Мак припарковал темный автомобиль неподалеку от супермаркета, заглушил мотор и вытащил ключи из замка зажигания. Вышел из машины, хлопнул дверцей и вдохнул морозный воздух, напоенный ароматами жареного в сахаре арахиса, которым торговали неподалеку с лотка.
Высокий розовощекий лоточник в толстом тулупе и красном колпаке с белой пушистой кисточкой на конце весело и звучно зазывал прохожих:
— Пробуйте, горяченький, сладкий! Всего медная монетка за два мешочка! Прямо с жаровни!
Пахло действительно хорошо. Не то чтобы Мак любил арахис — завораживала сама атмосфера.
Шесть вечера — полностью стемнело.
Разноцветные лампочки, прикрепленные по периметру вагончика, кидали на снег разноцветные пятна: то синие с желтым, то красные, то зеленоватые вперемешку с фиолетовыми. Мороз пощипывал за щеки и уши, но не кусал, больше дразнил: "Посмотри, мол, зима вокруг! Здорово ведь".
Люди торопились по магазинам, а из магазинов по домам. Веселые, бодрые, в приподнятом настроении и с улыбками на лицах. Звенели голоса, шуршали пакеты, играла музыка. Каждый был благодарен зиме за то, что смилостивилась, спрятала колючие пальцы в мягкие рукавицы и сменила мороз мягким пушистым валящим с темного неба снегом.
Какое-то время Чейзер просто стоял, глядя ввысь, в темноту, откуда бесшумно и неторопливо сыпались пушистые игольчатые хлопья, а когда темные волосы присыпало белой тюбетейкой, тряхнул головой — снежинки рассыпались по плечам.
Алкогольный бутик находился на углу; под ботинками хрустнул спрессованный подошвами снег.
На душе было легко и приятно, как и должно быть в праздник. Дрейк сказал, срочных дел нет, можно расслабиться и отдохнуть; масштабная вечеринка в доме Рена намечалась на восемь, в запасе еще без малого два часа.
Витрины сияли и переливались — в эту ночь многие магазины проработают до утра. Желающих сбегать за добавкой горячительного и в другие дни было немало, а уж сегодня и подавно. Плюс еще подарки, о которых кто-то вспомнил в последний момент; все это обернуть, упаковать, замотать и украсить ленточками, чтобы ярко блестело и радовало глаз.
Снег мирно поскрипывал под ногами, холод еще не успел пробраться под куртку — тот самый момент, когда беспричинно хочется на улице побыть подольше. Походить, полюбоваться на людей и дома вокруг. Через шесть часов небо окрасит разноцветный шумный салют, взорвутся хлопушки, расцветут феерверки, приветственно закричат, встречая новый год, голоса, поднимутся вверх бокалы. А пока вокруг немножко взбудоражено, но еще спокойно и мирно.
Стайка молодых девушек вывернула навстречу Маку неожиданно, будто из воздуха возникла. Нарядные, звенящие, возбужденные — всего пять подружек, а судя по дружному смеху и шуткам, немного под хмельком.
Аллертон по профессиональной привычке быстро зрительно отсканировал лица и фигуры, отложил увиденное в память (дай Бог не понадобится) и шагнул вправо, поближе к дороге, чтобы пропустить девичью компанию.
Но как оказалось, не тут-то было. Компания, пристально вглядываясь в него пятью парами глаз и дергая друг друга за рукава, синхронно шагнула в ту же сторону, провоцируя скорое столкновение. Мак шагнул влево — компания тут же перетекла ему навстречу. Послышалось шушуканье и смех. А затем и вовсе непредвиденное. Оказавшись ближе, девчонки облепили его со всех сторон, не давая прохода, и заверещали наперебой:
- Мистер… молодой да красивый, у вас же нет колечка на пальце?
- Не откажите нам, пожалуйста…
- А мы тут поспорили!
