Новогодний реванш

Глава 20

26 Ноября

Эбби

— Итак, у вас есть два варианта — наша гостевая комната, в которой, знаете, вам всегда рады, но девочки останутся на ночь, чтобы утром съесть булочки с корицей, так что это будет хаос, — говорит Ханна на следующий вечер за кучей из контейнеров с китайской едой. Это традиция — после долгого дня подготовки и готовки мы берём еду на вынос. — Или вы можете остаться в коттедже.

— Коттедж? — спрашивает Дэмиен.

— Там сейчас никто не живёт? — спрашиваю я в замешательстве. На протяжении многих лет в нём жили Ханна и Джордан, и часть меня предполагала, что как только Джордан уедет, туда переедет кто-то другой.

— Нет, Ос держит его пустым, в основном, для девичников.

— Без обид, но мы останемся в коттедже, — говорю я с улыбкой. Я поворачиваюсь к Дэмиену. — Это крошечный домик позади дома Осени и Стива. Ханна жила там несколько лет, работая няней, пока Хантер не купил это место, а потом там некоторое время жила сводная сестра Хантера, Джордан.

— Теперь мы в основном напиваемся и избегаем ответственности там, — говорит Осень со смехом.

— Ты не против проехать несколько кварталов сегодня вечером? — спрашиваю я, глядя на Дэмиена, чьи глаза были на мне большую часть вечера, наблюдая, как я общаюсь со своей семьёй и выбранной семьёй.

— Поверь мне, ты захочешь остаться там. Это будет дерьмовое шоу здесь, слишком рано, — говорит Хантер своему другу, и что-то в том, что муж моей сестры дружит с Дэмиеном, согревает меня. Дэмиен смеётся и улыбается мне.

— Наверное, это к лучшему, да? — спрашивает он, и я киваю.

— Он крошечный и тесный. Не очень роскошно.

— Я вырос в крошечной квартирке в Бронксе, детка. Думаю, я справлюсь. — Эта маленькая кроха его детства заставляет меня хотеть знать больше — всё, правда. Я также нахожу интересным тот факт, что чем дальше мы от города, от его работы, от его коллег, тем больше проявляется этот густой нью-йоркский акцент. Мне это чертовски нравится.

— Поняла, — говорю я с улыбкой. — Значит коттедж.

— Ну вот и он, — говорю я, входя в крошечный коттедж за домом Осени и Стива, где раньше жила моя сестра. — Вау, ничего не изменилось, — говорю я, в основном себе, отмечая девчачий розовый декор, цветочные обои в спальне и розовое одеяло на диване.

— Ты уверена, что никогда здесь не жила? — спрашивает он с улыбкой, оглядываясь вокруг. — Это как маленький кукольный домик, крошечный и розовый.

— Когда я была ребенком, моя сестра была моим кумиром. Я хотела быть ею, — говорю я, бросая сумку на диван и роясь в ней. Я устала, и где-то здесь зарыта моя уютная пижама. — Всё, что нравилось ей, нравилось мне в миллион раз больше и превращалось в мою индивидуальность. — Моя рука нащупывает розовую пижаму, и я с торжествующей улыбкой достаю её. — Отсюда розовый, — говорю я, улыбаясь ему.

— А, понял. Что насчёт того, чтобы стать бывшим плейбоем в Нью-Йорке? — спрашивает он, и по моему позвоночнику пробегает холодок. Он двигается, подходя ближе, пока я не вынуждена выпрямиться, обхватить его шею руками и коснуться носом его носа. Его дыхание играет на моих губах.

— Бывшим плейбоем? — спрашиваю я, слова едва слышны, но он их слышит.

Конечно, слышит.

Он же Дэмиен.

Я поняла, что когда дело касается меня, он всегда в полном внимании.

— Думаю о том, чтобы изменить свой образ жизни. Остепениться. — Его губы нежно прижимаются к моим, а моё сердце колотится в груди. — Зачем заморачиваться, понимаешь? Нашёл чертовски идеальную. Зачем с этим возиться?

