Невыносимая ситуация

Так часто поминали мёртвых

в святом семействе Острогода,

что это привело к событьям,

достойным хроники моей.

Весь день, собравшись у камина,

они усопших вспоминали:

о братец Карлос, о Филипп,

о преподобная Карлота,

о Канделарио несчастный! —

короче говоря, взывали

к тому, что отжило своё.

И вот в их дом, в их тёмный двор,

под апельсинные деревья,

в гостиную с роялем чёрным,

в кладбищенские коридоры

нахлынула толпа умерших,

как будто это был их дом.

Они, как висельники, тихо

качались в пепельном саду,

напоминая упырей,

и, складываясь, как зонты,

дремали или размышляли

и оставляли в старых креслах

прогорклый аромат могилы,

напоминая наводненье,

ужасный веер с шёлком

тусклым,

как спящий под водою парус.

Никто в семействе Острогода

не смел и пальцем шевельнуть:

столь чистым было преклоненье

перед обличиями смерти.

Страдающее меньшинство

язык держало за зубами.

(Ведь с точки зрения бюджета

безмолвный этот легион

не досаждал ничьим карманам:

умершие не пьют, не курят,

и это говорит в их пользу —

одно лишь удручало: в доме

всё меньше оставалось места.)

Они висели на карнизах

и, развалясь в горшках цветочных,

оспаривали кабинет

у Филиберто Острогода,

надолго застревали в ванной,

до блеска начищая зубы

в своих унылых черепах,

короче говоря, семья

ретировалась из гостиной,

покинула камин и спальни.

И, сохраняя все приличья,

бежала в садик, не дождавшись

протеста мертвецов, взиравших

на это с грустным восхищеньем.

В саду, под сенью апельсинов,

они готовили и ели,

как беженцы с границы грозной,

как проигравшие сраженье.

Но гости их и здесь настигли:

повиснув на ветвях, они

бросали свысока свои

сверхосмотрительные взгляды

на благодушных Острогодов,

не снисходя до разговора.

Пока от столь дремучей смерти

одни не перешли в других,

онемевая, угасая

в могильном доме, где однажды

не оказалось никого —

ни дома, ни дверей, ни света,

ни апельсинов, ни умерших.