Ее упрек — как выстрел в упор.
— Почему ты сегодня так поздно? Я совсем замерзла, пока тебя ждала!
Игорь от неожиданности вздрогнул и обернулся. На стопке матов сквозь густые сумерки белела детская пижама.
— Нонна, никогда так больше не делай! Я чуть инфаркт не получил, — выдохнул он, и щелкнул выключателем.
Девочка ойкнула и закрыла лицо руками от яркого света.
— Ты чего не спишь?
— Тебя ждала.
— Могла подождать и в палате.
— Там я бы уснула, а здесь не заснешь, потому что холодно…
Игорь улыбнулся, подошел к девочке и укутал ее своей форменной курткой. Она послушно вдела тонкие ручки в длинные рукава, по-взрослому откинула с лица взлохмаченные темные волосы и приоткрыла сощуренные глаза.
— Почему ты так поздно?
Игорь присел рядом.
— Теперь я всегда буду приходить в такое время, малыш. Я больше не воспитатель, а ночной смотритель. Мое дело — проверить готовность помещений к новому дню и следить за порядком на этаже, пока вы спите.
Нонкины глаза широко распахнулись и стали круглыми, как у совы.
— Ты больше не будешь с нами играть после ужина?
— Не буду.
— А истории перед сном?
— Их расскажет вам новый воспитатель, Алла Леонидовна. Завтра вы с ней познакомитесь.
Она обхватила его шею руками и уткнулась в нее холодным носом.
— Ты меня бросаешь?
— Никогда, — тихо проговорил Игорь, успокаивающе поглаживая девочку по щуплой спинке. Он не мог видеть, помогает ли это Нонке, но его собственные кошки внутри слегка притихли.
— Но тогда почему?..
— Алла Леонидовна — очень хороший специалист. Вот директор и взял ее на мое место.
— Глупости, лучше тебя никого нет!
— Нонна, нельзя так говорить о взрослых!
— Разве взрослые не делают глупостей?
— Делают, конечно.
— Но тогда почему нельзя об этом говорить?
— Потому что не все, что в твоем возрасте кажется глупым, на самом деле таким является. И вообще, откуда вдруг траурное настроение? Ну-ка посмотри, что я тебе принес.
Игорь вытащил из кармана четыре крошечные керамические чашки размером с наперсток.
Нонна разомкнула руки.
— Ух ты! Какие они красивые! Как раз для моих кукол!
— Я рад. Ну что, ты готова завтра танцевать?
Нонна вздохнула и принялась тараторить о наболевшем.
— Я стараюсь, но все равно путаюсь в самом конце, где тра-та-та — наклон вправо, а потом наклон влево…
Он с улыбкой слушал ее, пытаясь себе представить, как Нонна танцует это свое «тра-та-та», а потом спросил:
— Слушай, а почему в холле нет твоего сегодняшнего рисунка? Там у всех какие-то дома, звездолеты, головастые инопланетяне. А под твоей фамилией — пусто.
Нонна помрачнела, насупилась.
— Мою работу не приняли.
— Как так?
— У нас была тема «Мой город в будущем»…
— Ну и?
— А я нарисовала зеленые деревья и единорогов… Мне сказали, что я не поняла задания и поставили двойку… Тамара Львовна поругала меня, потому что с моими генетическими данными стыдно такое рисовать. Потому что единорогов не существует. Но какая разница, существуют они или нет? Ведь если чего-то нет, это еще не означает, что его никогда и не будет?
Игорь погладил ее по голове.
— Конечно, не означает. Может, ты станешь великим генным инженером и сама создашь популяцию единорогов!
— Точно! Я сама создам их!
Она захлопала в ладоши и радостно рассмеялась найденному решению.
— А еще я создам драконов!
— Только чур не огнедышащих — а то труба человечеству.
— Ладно, только не огнедышащих!
— А теперь давай-ка в постель, а то заболеешь.
— Нет, я хочу еще поиграть и хочу сказку!
— Никаких игр, ночь на дворе! Сейчас я отнесу тебя в кровать и сделаю обход кабинетов, а когда вернусь, расскажу что-нибудь коротенькое, если ты еще не будешь спать. Договорились?
Она горестно вздохнула.
— Ну ладно…
— Тогда держись!
Он подхватил ее одной рукой и закинул на плечо головой вниз. Нонка от удовольствия завизжала.
— А ну цыц, а то перебудишь всех, полуночница!
