Невидимая часть души

Рисунок несуществующего животного

Методика «Рисунок несуществующего животного» была создана в начале 1970-х годов. Это проективный рисуночный тест, призванный изучать личностные особенности как взрослых, так и детей начиная с шестилетнего возраста. Инструкция звучит достаточно емко и понятно: «Придумайте и нарисуйте несуществующее животное, которого никто до вас не придумывал. Назовите его несуществующим названием»[10]. С самого его появления всех, кто сталкивался с этим тестом в профессиональной деятельности, поражала простота его применения и точность получаемых результатов, подтверждаемых другими исследовательскими данными.

Ее создателем является психолог Майя Захаровна Дукаревич (1925–2001). Она родилась в Москве на стыке исторических эпох. По воспоминаниям ее друзей, она в шутку называла себя «дитя революции». Ведь именно революция помогла встрече ее родителей: отца-коммуниста, происходившего из общины смоленских евреев, и матери, принадлежавшей польскому роду обедневших дворян. Опираясь на традиции, принятые в семье матери, девочка до третьего класса находилась на домашнем обучении с приставленной к ней гувернанткой-немкой. Это позволило Дукаревич уже с детства почти в совершенстве овладеть немецким и французским языками. Дукаревич было 13 лет, когда ее отца, Захара Ильича, арестовали по обвинению в контрреволюционной деятельности (был реабилитирован в 1956 г.). Через год он был расстрелян, а еще через год умерла и мать. После этих событий Дукаревич была вынуждена переехать из столицы в глубинку к своим родственникам. Там она окончила вечернюю школу и поступила на филологический факультет МГУ. В годы Великой Отечественной войны он был эвакуирован в Ашхабад. С пятого курса она была отчислена как дочь «врага народа», но это не сломило Майю Захаровну. Обладая пытливым умом, она занялась самообразованием и выбрала психологию как сферу своего развития. В успехе, с которым она самостоятельно изучала психологию, не последнюю роль сыграло знание иностранных языков, позволявшее ей читать труды немецких и французских психоаналитиков.

Профессиональный путь Дукаревич начался в психологических лабораториях ЦНИИ судебной психиатрии им. В. П. Сербского и психологической лаборатории МНИИ психиатрии МЗ РСФСР. Затем она перешла в генетическую лабораторию этого же Института (зав. В. П. Эфроимсон). Это помогло ей подкрепить свои знания практической работой с людьми. Она никогда не останавливалась в процессе познания. Ее знания и навыки стали столь обширны и фундаментальны, что впоследствии ее, не имеющую профильного образования, даже приглашали читать лекции по характерологии на психфак МГУ и в Первый Московский медицинский институт.

По воспоминаниям ее коллег, несмотря на сложный жизненный путь, Майя Захаровна была отзывчивым, эмпатичным человеком и талантливым психологом. Имея незаурядный талант, она не стремилась занять высокие должности и всегда честно отзывалась о своих именитых, «признанных» коллегах. При этом именно Дукаревич внесла весомый вклад в развитие психологической диагностики в отечественной науке. Благодаря ей отечественные специалисты смогли обогатить свой профессиональный арсенал проективными методами исследования личности. Она совместно с Ю. С. Савенко перевела и адаптировала тесты «Пятна Роршаха», «Рисунок человека» и «Тематический апперцептивный тест».

Ее профессиональная деятельность была связана не только с теоретической психологией, но и с прикладной. Она работала в суицидологическом научном центре при московском НИИ психиатрии и его кризисном стационаре. Создала и на собственные средства поддерживала первый в СССР психологический клуб «Свеча» для поддержки людей, выживших после попытки суицида. Именно там она смогла творчески реализовать себя, используя оригинальные методы арт- и социотерапии.

К сожалению, не сохранилось комментариев самой Майи Захаровны о том, что побудило ее создать методику «Рисунок несуществующего животного» и какими идеями она руководствовалась. Нам остается только фантазировать. Но зная, что Дукаревич имела обширную домашнюю библиотеку с трудами иностранных авторов, мы можем предположить, что знакомство с работами психоаналитиков и других авторов могло стать отправной точкой для ее идеи. Поддержку в развитии и реализации своей идеи она могла получить в непосредственной работе с людьми. Кроме того, Майя Захаровна была искренне заинтересована в том, чтобы понять психическую реальность каждого человека, с которым она встречалась на своем профессиональном пути.

