Ночь тигра

Я впервые увидел мистера Легре, когда цирк проходил через Стьюбенвилл, но я был с шоу всего две недели; неизвестно, как давно начались его нерегулярные визиты. Никто не хотел говорить о мистере Легре, даже той последней ночью, когда, казалось, мир приближался к своему концу – той ночью, когда мистер Индразил исчез.

Но, если я собираюсь рассказывать по порядку, следует начать с того, что меня зовут Эдди Джонстон, и я родился и вырос в Саук Сити. Там я ходил в школу, встретил свою первую девушку, и после окончания средней школы работал в «Пять и десять центов» мистера Лилли некоторое время. С тех пор прошло несколько лет… больше, чем мне бы хотелось, пожалуй. Саук Сити не такое уж плохое место; жара, ленивые летние ночи, проводимые на крыльце, – кому-то это придется по вкусу, но у меня просто вызывало зуд, как сидение на одном и том же стуле слишком долго. Так что я ушел из «Пять и десять центов» и присоединился к Всеамериканскому Цирку Фарнума и Вильямса. Думаю, я сделал это в момент головокружения, когда музыка каллиопы затуманила мой разум.

Итак, я стал подсобным рабочим, помогал устанавливать шатры и затем убирать их, разбрасывал опилки, чистил клетки и иногда продавал сладкую вату, когда постоянному продавцу нужно было поработать зазывалой вместо Чипса Бэйли– тот болел малярией и иногда вынужден был уходить подальше и кричать. В основном работа, которую дети выполняют ради бесплатных билетов – работа, которую я выполнял постоянно, будучи ребенком. Но времена изменились. Они и близко не напоминают те, какими были.

Мы шли через Иллинойс и Индиану тем жарким летом, народу собиралось много, и все были счастливы. Все кроме мистера Индразила. Мистер Индразил никогда не бывал счастлив. Он был укротителем львов, и выглядел как Рудольф Валентино на старых фото. Он был высок, с красивыми, высокомерными чертами лица и копной буйных черных волос. И странные, безумные глаза – самые безумные глаза, какие я когда-либо видел. Он почти все время молчал – два слова из уст мистера Индразила означали проповедь. Все, кто работал в цирке, соблюдали и психическую, и физическую дистанцию, так как о его ярости ходили легенды. Шепотом рассказывалась история о кофе, пролитом на его руки после особенно трудного представления, и убийстве молодого циркового рабочего, которое было почти доведено до конца, прежде чем мистера Индразила смогли оттащить от него. Правда ли это, я не знаю. Я знаю лишь, что боялся его больше, чем мистера Эдмонта, директора школы с ледяным взглядом, мистера Лилли или даже моего отца, который был мастером холодных выволочек, оставляющих получателя дрожащим от стыда и страха.

Клетки больших кошек я всегда чистил идеально. Воспоминания о нескольких случаях, когда я навлек на себя бешенный гнев мистера Индразила, все еще вызывают у меня дрожь в коленках.

Главным образом, это были его глаза – большие, темные и абсолютно пустые. Глаза, и чувство, что человек, способный контролировать семь бдительных хищников, заключенных в маленькую клетку, должен и сам быть отчасти диким.

И единственные две вещи, которых он боялся, были мистер Легре и тигр нашего цирка, огромный зверь по имени Зеленый Ужас.

Как я уже говорил, я впервые увидел мистера Легре в Стьюбенвилле, и он пристально смотрел в клетку Зеленого Ужаса, словно тигр знал все секреты жизни и смерти.

Он был худым, мрачным, тихим. Его глубоко сидящие глаза хранили выражение боли и тяготящей силы в их отливающих зеленью глубинах, и руки неизменно были скрещены за спиной, когда он задумчиво смотрел на тигра.