В девчачьей палате все уже давно спали. Здесь пахло яблочным шампунем и детскими снами. Нежное освещение «светлячков» неровными пятнами ложилось на пестрые постели воспитанниц. Накрыв девочку одеялом, он ткнул пальцем в ее вздернутый носик.
— Спокойной ночи, — шепнул Игорь ей на ухо.
— Возвращайся скорее. Я не засну без истории, — надула губы Нонна. А потом спохватилась, села на кровати и полезла в свою тумбочку, безнадежно шурша и похрустывая какими-то пакетами и обертками.
— Нонка, тихо! — строго шикнул на нее Игорь.
— Извини, но я должна… Вот, это тебе.
И девочка протянула ему лист бумаги.
— Я не хочу, чтобы они жили здесь, где им не рады. Пусть будут у тебя.
Игорь с грустной улыбкой взял рисунок.
— Спасибо.
Она шумно плюхнулась на подушку и натянула на плечи одеяло.
Когда Игорь заглянул к ней через час, Нонна, конечно же, сладко сопела, широко раскинув руки, словно обнимала весь мир.
— Учебный корпус к занятиям готов. Большой зал тоже, вчера только генератор голограмм забыли туда перенести…
— Хорошо, я дам распоряжения техперсоналу, — раздраженно прервала отчет Игоря Тамара Львовна, дежурный педагог на сегодняшний день.
Она была молода, не старше пятидесяти лет — в таком возрасте барышни обычно еще слышат в свой адрес обращение «девушка» и принимают заигрывания незнакомцев. Но Протасову Тамару Львовну назвать «девушкой» язык не поворачивался: строгое скучное лицо, рыхлые щеки, скупая мимика, тяжелые бедра и сутулая спина напрочь стирали любой намек на сексуальность. Причину ее дурного настроения выдавали тонированные мешки под глазами, розовые следы от очков на лбу и воспаленные после бессонной ночи глаза: женщина явно злоупотребляла погружениями в вирт. Кто знает, может, там она в облике прекрасной нимфы заигрывала с псевдо-Аполлонами в приват-кабинетах сайта знакомств, а может, рубила ледяным мечом чудовищ в подземельях? А теперь ей приходится заниматься скучными вопросами организации торжественных мероприятий.
— Ничего не надо, я сам его перенес и установил.
Тамара Львовна охнула и всплеснула руками. Ее затуманившийся взгляд скользнул по широким плечам мужчины, по сильным, жилистым рукам.
— Игорь Николаевич, ну что вы! Это такая тяжесть! Зачем вы тащили его в одиночку, у нас для таких вещей грузоподъемники есть!
— Я не имею доступа к роботам, а помочь вам и снять с плеч хоть одну утреннюю проблему очень хотелось. Да и не такой уж он тяжелый.
Протасова расплылась в улыбке.
— Игорь Николаевич, дорогой, я так признательна!
— Но я одну проблему снял, а другую принес: гимнастический стенд все-таки следует заново закрепить.
Вся доброжелательность Тамары Львовны в один момент улетучилась. Острые глазки впились Игорю в лицо.
— Павел Иванович вчера перепроверял весь спортинвентарь и расписался в его пригодности к использованию. Так что попрошу впредь заниматься только своими прямыми обязанностями…
Игорь с готовностью кивнул.
— Как скажете. Но докладную записку я все же напишу.
Женщина поджала губы:
— Хорошо, я решу вопрос!
— Мне отрадно это слышать.
— Это все?
— Нет, еще последнее…
Он повернул к ней лицом картинку Нонки, которую до сих пор держал в руках за спиной.
Ярко-зеленые деревья, окрашенные желтыми лучами солнца. Большой серебристо-белый единорог смотрел вдаль, а у его ног щипал траву розовато-голубой малыш. Фигуры были нарисованы немного непропорциональными, задние ноги и линия живота вышли плохо, но игра оттенков была восхитительной.
— Тамара Львовна, может, не надо выкорчевывать из детей умение мечтать? В конце концов, вся нынешняя образовательная система создана для того, чтобы освободить их от шаблонов и вырастить крылатыми. Подумайте над этим в свободное время.
— А теперь вы еще ставите под сомнение мои профессиональные качества учителя? — начала она свою отповедь, раздувая ноздри, но Игорь уже повернулся к ней спиной и направился к дверям.