Почему Дукаревич выбрала для своей проективной методики изображение животного как объект, через который человек может разместить свой внутренний мир, мы доподлинно не знаем, но обращение к образам животных для того, чтобы проявить, прочувствовать и сделать видимым что-то особенное для самого себя и для других, было свойственно людям на протяжении всей истории человечества. Даже на самых ранних дошедших до нас рисунках изображены именно животные, наряду с геометрическими фигурами и людьми. Символы, связанные с животным миром, сопровождают нас на всем пути развития человечества и всегда занимают особое место — в мистических и религиозных верованиях, мифологии и фольклоре. Самое интересное, что всегда происходит двойное движение — человек проецирует часть своей психической реальности и эмоции на животного, а также интроицирует свое представление о животном внутрь себя, присваивая его. Живя рядом со своими домашними любимцами, мы судим об их внутренней реальности по их поведению, интерпретируя его через свой эмоциональный опыт. Так, например, моя соседка тетя Маша, рассказывая о своем коте, всегда говорит, что тот очень любит рыбу, аж мурлычет, когда ест ее, а вот соседа дядю Толю на дух не переносит, всегда косо на него смотрит, и правильно, а то вечно курит в подъезде, аж дышать нечем.

Наблюдая за животными дома, в парке или даже на видео, мы часто приписываем им какие-то чувства, намерения, мотивы и желания. Очень сложно оставаться тем, кто просто смотрит, не привнося свое. Но, как было сказано выше, мы не только проецируем свое на животных и на связанные с ними символы, но и можем присваивать их реальные свойства или то, что в образы зверей было заложено различными культурами через мифы, используя их имена или изображения. Открывая любую социальную сеть, сколько вы видите аватарок с изображением животных и «животных» ников? Что уж говорить об архаических обществах и культурах, в которых животные выполняли функции тотемов и даже считались предками, от которых происходит тот или иной род или даже целый народ.

Создание несуществующих животных практиковалось людьми с древних времен. Животные фигурируют в мифах многих культур. У каждого народа были фантастические существа, в образ которых записывался определенный культурный код и вокруг которых выстраивался миф. Славянские, китайские, кельтские, индуистские, скандинавские, арабские, японские и многие другие мифологии насыщены разнообразными образами существ, которые в какой-то мере даже являются частью культурной идентичности людей.

Что объединяет почти всех необычных существ? Они живут одновременно в двух мирах: в повседневном, человеческом, осознаваемом и в волшебном, мистическом, непознаваемом.

Ничего вам не напоминает?

Мне кажется, это отличная аллегория структуры нашей психики — сознания и бессознательного. Так и созданный вами в начале чтения книги личный несуществующий зверь является тем, кто живет одновременно в двух мирах — бессознательном и сознательном. И чем лучше мы с вами будем его изучать и разглядывать, тем больше он будет приносить нам дары понимания самих себя. Можно сказать, что внутренний неизвестный зверь — проекция наших эмоциональных потребностей, выраженных через образ и зашифрованных в нем, через миф и историю. И так же как любое живое существо живет и развивается, наш внутренний несуществующий зверь живет и трансформируется, но продолжает быть внутренней частью, способной форсировать психику, заплывая в бессознательное, трансформируя свой внешний вид и тем самым принося все новые артефакты нашей вытесненной эмоциональной жизни.

Итак, мы рассмотрели то, что позволяет проявлять картину внутреннего мира вовне, но что же является его наполнением? Это эмоциональный и чувственный опыт, переживаемый человеком с самого рождения, а также наши потребности. Об этом мы сейчас и поговорим.

Эмоции

Эмоции — это и состояние, и процесс. Они динамичны. Наша внутренняя жизнь пронизана ими. С опорой на эмоции мы проживаем контакт с внешним миром и с самим собой. Ни в один момент времени мы не являемся бесчувственными и безэмоциональными. Человек как существо неотделим от своего эмоционального опыта. Эмоции знакомы всем. Но при этом, если задать вопрос, что такое эмоция, скорее всего, мы получим множество непохожих друг на друга ответов. Мне отзывается представление об эмоциях как о комплексном физиологическом и психологическом состоянии, являющемся реакцией на определенные стимулы. Это состояние включает в себя изменения в ощущениях (аффекте), активацию вегетативной нервной системы (влияющую на изменение в физическом самочувствии), экспрессивное поведение и целенаправленные действия. Это значит, что каждая эмоция имеет определенный ощущаемый нами окрас, вызывает изменение в физическом самочувствии, выражении лица, позы и реализуется в каком-то действии.

Вспомните свои эмоциональные переживания — когда вы чувствуете радость, то ощущаете ее через приятное разливающееся, немного щекочущее теплое чувство внутри. У вас происходит выброс гормонов радости, расширение зрачков, темп и ритм вашего дыхания меняются, вы улыбаетесь и затем что-то делаете, например обнимаете того, кого вы рады встретить. Если это страх, вы испытываете совсем другое щекочущее чувство: беспокойство. Происходит выброс гормонов стресса, вы замираете, ощущаете дрожь по всему телу, проступает пот, глаза округляются, вам хочется убежать и спрятаться.

