Никак иначе (СИ)

Эпилог

1.

Мы с батей, уже самого утра, снова на крыше, кроем новой черепицей. Работа не ждёт. Да и он торопиться, пока у него гостим, успеть переделать все дела, где меня можно задействовать. Хотя времени вагон. Вырвались почти на месяц. Кто на курорты в отпуска, а мы в Тюмень, в Абатское. Наконец, за пять лет к своим вырвался. Да и зеленоглазой обещал, познакомить с родителями.

Мать, когда мальчишек увидела, расплакалась, что, наконец, внуков дождалась. Света тут же стушевалась вся. Всё никак не вытравлю из неё этот комплекс её. Уже сто раз говорил, что плевать мне, на все её недостатки, лишь бы рядом была. Ведь дышать не могу, если нет её, а всё равно рефлектирует.

Очень боялась она осуждения моих родителей, что сама родить не может, да только это не про моих предков. Они у меня мировые. Батя хоть и суровый, но справедливый, а мама она, и есть мама. Она всегда, сколько помню, готова всех обласкать и накормить.

В детстве, у нас дома постоянно толпы моих друзей торчали, потому что, то пирожки на всех мать печёт, то пельменей налепит. И то, что Света им понравиться, я не сомневался, это она всё дорогу губы кусала, и хмурилась, приходилось отвлекать, убеждать в обратном.

Ехали на поезде, трое суток, заплатил проводнику, чтобы по ночам, пока пацаны спали, на пару часов его купе пустовало, проводил сеансы психоанализа.

В паху приятно тяжелеет, при воспоминаниях, об изогнутом, взмокшем теле зеленоглазой, о том, как шептала исступленно, ненасытно требуя ещё.

В последнее время, а конкретно когда я её чуть не просрал, я стал втихаря, даже, наверное, от самого себя, благодарить бога за неё.

В первый раз, именно в той халупе, в которой спрятал её этот слизняк, с её работы. Пока тогда не понял, что смогу её потерять, всё игрой какой-то казалось. Она трепыхалась, меня это заводило, я подавлял, и она подчинялась. И было нам сладко.

Блядь, не с кем не было такого кайфа, как с ней. И ведь понял это, ещё тогда, когда впервые брал её, в своей квартире, вместе с Саней. И ведь тело подсказывало, что вот она идеальная, с которой каждый раз, как первый раз.

Хотя свой первый раз лучше не вспоминать, и не сравнивать со Светой.

И долго же до меня доперало. Игрался, развлекался. И чуть не опоздал. Видел же, что Саня тоже загорается от неё, и крепнет в нём решимость, оборвать все наши игры, и присвоить зеленоглазую себе. Блядь, чуть не просрал тогда. Ходил, посыпал голову пеплом, что порвал девочку, а она даже и не обиделась, простила сразу, всю ту несдержанность, что обрушил на неё. Сорвало мне тогда крышу. А она же дерзкая зараза, нет, что бы промолчать, только масла в огонь подливала, вот и получила. Как и тогда, когда выпросила на свою пятую точку. Вечно кобениться. Заноза в моей башке.

Но тогда, месяц назад, когда до меня дозвонился Саня, и матами объяснил, что я просрал по своей дурости, Свету, и что домой заявилась Жанна, и твориться полный пиздец, вот тогда я почувствовал холод, который пополз по телу, потому что понял, она не простит.

Я наплевал на переговоры, и многомиллионный контракт, стартанул так резко, что никто ничего не понял, и мои теперь уже нынешние партнеры поняли, что произошёл форс-мажор, и простили мне это.

Но это было потом, а сперва был пиздец, потому что на включенном телефоне, висели десять пропущенных от зеленоглазой, столько же от Сани, и один от Жанны.

Я летел по трассе, нарушая все правила, и беспрестанно набирал Свету, но её телефон молчал, потом набрал Саню, и обрисовал весь пиздец. И пока я наводил порядки, со своей уже бывшей женой, и грёбаными охранниками, которые вообще пустили её в дом, Саня по своим каналам рыл землю в поисках моей занозы, которая, конечно же, смоталась, вместе с пацанами.

И вот тогда, когда я прижал этого слизняка Петю, вымещая на нем остатки зла, основную часть получила Жанна, я услышал её вскрик, и почувствовал прямо неимоверное облегчение, и в моей голове пронеслось благодарность богу, что она здесь, а остальное я разрулю.

Не было даже никого сомнения. Вернее не было просто других вариантов, для меня. Только один. И ради этого я готов был на всё. И на колени встать, и прощение вымаливать, на всё.

А потом были две недели целибата.

Отомстила зараза!

Как только не выманивал её.

То, что на подарки не поведётся, я это знал, но всё равно не мог, не нести охапками цветы, и всякой хрени женской. Тут в основном Аня, мне помогала, потому что мозг был забит.

Тогда пришлось туго, нужно было, восстанавливать чуть, не проёбаный контракт, разводиться с этой стервой Жанной, ждать результатов анализов по тесту ДНК Марка. Всё в одну кучу.

Каждый вечер несся к своей зеленоглазой, в надежде, что вот сегодня не выдержит, выйдет, поговорим, а там за разговорами, и к приятному перейдём. Но Света для меня открылась в новой грани.

Нет, я знал, что она порой упёртая, особенно если что себе в голову вобьёт, но в этот раз она проявила нечеловеческое упрямство. Она даже на порог не выходила, либо с её тётушкой общался, либо с пацанами. И пару раз мне очень хотелось, наплевать на всё, и ввалиться к ней в комнату, в которой она пряталась, но на каком-то уровне я понимал, что Свете нужно это время. И возможно оно и мне нужно было.

Нам обоим.

И вот за эти две недели случился у нас такой почти молчаливый конфетно-букетный период. Многое мне тогда пришлось переосмыслить, а самое главное, что я могу её потерять. Ведь она всегда была рядом, согласная, мягкая, хоть и взбрыкивала, но всегда подавлялась, усмирялась, а тогда я понимал, что не смогу ничего сделать, если она не захочет больше меня. Не продавлю, и не заставлю. Сдохну, наверное, но не заставлю.

