ведь я считал, что жизнь несправедлива ко МНЕ? Да-да и я же еще вчера рассказывал этой девочке о том, как жестоко и подло она поступила с отцом…

Стискиваю зубы от злости на себя, да и на нее тоже — не знаю, почему так… может быть, она виновата в том, что мне неприятны муки совести?

Она молчит, не двигается, и, кажется, едва дышит, медленно вдыхая и еще медленнее выдыхая. Нежная, молочно-белая кожа покрывается мурашками от моих робких касаний. Хватит! Возвращаю сорочку на место, прячу от своих глаз и рук. Мои тяжелые ладони снова решительно ложатся на ее хрупкие плечи и слишком резко разворачивают девушку лицом ко мне. Графиня совсем ослабла, но ей некуда упасть, разве что в мои объятия.

Конечно, она пугается и упирается руками в мою грудь. Мы оба молчим, я смотрю в красные от застывших слез, а, может быть, и от стремительно растущей температуры глаза и по-прежнему не могу вымолвить ни слова.

— Вы обещали мне, что поможете племяннику! Скажите, сдержите ли вы свое слово? — наконец произносит она, изучая мое лицо внимательны взглядом, борясь с собственным страхом и отчаянно пытаясь не дрожать и не показывать мне своей слабости и беспомощности.

Глубоко втягиваю воздух, словно получив болезненный тычок в солнечное сплетение, ведь я в действительности не собирался ничего делать, рассчитывал преподать урок глупой и избалованной девчонке… Она волнуется, пугается моего молчания, думая о самом худшем, нервно прикусывает губу, и я едва сдерживаюсь, желая коснуться пальцами ее губ и прекратить это.

— Я верну ему свободу и даже добьюсь немедленного освобождения, — уверенно отвечаю я, надеясь, что это успокоит ее, и она прекратит терзать себя. — Но у меня будет еще одно условие, которое вам придется соблюсти, графиня, — спокойно и решительно добавляю я, взглядом показывая всю серьезность своих намерений.

— Нет, — испуганно шепчет она, совсем слабым и безжизненным голосом, пытается высвободиться, избавиться от моих рук и жалобно всхлипывает.

Это просто какое-то безумие, но я не могу отпустить и позволить ей упасть.

— Вам придется задержаться в этом доме и дождаться прихода врача, вас осмотрят и назначат лечение, и как только вам станет лучше, я тут же отпущу вас домой, Риана! — я пытаюсь внушить ей доверие, пытаюсь воззвать к здравому смыслу, но выходит только напугать ее еще больше прежнего.

Красивое и редкое имя девушки звучит совершенно особенным образом, словно оно заколдованное — произнести его грубо и холодно кажется мне просто невозможным.

— Вы подлый и низкий человек, герцог! Вы не держите данного обещания, вы принуждаете меня оставаться здесь, словно я какая-нибудь игрушка, которой вы вольны распоряжаться по собственному усмотрению! — ярость и обида прорываются в ней сквозь страх и давящую слабость.

— Пусть так, — спокойно отвечаю ей. — Но я не позволю вам умереть от собственной глупости и упертости! Сегодня сильно похолодало, а вы не в том состоянии, чтобы совершать подобные поездки!

Увы, но она не слушает и не слышит меня, как безумная качает головой и бьет меня безобидными кулачками, пока слезы не застилают глаза мутной пеленой горя и отчаяния.

Подхватив графиню на руки, я несу ее в свою постель.

— Не пытайтесь сбежать, Риана, у вас ничего не выйдет, будьте благоразумны! — говорю ей и отвожу взгляд: не могу больше наблюдать ее терзания.

— Будьте вы прокляты, герцог! — отзывается девушка дрожащим, надломленным голосом, снова срывающимся на кашель.

«Я уже давно проклят, слишком давно…»

Торопливо покидаю спальню. Анна уже ждет за дверями с подносом, и я впускаю ее внутрь, мысленно уповая на то, что графиня не швырнет содержимое подноса в голову моей прислуги.

Отправив Павла, моего самого шустрого лакея, за доктором, я решил покинуть дом, чтобы не сорваться и не запугать девушку своей удушающей заботой.

Нужно освободить Эрика и притащить в особняк как можно быстрее. Мальчишка знаком с ней и, возможно, его присутствие усмирит графиню. Вот только, как объяснить племяннику, что она делает в этом доме? Риана расскажет ему о том, что произошло между нами?

«Ты стал слишком мягким и впечатлительным, Олли!» — звучит в мыслях мелодичный голос жены.

«Может быть, начнешь вымаливать у нее прощение, стоя на коленях?» — она предвкушает веселье и явно довольна собой.

«Хотя…это не поможет, бедняжка пожертвовала собой ради твоего племянничка, наверное, безумно влюблена?» — в голосе звучит скорбь и досада.

«Поможешь голубкам воссоединиться!?» — вдруг восторженно восклицает Амалия, а меня передергивает от одной лишь мысли, что она может быть хоть в чем-то права…

Глава 16

Сидя в камере и глядя целыми днями в потолок, я уже не ждал чуда, готовился принять последствия и справиться с ними во что бы то ни стало. Я не боялся за себя, но меня огорчало то, что они не собирались оставлять в покое дорогую моему сердцу девушку. И это бессилие душило меня.

Я знаю, что они говорят о Риане. Создается впечатление, что меня вообще никто не слышит. Что бы я ни сказал, все оборачивается против меня и совершенно невинной в этом деле графини. Правда продается и покупается — надо же, как неожиданно! А я-то думал, что нет ничего дороже истины, увы!

— Сюда, Ваша Светлость! — слышу мерзкий, лебезящий голос одного из стражников, и что-то внутри меня напряженно замирает.

— Почему мой племянник содержится в таких условиях? — в голосе сталь, а на лице маска презрение — и это мой дядя Оливер собственной персоной.

Я не ждал, что он придет за мной и был по-настоящему удивлен.

— Ваша Светлость, господин Кауст обвинен… — принялся мямлить Никодим, малый заступивший сегодня с утра на дежурство.

— Кажется, мы с вашим начальством уже выяснили, что все произошедшее — чудовищное недоразумение, — раздраженно перебил дядя.

— Простите, Ваша Светлость, — покорно сдался страж.

Я поднимаюсь с лавки и смотрю в лицо известного и влиятельного человека, французского дипломата Герцога Богарне. Он был явно раздражен и зол, изучал меня каким-то странным взглядом и хмурился, словно обдумывая что-то: надеюсь, не мою жизнь.

— Дядя Оливер, не ожидал встретить тебя здесь! — «радушно» скалюсь я сквозь решетку.

Когда-то мы с ним были очень дружны, но сейчас эти времена давно в прошлом. Дядя уже неоднократно выказывал мне свое пренебрежение и недовольство, называл повесой и глупцом, прекратил приглашать в свой дом и вообще заметно отдалился не только от меня, но и от всей семьи! Хотелось бы мне знать, в чем провинился конкретно я и почему он все же пришел за мной сюда?!

— Я тоже был неприятно удивлен, когда мне сообщили, что ты здесь, — строго и грубо отозвался дядя.

— И почему в таком случае ты решил мне помочь? — подходя ближе к решеткам и глядя прямо в глаза, спросил я.

— А я пока ничего не решил! — невозмутимо отозвался дядя. — Но, возможно, тебе удастся убедить меня в том, что ты заслуживаешь моей помощи! — он смотрел на меня свысока и кривил губы в отнюдь не доброй улыбке.

Я скрестил руки на груди и повторил его взгляд. Мне очень хотелось отослать уважаемого герцога куда подальше и обойтись без его помощи, но я вспомнил про графиню и не желал упускать возможности снова помочь ей, чтобы однажды добиться ее расположения.

Я тяжело вздохнул и, не отводя взгляда, решил рассказать ему все, как есть:

— Я виноват лишь в том, что не смог пройти мимо, когда пьяный, обезумевший от ненависти к собственным детям князь Строгонов набросился на свою младшую дочь и принялся душить бедняжку прямо посреди улицы. Он хотел убить ее, дядя, и кроме сестры, которую этот мерзавец оттолкнул от себя, словно тряпичную куклу, никто не бросился на спасение юной княжны. Не этому меня учил отец и ты, кстати, тоже! Я защитил слабого и теперь имею удовольствие расплачиваться за свои грехи!

Оливер молча сверлил меня холодным и почти равнодушным взглядом, потом обернулся все к тому же Никодиму и кивком головы дал указания открыть камеру. Его воля была исполнена незамедлительно, без всяких вопросов и возражений! Как дяде это удается?!

Не знаю, рассчитывал ли герцог на мою благодарность, но я так и не смог ее выразить. Я не испытывал мук раскаяния, ему, судя по всему, ничего не стоило добиться моего освобождения, а выражение лица дяди говорило лишь о том, как сильно ему не хотелось помогать мне.

— И все же, почему ты здесь? — спокойно спросил его, как только мы, покончив со всеми формальностями, оказались на улице.

Я глубоко вдыхал прохладу приближающейся зимы и наслаждался ощущением безграничного пространства вокруг: стены камеры слишком давили на меня.

Дядя молчал, и я осмелился предположить то единственное, что пришло в голову.

— Графиня Риана встречалась с тобой?

Лицо герцога не выражало никаких эмоций, кроме холодной отстраненности.

— Она назвала тебя своим другом и была очень настойчива в стремлении убедить меня в твоей невиновности! — наконец ответил он.

Я раздраженно фыркнул.

— В действительности я едва не убил его, и, если бы меня не остановили, так бы и случилось! И окажись я в подобной ситуации сейчас, поступил бы точно также, мне нестыдно за свои поступки, дядя!

Как ни странно, но герцог никак не прокомментировал мой ответ и даже не спорил со мной. Мы молча забрались в его экипаж, и тут он, прожигая меня еще более ледяным и почему-то убийственным взглядом спросил:

— Что связывает тебя и графиню, Эрик?

Признаться, я был удивлен и даже несколько растерялся, но быстро взял себя в руки.

— Нас ничего не связывает, Ваша Светлость! — со вздохом признался я. — Мы едва знакомы! Но я никогда не встречал никого смелее и сильнее, чем эта хрупкая и совсем юная особа. И хотя сейчас ее сердца наверняка занято другим, я убежден, что он не достоин такой девушки и намерен добиться ее любви, а потом жениться на ней. Такой ответ вас устроит, дядя? — мы прожигали друг друга взглядами: герцог умеет побеждать в этой схватке чаще других, но я не могу уступить, когда мысли заняты Рианой.

Мой ответ ему явно не понравился, хотя он снова промолчал и не сказал ни слова.

— Почему ты спрашиваешь об этом? — не унимаюсь я.

— Из банального любопытства: не каждый день подобные особы приходят ко мне с такими просьбами! — пожал плечами герцог, однако он продолжал оставаться напряженным и сосредоточенным.

— Надеюсь, ты не обидел ее и был с ней хоть немного вежливее, чем обычно! — сквозь зубы произнес я. — Куда мы сейчас направляемся?

— Мы едем ко мне, Рик! Мне нужна твоя помощь, — не хотя проговорил Оливер и отвернулся, уставившись в окно.

— Тебе нужна… моя помощь? — недоуменно переспросил я.

Оливер резко обернулся, он был явно раздражен и старательно сдерживался.

— Твоя графиня сейчас у меня дома. Она слишком упряма и своевольна, чтобы прислушаться к голосу разума, но я надеюсь, что ты все же сможешь убедить ее в необходимости задержаться. Девушка больна и очень ослабла — ей нельзя сейчас возвращаться в имение! — он старался произносить слова сдержанно и равнодушно, но я все равно ощутил досаду и злость: дядя явно был не в духе.

Я не ожидал ничего подобного и таращился на Оливера, пытаясь понять, не шутит ли он. Что Риана делает в его доме? Пришла поговорить о моем освобождении? Она настолько безрассудна!? Почему его интересовали мои отношения с девушкой? Между ними что-то произошло?

Он видит, как меняется мое лицо и какие мысли терзают меня, но не торопится ничего пояснять.

Совладав с ревностью, я пытаюсь мыслить рационально. Риана больна и нуждается в помощи, она не желает оставаться в его доме даже в таком состоянии… Что, черт возьми, происходит!?

— Я поговорю с ней и постараюсь помочь, — сухо произношу вслух.

— Большего от тебя и не требуется, — отзывается Оливер.

— Я думаю, все дело в ее сестре. Риана очень привязана к ней. Алиса намного слабее, она совсем ребенок и недавно перенесла очередное потрясение. Вероятнее всего, графиня опасается оставлять ее одну! — я старательно прислушивался к голосу разум: в конце концов, мой дядя не способен причинить вред женщине, ведь так?

— Если дело лишь в этом, и доктор подтвердит мои опасения по поводу состояния графини, то ты просто привезешь сюда ее сестру. В моем доме хватит места для двух взбалмошных особ.

Я невесело усмехнулся над его последней репликой: было сложно представить Риану взбалмошной или, к примеру, легкомысленной! Да и герцог вряд ли мог так о ней думать на самом деле.

Оливер арендовал огромный особняк совсем недалеко от города: привычки жить на широкую ногу были неизменны! Стоило нам переступить порог дома, и перед нами тут же предстала женщина лет тридцати, одетая в строгое темно-серое платье, подвязанное белоснежным фартуком.

— Анна, доктор уже осмотрел графиню? Я надеюсь, вы не забыли передать ему мою просьбу задержаться в доме и дождаться моего возвращения!? — Оливер казался строгим хозяином, и прислуга явно опасалась его гнева.

— Да, Господин! Я все сделала, как вы просили, но доктор так и не смог помочь вашей гостье, — смущенно ответила женщина, опустив глаза в пол и нервно теребя край фартука.

— Это еще что значит? — раздраженно процедил сквозь зубы дядя.

— Не гневайтесь, Ваша Светлость! Мы уж тут с ног сбились, на силу угомонили девушку. Беспокойная она больно, упрямится. Поначалу ванну принять изволила, кое-как потом ее в чувства привели и из этой самой ванной вытащили! Сил-то совсем нет, и от еды она отказалась. А вот когда господин Робер пришел, она и вовсе обезумила: всю посуда разбила, чудом только доктора не поранила. — В горячке она, наверное, Господин, связать бы ее и напоить отваром как следует, а то сгинет! У меня сестра в прошлом году за два дня в горячке-то сгорела, не смогла я ее выходить! — женщина причитала без умолку, а потом, осознав, что наговорила, охнула, прикрыла рот и виновато опустила голову.

Оливер сжал руки в кулаки и прорычал сквозь зубы:

— А ну молчать! Совсем распоясались! Будет она мне тут еще и советы раздавать!

В чем-то я тоже разделял его злость, но вместе с тем беспокойство мое дошло до крайней точки, я едва сдерживался, чтобы не сорваться с места и не отправиться на поиски Рианы. Оливер бросил на меня хмурый взгляд и направился вверх по лестнице, не сказав горничной ни слова.

Я веду себя, как глупое неразумное дитя и вроде бы прекрасно это понимаю, но все равно не могу ничего с собой поделать. Все происходящее со мной напоминает театр абсурда! Мне просто патологически не везет, и никак не удается перестать влипать в неприятности!

Единственным светлым моментом сегодня была ванная: я почти смогла отогреться и избавиться от холода, который с утра пробирал до самых костей. Помню, я почувствовала, как веки тяжелеют, мышцы расслабляются, головная боль отходит на второй план, а дыхание становится глубоким и не таким болезненным. И тут появляются две пугливые курицы, которые пытаются вытянуть меня из воды и твердят, что я едва ли не умерла, не приди они мне на помощь вовремя!

И я бы поспорила с ними и отослала прочь, если бы не чудовищная слабость и головокружение. Оказалось, что я не в состоянии пошевелиться, опереться на собственные руки или ноги.

Я была готова согласиться позволить доктору осмотреть себя и назначить мне лечение: так сильно испугалась за свое здоровье, как вдруг они приводят… мисье Робера!

Я думала, что окончательно обессилила и сдалась, но после того, как этот человек появился на пороге комнаты и вознамерился приблизиться ко мне, желание бороться до последней капли крови охватило меня. Помню только, как кинула чашку с травяным чаем, а все остальное швыряла без разбора, сопровождая это истеричными воплями и угрозами! Кажется, это был нервный срыв, после которого наступило невероятное и полное опустошение, словно кто-то выключил все чувства и эмоции. Покои опустели, горничная молчаливо, беззвучно перемещаясь по комнате, собирала стекла и оттирала мебель и пол от грязных разводов и брызг. Я могла мыслить более-менее разумно, но по-прежнему не могла даже подняться с постели.

Когда герцог попадется мне на глаза, я обязательно выскажу ему все, что о нем думаю! Воображение услужливо подкидывает мне забавные картинки, где я разбиваю горшок с геранью о голову Его Светлости, и губы растягиваются в глупой улыбке!

Сумасшедшая! И совершенно безнадежная мечтательница! Стоило герцогу и впрямь появиться в спальне, как я тут же почувствовала себя слабой и беззащитной, а комната показалась тесной и маленькой. Я натянула одеяло до подбородка и судорожно сжала его в своих руках, как будто оно могло меня защитить от этого острого, пронзающего взгляда.

Я видела по глазам, что он готов высказать мне многое и что он, вероятно, взбешен моим поведением. Я все помню — у нас был договор: я подчиняюсь, он помогает Эрику… Смотрю на него загнанным в ловушку зверем, поджимаю губы и в нервном жесте убираю за ухо темный локон, снова сжимаю край одеяла и мысленно злюсь на саму себя.

Неужели я боюсь герцога больше, чем отца?

Мужчина тяжело вздыхает и неожиданно спокойно и даже вежливо произносит:

— Я счастлив видеть вас в сознании, графиня! Надеюсь, вы будете рады гостю, потому что ему, знаете ли, не терпится справиться о вашем здоровье лично! Смею также надеяться, что вы прекратите устраивать балаган в моем доме! — он снова замолчал, явно успокаиваясь и стараясь не повышать на меня голос.

— Я… — слова застряли в горле, и я прикусила губу. «Трусиха!»

— Просто… молчите и не спорьте… со мной! — раздельно, тщательно подбирая слова, произнес герцог.

Он распахнул дверь, и в комнату стремительно вошел Эрик Кауст — отважный австриец, рискнувший собственной карьерой и свободой ради двух малознакомых особ. Я отчего-то испугалась и тут же почувствовала смущение и стыд: кроме новой сорочки, любезно предоставленной горничной, под одеялом на мне по-прежнему ничего не было.

— Риана Николаевна, — на выдохе произнес он, цепким взглядом впиваясь в мое лицо.

Я не любила никаких упоминаний о своем отце и поморщилась, услышав собственное отчество.

— Я рада вас видеть! — тихо произнесла, севшим голосом.

— Что с вами случилось? — приближаясь к постели, спросил молодой человек, продолжая вглядываться в меня, словно стремясь прочесть мысли.

Мой взгляд неосознанно скользнул к застывшему у входа герцогу, сердце болезненно сжалось в груди. Он смотрел на племянника и на меня хмурым и недобрым взглядом, холодным и острым, как нож.

Эрик заметил мое замешательство, проследил мой взгляд, огляделся по сторонам и неожиданно обратился к дяде с вопросом.

— Кажется, я чего-то не знаю, Ваша Светлость? Почему графиня находится в ваших покоях и лежит в вашей постели: другие комнаты ее не устроили, или у нее просто не было такого выбора? — он сказал это с такой неожиданной злостью и едва сдерживаемой яростью, что я испуганно вздрогнула, пораженная мгновенной переменой настроения австрийца.

Я не ожидала, что он так быстро обо всем догадается, я не собиралась ни в чем признаваться, и я решительно не знала, что делать в такой ситуации. Маленький молоточек ощутимо ударил в висок, напоминая о себе тупой оглушающей болью…

Глава 17

— Мда, кажется, не для этого я тебя сюда привез, племянничек! Никакой практической пользы! Решительно не понимаю, зачем нужно было вытаскивать тебя из этой передряги! — с досадой фыркнул Оливер.

Я не проронила ни слова: не знала, как оправдаться и как посмотреть австрийцу в глаза! Что со мной происходит!?

— И все же, я бы хотел услышать ответ на свой вопрос! ПОЧЕМУ ОНА В ТВОЕЙ СПАЛЬНЕ? — Эрик выглядел не на шутку разозленным, он смотрел на дядю исподлобья и сжимал кулаки.

Мне хотелось утихомирить его, сказать, что это простое стечение обстоятельств или что это комната всего лишь гостевая! Все что угодно, лишь бы он не смотрел на меня с разочарованием и досадой. И все же я молчу, закрываю глаза, пытаясь привести хаотичные мысли в порядок. Я не люблю лгать и не хочу, но почему же безмолвствует чертов герцог!?

Словно прочитав мои мысли, Его Светлость привлек внимание племянника новой ядовито-презрительной насмешкой.

— Невероятно, какой-то сопляк требует от меня признания! Я должен оправдываться перед тобой? Может быть, бояться? Разве ты в праве задавать подобные вопросы? Насколько мне известно, ты ей не муж и даже не жених! — мне кажется, что в глазах герцога пляшут языки пламени, он тоже зол, но прекрасно себя контролирует. Небрежно облокотившись плечом о дверной косяк, он как бы с высока смотрит на племянника и всем своим видом излучает уверенность и превосходство.

— Впрочем, никакой страшной тайны здесь нет! Графиня действительно не выбирала эту спальню — ее привели сюда по моему приказанию, и она не выказала никакого сопротивления по этому поводу. Она хотела добиться твоей свободы и обратилась ко мне за помощью! И, если хочешь знать, то я считал, что ты этого не заслуживаешь! По-моему, тебе следовало отправиться на суд и принять наказание: возможно, это помогло бы хоть немного прояснить твой ум! Она была настойчива и даже пыталась предлагать мне деньги! Но они, как ты понимаешь, мне не к чему! — он небрежно пожал плечами и красноречиво посмотрел на племянника, словно бросая ему вызов.

Эрик снова развернулся лицом ко мне. Услышанное поразило его и ранило, он явно искал опровержения в моих глазах и не находил.

— То есть ты предложил ей свою постель в обмен на мою свободу, а она на это согласилась? — севшим от ярости голосом переспросил он, глядя мне прямо в глаза. — И что же, по-вашему, я теперь должен делать с этой правдой? Потому что первое, что приходит на ум — это пристрелить тебя, дорогой дядя, и вернуться в свою уютную камеру!

Я видела, как он опустошен и оглушен моим поступком, как он борется с собой и в то же время осуждает меня, а, возможно, и презирает!

Сильнее сжав руки в кулаки, я тоже начинаю злиться.

— Я поступила так, как считала нужным! Ты не можешь осуждать меня! Это мое решение и моя личная жизнь, которой, к слову, уже ничего не грозит! Мой статус в обществе итак не многим выше, чем статус уличной девки! — сказав это, я снова зажмурилась, пытаясь перетерпеть боль, от которой перед глазами все расплывалось… или виной всему слезы, предательски наворачивающиеся на глазах? О боже, только не это! Но как же трудно думать и говорить о себе так… я никогда не хотела быть такой, всегда была сдержана, скромна, одевалась строго и не всегда по моде — лишь бы не казаться доступной и легкомысленной!

— Лучше бы ты не лезла в это! — бросил Эрик. — Я даже в самом страшном сне не мог представить чего-то подобного! Окажись ты в компании Крайнова, я воспринял бы это легче, ведь ты в него влюблена, но Оливер… вы даже не знакомы! — махнув рукой, он отворачивается.

Я чувствую себя грязной и униженной, словно мне дали пощечину и облили помоями с ног до головы! Кажется, он даже не заметил, как перешел на это фамильярное и приниженное «ты». Австриец, раненый признанием герцога и моим, кажется, не способен замолчать и остановиться.

— Я честно ответил тебе, как именно отношусь к этой девушке, а ты смеешь глумиться надо мной? — наступая и явно намереваясь ударить дядю, произносит Эрик.

Взгляд герцога становится непроницаемым и хладнокровным, он отталкивается от стены, выпрямляет плечи и вдруг бросается на племянника, словно разъяренный тигр, хватает за горло и впечатывает в стену.

— Тебе лучше остыть! — сквозь зубы произносит Оливер, и металлические нотки в его спокойном, сдержанном тоне пугают и заставляют мое сердце замереть.

Я не могу на это смотреть, не могу закричать и остановить их, боль взрывается в голове барабанной очередью, а потом резко отступает, оставляя в голове немую пустоту. Пытаюсь вымолвить хоть слово, но из груди вырывается только болезненный хриплый стон.

— Дьявол! Риана, что с вами!? — голос герцога я слышу, словно через толщи воды, и с трудом разбираю слова и осмысливаю их.

Оливер отпускает племянника и оказывается рядом, тянется ко мне, хватает за плечи и приподнимает в полусидячее положение, заглядывает в лицо. Я ощущаю влагу на губах, облизываю их и пугаюсь, почувствовав металлический привкус собственной крови.

— Я позову доктора, присмотри за ней! И будь добр, не раскрывай своего рта! — с угрозой произносит Оливер и оставляет меня.

«Он снова приведет Робера?» — боль опять просыпается — она мучит меня еще совсем слабым, но ощутимым покалыванием в затылке. Рядом присаживается Эрик, его лицо кажется мне бледным и испуганным, он берет мою руку в свои ладони и осторожно сжимает.

— Простите меня, Риана! — шепчет он севшим голосом.

Я устало опускаю веки и с трудом разлепляю их.

— Пожалуйста, не подпускайте ко мне этого человека, Эрик! — смотрю умоляюще и не сдерживаю слез.

— Оливера? — не сомневаясь в своей правоте, спрашивает он.

— Нет, доктора! Этьен Робер — нехороший человек! Пожалуйста! — я готова умолять и унижаться, только бы не видеть лица врачевателя снова.

— Я не позволю обидеть вас, вы ведь это понимаете, Риана? Посмотрите на меня! Никто не причинит вам вреда! Вы ужасно напугали нас, и вы точно нуждаетесь в немедленной помощи!

Я всхлипываю и зажмуриваюсь — я слишком устала, чтобы сопротивляться.

Глава 18

Я был уверен в том, что ничего серьезного с ней не случилось, но бледное, как мел, лицо и кровь, которая вдруг хлынула носом, действительно напугали меня. «Что это, черт возьми, такое!?» — стремительно распахивая дверь в собственный кабинет, спрашивал я самого себя.

Этьен Робер сидел в кресле, задумчиво разглядывая картину над камином. При виде меня он тут же подобрался, взгляд его стал более сосредоточенным и… виноватым? Это меня удивило, но копаться в догадках было некогда.

— Благодарю за терпение и понимание, Господин Робер, и приношу извинения за свою несколько беспокойную гостью! Я бы хотел, чтобы вы немедленно осмотрели графиню: кажется, ее состояние ухудшилось!

Пожилой француз изменился в лице и с неожиданным проворством поднялся на ноги. Мне еще не приходилось прибегать к услугам этого человека, однако я не раз слышал положительные отзывы о его практике. Робер был уважаемым и опытным лекарем.

— Постойте, герцог, вы должны знать, что графиня Риана Николаевна не будет мне рада: я боюсь, что она не позволит мне обследовать и лечить ее, — несколько взволнованно сообщил Этьен.

— Неужели! — картинно вздохнул я. — Да будет вам известно, что графиня Риана и мне не слишком-то рада, но ей придется потерпеть, а при необходимости, я готов удерживать ее силой. Вы проведете осмотр и скажете, что же все-таки не так с этой девушкой! — я действительно был настроен решительно и не собирался медлить.

— Что ж, в таком случае я постараюсь помочь всем, чем смогу, — вздохнув, ответил Этьен.

Я распахнул дверь, намереваясь пропустить светило медицины вперед, но он снова остановился и с беспокойством посмотрел мне в глаза.

— Вы хорошо знакомы с графиней, герцог? — спросил он.

— Достаточно близко, — сдерживая раздражение, отозвался я.

— Что ж, тогда я рискну признаться вам! Вероятнее всего, что графиня презирает меня и опасается, но я не представляю для нее никакой угрозы, никогда не желал ей зла и очень хочу искупить свою вину! — наконец выпалил он и поспешно направился вон.

«Не представляет угрозы, но хочет искупить вину? Что он несет?» — я злюсь, и, схватив Робера за руку, разворачиваю лицом к себе.

— Объяснитесь! — требую, прорычав сквозь зубы всего одно слово. Этот день кажется мне по-настоящему долгим и невыносимым.

— Понимаете, я многие годы был семейным врачом князя Строгонова… — помявшись, заговорил Робер.

Перед моим мысленным взором снова возник жуткий образ белоснежной бархатной кожи, изуродованной старыми и совсем свежими шрамами. Я снова почувствовал тошнотворное чувство раскаяния, а руки сами собой сжались в кулаки.

— Ее отец всегда был очень жесток к своим детям, особенно к Риане: уж больно упрямой и смелой она была, не умела уступать и не терпела несправедливости, слишком рьяно защищала сестру… — он тяжело вздохнул и опустил глаза. — Я так много раз исправлял последствия его чудовищной грубости, что они стали преследовать меня в кошмарах. — Раньше она умоляла меня помочь, рассказать о том, что он делает, спасти их с сестрой… Но я не мог, я был уверен, что мое вмешательство ничего не изменит, но потопит меня, а девочки окажутся в еще большей беде! — он замолчал, хотя я по глазам видел, как много ему хочется рассказать, выливая свое раскаяние и вину на меня.

Злость так знакомо и привычно затопила мое сердце, я ненавидел этого слабака-докторишку, ее отца-изверга и саму Риану, потому что она, как заноза, все глубже забиралась под кожу, вызывала неприятное жжение и воспаление. Это все не должно было зайти так далеко!

— Довольно россказней! Мы теряем время! Я обязательно выслушаю вас, мисье, но после… — награждаю его тяжелым взглядом и позволяю следовать за мной.

Я вытрясу душу из этого труса и узнаю все, что ему известно, и только после этого отпущу! Знать бы еще …зачем мне это? Какое мне дело до судьбы этой девчонки? Почему мне так важно узнать больше и докопаться до истины? На самом деле я знаю, в чем дело, но не желаю признавать этого! Увы, но я все еще помню каждый раз, когда отвергал грязные сплетни о своей жене и верил ее словам. Каждый гребанный раз, когда мне пытались раскрыть глаза, я предпочитал наступить на собственную гордость и доверять любимой женщине. А потом она превратила меня в посмешище, и все, сказанное о ней прежде, оказалось правдой!

С такой же легкостью, с какой когда-то я отринул правду об истинной сущности Амалии, я принял за чистую монету все, что говорили о Риане… и, кажется, в очередной раз ошибся…

Супруга снова напомнила о себе скверным заливистым смехом. Ее рука, как и прежде, доверчиво покоилась в моей, а веселые, искрящиеся задором глаза смотрели на меня неотрывно.

«Ты ведь любишь меня, Олли, не правда ли? Скажи, что любишь, и я буду знать, что я самая счастливая женщина на свете!» — ласково просит она, вдруг становясь серьезной и чуточку взволнованной.

«Люблю!» — не слишком многословно отзываюсь в ответ, но она и без этого знает, как сильно я околдован и порабощен ею.

Она касается ладонью моей щеки, встает на носочки и тянется к моим губам. Я склоняюсь к ее лицу, мне не терпится почувствовать ее вкус, сжать тонкий стан и притянуть к себе настолько близко, насколько это вообще возможно.

«Какое убожество!» — восхищенно говорит Амалия мне в губы и с упоением смеется, еще громче и задорнее.

«Может, полюбишь кого-нибудь еще?» — сумасшедший смех эхом отзывается в мыслях, но яд не проникает так глубоко, как прежде…

«Как жаль, что ты мертва! Клянусь, что смог бы задушить тебя, утопить или пристрелить, все также любя и обожая, дорогая! Но… даже смерть ты предпочла принять из рук другого…»

Я освобождаюсь от темных мыслей, лишь завидев дверь собственных покоев, хватаюсь за ручку и оборачиваюсь:

— Я рассчитываю на вас, мисье Робер! — строго напоминаю ему перед тем, как войти в спальню.

Риана по-прежнему была в постели, она снова пыталась подавить приступ кашля, лицо ее было бледно, а губы казались синими, она тяжело и часто дышала и жмурилась от боли. Эрик сидел с краю — держал ее ладонь в своих руках. Я с трудом подавил желание вырвать племяннику руки и вышвырнуть его за дверь: он не делает ничего предосудительного, а графиня Богданова вовсе не моя собственность!

Робер тут же поспешил к пациентке. Стоило доктору приблизиться, и несколько растерянное и затуманенное недомоганием выражение лица девушки изменилось. Страх и гнев, отчаяние и нежелание сдаваться отчетливо читались в ее глазах. Я следил взглядом за графиней и поведением лекаря, наблюдал за его лицом, за каждым движением и сказанным словом. Отчего-то мне казалось, что есть еще что-то, чего Робер пока не решился мне сказать и до чего я непременно докопаюсь!

— Не прикасайтесь ко мне, мисье Робер! — хрипло произнесла Риана, крепче — прижимая к груди одеяло.

— Графиня, прошу Вас! Я никогда не желал вам зла! Я хочу лишь помочь! — печально ответил доктор.

— Нет! — качая головой, твердила Риана.

— Черт возьми, Оливер! Почему ты не привел кого-нибудь еще, вместо этого…? — решился высказаться дорогой племянничек.

— Потому что прямо сейчас у нас нет на это времени и потому что никто не посмеет навредить графине в моем доме! Разве ты еще не знаешь, что со мной лучше иметь дружбу, чем быть врагами, Эрик? Думаю, господин Робер ни за что не стал бы рисковать собственной карьерой или свободой! Он производит впечатление разумного человека, в отличие от тебя! — внешне я совершенно спокоен, но внутри меня бушует неукротимая стихия, грозящая вот-вот вырваться на волю. Но я лишь отворачиваюсь от него и приближаюсь к собственной постели.

— Вы должны взять себя в руки, Риана, иначе я лично буду присутствовать при вашем осмотре и заставлю вас подчиниться! — угрожающе произношу, глядя в глаза девчонки и находя таки в них необходимый мне отклик.

— Прекрати запугивать ее! — предупреждающе произнес племянник.

Я смотрю на Эрика и ощущаю в нем тот же огонь ярости, что и в себе. Я улыбаюсь ему и отворачиваюсь.

— Пожалуй, я все же оставлю вас, графиня! Полагаю, что вы найдете в себе храбрость, чтобы довериться моему слову! Я хочу попросить вашего покорного слугу и, очевидно, сердечного поклонника привезти сюда княгиню Алису Николаевну Строгонову, кажется, ее зовут именно так, — надеюсь, это придаст вам сил и душевного равновесия?!

В глазах девушки отразилась целая гамма чувств. Она перевела растерянный взгляд на моего племянника.

— Алиса будет под моим присмотром, графиня, ей будет лучше рядом с Вами! — тут же отозвался Эрик.

Я закатил глаза, радуясь, однако, что он в кои-то веки сделал все правильно. Мы оставили ее наедине с лекарем и двумя горничными. Без слов спустились на первый этаж, каждый из нас вооружился шпагой. Мы вышли во двор, обогнули конюшню, я распахнул ворота пустого загона для лошадей, а племянничек тут же принялся избавляться от верхней одежды. Я тоже сбросил с плеч тяжелую шинель и обнажил оружие.

Мы смотрели друг на друга, плавно ступая по мягкому снегу, шпага для меня все равно, что продолжение руки. Я не военный человек, хотя много в этом смыслю и блестяще обучен ремеслу своего деда, но судьба распорядилась со мной иначе, и я был должен стать тем, кем являюсь теперь.

— Я уступаю тебе право начать поединок, — великодушно заявил я, улыбаясь в серьезные глаза противника.

Стоило только вдохнуть морозный воздух и почувствовать вес любимого оружия, как во мне появились силы и предвкушение долгожданного боя, так напоминающее голод хищника, повстречавшего наконец свою добычу. Я не собирался спускать ему дерзость — щенку следует знать свое место!

Впрочем, ревность Эрика вызывала в нем настоящую, ничем не замутненную ярость — его глаза все еще пылали праведным гневом. Эта схватка нужна была нам обоим: мы оба жаждали крови и боли.

Он с боевым рыком ринулся в атаку, но я умело ушел от удара, сталь скрестилась, металл зазвенел особой музыкой, такой знакомой и приятной для моих ушей. Кажется, я совсем не чувствовал усталости: каждый выпад давался легко, каждый удар быстрее предыдущего, рукоять стала горячей, спина взмокла от пота, а на губах снова появилась улыбка. Я чувствовал победу, хотя, должен признаться, что племянник заметно улучшил свою технику! Но ему пока не хватало опыта, он еще не был способен так умело обманывать противника и, уходя от атаки, загонять жертву в ловушку. Но он, как и я, упивался боем. Хотя его дыхание сбилось, а реакция заметно ухудшилась, блеск в глазах, упрямство и запал, определенно, вызывали мое одобрение — я чувствовал в этом юнце родную кровь.

Один уверенный взмах шпагой, я опасно близко приближаюсь к сопернику и… грубо и не по правилам сбиваю его с ног, выбиваю оружие из рук ногой и упираюсь острием в грудь.

На его лице короткий кровоточащий росчерк, сделанный мной приличия ради: не хотелось оставлять племянника без «боевой раны»!

— Думаю, на сегодня достаточно! — говорю ему и протягиваю руку.

Он колеблется лишь мгновение и хватается за нее. Я рывком отрываю его от земли.

— Продолжим в другой раз! Тебе явно следует чаще тренироваться! — добродушно улыбаясь, заявляю я, чем раздражаю и вызываю в нем новую волну злости.

— Ты должен отправиться за ее сестрой, не забыл? Надеюсь, ты не ошибся в предположении, что это усмирит графиню и поможет ей успокоиться и принять помощь! — напоминание заставляет его поубавить злость.

Эрик отряхивает снег, поднимает шпагу и хмуро кивает мне в ответ.

— Вот и отлично! — заключаю я, пропуская племянника вперед. — Карета уже готова, можешь перекусить перед поездкой, но не задерживайся слишком долго!

Он ничего не отвечает, но ускоряет шаг. А мне становится спокойнее от мысли, что какое-то время его здесь не будет…

«М, как мило! Ты снова ревнуешь? Но, милый мой, увы, тебя опять никто не хочет! Ты слишком отвратителен, чтобы она могла пожелать доверить тебе свое тело и душу!» — Амалия изображает сочувствие, печально сводит брови, прячет от меня свой взгляд, поджимает губы и опускает плечики.

«С чего ты взяла, что мне нужно так много?» — хочется встряхнуть мерзавку, но это теперь мне не по силам.

«Ты всегда хотел слишком много!» — она лукаво подмигивает и отступает от меня спиной вперед, кривит губы в улыбке и растворяется в воздухе.

«Скоро я от тебя избавлюсь, дорогая! Ты больше не часть моего мира, и ты сама выбрала себе такую судьбу! Оставайся во тьме одна, а я еще найду свой свет!»

Глава 19

Я ждал Робера в кабинете. Бутылка бурбона уже заканчивалась, а старика все еще не было видно. Он решил, что мое терпение бесконечно? Пожалуй, мне придется убедить его в обратно!

В этот момент дверь отворилась, и на пороге показался уставший и мрачный лекарь.

— Вы закончили? — вместо вежливого приглашения присесть я тут же начал допрос.

Этьен сделал несколько несмелых шагов, дождался моего кивка и все же опустился на стул перед письменным столом.

— Да, Ваше Благородие! Риана Николаевна сейчас отдыхает, она очень ослабла. Честно говоря, несмотря на завидную силу воли и характер, она никогда не могла похвастаться таким уж крепким здоровьем. Ее раны всегда плохо и долго заживали, воспалялись, требовали тщательного ухода. Вот и сейчас обычная простуда буквально свалила ее с ног, но уверяю вас, это поправимо и при должном лечении обязательно полностью пройдет. Силы вернутся к ней! — принялся заверять меня лекарь. — Однако перенесенная ею недавно травма все еще дает о себе знать. Ее головные боли и кровь из носа очень беспокоят меня. Девушке совершенно противопоказаны волнения и потрясения! — последние слова он произнес с плохо скрываемым беспокойством.

— О какой травме идет речь? — заглядывая в глаза Робера, спросил я.

— Как? Разве вы не знаете? — удивился Этьен. — Но вы говорили…

— Неважно, просто ответьте на мой вопрос!

«Почему всем сегодня так не терпится меня разозлить?»

— Несколько месяцев назад князь Строгонов, отдал свою дочь за графа Богданова. Поверьте мне, преклонный возраст этого человека далеко не единственный недостаток жениха. Риане Николаевне предстояло стать седьмой женой графа, потому что все шесть предыдущих умерли в самом расцвете лет при загадочных обстоятельствах! Я видел тело последней и сильно сомневаюсь в том, что это всего лишь трагичное стечение обстоятельств… — неожиданно произнес он.

— Дайте-ка угадаю, своими выводами вы решили поделиться только со мной? Должно быть, вам хорошо заплатили за оказанную услугу? — не скрывая сарказма, спросил я.

Этьен поморщился и отвел взгляд — вероятнее всего, я прав.

— Вы не понимаете, о чем, точнее о ком, идет речь, герцог! — вздохнув, отозвался Робер.

— И все же, о какой травме идет речь?

— Риана не смогла принять свою учесть и попыталась покончить с собой: она спрыгнула с балкона и едва выжила. Каким-то немыслимым чудом она не повредила позвоночник, хотя сломала ногу и руку, но помимо этого она получила и травму головы… — он посмотрел на меня с тревогой, взглядом выдавая сильное волнение.

Я чувствовал, как кровь отливает от моего лица, как что-то внутри напрягается и болезненно сжимается, не позволяя дышать полной грудью.

— Я так боялся опоздать в тот день, но меня не допустили к девушке: у графа случился сердечный приступ и он слег в постель. Мне было велено прежде оказать помощь именно ему — этому проклятому дьяволу! Я никогда не желал зла своим пациентам, но граф…граф, как никто другой, заслуживал смерти! И все же он продолжал жить! Он не должен был умереть в тот день: он оправился от удара и даже заговорил! Вообразите, мерзавцу не терпелось добраться до жены и наказать ее за своевольный поступок, — лекарь перевел на меня странный испытующий взгляд, словно ожидая, что я пойму что-то, чего он так не хочет произносить вслух. Я молчал, не желая облегчать его задачу. Тогда Этьен уставился мертвым, невидящим взглядом прямо перед собой и замолчал.

— Насколько мне известно, графиня Риана вдова — знаете ли вы, что именно случилось с ее супругом? Она отравила его? — почему — то именно такой исход казался мне наиболее логичным.

Этьен резко обернулся и странными, безумными глазами уставился на меня.

— Госпожа Риана не способна причинить вред другому человеку, она бы никогда не отважилась на нечто подобное, герцог! — с жаром произнес он. — Я видел, как росла и взрослела эта девочка, и твердо знал, что ей снова предстоит стать мученицей и бесправной жертвой.

Его руки дрожали, он удивленно уставился на собственные ладони, а потом вскинул подбородок и произнес:

— Это сделал я, герцог!

— Что именно вы сделали, — прищурившись, спросил я.

— Это я убил графа Богданова! Стоило ему немного забыться под действием моей настойки, и я прижал подушку к его лицу: держал ее, пока он не отдал дьяволу свою душу! Я должен был защитить эту девушку, ведь я столько раз хотел помочь и не мог! Это не убийство, герцог, это мое искупление! Я никому об этом не говорил, но вы… ВЫ должны меня понять!

Он походил на безумца: глаза его горели, щеки покраснели, он странно жестикулировал и то и дело порывался встать, но тут же останавливал себя.

Сказанное им шокировало меня: каким бы мерзавцем ни был покойный граф, и даже, если он и впрямь заслуживал такой участи, меня не покидала мысли, что передо мной сидит врач, человек избравший благородный путь спасения человеческих жизней. Как же он мог осмелиться на подобное?

Стало не по себе от мысли, что я оставлял Риану наедине с ним, в то время, как она умоляла этого не делать. Страх сковал мое сердце при одном лишь воспоминании о хрупкой и, очевидно, совершенно невинной девушке. За что творец постоянно сталкивает ее с безумцами и подлецами вроде меня?

— Вы, мисье Робер, больше никогда не приблизитесь к графине: завтра же я приведу другого лекаря и потребую перепроверки ваших рецептов и назначений!

— Но почему? Неужели вы так ничего и не поняли? Я сделал миру одолжение, убил чудовище! — Этьен совсем утратил сдержанность, он подскочил с места и, размахивая руками, принялся описывать мне то тело покойной супруги графа Богданова, то жестокие сцены из детства Рианы. Всего этого я не хотел и не мог слушать,

— Замолчите! — зарычал я.

Порывисто поднявшись с кресла, я надавил на хлипкое плечо старика и заставил его сесть и присмиреть.

— Если вам все еще дорога собственная жизнь, вы не приблизитесь к Риане Николаевне, и это мое последнее предупреждение! — я не сдержался и ударил кулаком по столу, хотя хотелось схватить его за ворот и вышвырнуть вон, но я снова был вынужден сохранять самообладание — все же меня учили уважать старших и проявлять терпимость.

— Мой камердинер заплатит вам за потраченное время, после чего для вас приготовят экипаж! Не попадайтесь мне на глаза, мисье Этьен Робер! — я покинул кабинет, чтобы не сделать и не сказать ничего, о чем потом пришлось бы жалеть, и направился в спальню.

За окном уже темнело, и ждать Эрика посреди ночи не было смысла: наверняка он останется ночевать в доме графини.

Анна уже приготовила для меня гостевую спальню, но ноги несли меня в свою собственную: слишком велико было желание удостовериться, что с НЕЙ все в порядке!

Глава 20

Какой-то короткий миг я сомневался, застыл у двери, поднял руку и уже было собрался постучать, но вовремя опомнился, подумав, что графиня, вероятнее всего, спит. Я опустил ладонь на позолоченную ручку и осторожно, почти бесшумно открыл дверь.

В комнате было темно и тихо, мне даже стало не по себе, беспокойство острой иголкой кольнуло сердце. Я приоткрыл тяжелые гобелены и пропустил в комнату немного лунного света. Девушка спала на спине, руки ее лежали вдоль тела, она казалась неподвижной, неживой. Я осторожно опустился на край постели и затаился, вслушиваясь в тишину, пока наконец не различил несколько тяжелое, но все же ровное дыхание Рианы. Страх медленно отпускал удавку, сдавившую горло, когда я только допустил в мыслях возможность того, что она уже не дышит. Склонившись, я осторожно коснулся ладонью ее лба: к счастью, сейчас он не был горячим.

Риана не открывала глаз, но ее рука уже взметнулась вверх и вцепилась в мое запястье.

— Это всего лишь я, графиня! — тихо произнес, медленно убирая ладонь от ее лица.

— Я не хотел вас пугать, только удостовериться, что с вами все в порядке!

— Я все еще занимаю ваши покои, — виновато отозвалась девушка. Она отпустила мою руку и, взявшись за край одеяла, подтянула его к подбородку.

— Для меня приготовили другие покои, вам не о чем волноваться, Риана! — мягко произношу я.

— Моя сестра… — тихо пробормотала она, так и не закончив фразу.

— Приедет вместе с моим племянником завтра утром, будьте уверены.

— Спасибо.

Я все же не выдержал и осторожно коснулся ее руки, разжал пальчики, сжимающие одеяло, раскрыл крохотную в сравнении с моей ладонь и осторожно коснулся нежной кожу, описывая странные круги и символы, словно рисуя защитные руны, о которых когда-то рассказывала мне моя бабка, любительница путешествовать и изучать культуры других народов.

Она не сопротивлялась и не пыталась освободиться, холодная ладонь согревалась в моих руках, в то время как ее хозяйка стала дышать чуть глубже и чаще.

— Вы не должны бояться меня, — тихо проговорил я, любуясь очертанием красивого профиля. — И Мисье Робер больше не приблизится к вам, я позабочусь об этом! Завтра же мы пригласим к вам кого-нибудь другого, — мой голос стал еще тише, я продолжал касаться ее ладони и боялся, что она вот-вот вырвет ее из моих рук.

— Почему? — недоверчиво переспросила она.

— Потому что теперь я вам верю, графиня! — я приподнял ее кисть и поцеловал тонкое запястье, а затем заставил себя встать и отойти от постели.

Риана тут же спрятала руку под одеялом, она не сводила с меня глаз, хотя вряд ли ей удавалось разглядеть больше, чем мне.

— Вы стали относиться ко мне иначе, герцог. Если это жалость, то она мне не нужна! Если нет, то я должна признаться вам: после того, что между нами произошло, мы с вами не можем быть друг для друга даже добрыми друзьями! Я, как и говорила прежде, покину это место, как только смогу, и рассчитываю, больше никогда не встречаться с вами. Надеюсь, вы отнесетесь к моим словам с пониманием!? — она очень тщательно подбирала слова, ее слабый, немного хриплый голос звучал твердо, и в то же время я понимал, что именно она надеется от меня услышать, понимал, как сильно смутил и встревожил ее своим ночным визитом.

— Доброй ночи, Риана! — сухо ответил я.

Девушка тяжело вздохнула, а я наконец покинул покои, чтобы дать наказ Анне присматривать за гостьей, прислушиваться и отзываться на любые просьбы.

Сон не шел, мысли вихрями кружились в моей голове. За эти два дня я не принимал участия в дворцовых интригах, не строил козни, не разгадывал коварных планов неверных вельмож, не заключал договоров и всего того, что обычно входит в мои обязанности, но при этом я испытал настоящее моральное потрясение, а напряжение снова скапливалось во мне и не находило выхода.

Я привык действовать, каждое мое решение и каждый шаг почти всегда были частью очередного выверенного плана, точного расчета. А сейчас… сейчас я мог думать только о ней… Она опасается меня и даже боится, и иногда мне кажется, что вполне справедливо, потому что я могу представлять для нее угрозу, по крайней мере, серьезную угрозу привычному для нее образу жизни. И при этом я не имею понятия, чего именно хочу от этой девушки. Разве в ее жизни было мало неприятностей и ужасных людей, но, с другой стороны, действительно ли я хуже всех тех, кому она достанется на растерзание сразу после моего отъезда из России!? Светское общество не знает жалости!

Сон мой был короток и беспокоен. Во сне я был сторонним наблюдателем: все слышал, ощущал холод, чувствовал в воздухе запах гнили и плесени, но не мог вмешаться и изменить происходящего вокруг. Беззащитная и хрупкая девушка затерялась в огромном лабиринте старого полуразрушенного особняка.

Она все время бежала, пытаясь уйти от кары обезумевшего отца, черной тенью преследовавшего ее с кнутом в руках, жалась в углу, зажимая уши, чтобы не слышать скрипучего голоса покойного супруга и, наконец, отчаянно пыталась удержать хлипкую дверь, за которой разъяренный громила с моим голосом обещал ей незабываемую ночь страсти, при этом он ударял кулаками по дереву, и оно жалобно трещало и лопалось. Девушка всхлипывала и просила о пощаде, выбившись из сил, просто свалилась с ног, расстелившись прямо на грязном полу. Губы ее шептали молитву, а руки сжимались в крохотные кулачки. Потом в комнате появился старик в длинном темном балахоне, и я с удивлением узнал в нем Этьена Робера. Он опустился на колени рядом с Рианой, в руках его была огромная пуховая подушка. Улыбнувшись девушке теплой и ласковой улыбкой, он заботливо разжал ее ладони и пообещал, что заберет ее боль, освободит от мучителей и подарит спокойный сон…

Резко распахнув глаза и с трудом опомнившись, я долго не мог успокоить пульс: лицо «доброго» доктора все еще стояло перед моими глазами. За окном было темно, но я не мог и помыслить о продолжении сна, поэтому, спустившись со свечой в кабинет, я набил трубку табаком и впервые за долгое время закурил, глубже вдыхая едкий дым и разгоняя остатки ночных кошмаров.

Глава 21

Ри куда-то пропала и не возвращалась уже вторые сутки. Что значит это странное послание: «Мне придется задержаться в городе на один день, не волнуйся и не теряй меня!»

«Не волнуйся»! Да это просто уму непостижимо! Нет никого в городе, где бы она могла остановиться на ночлег. Все вокруг ополчились против нас, я уже слышала об этом и совсем не понимаю, куда могла запропаститься моя дорогая сестра! Гостиница? Но безопасно ли это!? И почему она передала мне это на словах через кучера, почему не написала записку?

Я расхаживала из угла в угол, нервно комкала платок и то и дело оглядывалась на дверь. Временами я ждала, что вот-вот на пороге появится Риана, а временами боялась, что, пока ее нет рядом, в эту самую дверь может войти отец или кто-нибудь еще такой же безумный и злой.

Демьян строго на строго запретил впускать в дом посторонних без его ведома, но беспокойное чувство страха никуда не делось! Я боялась собственной тени. И чем дольше мне приходилось ждать появления сестры, тем тяжелее сдавливало в груди, тем меньше воздуха было в моих легких. Я уже несколько раз раскрывала створки и жадно дышала наступающей со всех фронтов зимой, пытаясь успокоить себя, надышаться этой морозной свежестью, но ничего не помогало.

— Хозяйка! — звонкий голос Миры, появившейся за моей спиной, заставил меня вздрогнуть и сильнее сжать несчастный клочок ткани в руках. Я резко развернулась и с раздражением посмотрела на эту слишком уж шуструю горничную.

— Что тебе?

— К вам приехал один господин. Просили передать, что его зовут Эрик Кауст. Что прикажете делать: прогнать или дозволить войти? — Мира смиренно опустила голову.

— Эрик!? — удивленно переспросила я. В горле пересохло, я попыталась перевести дыхание, но удалось мне это только с третьей попытки.

— Именно так, Алиса Николаевна! — подтвердила Мира.

— Вели впустить немедленно! Шевелись! — крикнула на нее, а сама едва не рухнула на пол от волнения. Ну и развалина же я!

У меня совсем не осталось терпения, не выдержав, я просто сорвалась с места и побежала к выходу, а потом и вовсе выскочила на крыльцо, не удосужившись надеть верхнюю одежду и переобуть домашние туфли.

Мне все казалось, что это неправда, чья-то шутка, пока Эрик не появился прямо перед моими глазами. Я застыла на месте и удивленно смотрела на него. Лицо австрийца было хмурым и даже суровым, но при виде меня в серых глазах гостя появился живой огонек.

— Это правда вы!? — радостно вскрикнула я и уверенно шагнула ему навстречу. Все остальные мужчины по-прежнему меня пугали, но только не он.

— Алиса Николаевна, вы с ума сошли! — неожиданно проговорил австриец вместо приветствия. Оказавшись рядом, он бесцеремонно подхватил меня на руки и торопливо зашагал в дом.

— Вы же могли простудиться, только этого нам сейчас и не хватало! — взялся отчитывать меня гость, осторожно опуская на пол и с укоризной посматривая в мои глаза.

Я смутилась и даже покраснела.

— Я просто очень волновалась, Рианы долго не было! Она приехала с вами? Ей удалось вызволить вас, так ведь? Где же она? — тараторила я, нетерпеливо заглядывая ему за спину.

Лицо Эрика стало мрачнее, между бровей залегла складка, а я тут же начала волноваться.

— Вы правы, ваша сестра действительно добилась моего освобождения, — несколько холодно отозвался он, то и дело отводя взгляд.

— Я знала, что она сможет! — с улыбкой прошептала себе под нос. — Но где же она сейчас?

— Риана сильно простудилась, и ей пришлось остаться в доме моего дяди Оливера, — произнес Эрик.

Выражение его глаз мне не понравилось, я забеспокоилась.

— Что с ней? Она там в безопасности? О ней ведь позаботятся? Ее не обидят? — Эрик поджал губы и смотрел в одну точку, словно и не замечал меня вовсе. Я занервничала, снова принялась мерить комнату шагами.

— Вы молчите, потому что с ней что-то не так? Это я виновата, я так упрашивала ее поехать как можно раньше, а ведь она едва оправилась, после того, как почти неделю пробыла в забытье! — я кусала губу от волнения и тяжело дышала, словно рыба, выброшенная на сушу.

— Остановитесь! — Эрик вдруг оказался прямо передо мной. Положил ладони на мои плечи, слегка сдавливая их и не позволяя вырваться.

— Смотрите на меня! — требовательно произнес он. — Алиса! Немедленно посмотрите мне в глаза!

Я заставила себя подчиниться и сфокусировала взгляд на самых красивых в моей жизни глазах.

— Хорошо! Теперь слушайте мой голос! С вашей сестрой все в порядке, она, как и вы, в полной безопасности. Ее здоровью ничего не угрожает, и о ней заботятся! Сделайте глубокий вдох, а потом медленно, очень медленно выдохните! — строгий приказной тон, не терпящий возражений, вместо такого привычного ласкового и мягкого застал меня врасплох, я не могла противиться и продолжала смотреть в глаза мужчины, вслушиваться в его слова, заставляя себя дышать так, как того требовал Эрик.

— Вот так, вы настоящая умница! — чуть мягче произнес он, отпуская зрительный контакт и притягивая меня к своей груди. Я глубоко вдохнула и снова медленно выдохнула, хотя, оказавшись так близко к нему, я едва могла контролировать свое беспокойное сердечко.

— Простите, должно быть, я напугал вас! — осторожно и почти невесомо поглаживая мою спину в успокаивающем жесте, произнес он.

— Я приехал, чтобы забрать вас в город! Тогда вам не придется волноваться друг о друге, ведь вы сможете самостоятельно присматривать за Рианой! Погода несколько испортилась, и дороги занесло, поэтому я бы ни за что не стал рисковать вашим здоровьем, но утром мы сможем отправиться в путь, если вы не возражаете. Думаю, вам только следует оставить кого-нибудь присмотреть за усадьбой, такой человек здесь есть? — говоря все это, Эрик отстранился от меня и даже убрал руки за спину, словно опасался еще раз меня коснуться.

— Хорошо, конечно, спасибо вам! — хрипло прошептала я.

Этот по-настоящему хороший и добрый мужчина заставлял мое сердце то камнем замирать в груди, то раненой птицей рваться на свободу. Я так отчаянно хотела увидеть в его глазах тот же свет, что всегда появлялся, когда рядом с ним была Ри, но на меня он смотрел совсем иначе. С заботой, нежностью, иногда с тревогой, как если бы я была ему сестрой. Всего лишь сестрой!

— Не стоит благодарности! — ответил тем временем Эрик и снова отвел от меня взгляд.

— Я немедленно займусь сборами всего необходимого и вызову сюда нашу знахарку, пусть приготовит для Ри хорошее снадобье! — несколько резковато отозвалась я.

Такой человек, как он, конечно, подходил моей сестре, она заслуживала кого-то вроде него: честного, доброго, способного защитить… я убеждала себя в этом и тоже отводила от него взгляд, торопливо покинула гостиную, отдала распоряжения позаботиться о госте и, пожелав доброй ночи, оставила его в одиночестве.

Глава 22

Всего пять дней, и мой ДОМ превратился в мой личный АД! Мог ли я хотя бы представить, предвидеть нечто подобное, когда настойчиво оставлял в своем доме больную девушку и самолично отправил племянника за ее сестрой!? Конечно же, НЕТ!

Мое утро сегодня началось с громких, яростных воплей… моих воплей! Я действительно испугался, когда эта лохматая тварь укусила меня за ногу. Пробравшись в мою комнату, рыжая куница забралась в мою постель, затем под одеяло и укусила меня!

Самое поганое, что, схватив животину за шею и уставившись в бессовестные черные глазки, я отчетливо сознавал, что не могу придушить ее или, к примеру, свернуть шею! Лохматое чудовище полюбилось абсолютно всем в этом доме, даже моей прислуге. Куница прилежно оберегала сон своей все еще хворающей хозяйки, неизменно вызывала на лице Рианы такую редкую, но удивительную и очень милую улыбку, слушалась и понимала просьбы обеих сестер и никого никогда не кусала, кроме, разумеется, меня!

Именно меня эта животина на дух не переносила, впрочем, как и я ее! Фыркнув мне в лицо и поведя крохотным носом, она попыталась и весьма, кстати, успешно, расцарапать мне руку.

— Не смей! Ты ведь понимаешь, что я могу сделать из тебя безобидное чучело, не так ли?!

«Отлично, теперь я тоже разговариваю с куницей, как с разумным существом!» — усмехаюсь над собой.

Самое смешное, а точнее самое странное, что маленькая пакостница, заслышав про чучело, покорно замерла в моих руках и прекратила сопротивляться и царапать мою руку!

Мы с куницей, не моргая, смотрим в глаза друг друга, пока кто-то не начал яростно колотить дверь.

— Мисье Оливер, вы уже проснулись? Извините меня за бестактность, но не видели ли вы Стешу? Сестра уже потеряла ее, она волнуется! — раздается из-за двери голос младшей из двух девушек.

Ну конечно, волнуется она! Наверняка с ее легкой руки эта наглая зверюшка оказалась здесь! А сестрица…не она ли впустила куницу в комнату? Мстит, небось, за то, что не позволил вывести Риану на прогулку вчера вечером. Графиня едва стала приходить в себя и изредка подниматься с постели, и вдруг ей потребовалось выбраться на свежий воздух. А у младшей соображения еще меньше, раз уж она на здоровую голову решила поддержать старшую!

Ничего, обойдутся проветриванием покоев, пока доктор Градов не разрешит большего!

— Доброе утро, княжна! Понятия не имею, где ваша животина! Ищите ее где-нибудь в другом месте! — нагло соврал я и мстительно посмотрел на куницу.

Когда за дверью послышались удаляющиеся шаги, я с усмешкой отпустил ее на пол, внимательно проследив, чтобы она не смела опять подкрадываться ко мне. И как я до такого докатился? Кому расскажи, засмеют! Зверюшка снова забралась на мою постель и, свернувшись калачиком, притворилась спящей, пока я умывался и одевался для утренних тренировок.

— Пошли, вернем тебя этим ненормальным девчонкам, тебе там самое место! — снова подхватив зверька на руки и шипя от новой царапины чуть выше запястья, пробормотал себе под нос. Удивительно, но на руках самой графини не было ни одной отметины, а вот ее сестра тоже периодически умудрялась получать новые царапины.

В дверь постучали, и я, подумав, что это наверняка кто-то из прислуги, разрешила войти, однако это была вовсе не Анна, а сам герцог. Алиса все еще разыскивала Стешку, и рядом ее сейчас не было, поэтому, снова оказавшись один на один с этим мужчиной, я забеспокоилась.

К счастью, я уже не настолько слаба, чтобы лежать безвольной куклой в постели. Сегодня утром я упросила Лисенка помочь мне надеть платье и перебраться в кресло, стоящее у окна. Я радовалась солнечному дню, тихо кружащимся снежинкам и думала о том, что скоро мои мучения закончатся, и я наконец-то покину дом герцога.

Эта комната, эти стены давили на меня, на нас обеих. Алиса тоже чувствовала мое беспокойство и переживала, пыталась выспросить у меня о том, что произошло, пока она была в поместье, но я молчала, хотя у меня с трудом получалось вести себя непринужденно и улыбаться.

Сегодня я рассчитывала на одобрение доктора, ждала, что мне дозволят уехать, и потепление за окном должно было этому способствовать. Я реже кашляла и не чувствовала жара, но потом вернулась моя мигрень. Голова снова кружилась, а боль острыми иглами пронзала виски. Я расстроилась, слезы едва не затопили эту спальню, но я сдержалась, убедила сестру, что голова болит уже меньше и отправила искать куницу. Эта маленькая мерзавка действует на меня лучше настойки валерианы, но и она куда-то запропастилась, предательница!

— Доброе утро, графиня! — доброжелательным тоном произнес герцог. Он нахмурился, не найдя меня в постели, цепкий взгляд коснулся моего лица и, очевидно, покрасневших от слез глаз.

— Не такое уж оно и доброе! — вымученно улыбнулась ему я.

— Вижу! — спокойно отозвался Оливер и вдруг уверенным шагом направился к моему креслу.

— Вы планировала сбежать от меня уже сегодня? — остановившись прямо напротив, несколько насмешливо произнес он.

Я не отводила глаз от его лица: только заглядывая в зеркало человеческой души можно предугадать чужие помыслы. Герцог был для меня злом, я опасалась его, но почти никогда не находила того, что так часто видела в глазах отца или того же Крайнова. Рядом со мной он теперь всегда был подчеркнуто сдержан и доброжелателен, хотя нередко вторгался в мое личное пространство, приближаясь ко мне опасно близко.

— Да, вы видите меня насквозь, но, кажется, господин Градов опять не одобрит мои намерения! — я тяжело вздохнула.

— Я кое-кого вам принес! — мягко произнес он, и я с удивлением опустила взгляд.

В руках герцога была моя куница. Он протянул ее мне, усаживая проказницу на колени, а я невольно задержала взгляд на кровоточащих царапинах на кисти мужчины, было нетрудно догадаться, кто это сделал.

— Вы не сердитесь на нее? — спросила я, поглаживая мягкую шерсть и едва сдерживая улыбку, потому что она тут же свернулась в клубочек и уткнулась холодным носиком в мою ладонь.

— Сказать вам честно? — насмешливо произнес герцог. — Мое желание свернуть ей шею иногда очень велико, но я пока держу себя в руках. Я не испытываю ненависти к подобным созданиям, однако ваша зверушка явно меня недолюбливает и намеренно провоцирует.

— Она всего лишь ищет вашего внимания, — немного нахмурившись, отозвалась я.

— Неужели? Полагаю, она успешно его добивается!

Я невольно улыбнулась, потому что герцог на мгновение показался мне обиженным ребенком, который ябедничает мамочке на своего буйного соседа.

Новый удар по вискам стал неожиданностью, и я, не сдержавшись, жалобно застонала, откинула голову назад и зажмурилась, пережидая.

— Вас снова мучает мигрень, Риана? — участливо спросил герцог.

— Вам лучше уйти, Ваше Благородие, я сейчас не самый лучший собеседник! — сквозь сцепленные зубы произнесла я, все еще не открывая глаз.

Я услышала приглушенные шаги и подумала, что герцог оставил меня, но вместо этого он обошел кресло и остановился за моей спиной. Я попыталась разлепить веки и посмотреть, что он задумал: с закрытыми глазами в комнате с этим мужчиной мне было неспокойно.

— Постарайтесь немного расслабиться и выровнять дыхание, — наставительно произнес он.

Холодные пальцы коснулись моего лица, и я тут же вздрогнула, вцепилась обеими руками в его запястья.

— Что вы делаете?

— Не волнуйтесь, это всего лишь маленькая хитрость в борьбе с вашим недугом, когда-то очень давно меня научила этому моя мать. Она, как и вы, тоже иногда мучилась от головных болей.

— Итак, еще раз. Расслабьтесь и постарайтесь глубоко и ровно дышать, сядьте так, чтобы вам было удобно, и немного откиньте голову назад, — учительским тоном заявил герцог.

Я не хотела сдаваться, но боль все еще безжалостно пульсировала в висках, ослепляя меня потоком слез и густым туманом в голове. Мои пальцы ослабли, и руки соскользнули вниз, снова коснулись мягкой шерсти куницы, и это помогло немного расслабиться и глубоко вдохнуть.

Осторожными, но уверенными движениями герцог стал касаться сначала моих висков, массируя их по кругу, затем его пальцы переместились чуть ниже к уху, снова к вискам и так пока боль не стала утихать. Кажется, я на время утратила связь с реальностью и не заметила, в какой момент из моих волос пропали все шпильки, а его пальцы продолжали странные манипуляции и словно вытесняли боль из моей головы. А потом его руки спустились ниже, он добрался до шейных позвонков, осторожно изменив положение головы, и я покорно отзывалась на каждое его движение, пока широкие ладони не коснулись моих плеч, слегка опуская верх моего платья. Я вздрогнула и распахнула глаза.

— Довольно, — жалобно произнесла, и герцог тут же убрал руки, обошел кресло, снова становясь напротив и вынуждая меня опять запрокинуть голову, чтобы посмотреть ему в лицо.

— Вам стало лучше? — спросил он, пряча от меня свои чувства за сдержанной и вежливой улыбкой.

В горле пересохло от волнения и страха, который едва не утянул меня в свое царство.

— Да, спасибо, — тихо пробормотала в ответ. Я действительно больше не ощущала никакой боли, чувствовала легкость и бодрость, а туман в голове рассеялся.

— Не стоит благодарности, графиня… — отозвался герцог.

Он хотел сказать что-то еще, но в этот момент в комнату без стука вошел Эрик. Он выглядел взволнованным и злым одновременно,

— Что ты тут делаешь, дядя? — словно обвиняя герцога в преступлении, произнес он.

— Это мой дом! — спокойно напомнил ему Оливер. — И я не собираюсь отчитываться перед тобой!

— Ты готов? — сквозь зубы произнес Эрик, взъерошив волосы на голове в нервном жесте.

— Всегда! — все также уверенно и спокойно отозвался герцог.

— О чем вы говорите? — нахмурившись, спросила я, с подозрением глядя на австрийца.

— Вам не о чем волноваться, Риана Николаевна! — вежливо ответил мне Оливер и вышел из спальни первым.

Глава 23

Да, куница в моем доме далеко не единственная проблема — есть еще прекрасная Риана, к который с каждым днем меня все больше тянет и которая с завидным упорством избегает и опасается меня. Этот досадный факт не давал покоя, потому что, овладев ею, я не утратил интерес к девушке. Напротив, ее образ преследует меня во снах и вытесняет из моей головы мысли о покойной супруге. И, будь я проклят, но мне это нравится! Избавить свое сердце и разум от Амалии — все, чего я желаю!

Сегодня Риана подпустила меня к себе очень близко и на какой-то короткий промежуток времени даже доверилась мне! Я все еще помню мягкость ее волос, безумно хочу касаться бархатной кожи и слушать нежные стоны, срывающиеся с ее губ, но уже не от боли, а от страсти… И все же все мои помыслы кажутся несбыточными, особенно когда в моем доме живет ее младшая сестра, которая подошла к уходу за Рианой со всей серьезностью и, конечно же, мой дорогой племянничек!

Утренние тренировки с Эриком давно не кажутся мне безобидным развлечением. С каждым днем это грозит перерасти во что-то большее. Сейчас у меня руки чешутся, от желания открутить ему головы за наглость, потому что он снова посмел нарушить наше утреннее уединение.

Это уже четвертая схватка на этой неделе. И спарринги с каждым разом становятся все опаснее и опаснее, временами из себя выходит Эрик, а временами контроль утрачиваю я, и в результате неизбежно проливается кровь. Мы оба понимаем, что рано или поздно такие тренировки могут закончиться дуэлью, если ничего не изменить.

Я оставляю неглубокую царапину на плече племянника, но на этот раз он все не унимается, норовит встать на ноги и начать заново. В какой-то момент я просто позволяю ему ранить меня, полоснуть лезвием побоку. Белая рубаха вмиг пропиталась кровью, но я знаю, что рана неглубокая и просто улыбаюсь, развожу руки в стороны и отдаю шутливый поклон в знак уважения его таланту в искусстве фехтования.

Он раздраженно фыркает и опускает оружие.

— Тебе нужно перевязать рану! — почти без злости заявил Эрик.

Я смотрю на него с усмешкой и явным пренебрежением.

— Тебе тоже!

— Риана боится тебя, но ты продолжаешь приходить в ее комнату, когда меня и Алисы нет рядом! — обвинительно произнес он.

Я пожимаю плечами, потому что так и есть. Мне нравится смотреть на эту девушку и потихоньку приучать ее к себе, я не делаю с ней ничего плохого, разговаривая о всяких мелочах, вроде мелкой и надоедливой зверушки, которую зачем-то притащила в мой дом ее сестрица, или справляюсь о здоровье. А графиня очень хочет быть спокойной и хладнокровной, пытается прятать от меня свой взгляд, и все же она уже не так напряжена в моем присутствии, как прежде.

— Я всего лишь стараюсь быть вежливым хозяином! — спокойно поясняю я. — В том числе и для тебя, племянник!

