С начала 1831 года у нас наконец стартовала готовившаяся уже добрых пять лет военная реформа. Нам предстояло в кратчайшие сроки до основания разрушить старую армию, созданную еще, по сути, Петром, и создать новую, которой должно было хватить как минимум до начала следующего века. Во всяком случае, так задумывалось на бумаге, а как на практике оно выйдет, предстояло еще только узнать.
Для начала была преобразована система командования войсками. Расформированы первая, вторая и третья западные армии, а вся территория страны разделена на 12 военных округов:
— Кавказский — с центром в Георгиевске и включающий в землю Области Войска Донского;
— Южный — все причерноморские губернии с центром в Одессе плюс большая часть Малороссии;
— Западный — все бывшие польские земли вместе в Галицией с центром в Варшаве.
— Прибалтийский — центр в Вильне и территорией трех прибалтийских губерний и всей Белоруссии;
— Столичный — тут понятно Петербург, его окрестности, Ревельская губерния и юг Финляндии;
— Северный — с центром в Архангельске и включающий в себя весь север европейской части империи начиная от Финнмарка на западе и до Уральских гор на востоке.
— Центральный — Москва и ближайшие губернии;
— Волжский — Казань и губернии вдоль Волги и Камы;
— Уральский — центр в Екатеринбурге;
— Сибирский — центр в Иркутске;
— Восточный — центр в Охотске;
— Американский — центр в Александрове Тихоокеанском.
Финляндию специально поделили на два военных округа, дабы разбавить чухонцев представителями титульной нации и не создавать национальных частей.
Главным же изменением было безусловно отмена рекрутского набора и введение призывной армии. Тут нужно немного остановиться и дать пояснения насчет того состояния вооруженных сил, к которому мы пришли в 30-е годы 19 века.
Всего в императорской армии в мирное время служило около 440 тысяч человек, — плюс еще около тридцати тысяч гвардии и около ста десяти тысяч во флоте — срок службы был 10 лет и еще десять лет солдат оставался в запасе, что давало нам примерно те же 580 тысяч человек общевоенного резерва. Теоретически. На практике конечно меньше, поскольку кто-то оставался на сверхсрок в войсках или переходил на службу в СИБ, полицию, жандармы другие силовые ведомства. Кто-то умирал, кто-то уезжал, кто-то терял здоровье и в случае необходимости встать в строй уже не смог бы.
При этом, пока крестьяне оставались зависимыми и были прикреплены к земле, вопросов по рекрутскому набору особо на возникало. Собственно, в последние годы система пришла в некоторое равновесие и по своей сути уже сама по себе значительно приблизилась к призывной армии. Если еще в 18 веке рекрутские наборы были не регулярными и проводились лишь по необходимости — в случае войны или еще какого-нибудь бедствия — то с переходом на 10-летнюю службу наборы стали проводить ежегодно и подпадать под них стал достаточно небольшой процент людей. По сути, к началу 1830-х как такового рекрутского набора уже и не было — община сама по пришедшей разнарядке выставляла необходимое количество солдат. При 70 миллионах населения и 580 тысячах человек в вооруженных силах, в год рекрутировалось всего 60–65 тысяч человек — совершенно незаметное число на общем фоне.
С этого же года вместо рекрутского набора вводилась служба по призыву. Срок ее должен был варьироваться в зависимости от уровня образования. Неграмотные должны были служить шесть лет, окончившие начальную двуклассную школу — пять, имеющие среднее образование за курс гимназии или губернского училища — три, а имеющие высшее образование — год.
Системе теперь выглядела так: в 17 лет — возраст готовности к службе повысили на год — юноша попадал в специальные списки и вплоть до 27 лет ежегодно участвовал в «лотерее». Если «выигрывал» — отправлялся служить, если нет — оставался дома. При том, что численность армии не увеличивалась, а население росло год от года, вероятность отправиться в армию была не столь уж высока: примерно 14% за все время участия в лотерее и, соответственно, всего около полутора процентов ежегодно. И ежегодно же падала.