Зеленый Ужас был истинным зверем. Он был огромен, прекрасный представитель своего вида, с безупречно полосатой шкурой, изумрудными глазами и мощными клыками, похожими на пики из слоновой кости. Его рев обычно заполнял цирковую площадку – свирепый, разгневанный и чрезвычайно дикий. Казалось, он бросает вызов всему миру.

Чипс Бэйли, который был с Фарнум & Вильямс с незапамятных времен, рассказал мне, что мистер Индразил всегда использовал Зеленого Ужаса в своем номере, до одной ночи, когда тигр прыгнул внезапно со своей тумбы и едва не сорвал ему голову с плеч, прежде чем он смог выбраться из клетки. Я заметил, что волосы мистера Индразила всегда зачесаны назад и закрывают шею.

Я до сих пор ясно помню тот день в Стьюбенвилле. Было жарко, невыносимо жарко, и люди были одеты легко. Поэтому мистер Легре и мистер Индразил выделялись. Мистер Легре, безмолвно стоящий рядом с клеткой тигра, был полностью одет, в костюме и жилете, на его лице не было следов пота. А мистер Индразил, облаченный в одну из своих прекрасных шелковых рубашек и белые габардиновые бриджи, уставился на них обоих, лицо мертвенно-бледное, глаза вытаращены с безумной яростью, ненавистью и страхом. Он принес скребницу и щетку, и его руки дрожали, судорожно вцепившись в них.

Внезапно он увидел меня, и его ярость нашла выход.

– Ты! – закричал он. ­– Джонстон!

– Да, сэр? – В животе у меня похолодело. Я знал, что гнев мистера Индразила сейчас обрушится на меня, и эта мысль делала меня слабым от страха. Я считаю себя довольно храбрым, и, будь это кто-нибудь другой, думаю, я бы обязательно постоял за себя. Но это не был кто-нибудь другой. Это был мистер Индразил, и глаза его были безумны.

– Эти клетки, Джонстон. Предполагается, что они чистые? – Он указал пальцем, и мой взгляд последовал за ним. Я увидел четыре заблудившихся клочка соломы и инкриминируемую лужу воды в дальнем углу одной клетки.

– Д-да, сэр, – сказал я, и то, что я намеревался произнести твердо, превратилось в беспомощную браваду.

Молчание, как затишье перед бурей. Люди начали оглядываться, и я неясно осознавал, что мистер Легре рассматривает нас своими бездонными глазами.

– Да, сэр? – мистер Индразил загремел неожиданно. – Да, сэр? Да, сэр? Ты за дурака меня держишь, парень? Думаешь, я не вижу? Запах не чувствую? Ты использовал дезинфектор?

– Я использовал дезинфектор, да –

– Не смей мне возражать! – закричал он, затем его голос внезапно упал, и моя кожа покрылась мурашками. ­– Ты не смеешь возражать мне. – Теперь все смотрели на нас. Мне хотелось блевать, хотелось умереть. – Сейчас ты пойдешь в этот чертов сарай, возьмешь дезинфектор и вычистишь клетки, – прошептал он, отмеряя каждое слово. Его рука вдруг вырвалась вперед и схватила мое плечо. – И никогда, никогда не смей спорить со мной снова.

Не знаю, откуда взялись слова, но неожиданно они сорвались с моих губ.

– Я не спорил с вами, мистер Индразил, и мне не нравится, что вы так говорите. Мне это обидно. Теперь отпустите меня.

Его лицо внезапно стало красным, затем белым, затем почти шафрановым от ярости. Глаза превратились в горящие ворота ада.

Я подумал, что мне конец.

Он издал нечленораздельный, сдавленный звук, и хватка на моем плече стала мучительной. Его правая рука двинулась вверх… вверх… вверх, затем обрушилась вниз с невероятной скоростью.

Если бы эта рука соединилась с моим лицом, она оглушила бы меня, в лучшем случае. В худшем, она сломала бы мне шею.

Этого не произошло.