Едва он покинул кабинет, как у Тамары Львовны запищал видеофон. Разгладив ладонями засборившую на боках юбку, она вышла из-за стола и постаралась придать лицу спокойное и доброжелательное выражение.
— Принять звонок.
На экране появилось сосредоточенное лицо директора дома ребенка Ивана Георгиевича.
— Тамара Львовна, там опять пришел запрос из социальной службы относительно Тюрина Игоря Николаевича. Нужна развернутая характеристика и что-то там еще. Я переслал письмо вам, сами посмотрите.
— Хорошо, к вечеру сделаю.
— Не к вечеру, а сейчас!
— Иван Георгиевич, ну как мне сейчас документами заниматься? Столько всего еще успеть надо! — сокрушенно воскликнула женщина.
— Тамара Львовна, миленькая, вы же у нас не просто педагог, вы еще и начальник отдела кадров, за что получаете приличную надбавку! Если не справляетесь, вы только скажите, и мы купим на эту должность «Феникса»! — жестко оборвал ее причитания Иван Георгиевич. — Запрос с пометкой «очень срочно», так что ответить нужно без проволочек. Что там у нас по готовности?
— Все согласно регламенту, — железным голосом отчеканила она.
— Очень хорошо. Я уехал встречать гостей, если возникнут сложности — связывайтесь напрямую. До встречи!
Экран видеофона погас. Тамара Львовна тяжело вздохнула и направилась к рабочему месту, вонзая острые каблуки в мягкий ворс напольного покрытия.
Взглянув в окно, она увидела могучую спину Игоря, направлявшегося к остановке. Он шел легким пружинистым шагом, высоко вскинув голову, и, как всегда, не оборачиваясь.
На какое-то мгновение женщина замерла, и в ее глазах появилось что-то теплое, женское. Но уже через несколько секунд губы сжались в узкую красную полоску, и Тамара Львовна с вызывающей решимостью потянулась за очками для выхода в сеть.
Глоток свежего майского утра взбодрил его не хуже крепкого кофе. Похожие на жуков экомобили пестрели разноцветными глянцевыми спинками, выстраиваясь на автострадах аккуратными цепочками. Омытый ночным дождем бульвар влажно шелестел листвой от резких порывов ветра. В разбросанных по дорожкам лужицах отражалось солнце. Бесчисленные стекла многоэтажек золотыми бликами слепили глаза. Поплотнее запахнув куртку, Игорь направился к подъемнику остановки аэротакси.
И пока он дожидался рейсовую машину, никак не мог заставить себя отвести глаза от огромного информационного щита над площадью. «Поздравляем с началом родительской недели!», «Создавай будущее не руками, а сердцем!», «Стань достойным самого главного звания в мире!». Слоганы и ванильные картинки ритмично сменяли друг друга.
Задумавшись, Игорь на автомате вытащил из кармана пачку сигарет, но почти сразу же услышал у себя над головой нежный женский голос:
— Внимание! Напоминаю вам, что курение в общественном месте является правонарушением, наказанием за которое является штраф в размере пятидесяти процентов вашего личного государственного пособия на содержание и заключением под стражу сроком на три дня!
Игорь поднял глаза вверх и увидел бесшумно парящего над ним полицейского дрона.
— Внимание! Напоминаю вам, что курение…
— Да понял я, понял!
Он убрал сигареты, и дрон улетел искать других нарушителей.
— Что, не дают губить прилюдно свое здоровье? — ухмыльнулся в его сторону хорошо одетый пожилой мужчина с папкой в руках.
— И не говорите.
— Вот так у нас везде: в мелочах достают, а в глобальном… Эх, даже говорить не хочется. Все просто с ума посходили с этой родительской неделей, прости Господи.
— Вы про объявленные выходные? — отозвался Игорь. — Да полно вам, инфраструктура этого даже не заметит, не так уж много у нас работающих людей.
— Да нет, я про ваших детей из пробирки. В мою молодость детей рожали сами, в любви — а сейчас… Ну как так? Разве можно любить чужого ребенка, как своего родного? — нравоучительным тоном старика протянул его собеседник.
Игорь усмехнулся.
— По-вашему, генное проектирование — это дурно, а рожать больного, обреченного на нелегкую короткую жизнь человека, причем за счет здоровья своей женщины — высоконравственно?
— Молодой человек, ну почему сразу больного?
— Потому что по статистике восемьдесят процентов новорожденных в Общинах обладают теми или иными пороками развития.
