Ника
Сегодня прохладно, но к обеду точно распогодится. Мы с Раяной вместе идем в «Прогресс». Она что-то читает в телефоне, периодически посматривая под ноги, а я осматриваюсь по сторонам в поисках знакомого автомобиля.
Жизнь вокруг Самсонова продолжает кипеть. В стенах университета Ян больше не появлялся, но его машину часто можно было увидеть припаркованной у бара или ресторана. В моем воображении Самсонов всегда находился там с девушкой. Умирая от ревности, я никогда не входила в заведения, чтобы в этом убедиться. Оставляла немного сомнений. Многие спросят — почему? Наверное, потому что боялась. Боялась поставить окончательную точку в нашей истории.
Разлука не притупляла боль, не истончала моих чувств к Яну. Любовь не так просто убить. Умом я понимаю, что мы разные, что между нами случилось слишком много плохого, вряд ли это удастся забыть, но сердце тоскует и плачет по любимому человеку, оно подкидывает в топку сладостные воспоминания, которые сильнее разжигают чувства. Ты ощущаешь тоску по человеку, его запаху, его заботе, его прикосновениям…
Днем кажется, что жизнь продолжается. Ты куда-то спешишь, что-то делаешь, вокруг тебя суета, а потом наступает ночь, ты ложишься в свою одинокую постель и пытаешься заснуть…
Ян не напоминал о себе несколько дней. Никак не отреагировал на то, что я проигнорировала его сообщение, хотя я ждала какой-то колкой фразы, даже в черный список не стала отправлять его контакт. Можно было подумать, что он вычеркнул меня из своей жизни, но я почти не сомневалась, что перед гонкой он о себе напомнит. А может, он пригласит ту девушку, с которой ходит по ресторанам? Я ревновала и ненавидела себя за это.
Мы с Раяной входим в университет. Замечаю, что парни провожают нас заинтересованными взглядами, хотя мы одеты скромнее всех девчонок. Стоит мне встретиться взглядом с кем-то из парней, как они тут же отводят глаза в сторону. Порой кажется, что каждый в «Прогрессе» думает, что я принадлежу Самсонову. Меня обходили стороной, в то время как с Раяной желали познакомиться, но она уходила от навязчивого внимания, умело пряталась в защитный панцирь. Мы понимали, где и с кем учимся. От этих мажоров лучше держаться подальше.
Всегда приходим рано, но возле кофе-автомата очередь в любое время суток. Спасибо Раяне, у нас теперь есть деньги на продукты, хотя мне ужасно неудобно жить за ее счет. В моем кармане гуляет ветер, деньгам просто неоткуда взяться.
Я дала объявление, что за определенную плату готова сделать рефераты, ко мне обратилось несколько студентов, заказ я решила принять у девочек-второкурсниц. Мы обо всем договорились, я уже взялась за работу, но на следующий день они отказались от моих услуг. Девочки очень извинялись, а у меня закипали слезы на глазах. Я почти не сомневалась, что за их отказом стоит Самсонов. Думает, что после такого я приползу к нему? Порой я готова была обратиться за помощью к Эдуарду Викторовичу, но никак не могла решиться на этот шаг, что-то меня останавливало. Сам он не звонит, наверное, мама убедила его, что у нас все хорошо. А может, ему не до меня? Вдруг он что-то узнал? Хотелось бы мне знать, что происходит в особняке. За маму я переживаю намного меньше. У нее талант выкручиваться из неприятных ситуаций. Как можно было лезть к Яну, а потом спокойно ложиться в постель к мужу? Это ведь надо уметь врать, глядя в глаза, говорить, что любишь, желаешь… и при этом понимать, что домогалась пасынка.
— Девочки, сегодня кофе угощаю я, — к кофе-автомату подходит Белозеров, отодвигает нас в сторону. Ему нравится Раяна, но это не взаимно, у нее в последние дни появилась головная боль — Демьян Кайсынов. Он обратил на нее внимание, что не есть хорошо. Наверное, я не имею права советовать, но тут не смогла удержаться, предупредила, чтобы она держалась от него подальше.