Другая рука материализовалась магически из пространства, прямо передо мной. Две напряженные конечности сошлись вместе с плоским хлопающим звуком. Это был мистер Легре.

– Оставь парня в покое, – сказал он бесстрастно.

Мистер Индразил разглядывал его долгое мгновение, и, я думаю, кошмарнее всего было видеть страх перед мистером Легре и сумасшедшую жажду причинить боль (или убить!) в этих ужасных глазах.

Затем он повернулся и зашагал прочь.

Я повернулся к мистеру Легре. – Спасибо, – сказал я.

– Не благодари меня. – Не «не стоит благодарности», но «не благодари меня». Не жест скромности, а сухой приказ. Во внезапном проблеске интуиции – сопереживания, если хотите – я понял, что он имел в виду. Я был пешкой в затянувшейся битве между ними двумя. Взят в плен мистером Легре, а не мистером Индразилом. Он остановил укротителя львов не из сочувствия ко мне, а потому что это давало ему преимущество, хотя и слабое, в их частной войне.

– Как вас зовут? – спросил я, нисколько не задетый своим открытием. Он, в конце концов, был честен со мной.

– Легре, – ответил он кратко, и пошел прочь.

– Вы из цирка? – спросил я, не желая отпускать его так легко. – Вы, похоже, знаете его.

Слабая улыбка коснулась его тонких губ, и глаза вспыхнули на мгновение. – Нет. Можешь считать меня полицейским. – И прежде, чем я успел ответить, он исчез в хлынувшей мимо толпе.

На следующий день мы снялись с места и двинулись дальше.

Я снова видел мистера Легре в Дэнвилле и, две недели спустя, в Чикаго. Тем временем я старался избегать по возможности мистера Индразила и держал кошачьи клетки безупречно чистыми. За день до отхода в Сент-Луис я спросил Чипса Бейли и Салли О’Хара, рыжую эквилибристку, знают ли мистер Легре и мистер Индразил друг друга. Я был уверен, что да. Вряд ли мистер Легре следовал за цирком ради нашего баснословного лаймового мороженого.

Салли и Чипс переглянулись поверх своих кофейных чашек. – Никто не знает толком, что между ними произошло, – сказала она. – Но это продолжается очень долго, возможно, лет двадцать. С тех пор, как мистер Индразил перешел от Ринглинг Бразерс, а может, и до того.

Чипс кивнул. – Этот парень, Легре, присоединяется к цирку почти каждый год, когда мы проходим через Мидвест, и остается с нами, пока мы не поймаем поезд во Флориду в Литл-Роке. Старина Леопардовый Укротитель становится раздражительным, как какая-нибудь из его кошек.

– Он сказал мне, что он полицейский, – произнес я. – Как по-вашему, что он тут ищет? Может, мистер Индразил замешан в этом?

Чипс и Салли обменялись странными взглядами и одновременно вскочили. – Взгляну-ка, правильно ли там установлены груз с противовесом, – сказала Салли, и Чипс пробормотал что-то не слишком убедительное насчет проверки задней оси своего фургона.

Примерно так же прерывался любой разговор, касающийся мистера Индразила или мистера Легре – поспешно, с натянутыми отговорками.

Мы сказали «прощай» Иллинойсу, и покою вместе с ним. Пришла убийственная жара, казалось, в тот самый момент, как мы пересекли границу, и она оставалась с нами следующие полтора месяца, пока мы медленно двигались через Миссури и входили в Канзас. От жары страдали все, включая животных. И в том числе, конечно, кошки, подопечные мистера Индразила. Он безжалостно гонял рабочих, и меня в особенности. Я улыбался и старался вынести это, несмотря на свой собственный случай тропического лишая. Вы не станете спорить с сумасшедшим, а я пришел к выводу, что именно им мистер Индразил и являлся.