И тут я понимаю.

Я облажалась.

Я облажалась, потому что это хорошо. Это больше. У этого есть потенциал.

И я разрушила этот потенциал, начав всё на ложе обмана и мести.

— Дэмиен, я…

— Серьёзные разговоры в другой день, rubia, — говорит он, подходя ко мне, его голос низкий. Его руки переместились на мои бёдра, притягивая меня к себе. — Мы поговорим о нас, чувствах и признаниях в другой день. А пока, почему бы тебе не отложить эту пижаму в сторону? Она тебе не понадобится. — Его руки переходят к пижаме в моей руке, отбрасывая её в сторону, прежде чем поднять меня, побуждая обхватить ногами его талию, и заставляя направить его в спальню.

И кто я такая, чтобы спорить?

Он бросает меня на розовую кровать с балдахином над головой, и я хихикаю, когда приземляюсь, но его лицо не похоже на шутку.

Вместо обычного дикого голода в его глазах, однако, есть мягкость.

Мягкость, которую я боюсь увидеть, потому что каждое мгновение с ним ведёт к чему-то большему. К чему-то большему, что мне с каждым днём всё труднее игнорировать. И когда я перестану игнорировать это, я начну видеть правду за пределами того, что находится передо мной: что мы с Дэмиеном становимся больше, чем просто развлечением, что всё движется в более серьёзном направлении, и этот мой план может оказаться ошибочным.

Но, как обычно, следующие слова Дэмиена стирают всё серьёзные мысли из моей головы.

— Раздевайся. Я хочу посмотреть, — говорит он, и я прикусываю губу, внезапно занервничав, но всё равно соглашаюсь, стягивая леггинсы, прихватив с собой нижнее белье. Затем я снимаю свитер и расстёгиваю лифчик, пока всё, что на мне было надето, не оказывается просто кучей ткани у края кровати. — Откинься на подушки для меня, — говорит он, пожирая глазами моё тело.

Я повинуюсь, как, похоже, и положено в эти дни.

— Ноги шире, Эбигейл. — Я раздвигаю их, слегка приподнимаясь на кровати, как обычно, моё сердце колотится. — Шире. — Низкий стон срывается с моих губ, когда он говорит это, и я раздвигаю ноги ещё шире, почти до дискомфорта. — Вот она. — Он говорит это себе, почти с благоговением, когда его взгляд останавливается на моём влажном центре. Рука движется вверх, и я играю со своим соском, полностью потерянная для мира.

— Руки на киску, детка. Я хочу видеть всю тебя. — Он снимает свою рубашку через голову, бросая её в кучу, и мои глаза блуждают по его телу, одетому только в боксёры. Когда он успел снять штаны?

Нет времени размышлять, когда мои руки переходят на бёдра, скользят вверх и используя по пальцу на каждой руке, раздвигаю себя, чтобы открыться ему. — Боже, как же чертовски красиво, детка. Я думал об этом с той ночи по телефону. — Моё дыхание учащается, когда я смотрю, как он спускает свои трусы, всё ещё стоя у края кровати. — Покажи мне, что ты делаешь, когда меня нет рядом, чтобы позаботиться о себе.

Это что-то новое, то, чего я никогда раньше не делала — прикасаться к себе для мужчины. Наверное, я должна стесняться этого, нервничать.

Но я не стесняюсь. Без моего разрешения моя рука движется, палец погружается внутрь, а затем поднимается вверх по быстро набирающей влагу коже, обводя ею мой клитор, пока я испускаю медленный стон.

— Чертовски красиво, — снова говорит он себе, наблюдая за шоу, которое я устраиваю для него. Я повторяю путь, погружаясь вниз, поднимаясь вверх, обводя свой клитор. Затем я повторяю круги вокруг клитора, надавливая сильнее и вырывая стон из моих губ. — Два. Пальца. Внутрь. — Слова Дэмиена резкие, быстрые, словно он не может использовать полные предложения, но затем я вижу, что его собственная рука обхватывает его толстый член, медленно поглаживая его.