- Да-да… поспорили…
- Да-да, и Кэти проиграла! А кто проиграл, тот должен поцеловать первого встречного мужчину! Ну, без колечка, конечно же… У вас ведь нет?
Сначала пришлось принудительно унять возникший в тренированном теле сигнал тревоги, после опустить вниз взлетевшие брови, а затем попробовать не рассмеяться в голос. Мак справился и с первым, и со вторым, и с третьим. Хотя, признаться, это было непросто, особенно когда столько женских лиц внимательно рассматривают твои пальцы на предмет индикатора наличия в жизни второй половины.
- Нет! — едва ли не хором воскликнул девичник, после чего подтолкнул в направлении высокого незнакомца густо покрасневшую симпатяшку. Из-под вязаной отороченной мехом шапочки выглядывали распахнутые блестящие глаза, курносый носик и искусанные от смущения губы.
- Вот, Кэти, это твой первый встречный! Выполняй обещание! Целуй!
Стайка гудела, хихикала, перешептывалась и с замиранием сердца наблюдала за покрасневшей пуще кетчупа Кэти, не смеющей шагнуть навстречу темноволосому парню с внимательными зеленовато-коричневыми глазами, напоминающего воина, несмотря на современный крой куртки.
Она с замиранием сердца подумала, что лучше бы старик! Или какой хлюпик, чтобы поцеловать, избавиться от обещания и бежать дальше гулять с девчонками, так нет же, угораздило же наткнуться на такого высокого широкоплечего и… красивого. Такие, как этот, Кэти еще не встречались, а потому она мигом оробела, а колени стали ватными.
На их группу — мужчину, облепленного девушками, — застывшую у витрины магазина подарков, с интересом косились прохожие. Чейзер мысленно усмехнулся, глядя на позабывшую как двигаться девушку с глазами-плошками, выдвинутую соратницами вперед. Сами-то соратницы скопились на шаг позади ее спины, сбившись, скучковавшись, голодные до щекочущих нервы событий зрители в амфитеатре. А эта, в красных рукавичках, как потерявшая волю овечка, отданная волку на заклание, теперь стояла с задранной вверх головой со смесью священного ужаса и предвкушения в глазах.
Мак забавлялся от души. Вот чудачки!
Догадавшись, что стоящая перед ним гора до Магомеда не дойдет и к следующему году, Чейзер сам сделал шаг вперед — зрительницы синхронно ахнули; Кэти, пытаясь казаться смелой, сумела мужественно устоять на месте. Через секунду к ее лицу протянулась мужская рука, большой палец осторожно прошелся по нижней губе, слегка надавил на подбородок, а как только ее губы приоткрылись, их тут же накрыли мужские.
Мак не стал торопиться с поцелуем. Дал женскому полу насладиться зрелищем сполна, выполнил программу чувственно: сначала нежно, затем с легким напором, и мягким поглаживанием в конце. Когда он отпустил проигравшую спор, та пошатнулась и едва устояла на ногах. Теперь щеки ее горели не от мороза. Она шумно втянула воздух, будто пытаясь запомнить идущий от его одежды запах мужской туалетной воды, в то время как из-за спины доносились плохо скрываемые протяжные стоны и разочарованный шепот:
- И почему я не проиграла этим вечером?
- Нет, уж лучше бы я!
- Блин… девки… повезло нашей Кэти…
Чейзер усмехнулся, сверкнул глазами на подружек и, поскрипывая снегом, отправился прочь. Вдохнул полной грудью морозный воздух, стер с губ чужую помаду, улыбнулся в полный рот и зашагал бодрее. Пусть до вечеринки у Декстера еще есть время, но все же не мешало бы купить шампанского, пока его не разобрала жадная до выпивки толпа. Иначе придется ехать в соседний магазин…
Дэйн Эльконто — главнокомандующий уровнем Война — сидел в полутемной комнате штаба, глядя в окно, за которым по обыкновению над разбитыми осколками камней висело хмурое небо. Ни дыма, ни взрывов, ни движения на картах. Труппы затихли, отложив наступление; бедолаги, попавшие на Уровень в канун нового года, тоже схоронились в разрушенных домах, не пытаясь пробраться к выходу. Никому не хотелось в такой день идти под пули.