Никто не мог спать, а это проклятие для всех цирковых исполнителей. Недостаток сна замедляет рефлексы, а замедленные рефлексы создают опасность. В Индепенденсе Салли О’Хара упала с высоты семидесяти пяти футов на нейлоновую сетку и сломала плечо. Андреа Солиенни, наездница, упала с одной из своих лошадей во время репетиции и потеряла сознание, попав под удар летящего копыта. Чипс Бэйли молча страдал от лихорадки, которая всегда была при нем, лицо – восковая маска, с выступившим на висках холодным потом.

Во многих отношениях мистеру Индразилу было тяжелее всех. Кошки сделались нервными и вспыльчивыми, и каждый раз, когда он заходил в Дьявольскую Кошачью Клетку, как объявлялось в афишах, жизнь его висела на волоске. Он скармливал львам полные порции сырого мяса прямо перед выходом , что укротители делают редко, вопреки общественному мнению. Его лицо становилось все более натянутым и изможденным, и его глаза были дикими.

Мистер Легре почти всегда был здесь, у клетки Зеленого Ужаса, наблюдая за ним. И это, конечно, служило дополнительной нагрузкой для мистера Индразила. Цирк начал тревожно провожать взглядом его фигуру в шелковой рубашке, когда он проходил, и я знал, что все думают то же, что и я: скоро он взорвется, и когда это произойдет…

Когда это произошло, один Бог знал, чем все обернется.

Жара продолжалась, и каждый день температура забиралась как следует за девяносто. Казалось, боги дождя насмехаются над нами. Каждый город, который мы покидали, получал благословенный ливень. Каждый город, куда мы входили, был раскалившимся, пересохшим, обожженным.

И однажды ночью, по дороге из Канзас Сити в Грин Блафф, я увидел нечто такое, что совершенно вывело меня из равновесия.

Было жарко – отвратительно жарко. Было бесполезно даже пытаться уснуть. Я вертелся на койке, как человек в лихорадочном бреду, преследуя песочного человечка, но никогда не настигая его. В конце концов я встал, натянул штаны и вышел наружу.

Мы остановились на маленьком поле, образовав окружность. Я и двое других подсобных рабочих выгрузили кошек, чтобы они могли глотнуть мало-мальски свежего воздуха. Теперь клетки были здесь, отливающие тусклым серебром под раздутой канзасской луной, и высокая фигура в белых габардиновых бриджах стояла рядом с самой большой из них. Мистер Индразил.

Он травил Зеленого Ужаса длинной, заостренной пикой. Большой тигр тихо переступал по клетке, стараясь избежать острого конца. И пугающим было то, что, когда пика врезалась в плоть тигра, он не рычал от боли и ярости, как должен бы был. Он хранил зловещее молчание, сильнее ужасающее того, кто знает тигров, чем самый громкий рев.

Это действовало и на мистера Индразила. – Ты тихий ублюдок, да? – бормотал он. Мощные руки согнулись, и железное копье скользнуло вперед. Зеленый Ужас отступил, его глаза злобно вращались. Но он не издал ни звука. – Вой! – прошипел мистер Индразил. – Бросайся вперед и вой, ты, чудовище. Вой! – И он ткнул пикой глубоко в бок тигра.

Затем я увидел нечто странное. Словно тень шевельнулась в темноте под одним из дальних фургонов, и лунный свет сверкнул, отражаясь от широко раскрытых глаз – зеленых глаз.

Холодный ветер бесшумно пронесся через пустырь, подняв пыль и взъерошив мои волосы.

Мистер Индразил посмотрел вверх, на лице его застыло странное, прислушивающееся выражение. Затем он бросил шест, повернулся и зашагал к своему трейлеру.

Я вновь посмотрел на дальний фургон, но тень исчезла. Зеленый Ужас неподвижно стоял у прутьев клетки, пристально глядя на трейлер мистера Индразила. И мне пришло в голову, что он ненавидел мистера Индразила не за то, что тот был жесток или зол, тигр уважает эти качества на свой звериный манер, но потому, что он являлся отклонением даже от дикой тигриной нормы. Он был дегенератом. Только так я могу назвать это. Мистер Индразил был не просто тигром в человеческом обличье, но тигром-дегенератом.

