Взбираться по отвесной скале покрытой льдом и снегом, без какой-либо страховки то ещё самоубийство. Когда под ногами ломается опора и ты, едва успевая, уцепиться пальцами за выступ, висишь над пропастью и, кажется, ещё мгновение, полетишь вслед за крошевом, дабы, как и оно, разбиться об торчащие из снега острые камни. В эти моменты, что свойственно чувствовать людям? Страх, бессилие, ледяное дыхание смерти?
Возможно… Я же чувствовала восторг.
Ловко подтянувшись на одной руке, нащупала новую опору и посмотрела вниз. У подножия скалы, чёрной точкой, бесновался Аки. Волк всегда переживал, когда его безрассудная хозяйка, наплевав на законы клана и на все предосторожности няни, снова отправлялась покорять Эрхейские пики. Он не понимал, что даже если она и сорвётся, то до земли не долетит, ибо ветер не даст ей разбиться.
Словно прочитав мысли, подул ветерок, шаловливым ребёнком сорвал с головы шапку, растрепав непослушные волосы и сбросил ее аккурат на волчью морду. Заставив того оборвать скулеж на высокой ноте. Ветру не нравилось, когда кто-то помимо него завывал в этих горах. Ненавязчиво подтолкнул в спину, как бы напомнив, что ледяные горы не любят замешкавшихся путников и, взметнув маленький снежный вихрь, унёсся ввысь.
Вскоре и я добралась до вершины, легко подтянувшись, взобралась на снежное плато. Это место вершина самой высокой из гор, открытое всем ветрам. Казалось бы, совершенно безжизненное и пустое. Свесив ноги, я села на краю выступа. От вида, что открывался отсюда, замирало дыхание. Бескрайняя снежная равнина, окрашенная закатным солнцем в розовые тона. Вдалеке единственным маяком в этом бескрайнем снежном море виднелись острые шпили форта.
Айрэ появился незаметно, как умел только он. За столько лет мне так и не удалось научиться заранее улавливать момент его проявления.
— Здравствуй маленькая, Уль, — рокот его голоса в голове вызывал у меня трепет и все же не безотчётный страх как у других существ.
— Здравствуй, Айрэ, — я прижала правую руку к сердцу, знак величайшего расположения у народа моего клана и, обернувшись, тепло улыбнулась.
Дракон был в своей изначальной форме. Он вообще никогда при мне не оборачивался человеком, предпочитая мысленную форму общения в изначальной ипостаси. Величественный и прекрасный белоснежный ящер. Что забыл он здесь на краю мира? Почему предпочитал жить как отшельник? Он никогда не рассказывал об этом, а я предпочитала не спрашивать.
Айрэ лёг рядом, подставив свой теплый бок под мою спину, и положил свою голову у моих ног. Молчаливое разрешение. Коим я поспешила воспользоваться. Драконья чешуя была жесткой на ощупь и в то же время тёплой. Вопреки логике снег под ним не таял. Так же как не таял подо мной, хотя я чувствовала, что воздух вокруг меня нагрет. Он всегда заботился, чтобы я ненароком не простыла.
Мы долго сидели в тишине, она не угнетала нас, наоборот нам было хорошо вот так сидеть и молчаливо любоваться закатом.
— Айрэ, до весны ведь ещё долго? Правда? — я первой нарушила тишину. Рука, что гладила дракона, дрогнула. Он, конечно же знал, чего я так опасаюсь и почему хочу, чтобы эта проклятая весна никогда не наступала. Но как бы я не хотела, зима не может властвовать вечно и воды Бьерна начинают пробуждаться ото сна постепенно сбрасывая ледяные оковы и ветер все чаще наполнен отголосками грядущих перемен.
Дракон прикрыл глаза, с шумом втягивая воздух. Он как никто другой ощущал эти перемены.
— Ты ведь пришла попрощаться маленькая Уль?
Я отвернулась, стараясь скрыть разочарование. Сколько не пыталась принять неизбежное, сколько не уверяла себя, что это мой долг, не получалось. Душе, что привыкла быть вольной, претила золотая клетка. Чужая договоренность, почему должна быть моим обязательством?
— Помнишь нашу первую встречу? — хитро оскалился Айрэ.