Пусть нет снега, пусть нет привычного антуража, но все-таки праздник.
Им, наверное, в десять раз обиднее встречать новый год на Войне, но так провернулось колесо судьбы. Или Комиссии. И не ему, Дэйну, судить, что хорошо, а что плохо.
И все же перед глазами вставали закопченные грязные лица, порванные одежды, продрогшие раненые тела и бесконечная усталость в потухших глазах. Они все-таки люди.
Повинуясь внутреннему порыву, Эльконто перекинул с плеча за спину белую косичку и протянул руку к пульту. Так, вот система, формирующая и распределяющая по уровню юниты — те посылки, что возникают в воздухе специально для партизан. Какие-то содержат оружие, какие-то — одежду, какие-то — медикаменты.
Пальцы быстро забегали по клавиатуре, вводя запрос на формировку нестандартного содержимого доставляемых пакетов.
"Введите наименования и количество объектов", — равнодушно вопросил компьютер, и Дэйн на мгновение застыл, размышляя. Потом, вдохновленный одному ему ведомой идеей, начал печатать, приговаривая вслух:
— Так… печенье, конфеты, шоколад… что еще? Мандарины… серпантин? Нет, хлопушки нельзя: труппы, не разобравшись, откроют огонь на звук. Что? Уверен ли я, что действительно хочу создать подобный пакет? Чертова корова, конечно, хочу! И нет, не надо сохранять это в базу данных, не за чем… И стоит ли алкоголь? — Дэйн на какое-то время задумался. Потом решил, что напившись, кто-нибудь обязательно полезет под пули, и спиртное добавлять не стал.
"Что-нибудь еще?" — система, словно равнодушная торгашка, спрашивала только потому, что должна была, а не потому, что хотела.
— Да. Медикаменты в двойном объеме. Праздник все-таки. Пусть порадуются…
«Пакет сформирован. Приступить к материализации?»
Дэйн уверенно нажал "да" и с чувством выполненного долга откинулся на спинку широкого кожаного кресла.
Если уж этот чертов компьютер умеет создавать автоматы и таблетки, то чего ему стоит создать мандарины? И одной Комиссии известно, как вся эта фигня работает. Главное, работает.
По экрану неторопливо ползла полоска — индикатор прогресса. В этот момент где-то в огромных подвалах, напичканных сверхмощной непонятного назначения техникой, из воздуха или кто их там знает из чего, формировался заказ, который потом автоматически распределит юниты в различных местах на карте.
Интересно, что будет написано на шоколадках? "Произведено на уровне Война?"
Эльконто усмехнулся и поднял трубку внутреннего телефона. Дождавшись ответа, отдал приказ:
— В течение следующего часа отменить любой огонь. Кто бы куда не перемещался, не стрелять.
На том конце пообещали все исполнить.
Светловолосый мужчина поднялся с кресла, вальяжно по-кошачьи потянулся до хруста в позвонках, после чего направился к порталу, ведущему "в мир". Подарки сделаны, праздник будет. Можно идти к Рену.
Закрывая за собой дверь штаба, Эльконто с интересом размышлял, не будет ли на вечеринке новеньких, с кем можно было бы приятно провести время?
Расположившись на диване в гостиной, Рен Декстер с улыбкой на губах наблюдал, как стройная блондинка, стоя на верхней ступеньке складной лестницы, приставленной к огромной новогодней елке, в который раз прилаживает на верхушку блестящего ангела.
— Рен, ну помоги! — С беспомощным выражением лица обернулась голубоглазая мадам и развела руки в стороны.
— Элли, он нормально был там прикреплен.
— Под углом! Он накренился, а я не достаю. Подсади меня!
