Невеста тирана

Глава 6

Джулия пыталась спорить, умоляла брата вмешаться, но все было бесполезно — он не желал даже словом выступать против Соврано. Амато было все равно. И она готова была поспорить, что брат думал лишь о том, чтобы Фацио и его люди поскорее убрались. С ней, или без нее — не имело никакого значения. Лишь бы скорее и как можно дальше. Джулию уже списали, вышвырнули, как швыряют с палубы судна балласт. Семья ее отвергла. Единственное, что еще все же волновало Амато — предстоящий брак. Чтобы он был заключен, как полагается. И консумирован. И брата уже не расстроит, если на следующий же день Джулия попросту умрет — формальности будут уже улажены. Теперь казалось, что это никого не расстроит. Даже Марену.

Соврано полностью оправдывал свое прозвание. Он расхаживал по дворцу, как хозяин, а Амато едва поспевал следом. Фацио зачем-то потребовал, чтобы ему показали покои невесты. Просмотрел все комнаты, пересчитал прислугу, будто приценивался, выглянул в окно. Сухо пожелал Джулии доброй ночи и выставил снаружи у дверей охрану из своих людей. Он самым бесстыдным образом стерег свою собственность. И все это время от Амато не слышали ни слова возражения.

Когда дверь за мужчинами, наконец, закрылась, Альба округлила глаза:

— Да что же это, сеньора?

Джулия обессилено опустилась на мягкий табурет, обхватила себя руками, чувствуя, что буквально трясется от холода:

— Они велят мне ехать завтра на рассвете.

Альба присела в ногах:

— Куда, сеньора?

— В Альфи. С ним…

Альба невольно прикрыла рот ладонью:

— Так ведь положено полгода…

Джулия покачала головой:

— От поступает так, как хочет. Обычаи ему не указ. Мне велено быть готовой к утру.

Служанка молчала, лишь смотрела во все глаза. Джулия опустила голову:

— Собери мне сундук с самым необходимым и приготовь серое дорожное платье. Ты знаешь, какое.

Альба с готовностью кивнула, а Джулия даже задержала дыхание, боясь задать самый главный вопрос:

— Альба… Мне позволено взять с собой одну служанку. Я была бы рада, если бы ты поехала со мной.

Та тоже опустила голову. Комкала в пальцах передник:

— Как прикажете, сеньора.

— Нет, — Джулия покачала головой, — я не приказываю — я спрашиваю. И пойму, если ты захочешь остаться здесь. Здесь твой дом, здесь твоя матушка. Я не хочу тебя неволить.

Альба грустно улыбнулась:

— Матушка первая осудила бы меня, если бы я бросила свою госпожу. Да и как вы без меня? Приставит ваш муж к вам криворуких дур, так кто же кроме меня за ними уследит?

Джулия кивнула:

— Спасибо тебе, Альба. Я этого не забуду. Значит, и ты соберись. — Джулия провела ледяными руками по шее: — Раствори окно, дышать нечем.

Служанка поднялась:

— Ночи свежие, сеньора. Зябко.

— Все равно раствори. Хоть родным воздухом напоследок надышаться.

Альба не спорила. Лишь принесла из гардероба меховую накидку и укутала Джулии плечи. Открыла окно, поежилась на ночном ветру. Оперлась на подоконник и глянула вниз. Испуганно повернулась:

— Сеньора, и там тоже!

— Что?

Джулия подошла к окну, тоже выглянула. В свете факелов внизу просматривались еще двое из охраны Соврано. Альба нахмурилась:

— Неужто ваш муж думает, что через окно побежите?

— Не муж, Альба. Еще не муж.

Та опустила голову:

— Да уж какая теперь разница… Все дело лишь в названии.

Джулия пожала плечами:

— Я даже не хочу задаваться вопросом, что он думает. Я не собираюсь бежать, поэтому мне все равно.

Джулия вернулась на табурет, подозвала Лапушку, зарылась пальцами в густую мягкую шерстку. Она даже сама себе казалась странной, будто застывшей. Ни истерики, ни бурных эмоций. Будто ее заморозили или заколдовали. Но так оно и к лучшему.

Ночь выдалась дрянной, беспокойной. Джулия вертелась под теплым пуховым одеялом, коченела, но одновременно обливалась потом, словно в лихорадке. В голове будто настырно стучал крошечный молоточек, который не позволял ни на мгновение забыться. Она все время думала о том, что бедняжке Альбе и вовсе не удастся сомкнуть глаз.

Утро приближалось неумолимо, как приговор. Вот уже посерели щели в ставнях, занимался бледный рассвет. Они уже были полностью готовы — обе: и госпожа, и служанка. Слова Соврано все время преследовали Джулию, и она ни за что не хотела позволить ему осуществить свою угрозу — везти в том, в чем вытащил из постели. Такого не будет. Она не доставит ему этой радости. Джулия надела серое шерстяное платье с бархатной распашной накидкой. Альба убрала ее волосы в аккуратную сетку, приколола мягкую круглую шляпку. На затянутых в замшевые перчатки руках уже устроился Лапушка.

Но все еще совершенно не верилось, что через какой-нибудь час Джулия покинет этот дом, чтобы, возможно, никогда не вернуться. Никогда… Это слово казалось сейчас таким странным… Ни-ког-да. Что значит никогда?