Новый закон предусматривал привлечение к военной службе всех мужчин указанного возраста без учета сословия, национальности или вероисповедания. Не призывались только всякие больные, увечные — в общем те, кто по здоровью не проходил — а также учащиеся в военных вузах и служащие по гражданскому ведомству. Популярность гражданской службы тут же достигла небывалых высот.
Такая уравниловка тоже стала настоящим новшеством в Российском законодательстве. Раньше, например, в наборе не участвовали дворяне — после Петра III они вообще имели мало обязанностей в империи, — не призывались евреи, большая часть мусульман и кое-какие другие группы населения. И даже жители Великого Княжества Финляндского, которые ранее в армии присутствовали в гомеопатических дозах. Теперь эта несправедливость была исправлена.
Из общего правила выбивалось казачество, которое само по себе было военным сословием и соответственно имело отдельную схему комплектования. Все казаки, достигшие 17-летнего попадали на срочную службу сроком в пять лет, после чего отправлялись в запас до достижения 40-летнего возраста. При этом казачий запас отличался от общего. Каждый год находящиеся в запасе казаки должны были проходить месячные военные сборы — обычно это мероприятие проходило зимой — для поддержания минимального уровня боеспособности. Потом правда запас был разделен на две категории, и норма про обязательные сборы осталась только для первого разряда — от 22 до 30 лет. В целом, что логично, казаки по сравнению с обычными крестьянами должны были служить гораздо больше, чем и оправдывались их экономические привилегии. При общей численности в миллион примерно человек, казаки давали империи примерно пятьдесят тысяч сабель в регулярных казачьих полках и еще порядка ста пятидесяти-двухсот тысяч мобилизационного потенциала. А учитывая, что по уставу казачьей службы воин был обязан купить всю амуницию и оружие за собственный кошт, это давало еще и немалую такую экономию государственных финансов.
Кроме того упомянуть стоит полки иррегулярной конницы, которая набиралась из покоренных империей народов Кавказа и Великой Степи. Что с ней делать, было непонятно совершенно, поскольку пользы от слабовооруженных, недисциплированных всадников на маленьких степных лошадках в современной войне виделось совсем не много. Ну разведку им можно поручить, охранение дальнее, охрану объектов и сопровождение… И на этом все. В прямом столкновении с регулярными, вооруженными скорострельным оружием, частями иррегуляры обязательно проиграют. Попытки же слепить из них что-то более боеспособное обещали обернуться только большими тратами, а результат при этом виделся совершенно гадательный. В итоге было сформировано несколько регулярных конных полков, куда попали самые лучше бойцы — служба на государев кошт среди них считалась почетной и прибыльной, так что недостатка в кандидатах мы не имели — а остальную массу конницы оставили как есть до лучших времен.
Появилась норма о добровольцах. Потенциальный солдат мог отказаться от жребия и вызваться для прохождения службы самостоятельно. Такие кадры получали некоторые привилегии: к ним нельзя было применять телесные наказания — на эту позорную практику, которую изжить одномоментно не представлялось возможным, я вел полноценное позиционное наступление, с тем чтобы потом распространить запрет на всю армию, — они получали улучшенное питание, имели преимущество в назначениях на должность и могли сами выбирать место будущей службы. Последнее правда соблюдалось отнюдь не в ста процентах случаев. В гвардию, например, набирали призывников не ниже определенного роста, и будь ты хоть три раза доброволец, путь тебе туда заказан, коли ростом не вышел от природы.
Была также прописана норма об обязательном высшем военном образовании для производства в офицеры. Стыдно сказать, однако в нашей армии до сих пор не меньше половины офицерских мест занимали люди, не имеющие профильного вуза за плечами. Обычно это были дворяне с домашним образованием, которые приходя в армию быстро, буквально за пару лет, пробегали по всем нижним ступенькам и потом получали погоны офицера. Естественно, качество такого командного состава было ниже не придумаешь. Ни знаний, ни опыта, ни вообще хоть какого-то понимания военной службы у таких подпоручиков и корнетов зачастую не было и в помине.