Мужчина рассмеялся и поднялся с дивана. Аккуратно обхватил руками изящные колени блондинки и приподнял ее в воздух. Теперь аппетитная попка прижималась к самому лицу, что невероятно дразнило. Дождавшись, пока шуршание в ветвях елки утихнет, Рен не удержался и легонько прикусил круглую ягодицу. Сверху тут же раздалось притворно-возмущенное восклицание:
— Ах ты! Не кусайся! Вот я тебя!..
— Что ты мне?
Он притворился, что с рычанием поедает юбку, и принялся с наслаждением прикусывать нежную кожу. Рычание перемешалось с заливистым смехом, мельканием кулачков в тщетных попытках отбиться и звоном игрушек на зеленых ветках.
— Негодник! Ну-ка отпусти!
— Не отпущу…
— Вот я тебе задам! Елку завалим! Отпусти!
Рен сделал шаг назад, и, хохоча, оба повалились на диван.
Элли оказалась целиком распластавшийся на любимом, который в этот момент улыбался во весь рот.
— Вот ведь какой! — Маленькие кулачки вдоволь поколотились о широкую грудь, после чего были аккуратно сграбастаны и отведены за спину сильными мужскими руками.
— Т-с-с-с-с, моя нимфа. Нечего дразнить попкой с близкого расстояния, я ведь не железный.
Элли к тому времени приняла вертикальное положение и теперь сидела на коленях откинувшегося на спинку дивана Рена, хитрыми глазами вглядываясь в его лицо. Расслабленное и в то же время хищное как, впрочем, и всегда. Несколько раз поерзав вперед-назад, она смешливо и довольно уверенно заявила:
— А по-моему, очень даже железный.
— Не смей, — угрожающе предупредил Декстер. — Еще раз так поерзаешь…
— И что случится?
Элли намеренно поерзала еще. А затем еще. Медленно потерлась в различных направлениях о вдавившийся в промежность бугор. Высвободила руки, наклонилась к любимому мужскому лицу и провела пальчиками по темной щетине. Cеро-голубые глаза прищурились, губы дрогнули в соблазнительной улыбке.
— Ты знаешь, что будет. И мне плевать, что ты уже переоделась для праздника и уложила волосы. Потом будешь заниматься этим еще раз.
Эллион мягко обвила руками мощную шею и поцеловала самые вкусные, самые притягательные на свете мужские губы. После чего отстранилась и прошептала:
— Ну, зачем же переодеваться и укладывать заново. Можно ведь потихоньку, осторожно…
— Осторожно, это вот так?
Теплые ладони шаловливо прошлись по ягодицам, юбка, будто сама собой, задралась до талии. Элли жарко выдохнула и приподнялась на коленях; снизу послышался звук расстегиваемой ширинки. Кружевная ткань трусиков отошла в сторону, а в самую чувствительную точку, вокруг которой все начало сочиться влагой еще во время "потирания" о джинсы, вжалась горячая бархатная головка.
— Ох… — сладкое дыхание пощекотало Рену висок.
Его. Горячая, готовая, обожаемая, самая сладкая женщина. Декстер до умопомрачения любил такие моменты, в которые он как никогда ясно ощущал их принадлежность друг другу. Жесткий мужчина и пушистый ангел — совершенно несовместимый на первый взгляд тандем, прекрасно существующий в реальности вопреки законам логики.
А когда эта пушистая кошка, не дожидаясь приглашения, начала медленно и нежно садиться на пульсирующий, налившийся до твердости стали член, Рен подумал, что окончательно помутится рассудком.
Только бы не причинить ей боли: такая хрупкая, такая прекрасная, а ему всегда хотелось завладеть ей без остатка — окружить, покорить, слиться. Каждый раз, занимаясь любовью с Элли, Рен чувствовал, что делает это не телами — душами.
Приоткрытые от наслаждения губы, закрытые глаза, подрагивающие ресницы и сжимающийся от наслаждения низ, жарко принимающий его в глубину. Сантиметр за сантиметром — томно, жадно, с нескрываемым наслаждением.