Ещё один неизбежный стон его имени срывается с моих губ, и я наблюдаю, как поднимается его собственная головка.

— Тебе нравится смотреть на это, rubia? — спрашивает он, снова поглаживая, а мои глаза задерживаются там, наблюдая за тем, как сперма собирается на головке. — Пальцы, Эбигейл. Внутрь, трахни себя. — Как послушная женщина, которой я себя не считала, я делаю то, что он просит, беру два пальца и ввожу их внутрь себя. Я такая мокрая, что они легко скользят, и я стону от наполнения, от прикосновения боли, которая уже нарастает в моём животе.

— Вот так. Просто подумай о том, как ты будешь заполнена, когда это будет мой член. — Его взгляд устремлён туда, где исчезают мои пальцы, где подрагивают мои бедра, а его собственная рука ускоряет темп. — Такая хорошая маленькая шлюшка, моя малышка. Тебе нравится быть выставленной напоказ для меня? — Мои пальцы двигаются быстрее, более неистово, его рука следует примеру, и с моих губ срывается отчаянный звук.

— Остановись, — говорит он, и я лепечу в знак протеста, но подчиняюсь, убирая пальцы. — Оставь их. — Я продолжаю держать пальцы внутри себя, пульсируя вокруг них, наблюдая, как он ползёт по кровати. Его рука перемещается к моему запястью, дёргает, пока мои пальцы не покидают мою киску, а затем он проводит ими перед своим лицом. Один палец исчезает в его рту, когда его глаза встречаются с моими, он сосёт и очищает палец, прежде чем вынуть его обратно. Затем рука, держащая моё запястье, двигается, подталкивая руку к моему собственному рту.

— Открой. — Я открываю, и палец, который он не очистил, входит в мой рот, мускусный сладкий вкус захватывает мои чувства. Его глаза не отрываются от моих, когда он даёт мне следующие указания. — Почисти его для меня, детка. — Когда он отпускает моё запястье, я выполняю его просьбу. Он перемещается между моих ног, а затем тянет мои бедра вниз, располагая меня так, как он хочет, наблюдая, как я сосу. — Хорошая работа, Эбигейл, — говорит он, и я снова сжимаюсь от его похвалы.

Он стоит передо мной на коленях, смотрит на меня сверху вниз, берет подушку и подкладывает её под мои бёдра. Моя кровь бурлит в венах от нового положения, воздух не может полностью попасть в лёгкие, пока я жду его следующего шага.

Но он просто сидит на пятках, стоя на коленях передо мной с твёрдым членом, наблюдая за тем, как я лежу, как пылает моё нуждающееся тело.

— Дэмиен, — хнычу я, нуждаясь в чём-то. В чём угодно. Он только улыбается. Я провожу рукой по своему телу, отчаянно нуждаясь в каком-то облегчении, мои влажные пальцы тянутся к соскам. Просчёт с моей стороны, потому что это только посылает импульс прямо к моему клитору, мучая меня, моя киска сжимается. Он хихикает.

Мужчина смеётся надо мной в трудную минуту.

— Боже, ты так отчаянно нуждаешься в моём члене, не так ли? — спрашивает он, затем двигается, пока его бедра не сравняются с моими приподнятыми. — Так отчаянно нуждаешься в единственном человеке, который может дать тебе облегчение. — Я жалобно стону, пытаясь сдвинуть бедра, чтобы он вошёл в меня, чтобы получить трение, чтобы получить… что угодно.

— Вот что ты получаешь, Эбигейл, — говорит он, его голос напряжён. — Я проводил каждый день в течение двух недель, отчаянно желая тебя. Умирал для твоего тела, нуждался в том, чтобы быть внутри тебя. — Он проводит головкой по моему центру, и я стону. — Мне нужно это тело.