Эрик раздраженно отмахивается и закатывает глаза.

— Не прошло и года, как ты потерял любовь всей своей жизни. Но, похоже, ты быстро оправился, дядя!

— А вот это уже не твое дело! — во мне снова поднимается злость, расправляя свои черные крылья и довольно скалясь мне в приветливой и гаденькой улыбочке.

— Ну конечно! — отзывается мой явно бесстрашный племянник. — Я слышал, она отравилась! Молодая, красивая, всеми любимая… она не похожа на ту, кто способен сделать с собой нечто подобное, дядя! Твоя Амалия любила жизнь, и жизнь любила ее! Такой женой можно было гордиться, восхищаться и боготворить… Почему она сделала это с собой? Или правильней спросить, что ТЫ сделал с ней? Как довел несчастную девушку до такого? Это из-за ревности? Я слышал, что вы часто ссорились, потому что тебе всюду мерещились измены, ты был помешен на контроле, ограничивал ее и запрещал общаться с друзьями! Это так? Ты довел жену до самоубийства? — он смело бросал обвинения мне в лицо.

Мой внутренний демон внимал каждому сказанному слову, жадно впитывал их в себя, почти наслаждаясь устроенным представлением, не останавливая, а как бы подначивая племянника продолжать свою обвинительную речь.

И все же я нашел в себе силы, чтобы попытаться прекратить это.

— Тебе лучше замолчать, Эрик! Ты ничего не знаешь! — сквозь зубы проговорил я, хотя злая сущность во мне уже потянулась за шпагой, она ликовала, становясь полноправной владелицей этого куска смертоносной стали.

— Замолчать? Это было бы кстати, не так ли! Мне стоит помалкивать и не говорить неудобных фраз? Правда колет глаза? Или ты боишься, что твоя пленница все же сбежит от тебя? Ты обошелся с этой девушкой еще хуже, чем с Амалией, ты унизил ее, растоптал и после этого не оставляешь в покое! Думаешь, я поверю в твою мнимую заботу и раскаяние!? Ты не получишь Риану!

Я чувствую, как ярость до краев переполняет мое сердце. Мы оба оказались в ее власти! Племянник снова стал напротив, вытянув оружие перед собой, а я наконец сдался, голос разума померк, позволяя злости и гордости руководить мною. Я склонил голову набок и нагло улыбнулся, приглашая Эрика к бою.

— Я получу все, чего захочу! Даже ее!

Глава 24

— Риана, скорее! Они сейчас поубивают друг друга! — бледная, взволнованная Алиса неожиданно ворвалась в мою комнату, громко хлопнув дверью о стену.

— Что случилось? Успокойся, Лисенок! — тут же подобралась я.

— Некогда объяснять! — закусывая губу, произнесла сестра, после чего вцепилась в мою руку, не церемонясь, дернула на себя и поволокла меня прочь из комнаты.

— Куда ты меня тащишь, Лис? Ты можешь помедленнее — я тебя не понимаю!

— Я выпросила у этого твоего герцога ключ от библиотеки еще вчера вечером, а сегодня утром после того, как твоя пропажа нашлась, — она хмуро посмотрела на Стешу, которая как ни в чем не бывало сидела на моем плече, — так вот, я решила взять что-нибудь почитать и, когда оказалась у окна, увидела ИХ! Они сошли с ума, Ри!

Сестра явно расстроилась, и мне это не нравилось! Когда же эти мужчины прекратят портить нам жизнь?!

Не знаю, что именно я ожидала увидеть, но точно не дуэль между герцогом и его племянником! По крайней мере, выглядело это именно так! Мужчины стояли напротив друг друга, вытянув перед собой шпаги и хищно примериваясь для очередного удара. Они кружили по заснеженному загону и, казалось, были настроены решительно. Оба избавились от верхней одежды и явно знали толк в фехтовании. Несколько худощавый, но жилистый австриец был быстрым и умело чередовал выпады, словно выискивая слабое место своего противника, а вот герцог, казался настоящим громилой с его-то ростом и широким разворотом плеч. Оливер не спешил, редко нападал первым, но очень умело уходил от ударов и наносил ответные.

Когда на светлой рубахе Эрика появилась кровь, Алиса испуганно вскрикнула.

— Наверняка это просто тренировка, — постаралась успокоить я сестру, которая стала белее мела и все еще не могла отвести глаз от разыгравшегося во дворе представления.

Мне показалось, что герцог не намеревался продолжать, но Эрик снова принялся атаковать его, уверенно наступая и явно не опасаясь за свою жизнь.

— Ты спятила? У него же кровь! Что происходит!? Они это из-за тебя? — не унималась Алиса, обвиняя в происходящем теперь уже меня.

Честно говоря, мне тоже не нравилось то, что я видела, и я бы не хотела думать, что являюсь причиной этого, но что-то подсказывало мне, что так оно и есть.

Я вздрогнула и зажмурилась, когда герцог неожиданно перестал уворачиваться, и племяннику удалось ранить его. На правом боку тут же расползлось алое пятно. Однако это не остановило мужчин, которые о чем-то ожесточенно спорили, стоя друг напротив друга с оружием в руках.

— Я так не могу, Ри! Их нужно остановить! — Алиса направилась к выходу, но я успела схватить ее за руку.

— Даже не думай! — угрожающе прищурилась я, теперь уже двумя руками вцепившись в ее запястье.

— Я не собираюсь просто смотреть на это! — со слезами на глазах выкрикнула сестра. — Они не понимают, что делают! Я остановлю их! — решительно заявила она.

— Ты останешься здесь! — строго процедила я сквозь зубы.

— Хватит опекать меня, Ри! Я уже не маленькая девочка! — Алиса грубо выдернула свою руку и побежала к выходу. Я попыталась догнать ее, но болезнь сделала меня слабее и, очевидно, медленнее. Сестра выскочила из комнаты, захлопнула дверь, а после я услышала характерный щелчок замка.

— Алиса! Немедленно открой дверь! — колотя по ни в чем неповинному дереву руками и ногами, кричала я.

— Прости, Ри, но это ради твоей же безопасности! Я скоро вернусь! — услышала я в ответ, после чего Алиса просто оставила меня одну и ушла.

Я от души пнула эту чертову дверь, ойкнула с досады, потому что ушибла большой палец и, слегка прихрамывая, зашагала к окну. Стеша перебралась к моему уху и ткнула холодным носиком в щеку, явно пытаясь меня успокоить, но это мало помогало мне.

Мужчины снова дрались, не замечая ничего вокруг, окровавленный бок герцога выглядел впечатляюще, а теперь еще и моя беспокойная сестра вот-вот выскочит прямо посреди разворачивающегося действа!

— Напомни мне потом, открутить этой мерзавке голову, Стеша! — тяжело вздохнув, пробормотала я.

«Ненормальные! Разве нет других способов разрешить разногласия, кроме этого? Неужели Риана настолько полюбилась им обоим? Или они все-таки чего-то мне не договаривают? Что произошло между ними, пока меня здесь не было?» — я торопливо накинула на плечи полушубок, ботинки и шапку — даже не запахиваясь, вылетела на улицу и со всех ног побежала к конюшням.

Конечно, я понимала, что сестра рассердится, но так она хотя бы будет подальше и не сможет мне помешать, а уж я быстро со всем разберусь. Не позволю им вытворять такое прямо средь бела дня!

Я чувствовала, как внутри меня скапливается злость, раздражение и, конечно же, страх, как все мои чувства обостряются, как в горле неприятно сдавливает от быстрого бега и эмоций, захлестнувших меня с головой, и все же я не собиралась отступать!

Ни один из них не заметил моего приближения! Ну и ладно, сами виноваты! Я зачерпнула горсть снега и быстро слепила два достаточно плотных снежка, благо сегодня было по-настоящему тепло, и снег легко поддавался. Я была так зла, что мои пальцы даже не почувствовали холода!

Размахнувшись и слегка прицелившись, я швырнула первый ком в голову австрийца, а второй в герцога. В этот момент они как раз стояли на расстоянии трех-четырех шагов друг от друга, примериваясь для новой атаки. Мои снаряды попали в затылок первого и в лоб второго. Мужчины озадаченно уставились сначала друг на друга и уже потом обнаружили мое присутствие. А мне было плевать, что один из них какой-то там герцог и большая шишка, а второй вообще-то моя тайная любовь — сейчас я была зла и решительно шагала прямо на поле боя, словно сама собиралась поубивать каждого из них.

— Что вы делаете? Вы совсем уже тронулись умом? — кричала я, глядя в глаза австрийца.

Парень, кажется, явно не ожидал от меня такой ярости и все еще выглядел удивленным.

— Вам здесь не место, княжна! — прочистив горло, заявил он.

— Неужели? Может быть, вы даже осмелитесь лично указать мне на мое место? — грозно вопрошала я, шаг за шагом приближаясь к своей «жертве». Я настолько разозлилась, что не замечала выставленной прямо передо мной шпаги, которую Эрик убрал лишь в последний момент, спрятав руку за спину.

— Зачем вы пришли, Алиса? Это всего лишь урок фехтования, не больше! — отступив от меня на шаг, заявил он.

— Всего лишь…урок? — яростно выкрикнула я, наступая на него. — Вы оба ранены и даже не замечаете этого? Или просто решили сделать из меня дуру? Какого черта вы устроили это представление! Нельзя было подождать, пока моя сестра и я уедем? — я обернулась и направила свой гнев на герцога, который выглядел куда более спокойным и собранным, нежели шокированный моим поведением австриец.

— Думаете, мы с Ри мало насмотрелись на разного рода демонстрации мужской силы и мощи? Думаете, этим можно нас впечатлить? Тогда вы оба… напыщенные индюки! А Ри…никогда не выберет ни одного из вас! — шапка сползла мне на глаза и я сбросила ее с головы. Я только что поняла, что именно сказала герцогу и окончательно расстроилась и смутилась, злость поутихла, уступив место раскаянию и обиде, но, по крайней мере, мужчины явно не собирались продолжать схватку.

— Простите, — сухо проговорила я. Теперь меня отчего-то душили подступающие слезы, и я жадно глотала воздух и не могла вдохнуть достаточно, чтобы полностью успокоиться.

— Вы правы, Алиса Николаевна, мы с племянником явно увлеклись, вам не за что просить прощения, это я приношу извинения за столь неразумное поведение, — ответил мне герцог и спокойно направился прочь.

Я спиной ощущала присутствие Эрика и не могла пошевелиться, не могла унять волнение и дрожь, не могла заставить себя дышать нормально.

Потом он вдруг приблизился ко мне, отбросил в снег свою шпагу и положил руки на мои плечи.

Я вздрогнула и даже вскрикнула: так велико было напряжение, которое сейчас волнами накатывало на меня и выводило из шаткого равновесия.

— Алиса, я… — произнес он и тут же споткнулся на слове.

Я заткнула уши руками и дернулась, пытаясь избавиться от его рук.

— Не надо, просто оставьте меня здесь, я должна немного остыть и прийти в себя! — сбивчиво произнесла в ответ. Оказывается, оставшись наедине с австрийцем, я утратила почти всю свою браваду.

— Алиса, я никуда не уйду без вас! — отозвался мужчина, разворачивая меня к себе лицом.

— Тогда вы пожалеете об этом! — отозвалась я, пряча от него глаза и с силой ударяя его кулаком в грудь. Мне все еще было больно думать о том, что, возможно, он сражался именно ради Рианы и был готов убить собственного дядю лишь бы заполучить мою сестру! А я… меня он и не замечает, я всего лишь ребенок, девочка, которая не вызывает в нем ничего, кроме сочувствия!

— Я точно пожалею, если оставлю вас здесь одну в таком состоянии!

Я отрицательно покачала головой, снова отводя взгляд и не желая смотреть в его глаза: чем ближе он находился, тем тяжелее становилось мое дыхание.

— Отпустите, — тяжело втягивая воздух в легкие, с трудом выговорила я.

Он обхватил мое лицо ладонями и заставил посмотреть ему в глаза.

— Алиса, вы слишком разволновались, посмотрите на меня, не отворачивайтесь! — снова осторожный, но требовательный тон. — Посмотрите мне в глаза, Алиса! — добавив в голос металла, произнес Эрик, когда я упрямо зажмурилась.

Я заставила себя взглянуть в его глаза и снова почувствовала, как уходит земля из-под ног.

— Вот так, а теперь вдыхайте и медленно выдыхайте! С вами все будет в порядке, княжна, вы очень сильная и отважная девушка, — с серьезным видом произнес он, продолжая гипнотизировать меня своим уверенным и строгим взглядом.

— Я не могу, — растерянно пробормотала я, выдавая странные свистящие звуки и чувствуя безумный пульс своего сердце где-то в горле.

— Конечно, можете, что за вздор, — уже мягче и теплее произнес Эрик. — Просто дышите вместе со мной, Алиса! — он глубоко вдохнул и медленно выдохнул, как бы показывая мне пример.

Я попыталась выровнять дыхание, но у меня все еще плохо выходило и глаза застилали слезы.

— У вас почти получилось, теперь еще раз: глубоко вдыхайте носом и медленно выдыхайте через рот, ну же, не разочаровывайте меня!

Я смотрела в его глаза, заставляла себя слушать его голос и просто повторять все, что он говорит: вдыхать, когда он этого требует и выдыхать, когда он делает то же самое.

— Ну вот, я же говорил, что вы со всем справитесь! — с теплотой в голосе проговорил австриец, когда я наконец смогла усмирить очередной приступ удушья. Наши лица были так близко, что мне казалось, будто я чувствую его взгляд на своих губах, чувствую странное теплое покалывание: мне так хотелось, чтобы он поцеловал меня в этот момент, но сама я ни за что бы не решилась на подобную дерзость.

Он опустил руки и прижал меня к своей груди.

— Вы здорово напугали меня, Алиса, но, кажется, у меня появилась идея, как избавить вас от этого скверного недуга! — неожиданно произнес он.

Я удивленно запрокинула голову, ища его взгляд. Эрик улыбнулся мне и отстранился, избавляя меня от теплого плена его рук.

— О чем вы говорите? — растерянно спросила я, отводя взгляд и пытаясь высмотреть дурацкую шапку, которую сбросила с головы в снег где-то неподалеку.

— Вам нужно научиться справляться со своими страхами и избавляться от гнева, и я знаю один способ, но, вероятнее всего, ваша сестра его точно не одобрит!

Я, не скрывая удивления, уставилась на мужчину. Его глаза излучали доброту и заботу, и еще в них было что-то, чего я пока не могла понять, но мне, определенно, нравился этот взгляд, потому что здесь и сейчас он точно видел перед собой не наивного ребенка, а девушку — может быть, вовсе не любимую, но девушку…

Я неловко поправила волосы и отвернулась, потянулась за шапкой и все-таки надела ее на голову, решив, что Ри наверняка за всем наблюдает и потом точно устроит мне жуткую головомойку!

— Я стараюсь делать только то, что одобряет моя сестра! — уверенно ответила я.

— Например, вмешиваетесь в драку? — насмешливо переспросил австриец.

Я одарила его гневным взглядом.

— Надо было сделать снежок побольше!

Он удивил меня чистым и добродушным смехом.

— Не стоит, мне и этого хватило: вы едва не сбили меня с ног! Очень меткое попадание, Алиса, у вас, определенно, талант! — отсмеявшись, произнес он и протянул мне свою руку.

Я раздраженно передернула плечами, но все же уцепилась за его ладонь.

— Нет, правда, этот ваш талант я тоже оценил по достоинству, но, думаю, мы поговорим об этом в другой раз! — неожиданно произнес он.

Я удивленно вскинула голову, но австриец спрятал от меня свой взгляд.

Он сказал «в другой раз»? Кажется, мое бедное сердечко вот-вот выпрыгнет из груди! Я отвернулась и ускорила шаг, вынуждая его сделать то же самое: чем дольше меня нет в доме, тем страшнее будет гнев сестры! Надеюсь, что хотя бы половину удара примет на себя герцог!

Глава 25

Я следила за происходящим из окна, и хорошо знакомое чувство бессилия заполняло мой разум. А что, если в пылу драки, они не заметят этой дурехи и ранят ее? А что, если она напугается, если у нее опять случится приступ? Что, если кто-то из них воспримет ее горячность слишком близко к сердцу? Как хорошо я знаю этих двоих? Уверенна ли в том, что ни герцог, ни его племянник не причинят ей вреда?

На какой-то короткий миг я вновь стала беспомощной напуганной девочкой, которую отец запер в комнате, позволяя слушать плач и крики сестры, заставляя сходить с ума от ужаса и безысходности.

Но потом я смогла взять себя в руки, снова подошла к двери и принялась стучать и кричать с еще большим рвением: в конце концов, здесь есть слуги, и никто из них не страдает глухотой.

Горничная появилась за дверью почти сразу, и я смогла облегченно выдохнуть и даже спокойно объяснить, что случилось. Анна привела экономку и отперла дверь, но я не успела сделать и пяти шагов, как нос к носу столкнулась с герцогом.

Окатив мужчину презрительным взглядом, я собиралась пройти мимо, но он остановил меня, осторожно коснувшись моей руки.

— С ней все в полном порядке, Эрик проследит, чтобы с вашей сестрой ничего не сучилось! — уверенно заявляет Оливер.

Я застыла на месте и смерила его придирчивым взглядом, однако в этих глазах либо не было и грамма лжи, либо герцог слишком далеко продвинулся в умении лгать.

Я сделала шаг, приблизившись опасно близко, не отводя взгляда и подавив странное желание схватить мужчину за ворот рубашки и встряхнуть как следует: вряд ли мне бы это удалось — с его-то ростом и размерами.

— Тогда скажите мне вот что, герцог, — со всей серьезностью в голосе начала я. — Ваш племянник прав в этой своей безумной ревности? Вы действительно надеетесь на какую-то взаимность с моей стороны, желаете моего расположения, вам мало того, что вы уже от меня получили? Скажите мне это на чистоту — я не хочу играть с вами в кошки-мышки! Я хочу здесь и сейчас расставить все по своим местам, раз и…навсегда! — я злилась и иногда мой голос больше напоминал шипение змеи, но зато он не казался испуганным и взволнованным, потому что на самом деле я боялась этого мужчину и боялась его внимания ко мне.

Оливер сделал всего полшага, но уже оказался прямо напротив, чуть склонился, приближая наши лица и пробуждая во мне желание не просто отстраниться, а спрятаться от него за дубовой дверью.

Сколько эмоций и страстей было в этих глазах. Здесь и сейчас он пытался спрятать от меня свои чувства, но я кожей ощущала его желание, мне казалось, что еще мгновение, и он схватит меня за плечи и не позволит вырваться из стальных объятий.

— Навсегда… — задумчиво повторил герцог последнее слово, сказанное мною. — Жаждите моей честности, Риана? Я не знаю, чего именно хочу от вас, но я совершенно точно не желаю отпускать вас, будь моя воля, и вы бы стали моей пленницей, возможно, даже навсегда! Но мы живем не в средневековье, я не варвар, а вы девушка благородных кровей и графиня… и это создает определенные… сложности, — он невесело усмехнулся и склонился еще ниже, словно собирался поцеловать меня.

Я громко выдохнула и попыталась отстраниться, горячая ладонь легла на поясницу и не позволила мне этого.

— Вы слишком много себе позволяете! — со злостью выкрикнула я. Разозлившись пуще прежнего, я почувствовала настоящее облегчение и даже некоторую уверенность в себе.

— А вы слишком старательно сопротивляетесь! Я не жесток, Риана, и не собираюсь издеваться над вами! Я в состоянии защитить вас и вашу сестру от кого угодно, я могу подарить вам целый мир… — понятия не имею почему, но он говорил это отнюдь не ласково, он не пытался затуманить мой рассудок. О нет, в обещании подарить мне весь мир отчетливо звучала угроза, словно он ненавидел меня за то, что ему приходится говорить мне это, говорить то, чего ему не хочется и все же… герцог не лгал мне.

— Вы ранены и у вас началась горячка? — я выгнула бровь и, наконец, смогла отстраниться, оттолкнув от себя мужчину, и сделать пару шагов назад для верности. Он едва заметно поморщился от боли, а я наконец осознала, что человек передо мной действительно истекает кровью!

— Пока профессора Градова здесь нет, я могу промыть вашу рану и даже перевязать, а вы пообещаете взамен держать свой рот закрытым и не угрожать мне больше вечным счастьем в вашем плену, — фыркнув, проговорила я.

Герцог собирался сказать мне что-то, но я перебила его, громко закричав на весь дом:

— Анна! Мне срочно нужна чистая вода и бинты!

Мужчина зажмурился, неприятно пораженный истинной силой моего голоса.

— К счастью, я сейчас чувствую себя достаточно хорошо, чтобы позаботиться о вас, герцог, и уже сегодня покинуть этот дом! Как вы справедливо заметили, я не пленница, а вы не варвар, и вы больше не сможете удерживать меня!

Я ругала себя последними словами за то, что вызвалась перевязывать рану этому твердолобому мужчине, но, увидев бледное личико горничной, которая при виде крови едва ли не хлопнулась в обморок, словно кисейная девица, поняла, что никого другого для этой работы я искать не буду.

Оливер молчал и смотрел на меня странным и задумчивым взглядом, медленно расстегивая пуговицы на рубашке. Я закатила глаза и осмелилась приблизиться.

— Вы намеренно медлите? — раздраженно пробормотала я, продолжая расстегивать пуговицы за него, но делая это намного быстрее.

— Надеюсь, ваш племянник не устроит сейчас новую сцену ревности, неожиданно ворвавшись в эту комнату, — хмуро пробормотала я.

Не знаю, что именно на меня нашло, но я не могла и дальше позволять ему истекать кровью. Вероятнее всего, это слишком глубоко засело в моем сердце: отчаянное стремление помочь, излечить, забрать боль. Сколько раз отец делал это со мной? Я не понаслышке знала о боли, как быстро кровоточащие раны могут забирать твои силы и превращать в жалкое и беспомощное существо. Я нередко помогала залечивать раны дворовых, которых отец избивал с завидной регулярностью и, конечно, никогда не приглашал для них лекаря. Алисе доставалось реже, но и за ней я иногда ухаживала, переживая ее страдания, как свои собственные. Вот и сейчас, я не могла больше смотреть на окровавленную ткань рубахи герцога и торопливо сдирала ее с его плеч, вызывая недоумение и даже неверие в глазах мужчины.

— Думаю, я мог справиться с этим и без вас, — несколько хрипло произнес он.

— А вот я так не думаю, — раздраженно ответила ему, отбрасывая ненужную тряпку в сторону.

Казалось, мои руки живут своей жизнью, заранее знают, что делать, а каждое новое движение, словно опережает мои мысли. Промываю порез и придирчиво осматриваю края раны, осторожно, но уверенно касаясь здоровой кожи. Смачиваю рану спиртовым раствором и с удивлением отмечаю, что герцог спокойно терпит боль: на его лице не дрогнул ни единый мускул, разве что немного напряглись мышцы живота — я не ожидала подобной выдержки от французского дипломата!

— Она не так уж и безобидна, как вам кажется! — заключила я. — Такая царапина может принести кучу неприятностей, если не позаботиться о ней вовремя, уж поверьте моему опыту.

Он не сводил глаз с моего лица, но я не чувствовала страха и смущения, не злилась, понимая, что улавливаю жалость и сожаление в этих глазах.

— Когда явится доктор, он еще раз осмотрит рану и обработает ее! Я же просто постараюсь хорошенько ее перетянуть, чтобы остановить кровотечение! — решительно заявляю я и берусь за изучение принесенных Анной тряпок.

Я невольно отмечаю несколько шрамов и задумчиво отвожу взгляд: он воевал? сражался на дуэли? Какое мне до этого дело? Закусываю губу и обхожу его со спины, которая без рубашки кажется еще шире. Рядом с ним я все-таки всегда ощущаю себя хрупкой и беззащитной!

Честно говоря, я тоже перенервничала и сейчас чувствовала некоторую слабость и даже дрожь в руках, но упрямо продолжала храбриться.

Алиса заглядывала в комнату и, увидев, чем я занимаюсь, удивленно округлила глаза, я же шикнула на нее и взглядом дала понять, что ей не следует злить меня еще больше. Сестра виновато опустила головку и, спросив, не нуждаюсь ли я в ее помощи, тут же исчезла. Ее лицо тоже показалось мне несколько бледным и растерянным, но я не придала этому особого значения: с этой девчонкой я разберусь позже! Да и то, что Эрик так и не помешал мне закончить начатое, я посчитала тоже заслугой сестры и почти простила ей сегодняшнюю выходку…почти простила!

— Ну, вот и все! А теперь вы немного отдохнете, — наставительно произнесла я.

И Оливер, повинуясь мне, действительно опустился на кровать и выглядел несколько уставшим, пока я не сообщила ему, что собираюсь отдать распоряжение о приготовлении наших вещей к отъезду.

— Нет, — сухо и коротко прозвучало в ответ.

— Не будьте капризным ребенком, герцог! Я не собираюсь с вами спорить… опять! — раздраженно топнула я ногой.

— Вот и прекрасно, не стоит со мной спорить! — сквозь зубы произнес мужчина. Его сонливость и усталость тут же исчезли. Он поднялся с постели и решительно направился ко мне.

— И это вместо благодарности за мою заботу? — отступая к двери, произнесла я.

— Я благодарен вам, — крайне недобро сообщил мне герцог, голодным взглядом изучая мои губы.

Я уперлась в дверной косяк спиной и едва смогла отыскать на ощупь ручку, повернула ее, чтобы выскользнуть прочь, слегка приоткрыла дверь и уже было собиралась сбежать, как герцог, ухватив меня за плечо, бесцеремонно прижал к стене и захлопнул дверь, для надежности опершись на нее своей широченной ладонью.

Я не могла вымолвить ни слова, пригвожденная его опасным и решительным взглядом, загнанная в ловушку. Несколько коротких мгновений ничего не происходило, а потом он прижался ко мне губами, обжигая меня горячим дыханием и забирая остатки кислорода. Я не шевелилась и не сопротивлялась, а он почти сразу прекратил эту пытку и прижался своим лбом к моему.

— Не так… все опять не так, — с досадой пробормотал он.

А потом вдруг вздрогнул и резко отстранился, удивленно уставившись на собственные ноги. Я проследила за его взглядом и громко охнула, увидев куницу, нагло вцепившуюся зубами в ногу герцога.

— Стеша! — севшим голосом пискнула я. — Стеша прекрати!

Она тут же спрыгнула на пол и ловко забралась ко мне на руки.

— Должно быть, она проскользнула, когда вы открыли дверь, — со вздохом проговорил герцог.

Я прижала к себе свою мохнатую защитницу, но вопреки моим ожиданиям, герцог вовсе не собирался отбирать ее и учинять расправу.

— Мне лучше уйти, — тихо отозвалась я, затаив дыхание и не зная, чего еще ожидать от мужчины.

— Мы еще продолжим этот разговор позже, — тихо и очень сдержанно ответил Оливер.

Я неуверенно кивнула в ответ и торопливо выскользнула за дверь, почти сразу почувствовав глухой удар кулаком по дереву.

Нужно уезжать и как можно скорее! Слабость снова накатила на меня, но я быстро справилась с легким головокружением, собралась с духом и решительно направилась вниз: в моей голове уже рождался план «побега» из «башни голодного дракона»!

Глава 26

Я смотрел на малышку Кэт, играющую на фортепьяно что-то слишком веселое и задорное для своих поклонников. Мужчины, как и всегда, одаривали ее восхищенными и похотливыми взглядами, а она наслаждалась их вниманием. Изредка она бросала взгляд в мою сторону, хитро улыбалась и посылала мне воздушный поцелуй!

Eй всегда нравилось будить во мне ревность и провоцировать. Но в последнее время я был почти равнодушен к этим играм и сейчас лишь отсалютовал в ответ бокалом вина и послал снисходительную улыбку, вроде как дозволяя ей вытворять все, что душе угодно.

Девушка обиженно поджала губки и демонстративно отвернулась, склонилась над ухом какого-то офицеришки и принялась нашептывать ему что-то пошлое. Судя по восторженной физиономии этого несчастного — он ее новая жертва и совершенно этого не подозревает.

Мое настроение было где-то между «катись оно все к черту» и «хуже уже некуда»! Я начал привыкать к изменам и распущенности Кэтрин: в конце концов, я и сам далеко не святой, и в то же время одна лишь мысль о том, что юная и невинная графиня досталась другому, всю прошедшую неделю не давала мне покоя, вызывая раздражение и злость! В чем причина? Чего такого особенного в этой девчонке? В какой момент я стал одержим идеей сделать ее своей собственностью?

Я задумчиво потер подбородок и перевел взгляд на княжну Веронину: ее темные слегка завитые локоны и гордая осанка напомнили о графине Богдановой, но стоило девушке обернуться, как разочарование горьким ядом разлилось по венам.

Красота — она эфемерна, мимолетна, а характер, особенный блеск глаз, внутренняя природная женственность, лишенная кокетства и жеманства, умение давать отпор обидчику… — это встречаешь не так уж и часто! Я привык выбирать самых красивых и наслаждаться их прелестями, не задумываясь о том, есть ли за милыми бездонными глазами характер, ум и горящее сердце! Однако украденные мною робкие и неуверенные поцелуи юной Рианы, заставили меня в корне поменять прежние привычки! Я и сам не понимаю, чего именно ищу и не нахожу в других. Почему податливые и страстные, готовые отдавать все, чего я только не пожелаю, особы кажутся мне пустыми, омерзительными… одинаковыми? Я не разделяю их удовольствия так, как прежде, я, черт возьми, хочу большего, но чего? Досадно…

— Господин, вы просили сообщить, когда Архип вернется с новостями! — голос лакея заставил меня вздрогнуть. Разом осушив бокал, я последовал за ним, так и не обернувшись больше на малышку Кати, которая в этот момент громко и звонко рассмеялась, наивно надеясь привлечь мое внимание.

Я честно пытался остаться спокойным и равнодушным к услышанному от посыльного, но это оказалось непростой задачей. С его слов получается, что графиня не только отправилась после бала в поместье герцога, она еще и до сих пор не вернулась в свое имение, более того ее младшая сестра тоже перебралась в дом француза! Немыслимо! Это не похоже на Риану, она не могла сдаться так просто и позволить этому… уроду так много!

Ревность… подумать только — во что я превратился? Впервые я испытываю неуверенность в себя, ведь она предпочла другого! Выбрала Богарне, потому что он пообещал ей больше меня? Конечно, я знал об освобождении Эрика: эта новость поразила многих и, надо признать, впечатлила! Да уж, далеко не каждый уважаемый и высокопоставленный чиновник способен провернуть нечто подобное в столь сжатые сроки!

Выходит, он просто дорого купил графиню и теперь пользуется в свое удовольствие? Я скрипнул зубами и сжал руки в кулаки. Старое и хорошо знакомое желание отобрать чужое и присвоить себе снова проснулось и пустило корни где-то глубоко внутри! Я намеревался снова рискнуть собственной шкурой, но заявиться прямо в дом герцога, мне хотелось заглянуть в глаза графини! И я все еще не мог представить ее взгляд порочным! Быть может, она там не по своей воле?

Я рассматриваю собственное отражение и криво улыбаюсь — я не рыцарь, но я смогу им стать, смогу внушить ей доверие, если хорошенько постараюсь! Я заберу ее себе, Богарне! Посмотрим, что ты на это скажешь!?

На утро следующего дня я решил посетить особняк француза. Да, я помню, что он опасен и силен, но даже он не может безнаказанно убивать и калечить: для этого нужен хороший повод! И наша с ним последняя встреча красноречиво горит в пользу того, что герцог привык держать лицо и беречь репутацию. Он не стал марать руки, сдержался и причиной этому уж точно не крайняя степень великодушия! Будем считать, что я просто решил навестить старого знакомого или, к примеру, повидаться с другом. Кстати, почему Эрик прибывает все в том же доме, ставит меня в тупик! Он был очарован Рианой, а что происходит между ними теперь?

Слуга пропускает гостя в холл и обещает сообщить хозяину о моем визите. Я стягиваю с рук перчатки и задумчиво осматриваю богатое убранство особняка — неплохо для временного пристанища иностранца! Дорого и со вкусом, не далеко от города и в то же время в некотором отдалении от светской суеты — все это очень в духе Богарне, насколько я успел понять.

— Что вы здесь делаете? — голос Рианы разрывает тишину.

Я удивленно поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с графиней. Ее глаза кажутся мне точно такими же, как прежде — незамутненными ложью и лицемерием, все, что она чувствует при виде меня, я читаю в них, как в раскрытой книге.

— Какое невежливое приветствие, графиня! А вот я рад видеть вас в добром здравии, — вежливо произнес я, улыбаясь уголками губ. На самом деле она казалась мне истощенной и уставшей, но в чем причина?

— Вы же знаете, я всего лишь говорю вам то, что думаю, и больше всего меня интересует не светские условности, а причина вашего здесь появления!

Она скрещивает руки на груди и смотрит на меня с вызовом.

— Знаете, с некоторых пор эта ваша честность нравится мне все больше и больше, — заявил я, с удовольствием подмечая, что мой ответ озадачил девушку. — Я хотел убедиться, что с вами все в порядке, графиня! Хотел принести извинения за свое поведение и непристойное предложение, сделанное на том балу! Вы не заслуживаете такого обращения! — я осторожно приблизился к застывшей на месте девушке. Она смотрела в мои глаза и пыталась отыскать в них истину, но на самом деле я осознавал, что больше всего ей хотелось именно верить мне!

— Очень трогательная забота с вашей стороны, — задумчиво ответила она. — Что до ваших извинений — не думаю, что я смогу принять их и простить вас! — голос ее сейчас звучал уверенно и твердо. И это заставляло меня восхищаться ею еще больше.

— Я понимаю, — покорно принимаю ее отказ, ведь я и не рассчитывал, что это будет так уж легко.

— Крайнов? В моем доме? Вам надоело жить, Константин Сергеевич? — угрожающий тон герцога, спускающегося по лестнице, заставил девушку вздрогнуть и обернуться. Риана с некоторым удивлением рассматривала хозяина дома, лицо которого не выражало ничего кроме ненависти.

— Всего лишь визит вежливости, мисье Оливер, — насмешливо повторяю свою официальную отговорку.

— Неужели? — он деловито принялся расстегивать на ходу манжеты рубашки и закатывать рукава. — Это просто замечательная идея, граф! Вы даже не представляете, как велико мое желание размазать вас по стенке, проломить вам голову или, к примеру, изрубить на куски… — кровожадно скалясь мне в улыбке, заявил герцог.

Риана неосознанно сделала несколько шагов в мою сторону: она испугалась, и Оливер это тоже понял, вдруг остановившись на последней ступени лестницы.

— Риана Николаевна, не могли бы вы отойти подальше от этого человека и позволить мне… поговорить с ним с глазу на глаз? — крайне вежливо и сдержанно произнес герцог, продолжая душить меня одним лишь взглядом.

Девушка, нахмурившись, изучала его лицо и вдруг заслонила меня своим хрупким телом, сжала руки в кулачки, расправила плечи и вздернула подбородок.

Она собирается защищать меня? Даже не знаю, что именно чувствую в этот момент: раздражение и досаду или торжество победителя!?

— Вы не станете выяснять отношения еще и с графом, Оливер! Я не позволю вам устроить кровавую расправу в моем присутствии! Если вы попытаетесь проигнорировать мое требование, то пожалеете!

Увы, но я не видел сейчас выражения ее глаз, зато видел герцог и явно впечатлился: его, беднягу, даже перекосило от злости.

— Вы защищаете этого мерзавца? Опасаетесь за его жизнь? — не скрывая отвращения в голосе, спросил он. Вот только теперь, судя по весьма недружелюбному взгляду, жертвой презрения герцога стал не только я, но и прекрасная и смелая графиня.

Я сократил расстояние между мной и девушкой до минимума, неотрывно глядя в лицо француза — он должен понять, что я его не боюсь!

— Я не желаю становиться свидетелем вашей жестокости, мне совершенно все равно, что является причиной вашего конфликта, но появление в вашем доме графа, как нельзя кстати! — вдруг заявляет моя отважная девочка, которая не побоялась разъярённого льва и даже повысила на него голос.

А потом резко обернулась, вздрогнула, обнаружив, насколько близко к ней я стаю, и вдруг произнесла:

— Скажите, граф, не могли бы вы помочь мне и моей сестре покинуть этот дом? Я не желаю больше оттягивать время, я хочу воспользоваться вашим экипажем и уехать прямо сейчас!?

— Вы собираетесь уехать… с НИМ? — решил выяснить очевидное герцог.

Девушка снова отвернулась от меня и гордо выпрямила спину: она не видела мою победную улыбку, которая доводит герцога до бешенства, но он сдерживается и остается на месте. Действительно не желает расстраивать девушку? А вот это уже раздражает! С чего столько заботы и пафоса ради графини, с которой он едва знаком!

— Именно это я и сказала! — твердо произнесла Риана.

— Что ж, в таком случае, могу только пожелать вам счастливого пути!

Риана в оцепенении сверлила взглядом дверь кабинета, за которой герцог поспешно скрылся.

— С вами все в порядке? — участливо спросил я.

— В полном, — приходя в себя произнесла девушка. — Я найду Алису и предупрежу ее. Если вы не возражаете, я бы хотела попросить Эрика также сопровождать нас, да и вы наверняка давно не общались с приятелем, не так ли, граф?

А вот это заявление озадачивает меня сильнее предыдущего!

— Эрик отправится вместе с нами? — очевидно, теперь моя очередь задавать глупые вопросы.

Я не забыл о том, как она просила помочь другу, как отказал ей в просьбе и что ради этого она продалась герцогу, ведь именно так это все и выглядит. Что она делает сейчас? Наказывает меня? Всматриваюсь в ее глаза, пытаясь отыскать в них ответ. Но там снова ни грамма яда и лжи, лишь спокойное, несколько уставшее выражение лица.

— Я знаю, что так будет лучше для Алисы: она очень привязалась к нему! И я не хочу разлучать их так скоро, но продолжать находиться в этом доме выше моих сил! — тихо произносит Риана.

Я тону в этом взгляде и с трудом подавляю в себе желание прижать девушку к груди и поцеловать. То, что она сказала, несколько успокоило меня, заставило поверить ей и даже немного расслабиться: она неосознанно ищет у меня защиты — а я на такое и не надеялся!

— С вами что-то случилось? Почему вы живете здесь столько дней? — наконец я задал вопрос, который волновал меня больше всего.

— Я простудилась, у меня был жар, я не могла стоять на ногах, — задумчиво пробормотала графиня, опустив взгляд и рассматривая картину на стене.

— Мне очень жаль, — также тихо ответил я.

— Не стоит, мне уже намного лучше! Пожалуй, я пойду и найду сестру, вы ведь никуда не исчезните? — она с робкой, доверчивой улыбкой заглянула в мои глаза.

Сердце пропустило один удар, я осторожно коснулся ее подбородка и тут же поспешно убрал руки подальше: меня тянуло к ней, такой беззащитной и доверчивой, такой чистой и настоящей.

— Конечно, нет!

Где-то глубоко внутри все еще царапала мысль, что француз добрался до нее, испачкал, присвоил себе, откуда еще столько ревности, обиды и злости в его глазах? Но, надо признать — его негодование доставило мне настоящее удовольствие, еще большее, чем в прошлый раз!

Риана поспешно удалилась куда-то наверх, оставив меня одного. Я отыскал лакея и попросил предупредить моего кучера о скором отбытии.

— Торжествуешь, граф? — в спокойном тоне герцога, неожиданно возникшего за моей спиной, звучала угроза.

Я не спеша развернулся, внимательно изучая врага взглядом: кто знает, чего можно от него ожидать?

— Ничуть, — пожимаю плечами. — Она пожелала покинуть вас, а я не могу отказать женщине в столь невинной услуге!

— Как благородно с вашей стороны! — с усмешкой заметил герцог, становясь прямо напротив и почти миролюбиво улыбаясь мне.

— Вот только вы уже не в первый раз переходите мне дорогу и испытываете свою судьбу! Думаете, вам все сойдет с рук? — поинтересовался он еще более добродушным тоном.

Я был поражен его умением играть и изображать фальшивые эмоции! Признаться, на его месте я бы не смог изобразить ничего подобного!

— Вы угрожаете мне?

— Всего лишь предупреждаю! Вам стоит держаться подальше от этой девушки!

— Она прямо сейчас уедет со мной!

— Что ж, это ваш выбор! — с улыбкой заключает герцог. — И ее!

Почти сразу после этого француз ударил меня где-то в районе солнечного сплетения, это было неожиданно и крайне болезненно. Меня согнуло пополам, дыхание перехватило, боль заставила подавиться воздухом.

Я с трудом смог распрямиться, герцог же стоял прямо напротив и всем своим видом излучал гостеприимство и доброту.

— Кажется, вам нехорошо, граф, может быть, вам нужна помощь? Пригласить для вас доктора? — поинтересовался он.

— Ну что вы, я прекрасно себя чувствую! — сквозь зубы произнес я, едва восстановив дыхание. Мерзавец отомстил так, чтобы графиня ничего не заметила, без единой капли крови, так сказать. Но я не собирался испытывать удачу и отвечать ему «любезностью» на «любезность». Риана не увидит моего истинного лица, пока не станет моей до конца!

Глава 27

Я наблюдал за тем, как они уезжают, глядя в окно. Графиня шла не спеша, держа Крайнова под руку и о чем-то любезничала с ним. Следом шли ее сестра и мой племянник. То, что Эрик собирается уехать вместе с ними удивило меня, но не успокоило. Мальчишка обратил свое внимание на княжну, до которой мне не было никакого дела.

Перед моим мысленным образом возникла сцена из прошлого. Риана стоит совсем рядом с графом и смеется над его шутками, он улыбается и притягивает ее к себе, жадно целует, глядя мне в глаза и насмехаясь надо мной. Она не сопротивляется и не плачет — в его объятиях ей было хорошо! Да, Крайнов солгал, когда намекал, что они с графиней Богдановой любовники, но девушка, определенно, влюблена и очарована им. Еще одна глупая и наивная дура!

«Они неплохо смотрятся вместе, не находишь, милый?» — Амалия смотрит в окно и приветливо машет удаляющимся молодым людям. Кружевной рукав атласного платья глубокого синего оттенка скользит по руке, оголяя изящную женскую ручку, украшенную золотыми кольцами, сделанными для нее лучшими ювелирами Парижа.

«Ты рад за них?» — она разворачивается ко мне лицом и вопросительно выгибает бровь, растягивает губы в дурацкой детской улыбочке.

— Безмерно! — бормочу себе под нос, сжимая кулаки.

«Обманщик!» — с укоризной отвечает мне она, качая головой.

Ее волосы уложены в красивую высокую прическу, но несколько непослушных локонов ложатся на тонкую шею, придавая ее облику еще больше очарования. Со стороны Амалия кажется юной и невинной красавицей. Выражение ее синих глаз меняется на озадаченное и немного хмурое, а между темных бровей тут же появляется складка.

«Ты злишься, Олли, не притворяйся!» — теперь в ее голосе отчетливо слышится упрек и осуждение.

— Это не твое дело! — злость начинает говорить во мне громче, чем рассудок.

«Думаешь, она такая же, как и я?» — насмешливо интересуется супруга.

— По-моему, это очевидно!

«А может, дело в другом? Если женщины вокруг сбегают от тебя, может быть, дело не в них, а в тебе?» — она победно улыбается и подмигивает мне. Это ведь ее любимая шутка: винить во всем меня и оправдывать этим свои аморальные поступки.

Я слишком хорошо помню ее лицо, голос и ее запах! Год назад я сжег все портреты с ней, чтобы забыть и не вспоминать, но она все равно преследует меня во снах, а иногда и наяву! Я вновь и вновь слышу в своих мыслях ее голос и смех. Я так хорошо знаю, что бы она могла сказать или сделать, что иногда утрачиваю связь с реальностью, забываю, что ее больше нет. Она не вернется в дом и не произнесет ни единого лживого слова. И все же, больше всего я сожалею, что не смог сжечь вместе с картинами и эти воспоминания.

Я устало потер лицо и снова бросил взгляд в окно. Там теперь никого не было. Что-то во мне никак не могло смириться и принять это поражение. Я так привык побеждать во всем, заставляя людей непросто забыть о моем позоре, но и пробуждая в них уважение, доверие, а иногда просто страх, но и это меня вполне устраивало.

Что ж, с собой можно быть честным: и я признавал, что хотел вернуть Риану, вернуть те чувства, которые она во мне пробуждала, снова коснуться ее или ощутить на своей коже ее осторожные и робкие руки, которые так умело и ловко обрабатывали мою рану…

Да, возможно, уедь она с кем-то другим, я бы смог это принять, но Крайнов… Крайнов не тот человек, которому я готов уступать! Я не знаю, чего во мне было больше: желания вернуть девушку и добиться ее взаимности или желания отомстить русскому графу и уничтожить его, а за одно и честь всего рода Крайновых

Даже когда особняк герцога остался позади я все еще не чувствовала себя комфортно. Мужчины сидели хмурые и задумчивые: они пожали друг другу руку, но назвать взгляды, которыми они обменялись дружелюбными, я бы не рискнула. Я тоже была не слишком-то разговорчива, хотя мне предстояло сказать Крайнову очень многое, и я постоянно прокручивала в голове этот диалог, продумывая разные варианты и выискивая наиболее подходящий. Алиса чувствовала, что между нами что-то происходит и что я снова ничего не хочу ей объяснять, и это расстраивало ее. Пожалуй, комфортно себя чувствовала только Стеша, которая нагло забралась за полы моей шубки и пристроилась у меня на шее, свернувшись в теплый меховой клубочек.

— Как только окажемся в городе, нужно будет добраться до постоялого двора и сменить экипаж! Я очень ценю вашу помощь, граф, но мы не будем задерживать вас и вынуждать сопровождать нас дальше — для этого вполне сгодится господин Каус! — я скромно улыбнулась Эрику. Австриец был удивлен и явно доволен таким раскладом, он насмешливо посмотрел на Крайнова и улыбнулся мне в ответ.

— Почту за честь, графиня!

Алиса не сводила с меня глаз, но мое предложение тоже пришлось ей по душе. Она то и дело рассматривала Эрика, когда он не замечал этого, и краснела всякий раз, когда их взгляды встречались.

А вот сам граф был явно огорчен и оскорблен моими словами.

— Вам так не терпится избавиться от меня, Риана?

— Мне просто не хочется вас утруждать, — невинно пожала плечами я.

Его темные глаза наполнились жаром негодования, скулы напряглись, но он явно сдерживался.

— Как вы деликатны! — насмешливо фыркнул граф, но навязывать свою компанию не стал.

Теперь я смотрела на него холодно и равнодушно: мне незачем притворяться и юлить перед ним!

Крайнов склонил голову набок, внимательнее рассматривая меня и обиженно хмурясь.

— Не злитесь, Константин, вас никто не обманывал! Вы просто появились в нужное время в нужном месте и оказали мне неоценимую услугу! Однако это все-таки не позволяет вам надеяться на мое великодушие и расположение! — я говорю с ним спокойно и вежливо, а потом отворачиваюсь к окну и делаю вид, что наблюдать за бескрайними полями и лесами — ужасно интересное занятие. Я не намерена прощать его, и он должен отчетливо это понимать!

— Приятно ощущать себя безнадежным! — скрипнул зубами граф и тоже отвернулся.

Алиса подавила улыбку и подмигнула мне, а Эрик посмотрел на меня с явным одобрением.

Стоило оказаться на перекладных, и все кардинально поменялось. Эрик отправился договариваться о новом экипаже, слуги выгружали наши скромные пожитки (в основном это, конечно, были вещи, привезенные Алисой из имения), сестра хотела остаться со мной, но я убедила ее в необходимости прогуляться вместе с австрийцем и за одно несколько задержать его любым доступным способом. Алиса удивилась, округлила глаза, стребовала с меня обещание рассказать все в мельчайших подробностях и только после этого упорхнула вслед за Эриком.

Крайнов разговаривал о чем-то с каким-то офицером, которого повстречал случайно, и мне пришлось вмешаться в их разговор.

— Константин Сергеевич, не могли бы вы уделить мне пару минут! — все также вежливо произнесла я, благодушно улыбаясь графу и его приятелю, статному молодому человеку лет двадцати пяти.

— Простите, если я помешала чему-то важному, — виновато улыбнувшись, проговорила я, глядя на незнакомца.

— Ну что вы, разве можно отказать столь прекрасному созданию! — улыбнулся мне в ответ офицер. — Граф, не хотите ли представить мне свою очаровательную знакомую? — окидывая меня еще более заинтересованным взглядом, произносит мужчина.

Не знаю, что собирался сказать ему Крайнов, который явно все еще пребывал в прескверном расположении духа, но я его перебила.

— Графиня Риана Николаевна Богданова — будущая супруга Константина Сергеевича! — услужливо представилась я, протягивая свою руку для поцелуя.

Оба мужчины озадаченно уставились на меня, немая пауза несколько затянулась, но незнакомец оказался более сообразительным.

— Какое разочарование, графиня! Но я готов биться за вашу руку и сердца с этим повесой и ловеласом! — шутливо заявили он. — Граф Дмитрий Михайлович Севастьин, к вашим услугам! — он поцеловал мою руку и игриво подмигнул мне.

— Увы, но мое сердце принадлежит другому! — рассмеялась я.

— Довольно! — раздосадованный устроенным мною цирком Крайнов едва сдерживал свой гнев. — Нам срочно нужно кое-что обсудить, графиня!

— Вот и я о том же, вы уж простите нас, Дмитрий Михайлович!

Крайнов поспешно распрощался с приятелем, вцепился стальной хваткой в мою руку и торопливо повел меня в сторону: ну вот, настрой на серьезный разговор точно есть!

— Объяснитесь, графиня! Я решительно не понимаю, что происходит в вашей хорошенькой головке? — в глазах графа мелькали молнии, а я вместо испуга высвободила свою руку, но приблизилась к нему почти вплотную.

— Я хочу, чтобы мы объявили с вами о нашей помолвке, граф! — наконец произнесла я.

— Что? Вы это серьезно?

Кажется, Крайнов только что усомнился в том, что я в своем уме.

— Конечно, нет! Я говорю о фиктивной помолвке, предлагаю вам реальный шанс искупить вину, о которой вы так любезно сегодня мне напомнили! Я согласно стать вашей официальной невестой!

— И согласны стать моей любовницей? — севшим голосом уточнил граф.

Пару мгновений я рассматривала его лицо с задумчивым видом, а потом не смогла удержать смеха.

— Вы не исправимы, граф! Зачем вы извинялись передо мной пару часов назад, если в действительности все равно рассчитываете сделать меня своей постельной игрушкой! — возмутилась я.

— Я не собираюсь с вами спать, Константин!

— Тогда в чем мой интерес соглашаться на подобную авантюру и зачем вам это нужно вообще?

— Спасти свою репутацию, — с улыбкой предположила я.

— Пффф, не смешите меня, об этом уже давно позаботился наш общий знакомый из Франции. После того, как он вытащил племянника из казематов и увез вас с бала, никто не осмеливается отзываться вслух о графине Богдановой слишком резко! — с некоторым пренебрежением произнес Крайнов.

Я была более чем удивлена и поражена этой новости.

— Так какова реальная причина, Риана?

— Быть может, я рассчитываю женить вас на себе по-настоящему? — справившись с эмоциями, я продолжила свою игру.

— Неплохо, но вряд ли я на это куплюсь! — тут же отмахнулся от этой идеи граф. — А теперь скажите мне правду!

Я поджала губы, раздумывая над тем, стоит ли говорить графу истинную причину моих поступков, и решила рискнуть.

— Я хочу обезопасить себя от излишнего внимания герцога! Я заметила, что вы с ним плохо ладите и, возможно, вы не прочь досадить Оливеру Богарне? Так вот, я надеюсь, что если все будут считать нас женихом и невестой — это убережет меня от его посягательств! Я не верю, что он оставит меня в покое так просто! — я замолчала, затаила дыхание и ждала ответа.

Сказанное было правдой, признание герцога впечатлило меня, я не желала такого внимания. Я вообще всерьез решила не связывать себя узами брака никогда, не позволять больше мужчинам врываться в мою жизнь и рушить мой мир. И если с большинством из них я могла бы справиться самостоятельно, то герцог оказался слишком опасным противником.

— Так вот оно что, — проговорил Константин. — Вы правы, я ненавижу герцога Богарне, но этого все же недостаточно, чтобы я ввязался в эту авантюру на ваших условиях!

Я удрученно вздохнула и отступила от Крайнова на шаг.

— Не спешите убегать от меня, графиня! Несмотря на то, что вы явно намерены держать меня на расстоянии, я готов пойти вам навстречу при условии, что вы тоже согласитесь на некоторые уступки…

— И какие же? — с опаской спросила я.

— Ничего непристойного, Риана! Всего лишь свидания, совместные походы на бал и танцы: вы все еще должны мне вальс, если помните! В конце концов, чтобы герцог вам поверил и оставил в покое, люди должны видеть нас вместе! — на его губах играла хитрая мальчишеская улыбка, совершенно не в духе Крайнова.

— Что вы затеяли? — спросила я, слегка прищурившись и гадая об истинных намерениях этого невозможного мужчины. Он ведь все еще рассчитывает покорить меня!?

— Желаю исправиться и завоевать ваше доверие!

— Думаете, я вам поверю?

— Всего лишь несколько невинных свиданий и танец: разве я прошу о многом? Учтите, Риана, как бы сильно я не желал насолить герцогу, я соглашусь на ваше предложение только на таких условиях!

— Что ж, раз у меня нет выбора, я согласна! Но если вы, граф, снова возьметесь распускать свои руки и…губы, — покраснев до корней волос, произнесла я, — будьте готовы к тому, что я лишу вас способности продолжать свой род!

Крайнов моим угрозам внял и с серьезным видом заверил, что будет держать себя в рамках приличия, правда, с оговоркой, что если я сама пожелаю его ласк и близости, то он не сможет устоять! Но ведь я такого не пожелаю, так!?

Крайнов оказался доволен заключенной между нами сделкой, он даже забыл о своей недавней обиде, когда я пожелала избавиться от его сопровождения. Окрыленный какими-то своими дьявольскими планами по моему соблазнению, ну или завоеванию мира, он удалился прочь, пообещав позже передать для меня послание.

Вместо пролога…

Я столько раз думала о том, где оступилась в первый раз, какой из моих поступков мог привести к таким последствиям, что именно я могла изменить, чтобы не оказать сейчас там, где я есть?

Ржавые решетки, шершавые, облезлые стены, каменный пол, узкое окно над головой и мир за ним, расчерченный все теми же ржавыми линиями. Больше всего здесь я ненавижу этот холод, запах сырости и ощущение безысходности.

Мне выдали теплые вещи и даже дополнительное одеяло, но ничего из этого не помогало, холод пробирался под одежду, холодил ступни, заставлял леденеть мышцы лодыжек, колючими мурашками пробегал вдоль позвоночника. Я пыталась согреть пальцы собственным дыханием, чтобы написать очередное утешительное письмо для сестры, но руки дрожали и не слушались, а буквы выходили кривыми и неровными.

Отложив перо и бумагу в сторону, я с тоской посмотрела на принесенную два часа назад еду. Я была голодна, ужасно голодна и не могла съесть ни кусочка…

Сколько пройдет времени прежде, чем я окончательно сломаюсь? Иногда мне кажется, что совсем немного, но я еще могу справиться с собой и взять себя в руки, я не так слаба, как они все думают!

Странно, что его все еще здесь нет! Неужели он не воспользуется случаем, возможностью ранить побольнее! Или это и есть его месть? Но как такое возможно? Где связь!?

Я прохожу десятый круг вдоль тесной камеры и начинаю загибать пальцы заново — это мое обычное занятие, чтобы не замерзнуть, а за одно, привести мысли в порядок!

После второго десятка появляется головокружение: казалось бы, улитки передвигаются быстрее, а я едва не падаю с ног, пройдя неспешно двадцать крохотных оборотов!

Неожиданно раздается щелчок замка, неспешные, но уверенные шаги подхватывает эхо и разносит дальше вдоль всего помещения тюрьмы.

Но ведь сейчас слишком поздно для незваных гостей…?

Глава 1

Дорога домой вымотала меня, ослабила, я почти чувствовала приближение новой головной боли, а в горле снова неприятно свербело. Но при всем при этом, я добилась желаемого: я вернулась в свой особняк!

Эрик хотел поговорить: я видела это в его взгляде и поэтому, отдав все необходимые поручения и поблагодарив Демьяна за умение содержать дом в порядке, я попросила его уединиться со мной в кабинете. Алиса обиженно надула губы и все же опять промолчала, терпеливо дожидаясь момента, когда мы с ней тоже останемся одни.

— Я благодарна вам за заботу… — начала я, но австриец почти сразу перебил меня.

— Прекратите, Риана! Я был рад оказать вам эту услугу! — улыбнулся он и опустился на стул рядом с моим столом.

Я пристально смотрела в глаза молодого человека и видела в них детскую и ужасно наивную влюбленность, сродни той, что когда-то захватила мой разум при первой встрече с Крайновым.

Эрик был честным, преданным, надежным — таким, которого следует любить и с которым, возможно, я бы могла чувствовать себя в безопасности. И все же… мое глупое сердце было холодно и равнодушно к его чувствам! Наверное, я бы хотела иметь такого брата, друга, но мужа…

Прикусив губу и сдержав предательскую дрожь, я все же заговорила.

— Иногда мне кажется, что вы мой ангел-хранитель, Эрик! Вы раз за разом спасаете меня и мою сестру, а в ответ не получаете ничего, я чувствую себя бездушным чудовищем…

— О чем это вы? — снова оборвал меня австриец, в светлых глазах его загорелся огонек, он упрямо свел брови и небрежным жестом слегка отбросил светлую челку назад. — Разве я требую от вас награды?

— Нет, не требуете, — не смея спорить, признала я.

— Вы небезразличны мне, Риана! Вы покорили мое сердце и пленили мой разум! Я понимаю, что, освобождая меня из заключения, вы решились на отчаянный поступок, и я хочу, чтобы вы знали, что для меня это ничего не меняет! Я люблю вас, Риана!

Я вздрогнула, услышав эти слова и зажмурилась. Никто, кроме сестры, не говорил мне ничего подобного, ведь словам этого мужчины я безоговорочно верила, и тем острее было осознание того, что я неизбежно причиню ему боль.

— Не пугайтесь этих слов, я не жду от вас ответных признаний прямо сейчас, но вы должны знать, что я готов жениться на вас, оберегать и защищать до конца своих дней! Подумайте над моим предложением, Риана! — он по-прежнему не сводит серых глаз, словно проверяя меня на прочность.

Я грустно улыбаюсь и отвожу взгляд, сдавшись. Смотрю на камин и на дурацкую статуэтку в виде совы, стоящую на нем.

— Именно поэтому я вынуждена попросить вас больше не навещать нас и не посещать этот дом, месье Кауст! — тихо, с горечью в голосе произношу я.

— Что? — удивленно произносит австриец.

Я заставила себя посмотреть в его глаза и тут же увидела в них тоску разочарования, обиду и непонимание.

— Вы меня слышали, — сухо произношу я.

— Прекрасно слышал! — раздраженно отвечает Эрик.

Он неожиданно подскакивает со своего места, огибает стол, я же, испугавшись чего-то, тут же поднимаюсь на ноги и цепляюсь за крышку стола, застигнутая врасплох очередным головокружением.

— Вы боитесь герцога? Вы кажетесь мне уставшей и измученной, вам нужно отдохнуть и прекратить думать обо всем разом, вам нужен тот, кто возьмет часть вашей ноши на свои плечи и поможет вам исцелиться! Вы устали, Риана: я вижу это в ваших глазах каждый раз и я хочу помочь, потому что вы дороги мне! — он слегка склоняется, желая поцеловать меня, а я виновато отвожу взгляд и едва заметно качаю головой. Кажется, это первый мужчина в моей жизни, который не стал принуждать меня и тут же понял мой жест. Эрик отстранился, хотя все в нем говорило о желании подчиниться инстинктам, но он сжал руки в кулаки и закрыл глаза, борясь со своими демонами.

— Вы очень хороший человек, и я не хочу причинять вам боль, Эрик, но я сделаю это, потому что так будет правильно! Вы заслуживаете той, что полюбит вас по-настоящему, я же способна лишь ценить вашу дружбу и платить вам тем же! Кроме того, моя сестра влюблена в вас, и стань вы моим супругом, это наверняка ранит ее сердце. И, если вы ничего не испытываете к Алисе, я прошу вас оставить этот дом и не возвращаться, потому что моя юная сестра только-только начала расправлять свои крылышки, улыбаться и доверять, но она чувствует себя в безопасности только рядом с вами! Да, она очень юна, и, пожалуй, ей рано влюбляться в кого-нибудь по-настоящему, однако это уже случилось, и я не хочу усугублять ее положение! Да и вы не могли не понять того, что с ней происходит, Эрик!

— Алиса чудесная девушка и жизнь оказалась крайне несправедлива к ней, а я…да, полагаю, вы правы! Мне не стоит больше приходить, — он отводит взгляд и поспешно покидает кабинет.

У меня на глазах наворачиваются слезы, но я заставляю себя сдержаться, упрямо глядя в потолок и царапая ногтями ладони.

Алиса появляется почти сразу и, ожидаемо, задает только один вопрос.

— Почему он ушел, Ри? Почему он ушел?! — в ее голосе я слышу дрожь и страх, она смотрит на меня блестящими от соленой влаги глазами и ждет ответа. Хотя, нет, она ждет от меня заверения, что все хорошо и голубоглазый рыцарь еще вернется к ней.

— Он должен был уехать, Лисенок! Я попросила его больше не приезжать сюда…

— Что ты сделала? — севшим голосом переспросила она, по щеке скатилась первая слезинка, бездонные голубые озера наполнились болью и злостью. Я превратилась в предательницу в ее глазах!

— Я не хочу обманывать тебя, Лис! Он признался мне в любви и сделал предложение, но я отказала ему! Слышишь? Все, как и прежде: есть только ты и я и целый мир против, но мы все равно сильнее! Главное, помнить об этом!

Она закрыла лицо ладонями, я затаила дыхание, боясь худшего, гадая, стоило ли говорить ей правду.

— Прости меня, — шепчут мои губы. Я торопливо подхожу к ней и опускаю ее руки, боясь увидеть в глазах сестры злость и презрение, но она лишь прижимается ко мне и жалобно всхлипывает, она не может говорить и лишь судорожно сжимает мои плечи.

— Я такая глупая, Ри, — наконец произносит сестра. — Я думала, что нужна ему, что он полюбит меня, но в его глазах я лишь ребенок!

— Ты еще не знаешь, какую глупость совершила я, а точнее целую кучу глупостей! — горько насмехаюсь в ответ.

— Ты это о чем? — уже немного успокоившись, спрашивает сестра.

— Это долгий разговор, который точно не стоит начинать на голодный желудок!

Она забавно морщит носик и уходит, чтобы поторопить прислугу. Что-то неуловимо изменилось в ее глазах и походке… Алиса храбрится, но потом тоска снова начнет душить ее и от этого сердце мое сжимается еще сильнее, а голова привычно начинает болеть.

Глава 2

Эрик вернулся в тот же день, ближе к вечеру и это несказанно удивило меня! Я не ждал, что он снова появится в моем доме. Я ждал, что он задержится в гостях у графини или вернется в свой собственный дом, однако он поступил иначе.

— Чем обязан? — не очень-то вежливо встретил я племянника.

— Не беспокойся, я ненадолго и не для того, чтобы устраивать новую драку, — с мрачной насмешкой сообщил мне этот сопляк.

— Да уж спасибо, что успокоил, а то я было начал бояться! — я отпиваю вино и смотрю на него сверху вниз, ожидая продолжения его язвительной фразы.

— Просто хочу, чтобы ты знал: Крайнов не сопровождал ее до дома! Графиня потребовала сменить экипаж в городе и сразу же воспользовалась возможностью избавиться от его общества. Она просто хотела сбежать от тебя, дядя! Риана пережила слишком много, чтобы воевать еще и с тобой! Оставь эту девушку в покое! — сухо и несколько грубовато, но крайне сдержанно произнес он.

— Ты хотел сказать: оставить ее ТЕБЕ? — вежливо уточняю я.

Эрик встречает мой недобрый взгляд совершенно спокойно, он опирается плечом о дверной косяк и устало вздыхает.

— Нет, она отвергла и мои чувства, и я уважаю ее решение! Хочу, чтобы ты поступил также!

Серьезность, с которой смотрит на меня племянник, поражает и заставляет забыть о раздражении и глупой ревности, а сказанные им слова ощутимо усмирили мою злость.

— Что ж, я не чудовище, которое съедает на завтрак юных красавиц, хотя ты, верно, представляешь меня именно таким? Я оставлю ее в покое, даже покину эту страну: у меня как раз намечаются новые переговоры, и мне, в самом деле, нужно немного остыть и проветрить голову, но это не значит, что кто-то вроде тебя может навязывать мне, что делать можно, а чего нет!

— Ты даешь мне слово, что не приблизишься больше к графине Богдановой? — Эрик сверлит меня взглядом исподлобья и скрещивает руки на груди.

— Я не собираюсь давать тебе никаких обещаний! Эта девушка показалась мне особенной, не такой, как другие, и я не уверен, что смогу так легко от нее отказаться! — пожав плечами, совершенно честно признаю я.

— Тогда спасибо за откровенность, дядя! Риана и впрямь особенная, и, если ты причинишь ей вред, я буду драться с тобой, пока не одержу победу или… умру!

— Ну-ну, несколько пафосное обещание не находишь?

Эрик безразлично пожал плечами, а потом вдруг, с вызовом глядя мне в глаза, спросил:

— Скажи мне, дядя, почему твоя жена покончила с собой?

— Она не делала этого, Эрик! — без тени страха отвечаю я, наблюдая за тем, как вытягивается от удивления его лицо.

— Что ты имеешь в виду? Ее отравили? Это сделал ты?

Кто бы сомневался, что именно такая мысль озарит его голову в первую очередь!

— И почему мне кажется, что ты меня сейчас обвиняешь? Ее застрелили и, нет, это сделал НЕ я! И, опережая следующий твой вопрос, скажу: я ни о чем подобном никого не просил!

— Я не верю тебе, зачем врать всем о подобном? — Эрик нервничает: видимо, мысль о том, что я замучил собственную супругу, долгое время не давала ему покоя.

— Потому что правда слишком горька — она еще хуже, чем эту глупая сказочка про мужа-тирана и его несчастную жену! — фыркнув, отвечаю ему. — Я устал от твоих вопросов! Ты можешь остаться на ночь, но лучше покинь мой дом прямо сейчас!

Эрик, конечно же, решил уехать. Не знаю, зачем я рассказал ему о смерти Амалии, но отчего-то мне захотелось убедить этого гордеца и правдолюбца в том, что я не такое уж и чудовище, каким меня видит большинство!

Пожалуй, мне в самом деле следует покинуть эти земли, быть как можно дальше от…нее! Внутренне я прекрасно понимал, что это не поможет забыть графиню и избавиться от странного наваждения, но, быть может, мне все же следует хотя бы попытаться? Ей действительно будет лучше без меня?

Глава 3

Алиса с мрачным видом провожала кружащиеся за окном снежинки. Я бесшумно подошла со спины, опустила на ее плечи мягкую шаль и обняла сестру, крепко сжимая ее в своих объятиях.

— Эй, Лисенок, хватит уже грустить! Тебе скоро пятнадцать, а ты и ухом не ведешь! Кто будет помогать мне готовить праздник? Если ты будешь капризничать, Стешка тебя покусает! — куница в знак согласия тут же подобралась с моего плеча к плечу Алиски и фыркнула ей прямо в ушко.

Сестра обиженно нахмурилась и пересадила Стешку к себе на колени.

— Не хочу я никаких праздников, Ри! Я хочу тишины и спокойствия! Пусть меня никто не беспокоит: давай просто сделаем вид, что это обычный день!

— Ну, конечно! Сейчас, разбежалась! А ну вставай, вредина! Будешь упрямиться, и я возьму инициативу в свои руки и сделаю такое, такое… — я многозначительно замахала руками.

Она робко улыбнулась и прикусила губу.

— Я не хочу гостей, не хочу чужих людей в нашем доме!

— А чужих и не будет! Мы все равно придумаем что-нибудь грандиозное, у меня даже есть несколько идей! — я заговорщически ей подмигнула.

— Все равно не хочу! Ну, пожалуйста, Риана, давай не будем! — тяжело вздохнула сестра, уставившись на меня больными глазами.

Больны они, разумеется, были от неразделенной любви, и я уже две недели не могла привести в порядок эту страдалицу. Две недели я ломала голову и думала, что делать с маленькой плаксой, которая в своем горе бывает настолько ранима и отчаянна, что это вот-вот могло перерасти в очередной приступ удушья. Я боялась однажды не успеть вовремя или того хуже — оказаться бессильной перед ее недугом!

— Ты не выносима! А хочешь, я… приглашу Эрика? — сдавшись, предложила сестре.

Я знаю, что это не самая лучшая идея, но видеть ее такой еще и в день рождения я не могла! Мы никогда не праздновали именины так, как нам бы того хотелось, и в этот раз все должно было быть иначе!

— Его? Зачем? Нет, даже не думай, нет! — разволновалась Алиса, но глаза ее тут же заблестели, а дыхание сбилось, стоило только упомянуть имя австрийца.

— Он будет приглашен в качестве нашего друга! Я думаю, он будет рад поздравить тебя, — рассудительно предположила я.

— Я не хочу! — капризно выдавила эта влюбленная дурочка.

— А вот это уже наглая ложь! — усмехнулась я.

— Если ты его пригласишь, тогда я приглашу Крайнова! — вдруг заявила она.

Я возмущенно округлила глаза.

— С ума сошла? Зачем?

— А что? Разве это не МОЙ день рождения? И разве граф не ТВОЙ ЖЕНИХ? — она насмешливо выгнула бровь — вот же поганка!

Алиса знала, что помолвка, которую я предложила графу, фиктивная и даже подшучивала надо мной из-за того, насколько дурацкой выглядит вся эта затея. Я же убеждала ее, что в этом есть крайняя необходимость, и в то же время раз за разом отказывала графу во встречах, отправляла его посыльных ни с чем к хозяину, ссылаясь на то, что ужасно больна и не могу его видеть.

Сразу после нашего с Алисой возвращения из особняка Богарне Эрик передал записку, сообщая, что герцог вскоре покидает страну и не будет меня беспокоить, по крайней мере, какое-то время. Эта новость обнадеживала меня, и я уже не нуждалась в помощи Крайнова, а значит, и на свидания с ним могла не ходить.

— Прекрати! Это даже не смешно!

— Мне тоже!

— Пусть он придет! Может, если рядом с тобой будет другой мужчина, Эрик перестанет замечать тебя и разглядит наконец МЕНЯ?

— Ах вот оно что! — возмутилась я. — Тебе пятнадцать, а все не терпится под венец? Мы же уже говорили об этом!

— Риана, не будь занудой! Мне не всегда будет пятнадцать лет! И это была твоя идея пригласить его! — справедливо напомнила сестра.

— И я уже раскаиваюсь в этом! — тут же заверила Алису.

— Так ты сделаешь это для меня?

— Хорошо, — закатив глаза, отозвалась я. — А ты, юная леди, поможешь мне во всем остальном! Ты больше не будешь отлынивать от своих обязанностей и возьмешься за ум! У нас всего пять дней, чтобы подготовиться к празднику!

— Ты ужасно вредная сестра! — заверила Алиса и отвернулась, но я точно знала, что теперь она улыбается и прячет от меня свою радость.

А вот мне было отнюдь не весело…

Решить вопрос с приглашением Крайнова было легко! Я просто написала ему очередную записку! Не слишком вежливо и тактично я сообщила об именинах Алиса и о том, что при желании он может воспользоваться возможностью поздравить ее, но, если Его Благородие чем-то занят, мы с сестрой отнесемся к этому с пониманием и обиды держать не будем! Да я почти прямым текстом написала это и дала понять, что не особо желаю его видеть.