Пожилой мужчина покачал головой.
— Вы рассуждаете о людях, как о породистом скоте — с позиции селекции. Ваши ценности искажены всеми этими пособиями на содержание, вольной жизнью, «золотым веком». А мы, старики, понимаем, что видим закат человеческой цивилизации… Полагаться на труд роботов — противоестественно! Делать искусственных детей и растить их фальшивыми родителями — тоже противоестественно!
— Искусственных детей не бывает, — ответил Игорь, глядя на свернутый в трубочку рисунок в руках. — Искусственными и фальшивыми могут быть только взрослые. Следуя вашей логике, жить по двести лет тоже противоестественно, не так ли? Однако же вы не отказываете себе в таком удовольствии?
К счастью, маршрутка уже зависла перед остановкой, и продолжение беседы ему не угрожало.
Из окна маршрутки Игорь все еще видел информационный щит, и сейчас ему вдруг показалось, что девочка на рекламной фотографии чем-то похожа на Нонку.
Игорь жил в типовой стоэтажке Северо-Западного района.
Здесь узкие улочки с трудом протискивались между серо-голубыми глыбами домов, изредка вздыхая овальными легкими зеленых зон. Он поднял глаза на зеркальце системы безопасности, и двери с приятным шуршанием раздвинулись, пропуская хозяина внутрь.
Переступив порог, Игорь застыл в изумлении. От истошного женского крика мгновенно заложило уши. В квартире творилось что-то несусветное: повсюду валялась одежда, под ногами хрустели мелкие керамические черепки, шахматный стол жалобно лежал в углу с разбитой крышкой и выдернутыми проводами подсветки, а Берт носился по студии, жужжа колесами и пытаясь как-то упорядочить случившийся хаос.
Ингу он увидел не сразу. Девушка сидела за диваном, яростно разрывая на клочки короб из-под наконец-то доставленного гончарного круга, о котором Игорь давно мечтал.
— Что ты делаешь? — спросил Игорь, закуривая.
Инга подняла заплаканное, искаженное гневом лицо. Пряди кукольно-синих волос прилипли к влажным щекам.
— Так значит, у тебя нет денег на обновление? И на расширение поэтической арены? И на татуаж радужки? А на эту вот хреновину нашлось? Да она стоит в десять раз больше моего месячного пособия!
— Это не хреновина, а архаичный гончарный круг без электропривода, редчайшая вещь ручной работы. И мое право тратить свои деньги на то, что я считаю нужным.
Игорь с нежностью коснулся большого каменного диска, погладил его кончиками пальцев и одним движением вытащил устройство из упаковки.
— Скотина! — выплюнула Инга очередной упрек, швыряя Игорю в лицо картонные клочки.
— Дура, — беззлобно констатировал тот в ответ и стряхнул пепел в заботливо подставленную Бертом пепельницу.
— Это я — дура? Я? Да я поэт, красавица! И это, чтоб ты знал, требует вложений! И любой другой был бы счастлив, что такая девушка вообще взглянула на него!
— Инга, что с тобой творится в последнее время? Ну какой ты к черту поэт? — пожал плечами Игорь.
— Я не поняла, ты сейчас оцениваешь мое искусство? Ты? Да вся твоя жизнь построена вокруг дерьма! Каждый божий день ты идешь на работу, как робот безмозглый, чтобы мыть задницы эмбрионам, а потом дома снова копаешься в дерьме, именуемом пафосным словом «глина»! Что ты можешь знать о поэзии?
— Я видел твое вчерашнее произведение. «Я съела ягодку вишни, сладость на языке напомнила мне, как тленен мир». Милая, отсутствие рифмы еще не означает, что ты создала хокку.
— И тем не менее уже тысяча человек написали мне, что я великолепна, и то, что я делаю, не оставляет их равнодушными!
— Золотце, они имели в виду сиськи, которые демонстрирует твой аватар за каждый поставленный лайк.
Она замахнулась, чтобы влепить Игорю пощечину, но тот перехватил ее руку.
— Не забывайся. В конце концов, и грудь, и пластика пальцев, и даже маникюр на этой руке оплачены с моего счета.
— Да пошел ты!
— Знаешь что? Иди-ка собирай свои вещи. Хватит с меня твоих парнасных истерик, я очень устал и сейчас мне ну совсем не до тебя.
— Сам ты парнасный! — оскорбленно выкрикнула девушка.
Он расхохотался в голос, погасил сигарету и направился в ванную.