Эта мысль засела у меня внутри, тревожная и немного жуткая. Я вернулся обратно, но так и не смог уснуть.

Жара продолжалась. Каждый день мы поджаривались, каждую ночь мы метались и ворочались, обливающиеся потом и бессонные. Все ходили красные от солнечных ожогов, по пустякам вспыхивали драки. Каждый достигал взрывоопасной точки.

Мистер Легре оставался с нами, молчаливый наблюдатель, бесстрастный на поверхности, но, я чувствовал, с глубоководными течениями – чего? Ненависти? Страха? Жажды мщения? Я не мог определить. Но он был потенциально опасен, я не сомневался. Возможно, опаснее, чем мистер Индразил, если кто-нибудь подожжет его собственный фитиль.

Он был в цирке на каждом представлении, всегда одетый в аккуратно отутюженный коричневый костюм, несмотря на убийственную температуру. Он молча стоял возле клетки Зеленого Ужаса, словно глубоко погруженный в беседу с тигром, который вел себя тихо, когда он был поблизости.

От Канзаса до Оклахомы, под неослабевающей жарой. День без тепловых ударов был настоящей редкостью. Публики становилось все меньше; кто захочет сидеть в духоте под брезентовым тентом, когда всего через квартал находится снабженный кондиционером кинотеатр?

Мы все были такими же нервными, как кошки, готовыми к прыжку, можно сказать. И к моменту остановки в Вайлдвуд Грин, Оклахома, думаю, мы все знали, что развязка близка. И большинство из нас знало, что это будет связано с мистером Индразилом. Странный случай произошел как раз перед нашим первым Вайлдвудским выступлением. Мистер Индразил находился в Дьявольской Кошачьей Клетке, отрабатывая программу с раздраженными львами. Один из них потерял равновесие на своей тумбе, пошатнулся и почти удержался. И в этот самый момент Зеленый Ужас издал страшный, оглушительный рев.

Лев упал, тяжело приземлившись, и внезапно бросился с точностью ружейной пули на мистера Индразила. Тот с испуганным проклятием швырнул свой стул льву под ноги, запутывая летящие лапы. Он выскочил наружу, и в тот же миг лев ударился о решетку.

Пока он, трясясь, собирался с духом, чтобы вернуться в клетку, Зеленый Ужас издал еще один рев – но на этот раз чудовищно похожий на взрыв пренебрежительного смеха.

Мистер Индразил посмотрел пристально на зверя, белый как мел, затем повернулся и пошел прочь. Он не выходил из своего трейлера весь день.

День этот тянулся без конца. Но по мере того, как температура ползла вверх, мы начали с надеждой поглядывать на запад, где формировались огромные грозовые тучи.

– Похоже, будет дождь, – сказал я Чипсу, останавливаясь у его помоста. Но он не ответил на мою исполненную надежды улыбку.

– Мне это не нравится, – сказал он. – Нет ветра. Слишком жарко. Град или торнадо. – Его лицо помрачнело. – Это не пикник, попасть в торнадо с группой взбешенных животных, Эдди. Я не раз благодарил Бога, когда мы проходили через пояс торнадо, что у нас нет слонов.

– Да, – кивнул он угрюмо, – лучше надейся, что тучи так и останутся на горизонте.

Но они не остались. Они медленно надвигались на нас, гигантские колонны в небе, пурпурные у основания и устрашающе сине-черные среди дождевых облаков. Движение воздуха полностью прекратилось, и жар окутал нас, как шерстяной саван. То и дело гром прочищал свое горло дальше к западу.

Около четырех появился сам мистер Фарнум, инспектор манежа и совладелец цирка, и сказал нам, что вечернего представления не будет; надо все задраить и найти подходящую нору, куда можно заползти в случае беды. Спиральные воронки появились в нескольких местах между Вайлдвудом и Оклахома Сити, некоторые в пределах сорока миль от нас.

