Глава 29


Джулия старалась не показаться напуганной, но была натянута, как струна.

В великолепии сада сеньора Соврано выглядела настолько неуместно, насколько вообще можно было себе вообразить. Она смотрелась еще изящнее, еще чернее. Кружевная шемизетка будто топорщилась особенно остро и напоминала уже не стальные спицы, а острия множества клинков. Дотронься пальцем до тончайшего узорного зубчика — и пойдет кровь. Щеки тиранихи были как-то необычайно бледны, взгляд — кристально холоден. За спиной госпожи неизменно отиралась нарумяненная Доротея с жирным котом на руках.

Джулия поклонилась:

— Сеньора Соврано.

Но тираниха подчеркнуто смотрела только на дочь, будто Джулия была пустым местом:

— Розабелла, что происходит? Почему здесь посторонние?

Розабелла виновато молчала, словно совершила непростительную провинность.

— У тебя отсох язык?

Лапушка вынырнул из-под листвы лимонного дерева и уставился на кота. Поводил носом, морщился и уже почти обнажил клыки, потявкивая. Джулия подхватила его на руки, стараясь успокоить. Гладила за ушами, прижимала к себе. Но Лапа тоже был предельно напряжен, будто задеревенел. Под пальцами чувствовалось, как его густая шерсть у корней привстает дыбом. А потом по его теплому тельцу побежала нервная дрожь. Он сверкал золотистыми глазами и, казалось, был готов накинуться на кота. Золотко, в свою очередь, лениво свисал в тонких руках Доротеи и лишь беззвучно скалился. Но и это, казалось, давалось ему с неимоверным усилием. Лишь кончик пушистого хвоста нервно и энергично шлепал по цветастой юбке этой бесстыжей девицы, словно независимо от размякшего от лени обладателя.

Розабелла по-прежнему молчала, и Джулии просто стало жаль ее. Она до такой степени боялась собственную мать, что не знала, что ответить? Джулия вдруг живо вспомнила себя и свою матушку — и подобное показалось просто невозможным. Возмутительным и несправедливым. Даже Паола обращалась с ними нежнее, чем тираниха с собственной дочерью.

Джулия подняла голову:

— Мы уже уходим, сеньора.

Тираниха по-прежнему не смотрела на нее:

— Надеюсь, вам понятно, что не стоит появляться здесь впредь?

Джулия сглотнула, чувствуя, как внутри поднимается волна возмущения, которая утопит, если не получит выхода. Можно ли найти общий язык с этой странной женщиной по-хорошему? Кажется, нет. Тогда стоит ли играть в жертвенное смирение? Фацио говорил, что его матери следует простить некоторые слабости. Такая формулировка обычно подразумевает снисхождение. Он не говорил, что следует безропотно терпеть все, что от нее исходит.

Джулия подняла голову, чувствуя, как закипело в висках:

— Где именно, сеньора? В вашем доме столько запретов, о которых я не знаю. Я буду очень признательна, если вы наймете картографа и составите для меня подробную карту, на которой будет отмечено, куда мне можно, а куда нет. Я не думала, что и в саду могут быть какие-то запреты.

Тираниха перевела небесный взгляд, будто впервые увидела ее, различила:

— Вам не позволено расхаживать, где только вздумается. И крепко запомните, что я не желаю видеть вас в этой части сада. Никогда.

— Почему?

Сеньора Соврано поджала губы:

— Потому что такова моя воля.

Джулия даже усмехнулась:

— Вам жаль для меня уголка вашего сада? Или вы храните здесь какие-то страшные секреты?

Кажется, тираниха побледнела еще больше. Даже сжала кулаки:

— Ступайте отсюда немедленно. И никогда не возвращайтесь!

Джулия вновь поклонилась:

— Оставляю вас с вашими секретами, сеньора.

Она прижала покрепче Лапу, чтобы он не выскользнул, и пошла прочь. Лишь бросила один-единственный взгляд на Розабеллу и прочла в ее ясных глазах самое настоящее восхищение.

Всю дорогу до покоев Альба пыталась что-то лепетать, но Джулия не слышала ее. До сих пор звенело в ушах. От стыда и восторга. Она не верила, что позволила себе подобным образом говорить с этой кошмарной сеньорой. Но вместе с затаенным страхом в груди разливалось какое-то непередаваемое удовлетворение. И как же это было хорошо… Но тут же стало терзать беспокойство: а если тираниха пожалуется сыну?.. Пусть жалуется. Лгать ему бесполезно, а в правде нет ничего постыдного.

Вернувшись в спальню, Джулия отпустила Лапушку, и он тут же уткнулся в пустую миску, которую Альба вернула на пол. Возил ее мордой по паркету и требовательно тявкал. Альба лишь пожала плечами:

— Опять есть просит…

— Так сходи в кухню.

Альба вновь пожала плечами, но молча ушла.