Я хмыкнула, разве такое возможно забыть. Сколько мне тогда было? Кажется, едва исполнилось пять? Пять лет полных отцовского пренебрежения, в итоге обернувшихся ссылкой к Ледяному демону. Так отец называл моего деда по материнской линии. Не удивительно, что в ту нашу первую встречу я была зла и одновременно напугана. Сбежала от няньки, в первую же ночь, в легком южном платье из дарийского шелка. И в разразившейся снежной буре этот шёлк стал бы моим похоронным саваном, но судьба распорядилась иначе.
Когда я уже перестала чувствовать тело, постепенно проваливаясь в небытие. Снег, словно замер и ветер что раньше пробирал до костей стал по-летнему тёплым и бережным. В небе надо мной расправил крылья белоснежный ангел, его руки аккуратно обхватили мое тело и унесли ввысь. Проснулась я только в полдень на этом утесе, где сидела сейчас. В ярких лучах полуденного солнца спаситель оказался чудовищем.
Огромный. Мощный зверь. Чьи когти могли с легкостью вспороть брюхо и снежному Дхару. А зубы пропороть стальную шкуру Здоровенного Верна.
Естественно я заверещала.
— Прежде чем высовывать нос из гнезда, научись сначала летать, — недовольно пророкотало чудище, напротив. Его хвост обвился вокруг меня, чтобы в следующую секунду, словно с катапульты запустить с обрыва. Тогда я впервые почувствовала магию. Она заколола пальцы, защекотала изнутри, пытаясь вырваться наружу. Но не могла.
Он поймал у самой земли. Подцепил когтем за шиворот платья. Беспомощно болтая ногами в воздухе только и могла, что молчаливо наблюдать, как медленно приближается огромная драконья пасть. Клыки-кинжалы клацнули в миллиметре от лица, обдавая горячим дыханием. Полузадушено пискнув, зажмурилась.
— И что? Не будет слез? Соплей? Мольбы о пощаде? — насмешливо фыркнул дракон.
Я молчала, не потому что была отчаянно храброй, просто от полёта в пропасть дар речи пропал, вкупе ко всему меня начало лихорадить от пережитого стресса.
— Да не трясись ты так, я не питаюсь тощими человечками!
Коготь разжался, отпуская на волю. Я ухнула вниз и, миновав с хрустом снежный наст, ушла в снег с головой.
— Птенец, как есть птенец, — печально вздохнуло чудовище, снова цапая меня своей лапищей, но теперь обхватывая за туловище. Взгляд змеиных глаз прошивал насквозь, словно видел то, о чем сама ещё не догадывалась. — Как величают тебя, дитя юга?
— Ууульрррэя, — с трудом выдавила я, попутно отплевываясь от снега.
— Ульрэя… — повторил дракон, будто примеряя, подходит ли мне оно. — Я буду звать тебя Уль, на языке моего народа это означает ветерок. А меня можешь звать Айрэ.
Позже он отнес меня к подножию форта. Оставил на дороге в пяти минутах ходьбы до крепостных ворот, а сам, взмахнув белоснежными крыльями, исчез в лучах заходящего солнца. Только эхо его голоса все еще звучало в голове: «Прежде, чем высовывать нос из гнезда, отрасти крылышки, маленькая Уль…».
С тех пор, как зародилась наша странная дружба, минуло много времени. Но что для дракона эти тринадцать человеческих лет? Всего лишь миг, в череде долгих тысячелетий. В старых книгах говорится, они практически бессмертны. Правда или выдумка охочих до сказок людей? Однажды я спросила деда, сколько живут драконы. Он лишь посмеялся, сказав, что маленьким девочкам не пристало забивать голову всякими глупостям, ведь драконы всего лишь домыслы из легенд. Но я-то знала, там, в далеких Эрхейских горах один из таких «домыслов» бороздит просторы северного неба.
— Перемены приносят не только боль и потери, но дают шанс на иную жизнь, — голос Айрэ заставил очнуться от воспоминаний, — за прошедшие годы ты отрастила крепкие крылья, Ветерок, на таких не зазорно отправляться в дальний путь.
