New-Пигмалионъ (СИ)

1

— Слыхала? Слыхала, сейчас по Эху Москвы передавали, что эта, что ведущая этого нового шоу в машине разбилась? Ну, как ее? Ну, слыхала?

— Ой, все они наркоманки, спаси, Господи!

— Да не наркоманка она, да ты ее тысячу раз видела в рекламе дезодоранта, ну, вспомнила?

— Джанифер Лопез что ли?

— Сама ты Джанифер Лопез, ну эта, которая шоу про дуриков всяких вела с пяти до шести по будням, про свадьбы, да про разводы, вспомнила?

— Эта, красивая такая, понтовая что ли?

— Ну да! Вспомнила-таки!

— И что? Разбилась?

— Да, Доренко по Эху Москвы вот только что говорил…

— Ну и ну, дела!

— Вот так то вот, не все коту масленица…

— Точно, деньги шальные зарабатывают, ночи напролет гуляют, наркотиков этих там нанюхаются, и гонят, и гонят потом по городу под сто километров…

— Хорошо сама, а то еще невинных людей зашибут, так потом и ответственности никакой — всяко откупятся. Вон этот, артист, что в сериале то играл, ну ты его помнишь, так на остановку с людьми пьяный наехал, шесть человек в больнице, а этому и ничего, дело уголовное прикрыли, все шито-крыто.

— Точно! Творят, что хотят…

— Так как все же эту то звали? Не вспомнила?

— Не, не вспомнила…

2

Агаша… Надо же так по-скотски над своим собственным чадом издеваться, чтобы маленькое безответное бессловесное и беззащитное существо Агашей назвать! Надо же так самозабвенно любить себя самого и лелеять собственные sweet foolish little things — эти знаковые реперы своего частного мироощущения, чтобы дочку свою на всю жизнь обозвать именем — связанным с какой-то своей собственной дурацкой привязанностью, которую ребенок, помеченный потом этой маркой, всю жизнь будет заведомо не любить и даже проклинать!

Каким надо быть эгоистом, чтобы свою дочь назвать в честь любимого автора детективных романчиков?

Не спросили папаша и мамаша пятидесяти двух сантиметровую девочку, а взяли и записали ее в ЗАГСе как Агашу.

И была бы хоть Агаша Кристи.

А то ведь — Агаша Фролова.

Поп, когда бабушка Вера в тайне от родителей принесла уже годовалую Агашку в церковь, тот таким именем крестить ребеночка отказался. Окрестил Аграфеной.

Еще лучше стало…

Это точно. Как корабль назовут, так он и поплывет.

Назови шхуну — «Беда», она и задаст радости капитану с командой — так что мама не горюй!

Вот и Агашка.

До пятого класса ее как только не дразнили… И какашкой, и мордашкой…

Потом кулаками и когтями она заставила-таки одноклассников уважать себя и добилась, чтобы кликали по фамилии. Фроловой.

А в восьмом и девятом, когда расцвела вдруг ранней спелостью первой июньской черешни, стала откликаться на мягкое и даже нежное — слово «агат».

Первый парень на их деревне — Витя Тимофеев даже в Москву ради нее съездил на выставку полу-драгоценных камней и привез ей оттуда на день варенья бусы из этих камешков — из агатов.

Агаша на выпускном эти бусы надела и всю ночь в городском парке Витю потом целовала.

— Агашка, ты паспорт не забудь, возьми!

— Не забуду, я его всегда с собой таскаю.

— Вот, блин, у тебя же регистрации московской нет, а без нее на телевидение пропуска не выпишут.

— А че ты раньше мне сказать не могла? Вот рохля!

Натаха Кораблёва — подруга закадычная — она иногда простотой своею просто до белого каления, до неистовства могла довести. Так бы и врезала ей.

— Что теперь делать то? Мы же уже с режиссером договорились…

— Ну, во-первых, не с режиссером, а с ассистентом или с администратором, но это неважно, — Натаха делает умное, где-то и кого-то подсмотренное ею выражение морды-лица, — а во-вторых, можно такой хитрый финт ушами сделать, поехать на вокзал и взять на завтра билет до Твери, билет именной.

— И что?

— А то, что с билетом и без регистрации пропуск выпишут.

— А билет потом сдать? — догадывается догадливая Агаша.

— Умная, — кивает Натаха, — дуй теперь на вокзал, до съемки три часа осталось.