Тяжело мне дались те две недели, и не потому что, я был на сухом пайке, хотя и это тоже. Но самое главное, не было уверенности, что с разводом завершиться бойкот зеленоглазой. Вот не хрена я не верил в это, но всё равно, пёр на адвокатов, которые мне советовали немного затянуть процесс, потому что Жанна выставила нереальные условия, но я был согласен на всё. Пусть, блядь, подавиться сука меркантильная. Только пусть свалить из моей жизни. Похер мне на бабло. Есть у меня с некоторых пор, более важные материи в жизни, чем деньги. И они весомее, чем всё бабло в мире. Потому что заценил я вдруг, как заебись возвращаться после работы, в дом, в котором тебя ждут. В котором, приготовлен для тебя ужин. В котором нуждаются, в твоей заботе. В котором, ты важен, потому что любим.

И по хер на все деньги мира, если в этом мире нет зеленоглазой.

Марк оказался не моим сыном, не знаю, на что рассчитывала Жанна, но в накладе она не осталась, и, пожелав, с ядовитой улыбкой на устах, мне всего хорошего, свалила, наконец, из моей жизни, и тогда я вздохнул свободной грудью. И такого себе напредставлял, что сотворю, со Светой, что еле доехал, до квартиры её тётки, а потом вспомнил, что не купил цветов, но возвращаться было в лом, не терпелось, вручить Свете свидетельство о разводе, и утащить её на всю ночь, хоть куда, лишь бы мы остались одни.

А по факту, мы минут тридцать стояли в прихожей, обнявшись, и даже не говорили. Просто, пиздец как, не хватало слов. И я только и мог прижимать её к себе, дышать ей, впитывать тепло желанного тела, и чувствовал, как меня отпускает. Словно наркоман, получивший вожделенную дозу, меня торкало, и в то же время расслабляло. Я понимал, что она тоже только этого и ждала, и тоже скучала, тосковала, и это было просто охрененно.

Взаимный кайф. Усиленный, именно этой обоюдностью.

Моя!

Она только моя!

Солнце жарило беспощадно, и я давно скинул майку.

Батя, как всегда недовольно глянул на мои татуировки, но ясно, что промолчал. Я уже давно не пацан, чтобы отчитывать меня. Это мама, порой, в последнее время, когда звонил им по скайпу, всё причитала, что на мне живого места нет, отец молчал, хотя я и знал, что всё это у него ассоциируется с тюрягой, переубеждать его я не собираюсь. Объяснять что мне в кайф, моя разрисованная кожа тоже, это моё личное дело.

Вдруг у калитки показалась моя зеленоглазая, что ходила в местный магазин. Да не одна, какой-то мужик за ней волочится, пакеты несёт. Я прямо стойку сделал, жадно разглядывая эту парочку.

Света, зараза, напялила сарафан, на тонких лямках, который оголял все её плечи, и часть груди, обтягивал талию, благо юбка был пышная, и до колен. Но мне хватило, и этого, и того что незнакомый козёл пялиться на сиськи её, а эта зараза, с умным лицом, что-то ему ещё и рассказывает.

— Бать, я щас вернусь, — снимаю с талии, ремень с инструментами.

Отец чётко отслеживает мой взгляд, и мою реакцию тоже.

— Кирилл, не горячись, — догоняет меня его окрик, — это сосед наш…

— Да по хуй мне, кто он, — бормочу я, слезая по лестнице вниз.

Но к тому времени, когда я выхожу к калитке, Света уже идёт ко мне навстречу, тащит пакеты. Увидев меня, тут же улыбается, немного правда настороженно, потому что смотрю я ни хрена не дружелюбно.

— Привет, — говорит она, когда я, молча, перехватываю пакеты из её рук.

— Кирилл, ты чего злишься? — следует за мной к дому, но я уже скрываюсь с поклажей в доме.

Блядь, сказала же за хлебом, набрала две тонны провизии!

На хрена таскать такую тяжесть?

Хотя ей помогли же.

Она входит, когда я ставлю пакеты на стул, на кухне, и пристально глядя на неё, жадно пью воду. Вот понимает она вообще, что мне иногда её разорвать хочется. Потому что вот такая красивая, вся манкая, мягкая, манящая. И пахнет, моим персональным раем. Свежесть травы, и сладость цветов. Ничем этот запах не вытравить. Ничем не перебить. Везде такая ароматная и вкусная.

Моя!

Света, тем временем, проходит мимо к умывальнику, она уже нарастила броню, от моего взгляда, и теперь умела его игнорировать, ну или хотя бы делать вид, что игнорирует.

Она отворачивается, моет руки, и как ни в чём не бывало, начинает мне рассказывать, что в магазине ей пришла идея сделать пирог, и поэтому пришлось набрать чуть больше продуктов. Это всё я отмечаю краем сознания, потому что все мои инстинкты нацелены сейчас только на одно.

Я хочу её.

Медленно приближаюсь, рассматривая покатые плечи, в открытом сарафане, и кожу загорелую уже, и спинку узкую, переходящую в шикарные ягодицы и крутые бёдра. Меня как всегда ведёт, потому что я чувствую её аромат, свежий и сладкий, и возбуждение бежит по позвоночнику, мышцы живота напрягаются. Ещё не коснувшись её, уже представляю сладостный вздох, что сорвется с её губ, дрожь её тела, когда я без прелюдий засажу ей, прихватив за отросшие волосы, оттянув назад голову, чтобы впиться в мягкий изгиб её шеи.

— Кирилл, ты что? — замирает она, когда я обхватываю её за талию, и зарываюсь носом в волосах.

Другой рукой комкаю подол, проклятого сарафана. Сожгу его на хер.

Я на ощупь нахожу её трусики и тяну их вниз.

— Кирилл… Нет! Перестань, — начинает изворачиваться Света.

— Тихо, — командую я, — слушай. Слышишь? Стук молотка, это батя, на крыше.

Она кивает, но всё ещё напряжено держит меня за руку.

— Теперь слушай. В саду смеётся Ромка, они с матерью, в гамаке качаются. Андрей на речку убежал. Мы одни. Успокойся, зеленоглазая.

— Не факт, что никто из них не войдёт в любую минуту, — не сдаётся она.

— Не факт, — не стал я отрицать, и расстегнул ширинку, достал уже готовый член, упёрся в дрогнувшие ягодицы, — поэтому, давай поторопимся.

— Кирилл… — начала Света, но замолчала, когда я, не совсем терпеливо растолкал её ноги, прогнул, так как мне надо, открывая для себя охуитительный вид, и вошёл.

И всё как по маслу! Зеленоглазая, уже была мокрой, и это прямо отдельный кайф, что твоя женщина всегда готова для тебя.

Первый толчок заставляет, закатить глаза, она всё ещё узкая для меня, и я стараюсь, быть осторожным, помня, что легко могу навредить ей. Хотя держаться, и начать сразу же вколачиваться в неё, стоит неимоверных усилий.