Верно, я уже не та напуганная маленькая девочка, брошенная родным отцом. Подтянув ноги, встала. Балансируя на самом краю, разминала затекшие мышцы. Скоро последние лучи солнца угаснут, а значит пришло время возвращаться домой, пока старая Нана не подняла шумихи.
— Ты прав, Айрэ, не пристало ветру бояться перемен, — улыбнулась я. — Спасибо… Спасибо за все… Я не забуду твоей доброты и того, что ты для меня сделал. Прощай. Пусть боги хранят тебя Великий дракон.
— Постой, пташка, прежде чем упорхнешь в далекие края, возьми эту вещицу, — передо мной в воздухе материализовался тонкий золотой браслет. — Уваж, Великого дракона, надень этот браслет и никогда не снимай. В минуты опасности, он убережет тебя.
Надеюсь, он сможет уберечь тогда, когда буду вынуждена давать брачные клятвы в храме, обещая, что всю жизнь проживу в любви и согласии с неизвестным мне хлыщом. Было бы чудесно испариться в тот весьма опасный для меня момент…
— Пустое, — отмахнулся Айрэ от слов благодарности и, зевнув во всю драконью пасть, добавил, — а теперь улетай, что-то устал я сегодня. Как там у твоего народа? Пусть духи предков освещают дорогу домой? Никогда не понимал ваши человеческие поговорки… Я бы поостерегся идти за покойником с факелом… Ну да, вы люди, всегда были странными созданиями…
Дракон ворчал, он не любил прощаться, как не любил показывать свои истинные чувства. Отвернулся, зорко высматривая что-то в дали, словно меня уже не было рядом с ним. Но я знала — ему тяжело отпускать и тяжело осознавать, что даже великий дракон, не в силах избавить от клятвы рода.
Не удержалась, наклонилась, обняла драконью голову и поцеловала в нос. А после, более не говоря ни слова, спрыгнула с вершины. Ветер, покорный моей магии, привычно подхватил, замедлил падение. Позволяя на краткий миг превратить его потоки в ветряные крылья. И пусть эти крылья были не пригодны для полноценного полёта, но для планирования с высоты вполне подходили.
У подножия гор меня встречал Аки. Радостно поскуливая, припадал к земле, мел пушистым хвостом по снегу. Словно не грозный снежный волк, а простой домашний пес. Едва мои ноги коснулись наста, он бросился навстречу, дабы со всей своей звериной непосредственностью и не малым весом доказать, как успел соскучиться по хозяйке, вываляв оную в снегу. Но опоздал. Небо над головой закрыли драконьи крылья и меня, бережно обхватив за талию, выкрали прямо из-под волчьего носа.
— Мог бы на шее хоть раз прокатить, — больше для вида проворчала я, наблюдая за тем, как бедняжка Аки, сначала растеряно смотрел вслед, а затем бросился догонять, предварительно прихватив в пасти, сброшенную ветром шапку.
— У мужа на шее кататься будешь, — беззлобно фыркнул дракон, беря курс на шпили форта, что едва виднелись вдали.
При слове «муж», снова стало грустно. Очарование от полета схлынуло, уступив место не радостным мыслям. Каким будет этот неизвестный муж? Молодой, старый? С кучей любовниц? Сразу сошлет в дальнее поместье или же после рождения наследника? Я не тешила себя глупыми надеждами, мол замуж выйду по любви и никогда не влюблялась, знала, что однажды меня отправят на аукцион, как племенную кобылу, где достанусь тому, кто больше заплатит за меня. И знак того алой вязью обвивал правое запястье.
Такие «аукционы» проводились в Империи не ежегодно, а раз в определенное время, когда товар «созрел». В них участвовали только знатные, совершеннолетние девушки, с сильным магическим даром. Те, кого, родовой источник «одарил» благословением. В большинстве случаев первенцы, но если дар слабый, то метка переходила на ту, из дочерей, что более подходила критериям отбора. Возможно, ранее подобная метка значила что-то иное, древнее, забытое, но теперь означало лишь то, что данная «кобылка» лучше всего подходит для селекции. Ведь у нее богатая родословная и отличный магический потенциал, который перейдет детям. Родится мальчик — вы любимчик фортуны, ну а девочка, есть шанс продать подороже.