Учитывая, что все в нашем организме функционально, то есть включено в систему и имеет свое предназначение, то предположение о том, что эмоции зародились как часть внутренней сигнальной системы, способствующей выживанию индивида, очень близко к истине. Эмоции как сигналы работают в две стороны: для внутренней коммуникации с самим собой и для внешней — с окружающими людьми. Сам индивид ориентируется на свой эмоциональный отклик как на сигнал, помогающий произвести оценку ситуации, в которой он находится. Для окружения же эмоции другого человека служат сигналом о том, что происходит с этим человеком. Они помогают принять решение о том, стоит ли сейчас контактировать, и если да, то каким образом. То есть эмоции другого сигнализируют о качестве и количестве взаимодействия, к которому он готов. Действительно, когда вы видите, что человек плачет, вы, скорее всего, подойдете к нему, чтобы утешить, или если он широко вам улыбается, то вы понимаете, что он рад встрече, а вот если он стоит, сжав кулаки и нахмурив брови, то подходить к нему, скорее всего, вы не станете.

Для самого же индивида приятные эмоции служат сигналом о том, что нужно увеличить количество контакта с тем, что их вызвало, а негативные свидетельствуют о необходимости его уменьшить. Получается, что эмоции в каждый момент времени влияют на наше самочувствие, поведение и на процесс формирования жизненного опыта. Наш мозг, ориентируясь на эмоциональный отклик, создает внутреннюю картотеку, в которой есть как минимум два раздела: «никогда не повторяй» и «повторяй при любом удобном случае». Думаю, что у каждого из вас в обоих разделах есть достаточное количество карточек, которые помогают вам ориентироваться в жизненном пространстве и пространстве отношений, хотя иногда не все так однозначно и они могут изрядно мешать. Как же работает эта картотека?

Чем интенсивнее эмоция в момент ее переживания в самой первой, корневой ситуации, тем крупнее будет шрифт на карточке, посвященной той ситуации, в которой она возникла. В будущем, как только человек попадет в схожую ситуацию, карточка автоматически будет доставаться из картотеки, активируя ту самую записанную эмоцию.

Мы видим, что интенсивность и накал эмоций не всегда отвечают реальности. И это значит, что внутри нас резонирует прошлый эмоциональный опыт, который призван помочь избежать попадания в негативную ситуацию. Самое интересное, что мы можем не помнить, что происходило с нами на уровне событий и фактов, а вот сами эмоции не забываются и живут внутри нас, в нашем теле и в бессознательном. Вытеснение чаще всего происходит, когда эмоция является чрезмерной, невыносимой, почти разрушающей. В таком случае наша психика быстро эвакуирует ее в бессознательное, но на уровне телесных симптомов и вторичных эмоций дает предупреждения о том, чтобы мы обходили подобные ситуации стороной. Вот и Маша, попадая в ситуацию, где ей нужно выходить и рассказывать что-то перед публикой, начинала впадать в паническое состояние, хотя в реальности те люди, которые окружали ее на работе, были дружелюбны и готовы ее поддержать, но ей было сложно это прочувствовать, так как сигнал об опасности был оглушающе сильным, и ее внутренний режиссер включал фильм об угрозе и унижении. Именно поэтому она старалась избегать презентаций и выступлений. После того как удалось увидеть источник этой эмоции, признать сложность ситуации, пережитой в детстве, и дать всем вытесненным и вновь осознанным чувствам место здесь и сейчас, получилось снизить эффект той самой карточки, на которой была запечатлена эмоция ужаса в момент выступления у доски. Маша продолжала испытывать волнение, но теперь оно не перерастало в ужас. Ей удалось отделить прошлый эмоциональный опыт от того, что происходило в настоящий момент, и принять поддержку коллег.

Возникающая эмоция дает нам сигнал о том, что мы можем ожидать от ситуации, и подталкивает к какому-то действию. Слово «эмоция» происходит от латинского motere — «двигать» с приставкой «e», обозначающей направление движения вовне. На меня воздействует стимул, затем во мне происходит обработка информации, и на основе этого возникает эмоция как сигнал к действию, которое помогает справиться с тем, что происходит. Таким образом, эмоции являются движущей силой. И это большой ресурс! Ведь когда мы испытываем эмоцию, это дает нам дополнительную энергию и поддерживает мотивацию к действиям. Когда нам что-то нравится, появляются положительные эмоции — это дает дополнительную мотивацию и силы действовать, создавать. Когда нас что-то злит, это дает нам возможность бороться с этим. Когда что-то пугает, у нас прибавляется энергии для избегания.

Интересно, что размышления о природе эмоций и о том, как они влияют на жизнь человека, мы можем встретить уже в трудах античных философов. Так, в «Риторике» Аристотель описывает эмоции «как нечто, столь сильно преображающее человеческое состояние, что это отражается на его способности к рассуждениям, и сопровождающееся удовольствием или страданием»[11].

