Невесты сумрака

(…посвящается чарующей музыке А.Адана и волнующей воображение хореографии к балету «Жизель»).

По узкой тропинке, петляющей среди зеленых холмов, шел усталый путник с мешком за спиной.

Его стоптанные башмаки и край плаща покрылись серой пылью, а ноги нестерпимо болели от долгой дороги. День клонился к закату и небо окрасилось багрово-желтым цветом, пламенея на горизонте. Путник, собирая последние силы, вглядывался в сумрачную дымку перед собой. Его настороженный взгляд искал место для ночлега.

Осенний вечер вовсю дышал прохладой, а грозовые облака вдалеке вызывали чувство беспокойства. Путник не хотел остаться на пустынной дороге в одиночестве, где с наступлением темноты на него могли напасть разбойники. У него нечего было красть, кроме его собственной жизни, и он был исполнен решимости добраться в город невредимым.

Там, за густым лесом и пшеничными полями, его ждала нареченная. Стоило ему подумать о ней, как его изможденное лицо осветила непроизвольная улыбка, а глаза, под надвинутой на лоб шляпой, ярко заблестели. Как, должно быть, она волнуется, сидя у окна своего домика, и смотрит на улицу, ожидая его появления. И, как должно быть, она удивится, увидев его пешим. Улыбка путника немного потускнела. Судьбе было угодно сделать его нищим, превратив чуть ли не в последнего оборванца, именно тогда, когда он нашел свое счастье.

Он стыдился своего положения и не знал, как рассказать возлюбленной о постигшем его крахе. Но рассуждал так: он откроет ей всю правду и пусть ее милость станет для него утешением. Если их чувства крепки, то они выдержат подобные испытания.

С такими мыслями путник свернул с утоптанной тропинки и направился к лесной роще, где намеревался расположиться на ночлег и отдых. Становилось все холоднее и с его потрескавшихся губ вырывались облачка пара. Путник, поеживаясь, плотнее завернулся в плащ и порадовался тому, что прихватил с собой спички. Его мучали голод и жажда, но и муки холода казались теперь все более нестерпимыми.

Наползающая на землю ночь вытесняла угасающий свет и вскоре, когда на горизонте померкли последние солнечные лучи, роща погрузилась в темноту.

Путник понимал, что слишком близко к дороге костер лучше не разводить, чтобы его яркий огонь не привлек посторонних, а потому забрался в лесную чащу подальше. Он едва успел собрать сухих веток и наломать их для костра. И вот уже вскоре, довольный собой, он потирал руки у жаркого огня, устроившись под раскидистым кленом.

Промозглый холод уже не тревожил его, а потому свое внимание путник обратил на содержимое мешка. Он достал оттуда завернутый в камчатую ткань кусочек хлеба и с наслаждением съел его, запивая остатками вина из бутылки. Тепло от костра и выпитое вино успокаивали путника, а все горести казались преодолимыми.

Он долго смотрел на танцующие языки пламени, раздумывая над сложившимся положением.

Лес вокруг казался погруженным в тихую дрему. Стволы деревьев поскрипывали, когда ветер яростно налетал на густые кроны и раскачивал их. Изредка доносилось отрывистое уханье и, внезапно, словно бесшумный ночной призрак, в полумраке проносилась сова.

Привлеченные светом пламени, вокруг порхали ночные бабочки, не решаясь, впрочем, подлетать слишком близко. Вероятно, они чувствовали свою возможную погибель от этого прекрасного огненного цветка, что так манил их.

Веки сидящего у костра человека наливались тяжестью. Он прислонился спиной к широкому стволу гостеприимного клена, роняющего красные листья, чтобы вдоволь выспаться. Найденных веток и сучьев было достаточно, чтобы поддерживать пламя костра до самого рассвета.

Но тут, сквозь равномерные звуки полыхающего огня, путнику что-то послышалось.

Он открыл глаза и посмотрел по сторонам, надеясь найти источник внезапно возникшего звука. Но вокруг все казалось прежним: и близко подступающие деревья, и пляшущие тени не таили в себе угрозы.

Он принялся напрягать слух и даже встал на ноги, чтобы как следует вслушаться в ночь.

И правда!

Где-то раздавалась легкая, едва различимая мелодия. Ему чудилось и журчание воды в ручье, и звон веселых колокольчиков, и нежное пение. Мелодия менялась, становясь то громче, то тише. Сон как рукой сняло. Кто же поет в ночном лесу таким прекрасным голосом?

Путник бросил вещи у костра и медленно двинулся в ту сторону, откуда доносились волшебные звуки. Из-за туч выглянул молодой месяц, белый и блестящий, словно полированное серебро.

Путник решил, что это добрый знак и сам Бог благоволит ему.

Он нащупал под рубашкой маленький железный крестик, что подарила ему возлюбленная перед прощанием, и пылко прижал его к губам. Ободренный расположением небес, путник пошел вперед, углубляясь в лес. Свет от месяца тускло озарял деревья и заросли орешника голубоватым мерцанием.

Пение становилось все ближе.

Путник оставил рощу позади и вышел к небольшой поляне, где увидел спящее озеро, похожее на опрокинутое зеркало. На его черной поверхности дрожала длинная серебристая дорожка, а буйный камыш шуршал вдоль крутого берега. Гибкие и тонкие стебли колыхались от порывов неугомонного ветра. Пахло сладким клевером и медом. Путник остановился в изумлении, не понимая, откуда веет этим душистым ароматом.