Избежать этой участи невозможно. Как только появляется «клеймо», имя одаренного проявляется в специальной магической книге. В той, что хранится в Императорском дворце. Тут уж беги не беги, везде найдут. А когда найдут… отступников Империя не любит…
Вскоре мы достигли крепостных стен форта. За время полета солнце окончательно скрылось за горизонтом. Наступила ночь. Дракон аккуратно поставил меня на снег. Взмахнул белоснежными крыльями и словно мираж, растворился в ночном небе. Лишь эхо его последних слов звучали отголоском в моей голове:
— Даже маленький ветерок однажды может превратиться в ураган… До встречи дитя севера, пусть судьба будет благосклонна к тебе.
Некоторое время в задумчивости смотрела на то место, где исчез Айрэ. Как дракону удается настолько бесшумно исчезать? И вообще незаметно передвигаться? Магия? Порталы? Сколько лет прошло, а люди, живущие в форте, до сих пор не знают, что поблизости от них обитает огромное сказочное существо.
Сбоку тенью метнулся черный волк. Налетел, повалил в снег. Повизгивая, стал облизывать лицо. Его радости не было предела, ведь он наконец догнал свою добычу… Жаль только добыча, быть таковой не очень желала и отчаянно сопротивлялась.
— Слезь лошадь, — посмеиваясь, сказала я, безуспешно пытаясь спихнуть с себя Аки. — Раздавишь…
С десятой попытки, волк все же сжалился и слез. Изрядно потоптавшись напоследок. Я с трудом встала, отряхиваясь. Взяла, принесенную Аки шапку и нахлобучила на голову. Вид наверняка еще тот. Оставалось, надеется, что подслеповатая Нана не заметит.
— У! Животное! — потрепала волка за ухом. — Не стыдно тебе хозяйку по земле валять? Вижу, что не стыдно, бессовестная, ты морда. Ладно, пойдем, до отмеренного времени пару минут осталось. Не уложимся, Нана весь гарнизон на ноги поднимет.
Нажав на каменной стене практически не приметные выступы, подождала пока отъедет потайная дверь. В нутро темного прохода сперва пропустила волка, чтобы тому закрывающейся дверью не дай боги не прищемило хвост. Факел из держателя брать не стала, переходы, что словно змеи, опоясывали территорию форта, знала, как свои пять пальцев. По ним можно было попасть в любой уголок крепости, будь то главный замок или дальние постройки.
Туннель, в который свернула, вел в замок. Точнее в главный холл, под лестницу. Не приметный чулан, был завешан гобеленом. А внутри него так же нажатием на пазы отъезжала потайная дверь. Едва вышла в холл, как меня за руку схватили цепкие старческие пальцы. Эту хватку, ничем не уступающую драконьей, было невозможно не узнать. Сколько вот так же цепко эти пальцы трепали меня за уши, когда в очередной раз сбегала из замка. Или с нежностью перебирали пряди моих волос, когда не могла уснуть ночью.
— Нана… — начала было я.
— Молчи, глупая девчонка! — перебила грозная старушка, таща меня за собой вверх по лестнице. — Что ты еле плетёшься? Боги, и за что мне старой такое рыжее наказание? Да иди же ты быстрее, Ульрэя!
Наверное, я еще никогда так быстро не добегала до своих покоев, как в этот раз. И еще никогда Нана так бесцеремонно не запихивала меня в них. Чуть ли не с ноги открыв двери и чуть ли не пинком под зад, загоняя меня в комнату.
— Все время жалуешься на боли в спине, а по лестнице бегаешь резвой козочкой! — не выдержала я, стоило только няне запереть засов и с недовольным видом повернуться ко мне — Что за спешка?
Вместо ответа, она подошла ко мне, стиснула в объятиях и заплакала. Я растерялась. Раньше, будучи маленькой, я часто плакала, будь на то причина или нет. А Нана утирала мои слезы, всегда находила слова утешения. Сейчас же я впервые увидела, как плачет эта, казалось бы, железная женщина. И не находила слов чтобы утешить ее. Словно на краткий миг совсем разучилась разговаривать. Даже Аки предпочел не вмешиваться, тихо улегся на коврике у камина, молча наблюдая за нами со стороны.