Прихватываю её за горло, чуть сдавив, и разворачиваю к себе её лицо. Взгляд её плывёт, ноздри трепещут, она вцепляется в мою сжимающую руку своей, и ждёт. Покорно ждёт моих действий. И вторым толком я выбиваю из неё стон, а потом жадно прихватываю её губы, вторгаясь в сладкий рот языком.

Сука, наркота моя, персональная. Всё перестаёт существовать, только мы вдвоем в целом грёбаном мире. Отрываюсь от её губ, и прогибаю удобнее, прихватывая за волосы, чтобы изогнуть ещё сильнее. Сдираю с грудей ткань сарафана, и поочерёдно сжимаю мягкую плоть, пропуская сквозь пальцы, твёрдые соски.

И всё моё существо сейчас сводиться лишь к одному! Присвоить, заклеймить, подчинить!

А Света, сама закрывает себе рот ладошкой, но стонет всё равно громко, и мне по хуй, что кто-то может это услышать. Сейчас мне по хуй на всё кроме этой тесноты, что жарко сжимает мой член, и зеленоглазой, что гнётся и стонет подо мной.

— А теперь поясни мне, зеленоглазая, — говорю просевшим от возбуждения голосом, — что за мужик рядом с тобой тёрся?

Я беспощадно луплю её по ягодицам, она вздрагивает и сжимает меня там ещё сильнее, заставляя рычать от удовольствия. Кожа на её ягодицах окрашивается розовым, и я глажу место удара, не прекращая медленно натягивать её на себя.

— Ты что… из-за этого… — задыхаясь, стонет она, и я поддаю сильнее, начинаю отпускать себя, ускоряюсь, чувствуя, что сейчас уже можно ослабить самоконтроль.

И по кухне летят характерные шлепки, когда я всаживаюсь всё быстрее и быстрее в неё, по самые яйца, не отказывая себе умножать свой кайф, разглядывая место нашего соединения. И моё сердце и без того дробившее, ускоряет ход, и из лёгких вырываются хрипы. Я сжимаю крепче ягодицы зеленоглазой, с удовольствием погружая в них свои пальцы, и продолжаю усиливать наше удовольствие. Она и вовсе заводит назад руку, и впивается в мой зад, с которого давно соскользнули джинсы, и нет препятствия для её ноготков, которые впиваются в мою кожу, подгоняя меня.

Сука, какая же она охуенная! Моя! Моя!

— Да… Да… Кирилл… Люблю… Люблю тебя! — Света начинает дрожать, выгибается, сжимается так, что утаскивает меня за собой, и в глазах на пару секунд темнеет, а в ушах глохнет.

Я обессилено опускаюсь на неё, все ещё разряжаясь внутри, и кайфую, просто улетаю в астрал, от того как мне хорошо.

— Ты сумасшедший, — сипит Света подо мной, — ты каждый раз меня будешь трахать, когда рядом появиться мужчина?

Я освобождаю её от тяжести своего тела, поднимаюсь.

— Постой так, я сейчас оботру, — говорю вместо ответа, и не без удовольствия разглядываю её розовый вход, с сочащейся из него моей спермой.

Сука, вид на миллион! На два миллиона!

Надо бы поскорее вытереть и прикрыть всё это, а то я и на второй раунд могу так зайти. Навряд ли зеленоглазая оценит.

— Ну, так и чё за мужик, рядом с тобой ошивался? — задаю я вопрос, после того как мы приводим себя в порядок, и я разворачиваю её к себе лицом.

Света смотрит с вызовом. Вот что за зараза, ведь оттрахал только что, а ей мало.

— Вообще-то Кирилл, это наш сосед, — начинает она, — и он любезно предложил мне свою помощь. Мне что же совсем на улицу не выходить?

— В этом сарафане, точно никуда не пойдёшь больше, — отзываюсь я, отпуская её, и припадаю опять к бутылке с водой.

— Ну, это наврядли получится. Он пригласил нас сегодня всех вечером на шашлыки. Да и Андрей с их дочерью дружит. Но так и быть, сарафан не надену.

И вздёргивает бровь, и смотрит так дерзко, своими зеленющими глазами, как будто не знает, что меня просто кроет от её борзости. Но сейчас, меня немного останавливает другая информация.

— Когда он успел? Мы всего ничего здесь? — хмыкаю и сажусь за стол.

— Но видимо успел. Девочку зовут Василина. Так что сдерживай свои собственнические замашки. Никому я кроме тебя не нужна. Прими это, Кирилл, — фырчит зараза.

— Ага, а на сиськи на твои, он просто так пялился, — не отступаю я.

— Может и просто так, — отмахивается Света, и начинает распаковывать пакеты, — а может, ты как всегда, всё себе придумал.

Я встаю, и подхожу сзади, обнимаю за плечи, прижимаю к себе.

— Свет, заканчивай, — рычу уже откровенно.

Какого хрена дразнит? Знает же, что я введусь.

— Ты совсем решила сегодня ноги не сводить? Ты же знаешь, я тебя затрахаю.

— Какой же ты извращенец, — вздыхает она.

— Это мы давно выяснили, зеленоглазая, — оскаливаюсь я и кусаю её за плечико.

Бля, надо уходить, а то точно похерю весь день. С этой заразой, стоит только начать, хер остановишься. А для меня, то, что было только что, так прелюдия, поэтому надо валить.

2.

Вечером меня немного отпускает, особенно когда я вижу, как Валёк, так зовут нашего соседа, прижимает к себе свою жену Людмилу. Маленькая, пышненькая брюнетка, с карими глазами, постоянно смущалась, когда ловила мой взгляд. Я тоже прижимал к себе зеленоглазую, дабы сука, всем было понятно, что она моя.

Вот такой я собственник»! Меня устраивает!

Мы сидим за столом, уставленным помимо обещанных шашлыков, различной снедью. Рядом горит очаг. Круглый, каменный. Валёк оказался строителем, и не без гордости, хвастался всеми постройками, начиная от дома, который он «вот, этими самыми руками» с основания возвёл, и, заканчивая беседкой, в которой мы сидим.

Батя тут же подсуетился, и сразу озадачил соседа, помочь по-дружески с сараем, что завалился уже, и баню всё он хотел расширить. Валёк, помимо, очевидной золоторукости, оказался ещё и дружелюбным, и помочь пообещал хоть завтра. В общем нормальным мужиком он оказался, хоть и пялился на сиськи моей зеленоглазой, но это я уже решил списать на мужской инстинкт, вот потому что, я в свою очередь заценил, что у его Людмилы, тоже всё в порядке с фигурой.