Можно сказать, что уже Аристотель в определенной степени предложил функциональный подход в понимании эмоций. Он заключался в двух идеях:

• эмоции влияют на действия;

• эмоции являются ответными реакциями на то, как человек воспринимает окружающий мир.

В современной психологии существует много теоретических и практических подходов к исследованию природы эмоций. Мне очень отзывается то, как сферу эмоциональной жизни человека рассматривал наш отечественный психолог Сергей Леонидович Рубинштейн (1889–1960). Он писал: «Человек как субъект практической и теоретической деятельности, который познает и изменяет мир, не является ни бесстрастным созерцателем того, что происходит вокруг него, ни таким же бесстрастным автоматом, производящим те или иные действия наподобие хорошо отлаженной машины… Он переживает то, что с ним происходит и им свершается; он относится определенным образом к тому, что его окружает. Переживание этого отношения человека к окружающему составляет сферу эмоций». А также, что «эмоции выражают состояние субъекта и его отношение к объекту»[12].

То, какая эмоция рождается внутри нас, зависит от нашего физического, психоэмоционального состояния, а также от прошлого опыта, ожиданий человека и оценки контекста происходящей ситуации. При этом прошлый опыт и контекст могут тесно переплетаться и влиять друг на друга. Во многом контекст — это культура проживания и выражения эмоций, которая поддерживается в определенном временном промежутке, пространстве отношений, в культурном и семейном окружении.

Как это ни удивительно, но наше самочувствие действительно очень сильно может влиять на наш эмоциональный отклик. Так, один и тот же человек, находясь в условно здоровой физической форме, хорошо выспавшийся, сытый и тот же человек в состоянии болезни, например простуды, переживший из-за непрекращающихся приступов кашля бессонную ночь, может испытать разные эмоции в одной и той же ситуации. Например, увидев из окна, что к нему в гости идет друг, в первом случае, скорее всего, обрадуется, во втором скорее может испытать досаду. Я думаю, что вы сами замечали, как в состоянии усталости или голода можете быть более раздражительными.

И давайте рассмотрим пример о влиянии контекста на наши эмоциональные реакции. Если вы идете в кинотеатр, чтобы посмотреть там комедию, то можете позволить себе смеяться достаточно громко, но вот если вы идете в театр на комедийную постановку, то будете стараться вести себя более сдержанно, ведь в театре принято сохранять тишину, и окружающие осудят вас за бурное выражение эмоций.

Так же и в разных семьях культура выражения эмоций бывает очень разной. Где-то запрещается грустить, где-то злиться, а бывает даже, что радость находится под запретом. Для любого ребенка жизненно важно, чтобы его родители хорошо к нему относились. Именно поэтому дети подстраиваются под ожидания родителей и под их правила эмоциональной жизни. Если ребенку запрещают плакать, отправляя в комнату успокоиться, оставляя его там одного, то в такие моменты ужас от одиночества и страх отвержения становятся настолько большими, что ребенок учится не плакать на глазах у взрослых и прятать грусть внутри себя.

Получается, что взрослые часто пишут законы эмоционального мира детей — что можно и что нельзя, через прямые указания и через то, какими способами они сами проявляют свои чувства. В зависимости от того, что является для них самих непереносимым, они формируют внутреннюю культуру — замечать/не замечать, проявлять/не проявлять.

Что такое сокрытие своих эмоций, мне кажется, известно почти всем. И если задуматься над вопросами: «А что я еще прячу в такой момент, кроме своих эмоций? Что еще остается непроявленным, скрытым от глаз другого, а может, даже и от самого себя?» — то ответ будет таким: мы прячем свои потребности. Потому что потребности и эмоции очень тесно связаны друг с другом. Эмоции предоставляют нам информацию о нашем благополучии. Это данные о наших потребностях. Они показывают, удовлетворяете вы их или терпите в этом неудачу.

Потребности

Если эмоции — это энергетический движок действий, то предпосылкой любой деятельности являются потребности, которые есть у человека. Наличие потребностей — это фундаментальное условие существования человека. Наш организм для поддержания своей жизни рассчитан на потребление. Получается, что потребность — это нужда в том, что обеспечивает наше выживание и благополучие, как биологическое, так и психологическое.

Наше биологическое благополучие обеспечивают физиологические потребности в пище, сне, воде, тепле, воздухе и т. д. А вот психологическое благополучие обеспечивают эмоциональные потребности в защищенности, любви и принятии, отношениях, границах и в творчестве. Когда нам становится что-то необходимо, чтобы поддержать приемлемый уровень жизни, то потребность, отвечающая за данную сферу нашего существования, актуализируется. Например, при необходимости пополнения энергии мы начинаем чувствовать голод. При возникновении ситуации угрозы у нас появляется потребность в защищенности.