Она сводила его с ума, двигаясь вверх и вниз, а он боролся с желанием перехватить инициативу, подмять под себя, ускориться, воздать ей за неприкрытое дразнение, превращающего его — холодного обычно мужчину — в юного самца, готового на все, ради того, чтобы еще раз погрузиться в горячую глубину.
Вверх-вниз. Вверх-вниз. Скользкая, ненасытная, вбирающая его до самого основания. Рен обожал наблюдать за ней, обожал эту самую небольшую изящную грудь с очаровательными розовыми сосками, в которую влюбился еще тогда, когда впервые увидел ее, распахнув блузку на стройном теле в прибрежном бунгало.
Нимфа, не иначе…
Вниз и покачалась, поерзала, снова подразнила. Провела пальчиками по мошонке, легонько сжала ее, одновременно прикусив губами за шею.
Рен взревел. Перевернул, уложил, придавил сверху и принялась воздавать по полной. Глубже, сильнее, еще глубже. Ах, какая тесная, влажная, вкусная. Ну, что? Кто теперь здесь хозяин? Кто предупреждал, что дразнить опасно?
Еще. И еще. И еще.
Подернутые дымкой голубые глаза смотрели из-под ресниц с довольной хитринкой, губы улыбались той самой, наивно-развратной улыбкой, которую Рен так любил стирать с лица. Все еще улыбаешься? А если вот так?
Он вытащил пенис и потерся им о разбухшее чувствительное местечко — ладошки Элли судорожно сжались, глаза расширились, а во взгляд примешалась растерянность. Ага… действует? Еще бы… А теперь внутрь. И на полную длину… А теперь снова подразнить, как ты сама до этого. И снова нырнуть, вбить, вогнать, по-хозяйски заполнить все до миллиметра. Нравится?
Теперь она не улыбалась, а цеплялась за плечи, за запястья, царапала грудь, судорожно втягивая воздух.
Скоро, малыш. Скоро ты все получишь.
Он помедлил несколько секунд только перед самым концом, зная, что она находится на самой грани и уже не сможет удержаться: сорвется, полетит вниз, где он подхватит и удержит ее, успокоит; а затем стал брать так, что стер всякую неуверенность — моя женщина. Моя! Только моя!
Она стонала и хрипела под ним — моя, моя (еще раз: чья ты, Элли?), — а потом внезапно выгнулась дугой и закричала, а он упивался этим криком. Купался в нем, пропитывался, рычал от удовольствия, не забывая при этом утешать возлюбленную.
— Все-все, тихо, девочка… Все хорошо. Все уже хорошо…
Элли билась под ним, не сбавляя напора еще несколько секунд — влажные разгоряченные мышцы обхватывали его пенис с такой силой, что Рен не сдержался: зажал ее лицо в ладонях, прижался лбом ко лбу и излился внутрь вулканом, успев заметить, что на ее губах снова появилась довольная улыбка.
— Чертовка… — прохрипел он нежно после того, как смог начать говорить. — Еще раз полезешь этого ангела прикреплять, вообще гостей некому будет встречать.
Она засмеялась и обняла, зарылась пальцами в его волосах, притянула за шею и уткнулась носом.
— Люблю тебя.
Рен промолчал. В груди было тесно от чувств. Элли все увидит по лицу, всегда видела то, что нужно, когда ему не хватало слов. Лишь нежно погладил беспорядочно взъерошенные светлые волосы.
— Что? Придется укладку переделывать?
— Угу.
— Оно того стоило.
Она всегда находила правильные слова. Те, что трогали закрытые от других струны. Элли умела поддержать и успокоить самый бурный норов мягкостью. Рен, как никто другой, был способен оценить это.
— Никогда не уходи от меня.
— А от тебя возможно уйти? — теперь она открыто смеялась с любовью в глазах.
— Некоторые пытались. Ни у кого не вышло.