Народу было совсем мало, когда делалось объявление, люди апатично блуждали среди цирковых экспонатов или глазели на животных. Но мистера Легре не было видно весь день; единственной персоной у клетки Зеленого Ужаса был потный школьник со связкой книг. Когда мистер Фарнум объявил, что Погодное Бюро вынесло штормовое предупреждение, он тут же поспешил прочь.

Я и двое других подсобных рабочих провели остаток дня, собирая вещи, укрепляя тенты, загружая животных назад в фургоны и тщательно проверяя, чтобы все было как следует закреплено.

Наконец, остались только клетки кошек, и для них существовало специальное приспособление. Каждая клетка имела специальный сетчатый «проход», сложенный сверху, который, будучи полностью растянутым, соединялся с Дьявольской Кошачьей Клеткой. Если меньшие клетки требовалось переместить, животных можно было собрать в большой клетке на время погрузки. Сама большая клетка каталась на гигантских роликах и передвигалась в такое положение, что каждая кошка могла быть возвращена в свою исходную клетку. Звучит сложно, и так оно и было, но это был единственный способ.

Сперва мы устроили львов, затем Черный Бархат, послушную черную пантеру, которая обошлась цирку почти в сезонную выручку. Это было нелегким делом, уговаривать их перейти по проходу, но мы предпочитали это, лишь бы не звать на помощь мистера Индразила.

К тому времени, как подошла очередь Зеленого Ужаса, наступили сумерки – странные, желтые, сырые сумерки окружили нас. Небо над головой стало плоским и блестящим, какого я никогда прежде не видел, и оно совсем мне не нравилось.

– Лучше поторопитесь, – сказал мистер Фарнум, когда мы с трудом откатывали Дьявольскую Кошачью Клетку назад, чтобы прицепить ее к клетке Зеленого Ужаса. – Барометр быстро падает. – Он озабоченно потряс головой. – Дело плохо, ребята. – Он заспешил дальше, все еще качая головой.

Мы присоединили проход Зеленого Ужаса и открыли его клетку. – Иди туда, – сказал я ободряюще.

Зеленый Ужас смотрел на меня угрожающе и не двигался.

Гром ударил опять, громче, ближе, резче. Небо сделалось желтым, самый отталкивающий оттенок, который я когда-либо видел. Адский ветер начал дергать нас за одежду и уносить прочь плоские конфетные обертки и кульки из-под сладкой ваты, раскиданные вокруг.

– Ну же, давай, – повторял я, тыкая его легонько тупым шестом, которые нам дали, чтобы управляться с животными.

Зеленый Ужас оглушительно зарычал, и одна лапа внезапно выбросилась вперед с ошеломляющей скоростью. Шест из твердой древесины вылетел у меня из рук и раскололся, как будто это был тонкий прутик. Тигр теперь поднялся на ноги, и жажда убийства горела в его глазах.

– Послушайте, – сказал я дрожащим голосом. – Одному из вас надо сходить за мистером Индразилом, вот и все. Мы не можем ждать.

Словно подтверждая мои слова, гром загремел громче, хлопок гигантских ладоней.

Келли Никсон и Майк Мак-Грегор бросили жребий; я исключался из-за моей прошлой стычки с мистером Индразилом. Выпало Келли. Он бросил на нас немой взгляд, говорящий, что он предпочел бы встретить бурю, и двинулся прочь.

Он отсутствовал почти десять минут. Ветер набирал скорость, и сумерки переходили в странную шестичасовую ночь. Я был испуган, и не боюсь признаться в этом. Нависшее, невыразительное небо, опустевшая цирковая площадка, резкие, буксующие ветряные вихри, – все это создает воспоминание, которое останется со мной всегда, такое же яркое.

И Зеленый Ужас не двигался с места.