— И чтобы когда я выйду из душа, тебя уже здесь не было!
Раздевшись, Игорь с наслаждением подставил плечи под струи горячей воды и закрыл глаза.
«Завтрак готов! И вы просили напомнить, что в девять утра у вас назначена виртвстреча!» — сообщил переговорник металлическим голоском Берта.
— Спасибо, — отозвался Игорь, хотя роботу его благодарность была как собаке пятая нога.
Когда он вышел из душа, оскорбленная Инга уже успела испариться. Только на белом глянцевом полу синим лаком для окрашивания волос размашистыми буквами было начертано нецензурное ругательство, и бедняга Берт монотонными движениями щеток пытался его стереть.
На столе у окна его ожидал завтрак, накрытый термоколпаком. Сев за стол, Игорь взялся за пульт визуализатора. Пролистав меню, он остановил свой выбор на «летнем полдне» и нажал кнопку запуска программы. Унылая картинка серой стены дома напротив мгновенно сменилась зеленым пейзажем. Несуществующие ветви цветущей липы вздрагивали от дыхания несуществующего ветра, из ароматизатора потянуло запахом разгоряченной листвы и липовой сладостью. Часы показывали без пяти минут девять, и Игорь потянулся за очками для погружения в сеть.
Сначала он зашел в почту. Письмо, которого он так боялся и вместе с тем ждал, уже лежало в ящике.
«Уважаемый Игорь Александрович! К сожалению, мы вынуждены отказать в Вашем очередном прошении… Ваша кандидатура не может рассматриваться в рамках программы родительской недели, в связи с тем, что Вы уже являетесь родителем Романа Игоревича Тюрина… В характеристике, полученной с Вашего места работы… нет никаких причин для внеочередного рассмотрения… Вы уже воспитали достойного сына, и социальная служба очень благодарна Вам… но необходимо предоставить другим гражданам нашей страны стать родителями… Напоминаем Вам, что у Вас есть право регистрации в Общине, где, отказавшись от государственного пособия, Вы сможете беспрепятственно родить своего собственного ребенка и воспитать его…»
Игорь не стал дочитывать письмо.
В левом углу интерфейса замигала зеленая кнопка — это означало, что в личном кабинете его уже ждет Ромка, чтобы поздравить с праздником и рассказать о своих успехах на службе.
Сын встретил его праздничной заставкой с шариками и серпантином.
— Ну вот, а я думал — ты вырос! — с улыбкой сказал Игорь, протягивая руку аватару сына.
— Не дождешься! — рассмеялся Рома, обнимая отца. — Ты извини, я сегодня буквально на минутку — срочных дел много.
— Как служба?
— Все отлично, сейчас работаю над горящим проектом, и если все сложится, может, все-таки получу внеочередное повышение.
— Неужели переведут в космолабораторию Леонова?
— Не говори пока этого вслух, не то сглазишь! А сам-то как? Генерал помог решить твою проблему?
Игорь помрачнел.
— Нет.
— А к Сергею Юрьевичу не пробовал обратиться?
— Ром, давай закроем тему.
— Я хотел сказать тебе… Короче, я знаю, что ты не писал прошение о моем усыновлении, это была разнарядка сверху. Ты имеешь полное право оспорить их отказ в суде, сославшись на твое право добровольного усыновления, которое ты еще не реализовал. С тебя должны будут снять официальное отцовство, и тогда ты сможешь участвовать в программе.
Он смотрел в глаза отцу спокойно, без упрека или обиды. Игорь знал, что дело не в том, что Рома отключил у аватара эмоции. Просто он такой и есть, и был всегда: добрым, светлым парнишкой с ботичеллиевскими глазами.
У Игоря задергалась щека. Он положил ладонь сыну на загривок, коснулся лбом его лба и прошипел:
— Чтобы я этого больше никогда не слышал. Понял? Задницу пороть тебе уже поздно, а вот челюсть я тебе поправить могу запросто. Ты мой ребенок, уяснил?
— Пап, это никак не повлияет на наши отношения, мы взрослые люди…
— Я не откажусь от тебя! И ни в какой суд я подавать не буду, и неважно, насколько ты взрослый, старый или глупый, как сейчас. Пока я жив — ты мой сын!
Ромка обнял отца.
— Прости, я не хотел тебя обидеть. Я хотел как лучше.
— Знаю.