Однако граф, конечно же, тут же вцепился в новую возможность испытать мои нервы на прочность и «обрадовал» целым письмом, в котором заверял, что отложит все свои дела ради того, чтобы поздравить юную княжну и повидать дорогую и милую его сердцу НЕВЕСТУ! Невыносимый и невообразимо упертый человек!

Эрик же, на мой взгляд, заслуживал большего, и я решила поговорить с ним лично.

Австриец ждал меня на площади в центре города, мы сговорились совершить совместную прогулку, где я постаралась крайне осторожно объяснить свое желание видеть его на дне рождения Алисы.

— Боже мой, женщины! Что с вами происходит? — он с вопросом уставился на меня, явно пытался отыскать ответ в моих глазах и не находя оного.

Эрик сегодня был, как и всегда, хорош собой, а его серо-голубые глаза искрились жизнью и какой-то необыкновенно сильной энергетикой. Это был человек, который не боялся трудностей и всегда верил в свои силы.

— Я знаю, что поступаю нелогично, — виновато замямлила я.

— Нелогично? Пожалуй, что так! — усмехнулся австриец. — Я живой человек, Риана, а не марионетка! Я не позволю играть с собой, даже если вы делаете это ради сестры!

— Но я не играю с вами! — тут же вспыхнула я. — И дело даже не в том, что я всерьез опасаюсь, что состояние Алисы резко ухудшиться, и она может не пережить очередного приступа, хотя это, конечно, тоже имеет огромное значение. Дело еще и в том, что для нас обеих еще не существовало ни одного праздника без оскорблений, унижения, страха стать жертвой воли отца или наказания за непослушание. Во время званых обедов на именинах мы с Алисой всегда были теми самыми марионетками, которыми умело управлял наш кукловод. Мы должными были сидеть там, где сказано, говорить то, что положено, улыбаться, кому приказано, танцевать, с кем укажут, и так далее. Я хочу, чтобы это, наконец, осталось позади, хочу видеть здоровую улыбку на лице сестры, хочу перестать просыпаться от ее, а иногда и своих собственных криков по ночам, и я думала, что могу справиться с этим в одиночку, но на самом деле мне нужна помощь…

— Черт побери, хорошо! Я никогда не мог устоять против вас! Вы самое жестокое оружие против мужчины, уж поверьте, Риана! Быть вам просто другом — худшее из того, что вы могли мне предложить! Но я приму это, постараюсь принять! Надеюсь, Алиса тоже справится с этой задачей, хотя бы со временем, ведь я действительно могу быть хорошим другом для НЕЕ!

— Я в долгу перед вами, Эрик, но это не единственное, что я должна вам сказать! — я мучительно вздохнула. — Кажется, на именинах Алисы будет гость, присутствию которого вы не будете рады…

— И кто же он? — австриец несколько напрягся, глядя мне в глаза.

— Это Крайнов!

— Костя? Вы пригласили графа Крайнова на день рождения сестры? Вы снова возобновили общение с ним? — Эрик остановился и в непонимании буравил меня взглядом.

— Можно и так сказать, но это не я придумала приглашать графа на праздник, уж поверьте!

— Алиса? Но зачем?

— Ну, дело в том, что граф Константин Крайнов в некотором роде мой жених… — понизив голос, призналась я и едва подавила желание зажмуриться на случай, если после сказанного мне дадут подзатыльник.

— Ваш кто, простите? Жених? — возмущению австрийца не было предела.

Несколько секунд я молча наблюдала за сменой эмоций в глазах молодого человека. Он был удивлен, шокирован и разочарован. Я прикусила губу и едва не расплакалась от злости, а потом, сжала руки в кулаки и заставила себя успокоиться.

— Вы и раньше замечали, что я неравнодушна к графу…

— Замечал, но он не отвечал на ваши чувства, вы стали женой старика по его вине, — горячился Эрик.

— Я знаю! — перебила его я. — Я знаю, что это не он ворвался на тот балкон и не он защитил нас от отца… я все знаю, Эрик! — мой голос стих, а взгляд стал потерянным и грустным. — Но сердцу не прикажешь…

— Сердцу… — повторил за мной австриец, он снова зашагал вперед, а я последовала за ним. — С вашим сердцем, определенно, что-то случилось: оно неправильно работает, сломалось! — попытался подшутить молодой человек.

Я пожала плечами и немного отвела взгляд.

— Некоторые механизмы после поломки уже не подлежат ремонту!

— Я и представить не мог этого! Я больше не доверяю Косте… — устало проговорил Эрик.

Я молчала, мысленно соглашаясь с ним, но не признавая этого.

— Пообещайте мне, что не станете устраивать сцен и тем более драк!

— За кого вы меня принимаете, Риана? Да, мы с дядей давно не ладим, да и с Крайновым часто не сходимся во мнениях, но я в состоянии сдержаться и уж точно не буду портить вашей сестре праздник! Кроме того в прошлый раз, когда она выскочила на поле и встала между мной и Оливером, Алиса очень красноречиво и решительно дала мне понять, что вести себя подобным образом в ее присутствии точно не следует!

Я усмехнулась и робко улыбнулась.

— И я с ней полностью согласна в этом! Кстати, у меня к вам будет еще одна просьба — последняя! — вдруг спохватилась я.

— Я весь во внимании! — бросил взгляд в мою сторону австриец и тут же принялся разглядывать витрины магазинов.

— Понимаете, у нас не так много друзей, поэтому если у вас на примете есть кто-то надежный и вызывающий доверие, подходящий по возрасту для дружбы с моей сестрой, я была бы вам крайне признательна! Алисе нужно заводить знакомства, общаться — это должно помочь ей! — я с надеждой изучала задумчивый профиль австрийца, который молчаливо шел рядом.

— Я подумаю, — сухо пообещал он.

Мы распрощались. Совесть грызла меня и не давала покоя, но я так и не решилась рассказать ему правду о нашей с Крайновым сделке. Наверняка он бы посчитал меня неразумной и странной и был бы прав!

Глава 4

В день своего рождения Алиса была просто неотразима! Нежно-голубое платье очень шло к цвету ее глаз, длинные пшеничного цвета волосы были уложены в красивую прическу, но несколько завитых локонов обрамляли ее милое личико и падали на тонкую лебединую шейку. Она много улыбалась, но улыбка редко доходила до глаз и все чаще за этими густыми темными ресницами пряталась грусть и одиночество.

Мы пригласили гостей, совсем немногих из тех, с кем успели подружиться, Эрик привез с собой своих друзей: молодого князя Андрея Белова и его кузину, шестнадцатилетнюю княжну Софью. Князь сразу обратил свое внимание на мою сестренку. Он был немногим старше моей Алиски, кажется, ему было девятнадцать или двадцать лет. Высокий, стройный, рыжеволосый с правильными чертами лица и приятной немного хитрой улыбкой. Эрик признался, что не так уж давно знаком с Андре, но парень показался ему очень дружелюбным и воспитанным, кроме того он утверждал, что видел Алису прежде на каком-то балу и мечтал познакомиться поближе.

Юноша осыпал сестру комплиментами, много шутил, пытался развлекать ее историями о своих великих похождениях (правда, я так и не поняла, куда это он в столь скромной возрасте уже мог успеть «сходить»), но она пока уверенно держала оборона. Просто снежная королева какая-то!

После щедрого обеда гости принялись непринужденно что-то обсуждать, знакомиться друг с другом, делиться последними новостями, ну а я наблюдала за происходящим со стороны, следя за тем, чтобы именинница не вздумала сбежать с собственного праздника.

— Кажется, без меня тут было слишком скучно!

Крайнов неожиданно возник прямо за моей спиной и, едва касаясь моего уха горячим дыханием, продолжил шептать:

— Ты скучала по мне, признайся, Риана!

Снова это вольное и наглое «ты»! Мурашки осыпали мою кожу, забравшись за тонкую ткань моего торжественного наряда — самого светлого в моем гардеробе платье. Я резко обернулась и столкнулась нос к носу с графом.

Раскрыла прямо перед его лицом веер, одним движением сложила его и едва не щелкнула им же по графскому носу.

— Я бы сказала, что без ВАС тут… спокойно, гармонично, уютно, нормально, в конце концов!

Крайнов никак не впечатлился и даже не оскорбился, закатил глаза при слове «вас», а потом и вовсе принялся жадным взглядом изучать меня с ног до головы, неприлично долго задержавшись сначала на линии моего декольте, а потом и на моих губах.

— Я не верю ни единому вашему слову! — широко улыбнулся он, снова вернувшись к привычному и безопасному для меня «вы».

— А стоило бы! — с досадой признала я.

— Кажется, вы забыли, что собирались стать моей невестой! — он по-хозяйски протянул руку и положил ее на мою талию.

Возмутившись, я тут же от нее избавилась.

— Фиктивной невестой! Не забывайте, граф! И вполне возможно, что в этом уже нет никакой необходимости!

— Неужели? И с чего такие поспешные выводы? Из-за отъезда нашего мусье? Спешу вас «обрадовать», что господин Богарне еще вернется! Он, знаете ли, заприметив дичь, предпочитает загнать жертву и сделать из нее домашнюю зверушку, послушную и безвольную, строго знающую свое место! И вы сами преподнесли ему себя на блюдечке с золотой каемочкой! Если он ради желаемого вытащил этого заносчивого олуха и продержал вас в своем доме столько дней — значит, уже не оставит в покое!

— Вы бредите, граф! Вы явились сюда только для того, чтобы пугать меня? — я поспешила отдалиться от пришедших гостей еще больше, чтобы наша с Крайновым перепалка не привлекала лишнего внимания.

— Предупредить! Вы ведь знаете, что он был женат!? — словно открывая мне страшную тайну, заявил граф.

— И овдовел, что в этом такого? — фыркнула я в ответ. Я и сама успела стать вдовой в кратчайшие сроки!

— Его жена покончила с собой, отравилась, потому что не смогла больше выносить красивой жизни в золотой клетке! Желаете стать следующей в его коллекции? Амалия угасла на глазах, она стала бояться смотреть людям в глаза, бояться улыбаться, а его ревность… Этот человек не сдерживался и поднимал руку на собственную жену! Вы слышите меня? Спросите кого угодно о том, что стало с прекрасной австрийской герцогиней Амалией Лифорш — обстоятельства ее смерти ни для кого не секрет. Эрик наверняка подтвердит мои слова, графиня!

Я засмеялась, не желая показывать графу, что его слова все же дошли до своей цели, страх коснулся моего сердца, но я пыталась мыслить здраво и не верить Крайнову на слово.

— Я видела его жену, Константин! И она не была похожа на жертву, можете не стараться! Герцог не показался мне безумцем, он не пытался сделать меня своей… женой и, прошу вас, не надо намекать, что мисье Богарне такой же, как и мой покойный супруг.

— А я и не намекаю! Ну что вы, ведь пока на его счету только одна женщина — хотя шанс стать следующей должен был бы заставить вас опасаться его!

— Вы необыкновенно заботливы, Крайнов, но, может, вам лучше пойти и пообщаться с кем-нибудь еще? Выпить вина? Испариться? — раздражение подталкивало меня к настоящей грубости, и я, не стесняясь, говорила графу все, что о нем думаю.

Он ухватил меня за ладонь и притянул к себе, я тревожно оглянулась, поймав хмурый взгляд австрийца, который был в другом конце залы, но уже давно заприметил наш разговор.

— А что, если я чувствую свою вину! — вдруг с несвойственной ему страстностью в голосе произнес Крайнов.

— Что? Вину? С чего бы это?

— Я хочу уберечь вас от беды… хотя бы на этот раз, — заглядывая в мои глаза, произнес граф.

— Как трогательно с вашей стороны! — восхищаясь его достижениям в области драмы, произнесла я.

— Риана, посмотрите на меня! — потребовал он, когда я снова отвлеклась и принялась оглядываться, придумывая, как бы поскорее избавиться от общества навязчивого поклонника.

— Я готов на все ради вас! — наконец с горячностью произнес граф.

Я отвлеклась и посмотрела на него не лишенным любопытства взглядом.

— На все? Это на что же, например?

— Я женюсь на вас! — вдруг произносит Константин.

И я удивленно замерла, вглядываясь в темные омуты напротив. Скулы напряжены, брови сведены, в глазах столько трогательного волнения и холодной решимости — что, черт возьми, случилось с графом!?

Я нервно смеюсь и на шаг отдаляюсь от мужчины.

— Кажется, это перестает быть забавным! Глупая и бессмысленная затея! Я поддалась порыву, подчинилась собственному страху, когда предложила вам эту игру в жениха и невесту, но то, что вы несете сейчас — это уже явный перебор!

— Говорю совершенно серьезно, Риана! Станьте моей женой, вы не пожалеете!

Я снова засмеялась, нервно сжав в руке дурацкий веер и грозя сломать его в любую минуту.

— Конечно же, пожалею! Кто угодно пожалеет! Вы слишком ветрены и непоследовательны! Какая муха вас вообще укусила, граф?

— Вы должны дать мне хотя бы шанс! Не смейтесь надо мной, Риана! — глаза мужчины горели опасным огнем неукротимого желания добиться своего.

— А вы прекратите говорить глупости! Я не настолько наивна, чтобы поверить в вашу честность и чистоту помыслов! — тут же оборвала я, покраснев и окончательно смутившись.

— Хорошо, вы правы! Возможно, я слишком напорист, и это действительно кажется вам неискренним и фальшивым порывом! Простите меня! — он виновато опустил взгляд, встревожив меня еще более странным выражением глаз — вселенская печаль, не иначе!

— Потанцуем? — в глазах графа промелькнула надежда, но странный мягкий тон, полный какой-то юношеской неуверенности пугал меня сильнее, чем дурацкое предложение руки и сердца.

— Сегодня я не танцую, Константин Сергеевич, прошу меня простить! — отозвалась я.

— Что ж, в таком случае мне придется вас об этом умолять! — заявил он и вдруг опустил на одно колено, захватил мою правую руку в плен и нагло прижал к своим губам, в очередной раз привлекая к нам всеобщее внимание.

— Немедленно прекратите этот цирк!

— И не подумаю! Вы слишком красивы, чтобы оставаться в стороне, да и вашей сестре похоже следует дать правильный пример, иначе она так и будет жаться по углам и прятаться там от своих ухажеров!

— Хорошо, — сквозь зубы рычу я.

Поднимаю голову и действительно наблюдаю сцену, в которой Андре явно пытается уговорить Алиску станцевать с ним, но та отчаянно качает головой, краснеет, смотрит испуганно по сторонам, выискивая мой взгляд и как бы моля о помощи. Я же киваю в сторону молодого человека и осуждающе смотрю на упрямую девчонку.

Будь перед ней сейчас Эрик, и она бы точно сдалась. Но австриец вел себя подчеркнуто сдержанно и холодно: он сидел на диване и о чем-то беседовал с моим соседом князем Зотовым, который один из немногих вел себя с нами достаточно вежливо и уважительно и любезно привез на сегодняшний вечер свою молодую дочь и младшего из сыновей.

Я подозвала к себе Андре. Юноша удивился, но тут же приблизился, вежливо поприветствовал графа и улыбнулся мне грустной и разочарованной улыбкой.

— Вам следует попробовать еще раз, князь! Скажу вам по секрету, что Алиса просто очень смущается, так как считает, что недостаточно хорошо танцует. Она боится оступиться и оконфузиться — убедите ее в том, что ей нечего бояться, и все будет хорошо!

Парнишка изменился в лице, несколько самоуверенно улыбнулся мне и… графу, что немало удивило, и, поблагодарив меня, тут же отправился снова покорять сердце моей сестры.

— Интересно, сколько раз мне потребуется проявить терпение и настойчивость прежде, чем вы сдадитесь? — полюбопытствовал Крайнов.

— Терпение и настойчивость? Одновременно? Вы желаете вызвать у меня приступ головной боли? Не стоит, граф! Давайте остановимся на одном танце!

Странно, но он промолчал. Музыка наполнила зал, его рука оказалась на моей талии, а моя на его плече. Его глаза прямо напротив моих… Я столько раз заглядывала туда с надеждой, я столько раз тонула в них, а сейчас… сейчас я была на берегу, чувствовала под ногами твердую почву и удивлялась самой себе.

Крайнов хмурился, терпеливо искал во мне отклик, чуть сильнее сжимая мою талию, чуть ближе притягивая к себе, лаская меня нежным и томящимся взглядом. Я же механически повторяла давно заученные движения.

Его близость стала раздражать и даже тревожить, я прикрыла глаза и расслабилась, лишь когда на месте графа почувствовала совсем другие руки… У него широкая ладонь, он массивен и пугающе силен, он уверен в каждом шаге, но в его руках не страшно, а спокойно. Как будто идя по тонкому льду точно знаешь, что не провалишься и не поскользнешься. Он чувствует мелодию и ритм так, как ты, он стеной огораживает тебя от целого мира и позволяет окунуться в свой собственный…

Я подчиняюсь порыву и плавно сгибаюсь, уверенно доверяя партнёру, а потом чувствую на своей шее холодные губы и испуганно распахиваю глаза. Лицо Крайнова оказывается опасно близко, его веки полуприкрыты, а взгляд затуманен.

Я вздрагиваю и вырываюсь из его рук, оступившись и едва не рухнув прямо к ногам озадаченного графа.

— Что с вами, Риана? — удивленно произносит он, изучая мое лицо внимательным взглядом.

Я покраснела от стыда и смущения и отступила еще на шаг, выставив руку между нами. Константин же мой растерянный и встревоженный вид принял на свой счет, решив, что почти соблазнил меня!

— Все в полном порядке… БЫЛО, пока вы не стали приставать ко мне!

Я отвернулась от Крайнова и нашла взглядом сестру, которая, о чудо, танцевала с Андре. Еще больше меня удивило то, что она улыбалась и даже смеялась. Они танцевали совершенно неправильно, все время меняя направление. Князь то и дело ни с того ни с сего принимался кружить Алису, а иногда устраивал целое представление из того, что она неловко оступалась и делала что-то не так, как того требовали правила, а потом он и вовсе подхватил ее за талию, оторвал от паркета и, описав вместе с ней несколько кругов вокруг своей оси, поставил наконец мою раскрасневшуюся и счастливую сестру на пол.

Пара, явно увлекшаяся созерцанием друг друга, оказалась рядом с нами, и я едва узнавала свою Алису. Но ее преображение мне очень нравилось.

— Кажется, сейчас у тебя из-под носа уведут и вторую сестру, — услышала я краем уха и обернулась.

Костя стоял рядом с Эриком, который, как ни странно, буравил недружелюбным взглядом князя Белова. Слова Крайнова заставили его вздрогнуть. Он с раздражением и злостью обернулся к бывшему приятелю. Полыхающие молнии между этими двумя не предвещали ничего хорошего, потому что Крайнов совершенно не умеет держать язык за зубами!

— А почему бы нам прямо сейчас не приступить к церемонии вручения подарков? Я, например, свой так и не подарила! — вдруг громко и радостно объявила я во всеуслышание.

— О чем это ты, Риана? — удивленно возвела брови сестренка.

— Господа, прошу вас, все, кто не боится простудиться и не прочь размять кости, может проследовать за мной, но, предупреждаю, для начала вам нужно одеться потеплее и не отставать от меня!

С этими слова, я, ни на кого не оглядываясь, последовала к выходу.

За спиной раздался возбужденный гомон молодежи и торопливое шуршание: процедура переодевания и утепления все же занятие не такое уж и простое!

Выбравшись на свежий воздух, я все также не оборачивалась, точно зная, что всего в шаге от меня идет Крайнов, несомненно, тоже заинтригованный, как и все, и желающий продолжить свою дурацкую игру.

Я прятала от него свой взгляд. Мне было не по себе после этого дурацкого танца. Как так вышло, что я вдруг снова оказалась в руках герцога, в его полной власти и … я не просто не боялась его, я снова была в безопасности! Безумие! Бессмыслица! Полнейший бред!

Что там говорил Крайнов? Герцог замучил свою жену, довел до самоубийства? Почему это не заставляет меня бояться его пуще прежнего? Почему, выбирая между им и Крайновым, мое сердце вдруг выбрало герцога и напрочь отвергло не только Крайнова, но и Эрика!

Алиса догоняет меня уже на крыльце, принаряженная, со сверкающими азартом и нетерпением глазищами и огромным пушистым шарфом, который ей подарила жена Демьяна сегодня утром.

— Ты чего там придумала, сестра? — вопрошает мелкая.

А я вместо ответа отвязала шарф и закрыла им ее глаза, Андре тут же оказался рядом, подхватил ее под руку, чтобы не споткнулась, и заботливо вызвался вести Алису вдоль расчищенной дворником дорожки.

Эрик шел следом и его задумчивый, мрачный взгляд удивлял меня все больше. Я опасалась его ревности по отношению к Константину и никак не ожидала, что он начнет ревновать Алиску к своему другу. Я изредка посматривала на австрийца и мысленно улыбалась. Они с сестрой подходили друг другу намного больше, вот только она у меня еще совсем ребенок, и я не готова отдавать ее ни благороднейшему господину Кауста, ни даже обходительному и изобретательному Андре!

Как только мы дошли до нужного поворота и все присутствующие получили возможность лицезреть выстроенную в кратчайшие сроки по моему велению ледяную горку, раздались сначала удивленные восклицания и охи, а потом воцарилась полная тишина, так как сама именинница еще ничего не видела.

Алиса торопливо стянула с глаз шарф, удивленно уставилась сначала на горку, потом на меня, потом на гостей и снова на горку, не веря своим глазам.

— Это что… это горка? Мы что… мы будем кататься? Вот прям там? — запинаясь и заикаясь, спрашивала сестра. Я только молчаливо кивнула и выжидающе выгнула бровь.

Алиса наконец осознала, что увиденное ей не привиделось, громко и оглушающе взвизгнула, едва не задушила меня в крепких объятиях, обожгла мою щеку звонким поцелуем и, смеясь и перекрикивая гостей, рванула осваивать новые высоты.

Я же осталась на месте, любуясь со стороны работой своих крепостных, которые трудясь на совесть, сделали ее по-настоящему высокой и скользкой.

— Выглядит неплохо! — снова Крайнов, который, похоже, решил сегодня не отступать от меня ни на шаг.

Я возмущенно передернула плечами, а он вдруг обнял меня и привлек к себе, пользуясь тем, что все остальные уже активно загружались в сани и скатывались с ледяной вершины вниз под пронзительные вскрики девчонок.

— И почему вы здесь, а не там?

Я все же высвободилась из рук Крайнова и, обернувшись, заявила:

— Вы правы, стоит опробовать свой подарок на деле!

Я тут же рванула вперед, приметив взглядом Эрика, который, судя по всему, пока еще не определился, стоит ли ему присоединяться к общему веселью!

Я вцепилась в его ладонь и потянула за собой. Австриец не стал сопротивляться, и мы тут же уместились на санях у вершины горки. Было достаточно высоко, чтобы я испугалась, но не настолько, чтобы отказалась от этой затеи.

В нашем прошлом подобных развлечений не было. Мы никогда не знали такого простого детского счастья. Я покрепче вцепилась в тулуп Эрика и зажмурилась, сердце бухнуло в груди, дыхание перехватило, ветер ударил в лицо, мороз ворвался в легкие, заставляя глубоко вдохнуть и выдохнуть. Я распахнула глаза и поняла, что мы уже скатились и вот-вот остановимся.

— Это было здорово, — растерянно пробормотала я.

Эрик обернулся и впервые за сегодняшний день одарил меня теплой и доброй улыбкой. Впрочем, счастливый смех Алиски тут же стер с его лица радушие и вернул мне холодного и несколько равнодушного приятеля.

Но на этом мои сюрпризы не заканчивались. Поэтому вскоре мы переместились к недавно расчищенному котловану, а гости удивленно таращились на приготовленные специально для них пары коньков, достать которые было по-настоящему непросто, но богатство моего покойного супруга и талант Демьяна находить все, чего бы я ни пожелала, сделали свое дело.

Я стояла в стороне и улыбалась сестре, которая, конечно, была жутко неуклюжа на льду, но Андре все время ловил ее, раздавал какие-то советы и она скользила все лучше и лучше. Против катания на льду никто не смог устоять, даже молчаливый сегодня австриец оставил меня и сделал вид, что поддался обаянию княжны Софьи, но я в это не верила.

— Почему бы вам не присоединиться к ним, Риана? — Крайнов тоже опробовал лед и скользил он превосходно, так, что дух захватывало от одного лишь вида.

— Я не хочу! — честно ответила графу.

После катания с горки в компании с Эриком мой нынешний ответ совершенно не устроил графа.

— Не умеете?

— Не умею, — прилежно согласилась с ним. — Но дело именно в том, что я и не хочу учиться.

— Или просто боитесь?

— И это тоже! — пожала плечами.

— Знаете, клин нужно вышибать клином! Если вы боитесь льда, вам обязательно нужно ступить на него! — с этими словами Крайнов бесцеремонно усадил меня на лавку и принялся стягивать с ног обувь.

— Что вы делаете, граф, вы в своем уме? — возмутилась я.

— Всего лишь ухаживаю за своей невестой, — сверкнул своей улыбкой Крайнов. — Я не позволю вам снова сбежать от меня к другому мужчине или отсидеться в стороне — вам придется довериться мне и встать на лед!

— Ну, уж нет!

Но меня никто не слушал и не слышал, Константин ловко справился с обувью, подобрал нужную по размеру пару и принялся за дело.

Он подхватил меня и понес прямо ко льду. Я ощутила настоящий ужас, не чувствуя надежной опоры под ногами, у меня даже голова закружилась от страха, и я мертвой хваткой вцепилась в Крайнова, чтобы не расстелиться на льду у всех на глазах.

— Немедленно уведите меня отсюда, — сквозь зубы проговорила ему, понизив голос.

— И не подумаю! — ответил тот, видимо, довольный тем, что мне приходится искать в нем опору.

Он уверенно потянул меня за собой подальше от спасительной суши, я же пыталась сопротивляться.

— Я не хочу! Я прокляну вас, Крайнов! Лучше никогда больше не поворачивайтесь ко мне спиной, слышите!

Он лишь рассмеялся мне в лицо.

— А вы забавная, когда так злитесь!

— Почему он позволяет себе такое? — услышала я за спиной и обернулась. Один из гостей обратился с вопросом к Эрику, тот окинув меня и Крайнова спокойным взглядом, ответил:

— Наверное, потому что она — его невеста!

— Вы это серьезно?

— Абсолютно! — пожал плечами австриец.

— И как ему это удается!

Я раздраженно вздохнула, отвернулась от беседующих и одарила графа ненавидящим взглядом. Я чувствовала какой-то животный страх и никак не могла прислушаться к его советам, не могла заставить себя перестать бояться! А уж на просьбы «довериться и расслабиться» я вообще никак не реагировала.

Я несколько раз приземлялась на колени, и Крайнов терпеливо поднимал меня и снова заставлял двигаться.

— Вам нужно прекратить бояться упасть, это же совершенно не смертельно, Риана! У вас уженеплохо получается! Поверьте, язнаю, о чем говорю! — убеждал меня Крайнов.

— Даже не думайте меня отпускать, граф! Я убью вас, если вы это сделаете!

— Не будьте ребенком, дорогая! — улыбнулся мне Константин.

Он ускорился и потянул меня за собой, вынуждая неуклюже передвигать ноги. Я действительно почувствовала себя немного лучше и даже начала верить в то, что у меня получится. Но Крайнову было мало достигнутого, и он ускорился еще больше, а потом, вдруг отпустил свою руки и толкнул меня вперед.

Я выбросила руки в стороны, словно надеясь найти опору, которой поблизости не наблюдалось. Голова кружилась, колени подгибались, кто-то выскочил прямо передо мной и проехал мимо, а я, испугавшись, окончательно потеряла равновесие и, конечно, упала — неудачно, как и ожидалось.

— Риана! — граф оказался рядом и протянул мне руку.

Слезы боли застилали глаза, я боялась пошевелиться и лишь выставила руку, отталкивая его от себя.

— Нет, не трогайте меня! — с трудом смогла сказать и сжала губы, чтобы не всхлипывать и не стонать от боли в голос.

Улыбка наконец-то сползла с лица Крайнова, и он опустился передо мной на колени.

— Больно? — уже другим голосом спросил он.

Кругом было тихо, я оглянулась и поняла, что большинство уже покинули лед и весело перестреливались снежками недалеко от особняка.

— Не упирайтесь, хорошо? Я осторожно перенесу вас отсюда, — севшим голос проговорил граф.

Я закрыла глаза и стиснула зубы, когда он оторвал меня от земли. Руки вцепились в его шею, страх и боль заполнили мое сознание. Я представляла, как граф неожиданно спотыкается и падает на лед вместе со мной и тряслась от ужаса.

Он опустил меня на лавку, торопливо сменил обувь и уже не в первый раз за сегодня опустился на колени прямо передо мной, не смело потянувшись к моим конькам рукой.

— Я ненавижу вас! Как же я вас ненавижу, граф! — все еще всхлипывая, говорила я.

— Нет, Риана, вы просто злитесь и вам больно, — мягко отозвался Крайнов, осторожно стягиваяс меня это орудие пыток.

Я зашипела от боли, но смогла это выдержать.

— Я только недавно рассталась с дурацкой тростью, я не хочу снова превращаться в калеку! — жалобно произнесла я.

— Этого не будет! — уверенно заявил Крайнов.

— Я прикажу вышвырнуть вас вон, без экипажа, можете оставить себе коньки и катиться отсюда куда подальше! — угрожающе пообещала я.

Крайнов покачал головой и, закончив с обувью, произнес.

— Если вы и впрямь так серьезно пострадали, я согласен на любое наказание, Риана, даже столь жестокое! — заверил меня граф.

Пока я придумывала, что сказать, он снова подхватил меня на руки и понес в сторону дома.

Мы наконец-то попали на глаза гостей и моей сестры в частности, которая тут же оказалась рядом.

— Ри, что случилось? Тебе плохо? — беспокойство на лице Алисы заставило меня взять себя в руки и выдавить виноватую улыбку.

— Совсем немного, не волнуйся, господину графу просто очень нравится носить меня на руках. Он убежден, что таким образом покорит мое сердце! — шутливо ответила я ей и демонстративно прижалась к груди Крайнова.

— Ты уверена?

— Да, конечно! Но я, пожалуй, вернусь в дом, если ты не возражаешь!

Она с подозрением посмотрела на меня, но небольшой снежок, запущенный князем Беловым, заставил ее отвлечься и вернуться к всеобщему веселью.

Я ненавидела чувствовать себя беспомощной и слабой, и как только я оказалась на диване в собственном кабинете, куда попросила отнести меня подальше от любопытных глаз, первым делом попыталась все-таки подняться на ноги.

Боль была вполне терпимой, я даже смогла сделать пару неуверенных шагов, прежде чем графвцепился в меня своими загребущими ручищами и снова усадил на кушетку.

— Вам лучше присесть!

— Да неужели! Снова будете демонстрировать мне свои познания в том, что для меня лучше!?

— Риана, я признаю, что виноват перед вами! — он тяжело вздохнул и опустился рядом. — Поверьте, я не желал вам зла и тоже очень испугался, когда вы упали и ваши глаза наполнились слезами.

— К счастью, я кажется, ничего не сломала, поэтому постараюсь сдержать порыв убить вас голыми руками, граф!

— Это хорошо, — улыбнулся Крайнов.

Он склонился надо мной и потянулся холодными пальцами к моему подбородку, я попыталась увернуться, но он все равно накрыл мой рот своими губами в осторожном и нежном поцелуе.

Я не шевелилась и не отталкивала графа, пораженная не столько поведением Крайнова — его наглость как раз таки была мне знакома, а тем, как равнодушно мое сердце к его действиям.

Он оторвался от моих губ и удивленно заглянул в мои глаза, ведь я не оттолкнула его и не поцеловала в ответ.

— Я никогда не стану вашей женой, граф! — подчеркнуто спокойно и вежливо проговорила я.

— Риана, вы сейчас очень обижены на меня…

— Нет, я просто равнодушна к вам! Ваши поцелуи мне неприятны, даже противны, ваши прикосновения меня только раздражают, вы не вызываете во мне доверия и уважения!

С каждым сказанным словом лицо графа становилось все мрачнее и мрачнее.

— Вы так в этом уверены? Значит, я вас больше не устраиваю? Не нравлюсь? На том балу вы не могли противостоять влечению ко мне, а теперь вы холодны и равнодушны… Это все Богарне? Его прикосновения не были для вас столь противны?

Глава 5

Я наконец-то дала Крайнову пощечину, и он не успел увернуться или остановить меня. Его глаза полыхнули злостью, он склонился надо мной и больно схватил за волосы, вынуждая выгнуть шею и болезненно вскрикнуть. Правая рука сильно сжала мою коленку, которую тут же прострелило болью.

— Вы намерены ударить меня, граф? — спросила я.

Крайнов сверкнул злым взглядом, но почти сразу убрал свои руки и даже оставил меня в покое. Подойдя к столу, он налил себе вина и залпом осушил бокал, а потом и второй.

Его взгляд изменился, но вино здесь было не при чем — просто маска спала, явив моему взору истинный уродливый лик этого человека.

— Вы так легко рушите свою жизнь, Риана, и даже не замечаете этого! Вам стоило не портить этот прекрасный вечер, стоило ответить мне согласием на щедрое предложение! — Крайнов вернулся, сел с другого края, и, хотя он никак не касался меня, я чувствовала страх рядом с ним, опасность.

— Я хочу, чтобы вы ушли прямо сейчас! — я постаралась вложить в эти слова как можно больше храбрости, но голос мой все равно дрогнул на последнем слове.

— Увы, но это решать уже не вам! — усмехнулся граф. — Очень скоро вы лишитесь всего, Риана, и только я могу это предотвратить! Никто другой не сможет спасти вас от неизбежного! У вас слишком много врагов, и я стану самым опасных из них!

— Угрозы? Чего вы намерены ими добиться? — сжимая руки в кулаки и настороженно следя взглядом за Крайновым, проговорила я.

— Желаемого, конечно! Давайте-ка я немного раскрою вам глаза, графиня. Дело в том, что я игрок! Я не раб азартных игр, но умело использую других в своих целях. Мой конек не игра в карты — куда интереснее играть людьми. Например, недавно я познакомился с одним юнцом, сыном богатого и уважаемого человека, хорошо воспитанным и подающим большие надежды, как считают родители, у парня есть только один изъян… карты! Он проиграл мне достаточно много, чтобы отец, разозлившись, вышвырнул его из дома и пустил по миру, и он готов на все что угодно, лишь бы избежать такого позора и гнева очень строгого родителя! И я как человек склонный жертвовать ради других сделал ему щедрое предложение, дал возможность оказать мне услугу, за выполнение которой я прощу ему весь долг…

Крайнов смолк, улыбаясь уголками губ. Я поежилась, прекрасно понимая, чего он ждет. К чему эта история? Молодой аристократ, карточный долг, обещание сделать ради искупления все… Что-то внутри болезненно сжалось, и я почувствовала, как холод расползается по телу, сковывая и обездвиживая жертву.

— Вы говорите о… — я запнулась, зажмурилась, отказываясь верить его намекам.

— Князе Белове? Именно, дорогая! Андре не только друг нашего общего знакомого, он еще и мой должник! Угадайте, о чем я его сегодня попросил? — глаза Крайнова загорелись огнем предвкушения веселья.

— Алиса… — с трудом смогла выговорить я.

— О, не волнуйтесь так, у нас еще есть время, — глядя на настенные часы «успокоил» меня граф. — Но если я не вмешаюсь, день рождения обещает стать весьма насыщенным на события! Например, Андре попытается надругаться над вашей очаровательной сестрой: возможно, ему это удастся, возможно, наш герой-спаситель успеет вовремя, но при любом раскладе начнется драка, в результате которой кто-то пострадает и кто-то окажется за решеткой… снова! Как вы понимаете, на спасение ВАС у него вряд ли останется время!

— Вы чудовище! — проговорила я севшим до хрипоты голосом. Я попыталась вскочить, но Крайнов тут же усадил меня на место.

— Куда же вы, ведь я не рассказал вам самого интересного, Риана!

— Вас не удивляет то, как дружелюбны ваши соседи в последнее время? Да-да те самые Зотовы? Нет? Очень зря! Они тоже готовят для вас настоящий подарок! И, хвала небесам, но я узнал об этом, благодаря все тому же карточному клубу и пьяному языку князя. — Вы когда-нибудь слышали, о том, что у вашего покойного супруга был сын? Говорят, он погиб, и у графа Богданова совсем не осталось наследников, кроме вас, разумеется! Но, как оказалось, сыночек и не думал отправляться на тот свет, он всего лишь нашел способ скрыться от отцовского надсмотра и издалека жил в свое удовольствие, дожидаясь кончины папаши. А теперь он здесь и намерен получить свое, а своим, Риана Николаевна, он считает все! — граф смотрел в мои глаза, изображая на лице фальшивое беспокойство.

Мне было плевать на воскресшего сына моего покойного супруга, я могла думать только о том, что Алиса сейчас в беде, и я должна ей помочь любым способом!

— Вижу, вы пока не в состоянии оценить в полной мере всю сложность ситуации, — насмешливо произнес Крайнов. — Дослушайте меня до конца, Риана, потому что иначе мне придется заставить вас это сделать! — в голосе мужчины появился металл, глаза неприятно сузились.

Я сжала обивку кушетки и распрямила спину. Я не собиралась поддаваться панике, но не рискнула открыто сопротивляться.

— Вот и прекрасно! — улыбнулся граф, правильно расценив мою реакцию. — Итак, я снова предлагаю вам стать моей женой, Риана, но теперь мне придется пояснить для вас возможные риски, иначе вы так и не решитесь сделать правильный выбор!

— Если вы откажитесь стать моей женой, Андре лишит чести прекрасную и такую наивную Алису, и, конечно же, никогда не женится на бесприданнице. Есть и другой вариант, где господин Кауст спасает юную красавицу и сам попадает в тюрьму. Но это еще не все! Молодой граф Богданов, только что вернувшийся к нам из Германии, объявляет о своем праве на наследство отца и о том, что вы, графиня, коварная отравительница, убийца, чему у него даже найдутся свидетели! Вы лишаетесь всех средств, оказываетесь под арестом, а ваша и без того настрадавшаяся сестра переходит в полную власть своих заботливых родителей. Кажется, после разорения князь Строгонов только и ищет возможности отомстить вам, как думаете, что они с ней сделают?

— Вы не посмеете! Я вам не верю, слышите? — потерянным голосом проговорила я, чувствуя, как слезы застилают глаза, как ком в горле не позволяет не то что сказать лишнее слово, но даже глубоко вдохнуть.

— Обижаете, графиня! Ваше недоверие оскорбляет мои чувства! Но, так и быть, я устрою вам встречу с господином Олегом Бориславовичем Богдановым в ближайшее время!

Я зажмурилась и снова открыла глаза.

— Зачем вы это делаете? Почему я? Вы не хотели нашего сближения, отталкивали меня, проявляли низменный интерес к моему телу, но не больше! Что изменилось сейчас?

— Я вдруг понял, что вы мне очень подходите: вы красивы, достаточно воспитаны и благонравны, чтобы не беспокоиться о своей чести, достаточно богаты, чтобы жить на широкую ногу, и вы желанны для того, кого я считаю своим врагом! — Крайнов улыбнулся и развел руки в стороны.

— Скажу честно, грубо принуждать вас поступать по-моему — это вовсе не то, чего я хотел бы, Риана! — с наигранной горячностью добавил граф. Неужто сам верит, что я способна проникнуться этими словами?

Его ладонь накрывает мои побелевшие пальцы и с нарочитой осторожностью разжимает их. Я не сопротивляюсь, я безвольной куклой смотрю в глаза безумца, который так долго сегодня притворялся человеком.

Он столько раз добивался нашей встречи, жаждал поговорить со мной, требовал личного свидания с ним…и все ради этого? Чтобы загнать меня в клетку и заставить плясать под его дудку? Может, я не зря упала на льду и оказалась наедине с ним в этом кабинете?

Сколько спокойного расчета и триумфа победителя в глазах одержимого своей идеей дьявола!

— Я жду второго варианта, граф! — неживым голосом проговорила я.

Он все еще сжимал мою ладонь, изучая взглядом линию моей кисти и ласково поглаживая холодную кожу.

— Второй вариант не так уж и ужасен, дорогая! Если вы согласитесь стать моей женой, я не позволю Андре зайти слишком далеко, я избавлю вас от неприятного во всех отношениях графского отпрыска и, таким образом, все ваше состояние останется нетронутым и станет частью нашего с вами общего семейного бюджета! Алиса получит небольшую долю в качестве будущего приданого и будет отослана вами в какой-нибудь пансион, где ей, как мне кажется, самое место. Девушка должна получить достойнейшее воспитание, чтобы стать в будущем хорошей женой, не находите? Уверен, что там ее научат послушанию, которому так и не смогли научить вас!

— Что значит «избавлю вас от графского отпрыска», — уточнила я, так как все остальное в принципе было мне понятно. Даже то, что Крайнов выдал свой интерес к моим деньгам, уже не удивило меня.

— А что, по-вашему, нужно сделать с человеком, чтобы он навсегда перестал быть проблемой? — ответил вопросом на вопрос граф. — Но вам пока не о чем беспокоиться: вы ведь предпочитаете думать, что графа Богданова просто не существует?

Я почувствовала, как его пальцы грубо сжимают мою ладонь, причиняя боль, а глаза словно наполняются тьмой.

— Вы ведь даже не представляли, на что на самом деле я способен, графиня, не так ли? — правая рука графа потянулась к моему лицу, убирая в сторону выбившийся локон. — Я не хотел пугать вас, но вы не оставили мне другого выбора, Риана! Хочу предупредить, что если вы попытаетесь рассказать кому-нибудь о нашем с вами договоре и попросить о помощи, я не могу обещать вам, что буду в силах сдержать себя. Я не прощаю предательства. Надеюсь, вы тоже не хотите, чтобы с вами или вашей невинной сестренкой случилось что-нибудь плохое?

— Не хочу, — послушно отвечаю я.

— Хорошая девочка! — улыбается мне Крайнов.

— А теперь я повторю свой вопрос. Графиня, согласны ли вы стать моей женой? — он выжидающе выгибает бровь.

Я едва не прокусываю губу до крови и еле слышно произношу:

— Согласна.

Одинокая слезинка сползает по моей щеке. Крайнов сверкает довольной улыбкой.

— Думаю, мы можем закрепить нашу договоренность поцелуем, — он приближает ко мне свое лицо, болезненно сжимает мой подбородок.

— Настоящим поцелуем, Риана! — предупреждает граф.

Он накрывает мои губы, и я заставляю себя отвечать ему, мои руки беспомощно цепляются за все ту же обивку, глаза режет от проступающих слез, но я пытаюсь не плакать, распахиваю веки и смотрю вверх, жду, когда мои мучения закончатся.

— Думаю, мы должны объявить о дате нашей свадьбы прямо сегодня! — произносит граф, оторвавшись от моих губ.

— Дата? — растерянно бормочу я.

— Именно! — улыбается Крайнов. — Я хочу, чтобы ты прямо сейчас подписала один пригласительный для особого гостя, мы сможем передать ему его с племянником — грех не воспользоваться таким случаем!

Я смотрю в его глаза и чувствую, как с каждым вдохом падаю в бездну, как тяжелая цепь душит, сжимаясь на моей шее, как каждое его слово становится очередным хлестким ударом кнута по беззащитной коже. Я все еще чувствую вкус его губ, и противное тошнотворное чувство сдавливает горло так, что больно вздохнуть.

А из головы не выходят слова графа и прямой намек на то, что он собирается убить человека и способен сделать то же самое со мной или Алисой…

Глава 6

Я словно окунулась в настоящую сказку, полную волшебства и ярких приключений. Конечно, Риана обещала сделать этот день особенным, но я в такое не верила, хотя после того, как она решила пригласить Эрика, мое сердце действительно стало биться чаще.

Австриец собрался стать моим другом. Приехал весь такой серьезный и собранный, холодный и отстраненный, словно чужой, словно мы и не знакомы почти! Мне не было дела до гостей и до его улыбчивого друга в частности: я ждала, что каменное сердце Эрика сжалится надо мной, ждала, что он обратит на меня свое внимание, но он был не приклонен.

А потом все изменилось, я почувствовала его взгляд, когда Андре отчаянно пытался уговорить меня станцевать с ним. Что-то заставило меня рискнуть и согласиться. Я по-настоящему боялась танцевать, но князь Белов, заставил меня поверить в себя, почувствовать себя хозяйкой бала, которой можно абсолютно все, даже ошибаться!

И с этого момента Эрик практически не сводил с нас глаз! Мое настроение стремительно росло вверх, а шутки князя вдруг показались смешными и очень удачными, даже его комплименты стали вызывать во мне противоречивые эмоции. Потому что под пристальным взглядом двух мужчин я вдруг ощутила себя красивой.

— Моя принцесса, вы только что превратили меня в своего вечного раба! — пафосно заявил Андре после нашего первого танца, и я не смогла сдержать робкой, но благодарной улыбки.

Он незаметно от сестры напоил меня вином, и тогда я окончательно перестала бояться, доверчиво позволила князю обнимать меня на горке, когда мы, устроившись в небольших санях, тесно прижались друг к другу, а потом он учил меня кататься на коньках и ни разу не позволил упасть! Та же Софья, которая хвасталась тем, что с детства катается на коньках, расстелилась на льду трижды, а я всякий раз, когда теряла равновесие, оказывалась в заботливых руках князя.

Снежные баталии разделили нас на два лагеря, в одном из которых была я и Андре Белов, а в другом Эрик и эта противная Софья, которая все время жалась к нему и пыталась добиться его внимания.

— Я хочу уничтожить их, Андре? — кровожадно прошептала я князю, глядя на австрийца и смеющуюся Софи.

Молодой человек понимающе проследил за моим взглядом.

— Хотите полной капитуляции врага, моя принцесса? — насмешливо уточнил мой новый поклонник.

— Именно! — оскалилась я в недоброй улыбке.

— Я могу это устроить, но вы исполните одно мое желание! Клянусь, совершенно невинное? — обаятельно улыбаясь, произнес князь.

— Посмотрим, как вы справитесь с этой задачей, — усмехнулась я.

Не знаю, доводилось ли кому-нибудь превращать обычную игру в снежки в настоящую войну, но у нас получилось именно так! Суровая перестрелка, перебежки с поиском укрытия, снежки, словно пули свистящие у твоего уха, и безумный шквал эмоций.

Не понимаю, как это удалось князю Белову, но соперники один за другим сдавались, выходя из игры. Я же нашла своего противника и все время целилась именно в него, а он в меня. Веселье сменилось ожесточенной битвой и желанием попасть австрийцу прямо промеж глаз, а он, в свою очередь, был хорош и крайне меток. Но его армия заметно поредела, а моя была больше вдвое.

Самоуверенность позволили мне немного расслабиться, но в момент, когда я собиралась бросить в открытый для ранения затылок графа, кто-то задел меня со спины локтем, и я вскрикнула, Эрик обернулся и бросил в меня снежный снаряд, а я растерялась и не то что бы не увернулась, я еще и не прикрылась от удара. Кажется, он целился пониже, но я не вовремя споткнулась и получила «ранение» в голову.

Сморщилась от боли и осела на землю. На лице австрийца появилось беспокойство, он, кажется, даже решил подбежать и помочь, но встретился с жестоким залпом друзей Андре и был безжалостно расстрелян на месте.

— Вы живы? — насмешливо поинтересовался князь, протягивая мне руку.

Я приняла помощь и встала на ноги.

— Вроде да! Я немного растерялась: кажется, меня кто-то толкнул и я не успела среагировать, — пожаловалась я.

— Наверное, кто-то еще попал в вас, — пожал плечами молодой человек. — Я надеюсь, вы удовлетворены нашей победой? — отряхивая меня от снега, полюбопытствовал он.

Рыжая челка выбивалась из-под шапки, придавая ему какой-то забавный немного разбойничий вид, и это при том, что еще недавно этот же парень с крайне суровым видом прицельно истреблял «противников».

— Вполне, князь! Кажется, в бою вам просто нет равных! — это был первый комплимент, которым я одарила Белова.

— Ради вас, моя принцесса, я готов на все что угодно, даже трагически умереть на поле брани, если вы прикажите, — пафосно выпячивая грудь, произнес он.

— Ну, это уж чересчур! — засмеялась я и под руку с князем покинула место сражения.

Мой взгляд скользнул по фигуре проходящего мимо австрийца, которого с ног до головы покрыли снегом. Он отряхивался на ходу и выглядел крайне раздраженным, а я даже почувствовала вину и некий укол совести. Но все прошло, как только княжна София подбежала к Эрику и с рвением растревоженной курицы принялась кудахтать вокруг него, старательно отчищая австрийца от следов снежной битвы.

— Надеюсь, вы не забыли про свое обещание? — вдруг отвлек меня голос Андре.

Он миролюбиво улыбался мне, светло-карие глаза сверкали предвкушением чего-то увлекательного. Я потянулась и стряхнула горсть снега с его шапки.

— Конечно, нет! Я всегда держу свое слово, князь!

— На самом деле, то колье, что подарила вам моя кузина не единственный подарок! У меня тоже заготовлен для вас сюрприз! — князь зачем-то достал карманные часы, улыбнулся каким-то своим мыслям, и на губах его заиграла странная улыбка. Было в этом взгляде что-то насторожившее меня, что-то от чего где-то под сердцем неприятно кольнуло.

— Вы ведь позволите мне завязать ваши глаза, Алиса?

— Что? Опять? А без этого никак?

— Конечно, нет! Ну же, княжна, не огорчайте меня! Вы задолжали мне одно желание, и сейчас я всего лишь хочу завязать ваши глаза! — он снова сверкнул «невинной» улыбкой обаятельно злодея, всем своим видом демонстрируя безобидность своих намерений.

Я боялась темноты и неизвестности — с Рианой было как-то проще решиться на нечто подобное, а князь такого доверия, несмотря на проведенный с ним вечер, не внушал, но я не хотела становиться трусихой в его глазах и поэтому, мученически вздохнув, все же решилась на эту авантюру!

Мы идем куда-то, князь без умолку шутит и рассказывает дурацкие истории о похищении красавиц прямо из родимого гнездышка, при этом он так умильно меняет голос и интонацию, то и дело изображая сурового горца, спустившегося с Кавказских вершин ради возлюбленной, что я не могу не смеяться и даже расслабляюсь и перестаю бояться.

— Еще немного, княжна, мы почти пришли! — твердит этот неугомонный парень.

Интересно, как скоро все заметят, что именинница куда-то делась? По-моему, это не очень прилично, оставаться с мужчиной вот так наедине. Тревожные мысли заставляют меня испытывать волнение и даже остановиться. Но Андре тянет меня куда-то вперед, я слышу, как, скрипя, распахиваются двери или даже ворота, и мы оказываемся в каком-то помещении. Мне кажется, что это конюшня, потому что здесь также прохладно, пахнет соломой и слышится ржание лошадей.

— Зачем мы здесь? — стягивая с глаз шарф, спрашиваю я.

— Вы что, собираетесь подарить мне ЛОШАДЬ? — удивленно спрашиваю я.

Андре светится, как начищенный самовар и смеется.

А вот мне совсем не до смеха: я боюсь лошадей и никогда не приближаюсь к ним, стараясь всегда находиться на более или менее безопасном расстоянии.

— Весь день хотел это сделать! — вдруг произносит князь и наваливается на меня, прижимая спиной к брусчатой стене конюшни, а потом впивается в мои губы в жадном и голодном поцелуе.

Я испугалась и растерялась, поначалу я даже ответила на поцелуй, но страстный напор князя и руки, торопливо расстегивающие на мне пуговицы, быстро привели меня в чувства. Я испуганно распахнула глаза и попыталась оттолкнуть Андре, который, впрочем, даже с места не сдвинулся!

— Не кричи, а то все узнают наш маленький секрет, принцесса! — произнес мне прямо в губы князь. — Будешь послушной, и я постараюсь обойтись с тобой понежнее!

Страх охватил меня с новой силой, Андре распахнул шубу и принялся целовать мою шею, жадно лапая меня руками, я же почти сразу почувствовала удушающий страх. Воздуха в мгновение ока стало настолько мало, что я не смогла даже вскрикнуть, зато князь, словно ничего не замечая, продолжал свое грязное дело.

В глазах появились темные мушки, картинка передо мной поплыла, грудную клетку болезненно сдавило.

Скрипнула дверь, а потом князя резко отбросило в сторону.

Я не видела, что произошло, потому что сползла на пол и все еще силилась сделать хотя бы один единственный вдох.

Дверь снова распахнулась, раздался какой-то шум, потом шаги, чьи-то руки прислонили меня спиной к стене, кто-то пытался заговорить со мной, но я не могла разобрать слов, узнать голоса, я трепыхалась и отбрасывала от себя чужие руки, вертела головой и давилась болезненным хрипом.

— АЛИСА! АЛИСА это Я! — прорвалось сквозь «вату» в моих ушах. Холодные ладони знакомо обхватили мое лицо с двух сторон, а потом другие, теплые губы прижались к моим, не целуя, а стараясь втолкнуть в мои легкие воздух.

Сердце пропустило удар и вдруг стало биться ровнее, узнавая и руки, и голос человека напротив. Он отстранился от меня, воздух показался мне горьким и обжигающе холодным, пока я пыталась глубоко дышать… снова и снова, медленнее и глубже. Эрик теперь тоже сидел на земле прямо напротив и следил за каждым моим вдохом.

Я смогла осмысленно посмотреть в его глаза, взгляд выхватил окровавленные кисти с разбитыми костяшками, и слезы снова заструились по моим щекам.

Я жалобно всхлипнула и порывисто схватила австрийца за ворот, притягивая к себе, прижимаясь к нему дрожащими губами. Несколько болезненных мгновений ничего не происходило, а потом он ответил на мой поцелуй, позволяя мне вылить весь страх, ужас и всю любовь, что копилась во мне день ото дня.

Он не позволил продолжаться этому слишком долго и оторвался от моих губ, ласково коснулся линии моего подбородка, глубоко вздохнул и снова отстранился.

— Вам не следует находиться на промерзшей земле так долго, — сухо и рассудительно произнес он несколько севшим голосом.

— Да, вы правы! — тихо отозвалась я, безуспешно пытаясь самостоятельно подняться.

Эрик помог мне обрести вертикальное положение. Ноги казались ватными и почти не слушались меня, голова немного кружилась, и ужасно хотелось оказаться где-нибудь под одеялом, чтобы спрятаться от осуждающего, строгого взгляда этого мужчины.

— Вам уже лучше?

— Да! — поторопилась заверить его я, краснея.

— Не стоило ходить с ним сюда — вы должны были быть предусмотрительнее и сдержаннее в своих чувствах и порывах!

— Чувствах? Порывах? Я не знала, куда ведет меня князь! Он завязал мои глаза и я… поступила глупо, знаю… а вы… вы опять спасли меня! Простите, что доставляю вам одни хлопоты! — я опустила глаза и торопливо стерла с лица слезы. Единственные чувства, которые я не смогла удержать, были чувства к нему, этому упрямому австрийцу!

— Вы поцеловали меня! — тихо произнесла я.

— Я пытался помочь вам вновь дышать только и всего, это вы поцеловали меня, Алиса!

— Но вы ответили! — я вздернула подбородок, надеясь пристыдить австрийца обвиняющим взглядом, но он был невозмутим.

— Пожалуй, мне тоже следует быть сдержанней! В следующий раз я обязательно оттолкну вас от себя! — заверил меня Эрик.

— Следующего раза не будет! — громко шмыгнув носом, ответила ему.

Слегка пошатываясь, я вышла из конюшню, старательно застегивая непослушными пальцами шубу. Я чувствовала слабость, но все равно отказалась от руки австрийца и нетвердой походкой брела вперед.

А потом застыла на месте, как вкопанная, шокированная увиденным.

Граф Крайнов прямо на глазах у гостей и моей сестры, которая стояла на крыльце, кутаясь в белую пуховую шаль, избивал князя Белова! Причем избивал жестоко, не обращая внимание на то, что уже разбил тому губу и рассек бровь, не обращая внимания на хриплый кашель и мольбы прекратить.

Я не понимала, откуда взялся граф и почему он набросился на Андре, и испуганно уставилась на Эрика.

— Риана спросила, где ты, а граф отправился на твои поиски вместе со мной, — пожал плечами австриец.

— Убирайся отсюда немедленно! — угрожающе произнес Крайнов, в очередной раз замахнувшись и ударив в грудь князя.

Я невольно оступилась и тут же была прижата к твердой груди Эрика.

— Все в порядке: будем считать, что Константин Владимирович только что спас вашему горе-любовнику жизнь! — спокойно заявил он.

Я удивленно запрокинула голову, пытаясь встретиться с ним взглядом.

Голубые глаза австрийца показались мне по-особенному холодными и злыми.

— Я бы убил его, Алиса! В этом смысле Костя намного сдержанней меня! — спокойно пояснил он.

— Алиса! — надрывный, перепуганный крик сестры заставил меня вздрогнуть.

Риана подбежала к нам и вырвала меня из рук австрийца, принялась осматривать меня и вглядываться в мое лицо.

— Что он сделал? — испуганно спросила она.

— Ничего, ничего, Ри! Он не успел! — торопливо успокоила ее я и расплакалась, как маленькая девочка.

Сестра дрожала еще больше моего, и я осознала, что она совсем не одета и может опять простудиться. Я торопливо потянула ее в дом, оставляя в стороне Эрика, графа Крайнова, избитого им князя и всех остальных любопытных зрителей.

Глава 7

Я следила за происходящим как сквозь толщи воды, словно оглушенная ударом по голове. Единственное, что я поняла более-менее четко, так это что Алиса не пострадала! Крайнов и Эрик пришли вовремя.

Дальше граф развел бурную деятельность, словно он уже хозяин этого дома и мой муж. Он без особых расшаркиваний объяснил гостям произошедшее, выставляя Белова подлецом, который слишком юн, чтобы понимать всю серьезность своих действий, и заверив публику, что никакого надругательства не случилось, но князю следует отбыть как можно быстрее, иначе он лично спустит с него три шкуры.

Он же распорядился, чтобы слуги готовили экипажи, так как гости после горячего чая будут разъезжаться по домам.

— На правах будущего супруга графини Рианы Николаевны я благодарю вас за этот вечер и приношу глубочайшие извинения за произошедший инцидент! — гордо заявил он, и все без лишних вопросов вняли каждому его слову.

Ни за что не подумаешь, что это с его легкой руки князь Белов приставал к моей сестре и едва не обесчестил. По-моему, он даже получил удовольствие, избивая своего подельника и пачкая руки в его крови! Зрелище этой жестокости и спокойное выражение лица графа во время показательного наказания Андре все еще стояли у меня перед глазами.

Эрик держался в стороне от моей сестры, но покинул нас одним из последних.

— Я виноват перед вами, — сказал он мне.

— О чем это вы? — тихо и как-то отрешенно спросила его я.

— Князь Белов был здесь именно благодаря мне, — напомнил австриец.

— Вы не виноваты! Андре действительно вызывал доверие, и никто не ожидал от него такого, — я попыталась успокоить Эрика, но тот явно продолжал винить себя в случившемся.

— Кажется, только я забыл поздравить вас с помолвкой и пожелать вам счастья, Риана! — произнес он, все так же хмуро и сдержанно.

— Да, благодарю! — с трудом изображая улыбку, отозвалась я.

Крайнов как раз приблизился к нам, встал за моей спиной, положив правую руку на мою талию.

— Спасибо за поздравления, друг! — бодро проговорил он, но австриец ничего ему не ответил.

— Риана даже успела подписать несколько пригласительных карточек на свадьбу, не для всех, конечно, но для тебя и твоего дяди, она сделала их в первую очередь, — все также жизнерадостно вещал Крайнов.

Брови Эрика поползли вверх, он окинул меня недоверчивым взглядом.

— Оливера? — на всякий случай решил уточнить он.

— Именно! — улыбнулся граф. — Надеюсь, он воспримет это как шаг к примирению, а не очередной вызов. В конце концов, мы взрослые люди, живущие в цивилизованном обществе! Я благодарен герцогу за заботу, проявленную к моей будущей жене, так что буду рад видеть его на праздновании в честь нашей свадьбы! Дорогая, передай карточки мисье Каусту!

Я вздрогнула от этого его «дорогая» и протянула вложенные им же в мою руку пригласительные австрийцу.

Тот осуждающе посмотрел на меня, но промолчал и вскоре покинул наш дом.

— Вы обещали, что с Алисой ничего не случится! — проговорила я, когда мы снова остались с Крайновым наедине.

— С ней ничего и не случилось, но вам стоило думать быстрее, Риана! Во всем, что произошло, только ваша вина, — пожал плечами Крайнов.

— Оставьте наш дом, граф! — вкладывая в свои слова остатки гордости и мужества, потребовала я.

— Всенепременно! Но уже завтра мы, дорогая моя Риана, встретимся вновь, и я рассчитываю увидеть свою невесту веселой, улыбчивой и… влюбленной! — насмешливо сообщил он. Граф склонился надо мной и снова поцеловал, его ладонь легла на мою шею, слегка сдавливая, а потом опустилась ниже, я сжала руки в кулаки в бессильной злости, борясь с желанием оттолкнуть и ударить и страхом пожалеть о своей импульсивности.

— Ри, где ты? — голос Алисы заставил Крайнова убрать руки и отстраниться от меня.

— Поговори с ней сегодня и начни решать этот вопрос! Я не хочу, чтобы она путалась под ногами! — сквозь зубы процедил этот мерзавец, а уже через мгновение он же миролюбиво улыбался вошедшей Алисе, интересовался ее самочувствием и желал доброй ночи.

Я смотрю в такие родные глаза Алисы и тяжело вздыхаю, она и половины не знала о подлостях Крайнова, а сейчас я должна утаить от нее самое страшное. Что Алиса обо мне подумает?

Я просто обнимаю Лисенка и прижимаю к себе как можно крепче, мы забираемся под одеяло в моей спальне, она кладет голову на мои колени, а я перебираю ее длинные волосы и пытаюсь подобрать нужные слова. Стешка выбирается из клетки, которую закрывали на время праздника, и сворачивается клубочком на груди Алисы.

— Ты злишься? — наконец спрашивает она.

— Немного, но ты не виновата, — со вздохом признаю я.

— Я неудачница! — с точкой сообщает мне сестра.

— Прекрати, — хмурюсь в ответ. — Лисенок, я должна сказать тебе кое-что, — осторожно начинаю я.

— Ты про вас с графом? Это ведь по-настоящему? Вы поженитесь? — глядя на меня снизу вверх, спрашивает она.

Я грустно усмехаюсь, не сдерживая горькой улыбки.

— Да, теперь все по-настоящему!

— Разве ты любишь графа? — с сомнением спрашивает она.

— Я люблю тебя, глупышка! А остальное не имеет значения: вся эта любовь всего лишь фарс и выдумки! — ворчу я.

Алиса сводит брови и поджимает губы не желая соглашаться со мной, но не пытаясь спорить.

— Тогда зачем ты…

— Потому что так нужно, потому что мы не справимся в одиночку, нам требуется помощь, — я очень стараюсь быть убедительной, хотя теперь даже мысленно представить Крайного спасителем мне не удается, а вот Алиска немного успокаивается и опускает напряженный взгляд.

— Хорошо, как скажешь, — снова вздыхает сестра, непрестанно поглаживая Стешку и пряча от меня грустный взгляд.

— Это не все! — в горле пересохло, но я боюсь, что если остановлюсь, то так и не смогу этого сказать. — Что бы ни происходило между мной и графом, я хочу, чтобы ты не вмешивалась! Если мы будем спорить, ты НЕ будешь лезть!

— Ри, ты меня пугаешь, почему ты говоришь об этом? — она тревожится и смотрит на меня.

— Я просто предупреждаю! Крайнов непростой человек, я тоже очень вспыльчива, и мы всякий раз ругаемся, но находим компромисс рано или поздно! — тихо говорю я.

— Просто знай, что на самом деле он не причинит мне вреда! — твердо говорю ей.

— Ты в этом уверена? — с сомнением спрашивает она.

— Да! — с некоторой поспешностью отвечаю на вопрос и отвожу взгляд.

— Я почему-то его боюсь, — призналась Алиса.

— Не бойся, у нас все будет хорошо! Лучше расскажи, как следует, что случилось в этой дурацкой конюшне и как ты туда попала?

Алиса мученически вздыхает, но начинает исповедь, точнее ее укороченную версию.

Мы заснули почти одновременно, прижавшись друг к другу, как в детстве. Я все время думала о завтрашнем дне: кажется, с этих пор я начинаю бояться встречать новый рассвет…потому что не знаю, чего от него ждать и как защитить ту, кого ценю больше жизни!

Я найду выход из этого положения! Я не могу играть по его правилам и становиться его добычей! Если бы я была такой… отец сломал бы меня еще в детстве!

Глава 8

Алиса не позволила мне уехать, не попрощавшись! Она остановила меня у выхода, вцепившись дрожащей рукой в манжет рубашки, и умоляюще произнесла:

— Эрик, прошу, не уезжайте так…

— О чем вы? — спокойно ответил ей, осторожно освобождая свою руку.

Она закусила губу, ее глаза блестели от слез, и я едва удерживал маску холодной отстраненности на лице.

— Я люблю вас, — тихо произнесла девушка, глядя мне в глаза.

— Алиса, — я даже не знал, что на это ответить, застигнутый врасплох столь откровенным признанием.

— Нет, молчите! Я знаю, что вы можете мне сказать на это, и не желаю слушать ваших объяснений и прочего! Вы считаете меня несмышленым ребенком и беспомощной, возможно, так и есть, возможно, такую полюбить нельзя! Но я буду учиться на своих ошибках!

— Сегодня вы были увлечены другим, завтра найдете новую жертву вашего обаяния и красоты, не забивайте голову этими мыслями! Просто будьте осмотрительней, раз вы так решительно настроены чему-то научиться, — сдержанно отвечаю ей.

— Сегодня я ревновала вас к другой и пыталась вызвать ревность и в вашем сердце. А Князь Белов получил крупицы моего доверия лишь потому, что именно вы привели его в этот дом!

Я почувствовал укол совести, потому что девчонка была права на этот раз.

— Я знаю это и признаю свою вину…

— Нет, прекратите! Простите… Если из-за меня вы чувствуете раскаяние, то я этого не хотела! Вы не вынуждали меня идти вслед за ним в неизвестном направлении! Я хотела сказать вам, что наши встречи действительно больше не приносят мне облегчения — лишь страдания, что мне следует держаться от вас подальше, не видеться, как и говорила моя сестра прежде! Я думала, что так я смогу разлюбить вас… Но правда в том, что вы единственный человек, который помогает мне одолевать свой страх, который способен заставить меня дышать, когда я не могу этого сделать, когда собственное сердце предает меня! Вы как-то обмолвились, что могли бы помочь мне, что знаете способ, как «избавить меня от этого недуга»! И я хочу спросить, готовы ли вы сделать это? Говорили ли вы тогда всерьез или ваши слова давно утратили актуальность? Я собираюсь стать сильнее, я хочу быть тем, на кого можно положиться, кого не нужно всякий раз защищать и спасать! Я ХОЧУ быть сильной!

Глаза девушки пылали огнем, она ждала ответа, решительно сжав руки в кулачки и расправив плечи, гордо вздернула подбородок, как это любила делать ее сестра.

— И все эти высокопарные слова лишь для того, чтобы снова встретиться со мной? — с легкой усмешкой спрашиваю я.

Взгляд Алисы меняется, в нем появляется злость и досада, она делает шаг ко мне и встает на цыпочки. Ее глаза смотрят в мою душу, ее дыхание касается моих губ, а слова вдруг обжигают оголенные нервы странными и смешанными чувствами, что вызывает во мне это юное создание.

— Трус! — выдыхает Алиса. — Я смогу забыть вас, потому что вы этого заслуживаете и потому что я справлюсь со всем и без вас, во что бы то ни стало справлюсь!

Она разворачивается и уходит.

— Госпожа, я нашла ваш шарф! — слишком громкий восклик вбежавшей в светлицу горничной заставил ее вздрогнуть и замереть. Она обернулась, скользнув взглядом мимо меня, и виновато улыбнулась крестьянке.

— Благодарю тебя, Мира!

Тонкая белая ручка подхватила принесенный шарф, а я зацепился взглядом за темные синяки, проступающие на нежной коже, снова возвращая меня в тот момент, где я увидел испуганную, заплаканную, побледневшую, с обескровленными губами девушку в руках другого. Тогда я отчетливо понимал, что хочу убить Белова, причинить ему боль за каждый сорванный с ее губ вскрик, за каждую пролитую слезинки и за каждый украденный у нее глоток воздуха… Она действительно безразлична мне или уже нет…?

Я смог уйти, не проронив больше ни единого слова. Горькое и едкое раздражение будоражило мой разум, раз за разом напоминая мне о прошедшем вечере, о том, какими мягкими и податливыми были ее губы и какими чистыми казались ее необыкновенно красивые голубые глаза, которые больше никогда не посмотрят на меня так.

После этого мысль о предстоящей встрече с дядей, который сегодня должен был вернуться в город, уже не пугала, а дурацкое приглашение на свадьбу не жгло руку. Я скажу ему все как есть, и пусть сами разбираются в творящемся вокруг фарсе! К черту все!

Глава 9

Утро не принесло мне ничего хорошего. Впрочем… я и не ждала от него лучшего!

Я не могла заставить себя поговорить с Алисой о поступлении в пансион, пока не определюсь с выбором и не приду к осознанию, что так действительно надо, что так безопаснее и что она справится!

Еще я получила записку от графа Крайнова, который «обрадовал» сообщением о том, что к обеду будет в поместье в компании моего «родственничка», видимо, подразумевая сына Богданова!

Но больше всего меня добило короткое послание от герцога Богарне, который тоже желал встречи и даже настаивал на том, чтобы она состоялась, как можно скорее! Светлый лист бумаги дрожал в моих руках. Я не была уверена, стоит ли мне идти на этот шаг, но… почти знала, чувствовала, что все равно решусь…

Я попросила Алису не беспокоить меня, ссылаясь на важную деловую встречу, и, когда слуги сообщили о появлении экипажа, тревожно комкала платок в руках, все еще надеясь, что слова Крайнова окажутся фикцией.

В доме был портрет графского сына, который я давно приказала снять со стены и убрать на чердак. Поэтому, увидев молодого человека, я сразу узнала его. Слуги смотрели на мужчину широко распахнутыми глазами, как на ожившего мертвеца, а Демьян даже перекрестился при виде своего барина.

Олег Бориславович был мужчиной около тридцати лет, не высок, несколько худощав, с злобным и неприятным прищуром. Глубоко посаженные глаза смотрели на меня с пренебрежением и наглой насмешкой, губы кривились в подобии улыбки, которая все больше напоминала оскал.

Константин представил нас друг другу и на торжественной ноте сообщил «ничего не подозревающей» мне, что сын моего покойного супруга чудесным образом выжил и вернулся в Россию сразу, как только «поправил свое здоровье», дабы побывать на могиле отца и вступить в права наследования.

— Очаровательное создание, Господин Крайнов! — произнес он, когда официальная часть этого «представления» была завершена.

— Я рада нашему знакомству! — вежливо отозвалась я.

— Увы не могу сказать того же о вас, дамочка! — фыркнул в ответ мужчина, по-хозяйски оглядываясь по сторонам и деловито направляясь в МОЙ кабинет!

— Не будь так груб, Олег! — вставил свои пять копеек «жених», тут же проследовавший за гостем.

— Она это заслуживает! Убийца, безжалостно отравившая старика! — он уселся в МОЕ кресло и посмотрел на меня, как на жалкое ничтожество.