За ними пришли люди Соврано. В их же собственном доме хозяйничал чужак. Джулия только сейчас вдруг поняла, почему утром не прибежала сестра, почему ураганом не ворвалась нянька Теофила — их попросту не пускали эти цепные псы. И она, холодея, вдруг осознала, что принадлежит отныне другому человеку более, чем ранее брату. Власть мужа сильнее даже власти отца. И пусть брак еще не заключен, Фацио Соврано просто не позволит забыться. И имеет ли значение, какое лицо у тирана? Нянька Теофила любила повторять, что красота, хоть и приятна, но не она главная. Если красота сдобрена дурным нравом или глупостью, уже через месяц ее попросту перестанешь замечать. Красота утрачивает всякий смысл. Марена обычно лишь кривилась. Говорила, что и в молодости нянька Теофила никогда не отличалась красотой, а такими россказнями лишь пытается оправдать свое дурное лицо. Дескать, красота — не главное. Джулии так не казалось. Теофила была неграмотной, темной, полной крестьянских суеверий, но она была мудрой и наблюдательной. Такую мудрость не заменишь никакой ученостью.

К подъезду уже был подан дорожный экипаж, слуги прилаживали сундук дублеными кожаными ремнями. Паола и Амато стояли на ступенях в сером утреннем свете, на лицах метались отблески факелов. Но Марены не было. И няньки Теофилы не было. Впрочем, Соврано тоже не было. Джулия лишь прижимала к себе Лапу. Взглянула на Паолу, кутающуюся в меховую накидку поверх домашнего платья:

— Где Марена?

Невестка лишь пожала плечами:

— Знать не знаю. Но могу поклясться, что ей доложено. Может, выйдет еще.

Джулия сглотнула, чувствуя, как внутри обмирает:

— Может, случилось что? Здорова ли сестра?

Паола вдруг смягчилась, даже коснулась руки:

— Здорова, за это не переживай. Хочешь, еще за ней пошлю.

Джулия кивнула:

— Пошли. Или… может, я сама.

Паола покачала головой:

— И не думай. Соврано вот-вот явится. Ему не понравится, что нужно ждать.

Вдруг Паола изменилась лицом. Джулия проследила ее взгляд и увидела рядом няньку Теофилу с узелком и в дорожной накидке. Паола нахмурилась:

— А ты-то куда?

Та поджала губы:

— Вот что хотите, сеньора, делайте, а не отпущу я свою деточку совсем одну. С ней еду.

Амато вышел вперед:

— А, ну! Пошла отсюда, чтобы я тебя не видел! Удумала! Не спросясь!

Нянька гордо задрала голову:

— Не отступлюсь. Простите, сеньор. Выкормила, вырастила, а теперь — что не глядя в пропасть выкинуть! Так и сердце лопнет. А родная душа на чужбине ой как понадобится. Не уйду!

Амато вскинул руку, подзывая охрану:

— Убрать старуху!

Джулия кинулась между стражей и Теофилой, поцеловала няньку в щеку:

— Не надо, миленькая. Слушай брата, слушай. Не велит ехать — так и не нужно. Со мной Альба. А ты тут сестрице нужна. Ничуть не меньше, чем мне. Я тебе одной сестрицу поручаю. Слышишь?

Нянька уже ревела. Конечно, понимала, что с дворцовой стражей ей никак не сладить. Лицо налилось багрянцем, глаза стали еще меньше, превратившись в две щелки между отекшими веками. Теофила всю ночь плакала. Она утерлась концом своего покрывала:

— Как же отпустить тебя, деточка? Да еще и с этим!

Джулия выпрямилась, подняла голову:

— Этот… нянюшка, мой будущий муж. Тебе придется это принять. И уважать его, сообразно положению. Иначе ты и меня этим оскорбишь.

Та лишь охнула, кинулась на шею. Пришлось отставить руки, чтобы нянька не раздавила Лапу. Теофила поцеловала Джулию в лоб:

— Умница моя… Умница.

Джулия улыбнулась:

— Я тебе писать стану. Хочешь? Хоть каждый день.

Нянька яростно кивнула, но тут же грустно улыбнулась:

— Ты ведь знаешь, деточка, я не умею читать.

— Значит, Марена прочтет. Она тебе не откажет.

Джулия вздрогнула всем телом, услышав за спиной знакомый голос:

— Вы готовы, сеньора?

Она отстранилась от няньки, напоследок особенно крепко поцеловав рыхлую щеку. Повернулась и едва заметно поклонилась жениху, который натягивал перчатки:

— Я готова, сеньор.

Соврано окинул ее совершенно равнодушным взглядом и велел лакею придержать дверь экипажа. Джулия поцеловала на прощание Паолу, брата, направилась в карету, но Амато окликнул:

— Зверя оставь. Не потащишь же ты эту блошиную шкуру с собой. Этого еще не хватало.

Джулия вздрогнула и еще сильнее вцепилась в Лапушку, который напрягся, почуяв неладное, и навострил огромные уши. Она посмотрела на брата:

— А вот об этом не просите. Не оставлю. Ни за что.

Амато подошел вплотную, бесцеремонно ухватил Лапу за шкирку так, что зверек пискнул. И сердце болезненно сжалось. Другой рукой брат подтолкнул ее в экипаж, где уже ждала Альба. Джулия выскочила, бросилась к зверьку. Но лишь увидела, как Соврано преградил ей дорогу, выдернул Лапушку из рук Амато и всучил ей обратно:

— Не вижу ничего дурного в этом звере. Любит — пусть забирает.

Лапа перепугано сжался. Трясся мелкой дрожью и потявкивал, сверкая глазами. Джулия села в экипаж, уложила лисенка на колени и почесала между ушей, чтобы он успокоился. Экипаж тронулся и затрясся на камнях. Джулия отодвинула шторку, посмотрела на стоящих на ступенях Амато, Паолу и няньку Теофилу, все еще надеясь различить фигуру Марены, но сестра так и не пришла проститься.