Важно помнить, что человек не может навсегда «закрыть» какую-либо свою потребность, он может ее только удовлетворить. Потребности актуализируются и удовлетворяются. Они все одномоментно «живут» внутри нас, но не все являются актуальными и проявленными в каждый момент времени.

Интересно, что каждая потребность имеет собственный объем — это то количество благ, которые требуются для ее удовлетворения. И этот объем может меняться у каждого человека в течение жизни, а также быть просто отличным у разных людей. Кому-то достаточно одной порции еды, чтобы наесться, а кому-то требуется две. Когда вам было пять лет, вы съедали половину яблока и чувствовали насыщение, а теперь вам нужно два яблока. Именно такая изменчивость объема и его вариативность у разных людей ставит под сомнение очень строгие рекомендации о самопомощи, которые можно встретить. «Час, проведенный в ванной, восстановит ваш душевный покой и придаст сил», — призывая к действию, гласит заголовок статьи. Но на самом деле вам может понадобиться два часа в ванной или, наоборот, всего десять минут, а может быть, вам больше подойдет душ. Тут важно понимать особенности именно своих потребностей и их объем, чтобы уметь хорошо о себе заботиться, восстанавливать и поддерживать свое благополучие.

Но как же связаны потребности и эмоции?

Все просто — наши потребности представлены в психике через желания, стремления и эмоции. С. Л. Рубинштейн говорил о том, что эмоции «есть психическое отражение актуального состояния потребностей»[13]. При этом бывает так, что эмоция прямо соответствует той потребности, которую она проявляет, а может, и косвенно. То есть потребность находит возможность выразиться через эмоцию, но скрыто, завуалировано.

Почему так происходит, что мы не всегда можем прямо ощутить свою потребность и выразить ее через желание, наполняя ясным эмоциональным окрасом? Давайте вспомним про культуру выражения эмоций и контекст. Так же как не все эмоции можно выражать в любой момент и в любом пространстве, также и не все потребности могут быть встречены окружающими радушно. Поэтому некоторые потребности и эмоции могут вытесняться и быть представлены нашей психике не напрямую, а завуалировано. Причем бывает так, что, пока мы не переживем какое-то эмоциональное состояние, мы даже не догадываемся, что в чем-то нуждаемся.

Любая потребность проходит определенный цикл. Он заключается в том, что в самом начале возникает нужда. Организм начинает подавать о ней сигналы. Мозг их обрабатывает, и происходит осознание потребности, внутри возникает желание: я хочу! Затем включается поисковая активность и распознавание: что мне может подойти? После нахождения того, что нам может подойти, мы начинаем активный контакт с этим, отслеживая, насколько это то самое или, может быть, совсем не подходящее. И тут появляется развилка — мы можем «употребить» то, что нашли, а можем почувствовать несоответствие найденного и нашей потребности и тогда отказываемся от этого. После употребления следует ассимиляция и изменение нашего состояния. Нужда уходит. Потребность удовлетворена. Если мы отказались употреблять то, что нашли, оно нам по каким-то параметрам не подошло, то мы возвращаемся на этап поиска, пока не найдем то, что «закроет» нашу потребность.

Такой цикл является универсальным для всех потребностей. Каждый из его этапов может сопровождаться разными эмоциями, которые помогают не сбиться с пути и направляют нашу активность на удовлетворение потребности. Но бывает так, что мы сами с собой можем лукавить и в момент распознавания подсовывать себе не то, что на самом деле хочется или подходит, а можем даже и не знать, что именно эту потребность может удовлетворить. Так часто бывает с потребностью в любви и принятии. Когда маленький ребенок расстроен, напуган, опечален, он ищет поддерживающего контакта. Ему важно, чтобы на него внимательно посмотрели: обняли, утешили, были рядом. Вместо этого он часто получает наставления, критические замечания, советы отвлечься и, например, поесть. О, да! Сколько людей в мире заедают свои огорчения, вместо того чтобы разделить их с близкими и почувствовать себя принятым и любимым.

Неудовлетворенная или частично удовлетворенная потребность не затихает, она продолжает сообщать о себе через эмоции, а также напряжение, которое называется фрустрация. Это состояние возникает в ситуации реальной или предполагаемой невозможности удовлетворить свои потребности или при уничтожении наших намерений. Когда мы чего-то очень хотим, но не получаем, то внутри возникает напряжение, которое как будто говорит «ты это не получишь», «этого у тебя не будет».

Находясь в состоянии фрустрации, мы можем испытывать много беспокойства, тревогу и даже эмоциональную боль. Почувствовав такое состояние, человек старается с ним каким-то образом обойтись. Я очень хотела написать — «помочь себе выйти из него». Но нет. Кто-то старается посмотреть на себя добрым взглядом, обратиться к выработанным за период своей жизни способам самоподдержки или ищет утешение в отношениях с другими людьми, а кто-то, наоборот, начинает себя ругать, оскорблять и даже наказывать. И тут мы можем заметить, что внутри нас живут две разные части, «фигуры», которые принято называть «внутренний критик» и «внутренний защитник».