— Дэмиен, пожалуйста…

— Вот что ты получишь за то, что превратила меня в отчаявшегося мужчину, — говорит он, а затем входит в меня, заполняя до краёв. — Вот что ты получишь за то, что поглощаешь мои мысли. — Его руки перемещаются к моим бёдрам, когда он снова толкается, используя дополнительный рычаг, чтобы каким-то образом проникнуть глубже.

— Блять! — кричу я, не в силах больше ничего сказать, ничего сделать, кроме как прижаться к нему и яростно дёргать свои соски, пока он трахает меня.

— Вот так, детка. Ты так хорошо принимаешь мой член, не так ли? — говорит он, не сводя глаз с того места, где он безжалостно трахает меня. — Блять, посмотри на это. Красиво. — Он словно разговаривает сам с собой, монолог о происходящем, а я просто участвую, когда он входит в меня, изголовье с каждым толчком ударяется о стену.

— Боже, Дэмиен, мне нужно больше. Я…

— Ты получишь больше, когда я скажу, Эбигейл, — говорит он, затем проводит рукой от моего бедра к моему колену, обвивая его вокруг своих бёдер. — А до тех пор ты будешь брать мой член как хорошая девочка, да? — Я стону в ответ, моё тело перегружено чувствами и невыносимым удовольствием.

— Да? — снова спрашивает он, и становится ясно, что он хочет получить ответ, так как он продолжает двигаться во мне, так чертовски глубоко, каждый толчок натирает мою точку G под таким углом.

— Да! Да, Дэмиен!

— Что "да"? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

Он уже близко.

Я могла бы зажать его, ускорить процесс и доставить его туда, куда мне нужно, но что в этом интересного?

Поэтому вместо этого я отвечаю так, как, я знаю, хочет мой мужчина.

— Я возьму твой член, как хорошая девочка, малыш. — Несмотря на потрясение и стоны, прорывающиеся сквозь меня, я каким-то образом смогла связать слова, которые он хотел услышать. Дэмиен издал стон удовлетворения.

— Такая, блять, хорошая девочка, — говорит он, затем одна рука двигается, большой палец поглаживает мой клитор, и моё тело поёт в ответ. — Теперь кончи для своего мужчины, детка. Выкрикни моё имя, — говорит он сквозь стиснутые зубы.

И с его разрешения я делаю это.

Потому что Дэмиен Мартинес владеет моим телом, и то, что он говорит ему сделать, оно делает.

— Дэмиен! — кричу я, мой голос срывается на полуслове, пока я не бьюсь в конвульсиях на его члене, рот открыт, ни звука не выходит, пока я распадаюсь вокруг него. Рука двигается, обхватывая моё плечо, чтобы помочь ему проникнуть глубже, и я издаю ещё один звук удовольствия, когда оргазм нарастает, забирая все остатки здравомыслия.

А потом он с криком врывается в меня невыносимо глубоко, изливаясь в меня, когда он падает, бормоча моё имя мне в шею.

— Расти здесь, должно быть, было весело, — говорит Дэмиен позже той ночью в темноте коттеджа. Мы приняли душ и приготовились ко сну, но я совсем забыла, как здесь темно. Вдоль участка растут деревья, и без городского светового загрязнения здесь только тёмное небо и яркие звезды.

— Так и было. Всегда было с кем потусоваться, кого послушать. — Какое-то время он молчит, и я думаю, что он закончил говорить, готов ко сну, но потом он говорит.

— А твои родители? — спрашивает он впервые с тех пор, как я сказала ему, что у меня их нет. Я вздыхаю и отвечаю в уютной темноте.

— Мой папа где-то в отъезде, у него третья или четвертая жена. Мама, кажется, в нескольких городах отсюда. Мы не разговариваем. Как только я закончила школу, она перестала с нами общаться.