Так что один- один.

Стемнело.

Молодёжь всё порывалась сбежать на озеро, но Людмила запретила дочери купаться по ночам, и Василине, ничего не оставалось, как разочарованно вздохнуть, и остаться за столом. Я то Андрею разрешил, потому что плавал он отменно, да и озеро было чистое, тёплое, и совсем не глубокое.

Мы вот с зеленоглазой исправно его по ночам посещаем, и даже иногда плаваем.

Но вмешиваться в воспитательный процесс я не стал. У меня всё же пацаны, тут девочка. С ними надо деликатнее, тоньше, именно так как я не умел.

Я может, и с пацанами то не умел, это мне просто сыновья такие достались. Толковые, умные, рассудительные. Я очень ими гордился. И если Ромка всё же был ближе к Свете, то с Андреем у нас был полный контакт. Я это понял, когда он мне признался, что очень рад, что мы со Светой не расстались, но должен знать, что если бы я её обидел, он, несмотря на всё уважение ко мне, втащил бы мне. Да вот именно так откровенно, и сказал. Втащил. После этого я его сам зауважал. И честно говоря, понял. Я бы сам себе бы втащил. Толковый парень. Мой сын.

А у Ромки, теперь новая любовь. Баба Нина, моя мать. Она так его обласкала, что он таскался за ней повсюду. Зеленоглазая только завистливо глядела, и печально вздыхала. Но в процесс не вмешивалась, да и я не давал ей скучать, наоборот, находя в этом положении плюсы. Она теперь была не так зависима от сына, а значит, свободна для меня. Да и спал теперь Ромка, только с бабой Ниной. И Света была в полном моём расположении.

Вот и сейчас мать потихонечку его уговаривает, идти ложиться спать, обещает сказку рассказать. Света тоже подрывается помочь. Мать ей не перечит, и они втроём уходят, а я как самая эгоистична тварь, чувствую зависть, и одиночество. Не люблю выпускать её из виду, даже на короткое время.

Валёк следит за мной взглядом.

— Чего не женитесь-то? — спрашивает он, когда Людмила отходит, и они вместе с Василиной прибирают со стола грязную посуду. Андрей тут же вызывается им помочь, и за столом остаёмся мы втроём, я, Валя, и отец.

— Да, я вот тоже говорю ему об этом, — поддакивает отец.

И они оба смотрят на меня, словно я им обязан душу излить.

— А это что-то поменяет? — задираю бровь, и лениво гоняю во рту зубочистку.

— Ну, судя по тому, как ты на неё смотришь, должно, — усмехается Валёк.

Честно говоря, я и сам об этом думаю, теперь постоянно. После моего фееричного проёба, мы не заговаривали о свадьбе ни разу. Хотя кольцо, Света вернула на палец. Но дальше так и не шло. Я не давил, хотя надо признать сделать её своей женой официально всё же хотел.

А вот хотела ли она?

— Она по любому моя…

— Кирилл, ты не прав, — перебил отец, и твёрдо посмотрел на меня, — если ты любишь женщину, ты должен дать ей гарантии…

— Да, она итак… — попытался я вставить, объяснить, что Света, в любом случае не останется в накладе.

— Кирилл, — не дал вставить отец, поднимая руку. Он всегда так делал, когда хотел чтобы я его услышал.

— Если ты любишь Светлану, ты должен дать ей свою фамилию, и дать ей официальные гарантии, даже если она говорит, что это для неё это не важно.

Да только ничего она не говорит. Когда-то давно намекала, вроде шутила, но тогда я был не готов, а теперь, ничего не говорит. И возможно не нужны ей мои гарантии.

В общем, настропалили меня, ещё и Валёк подключился. В голове созрел план. И я, как меня порой звал Саня, бронепоезд, попёр на цель, не видя препятствий.

В нашей спальне Светы не оказалось, я заглянул наверх, где мать укладывала Ромку. Оказалась, зеленоглазая решила сходить в баню, там ещё с вечера, вода не остыла, мы с батей после крыши, мылись. И это даже очень хорошо.

В бане пахло деревом и разными травами, которыми собирала мать. Этот аромат, как триггер для меня, сразу в голосе мелькали картинки детства. Так пахло в бане у бабушки, у которой мы тогда жили, и сердце, приятно сжимается от этого сочетания, словно одним глазком в прошлое взглянул.

Света стояла, в тусклом свете предбанника, уже свеженькая, зарумянившаяся, с влажными волосами. Она уже успела накинуть халатик, который лип к влажной коже, и обрисовывал все изгибы её фигуры. Она обернулась на шум, когда я вошёл, и тут же разулыбалась, увидев меня.

— Потерял меня? — промурлыкала она, когда я шагнул к ней, и уже по обыкновению, заключив её в объятия, втянул её аромат.

Надо ли говорить, что у меня тут же встал.

— Чего сбежала? — прохрипел мой голос, и я прошёлся губами по её шее, ловя приятную дрожь её тела.

— Устала, — призналась она.

— Очень устала? — потёрся об неё своим стояком.

— Можно подумать, тебя это остановит, — усмехнулась Света, поднимая лицо, и в этом неровном освещении, я завис, разглядывая её лицо.

Гладил её скулы и щёки, наслаждаясь бархатной кожей. Мои пальцы, такие тёмные, и крупные по сравнению с её тонкими чертами. Какая же она красивая, нежная, и за всей этой изящностью черт, скрывается такая страсть. Порочная, только для меня. Горячая, только для меня. Извращённая мной. Никогда не отпущу.

— Кирилл, что с тобой? — прерывает мои мысли Света. — Ты так странно смотришь?

— Мы завтра распишемся, — я как всегда конкретен.

— Что? — она сперва улыбается, но видя, что я всерьёз, улыбка её тает, и это пиздец как бьёт по моему самолюбию.

— Не хочешь? — рычу я, и инстинктивно сжимаю её горло обеими руками.

— С чего такие перемены? — совершенно не пугается она, изменения в моём поведении. Отважная моя. Ещё бы научится понимать, что там в этой головке. Вот какого хрена она не радуется, а наоборот вся напряглась, руки выставила.

— Давно пора, не находишь? — я от греха подальше, убираю от неё руки.