Я с трудом сдерживалась, чтобы не броситься вышвыривать вон этого наглеца! Но какой толк от этого? Что если слуги больше не подчиняются мне? Какую роль в этой игре отвел для себя Крайнов?

— Я не убивала вашего отца! — решительно говорю ему.

Мужчина поигрывает ножом для резки бумаги и смотрит на меня из-под густых бровей осуждающим взглядом.

— Неужели? Рассчитывайте, что я поверю в эту историю с сердечным приступом? У нас в роду никто из мужчин не умирал раньше восьмидесяти! А мой отец никогда не жаловался на больное сердце, так почему же я вдруг должен поверить в эту грустную сказку про несчастную невесту? Признаюсь, история о вашем неудавшемся трагическом самоубийстве впечатлила меня, но не настолько, чтобы поверить в вашу невиновность! — он принялся рассматривать бумаги на моем столе, небрежно перекладывая их с места на место.

— Чего вы хотите? Мы взрослые люди и вполне можем договориться обо всем без грубых и беспочвенных обвинений! — скрестив руки на груди, спросила я.

— Возможно, вы правы! Собирайте свои вещи и немедленно убирайтесь из моего дома! И тогда я не стану обвинять вас в убийстве своего отца! Ну что, согласны? По-моему, это очень великодушное предложение с моей стороны, сударыня!

— Да что вы себе позволяете! — я злюсь и вскакиваю, едва не опрокинув стул.

— Риана, успокойтесь, душа моя! — ласково одергивает меня Крайнов, который все это время стоял за моей спиной.

Я оборачиваюсь и гневно сверлю взглядом своего жениха.

— Успокоиться? — рычу сквозь зубы.

— Да, именно! Олег Бориславович несколько скор на расправу, но у нас с ним имеется кое-какая договоренность и, если ты усмиришь свой пыл и не станешь рубить с плеча, все закончится благополучно.

— Кажется, эта особа намерена отобрать у меня то, что принадлежит мне по праву, Константин! — потрудился уточнить графский отпрыск.

— Она не настолько алчна, как ты считаешь! — успокоил его Константин.

— Ри, я никак не могу найти Миру, ты не знаешь, где она пропадает?

Появившаяся в дверях Алиса, заставляет всех замолчать. Сердце в груди пропускает удар, и я давлюсь воздухом, прежде чем грубо одернуть сестру.

— ВОН! — кричу не своим голосом.

Алиса вздрагивает, округляет глаза, взглядом касается присутствующих мужчин, бледнеет и тут же исчезает за дверью.

— Какой нежный цветочек! И кто это был? Ваша сестра, графиня? — Богданов младший задумчиво смотрит на дверь и чешет подбородок.

— Это не ваше дело! — пуще прежнего злюсь я.

— И все-таки вы ужасно грубая для молодой воспитанной женщины! Как отец мог жениться на ком-то вроде вас? — весьма реалистично изображая недоумение, говорит Богданов.

Мало мне было Крайнова что ли? Теперь еще и этот?!

— Думаю, если вы станете посговорчивее, я так и быть пойду вам навстречу и оставлю кое-что в качестве компенсации. Но для начала познакомьте меня с этим белокурым ангелочком поближе! — он улыбается мне и слегка склоняется в мою сторону, а я сдерживаюсь, чтобы не выцарапать ему глаза.

Я набираю побольше воздуха в грудь, чтобы поведать этому выродку все, что я о нем думаю, но в последний момент меня опережает Крайнов.

— Олег Бориславович! Думаю, обдумав все как следует, Риана Николаевна с радостью познакомит вас с княжной Алисой, и вы сможете убедиться в кротости и восхитительной невинности этой девушки! — доверительно сообщает граф.

ЧТО несет этот будущий мертвец? Я одариваю Крайнова убийственным взглядом и сжимаю кулаки.

— Полагаете? — с сомнением всматриваясь в мое озлобленное жаждой мести лицо, переспрашивает гость.

— Несомненно! Просто позвольте мне переговорить с Рианой Николаевной наедине и рассказать о широте вашей добродетельной души!

Богданов гаденько ухмыляется и одаривает меня насмешливым взглядом.

— Хорошо! Я, пожалуй, осмотрюсь вокруг: хочу убедиться, что за время отсутствия настоящего хозяина все здесь не пришло в упадок и не было запущено!

Он чинно поднимается из кресла и направляется к выходу. Я тоже вскакиваю: кажется, чтобы вцепиться в горло графского выродка и оторвать ему голову, но Крайнов хватает мою руку и не позволяет сделать этого.

Куда он направился? Там же АЛИСА! Меня трясет от злости, но теперь для нее находится вполне живая и достойная жертва!

— Уберите от меня свои руки! — несколько севшим голосом говорю Крайнову.

— А вы не слишком-то ласковы, дорогая моя невеста! Кажется, мы с вами договаривались, что впредь вы будете вести себя хорошо! — наставительно напоминает мне граф.

— Я не позволю этому слизняку приблизиться к моей сестре! Я вырву вам глотку зубами, граф, если вы встанете на моем пути! — я пылаю праведным гневом и почти уверена, что могу исполнить свои угрозы.

— Туше, графиня! Ваши речи поразили меня в самое сердце! — веселится Крайнов. — Даже не думал, что вы можете быть настолько кровожадны! Вы приятно удивили меня!

Лицо его вдруг теряет всякую расслабленность и веселость, и граф грозно возвышаясь надо мной, прижимает меня к стене.

Его рука касается моего горла и медленно поглаживает кожу, опускаясь чуть ниже ключиц и снова поднимаясь к самому подбородку.

— Успокойтесь! — медленно и угрожающе произносит он. Холодный, почти мертвый взгляд разрядом молнии ударяет по мне и заставляет замереть.

— Хорошая девочка! — одобрительно произносит граф. — Вижу, теперь вы не сомневаетесь в правдивости моих слов и существовании сына вашего покойного супруга. — Я привел его сюда лишь потому, что вы этого пожелали, помните? Появления в этом доме графа Богданова доставит мне ненужные хлопоты, однако я готов мириться с ними, в обмен на ваше благоразумие, Риана!

— Что вы имеете в виду? — тяжело сглатывая, спрашиваю я.

Крайнов опускает руку еще ниже, касаясь впадинки между грудей, прижимается губами к моей шее, захватывает зубами мочку уха и слегка прикусывает ее.

— Он исчезнет также легко, как и появился здесь, все состояние Богданова останется при вас, ваша обожаемая Алиса по-прежнему будет в безопасности от посторонних посягательств, но вы … станете моей женой, Риана! Хорошей, заботливой и, что немало важно, послушной женой!

Одинокая слезинка скатывается по щеке: скорее от злости, которую мне приходится сдерживать, а не от страха, что сдавливает тисками грудную клетку.

Константин слизывает соленую капельку и целует меня в губы долгим и жадным поцелуем.

— О такой жене вы мечтаете? О послушной? Кроткой? Молчаливой? — с вызовом спрашиваю я, вырвавшись из плена его губ

Крайнов смотрит на меня долгим взглядом и смеется.

— Вы правы, будь вы наивной овцой вроде вашей сестрицы и я, пожалуй, избавился от вас вскоре после свадьбы, но ваш огонь мне по душе, мне нравится бороться с вами и… побеждать!

— Разве вы не боитесь, что я отомщу? Быть может, перережу вам горло посреди ночи? Поверьте, я с восторгом буду наблюдать за тем, как вы давитесь кровью и молите меня беспомощным взглядом о пощаде! — мне хочется верить, что в этот момент мой взгляд и впрямь был многообещающим.

Крайнов злится, его рука перехватывает мои запястья, сначала левое, а потом и правое. Он сжимает мои руки своей пятерней и свободной рукой начинает стягивать лиф моего платья, желая оголить грудь.

Я рычу, пытаюсь вырваться, ударить графа коленом, но он предусмотрительно устраивается между моих ног, сильнее прижимая меня к стене.

— Хотите убедиться в том, боюсь ли я вас, Риана? — спрашивает он, поднимая глаза и сжимая мою грудь сквозь тонкую ткань нижней сорочки.

— Как вы смеете? Вы не мой муж, вы не можете касаться меня! — отчаяние ударяет по вискам острой болью.

Он смеется глубоко и заливисто.

— Серьезно? Вы рассчитывали пристыдить меня? Может, напомнить вам, что многоуважаемый мисье Богарне тоже не является вашим супругом? Или вы думали, что я об этом забуду? Нет, дорогая, вам еще предстоит вымолить мое прощение за это прегрешение, потому что больше ни один мужчина кроме меня к вам не прикоснется!

Я пытаюсь вывернуться из его рук и, как только он решается сдернуть с моих плеч последнюю преграду, освобождаю из захвата правую руку. Подавшись в сторону, тут же поворачиваюсь спиной к мужчине, торопливо пытаясь прикрыться и вернуть лиф платья на место.

Крайнов вцепился мертвой хваткой в левое запястье и притянул меня спиной к себе.

Я испуганно охнула, а он прижал ладонь к основанию шеи и решительно опустил ее ниже, оголяя лопатки и касаясь руками верхних отметин от отцовского кнута.

— Что это…? Ваш папаша совсем из ума выжил, когда уродовал собственную дочь? И много их у вас? — тут же спрашивает он. — Нет уж, дорогуша, я, определенно, желаю выяснить это заранее, чтобы не было неприятных сюрпризов после нашей с вами свадьбы!

— Я буду кричать! Я пока еще в своем доме, а вы здесь никто! — севшим голосом говорю я, чувствуя, как меня колотит от каждого произнесенного им слова, как головная боль тяжелым набатом ударяет в голову.

— Ну, на данный момент вы здесь уже не единственная хозяйка, и я очень сомневаюсь, что Олег Бориславович пожелает спасти вас! — напоминает Крайнов.

— Прекратите, граф! Чего вы добиваетесь? — слезы все же вырываются из моих глаз, я судорожно сжимаю на груди ткань платья и плотнее прижимаю ее к себе.

— Тссс, ну какие слезы, графиня? — он разворачивает меня к себе лицом и стирает пальцами влажные дорожки. — Хорошо, я признаю, что несколько переборщил, разозлившись на ваши нелепые угрозы! Простите мне мою несдержанность, Риана! Обещаю загладить свою вину немедленно! Я избавлю вас от общества нежеланного гостя и увезу его из этого дома прямо сейчас!

— Вы ведь все еще хотите этого? Наша с вами договоренность все еще в силе, Риана? — изображая на лице неподдельную тревогу, произносит Крайнов.

Мои губы дрожат, и я не могу произнести ни слова, жмурюсь и отвожу взгляд. Кожа все еще горит от грубых прикосновений, я все еще помню его обещание раздеть меня и утолить собственное любопытство!

Граф прижимает меня к груди еще плотнее, вынуждая уткнуться лицом в его грудь, и заботливо гладит мои вздрагивающие плечи.

— Все хорошо, Риана, никто не причинит тебе боли, все хорошо! Я больше не буду тебя так пугать! Прости меня, моя девочка! Я так дорожу тобой… — нежное и ласковое обращение на «ты» режет мой слух.

Что он несет? Мой воспаленный мозг окончательно отказывается воспринимать действительность. Я изо всех сил заставляю себя опомниться и взять себя в руки. Граф обхватывает мою голову руками и вынуждает посмотреть на него, осторожно касается губами моего лба в целомудренном поцелуе.

— Я должен оставить тебя, — виновато произносит он, словно ожидая, что я, огорчусь и начну молить не покидать меня.

— Не беспокойся ни о чем! Чтобы ни сказал этот надменный паяц, помни, что я со всем разберусь! Ты ведь вовсе не расстроишься, если наш новый друг неожиданно умрет? — он касается большим пальцем моей нижней губы и гладит ее, зачарованно следя за своей рукой.

Я чувствую, как кровь отливает от моего лица.

— Не расстроюсь, — севшим голосом говорю то, чего он от меня ждут.

— Хорошая девочка, — удовлетворенно хмыкает Крайнов. — Меня не будет пару дней: надеюсь, ты соскучишься по мне!

Он уходит, а я тряпичной куклой оседаю на пол, рука тянется к сердцу, которое болезненное стучит в груди, жадно хватаю воздух, жмурюсь от частых спазмов в висках.

Тихий скрип двери заставляет меня сжаться еще сильнее.

— Ри, тебе плохо? — слышу торопливые шаги Алисы, которая тут же оказывается рядом и опускается на пол.

Пытаюсь найти в себе силы, чтобы сделать спокойное лицо и хоть как-то оправдаться, но выходит плохо, очень плохо. Алиса испуганно охает и тянет ко мне руки.

— Тебя обидели? Это твой жених?

Я могу лишь мотать головой и снова жмуриться.

— Нет, у меня приступ головной боли, не могу встать на ноги. Лис, позови Демьяна, пусть он поможет дойти до спальни, — наконец выдавливаю из себя.

— Конечно, я сейчас! — обещает она и тут же оставляет меня.

Я облегченно выдыхаю, судя по всему, Богданов не нашел Алису или не успел напугать, иначе она вела бы себя по-другому.

Боль нарастает, и вскоре мне даже ненужно притворяться: я и впрямь не могу подняться, потому что все вокруг кружится и расплывается, к горлу подступает тошнота, и я едва удерживаюсь на краю сознания.

Демьяну приходится перенести меня в спальню и опустить на кровать. Алиса тут же отправляет Миру к знахарке и садится на стул рядом с постелью. Стешка забирается под одеяло, подбирается все ближе, упирается лапками о мои ключицы, едва царапая кожу. Куница всматривается в мое лицо и фыркает, словно осуждает меня за что-то. Тоже мне, воспитательница нашлась! Много вас больно развелось! Я касаюсь пальцами ее шерстки и осторожно глажу, она снова фыркает, а потом сдается и укладывается прямо у меня на груди.

Я закрываю глаза, страх все еще душит и заставляет сердце бешено колотиться в груди. Цепляюсь воспаленным взглядом за лист сложенной вдвое бумаги, что лежит на краю прикроватной тумбочки, и перед раскрытыми глазами живо возникает образ мужчины.

Он кажется мне осязаемым и реальным, он опускается на мою постель, усаживаясь с краю, и ощутимо продавливает матрас. Его огромная ладонь ложится поверх моей, теплые слегка шершавые пальцы сжимают кисть.

— Ты все еще хочешь спрятаться от меня, Риана? — произносит он своим глубоким, проникающим в самую душу голосом. Его глаза гипнотизируют меня, заставляют забыть обо всем на свете, кроме этого лица.

Мне должно быть все еще страшно, я ведь и впрямь пыталась сбежать от него, я боюсь его…! И все же там, в груди, истерзанное сердце бьется ровнее и спокойнее, голова почти не кружится, пока взгляд сосредоточен на этом лице, а боль затухает — совсем немного, но все же это позволяет мне вернуться в реальность и услышать другие голоса.

— Куда она смотрит? Как будто видит там кого-то… Баба Феня, она что бредит?

— Ри, ну хватит меня пугать! — Алиса жалобно сводит брови.

Я выдавливаю дурацкую улыбку, которая, по-моему, тревожит ее еще больше.

— Это пройдет, Лисенок! — шепчу я.

Старушка касается морщинистой рукой моего лба, хмурится, заглядывая в глаза, сгоняет Стешку и задумчиво изучает меня мрачным взглядом.

— Совсем сердце оборвала, внученька! Ну, нельзя тебе так, нельзя!

— Оставьте нас, ей покой нужен! — ворчит знахарка и прогоняет сестру и Мирку.

— Вот угробишь себя, кто за этой твоей непутевой будет приглядывать, а? — продолжает твердить старушка, смешивая в чаше какие-то травы и старательно растирая их в порошок.

— Скажи ему, чтобы не уходил! — сонно бормочу я, не сводя глаз с мужчины, все еще сидящего рядом. — Мне так спокойнее!

Баба Феня снова трогает мой лоб и что-то бормочет, качая головой, а я пытаюсь дотянуться до его руки — сама! Но отчего-то не могу…

Глава 10

Я окончательно опомнилась лишь к вечеру. Не знаю, что со мной случилось, но, если бы не знахарка, кажется, я бы сошла с ума! Герцог не выходит из головы и я, расхаживаю по комнате, а потом решительно сажусь за письменный стол и пишу короткую записку с указанием даты, времени и места, ничего другого я написать так и не решаюсь.

Алиса все время следит за мной, заглядывает в комнату и заверяет, что ни на шаг от меня не отойдет и начинает громко возмущаться, когда я сообщаю, что ранним утром уеду в город — одна, без сопровождения. Я закрываю глаза, тру виски, и она тут же умолкает, не желая раздражать меня еще больше.

Утром, стоя перед зеркалом, я решительно надеваю на себя черное платье с бордовой каймой и закрытым почти до самого горла лифом, волосы собираю в строгую прическу. На мне нет никаких украшений и прочей мишуры — я это я, такая, какая есть!

Наверное, логичнее всего выбрать людное место, в «людное» время, но я поступаю иначе, у меня своя логика. Я никому не доверяю. И я не хочу, чтобы в случае чего эта встреча с герцогом позволила Крайнову задеть меня еще больнее, чем сейчас!

В глубине старого, ныне заброшенного парка у полувысохшего ручья есть небольшая веранда. Плющ плотным пологом оплел ее почти со всех сторон, словно пряча случайных гостей от посторонних глаз. И, несмотря на то, что зима иссушила его листья, они легкой, почти невесомой вуалью все еще свисали с крыши и ласково нашептывали ветру, наверное, что-то о предстоящей весне.

Полумрак не пугает меня, я глубоко дышу свежим воздухом и смотрю вдаль, восторгаясь холодной красотой природы.

Я нашла это место случайно, не так давно, но полюбила его за тихое уединение и возможность подумать обо всем без лишних глаз. Казалось, что здесь разум очищается и освобождается от ненужной шелухи.

Герцог появляется вовремя, ступает на порог веранды и тут же находит меня взглядом. Мы смотрим в глаза друг друга несколько коротких мгновений и молчим, не отводя взгляда, словно ведя немой диалог…души с душой. Но потом это призрачное ощущение духовного единения осыпается, так же легко, как облупившаяся на старых досках белая краска, под шероховатым слоем которой кроется потемневшее от времени, истерзанное годами дерево.

Его взгляд перемещается, изучая мой внешний вид. Наверное, я кажусь странной? Кто вообще назначает встречи в таком месте, да еще и зимой? Кто, согласившись на свидание с мужчиной, выбирает наряд, более всего подходящий для похорон, а не романтических встреч. А впрочем, романтика — это тоже не про меня,

Но ведь и мы с герцогом не совсем обычные любовники. Любовники… одно лишь это слово, коснувшись моего сознания, опаляет меня не самыми приятными воспоминаниями, которые, я осознаю это только сейчас, уже не так пугают и тревожат, как возможная близость с графом Крайновым. Смогу ли я жить после… или попросту не выдержу, сломаюсь — если не физически, то морально уж точно.

— Я рад вас видеть, Риана Николаевна! — начинает герцог, при этом слово «рад» из его уст отнюдь не звучит так уж радостно.

— Я тоже, как ни странно, рада вам! — глядя прямо в глаза, отвечаю я.

Оливер заслоняет собой весь проход, и я словно оказываюсь в клетке с диким и опасным медведем и…нет, вовсе его не боюсь, больше нет.

Он решительно приближается и садится рядом, на мгновение окидывая задумчивым взглядом обстановку вокруг.

— Не думал, что застану здесь именно вас, — произнес герцог, глядя мне в глаза.

— Я вас не понимаю?

— Я вас тоже! — отозвался Оливер, сверля меня осуждающим взглядом. — Я был почти уверен, что встречу здесь господина Крайнова!

— Константина? — удивленно переспрашиваю я.

— Именно! Место как раз подходящее для дуэли или… ловушки, — насмешливо добавляет герцог.

— Да, я догадываюсь, что это приглашение на свадьбу кажется вам странным — я заметила, что вы с графом враждуете, вот только не знаю, в чем причина, с чего все началось… Но я надеялась, что Эрик объяснил вам позицию моего… жениха! — на последнем слове мой голос дрогнул, однако я все же смогла удержать на лице невозмутимый вид.

— Не смешите меня, Риана! Вы не можете верить в нечто подобное! Граф Крайнов рассчитывает примириться и оказывает столь великую честь, приглашая меня на собственную свадьбу? Возможно, я бы и смог в это поверить, если бы невестой были не вы!

— Что вы имеете в виду?

Боже, кажется, у меня сегодня день глупых вопросов!

— Наша ненависть друг к другу слишком глубока, графиня! И уж тем более он не добьется желаемого эффекта, отобрав ту, что вызвала у меня настоящий интерес, — спокойно поясняет герцог, изучая меня своим колючим взглядом.

Его глаза кажутся темнее, чем минутой ранее, я испытываю смущение и неловкость, и у меня дрожат пальцы, но в теплых варежках этого точно невидно!

— Кроме того я прекрасно понимаю, какие интересы преследует этот мерзавец, заключая брак с вами!

— Неужели? И какие же? — нервно сжимая руки в кулаки, спрашиваю я.

— Господин Крайнов имеет неплохие связи благодаря своему отцу и умению налаживать сотрудничество с нужными людьми, он достаточно богат, но с ВАШИМИ деньгами его влияние вполне можно усилить. Насколько мне известно, Константин Владимирович желает удариться в политику и максимально приблизиться ко двору Императора.

— Так вы пришли сюда, надеясь встретить его или меня? Это что, очередная игра? Вы опасаетесь, что он окажется влиятельнее вас?

Я была раздражена и даже разочарована. Черт возьми, мне не было дела до планов Крайнова на политическом поприще! Мне хватило его планов на мой счет!

— Сложный вопрос! — насмешливо отозвался герцог. — Соблазн оказаться один на один с вашим женихом и избавиться от соперника кажется мне крайне привлекательным, но, очевидно, этому пока не суждено сбыться! С другой стороны, я рад снова видеть вас, Риана, у меня к вам много вопросов и не только вопросов…

— Знаете, герцог, я уже и сама не понимаю, что я здесь делаю! Пожалуй, мы оба напрасно тратим время! — мне хочется уйти, я даже порываюсь встать, но Богарне останавливает меня.

— Прекратите убегать! Это по-детски безрассудно: сначала назначить встречу, потом прийти на нее, а затем поспешно сбежать?

— Вы первым предложили мне встретиться! — возмутилась я

— Да, но решение прийти на нее было за вами! Зачем вам, Крайнов, Риана? Будете утверждать, что это любовь? Но ведь вы провели ночь со мной, а теперь явились на личную встречу без посторонних свидетелей, — его проницательный взгляд не позволяет мне отвернуться, солгать или даже просто сбежать.

Я чувствую себя мышью, загнанной в угол. Напряжение во мне копится и не находит выхода, потому что я не знаю, как ответить на его вопросы и стоит ли просить о помощи, да и какую цену он попросит за свои услуги, если поверит мне?

Ощутимый укол в висок заставляет меня зажмуриться. Болевой спазм повторяется, и я вздрагиваю, не размыкая век, едва сдерживая предательские слезы. Ну почему именно сейчас?!

Герцог вздыхает.

— Так у нас вами продуктивного диалога точно не получится, подвиньтесь немного!

Я с трудом разлепляю глаза, чтобы понять происходящее: Оливер стряхивает остатки снега и усаживается на спинку старой скамьи, на которой я и сидела. Она скрипит, но выдерживает его вес.

— Что вы делаете? — недоуменно спрашиваю я.

Герцог притягивает меня к себе за плечи: его абсолютно не смущает тот факт, что теперь я сижу между его ног, в то время как мое лицо становится пунцовым от стыда. Оливер заставляет меня немного откинуть голову, слегка приподнимает мою шапку и касается холодными пальцами пульсирующих висков. В то же мгновение мои глаза закрылись сами собой: боль утекала сквозь его пальцы так стремительно, что у меня на глазах наворачивались слезы облегчения.

— Вы очень напряжены и кажетесь измученной, что с вами происходит, графиня? — герцог произносит слова осторожно, словно опасаясь встревожить меня, движения его рук стали медленнее и мягче, ладони уходили дальше, касаясь шеи и затылка.

Я молчала, а герцог не стал повторять свой вопрос, вместо этого он опустился на лавочку за моей спиной, прижал меня к своей широкой груди и крепко обнял.

Я все еще боялась открыть глаза, боялась его решительных прикосновений, того, что он может сделать в следующий момент.

— Вы вовсе не часть игры, Риана, по крайней мере, не для меня! У меня нет никакого желания отдавать вас графу, но я не стану угрожать и вынуждать вас оставить Константина лишь потому, что считаю его недостойным вас, хотя так и есть. Вы должны пожелать этого! Крайнов не принесет вам счастья, он не способен любить и хранить верность кому-то, кроме себя самого!

Я хочу ответить, но не знаю, что сказать: я и без Богарне понимаю, что именно представляет собой Константин.

— Вы также не похожи на охотницу за славой и любительницу дворцовых интриг — в вас слишком много тяги к независимости и справедливости. И если насчет второго я мог бы составить Крайнову серьезную конкуренцию, то с первым, не стану лукавить, вполне могут возникнуть проблемы. Каких бы сплетен там не рассказывали обо мне и моей покойной супруге, Риана, — правда в том, что я ужасный собственник и действительно ревнивый человек. Злость и ревность и сейчас разъедают мое сердце!

Его руки ослабляют хватку и плавно спускаются к моим кистям, он снимает белую пуховую варежку, медленно перебирает мои пальцы, один за другим, поднимает мою руки вместе со своей чуть выше плеча и касается губами холодной кожи.

Я осознаю всю двусмысленность своего положения и поспешно освобождаю руку, поднимаюсь, оборачиваюсь лицом к герцогу и делаю два неуверенных шага спиной вперед.

— Зачем вы хотели этой встречи? — севшим голосом озвучиваю свой вопрос.

— Получил приглашение на вашу свадьбу и решил попытать счастье — а вдруг мне удастся отговорить вас от этой глупой затеи по-хорошему? — сверкнув недобрым взглядом, ответил герцог. — Не понимаю только, зачем вы его мне подписали, Риана!

— Я не хотела, но … жених настоял!

Кажется, герцога перекосило при одном лишь упоминании о Крайнове.

— Давайте попробуем зайти с другой стороны, — неожиданно говорит Оливер, поднимаясь с места и становясь напротив. — Скажите мне, чего вы хотите больше всего на свете, о чем мечтаете, есть ли что-то, до чего вы никак не можете дотянуться, что-то, способное сделать вас по-настоящему счастливой? — он пристально смотрит в мои глаза.

Я, словно привороженная, смотрю в зеркала его души, наверное, мне хочется увидеть в них истину, разоблачить очередную подлость, избежать новой боли и нового предательства… но ничего из этого в них нет. Он ждет ответа, который застывает у меня на устах, и вместо собственного голоса я слышу шепот.

— Безопасности, надежности и независимости. Я хочу засыпать, знаю, что завтра ничего не случится, никто не причинит вреда мне и моим близким! — с каждым словом мой голос становился чуточку громче и увереннее, в нем словно звучит вызов.

— И все это даст вам господин Крайнов? — не выпуская меня из цепкого плена своих глаз, спросил Оливер.

Когда он приблизился настолько, что мы оказались на расстоянии одного коротко вдоха друг от друга?

Дурацкий нервный смешок срывается с моих губ.

— Он не даст мне ничего из этого, — предельно честно отвечаю я.

— Тогда попросите об этом меня, — склоняясь к моему лицу и почти касаясь моих губ, произносит Оливер.

Я чувствую страшную дрожь и слабость в ногах, руки вцепляются в жесткую ткань его зимнего пальто, я подаюсь вперед и впервые в своей жизни целую мужчину — сознательно, добровольно…

Жар наполняет грудную клетку, голова немного кружится, но мне не больно и не страшно, его руки не пытаются разорвать на мне одежду и лишить меня воли. Он не хотя отрывается от моих губ, тяжело и даже мучительно вздыхает, касается моего подбородка и снова заставляет потонуть в странном, завораживающем взгляде глаз цвета закаленной стали.

— Но взамен я попрошу очень много, Риана! Я заберу вас и никогда не отпущу, не позволю даже помыслить об этом!

Холод проникает в легкие с каждым новым вдохом.

— А как же независимость? Разве ее можно получить, оказавшись в вашем плену? — севшим голосом спрашиваю я.

— Ее ценность сильно преувеличена, — спокойно отвечает Оливер. — И, возможно, у нас с вами просто различные представления на этот счет!

Я вспоминаю истории о его супруге, о том, какой она мне показалась в тот единственный вечер, когда я видела ее на балу. Говорят, он сгубил ее, что он ревновал, ограничивал, лишал воли! Сейчас это уже не кажется такой уж выдумкой! Да и герцог не отрицает этого! Я никогда не преувеличивала значимость независимости: для меня нет ничего важнее свободы воли и возможности быть самостоятельной в принятии своих решений. Нет, вряд ли герцог Богарне хуже Крайнова, вернее всего, что он лучше, что он меньшее зло… и все же я должна попытаться справиться со всем сама, без чьей-либо помощи!

— Пожалуй, так и есть, у нас слишком разные представления о ее ценности! — говорю это и делаю шаг назад.

Неожиданно теряю опору под ногами, вскрикиваю, но руки герцога не позволяют мне упасть на ступени.

— Осторожнее графиня, — с упреком во взгляде произносит герцог.

— Спасибо, — тихо бормочу я и освобождаюсь от его рук.

— Вы решились уйти, оставив меня без ответа?

— Вы не задали мне последнего вопроса? — с горькой усмешкой произношу я. — Но и без него я скажу вам нет! Мне ничего от вас не нужно! Если вы пожелаете прийти на свадьбу, то, прошу вас, сохраняйте самообладание и не устраивайте сцен! — я выпрямляю плечи, касаюсь шершавых перил веранды и спускаюсь вниз, преодолевая три узкие ступени, но каждая из них отдаляет нас друг от друга все больше. Шаг и целая пропасть между…

— Всего доброго герцог, — говорю, оборачиваясь и слегка склоняя голову, а потом едва сдерживаюсь, чтобы не перейти на бег.

— Если я приду на вашу свадьбу, то обязательно украду невесту, — слышится мне в шепоте ветра, но, обернувшись, я вижу безмолвную фигуру угрюмого мужчины, спокойно следящего за мной взглядом.

Глава 11

Графиня торопливо удалялась, казалось, она готова сорваться на бег, и одна лишь гордость не позволяет ей этого сделать.

Беги, но после этого поцелуя ты уже не убежишь далеко…!

Я все еще боролся с собой и острым желанием, даже потребностью догнать и присвоить ее себе… Что вообще означает этот дурацкий вздор со свадьбой? Неужели она настолько слепа? наивна? влюблена… хотя нет, уж точно не последнее! Я потираю губу, все еще ощущая вкус ее поцелуя, и задумчиво улыбаюсь. Впрочем, остальное тоже не похоже на нее! Тогда, что на самом деле толкает Риану в лапы этого мерзавца?

Мое желание потопить Крайнова и стереть с лица земли всю многовековую историю его рода становится навязчивой мыслью. Это дорого мне обойдется, но, кажется, я готов идти на жертвы…

Я смотрю вслед исчезающему силуэту и снова и снова прокручиваю в голове наш разговор. Просто удивительное создание, и… так разительно отличающееся от НЕЕ!

«Нет, ты слышал это, милый?» — за спиной снова звучит возмущенный голос Амалии. «Безопасность, надежность и независимость! Пффф… какое убожество! Что творится в голове у этой девушки! Никакого воображения! Эта особа просто до отвращения скучна!» — теперь ее слова сквозят разочарованием и даже обидой.

«А чего пожелала бы ты? Собственный замок? Кругосветное путешествие? Диадему из бриллиантов?» — насмешливо перечисляю я самые вероятные, по моему мнению, варианты.

«Хмм, а впрочем, вы с ней просто два сапога пара! Твое воображение немногим лучше» — отзывается покойная жена.

Я прекрасно сознаю, что ее нет и не может быть здесь, и все же представляю ее рядом. Правда, сад и эта веранда кажутся мне совершенно иными. В моей вымышленной реальности свежая древесина совсем недавно была выкрашена белой краской, плющ ярко-зеленым пологом скрывал нас от целого мира, птицы пели свои трели и посвящали их лету и теплым лучам июльского солнца. Амалия сидела прямо передо мной, слегка откинувшись назад, и как бы с высока, с некоторым пренебрежением смотрела на меня. Затем супруга уверенным элегантным движением руки сняла с головы соломенную шляпку и немного встряхнула темными кудрями, которые тут же рассыпались по округлым плечам. Но ее холодная улыбка больше не могла ранить моего сердца.

«Ты все еще скучаешь по мне? Признайся! Я намного веселее этой твоей деревянной куколки!» — она самоуверенно улыбается и хлопает рядом с собой ладонью, приглашая меня сесть ближе.

«Я знаю, что была жестока, но я больше не хочу отдавать тебя другой! Мы должны быть вместе, Олли!»

Я спокойно отворачиваюсь от нее, тянусь к зеленым остроконечным листьям вьюна, однако стоило мне лишь коснуться одного из них, как тот, пожухлый и сухой, словно кусочек истлевшей от времени бумаги, рассыпается в моих руках.

«Я избавлюсь от тебя, Амалия, и ты ничего не сможешь с этим поделать!» — спокойно отвечаю я, прогоняю из головы ненавистный образ жены.

Глава 12

Время шло слишком стремительно, словно ускоряясь день ото дня. Крайнов был занят какими-то делами (я, конечно, не пыталась вникать и лезть с вопросами), появлялся он нечасто, но позволял себе многое. С каждым разом его попытки «приручить строптивую девицу» приводили меня в состояние очень близкое к отчаянию. Я боялась этого человека, я не могла в полной мере дать ему отпор и не знала, что буду делать, когда он осмелится на более решительные действия. Я с замиранием сердца ждала появления Крайнова старшего, отца Константина, и надеялась, что он как человек разумный и добрый поможет мне.

В то же время я тщательно изучила все имеющиеся в нашей округе пансионы и выбрала тот, где, по моему мнению, сестре было бы лучше, чем рядом с графом.

Вернувшийся из заграничного путешествия поверенный заверил, что бумаги на приобретение собственности для Алисы уже готовы. Она станет хозяйкой имения и большого уютного дома за много верст отсюда и сможет жить в достатке, а господин Крайнов и его светлость граф Олег Бориславович могут думать о судьбе моей сестры все, что душе угодно, но будет все равно по-моему!

Единственное, что могло стать препятствием на пути ее счастья — это юный возраст, требующий опеки и надсмотра, но и с этой проблемой я смогла справиться! Тетушка Агафья Тимофеевна была нашей родственницей по линии моей покойницы матери и не общалась с нами многие годы именно по воле отца, который в весьма жесткой форме запретил старушке видеться с племянницами и вести переписку. Я вспомнила о ней совсем недавно и написала письмо, справляясь о здоровье и делясь некоторыми событиями из нашей с Алисой жизни.

Тетушка была жива и относительно здорова, насколько это вообще возможно для женщины преклонных лет. Это была обедневшая княжна из старого дворянского рода, лет десять назад она овдовела, дети давно перебрались за границу и ничем не помогали, а потому она была очень одинока. Я помнила ее доброту и надеялась, что с годами она осталась прежней. Я просила ее позаботиться о сестре в случае, если такая необходимость вдруг возникнет, и она не отказала мне, а Илларион Павлович тут же принялся за работу.

Нет, Алисе я ничего не сказала, все еще надеясь, что смогу справиться со всем сама, да и новость о грядущем переезде и поступлении в пансион и без того испугала и даже шокировала ее.

«Ты ведь это не всерьез, Ри?» — дрожащим голосом спросила тогда сестра.

«Я не шучу, Алиса! Ты не можешь все время прятаться за моей спиной, ты должна возобновить обучение, должно лучше осваивать этикет, тебе еще предстоит стать частью светского общества, женой и матерью. Ты должна послушать меня!» — я очень старалась быть строгой и доброй одновременно, но выходило плохо.

«Я не справлюсь, Ри!» — жалобно проговорила сестра, и у меня в груди больно кольнуло.

«Но ты должна! Мне тоже нелегко! Я знаю, это неожиданно: я все не решалась рассказать тебе раньше, но молчать и дальше просто нет смысла! Мне пришлось приложить немало усилий, чтобы тебя взяли среди учебного года именно в этот пансион! Постарайся меня не подвести!» — я осторожно сжала ее ладонь.

«Хорошо», — громко шмыгнув носом, произнесла Алиса, когда я уже и не надеялась на удачное окончание этого разговора. «Я снова веду себя, как ребенок, ты права! Мне нужно научиться очень многому и пора перестать прятаться за твоей спиной!» — она обняла меня, а я наконец облегченно выдохнула. Страх перед перспективой оставить ее на растерзание чужим и незнакомым мне людям никуда не делся, однако граф Крайнов представлялся мне куда более значимой угрозой!

Вчера Алиса оставила меня, окончательно перебравшись в пансион, где ее будут обучать «важным» женским наукам! Я боялась отрывать ее от себя и ни за что бы не решилась на подобное, если бы не граф, будь он проклят!

А еще теперь я была свободна от необходимости скрывать свои чувства и притворяться счастливой и влюбленной, когда речь заходила о Константине, и уж тем более при его личном появлении в нашем поместье. Именно поэтому сегодня я встретила жениха без наигранных улыбок и лишних реверансов.

— Здравствуй дорогая, скучала? — ласковый голос Константина вызывал дрожь и тошноту.

— Нет, — сухо ответила ему.

Я снова сидела в кабинете и перебирала почту, с отвращением откладывая послания, в которых многие спешили уведомить меня о своей готовности явиться на торжество и поздравить новобрачных! Просто поразительная отзывчивость! Некоторым просто не терпится пожелать мне семейного благополучия и выразить свою трепетную радость!

Глядя в глаза Крайнова, я порвала несколько открыток на мелкие кусочки и швырнула их в мусорное ведро.

— Я сегодня очень занята, граф! Не могли бы вы порадовать меня своим визитом в другой раз? — гордо задрав подбородок и сверкнув «радушной» улыбкой, произнесла я.

— Я вижу, чем ты занята! — фыркнул Константин и уверенно зашагал в мою сторону.

Я не пошевелилась, но напряжение во мне возросло до предела, а ладони моментально вспотели.

— Я хочу официально представить тебя отцу! Он будет здесь уже завтра, постарайся произвести на него хорошее впечатление и присмотри за своей неугомонной сестрицей.

— Алиса больше не потревожит тебя! — спокойно отозвалась я, следя взглядом за каждым движением графа, который неторопливо обогнул стол, развернул мое кресло к себе и, опершись обеими руками о широкие подлокотники, склонился надо мной, словно стервятник над добычей.

— Отрадно слышать! Сдала сестричку в приют или все-таки потратила наши деньги на бессмысленное обучение этой пустоголовой дурочки? — скупо улыбнулся граф, обжигая опасным взглядом.

Я прикусила губы, сжала кулаки, прекрасно понимая, что именно этого он и добивается: моей бурной реакции, на которую он ответит не менее решительными действиями.

— А как же все остальные? Разве твой отец не слышал сплетен? Ему не расскажут о том, что я отравила мужа, отреклась от отца, оскорбила его, обманула? О том, что я безнравственна и недостойна вас, Господин Крайнов?

— Я с этим разберусь! Но, должен признать, меня очень тронуло твое беспокойство! Переживаешь, что не получишь благословления? — он грубо сжимает пальцами мой подбородок, а потом целует меня в губы, но я не настроена терпеть и отворачиваюсь от него.

Граф раздраженно вздыхает, отстраняется, а потом резко хватает за плечи и бесцеремонно тянет меня вверх, подхватывает за талию и усаживает прямо на стол, сбросив перед этим оставшиеся записки и открытки на пол.

— Я жажду избавиться от вас, граф! Раз и навсегда! Я скажу вашему отцу, что вы подлый и бесчестный человек, что вы угрожаете мне, принуждаете к браку и добрачным связям, что у вас нет чести! — яростно выплевываю эти слова ему в лицо.

Я ожидала, что Крайнов взбесится и ударит, но он рассмеялся, причем как-то по-доброму, словно я глупое и несмышленое дитя.

— Риана, вы просто чудо! — вдруг обхватив мое лицо и коснувшись губами моего лба, произнес он. — Мой отец все о вас знает, у меня нет от него секретов! Более того это именно он предложил мне жениться на вас! Вы избавились от нежелательных родственников, у вас нет других претендентов на наследство, кроме сестры — графа Богданова я в расчет не беру! Ваше огромное состояние поможет мне занять хорошую должность при дворе и укрепить нужные связи! ВЫ очень выгодное приобретение, и отец совсем недавно раскрыл мне на это глаза! Таким образом, у меня просто не осталось аргументов в пользу того, чтобы отказаться от вас! Вы подходите мне! — его глаза сияют, словно он ребенок, которому вручили коробку с рождественским подарком.

Быть в роле подарка мне не хотелось, заявление Крайнова об отце шокировало меня, но, да, это многое объясняло — видимо, граф Владимир Крайнов еще более талантливый лжец и манипулятор, чем его сын! Да и слова герцога по поводу желания Константина занять пост на политическом поприще тоже подтвердились. Но я все еще надеялась, что сказанное — фарс, очередная сказка, которую мне рассказали, чтобы лучше контролировать и добиться желаемого результата. Он хочет запугать меня, сделать податливой и послушной ручной собачкой!

— Граф Богданов сообщил, что остановился в доме Синевских и намерен уже завтра быть здесь вместе со своим поверенным! Говорят, все были шокированы его неожиданным воскрешением и ждут не дождутся, когда же мы начнем делить состояние его отца! Желаете присоединиться к этому увлекательному мероприятию завтра? — я выгибаю бровь, ожидая ответа.

Отпрыск покойного супругу, обналичив приличную сумму, снял квартиру в центре города, стал активно посещать балы и салоны и, конечно, побывал в гостях у генерал-губернатора! Очевидно, он спешил заявить о себе в свете и рассказать драматичную историю о наследнике богатейшего графа Богданова, чудом одолевшем саму смерть, и коварной вдове, которая незаслуженно присвоила себе его деньги. Сплетни расползались с фантастической скоростью, обрастая все новыми и новыми подробностями. Поэтому-то всем им так не терпится оказаться на нашей свадьбе и своими глазами увидеть, во что же выльется вся эта странная и скандальная история!

— Завтра…да, завтра нас ждет очень насыщенный день! — ласково проведя ладонью по моей шее, проговорил Константин.

Я ничего не ответила, а граф снова впился в мои губы, запустил руку в мои волосы, сжал кулак, заставляя вскрикнуть от боли. Я не выдержала и, дотянувшись до его шеи, скользнула руками за ворот рубашки, чтобы тут же вцепиться в кожу ногтями. Крайнов отстранился, больно сжал мои запястья, уставился яростным взглядом в глаза.

— Ты переигрываешь, дрянная девчонка! — прошипел он.

Я успела испуганно вскрикнуть, когда он одним резким движением надавил на плечи, впечатав меня лопатками в письменный стол. Обе ладони сомкнулись на моей шее, сжимая, ограничивая кислород, но не перекрывая его полностью. Он нависал надо мной, глядя в глаза, в которых больше не было злости, только дурацкая, презираемая мною улыбка безумца.

— Вот так намного лучше! — ласково произнес он, продолжая то сдавливать, то ослаблять хватку, словно это движение успокаивало его. — Я знаю, как мы поступим! Среди твоих крепостных есть один слишком уж старательный и верный, как дворовый пес! Огромный, облезлый и беспородный пес! О его старательности в исполнении любой твоей прихоти говорят и знают многие, так что никого не удивит, когда это безмозглое животное неожиданно взбесится, отказавшись подчиняться прежнему господину и прирежет того, скажем, топором или ножом, для разделки мяса! Все ради своей госпожи и ее блага! — он склонился еще ниже, проводя языком вдоль линии моего подбородка.

Я задрожала сильнее, отчаянно дернулась, снова попыталась вцепиться в его руки, но Крайнов, словно не чувствовал боли, даже тогда, когда мне удавалось дотянуться до его рук и разодрать на них кожу.

«Демьян! Он говорит о Демьяне!» — страшная догадка поразила меня в самое сердце.

— Вы не посмеете! Он никогда… — хрипло прошептала я.

— Посмею, еще как посмею! — поспешил заверить меня Крайнов. — Он не нужен мне в этом доме: слишком рьяно готов подчиняться именно тебе! И он обязательно убьет графа Богданова — иначе я убью его жену и детей и заставлю смотреть на это со стороны!

Острый взгляд хладнокровного хищники парализует меня. Правая рука графа соскальзывает с моего горла, он бесцеремонно задирает подол платья, гладит мою ногу, поднимаясь все выше и продолжая изучать мое лицо мертвым взглядом темных, почти черных глаз.

— Кажется, я слишком долго был сдержан и милосерден к тебе, думаю, пора оценить по достоинству все твои прелести и изъяны! Не волнуйся, сегодня я все сделаю сам, Риана!

Что-то щелкает в моем мозгу и хаотичные мысли вдруг разбредаются по своим местам: я не спасусь, если и дальше продолжу дергаться, мычать в его рот и рыдать горькими слезами.

Я смутно вспоминаю, с какой стороны лежит нож для бумаги, тянусь дрожащей рукой к правому краю стола, где осталась небольшая стопка еще не сброшенных на пол листов. Тонкий и узкий клинок в форме миниатюрной сабли царапает ладонь, и я жмурюсь от боли, выдыхаю, осторожно нащупываю рукоять. Крайнов, ослепленныйпохотью, ничего не замечает, он стягивает с меня белье, грубо хватает за лодыжки и пытается развести мои ноги в сторону.

Тук…оглушающий удар сердца — я подаюсь вперед, опираясь дрожащей ладонью о дубовый стол.

Тук… еще один удар — я выхватываю нож и приставляю его к горлу Крайнова.

Тук… болезненно сглатываю ком в горле, пытаюсь сесть ровнее, рука дрожит, и рядом со свежими отметинами от моих ногтей на горле Константина появляется тонкая струйка крови.

Тук…тишина в комнате, мой надрывный вдох и спокойный, насмешливый взгляд графа…

— Отойдите от меня! — севшим голосом произношу я.

— Думаешь, убить меня — хорошая идея? — спрашивает граф.

Широкая мужская ладонь ложится поверх моего тонкого запястья и вынуждает надавить чуть сильнее.

Я вскрикиваю при виде пореза и хлынувшей из него крови, отдергиваю руку, нож из которой тут же вырывает граф и отбрасывает в другой угол комнаты.

Слезы застилают глаза, я подаюсь назад, пытаясь сбежать, но он снова хватает меня и не позволяет отдалиться.

— Тшшш, успокойся, дорогая! Ты так надрывно дышишь и так побледнела, что я уже не уверен в том, что ты сможешь выносить и родить мне наследников! Пожалуй, я лучше отнесу тебя в постель! — задумчиво произносит он и подхватывает меня на руки.

— Не делай этого, — умоляю его. Трусливо сдавшись, я перехожу на «ты» и дрожащими пальцами тянусь к его лицу.

— Не делать чего? — интересуется граф, уверенно преодолевая лестницу и ногой распахивая дверь в мои покои.

— Не поступай так с Демьяном, — шепчу я.

— И только? Тебя так волнует жизнь этого грязного скота и совершенно не волнует, что я могу сделать с тобой после этой выходки? — он насмешливо выгибает бровь.

Я всхлипываю и закрываю лицо ладонями, голова кружится, а тело стало ватным и непослушным. Граф опускает меня на перину и заботливо поправляет подол платья, но не пытается продолжить начатое в кабинете. Он убирает ладони с моего лица, хмурясь, изучает взглядом руку, которую я оцарапала лезвием ножа, и стирает кровь с моей щеки. Я же смотрю на кровавые потеки на его шеи и пытаюсь сохранить хоть немного самообладания.

— Хорошо, — разочарованно вздыхает Крайнов. — Мы просто продадим их и как можно быстрее. Но граф Богданов все равно должен умереть, трагически и крайне неожиданно! Может быть, отправиться с ним на охоту? Говорят, он был любителем! А тут недалеко от нас завелась стая волков… — он улыбается своим мыслям и ласково гладит мои волосы, пропускает локоны между пальцев.

— Обещаешь, что встретишь своего охотника, как подобает, и вознаградишь за великодушие и проявленное терпение? — Крайнов следит за мной взглядом, пугает меня уверенной и злой насмешкой.

— А как же поверенный? Он ведь тоже приедет с графом! — не сдержав дрожи в голосе, спрашиваю я, холодея от одной лишь мысли о том, ЧТО мы сейчас обсуждаем!

— Ты просто согласишься на все их условия! Какая разница, если граф вскоре все равно умрет, а собственным выводком он обзавестись все равно не потрудился!

Я молча киваю и пытаюсь отползти подальше от графа, он позволяет мне это и, склонив голову набок, следит за каждым моим движением.

— Все должно быть безупречно! Ты приготовишь все необходимое для встречи моего отца! Он будет ближе к вечеру и, когда разразится «чудовищная трагедия» в связи со смертью молодого наследника этих земель, поможет устроить все должным образом! Проверь, чтобы ему были выделены и приготовлены лучшие покои, подумай об угощениях и хорошем вине к ужину! А вечером, я позволю тебе как следует извиниться за сегодняшнюю выходку! Ты все поняла?

— Да, — уставившись на него широко распахнутыми глазами, произношу я. — Когда начнется охота? — хрипло уточняю я.

— Утром! Я сделаю нужные распоряжения, ни о чем не беспокойся, дорогая! Тебе нужно отдохнуть и хорошенько выспаться, — он забирается на кровать, чтобы дотянуться до меня и запечатлеть на моих губах короткий поцелуй.

— Доброй ночи, Риана! Я пришлю кого-нибудь, чтобы тебе помогли приготовиться ко сну, — заботливо сообщает граф и наконец оставляет меня в одиночестве.

Это безумие зашло слишком далеко, я не хочу, чтобы из-за меня пострадали люди, даже если их жизни навсегда останутся на совести Крайнова. Но какое ему дело до собственной совести? Я уеду в город сразу после того, как граф отправится на охоту, и никто не сможет меня остановить! Я найду на него управу ЛЮБОЙ ценой, главное, успеть вовремя!

Тяжелая от пережитого голова снова начинает пульсировать, и я тянусь к прикроватному столику за бабушкиным отваром, который хоть и не полностью, но притупляет мою боль.

Я была слишком самоуверенна и медлительна! Я думала, что успею выбраться из этой западни до того, как на моем горле затянется петля! А теперь Крайнов может победить, стоит только еще хотя бы раз проявить слабину…

Глава 13

Туман в голове не развеялся, когда я проснулась. Странная ломота в теле и слабость уже стали привычным делом. Я заставила себя подняться на ноги и, воспользовавшись колокольчиком, вызвала к себе горничную.

Настенные часы показывали начало одиннадцатого! Я никогда не сплю так долго, да и сегодня не обошлось без кошмаров, от которых я то и дело подскакивала посреди ночи, хватаясь за горло и тяжело дыша. Как же я умудрилась проваляться так долго?

— Мира, помоги мне быстро собраться, почему меня не разбудили? Граф Богданов может приехать с минуты на минуту!

— Барыня, Константин Владимирович велели не беспокоить вас, когда приехал Олег Бориславович. Они разговаривали в кабинете и недавно уехали на охоту все вместе, собрали огромную свору! Ох уж и жуткий лай подняли эти собаки — душа в пятки ушла! — активно жестикулируя руками, рассказала горничная.

— Что? — я удивленно уставилась на нее, ничего не понимая. Крайнов продолжает воплощать свои злодейские планы в жизнь? Почему меня не пригласили на разговор? Побоялся, что я все расскажу Богданову, и тот мне поверит?

— Велели ждать их назад только к ужину, хозяйка! — тараторила Мира.

— А человек графа, поверенный, он ждет меня? — все еще ничего не понимая, выспрашивала я.

— Этот-то в очках и с чемоданчиком? Тоже увезли! Константин Владимирович своих гончих привез, они какие-то диковинные что ли! — недоуменно развела руками горничная.

— Так, ладно… сейчас со всем разберемся. Помоги мне лучше с платьем, а потом вели заложить экипаж, мне срочно нужно в город!

Девушка тяжело вздохнула и запричитала.

— Не выйдет хозяйка, не велели отпускать вас из дому-то!

— Это еще что значит? — я возмущенно свела брови и сжала кулаки.

— Так барин-то молодой, Олег Бориславович, управляющему приказал, чтобы, мол, вы обязательно дождались, когда они из лесу-то воротятся! А Тарас у нас еще при графе служил, помнит он его, подчинился, соглядатаев к дому приставил, а чтобы вы чего не удумали!

— А Демьян? Позови его ко мне! — севшим от волнения голосом потребовала я.

— Не могу, хозяйка, прости меня! Уж и злющий барин был, когда Демьян отказался тебя неволить! Увели его, по ногам по рукам скрутили и увели — не знаю куда, не видела! Боимся мы и не знаем, кого слушать! Олег Бориславович сказали, всех сечь будут денно и нощно, кто не послушает воли хозяйской!

Я разозлилась, глубоко втянула воздух в легкие и расправила плечи.

— Значит, все здесь сейчас подчиняются приказам господина Богданова? — уточнила на всякий случай.

Мира виновато опустила голову.

— Уж больно лютым барином был покойный граф, супруг ваш, хозяйка! И сына его многие помнят: кухарка говорит, он тоже злой, жестокий! Не зря пугает-то — в отца пошел еще с пеленок самых! А коли он тут хозяйничать будет теперь?

— Ясно, — резко оборвала ее лепет и торопливо принялась закалывать волосы.

«Не будет по-вашему, господа, даже не надейтесь!» — я твердо решила найти способ добиться своего.

— Хозяйка, — нерешительно позвала меня Мира, когда я уже вознамерилась покинуть комнату.

Я раздраженно фыркнула, услышав это ее неуверенное «хозяйка» и обернулась.

— Там вас дожидаются! С час тому назад дама одна приехала, сказала, что это срочно!

— Дама? Какая такая дама? Она что не представилась? Ее привез мой жених?

— Нет, не он! Одна она приехала, графьев уж и дома не было-то, когда она появилась! Сказала, что княжна Воронова!

Я нахмурилась, совершенно не припоминая никого с такой фамилией! А может, с Алисой что стряслось? — сердце екнуло, и я поспешила вниз.

В гостиной меня ждала незнакомка, точнее я уже видела ее прежде и лишь не знала полного имени. Она была красивой, даже эффектной, на вид лет двадцати двух или чуть больше. Очень стройная, высокая, с тонкой талией и внушительным бюстом. Элегантное платье глубокого темно-зеленого цвета было сделано по последней моде, оно слегка оголяло ее плечи и выставляло напоказ ее округлые прелести: не понятно только, для кого эта модница так принарядилась! Хотя, чего греха таить, я прекрасно понимала, для кого!

— Я полагаю, вы княжна Кэтрин? — спокойно произнесла я.

Девушка тут же подобралась, лицо ее приобрело еще более злой и презрительный вид. Она тут же поднялась с широкой софы, расправила плечи, отбросив идеально уложенные локоны за спину, и направилась ко мне.

— Вы не ошиблись, это я! — улыбнулась она, изучая меня с ног до головы холодным и брезгливым взглядом.

Я фыркнула про себя, мысленно поражаясь тому, насколько сильно она подходит в качестве избранницы Крайнову.

— Могу я поинтересоваться целью вашего визита? — вежливо спрашиваю ее.

Княжна, сверкнув злобной улыбкой, подается вперед и грубо хватает меня за предплечья.

— Я не позволю тебе забрать его у меня! Ты жалкое ничтожество, бледная мышь, выскочка! Думаешь, он женится на тебе? — она змеей шипит мне в лицо и сжимает пальцы, надеясь причинить мне вред и, очевидно, напугать. Кэтрин даже пытается встряхнуть меня!

Боже, как было бы легко, если бы Крайнов вернулся к своей прежней пассии! Вот только он был настроен слишком решительно, чтобы передумать. А я так зла, что не упускаю возможности вылить свою злость на эту взбалмошную девицу.

Освободившись, я вцепляюсь в ее запястья мертвой хваткой и тоже сжимаю их что есть силы, надеясь услышать хруст костей этой мерзавки. Я дергаю любовницу Константина на себя и вынуждаю пристально посмотреть мне в глаза. Мне не надо ничего играть и изображать, мои глаза итак красные от пролитых вчера слез и беспокойного сна.

— Забери его! Слышишь меня? Забери его себе, немедленно! Избавь меня от Крайнова, если он тебе так дорог! — снова и снова твержу я, словно обезумевшая.

— Что ты несешь? — удивленно вытаращилась на меня роковая красотка, явно не ожидающая такого поведения от «счастливой» невесты

— Ты слышала меня! Забери его! Я заплачу, сколько скажешь! Чего ты хочешь? Денег? Земли? Новый дом? Я вызову поверенного и отдам все, что угодно, если ты избавишь меня от него! — я немного переигрывала, потому что все еще прекрасно понимала, что Крайнов не отступится.

Кэтрин с трудом освобождает свои руки и потирает покрасневшие запястья, смотрит на меня с недоверием.

— Так ты не хочешь? — наконец поняла княжна.

Я отрицательно качаю головой.

— Ты любишь его? Насколько сильно? Я готова убить его, если он не остановится, а он не остановится, Кэтрин!

Она прикусывает губу и смотрит на меня совершенно иначе, потому что я не шучу, когда признаюсь ей, что готова пойти на самые крайние меры. Я все еще помнила, как дрожали руки, сжимая нож, как кровь пропитывала ворот его белой рубашки, но я знала, что в следующий раз я снова решусь на подобное, потому что иначе он окончательно уничтожит меня.

— А знаешь, я и в самом деле могу тебе помочь! — неожиданно говорит Кэтрин.

— Ты так уверена в своей неотразимости?

— Нет, раз уж он так в тебя вцепился: ты тоже не из-за внеземной красоты ему сдалась! — задумчиво произносит она. — Тут надо действовать тоньше!

Она замолчала, а я хмуро рассматривала темноволосую особу: я прекрасно понимала, что ей нельзя доверять, но ведь мы обе хотели одного и того же, чтобы этой свадьбы не состоялось!

— Что ты имеешь в виду?

— Пока не могу рассказать, загадочно улыбнулась Кэтрин! У нас еще есть время! Насколько я могу судить, до свадьбы целых две недели?

— У нас нет времени, потому что граф не из тех, кто любит соблюдать приличие, — раздраженно ответила я.

Княжна окинула меня насмешливым и пренебрежительным взглядом, а потом улыбнулась мне так хитро, что я настороженно следила за каждым ее движением.

— Значит, ты пытаешься держать нашего мальчика на длинном поводке? Не подпускаешь к себе? Увы, эта игра недолго будет его забавлять, — рассмеялась Кэтрин.

— И без тебя знаю, — сквозь зубы процедила я.

— Хорошо, тогда у меня кое-что для тебя есть! Она вернулась к дивану, на котором оставила милую элегантную сумочку и принялась копаться в ней.

— Что ты там ищешь? — с подозрением спросила ее, словно она могла в любой момент достать оттуда змею!

— Это может тебе помочь, — заверила меня неожиданно превратившаяся в добрую волшебницу пассия Крайнова.

— Не хочешь пояснить мне, что это? — с сомнением глядя на небольшой пузырек со странной жидкостью бурого цвета, спросила я.

Кэтрин закатила глаза, но снова натянула вежливую улыбку и принялась разъяснять.

— Это мое снотворное! Я иногда мучаюсь бессонницей, знаешь ли! Особенно, когда мой мужчина собирается жениться на другой! Это меня… — она запнулась, подбирая слово, — угнетает!

Я не особо впечатлилась и не торопилась брать.

— Ну же, чего ты боишься? Если хочешь избежать горячей ночки со страстным любовником, то отмерь десять капель в бокал с чаем и убедись, чтобы он все выпил. Кстати, если добавить их в вино, эффект будет сильнее и сработает почти сразу! Не успеет дойти до спальни, — усмехнулась Кэтрин.

Секунду я колебалась, всматриваясь в лицо девушки, но потом решительно протянула руку и забрала флакон со странным препаратом.

— Как это называется? Из чего готовят? — вглядываюсь в мутную жидкость, которая на свету переливалась рубиновым цветом.

— Понятия не имею, — беззаботно пожала плечами девушка. — Ты так переживаешь за его здоровье? Думаешь, я обманываю тебя?

Действительно, чего я боюсь? Я сжала в руке флакон.

— Я передам тебе конверт, когда придумаю, как разрешить нашу проблемку, дорогуша! Думаю, ты получишь его уже завтра, но не говори никому о нашем маленьком перемирии! Если ему сообщат о моем визите, просто скажи, что я требовала у тебя бросить его, угрожала и рыдала, признаваясь в искренней любви к твоему жениху! — подмигнув мне, эта особа наконец направилась прочь из моей гостиной.

Я задумчиво смотрела ей вслед, сжимая в руках склянку со снотворным и гадая, поможет ли оно избавиться от излишнего внимания графа к моей скромной персоне? И можно ли считать любовницу Константина хорошей союзницей?!

Голова все еще немного кружилась, а мысли путались, и я с трудом заставила себя вернуться в спальню и спрятать микстуру. Да, пожалуй, чтобы взбодриться, мне нужно что-то посильнее, чем травяной чай! Кофе?

Я хотела снова вызвать к себе знахарку, а за одно и показать ей склянку. Однако оказалось, что баба Феня вчера вечером уехала в Ивановку: вроде как ребенок у них там сильно захворал в доме старосты, и теперь, стало быть, раньше вечера она назад не воротится!

Глава 14

Владимир Крайнов был таким, каким я его помнила с нашей последней встречи. Статный, умудренный опытом, спокойный и уравновешенный мужчина, словно излучающий собой доверие и доброту. Мягкая улыбка из-за слегка посеребренных сединой усов, светло-карие глаза и идеально сшитый по фигуре фрак.

— Я рада вас видеть, Владимир Петрович! — я улыбалась.

Когда-то этот человек казался мне идеальным, он и сейчас был бы таким, если бы в чертах его лица я не угадывала сходства с его сыном.

— А уж я-то как рад видеть вас, Риана Николаевна! Вы стали еще прекраснее! — он поцеловал мою руку и тепло улыбнулся.

Устроившись в гостевой, мы пили чай и ожидали возвращения охотников.

Я чувствовала приближение чего-то ужасного и не находила себе места, то и дело грела немеющие от холода руки, прижимая их к теплому боку фарфоровой чашки.

— Так вы действительны рады такой невестке? Объяснитесь, граф! — неожиданно заявила я, прямо встречая несколько удивленный взгляд Крайного старшего.

— А вы стали смелее, — мягко улыбнулся он в ответ. — Я знаю вас с юных лет, Риана, и вы ничуть не изменились, разве что стали взрослее, умнее, самостоятельнее и умеете гордо отстаивать свою позицию! Вы заслуживаете уважения!

— Неужели? А как же мой отец, вы ведь с ним друзья! Разве вы не знаете о том, что произошло между нами?

— Наслышен, — спокойно произнес граф. — Николай всегда был излишне жесток и импульсивен: я уважаю наше с ним военное прошлое, но в настоящем наши пути и взгляды разошлись.

— Никто в здравом уме не пожелает себе невестку с такой славой, как у меня! — со «знанием дела» заметила я.

— А вот тут вы серьезно ошибаетесь! Таких найдется немало!

— Из-за денег моего покойного супруга?

— В основном, да, но не только! — поспешил заверить Николай Владимирович.

— Спасибо за ответ, — раздраженно отозвалась я.

— Риана, не воспринимайте мои слова в штыки! Я всего лишь пытаюсь быть с вами честным! Да, мой сын нуждается в определенной материальной поддержке. Мы не бедны, более чем не бедны, но Константин намерен взлететь высоко, жаждет превзойти достижения отца, и ему не терпится воплотить свои мечты в жизнь. А вы — хорошая возможность добиться всего, не обращаясь при этом ни к кому за помощью! Дети…им всегда не терпится стать взрослыми и самостоятельными! Но помимо этого он очень трепетно к вам относится! Вы ценны для него, он будто околдован вами!

Я едва не захлебнулась, заслышав последние слова, и раздраженно отставила чашу подальше от себя.

— Ваш сын никогда не был влюблен в меня, и даже не пытайтесь убедить меня в обратном!

— О, дитя! Я не верю, что слышу от вас нечто подобное! Что есть любовь? Спросите тысячу человек и получите тысячу разных ответов! А сколько в этом свете людей, верящих в чистоту и силу этого чувства, умудрившихся «жениться по любви» и глубоко раскаяться после! — мужчина снисходительно улыбнулся мне. — Костя увлечен вами, он видит достоинства вашего характеру, ценит вашу стойкость и даже строптивость, восхищается вашей красотой и умом… — продолжал убеждать меня граф.

— Довольно! Я не жду от избранника пламенных признаний и обещаний любви до гроба, я вообще не собиралась становиться чьей-либо женой! Роль вдовы меня вполне устраивала! Я не согласна становиться женой вашего сына, он использует против меня шантаж, чтобы добиться желаемого! Он угрожает мне! — я прямо смотрю в глаза старика и все еще надеюсь увидеть в них удивление, разочарование, негодование! Я глупо надеюсь, что он окажется другим.

— Что ж, признаю, иногда цель оправдывает средства! И потом, я уверен, что, если вы будете благоразумны, с вами и вашей сестрой ничего не случится! Очень скоро вы станете супругой успешного и влиятельного человека, и все, кто сегодня насмехается над вами и распускает сплетни, будут завидовать вам и мечтать оказаться на вашем же месте!

Неужели он думает, что я поверю в нечто подобное!?

— Забавно, что раньше я мечтала, чтобы у меня был такой отец, как вы! Сейчас же я рада тому, что хотя бы не превратилась в бездушное чудовище вроде вашего сына, что не играю людскими сердцами и жизнями! — с горечью в голосе произнесла я.

Владимир Петрович молчаливо изучал мое лицо несколько секунд, а потом равнодушно произнес:

— Пожалуй, Константину следует быть с вами построже, барышня!

В этот момент в доме поднялся шум, послышались голоса, а потом раздался лай собак, топот и неприятный скрежет их когтей по паркету.

Беспокойство заставило меня подскочить на ноги и обернуться.

На пороге появились две гончие. Несмотря на высокий рост, ничего угрожающего в их облике не было. Отец частенько бывал на охоте в прежние времена, в его псарне было полно похожих псов, худых, с длинными лапами, вытянутыми носами, пушистой шерстью самого разного окраса. Русские борзые собаки не вызывали во мне страха… прежде. Я знала, что они в основном неагрессивны по отношению к людям, даже чужим, но эти смотрели на меня не слишком дружелюбно, а тот, что справа, даже слегка оскалился.

— Наян, — спокойный, но предупреждающий голос Крайнова-старшего заставил собаку умерить пыл.

Пес перестал рычать и поспешил к хозяину, а вот второй стал принюхиваться и осматриваться по сторонам.

Как же я хотела выпроводить из дома этих собак, да и хозяев их прогнать взашей тоже!

Охотники появились уже в следующее мгновение: некоторых я видела впервые, на Константина же старалась даже не смотреть. Пораженная видом окровавленного графа Богданова, я едва не упала в обморок — кажется, что на нем не было живого места! Весь в крови и страшных, жутких царапинах, он хрипел, булькал, крутил обезумевшими от боли глазами по сторонам и не мог выговорить ни слова.

Мой жених и его отец тут же развели бурную деятельность: послали за доктором, отдали распоряжение горничным, раненого графа по их же указке перенесли в свободную спальню и осторожно раздели. Люди хорошо знакомые мне и посторонние сновали туда и обратно с какими-то поручениями, а я, словно в тумане, добрела до лестницы, ведущей на второй этаж, и застыла у подножия в нерешительности сделать следующий шаг. Хотелось уйти подальше, чтобы не видеть крови, не чувствовать ее запаха, не смотреть в холодные глаза Константина, деланно изображающего участие и стремление спасти «друга».

Но ведь именно об этом он мне и говорил, даже не намекал, а прямым текстом обещал избавить от графа Богданова! Что они с ним сделали? Живьем скормили стае голодных волков?

Дурнота подкатывала к горлу, и я зажмурилась, сильнее вцепившись в перила. Кто-то коснулся моей поясницы, и я вздрогнула, едва не рухнув на месте.

— Я и представить не мог, что вы настолько впечатлительны, Риана!

Константин притянул меня к себе за талию, и, склонившись к уху, прошептал:

— К утру все будет кончено, вам не о чем волноваться, дорогая! Вы вполне можете уединиться в своих покоях и дожидаться там моего возвращения! Пожалуй, я даже не буду сердиться на вас за столь равнодушный прием — вы выглядите слишком бледной и напуганной, чтобы наказывать вас.

Я попыталась вырваться, но он с легкостью подхватил меня на руки и торопливо понес наверх, ногой распахнул дверь и опустил на кровать. Я не смогла сдержать страха, который переполнил меня, когда мой взгляд и глаза расчетливого убийцы встретились. Прикусив губу, я трусливо отползла к спинке кроватки, чем заслужила очередную снисходительную улыбку.

— Я скоро вернусь, — пообещал он

Запечатлев на моих губах короткий поцелуй, Крайнов оставил меня одну.

Я тут же подскочила на ноги, пошатнулась и добрела до окна, торопливо распахивая створки дрожащими руками. Холодный вечерний воздух немного отрезвил и привел меня в чувства, я обвела комнату тревожным взглядом. Не думаю, что он вернется, чтобы пожелать мне доброй ночи! Нужно было что-то делать, но что? Выбора не было! Я выскользнула из комнаты и с трудом смогла дозваться до одной из прислуживающих гостям и раненому графу горничной.

Девушка принесла мне бутылку вина и два фужера. Я почти весь день ничего не ела, но от ужина все равно отказалась: все еще не могла избавиться от навязчивого запаха крови и смерти.

— Хозяйка, там ваша зверушка… — девушка замялась и отвела глаза.

— Стеша? Я оставляла ее в клетке, что с ней стряслось? — я вцепилась в руку горничной, прожигая ее недобрым взглядом. Что-то случилось, я уже понимала это, но не знала, что именно.

— Так, сбежала она, удрала, негодница, когда я ее кормила! Она вниз подалась: вас, наверное, искала, а там этот рыжий пес, как с ума сошел при виде нее… — она замолчала, пряча от меня глаза.

— Что он сделал, отвечай? — тряхнув ее сильнее за плечи, выкрикнула я.

— Он ее за шею хватанул, сильно! Издохла она, бедняга! Константин Владимирович не велели трогать, только пса увели куда-то, вместе со зверушкой вашей-то!

В глазах опять потемнело… я слишком сильно привыкла к своей маленькой утешительнице, чтобы легко принять эту новость.

— Уйди, — хрипло потребовала, с трудом убирая руки и сдерживая желание придушить криворукую служанку, по вине которой Стешка стала добычей пса.

Слезы душили меня, и я уже не сдерживала их. Смутно помню, как добралась до постели, наполнила два бокала красной жидкостью. Руки плохо слушались, и я, конечно же, немного пролила. Достала подаренную княжной Вороновой склянку и отсчитала капли: кажется, из-за слез, пеленой застилающих глаза, получилось больше десяти, но я уже ничего не боялась. В какой-то момент мне даже захотелось выпеть снотворное самой… но остатки здравого смысла все еще удерживали меня от этого поступка. Во-первых, я боялась утратить контроль и стать совершенно беспомощной в руках мерзавца, во-вторых, все еще была вероятность, что княжна обманула меня и содержимое склянки вовсе не является снотворным!

Я пригубила вино из своего фужера. Оно показалось мне терпким и кислым, и я скривилась, заставляя себя проглотить содержимое, а потом еще и еще, пока тепло не разлилось по телу легкой, но мягкой дремой.

Хлопнула дверь, и я с трудом разлепила веки. Несколько зажженных мною свечей уже сплавились и потухли, а последняя, стоящая на прикроватной тумбочке, все еще догорала. Крайнов зловещей тенью замер у порога, привыкая к полумраку комнаты. Сон тут же отступил, хотя сознание все еще плавало в густом тумане: выпитое на голодный желудок вино подействовало на удивление быстро.