— На следующей неделе я возвращаюсь на Землю, на конференцию в Праге. Приедешь на рюмку чаю?
— И на чашку водки тоже. Напиши потом подробней, хорошо?
— Обязательно. Все, я должен идти. Увидимся!
Сняв очки, Игорь потер глаза запястьем. Потом вздохнул, поднял термоколпак и принялся есть, не ощущая вкуса еды.
Скользкий ком глины влажно плюхнулся на центр круга. Босые ноги пытались приноровиться крутить гончарный круг ритмично и ровно, шершавая поверхность каменной плиты приятно холодила ступни. Набрав в грудь побольше воздуха, Игорь принялся центрировать глину. Бережно, но крепко обхватив комок ладонями, он вытянул цилиндр, тут же утопил его и вытянул снова, но уже вполовину короче. Окунув руки в большую миску с водой, уверенным движением больших пальцев раскрыл сердцевину цилиндра и принялся вытягивать стенки будущего кувшина. Пальцы одной руки выталкивали глину вверх и вбок, в то время как другая рука поддерживала стенку и уступала.
И тут зазвонил видеофон.
Игорь вздрогнул, сбился с ритма, неловко стиснул тонкую глину с обеих сторон — и пропорол ее. Кувшин осел, смятая часть слоновьим ухом вывернулась наружу и зашлепала на круге.
Выругавшись, Игорь окунул руки в воду и взялся за полотенце.
— Принять звонок!
На большом мониторе видеофона появилось благообразное лицо директора дома ребенка Ивана Георгиевича Архипова.
— Добрый вечер, Игорь Николаевич! Надеюсь, я не сильно вас отвлекаю…
Игорь взглянул на свое изображение, высвечивающееся в нижней части монитора: босой, в закатанных почти до колен штанах и перепачканной рыжими пятнами рубахе.
— Нет-нет, я тут немного гончарным делом развлекаюсь, не обращайте внимания на мой внешний вид.
— Я хотел поговорить с вами об одной щекотливой проблеме. Мне нужно, чтобы вы пришли завтра на открытую часть праздника семьи. И когда предоставится возможность, непременно поговорили бы с одной из ваших бывших воспитанниц — думаю, вы понимаете, о ком идет речь.
Игорь нахмурился и принялся тереть полотенцем руки.
— Нонна?
— Девочка отказалась от всех предложенных ей кандидатур возможных родителей, а их было двадцать четыре. Я попытался добиться от нее объяснений, но вы же знаете Нонну — это самый замкнутый ребенок на свете. Однако у меня сложилось впечатление, что она питает какие-то иллюзии относительно вашего возможного участия в ее дальнейшей судьбе. Вашего имени в списках нет…
— Мне отказали. Я второй год пытаюсь добиться разрешения на участие в проекте, но безуспешно. Госпожа Протасова в курсе.
— Что же, мне очень жаль, — проговорил Архипов, пощипывая подбородок. — Я бы хотел уточнить: а ребенку вы говорили, что подали заявку?
Игорь швырнул полотенце на стул.
— Нет.
— Это хорошо. Пожалуйста, убедите ее рассмотреть возможные варианты? Вы же понимаете, девочка с такими генетическими данными обязана выстрелить, раскрыться, но этого не произойдет, если она продолжит и дальше оставаться в казенном учреждении, каким бы чудесным оно не было. Объясните, что ее желание оказаться под вашей опекой невозможно и бессмысленно…
— Что единорогов нет, а значит, никогда и не будет…
— Извините?..
— Нет, это я о своем.
— Если вопрос не будет решен в кратчайшие сроки, я буду вынужден вас уволить за профессиональное несоответствие. Мне очень жаль, вы блестящий педагог и тонко чувствуете детей, но этот эпизод социальная служба нам не простит.
— Я понял.
— Так вы выйдете завтра?
— Да, разумеется. Доброго вечера. Завершить разговор.
Монитор погас.
Игорь еще несколько минут смотрел в его потемневшее окно, а потом швырнул об пол миску, стоявшую возле гончарного круга.
Красно-рыжая вода нервными брызгами разлетелась по глянцевому белому покрытию.
Она и правда танцевала из рук вон плохо.
Игорь не знал, какое именно «тра-та-та» Нонка путала по ее собственному мнению, но из всех пятнадцати бабочек, изображавших радостный полет по цветочному лугу, Нонна выглядела единственной, по которой недавно проехался трактор. Она не чувствовала музыку, не вовремя делала выпады руками, кружилась в другую сторону.