— Но у тебя есть Ханна. — Он говорит это как утверждение, как будто он говорит больше, чем просто слова.

— Да. У меня есть Ханна, и я навечно благодарна ей. Когда-нибудь она подарит мне племянников и племянниц, с которыми я смогу нянчиться, но до тех пор у меня есть дети Осени и Кейт.

— Они милые, — говорит он. — Дети Кейт. Кэл просто бомба. — Дин и Кейт пришли на ужин, приведя с собой Кэла и малышку Джесси, которых я полюбила так же сильно, как и остальных.

— Самые милые. Кейт выпустилась в мой год, так что это немного безумно — видеть её с Кэлом. Он становится таким большим. — Мы оба молчим ещё несколько минут, Дэмиен проводит пальцами по моим волосам самым успокаивающим движением, и мы оба погружаемся в свои мысли.

Пока он снова не нарушает тишину.

— Ты хочешь детей? — спрашивает он так тихо, и моё тело напрягается от нервов. Я не знаю, как ответить, или мне следует просто дать ему более простой, фальшивый ответ. Не потому, что я не до конца верю в ответ, который собираюсь дать, а потому, что общество решило, что если ты женщина детородного возраста и не стремишься к размножению, люди быстро решат, что с тобой что-то не так.

Тем не менее, я вздохнула, прежде чем ответить.

— Нет. — Он нахмуривает брови.

— Нет?

— Не-а, — говорю я, делая ударение на "а" и отвлекая себя, отслеживая ногтем дорожку веснушек, которые я вижу в лунном свете на его груди.

— А… есть причина? — спрашивает он, и я признаю, что это что-то новенькое. Кто-то редко спрашивает "почему", прежде чем вцепиться мне в горло, рассказывая, как одиноко мне будет в старости или о чём я буду жалеть. Что через четыре-пять лет мои "часы" начнут тикать, как будто я какая-то компьютерная программа, и мне придётся искать кого-то, кто милостиво согласится подарить мне детей.

Как будто это всё, ради чего женщина может жить.

— Я просто не хочу их. — Я пожимаю плечами и переворачиваюсь на спину. — Дети — это круто, но они всепоглощающие. Моей сестре пришлось растить меня, потому что наши родители были отстой. Не то чтобы я думала, что когда-нибудь стану такой, но это не звучит… привлекательно. Когда вся моя жизнь продиктована крошечным человечком. — Я смотрю на Дэмиена, наполовину напуганная тем, что увижу.

Даже Ричард не понимал этого во мне.

Я была готова измениться ради него, попытаться ради него.

Но Дэмиен не выглядит смущённым. Вместо этого на его лице играет интрига.

Я продолжаю говорить, моё волнение берет верх.

— Я рада быть крутой тётей. Мне нравится быть такой для детей Осени и Кейт. Но мамой? Я просто не думаю… что это для меня.

— Так чего же ты хочешь вместо этого? — спросил он с любопытством в голосе.

И снова, потому что темно, я нахожусь в комфортном, знакомом месте, и меня подпитывает любовь моей семьи, я говорю ему.

— Я хочу… любви. И я хочу страсти. Волнения. Я хочу путешествовать и тратить деньги на дорогую обувь, а не на подгузники. Я хочу иметь возможность встать и уехать, если захочу, не беспокоясь о школах, педиатрах и прочей хрени.

И поскольку в комнате темно, а у стен нет ушей, я заканчиваю свою мысль, рассказывая Дэмиену то, что было мне дорого с пяти лет.

Я никогда не признавалась в этом.

Ни Ханне, ни Ками, ни Кэт.

— Я хочу, чтобы мужчина был абсолютно без ума от меня. — Я делаю глубокий вдох, позволяя темноте стать щитом. — Мой отец бросил мою маму, когда я родилась. Дети были слишком тяжёлой работой, и из-за этого оставалось мало времени на него. Это… сломило мою маму. Она хотела, чтобы он был поглощён любовью к ней, чтобы она была его солнцем и его луной. Но когда она не смогла полностью посвятить себя ему из-за нас, он ушёл от неё к другой женщине. Она винила в этом нас.