— Неожиданно, — наконец произнес ночной гость. — Правда, помимо вина тебе стоило позаботиться и о себе: например, избавиться от лишней одежды! — насмешливо произнес граф, опускаясь на край постели и неторопливо стягивая с себя сапоги.

— Что вам здесь нужно? — хрипло спросила я.

Он обернулся через плечо, скользнув взглядом по моему лицу, груди и выглядывающим из-под платья ступням.

— Даже не знаю, надоест ли мне когда-нибудь эта игра, дорогая! — весело ответил граф, теперь освобождая себя от камзола и торопливо расстегивая на груди рубашку.

— Прекратите! — я наконец пришла в чувства и поднялась с постели, отступив к противоположному краю комнаты.

— Прекратить что? Разве ты не ждала меня? А как же вино? Или это не для меня? — он испытующе выгнул бровь, продолжая избавляться от одежды прямо на моих глазах.

— Я больше не могу вас видеть, просто оставьте меня одну! Вы омерзительны! Вы во всем виноваты! Уходите немедленно!

— Мило, мило… но не впечатляет! — поджал губы граф, выпрямляясь в полный рост и становясь прямо напротив от меня.

— Я буду кричать!

— Неужели? Думаете, меня это остановит? О, слышали бы вы, как кричал сегодня граф Богданов! Наверняка это оставило бы на вас неизгладимое впечатление! Признаться, мне было даже жаль беднягу! — увы, но в глазах негодяя не было и грамма сочувствия.

— Вы не человек!

— А ты маленькая, лживая дрянь, Риана! Стоило только мне избавить тебя от обузы, как ты принялась оскорблять меня с новой силы и даже активно пыталась настроить моего отца против меня! Нехорошо! — он надвигается на меня, явно желая напугать еще больше.

— Не подходите! — я пытаюсь почти уверена, что успею вырваться.

— Это вряд ли! Ты не убежишь от меня, дорогая! — ласково обещает граф.

Мы кружили по комнате: хищник загонял свою жертву. Я даже и не поняла, как снова оказалась рядом с постелью. Схватив опустевшую бутылку, я замахнулась, угрожающе глядя в глаза Константина.

— М, сколько в тебе агрессии и страсти, графиня! Мы обязательно найдем им применение! Но сначала, ты научишься подчиняться мне!

Граф бросился на меня, я вскрикнула и ударила его, но лишь вскользь попала по плечу, а уже в следующее мгновение сама застонала от боли в запястье, безжалостно сжатом рукой Крайнова. Пальцы разжались, скромное оружие оказалось на полу. Холодные глаза графа прожигали огнем, он замахнулся и ударил меня по лицу. Я почувствовала на губах привкус собственной крови, голова кружилась и, утратив равновесие, я начала падать.

Крайнов подхватил меня и опустил на кровать, нависая надо мной и вглядываясь в лицо. Его теплые руки коснулись моей кожи, мягко оглаживая контур скул и линию подбородка.

— Ты сама виновата! — хрипло произнес он, склоняясь еще ниже и касаясь губами моего лба, век, губ, слизывая языком капли крови и задумчиво изучая меня все тем же безумным взглядом.

— Что ты со мной делаешь, Риана? Я пытаюсь заботиться о тебе, пытаюсь быть сдержанней, я даже попросил тебя убрать подальше сестру, чтобы не было соблазна манипулировать тобой, угрожая девчонке, как это любил делать ваш батюшка! Почему бы тебе просто не начать ценить мои усилия?

Слезы ослепили меня, я не смогла сказать ни слова, тщетно пытаясь собраться с силами и дать отпор.

— Неужели герцогу также пришлось гоняться за тобой по всей комнате?

— Нет, не пришлось, — безразлично прошептала я, прекрасно зная, что это только разозлит графа.

— Вот как? Ты была сговорчивее? Зачем же ты сбежала от него? Признаться, это было очень глупо, но приятно… для меня, конечно! Бедняга француз наверняка страдает до сих пор!

— Причем здесь герцог? Вы терзаете меня из-за него? Почему я, Константин? Вам ТАК нужны деньги? Иливы все же намерены отомстить Богарне? Если второе, то вряд ли это удачная идея: нас с герцогом ничего не связывает!

— Ну, конечно, не связывает! — рассмеялся граф. — Именно поэтому он шлет вам записочки, а вы тут же бежите к нему навстречу?

— Что? — испуганно переспрашиваю я, бледнея.

— Хватит, я все знаю! Меня не беспокоит визит Кэтрин: она осталась ни с чем и может рвать на себе волосы, сколько угодно! Если я и пожалею о нашем с ней разрыве, то смогу заполучить ее в качестве развлечения в любой момент! А вот ваше свидание с мужчиной в уединенном уголке меня насторожило, даже взбесило, Риана! Пришлось держаться от вас подальше несколько дней, чтобы не прибить в порыве ярости! Ваше счастье, что мой человек убежден в том, что вы после короткого разговора на свежем воздухе вернулись назад! Что же вам так неймется, графиня?

— Я просила герцога быть благоразумным и не устраивать сцен во время торжества! — пытаюсь оправдаться и не отводить глаз. Неужели теперь за мной все время следят? Ему обо всем докладывают?!

— Какая трогательная забота! Особенно если вспомнить, что вы все еще надеетесь избежать участи стать моей супругой! — явно не веря ни единому слову, отвечает граф.

— Вы сами его пригласили и выставили меня главным трофеем! Что он такого вам сделал? За что вы мстите ему?

— Месть? — Крайнов смеется. — Ну что вы — это слишком громкое слово! Пожалуй, герцогу действительно есть, за что мстить, а мне… мне просто нравится злить его и забирать то, что он ценит и пытается оберегать! Кстати, его покойная жена была куда сговорчивее вас, Риана! Она не мучилась муками совести и сразу поняла, кто из нас двоих умеет развлекаться по-настоящему!

— Вы были любовником его жены? — честно говоря, сейчас мне вообще сложно представить, что в этом мире есть женщины, готовые отдаться Крайнову добровольно.

— Одним из! Забавная была история, громкая, скандальная! Правда, наш герцог таки смог заткнуть множество ртов и скормить им свою драматичную сказку о несчастной жене-самоубийце!

Руки Крайнова уверенно справлялись с шнуровкой платья. Я тяжело дышала и смогла лишь вцепиться в его запястья, что, впрочем, нисколько не помешало ему продолжить начатое.

— Ничего, после нашей свадьбы ты забудешь все эти глупости, и уж точно больше не станешь бегать за моей спиной к другому мужчине, Риана! Ты — моя, тебе стоит принять это! — он знакомым движением положил руку на мое горло и медленно опустил ее ниже, касаясь ключиц, свободно проникая за лиф платья.

И только тогда, опомнившись и осмелев от злости, я снова ударила Крайнова и на этот раз угадила прямо в цель, точнее коленом в пах. Граф подавился воздухом, я торопливо спихнула его с себя и кубарем скатилась с кровати, к несчастью, еще и ударившись при этом головой об угол камода. Я зажмурилась от боли, коснулась затылка и удивленно вытаращилась на окровавленную ладонь. В полумраке кровь казалась почти черной.

— Черт бы тебя побрал, кажется, мне, определенно, нужно успокоиться: иначе я придушу тебя собственными руками!

Крайнов опомнился слишком быстро и грубо вздернул меня на ноги, а потом толкнул на кровать. Я застонала от новой боли, а граф отвернулся и потянулся куда-то. На мгновение я подумала, что он решил потушить свечу, но Крайнов схватился за бокал с вином, о существовании которого я почти забыла.

Он осушил его одним махом. Я испуганно следила за ним взглядом, но ничего не произошло. Граф достал из кармана брюк веревку и, оказавшись совсем рядом, схватил меня за запястья.

— Похоже с этого и следовало начать! — со вздохом искреннего раскаяния произнес он. — Хорошо, что ты совершенно не умеешь драться, Риана, иначе мне сегодня пришлось бы туго!

— Нет! — я громко закричала, но граф снова ударил меня по лицу.

Боль обожгла правую щеку, глаза наполнились влагой, а он уже ловко связывал мои руки над головой, обмотав края бечевки вокруг кованых прутьев спинки моей кровати.

— Стоило приготовить намного больше вина: если ты хотела задобрить меня, этого будет недостаточно! Я вот-вот сорвусь и сделаю тебе по-настоящему больно, а ведь я на самом деле вовсе этого не желаю! — заверил меня Крайнов, покончив с узлами на запястьях.

А дальше…треск рвущейся на груди ткани, мои жалобные всхлипы и блеск сумасшедших глаз графа.

— Тебе просто нужно сдаться! Когда ты поймешь, что сопротивляться бессмысленно, я развяжу твои руки! Я могу быть нежным, Риана, просто прекрати эту борьбу! Я все равно не остановлюсь!

Я упрямо качаю головой, напрасно тяну веревку, позволяя ей сильнее впиться в кожу. Крайнов сдергивает с меня платье, точнее то, что от него осталось, смотрит жадными глазами. Он торопливо пытается избавиться и от своей одежды, но замирает на месте: из его рта неожиданно вырывается сухой кашель, он хватается за горло и пытается сделать вдох, судороги сводят все его тело, и мужчина опускается на колени прямо перед кроватью.

— Граф? Константин? — испуганно переспрашиваю я.

— Что ты сделала? — не своим, слабым и хриплым голосом, шепчет он.

— Это не я… не я! — словно не в себе я повторяю эти слова еще несколько раз, отчаянно стараюсь освободить руки и, как жалкий ребенок, хнычу.

Крайнов заваливается на бок, тело продолжает сотрясать судорога, он хватается за сердце и пытается что-то сказать, смотрит мне в глаза дикими, злыми и безумными темными омутами.

— Помогите! Кто-нибудь! На помощь! — кричу изо всех сил, но никто не приходит, хотя я повторяю снова и снова и даже слышу чьи-то шаги совсем рядом, однако дверь все также затворена.

Взмокшие от пота и крови кисти наконец выскальзывают из веревок, и я переползаю к мужчине, который уже не может произнести ни единого звука. Его лицо казалось неестественно застывшим, а вдохи стали короткими и слабыми.

Шатаясь и едва удерживая равновесие, я сползла с кровати, нашла халат и кое-как натянула его на себя, потому что пальцы меня не слушались — было трудно и больно пошевелить кистями рук, и я потратила время, просто пытаясь повернуть ручку входной двери.

Помню, как сделала несколько шагов и наткнулась на Крайнова-старшего, я едва не рухнула перед ним на пол.

— Врача, — сухим сорванным голосом попросила я.

Удивленный моим видом, граф не сразу нашелся. Он бросился поддержать меня, но я отпрянула и уперлась лопатками в стену, отрицательно качая головой.

— Ваш сын, ему плохо! — наконец выдавила из себя, и только после этого Владимир Петрович оживился и почти бегом направился в мою спальню.

Я сползла по стене на пол, подтянула колени к груди и спрятала лицо за ладонями. Даже несмотря на гул и шум в моей голове, я понимала, что именно произошло; даже несмотря на проснувшуюся с новой силой боль, яростно ударяющую то по вискам, то по затылку, я точно знала, что совершила страшную, непоправимую ошибку.

Яд. Кэтрин дала мне яд, желая отомстить своему любовнику, а за одно и мне, ведь я теперь стала убийцей! Что дальше? Тюрьма? Суд? Виселица? Каторга?

Мир станет только лучше без него, но какова цена… Я закрыла глаза и наконец заставила себя глубоко вдохнуть… быть может, к этому все и шло? Я не позволила ему сломать меня, я защитила сестру и позаботилась о ее будущем, я больше никому и ничем не обязана, осталось только принять свою участь…

Глава 15

Я столько раз думала о том, где оступилась в первый раз, какой из моих поступков мог привести к таким последствиям, что именно я могла изменить, чтобы не оказать сейчас там, где я есть?

Ржавые решетки, шершавые, облезлые стены, каменный пол, узкое окно над головой и мир за ним, расчерченный все теми же ржавыми линиями. Больше всего здесь я ненавижу этот холод, запах сырости и ощущение безысходности.

Мне выдали теплые вещи и даже дополнительное одеяло, но ничего из этого не помогало, холод пробирался под одежду, холодил ступни, заставлял леденеть мышцы лодыжек, колючими мурашками пробегал вдоль позвоночника. Я пыталась согреть пальцы собственным дыханием, чтобы написать очередное утешительное письмо для сестры, но руки дрожали и не слушались, а буквы выходили кривыми и неровными.

Отложив перо и бумагу в сторону, я с тоской посмотрела на принесенную два часа назад еду. Я была голодна, ужасно голодна и не могла съесть ни кусочка…

Сколько пройдет времени прежде, чем я окончательно сломаюсь? Иногда мне кажется, что совсем немного, но я еще могу справиться с собой и взять себя в руки, я не так слаба, как они все думают!

Странно, что его все еще здесь нет! Неужели он не воспользуется случаем, возможностью ранить побольнее, сказать, что он предупреждал меня, что я сама во всем виновата и сделала неправильный выбор! Или это и есть его месть?

Я прохожу десятый круг вдоль тесной камеры и начинаю загибать пальцы заново — это мое обычное занятие, чтобы не замерзнуть, а за одно, привести мысли в порядок!

После второго десятка появляется головокружение: казалось бы, улитки передвигаются быстрее, а я едва не падаю с ног, пройдя неспешно двадцать крохотных оборотов!

Неожиданно раздается щелчок замка, неспешные, но уверенные шаги подхватывает эхо и разносит дальше вдоль всего помещения тюрьмы.

Но ведь сейчас слишком поздно для незваных гостей…?

Я неуверенно отступаю назад, откуда-от возникает странное давящее ощущение, словно чья-то аура заполняет собой свободное пространство, оттесняя меня к стене. Мне хочется сесть, а еще лучше лечь, слабость и боль в ногах мешают думать связно. Я опускаюсь на жесткую и узкую кушетку, опираюсь руками, чтобы не упасть.

Тревожный вздох замирает на моих губах, когда там за решеткой появляется сам герцог Богарне в сопровождении одного из стражников.

Цепкий взгляд тут же находит меня, изучает с ног до головы, выражения лица при этом прочитать очень сложно, но оно кажется мне недобрым и даже рассерженным.

Он не поприветствовал меня и словом, перевел взгляд на солдата.

— Открой!

— Не велено, Ваша Светлость! — виновато отвечает ему стражник.

Герцог смотрит сурово, даже угрожающе.

— Завтра. Вы. Будете. Разжалованы, — ровным тоном, произнося каждое слово четко и раздельно, проговорил герцог.

Глаза солдата расширились от страха и возмущения.

— Но как же так! Я обязан выполнять приказы начальства! За что!?

— Приказано удерживать под стражей и не выпускать преступницу из камеры, — этого я делать и не собираюсь! Я не стану разговаривать с ней сквозь решетку! Или ты откроешь камеру, или завтра будешь уволен с позором!

Мальчишка побледнел, принялся бормотать, оправдываться, жаловаться на несчастную долю и долги отца, которые ему предстоит выплатить, а потом трясущимися руками достал связку ключей и принялся отпирать камеру. Руки его не слушались, и он долго не мог справиться с замком.

— Отдай, — потребовал Оливер. Он вырвал из его рук ключ и одним уверенным движением вставил его в замочную скважину, дважды провернул, после чего так же спокойно распахнул камеру и вошел в нее.

Теперь здесь стало по-настоящему тесно. Он сделал два шага и оказался прямо передо мной.

— Здравствуйте, Риана Николаевна! — спокойно произнес он.

— Здравствуйте, Ваша Светлость! — тихо отозвалась я.

Мне не нравилось, что он стоит надо мной, возвышаясь еще больше, чем всегда, у меня почти не было сил, чтобы гордо вздернуть подбородок и смотреть на него спокойно и холодно. У меня дрожали руки, и я боялась, что они не выдержат, и я буду снова лежать перед герцогом, немощная и жалкая.

— Вы плохо выглядите, — хмурясь, сказал Оливер.

— Благодарю за честность, но я и без вас об этом догадывалась, потому что чувствую я себя ничуть не лучше.

— Вы больны?

Странный разговор, я не ожидала ничего подобного, я вообще уже было решила, что он не явится — зачем ему убийца? Это куда хуже, чем сплетни и даже самые скандальные ссоры с отцом, хуже, чем иметь славу кокетки и доступной женщины! Меня презирают, считают отравительницей, бессердечной и жестокой.

— Нет, мне просто нужен покой и тишина, я как раз собиралась поспать до того, как вы сюда пришли, — спокойно отвечаю, напрасно пытаясь храбриться и даже дерзить — мужчина явно видит меня насквозь.

— Значит, я вам помешал?

— Да! — односложно отвечаю и бесцеремонно опускаюсь на тюфяк и подкладываю руки под голову. Я закрываю глаза на несколько коротких мгновений, борясь с головокружением. Стало легче, все еще холодно, но не так больно!

Я ждала, что он придет и в то же время боялась этой встречи, а сейчас просто не могу вынести его присутствия не хочу, чтобы он видел меня такой!

Но герцог не уходит, он садится на край лавки и отнимает мою руку, прячет ее в своих широких и теплых ладонях.

Я смотрю на него, не отрываясь, он гладит мою кисть и снова хмурится.

— У вас очень холодные руки и бледное лицо, вы обессилены, дрожите и тяжело дышите! Думаете, к утру это пройдет? Каким именно образом?

— Что вы хотите от меня услышать, герцог? — сдавшись и даже рассердившись, произношу я.

Оливер пожимает плечами, продолжая согревать мою ладонь.

— На самом деле я ожидал услышать многое, но уж точно не думал, что вы попытаетесь выставить меня за дверь!

— Вы хотите, чтобы я оправдывалась? Кричала, что ни в чем не виновата и молила о спасении? Чтобы ползала перед вами на коленях, быть может? Хотите увидеть на моем лице слезы раскаяния? НО я действительно отравила графа и понесу вполне справедливое наказание за свой поступок!

Герцогу явно не понравились мои слова, его глаза были полны негодования, даже разочарования.

Я попыталась освободить руку, но он не позволил, напротив, перевернул ее ладонью вверх и скользнул пальцами чуть выше, изучая еще не зажившие до конца порезы на запястьях и бурые синяки, которые за прошедшие дни стали несколько светлее.

— Почему вы не обратились за помощью? Почему вы решились на подобную глупость, Риана? Чем бы ни запугивал вас этот слизняк, вы могли попросить меня об услуге, и я бы с удовольствием уничтожил его! Что вы наделали? Как много позволили ему сделать с собой?

Горящие пламенем ярости глаза обжигали, руки сжимали мою кисть сильнее, почти причиняя боль.

Я хотела ответить, но он перебил.

— Нет, меня не интересуют сейчас никакие подробности, будем считать, что последний вопрос скорее риторический, графиня!

— Вы угрожали моей свободе, а я не хотела ее терять, — сухо и несколько пафосно напомнила я.

Герцог презрительно фыркнул.

— Свободе? Вы не хотели лишаться своей бесценной СВОБОДЫ? — он деловито оглядел камеру и вернулся ко мне, коснувшись острым, осуждающим взглядом моего лица.

— И где вы сейчас? Это и есть ваша хваленая свобода? А, впрочем, вы правы, я обязательно лишил бы вас возможности распоряжаться своей судьбой, кроме того я хочу этого и сейчас! Забрать вас и лишить свободы, поселить вас в более комфортной клетке и не выпускать!

Я удивленно уставилась на него и даже нашла в себе силы, чтобы выдернуть наконец из его ладоней свою руку.

— Я убила графа, отравила ядом и смотрела, как он корчится от боли на полу, вы хотите оказаться на его месте?

Герцог засмеялся, но потом его лицо почти мгновенно переменилось и стало строгим и серьезным.

— Почему, по-вашему, я появился в этой камере только сегодня? Я все знаю, а если уж и не все, то многое!

Он резко схватил меня за подбородок, погладил пальцем нижнюю губу в том месте, где еще осталась небольшая царапина, после пощечины Крайнова, а потом коснулся правой щеки: видимо, синяк тоже не прошел до конца.

— Я знаю, что перед разыгравшейся ночью трагедией при странных обстоятельствах во время охоты в компании господина Крайнова серьезно пострадал граф Богданов-младший, после чего скончался в вашем же доме! Интересное совпадение, если принять во внимание тот факт, что он претендовал на имущество, которое Константин собирался забрать себе и чем явно не желал делиться! Мне также известно, в каком состоянии вас сюда привезли, Риана! Я знаю, что у вас были синяки на лице, шее, руках! Знаю, что этот мерзавец стянул ваши запястья грубой бечевкой — такими обычно связывают скот, и вы поранили кожу, пытаясь вырваться! Я даже боюсь подумать о том, чего могу еще не знать! — герцог смотрел на меня с осуждением, словно желал наказать за совершенный проступок, но я отчего-то совершенно не боялась этого взгляда.

— И при всем этом именно вы позвали доктора для графа! И это вместо того, чтобы спокойно дождаться его смерти! Из вас двоих роль хладнокровного убийцы куда больше подходит жениху, а не его невесте! — Оливер вздохнул и опустил руку, снова сжал мою ладонь, но на этот раз совсем легко и почти невесомо, словно желая утешить меня.

— Да, в вашей спальне нашли склянку с ядовитой настойкой, и вы сознались в том, что отравили графа, и, конечно, ничто другое следователя не взволновало и не вызвало подозрения! У вас слишком много врагов и недоброжелателей, чтобы так опрометчиво признавать свою вину и просить наказания! При таком раскладе вас могли осудить на смерть, а не каторгу! Слышите меня? А как же ваша сестра? Вы решили ее бросить? Почему вы больше не боретесь, Риана?

— Потому что я устала? — предположила я, пожимая плечами и устало прикрывая глаза.

Герцог страдальчески вздохнул.

— Я заберу вас отсюда, графиня, хотя это будет не так быстро, как мне бы того хотелось! Но вы больше не будете распоряжаться своей жизнью! Вы будете жить там, где я, и делать то, чего я от вас потребую! Я уже говорил, что не могу подарить вам свободу воли и выбора, но спокойствие и безопасность я могу вам дать!

Он решительно поднялся на ноги и явно вознамерился уйти.

Я заставила себя сесть и, глядя ему в спину, сказала то, чего еще никому не говорила. Молчала все это время, твердо зная: никто мне не поверит, а она просто будет все отрицать и обвинять меня во лжи! И потом, это ведь не отменяет того факта, что именно моя рука отсчитывала капли над бокалом красного вина?! А еще… я просто хотела, чтобы ОН это знал…

— Я не думала, что это яд! Меня заверили, что капли всего лишь сильное снотворное, что они помогут остановить его, если… — голос дрогнул, и я замолчала, опустив голову и уставившись взглядом в пол.

Герцог застыл на месте, медленно развернулся — я ощущала его тяжелый взгляд, но не могла поднять головы.

Он вернулся, даже опустился передо мной на одно колено, чем ужасно напугал и встревожил меня. Его пальцы вновь обхватили мой подбородок и заставили посмотреть в глаза.

— Кто дал вам капли?

Я хотела смолчать, но не смогла: не было сил противостоять этому взгляду.

— Княжна Воронова, Кэтрин, но не думаю, что она признается вам в подобном или что это может изменить хоть что-то!

— Воронова? — переспросил герцог, и на губах его появилась неожиданная улыбка. — О, в таком случае мы оставим все в тайне, Риана! Не говорите об этом ни одной живой душе! Я смогу спасти вас и без этой ценной информации!

В моих глазах отразилось недоумение, и герцог, вздохнув, неожиданно произнес.

— Видите ли, Риана Николаевна! Вас намеренно ввели в заблуждение: желая помучить, я полагаю! Граф Константин Владимирович Крайнов НЕ УМЕР! Его состояние сейчас вполне стабильно! Яд вызвал паралич и лишил его возможности ходить и даже говорить. Бедняга способен мычать и жалобно выпучивать глаза, а ваша «подруга» Кэтрин явилась на порог дома его отца и, признавшись во внеземной любви к несчастному и единственному сыну графа, изъявила желание стать его невестой, пообещала заботиться о нем всю свою жизнь! Должен вам признаться, что никаких положительных прогнозов о грядущем улучшении состояния здоровья Константина нет. Думаю, граф может согласиться на предложение юной интриганки, ведь он стар, и рано или поздно наступит момент, когда о его сыне просто будет некому позаботиться! Как вы считаете, девушка желает загладить свою вину или превратить жизнь мужчины, посмевшего променять ее на вас, в ад? — не скрывая любопытства, спросил он.

Я все еще не могла справиться с удивлением, с шоком, я сжала подол платья и пораженно таращилась в глаза герцога!

КРАЙНОВ — ЖИВ!И никто за прошедшую неделю не потрудился сказать мне об этом!

— Думаю, второе, — пробормотала я, смутно представляя красавицу Кэтрин в роле заботливой женушки немощного мужа.

— Вот и я так думаю! Не будем мешать планам коварной графини! Разве что Крайнов все же пойдет на поправку, тогда я точно превращу существование этого мерзавца в ад! — зловеще пообещал Оливер и снова направился к выходу. Он остановился на пороге и, повернувшись через плечо, сказал:

— Вас переведут в помещение получше и будут кормить нормальной пищей: не смейте отказываться от еды, Риана, и гробить свое здоровье! Я вернусь через несколько дней и заберу вас отсюда! Даже если по какой-то глупой причине вы будете против, я все равно это сделаю!

Он также быстро и уверенно закрыл камеру и передал ключи стражнику, а его шаги снова тяжелым эхом разносились по коридору. Пока окончательно не стихли.

Я все еще чувствовала тепло его рук и сжимала пальцы в кулак, чтобы удержать оставшиеся крохи, пространства вокруг стало неожиданно много, воздух казался слишком холодным, а свет от масляной лампы слишком ярким. Быть в клетке рядом с ним оказалось не так страшно, как без него…

Глава 16

Я не сразу узнал о случившемся. Так глубоко увлекся самокопанием, сидя в квартире и никого не навещая, что совершенно не знал о том, что происходит вокруг.

Странно, но в первые минуты я подумал не о Риане и том, как ей сейчас, должно быть, тяжело. Я подумал о ее сестре, которая осталась совершенно одна и наверняка нуждается в помощи.

Я нашел пансион, где, как мне сказали, обучалась Алиса и, заверив руководство, что являюсь едва ли не родственником их воспитанницы княжны Строгоновой, добился встречи.

Девушка выглядела совершенно иначе. Строгое, закрытое голубое платье из однотонной, несколько грубоватой ткани, белоснежные манжеты, высокий ворот, идеальная прическа, благодаря которой гладко зачесанные назад волосы не выбивались, а девушка казалась старше года на три, чистые голубые глаза и спокойное, сдержанное и лишенное каких-либо эмоций выражение лица. Я был поражен такой перемене.

— Здравствуйте, месье Кауст, — вежливо и тихо произнесла она, приседая передо мной в реверансе.

— Алиса Николаевна, я волновался о вас, как вы? — произнес я, не сводя тревожного взгляда с девушки.

Как же мне хотелось увидеть на этих щеках румянец, а на губах улыбку, хотя бы робкую и едва уловимую, но улыбку! Я не мог переносить этого замораживающего равнодушного взгляда!

— Благодарю за беспокойство, со мной все в полном порядке! — отозвалась девушка.

— Но я слышал, что ваша сестра…

Она не позволила мне закончить и тут же перебила:

— Вот именно, вы, очевидно, знаете, что с ней произошло, а я еще и видела своими глазами, в каком она состоянии! В отличие от нее я совершенно здорова, мне ничего не угрожает и о моей дальнейшей судьбе, как выяснилось, давно позаботились! Так что МОИ дела идут просто прекрасно! — на красивом лице наконец проступили живые эмоции. Конечно, я разглядел в ее глазах раздражение и гнев, но больше всего там было тоски и боли.

Она не искала во мне защиты и не собиралась просить о помощи, и это, черт побери, неожиданно разочаровало и даже ранило меня.

— Что значит о вашей судьбе «уже позаботились»? — все же спросил я.

— То и значит! Завтра сюда приедет наша тетушка и увезет меня из этого города: я буду жить вместе с ней, продолжу обучение на новом месте и постараюсь стать лучшей, чтобы мной можно было гордиться, — Алиса скрестила руки на груди и подняла острый подбородок чуть выше.

Она снова сдерживалась и пыталась казаться серьезной и сильной, но я все равно замечал, как едва заметно дрожали губы, которые она напрасно пыталась поджимать, пряча от меня волнение, и как блестели непролитой влагой ее глаза.

— Вы действительно всего этого хотите? — спросил я.

— Зачем вы задаете мне столь грубые вопросы? Вы прекрасно понимаете, что я желала бы остаться рядом с Ри, что я всем сердцем хотела бы ей помочь и искупить свою вину! Я слишком долго ничего не знала и не замечала! — она вздрогнула, я услышал жалобный всхлип, и девушка тут же зажала рот рукой и зажмурилась, прерывисто вдохнула и снова взяла себя в руки.

— Но я больше не капризная дурочка! Я не в силах ей помочь, зато легко могу стать жертвой, легкой добычей, а значит, принести сестре новые страдания! Я подчинюсь ее воле! Вам не стоило сюда приходить, Эрик: вы тоже ничем не сможете ей помочь! — добавила она и отвернулась, снова скрестив руки на груди.

— Я здесь ради вас! — неожиданно сорвалось с моих губ.

— Напрасно, — порывисто оборвала меня Алиса.

— Мой дядя, Оливер, постарается выручить вашу сестру, я в этом уверен!

— Что ж, я буду молиться об этом каждую ночь, — тихо произнесла девушка.

— Не приходите больше и не ищите меня, месье Кауст! Я вряд ли вернусь сюда снова: я намерена покончить с прошлым, а вы его часть!

— Алиса… — удивленно проговорил я севшим голосом.

Я не ожидал, что сказанные ею слова вызовут во мне такое недовольство и… тоску.

— Нет! Вспомните, вы ведь хотели именно этого — отдалить меня, избавиться от навязчивой поклонницы! Что ж, теперь я полностью на вашей стороне! Я тоже отдалюсь от вас на столько далеко, на сколько это будет возможно. Кто знает, быть может, мы больше никогда не встретимся! Всего вам доброго, месье Кауст, и спасибо за все, что вы для нас сделали!

Что-то во мне не могло смириться с подобным ответом, и я хотел поспорить, но мне этого не позволили. Алиса подозвала классную даму и попросила дозволения покинуть гостиную. Пожилая женщина в строгом чепце смерила меня взглядом и, довольная тем, что девушка явно пытается избавиться от моей компании, благосклонно покивала головой и позволила княжне уйти.

Я смотрел вслед уходящей девушке и не мог поверить своим глазам: что-то в ней неуловимо менялось, и дело даже не в новой манере держать эмоции в себе и строго соответствовать всем общепринятым нормам этикета! Ее взгляд стал взрослее, она как будто смотрела на мир совершенно иными глазами, и отчего-то мне было очень жаль расставаться с хрупкой и беззащитной девочкой, которая так не хотела прощаться с детством, которая отчаянно хотела верить в доброту и доверять рыцарям вроде меня.

Но благородный господин в сияющих доспехах тоже не оправдал ожиданий и не протянул руку помощи, когда она в ней нуждалась! Более того я отверг ее чувства, а значит, почти предал…

Я сбежала, стоило скрыться из виду, и я тут же припустила, пока не оказалась на чердаке. Тенью прошмыгнула мимо кастелянши, торопливо распахнула скрипучую дверь и тут же затворила ее. Я прислушалась, не раздается ли позади чьих-нибудь шагов и, убедившись, что никто меня не преследует, опустилась на пол, тут же подтянула к груди ноги и позорно расплакалась.

Я все та же трусиха и слабачка. Я едва удержалась, чтобы не броситься на его шею и не начать жаловаться и причитать на свою несчастную судьбу! Нет, как же хорошо, что я этого не сделала! Мне не нужны его жалость и сочувствие! Я прекрасно справлюсь и без них!

Неделю назад арестовали Ри, а меня вызвали для допроса — так я и узнала о случившемся в поместье, и это было неожиданно и больно, как если бы кто-нибудь ударил меня со спины кувалдой по голове. Конечно, я не поверила, что моя сестра могла бы совершить нечто подобное, хотя допускала мысль, что даже если обвинения следователя были небеспочвенны, этому все равно должно было быть какое-то объяснение.

Я помню, как земля ушла из-под ног, когда я встретилась глазами с сестрой. На ее лице были синяки, нижняя губа была разбита и припухла. Она казалась такой бледной и истощенной, что я не понимала, как Ри вообще удается сохранять сознание и самостоятельно передвигаться.

Я села с другой стороны небольшого стола и потянулась к ней руками. Она поняла мой жест и с явной неохотой подняла руки и позволила мне коснуться ее пальцев. Свежие корочки запекшейся крови на коже и темные отметины от чужих пальцев — я вскрикнула и испуганно оглянулась. Кто сделал с ней такое? Если это действительно граф Крайнов, то почему никто не обратил внимания на то, как он обошелся с моей сестрой? Почему ей не наложили повязку, не обработали раны должным образом?

— Все не так плохо — виновато произнесла Ри, хмуря брови.

— Не так… плохо? — недоуменно переспросила я. — Они сказали, что обвиняют тебя в убийстве!

Я закрыла глаза, попыталась вдохнуть и не смогла… опять, словно рыбешка, выброшенная на берег.

— Лис? Успокойся, пожалуйста!

Сквозь вату в голове я слышала испуганные бормотания сестры, но они не помогали.

«Дыши… дыши вместе со мной и медленно выдыхай, а теперь еще раз, слушай мое дыхание…» — голос австрийца был громче, хотя его не было рядом, но я заставила себя вспомнить каждое слово и наконец открыла глаза, медленно втягивая воздух через нос.

— Мне уже лучше, — виновато проговорила я, сильнее сжимая пальцы сестры.

— Ты со всем справишься, Лисенок, я зря тебя недооценивала! — она робко улыбнулась.

— Это ведь неправда, Ри? То, что они говорят? Просто скажи, что случилось, что он сделал с тобой?

— Я всегда говорю только правду, ты же знаешь?

Я знала и видела эту дурацкую решимость принять свою судьбу в ее глазах.

Она коротко обмолвилась о том, что произошло, явно утаивая от меня самое страшное и опасаясь, что нам помешают и не позволят договорить.

— Ты ни в чем не будешь нуждаться, у тебя уже есть свой дом и все, что нужно для нормальной жизни. Это далеко, никто не станет распускать сплетни и вредить тебе. Я попросила поверенного сообщить нашей тете о случившемся, и она обещала вскоре за тобой приехать, поклянись, что сделаешь это ради меня? Я должна знать, что ты в безопасности с людьми, которые позаботятся о тебе, пожалуйста!

Я ничего не понимала, и ей пришлось объяснять снова и снова, рассказывать про тетушку, которой я совсем не помнила, про новый дом, в котором рядом со мной не будет самого дорого человека в моей жизни, и о необходимости учиться! Уму непостижимо! Даже находясь в столь ужасном положении, она не изменяла себе, и это было единственным, о чем она хотела и могла говорить! Ей не нужна была моя помощь, она умоляла и требовала меня подчиниться, а я смотрела на нее, как на безумную, и не могла в это поверить.

— Ты хочешь, чтобы я уехала и оставила тебя ЗДЕСЬ? ОДНУ?

— ДА! Я буду писать тебе, со мной ничего не случится: вполне возможно, что я выберусь отсюда, но, если не выйдет, ты не должна быть под ударом в этот момент! Скажи, что поняла меня и сделаешь все так, как я прошу?

Я не смогла ничего ответить, давилась слезами и качала головой.

— Прекрати! — сквозь зубы проговорила Ри и дернула меня на себя, вынуждая столкнуться с ней лбами.

— Они никогда не сломают нас: ни тебя, ни меня! Слышишь? Что бы ни случилось — мы будем сильнее, мы выдержим и снова встанем на ноги! И сейчас тебе придется держать удар без меня — какое-то время уж точно! И ты не имеешь права сдаваться! Ты должна научиться противостоять целому миру, чтобы однажды им всем пришлось принять тебя, смириться с тем, что тебя нельзя сбросить со счетов, что ты сильнее и смелее многих из них! Сейчас твой юный возраст — твоя самая большая слабость, но в то же время это дает тебе время, чтобы учиться и готовиться к настоящей жизни!

Помню, я смотрела на сестру, «настоящая жизнь» которой приводила меня в ужас: она всегда была примером несгибаемой воли и сейчас даже в столь ужасном положении заставляла меня продолжать верить, что она все еще может со всем справиться и одержать верх!

— И где эта девчонка? Какой бес в нее вселился! Я-то, старая кошелка, решила, что она отправилась в свою комнату, а она без вести пропала! — голос Аглаи Александровны где-то совсем неподалеку в миг вырвал меня из мрачных воспоминаний. Я поспешила стереть с лица слезы, вскочила на ноги, одернула юбку, стряхнула с нее пыль и осторожно открыла дверь, стараясь не скрипеть.

— Что-то случилось? — спросила я классную даму, которая явно все еще пребывала не в лучшем расположении духа.

— Конечно, случилось! У нас теперь не пансион, а проходной двор какой-то! Ты что всю свою родню сегодня сюда пригласила? — возмущенно вопрошала женщина.

— Это вы о чем? — недоуменно переспросила я.

— А ты сходи и посмотри своими глазами! — ворчливо отозвалась женщина. — Слава богу, что ты скоро уедешь отсюда: одни хлопоты с такими девчонками!

Я торопливо поспешила вернуться на первый этаж. В душе я надеялась встретить Ри, но была почти уверена, что там меня ожидает та самая тетушка, Агафья Тимофеевна, о которой рассказывала сестра.

Но в действительности я повстречала там своего ОТЦА.

Я остолбенела, подавилась воздухом, в глазах потемнело. Замершее в груди сердце неожиданно заколотилось с новой силой, и я не сбежала, а скорее слетела вниз по лестнице, оказавшись прямо перед ним. Отчего-то я вдруг решила, что во всем, что с нами случилось и происходит сейчас, виноват именно он, хотя, если хорошо подумать, то так и есть.

— Что ты тут делаешь? — грубо, повысив на него голос, произнесла я.

Он несколько удивленно уставился на меня. С нашей последней встречи отец не на много изменился, разве что сейчас он был трезв. Все тот же злой старик, презирающий все и всех.

— ТАК ты теперь встречаешь своего отца, дочь? — с хорошо знакомой мне угрозой в голосе спросил он.

Во мне откуда-то взялся огонь ненависти, и я вместо того, чтобы испугаться, расправила плечи и встретила его взгляд спокойно.

— Ты мне никто! Чужой человек, я тебя не боюсь! — раньше я не смела перечить ему, а теперь…в меня словно бес вселился.

— Вот значит, как ты заговорила, девчонка! — зашипел на меня отец. — Ничего, я всю эту дурь из твоей головы выбью, всю мерзость, что навнушала тебе твоя преступница-сестрица! День ото дня не покладая рук буду трудиться! — он вздернул руку и грубо ухватил меня за волосы, вынуждая вскрикнуть.

— Я никуда с тобой не пойду! — упрямо бросила ему в лицо, хотя уверенность уже начала покидать меня, а страх, наконец, пробрался в мое сердце, отзываясь дрожью в теле.

— Кем ты себя возомнила?! Если я не заберу тебя, ты окажешься на улице в ближайшие дни и станешь жалкой бродяжкой, уличной девкой, очередным несмываемым позором на моем имени! Но я этого не допущу: вы с сестрицей довольно моей крови попили, теперь придется расплачиваться!

— Отпусти девочку, Николай! — строгий женский голос раздался прямо за спиной отца, и он, так и не ослабив своей хватки, обернулся.

Там стояла невысокая старушка в чепце и дорожном платье, с красивой черной тростью в руках. Женщина смотрела на него с презрением и всем своим видом давала понять, что он, в сравнении с ней, жалкое ничтожество.

Отец прищурился, разглядывая даму и, очевидно, силясь вспомнить, кто перед ним находится.

— Княжна Золотова? Что вы забыли в наших краях? Вам здесь по-прежнему не рады! Я воспитаю своих дочерей без вашей помощи! Можете убираться восвояси! — грубо оборвал он ее.

— Тетя? — неуверенно спросила я, вглядываясь в лицо женщины и не узнавая ее.

— Кажется, вы не понимаете, где находитесь, князь, и с кем разговариваете! Немедленно уберите руки от девушки и отойдите от нее на три шага в сторону!

Молодой голос незнакомого мне юноши заставил меня удивленно оглядеться. В шаге от нас с левой стороны действительно стоял незнакомец и на вытянутой руке держал пистолет, дуло которого он приставил к виску моего отца.

Я испуганно ахнула и дернулась, повалилась на пол, когда отец ослабил хватку, и тут же поспешила встать, ухватившись за ладонь, протянутую все тем же молодым человеком.

Незнакомец был худощавым, но высоким, у него были карие глаза и густые черные ресницы, иронично изогнутые губы, густые брови. Темно-русые волосы были довольно коротко острижены сзади, но опущены спереди, густая челка прикрывала лоб и брови. Он казался опасным шутником, таким, с кем обычно лучше не связываться, кого можно повстречать в шайке уличных воришек среди хитрых и расчетливых ловкачей. А еще парень очень молод — я была уверена, что ему не больше семнадцати или восемнадцати лет.

Он сверлил наглым взглядом отца и, что самое удивительное, улыбался.

— Что вы себе позволяете? — севшим от негодования голосом произнес мой родитель.

— Все, что пожелаю! Можете пожаловаться, но знайте, что эти милые леди обязательно заявят, что никакого оружия в моих руках они не видели, а вы просто выживший из ума старик с давно подпорченной репутацией!

— Это просто возмутительно! Щенок… Я разорву тебя голыми руками… — продолжал изливать угрозы отец.

Юноша снова улыбнулся, прищурился и демонстративно взвел курок.

— Три шага назад, князь! — почти пропел он.

Отец отшатнулся от него, потом сделал еще несколько шагов назад и, словно не веря своим глазам, вытаращился сначала на меня, а потом и на мою тетушку.

— Это мой племянник, Алекс! Я рада, что вы познакомились с ним сегодня, Николай! — насмешливо произнесла она. — Я получила право опеки над этой девочкой два месяца назад, и ты больше не приблизишься к ней!

Лицо князя стало красным от злости, он то и дело сжимал пальцы в кулаки и разжимал в бессильной злости, а я не могла отвести взгляда от странного юноши, который осмелился достать оружие и направить его на моего отца прямо посреди гостиной! Да за такое у нас наверняка могут повесить на площади без особых разбирательств, а он еще и улыбается, словно вообще ничего не боится!

— Сумасшедшая ведьма! Все в вашем роду такие! Проклятый род! — твердил мой батюшка, спиной отступая к выходу!

— Счастливо оставаться, Ваше Благородие! — проговорила тетушка.

Отец скрылся за дверью, а племянник моей новой опекунши уже ловко спрятал пистолет куда-то за пояс, убрал руки в карманы и без стеснения рассматривал меня из-под длинной темно-русой челки.

Напряжение во мне схлынуло так стремительно, что я едва не рухнула на пол, покачнулась, но все же смогла устоять на месте. Ощущение нереальности произошедшего никак не проходило, голос отца все еще звучал в голове, и я с трудом могла успокоить сердце и продолжать дышать.

— Алекс, ну чего ты стоишь! Видишь, девочка сейчас упадет без чувств — переволновалась, бедняжка! Отведи ее к дивану и усади, да раздобудь где-нибудь стакан воды!

Парень вздохнул и ленивой походкой направился ко мне. Он положил одну руку на мою талию, прижал меня к своему боку и таким странным образом повел куда-то в сторону.

— Какая она у тебя впечатлительная! — фыркнул он, усаживая меня и опять нагло разглядывая. — И невежливая!

— Алекс! Воды! — раздраженно повторила тетушка, и молодой человек тут же оставил нас.

— Ты, наверное, совсем меня не помнишь. Да, милая? — ласково поправляя мою прическу, проговорила Агафья Тимофеевна.

— Нет, — виновато призналась я.

— Это ничего, еще познакомимся, и с Алексом вы подружитесь! Он несколько избалован и бывает просто невыносимым, но парень он хороший, в обиду не даст! — в ее голосе звучала столько нежной любвик юноше, что я даже позавидовала ему.

— Спасибо вам, — почти шепотом произнесла я, все еще пытаясь выровнять дыхание

— А ты очень похожа на мать, — с улыбкой произнесла она.

— Вы заберете меня?

— Да, к сожалению, я ничем не могу помочь твоей сестре, но я пообещала ей позаботиться о тебе и намерена сдержать свое слово! Боже, я столько лет потеряла из-за упрямства и ненависти вашего отца!

Алекс вернулся и протянул мне стакан воды. Я взяла его и тут же едва не выронила: оказывается, у меня все еще ужасно тряслись руки. Юноша вырвал из моих ослабевших рук стакан и напоил меня.

— Ох уж эти нежные барышни! — проворчал он.

Я нахмурилась и отстранилась, холодная вода действительно немного взбодрила меня и я, выказывая свое недовольство взглядом, обратилась к нему.

— Наверное, вы были бы смелее, столкнувшись нос к носу с тем, кто истязал и мучил вас с самого рождения, и снова оказавшись в его полной, безграничной власти?

Улыбка исчезла с лица молодого человека, и он пристально посмотрел мне в глаза, но не произнес ни слова.

— Это княжна Алиса, она теперь будет жить в моем доме, Алексей! И я очень рассчитываю на тебя! Надеюсь, что вы подружитесь, и ты станешь настоящим защитником для этой юной леди! Ты и представить не можешь, насколько жесток и безумен ее отец, да и я наверняка знаю не слишком много! Отнесись к ней с уважением и прекрати так нагло таращиться! — тетушка одарила юношу строгим предупреждающим взглядом и тот, поджимая губы, виновато опустил голову, хотя мне казалось, что он просто прячет таким образом очередную наглую улыбку, а точнее насмешку.

— Я должна забрать твои документы! Приходи в себя, дорогая, и займись делом — собери свои вещи в дорогу! Я не намерена задерживаться в этом городе!

Она неспешно последовала прочь, оставляя меня наедине со своим племянником. Известие о том, что мы немедленно покинем город и я оставлю здесь Ри совершенно одну, без помощи и защиты, рвало мне сердце. Слезы застыли в глазах, и я снова почувствовала болезненный спазм в горле.

— Что с вами не так? — голос нового знакомого заставил меня немного опомниться.

— Ничего! Я плохо справляюсь с собой в последнее время! Когда мне страшно, я задыхаюсь…иногда! — честно призналась я, и потянулась за стаканом воды.

Он минуту изучал мое лицо, потом опустился на диван совсем рядом со мной, склонился и, словно доверяя мне какую-то страшную тайну, произнес вполголоса:

— Любой страх можно убить, леди! Его можно придушить, утопить или, к примеру, пристрелить — тут уж какая метафора вам больше по вкусу! Важно понять, что это вы должны управлять своим страхом, а не он вами, вы можете его контролировать и… отключать! Если хотите, я научу вас этому!

Я думала, что он шутит, но лицо молодого человека было совершенно серьезным!

— Хочу, — тихо проговорила я.

Алекс тут же изменился в лице, лукаво улыбаясь.

— Хорошо, маленькая леди, только потом не жалуйтесь на меня тетушке! — он подмигнул мне и откинулся на спинку дивана.

Я отчего-то смутилась и даже покраснела, заставила себя встать и, крепко держась за перила, отправилась собирать вещи. Спиной я ощущала наглый и слегка насмешливый взгляд своего нового знакомого, и он одновременно раздражал и раззадоривал меня. Я еще покажу этому наглецу, на что я способна! Я не такая уж и неженка… больше нет!

Глава 17

Оказывается, мир действительно тесен! Мне потребовалось узнать имя любовницы судьи, и, как ни странно, но ею оказалась небезызвестная мне княжна Воронова — юная покорительница мужских сердец! Что ж, такое положение вещей полностью меня устраивало!

Я передал ей послание о том, что желаю встретиться и почти сразу получил ответ: девушка вовсе не была против нашего с ней знакомства. На бал в доме мисье Гроссера она явилась в вульгарном открытом платье, которое оголяло не только плечи, но и большую часть туго перетянутой корсетом груди. Расшитое бусинами и украшенное лентами, оно смотрелось броско и ярко, наверняка стоило немало, но во мне эта показная бравада вызывала только отвращение.

Нас представили друг другу, как это было принято, и мы сговорились о первом совместном танце.

— Так значит, вы тот самый знаменитый герцог Богарне, который так любит радовать наш скромный городишка своими частыми визитами? — обольстительно улыбаясь, произнесла девушка.

Она не притворялась невинной овечкой — слишком очевидной казалась ее привычка вызывать в мужчинах желание и почти животную похоть.

— А вы — прекрасная графиня Воронова, похитившая сердца всех завидных холостяков в этой округе?

— Я рада нашему знакомству, герцог! Мне очень льстит ваше внимание! — она снова улыбнулась.

Зазвучали первые аккорды, и я протянул к ней руку, приглашая на вальс.

— Я знаю, что вы невеста несчастного графа Крайнова! Должен признать — это очень смелый и даже отважный поступок: пожертвовать собой ради любимого человека! Но как много других претендентов утратили надежду достичь счастья в браке, лишившись последнего шанса на вашу благосклонность!

— Не так уж и много, — звонко рассмеялась княжна.

Она умела красиво подавать себя и соблазнять мужчин одним лишь взглядом. Всматриваясь в мое лицо, девушка явно пыталась понять, какую тактику лучше выбрать: пытаться казаться скромнее или все-таки быть развязной и дерзкой.

Я сильнее сжал руку на ее талии и грубо притянул княжну Воронову к своей груди. От неожиданности она даже охнула и с довольной улыбкой уставилась в мои глаза. Но, столкнувшись с моим холодным и равнодушным взглядом, она все же осознала, что попала в ловушку.

— У меня к вам очень деликатное дело, княжна! — склонившись к уху, процедил я сквозь зубы.

— Что вам от меня нужно? — недоуменно спросила Кэтрин.

— Я слышал, вы очень близки с графом Тихомировым, даже имеете некоторую власть над ним…

— На что это вы намекаете? Я не понимаю, при чем здесь граф!

— Неужели? Совсем ничего не понимаете? — с наигранной досадой переспросил я. — Интересно, кого еще вы угостили своими чудесными сонными каплями, помимо графа Крайнова!

Последняя фраза вызвала в ней очень бурный отклик. Прекрасное личико княжны преобразилось: несколько побледнело, глаза сузились, а губы изогнулись в наглой и злой улыбке.

— Я по-прежнему не понимаю, о чем вы говорите, герцог! Кажется, вы с кем-то меня путаете! Это графиня Богданова отравила Константина ядом и едва не сгубила моего любимого, я же не имею к этому никакого отношения!

— В самом деле? Какая досада! Кстати, а вы знали, что граф Игорь Степанович Тихомиров обязан положением и деньгами своей супруге, прекраснейшей женщине, близкой подруге самой императрицы Анне Григорьевне. Замечательная женщина, щедрая и любящая, а уж как она боготворит мужа… Правда, говорят, она ревнива и даже скора на расправу! Как хорошо, что вы никогда не были любовницей графа, а то ведь одному богу известно, на что готова эта женщина, когда носит под сердцем своего первенца!

Мой намек был понят мгновенно. Надменная улыбка тут же сползла с лица княжны, уступив место холодной расчетливости.

— Однако здесь ужасно душно, вы не находите? Может быть, вы сопроводите меня в какое-нибудь более спокойное и уединенное место, где мы могли бы продолжить наше знакомство, Ваша Светлость? — вежливо спросила Кэтрин.

Я ослабил хватку и позволил девушке немного отстраниться. Честно говоря, близость ее тела не вызывала во мне возбуждения и хоть какого-нибудь интереса. Я словно сжимал в руках бездушную фарфоровую куклу и даже дивился самому себе: что же такого особенного я разглядел когда-то в Амалии, почему долгие годы не мог освободиться от этого наваждения!?

— Как пожелаете, княжна! — покорно отозвался я.

Стоило музыке стихнуть, и мы поспешили оставить шумный зал, хотя по пути мне пришлось не раз остановиться и поприветствовать нескольких достаточно важных и близких моему кругу людей. Кэтрин я представлял как старую знакомую, хотя судя по красноречивым взглядам мне мало кто поверил.

— Итак, вы намерены шантажировать меня, герцог? — тут же перешла к делу княжна, стоило нам оказаться за закрытыми дверями гостевой комнаты.

— Я всего лишь прошу вас о маленькой услуге: граф Тихомиров должен учесть непростое положение Рианы Николаевны и быть более лояльным по отношению к этой девушке.

— Вот как? И вы решили, что я соглашусь помочь вам?

— Вы кажитесь мне очень отзывчивой и понимающей женщиной, Кэтрин, — добродушно пожимая плечами, ответил я. — В самом деле, ну для чего вы упрямитесь!? Ваше нынешнее положение кажется мне очень выгодным: род Крайновых богат, известен, уважаем. Несколько ветреный и излишне страстный сынок графа сейчас может превратиться в вашу ручную собачку, а вот его отец вполне еще в состоянии поспособствовать в том, чтобы в семье появился новый наследник! Только подумайте: граф сохранит свою репутацию благородного вдовца, верного покойной супруге, а вы в то же время получите еще большее влияние и власть, когда забеременеете от него и объявите о своем счастье всему свету. Ничего страшного нет в том, чтобы назвать отца дедушкой, а старшего брата отцом ребенка! В глазах окружающих Константин не утратит свою дееспособность, а вы вознесетесь до небывалых высот! — кажется, коварный механизм в голове девушки тут же заработал в нужном мне направлении, она была удивлена моим заявлением, но сосредоточенно его обдумывала.

— Подумайте еще раз, хотите ли вы лишаться все этого?

— Я не боюсь ваших угроз, герцог! Ваши намеки, обвинения и предположения крайне возмутительны, — наконец произнесла Кэтрин.

— Досадно, ведь я совершенно не хотел задеть ваши чувства! Однако мне придется уничтожить вас, княжна! Для начала, я расскажу графу о том, кто на самом деле отравил его сына! — не скрывая некоторого веселья в голосе, сообщил я.

— Пфф, вам никто не поверит, этому нет доказательств! Зачем мне калечить или убивать того, кого я люблю всем сердцем?! — не желала легко сдаваться княжна.

— Вы правы, вполне возможно, что мне не поверят! Хотя этого может быть достаточно, чтобы посеять зерно сомнения, сделать вас нежеланной невестой! Вряд ли старик рискнет связываться с потенциальной отравительницей! — чувствую, как раздражает девушку моя торжествующая улыбка, и не могу отказать себе в этом удовольствии.

— Ваши родители сейчас во Франции, насколько мне известно? Говорят, их там хорошо приняли! Что ж, будем надеяться, что они не разочаруют моего дорогого дядюшку: он, знаете ли, очень ценит истинных аристократов, и будет ужасно неловко, если они вдруг с позором покинут светский двор — такое пятно не так просто смыть!

— Прекратите угрожать мне! — прошипела княжна, краснея.

— О, неужели я вас напугал, Кэтрин!? Приношу глубочайшие извинения! Кстати, после бала я намерен навестить чету Тихомировых: может быть, вы желаете что-нибудь передать Анне Григорьевне? Я мог бы взять вас с собой и лично познакомить с этой чудесной женщиной! Уверен, у вас с ней МНОГО ОБЩЕГО!

— Хватит! — она возмущенно поджала губы. — За кого вы меня принимаете?

— Вам лучше этого не знать, — вежливо улыбаюсь в ответ.

— Хорошо! Я готова помочь графине Богдановой и поговорить о ее судьбе с Игорем Степановичем! Он очень дружен с моим отцом, и я действительно давно его знаю, так что я иду на уступки вовсе не потому, что боюсь ваших смешных угроз! — глаза Кэтрин полыхают гневом оскорбленной в лучших чувствах женщины. Очевидно, лучшим чувством для нее является восхищение и обожание, коего я вообще к ней не проявил!

— Конечно же, нет! Такой умной девушке, как вы, решительно нечего бояться, — поспешил заверить ее я.

— И я при желании вполне могу передумать и отказаться от брака с Константином Владимировичем! И тогда вы утратите один из главных рычагов давления на меня, герцог!

Я был убежден, что угроза получить в качестве врага жену Тихомирова куда страшнее, но промолчал.

— И в мыслях не было давить на вас, о чем это вы, княжна?! И, несомненно, вы все еще можете передумать: в этом и заключается вся суть женщины, но дело в том, что вы страстно желаете превратить жизнь бывшего любовника в череду унижений и мук, в то же время возвысившись не только над ним, но и над всеми, кто когда-либо смел насмехаться над вами! Скажите, что я не прав?

Она тут же лукаво улыбнулась мне и отвела в сторону несколько смущенный взгляд: притворяться хорошей девочкой и примерной невестой ей явно надоело!

— Меня поражает ваше стремление спасти эту жалкую графиню! Что вы оба нашли в ней особенного? — Кэтрин презрительно фыркнула и заглянула мне в глаза, снова рассчитывая привлечь к себе мое внимание. — Она приносит людям только несчастья!

Я невольно склонил голову на бок, рассматривая ее, как диковинную зверушку: интересно, кто же внушил этой дуре, что она способно покорить кого угодно?

— Вы рассчитываете получить ответ на свой вопрос? — деловито уточнил я и всем видом дал понять, что мой ответ ей точно не понравится.

— Неважно, — поджала губы княжна и снова приблизилась ко мне.

Девушка смело положила руку на мою грудь и, картинно взмахнув ресницами и томно вздохнув, произнесла:

— Я помогу вам только при одном условии, герцог! Вы должны провести эту ночь со мной! Нам вовсе не обязательно быть врагами друг другу! Мы можем договорить другим способом…

Я вспомнил нашу первую встречу с графиней Богдановой и то, как сам когда-то вынудил девушку лечь со мной в постель, чтобы выручить друга из беды, перевел взгляд на княжну и не смог сдержать смеха. Я смеялся без остановки несколько минут, наблюдая за тем, как в очередной раз преображается лицо коварной искусительницы.

— Я обещаю превратить ваше существование в череду унижений и разочарований, Катерина Анатольевна! — едва отсмеявшись, произнес я, а потом толкнул девушку к стене, нависая над ней и явно пугая ее своим поступком.

Неужели она считала, что я не способен обидеть женщину? Увы! Наверняка это разочарование будет болезненным!

— Вам не стоило переходить мне дорогу, не стоило подставлять графиню и не стоило пытаться манипулировать мной! — каждое слово я говорил спокойно и взвешенно, грубо сжимая ее подбородок и вынуждая смотреть мне в глаза и дрожать от страха.

— Но я ничего этого не делала и не хотела вас оскорбить, герцог, — писклявым голосом отозвалась Кэтрин.

Я отдернул руку от ее лица, испытывая некоторую брезгливость к этой молодой и действительно привлекательной женщине.

— Я все сделаю, клянусь вам, сегодня же поговорю с графом! — твердила девушка, усиленно изображая на лице трогательные слезы и дрожащие губы, но на деле она всего лишь пыталась скрыть от меня свою досаду и злость.

— Я счастлив, что мы с вами, княжна, все же смогли прийти к пониманию, — удовлетворенно вздохнул я. — Надеюсь, вы умеете держать свое слово и… доброго вам вечера, Кэтрин, передайте от меня привет графу Тихомирову, а за одно и своему жениху!

Отступив к двери, княжна явно почувствовала себя увереннее.

— Всенепременно! Вы тоже передавайте привет Риане Николаевне! Не уверена, что всегда могу разобрать правильно слова моего жениха, но он точно справлялся о ее делах и самочувствии! Константин, знаете ли, совершенно незлопамятный человек, а это в наши дни огромная редкость! — подмигнув мне напоследок, произнесла девушка и скрылась из виду.

Глава 18

— Здравствуйте, княжна! Какими судьбами? — граф Владимир Петрович Крайнов встретил меня холодной вежливой улыбкой.

— Я волновалась о самочувствии Константина и хотела бы увидеть его! — виновато улыбаясь, ответила я.

— Вы очень добры, — отозвался граф, пропуская меня в гостиную. — Честно говоря, я все еще сомневаюсь в этой затее! Действительно ли вы готовы стать женой больного человека, состояние которого требует постоянного ухода и внимания, — он с подозрением изучал мое лицо.

— Ну что вы, как можно сомневаться! Мы очень давно знакомы с Костей, и я всегда мечтала стать его женой, я хочу заботиться о нем! — я усаживаюсь на диван, а мужчина опускается в кресло и оказывается совсем рядом со мной.

— Однако мой сын собирался жениться не на вас! — резонно заметил граф.

Его цепкий взгляд изучает мое лицо, опускается чуть ниже, касаясь шеи и ключиц. Мужчина несколько хмурится каким-то своим мыслям и явно стремится утаить их от меня.

— Да, и вы знаете, что всему виной его амбиции! Он считал, что во имя высших целей вполне можно пожертвовать чувствами, и я была готова принять его решение, отказаться от своей любви, — я картинно вздохнула, с грустью в глазах отводя взгляд. — Но графиня Богданова поступила подло и жестоко! Она не понимала, какой прекрасный человек сделал ей предложение, не понимала своего счастья! — я изображаю на лице злость и сжимаю кулаки.

— Я желаю никогда больше не разлучаться с Костей, я хочу, чтобы он понял, наконец, что именно его я любила все эти годы и буду любить до конца своих дней! — я взволнованно всплеснула руками, демонстрируя свои чувства.

— Обычно вы крайне общительны, ваши поклонники выстраиваются в очередь, чтобы добиться возможности оказать вам знаки внимания! — одаривая меня снисходительной улыбкой, напомнил граф.

— Может быть, и так, но я все же желаю стать женой ВАШЕГО сына! Неужели это для вас ничего не значит?

— А ваши родители? Они так же не будут возражать? — не сдается граф.

— Они поймут меня, — уверенно отвечаю ему.

Я немного склоняюсь к мужчине и касаюсь его руки в невинном и трогательном жесте.

— Вместе мы непременно сможем помочь Константину! Я верю, что он еще обязательно пойдет на поправку, и у вас, граф, будут долгожданные наследники! Вы прекрасный отец и станете замечательным дедушкой для своих внуков! — я чуть сильнее сжимаю пальцы и заглядываю в глаза Крайнова-старшего: он кажется мне очень задумчивым.

— Я не хочу вас обнадеживать, Катерина Анатольевна!

— Не стоит! Не будем думать о плохом! Граф, доверьтесь мне! Вы еще полны сил и вам поздно ставить на себе крест, позвольте мне помочь!

Крайнов освобождает руку и несколько злится.

— Довольно фарса, княжна! — мужчина порывисто поднимается на ноги, а я следую его примеру, изучаю мрачный и строгий профиль, вспоминая слова герцога, посмевшего предложить мне кое-что совершенно немыслимое.

Хотя почему собственно немыслимое? Я вдруг понимаю, что Владимир Петрович вовсе не вызывает у меня отвращения. Да, он намного старше, но при этом довольно хорош собой, строен, всегда модно одет, главное, уважаем и влиятелен! Черные, как и у сына, глаза смотрят на меня с подозрением, я же прикусываю губу и делаю уверенный шаг к мужчине.

— Я не нравлюсь вам, граф? — фраза звучит двусмысленно, и мы оба это понимаем. Что-то меняется в его взгляде, маска надменного благородия исчезает, и вместо нее прямо передо мной оказывается опасный и, несомненно, властный мужчина, точно знающий, чего именно он хочет.

— Значит, вы убеждены, что сможете подарить моему роду нового наследника? — отвечает вопросом на вопрос граф, сверля недобрым взглядом мои губы.

Мгновение я чувствую некоторую неуверенность, но я быстро беру себя в руки и улыбаюсь.

— Да, Ваше Благородие! — томно вздохнув, произношу вслух.

Граф удовлетворенно хмыкает и едва заметно кивает.

— Так вы позволите навестить вашего сына? — с придыханием спрашиваю я.

— Конечно, леди Кэтрин! Дарья проводит вас в его комнату! — благодушно разрешает граф.

Я поспешно удаляюсь вместе с горничной и прошу женщину оставить меня наедине с женихом.

Костя выглядит жалким и раздавленным. Бледный и истощенный болезнью, он сидит в кресле и равнодушно смотрит в окно: мое появление не вызывает в нем особых эмоций.

— Любимый, я так рада тебя видеть! — трепетно произношу я, опускаясь на колени у его ног. — Ты скучал по мне? — заглядываю в его лицо и наблюдаю за тем, как он хмурится, пытается что-то произнести, но в ответ снова раздается неразборчивое хрипение и мычание.

— Конечно, скучал! — отвечаю за него я.

— Ты тоже ждешь нашей свадьбы? — я улыбаюсь и поглаживаю его бедро.

— Я знала, что ты одумаешься и вернешься ко мне, милый!

Я сдвигаю руку чуть выше, продолжаю изучать малейшие изменения на лице Крайнова-младшего.

— Знаешь, доктор сказал мне, что ты ничего не чувствуешь ниже пояса: ни холода, ни жара, ни боли! Неужели это правда, Костя? — я демонстративно достаю из волос острую шпильку и деланно рассматриваю ее, приближаю к лицу графа, чтобы и он мог внимательно ее разглядеть. Он забавно мычит и пытается качать головой, предчувствуя неприятности.

Я сжимаю заколку в ладони и уверенно втыкаю в бедро Константина. Его зрачки удивленно расширяются, когда я проделываю свой эксперимент и с левой ногой, впрочем, боли он, очевидно, все-таки не чувствует. Я слежу взглядом за его руками: они не парализованы, но он не в силах даже удержать ложку с супом, а сейчас забавно пытается остановить меня. Он слегка приподымает правую кисть: я вижу, как дрожат его пальцы и как он напряженно сводит брови, силясь добиться желаемого, однако вскоре рука безвольной плетью опускается обратно на подлокотник.

— Не отчаивайся, милый! Эти врачеватели редкостные шарлатаны! А в следующий раз мы обязательно опробуем твою чувствительность на чем-нибудь горячем! Думаю, стакан кипятка может сработать! Главное, не обварить ничего жизненного важного, — я тянусь рукой к поясу мужчины и нагло распускаю руки, позволяя себе слишком много.

Крайнов прекратил мычать, его глаза пылают праведным огнем ярости, а мои торжествуют.

— Что не так, котик мой? Я больше тебе не нравлюсь? Все еще хочешь другую, хочешь… ЕЕ? — я приподнимаюсь и шепчу ему это на ухо, с нежностью поглаживаю немного колючую щеку и целую висок.

— Не стоило тебе связываться с этой девчонкой! — осуждающе вздыхаю и отстраняюсь, продолжая смотреть в глаза графа. — Мы были созданы друг для друга, Костя! Ты — мой, и никому этого не изменить!

Я вновь прячу шпильку в волосах и оправляю платье.

— До встречи, любимый! — ласково произношу и оставляю Крайнова-младшего в одиночестве.

Еще недавно злость и жажда мести мешали мне вздохнуть полной грудью, я захлебывалась от острой необходимости причинить страдания графу и его пигалице, а теперь вкус власти над ним пьянил меня и кружил голову! Я была почти благодарна герцогу за интересную идею, ведь если я рожу наследника от Владимира Петровича, я обязательно смогу прибрать к рукам обоих мужчин, смогу дергать за ниточки, управляя ими, как марионетками.

«Ты еще обязательно пожалеешь, что повстречал меня когда-то, Константин!»

Нет, я, определенно, не хочу ничего менять, а значит, придется пойти на поводу у герцога и вновь тайно встретиться с Тихомировым.

Перед глазами возник образ француза, знакомство с которым оказалось по-настоящему запоминающимся! Оливер Богарне произвел на меня неизгладимое впечатление: в жизни этот мужчина оказался еще более впечатляющим, чем по рассказам очевидцев. Но сколько же в нем мощи, скрытой угрозы и какого-то страшного нечеловеческого голода! Он восхищал меня и пугал одновременно! Не знаю, зачем ему сдалась эта девчонка, но я скорее сочувствую ей, чем завидую, потому что такую невинную овечку, как она, Богарне проглотит и не подавится!

Глава 19

Я не знаю, что со мной происходит. Кажется, последнее свое мужество я утратила уже очень давно, когда пыталась успокоить сестру и заставить в очередной раз довериться мне и подчиниться. А теперь… с каждым днем сил на то, чтобы бороться оставалось все меньше.

После ухода герцога меня уже утром перевели в новую камеру. Здесь было просторнее и не так пахло плесенью и сыростью. На лавку положили толстый тюфяк, выдали простыни, подушку и действительно теплое, тяжелое шерстяное одеяло. В помещении было заметно чище, здесь даже делали влажную уборку по нечетным дням недели. Кормили тоже иначе: вместо тюремной похлебки, скудной и безвкусной каши и корки черствого хлеба мне четыре раза за день подавали горячую офицерскую пищу, в которой не скупились ни на молоко, ни на масло, ни на мясо, даже печенье и свежий белый хлеб теперь регулярно были у меня на подносе!

Я не знала, как французу удалось добиться подобного! Но все это никак не улучшало моего общего состояния! Я все так же мучилась от странного холода, у меня все чаще случались приступы головной боли, а по утрам жуткой и невыносимой судорогой сводило икры. Я испытывала слабость и тошноту, а запах еды вызывал во мне отторжение и даже рвоту! Иногда я боялась, что я умираю, медленно и мучительно рассыпаюсь изнутри! Но за что? Почему я?

Сегодня Оливер Богарне появился у дверей моей камеры довольно рано, судя по небу за окном, еще не было и полудня. На этот раз он не стал входить внутрь, распахнул дверь и застыл в проходе, быстро оценивая взглядом обстановку вокруг, а потом и саму жительницу комнаты. Меня он одарил мрачным и осуждающим взглядом.

— Добрый день, графиня! Позволите сопроводить вас на дневную прогулку!? Увы, до суда вам придется потерпеть еще несколько дней в этих неприветливых стенах, но сегодня вы сможете ненадолго покинуть место своего заточения и хоть немного развеяться, — голос герцога звучал спокойно и даже как-то обыденно, словно он говорил о каких-то пустяках.

Я не смогла сдержать удивленного вздоха и недоверчиво уставилась на своего гостя: может, это такой странный и жестокий юмор?

— Что, прямо, как в сказке? Вы сыграете роль феи-крестной? А к полуночи все ваше волшебство растает и превратится в тыкву, а я снова стану преступницей и окажусь в неволе?

— Увы, но я не любитель сказок! — ответил Оливер.

Он красноречиво протянул руку, ожидая моей реакции. Я поднялась на ноги, опираясь о деревянный стол, чтобы переждать головокружение и, слегка прихрамывая, направилась к французу, все еще не веря до конца, что смогу наконец-то надышаться свежим воздухом!

— Вы ужасно похудели, — задумчиво произнес он, сводя брови на переносице.

— Снова пытаетесь сделать мне комплимент? — в тон герцогу отозвалась я.

— Я пытаюсь понять, что с вами происходит, и не могу! — ответил мужчина. — Почему вы хромаете?

Я невольно пожимаю плечами, потом все же поднимаю голову и заглядываю в бездонные омуты, от которых сегодня снова веет холодом и вьюгой.

— У меня был перелом, и я какое-то время ходила с тростью, потом почти все прошло, хромота и боли возвращались только, если я перетруждала ногу, а здесь… я не могу сказать вам, почему снова хромаю! Утром боль сковала обе лодыжки, но вскоре схлынула, почти… — мученически вздохнула и покорно уцепилась за выставленный для меня локоть.

Мы шли мимо чужих камер медленно и даже чинно, словно и впрямь совершали дурацкую светскую прогулку.

— Вас нужно показать врачу, — задумчиво произнес герцог, по-прежнему глядя прямо перед собой.

— В этом нет особой необходимости, мне станет лучше, как только я окажусь на свежем воздухе, — спокойно отмахиваюсь я.