Этому явлению тоже, если подумать, было достаточно простое объяснение. Раньше до появления более сложных систем вооружения в армии, офицеру совсем не нужно было много знать. Его задачей было держать нижних чинов в узде, в нужное время скомандовать атаку, ну и умереть за царя, если придется. Минимальные сложности в командовании начинались с уровня батальона а то и полка, но до занятия этих должностей офицер обычно приобретал какой-никакой опыт, и вопрос с образованием отходил на второй план.
Теперь же в армии появились скорострельные винтовки — на подходе была скорострельная артиллерия, — всякие ракеты, воздушные шары, другая техника. Усложнилась логистика, теперь нужно было учитывать гораздо большее количество факторов, армия уже не могла «питаться подножным кормом» на завоеванной местности. Банально — патроны к винтовке Маркова на коленке из куска свинца не отольёшь, тут нужны как минимум полковые мастерские. Железные дороги нужно учитывать, паровые катера и прочие моменты. В общем, ценность образования выросла скачкообразно.
Для того чтобы получить необходимое количество офицеров в каждом военном округе — в дополнение к уже существующим учебным заведениям — планировалось открыть по одному юнкерскому училищу. Плюс в каждом округе планировалось открыть по одному — а в перспективе, возможно и больше — учебному центру по типу того, что уже несколько лет успешно функционировал под Ревелем. Как показывала практика, солдат, которого в первые полгода тщательно готовили, как в физическом, так и образовательном плане, в дальнейшем имел куда большую боевую ценность нежели тот, которого сразу заставили тянуть непривычную ему армейскую лямку.
Реформировалась система чинов. Во-первых, их количество увеличивалось, в лестнице нижних чинов добавлялась сержантская ступенька, которая должна была позволить отсортировывать тех призывников, что способны были только копать, от более светлых голов, имеющих какие-то карьерные перспективы.
В идеале система прохождения призывника по чинам вплоть до офицерского должна была выглядеть так. Призывник с чистым погоном рекрута попадал сразу в учебный центр, где проходил обучение и получал чин рядового. После этого в случае успешного несения службы и отсутствия залетов он мог получить чин ефрейтора — по сути, того же рядового только опытного.
Дальше спустя год-другой службы при условии грамотности такого бойца могли направить на полугодичное обучение в школу сержантов. Там рядового учили всяким командным премудростям и выпускали обратно в часть младшим сержантом. Сержантские школы должны были появиться в каждой дивизии, для подготовки кадров внутри себя.
Потом в течение трех-четырех лет — при условии, что боец остался на сверхсрочную службу, иначе он уходил в запас тем же сержантом — он пробегал по сержантским званиям и мог быть отправлен на курсы подофицеров. Год учебы и солдат перепрыгивал на новую ступень.
Пять-семь лет и такой профессиональный уже военный–карьерист проходил по всем подофицерским званиям и при условии хорошего послужного листа мог быть допущен до вступительных экзаменов в юнкерские училища. Причем подразумевалось, что зачисляться они будут сразу на третий курс, поскольку уже много чего видели, знают и вообще куда более опытные нежели поступающие на первый курс юнкерского училища безусые юнцы.
Два года учебы и вот оно первое офицерское звание в примерно — если мужчина был призван в армию в 17 — 32–33 года. Погоны подпоручика, личное дворянство и перспектива дорасти до майорских погон до отставки по возрасту. Если конечно повезет и здоровья хватит. Вполне себе приличная карьера для условного вчерашнего крестьянина.
Кроме того, появилась еще одна «образовательная» ступень. Для перехода из обер-офицеров в штаб-офицеры нужно было отучиться в организуемой в столице Академии. Без этого офицер не мог претендовать на занятия должности выше командира батальона.
На будущее — впрочем это была еще совсем не оформившаяся во что-то существенное хотелка — еще планировалось открытие высших генеральских курсов повышения квалификации по типу советского «Выстрела». Так чтобы окончательно сформировать систему и сделать переход на каждый новый уровень — в том числе и от полковника к генерал-майору — исключительно через дополнительное обучение.