— И это что, сейчас официальное предложение? — морщится она, растирая следы от моих пальцев на шее.

Так вот оно что? Я упустил тот момент, что девочки любят ушами, а я как всегда пру напролом.

— Это репетиция, потом сделаем, как ты захочешь, — развожу руками.

— Репетиция, при которой я стану твоей женой, — снова насмешливо, и даже презрительно.

— Чего ты хочешь, зеленоглазая? — дёргаю её к себе за руку.

Выводит, сука.

— Скажи прямо!

— Чего хочу, Кирилл? — повторяет мою фразу, как с нерадивым пацаном, ей богу. И руки свои пытается выкрутить.

— Ну, уж точно не такого предложения, которое звучит как приказ, и не в бане, и вообще, с чего ты взял, что я хочу за тебя замуж! — распалялась она, а я всё больше ахуевал.

— Не хочешь? — рявкнул на всю баню, так что Света подпрыгнула на месте. — Да что на тебя нашло, опять?

— На меня нашло? — огрызнулась она. — Ты, прежде чем свои хотелки озвучивать, Кирилл, загугли что ли, как предложение делать. Или я не достойна красивого жеста?

И в этом её «не достойна», мне слышишься, опять её старые комплексы, что она шлюха, и игрушка для меня.

— Ты же знаешь, что я люблю тебя, — чеканю слова, — знаешь, что без тебя мне нет жизни, зеленоглазая, к чему эти капризы?

Встряхиваю её за плечи, но тут же стопорю, вижу, как блестят её глаза. Бля, переборщил.

— Дело не в этом Кирилл, — всхлипывает она, — просто иногда ты прёшь, снося все препятствия. И я знаю, что у тебя такой характер. И я не сомневаюсь в твоей любви. Просто…иногда… — она не договаривает, переводит дыхание, сглатывает слёзы. И не продолжает, потому что уверенна, что я не пойму. Или что это всё бесполезно.

— Я понял тебя, Света, — голос мой звучит глухо.

Чего уж скрывать, я уязвлён.

— Иди спать, я скоро приду.

— Кирилл…

— Иди, мне надо подумать.

И она, молча, подчиняется, я остаюсь один.

3.

Сижу тут же у бани, на широких ступенях лестницы. Курю, выдыхаю сизый дым в темноту. Надо мной горят звёзды, и восходящая луна, косится рогатым месяцем. Говорят, на молодую луну нужно начинать все новые проекты и дела, и тогда успех обеспечен. А мне, честно говоря, по херу, молодая она или нет. А вот то, что Света упрямиться и ждёт от меня чего-то грандиозного, нет. И я ее, конечно, понимаю, нужно женщинам вся эта блажь, любят они красивые слова, и поступки. А я если честно вот вообще не из этого разряда. Мне легче конкретное задание выполнить. Что-нибудь существенное, материальное. Но и наплевать на настроение своей зеленоглазой я не могу. Никогда не мог. Мне нужно чтобы она была довольна. Чтобы улыбалась. Чтобы ей было в кайф.

Помню, с Жанной вообще не парился, просто решили как то обоюдно, что поженимся, и поженились. Не свадьба, а так вечеринка, и прожили так же, как вечеринку, которая внезапно закончилась, и наступило похмелье. И ни хрена не весело, и жить вместе невозможно.

А с зеленоглазой…

С ней всё как-то неровно. Схватила за яйца, с самого начала и держит до сих пор, только вначале я ещё дёргался, думал рулю, а сейчас понимаю, что рулит она, иначе бы не грузился я.

На моё плечо легла сухая, лёгкая ладонь.

Мама.

Я поднял лицо, разглядывая родные черты. Узкое личико, в тонкой паутинке морщин, светло-голубые глаза смотрят с любовью, и затаившейся тревогой. Светлые брови сошлись на высоком лбу, но губы улыбаются ласково.

Я накрываю её ладонь своей, и сжимаю, снова перевожу взгляд на россыпь звёзд на небе.

— Чего не спишь, сынок? — мама садиться рядом, и кладёт свою голову мне на плечо.

Она такая маленькая по сравнению со мной, и я обнимаю её, прижимаю к себе. От неё пахнет сдобным тестом и сельдереем. Это ещё один запах, который возвращает меня в детство. И даже глаза прикрываю от удовольствия.

— Помнишь, я с качели навернулся, — говорю я, всё так же, не открывая глаз, — коленку разбил, ревел на весь двор…

— Да, — слышу по голосу, она улыбается, — ревел ты постоянно. Мне тогда пришлось тебя на руках нести до дома, и песенку петь.

— Да, да, — вспоминаю я, — что-то про Умку.

— Твой любимый мультик. Я, пока тебе весь репертуар оттуда не исполняла, ты не засыпал… Боже мой, как же быстро пролетело то время, — в голосе матери слышится тоска, и я поглаживаю её плечо, — мы были с тобой лучшими друзьями.

— Да, помню, как батя всё шутил, что ты со мной в армию пойдёшь, — улыбаюсь я.

— Да уж, — кряхтит она, и выбирается из моих объятий, смотрит, чуть строже, — Кирюш, береги их, ладно…

— Мам… — вздыхаю я.

— Я знаю какой, ты бываешь порывистый, — перебивает мама.

А я усмехаюсь, порывистый это не то слово. Я сам про себя всё знаю.

— Но ведь сейчас всё по-другому, Кирилл, — она пытливо заглядывает в мои глаза, — теперь это семья, твоя семья. Света, она… — мать вдруг замялась, — это конечно твоё дело, но она именно такая, какой я когда-то представляла твою жену. Тихая и послушная, ласковая, но видно, что не прогнёшь её, не продавишь. Красивая, очень красивая, и любит тебя. Детей своих любит. А что ещё нужно?

— Мам, ты так говоришь, словно я тут решаю, быть нам вместе или нет, — усмехаюсь я, и тушу давно истлевшую сигарету. — Поверь мне, всё уже давно решено, — вздыхаю я, — я без неё не проживу… не смогу.

— И не надо, Кирилл, — кивает мама, — у вас такая семья хорошая. И нам с отцом радостно, что нашел ты, наконец, своё место в жизни.

Я продолжаю улыбаться. Да моё место рядом с зеленоглазой, а её со мной. Если бы родители только знали, как я чуть всё это не потерял, но чего уже об этом.

Мы ещё немного сидим в тишине, каждый думает о своём.

Возвращаются отец с Андреем, и мы все вместе идём в дом и расходимся по комнатам.