Герцог не спорит, но и не выражает согласия с моим утверждением.

Мне все время казалось, что нас вот-вот остановят и потребуют моего немедленного возвращения в камеру, я то и дело оглядывалась по сторонам, бросая косые, вороватые взгляды, но охрана никак на меня не реагировала, зато гусары вежливо и уважительно кивали Оливеру, слегка склоняя головы в знак почтения.

— Эта прогулка обошлась вам дорого? — спросила я, после нескольких минут молчания.

— Нет, пока она не стоила мне ничего, — сдержанно улыбнулся герцог.

— Как? — только и смогла выдавить из себя и уставилась на него глазами полными недоверия и сомнения.

— Если я не верну вас в срок или вы, к примеру, сбежите, слово Оливера Богарне уже не будет казаться таким надежным и нерушимым, как прежде. Я дипломат, Риана, и доверие людей ценю куда больше денег и всего прочего. Скажем так, теперь я буду должен начальнику сего заведения услугу и увиливать от выплаты этого долга не в моих интересах.

— Но о какой услуге идет речь?

— Не знаю, этого не знает пока и сам господин Бронов, но иметь в должниках такого человека, как я, весьма выгодно! Надеюсь, вы не станете совершать опрометчивых поступков и пытаться сбежать от меня?

Я едва не сбиваюсь с шага, отчего-то испугавшись заданного вопроса.

— Полагаете, я на такое способна? — не сдержав обиды в голосе, спросила его.

— К сожалению, я не настолько хорошо вас знаю, но думаю, что вы все-таки человек чести, — пожимая плечами, отозвался герцог. — Я готов рисковать ради вас, разве это не очевидно?

Он помогает мне справиться с верхней одеждой, и я испытываю настоящую благодарность, когда перед глазами снова темнеет и пол уходит из-под ног: герцог подхватывает меня и не дает упасть, торопливо направляется к выходу вместе со мной на руках.

Голова кружится, но я вижу ослепляющий свет искрящегося снега и глубоко вдыхаю холодный воздух.

— Поставьте меня на землю, — севшим от волнения голосом прошу Оливера.

Мгновение он сомневается, и мы смотрим в глаза друг друга, его кажутся мне недобрыми — он не хочет идти на поводу у моих капризов. Я чувствую влагу на щеках и понимаю, что плачу! Это так глупо и по-детски, от перегрузки чувств, от передозировки света, от переизбытка кислорода и собственной беспомощности.

— Ужасно упряма, — ворчит герцог и осторожно опускает меня на землю.

Мягкий хруст снега. Разжимаю пальцы, которыми держалась за его пальто (когда только успела вцепиться?) и расправляю руки, словно крылья, запрокидываю голову, встречая голубое небо распахнутой душой, радуясь редким снежинкам, которые едва заметно касаются лица. Его руки оказываются на моей талии, слегка сжимая, чтобы не упала… он тоже задумчиво смотрит в небо.

— Что вы там видите, Риана, — спрашивает через минуту каким-то особенным мягким и бархатным голосом.

— Свободу, — тихо шепчу.

Мне лучше…с каждым новым вдохом я чувствую, как силы возвращаются ко мне, мысли проясняются, а противная тошнота проходит. Немного болит нога, но уже не так навязчиво, как прежде. Рука Оливера все еще покоится на моей талии — это совершенно неприлично и непристойно, но… куда уж хуже, если я преступница, зато мне так спокойнее, я знаю, что не поскользнусь и не ударюсь затылком о заледеневшую мостовую.

Я удивляюсь, когда понимаю, что мы подходим к закрытой карете.

— Вы собираетесь увезти меня? — перевожу недоумевающий взгляд на герцога.

Он загадочно улыбается, легко приподымает меня и ставит на верхнюю ступеньку. Не раздумывая забираюсь внутрь, хотя чувствую некоторое беспокойство, снова оказавшись в тесном замкнутом пространстве.

— А знаете ли вы, графиня, что пропустили рождество? Нет? Ну, тогда я должен признаться, что намерен подарить вам самую малость упущенного праздничного волшебства и никакие протесты не принимаются! — он улыбается, устраиваясь напротив: теперь льдинки в его глазах уже не кажутся мне враждебными.

Глава 20

Мы ехали недолго, я даже не успела замерзнуть, герцог выспрашивал об условиях, в которых меня содержат, интересовался тем, как со мной обращаются офицеры и дежурные: грубят ли мне, не позволяет ли кто вольности в мой адрес, часто ли прибирают в камере и почему я плохо питаюсь. Под конец у меня даже снова стала болеть голова: наверное, я просто отвыкла от продолжительных разговоров. Мне не хотелось жаловаться, я была благодарна за то, что имела. В самом деле — немногие могли похвастаться подобным, находясь в заключении!

Зато на вопрос, куда мы все-таки едем, Оливер так и не ответил: покачал головой и улыбнулся уголками губ.

— Ну и пожалуйста, я тоже не стану отвечать на ваши вопросы, — надувшись, отозвалась я.

Думала, что заставлю его рассказать мне все заранее, но… француз оказался крепким орешком и оставшийся путь мы просто провели в странном молчании, при этом я, определенно, хотела снова заговорить с ним, но продолжала изображать обиду на лицее — из вредности и досады!

Это был небольшой домик, рядом снова ни одного серьезного строения, город где-то неподалеку, но за высоченными соснами его совершенно невозможно разглядеть.

В воздухе пахло чем-то знакомым и родным. Я зажмурилась, на миг представляя себя на широкой поляне у опушки леса в поместье отца. Я нечасто могла позволить себе уединение на лоне природы и все же любила эти моменты своей юности.

— Вам нужно согреться, пойдемте! — легко подталкивая меня в спину, произнес герцог.

Я поддалась и покорно зашагала рядом.

В доме было необыкновенно тепло, уютно и… пахло праздником! Странно. Я даже не знаю, что именно натолкнуло меня на эту мысль, но сердце в груди предательски забилось сильнее в предвкушении чего-то приятного… откуда же во мне столько наивности и глупой радости? Ей богу, дитя неразумное!

Оливер помог мне раздеться: слуг поблизости почему-то не было. Герцог указал направление и двинулся следом. Я не спешила, осторожно вышагивая, словно крадучись, подбиралась к своей добыче…

Француз распахнул передо мной двери в гостиную, и я замерла на пороге, будучи не в силах совладать с эмоциями.

Елка… так странно. Я слышала, что теперь многие ставят их в доме на рождество, но в нашем особняке эта традиция не прижилась. Мы обычно приглашали гостей, стол ломился от разного рода яств, а дражайшая мачеха сверкала дорогими нарядами, невозможно вычурными и даже пошлыми. Устраивали бал, гости сновали повсюду и ужасно раздражали меня своей наигранной любезностью или высокомерными и колкими взглядами на нерадивую дочь князя.

Здесь же не было никого, кроме нас и этой удивительной ели… Я сорвалась с места и поспешила к ней, осторожно коснулась зеленых иголок, потянулась к яркой игрушке в виде ангелочка и тут же одернула руку, побоявшись испортить эту прелесть. Я с восторгом рассматривала необычные и очень изящные украшения, на некоторых ветках висели яблоки и печенье, сделанное в форме елочек, орешек, человечков и бог весть чего еще!

Глаза снова наполнились влагой, и я даже жалобно шмыгнула носом. Оливер возник за спиной и осторожно притянул к груди.

— Эта не совсем та реакция, на которую я рассчитывал, не нравится? — вполголоса спросил герцог.

— Нравится, очень, — отозвалась я и снова шмыгнула носом.

— Никогда не понимал, что такого в этом обвешанном дереве, но сегодня готов признать, что ошибался, — мне нравится ваша улыбка.

Я действительно улыбалась, рассматривая рисунки на круглых игрушках из тонкого стекла: они напоминали мне мыльные пузыри!

— Вам нужно поесть, вы по-прежнему ужасно бледны, графиня, — герцог настойчиво потянул меня куда-то всторону, и мне снова пришлось подчиниться.

— Я не голодна, — нагло соврала ему, потому что мне нетерпелось разглядеть все украшения, коснуться каждой игрушки и… узнать, что спрятано под елкой в ярко-красной коробочке, украшенной золотистой лентой. Это… подарок для меня, правда!? Озвучить вопрос вслух я не решилась… трусиха!

— Ну, конечно, так я вам и поверил! — хмыкнул герцог. — Я ведь могу заставить вас есть и считаю, что имею на это полное право! — придав голосу металла, добавил он.

Я перевела взгляд на огромный стол из темного дуба, заставленный закусками и самыми разнообразными блюдами. На мгновение меня даже охватывает беспокойство: еды так много… неужели мы ждем гостей!? Но я быстро успокаиваюсь, осознав, что столовых приборов приготовлено только на две персоны, и усаживаюсь на стул, скользя взглядом по тарелкам и вазам.

Запах запеченного мяса и свежей выпечки привычно вызвал во мне тошноту. Горечь подступила к горлу, и я поджала губы, едва не расплакавшись от досады, а потом взгляд зацепился за вазочку, наполненную оранжевыми плодами. Мандарины? Я не верила своим глазам, потянулась дрожащей рукой и схватила один из них, тут же глубоко вдыхая аромат экзотического фрукта.

Их было не так-то просто найти, да и стоили они ужасно дорого. Отец лишь дважды покупал пару десятков на рождество! Нам с сестрой было запрещено к ним прикасаться, но я, конечно же, утащила парочку для себя и Алиски. Он тогда тоже разозлился, но я была убеждена, что оно того стоило.

Они пахли так же, как и в детстве: теплом и солнцем, и немного щекотали обоняние. Я принялась торопливо очищать кожуру.

— Не думал, что вы начнете именно с них, — следя за мной внимательным и немного насмешливым взглядом, произнес он.

— Я чувствую, что смогу их съесть, а вот насчет остального…пока не уверена! У меня в последнее время есть некоторые проблемы с аппетитом, — честно призналась ему я.

— И все же вам нужно питаться, графиня, иначе вы окончательно ослабнете и зачахнете, а ведь нам с вами еще придется пройти через суд, — хмурясь, напомнил Оливер.

Я вздрогнула, при упоминании о суде и едва не выронила фрукт, но вовремя опомнилась. Стоило только попробовать одну дольку этого чудесного лакомства, и я снова забыла обо всем на свете, закрыла глаза, мечтательно улыбаясь, и едва не замурлыкала от удовольствия. Приятный сладкий вкус с легкой кислинкой в сочетании с удивительным ароматом напрочь лишали меня всякого стыда и совести, так как я даже не заметила, как съела еще три мандарина.

Сдвинув в сторону приличную горку из кожуры, я виновато опустила глаза: кажется, от смущения я даже покраснела. В животе заурчало, и я удивленно прижала к нему ладонь, как будто таким образом можно заглушить этот протяжный звук, а потом с удивлением поняла, что я совершенно не чувствую тошноты и безумно хочу есть.

Я тут же потянулась к столу, чтобы положить себе жаркое и кое-что из легких закусок. О существовании герцога я и думать перестала, увлеченно пробуя то одно, то другое угощение! Я не помню, когда в последний раз ела так увлеченно и без опасений тут же распрощаться с едой. К вину не прикоснулась: я и раньше не питала к нему особой любви, а уж теперь и подавно, зато выпила три фужера клюквенного морса — жуть просто! Никогда не испытывала слабости к кислым ягодам!

— Я рад, что у вас появился аппетит! — с улыбкой проговорил француз.

— Я тоже, — честно ответила ему, откладывая вилку в сторону.

Я прожевала последней кусочек запеченной на вертеле баранины и посмотрела в его глаза. Поведение герцога: странный жест необыкновенной щедрости, атмосфера праздника вокруг меня, здесь, в этом маленьком уединенном домике, казались мне почти нереальными. Часть меня все еще опасалась его, ожидая подвоха, выискивая мотивы, рассуждая над тем, чего мне будет стоить этот день, наполненный приятными сюрпризами…

— Желаете немного отдохнуть?

— Я не устала, — несколько встревоженно и поспешно заверила я.

Оливер усмехнулся, поднялся со своего места и красноречиво протянул мне руку, спокойно проигнорировав мои заверения, в том, что я полна сил, как никогда.

— Вы могли заметить, что в противоположном конце залы есть прекрасный камин. Предлагаю вам расположиться в кресле напротив и выслушать меня, — вежливо, но настойчиво проговорил он.

Я согласно кивнула, следуя за ним и лишь слегка прихрамывая.

Камин действительно был, внутри приветливо потрескивали небольшие поленья, распространяя тепло и уют.

Я опустилась в кресло и тут же откинулась на спинку, расслабляя мышцы и отчетливо ощущая приятную истому в теле: хотелось накрыться теплым пледом и задремать.

Герцог тем временем избавился от фрака, белоснежная шелковая рубаха, расстёгнутая им на три пуговицы, несколько смягчала его образ, хотя я ощутила некоторое беспокойство, когда он избавился от верхней одежды.

Немного закатав рукава, Оливер опустился на широкую медвежью шкуру, расстеленную прямо напротив камина и задумчиво следил за языками пламени несколько минут. Его лицо стало строже, в нем появилась некоторая напряженность, которая тут же передалась и мне.

— Думаю, нам лучше начать этот разговор прямо сейчас, пока у меня еще есть в запасе парочка сюрпризов, способных позже сгладить неприятный осадок и вернуть вам хорошее настроение, — проговорил он.

Я вцепилась в обивку кресла, отчего-то опасаясь услышать самое худшее и сильно сомневаясь в том, что его сюрпризы смогут исправить ситуацию. Это как раз то, чего я опасалась: не бывает настолько хорошо и волшебно просто так! Мышка вцепилась в сыр, не заметив мышеловки?

— Хорошо, начинайте, — тихо проговорила я, ощущая скованность в горле.

— Я хочу поговорить с вами о предстоящем суде, Риана! К сожалению, как я уже говорил вам ранее, избежать его не удастся, но мы с вами вполне можем рассчитывать на счастливое разрешение этого неприятного приключения, если вы прислушаетесь к моим советам! — он развернулся ко мне и следил за моим лицом, строгим и острым взглядом.

— Я слушаю вас! — выпрямляю спину и отвечаю ему тем же.

Страх змеится по полу и касается моих ступней, вызывая неприятное покалывание.

— Я хочу, чтобы вы признались, что добавили яд в бокал с вином, но сделали это исключительно с целью покончить с собой, Крайнов же стал жертвой несчастного стечения обстоятельств! — спокойно поясняет Оливер.

— Что? — испуганно переспросила его. — Вы хотите… чтобы я солгала в суде?

— Именно, — отзывается герцог. — Поверьте, мне очень импонирует ваша реакция — я бесконечно дорого ценю честность и открытость в людях, но это совершенно иной случай! К тому же, вы уже признались мне, что действительно не намеревались убивать графа, не так ли?

— Да, конечно, я просто… просто хотела защитить себя… — я замолкаю и отвожу взгляд, чувствую как дрожат губы и мутнее от слез в глазах.

— Все нормально, вам незачем вдаваться сейчас в эти неприятные воспоминания, Риана. Напротив, я бы хотел, чтобы вы слушали меня и запоминали, как все было «на самом деле», — выделяя интонацией последние три слова, проговорил герцог.

— Хорошо, давайте попробуем, — сдавленно произношу я, сосредоточенно рассматривая собственную руку. Костяшки пальцев побелели: так сильно я сжимала обивку, пытаясь снова успокоиться.

Я внимательно слушала герцога, глаза мои то и дело расширялись от удивления, брови ползли вверх, но страх не отпускал. Я не хотела лгать, хотя в версии герцога была логика и даже часть правды, однако… я все равно боялась, мне казалось, что этот уютный дом, ель и вкусный обед — его прощальный подарок, потому что меня нельзя спасти, вытащить с этого явно тонущего корабля. Я кивала, старательно запоминала каждое слово, но кровь все равно леденела в жилах, а икры вновь сводило болезненной судорогой.

Три дня до суда… три дня! Каким будет мой приговор? Я уже представляла злорадное и удовлетворенное лицо князя Владимира Крайнова, глаза отца и мачехи с их погаными улыбками и всех остальных… Как же хорошо, что этого не увидит Алиса…

Боль сжимала мышцы все сильнее, я искусала губы, прежде чем не смогла сдержать тихого, но вполне ощутимого стона.

— Что с вами? Я думал, вам стало лучше! Опять голова? — герцог впился взглядом в мое лицо, тревога читалась в льдистых глазах мужчины, но я не могла признаться ему в своей слабости и лишь качала головой, глотая слезы.

Когда новая судорога заставила мне вздрогнуть всем телом и зажмуриться, он что-то заметил.

— Это не головная боль… и вы поджимаете пальцы ног… что, черт возьми, с вами происходит?!

— Сейчас пройдет, всегда проходит, я же уже говорила вам!

— Говорили… Я так понимаю все же это боль в ногах… Но ведь вы не перетруждали их сегодня! Вам, определенно, нужен доктор, Риана!

— Нет, нет! Пока весь этот кошмар не кончится и суд не состоится, незачем тратить на меня деньги и время, Ваша Светлость! Я намерена настаивать! — я снова стиснула зубы и откинулась назад, пережидая очередной спазм.

И вдруг знакомые ладони оказываются на моих искрах, уверенно освобождая кожу от одежды.

— Что вы себе позволяете, — дернувшись, вскрикнула я. Но вырваться все равно не смогла.

— Помилуйте, Риана, кажется, нам с вами уже нет смысла стесняться друг друга! И потом, в моих намерениях нет ничего предосудительного. Я, конечно, не доктор, но, возможно, мне удастся немного облегчить ваши страдания, раз уж вы так старательно отказываетесь от помощи специалиста!

Я тяжело и глубоко дышала, краснея и с мольбой глядя в глаза герцога, но он был совершенно равнодушен к моим стенаниям. Оголив мои ноги до самых колен, он взял меня за лодыжку, сначала осторожно и плавно растирая кожу, а потом усиливая нажим, сменяя медленные касания более уверенными и резкими. Я почувствовала тепло, которое постепенно разливалось по венам, боль утихла и позволила выдыхать медленнее, снова расслабиться и перевести дух.

— Вам лучше? — участливо произнес герцог.

— Да, благодарю, — заметно присмирев и безумно смущаясь, ответила ему.

— Я рад, — хмыкнули мне в ответ.

Он убрал руки и одернул мое платье, я прикрыла глаза, наконец, придушив в себе голос совести, старательно напоминающий мне, что я леди, а мужчина рядом вовсе не мой муж, даже учитывая тот факт, что когда-то мы были с ним близки…

— Я хочу вас поцеловать, вы позволите, — прозвучало над самым ухом.

Я распахиваю глаза и замираю. Кажется, кто-то другой вместо меня едва заметно кивает, потому что я не могу произнести этого вслух. Бархатный голос, обманчиво мягкий и нежный, серо-голубые глаза прямо напротив моих. Тревожный вздох и горячее дыхание на моих губах за секунду до поцелуя… где-то в груди кольнуло иголкой, потом снова и снова. Почему поцелуй с ним такой неожиданно острый и даже болезненный? Поцелуй, на который я снова дала согласие и которого все равно боюсь, потому что потерять себя и окончательно утратить волю страшнее всего.

Он подхватывает меня и утягивает на пол, осторожно опуская на ту самую медвежью шкуру. У меня ужасно кружится голова, потому что я хочу вырваться и сбежать и ничего не делать одновременно. Он касается меня совершенно иначе, словно той ночью в особняке со мной был совершенно другой человек, но ведь это всего лишь самообман, и я это прекрасно понимаю.

Оливер углубляет поцелуй, его левая рука зарывается в моих волосах, а правая осторожно касается подушечками пальцев моей кожи, проводит невидимую линию вдоль подбородка, спускается чуть ниже по тонкой шее, касаясь ключиц, и осторожно тянется к маленьким пуговицам на вороте моего платья чуть ниже.

Его губы повторяют этот путь, и я с трудом могу дышать, ощущая горячее дыхание на своем горле, распахиваю глаза и пытаюсь сфокусировать взгляд, вернуться в реальности из мира странных и слишком острых для одного сегодняшнего дня ощущений.

— Прекратите, прошу вас, — едва заметно шепчу одними губами.

Но герцог действительно отстраняется, поправляя платье, склоняется над моим лицом, всматриваясь в глаза, и снова касается губ в легком, мимолетном поцелуе.

— Это вышло случайно, — с нагловатой улыбкой заявил Оливер.

— Да уж, охотно верю, — буркнула в ответ, приподнимаясь на локтях. Я, наконец, приняла сидячее положение и деланно увлеклась игрой пламени.

— Что будет, если у нас ничего не выйдет, если мне не поверят, если Крайнов будет настаивать… — не глядя на герцога, спросила я.

— Риана, будьте послушной девочкой и просто скажите то, о чем я вас попросил, ничего другого от вас я не требую! У меня всегда в рукаве несколько запасных тузов — я не проигрываю, если только не вижу в этом определенную выгоду! Суд оправдает вас, но, да, некоторые неприятные последствия все же будут… — лениво вздохнув, признался герцог.

Я оглянулась, сверля его подозрительным взглядом.

— Какие, например?

— Не слишком страшные! Вы можете лишиться титула графини, ваше имущество сейчас арестовано, и я не знаю, в какой мере оно будет вам возвращено, и, наконец, вы перейдете под мою опеку!

— Вашу опеку? — удивленно переспрашиваю его.

— Именно! Я возложу на себя заботу и ответственность за ваше телесное и душевное здоровье!

— Как долго? — севшим голосом переспрашиваю герцога.

— Пока я не посчитаю вас полностью здоровой и самостоятельной, Риана! — улыбается француз.

Я бледнею и прячу взгляд, слежу за тем, как голодное пламя слизывает белоснежную бересту с березовых поленьев.

— Чего вы так боитесь, скажите мне? — едва сдерживая недовольство, спрашивает Оливер.

— Многого! Например, я не понимаю, зачем вы так нянчитесь со мной, так рискуете, чем вообще закончится ваша увлеченность или даже одержимость, если хотите? Какой награды вы пожелаете, если вам удастся добиться оправдательного приговора?

— Если… не наш с вами случай, графиня! Через три дня я заберу вас, и вы больше никогда не окажетесь в подобной ситуации, даю вам свое слово! — тут же поправляет меня француз и одаривает своим бесценным обещанием.

— Вы ответили не на все мои вопросы, — сухо напомнила герцогу.

— Оглянитесь, разве «клетка», в которой вы сегодня проводите этот день, так уж ужасна? Вам настолько неприятна моя компания, что это страшит вас? Вы все же опасаетесь, что я превращусь в чудовище, подобное господину Крайнову? — он раздраженно фыркает и поднимается на ноги, удаляясь от меня.

— Я намерен все же добиться вашего расположения! Вы отвечаете на мои поцелуи, вам приятны мои прикосновения, даже если вы все еще не готовы признаться себе в этом и перешагнуть через собственный страх! Но если по истечению года я пойму, что вам душно и тошно рядом со мной, то, поверьте, я добьюсь возвращения вам вашего титула, вы не будете нуждаться в деньгах и протекции и вы будете полностью свободны от моего давления, — последнее слово прозвучало пренебрежительно и грубо, герцог остановился возле елки и поднял ту самую красную коробку, чтобы уже через несколько секунд положить ее прямо на мои колени.

— Здесь рождественский подарок от вашей сестры, Риана Николаевна! Пожалуй, я ненадолго оставлю вас наедине со своими мыслями!

Я не думала об оскорбленных чувствах герцога, когда разрывала яркую обертку… Боже, я так соскучилась по сестре и так мало получала от нее писем!

Я умилялась и роняла слезы, вытаскивая из коробки теплые вязаные чулки, красивый резной гребешок, небольшой льняной мешочек с травяным сбором: судя по запаху — это тот самый, от головной боли, сделанный по рецепту бабушки Фени. Была еще небольшая баночка с вареньем из крыжовника.

Ну, о чем только думала эта девчонка, собирая для меня все это?! Я улыбалась, как дурочка, а потом достала с самого дня конверт и красивую, покрытую слоем лака деревянную шкатулку. Такого я не ожидала! Руки сами потянулись к загадочной вещице!

Я осторожно приподняла крышку и испуганно ахнула, когда по залу вдруг разлилась знакомая мелодия! В центре шкатулки возникла небольшая фигурка в виде кружащейся пары. Они танцевали вальс: юноша был светловолосым и высоким, одетым в офицерскую форму, а девушка-шатенка была чуть ниже. Она напоминала мне изящную принцессу: стройная, с идеальной осанкой, в нежно-голубом платье с белоснежными перчатками до самых локтей и аккуратной прической — собранные в элегантный пучок волосы были украшены крохотной диадемой. Эти двое смотрели в глаза друг друга, причем юноше пришлось слегка склонить голову, а девушке, напротив, вздернуть подбородок повыше. Это было очень красиво и трогательно! Налюбовавшись тонкой работой мастера, я зажмурилась, вслушиваясь в до боли знакомый и простой музыкальный мотив.

Не знаю, сколько это продолжалось, но через какое-то время я все же опомнилась и осторожно закрыла подарок сестры. У меня еще оставался конверт с непрочитанным письмом, и я должна была убедиться, что с ней все в порядке.

«Сестричка!

Я безумно соскучилась по тебе и очень волнуюсь… Несколько раз я даже порывалась сбежать к тебе, но Алекс (ужасно невоспитанный молодой человек, который любит совать нос не в свои дела, и, по совместительству, племянник тети) не позволил мне этого и даже нажаловался! Представляешь, мне пришлось выслушать целую тираду о том, какая я неблагодарная, глупая и ветреная! Я после такого думала придушить этого ябеду и едва сдержалась! Впрочем, отчасти, я готова признать, что тетя была права, ведь я давала тебе слово и обещала, что не заставлю волноваться.

Прости мне мою горячность! Мне хочется столько всего рассказать, но тебе ведь, наверное, сейчас вовсе не до того! Просто знай, что у меня все в порядке и меня здесь никто не обижает, как ты и хотела!

Вчера Господин Богарне прислал мне весточку, с заверением, что ты скоро будешь в полной безопасности и что он о тебе позаботится! Еще он предложил собрать для тебя праздничную посылку, и мы все вместе тут же занялись этой непростой задачей! Надеюсь, тебе понравилось?

Я немного рассказала им о твоей любви к бальным танцам, и Алекс предложил подарить эту шкатулку. Когда я увидела ее, то пришла в полный восторг! Она очень красивая, правда?! Признаюсь, что за нее мне пришлось простить этого грубияна и даже поцеловать его (разумеется, в щеку — на большее ему надеяться нечего!).

Я желаю тебе скорейшего освобождения, сестричка! Пусть весь этот кошмар, наконец, закончится, и мы снова будем вместе! И не вздумай болеть, слышишь? С рождеством тебя, Ри! Мы с тетушкой (и ее дурацким племянником) поздравляем тебя от чистого сердца!

И еще… Сестричка, я не хотела тебя расстраивать, но все же решила, что ты должна об этом знать. Перед отъездом я видела отца… Не волнуйся, тетушка и Алекс защитили меня, прогнали его, но… Он все еще помнит о нас, все еще копит злобу! Я боюсь, что он попытается навредить и тебе! Будь осторожна, Ри! Прошу! Я очень сильно люблю тебя!

Твоя непутевая сестренка Алиса»

Дочитав до конца, я, конечно, залила тонкую бумагу слезами! Вот же размазня! Я скучала по Лисенку и боялась за нее, но эти корявые строчки все же немного успокоили меня. Она призналась, что видела отца и что хотела убежать от тети, но, вместе с тем, неоднократно упомянула некоего Алекса, который явно занимает ее мысли и не дает ей соскучиться! Надеюсь только, что тетушка уследит за этими двумя и не позволит им натворить глупостей!

Я сложила все подарки обратно в коробку и, обхватив обеими руками колени, представляла, как снова увижу эту несносную и несмышленую девчонку, которая так отчаянно хочет повзрослеть! Хм…, пожалуй, мне бы этого не хотелось, но это все же происходит, и Алиса все чаще лишь притворяется ребенком…

— Вы загрустили?! Честно говоря, я надеялся, что весточка от сестры приободрит вас! — герцог все еще был хмурым, но говорил он спокойно и, не церемонясь, снова опустился на пол рядом со мной.

— Все верно, я очень благодарна вам, Господин Богарне! — тихо отозвалась я, заставив себя посмотреть в глаза мужчины, чтобы хоть так выразить свою признательность.

— Не стоит благодарности, Риана Николаевна! — в тон мне ответил герцог. — Знаете, никогда не думал, что скажу нечто подобное, но какое-то время после вашего отъезда из моего дома мне не хватало вашей маленькой рыжей проказницы. Надеюсь, сейчас о ней кто-нибудь заботится? Ваша куница у сестры?

— Нет, — я прикусила губу и отчаянно покачала головой.

Ну, зачем он сейчас о ней вспомнил? Глаза наполнились слезами, и я тут же спрятала их ладонями.

— Очевидно, я чего-то не знаю, так? Простите, что снова огорчил вас! Я не желал этого, — он осторожно коснулся моих плеч в легком, утешающем жесте.

Но я плакала и не могла остановиться. Что со мной происходит? Я стала слишком ранимой и чувствительной, я должна была справиться с этим лучше… не показывать ему своих настоящих чувств! Зачем герцогу видеть, как я страдаю из-за потери маленькой дикой зверушки?!

— Это не ваша вина. Стеша умерла, — наконец проговорила я, с трудом проглотив слезы.

— Дело в том, что у меня для вас тоже есть небольшой и очень скромный подарок, но я не уверен, что он вам понравится! Теперь мне даже кажется, что он может расстроить вас еще больше, — герцог потянулся к карману брюк и достал оттуда маленькую коробочку, обитую черным бархатом.

— Вам не стоило, — начала было я, но тут же замолкла, подавившись воздухом, когда она с характерным щелчком открылась.

— Я заказал его специально для вас! Это серебро, а камень посередине — синий сапфир, он символизирует чистоту и верность и даже оберегает от предательства, клеветы. Мне кажется, что он вам подходит: вы очень честный и преданный человек, но вы нуждаетесь в защите и поддержке. Даже если вы не готовы принимать от меня подобные подарки, я надеюсь, что вы все же не сможете отказать мне на этот раз…

Не произнося ни слова, я взяла в руки небольшое кольцо, которое с первого мгновения покорило мое сердце. Оно было выполнено в форме маленькой куницы, сжимающей в своих лапках круглый голубой камушек. Она так напоминала Стешку, что я не смогла удержаться и громко шмыгнула носом, опять расчувствовавшись.

— Вы примерите его?

Мои руки дрожали, и Оливер осторожно забрал кольцо и одел на безымянный палец правой руки.

Я округлила глаза, решительно намереваясь возмутиться.

— Не волнуйтесь так, принято считать, что помолвочное или обручальное кольцо должно быть сделано из чистого золота. Положение обязывает людей вроде меня не скупиться на подобные украшения. Этот подарок сделан из серебра и не вызывает никаких ненужных домыслов! Я просто хотел сделать вам приятное, порадовать и самую малость удивить!

Герцог улыбнулся мне, и я действительно немного успокоилась, ласково погладив ушастую мордочку маленькой куницы.

— Хорошо, я вам верю! Не думаю, что человеку вроде вас нужна невеста с такой репутацией, как у меня!

Герцог рассмеялся в ответ на мое замечание.

— Когда-нибудь мы с вами обязательно проведем вечер, «меряясь репутациями»! Сдается мне, что я одержу над вами верх, Риана!

Я вспомнила о его супруге и мрачных слухах, что клубились вокруг герцога, и не стала спорить. Возможно, он действительно окажется достойным соперником в подобном «состязании».

— Мне никогда не дарили ничего подобного, спасибо вам, Оливер! — наконец проговорила я, смущенно глядя в его глаза.

Герцог молчал, касаясь взглядом моих губ, и я отчего-то решилась поцеловать его, неуклюже потянувшись к нему.

Оливер позволил мне это робкое и неумелое проявление благодарности, осторожно обнял за плечи, притягивая к себе еще ближе.

Я почти сразу отстранилась, покраснела и даже отвернулась, прикусив губу от стыда за собственную несдержанность.

— Вы само очарование, графиня! — по-доброму отозвался герцог за моей спиной.

Я заставила себя обернуться и застенчиво улыбнулась в ответ.

— На самом деле у нас есть еще пара часов, и я распорядился, чтобы вам приготовили ванну и свежую одежду. Думаю, от этого вы тоже не откажетесь, ведь так? Если вам что-то понадобится, Анна обязательно в этом поможет! А мне лучше заняться делами и немного привести мысли в порядок! — Оливер легко поднялся на ноги и тут же протянул мне руку.

Спорить и отказываться от такого предложения я не желала: в тюрьме никто не устраивал для меня подобных удобств. Да и прав герцог — нам обоим нужно привести мысли в порядок!

Глава 21

Входя в зал суда, я не торопилась, внимательно осматривалась и изучала лица присутствующих с деланным спокойствием.

Да, у меня с утра кружилась голова, я привычно отказалась от завтрака, и каждый шаг снова был болезненно неприятным, но я не хотела показывать всем им своих слабостей.

Вот мой дорогой батюшка в офицерском мундире, увешенном сразу несколькими наградами. Он сейчас в образе гордого и непоколебимого аристократа, готового принять на себя груз ответственности за то, что так и не смог подарить отечеству достойного сына. Увы, но ваш презрительный взгляд меня не впечатлил, папенька!

А рядом с ним его женушка, моя заботливая мачеха, которая окончательно измучила себя и похудела до такой степени, что без жалости на нее и не взглянешь! Зато улыбка на ее губах говорит мне о том, как она безмерно счастлива видеть меня здесь и как искренне желает мне скорейшего избавления от бренных мук… Интересно в ее мечтах мне отрубили голову или все-таки повесили?

Крайнов-старший, конечно же, занял место в первом ряду. Он исполняет роль несчастного старика и безутешного отца, который из последних сил пытается сохранить лицо и не кинуться душить меня собственными руками.

А вот увидеть здесь его сына я не ожидала… Сердце болезненно сжалось, и я сбилась с шага, тут же решив, что Константин выздоровел и лично пришел расправиться со мной. Но несколько странная, слишком правильная поза, тусклый взгляд черных глаз и опущенный подбородок указывали на обратное. Мое появление вызвало некоторое оживление в его глазах, пальцы, лежащие на подлокотниках, зашевелились, губы искривились и приоткрылись в безуспешной попытке сказать хоть слово.

Странно, но я испытала к нему жалость… не представляю, каково человеку вроде него, активному и деятельному, привыкшему строить планы и контролировать все вокруг вдруг превратиться в безвольную и беззащитную куклу. Я искала в его взгляде ненависть и жажду мести, но глаза графа скрывали что-то иное. Быть может, раскаяние? Да, нет, быть того не может! Погорячились вы, барышня, глупости всякие чудятся с голоду да с перепугу…

Были в зале и другие представители нашей светской фауны, но я равнодушно скользила взглядом мимо них, не считая пришедших серьезной угрозой для себя.

С другой стороны все того же первого ряда расположились Оливер Богарне, Эрик Кауст, доктор Робэр, поверенный Илларион Павлович… — присутствие последних двух мужчин оказывается для меня неожиданностью.

Я опускаюсь на лавку и закрываю на мгновение глаза, отпуская напряжение и радуясь тому, что могу немного передохнуть.

Какое-то время я просто равнодушно смотрела прямо перед собой, холодным взглядом расчетливого убийцы, как сказала бы Алиска, если бы оказалась сейчас рядом со мной! Ее мне очень не хватало!

Кто-то зачитал обвинение, затем еще кто-то стал рассказывать о том, как графиня Богданова хладнокровно воплотила свой коварный план по убийству наивного графа Крайнова в жизни, выступили свидетели, утверждающие, что я не любила жениха и желала ему зла (что, отчасти, является правдой!), и только потом они решили поинтересоваться моим мнением.

Я поднялась со своего места, и, опираясь руками о деревянный стол, ждала первого вопроса.

Герцог был спокоен и смотрел на меня с едва заметной улыбкой, словно точно знал, что я сделаю все правильно.

— Представьтесь, пожалуйста! — произнес секретарь.

— Я графиня Риана Николаевна Богданова, — спокойно отзываюсь я, чувствуя, как дерево под моими ладонями становится теплее.

— Риана Николаевна, вы должны поклясться, что будете говорить нам только правду и ничего кроме правды! — пафосно прозвучало в тишине судебного зала.

— Я клянусь, что не стану лгать суду, — твердо и спокойно говорю я, спиной ощущая колкие взгляды присутствующих недоброжелателей.

— Вы понимаете, что совершили страшное преступление? Готовы ли вы облегчить свою душу и признать в содеянном? Суд обещает учесть ваше признание и вынести более снисходительный приговор!

Ну конечно, так я вам и поверила! Снисхождение… мой отец очень много об этом знает, я никогда не отрицала своей вины и всегда честно в глаза говорила правду и… получала столько снисхождения, что вам и не снилось!

— Я готова рассказать суду всю правду о случившемся с графом Константином Крайновым несчастье, — произношу вслух.

Я горжусь собой, потому что мой голос все еще звучит твердо и уверенно, даже несмотря на вспотевшие от волнения ладони и нудящую боль в ногах.

— Тогда мы готовы вас выслушать!

— Константин, как вам, наверное, известно был моим женихом! Честно говоря, после смерти моего мужая не надеялась снова пойти под венец, да еще и так скоро, но Костя покорил мое сердце, — я изобразила на лице трепетную растерянность и посмотрела на Крайнова-младшего, чем явно вызвала неодобрение его отца.

— Он замечательный человек, лучше всех, кого я знала прежде! Он по-настоящему понял меня и обещал позаботиться, стать для меня опорой в жизни, — мне было сложно изобразить слезы, но выражение муки на моем лице было искренним, ведь боль вполне натурально заставляла меня дрожать всем телом, сводя икроножные мышцы очередной судорогой.

— В жизни мне пришлось пройти через многое! Признаю, я не всегда удачно с этим справлялась! Когда отец выдал меня замуж за нелюбимого, я, отчаявшись и помутившись рассудком, спрыгнула с балкона и едва не умерла. Костя же научил мое сердце любить! Я ужасно боялась, что наше хрупкое счастье будет разрушено! Слышишь, милый?! Я так сильно люблю тебя! — выкрикнула я, глядя в темные омуты демона, от которого сейчас осталась лишь оболочка.

Волнение накатывало с новой силой, и я чувствовала обжигающий жар в груди, а иногда казалось, что мне вот-вот не хватит воздуха, чтобы вдохнуть и закончить речь.

— Сначала в мое поместье вернулся граф Олег Бориславович Богданов и объявил меня предательницей, грозил лишить дома, обвинил в смерти своего отца, обещал, что подаст на меня в суд. Я была огорчена и подавлена, ведь это жестокая клевета: я не способна причинить кому-либо вред! И все же никогда я не желала зла графу Богданову, хотя ужасно опасалась быть осужденной несправедливо. Вечером, после охоты, мне сообщили о несчастном случае и смертельной ране графа. Я была убита горем, понимая, что уже не смогу убедить его в своей правоте и не смогу добиться его прощения! Я подумала, что я проклята, что несчастья будут преследовать меня всю жизнь, и решила покончить с собой — я выпить яд! Понимаете? Это казалось мне правильным, я е хотела нести горе и боль в жизнь любимого…

— Так вы утверждаете, что намеревались совершить новую попытку самоубийства? Но как, в таком случае, пострадавшим оказался граф Крайнов? — выражая недоверие, поинтересовался судья, сверля меня холодным ироничным взглядом.

— Константин был очень чутким и внимательным. Он заметил, что со мной что-то не так и вечером постучал в мою дверь. Граф всего лишь волновался, а я… я не хотела, чтобы он мне помешал! Я знала, что он не позволит мне навредить себе и попыталась прогнать его!

Ноги почти не слушались меня, на глазах выступили слезы, я вцепилась в крышку стола и слегка склонилась вперед, чтобы хоть немного облегчить боль. Думаю, со стороны мои слезы выглядели более чем правдоподобно, судя по удивленно-обеспокоенному лицу герцога и озадаченному выражению глаз Крайнова-старшего.

Дрожь, проявившаяся теперь и в речи, кажется, подействовала даже на моего отца, который, прищурившись, не сводил с меня глаз. Наверное, начал опасаться, что меня могут оправдать.

— Что было дальше? — нетерпеливо спросили меня.

— Как я уже сказала, я решила выставить его за дверь. Я смутно помню произошедшее в тот момент! Я плакала, злилась на него, кричала, даже ударила его! Костя понял, что я не в себе, и попытался меня утихомирить. Но у него ничего не вышло, и тогда ему пришлось привязать меня к изголовью кровати, чтобы я не смогла навредить себе! — я снова посмотрела на бывшего жениха с грустью и болью, изображая крайнюю степень раскаяния и сильно опасаясь, что со стороны это может казаться неправдоподобно и неискренне.

— Он был очень огорчен нашей ссорой и машинально потянулся за бокалом вина! Я была не в себе и не сразу поняла, что происходит! Я хотела остановить его — правда хотела! Но было уже поздно… он принял яд вместо меня! Я не могла помочь и позвать на помощь до тех пор, пока мне не удалось освободить руки! — я драматично уставилась на свои руки, заставила себя оторвать их от стола, покачнулась и выставила обе кисти вперед, демонстрируя отметины от веревок на запястьях суду, а потом, наконец, рухнула обратно на скамью, закрыла лицо руками и заплакала.

Я жмурилась, пережидая новые и новые судороги в икрах и громко всхлипывала, потому что боль никак не прекращалась и на какое-то время я утратила связь с реальностью, немного опомнившись только тогда, когда меня стали настойчиво звать по имени и пихать стакан с водой прямо в лицо.

Вода, конечно, ни черта не убавила моей боли, но я смогла проглотить всхлипы и немного взять себя в руки. Господи, когда же весь этот цирк закончится?!

— Посмотрите на нее, она всего лишь жалкая актриса, которая не стыдится притворяться невинной овечкой даже в зале суда! — разъяренный голос отца заставил меня вздрогнуть.

— Папа, за что ты меня так ненавидишь? — очень стараясь изобразить ту самую «невинную овечку», пискнула я.

— Замолчи! — проверещал он.

— Князь Строгонов, ведите себя подобающим образом! — одернули отца и заставили умолкнуть.

А вот дальше началось самое интересное. Доктор Робер, утверждал, что долгие годы был вынужден мириться с жестокостью моего отца, избивающего своих детей. Лекарь рассказывал об особой ранимости и впечатлительности его пациентки, а ярким примером неустойчивости моего душевного состояния он посчитал ту самую попытку покончить с собой в день моей свадьбы.

Жаль, что ваша совесть не проснулась раньше, доктор! Впрочем, «совесть» месье Бопре сидела рядом — в лице небезызвестного мне герцога и внимательно следила за каждым его словом мрачным и крайнем опасным взглядом.

Откуда-то взявшийся городовой, рассказывал о новых обстоятельствах разбирательства между мной, князем Сторогоновым и австрийцем Эриком Каустом. Он уверенно утверждал, что мы с сестрой стали жертвами нападения и серьезно пострадали от рук князя, а Бопре потрудился сообщить, что это также могло пошатнуть мое душевное равновесие!

Честно говоря, я ничего не слышала об этом разбирательстве с момента освобождения Эрика из-под ареста, но Оливер явно умеет поворачивать события и факты в нужном направлении.

Сам герцог Богарне выступил в роле давнего ДРУГА Константина (а я-то все гадала, в качестве кого он здесь присутствует, и, кажется, Владимир Крайнов удивлен не меньше моего!).

— Я лично был свидетелем того, как нежно и глубоко любила своего жениха эта девушка! Такой преданности и отзывчивости можно только позавидовать! Уверяю вас, эти двое были созданы друг для друга и Константин, как настоящий джентльмен, сделал девушке предложение, а она, конечно же, дала свое согласие! Я не могу представить, чтобы это хрупкое создание могло сознательно разрушить свое счастье, господин судья! Риана Николаевна — больной и глубоко несчастный человек, нуждающейся в помощи и лечении! Посмотрите на нее, разве это не кажется вам очевидным? Я считаю своим долгом защищать ее, как того бы хотел сам Константин, очень жаль, что он не может сделать этого лично!

— Что вы здесь устроили Богарне? — не выдержал Крайнов-старший. — Это что, заговор?

— А что именно вас не устраивает, граф? Вы имеете прямые доказательства, опровергающие сказанное в суде свидетелями со стороны защиты? Или не можете поверить, в то, что ваш сын настолько чуток, заботлив и доброжелателен, что пожертвовал собственным здоровьем, но спас жизнь своей невесты? — с долей снисхождения в голосе вопрошал герцог.

— Вы не смеете… Я сгною эту мерзавку в тюрьме и вас… — покрасневший от возмущения и злости Владимир Петрович явно не мог сдерживать себя и тряс кулаками, угрожающе глядя в глаза француза.

Громкое протяжное мычание заставило вздрогнуть и прижать ладонь к груди там, где стучало мое беспокойное сердечко. Константин смотрел на меня и старательно пытался что-то сказать, мне даже почудилось, что в его глазах блестели слезы.

— Ос…тавь… ос-тавь… ее, па-па! — десятки глаз устремились к лицу несчастного графа Крайнова-младшего, который дрожащей рукой вцепился в ладонь отца и отчаянно пытался выговорить три жалких слова. Когда же ему это, наконец, удалось, он попытался произнести еще что-то, но лицо его исказилось гримасой боли, а звуки перестали казаться связными. Крайнов, тот самый Крайнов, что смог превратить мою жизнь в настоящий ад, сейчас вызывал во мне сострадание и даже муки совести…

— Прости… — севшим голосом произнесла я.

Происходящее вокруг вымотало меня, я старательно притворялась, я пыталась сыграть роль до конца. Но теперь мои силы иссякли. Меня тоже трясло и лихорадило, стакан с водой опустел, но я все равно мучилась от ужасной жажды и тяжело дышала. Кажется, я тоже превратилась в чудовище, которое отлично умеет лгать, глядя людям в глаза!

— Риана Николаевна, вы побледнели, вам не хорошо? — голос Бопре я услышала неотчетливо, словно сквозь вату.

Я опустила голову и устало закрыла глаза, потому что мир вокруг кружился и расплывался.

— Хватит, прошу вас, просто закончите это все… я больше не могу! — сонно пробормотала я, опускаясь головой на холодное дерево.

Шум вокруг становился тише. Или это все оттого, что я больше ничего не ощущала и не видела? Во мраке мнился мне образ Крайнова — пугающе мрачный и печальный одновременно. Его глаза казались мне мертвыми, и я, холодея от ужаса, пыталась спрятаться от них как можно дальше. Я оборачивалась, бормотала что-то о прощении и пыталась вырваться, пока не поняла, что руки, обхватившие мою талию и прижавшие к чему-то твердому, но живому, были теплыми…

Глава 22

Риана словно тает на глазах, и в какой-то момент я вместе с остальными перестаю думать, что она просто хорошо играет свою роль. Я сознаю, что сказанное ею, было продиктовано мной тремя днями ранее, и все равно…верю каждому слову!

Но разве можно так правдоподобно изображать дрожь в голосе, лить слезы, спотыкаться на слове и так искренне подавлять рвущиеся всхлипы? Я вижу, как меняется цвет ее лица, как ее ведет, будто она с трудом держится на ногах…

Сначала это вызывает во мне некую тревогу: я не готов иметь дело с еще одной слишком хорошей актрисой. Потом я начинаю думать, что она все же испытывает чувства к этому уроду-Крайнову, и его странная и неожиданная реакция на ее слова вызывает еще большее подозрение! С чего бы графу так дергаться, позориться перед всем залом и все же во всю глотку мычать, пытаясь выговорить эти слова?!

Но стоило Риане рухнуть на скамью и опустить побелевшее лицо, как я, наконец, понял, что ей просто действительно плохо, а я, как ревнивый осел, думал, о чем угодно, но не об этом. Рывком встаю со своего места, отталкиваю секретаря, который явно решил подпихнуть ей очередной стакан воды, и подхватываю в тот момент, когда она уже было намеревалась соскользнуть на пол. Глаза закрыты, дыхание замедленное и едва уловимое, бледное лицо, темные круги под глазами, посиневшие губы и ледяные руки.

Доктор Этьен Робер тоже встает со своего места, но я останавливаю его взглядом.

— Нет! Здесь есть врач, которому я могу доверить здоровье графини, вы приглашены только в качестве свидетеля!

Мне решительно наплевать, что подумают обо мне собравшиеся, я по горло сыт их обвинениями! Девушка упала в обморок, и ей явно нужна помощь. Подхватив Риану на руки, я поднимаюсь вместе с ней и намереваюсь вынести ее из душного зала.

— Разбирательство по делу будет перенесено, — произносит мне в спину судья.

Я замираю и разворачиваюсь к нему лицом. Не стоило им меня злить…

— Нет, Ваша Светлость, приговор будет вынесен сегодня же. Риана Николаевна успела выступить, сейчас я передам ее в руки лечащего врача и вернусь. Как вы видите, она нуждается в лечении и не может больше находиться в стенах сырой камеры! Так что вопрос о заключении под стражу этой девушки будет решен сегодня!

Широким шагом покидаю зал. В соседней комнате действительно находится профессор Градов. Он уже наблюдал Риану, и я попросил его приехать сегодня и дождаться окончания разбирательства. Однако я и представить не мог, что она не выдержит. Хрупкое здоровье девушки вызывает серьезное беспокойство: она не создана для испытаний, с которыми ей постоянно приходится сталкиваться!

— Николай Федорович, графиня едва дышит, помогите ей, а я постараюсь вернуться, как можно быстрее! — сухо бросаю я, осторожно опуская девушку на кушетку.

Доктор не задает лишних вопросов, бросает на пациентку короткий, но цепкий взгляд и распахивает свой чемоданчик, а я торопливо покидаю помещение.

Один из стражников уже поджидает за дверью, охраняя «преступницу». Фыркнув, отодвигаю юнца в сторону и возвращаюсь в зал.

Я решительно не понимаю смысла продолжать этот балаган!

— Позвольте поинтересоваться, — одариваю графа Владимира Крайнова недоброжелательным и предупреждающим взглядом. — Ваша сторона все еще имеет претензии к графине Риане Николаевне? По-моему, ваш сын не желает зла этой несчастной девушке?!

Мне больше незачем притворяться и быть вежливым: в конце концом, я в состоянии сгноить обоих графов в казематах, хотя это обойдется мне очень дорого и потребует немалых усилий, но… на что только не пойдешь, ради мести!

— Она отравила Константина, едва не убила, вы хотите, чтобы это сошло ей с рук? — возмущается крайне непонятливый граф.

— Именно этого я и хочу! — спокойно соглашаюсь с ним. — А что, ВЫ желаете со мной поспорить? — я не сдерживаю насмешливую улыбку, и он наконец-то понимает, что моя бравада вовсе не показная.

Крайнов умолкает, его сын смотрит мне в лицо не мигая. Я не сомневаюсь в том, что именно сейчас испытывает графский отпрыск. Не любишь проигрывать и упускать свое, парень? Увы, но до нее тебе больше не дотянуться! Его руки судорожно сжимают деревянные подлокотники, но он не произносит ни единого звука.

— Ваша честь, я готов взять ответственность за душевное здоровье графини на себя, могу быть ее опекуном до тех пор, пока девушке не станет лучше. Я знаю хороших специалистов во Франции, которые смогут оказать ей необходимую помощь! — я усаживаюсь на свое место, судья коротко кивает, принимая мое предложение на рассмотрение, и удаляется из зала для вынесения приговора.

Я точно знаю: Тихомиров на нашей стороне — его протекция должна сыграть важную роль при вынесении приговора. Малышка Кэти постаралась на славу. В сущности, гнилое и бездушное создание, но, что важно, полезное!

— Она и до вас добралась, не правда ли, Богарне? Желаете стать следующей жертвой этой девчонки? Она и вас не пожалеет, будьте уверены! Графа она чудом не угробила, ее мужу повезло еще меньше, а меня… меня собственная дочь пустила по миру! Помяните мое слово, вы еще пожалеете, что заступились за нее! — князь Строгонов, отец Рианы, брызжет слюной и машет кулаками в воздухе.

Старик не дурак и прекрасно понимает, что я добьюсь своего. Но как же сильно мне хочется подняться и ударить этого подлеца!

Разворачиваюсь к нему лицом, прищуриваюсь и задаю всего один вопрос.

— Что ж, я вижу, что она все-таки не смогла лишить вас самого дорого и ценного в жизни настоящего офицера, не так ли? — насмешливо киваю, подразумевая висящие на груди князя награды.

Старик краснеет, но тут же умолкает, глаза пылают лютой ненавистью и… наполняются страхом. Да, он правильно понял мой намек: я могу лишить его этих орденов, а значит, окончательно порушить его офицерскую честь, втоптать в грязь, закрыть двери во все приличные дома этого города и любого другого. Раздавить такого червяка, как он, будет приятно и не так уж сложно! Он сам роет себе яму и уже давно… Пожалуй, я так и сделаю, но не сразу, постепенно… пусть он поверит, что ему все сошло с рук!

Закрываю глаза и устало потираю веки. Последние недели несколько вымотали и меня.

«И что теперь? Она станет твоей игрушкой, не так ли? Ручной, с коротким поводком, чтобы не убегала и не смотрела по сторонам? Знаешь, это будет забавно… когда ты опять разочаруешься и поймешь, что так надрывался… зря! О, а как трогательно она плакала! Кто знает, что на самом деле произошло между ними в ту ночь, Олли? Возможно, графиня все же его любит, м?» — Амалия смеется, но сегодня ее голос я ощущаю, как неразборчивый шепот.

Образ супруги меркнет, перестает быть осязаемым и становится прозрачным, потому что я все еще думаю о бойкой девочке — ужасно хрупкой, ранимой и в то же время сильной и несгибаемой! Я вижу ее потускневшие и измученные глаза, и мне не терпится вернуться и забрать ее боль, стереть с ее лица тоску и несчастье, осветить его улыбкой, вернуть блеск глазам и услышать живой и искренний смех…

Глава 23

Я лежу в теплой и ну очень мягкой постели и просто не могу свыкнуться с мыслью, что все закончилось. Точнее не все, конечно, (страшно подумать о том, что меня ждет впереди!), но тюрьма, запах плесени, холод, пробирающий до костей, наконец-то, ПОЗАДИ! Пожалуй, лучше оттянуть момент пробуждения, хотя бы на чуть-чуть!

— Риана Николаевна, вы уже пришли в себя? Будьте добры откройте глаза и ответьте на мои вопросы! Мы должны разобраться, что с вами происходит! — голос доктора Градова заставляет меня вздрогнуть и зажмуриться.

Ну, вот опять. Началось! Не хочу никаких расспросов и суеты, хочу побыть еще немного в тишине и тепле и чтобы меня никто не трогал, совсем… Натягиваю одеяло на голову и, как маленький ребенок, прячусь, бегу от реальности, которая все равно вот-вот настигнет.

Желудок скручивает в болезненном спазме, и я с протяжным стоном недовольства отбрасываю одеяло в сторону, убираю с лица взлохмаченные пряди и с приличной долей раздражения смотрю в глаза мужчины, сидящего напротив.

Пожилой седовласый старичок с забавными усами дружелюбно улыбается мне в ответ.

— Сон явно пошел вам на пользу! — произносит он.

— Эта постель явно пошла мне на пользу! — ворчливо отзываюсь я.

Я приподнимаюсь на локтях и немного выбираюсь из своего укрытия, принимая полусидячее положение. Осматриваюсь, отмечая стены и интерьер знакомой комнаты. Очевидно, что я в покоях господина Оливера Богарне, причем меня избавили от прежнего платья и нарядили в ночную сорочку! Моему возмущению нет предела! Я тут же натягиваю одеяло до самой шеи и краснею.

Последнее, что я помню, это липкий туман перед глазами, ужасно неприятный запах и настойчивый голос доктора, пытающегося привести меня в чувства. Я едва ворочала языком и не смогла толком объяснить, что именно меня беспокоит. Оливер вернулся быстро и, укутав во что-то, снова понес в неизвестном направлении, и вот теперь я здесь… Хорошо, что наглого хозяина этих покоев нет поблизости! Надеюсь, это не он избавлял меня от платья!

— А теперь, Риана Николаевна, я готов выслушать все ваши жалобы! Очень прошу ни о чем не умалчивать! Потому что у вас нет никакой лихорадки, вы не простужены, но у вас слабый пульс, очень бледный цвет лица, отсутствует аппетит, и нередко случаются боли, если верить словам Господина Оливера!

— Все так… я почти не могу есть, ужасно мучаюсь от голода, но стоит только почувствовать запах пищи и… — я опускаю глаза и машинально кладу руку на живот. Опять урчит! Какой позор!

— Никогда со мной не случалось ничего подобного…

Я говорила и говорила! Наверное, в присутствии герцога я бы все-таки не осмелилась жаловаться так много и так вдохновенно, постыдилась бы отвечать на некоторые, слишком личные вопросы господина Градова.

— Позвольте задать еще один вопрос, Риана Николаевна! — несколько задумчиво произнес доктор. — Когда в последний раз у вас была кровь? Женские дни… — он пристально посмотрел в мои глаза, ожидая реакции на свой вопрос и ответа.

Реакция была… бурной! Сначала я покраснела… Что это еще за вопросы такие?! А потом побледнела… На что это он намекает!?

Я набрала как можно больше воздуха в грудь, чтобы послать доктора вместе с его вопросами куда-нибудь очень далеко и… подавилась воздухом от одной лишь мысли! Действительно, а когда ОНИ у меня БЫЛИ? В этом месяце? В прошлом?

Я непонимающе вытаращилась на доктора, потом закрыла лицо, которое теперь пекло огнем стыда и смущения, ладонями и застонала в голос.

— Это невозможно, этого просто не может быть! Ну… я понимаю, на что вы намекаете, догадываюсь! Мачеха долгое время пыталась родить отцу наследника, и, в общем…я знаю, почему вы спрашиваете про кровь, но я… — я сползла вниз на подушку и закрыла глаза, мысли в голове вихрем проносились одна страшнее другой.

— Хотите сказать, что у вас не было отношений с мужчиной? — деловито и крайне корректно поинтересовался Градов.

Я перевела на него взгляд и прочла в нем неодобрение! Конечно же, моя реакция сказала ему все за меня, тут к гадалке не ходи, а профессор точно считает меня девушкой с заниженными моральными принципами.

Я проигнорировала его вопрос и постаралась взять себя в руки.

— Значит, вы полагаете, что все эти ужасные симптомы — последствие моей беременности?

— По большей части, да! — уверенно кивнул доктор.

— Но это просто ужасно! Такими темпами я скоро умру: если не от голода, то от боли! Я едва могу ходить!

— Это все пройдет, — авторитетно заявил профессор Градов. — Первая беременность нередко доставляет много хлопот, особенно в первые месяцы! Вам требуется особое питание, больше отдыхать, проводить время на свежем воздухе, важно принимать некоторые витамины и, вероятнее всего, понадобится массаж икроножных мышц…

— Я поняла! — тут же перебиваю доктора, натолкнувшись на еще одну не самую радостную мысль: у этого ребенка есть еще и ОТЕЦ.

Интересно, как сильно шокирует подобная новость Его Светлость?! Я прикусываю губу и вцепляюсь в руку доктора мертвой хваткой.

— Прошу вас, не говорите об этом Господину Богарне! Я сама ему все объясню!

Профессор хмурится, явно не желая ничего утаивать от Оливера.

— Это вовсе не шутки, Риана Николаевна! Вы незамужняя девушка, ваше здоровье находится под бдительным присмотром вашего опекуна, и я не могу утаить от него подобное!

— Я не прошу обманывать герцога, я просто хочу рассказать ему обо всем сама! — раздраженно цежу сквозь зубы, ощущая новый приступ головокружения.

— Вам нужно как можно быстрее поговорить с отцом ребенка или хотя бы связаться с его семьей! Возможно, еще не поздно и Владимир Петрович отнесется ко всему с пониманием: он человек отходчивый, мягкий! — бормочет Градов, торопливо собирая свой чемоданчик.

Он решил, что отец Крайнов? Ну да, логично, ведь я была его невестой… Герцог подумает также? Сползаю еще ниже, почти с головой зарываясь в одеяло, стискиваю зубы, ощущая боль в висках.

— Оставьте меня одну, пожалуйста, я устала! И пусть пришлют ко мне Анну. У меня будет для нее небольшое поручение!

Прячусь с головой под одеялом и пытаюсь не плакать — выходит плохо! Я начинаю реветь в голос и давиться слезами в течение всего нескольких секунд.

Почему я? Чем я заслужила такую честь? Как я скажу об этом герцогу? Но, с другой стороны, если он все узнает, сразу отпадет необходимость ехать с ним в какую-то там Францию и расставаться с Алисой!

Подавившись очередным всхлипом, я цепляюсь за последнюю мысль и выбираюсь из-под своего укрытия. Да, так и сделаю! Не буду ничего доказывать и оправдываться! Скажу, что он от Крайнова, что Константин не хотел так рано становиться отцом, и мы поругались… все логично, герцог поверит и оставит меня в покое!

Я уеду к сестре, подальше от отца, семейства Крайновых, это города и герцога Богарне в частности! Мне не нужны богатства и даже дурацкий графский титул: у меня есть Алиса и вскоре появится малыш, которого я буду любить и о котором я буду заботиться! А когда сестренка повзрослеет и выйдет замуж, я не останусь одна!

Было страшно думать о чем-то подобном… Что я могла дать этому ребенку? Не так уж и много, если хорошо подумать, но я могу дать ему… жизнь. Лучшую, чем та, что была у меня! Его никогда не будут оскорблять и унижать в собственном доме, не будут наказывать и бить! Я буду оберегать его, разве этого мало?

Глава 24

— Вы меня вызывали, Риана Николаевна? — Анна вошла в комнату минут через пять после ухода доктора и, почтительно склонив голову, ожидала моих приказаний.

— Да, я ужасно голодна! Не уверена, что смогу, но попытаться точно стоит, принеси мне что-нибудь! — честно говоря, я понятия не имела, чего мне хочется и смогу ли я вообще съесть хоть что-то, но продолжать эту мучительную голодовку я тоже не хотела.

— Будет исполнено, — вежливо отозвалась горничная.

— И еще, ты не видела здесь моих вещей? Господин Богарне должен был забрать и их тоже… — с надеждой глядя на девушку начала я.

— Да, конечно, ваши личные вещи тоже находятся в этой комнате! — поспешила успокоить меня Анна.

— Это хорошая новость, — вздохнула в ответ. — Поищи, пожалуйста, среди моих вещей небольшой мешочек с травами. Я хочу, чтобы ты заварила для меня особенный чай: он помогает мне от головной боли!

Анна недоверчиво покосилась на меня и поджала губы.

— Заварить для вас особенный травяной чай? — переспросила она, прочистив горло.

— Ты прекрасно меня расслышала, — раздраженно фыркнула я, сразу утратив всю вежливость. Головная боль не утихала, с новой силой сдавливая мои виски.

Она вздрогнула, кинулась копаться в комоде, потом достала оттуда заветный узелочек с травами и показала его мне.

— Да, это он! Поторопись, пожалуйста!

Анна скрылась из виду, плотно затворив за собой дверь. Я устало посмотрела в окно и поняла, что на улице уже вечереет: неужели я проспала так долго?

Я машинально опустила руку на живот, который казался мне совершенно плоским. Представлять, что внутри меня уже сейчас живет крохотный малыш, было, по меньшей мере, дико и непривычно.

Ужин принесли с запозданием, как мне показалось, я уже едва ли не собиралась волком выть от голода и дикой головной боли. Что странно, вместо Анны на пороге комнаты появилась совершенно другая девушка! И самое главное, никакого чудодейственного чая мне так и не принесли! Морс был, компот был, чай с молоком тоже, а бабушкиной лечебной настойки не было!

— Я просила Анну сделать для меня травяной чай, почему его здесь нет? — вздернув бровь и едва сдерживая злобный рык, вопрошала я.

Горничная виновато опустила глаза.

— Я ничего не знаю об этом, госпожа! Я сейчас же спрошу ее, не волнуйтесь! — затараторила она, спиной отступая к выходу.

— Уж постарайся! — ворчливо отозвалась я.

Конечно, доктор выписал мне какие-то микстуры от головных болей, но я совершенно им не доверяла. Чай бабы Фени — вещь проверенная и безопасная: она говорила, что ее даже младенчикам можно по капельке давать, когда зубки режутся! А тут какая-то непонятная и жутко неприятная с виду отрава желтовато-серого цвета — она и пахнет также ужасно!

Вздохнув, я попыталась поесть хоть что-нибудь, опасливо пробуя на запах то одно, то другое блюдо! В итоге я осушила стакан клюквенного морса и съела несколько ложек куриного бульона, после чего обреченно вздохнула и отодвинула поднос как можно дальше от себя.

Ну что же это такое! Где ее носит, черт возьми! Зубы сводило от очередного мучительно удара по вискам, и я, не выдержав, попыталась встать на ноги, чтобы отправиться на поимку исчезнувшей горничной. Передвигаться в полупрозрачной сорочке на ватных ногах оказалось плохой затеей! Я уцепилась за крышку письменного стола и огляделась, ища взглядом свое платье. Поиски мои, увы, не увенчались успехом!

Анна появилась как раз в тот момент, когда я уже было вознамерилась выпотрошить содержимое комода.

— Риана Николаевна, хозяин приказал мне привести вас к нему немедленно, не могли бы вы надеть этот халат и позволить проводить вас.

Я удивленно уставилась на вошедшую в спальню горничную.

— А где вообще мой чай, Анна? — сверля разозленным взглядом эту наглую воровку, говорю я.

Она тяжело сглатывает и протягивает мне какую-то шелковую тряпку, немногим отличающуюся от той сорочки, что была сейчас на мне.

— Вы должны поспешить, — отвечает мне девушка.

— Должна? А сам он прийти уже не может? И почему я вынуждена идти к твоему хозяину вот в ЭТОМ? — я возмущенно выдергиваю из ее рук шелковый халат и с подозрением рассматриваю его на вытянутых руках.

— Я только выполняю поручения, госпожа, я не могу ответить на ваши вопросы! — Анна избегает прямого взгляда и говорит с деланным равнодушием.

Замечательно! Я злюсь и раздраженно натягиваю на себя дурацкую тряпку, зябко ежусь от легкой, холодящей кожу ткани и отмахиваюсь от попыток горничной помочь мне.

Что это все значит?! Ему уже не терпится получить мою благодарность за оказанную помощь? Становится как-то не по себе, сердце стучит сильнее, пальцы впиваются в тонкую ткань, и даже головная боль уходит на второй план. Сейчас я ему все скажу и остужу пыл! Кем он себя возомнил?!

Мы идем по коридору мимо закрытых дверей, потом Анна открывает передо мной одну из них и пропускает меня в комнату. Я неуверенно вхожу, оглядываюсь по сторонам, но Богарне нигде нет.

Оборачиваюсь, чтобы задать вполне логичный вопрос Анне, но она уже скрылась из виду и притворила за собой дверь. Сумасшедший дом! Потираю виски и неуверенно прохожу вглубь покоев.

— Не стойте там, Риана, я здесь! — голос герцога заставляет меня вздрогнуть и осмотреться, как следует. Слева действительно находится еще одна слегка приоткрытая дверь.

Кабинет? Он решил устроить мне деловой разговор? Я в недоумении, хотя тот факт, что Богарне вовсе не дожидается меня посреди своей безразмерной и весьма внушительной кровати несколько успокоил меня.

Решительно шагаю к двери, распахиваю и… замираю, как вкопанная, мраморная статуя, блин… Какого черта?! Почему бы мне не ослепнуть прямо сейчас?

Отшатнулась и едва успела ухватиться за дверной косяк, чтобы позорно не рухнуть прямо у него на глазах.

— Прекратите эти метания и проходите, не забудьте закрыть дверь, а то здесь становится холодно, знаете ли! — нагло отзывается герцог, разглядывая меня заинтересованным взглядом с ног до головы.

— И… не… по-ду-маю, — заикаясь, произношу я и делаю еще один шаг спиной назад.

— Тогда мне придется подняться и догнать вас, Риана! — насмешливо заявляет мужчина.

Я округляю глаза и испуганно таращусь на него.

— Вы спятили? — предполагаю самое очевидное.

— Ничуть, просто решил снять усталость и погреться! Вам тоже не помешало бы немного расслабиться и отпраздновать со мной счастливое окончание вашего кошмара! — он выжидающе выгибает бровь и ждет моего ответа.

Немного… расслабиться? Он это серьезно? Его Светлость герцог Оливер Богарне сейчас с комфортом расположился в огромной чугунной ванне, наполненной вспененной водой, и явно пребывал в хорошем расположении духа, в то время как я едва сдерживалась, чтобы с криками «Караул!» и «Спасите, помогите!» не рвануть вон из этой комнаты!

— Если вы хотели оскорбить и унизить меня, то вам это уже удалось, — бормочу я, вцепившись мертвой хваткой в дверную ручку.

— Если вы так боитесь меня и стыдитесь показывать мне свое тело, можете забираться сюда в своей сорочке — это не так удобно, но лично я не возражаю! — продолжает герцог.

— Я не стану этого делать и поговорю с вами только, когда вы предстанете передо мной в приличном виде, — шиплю я и решительно разворачиваюсь к двери.

— Стоять! — рявкает Богарне, и я испуганно вздрагиваю, вжимая голову в плечи.

Резкий всплеск воды за спиной, едва уловимые шаги по мягкому ковру, и вот я уже ощущаю огромную махину мышц, возвышающуюся за моей спиной, совершенно мокрую и обнаженную махину…

Судорожно сглатываю и жмурюсь, когда его ладони ложатся на мои плечи. Он уверенно скользит горячими, мокрыми руками вниз, обхватывает мою талию и развязывает пояс халата, затем также умело стягивает его с моих плеч, не произнося при этом ни звука. Мы оба молчим, только я еще и не дышу, а он совсем наоборот — дышит шумно, глубоко втягивая воздух и почти касаясь носом моих волос. Затем он подхватывает меня на руки и в два шага преодолевает расстояние до ванной.

— Не надо, — севшим голосом прошу его.

Заглядываю в серые глаза, за которыми пасмурно и хмуро, от былой веселости не осталось и следа…

Что он собирается делать? Судя по выражению лица, даже не домогаться до бедной беспомощной девушки, а скорее намеревается утопить ее!

Я вскрикиваю от неожиданности, когда герцог погружает меня в воду и машинально цепляюсь за его плечи, словно и впрямь боюсь, что утопит.

Он усаживает меня к себе на колени и прижимает спиной к горячей груди, опускает свои руки ниже и сцепляет их в замок на моей талии, затем откидывает голову назад и выдыхает, закрыв глаза.

— Так намного лучше, — спокойно произносит мужчина.

А мне ТАК не лучше: мне ТАК намного страшнее, чем когда-либо! Я чувствую себя голой и совершенно беспомощной: сорочка тут же промокла и стала практически прозрачной, спасало только то, что в ванной было достаточно много воды и пены.

— Знаете, почему я затащил вас сюда? — вдруг проговорил герцог.

— Чтобы утопить? — срывается с моих губ, потому что второй вариант я просто не могу и не хочу озвучивать.

Герцог смеется и прижимает меня к себе еще сильнее.

— Конечно, нет, что за глупости, Риана! — Богарне расцепляет замок и слегка разворачивает меня лицом к себе, касается рукой моего подбородка, запрокидывая мою голову чуть выше, чтобы наши взгляды встретились.

— Просто я уверен, что, оказавшись в подобной ситуации, вы точно не сможете мне солгать! — задумчиво произносит он.

Я безуспешно пытаюсь освободить свой подбородок от его пальцев и, потерпев фиаско, цепляюсь рукам за борта чугунной ванной.

— Вы точно тронулись рассудком, Оливер! Я не ваша вещь, вы не можете так поступать со мной! — мой голос предательски дрожит и срывается, глаза краснеют от подступающих слез, хочется отвести взгляд и не смотреть, но он все еще не позволяет мне этого.