Джулия сидела у окна и смотрела на залитую солнцем бухту Щедрых даров. Солнце висело высоко, море стало равномерным, глянцевым, каким-то плоским. По водной глади сновали мелкие суденышки. Так захотелось спуститься к самой воде…

Дверь тихонько скрипнула, и Джулия с удивлением увидела покрасневшую от смущения Розабеллу:

— Вы не рассердитесь, если я вас потревожу, сеньора Джулия?

Джулия поднялась навстречу:

— Конечно, нет. Я рада, что вы пришли.

— Я так и не рассмотрела Лапушку…

Джулия лишь кивнула:

— Немудрено… Ваша матушка очень строга.

— Матушка говорит, что я наберусь от вас дурных манер, — Розабелла хихикнула. — А мне так совсем не кажется. Я же вижу, что вы благородная, красивая и очень воспитанная сеньора. А еще вы очень остроумная.

Джулия опустила голову, не понимая, как принимать такую похвалу. Казалось Розабелла говорила с такой искренностью, что становилось неловко.

Джулия подозвала Лапушку, заметив, что девчушка ищет его глазами. Тот подошел с опаской. Остановился в отдалении, навострил огромные уши, поводил носом. Наконец, вероятно, сочтя Розабеллу безобидной, он подошел и стал обнюхивать ее черную юбку. Розабелла боялась шевельнуться. Раскраснелась, даже прикрывала глаза, давая понять Лапе, что она не смотрит. Тот нашарил башмаки, и вот уже ушастая сизая голова скрылась под траурными юбками.

Розабелла расхохоталась до слез, поежилась:

— Щекотно! Щекотно! Ай! — она дернулась, поднимая юбку и, не утерпев, отскочила.

Джулия похолодела, нагнулась:

— Укусил?

Розабелла так и стояла, подняв подол, демонстрируя тоненькие ножки без чулок, и все еще давилась восторженным смехом. А Джулия замерла, глядя на такие знакомые длинные воспаленные царапины.

Розабелла, наконец, опомнилась, выпустила юбку:

— Ой… Простите меня, сеньора Джулия, это было так неучтиво… Я вела себя безобразно!

— Не извиняйтесь, вам не за что извиняться. Это Лапушка вел себя неучтиво.

Розабелла покаянно склонила голову:

— Только прошу, не говорите никому, что я не ношу чулок. Матушка будет недовольна. А если узнает, что чулки кровью замарались, или изодраны… еще больше будет недовольна.

Джулия поспешно кивнула:

— Конечно, не скажу. Это будет нашим секретом, можете положиться на меня. — Она помедлила: — Розабелла, откуда у вас эти ужасные царапины?

Джулия и без пояснений понимала, откуда. Царапины на ее собственных ногах еще до конца не зажили. Щеки Альбы затянулись быстрее.

Розабелла молчала. Наконец, оправила юбку и присела на сундук у окна:

— Пустяки, оцарапалась. В саду. — Она поняла, что Джулия не верит, и тут же залилась краской.

Джулия пожала плечами:

— А похоже на чьи-то когти…

Розабелла сдалась, опустила голову:

— Я говорила, но матушка мне не верит. Обзывает лгуньей. Она уверена, что ее кот не может никого оцарапать. А я знаю, что он злой. Только вы мне, конечно, тоже не поверите.

Джулия опустилась рядом:

— А я верю.

Она сняла башмак, спустила чулок и продемонстрировала такие же царапины, только уже заметно побледневшие.

Ясные глаза Розабеллы загорелись сначала удивлением, а потом совершенным восторгом. Казалось, эти царапины доставили ей не меньшую радость, чем Лапушка.

— А вас-то когда успел?

Джулия пожала плечами:

— Наткнулась на него в темном коридоре. Вот и ободрал с перепугу.

Розабелла поджала губы:

— И, уж, конечно, вам сказали, что вы лжете! Даже не сомневаюсь. А он противный и злой. Ума не приложу, как матушка может любить это чудовище! А сколько он ест, сеньора Джулия! Я ем меньше за целый день! Это грех, но мне иногда даже хочется, чтобы он умер от обжорства!

Джулия покачала головой:

— Я никому не говорила. А теперь все это будет нашим секретом, как и ваши чулки. Договорились, сеньора Розабелла?

Девчушка вновь раскраснелась, порывисто взяла Джулию за руку:

— Конечно, договорились! Я еще никогда ни с кем вот так не делила секреты. Как это, оказывается, приятно! — Она помедлила, смущенно улыбнулась: — Это значит, что мы с вами будем подругами? У меня еще никогда не было подруг.

Джулия кивнула:

— Будем, если вам этого хочется.

— Хочется. Знаете, а вы мне сразу понравились, с первого взгляда. Не могли не понравиться, раз понравились брату.

Джулия застыла:

— Откуда вы знаете, что…

Розабелла пожала плечами:

— Просто вижу… А вот матушка вас терпеть не может.

Джулия только кивнула:

— Тут я и сама вижу. Только не понимаю, почему.

Розабелла вновь пожала плечами. Вдруг вскинула голову, голубые глаза хрустально загорелись:

— Раз мы теперь подруги, сеньора Джулия… то я постараюсь это разузнать.



Загрузка...