Он ерзал на стуле, ловил на себе ее улыбающийся взгляд — и не мог не улыбнуться в ответ.
Наконец пытка закончилась. Девочки улетели за кулисы, и он, тяжело поднявшись со своего места, поплелся вслед за ними.
— Игорь Николаевич, вы видели? Вам понравилось? — бросилась Нонна ему навстречу, расталкивая остальных девчонок, тоже прихлынувших к любимому воспитателю.
— Девочки, вы молодцы! — заявил он с широкой улыбкой, по очереди касаясь каждой из прижавшихся к нему голов.
— Ну-ка быстренько в раздевалку! Освобождаем место для мальчиков! — прозвучал голос Тамары Львовны, и все косички с бантиками поплыли в коридор, кроме одной.
— Я танцевала ужасно? — спросила шепотом Нонка, безвольно свесив нашитые к узким рукавам кружевные крылья.
— Честно?
— Честно.
— Еще чуточку хуже, — признался Игорь.
— Ты поэтому грустный?
— Нет… После спортивного блока мне нужно будет с тобой поболтать, так что не убегай сразу в столовую?
Она вдруг засветилась, как лампочка, чмокнула Игоря в руку и унеслась сайгаком догонять своих.
Игорь замер как вкопанный.
— Я идиот… — наконец простонал он еле слышно, ударяя себя ладонью по лбу. Щека нервно задергалась. Растирая ее кончиками пальцев, он повернулся к выходу и буквально натолкнулся на Протасову.
Тамара Львовна выглядела довольной.
— Добрый день, Игорь Николаевич! Вы как-то неважно выглядите. Надеюсь, вы здоровы? — с фальшивой заботой в голосе поинтересовалась она.
— Вашими молитвами, — ответил Игорь, с вызовом поднимая на женщину мрачный взгляд. Но та только выше вздернула подбородок и, небрежно кивнув, деловито процокала мимо него своими высоченными острыми каблуками.
Поиграв желваками, он вернулся на свое зрительное место.
После танца мальчиков с деревянными саблями следовало показательное выступление по физической культуре.
Дети должны были один за другим подниматься на гимнастический стенд и под рукоплескания гостей демонстрировать свою гибкость и ловкость, добираясь до самой вершины и спускаясь вниз. Первой шла Нонка.
Тонкая, цепкая, как котенок, она без труда преодолевала препятствие за препятствием, пока не добралась до самого верха. И вдруг она выпрямилась, стоя на самом ребре доски.
Такого никто не планировал. В зале повисла тишина. Нонна взмахнула руками, словно балансируя, потом еще раз, — и вдруг огромный тяжелый стенд покачнулся и со скрипом начал крениться вниз. Нонка чуть соскользнула вниз и, цепляясь руками за кольца, тоненьким голоском вдруг закричала на весь зал:
— Па-паа! Папа!
— Здесь я! Держись! — прохрипел Игорь, перепрыгивая через головы сидевших на первом ряду людей. Одно мгновение — и он уже был под стендом.
— Держись крепко! Спрыгнешь, когда скажу! Слышишь меня?
— Да!
— Отцепи от стенда страховку!
— Не могу!
— Можешь! — прогремел в звенящей тишине зала решительный приказ Игоря.
Он подставил могучие плечи под кренящуюся махину, замедляя падение. Еще ниже, еще… Краем глаза он видел испуганного тренера, видел крепких мужчин, бегущих к нему из зала.
— Отцепила?
— Почти!
— Отцепила?!
— Да!
— Теперь прыгай и беги в сторону!
— Папа!
— Прыгай, сказал!
Она легко спрыгнула и отскочила, а Игорь услышал омерзительный хруст ломающихся костей.
Он рухнул на колени, мир качнулся перед глазами, но в это мгновение несколько пар крепких рук подхватили стенд, и кто-то вытолкнул его в сторону.
Десятки камер были направлены на Игоря. Он сидел на матах, весь бледный, а на шее у него висела рыдающая и трясущаяся, как осиновый лист, Нонка. Игорь морщился от боли, но не отстранился от нее. Действующей рукой он поглаживал девочку по волосам.
— Папа… Папочка, папа!
Нонну попытались увести, но она так завизжала, что воспитатели замялись и отступили.
— Оставьте ребенка! Она выбрала себе достойнейшего родителя! — крикнул кто-то из зала.