— Кто отец ребенка, Риана? — спрашивает герцог, сверля меня подозрительным взглядом.

— Что? — испуганно переспрашиваю едва уловимым шепотом.

Его рука скользит по моей спине, касается талии, а потом широкая пятерня ложится поверх моего живота. Страх вперемешку с чем-то обжигающе острым пронзает мое сердце. Тепло змеится по телу, расползаясь от его рук все выше, подступая к горлу и вырываясь наружу вместе с испуганным вздохом. Жар обжигающим пламенем разрастается где-то внутри меня, тяжелым сгустком опускается ниже.

— Как вы узнали? Вам рассказал доктор? — шепчу, глядя в глаза своего мучителя.

Мои пальцы безвольно разжимаются и руки соскальзывают вниз, тянутся к его ладони, застывшей на моем животе, чтобы избавиться от слишком опасного и слишком интимного прикосновения. Но у меня не получается даже на миллиметр сдвинуть его огромную пятерню! Мои руки так и остаются под водой, сжимая его широкую кисть в дурацкой попытке хотя бы не позволить ему еще более бесстыдные прикосновения.

— Конечно, он все мне рассказал, Риана! Именно за это я и плачу ему деньги! — тем временем отзывается Оливер, продолжая всматриваться в мое лицо, затягивая меня в страшный омут своих глаз, гипнотизируя и подчиняя.

— А теперь еще раз, Риана! Я очень хочу знать правду! Кто отец этого ребенка, ты знаешь?

Я моргаю, отпуская с потяжелевших ресниц первую слезинку.

— Крайнов никогда меня не касался, — тихо произношу и роняю еще одну прозрачную каплю.

Герцог молчит, несколько мгновений изучая мое лицо, потом выдыхает и отпускает мой подбородок. Его взгляд леденеет, глаза цвета серой предрассветной дымки теперь напоминают мне закаленную сталь: они словно вспарывают кожу, останавливают мое сердцебиение и лишают последнего воздуха.

— Значит, только что, ты хотела убить МОЕГО ребенка?! — скорее констатирует, чем спрашивает Оливер, и я наконец понимаю, что действительно боюсь его — по-настоящему боюсь!

Каким-то нечеловеческим усилием я отрываю от себя его руку и, выплеснув воду на пол, перемещаюсь к противоположному краю ванны, прижимаю колени к груди, чтобы не касаться его ног и прикрыть тело.

— Вы точно сошли с ума! — заикаясь, произношу я.

— Неужели, ну давай, расскажи мне хорошую сказку, чтобы я в нее поверил! — Я предположил, что графский выродок надругался над тобой, взял силой, и ты не хочешь это дитя именно поэтому! Но теперь я не стану искать тебе оправдания! — он перешел на «ты», грубо подчеркивая свое пренебрежение и, полагаю, мою ничтожность в его глазах.

— Так какую отраву ты попросила заварить для тебя сразу после того, как узнала о беременности? — срывается на обвиняющий крик герцог.

Оливер делает рывок и склоняется надо мной, и я почти уверена, что уже никогда не выберусь из этой ванной, так и останусь тут! Громко всхлипываю и качаю головой из стороны в сторону, не в силах произнести слов, чтобы оправдаться. Что-то внутри меня сломалось и треснуло, я не могу и дальше продолжать доказывать всему миру, что имею столько же прав на жизнь, как и они все! Почему каждый новый свободный вдох обязательно требует такой мучительной платы?

— Я задал тебе вопрос! — рычит над ухом Оливер, вынуждая меня вздрогнуть всем телом.

Я поднимаю глаза и, почти не надеясь добиться понимая, отвечаю:

— Алиса послала мне эти травы вместе с остальными вещами, это лечебный сбор от головной боли… — я снова шмыгаю носом, пытаюсь совладать с дрожью и не могу, холод сковывает тело, словно я в ледяной проруби, а не в теплой ванне… сжимаю кулаки и заставляю себя говорить четче.

— Я не сказочница, чтобы развлекать вас историями, месье Богарне! Этот травяной чай всегда помогает мне и безвреден для детей, а микстуры вашего доктора очень противно и подозрительно пахнут! Если вы не собираетесь топить меняв этой чертовой ванне, то я, пожалуй, лучше вернусь в свою комнату, соберу вещи и уйду куда-нибудь подальше от вас!

Я прикрываю левой рукой грудь, очертания которой легко угадываются сквозь тонкую белоснежную ткань, цепляюсь правой за чугунный борт, намереваясь подняться, и снова оказываюсь в руках мужчины. Он грубо и по-медвежьи сковывает меня в своих объятьях и прижимает к себе. Мы оба стоим на ногах, посреди ванной, вода ручейками струится по нашим телам, холодит кожу, вызывает мурашки по телу. Мои руки упираются в грудь герцога, безуспешно пытаясь оттолкнуть. Он совершенно обнажен, и я боюсь опустить взгляд, тяжело выдыхаю и упираюсь лбом в эту непробиваемую твердь. Черт бы побрал всех мужчин с их силой и привычкой ее демонстрировать!

— Прости, — слышится мягкий и вкрадчивый голос, но я никак на него не реагирую, только жмурюсь и едва качаю головой. Не буду я никого прощать! Не после такого уж точно!

— Моя жена, Амалия, выпила нечто подобное, чтобы избавиться от нашего малыша! Я подумал… да не важно, что я подумал, просто прости меня, девочка! — знакомые ладони осторожно гладят спину, медленно, едва касаясь тонкой ткани, словно я вдруг превратилась в фарфоровую статуэтку и могу разбиться.

— Но это же чудовищно, это… убийство, — растерянно бормочу я, запрокидывая голову, чтобы заглянуть в глаза и утонуть в океане чужой боли. Оказывается, не такой уж он и бесчувственный, скорее раненый зверь, который не готов доверять и не умеет прощать, потому что его однажды уже предали.

Я тянусь руками к его лицу и касаюсь ладонями четко очерченных скул, дрожащими пальцами виду чуть ниже, замирая и не понимая собственных действий, откуда-то взявшейся смелости. Его ладони опускаются поверх моих. Шторм там, в серых омутах, превращается в штиль. Герцог медленно склоняется и касается моих губ в осторожном и нежном поцелуе. Я робко отвечаю, чувствуя, как тают льдинки, сковавшие мое сердце, крошатся, царапая и раня, но уже неглубоко и не больно. Его руки снова оказываются на моей талии, притягивают ближе к обнаженному телу, вынуждая почувствовать его желание. Смущение окрашивает лицо краской, но я не отстраняюсь и больше не пытаюсь оттолкнуть, мне хочется забрать его боль и отдать немного своего тепла.

Даже когда его пальцы осторожно стягивают с моих плеч мокрую сорочку, я лишь сильнее жмурюсь и продолжаю целовать, забывая сделать очередной вдох.

Бесформенная тряпка падает в воду, Оливер отрывается от моих губ, целует висок, скулы, подбородок, касается шеи горячим дыханием, сжимает в крепких объятиях почти до хруста в костях. Потом отстраняется, выбирается из ванной и почти сразу подхватывает меня на руки, словно я совсем ничего не вешу, прижимает к груди и уверенно распахивает дверь.

— Замерзла? — спрашивает, опуская меня на постель и нависая надо мной нерушимой глыбой.

— Немного, — тихо бормочу я.

Надо бы сказать совсем другое, оттолкнуть, попросить прекратить это безобразие… но мысли улетают прочь, когда его губы снова меня целуют. Обманчиво нежно, ласково и почти просительно — так, что я уже не могу сопротивляться, отвечая ему, стараясь угнаться за вихрем разгорающихся во мне чувств. Увы, но мне их уже не обуздать, не остановить и не затушить!

Он целует шею, прокладывая дорожку из легких, но теплых касаний вдоль горла, острых ключиц, замирает чуть выше груди и смотрит мне в глаза, а я лишь пытаюсь не забывать иногда дышать! Закрываю веки и слепыми пальцами скольжу по шелковому покрывалу, хватаюсь за широкие плечи, впиваясь в кожу ногтями.

Я закусываю губу, сдерживая рвущийся изнутри стон, когда он добирается до моей груди и накрывает ртом тугую горошинку, вынуждая меня прогнуться в спине. Оставляю красные отметины на широких плечах и запускаю пальцы в его волосы. Еще несколько мгновений этой пытки, и я не могу молчать, жалобно всхлипываю, только совсем не от боли…

Его рука касается моих колен и настойчиво разводит их в стороны, скользит вверх по бедру, приближаясь к самому сокровенному, и я испуганно вскрикиваю и пытаюсь свести ноги, зажимая его ладонь и не позволяя продолжить начатое.

Оливер не стремится сломить мое сопротивление, убирает руку и снова склоняется надо мной, смотрит в глаза пристально и… тепло, именно тепло, будто согревая взглядом. Он поправляет выбившуюся прядь моих волос и снова касается губ в коротком, но нежном поцелуе.

— Боишься, что я снова причиню тебе боль? — спрашивает, осторожно касаясь моего лица, легко массируя виски большими пальцами.

Мы оба глубоко и часто дышим, оба смотрим неотрывно и видим друг друга в зеркальном отражении глаз.

— Странно, да? Разве такая, как я может бояться боли? Мне давно пора бы к ней привыкнуть, — с досадой произношу я и прикусываю губу, закрываю веки, пытаюсь проглотить дурацкий ком в горле. Мне ведь действительно страшно…

— Я не хочу, чтобы ты привыкала к боли, Риана! К ней нельзя привыкнуть! И я не собираюсь мучить тебя! Но если ты почувствуешь нечто болезненное и неприятное, ты должна сказать мне об этом, и я не стану продолжать, обещаю! Договорились? — он выгибает бровь и смотрит на меня с учительской строгостью, требуя честного ответа.

— Договорились, — севшим голосом отвечаю я, ощущая, как томительное волнение охватывает мое тело.

Оливер снова целует меня глубоким и страстным поцелуем, изучает губами мое тело, ласково поглаживает живот и снова дарит теплые нежные прикосновения губ, вызывая во мне странную дрожь и желание получить еще больше его внимания. Он спускается ниже, смотрит в глаза и двумя руками разводит мои ноги: на этот раз я не сопротивляюсь, только сжимаю покрывало в кулаках и крепко закрываю глаза, не в силах выдержать его опаляющий взгляд и охватившую меня при этом волну стыда и смущения.

Он снова целует, только теперь прокладывая дорожку из поцелуев на внутренней стороне моего бедра, поднимаясь все выше и вынуждая меня испуганно распахнуть глаза и снова вцепиться руками в его плечи в тщетной попытке остановить эти порочные ласки.

Но на этот раз герцог игнорирует меня и все равно продолжает слишком откровенную пытку поцелуями. Я жалобно всхлипываю, когда губы сменяет его язык, я хочу отстраниться и в то же время рада, что его руки удерживают меня на месте. Поджимаю пальцы на ногах, тяжело дышу, ощущая, как живой огонь распространяется по телу, и еще сильнее прогибаюсь в спине.

Сладкая дрожь, сиреневая дымка перед глазами, сухие губы, севший до тихого полушепота голос, томящее, тянущее предчувствие чего-то большего. Меня накрывает волной чистого и абсолютного экстаза. Я теряю связь с реальностью, кожа становится слишком чувствительной, болезненно чувствительной… Вздрагиваю, когда невесомые поцелуи Оливера снова касаются моего горла и возвращаются к губам, а его пальцы переплетаются с моими. Я распахиваю глаза, но не могу сфокусировать взгляд. Дымка немного рассеивается, и я вижу его глаза. В вечернем полумраке, при тусклом пламени свеч, они серебрятся, лучатся мягким и теплым светом.

Во мне не остается страха, и я почти не чувствую боли, когда он оказывается внутри меня, только распахиваю глаза чуть шире и сильнее сжимаю его пальцы в своих руках.

— Не больно? — тихо шепчет герцог прямо в губы, а я вместо ответа сама тянусь за поцелуем и через мгновение действительно перестаю чувствовать боль, только жар, лавой растекающийся под кожей.

Сердце стучит все сильнее, ударяясь о грудную клетку и во сто крат усиливая мою агонию, дыхание сбивается, сознание снова мутится и уплывает, словно я перестаю существовать в этой действительности, перестаю быть просто человеком, становясь бестелесным духом, легким и невесомым…

— Риана, ты слышишь меня, девочка?! Риана, открой глаза, что с тобой? — слышится голос вдалеке, смутно знакомый, тревожный и зовущий.

Я не хотя разлепляю веки, и в награду тут же получаю стаю новых волшебно-нежных поцелуев.

— Ты меня напугала, — шепчет Оливер, с укоризной заглядывая в мои глаза.

Герцог отстраняется, укладывается рядом со мной, поворачивается на бок и накрывает мой живот ладонью, слегка поглаживая.

— Все хорошо?

— Да, — шепчу в ответ.

Его рука кажется мне невозможно горячей, но я не убираю ее и снова закрываю глаза и расслабляюсь. Прохладный воздух окутывает мое тело, пламя внутри меня затухает, остаются лишь тлеющие угольки там, где кожи касается рука герцога.

— Нужно тебя укрыть, а то замерзнешь, — он приподнимается и тянет край одеяла на меня.

— Наверное, мне лучше пойти в свою комнату, скоро ночь, — бормочу я, начиная нервничать из-за того, что идти в свою спальню не только нет сил, но и, в общем-то, не в чем.

— Эта кровать тоже подойдет для сна, — насмешливо извещает герцог и притягивает к теплому боку.

И я хотела бы возмутиться, поспорить и даже попытаться сбежать, но не смогла придумать достойное оправдание на вопрос «зачем?». Уставший и, чего уж там, порядком истощенный организм требовал сна, глаза слипались, тело наливалось свинцом, разум уплывал в неизведанные дали.

Глава 25

Так непривычно снова оказаться в Париже… Дома особенным кажется даже воздух, которым ты дышишь; дома солнце светит ярче, чем где-либо, а небо над головой поражает невероятной синевой.

На балконе очень просторно, передо мной небольшой столик, накрытый белоснежной скатертью. Анна только что принесла для нас десерт, но мне не хочется ничего сладкого.

Я немного щурюсь, рассматривая девушку напротив. Она красива, слишком красива для простого человека. Утонченная, гибкая, женственная! Так хорошо изученная мною до мелких крапинок в больших зеленых глазах, обрамленных густыми пушистыми ресницами, с пухлыми губками и маленькой родинкой справа, над ними, и длинными тугими пружинками капризных локонов цвета воронова крыла.

Она прячет хитрую улыбку, едва дернув уголками губ. Ее глаза наполнены жизнью, весенней зеленью. Она слегка склоняется над столиком, чтобы оказаться ближе ко мне и шепчет:

«Ты по-прежнему ужасно доверчив, милый!»

Что-то в ее голосе вызывает неприятный холодок по коже, хотя раньше она одним лишь словом могла заставить мое сердце трепетать и биться сильнее.

«Ты ошибаешься!» — отзываюсь я.

Амалия смеется, откидывается на кушетке, пытаясь привлечь мое внимание к умело выставленным изгибам ее тела. Легкая кружевная шаль как бы невзначай сползает с правого плеча и открывает вид на глубокий вырез ее утреннего платья.

«Она — другая!» — говорю это самому себе, пытаясь закрепить мысль где-то на подкорке.

В памяти всплывает образ совсем другой девушки, для которой одежда — это доспехи, и она умело прячет себя за строгим нарядом, стараясь выглядеть менее привлекательной, менее заметной и менее соблазнительной. В ее характере выставлять шипы и защищаться! И в то же время она слишком хрупкая, чтобы выжить в одиночку!

«Ну да, ну да, помню! И ребеночек этот вовсе не графский, хотя они, как ты понимаешь, ночевали под одной крышей, и травки те невинным чаем от головной боли оказались, и девочка к тебе вдруг прониклась нежностью и любовью, хотя еще недавно дичилась и убегала прочь! Удачно все складывается, не находишь? Ах, как я люблю такие красивые истории: в них охотно верят дурачки вроде тебя, Олли!» — она смеется, тянется за чашкой чая и с наслаждением делает первый глоток, отламывает кусочек бисквита и демонстративно облизывает губы.

«Ты так хочешь быть обманутым снова, что тебя почти жаль!» — ее шепот в моей голове становится громче, он такой же надоедливый и нудящий, как и зубная боль.

Амалия легко поднимается на ноги, огибает столик и усаживается мне на колени, обнимая и склоняясь к самому уху, окутывая меня слишком навязчивым и сладким ароматом ванили.

«Когда она сделает тебе больно, не ищи у меня утешения, милый, его не будет!»

Никогда прежде ярость не завладевала мной так быстро и так сильно, как сейчас. Я хватаю ее за волосы и тяну подальше от своей шеи, сбрасываю с колен прямо на пол, совершенно не беспокоясь, что причиняю ей боль.

«Так сложно поверить, что бывают женщины, неспособные на подлость, Амалия?» — грубо спрашиваю, глядя на то, как она умудряется даже в таком положении выглядеть соблазнительно и маняще, незаметно опустив открытое декольте непростительно низко и выставив передо мной оголенное бедро.

Закатываю глаза и тоже отпиваю из кружки с давно остывшим кофе. Мысленно ставлю их рядом: женщина-змея и маленькая девочка-львица, как в зеркале стоят напротив друг друга! Но они слишком разные, чтобы казаться отражением чего-то одного. Риана отличается от моей покойной жены так же сильно, как свет от тьмы!

«Как знать, Олли, быть может, эта скромная малышка способна на что-то большее, чем подлость!»

Я чувствую легкое касание холодных пальцев на шее и тут же перехватываю тонкое запястье, с силой сжимая его в своей руке.

— Прекрати! — жалобный всхлип заставляет меня вздрогнуть и распахнуть глаза, прогоняя остатки сна.

Риана смотрит на меня испуганными и обиженными глазами, прикусывает губу и пытается освободить руку. Я ослабляю хватку, но не выпускаю запястье, осторожно разжимаю пальцы, смотрю на покрасневшую кожу и касаюсь губами свежих отметин, где наверняка вскоре появятся синяки.

Не знаю, что со мной творится! Девчонка окончательно свела меня с ума… Стоило только сказать мне, что ребенок мой и что она не хотела ему зла, и я потерял голову! В мгновение ока меня переклинило: вроде вот только что хотел вывести мерзавку на чистую воду и вышвырнуть из своего дома, а потом вдруг мир переворачивается с ног на голову и я готов носить ее на руках, холить, лелеять, как самое дорогое и бесценное в своей жизни!

— Я не хотел причинить тебе боль, — смотрю в глаза, зная, что встречу там недоверие и страх. Эту девочку слишком часто обижали: она не впустит в свою жизнь еще одного деспота.

— Я знаю, — тихо шепчет Риана, чем немало удивляет меня, — тебе снилась твоя жена? Ты шептал ее имя и хмурился! Скучаешь? — осторожно спрашивает, пряча пострадавшую руку подальше от меня.

— Пытаюсь забыть и стереть из памяти, обычно рядом с тобой мне это неплохо удается, но во сне я куда более уязвим, чем наяву, — не знаю, поймет ли она меня, но очень на это надеюсь.

— Как она умерла? — после затянувшейся паузы спрашивает Риана.

— Я не хочу о ней говорить сейчас, — отзываюсь я.

— Я знаю, но тебе это нужно! — она вздыхает и осторожно касается моей руки, позволяя сжать холодные пальцы, на этот раз я делаю это бережно и осторожно.

Мне это нужно… МНЕ? С чего бы вдруг? Пытаюсь обдумать эту бессмысленную фразу и осознаю, что, да, я хочу, чтобы она понимала меня, знала, через что я прошел и что от меня теперь можно ожидать.

— Она была не верна мне! Слишком любила быть объектом обожания для других, любила ловить восхищенные, голодные взгляды и сводить с ума одним лишь многообещающим взглядом. Среди ее поклонников были временные увлечения и постоянные, влиятельные чиновники и молодые офицеры. Я долгое время не понимал этого, не верил! А странности поведения списывал на своеобразную попытку жены забыться, отвлечься от мыслей о ребенке, которого она потеряла!

— Она действительно отравила его? Выпила какую-то гадость? — с сомнением спрашивает Риана, словно надеясь услышать от меня обратное.

— Она обвинила во всем Анну, и я наказал девушку, а потом лишил работы и вышвырнул на улицу. Едва не обрек невиновную на голодную смерть, пока не узнал правду. Амалию же вовсе не волновала ее судьба! У нее уже было новое увлечение — самый преданный поклонник, английский лорд! Пожалуй, еще более безумный ревнивец, чем я! Он застрелил ее, найдя в постели с другим! Можешь вообразить нечто более абсурдное, чем узнать, что твою жену убили из ревности?! Любовники не поделили свою добычу! — я не сдерживаю горькой усмешки.

— Ума не приложу, почему он не пристрелил Крайнова и как этот червяк в очередной раз умудрился извернуться и избежать наказания!

— Это ужасно, — искренне произносит Риана, поджимая губы и не зная, что еще сказать.

— Да, хуже не придумаешь! История с самоубийством несчастной жены, показалась мне намного более логичной и менее унизительной! — фыркнув, добавил я.

— Поэтому ты так ненавидишь графа?

— У меня много поводов для этого! Я, по просьбе племянника, спас его шкуру от трибунала, а он, в благодарность, стал крутить шашни с моей женой и попытался меня убить! А потом Крайнов захотел искалечить жизнь другой девушке, и она оказалась слишком хорошей, чтобы я мог спокойно закрыть на это глаза! И ведь он почти преуспел — даже не знаю, как отблагодарить княжну Кэтрин за преподнесенный яд! Что с тобой стало бы в тот день, если бы он не выпил вино, Риана? — я осторожно касаюсь ее лица, но она отдаляется, закрывает глаза, и по щеке тут же скатывается одинокая слезинка.

Я сдерживаю вздох и снова прижимаю ее к себе, не позволяя вырваться.

— Что теперь со мной будет? — спрашивает она, сдерживая дрожь в голосе. — Ты увезешь меня отсюда, да? Тебе нужен этот ребенок, но что будет потом? Ты заберешь его у меня?

Что творится в голове у этой девчонки? Как вообще она пришла к такому умозаключению?

Переворачиваю ее на спину, наклоняюсь к лицу, всматриваясь в блестящие от слез глаза и пытаюсь не быть слишком строгим.

— Увезу, как только ты пойдешь на поправку, обязательно увезу! Но тебе нужно начать хорошо питаться и немного окрепнуть, чтобы перенести путешествие! И я не собираюсь никого у тебя отбирать! Кстати, наши прежние договоренности уже не могут быть действительны!

— Почему? — шепчет она.

— Потому что теперь я точно никуда тебя не отпущу! Мой ребенок не будет бастардом! Он должен родиться в законном браке от моей жены и стать моим наследником… или наследницей! — склоняюсь к манящим губкам и легко целую.

Она смотрит пристально и часто дышит, а я никак не могу понять, что именно так сильно ее пугает!

— Ты что делаешь мне предложение? — удивленно спрашивает она.

— Скорее ставлю перед фактом! — спокойно отзываюсь я, целуя нежную шейку и спускаясь еще ниже.

— Не надо, — жалобно просит меня девушка, цепляясь дрожащими пальчиками за мои волосы.

Касаюсь капризных губ в очередном поцелуе и отстраняюсь, позволяя ей немного успокоиться.

Риана тянет на себя одеяло и пытается подняться, но тут же устало падает на подушку и жмурится.

— Голова опять кружится, — с досадой признается она.

— Тебе нужно поесть! — я поднимаюсь с постели и торопливо одеваюсь.

Девушка и впрямь кажется бледной, измученной и истощенной… Почему она такая худая, разве у беременных не должно быть все наоборот? Нужно как следует переговорить с профессором Градовым или найти кого-то получше, если от старика будет мало толку.

— Я не уверена, что хочу становиться твоей женой, — устало бормочет графиня.

— Кто бы сомневался! — с тем же недовольством отзываюсь я и хлопаю дверью.

Странное создание! Она еще и ПРОТИВ! Похоже, придется смотреть в оба: с нее станется совершить глупую попытку побега посреди ночи!

Глава 26

Я торопливо шагаю по снегу, плотнее закутываясь в одетый наспех полушубок. Мне хочется оказаться как можно дальше от этого дома, от людей, от Него…

Из плюсов сегодня я полноценно позавтракала, и у меня не кружится голова. Я глубоко дышу носом, и свежий воздух придает мне сил, чтобы действовать.

За прошедшие три дня я не раз прогуливалась здесь в сопровождении герцога, но никогда не делала этого так рано и в одиночестве. Солнце поднимается выше, серебрит снежный покров, слепит глаза. Я иду, почти не глядя по сторонам, погрузившись в собственные мысли.

«Что за история с опекунством, дядя? Ты все никак не успокоишься? Будешь говорить, что нельзя было вызволить девушку без этого?» — обвиняющий голос Эрика все еще звучит в моей голове. Австриец явился сегодня утром, и они с Оливером закрылись в кабинете, ну а я, гонимая голодом, стала случайным свидетелем пренеприятного разговора.

«Можно было, но так надежнее! Ты прав, я все никак не успокоюсь! Риана должна быть моей! Просто так… потому что я этого хочу!» — Оливер спокоен и рассудителен, отчего Эрик бесится еще больше.

«Ты поступаешь подло! Она не станет твоей вещью!» — он ударяет кулаком по столу.

«Она уже моя, Эрик! И она носит под сердцем моего ребенка!» — не моргнув и глазом, отвечает герцог.

«Что ты сказал?» — в голосе Эрика тревога и недоверие.

«Ты меня слышал!» — в голосе Оливера холодная констатация факта.

«За тем она и нужна тебе? Чтобы родить наследника и потухнуть в застенках красиво обставленной комнаты за закрытой дверью?»

«А рядом с тобой она бы горела?» — насмешливо интересуется Оливер.

«Ты не станешь хорошим отцом, дядя!» — пренебрежительно фыркает племянник.

«Знаешь, твой отец в очередной раз прислал мне письмо. Ты снова упрямишься и бежишь от своего долга и своей судьбы, предаешь семью?!»

«Это не твое дело! Это НЕ МОЯ семья!» — австриец вскакивает, проводит рукой по волосам, выказывая нервное напряжение и злость.

«В самом деле? Думаешь, если ты будешь кричать об этом громче и повторять чаще, сказанное станет правдой?»

«Замолчи, не пытайся перевести тему, мы не закончили разговор!»

«А по-моему, закончили! Ты не приблизишься к графине, потому что она только МОЯ забота! Более того я посодействую, чтобы тебя направили служить прямо сейчас, туда, где ты сможешь потрудиться на благо своей Родины и применить весь свой горячий пыл по назначению! Глядишь, и голова просветлеет!»

«Это что шутка?» — Эрик замирает, гневно уставившись на своего дядю.

«В этом конверте указания о твоем распределении и письмо для фельдмаршала Шварценберга. Вздумаешь отказаться и сбежать и сам пойдешь под суд, порядок тебе известен! И поверь, отец, от которого ты так грубо отказываешься, тоже за тебя не заступится!» — Оливер бросает на стол конверт с гербовой печатью и скрещивает руки на груди.

«Ты не посмеешь!» — едва сдерживая гнев, произнес Эрик.

«Я уже посмел! Не волнуйся, за тобой присмотрят и не позволят натворить глупостей! Я хочу гордиться нашим родством, а не сожалеть о том, что однажды пригрел неблагодарного отпрыска своего двоюродного брата!»

«Ты пожалеешь!» — севшим от ярости голосом прошипел племянник в ответ.

«Почему? Почему ты злишься? Армия никогда не была тебе в тягость! Без службы ты откровенно начинаешь скучать! И, если ты и дальше намерен отказываться от наследства, то это единственный доступный способ стать уважаемым и получить высокое звание за собственные заслуги! Хотя, конечно, еще ты можешь попытаться выгодно жениться: если на примете уже есть подходящая кандидатура, то я, пожалуй, уступлю тебе!» — Оливер насмешливо выгибает бровь, ожидая ответа, а я торопливо отскакиваю от двери и стараюсь скрыться, не привлекая к себе внимания.

Странное чувство, оказаться свидетелей подобной сцены. Насколько правдивы слова герцога? Таким способом он просто пытается избавиться от слишком буйного племянника? Но Эрик хороший человек, честный! Что если он пропадет на службе, серьезно пострадает… и все ради того лишь, чтобы держать его подальше от меня?

Ускоряю шаг, наконец завидев впереди небольшой склон. Там внизу есть лиственный лес и даже заледеневшая речка. Тропа, по которой я шла все это время, плавно уходит по склону к недавно застывшей проруби. Должно быть, кто-то из слуг промышляет зимней рыбалкой?

Деревья растут редко, и отовсюду проглядывает солнце, заполняя утренним светом берег реки. Глупо было вот так убегать, но я хотела остудить голову и побыть наедине со своими мыслями, даже предупредила Анну о том, куда иду, на случай, если хватятся. Я очень надеялась, что хотя бы полчаса у меня все же есть.

Зачерпнув варежками горсть снега, всматриваюсь в пушистые снежинки, подбрасываю их вверх и с детским восторгом наблюдаем за тем, как они сыплются мне под ноги.

— Почему вы ЗДЕСЬ?

Оборачиваюсь, грустно вздыхаю, наблюдая герцога, торопливо спускающегося по тропе. После той ночи я попыталась вернуть дистанцию между нами, хотя бы немного… и теперь мы снова вежливо «ВЫкаем» друг другу.

— Доктор советовал мне гулять каждый день, разве вы не знали? — спокойно напоминаю ему, хотя внутри меня в это время натягивается тонкая струна.

Мужчина изучает меня придирчивым взглядом и поджимает губы.

— Знаю, но сейчас слишком рано, а вы не попросили никого сопровождать вас! А если бы у вас закружилась голова, случился обморок?

— Со мной и моим ребенком все в порядке, Ваша Светлость! — я гордо вскидываю подбородок и отворачиваюсь, демонстративно разглядывая речной пейзаж.

— Вы виделись с моим племянником? — пытаясь считать мои эмоции, предположил герцог.

— Не имела такого удовольствия! — пожала плечами, пряча взгляд.

— Значит, слышали наш разговор? — с уверенностью заключает Оливер.

— Именно! — соглашаюсь, потому что врать этому мужчине заведомо бесполезное занятия. И… мне нравится говорить ему правду, не боясь последствий.

— Не понравился? Считаете, что я поступаю жестоко?

— Снова в цель! Вы ужасно проницательны!

— Что же вызвало в вас наибольшее возмущение?

— Пожалуй, очень многое! — фыркнула в ответ.

— Помните, я сказал, что мой ребенок не будет бастардом, незаконнорожденным?

— К чему вы об этом сейчас?

— Такая участь постигла моего племянника! Его отец уже был женат и изменял супруге с какой-то оперной певицей. Сына от нее он, конечно, не хотел и не собирался признавать. Но от жены у него родились только дочери: старшая умерла от чахотки, а младшая ушла в монастырь! И вот он стар, болен, баснословно богат, имеет титул герцога и не имеет наследника, которому мог бы передать все свои богатства, земли и титул! Он вдруг осознает, что именно на нем прервется великий род фон Таменбергов Забытый и брошенный когда-то сын мог бы решить эту проблему! Старик подал прошение и получил высочайшее дозволение признать Эрика законным наследником, но тот презирает отца настолько глубоко, что не желает ни его денег, ни его титула!

— Его можно понять, — задумчиво пробормотала я.

— Можно! Побороть собственную гордость и простить отца будет непросто! Я не уверен, что Эрик пойдет на такое, слишком глубоки его раны! И, знаете, Риана, я бы не хотел однажды оказаться на месте брата! Мой ребенок будет иметь все, что имею я! — решительно заключает герцог и я, наконец, понимаю, к чему он поведал мне эту историю.

— Вы думаете, именно деньги и титул делают нас счастливее?

— Нет, и никогда так не считал! Счастливым человека может делать крепкая семья! Богатая или бедная, уважаемая или никому неизвестная, но любящая семья! Вы согласны со мной? — он сверлит меня пронзительным взглядом.

Я молчу, поджимая губы. Спорить было бы глупо…

— Я хочу, чтобы у моего ребенка была именно такая семья!

Мурашки пробегают по коже от одного лишь взгляда, так глубоко царапающего душу…

— Наличие обоих родителей еще не гарантирует счастливого детства! — пытаюсь защищаться и, наверное, выглядит это очень жалко.

— Послушайте, еще недавно я был убежден, что никогда больше не окунусь в этот омут! Никогда больше не поверю женщине! А сегодня я готов пойти на все, что угодно, лишь бы сделать вас своей женой! Вы не сбежите от меня, не спрячетесь! Даже, если вы не любите меня, я заставлю вас! — со всей присущей ему страстностью заявляет Оливер, сжимая пальцы на моих плечах.

— Заставите меня… любить вас? — удивленно переспрашиваю его.

— Именно! — заверяет меня, слегка склоняясь к моему лицу.

— Вы точно сумасшедший! — я нагло улыбаюсь и я почти уверена, что мой диагноз верен.

— Возможно! Ведь я говорю с призраками и вижу их во сне и наяву, — горько насмехается над собой Оливер.

— Вы просто все еще любите ее, и пытаетесь заглушить боль утраты… мной! Но очень скоро вы поймете, что это невозможно, и начнете раздражаться, отталкивать, винить во всех бедах, ревновать, презирать меня и моего малыша! — мне и самой неспокойно от высказанных слов, но я ведь так хочу увидеть в его глазах правдивый ответ.

— Это не так! — не задумываясь, отзывается герцог, касается моего лица кончиками пальцев в невинной ласке.

Мне кажется, что я читаю в его глазах еще одну фразу или скорее признание, но они остаются в воздухе, а я нервно передергиваю плечами.

— Ну, конечно! — продолжаю ершиться, и в то же время прячу вздох облегчения.

Где-то совсем близко раздается хруст треснувшей ветки, и мы оба оборачиваемся, удивленно застыв на месте. Сердце испуганно сжимается в груди, когда я узнаю охотника, нацелившего свое ружье прямо на нас.

— Егор? — удивленно произношу.

Высокий парень лет двадцати пяти — двадцати семи со злым обветренным лицом и наглым прищуром верой и правдой служил отцу самым жестоким и бессердечным цепным псом! Он хороший охотник и следопыт, потому что вырос в лесу в семье лесника, но больше всего он любил охотиться вовсе не на дичь, а на людей! Егор предпочитает отлавливать беглых крестьян, наказывать их по указке отца и под его одобрение! Он не жалел ни женщин, ни детей, ни стариков, если те провинились перед барином! Я боялась его куда больше управляющего Степана: тот хоть и был предан отцу, но природной жестокостью никогда не отличался и удовольствия, калеча своих, не получал. А Егор… отец несколько раз позволял ему наказать меня кнутом, и эти шрамы останутся со мной на всю жизнь!

— Давно не виделись, сударыня! — парень улыбнулся мне белозубой улыбкой. Искренне улыбнулся — соскучился! Целый год не доводилось ему увечить меня!

— Ты знаешь, кто это такой? — спросил герцог, поравнявшись со мной плечом к плечу.

— Палач моего папочки! Его художества на моей спине тоже присутствуют! — не сводя взгляда с охотника, ответила ему.

— Чего вы хотите, молодой человек? — задвигая меня себе за спину и полностью скрывая от холодных глаз палача, выкрикнул Оливер.

— Егора нельзя подкупить, он слишком сильно любит причинять боль! — с грустью произношу я.

— Посмотрим, — шепнул француз.

— Я служу барину и пришел исполнить его волю! Вы очень кстати здесь оказались: не думал, что застану вас обоих в столь удобном месте! — искренне радуясь, восклицает Егор.

— И чего же хочет твой барин? — голос Оливера звучит спокойно и ровно, но я все равно чувствую его напряжение.

— Князь просил передать вам его благословение, — насмешливо проговорил Егор, направляя ружье в грудь герцога.

Я чувствую страх и головокружение, испуганно оглядываюсь по сторонам, надеясь увидеть того, кто сможет помочь, но вокруг кроме нас ни души.

Я слышу, как щелкает затвор и жмурюсь, затыкаю уши, когда раздается оглушающий выстрел. Он эхом звучит в моей голове снова и снова, и я истошно кричу, срывая голос. Падаю на землю, словно скошенный стебелек.

Кровь окрашивает снег, я испуганно тянусь дрожащими пальцами к мужчине, что лежит рядом и мучительно жмурится.

— Цела? — хрипло спрашивает он меня.

Глотаю слезы, пытаясь зажать рану в его плече, совершенно забыв про стрелка, пока над ухом не раздается еще один выстрел.

Я испуганно вскрикиваю — пуля прошла мимо нас.

— Я все равно закончу начатое! Но не так быстро, как вам бы того хотелось, Риана Николаевна! — заверяет Егор.

Я поднимаю голову и вижу охотника, спешащего к нам. На это раз он перебросил ружье через плечо и достал нож с широким лезвием, явно намереваясь добраться и до меня тоже. Кривая хищная улыбка уродует его лицо, превращая в бездушного монстра.

— Не подходи! — я встаю в полный рост и слежу за каждым его действием, перекрываю путь к герцогу, который теряет все больше крови.

— И как вы меня остановите? — насмешливо интересуется парень, примериваясь взглядом и, очевидно, выбирая место для удара.

Он играет бровями и цокает языком, указывает острием лезвия на мое горло, затем на грудь, а потом… на мой живот.

— Но, если вы хорошо попросите, встанете на колени… я сделаю это быстро, вы и ваш приятель не успеете ничего понять и почти ничего не почувствуете, обещаю! Ну, так что? — он разводит руки в разные стороны в дружеском примирительном жесте.

Я боюсь прикрыть глаза и отвлечься, не свожу взгляда с хищника напротив, слишком опасного для меня хищника и почти забытого мною…

Егор обладает удивительное внешностью: это лицо способно вызывать доверие, располагать, он даже умеет улыбаться так, что невольно веришь каждому слову. Однажды я поверила, что он не выдаст меня отцу и он, конечно, обманул, но заверил, что постарается причинить как можно меньше боли. Сказал, что у него просто нет другого выбора, он не может не подчиняться приказу хозяина. Я поверила ему снова, позволила привязать к столбу и даже не вырывалась, а он заботливо спрашивал, не туго ли стянуты запястья. А потом… я несколько раз теряла сознание — четырнадцатилетней девчонкой я была не так уж и вынослива, а вот он не уставал, веселился, все также заботливо интересовался, не болят ли мои запястья, не жжет ли веревка, поправлял спутанные волосы… После этого я не боялась руки отца: она била не так больно!

Мне и сейчас нечем защититься от этого чудовища. Я смотрю в мертвые глаза напротив и чувствую поцелуй смерти на своем затылке. Нужно попытаться убежать, увести подальше от герцога, не позволить закончить начатое, позвать на помощь! Должны же они услышать выстрел и крики?

Пытаюсь дернуться в сторону, но Егор тут же подается вправо, отзеркаливая мои действия, не позволяя свернуть к тропе. Он в предвкушении улыбается, делает небольшой шаг и сокращает расстояние между нами.

— Не смей! — кричу в отчаянии, неловко отступая спиной вперед. Ноги почти не слушаются меня, еще шаг и я глупо поскальзываюсь, падаю на землю, больно ударив бок.

— Бедняжка, ушиблась, наверное? — охотник в два шага сокращает расстояние между нами, смотрит куда-то поверх меня, улыбаясь собственным мыслям, и одним пинком вышибает воздух из моих легких.

Я качусь вниз по склону, жмурюсь, прижимаю руки к груди, а снег забивается в нос и глаза, облепляет мое и без того онемевшее тело. Мир превращается в безумную карусель, хотя я больше никуда не падаю. Я с трудом борюсь с подступающей тошнотой, пытаясь глубоко дышать носом.

Он не спеша спускается по тропе, сталь сверкает в лучах солнца: охотник загнал свою добычу в угол и торжествует.

Огромной тенью герцог метнулся к Егору и повалил на землю, ударил кулаком по лицу, перехватил правую руку, вырвал нож и отшвырнул подальше. Парень рычит, скалится жуткой окровавленной улыбкой, словно и не человек он вовсе! Оливер нависает над ним, сжимает горло обеими руками, заставляя хрипеть от нехватки воздуха. Но противник не готов сдаваться: я вижу, как он тянется левой рукой к карману и пытается что-то оттуда достать. Еще один нож?

Я хочу закричать и подняться, но снова оказываюсь спиной в снегу, все вокруг плывет, сливается в одно мутное пятно, и я почти тону в мареве боли и ужаса. На ощупь цепляюсь за ствол березы, с трудом поднимаюсь на ноги, упираясь в него спиной. Оттолкнувшись от единственной опоры, я делаю рывок, несколько быстрых шагов, чтобы упасть на колени и перехватить короткое, но от того не менее смертоносное оружие.

Я жалобно вскрикиваю, когда ладонь обжигает болью, но продолжаю удерживать лезвие.

— Риана, вы с ума сошли! — Оливер снова бьет Егора по голове и тот откидывается на снег, закрыв глаза.

— Он хотел ударить вас… он хотел убить… — неразборчиво бормочу себе под нос, повторяя одни и те же слова.

Герцог осторожно разжимает мои пальцы.

— Вечно вы, женщины, лезете туда, куда вас не просят, — грубо выражается Оливер, торопливо наматывая платок на мою руку, а кровь тут же пропитывает его насквозь.

— Зажми! — приказывает мне, замораживая холодным взглядом, словно я действительно перед ним провинилась.

— Он мертв? — спрашиваю, едва поборов дрожь.

— Конечно, нет! Он еще пригодится мне, чтобы окончательно утопить вашего отца! Даже если князь уже объявил этого умельца беглым и будет все отрицать… парень заговорит и расскажет все, что нужно! Обязательно заговорит! — глаза герцога наполняются тьмой, и мне становится еще холоднее и страшнее от этого слишком многообещающего взгляда.

Дурнота подступает к горлу и я, отвернувшись, уже не могу сдерживать ее в себе. Меня рвет снова и снова, я больше не чувствую боли в руке, только удушье и слабость.

Все вокруг быстро приходит в оживление, я слышу крик Эрика и голоса дворовых, что спешат нам на помощь, слышу настойчивый голос герцога. Что ему нужно от меня на этот раз?

— Не вздумай терять сознание! — наконец разбираю его слова, сквозь гул и шум в голове.

Оливер пытается подхватить меня на руки, но сам едва не падает и стискивает зубы, рыча от бессилия. Я цепляюсь за него здоровой рукой и боюсь разжать пальцы: мне кажется, что если он отпустит, то я снова полечу в пропасть…

— Дядя, что случилось, кто на вас напал? — судя по голосу, Эрик не на шутку испуган и взволнован.

— Потом, все потом! Отнеси девушку в дом, приведи к ней доктора, парня нужно связать и приставить к нему стражу! Ты понял меня?

— Конечно, я все сделаю! — тут же подчиняется племянник.

Эрик забирает меня из рук дяди, а я жалобно скулю, потому что мне снова страшно. Он пытается заговорить со мной, но я не могу ничего разобрать, и австриец оставляет попытки достучаться до меня. Мой застывший взгляд все еще цепляется за фигуру герцога, оставшегося там в снегу. Он ведь тоже истекает кровью, в него стреляли — мысль набатом бьется в моей голове.

Я с трудом заставляю свой онемевший язык слушаться и, как заведенная, твержу:

— Он ранен, он может умереть!

Сначала я слышу лишь собственный шепот, тихий, слабый, потом заставляю себя выталкивать слова быстрее и громче, но Эрик, раздавая приказы на ходу, ничего не замечает.

— Оливер истекает кровью! — наконец выкрикиваю я, и австриец сбивается с шагу, замирает, оборачивается вместе со мной и видит, как дядя, едва поднявшись, снова падает на землю.

— Павел! Помогите хозяину! Ведите в дом! Быстро! — приказывает Эрик, перемеживая реплики далеко не самыми благородными выражениями.

Он снова разворачивается к дому, сильнее прижимает меня к груди и ускоряет шаг, почти переходя на бег.

Глава 27

Первое, что я увидел придя в себя — это ее лицо! Так близко, что я мог разглядеть мельчайшую черточку, чувствовал ее запах и слышал дыхание.

Поначалу я просто решил, что это очередной бредовый сон. Кажется, у меня была горячка, и я долго не мог отличить явь от дурмана. Яркие картинки калейдоскопом мелькали перед глазами. Сколько раз я видел Риану в крови, с ножом в сердце или с пулей во лбу? Однажды мне даже привиделась Амалия, сжимающая руки на тонкой шее моей хрупкой девочки. Я видел ее отца с кнутом в руках и Крайнова со сбитыми кулаками. И вот теперь я открываю глаза и вижу ее рядом, на своей кровати, со спутанными волосами, бледным осунувшимся личиком, но совершенно живую.

Осторожно тянусь рукой к ее лицу, чтобы убедиться, что она настоящая. Хмурится во сне, ресницы тревожно дрожат, с губ срывается слабый вздох, и она наконец просыпается. Графиня пристально смотрит на меня и молчит.

— Доброе утро! — хрипло произношу я.

В карих глазах мелькает понимание, удивление и радость. Она торопливо касается ладонью моего лба и облегченно выдыхает.

— У вас наконец-то спал жар! — вы меня напугали, герцог.

— Неужели? Разве моя смерть не подарила бы вам так страстно желаемую свободу?! — слежу за ее взглядом, за тем, как она сводит брови и обиженно поджимает губы.

— А как же ваши обещания, что у нашего малыша будет семья? Что он не будет безымянным, не станет расти без отца, что его будут любить? Всего лишь слова, сказанные, чтобы добиться моего расположения!

— Несомненно, я озвучил их именно для этого! — отвечаю, осторожно касаясь ее шеи и узкого плечика.

Она отстраняется и хмурится еще больше.

— Лучше бы вы бредили!

Безрезультатно пытается сбежать, но я удерживаю ее на месте, даже когда боль простреливает плечо и вынуждает зажмуриться.

Графиня прекращает вырываться и замирает, глядя на меня с беспокойством.

— Я не сказал, что это неправда, Риана!

— Перестаньте распускать руки! — шипит на меня девчонка, больше всего похожая на обиженного котенка.

— Должен напомнить вам, что вы сейчас лежите в моей постели, и я не помню, чтобы заманивал вас сюда шантажом или обманом!

— Вы все время меня звали и пытались убедить доктора, что мне грозит смертельная опасность, злились, порывались куда-то пойти, размахивали руками и оскорбляли всех, кто пытался вас вразумить! Эрику вчера крепко досталось от вас! А мне приходилось сидеть у вашей кровати целыми днями и держать вас за руку! А вчера я так устала, что просто сдалась и заснула здесь! — демонстративно фыркнув, заявила Риана.

Наверное, она ждет, что я начну просить прощения? Но это не так — ни грамма стыда не чувствую, совсем. Притягиваю ее к груди, вынуждая уткнуться холодным носом в мою грудь. Рана ноет, но вполне сносно, я глубоко вдыхаю запах своей женщины и испытываю настоящее облегчение просто, потому что она рядом…

— Как вы себя чувствуете, Риана? Вам ведь тоже досталось! — осторожно оглаживаю ее спину, все еще не веря, что она цела и невредима.

Она выдыхает мне в шею и немного отстраняется, чтобы заглянуть в глаза.

— Со мной все будет в порядке, вы спасли меня, Оливер! Я боялась, что он навредил малышу, но доктор уверяет, что с ним тоже все хорошо! Остались лишь синяки — они пройдут со временем, и я пока мало что могу удержать в правой руке, но и это еще не конец света!

Я молчу, глубоко дышу и отвожу взгляд: перед глазами возникает та самая жуткая сцена, где девчонка с побелевшим от боли лицом и обескровленными губами сжимает в руке лезвие ножа и пытается объяснить мне, что так было нужно, чтобы спасти меня!

Не выдержав, тянусь к ее губам и целую их с жадностью голодного зверя. Она пытается вырваться и даже упирается ладонью в мою грудь, но быстро сдается и расслабляется, робко пытается отвечать на мои варварские действия.

Останавливаюсь, только почувствовав, что она едва ли не задыхается, не успевая сделать очередной вдох. Губы слегка припухли, глаза сверкают пламенем, а на лице появился румянец. Злится ли она или все-таки желает, чтобы я продолжал?! Хочется стянуть с нее дурацкое платье и убедиться, что она действительно цела, осмотреть каждый синяк и ссадину и целовать до тех пор, пока она не перестанет хмуриться и стесняться моих прикосновений. Но слабость в теле и больное плечо все же остужают мой пыл, и я откидываюсь на подушку, стараясь выровнять дыхание и успокоиться.

— Вам нужно отдохнуть, а я пока позову доктора и попрошу приготовить для вас завтрак, — неуверенно бормочет Риана, снова предпринимая робкую попытку вырваться из моих рук и не причинить мне боли при этом.

— Не так быстро, — шепчу ей на ухо, не сдерживая улыбки. — Сначала вы тоже меня поцелуете!

Обжигает гневным взглядом, пытается напугать строгим блеском в тепло-карих глазах, потом мученически вздыхает и все же тянется к моим губам в скромном и невинном поцелуе. На этот раз я сдерживаюсь и не пытаюсь ее подавить, позволяю себе ровно столько, насколько осмеливается Риана.

— Я так испугалась, что вы не выживете, вы ведь даже не понимаете этого, да? Я вдруг поняла, что если вас не будет рядом, меня никто не защитит… — тихо призналась она, пряча от меня мокрые глаза.

— Очевидно, что ради вас я готов даже вернуться с того света! — насмешливо отвечаю ей, пытаясь вызвать улыбку, но она лишь обиженно хмурится.

— Не самая удачная шутка, — бормочет в ответ.

Поддеваю острый подбородок и заставляю смотреть в глаза.

— А кто здесь шутит? Я уверен, что влюблен в вас, а я готов на очень многое ради тех, кого люблю! — мои слова звучат почти, как угроза, но я ведь хочу, чтобы мне верили и не смели сомневаться.

Риана закрывает глаза, но я все равно понимаю, что она прячет в них слезы, и осторожно целую дрожащие веки.

— Молчи, мне не нужно, чтобы ты сейчас что-то говорила! Просто принеси мне завтрак: я действительно ужасно голоден. Ненавижу чувствовать себя слабаком! — немного отстраняюсь и жду, когда она успокоится и расслабится.

Графиня открывает глаза, в которых плещется столько эмоций и чувств, что, пожалуй, этого нельзя передать словами.

— Я сейчас, — севшим голосом произносит она и осторожно выбирается из постели.

Глава 28

Устроившись в библиотеке с чашкой крепкого чая, я наслаждалась тишиной, пыталась навести в голове такой же идеальный порядок, как и на этих полках с книгами, но выходило пока не слишком удачно.

Странно, но сейчас в моих руках оказалась «Божественная комедия» Данте Алигьери. Она была достаточно тяжелой для левой руки, и я тут же положила книгу на колени, чтобы было удобнее читать. Я коснулась темного переплета и раскрыла первую попавшуюся страницу.

«Зло ближнему — вот где источник бед, Оно и сбросит в пропасть, может статься», — хорошая цитата, сразу напомнила мне об отце, который никак не мог остановиться в своей жажде отомстить. Теперь его личный убийца и мучитель, отправленный за тем, чтобы убить родную дочь, станет для него погибелью. Гордое имя князя Строгонова померкнет, утратит свой прежний лоск, а награды, полученные в бою, обесценятся… Остановится ли на этом герцог, когда окончательно оправится от раны, кто знает? Если ад, о котором писал Данте, существует, какой из девяти кругов достанется отцу?

— Кажется, дядя всерьез увлечен вами, графиня! — я вздрогнула, услышав за спиной голос Эрика, и обернулась.

— Вы застали меня врасплох, — пожурила его, намеренно игнорируя сказанное.

— И отвлек от увлекательного чтива? — насмешливо интересуется австриец, указывая взглядом на книгу в моих руках. — Неожиданный выбор!

— «Кто б ни были входящие сюда, Оставьте здесь надежду навсегда!» — пожалуй, такая надпись могла бы украсить ворота родительского дома! Все наше детство отец превратил в хождение по мукам, и я словно уже была в преисподней и видела ее обитателей! Даже не знаю, чем еще можно меня удивить или напугать после всего этого! — картинно вздыхаю и откладываю книгу в сторону.

— Да уж, я недавно имел удовольствие познакомиться поближе с одним из ее жителей! Он действительно позволял этому сумасшедшему наказывать вас за проступки? Бить? — Эрик как человек пылкий и порывистый едва сдерживает раздражение и злость, когда говорит о Егоре. Я же лишь пожимаю плечами: к счастью, и эта страница моей жизни теперь позади. Да и зачем, бога ради, мне его жалость!?

Вместо ответа на далеко не самые приятные вопросы я припоминаю еще одну цитату из книги.

— «Кто сам не сдастся, тот непобедим» — я всегда старалась придерживаться этого простого принципа, иначе он давно бы смог меня сломать!

Австриец смотрит серьезно и пристально, понимая и принимая мой ответ.

— По-моему, я уже это говорил, но повторю снова: вы удивительная, Риана! И я не единственный, кто понимает это! — австриец опускается в кресло напротив и пристально изучает мое лицо несколько мучительных мгновений. — Знаете, я никогда не видел, чтобы дядя так заботился о ком-либо. А ведь он пытался защитить вас, даже находясь в бреду!

— Да, я помню, — как можно спокойнее отзываюсь я, неосознанно поглаживая запястья, на которых еще остались следы от его рук. Герцог в горячке сжимал их слишком крепко: так сильно боялся, что я исчезну.

— Вы действительно поженитесь?

— Вероятнее всего, что да, — я не прячу взгляд и смотрю прямо в лицо, желая увидеть его реакцию и искренне надеясь, что Эрик больше не ревнует меня, что его привязанность ко мне наконец ослабла.

— Я хочу, чтобы вы знали, Риана, что, если вы этого не желаете, он не сможет вас заставить! Я помогу, только попросите! Не соглашайтесь на то, чего на самом деле не хотите из одной лишь благодарности! — австриец слегка наклоняется и всем своим видом демонстрирует серьезность своих намерений.

— Со мной все в полном порядке, Эрик! Твой дядя не причинит мне вреда! А я соглашаюсь на этот шаг по доброй воле! Потому что хочу этого! — я улыбаюсь и делаю небольшой глоток из чашки с почти остывшим чаем.

Мне спокойнее оттого, что глаза молодого человека вовсе не ослеплены ревностью, но полны благородных стремлений защищать слабых и бороться с несправедливостью.

— Я слышала, вы отправляетесь на службу, и, кажется, вас к этому именно принуждают? — я не хотела обидеть Эрика и постаралась задать вопрос так, чтобы он услышал в нем лишь участие, а не насмешку.

— Вы правы, дядя оказал некоторое содействие в этом деле, и я действительно вспылил и выразил свое недовольство! Однако Оливер прав: в моей ситуации — это действительно наиболее логичный выход из положения! Кроме того, хочу я этого или нет, но он уже позаботился, чтобы меня приняли со всем уважением и оказали радушный прием! Надеюсь только, что меня не запрут в штабе и позволят показать себя на поле боя! — со вздохом заключил австриец.

— Я очень волнуюсь за вас, — искренне призналась я.

— Не стоит, на все воля случая! От судьбы нельзя скрыться, затаившись где-нибудь в углу! Однако перед отъездом у меня все же будет к вам одна маленькая просьба!

— Конечно, все, что угодно! — торопливо заверяю его.

— Я бы хотел, чтобы вы передали сестре мое письмо. Дело в том, что мы не очень хорошо распрощались с ней при нашей последней встрече и, полагаю, я вел себя слишком резко и хотел бы извиниться, но, увы, не знаю нового адреса! Вы окажите для меня эту услугу?

— Я уверена, Алиса будет очень рада! — громко восклицаю и пытаюсь приободрить мягкой улыбкой. Кажется, кое-кто все же увлекся моей сестренкой, но очень не хочет признаваться себе в этом!

— Сомневаюсь, но я все же рискну! — возводя глаза к потолку, произносит Эрик.

— Что ж, это вполне оправданный риск, — отвечаю ему, продолжая загадочно улыбаться.

Эрик достает из внутреннего кармана конверт и протягивает его мне. Я поднимаюсь на ноги, намереваясь покинуть библиотеку, но останавливаюсь, рассматривая подпись, сделанную аккуратным и очень необычным почерком «Княжне Строгоновой Алисе Николаевне». Так официально и все же очень трогательно!

— Красивый почерк!

— Эй, это еще что за новости! Кто это смеет писать тебе письма, кроме меня? Сейчас же объяснись, сестричка!

Всего мгновение, и весь мир переворачивается с ног на голову. Ураган по имени Алиса выхватывает у меня письмо и картинно изображает на лице ревность. Я, раскрыв рот, таращусь на невесть откуда взявшуюся сестру, одетую в темное дорожное платье, а она преспокойно изучает хищным взглядом только что украденный прямо из моих рук конверт.

— Постой, это что, письмо для меня? Но почерк не твой! — она поднимает голову, находит взглядом Эрика, и в голубых глазах тут же мелькает понимание, удивление, восторг и… гнев.

Нахалка задирает свой носик и одаривает австрийца надменным взглядом.

— Так, а теперь уже и мне стало интересно, кто это там написывает тебе любовные послания, дорогуша?! — незнакомый голос доносится от двери, и все присутствующие тут же синхронно оборачиваются.

Я поднимаю голову и сталкиваюсь взглядом с юношей, который небрежно кивает мне головой и развязной походкой шагает к МОЕЙ сестре.

На вид незнакомец мой ровесник. Высокий, статный, красивый и совершенно точно себялюбивый тип: этакий хозяин положения, абсолютно убежденный в собственной безнаказанности! И это что, и есть тот самый Алекс?!

Парень пригляделся к злосчастному конверту, проследил тревожный взгляд Алисы и, прислонившись плечом к полке, тут же принялся строить свои догадки.

— Это он? По-моему несколько староват для такой малышки, как ты! Будешь читать при мне: вдруг он там попытается запудрить твои мозги! Ты же совершенно наивное создание! — незнакомец нагло прищуривается, словно только что и впрямь раскусил чей-то подлый заговор.

— Что вы себе позволяете!? — глаза австрийца полыхают праведным гневом. Эрик вскакивает на ноги и угрожающе приближается к Алексу.

Я еще не забыла их с Оливером схватку на шпагах и прекрасно помню, насколько вспыльчивым может быть этот молодой человек. Но наш незваный гость, очевидно, совершенно не испытывает страха и смущения, все также рассматривая противника пренебрежительным взглядом.

— Не извольте гневаться, Ваше Благородие! Я всего лишь забочусь о чести своей дальней родственницы! В наше время девушки слишком мечтательны и доверчивы! Они легко могут попасть в беду! Я слышал, что однажды княжне лишь чудом удалось избежать ужасной участи! Кстати, вы должны быть в курсе этой пренеприятной истории. Правда, это не вы спасли бедняжку из лап подлеца: наверное, были очень заняты? — вежливо улыбаясь, уточнил Алекс.

Эрик сжал кулаки и стиснул зубы, едва сдерживаясь.

— ХВАТИТ! — закричала я, не выдержав. — Что за цирк вы тут устроили!? Разве порядочные люди ведут себя подобным образом? Где ваши манеры, господа! — я приближаюсь к сестре и отчитываю поганку, одаривая самым что ни на есть грозным взглядом.

— Ты! Дорогая сестричка, вообще не соскучилась? Почему ты не встречаешь меня теплыми объятиями и слезами радости? Потому что я готова была разрыдаться от облегчения, когда услышала твой голос! Почему не представила нам своего приятеля по всем правилам и приличиям? — Алиска виновато поджимает губы и опускает взгляд.

Я знаю в ее глазах уже блестят слезы, ведь она совершенно точно не ожидала, что ее маленькая шалость зайдет так далеко, и теперь ей, конечно же, стыдно! Но она ни за что не признается мне в этом!

— А вы, молодой человек, ведете себя еще хуже! Кто вы такой? Простите, не могу обратиться к вам с должным почтением, так как понятия не имею, на каком основании вы находитесь в этом доме! Вы вообще не посчитали нужным представиться и поприветствовать меня, как полагается! И кто дал вам право таким тоном разговаривать с моим другом? С человеком, который, к слову, не единожды спал жизнь мне и Алисе!

В ответ на мою тираду, парень удрученно вздохнул, перевел вопрошающе-осуждающий взгляд на Алису и произнес:

— Значит, это и есть твоя сестра?

— Да, Алекс! — виновато посматривая на меня, отозвалась Алиса.

— Само очарование! — проворчал себе под нос юноша.

Я закипала от злости и обиды и очень хорошо понимала гнев Эрика! Мне тоже захотелось ударить наглеца чем-нибудь тяжелым! Кажется, книгу Данте я как раз поставила где-то рядом! Я даже принялась кровожадным взглядом отыскивать нужный томик на полке, но меня отвлекли.

Прочистив горло, парень встретился со мной взглядом, тут же выпрямился в полный рост, расправил плечи и почтительно склонил голову. Мерзавец всего за мгновения превратился из мальчишки-хулигана в молодого воспитанного аристократа с вежливым и почтительным выражением лица.

— Приношу глубочайшие извинения за свое поведение, графиня! Меня зовут князь Алексей Кириллович Воронцов! Я, по воле случая, являюсь еще одним племянником Агафьи Тимофеевны. Прибыл сюда, сопровождая тетю и вашу милейшую сестру! Как вы можете видеть, доставил в целости и сохранности! Никаких корыстных и тем более неблагородных намерений в отношении этой юной особы не имею! Готов понести заслуженное наказание за проявленную дерзость!

— Позер! — фыркнула в ответ, подозрительно сузив глаза.

— Немедленно пожмите руку господину Каусту! И впредь будьте сдержанней в своих порывах!

Несколько мгновений Эрик и Алекс сверлят друг друга суровыми взглядами, поджимая губы и не смея даже моргнуть.

— Ну? — раздраженно прикрикиваю на них, и молодые люди, наконец, пожимают руки и вежливо представляются друг другу, естественно, всем своим видом оба демонстрируют свое недовольство и неприязнь.

Ну и девчонка, что она мне тут устроила?! Я только начала привыкать к мысли, что все хорошо — беда миновала! Только начала радоваться свободным минутам тишины и уединения в теплом и уютном доме!

— Замечательно! А теперь оставьте нас с сестрой наедине! Передайте тетушке, что я сейчас приду и встречу ее, как подобает! — приказным тоном заявляю я и выжидающе выгибаю бровь.

Алекс почтительно склоняет голову, но напоследок подмигивает сестре левым глазом и указывает взглядом на конверт, который она все еще сжимает в руках. Чует мое сердце: эти трое еще устроят настоящий переполох!

Как только дверь закрывается, я разворачиваюсь к несколько покрасневшей от стыда Алисе и многообещающе улыбаюсь.

— А теперь я задушу тебя в своих объятьях, маленькая нахалка!

Глава 29

Я с трудом узнала в седой и сгорбленной годами женщине свою тетушку Агафью, однако живой, бойкий и даже немного хитрый блеск ее светло-серых глаз остался прежним! Поприветствовав гостей, как принято, я извинилась от имени хозяина дома, который пока все еще соблюдал постельный режим, попросила Анну выбрать для них комнаты и дала задание слугам как можно быстрее приготовить ужин.

Австриец и задиристый племенник тети явно не поладили, но пока сохраняли перемирие, то и дело одаривая друг друга недобрыми ухмылками. Просто безобразие, честное слово! Я боялась, что эта пороховая бочка вот-вот взорвется, и решила обратиться за помощью, незаметно оставив гостей на совесть дорогой сестренки. Она, кстати, странным образом перевоплотилась в застенчивую и молчаливую девчонку.

— Господин Богарне, а знаете ли вы, что ваш дом полон гостей, но хозяин еще не почтил их своим присутствием?! — громко заявила я, распахивая дверь в покои француза.

К счастью, меня заверили, что он в добром расположении духа, относительно бодр и даже изволил сменить ночное белье на парадную одежду. Оливер стоял у окна и задумчиво смотрел куда-то в даль, он обернулся ко мне и тут же поморщился от боли в плече.

— Да, мне доложили! Надеюсь, вы были приятно удивлены этой встречей! Я хотел порадовать вас, Риана!

Он пристально посмотрел в мои глаза, а я как обычно боролась с охватившим меня смущением. Что же такого особенного в этом его взгляде!?

— Я благодарна вам, Оливер! Хочется спросить, когда вы успеваете обо всем позаботиться? Как получилось, что они оказались здесь так скоро?

— Все просто, я точно знал дату суда и что его исход будет положительным для вас! Потому позаботился о том, чтобы родственники успели навестить вас до отъезда во Францию, ведь вы очень привязаны к сестре!

Я отвела взгляд, закусывая губу и нервно комкая ткань вечернего платья. Глаза как-то сами собой наполнились слезами при одной лишь мысли, что мы с Алисой вновь расстанемся.

Оливер в три широких шага преодолел расстояние между нами и, коснувшись моего подбородка, заставил смотреть прямо в глаза.

— Я не хочу устраивать тайных венчаний здесь в России! Вы совсем недавно стали моей подопечной, а я вашим опекуном, и подобный поступок вызовет множество ненужных пересудов и кривотолков. Хочу, чтобы вы познакомились с моей семьей и увидели мою родину, мой дом, надели самое красивое платье и осветили все вокруг вашей редкой, но необыкновенной улыбкой! И, да, я вовсе не возражаю, если вы возьмете сестру с собой!

Я смотрела в глаза самого холодного оттенка: серо-голубые, напоминающие сплав серебра или стали, но чувствовала тепло, даже жар, от которого невозможно было спастись или хотя бы отгородиться и просто перестать осязать. Нужно было что-то ответить, а я растерялась, неловко отстранилась и опять закусила губу.

Каким же страшным кажется это слово «свадьба»… Я вдруг поняла, что боюсь… ужасно боюсь попасть в новую ловушку, стать зависимой и слабой, быть непринятой его родными, оказаться пленницей в чужой стране, далеко от дома! И еще я боялась в очередной раз подвести сестру.

— Не нравится мне вот это ваше выражение лица, графиня! Что именно вызвало в вас этот животный страх? Или вам нехорошо? Что-то болит?

Задумчивость и насмешка тут же сменились беспокойством, и я постаралась скрасить неловкую паузу робкой улыбкой. Я хотела заверить его, что все в полном порядке и что я ничего не боюсь, но не успела.

Раздался выстрел. Мы замерли, глядя в глаза друг друга. Страх сковал меня, сжимая в своих объятиях, лишая воздуха и застилая глаза темной дымкой. Я зажмурилась, почувствовала, как сильные руки подхватывают меня, не позволяя упасть, сжала кулаки, до боли впиваясь ногтями в кожу, и заставила себя разлепить веки.

Голоса и крики раздавались откуда-то снаружи и, оттолкнув герцога, я побежала к окну.

— О господи! — прошептала, все еще не веря собственным глазам.

Этот тип не вызывал у меня никакого доверия! Крайне раздражало, что я не могу выставить его за дверь прямо сейчас! Шут! Кем он себя возомнил?! Но больше всего меня раздражала девчонка, которая положила на стол рядом с собой мой конверт и преспокойно строила глазки своему ухажеру.

Где-то на задворках моего больного рассудка пробивалась мысль, что хмурый взгляд княжны никак не назовешь нежным и влюбленным, но все же, она пялилась именно на НЕГО!

Стоило Риане покинуть помещение, и я тут же поднялся со своего места.

— Алиса Николаевна, не могли бы вы уделить мне всего пару минут! Мне нужно поговорить с вами! — вежливо склоняя голову, говорю я.

Она вздрагивает, и ее светло-русые локоны рассыпаются по плечам, а я едва отвожу взгляд от тонкой шеи и белоснежной кожи. Бросает робкий взгляд в сторону… шута, получает от него благосклонный кивок и возвращается взглядом ко мне.

Она что, таким образом спрашивала его дозволения?! Желание разорвать мерзавца голыми руками увеличивается вдвое!

— Да, конечно! — произносит она тем временем, завораживая глубоким и чувственным взором голубых глаз.

Казалось, она волновалась и даже боялась чего-то… Но ведь это вздор! Разве АЛИСА может бояться МЕНЯ? Возможно, она просто не хочет разочаровать своего дружка, опасается его ревности?

Иду в кабинет, не оборачиваясь, она следует за мной, отставая всего на шаг, а за нашими спинами шут и его тетка о чем-то перешептываются: явно обсуждают мою персону и не особо это скрывают!

Проглотив злость и раздражение, я стараюсь быть спокойным и сосредоточенным, оборачиваюсь и, глядя в глаза девчонки, произношу, казалось бы, совершенно простую и даже логичную фразу.

— Алиса Николаевна, я прошу вас вернуть мне конверт, — протягиваю руку, указывая взглядом на проклятый лист бумаги.

Она не должна этого читать! Я не намерен унижаться еще больше! Это всего лишь необдуманный и глупый порыв!

— Что? — переспрашивает девчонка, прижимая конверт к себе и стискивая бумагу тонкими изящными пальчиками.

— Вы меня прекрасно расслышали! Верните, пожалуйста, конверт! — изо всех сил сдерживая напряжение и злость, повторяю свою просьбу, но сказанное все равно звучит несколько угрожающе.

— Но оно адресовано именно МНЕ! — неожиданно начинает упрямиться Алиса, блеснув капризными искорками в глазах.

— Прекратите это представление! Вы все понимаете! Я не ожидал от вас подобной ветрености и, поддавшись порыву и лучшим надеждам, написал вам письмо! Однако это было минутной слабостью, ошибкой! Каждая оставленная на листе строчка больше не имеет силы, вам незачем читать его! Я не желаю вводить вас в заблуждение и не желаю становиться предметом ваших развлечений. Настоятельно советую вам и вашему новому приятелю найти для этого новую жертву! — я умолкаю и перевожу дыхание, искренне сожалея, что не сдержался и все же показал свои чувства, позволил ей увидеть, что присутствие мужчины рядом с ней задело и ранило меня.

— Вы не получите это письмо! — грубо произносит княжна. — Ни за что не лишу себя возможности посмеяться над вами, Эрик! Вы стали слишком важным и возомнили себя черт знает кем! Да кому вы вообще нужны, ревнивый павлин!

— Глупая девчонка, неразумное, взбалмошное дитя! — отвечаю я на ее резкий выпад и бесцеремонно вырываю конверт из ее рук, а потом разрываю его на мелкие кусочки и прямо на ее глазах бросаю под ноги.

Увы, но после содеянного я не чувствую торжества или успокоения, а она вовсе не разочарована: ее взгляд вдруг становится потерянным и даже раненым, в голубых озерах слишком много влаги, и она вот-вот хлынет через край. Алиса неловко отступает и прижимает ладонь ко рту, пытаясь скрыть от меня жалобный всхлип, тут же отворачивается, явно намереваясь сбежать.

Что-то болезненно сжимается в груди, и, мысленно ругая себя последними словами, я хватаю ее за локоть, чтобы развернуть и еще раз заглянуть в эти глаза, отчаянно желая забрать боль, которую причинил…

— Отпустите! — кричит Алиса, так пронзительно и жалобно, что у меня слабеют пальцы, но я все равно не позволяю ей сбежать.

— Прости, что вмешиваюсь, Пшеничка! Похоже, кое-кто срочно нуждается в моих уроках хорошего тона! — с этими словами ураганом ворвавшийся в кабинет Воронцов отталкивает меня в сторону и вежливо, как ни в чем не бывало, указывает Алисе на дверь.

Она опять смотрит растерянно и неуверенно то на него, то на меня.

— Не волнуйся, я не обижу твоего друга — оставлю целым и невредимым! — фыркает шут и закатывает глаза.

Девушка изучает приятеля тревожным взглядом, но сдается, кивает и, не поднимая глаз в мою сторону, оставляет нас один на один.