В неровном свете луны, в нашей комнате, вижу как на краю, спиной ко мне, укрытая по пояс, лежит зеленоглазая.

Интересно, спит?

Я быстро раздеваюсь, и забираюсь под покрывало, подтягиваю её к себе, и, обняв за плечи, утыкаюсь носом в волосы. Дышу, слушаю её ровное дыхание, чувствую тепло её расслабленного тела, и меня отпускает. По большому счёту мне всё равно, будет ли она мне официальной женой, или нет. Между нами итак всё предельно ясно. Но если она так живо реагирует на это, то возможно ей не всё равно, и мне стоит это исправить. Но сперва я решаю не давить на неё, пусть сама созреет.

И согретый теплом её тела, успокоенный, я засыпаю, сжимая в руках самое дорогое.

3.

Под утро будит телефон. А ещё нет шести. За ночь мы с зеленоглазой переплелись, и теперь совершенно неохота было выпутываться из её рук, но телефон настойчиво пищал, и выхода не было.

Света поморщилась, и печально вздохнула, когда я, наконец, отлип от неё, но не проснулась.

Звонил Саня, оставленный за главного. А это значит, что-то требует моего вмешательства.

Я принимаю вызов, но тут же осаживаю бодрый голос друга, говоря, что все ещё спят, и мне нужно время, чтобы хотя бы кофе сварить. Саня шлёт меня куда подальше, игнорируя мой рык.

Так начинается день. Меня имеют, причем на сухую. Заваливают делами по самое горло, и когда просыпаются мои домочадцы, я бодр и не особо свеж. Во мне болтается три чашки кофе, и когда мама ставит передо мной тарелку с блинами, я благодарно мычу ей в ответ, тут же накинувшись на еду.

— Придётся смотаться на пару дней домой, — говорю я, закончив разговор.

Света тут же бросает на меня тревожный взгляд. Батя недовольно поджимает губы, а мама грустно вздыхает. И только пацаны, не особо реагируют на это заявление, продолжая поглощать блины.

— Кирилл, всё так серьёзно? — спрашивает зеленоглазая, с какой-то затаённой надеждой, что я смогу, решить все проблемы отсюда, и уезжать не придётся.

— Да, серьёзно, — не оправдываю её ожидания, — Аня уже взяла мне билеты на вечерний рейс.

Она как всегда при упоминании моей помощницы морщится. Хотя вот Анька, при всей своей безупречной внешности, меня вообще не интересовала. Я, может быть, и позволил бы себе большего, ещё до Светы, но, во-первых, она просто виртуозно справляется со своей работой, и потерять специалиста такого уровня, после обычного траха, не очень бы хотелось.

Во-вторых, Аня сразу же обозначила границы, пресекая малейшие поползновения, которые чего уж скрывать, могли быть, и с моей стороны, и Сани, и ещё десятка сотрудников-мужиков, Анька, конечно эффектная барышня. Но цену она себе тоже знала, поэтому границы были обозначены, и я уважал её мнение. А потом в моей жизни появилась зеленоглазая, и остальные бабы вообще перестали меня волновать.

Но Света упорно не могла перестать ревновать меня к ней. Наверное, это чисто женская натура, сравнивать себя, и находить недостатки, чтобы потом заниматься самобичеванием.

— Двое суток, — встаю из-за стола, и ставлю пустую тарелку в мойку, — если успею решить всё вовремя, то приеду раньше.

Там и вправду не так всё серьёзно, но решить это всё нужно мне, и тут ничего не сделаешь. Нужно наращивать капитал, слишком дорог мне стал развод с Жанной, поэтому упускать возможность подзаработать я не могу.

— Собраться поможешь, — обращаюсь к Свете, оборачиваясь к столу, где все сидят, словно на поминках.

— Ну, хватит киснуть, — прикрикиваю на них, — пару дней, это не так уж и много.

Света встаёт из-за стола. Родители тяжело вздыхают, и теперь даже мальчишки поутихли, особенно болтавший без умолку Ромка.

Детский сад, ей богу. Я злюсь, сам не знаю на что.

На то, что близкие люди не хотят со мной расставаться?

Было бы мне легче, если бы они обрадовались?

Нет, но это тоже перебор.

Мы заходим в комнату, и зеленоглазая вдруг кидается и обнимает меня со спины, прижимается.

— Кирилл, это из-за меня да? Ты хочешь уехать из-за меня? Я погорячилась вчера. Ведь мне, по сути, не важно, как ты сделаешь мне предложение. И свадьбы мне не нужно. Какая мне свадьба, разве я похожа на невесту…

Я резко разворачиваюсь, и закрываю её рот ладонью, дабы пресечь поток этого бреда.

— Во-первых, это не из-за тебя, мне действительно, нужно решить кое-какие дела, — чеканю, глядя в эти ахуительные глаза, сука ничего красивее не видел. Зелёные, словно листва молодая, с золотыми и карими точками, точно лучи солнца пробивается сквозь эту листву. И веснушки на носике, повыступали, и она такая забавная и стала ещё красивее, с загорелой кожей, и выгоревшими на солнце волосами. И аромат этот, свежий и сладкий, исходящий от её кожи. Всё ночь дышал им, а все равно мало.

— Во-вторых, ты права, ты достойна красивого предложения, самого лучшего, — говорю и слышу свой просаженный голос, потому что завожусь, от её близости, и от сверкающих глаз.

— В-третьих, ты будешь самой охренненой невестой, и свадьба будет, слышишь, — я заменяю ладонь губами, и она податливо подставляет мне свои. И я впиваюсь в них, чтобы ощутить её вкус, вкус моей персональной наркоты, моей дозы. Ведёт так, что на мгновение выпадаю из этой реальности.

По мышцам бежит дрожь, и руки сами сжимают её, тупо на инстинктах, вжимают в себя, присваивают.

Моя!

— Не нужно ничего, просто будь рядом, — всхлипывает она, когда я спускаюсь губами ниже, веду поцелуй на шею.

— Нужно, зеленоглазая, нужно, — урчу я, добираясь до разреза её платья, и сжимаю полные груди, зарываясь носом в ложбинку между ними.

Моя!

Она пробирается пальцами в мои волосы, поощряя меня, тяжело дышит и дрожит.

— Нет, я итак готова. Вот приедешь, и мы распишемся, так как ты и хотел, — не отступает Света.

— Я сделаю так, как ты хочешь, слышишь, — не спорю я, и опускаюсь на колени перед ней, задираю подол платья, и прижимаются лицом к животику, веду носом ниже, чувствуя терпкий аромат её возбуждения.