Келли Никсон примчался назад, с расширенными глазами. – Я стучал в его дверь почти пять минут! – выдохнул он. – Не смог разбудить его!

Мы растерянно переглянулись. Зеленый Ужас был большим капиталовложением для цирка. Его нельзя было просто оставить снаружи. Я повернулся в замешательстве, ища Чипса, мистера Фарнума, кого-нибудь, кто сказал бы мне, что делать. Но все ушли. За тигра отвечали мы. Я подумал, не попробовать ли погрузить клетку в трейлер как есть, но я не собирался засовывать пальцы в эту клетку.

– Ну, мы должны просто пойти и привести его, – сказал я. – Все трое. Идемте. – И мы побежали к трейлеру мистера Индразила сквозь тьму надвигающейся ночи.

Мы колотили в его дверь, пока он, должно быть, не подумал, что все демоны ада явились за ним. Слава богу, наконец она распахнулась. Мистер Индразил, качаясь, уставился на нас, безумные глаза были обрамлены кругами и блестели от выпитого. От него пахло, как от винокуренного завода.

– Проклятие, оставьте меня в покое! – прорычал он.

– Мистер Индразил, – мне приходилось кричать из-за возрастающего воя ветра. Это не походило ни на одну бурю, о которой я слышал или читал когда-либо. Это было похоже на конец света.

– Ты, – заскрипел он зубами. Он вытянул руку и схватил меня за рубашку. – Я преподам тебе урок, который ты никогда не забудешь. – Он сверкнул глазами на Келли и Майка, съежившихся сзади, в пляшущих тенях бури. – Убирайтесь!

Они убежали. Я не виню их; я говорил вам – мистер Индразил был сумасшедшим. Не просто сумасшедшим – он был как сумасшедшее животное, как если бы взбесилась одна из его кошек.

– Итак, – пробормотал он, уставившись на меня, глаза как фонари-молнии. – Никаких амулетов, чтобы защитить тебя на этот раз. – Его губы искривились в дикую, жуткую улыбку. – Теперь его здесь нет, не так ли? Нас двое одного рода, я и он. Может, только двое осталось. Моя Немезида – и я его. – Он говорил бессвязно, и я не пытался остановить его. По крайней мере, его внимание сосредоточилось не на мне.

– Направил эту кошку против меня, в ’58. У него всегда было больше силы, чем у меня. Дурак мог заработать миллион – мы вдвоем могли бы заработать миллион, если б он не был так высокомерен… что это?

Это был Зеленый Ужас, и он начал оглушительно рычать.

– Ты не загнал этого чертового тигра внутрь? – закричал он, почти фальцетом. Он тряс меня, как тряпичную куклу.

– Он не хочет идти! – Я обнаружил, что выкрикиваю в ответ. – Вы должны –

Он отшвырнул меня. Я споткнулся о складную лестницу перед его трейлером и полетел на землю. С чем-то средним между всхлипом и проклятием мистер Индразил шагнул мимо меня, лицо искажено яростью и страхом.

Я поднялся, следуя за ним, как загипнотизированный. Какая-то часть моего подсознания понимала, что сейчас я увижу, как разыграется последнее действие.

Вне укрытия трейлера мистера Индразила сила ветра была устрашающей. Он ревел, как проносящийся грузовой поезд. Я был муравьем, пятнышком, незащищенной молекулой перед этой оглушающей, космической силой.

И мистер Легре стоял у клетки Зеленого Ужаса.

Это было, как сцена из Данте. Почти пустая площадка для клеток в кольце трейлеров; два человека, стоящие лицом к лицу безмолвно, их одежда и волосы развеваются под кричащей бурей; бурлящее небо наверху; изгибающиеся пшеничные поля на заднем плане, как проклятые души под кнутом Люцифера.

– Пора, Джейсон, – сказал мистер Легре, его слова донеслись через площадку, подхваченные ветром.