Пальцы Дэмиена скользят по моим волосам, откидывая их назад, успокаивая, но не прерывая ход моих мыслей.

— Ханна не похожа на неё. Она всегда хотела отдать каждую частичку себя остальному миру. Всегда хотела быть всем для кого-то, для детей, для мужа. Она самоотверженная, сочувствующая и сострадательная. Она была рождена, чтобы быть мамой.

— А ты? — Мой язык высовывается, смачивая губы, нервы берут верх.

— Я как моя мама, — говорю я шёпотом. Вот оно.

Мой самый глубокий страх.

Здесь, с этим человеком, в комфортной темноте и в знакомой комнате, я признаюсь во всем.

— Я хочу отдать всё мужчине и позволить ему поглотить меня. Я хочу упасть так сильно, чтобы не знать, где верх. Я хочу быть эгоисткой и хочу быть его и только его. Я не хочу делиться. Я как моя мама, потому что я думаю, что какая-то часть меня обиделась бы на ребёнка за то, что он отнял у меня эту возможность.

Истинная причина того, что Ричард выпотрошил меня, заключалась именно в этом. Я отдала ему всё: время, любовь и труд — ожидая получить это в ответ. И я придумывала оправдания, почему он этого не сделал, целых четыре года. Я говорила себе, что когда мы поженимся, всё изменится. Что когда он станет партнёром, он будет другим. Но теперь я понимаю, что это была чушь.

Знать, что я могла потерять себя в этом мужчине, знать, что я уже начала терять себя в нём — это ужасно. И знать, что мужчина позволил этому случиться, что он видел, как я отдавала, отдавала и отдавала, пока я не превратилась в шелуху человека, созданную, чтобы соответствовать его требованиям, — он заслуживает того, чтобы ему преподали урок.

Но правда в том, что знание того, что во мне есть этот яд, зная, что я могу потерять себя в мужчине и быть уничтоженной им, ещё больше укрепляет моё нежелание иметь детей.

— Я тоже не хочу детей, — говорит он, его голос — шёпот, и мне интересно, чувствует ли он такой же покой в темноте, как и я. — Я не хочу приводить в этот мир больше детей. Я изо дня в день вижу ужасы этого мира. Какими дерьмовыми могут быть люди, как низко они могут пасть. Иногда я смотрю на дело, и будущее кажется мне таким чертовски мрачным. Я не могу принести ребёнка в этот мир, зная, что в нём.

Я не отвечаю, потому что не знаю, как. Все парни в колледже считали меня сумасшедшей, не желающей иметь детей. Даже Ричард иногда задавался этим вопросом, несмотря на то, что он, очевидно, знал, что у нас ничего не получится.

— Когда я увидел тебя сегодня с этими детьми, я был уверен, что это конец для нас.

Конец для нас.

Конец для нас.

Его слова звучат в моей голове, потому что где было наше начало?

Наше начало началось с того, чем я не горжусь, и я не знаю, как выкарабкаться.

— Почему?

— Ты любишь этих детей.

— Этого не всегда достаточно, — говорю я, в моих словах проскальзывает нотка раздражения.

— Я знаю это. Я согласен. Я просто… Это редкость. Такая добрая и красивая женщина, как ты, на одной волне со мной.

— Да, ну, я одна на миллион, — саркастически говорю я, отворачиваясь. Его рука на моей талии останавливает меня, поворачивает меня лицом к себе и убирает волосы с моего лица.

— Ты такая, rubia. Я вижу это каждый раз, когда я с тобой. Мне не нужны дети или что-то ещё, чтобы быть счастливым с тобой. Только ты. Ты делаешь меня счастливым. Я сделаю всё, что потребуется, чтобы доказать тебе это.