— Вот уж в чем я не сомневаюсь!
Рен, чувствуя привычно разлившееся в груди тепло, крепко обнял лежащую под ним женщину, глубоко вдохнул ее запах, закрыл глаза, пропитался им. Счастье есть, есть прямо здесь и сейчас. Несмотря на все его грехи, Бог послал в жизнь вторую половину, которую Декстер теперь бережно хранил, как зеницу ока.
Она опять ушла далеко. Слишком далеко.
Мимо плыли сплошь незнакомые дома незнакомого района. Тихо падал снег, во дворах ни души. Часто заборы были украшены огоньками и светящимися снежинками; на подоконниках стояли подсвечники, светились в глубине комнат экраны телевизоров, переливались гирляндами сквозь занавески новогодние елки. Красиво.
Меган остановилась у одного из заборов и с надеждой заглянула в незашторенное окно. Где-то в одном из домов — в этом районе или в каком-то другом — жил Он — светловолосый, красивый, спокойный… родной.
Чем он занят сейчас? Дома один? С друзьями? С любимой?
О последнем девушка в бордовой вязаной шапке и черном пуховичке старалась не думать. Осторожно ступая по тротуару (немного побаливала правая нога), она продолжала идти в неизвестном направлении.
До собственного дома отсюда не менее двух часов пешего хода. Машина сломалась еще несколько месяцев назад, починить не на что. Надо бы поворачивать назад. На душе тоскливо — зачем идти в пустую каморку? Сегодня праздник, люди стараются быть вместе, в теплых компаниях за праздничными столами. А она?
А что она… Обычная серая жизнь, затасканная и привычная, как старые носки.
Автоматически заглядывая в окна в призрачной надежде на чудо, Меган ловила ртом снежинки и продолжала брести. Она бы так и брела еще неизвестно сколько, если бы за одним из заборов грозно не залаяла собака, напугав до полусмерти. Черный доберман, посаженный на цепь, завидев путницу, кинулся грудью на забор, оскалив клыкастую пасть. Меган судорожно отшатнулась от белой изгороди и тут же перебежала на другую сторону улицы, от греха подальше.
Не дай господь, еще выйдут хозяева, спросят, зачем травишь собаку. И не докажешь ведь…
Лучше домой.
Сегодня она снова его не нашла. Но ведь пыталась?
Прихрамывая и все время глядя под ноги, Меган изо всех сил просила Новый Год подарить ей чудо — долгожданную встречу, всего один единственный шанс, совпадение, отсвет улыбки госпожи удачи — хоть что-нибудь, лишь снова увидеть его.
Может быть, хоть в эту волшебную ночь тот, кто сидит сверху, наконец-то услышит ее?
Халк, ловко маневрируя между другими машинами со стоянки, громко рассмеялся над шуткой приятеля.
— Где ты только такое услышал?
— Сам уже не помню. — Дэлл, улыбаясь, покачал головой. — Но смеялся так же.
На заднем сиденье, гордо поблескивая праздничными лентами, стояли специально заказанные в кондитерской к празднику три пузатых торта.
— А ты уверен, что хлопушки не рванут?
Эта фраза относилась к фейерверкам, которые пачкой в багажник машины Конрада сложил друг — специалист по химическим веществам и взрывчатке.
— Уверен. — Дэлл сверкнул белыми зубами. — Я три дня их делал, должно быть красиво. Таких в магазине не купишь. Ну, а если рванут, то куплю тебе новую машину.
— Да пошел ты к черту, — благодушно отозвался Халк.
— А где Шерин?
— Еще в магазине. Она сама подъедет к Рену, хочет что-то закончить сначала. Можешь себе представить, я всю неделю занимался тем, что по ее настоянию отсылал грузовики в Тали.
— Грузовики с чем?
— Да один с медикаментами на ранчо, другой с какой-то мелкой утварью, типа спецодежды, перчаток, кепок. А один с конфетами, упакованными в картонные коробки.