Воронцов молчаливо смотрит на дверь но, как только за ней раздаются удаляющиеся шаги, он тут же меняет облик. С кривой улыбкой парень наступает на меня: надеется напугать? Зря! Хотя, удара по челюсти я все же не ожидал, мелькнувшая в глазах князя ярость тут же сменилась холодным спокойствием.

— Это тебе за Алиску! Что за представление ты устроил девчонке? Довел до слез и напугал! Герой, ничего не скажешь! — презрительным тоном произносит он.

Я оправляюсь, потирая челюсть и сжимая кулаки. Сверлю противника злым взглядом, едва сдерживая желание ударить в ответ, но за что, спрашивается!? По факту я действительно и до слез девушку довел, да и напугал тоже.

— Тебя никто не просил лезть! — также резко и грубо отвечаю ему.

Мы оба проявляем друг к другу неуважение, и следовало бы бросить перчатку, вызвать на дуэль и назначить секундантов, наплевав на то, как к этому отнесется дядя или Риана и ее сестра… но больше всего мне сейчас хочется сжать кулак и стереть с лица соперника эту маску превосходства.

— Думаешь, я буду сидеть в стороне и позволять тебе и дальше разбивать ее сердце?! Приятель, насколько я вижу, ты знаком с этой девушкой больше моего, но, очевидно, так и не смог понять главного! Она не ребенок, она не глупа и она слишком чувствительна и ранима, чтобы позволять кому бы то ни было вытирать об нее ноги!

— Алисе едва исполнилось пятнадцать! И в чем ты пытаешься меня обвинить, шут?

— В слабоумие! — разочарованно произносит Алекс. — Что было в этом письме? — интересуется он, пиная носком сапог клочки бумаги. — Признание в любви? Наверняка целую поэму накатал, а потом что? Увидел меня и передумал? Очень умно! Или, быть может, ты там красочно расписывал все недостатки и изъяны девушки, которая не заслуживает такого распрекрасного мужа, как ты? Я вижу тебя насквозь! Можешь не корчить при мне оскорбленную в лучших чувствах натуру!

Князь снова приблизился ко мне, явно не опасаясь получить сдачи, хотя я, видит бог, был уже не в силах сдерживаться.

— Повторяю в последний раз: НЕ ЛЕЗЬ НЕ В СВОЕ ДЕЛО! — цежу сквозь зубы и едва не касаюсь лбом наглого мерзавца.

Вместо того, чтобы внять угрозам, он смеется мне в лицо.

— Кажется, ты с кем-то меня перепутал! Я не кисейная дама, и не упаду в обморок при виде твоей грозной физиономии, австриец! Алиса не была рождена для такой жизни, но ей пришлось выживать, взрослеть и мириться с несправедливостью! Она уже познала предательство, боль и, к величайшему моему сожалению, любовь! — он уставился на меня строгим осуждающим взглядом.

— Сожалеешь? Что же мешает тебе стать ее новой любовью? М? — я закипаю изнутри при одной лишь мысли о том, что только что предложил этому недоноску, но упорно изображаю равнодушие, хотя актер из меня, конечно, никудышный!

— Вот как? А ты, значит, даже против не будешь? Что ж, тогда я так и поступлю: со мной ей точно будет лучше! Со мной она учится противостоять своим страхам, смело шагает во тьму, если я стою за спиной; смотрит вниз, стоя у края обрыва, и учится убивать в себе ненужные слабости! А ты жалкий гордец, который загоняет ее в прежнюю раковину! С тобой она становится хрупкой и беспомощной! Не приближайся к княжне, и мне не придется бить тебя снова, австриец!

Как же меня достал этот самоуверенный тип! Всего один точный удар и противник уже стирает кровь с разбитой губы и агрессивно скалится, а мне большего и не надо, я чувствую невероятное облегчение и прилив сил! Я готов убить этого мальчишку, лишь бы только не видеть больше его наглой ухмылки!

Парень уворачивается от очередного удара кулаком по голове и отвечает мне взаимностью. Чувствую, как с рассеченной брови капает кровь, и зверею от злости. Но в следующее мгновение мы оба замираем на месте: ярость тут же сменяется тревогой и непониманием.

Выстрел? Но откуда!? Неужели пленник из подвала умудрился сбежать?

Не сговариваясь, мы оба бежим к выходу! На лице тетушки испуг: она явно не понимает, что происходит. Хватаю шпагу и спешу к выходу, пока Воронцов тратит время в тщетной попытке отыскать что-то в своем пальто.

Глава 30

Почему он всегда так жесток со мной? Чем я вызвала такое презрение и злость в его глазах! Почему он снова и снова называет меня ребенком и смотрит таким пугающим и холодным взглядом! А я, дура, еще и защищаю его, переживаю, как бы Алекс не устроил драки или дуэли… Хотя Эрик ведь тоже способен выкинуть нечто подобное?

Подавив желание вернуться в кабинет, я иду к тете, но никак не могу найти себе места, мне страшно и неспокойно на сердце. Может, поискать Ри? Она точно не позволит этим двоим устроить здесь бардак!

Но ноги несут меня совсем в другом направлении. Оказавшись в прихожей и убедившись, что лакей чем-то занят, я тут же принялась обыскивать пальто Алекса. Где-то тут точно спрятан его револьвер! Он редко с ним расстается, уж я-то знаю! А если повздорят и схватятся за оружие? Риана сказала, что герцога ранили, и он едва выжил… что если подобное случится по моей вине?

Ухватив тяжелый револьвер за рукоять, я торопливо перемотала его шалью и, заслышав приближающиеся шаги, поспешила отвернуться к окну.

— Надо же, еще гости! А хозяин и не предупредил! — ворчливо произнес слуга.

Я вздрогнула, шагнула еще ближе к стеклу и действительно увидела огромную карету, только что подъехавшую к крыльцу дома. Горечь подступила к горлу — стоило мне только разглядеть знакомый герб. Отец… он снова хочет разрушить нашу жизнь! Ему все мало, не терпится расправиться с нами!

«Ты сильная, помнишь? Представь на месте этой мишени своего папушу! Встань правильно, выпрямись, прицелься и будь готова к отдаче, Пшеничка! Твой папочка стоит того, чтобы ты потерпела неприятную боль в руке! Нажимай на курок уверенно!» — голос Алекса звучит в моей голове.

Я словно опять оказалась на заснеженном поле, утопаю почти по колено в снегу и неотрывно смотрю на безобидную мишень. Моя рука дрожит, в глазах мутно от слез, но стоит только вообразить на месте деревяшки отца и прислушаться к такому спокойному и уверенному голосу Воронцова, как все становится ясным и четким, а рука почти не трясется!

Я сбрасываю шаль на пол и, прижав к груди оружие, торопливо шагаю к выходу. Он не войдет в дом и не заставит меня бояться, не причинит нам зла!

Лакей испуганно охает, отступая с моего пути и поминая бога, а я распахиваю дверь и выскальзываю на улицу. Я не чувствую холода и ветра, я жду его на крыльце, как самого почетного гостя, убрав оружие за спину и деланно расправив плечи.

Князь Строгонов поднимается на две ступени и вскидывает голову, я замираю и перестаю дышать, цепенея от этого по-настоящему ледяного взгляда.

— Вас никто сюда не приглашал, папенька! — грубо произношу вместо приветствия.

Рука за спиной сильнее стискивает холодный металл, и это придает мне уверенности и даже немного успокаивает.

— Вот как ты заговорила, смело-смело! И это после того, что случилось с твоей сестрицей! Не боишься меня, стало быть? Думаешь, старуха и ее сопляк защитят тебя? — он поднимается выше — торопится настигнуть свою жертву и растерзать, я вижу это в его глазах. Азарт и настоящий голод! А я ведь еще помню, какой тяжелой может быть его рука, все еще вижу кошмары о тех ночах, когда он вымещал на мне свою злобу и с упоением безумца бил… желая отыграться на мне за сестру, которая смогла вышвырнуть его из дома покойного графа Богданова.

— Не приближайтесь, не то пожалеете! — хрипло произношу я.

Отец только усмехается и преодолевает еще три ступени. Мой пульс учащается, я чувствую, как страх сжимает мое горло и отнимает последний кислород.

«Боишься? Это нормально! Все боятся! Посмотри внимательнее в глаза своему страху, прицелься, как следует, и нажми спусковой крючок, девочка!» — советует Алекс в моей голове.

Поджимаю губы и заставляю себя вдыхать морозный воздух. Все вокруг становится размытым и теряет форму, кроме его лица…

— Я сказала вам остановиться! — кричу, срывая голос и тут же ощущая боль в горле.

Я направляю на него пистолет, и он, наконец, замирает на месте, удивленно уставившись на мою руку.

— Думаешь, тебе удастся напугать меня? Вот только я прекрасно вижу, как дрожит твоя кисть от страха! Полагаешь, убить своего отца так легко? — он делает еще один шаг вперед. — А вот я, не дрогнув, убью тебя собственными руками, жалкая, сопливая девчонка!

— Стоять! — хрипло произношу и, с трудом взяв себя в руки, стреляю вверх.

Выстрел ненадолго оглушает меня, рука дрожит и ужасно ломит кисть, хочется бросить проклятую железяку и сбежать. Отец замирает на месте, я вижу недоумение и страх в его глазах. Да, он не ожидал, что я способна на нечто подобное! Слеза скатывается по щеке, но я не могу плакать, я должна смотреть ему в лицо и следить за каждым шагом.

— Я выстрелю в вас, избавлю этот мир от скверны, отправлю вас к дьяволу, где вам самое место! — кричу я, делая шаг вперед.

Я чувствую озноб, но на этот раз не от холода и даже не от страха. Это странное состояние, так похожее на безумие: я словно стою у пропасти, в одном шаге от бездны, но если упаду, он окажется там вместе со мной!

Князь смотрит на меня широко раскрытыми глазами и отступает, а я, не задумываясь, иду следом.

— Вы разрушили жизни своих детей, вы всегда приносили людям только боль! Никто не будет вас оплакивать, отец! — с презрением произношу последнее слово.

Кажется, с каждым мгновением револьвер становится тяжелее, но я не могу опустить руку и позволить ему победить и пройти мимо. Я ДОЛЖНА остановить его, должна!

— На колени! — не своим, мертвым голосом приказываю князю, взмахнув оружием перед его носом.

Он смотрит все с той же черной ненавистью, наверняка проклиная меня и желая отомстить.

— Ну же! — визгливо повторяю требование, и он действительно опускается на тротуарную дорожку, снимает с головы шляпу.

Глаза напротив такие же голубые, как и мои: я столько раз искала в них сострадания и хоть толику теплоты, но все было тщетно! А сейчас я желаю увидеть в них раскаяние и сожаление, хочу, чтобы он признался, что был жесток, и попросил прощения, спас меня от падения в пропасть, ведь я не в силах нести этот крест всю оставшуюся жизнь! Но этого не случится! Я ненавижу его, всей душой ненавижу и потому желаю избавления, желаю освободиться и больше ничего не бояться, хочу, чтобы боль ушла от одного лишь нажатия на спусковой крючок.

— Значит, решила убить? Ну что ж, тогда стреляй, не медли! Хоть раз в жизни доведи дело до конца, дрянь! — грубо рявкает князь.

— Замолчите!

Я пытаюсь больше ни о чем не думать. Воздух обжигает легкие, в носу неприятно свербит и хлюпает, губы дрожат, а глаза наполняются влагой, но я готова нажать на курок — только бы не зажмуриться и не отвести глаз…

— А ты чего это тут удумала без моего разрешения, м? — знакомая кисть с длинными музыкальными пальцами медленно ложится прямо на дуло пистолета и опускает мою руку, перехватывая револьвер.

Я выдыхаю, и во мне словно совсем не остается сил. Я чувствую слабость в ногах и головокружение.

— Алекс? — невнятно переспрашиваю, чтобы убедиться, что он действительно здесь.

— Да, маленькая княжна, это я, расслабься! Ты настоящая умница, я горжусь тем, какая ты сильная! — он слегка обнимает меня за талию, не позволяя упасть, и продолжает целиться в моего отца.

— Потому что хотела его застрелить? — спрашиваю, дрожащим от перенапряжения голосом.

— Нет, потому что ты этого не сделала, но поставила своего старика на колени! Ты ведь понимаешь, что победила его? Твой страх больше не управляет тобой! Ты ведь вовсе не задыхаешься, правда? Бледная, взъерошенная, встревоженная и уставшая, ты все же стоишь на ногах и смотришь на него, а не лежишь, забившись в угол и отчаянно хватаясь за горло! — он целует мои волосы и крепче притягивает к груди, а потом снова отстраняется.

— Ну, здравствуйте, князь-батюшка, давно не виделись! — совсем не по-доброму улыбается Воронцов. — Надеюсь, вы гордитесь своей дочерью!?

— Вы все поплатитесь за это, я не прощу подобного унижения! — угрожающе произносит отец.

— Честно говоря, я действительно готов приплатить, чтобы расправиться с вами! — фыркает в ответ Алекс.

— Ты можешь забрать ее и увести к сестре! — кричит Воронцов куда-то в сторону и я, вздрогнув от громкого голоса, оборачиваюсь.

Эрик стоит в нескольких шагах от нас и, поджимая губы, смотрит на меня. Он больше не злится. Теперь на его хмуром лице отражается удивление и замешательство и, возможно, даже беспокойство.

— И позови сюда герцога, приятель, нам нужно встретить гостя со всеми почестями! — продолжает раздавать приказы Алекс — уж он-то точно любит командовать.

— Не спускай с мерзавца глаз! — отвечает ему австриец.

— Уж поверь, если он дернется, я не промахнусь! К примеру, прострелю ему ногу для верности!

В словах Воронцова я не слышу привычной шутливости и даже насмешки, он предельно серьезен, смотрит на отца тяжелым, еще незнакомым мне взглядом, а тот побагровел от ярости, но, увы, его угрозы совсем не напугают молодого человека.

Эрик подает мне руку и тянет назад, явно намереваясь увести обратно в дом, я же робею и прячу взгляд. Чувствую себя чудовищем, ведь я только что едва не превратилась в подобие отца, который привык наказывать людей без суда и следствия!

— Ты совсем заледенела, — ворчит австриец.

— Но мне не холодно, — растерянно бормочу в ответ, спотыкаясь на ровном месте.

— Постарайся взять себя в руки, Алиса! Теперь я вижу, что ты можешь это сделать, ты и впрямь стала сильнее, чем прежде, ты справишься! Твоей сестре незачем волноваться, просто дождись меня, и мы снова поговорим, хорошо? — он останавливается у двери, так знакомо касается моего лица ладонями и заставляет смотреть в глаза.

— Я не хотел обидеть тебя сегодня, прости!

Струна внутри меня лопается и рвется с жалобным и протяжным вскриком, я смаргиваю с потяжелевших ресниц несколько соленых капелек и прикусываю щеку изнутри, приказывая сердцу биться ровнее и не верить этим глазам раньше времени.

Входная дверь распахивается, и Риана тут же с пронзительным криком набрасывается на меня и утаскивает в дом. Она плачет громко и надрывно и ужасно пугает меня! Ощущение такое, будто я уже умерла, а сестра горько оплакивает покойницу.

— Ты… ты… что там вытворяла? Ты с ума сошла, да? Кто дал тебе револьвер, кто научил стрелять? Я чуть не поседела, когда это увидела, думала вы сейчас поубиваете друг друга, или ты сама себя поранишь! Ну что за безумная затея, скажи мне!?

— Не волнуйся так, Ри! Я цела и невредима! — вяло улыбаюсь я.

Глава 31

Нет, вы только послушайте, что она мне говорит! НЕ ВОЛНОВАТЬСЯ! Я судорожно хватаю Алису за плечи, ощупываю взглядом, громко шмыгаю носом, пытаюсь унять слезы, и прикусываю губу… цела и невредима, мерзавка!

Оставив ее одну, я рвусь наружу, желая увидеть отца своими глазами, — ярость во мне клокочет и требует выхода. Кажется, я не совсем понимала, что делала, когда оттолкнув в сторону племянника тетушки Агафьи, приблизилась к отцу.

Мгновение князь сверлил меня удивленным, разочарованным и крайне огорченным взглядом.

— Жива, — угрюмо произнес он, а я, наконец, начала понимать, что он здесь делает на самом деле! Папенька явился, чтобы забрать тело погибшей дочери. Подумать только, даже не пожалел денег и нанял хороший экипаж! Он и не подозревал, что Егор не справился со своей задачей!

— Хорошо, что у вас нет сына и некому будет продолжать ваш род и нести ваше имя и ваши грехи на своих плечах! — мой голос больше не дрожал и не срывался, он был лишен чувств, ведь во мне уже не осталось ни злости, ни обиды, ни страха, словно внутри все выжжено дотла…

Отец столько раз поднимал на меня руку, столько раз угрожал и причинял боль мне и моей сестренке, а я сейчас даже не могу сжать руку и ударить: у меня нет сил, чтобы сыпать проклятия и смеяться над его жалкой участью.

— У вас вообще не должно было быть детей! Знайте же, что для меня и Алисы вы умерли, стерты из памяти, забыты, как страшный сон! — я чувствовала опустошение и холод, но знакомые руки не позволили мне замерзнуть, снова отгораживая от целого мира.

Оливер развернул меня лицом к себе и заглянул в глаза, изучая мое лицо задумчивым взглядом.

— Почему он молчит? — говорю я, действительно не понимая, почему отец не проронил ни слова, не оскорбил и не бросился на меня в отчаянной попытке свершить свое злодеяние.

— Потому что ты во всем права, Риана! И теперь тебе просто нужно последовать собственному совету и забыть об этом человеке, он больше никому не сможет навредить! Ты ведь веришь мне?

Молчаливо изучаю требовательный взгляд серых глаз, немного хмурый и нетерпеливый, но такой знакомый и… близкий?

— Верю, — глухо отвечаю ему. Оливер касается моих губ в коротком поцелуе и тут же отстраняется.

— А теперь ты вернешься в дом и не будешь больше совершать глупостей, подобных этой!

Я оказываюсь за дверью в просторной светлице, пуховая шаль сползает с плеч, но я подхватываю ее и снова кутаюсь, прячу замерзшие ладони, ищу взглядом Алису.

Она стоит совсем рядом, молчаливо игнорирует расспросы тетушки и смотрит на меня, не мигая. Волнуется? Тоже боится? Что же он сделал с моей легкой, воздушной и нежной девочкой! Он искалечил нас обеих!

Но теперь все будет по-другому! Мысленно повторяю эти слова и пытаюсь успокоиться, потому что голова опять идет кругом! В животе все болезненно сжалось, и я зажмурилась, старательно выравнивая дыхание и расслабляя напряженные мышцы. Тяжело вздохнула, кивнула сестре, попросила тетушку проследить за домом и направилась в свою спальню. Первым делом забралась на кровать с ногами: в конце концов, кроме нас двоих в комнате никого нет! Поясница неприятно ныла, и я осторожно откинулась назад, прислушиваясь к своим ощущениям.

— Ри, — неуверенно окликнула меня сестра.

Я поморщилась при звуке ее голоса и покачала головой, стискивая зубы.

— Тебе нехорошо, да? Что-нибудь принести?

— Просто помолчи. Подождем, пока мое желание придушить тебя и того, кто научил сопливую и безголовую девчонку держать в руках оружие, хоть немного поутихнет!

Сестра нахмурилась и поджала губы.

— Я смогла защитить нас, разве ты не видела? Я больше не страдаю от удушья при виде опасности, не падаю в обморок! Неужели это так плохо? — Алиса дерзко выдвинула подбородок вперед, сверкая своими грозными глазищами.

— Ну-ну, рыцарей своих будешь впечатлять этими своими эффектными речами! — насмешливо фыркнула я.

— Они не мои рыцари! — отбивалась наглая девчонка.

Алиса замолчала, уставившись на мой живот, и только тогда я поняла, что неосознанно поглаживаю его, пытаясь внушить себе, что все хорошо и опасность точно миновала. И это действительно помогло: неприятная, тянущая боль постепенно проходила.

— Ты странно себя ведешь, Ри! — все так же глядя на мою руку, произнесла она.

— Странно — это еще мягко сказано! Последнее время я слишком чувствительна: мне постоянно хочется или разрыдаться, или упасть в обморок, или поубивать всех без разбору! — горестно вздыхая, призналась я.

— Ты ведь расскажешь мне? — спрашивает, а сама решительно подходит ближе, придвигает стул, садится рядом со мной и выжидающе выгибает бровь, мол, и думать забудь, чтобы отмалчиваться, как раньше.

— Мне начинает казаться, что мы с тобой поменялись ролями, и теперь это я капризная девчонка и неженка, а ты грозная защитница! Такое серьезное личико, Лисенок! Еще чуть-чуть, и я начну тебя бояться! — лукаво улыбаюсь и щелкаю ее по носу.

— Прекрати! — вздыхает сестра. — Думаешь, они разберутся с ним? — спрашивает, заглядывая мне в глаза.

— Уверена в этом! Оливер не упустит шанса отомстить отцу, я даже полагаю, что у него на этот счет давно задуман целый план действий! А уж твои кавалеры, если дать им волю, и мокрого места от него не оставят! — насмешливо добавляю, с улыбкой отмечая, как загорелись обиженными искорками ее голубые глаза.

— Я просто хочу, чтобы это все закончилось, — наконец признается Алиса и опускает взгляд.

— Так и будет! Послушай, сестренка, я должна сказать тебе кое-что и очень важное и надеюсь на твое понимание и поддержку! — неуверенно произношу я, чувствуя странную дрожь и волнение при мысли о том, что именно я должна ей сообщить.

— Я всегда буду на твоей стороне, Ри, что за глупости! — Алиса сверлит меня возмущенным и слишком взрослым взглядом.

— Я уеду из России вместе с герцогом Богарне, и мы поженимся, а еще, ты скоро станешь тетей! — говорю на одном дыхании, чтобы не передумать и не запнуться на слове.

— Что? — испуганно переспрашивает сестра. — Но ты ведь помнишь, что вышло из этого в прошлый раз!? И что значит, я стану ТЕТЕЙ? — с опасением глядя на мой живот, переспрашивает сестра.

— Граф Крайнов и герцог совершенно разные люди, они не похожи! Оливер не причинит мне вреда, Лисенок, — говорю и только теперь начинаю осознавать, что действительно верю в это. — Я тоже немного боюсь, но так будет лучше!

— Опять это твое ТАК БУДЕТ ЛУЧШЕ! — недоверчиво закатывает глаза сестра. — Лучше для КОГО? Если дело в твоем ребенке, то это ничего страшного, ты можешь поехать с нами, мы ведь справимся с этим, Ри! Нам не нужен герцог, чтобы вырастить твоего малыша… Да, он очень помог и спас тебя, но… если ты соглашаешься на такое, только чтобы отплатить ему…

— ЛУЧШЕ ОСТАНОВИСЬ! Что ж вы все заладили-то одно и то же! — повышая голос, обрываю череду нелепых догадок и беру ее ладонь в свои руки.

— Просто поддержи меня и порадуйся, как ты умеешь, как делала это прежде! Я хочу, чтобы ты поехала вместе с нами во Францию… чтобы ты была рядом, понимаешь! Не спорь и ничего не спрашивай, просто будь моей младшей сестренкой! Если хочешь, поговори с тетушкой и попробуй уговорить ее на путешествие! Ее племянник уже видел Париж? Ну а если тебе там не понравится, я не стану удерживать тебя, честное слово, Лисенок! — волнение и страх снова охватили меня, я с трудом удерживала в узде свои эмоции.

Всего несколько минут назад я была напугана до смерти увиденным в саду, потом разозлилась, если не сказать взбесилась, при мысли о том, чего могла стоить эта выходка моей сестре, а теперь я ужасно боюсь, что она мне откажет.

— Конечно же, я отправлюсь с тобой, Ри! Что за вопросы? Я поеду туда, даже если ты будешь меня отговаривать, запрещать и угрожать всеми небесными карами! ТЫ больше не сможешь отделаться от меня! Хватит с нас того, что ты едва не оказалась на каторге! А вот этому твоему французу придется потрудиться, чтобы вернуть мое расположение! Как он вообще посмел… — она красноречиво посмотрела на мой живот. — Нет уж, раз ты все решила, я прослежу лично, чтобы герцог сдержал свое обещание и женился на тебе!

Я засмеялась, залюбовавшись тем, как этот крохотный, еще не оперившийся воробушек корчит из себя хищного ястреба! Она улеглась рядом, и мы долго болтали обо всем на свете, я не хотела отпускать ее, пока мужчины разбираются с незваным гостем. Алиса воображала себя умудренной опытом теткой и рассказывала мне о том, как следует относиться к воспитанию собственного ребенка, а я слушала эти глупости и улыбалась, я еще не пробовала заглядывать так далеко в будущее.

Глава 32

Мы пропустили ужин, так как сестра задремала, а я не хотела ее тревожить — оберегала сон от назойливых посягательств слишком навязчивой прислуги и… слишком заботливого герцога. Но как только Риана уснула, я поспешила выбраться из спальни и, стараясь быть незаметной, намеревалась пробраться в кабинет хозяина.

В доме царил полумрак, было тихо и спокойно. У меня урчало в животе, и мне казалось, что этот протяжный звук слышен даже во дворе! Надеюсь, я не разбужу жителей дома!

Поверить не могу, что у них будет ребенок! Не спущу глаз с этого благовидного господина, который, оказывается, окончательно утратил совесть и стыд! Как ему удалось склонить к этому мою сестру? Вряд ли он сделал это силой, она бы не простила, но… В этой истории я просто терялась в догадках, а Риана предпочитала отмалчиваться. Ничего, я теперь глаз с него не спущу!

Я боялась, застать в кабинете кого-то из мужчин, но за дверью было тихо. Скрипнув тяжелой дверью, я пробралась внутрь и застыла, удивленно уставившись на горничную, а потом тут же закричала, перепугав бедняжку.

— Не смей! Отдай их мне, немедленно!

Девушка обернулась и удивленно посмотрела на меня, не понимая, в чем именно провинилась.

— Алиса Николаевна, я всего лишь навожу порядок, — принялась оправдываться девушка.

— Отдай их мне и выйди! — строго повторила ей, словно я здесь хозяйка. Не дождавшись ответа, я вырвала клочки исписанной пером бумаги из ее рук.

— Прошу прощения, — пролепетала горничная и исчезла из виду.

Я опустилась в кресло и тяжело вздохнула. К несчастью, в просторном кабинете герцога был камин, в котором еще догорали поленья. Она решила бросить остатки письма в огонь и успела сжечь несколько из них, остальные я перебирала в руках, беспомощно всматриваясь в красивые, немного вытянутые буквы. Я перебралась за письменный стол, где стояла последняя догорающая свеча, и принялась собирать их, пытаясь восстановить письмо, но большая часть была уничтожена.

«Он должен уехать на днях, Алиса! Я не знаю, куда именно, но это надолго и это серьезно! Конечно, дядя позаботится, чтобы за твоим другом присматривали, однако быть офицером и не рисковать, как ты понимаешь, дело непростое. Не верю, что он из тех, кто бежит от опасности и прячется за чужими спинами! Не ссорясь с ним, ты наверняка ранишь его этим. Даже если Алекс стал тебе ближе… будь с ним мягче, не играй!» — голос сестры все еще звучит в моей голове, и я заливаю бумагу слезами, торопливо вытираю влагу и снова пытаюсь сложить все части воедино.

— Проклятье! — шепчу с досадой, кусая губы.

Несколько слов уже расплылись, и я совсем отчаялась, принялась вытирать глаза рукавом халата.

Неловким движением руки я смахнула подсвечник с горящей свечой на пол, кабинет тут же погрузился в полумрак, а света от камина было совсем немного. Я смотрела немигающим взглядом, как умирает пламя в его темной утробе, и мне отчего-то было холодно и одиноко, словно внутри меня тоже что-то остывало и гасло.

Я на ощупь сгребла клочки бумаги и спрятала их в кармане халата: не могла расстаться с ними, словно они были чем-то бесценным и важным.

Снова приглушенный скрип и холод, иду, глядя под ноги, перебирая между пальцами тонкие листочки и жалобно хлюпая носом.

— Алиса, что ты здесь делаешь? — испуганно вздрагиваю и поднимаю голову, растерянно уставившись на этого невыносимого мужчину, который так неожиданно появился посреди коридора.

Откуда он тут взялся, и зачем встретился на моем пути именно сейчас?!

Волнение и трепет охватили все мое существо, я жадно рассматривала любимые черты лица! Упрямый, горделивый, вспыльчивый, справедливый, внимательный… нежный — столько всего было в нем одном, что сердце едва выдерживало, отчаянно ударяясь о грудную клетку, разгоняя кровь с удвоенной силой.

— Мне не спалось, — гипнотизируя его своим взглядом, произношу я.

Эрик делает шаг навстречу и оказывается совсем близко, свет масляной лампы касается моего лица, австриец слегка поджимает губы и ранит острым пронзительным взглядом.

— Ты плакала? Тебя кто-то обидел? Ты виделась с князем Воронцовым?

— С Алексом? В такое время? О чем вы… — я запинаюсь на слове, понимая, на что намекает Эрик.

Жар обжигает щеки, руки сжимаются в кулаки.

— Да что вы себе позволяете? Для чего вы просили прощения, если снова оскорбляете меня? — еще мгновение и злосчастные бумажки летят в лицо этого самовлюбленного дурака, а я, обходя его по дуге, торопливо направляясь в комнату сестры.

— Постойте!

— И не подумаю! — нервно тряхнув кулаками, отвечаю ему, но Эрик перехватывает меня у самой двери, разворачивает, прижимает лопатками к стене.

Я смотрю на него, отчетливо понимая, что должна оттолкнуть, оскорбить, пригрозить, что пожалуюсь… но не могу сделать ничего из этого, снова и снова наталкиваясь на мысль, что, возможно, вижу его лицо в последний раз.

Мы молчим. Оба. Убивая и терзая друг друга взглядом, вот только у меня уже шея болит, держать голову так высоко, чтобы продолжать смотреть в его глаза и изображать оскорбленную гордость. А в действительности… осталась ли она у меня эта гордость?

— Что было в этом письме? — тихо-тихо спрашиваю и замираю, задерживаю дыхание.

Вместо ответа он склоняется к моему лицу и касается губ, осторожно, словно спрашивая дозволения. Я ни о чем не думаю, обвиваю руками его шею, прильнув к груди, потянувшись на носочках, чтобы быть еще ближе и ни за что не отпускать. Нежность сменяется сметающей все на своем пути страстью, яркой и ослепляющей, лишающей воли и остатков здравого смысла.

Он отстраняется первым, тяжело дышит, жмурится, упирается лбом в мой лоб и мученически вздыхает, сжимая мои плечи почти до боли.

— Не уезжай, — жалобно прошу, чувствуя себя жалкой и слабой.

— Я должен, — шепчет, ослабив хватку, убирая руки, отдаляясь и отгораживаясь глухой стеной непробиваемого спокойствия и смирения. Может быть, я просто капризный ребенок, потому что больше всего на свете мне хочется топнуть и громко и пронзительно заплакать, ударить его, чтобы прекратил расстраивать и говорить мне эти непонятные взрослые глупости.

— Меня не будет слишком долго! Ты должна все забыть, нам нельзя было позволять себе эту слабость, это безрассудно и бесчестно с моей стороны, прости! — он снова закрывает глаза, пряча от меня свои чувства, но я уже все видела, чувствовала и больше не куплюсь, поздно.

— Мне не нужны твои извинения! Я могу быть терпеливой, и однажды ты сможешь в это поверить, я знаю! — я улыбаюсь, хотя в моих глазах стоят слезы обиды и разочарования, больно отпускать того, кого любишь, но и я разжимаю пальцы и опускаю руки.

— Алиса, — произносит австриец и замолкает, всматриваясь в мои глаза.

— Я буду вам писать, господин Кауст, а вы, если вам угодно, можете рвать их, не читая! — юркнув вниз, я скрылась за дверью спальни, прижалась к ней спиной и почти сразу сползла вниз, спрятав лицо ладонями.

Успокойся, Алиса, ты больше не боишься, ты умеешь смотреть страху в глаза и ты умеешь добиваться своего! Алекс внушал тебе это день ото дня: нельзя опускать руки и ждать, что все проблемы разрешаться сами собой!

Ну и пусть ОН едет! Если это его долг и мое испытание — пусть! Мне становится спокойнее, когда я окончательно смиряюсь со своим решением, принимаю очередной вызов судьбы! Сколько лет я должна отдать, чтобы он поверил в меня? Понял, наконец, как велико это чувство в моем сердце и что его нельзя вырвать, как ненужный сорняк, и забыть? Я уже знаю, что выдержу, чувствую это всем сердцем и не боюсь!

Я поднимаюсь на ноги, избавляюсь от халата и забираюсь на кровать, прижавшись к сестре и согреваясь ее теплом, сознание меркнет, а образ австрийца растворяется в дымке ночных грез.

Глава 33

Французская мода с ее пышностью, обилием кружев, лент, бантиков пугала меня и вгоняла в уныние, я не любила броских, ярких и откровенных нарядов, мне совершенно неважно какими нитками шиты узоры и сколько стоят эти ткани, но матушка Оливера была крайне настойчива в этом вопросе.

Эта женщина не была в восторге от мой персоны. Она была возмущена тем, что сын не собирался идти у нее на поводу и лишь ставил ее перед фактом: свадьбе все равно быть! Она считала, что он снова торопится и снова об этом пожалеет, так как привез очередную молодую хорошенькую дурочку, которая наверняка разрушит ему жизнь. А уж когда ей стало известно о моем положении, старуха и вовсе решила, что я коварная искусительница, развратница, бесстыдница и прочее, да и факт отцовства герцога она открыто ставила под сомнение.

Что сделал Оливер в ответ? Закрыл дверь в мою спальню прямо перед ее носом и запретил огорчать меня своим присутствием, а также предупредил, что в случае неповиновения он не позволит бабушке видится с внуком!

Через неделю герцогиня переменилась, принялась искать встречи с невесткой и активно предлагала мне помощь в подготовке к грядущему торжеству. Не знаю почему, но я сдалась и позволила ей это, смотрела на сдержанную, суховатую старушку, но видела в ней лишь мать, которая любит своего сына и изо всех сил пытается уберечь его от несчастья. Она наступала на собственную гордость, чтобы восстановить с ним хорошие отношения и не опускалась до подлостей и оскорблений в мой адрес. И потом, она ведь и впрямь ничего обо мне не знала и оттого не доверяла.

В зеркале на меня смотрела незнакомка в пышном белоснежном платье с завышенной талией, открытым декольте, и огромной широкой юбкой со странным каркасом, превращающим меня в подобие праздничного пирожного. Рукава платья были укорочены до локтей, но состояли из целого вороха кружевных рюшей. Все это великолепие сверкало и переливалось. Это были совершенно другие ткани, другой покрой, но я все равно вспоминала тот ужасный день, когда впервые надела подвенечное платье для графа Богданова, тяжелый кулон, его подарок, неприятно холодил кожу, сейчас вместо него шею украшало роскошное колье, красивое, очень утонченное, искусно сделанное мастером, но так ужасно напоминающее мне ошейник.

Ее Светлость желала избавиться от «ужасного и безвкусного звериного кольца» на моем пальце, но этого я ей не позволила. Мне ничего не нравилось, хотя я видела, что она старается выбирать самое красивое и самое дорогое, мне же хотелось избавиться от корсета, сдернуть сверкающие бусины и дурацкие кружева, бросить колье к ее ногам и сбежать, даже глаза жгло от расстройства и досады.

— Ваше Сиятельство, не могли бы вы развернуться и позволить портнихе снять последние мерки! — я вздрогнула, зажмурилась, попыталась глубоко вздохнуть, но корсет не позволил мне этого, и я, досчитав мысленно до пяти, изобразила на лице вежливое участие и развернулась лицом к герцогине.

Алиса сидела рядом и следила за мной таким же цепким и внимательным взглядом, как и будущая свекровь, сестра хмурилась и поджимала губы, а потом, не спросив разрешения и ничего не сказав, ушла. Она вообще стала замкнутой и молчаливой после отъезда Эрика, но почти никогда не оставляла меня наедине с герцогиней.

— Какая невоспитанность! — возмутилась леди Элиза.

— Она обязательно исправится, Ваша Светлость, я поговорю с ней сегодня вечером, — устало отозвалась я.

— Мама, — голос Оливера застал меня врасплох, мое самообладание и маска радушия рассыпались, сменившись непонятно откуда взявшимися тревогой и волнением.

— Зачем ты сюда пришел? — тут же напустилась на него старая леди, торопливо расправляя на ходу юбку и явно намереваясь выпроводить жениха за дверь.

— На сегодня с нее достаточно, оставь Риану в покое! Разве ты не видишь, как она устала? — холодный и упрекающий тон неприятно коснулся кожи, вызывая мурашки. Мне вовсе не хотелось становиться причиной их раздора и недомолвок.

— Со мной все в полном порядке! Я ничуть не устала, — придавая голосу уверенности, произнесла я.

Оливер изучал мое лицо несколько секунд, а потом одним лишь взглядом избавился и от портнихи, и от собственной матери, запер дверь и стал прямо напротив.

— Это ложь, — сухо и даже обвинительно произнес он.

— Перестань, почему ты так груб? Что вообще ты здесь делаешь? — догадка пришла внезапно и сильно озадачила меня. — Тебе сказала Алиса?

— Неважно, — уже тише и спокойнее произнес герцог, делая шаг навстречу.

— Что не так, Риана? Ты расскажешь мне?

— Я… просто не люблю быть на виду и привлекать внимание и не люблю подобную одежду, ты ведь знаешь, не думаю, что ты мог этого не заметить. Это платье и украшение напоминают мне тот день, когда я стала женой графа. Оно словно раз за разом отправляет меня назад в прошлое, где невеста совершенно точно была обречена на гибель в лапах чудовища!

— Я тоже напоминаю тебе чудовище? — насмешливо поинтересовался Оливер. — Я помню, что обещал запереть тебя в клетке и не выпускать. Честно говоря, мне и сейчас хочется этого: не желаю показывать тебя другим, видеть, как они будут пускать слюни и развлекать тебя слащавыми речами. Но, я не могу отменить торжество и отозвать все приглашения! Ты станешь женой известного французского дипломата и с этим уже ничего не поделаешь, Риана! Если тебе не нравится это платье, так и скажи! Хочешь сменить колье, украсить шею подвеской, надеть браслеты, диадему, другие серьги — сделай это! Я хочу видеть улыбку на губах своей невесты, а не любоваться обилием брильянтов на ее теле!

— Спасибо, — тихо отозвалась я, подозрительно шмыгнув носом и отвернувшись к зеркалу.

Герцог, не церемонясь, принялся расслаблять шнуровку на моей спине, расстегнул застежку дорого украшения на моей шее и ловко подхватил соскользнувшее вниз колье. Украшение сразу оказалось небрежно отброшенным на комод, теплые ладони коснулись шеи, мягко поглаживая кожу, сместились к шейным позвонкам сзади, уверенные движения стали чуть более настойчивыми и сильными, тепло сменилось жаром, а глаза закрылись сами собой. А потом он обнял меня, одной рукой перехватив мои плечи, а другой осторожно касаясь живота, его губы застыли у основания моей шеи, запечатлевая нежный и в то же время такой волнующий поцелуй.

— Обещаю, что позабочусь о вас с малышом! И никакие чудовища тебе больше не страшны, потому что я уничтожу их всех!

Глава 34

— Честно говоря, я не одобряла выбор твоей невесты! — произносит матушка, приглушив голос и выказывая свое недовольство слегка сведенными бровями и поджатыми губами.

— Какой именно, мама? Относительно жениха? — вежливо интересуюсь я, прекрасно понимая, на что именно пытается пожаловаться моя родительница.

Она картинно закатывает глаза и вздыхает в ответ на мое шутливое предположение.

— Прекрати паясничать! Я говорю о свадебном наряде! Ты ведь понимаешь, насколько это важно, особенно в свете далеко не самого высокого происхождения невесты! Кроме того мы не можем разочаровывать наших дорогих гостей и давать им дополнительные поводы для пересудов!

— Мама, смею напомнить тебе, что Риана родилась княжной, а впоследствии вышла замуж за графа и приобрела немалое состояние! Она имеет достойное нам происхождение, остальное не должно тебя волновать!

— В конечном счете, я вынуждена согласиться, что ее выбор многие мои подруги и твоя кузина в частности посчитали прогрессивным и даже достойным! Целомудренный наряд невесты сейчас входит в моду, но ведь наша красавица отнюдь не невинна! — с намеком произносит герцогиня, и теперь уже я закатываю глаза и устало вздыхаю.

— Я даже не стану утруждаться, чтобы хоть как-то прокомментировать это твое замечание!

Я не видел ее платья, но мама меня заинтриговала, и я с нетерпением ожидал появления невесты.

Было что-то тревожное в этом ожидании, но Риана не заставила себя долго ждать. Заиграл марш, в конце зала появилась невеста, присутствующие обернулись, изучая ее внимательными и придирчивыми взглядами. На какой-то краткий миг я увидел на месте идущей девушки Амалию и почувствовал болезненное разочарование в груди, я больше не был ослеплен красотой ее тела, нежностью голоса и глубиной глаз, я не хотел ее… Но чем короче оставалось расстояние между мной и моей будущей женой, тем четче становился ее облик, так резко отличающий одну девушку от другой.

Белоснежное платье имело высокий ворот, который сзади полностью прикрывал, а спереди, напротив, открывал тонкую шею девушки, вырез платья был достаточно скромным, декольте полностью скрыто от чужих глаз, никаких пышных юбок, а объемные в плечах рукава от локтя плотно облегали кожу. Оно идеально подчеркивало слишком хрупкую фигуру девушки, на которой еще нельзя было разглядеть очевидного признака беременности, так как она сравнительно недавно смогла перебороть тягости первых месяцев вынашивания малыша и наконец начала нормально питаться. Каким-то немыслимым образом Риана сумела добиться от моей матери и приставленной ею швеи фасона со сравнительно небольшим количеством кружев и полным отсутствием бантиков и цветов, зато оно было расшито жемчугом и вовсе не казалось дешевым и безвкусным. Ее волосы были красиво уложены и украшены небольшой диадемой в виде изящных лепестков с россыпью перламутровых жемчужных капель. Скромно, строго, утонченно.

Я любовался ею и не мог отвести глаз, на мгновение забыв, где мы и зачем. Тонкая невесомая ткань не скрывала ее лица. Она пристально смотрела на меня и пыталась сдержать волнение и страх, которые плескались в ее глазах.

«Ты должна доверять мне!» — говорили мои глаза.

«Ты не имеешь права предавать моего доверия», — отвечали ее.

И я понимал, что это действительно так. Я не могу причинять боль этому созданию, хрупкому ангелу, израненному и истерзанному другими. Она устала от своих доспехов и нуждается в защите, потому что не сможет вынести новой боли и нового предательства, как, впрочем, и я.

Как только все слова были сказаны, обычаи соблюдены, а новое кольцо оказалось на тонком пальце моей прекрасной супруги, я поцеловал ее в губы, с наслаждением закрывая глаза, чувствуя, как в груди замедляется пульс от одной лишь мысли, что теперь она МОЯ. Теперь все так, как и должно быть. Карие глаза казались влажными от непролитых слез, но она храбрилась и пыталась изобразить на губах улыбку.

— Вам страшно, Ваша Светлость? Жалеете, что не предприняли попыток к бегству? — тихо произношу, сильнее сжимая в своих ладонях холодные пальчики.

— Я думала, что этого не случится, что кто-то помешает, остановит нас и запретит, я была почти уверена в этом, боялась, что не переживу этой церемонии! Но теперь все позади, ведь так? — смущенно отвечает девушка.

— Нам осталось пережить предстоящий бал, дорогая! — отвечаю я.

Что-то внутри переворачивается, когда я понимаю, что она вовсе не жалела о своем решении, она боялась, что нас разлучат!

— Если танцевать со мной будешь ты, то я точно справлюсь! — снова эта теплая, робкая улыбка и знакомое чувство, что я готов положить к ее ногам целый мир.

Признаться, давно я не испытывал чего-то подобного. Раньше ревность душила меня, будила все самое худшее во мне, застилала глаза красной пеленой ненависти и заставляла бороться с острым желанием убить всех мужчин, находящихся рядом с моей женой.

Сейчас все было несколько иначе. Был еще страх… я не хотел ее терять, не хотел осознавать своих ошибок и не хотел быть ослепленным дураком! Банкет очень быстро перестал быть просто местом веселья, и, конечно, люди, приехавшие издалека поздравить меня, в действительности часто имели свой интерес от нашей встречи. Одни желали заручиться поддержкой, другим хотелось высказать недовольство от условий прежних договоренностей, третьи намеревались наладить новые связи и так далее и тому подобное. К несчастью, среди них попадались те, кому я просто не мог грубо отказать.

Риана оказалась окружена чужими, незнакомыми ей людьми. Матушка обещала присмотреть за ней, но что же я теперь вижу: она с радушной улыбкой передает МОЮ ЖЕНУ в руки маркиза Дампьера. Риана улыбается ему сдержанно, но вполне открыто и позволяет увлечь в танец.

— Не сердись, — голос матери выводит меня из ступора, но взгляд все еще прикован к кружащейся паре.

— Я не об этом тебя просил! — произношу сквозь зубы.

— Но что не так? Разве ты не убеждал меня в том, что твоя новая жена совершенно другая? В том, что она и не посмотрит на других мужчин и будет верна тебе? Или ты все-таки ей не доверяешь? Я знаю, в свое время об Амалии и Антуане Дампьер говорили всякое, но Риана девушка разумная, влюбленная в своего мужа! Или я ошибаюсь? — доля желчи и иронии в дружелюбном тоне моей матери вызвали во мне настоящую бурю эмоций.

Амалия. Ее образ снова ожил перед глазами. Веселая, беззаботная и женственная до кончиков пальцев она порхала в руках маркиза, улыбалась ему и заливисто смеялась, реагируя на его дурацкие шутки.

«Антуан превосходный собеседник, милый! Он столько путешествовал и знает так много! Ты не представляешь, как это увлекательно: слушать человека, умеющего говорить по-настоящему красиво!» — звучит голос бывшей жены.

«Замолчи!» — мысленно гоню дурные мысли и голоса из своей головы.

«Она такая же, как и я, Олли! Рядом с тобой ей будет душно!» — ласково шепчет призрак прошлого.

«Если ей будет душно, я отпущу ее!» — отвечаю ей и замираю, от осознания этой мысли.

Странно даже подумать о таком, ведь я собственник! Я не собирался отпускать девушку, я был готов заточить ее в золотой клетке и лично оберегать покой своей принцессы. Но, нет, я не могу становиться ее тюремщиком, не готов смотреть в пустые глаза и делать вид, что ничего не замечаю… уж лучше отпустить? Возможно, однако не сейчас, не сегодня и не завтра… ведь я люблю ее! Мама напомнила мне об одной простой и очень правильной вещи — доверии! Я должен ей доверять!

Краски вокруг снова обретают свой цвет, а предметы форму. Образ Амалии исчезает, ее голос больше не туманит разум. Мысленно я позволяю этой части своей души умереть, уйти туда, где ей самое место — затеряться и померкнуть в забвении!

Музыка смолкает, и я наконец спешу к супруге, чтобы вырвать ее из лап слишком улыбчивого маркиза. Он действительно хорош собой и умеет произвести впечатление на женщин, а Риана кажется довольной его компанией.

— Ваше Высокородие, позвольте мне забрать свою жену! Боюсь, что последующие танцы она будет всецело посвящать мне! — вежливо произношу я, бесцеремонно вклиниваясь между этими двумя.

Поворачиваюсь к маркизу спиной, чтобы сдержаться и не нагрубить и неожиданно тону в глазах Рианы. Это сродни падению в омут также неожиданно и неотвратимо!

Риана прижимает голову к моей груди и закрывает глаза, улыбаясь каким-то своим мыслям, потом почти сразу отстраняется и смотрит на меня совершенно новым взглядом, полным живого огня праведного гнева.

— Как ты мог! Ты обещал, что не оставишь меня! А вместо этого позволил своей матушке играть со мной, как с марионеткой!

— О чем это ты?

— Она вынудила меня согласиться на этот танец! Я очень старалась улыбаться и быть вежливой с твоим маркизом, чтобы ненароком не расстроить Его Высокородие и не стать причиной расторжения каких-нибудь ваших соглашений, но и у моего терпения есть границы!

— Наших… соглашений? — задумчиво переспрашиваю.

— Я не смыслю в этом, но герцогиня заверила меня, что это очень важно! — она поджала губы и неожиданно опустила глаза.

— Что-то еще случилось? Маркиз позволил себе что-то лишнее, оскорбил?

Риана покраснела и прикусила губу, а потом одарила меня рассерженным и крайне воинственным взором.

— Боюсь, что это я оскорбила его, Ваша Светлость! И возможно, даже пригрозила продырявить каблуком туфлю…

Я рассмеялся, чувствуя, как облегчение смывает последние остатки неприятного осадка после увиденного.

— Но ты так мило улыбалась маркизу, я и подумать не мог, что его компания так сильно наскучила тебе!

— О, поверь! Я способна даже убить с улыбкой на лице, стоит только разозлить меня как следует! — тут же заверяет меня Риана.

— Охотно верю, — не сдерживая довольной улыбки, отвечаю ей.

— Смею признаться, что я настолько ревнив, что и в этом случае готов требовать, чтобы это было исключительно моей привилегией и ничьей больше!

Она молчаливо изучает мое лицо, а потом снова прижимается к моей груди.

— Я никогда не смогла бы убить тебя! Я не способна причинять вред тем, кого люблю! — вполголоса произносит Риана, однако я все равно слышу каждое слово.

— Тебе нужно немного отдохнуть, ты не против? — она молчаливо кивает и позволяет вести ее сквозь галдящую толпу.

Мельком отмечаю маркиза, стоящего рядом с матушкой. Дампьер морщится и кривит губы, будто его накормили чем-то изрядно подпорченным. Герцогиня кажется удивленной и озадаченной, а, заметив мой взгляд, тут же прячет свое недовольство за маской холодного высокомерия. Да, матушку так просто не проймешь, хотя маркиз явно разочаровал ее!

— Она это специально, да? — спрашивает Риана, проследив за моим взглядом.

— Тебе не стоит об этом думать!

— Все в порядке, я смогу расправиться со всеми кавалерами французского двора, не волнуйся! В том, как разозлить мужчину и довести до исступления мне просто нет равных!

— В таком случае, я не подпущу тебя к другим мужчинам французского, да и не только французского двора! Боюсь, что это слишком опасно!

Оказавшись в пустом зале, я целую ее со всей силой своего чувства, не жалея нежных губ, прижимая к себе и едва сдерживаясь, чтобы не позволить своим рукам слишком много. Риана отвечает также решительно и страстно, удивляя меня своей смелостью и настойчивостью.

Остаток вечера я не отпускаю ее руки, смотрю на теплую и нежную улыбку, понимаю, что ее невозможно спутать с другими. На маркиза она смотрела совершенно иначе, да и на других мужчин тоже. А вот матушке Риана больше не улыбалась: сохраняла вежливый тон и настойчиво отказывалась от ее общества.

А еще все время искала взглядом свою сестру. Младшенькая действительно пользовалась на балу успехом, хотя на лице ее почти никогда не мелькала улыбка, только странная задумчивость и отстраненность. Кажется, в глазах других эта грустная русская княжна становилась загадкой. Примечательно, что охотников разгадать ее умело отбивал князь Воронцов, тоже явившийся на торжество. Глядя на печальные глаза девушки, развеселить которую не удавалось даже этому балагуру, я все чаще сожалел о том, что отослал племянника так далеко. Что ж, возможно, мне удастся сократить срок его службы, а любовь, если она и впрямь живет в их сердцах, обязательно выдержит это испытание!

Глава 35

Чем дольше я смотрела на сестру, тем больше я убеждалась в том, что она влюблена и… любима. Это было красиво — их чувства, они казались живыми, искренними. Ри улыбалась и, когда я наблюдала за ее счастьем со стороны, меня разрывало два противоречивых чувства: с одной стороны, я была очень рада за нее, а с другой, мне было горько и больно сознавать собственное одиночество и ущербность.

— Хватит прятаться ото всех за этой дурацкой пальмой, сестренка! — фигура Воронцова, словно из-под земли, вырастает прямо передо мной, и я испуганно вздрагиваю, заслужив тем самым осуждающий взгляд князя.

— Я вам не сестра, князь, опомнитесь! И я ни от кого здесь не прячусь! — обиженно отвечаю ему, с силой сдавив несчастный веер в руках.

— Не сестра, — тут же соглашается Воронцов. — Но я старательно пытаюсь убедить себя в обратном! — тут же добавляет он.

— Вам никогда не говорили, что вы немного, самую малость, не в себе, Алекс? — на всякий случай интересуюсь я.

— Постоянно, — беззаботно отмахивается Воронцов. — Но я не слушаю этих глупостей! Ну, так что? Ты действительно не прячешься здесь от потенциальных кавалеров?

— Конечно, НЕТ! Я отдыхаю от светского общества и любуюсь прекрасным убранством этого дома! — самоуверенно отзываюсь я.

— Что ж, тогда я намерен пригласить тебя на вальс, Алиса! — протягивая ко мне правую руку, заявляет Алекс.

— Ни за что! — испуганно вскрикиваю я, словно он только что предложил мне какую-то непристойность.

— Неужели тебе страшно? Что именно пугает, расскажешь? — глаза князя сверкают азартным огоньком, и он знакомо улыбается мне, уверенно подталкивая к краю обрыва.

— Ничего, просто не люблю танцевать, у меня это плохо получается!

— А вот это уже ложь! Ты недавно увлеченно кружила по залу в объятьях графа Меньшикова и не смей этого отрицать! — изображая на лице ревнивого мужа, обвиняющего жену в неверности, заявляет Воронцов.

— И наступила ему на ногу… трижды! Надеюсь, он еще не всем успел рассказать о моей неуклюжести!

— О, напротив! Смею заверить тебя, что там есть еще с десяток желающих рискнуть своими туфлями ради вас, княжна! — тут же поспешил «утешить» меня Воронцов.

— Пожалуй, я останусь за этой пальмой! — пробубнила себе под нос.

— Неа, не останешься, есть идея получше, сестренка! Ты будешь веселиться вместе со мной, и я могу пообещать, что спасу тебя от излишне назойливых кавалеров, согласна?

— И что от себя ты тоже меня спасешь?

— А вот тут ничего обещать не могу, уж как получится! — пожимает плечами князь.

Я и сама не замечаю, как иду следом за Алексом, а потом кружу в компании своего странного родственника и даже иногда вполне искренне смеюсь над его шутками, но это веселье быстро проходит и острое чувство одиночества снова пронзает мое сердце. Взгляд бесцельно скользит по лицам, надеясь отыскать то единственное лицо… и стоило мне увидеть мужчину, лишь отдаленно со спины напоминающего Эрика, как я тут же сбилась с шагу и наступила на ногу князя.

— Прости! — хмуро отозвалась я.

— Ты ведь понимаешь, что его здесь нет? — сильнее сжимая руку на моей талии, спрашивает Алекс.

Всегда смеющиеся и задорные глаза теперь кажутся мне серьезными и слишком взрослыми, они даже как будто поменяли свой цвет стали еще темнее.

— Наверное, — с сомнением признаюсь ему, продолжая украдкой изучать взглядом его лицо.

Воронцов очень красив, я вижу, как на него смотрят другие девушки, стоит ему лишь улыбнуться или произнести несколько шуток. Иногда с ним очень легко и, главное, спокойно, откуда-то берется уверенность, что он обязательно выберется сухим из любой передряги. С ним можно пойти на любой риск, решиться на настоящие приключения!

А еще с ним я перестала бояться, и это очень много для одного человека, который так недавно вошел в мою жизнь. Наверное, было бы здорово иметь такого брата или…любить такого парня… Вот только я уже отдала свое сердце другому…

— Думаешь, он станет отвечать на мои письма? — заглядываю в глаза Воронцова и задерживаю дыхание, ожидая ответа, потому что князь еще ни разу меня не обманывал.

— Посмотрим, но тебе не стоит печалиться о нем сейчас! Сегодня у твоей сестры особый день, порадуйся за нее, позволь себе немного веселья, а завтра можешь продолжить играть роль печальной девочки с разбитым сердцем! — князь снова превращается в насмешливого грубияна, и я со спокойной совестью наступаю ему на ногу.

Часть 1

Если бы не Алиса и Оливер, я бы сошла с ума. Огромный, безразмерный особняк со слишком просторными комнатами и слишком высокими потолками казался мне неуютным. Лепнина, дорогие ткани, необычные гобелены, портреты предков герцога, изящные скульптуры — ничего из этого не предавало тепла нашему дому.

Нашему… странно звучит и даже дико, но я говорила именно это слово в присутствии мужа. А сама думала об особняке, оставленном в России. Тот дом и люди, живущие в нем, были мне ближе, понятнее, хотя с появлением покойного наследника графа Богданова и они разочаровали меня. Герцог заверил, что дом и другое имущество графа все еще принадлежат мне: за ними присматривают, ведут ежемесячный отчет и, при желании, мы сможем бывать там, но мне было сложно в это поверить.

— Твоя свекровь просила передать, что желает повидаться с внуком! — вкрадчиво произносит Алиса извиняющимся тоном.

Я нахмурилась и тяжело вздохнула. Оливер действительно позволил мне решать этот вопрос. Герцогиня слишком долго проявляла ко мне свое недоверие. Я прощала ей это какое-то время, а затем просто устала: это тяготило меня и расстраивало все больше.

А потом родился Дамиан… Я думала, что умру, сходила с ума от одной лишь мысли, что могу не вынести этой пытки и что мой малыш погибнет вместе со мной. Его первый крик был самым удивительным звуком в моей жизни.

«Ты даже не представляешь, каким счастливым я себя чувствую!» — произнес тогда Оливер, осторожно устраивая малыша в своих широких ладонях.

Он пристально разглядывал сына и задумчиво улыбался, потом опустился рядом со мной и поцеловал меня в лоб, ласково прошептав слова благодарности.

«Твоей бабушке будет ужасно стыдно!» — насмешливо сообщил он малышу, осторожно поглаживая его по головке.

«Ты так думаешь?» — искренне усомнилась я.

«Уверен», — ответил герцог. «У Дамиана на плече небольшое родимое пятнышко, точно такое же, как у меня, моего отца и моего деда! Так что, да, ей, определенно, будет стыдно перед тобой!»

«Не хочу думать об этом сейчас!» — устало отозвалась я, не сводя глаз с нашей крохи.

Волосы на голове малыша были намного светлее моих, глаза, как и у многих новорожденных, были голубыми. Иногда мне казалось, что Дамиан с первого дня своего рождения умел хмуриться и строить слишком серьезную мину, очень напоминающую выражение Оливера, когда тот о чем-то всерьез размышляет. Не передать словами, какой восторг три месяца спустя вызвал у меня его первый смех!

И вот сейчас, когда ни у кого не осталось сомнения, насчет происхождения моего сына, кое-кто активно возжелал наверстать упущенное.

— Наверняка ей доложили о первых шагах внука, и она тут же решила почтить нас своим визитом! — фыркнула я.

— Прекрати упрямиться, Ри, она раскаивается и пытается наладить с вами отношения! — попыталась образумить меня Алиса.

Я мученически вздохнула, поправляя светлые локоны своего непоседы. Дамиан просто не мог усидеть на месте, стоило ему только начать ходить, как нянечки и я тут же сбились с ног, стремясь обуздать этот маленький непокорный ураган.

— Конечно, я это понимаю! Хорошо, я позволю ей поиграть с внуком! Надеюсь, ты справишь с ней, Дамиан! — он задумчиво посмотрел на меня, словно и впрямь всерьез обдумывал идею перевоспитания бабушки, а потом загадочно улыбнулся мне уголками губ.

— Я хочу вернуться домой! — тихо произнесла Алиса.

Я вздрагиваю и смотрю на сестру с беспокойством.

— Я устала, мне хочется верить, что там я смогу реже о нем вспоминать, Ри! Алекс и тетушка прекрасно справлялись с этой задачей раньше, они не дадут мне скучать! — пытается успокоить меня сестра.

— Оливер пообещал, что уже через год или полтора Эрик вернется: он все сделает для этого! — удерживая ее за руку, говорю я.

— Нет, Ри, дело не в этом! — вздыхает Алиса, и я прекрасно понимаю, о чем именно она говорит.

— Ни разу, ни разу он не ответил мне! Наверное, и в самом деле разрывает и выбрасывает, не читая! — с горечью добавляет сестра, пряча от меня блестящие от слез глаза.

— Он пишет своим родственникам и даже некоторым друзьям, но не мне… Я думала, что он просто испытывает меня, хочет проверить, но теперь, я уверена, что просто не нужна ему!

— В такие моменты мне хочется придушить паршивца собственными руками! — в сердцах произношу я.

— Прекрати! Он ничего мне не должен, ничего мне не обещал и не обязан тешить мое самолюбие нежными письмами! Я вернусь домой и постараюсь все забыть!

— Может, поедем вместе? Я не хочу отправлять тебя туда одну! Правда, не знаю, как перенесет дорогу Дамиан и как отреагирует Оливер… Но мы поговорим сегодня!

— Ри, у тебя ведь все хорошо, зачем все портить незапланированным путешествием? Возможно, действительно опасным для ребенка и неудобным для герцога? Не волнуйся, я уже большая девочка, да и надежную компанию для меня ты все равно сможешь подыскать!

— Я подумаю об этом, — задумчиво отзываюсь я.

Желание оказаться на родной земле разгорается внутри с новой силой. Никогда не думала, что захочу вернуться туда, где прошли худшие годы моей жизни. Но все же осознаю, что я больше не испытываю страха или ужаса, не боюсь воскресить призраков прошлого!

— А сейчас пригласи Анну, я хочу передать послание для герцогини! Кажется, кое-кто уже готов сыграть на нервах пожилой старушки, — подмигивая сыну, говорю я.

Дамиан снова улыбается и, высвободившись из рук моей сестры, шагает ко мне, забавно размахивая ручками в разные стороны.

Часть 2

— Что пишут в газетах, Владимир Петрович? — Кэтрин ласково улыбается графу, сверкая белоснежной улыбкой.

Крайнов Старший продолжает скользить взглядом по строчкам, хмурится, затем откладывает газету в сторону, взгляд его несколько смягчается при виде прекрасной графини. Беременность сделала девушку еще более привлекательной и соблазнительной, глаза ее сверкали озорным светом маленькой, но коварной львицы, слишком худые плечи приобрели более мягкие очертания, а грудь заметно увеличилась. Правда, за прошедшие недели изрядно вырос и живот невестки, но это было всего лишь временной трудностью, и граф стоически переносил все лишения, связанные с необходимостью воздержаться от плотских утех до рождения наследника.

Первое время он действительно сдерживался и не желал смотреть правде в глаза, потом корил себя за грешное влечение, но, впрочем, длилось это недолго. Да и не должна такая молодая и красивая девушка погибать и страдать из-за недееспособного мужа-инвалида! В каком-то смысле он даже сделал сыну одолжение!

— Ну, так что, ты мне ничего не расскажешь? — капризно сводя бровки, переспрашивает Кэтрин.

— Ничего хорошего, Катерина Ивановна! Зато недавно мне доложили о новостях из Франции. Оказывается, эта мерзавка графиня Богданова живет припеваючи будучи женой герцога и даже родила ему сына! Она пользуется уважением в Париже и даже почетом, в то время, как ее родной отец прозябает в сырых казематах! Государь недавно отверг последнее прошение о помиловании, отказал в ничтожном снисхождении! Разве он заслужил такой позор и столь страшную участь!? Немыслимо! Она превратила моего сына в беспомощную куклу, обрекла князя на позор и унижение, а сама живет беззаботной жизнью и думать не желает о том, что натворила!

При упоминании графини прекрасное личико Кэтрин скривилось и даже озлобилось.

— Не будем говорить о ней, Ваше Сиятельство! — потребовала девушка, с отвращением вспоминая Риану Богданову, из-за которой Константин предал ее, бросил и буквально сошел с ума, помешавшись на этой уродине.

— Ты права, не будем об этом! — охотно согласился сменить тему разговора граф. — Я должен оставить тебя этим вечером, дорогая: дела не требуют отлагательств!

— Что-то случилось? — участливо поинтересовалась Кэтрин.

— Ну что ты! Князь Торошин передал записку, просил явиться и обсудить дела покупки имения Градовых — ему нужен мой совет! А ты постарайся не засиживаться допоздна, не жди меня! — поднявшись со своего стула, он подошел к девушке и, запечатлев на ее губах короткий, но страстный поцелуй, покинул кабинет.

Кэтрин потерла губы и подбородок, она не любила моменты, когда граф позволял себе так много и так откровенно. Он упорно отращивал усы и отпускал небольшую бородку, которые каждый раз ужасно кололи кожу.

— Все из-за нее! — с досадой прошептала Кэтрин.

Часом позже тяжелой, немного гусиной походкой она направилась в покои своего мужа, желая в очередной раз излить на него всю накопившуюся за день злобу и раздражение. Ради этой цели она даже не поленилась подняться на второй этаж, хотя приходилось то и дело цепляться за перила и переводить дыхание.

Погода за окном быстро портилась, небо заволокло тяжелыми грозовыми тучами, ветер поднимался, ставни дрожали и поскрипывали, а откуда-то с далека уже слышались первые раскаты грома.

«Владимир наверняка заночует в доме Торошиных!» — с тоской подумала Кэтрин.

Не то что бы она скучала, однако поднимающаяся буря будила в ней тревогу, странное неприятное беспокойство в груди.

Последнее время Константин нередко был причиной этого волнения. Он заметно поутих, прекратил тщетные попытки заговорить, больше не забавлял ее беспомощным мычанием и подергиванием ослабевших кистей рук. Он стал спокоен, почти совсем недвижим, но выражение его глаз, изливающих на нее холодную ненависть, затаившуюся ярость не давало покоя.

Кэтрин продолжала мстить, оскорбляла его и даже ранила, точно зная, что графу ничего не доложат. Она умела манипулировать богатыми и влиятельными мужчинами, а уж договориться с прислугой и вовсе не составило труда. И все же последнее время она остерегалась касаться мужа, держала дистанцию. Может быть, тому виной ее беременность, близость родов и прочее? В любом случае, она не могла позволить ему увидеть ее страх!

— Добрый вечер, милый! Ты скучал? — Кэтрин стала прямо напротив кресла, куда усадили Константина, и, натянув на лицо улыбку, склонила голову на бок, изучая своего законного супруга придирчивым взглядом.

Небо за окно разрезало вспышкой молнии, на миг слишком ярко осветив лицо молодого графа. Дрожь пробежала по коже, вмиг заледеневшие пальцы пришлось сжать в кулаки.

«Чего я так боюсь? Всего лишь обиженный калека! Беспомощный и жалкий! Ну же, Кэт, приглядись к нему!»

Сердце болезненно сжалось, но она приказала себе мыслить разумнее и, вздернув подбородок, снова заговорила.

— Мы обсуждали с Его Сиятельством, какое имя лучше дать нашему сыну! Думаю, ты не будешь против, если я назову его в честь «дедушки»?! Владимир Константинович — звучит, ты так не считаешь? — она снова улыбнулась, поглаживая живот холодными пальцами.

— Знаешь, он во многом лучше тебя, милый! Кто бы мог подумать, что отец так превзойдет сына! — продолжая издеваться, произнесла Кэтрин. — Думаю, твоя роль на этом сыграна! Ты больше нам не нужен! Твоя трагическая смерть случится во сне! Так скажут людям! Но не волнуйся, когда я за тебя возьмусь, то доведу дело до конца! Твоя криворукая любовница наверняка не решилась вылить весь яд из моего флакона! Кто знает, быть может, она почувствовала неладное и побоялась, что мое «снотворное» убьет тебя! Что ж в любом случае, я этому только рада, она подарила мне возможность превратить твою жизнь в ад и возможность заполучить твое положение и твои деньги! Я заберу все, что должно было достаться тебе, Костя! Твой отец уже включил меня и моего ребенка в свое завещание, так что после несчастного случая мы получим все!

— А ты вместе с ним будешь гнить в земле! Да, да он тоже не задержится на этом свете! — чтобы сказать последние слова, она снова приблизилась к графу и даже склонилась над его ухом, обдавая кожу мужа горячим дыханием.

— Сладких снов, любимый! — отстраняясь от мужчины, пропела Кэтрин.

Но не успела девушка сделать и шага, как рука Константина сомкнулась на тонком запястье, болезненной мертвой хваткой.

Кэтрин вздрогнула, испуганно уставившись на всегда безвольную правую руку графа.

— Что ты делаешь! — завопила она, с трудом выдергивая ладонь и пятясь подальше от кресла, в котором сидел Константин.

Его губы были все также плотно сжаты, глаза холодны, а руки лежали на подлокотниках неподвижно, и только боль в пострадавшем запястье не давала забыть о том, что случившееся вовсе не привиделось ей.

Громкий раскат грома и новая вспышка молнии, лицо графа кажется пугающе демоническим, потусторонним, словно в него вселился злой дух, избравший ее, Кэти, своей жертвой.

— Будь ты проклят! — хрипло произнесла она, продолжая пятиться к выходу, нащупав ручку, она поспешно распахнула дверь и выйти в коридор.

Сердце тяжело бухало в груди, дыхание перехватило, а в голове помутилось от неприятных мыслей. Девушке пришлось остановиться у лестницы и перевести дух, прежде чем решиться спуститься вниз.

Крепко цепляясь за лакированное дерево, она встала на первую ступеньку, затем еще одну. В глазах потемнело, и Кэтрин зажмурилась, пережидая легкое головокружение.

«Нужно крикнуть кого-нибудь из прислуги!» — промелькнуло в голове, но она никого не позвала: в горле пересохло так, что она не смогла издать ни звука.

Откуда-то сверху послышался тихий скрип половицы, Кэтрин испуганно обернулась, новая вспышка света осветила знакомый силуэт графа. Он стоял на ногах без всякой поддержки, его глаза все так же излучали ненависть и обещание расплаты.

— Ты не можешь! — севшим голосом прошептала девушка, ребенок в животе болезненно толкнулся, почувствовав беспокойство матери.

— Ты забыла поцеловать меня, Кэти! — без единой запинки произнес Константин, растягивая губы в насмешливой многообещающей улыбке.

«Может, это дурной сон!» — промелькнуло в мыслях девушки. «Я должна бежать, как можно дальше, Владимир вернется и разберется с ним! Мне нужно только позвать на помощь!»

— Не подходи! — дрожащим голосом пригрозила ему, боясь упустить взглядом хоть одно движение графа — сейчас их разделяло не больше десятка ступеней.

— Ты ведь не боишься меня, любимая!? — изображая искреннюю озадаченность, произнес мужчина, таким чистым, уверенным и почти забытым ею голосом.

Он спокойно ступает вниз, намереваясь сократить расстояние между ними, и Кэтрин снова вскрикивает, пятится назад… всего на одно короткое мгновение забыв, что находится посреди лестницы…

Рука судорожно цепляется за перила, но соскальзывает и графиня летит вниз. Боль взрывается в голове яркой вспышкой, так похожей на удар молнии, боль наполняет легкие, не позволяя вдохнуть, расползается по телу, собираясь в тугой узел, оплетающий живот, бьющий тяжелым спазмом по пояснице. Она издает слабый стон и силится распахнуть глаза.

Взгляд выхватывает высокую фигуру графа, все также стоящего посреди лестницы и взирающего на нее спокойным удовлетворенным взглядом.

«Помогите!» — беззвучно шепчет Кэтрин, отчаянно пытаясь удержать уплывающее сознание и разогнать туман перед глазами. Когда же очередной раскат грома в последний раз вытолкнул ее в реальность, и она снова смогла приоткрыть веки, лестница была уже совершенно пуста. Никто не спешил к ней и не вызывал доктора, никто ничего не видел и не слышал… а ОН просто исчез, словно его никогда здесь и не было.