Вообще, от метро Алексеевская до телецентра ходит маршрутка. Прямо до АСБ-1.

А можно еще проще, можно от Ленинградского вокзала на электричке до платформы Останкино доехать. Тем более, что Агаша за билетом на родную свою Тверь туда на вокзал теперь поехала.

Но с этой задрыгой с Натахой разве по-человечески можно договориться?

Давай в пол-пятого у выхода на ВДНХ.

Давай.

А потом вспомнили обе, что там два выхода.

Так на каком?

Принялась звонить по мобильному — номер абонента выключен или находится вне зоны…

Подождала минут пять, позвонила еще — тот же результат.

Еще не хватало теперь опоздать!

Подошла к группке нагло и выпендрёжно тусующихся частников.

— Сколько до телецентра?

— Шестьсот, — ответил самый наглый, и морду свою бесстыжую осклабил-вылупил. Так бы и врезала ему!

— Да пошел ты, я тебе что? Приезжая, что ты меня заряжаешь?

Сказала и сама себя поймала на том, что а ведь и приезжая… Правильно наглый частник ее раскусил.

Выскочила на дорогу, замахала рукой, как машут стартеры из палубной команды авианосцев. Остановившемуся на старых «жигулях» пенсионеру скороговоркой в раскрытое окошко выпалила — до телецентра на Королева пятьдесят рублей.

Садясь, поймала на себе презрительно-ненавидящий взгляд того наглого частника, что заряжал ее на шестьсот.

А Агаша только фыркнула, и палец средний ему в форточку оттопыренный показала.

Ехали молча.

Агаша сразу на себя напустила.

Пусть этот пенсионер подумает про нее, что она крутая модная штучка, что едет теперь на телевидение не в массовку на телешоу, а к себе на работу. Ведущей или помощницей режиссера.

Даже размечталась по недолгой короткой дороге.

Размечталась, что будет вот когда-нибудь каждый день ездить сюда по этой вот улице на своей машинке. На своей собственной модной машинке вроде вон той — Пежо, в которой та фифа сидит. Будет ездить в Останкино в телецентр, где у нее будет свой кабинет, свой столик в кафе на первом этаже, свое парковочное место на стоянке перед семнадцатым подъездом…

А Натаха естественно уже в стеклянном предбаннике перед бюро пропусков стоит.

Стоит — ни стыда — ни совести.

— Ты что? Ты без меня хотела пойти?

— У меня батарейка в мобильнике подсела, а мы с тобой про выход то не договорились, я на маршрутку и сюда, — оправдывалась Натаха, — иди скорее пропуск выписывай, вон к той вон девушке сперва, к ассистентше…

Агаша на Натаху обиделась.

Точно, она одна без нее хотела на съемки попасть.

— Паспорт в Москве зарегистрирован? — не очень то приветливо спросила ассистентша.

— У меня билет обратный на завтра есть, — ответила Агаша — А надо и чтобы сюда, — бросив на Агашу короткий безучастно-дежурный взгляд, с усталым укором сказала ассистентша.

Сердечко в груди у Агаши замерло.

Вот блин зараза!

Со всех сторон обложили этими регистрациями, этими условностями, что она — террористка что ли?

— Ну ладно, — сжалилась вдруг ассистентша, — пойду попрошу, может и по обратному билету пропуск выпишут…

Пошла.

Пошкандыбала родимая.

Агаша ее даже в спину перекрестила, как это бабушка Вера часто делала, когда Агашка на экзамен или в поликлинику уходила.

Всю группу массовки, сколько их тут набралось — десятка два таких же как они с Натахой энтузиасток и энтузиастов — повели через рамку и турникет — мимо двух дядек в бронежилетах с автоматами. У автоматов такие смешные конические раструбы на стволах, как у старинных пиратских пистолетов с картинок про Бармалея.

Гурьбой до лифта.

Гурьбой по коридорам до студии.

Как барашков пастухи водят.

Только посоха и овчарки этой ассистентше еще не хватает.

В лифте Агаша перехватила несколько, как ей показалось презрительно-насмешливых взглядов.

Какие-то штучки — секретутки режиссерские с папочками в которых, небось, либо сценарии, либо договоры с актерами или сценаристами…

Уж у этих то всё в порядке — у секретуток.

И с московской регистрацией и с хаткой-норкой-квартиркой.