— Он приходил сегодня, — не отпуская меня, прошептала няня, — долго разговаривал в кабинете с ярлом. Потом ушел. Лорд Бран… Твой дед сказал, что он вернется завтра на рассвете… Чтобы забрать тебя…
— Лорд Бран… Постой, Нана, ты говоришь об отце?
Мне с трудом удалось не поддаться панике. Я бросила беглый взгляд на свиток, который лежал на столе. Почему так рано? Он ведь писал, что прибудет не ранее середины весны!
— О нем, демонюге проклятом! Чтоб ему в бездну провалиться! Оставил своих псов шелудивых, вокруг замка шнырять, вынюхивать, не иначе как убедиться, что не сбежала.
— А сам где?
— Отбыл на постоялый двор. Уж не ведаю, о чем они с ярлом беседы вели, но очень ваш дед изволил гневаться. Сказал, чтоб больше ноги лорда Брана на пороге этого дома не было. Иначе он эту самую ногу отрубит и прибьет к стене в главном зале как почетный трофей.
Я хмыкнула. Дедушка может. У него слова от дела не разнятся.
— Может и правда убежишь, Ульрэюшка? — оживилась вдруг старушка. — Ничего там хорошего тебя в этой проклятой Империи не ждет. Ни любви, ни счастья. Загубят ироды, как матушку твою загубили. Беги, Ульрэя. У ярла много сторонников, укроют.
Она бросилась к гардеробной. Стала лихорадочно доставать одежду, отбирая ту, которая на ее взгляд была необходима мне на первое время.
— Не нужно, Нана, — тихо попросила няню, — я не собираюсь убегать.
Да и какой смысл бежать? Прятаться подобно дикому зверю, не смея носа высунуть из норы? Каждый день трястись, оглядываться, боятся собственной тени? Маяться неизвестностью? Разве подобную жизнь можно назвать свободной?
— Быть причиной военного конфликта мне хочется еще меньше, чем вновь встречаться с отцом, — грустная улыбка чуть тронула мои губы. — Ты же понимаешь — мой побег только усугубит и без того натянутые отношения между Севером и Югом.
А главное принесет множество проблем моему деду. И пусть ярл Ледяных чертогов, не смотря на преклонные годы по-прежнему нечеловечески силен, но далеко не всесилен, чтобы вести не равную борьбу с Великой Империей. С чьей мощью не может сравниться ни одно из ныне существующих государств.
— Тогда я поеду с тобой! — Твёрдо заявила она. — И видят боги, ты не сможешь меня отговорить!
Конечно, у меня было много доводов почему ей не стоит ехать со мной. Но я не озвучила ни единого. Малодушно решив, что с ее незримой поддержкой за спиной мне будет проще посмотреть в лицо прошлому. И смириться с неизбежным будущим.
Не получив ярого сопротивления, няня воспрянула духом.
— Пойду, распоряжусь насчёт ужина, а ты, несносная девчонка, раздевайся и прими ванну, — ворчливо добавила она, — на улице холодина! Сколько раз говорила не ходить без шапки?..
— И когда успевает все замечать? — спросила, обращаясь к Аки. — Сквозь стены что ли видит?
Волк лишь склонил голову на лапы, укоризненно глядя на хозяйку.
Дождавшись пока Нана выйдет из комнаты. Я последовала ее совету — разделась и пошла в ванну. Нужно успеть подготовиться. Предстоит тяжелая ночь. Последняя, в месте, которое стало мне домом. Домом, который я отчаянно не хотела покидать. Едва ли смогу хоть на минуту сомкнуть глаза. А еще мысли о предстоящей встрече, словно тяжелый камень давили на грудь. Каким он стал? Мой отец? Отец… как странно звучит это слово. Слово, которое должно быть родным, но для меня совершенно чужое. И помню ли вовсе каким он был? Как не стараюсь, образ этого человека ускользает. Боги, да мне роднее торговцы, приезжающие с первыми днями лета, чем тот, кто принимал участие в моем зачатие… возможно, батюшка тоже не знает какой стала доченька. Наверняка ждет послушную милую овечку. Не догадывается, что холодный Север воспитывает в своих дочерях отнюдь не послушание. Я расхохоталась. Громко и зло.
Что ж если он действительно так считает, придется его разочаровать…