Были коренным образом пересмотрены штаты соединений. Раньше пехотная дивизия — самое крупное соединение постоянного состава — состояла из четырех полков, сведенных в две бригады. При этом для экономии средств и по причине многолетнего отсутствия больших войн, на практике только одна бригада имела полный штат. Во второй бригаде первый полк имел сокращенный штат, а второй и вовсе предполагалось формировать только с началом боевых действий. Получалась странная ситуация, когда дивизия вроде бы была боеспособна, однако для того чтобы реально выступить в поход, ей нужно было как минимум пара недель для пополнения резервистами. Если не весь месяц.
Понятно, что в эти времена боевые действия зачастую носили достаточно неспешный характер, перед непосредственным объявлением войны имелся длительный «угрожаемый период», а скрыть сосредоточение войск у границы было практически невозможно. В общем, местные блицкриги были совсем не блицкрижными на самом деле. Вот только я мыслил совсем другими категориями. Теми, где войска перебрасываются по железной дороге, пехотные удары стремительны, артиллерия мобильна, а кавалерийские корпуса уходят в прорыв и терзают вражеские тылы не давая генералам на то стороне ни вздохнуть, ни пернуть.
Тяжелые, неповоротливые и не самодостаточные пехотные дивизии в этой концепции были явно избыточны. Короче говоря, по новым штатам в дивизии ликвидировался «лишнее» бригадное звено, количество полков сокращалось до трех, однако добавлялась артиллерийская бригада, — которая в общем-то, если посмотреть чуть глубже, была скорее полком чем бригадой, — конный разведывательно-дозорный эскадрон, сапёрный батальон, а так же прочие штабные и тыловые части, долженствующие позволить дивизии действовать полностью автономно и решать поставленные задачи без привлечения сторонних сил.
При этом полный переход на троичную организацию — были у меня и такие мысли — все же сочли излишним авангардизмом. Все же огневая мощь в артиллерии была еще совершенно недостаточна, да и пулемётов пока не завезли… Так что полки и батальоны остались «квадратными».
Дивизии на постоянной основе были сведены в корпуса. Обычный корпус теперь состоял из трех пехотных, одной кавалерийской дивизий и тяжелой артиллерийской бригады, плюс кое какие средства усиления, например, воздухоплавательный отряд. Успешный опыт использования воздушных шаров в императорской армии похерен не был, и вот теперь летунам наконец нашли их место в структуре войск. Стандартный общевойсковой корпус первой линии должен был насчитывать примерно тридцать две тысячи человек.
Войска были разделены на соединения первой, второй и третей линий. В первую категорию попали части и соединения, полностью укомплектованные оружием и призывниками и способные приступить к выполнению боевой задачи в течении пары суток. Корпусов первой линии во всей армии вышло всего шесть штук, из которых один был на Кавказе, один в южном округе, два в западном, один в прибалтийском и один — гвардейский — в столице.
Вторую линию составляли корпуса, имеющие 45–55% от статного состава и при необходимости могущие достаточно быстро быть пополненными призывниками. Предполагалось, что в течение месяца после начала войны и объявления мобилизации империя будет способна выставить на поле боя армию в триста тысяч активных штыков.
Третью линию составляли кадрирование дивизии, «наполненные» солдатами на 15–20%. Их доведение до штатной численности по принятому мобилизационному плану должно было длиться около 80 дней и дать империи еще около 200 тысяч штыков. Качество последних было очевидно не слишком высоким, но всяко лучше нежели у ратников ополчения которых набирали для затыкания дыр в 1812 году.
Кроме того, каждая дивизия должна была проходить ежегодную аттестацию с выставлением ей оценок по десятибалльной шкале. Тут учитывалось все: начиная от количества болеющих бойцов, и сданных солдатами зачетов по бегу, фехтованию на штыках, стрельбе и еще дюжине других дисциплин, и до качества обеспечения нижних чинов продовольствием, температуры в казармах зимой и количества в дивизии обладателей Георгиевских крестов. Последнее было своеобразным отражением некой средней опытности соединения, которую можно было получить только во время войны.