— Кирилл, — срывается толи вздох, толи всхлип с её губ, когда я через ткань трусиков прикусываю её лобок. Вцепляется в мои плечи, чтобы не упасть, а я завожу одну её ножку себе на плечо, и отодвигаю полоску ткани в сторону, тут же лижу открывшиеся складочки. Пряный аромат тут же бьёт в нос, и сладкий вкус тает на языке.

Света пытается быть тише, но неконтролируемо вскрикивает, как только я задеваю её клитор. И бёдрами крутит. Нетерпеливая моя девочка. Хочет большего. А меня ведёт от её вкуса, и в этом положении мне мало, хочу полного раскрытия, полного вкуса.

Я встаю, и придерживаю качающуюся Свету. Проверяю щеколду на двери, и веду свою зеленоглазую занозу на кровать.

— Давай сама. Трусы сними и ножки раздвинь, хочу тебя отлизать, как следует, — при этих словах она, как всегда смущается, хотя только что сама стонала, стоя надо мной.

А я как всегда конкретен и чёток в выражениях, не нахожу нужным, выискивать какие-то эпитеты, говорю всё как есть.

Давлю горящим взглядом, пока по стройным бёдрам скользит белое кружево трусиков, и как Света, всё ещё смущаясь, ложиться на спину, на кровать.

Её смущение меня поражает даже сейчас. Ведь после всего, что было между нами, уже давно могла бы привыкнуть к моей прямолинейности, но нет, стоит только озвучить свои желания, не завуалировав их иносказательной хернёй и всё, её щечки горят, а глазки тупятся.

— Тихо, — командую я, раздвигая её ноги шире, и устраиваясь удобнее.

Да, бля, мой персональный рай. Всё хочу. Полностью. Член болезненно дернулся, натянув ширинку, и по позвоночнику бежит возбуждение, дрожью разносясь по телу.

Света мелко подрагивает, и закрывает себе ладошкой рот.

А я не могу отказать себе в удовольствии, разглядывать её такую горячую, раскрытую, мокрую.

Мою!

Касаюсь кончиком языка, налившегося клитора, и она тут же вздрагивает, выгибается в дугу, глухо стонет. Да так, что и меня трясёт, от её реакции. Пульс молотит в ушах, дыхание жжет лёгкие. Не могу не касаться её, и к языку подключаю пальцы, глажу шелковые, влажные складки, нежно сцеловывая всю влагу.

— Кирилл! Да, да, да! Люблю тебя, — бормочет зеленоглазая, мечась подо мной.

Она никогда не зовёт меня уменьшительно ласкательными именами, и тупыми прозвищами. Всегда по полному имени, и мне это пиздец как нравиться, как впрочем, всё в ней, и даже то, что бесит, всё равно нравится. Да что там нравиться, я сука с ума схожу от неё.

Уже сошёл.

В конец ебанулся.

Завожу внутрь два пальца, посасывая клитор, и тут же получаю отдачу в виде приглушённых стонов и выгнутых бёдер. Внутри неё тесно, и жарко, и мокро, и там ахуенно. Пальцы ходят до мелкой дрожи, до выгнутого напряжения, до той грани, когда ей кажется, что всё сейчас фейерверк случится, и тогда я отступаю, дую на припухшие губки, и сжимаю через штаны, свой тяжёлый член, который отдаётся пульсацией. И кровь приливает к нему сильнее. Я пережидаю, и снова преступаю к сладким пыткам, теперь уж завожу в неё три пальца, снова терзая её клитор. Света закусывает кулачок, и стонет, вгибается, просит, умоляет, но как только подходит к черте, я снова отступаю, и она, уже не стесняясь, ругает меня. Сама тянется к пылающей плоти, но тут же получает по рукам, а потом и по заднице.

— Не закрывая глаза. Смотри на меня. И не звука, — командую я, стягивая штаны, освобождая свой член.

Света слушается, хоть иногда и прикрывает глаза, запрокидывая голову. Особенно когда я вхожу в неё. Но я фиксирую её голову, и сам закрываю ладонью рот, а она вцепляется ногтями в мои ягодицы, подгоняя меня. Меня потряхивает от тесного скольжения в ней, от её отдачи, от жаркого сладкого запаха, нашего секса.

Она смотрит и я тону в её взгляде, да что там, я давно там потонул, и дышу только ей.

Моя! Моя!

Ускоряюсь, нет больше терпения на осторожность, на первый план выходит своё удовольствие. Перехватываю её ноги у коленей и довожу до груди, раскрывая ещё сильнее, чувствуя, как она сжимается там внутри, и продолжаю вбиваться всё быстрее. А когда чувствую, как нарастает напряжение, накрываю её рот своим, и она воет в мои губы, сжимаясь так сильно на моём члене, что я не выдерживаю, кончаю следом. Заливаю её спермой до краёв, а потом ещё и размазываю своё семя по её ещё припухшим складочкам и бедрам.

Моя!

А позже, в самолёте, когда мы идем, на взлёт я всё ещё смакую её вкус, терпкий, сладкий. Вкус моей женщины.

4.

Я ловлю её взгляд, вопреки всему он радостный. Несмотря на то, что получилось, как получилось. Но всё же итог оказался приятным. Потом я сделаю всё, как она захочет, а пока так.

Сжимаю в руке наше свидетельство о браке, другой притягиваю к себе зеленоглазую. Она льнёт, счастливо улыбается, да так светиться, что невесты стоящие в очереди, разодетые в пух и прах, завистливо смотрят на нас.

Рядом вьются наши пацаны, по-праздничному одетые, в белые рубашки, и строгие брюки.

Красавчики, чего уж говорить.

И если Ромка, по-детски трогательный, в своём строгом костюме, и вызывает умиление, таща огромный букет роз, подаренный мной зеленоглазой, и отданный ему на хранение. То на Андрея реально поглядывают особы противоположного пола. Высокий, статный, да ещё и в элегантных брюках, начищенных туфлях, с модной причёской.

Хорош, пацан.

Мы как раз проходим мимо стайки наряженных девчонок, и они тут же замолкают, и разглядывают моего сына. Он улыбается им, и подмигивает. Да чуйка мне подсказывает, что на Василине он не остановиться.