— Конфетами?
— Ага, и это для нескольких сотен человек.
— Зачем?
— Ну, Новый год же. Ты что, Шерин не знаешь?
Халк выдал на лице притворное возмущение, в то время как глаза его светились любовью. Дэлл улыбнулся в ответ и тут же отвернулся в сторону, не хотел, чтобы друг увидел промелькнувшую тенью грусть. Потом спросил:
— Слушай, у нас время еще есть, ты мог бы заехать по вот этому адресу?
Халк, обогнав зеленый облепленный снегом пикап, с интересом посмотрел на друга.
— Да без проблем. Забей адрес в навигатор.
Прямоугольный экран с готовностью принял запрос и прорисовал новый маршрут.
В салоне раздался удивленный свист.
— Это же трущобы двенадцатого уровня. Придется через портал. Ты чего там забыл?
— Мне на минуту.
Халк несколько секунд рассматривал непроницаемый профиль друга, после чего решил с расспросами не давить. Надо — значит надо. Время действительно есть.
Глядя на проносящийся за окном предновогодний город, Дэлл незаметно погладил пальцами во внутреннем кармане свернутый вдвое бумажный конверт, в котором лежал выбранный им накануне золотой кулон в виде солнца.
Он положит его в ящик для писем и газет. Без подписи, без лишних слов. Мелочь, а приятно.
Антонио был доволен.
Бокалы сверкали хрусталем, шампанское охлаждено до нужной температуры, блюда — горячие, хрустящие, нежные, изумительно-вкусные — дожидались, когда их поставят на стол. Как это здорово, когда все готово в срок и в соответствии с планами!
Щуря темные глаза и потирая кончики усов, повар выводил затейливую оперную мелодию низким бархатным голосом, любовно оглядывая изыскано сервированный длинный стол.
В холле отдаленной трелью раздался дверной звонок. Через секунду в том направлении пробежали легкие шаги хозяйки. Затем пауза и возбужденный крик:
— Рен! Пришло письмо от Ниссы и Эдварда! Новогоднее! Как здорово!
Радостный галоп стих за дверью кабинета.
Антонио хмыкнул в усы и еще раз осмотрел стол. Идеально! Все идеально!
Развернулся, чтобы вернуться на кухню, проверить пекущийся в духовке десерт, и случайно бросил взгляд на верхушку новогодней елки. Все идеально, только вот покосившегося ангела не мешало бы поправить.
А через час темноволосый повар, положив белый колпак на стул, сидел в своей излюбленной комнате, прямо под крышей особняка, глядя на медленно кружащий за окном снег. Там, во дворе, сияли установленные у входа фигуры саней и оленей.
Снизу слышались голоса, хлопали пробки от шампанского, звенели друг о друга стенки бокалов, звучал смех и радостный гомон. Антонио улыбнулся, глядя в темное небо. И прежде чем спуститься вниз — подать на стол новое блюдо, — опустился на колени и принялся тихонько шептать:
— Великий Боже, подари в Новом году людям счастья, влей в сердца тепла, подари выздоровление больным и денег неимущим, окружи одиноких близким, дай радости грустным. И прости нас, Господи, если мы чем обижаем тебя, не со зла мы, не с умыслом. Глупые мы иногда, дети твои, ты не сетуй нас за это. Пусть в новом году у меня, у друзей моих и у тех, кто ходит за окном, все сложится как можно лучше! Спасибо тебе за доброту твою и любовь! Аминь!
Добродушно покряхтывая, Антонио поднялся с коленей и еще раз с благодарностью посмотрел за окно. Улыбнулся, смахнул слезы. Кому-то кивнул с признательностью — не иначе пообещавшему все исполнить ангелу, — после чего вышел и тихонько прикрыл за собой дверь комнаты, чтобы снова вернуться на кухню, а после влиться в общий поток веселья.
Все будет хорошо. Все обязательно будет хорошо!
С Новым годом!