— Да, оставьте ребенка с отцом! — поддержали его еще несколько голосов.
Игорь поднял голову к трибунам и увидел, как люди начали вставать со своих мест, послышались хлопки — и через несколько секунд уже весь зал требовательно аплодировал, выкрикивая слова поддержки.
Последним со своего места поднялся руководитель социальной службы. С отсутствующим выражением лица он обернулся к трибунам, призывно поднял руки и начал что-то говорить, обращаясь прежде всего к журналистам.
И тут Игоря накрыла волна боли. Руки обвисли, как плети.
Нонка зарыдала еще сильней и вжалась в него всем своим щуплым тельцем.
— Ничего страшного, малыш. Все заживет, — проговорил он девочке и слабо улыбнулся. На арене появились медицинские роботы с передвижной кушеткой. Игорю помогли переместиться на нее и тут же сделали укол обезболивающего со снотворным.
Когда его увозили, Нонна бежала следом за каталкой, но ее уже никто не останавливал.
Председатель социальной службы, его помощник и старший секретарь решительным шагом ворвались в кабинет Архипова. Следом за ними трусил сам Иван Георгиевич, покрывшаяся малиновыми пятнами Тамара Львовна и похожий на призрака тренер.
— Как такое могло произойти? Кто проверял готовность снарядов? Кто их закреплял? — председатель выплевывал вопрос за вопросом, а Архипов только ежился и хватал ртом воздух.
— Позор! На родительской неделе, на глазах у всего города у вас чуть не погиб ребенок!
— Андрей Валерьевич, мы во всем разберемся… Мы…
Секретарь соцслужбы уже надевал очки и устраивался поудобнее в кресле.
— Андрей Валерьевич, плановый осмотр был два дня назад. Однако вчера утром ночной смотритель Тюрин И.Н. оставлял докладную записку о том, что гимнастический стенд нуждается в техническом осмотре.
— Какая докладная записка?.. — проговорил Архипов, сглатывая слюну. — Ничего подобного не было!
— Ну как же не было, если документ налицо? — осадил Архипова председатель.
— Дежурный педагог мне не сообщила…
— А сами вы не потрудились проверить? Кто был дежурным педагогом в тот день? — спросил Андрей Валерьевич у секретаря.
— Отмечена Протасова Т.Л.
— Кто это?
— Это… я… — промямлила Тамара Львовна. — Мне казалось, я докладывала…
— Когда кажется, любезнейшая, надо к психиатру идти, а не на работу к детям! Что предприняли?
Секретарь продолжал сканировать информационное поле дома ребенка.
— Судя по документации, ничего.
Тамара Львовна охнула и осела. Ее грузное тело подхватил тренер, однако ноша оказалась ему не по плечу. Неловко удерживая женщину за подмышки, он подтащил ее к ближайшему стулу.
— В обморок будете в суде падать, любезнейшая! — рявкнул на женщину председатель, вытирая со лба невидимые капельки пота. — Если бы не этот парень… Кто он, Иван Георгиевич?
— Тюрин, Игорь Николаевич…
— Смотритель?.. — и тут председателя озарила догадка, — Постойте-ка, а девочка, случаем, не Нонна 012?
— Именно так, — выдохнул Архипов.
— Так вот оно что! Тамара Львовна, как вы там мне написали? Эмоциональное и профессиональное выгорание? Понижение в должности по объективным причинам? Никакой личной заинтересованности у ребенка?
Вместо ответа Тамара Львовна заплакала. Маска макияжа потекла, обнажая некрасивое, но живое человеческое лицо.
Андрей Валерьевич шумно вдохнул, поправил галстук и лацканы пиджака.
— Успокойтесь и немедленно приведите себя в порядок. Нужно выйти к прессе и сделать официальное заявление.
— А с Тюриным что делать будем? — спросил помощник председателя, впервые подавая голос.
— А что мы с ним сделаем? Ребенок публично признал его отцом, а отец рисковал жизнью ради ребенка. Для всех, кто находился в зале или видел трансляцию, они уже сейчас — семья. Идти против мнения общественности ради буквы закона в данном случае я не вижу смысла. Да и нет худа без добра: случившийся прецедент заткнет рты всем естественникам с их постулатом о кровной любви. Ведь этих двоих не то что кровь, их пока еще даже ни одна бумажка не связывает!
Через месяц Нонка официально стала Нонной Игоревной Тюриной — в порядке исключения.