Мы выходим из районного ЗАГСа, в летний день, наполненный солнечным светом, пением птиц, и сладким запахом лип. Я подхватываю зеленоглазую на руки, несу по ступеням вниз, и её длинное бирюзовое платье течет под моими рукам тонким шёлком. Она заливисто смеётся, прижимается ко мне. Андрей тут же фотографирует, ловя удачные кадры. А я не обращая внимания на него целую её.

Бесконечно.

Долго.

Горячо.

Никогда не думал, что этот день мне принесёт столько радости, столько счастья.

Задержался я не надвое суток, и не на трое. На неделю, блядь. Просто завис. Как один сплошной день. За это время, Ромка успел стесать коленки,

Андрей расстаться и вновь помириться с Василиной.

Батя покрыл всю крышу черепицей.

Зеленоглазая с матерью законсервировали херову тучу ягод.

А я всё зависал в растянутом во времени дне сурка, мать его. Правда, Саня «веселился» со мной, хотя у него тоже дома Лариса с маленькой дочкой ждали отца семейства.

Единственное, что сделал полезного, не считая пары закрытых сделок, и выдранного прямо с кровью тендера на строительство, это озадачил Аню, чтобы нашла ЗАГС, рядом с родителями, и всеми правдами и неправдами, записала нас на скорейшее бракосочетание.

Саня, услышав про мои планы, тут же кинулся поздравлять, и перемежал угрозы, чтобы не смел, обижать конфетку, чуть в зубы не схлопотал от меня, за свою «конфетку». До сих пор ревную, хотя сам позволял всё это.

Игрался, идиот.

Аня справилась на «ура», да и никто собственно не сомневался, плюс ко всему, подобрала моей зеленоглазой наряд, уточнив формат нашей свадьбы. Подарков опять наготовила ей.

Поэтому вернулся я подготовленный, и как раз в тот день, а вернее раним утром, нашего бракосочетания.

Тихо вошёл в дом. Все ещё спали. Свалил многочисленные пакеты на кресло. Прихватил только охапку ромашек, что купил у бабульки, что торговала у местного магазина, когда ехал домой.

Света лежала на боку, свернувшись калачиком на большой для неё кровати. В руках сжимала телефон, ждала моего звонка. Мы с ней каждый вечер созванивались. А в этот раз я не позвонил, хотел сюрприз сделать, и она видимо ждала до последнего, сама не набирала. Упрямая моя.

Одеяло откинула. Сорочка вся сбилась в ногах, открывая стройные ножки, и бёдра. На одной груди чуть съехала, оголяя мягкий розовый сосок, на мягкой плоти. Я сглотнул, тут же ощутив непреодолимое желание коснуться её.

С усилие перевёл дыхание, чувствуя, как тяжелеет в паху. Волосы разметались по подушке, и на личике застыло обиженное выражение лица.

Я склонился и втянул её аромат. Свежий, мягкий, с ноткой сладости. Убрал волосы с лица, и коснулся скул.

Кто бы мне ещё год назад, сказал, что я буду так торчать от бабы, я бы ржал и слал этого умника. А теперь всё что угодно готов сделать, чтобы видеть её улыбку, довольные зелёные глаза. Слышать ласковые слова в свой адрес.

Наркота моя. Заноза в моей башке. Я реально, дебилом был, когда думал, что меня может отпустить. Нет, не может. Только если выстрел в башку, или нож в сердце.

— Кирилл… — она толи почувствовала сквозь сон, моё присутствие, толи я был не очень осторожен, разбудив её.

Смотрит снизу на меня, глазами хлопает, со сна, и в них такой восторг при виде меня загорается, что это круче любого секса.

Да это и есть секс!

Жесткий трах в голову.

— Ну что, поехали жениться? — выдаю я хриплым голосом, вкладывая её руки ромашки.

Она жмуриться от удовольствия и улыбается ещё сонной улыбкой, кивает.

— Поехали, — и к себе притягивает за шею, прижимает. — Люблю тебя, — шепчет, — люблю, люблю…

Поднимаю её лицо, услышав дрожь в её голосе. Ну, точно ревёт. Никогда не любил, все эти бабские штучки, а у неё так искренне, прямо по сердцу слёзы эти.

— Прости, знаю, что не любишь, — оправдывается она, пытается спрятать лицо в букете.

— В тебе я люблю всё, — не даю спрятаться, глажу мокрые щёки, и разглядывая любимое лицо.

— Всё, — киваю, — и то, как ты плачешь, то, как радуешься, и как злишься. Обожаю тебя взбешенной, так приятно тебя усмирять. Люблю, когда ты покладистая, послушная, подчинять тебя так обалденно, — глажу губы, ловя пальцами горячее дыхание.

— Смех твой люблю, всё бы отдал, чтобы ты чаще смеялась. Чуть не сдох, когда думал, что не услышу его никогда. И слёзы твои люблю, потому что утешать тебя так сладко, — и сцеловываю мокрые дорожки с щёк, смотрю на то как её зрачок расширяется, и как трепещут крылья носа.

— Люблю, как ты реагируешь на меня. Чувствуешь всем существом меня. Понимаешь меня, и принимаешь таким, какой я есть. Люблю тебя. Никого никогда в жизни я так не любил. Не в ком так не нуждался, как в тебе.

— Кирилл, это так прекрасно, то, что ты сейчас говоришь, — Света прижимается щекой к моей ладони, и опять плачет.

— Прости, что не озвучиваю это постоянно, но я научусь говорить тебе комплименты, — глажу её волосы, — только будь рядом… — на этом мои слова заканчиваются, потому что и у самого уже давит грудину.

— Я буду… буду…всегда, — шепчет она, и целует, ловя губами моё сбитое дыхание. Обнимает, прижимает, словно хочет подтверждения своих слов доказать действиями.

Нас отвлекает шум за дверью, который впрочем, очень быстро перемещается в комнату. Ромка вбегает к нам, и мы спешно стараемся привести свою одежду в порядок. Он с разбега прыгает ко мне на руки, и кричит, что очень скучал. И я балдею, от того как меня накрывает какой-то мягкой, нежной, розовой завесой.

Я так счастлив.

Мне даже дыхнуть невозможно, я боюсь разрушить этот мир.

В проём заглядывает Андрей, тоже заспанный, но в отличии от Ромки, хоть оделся. Улыбается, тоже радостно, и подходит, протягивает руку, крепко жмёт.

Я оглядываюсь на зеленоглазую, которая уже вовсю тискает Ромку, ловлю её горящий взгляд, улыбку, и понимаю, что если бы не она, у меня бы ничего бы этого не было.

И за это я ей буду благодарен вечно.

И никак иначе.