Фигуры внутреннего критика и защитника. Самость

Человек рождается, живет и развивается внутри отношений. С самых первых дней ребенок окружен вниманием со стороны его взрослых. Американский психиатр и психоаналитик Дэниэль Штерн, используя видеосъемку контакта младенцев с родителями в своих исследованиях, смог документально зафиксировать, что дети действительно нуждаются в эмоциональном отклике со стороны родителей и с первых дней жизни способны активно его искать. Ребенок с самого раннего возраста, всматриваясь в реакции родителей на свои действия, выстраивает внутренний образ самого себя и формирует самоощущение под их воздействием. Вот тут уже и начинают закладываться первые штрихи фигур внутреннего критика и защитника. Удивлены?

Родители и другие близкие взрослые становятся зеркалом для ребенка — теми, кто его отражает. До появления речи оно довербально. Всматриваясь в мимику, движения взрослого, воспринимая ритм голоса и дыхания, ребенок замечает, на какие его проявления взрослый реагирует с принятием, а какие отвергает. Еще до понимания слов он уже улавливает оттенки эмоционального отношения родителей к своим проявлениям. Это дает материал для закладки двух внутренних фигур, которые будут сопровождать человека всю жизнь.

Внутренний критик, как пазл, складывается из всех ситуаций, в которых человек с первых дней жизни проживает непринятие своих эмоций, действий со стороны значимых людей. Он как будто внутрь себя прописывает «знание» — если почувствуешь/сделаешь вот так, от тебя отвернутся, на тебя будут злиться, тебя разлюбят. С появлением речи к этому прибавляются еще мысли и суждения ребенка. Такое «знание» становится правилами, призванными сохранить столь важные для ребенка отношения, помочь найти наилучший способ быть принятым и одобренным. Но со временем они начинают проецироваться на отношения со всем миром, ограничивая, блокируя спонтанность и подталкивая переживать боль отвержения раз за разом. Внутренний критик как будто бы постоянно производит оценку по старым меркам, контролируя и ограничивая, ставя нас в позицию «со мной что-то не так».

С появлением речи он получает голос и набор своих индивидуальных «что-то не так», составленный из указаний и оценок, услышанных от значимых других. Часто ими становятся те слова, которые были сказаны нам в момент нашей эмоциональной открытости, уязвимости тем, кто был рядом, но захвачен скорее своими эмоциональными процессами и не смог эмпатично заметить и отразить наше состояние и объективно описать ситуацию. Взрослый, критикуя, часто не видит реального ребенка перед собой, а проецирует свои страхи, переживания на происходящее и защищается от собственных чувств через неприятие и критику. Так, части внутреннего критика могут становиться своеобразным наследством, передаваемым из поколения в поколение. Внутренний критик может быть полутеневой фигурой, находящейся частично в сознании, а частично в бессознательном, проявляясь через неприятие своего тела, психосоматические симптомы и тревогу.

В противовес внутреннему критику формируется внутренний защитник. Он складывается из всех добрых, поддерживающих взглядов, которые человек встречает в отношениях с близкими людьми с первых дней жизни. Хочется верить, что первым кирпичиком для его фигуры становится любящий взгляд мамы, которым она встречает его при появлении на свет. Затем фигура защитника проходит схожие стадии довербального и вербального отражения, вбирая в себя опыт разделенности. Она укрепляется, когда взрослый, смотря на ребенка, старается разделить и отразить его чувства, мысли, мотивы поступков, потребности, пропустив их через себя и вернув их, не давая оценки, но сочувствуя и стараясь понять.

Эти две внутренние фигуры присутствуют внутри нашей психической реальности, иногда наперебой давая комментарии к нашим поступкам и мыслям. От того, какая из них имеет больший объем, зачастую зависит, как нам привычнее относиться к себе.

В психологии существует еще одно понятие, являющееся частью нашей психической реальности, — «самость». Оно представляет собой целостное восприятие и переживание себя. Так Дональд В. Винникотт дал определение личности как целостной Самости: «Для меня Самость (не то же самое, что “Я”) — это личность, которая является собой, и только собой, которая обретает некую базовую целостность в процессе созревания»[14]. Он считал, что если взрослый является «ясным зеркалом», способным достаточно быстро и чутко реагировать на потребности ребенка, помогая ему замечать и удовлетворять их, то это прямой путь к обретению своей самости, «это делает возможным на свой лад и в своем темпе обретение индивидуальной душевной реальности и собственных внутренних пространств»[15]. Этому он противопоставляет ситуацию, когда рядом с ребенком взрослый искажает его отражение, подменяя потребности ребенка собственными. В таких случаях ребенок, стремясь сохранить жизненно важный контакт с родителями, может отказаться от своих реальных эмоций и потребностей, прерывая контакт с собой. Но если даже какие-то потребности подпадают под запрет внутреннего критика, они не исчезают, а могут годами прятаться и маскироваться. И если процесс самоисследования и познания своих эмоциональных потребностей в большей степени опирается на взгляд внутреннего защитника и уменьшение внимания к сигналам критика, то увеличивается шанс в каждый момент жизни вновь встать на путь встречи и глубинного контакта с собой и обретения своей самости.