Дико взъерошенные волосы мистера Индразила поднимались, открывая синевато-багровый шрам на шее. Его кулаки сжались, но он не сказал ничего. Я мог почти чувствовать, как он собирает свою волю, свою жизненную силу, свое я. Это собралось вокруг него, как дьявольский нимб.

И, затем, я увидел с внезапным ужасом, что мистер Легре отцепляет проход Зеленого Ужаса – а клетка была открыта!

Я закричал, но ветер умчал прочь мои слова.

Огромный тигр выпрыгнул наружу и почти пролетел мимо мистера Легре. Мистер Индразил качнулся, но не побежал. Он наклонил голову и пристально уставился на тигра.

И Зеленый Ужас остановился.

Его громадная голова качнулась назад к мистеру Легре, он почти повернулся, затем медленно повернулся обратно к мистеру Индразилу. Ужасающе ясное ощущение направляемой силы было в воздухе, петля конфликтующей воли, сконцентрированная вокруг тигра. И две эти силы были равны друг другу.

Думаю, в конечном счете, это собственная воля Зеленого Ужаса – его ненависть к мистеру Индразилу – решила исход дела.

Тигр начал наступать, его глаза – адские, вспыхивающие огни. И что-то странное стало происходить с мистером Индразилом. Он словно складывался, съеживался, сжимался. Шелковая рубашка потеряла форму, темные, всклокоченные волосы превратились в ужасную поганку вокруг воротника.

Мистер Легре прокричал ему что-то, и, одновременно, Зеленый Ужас прыгнул.

Я так и не увидел, что было дальше. В следующее мгновение меня ударило в спину, и жизнь словно вытекла из моего тела. Я успел заметить, под чудовищным углом, громадную, возвышающуюся воронку смерча, и затем все исчезло во тьме.

Когда я очнулся, я был на своей койке, позади мешков с зерном в нашем универсальном грузовом трейлере. Мое тело чувствовало себя так, словно его отколошматили булавами.

Появился Чипс Бэйли, с покрытым морщинами, бледным лицом. Он увидел, что мои глаза открыты, и облегченно усмехнулся. – Не знал, очнешься ли ты когда-нибудь. Как себя чувствуешь?

– Разбитым, – сказал я. – Что произошло? Как я здесь оказался?

– Мы нашли тебя привалившимся к трейлеру мистера Индразила. Торнадо чуть не прихватил тебя в качестве сувенира, мой мальчик.

При упоминании мистера Индразила все ужасные воспоминания нахлынули снова. – Где мистер Индразил? И мистер Легре?

Его глаза помрачнели, и он начал готовить какой-то уклончивый ответ.

– Говори прямо, – сказал я, приподнимаясь на локте. – Я должен знать, Чипс. Должен.

Что-то в моем лице заставило его решиться. – О’кей. Но это не совсем то, что мы сказали копам – на самом деле, мы почти ничего им не сказали. Ни к чему, чтобы люди считали нас сумасшедшими. Как бы то ни было, Индразил исчез. Я даже не знал, что этот парень, Легре, был там.

– А Зеленый Тигр?

Глаза Чипса снова стали трудночитаемыми. – Он и другой тигр убили друг друга.

– Другой тигр? Не было никакого другого –

– Да, но они нашли двоих, лежащих в крови друг друга. Адское месиво. Разорвали друг другу горло.

– Что – где –

– Кто знает? Мы просто сказали копам, у нас было два тигра. Так проще. – И прежде, чем я успел сказать еще слово, он вышел.

И на этом моя история кончается – если не считать двух маленьких деталей. Слова, которые прокричал мистер Легре перед ударом торнадо, были: «Когда человек и зверь живут в одной оболочке, Индразил, все решают инстинкты!»

Другая вещь не дает мне уснуть ночами. Чипс сказал мне об этом позже, не приукрашивая. Он сказал, что у того странного тигра был длинный шрам у основания шеи.