Как говорится: «От осинки не родятся апельсинки». Так и от убийцы не родится порядочный человек. Я наблюдала за Кайсыновым, он высокомерный, холодный, жестокий. Плохо, что в поле его зрения попала Раяна, за нее некому заступиться. Демьян обидит ее, перешагнет и пойдет дальше. Такие парни не созданы для любви. В нем чувствуется разрушительная энергетика. Пытаюсь уберечь подругу, а саму себя не уберегла, теперь живу с разбитым сердцем. С грустью думаю, что такая же энергетика у Самсонова, но я, дура, влюбилась в него…
Белозеров протягивает нам стаканчики с кофе, хочет поболтать, но мы, поблагодарив и не задерживаясь, идем в аудиторию. За пять минут до начала лекции на парте загорается экран мобильного телефона. Звонок с неизвестного номера. Рука дергается, чтобы принять, но я одергиваю себя, откуда-то появляется чувство, что этот звонок мне будет неприятен.
В течение дня с этого номера звонят еще несколько раз, но я не беру трубку. Возможно, чтобы это был новый номер Самсонова? Вряд ли он поменял номер, какая в этом необходимость? Дозвониться мне Ян может и со своего номера. Лишь один человек лишен этой возможности — мама. Она продолжает оставаться в «черном списке».
Мои подозрения подтверждаются чуть позже, когда на последней на сегодня лекции приходит требовательное сообщение.
«Вера, подними, наконец-то, трубку, нам нужно поговорить!»
Я настолько поражена, что несколько минут не могу оформить свое возмущение в слова. Ни чувства вины, ни раскаяния, мама ведет себя так, будто ничего не произошло. Подумаешь, лезла к пасынку в трусы? Какая мелочь, такое сплошь и рядом происходит!
Есть желание заблокировать и этот номер, но я понимаю бессмысленность такого поступка, она может собраться и приехать сюда. Наш разговор, который обязательно будет неприятным и на повышенных тонах, кто-то может услышать.
— На тебя Женечка смотрит, — толкает локтем Раяна, кивая на Евгению Михайловну. Делаю вид, что включилась в учебный процесс, и старательно записываю лекцию в тетрадь.
«Я не могу ответить», — пишу и отправляю маме, чтобы она не звонила и тем более не приезжала.
«Наберу через час. Тебе лучше взять трубку».
Еще и угрожает…
Порой мне так хочется, чтобы Ян обо всем рассказал отцу. Пусть упадет корона с маминой головы, пусть она вернется к своим швабрам и тряпкам. Некоторые люди заслуживают, чтобы им преподали урок, но обычно страдают хорошие люди.
— Ты не идешь в общежитие? — спрашивает Раяна, когда мы выходим из аудитории.
— У меня дела, приду чуть позже, — не уточняя, какие дела. Она не станет допрашивать. В общаге я не смогу разговаривать с мамой, приходится думать, где нам с ней поговорить…
— Хорошо, увидимся дома, — бросает Раяна, сбегая вниз по ступенькам. — Не задерживайся, я что-нибудь приготовлю, — оборачивается на ходу. Иногда мы готовим вместе, но чаще по очереди, и в этом нет никакого навязывания обязанностей. Мне вообще комфортно жить с подругой.
— Я скоро буду.
Жду, когда Раяна уйдет, а сама направляюсь в парк. Ничего лучше я не придумала. Начинает накрапывать дождь, а ведь утром проглядывало солнце. Я без зонта, а значит, придется промокнуть. Жду, что мама позвонит, я сама не хочу ей набирать.
— Да, — грубо принимаю вызов спустя двадцать минут.
— Ты считаешь, что имеешь право бросать мой номер телефона в черный список? Кто дал тебе право не отвечать на мои звонки? — начинает с агрессии, словно это я виновата в ее аморальном поведении.
— А ты считаешь, что можешь лезть в трусы к пасынку, пока его отец в командировке? — оглядываясь, чтобы никто не услышал.
— Ян мне рассказал, что ты видела нас у бассейна, — намного спокойнее. — Вера, как ты могла подумать, что я лезу к твоему парню?! — натурально возмущается, если бы я не знала ее, могла бы поверить. — Мне прописали новое успокоительное, и вместе со спиртным, которое я выпила в тот день, оно вызвало у меня помутнение рассудка, сильные галлюцинации. Я вообще не понимала, что происходит. Я думала, что нахожусь с Эдиком, — в ее голосе звучат истерические нотки. Я не знаю, говорит она правду или лжет, но так хочется в это поверить… Хотя не стоит забывать, что моя мама та еще актриса. — Ян ненавидит меня. Не удивлюсь, если он нарочно все подстроил! Снял видео и теперь шантажирует меня! Ника, ты должна забрать у него запись…