Давайте же разберемся, что представляют собой эмоциональные потребности.

Эмоциональные потребности

Едва ли можно встретить человека, который не слышал бы о пирамиде потребностей Абрахама Маслоу. Эту модель очередности актуализации потребностей используют во многих сферах — от психологии до маркетинга. Маслоу разрабатывал теорию самоактуализации личности. Он размышлял над тем, какие существуют потребности у индивида и что может помочь ему стать целостной личностью. Он обратил свой пристальный взгляд на то, к чему стремится каждый (ну или почти каждый) в своем развитии, что является движущей силой для самореализации. Именно в этом контексте его заинтересовали потребности человека. В своих работах он разделил их на «дефицитарные» и «бытийные». Дефицитарные — те, которые призваны восполнить какой-то дефицит, к ним как раз принято относить физиологические нужды и ощущение безопасности. Их удовлетворение способствует выживанию. Бытийные же — это те, которые способствуют развитию личности человека, основанные на его ценностях и смыслах, составляющих глубинный мотив. В своей статье «Теория человеческой мотивации» в 1943 году Маслоу написал, что удовлетворение потребности строится через иерархию — вначале идут потребности наиболее значимые для выживания индивида и только потом те, которые помогают развитию его личности.

Интересно, что саму пирамиду, которая стала так популярна, Маслоу не создавал. Он просто использовал термин «иерархия», обозначая первостепенность актуализации (активизации) потребностей. Хотя к концу жизни он отказался и от этого, потому как собрал множество примеров того, что человек может стремиться к самоактуализации через реализацию бытийных потребностей, основанных на его личностных смыслах, даже тогда, когда его дефицитарные потребности не удовлетворены. Так, чудовищный опыт, пережитый людьми в концлагерях и при блокадах, показал, что истощенные голодом и другими невзгодами люди остаются в контакте со своими личностными смыслами и ценностями, продолжая любить близких, стремиться поддерживать других, создавать художественные произведения. Перефразируя известное выражение, можно сказать — «потребность каждая нужна, потребность каждая важна».

Неудивительно, что вплоть до середины двадцатого века в научных кругах господствовало представление о том, что младенцы нуждаются лишь в бытовой заботе, удовлетворении тех самых «дефицитарных» потребностей, а «бытийных» потребностей у них еще нет, и значит, эмоциональный контакт для них не является важным и решающим. Казалось, лишь питание, поддержание гигиены и физическая безопасность играют решающую роль в выживании и создают комфорт в жизни младенца. Но я глубоко уверена, что любая мама в любом столетии, без сомнений, сказала бы, что не менее важно для малыша присутствие рядом эмоционально настроенного на него взрослого. Объятия, поцелуи, разговоры с лепечущим малышом, улыбки, поглаживания и песенки, укачивание на руках — все это является столь же важным, как и физиологический уход. Об этом знают родители, но раньше это знание не выходило на уровень научно признанного факта. Лишь с середины двадцатого века психоаналитики начали ставить перед собой наиважнейшие вопросы: что влияет на развитие человека, его личности, способов восприятия мира и самого себя? Здесь снова не обошлось без вклада Зигмунда Фрейда, который одним из первых начал рассуждать о значении детского опыта для развития человека.

Возможно, под давлением общества, и так с трудом принимающего его революционные взгляды на психическое, он перестал это исследовать и углублять свои идеи. Однако его дочь — Анна Фрейд подхватила эстафетную палочку: стала развивать идеи о значимости детского опыта и создала направление детского психоанализа. Это создало пространство для осмысления этапов развития детской психики и влияния качества раннего контакта родителей и младенцев на дальнейшее эмоциональное развитие ребенка.

Мелани Кляйн была еще одним последователем психоанализа. Она имела собственный сложный опыт материнства, что подталкивало ее к изучению устройства детской психики. Ее наблюдения за контактом между матерями и младенцами позволили ей исследовать самые ранние фазы психической жизни и эмоциональный мир маленьких детей. В своих работах она показала, как эмоциональные драмы, пережитые в самом раннем возрасте, могут продолжать влиять на реакцию человека на проявления любви и отвержения на протяжении всей его жизни.