Папочка в министерстве, дочку в МГУ на филфак или на журфак после школы определил, а после журфака сюда по звонку по знакомству. И уж точно — папочка Агашей в честь писательницы или еще того лучше Алабамой какой-нибудь в честь Америки дочку не называл… А оттого что имя правильное, у них и жизнь правильная. Приезжает в Останкино к одиннадцати, да еще оправдываясь дорожными пробками на пол-часа опаздывает. Потом пол-часа макияж, да с подружками бавардаж[1]. Кофе, сигаретки… Работа тоже мне! Отнести ксерокопию договора из кабинета в кабинет. А попробовала бы она три тонны грязной посуды со столов в мойку перетаскать, да три тонны заказов с кухни и из бара клиентам на столы…

Эта сразу в первый же день с такой работы убежит!

А еще глядит с презрением — де ты мне не ровня, ты приезжая без регистрации — в массовку пришла, а я штучка-дрючка московская. Меня сам Костя Эрнст дрючит иногда…

Агаша грустно хмыкает своим мыслишкам.

Вот такая вот тут жизнь.

А что?

Сама бы такой жизнью пожила.

Променяла бы свой официантский поднос и передничек на папку с документиками.

Запросто!

Куда сегодня эта фифа вечером потащится?

Небось за ней бойфрэнд на «тойоте» к восьми вечера подкатит?

Повезет ее в Сад-Эрмитаж или на Новый Арбат в Ангару?

3

Джон подошел к Агаше во время всеобщего перекура.

Администраторша сжалилась, отпустила массовку организованно покурить.

Этот Саламахин — этот звезда-ведущий целый час жарил-парил всех под ослепительными и невыносимо жаркими софитами и сам — то слинял к себе в кабинет, где наверняка кондиционер и водя «пернье» со льдом. Слинял, а ассистентше не велел их распускать, де «ща вернусь и продолжим». Но он пол-часа не возвращался и ассистентша разрешила далеко не расходясь — сходить пописать, или пойти покурить по одной.

Джон к ним с Натахой тут и выкатился.

Не как чёрт из коробочки, а как артист Бочкин из соседнего ателье.

— Что, девушки, на массовку в шоу к Саламахину пришли? — дежурно, но уверенно по-хозяйски спросил Джон, всем своим видом показывая, что уж он — то ни на какое чужие шоу ни на какую массовку не подписывается потому как сам себе шоумэн.

— А что? — выпуская ноздрями дым, переспросила Натаха — Наверное, хотели бы сниматься на постоянном контракте, — уверенно предположил Джон из коробочки — Ну, — стряхивая пепел прямо на пол, гмыкнула Натаха Она как бы была вся такая из себя усталая от постоянных предложений сниматься.

Ее прям-таки, как бы уже все утомили этими постоянными домоганиями подписать контракт.

— Есть конкретное предложение, девчонки, типа у вас фактураки подходящие, имидж, манеры и все такое…

— Топлесс не снимаемся, — пуская дым ноздрями и опустив длинные накладные ресницы, сказала Натаха.

Вообще Джон все время не на Натаху, а на Агашу во все глаза глядел.

Агаша внутренним нервом всегда чувствовала, когда ей на грудь со значением глядели.

И Джон тоже со значением глядел.

С большим таким значением.

— Вот моя визитка, если что, — сказал Джон протягивая Агаше ярко-красный картонный прямоугольник.

Ниже — телефоны, телефоны, факсы, адреса электронной почты…

— Я на обороте вам номер моего мобильного напишу, — спохватился Джон, вынимая авторучку и забирая у Агаши свою визитную карточку.

Он подарил девушкам ослепительную улыбку образцовой рекламной дентальности и со словами, — звоните, если надумаете сниматься, — убрался восвояси.

Убрался, оставив обеих подружек в состоянии мечтательной прострации.

Поздно вечером, уже засыпая, в последнем усилии ослабленной воли нажимая красную кнопку «лентяйки» вечно мерцающего в углу телевизора в котором счастливчики и счастливцы выпендривались на своем риэлити шоу, Агаша лепетала Натахе, — спишь?

Звонить Джону завтра будем?

И ночью уже снилась обеим девушкам их телевизионная слава.

Слава, пришедшая к ним вместе с Джоном Петровым и принесшая им много денег, новую не съемную, а свою квартиру, машинку цвета Маренго и целый выводок франкоговорящих поклонников, которые до самого утра ласкали девушек своими щекотными французскими усиками.

Жаль, жаль что сны не держатся в памяти дольше двух секунд!