Предполагалось, что оценку 7–8 вполне можно было получить просто хорошо, занимаясь с солдатами и тщательно выполняя спущенные сверху инструкции. Получение дивизией оценки 4–6 могло негативно отразиться на карьерных перспективах служащих там офицеров ну а соединение получившее оценку ниже 4 просто не могло считаться боеспособным. В таких случаях командиры могли легко лишиться своих должностей, чинов или просто вылететь со службы без права ношения мундира.
Оценка в 10 баллов была более теоретической, чем реально достижимой, поскольку предполагала не только наличие всей положенной материальной части в исправном и готовом к бою и походу состоянию, но так же как минимум 65% личного состава имеющего опыт боевых действий. Первое было очевидно невозможно во время войны, второе — во время мира.
Кроме вышеозначенных реформ была еще целая куча менее значительных изменений. Например, был ликвидирован институт генерал-губернаторов. Теперь военная и гражданская власть были окончательно отделены друг от друга, и командиры военных округов влияния на гражданских губернаторов практически не имели. Я бы на самом деле — будь моя воля — полностью запретил переход из военного ведомства на гражданскую службу, поскольку, как показывала практика, все эти генералы, отслужившие тридцать лет в армии, на самом деле крайне мало чего смыслят в гражданском управлении и в 9 случаях из 10 с новой работой справляются крайне скверно. Вот только не понятно было, где брать в таком случае резерв чиновников, и куда девать уходящих в отставку офицеров.
Был реформирован Главный штаб, которому теперь отводились в первую очередь именно штабные функции по планированию будущих и текущих боевых действий. Было пересмотрено вооружение бойцов, особенно в кавалерийских частях: стыдно сказать, но до сих пор большая часть русской конницы была вооружена исключительно холодным оружием. После реформы каждого улана, гусара и всех остальных кирасиров предполагалось вооружить револьверами Сестрорецкого оружейного завода, что должно было резко повысить боеспособность конницы.
Кроме этого стоит вспомнить кардинальное изменение солдатской формы и снаряжения, направленное в первую очередь на увеличение функциональности и снижения ее цены за счет отказа от всяких украшательств — сэкономить в итоге правда так и не поучилось, всю выгоду съело введение многочисленных новинок включая стальной защитный шлем — а также выдачу чинов армейским спецам. До этого военные инженеры или, скажем, медики хоть и числились по военному ведомству, однако чины имели гражданские, что, во-первых, вносило изрядную путаницу, а во-вторых, было просто не справедливо.
Чтобы немного сгладить армейцам замену красивой и яркой старой формы на новую невзрачную, было одновременно введена сразу целая пачка различных наградных, отличительных и классных знаков. За время службы, за участие в боевых действиях. За меткую стрельбу, за участие в штыковой атаке, за прохождение специализированных военных курсов и многие другие. Всего различных знаков и нашивок было учреждено — с учетом деления их по классам и степеням — почти три десятка. Теоретически знающий человек теперь вполне мог рассказать о военном послужном списке стоящего перед ним солдата или офицера только по одному взгляду на форму. Полностью заменить такие значки старую «красивую» форму конечно не могли, но новый способ «понтоваться» в войсках прижился моментально, став еще одним кирпичиков в деле построения новой более боеспособной армии.
Очевидно, что все вышеперечисленное просто невозможно было внедрить в жизнь одномоментно. Реформу планировалось растянуть на 4 года и закончить к 1835 году, на практике же она затянулась на еще больший срок. Там как раз у нас первые казнозарядные пушки подоспели, и пришлось срочно вкладываться в перевооружение артиллерии, что затянуло окончание всех преобразований аж до 1837 года.
Техническая получилась такая глава, заклепочная. Мне такое не сильно нравится, но уж очень важный вопрос тут поднимается. В любом случае жду ваши комменты по поводу такой военной концепции, ее актуальности и реализовываемости на описываемый момент.