Поворотным моментом в общественном восприятии важности эмоционального контакта с детьми становятся исследования и публикации Джона Боулби и его команды. Совместно с Мери Эйнсворт он разработал концепцию теории привязанности и доказал огромное влияние на развитие эмоциональной сферы того, насколько чутко и своевременно взрослый реагирует на возникающие потребности у младенцев. В особенности при удовлетворении потребности в безопасности (защищенности).

Боулби совместно с Робертсоном снял революционный документальный фильм «Двухлетний ребенок в больнице» (1952), который оказал колоссальное влияние на практику госпитализации детей. В это трудно поверить, но прежде во всех странах мира практиковалось раздельное пребывание детей и родителей в больнице, несмотря на ранний возраст. В этом фильме показываются переживания двухлетней девочки, которая госпитализирована одна, без матери. Находясь в отрыве от родителей, она проживает бурю эмоциональных реакций, влияющих на ее поведение и самочувствие. Она последовательно проходит через протест, скорбь и адаптацию. До этого считалось, что разлука с родителем не влияет на ребенка, и этапы ее проживания у детей не были известны и исследованы. Этот фильм вызвал широкий общественный резонанс. Теперь никому и в голову не придет оставлять в медицинских учреждениях маленького ребенка без родителей.

Параллельно с этим педиатр и психоаналитик Дональд Вудс Винникотт в период с 1939 по 1962 год вел на радио BBC цикл лекций для родителей о детях. Ему принадлежит понятие «достаточно хорошая мать». Он отстаивал точку зрения, согласно которой именно близкий взрослый через настройку эмоционального контакта лучше всех может распознать потребности ребенка и найти наилучшие способы их удовлетворения, в противовес сухим, холодным и стандартизованным рекомендациям по уходу за детьми, которые транслировала медицина.

Начиная со второй половины двадцатого века, представители психологической практики стали активно исследовать эмоциональные потребности людей и то, как их удовлетворение в детстве влияет на развитие психики и качество жизни человека во взрослом возрасте.

Теперь мы уже можем опираться на современные нейробиологические исследования, которые подтверждают выводы первых исследователей. Мы доподлинно знаем, что большая часть мозга развивается в раннем детстве, поэтому отношение взрослых, их чуткий отклик на потребности ребенка оказывают колоссальное влияние на его развитие. При этом одинаково важно удовлетворение и физиологических потребностей — в пище, сне, тепле и др., и эмоциональных — в защищенности, принятии, четких границах и др. Через успокоение тревоги и своевременный отклик на призывы ребенка о помощи взрослый приносит младенцу чувство удовольствия и комфорта, что способствует выделению гормонов радости и роста. Игнорирование сигналов ребенка приводит к большому выбросу гормонов стресса без возможности снижения их концентрации в крови, что приводит к замедлению и отклонениям в развитии и формировании нервной и других систем организма.

Получается, что внутреннее знание и умение замечать эмоциональные потребности закладывается именно в детстве, причем с младенческого возраста. Проводниками этого знания становятся взрослые, которые окружают ребенка. В процессе взросления ребенок учится замечать, какие эмоциональные потребности внутри него актуализируются, и искать способы их удовлетворения. Если человек распознает их и бережно к себе относится, качество его жизни повышается.

Звучит довольно просто, но на практике люди, как правило, даже не подозревают о том, какая именно эмоциональная потребность внутри них дает им сигналы через переживания и испытываемые чувства. Зачастую такой прямой путь чуткого восприятия может перекрывать фигура внутреннего критика, заставляя отворачиваться от себя. Важной задачей для человека становится взятие управления собственной жизнью из рук внутренней фигуры в свои. Это возможно сделать, если открыто и честно замечать то, что с тобой происходит. Даже если внутри будут бушевать эмоции и появляться «страшные», агрессивные фантазии, то взгляд на них и размышление над тем, что за ними скрывается, могут помочь рассмотреть собственные эмоциональные потребности. Именно поэтому важно вернуть себе способность размышлять над теми сигналами, которые мы можем получать через эмоции или через другие источники познания своего внутреннего мира, смотреть на это с принятием и интересом, рассуждая, о чем они могут сигнализировать, а не идти на поводу у обвиняющего, пугающего и стыдящего голоса критика, стараясь отказаться от самого себя, прячась и заглушая свои эмоциональные потребности.

Мы подходим к самой важной части этой книги — исследованию своих эмоциональных потребностей с опорой на проективную методику «Рисунок несуществующего животного».

Перед тем как отправиться в это приключение, я хочу ввести такое понятие, как «внутренний несуществующий зверь». Он может стать той частью нашего психического, которая вмещает в себя эмоциональные потребности и может о них сигнализировать посредством различных эмоциональных состояний. Это тот образ, который может нам помочь посмотреть на свои состояния через встречу нашего наблюдающего «Я» со зверем. Предлагаю вам при встрече с ним посмотреть на него добрым взглядом, стараясь безоценочно рассуждать о том, какие же послания он несет.