Новый Данте

Глава 1

От автора: рассказ хулиганский, писался для сетевого конкурса, прошу не воспринимать всерьёз.

Полёт. Как же это здорово! Холодные потоки воздуха обдувают лицо и ласкают его, словно хмельная подружка. Лёгкий озноб пробегает по моей спине, будто чьи-то шаловливые пальчики. Я закрываю глаза и, кажется, прикусываю губу от наслаждения. Зря.

В следующую минуту я с размаха впечатываюсь в вытоптанную, словно армейский плац, землю. Прикушенная губа становится прокушенной. Крови нет, но лицо болит, как от удара лопатой.

- Чёрт! - удивлённо выдыхаю я и оглядываюсь по сторонам. Я лежу на краю грандиозной воронки с несколькими огромными ступенями вниз, откуда доносятся крики, стоны, вопли отчаяния и рёв музыки.

- Чёрт… - я сажусь на край выступа, со скрипом въезжаю в ситуёвину.

- Чёрт, - поддерживает меня чёрный чувак, который подошёл в это время ко мне сзади и тихо стоял, не мешая любоваться окрестностями.

- Чёрт?! - изумлённо восклицаю я, глядя на негритоса. - Ты же человек в чёрном! Уилл, чтоб тебя, Смит!

- Снежок! Вау! Ты говорящий! - обрадовано подпрыгивает на месте актёр и тычет в меня указательными пальцами. - Я реально думал, что ты кроме «Чёрт!» ничего не скажешь! Ладно, раз ты говорящий, рассказывай, что помнишь! Кто ты? Как сюда попал?

- Васян я. Как попал, чёрт его знает! Вроде за бабу в кабаке впрягся. Пару минут назад. А потом раз - и тут.

- Бабы казлы! – сочувственно кивает мне нигга.

- Слышь! А где мы? И почему я тебя понимаю? Я ведь русский, и даже надпись USA на кепке всегда читал как ИГА!

- Ига - нигга, будет фига! – смеётся в ответ житель Лосанжелесщины. - Фак! Дерьмовый рэп! Короче, Снежок, ты умер! Кони двинул, скопытился как нуб, ласты склеил, ушёл гадить на радугу! Хотя нет, последнее забудь. Радуга - это для котов. Загадили, меховые уроды, мне всю радугу! Слушай, а почему ты оказался в моём секторе? Ты поэт? Актёр? Певец?

- Ну… - немного теряюсь я. - Я на ЯПе в писательских конкурсах участвую. Иногда.

- И как? Побеждаешь?

- Да пожизняк! – на голубом глазу загоняю я чёрному, и он ведётся.

- Круто! Круто, Снежок! Пойдём к Биг Боссу, и он определит твоё место.

- А Биг Босс - это Всевышний? Или Всенижний? Или Летучий Макаронный который?

- Биг Босс потому и Биг, что один всем рулит! И верхом, и низом! - с умным видом говорит мне собеседник, и мы трогаемся в путь.

Перед самым спуском толпится море народа разных рас и возрастов. Иногда они бросают какие-то реплики, но никто на это не отвечает. Спускаться вниз они тоже не спешат.

- Это писатели, поэты и музыканты, что не создали ничего яркого. Ни плохого, ни хорошего. Они не заслужили ни низа, ни верха! Ещё здесь же читатели и слушатели, что никому не высказывали своего мнения. Люди ниочём! – обводит рукой собравшихся Смит. Но ему предсказуемо никто и ничего не отвечает.

Тропинка вниз протоптана почти до глины, и когда мы спускаемся в Первый круг, то видим перед собой несколько тысяч человек. Они декламируют стихи, музицируют и наизусть читают прозу.

- Тут твои оттопыриваются! - кивает мне Уилл. - Прикинь, куча творческого народа - и ни одного зрителя! Вон, гляди, Джимми Хендрикс, там Джек Лондон, а это Лев Толстой! Чуваки гордыню лечат. Без гордыни они не смогли бы стать знаменитыми, но вот такая плата за неё прилетела после конедвига! Все творческие идут сразу сюда, если не имеют за собой других косяков. Потом пойдут наверх, как отработают.

- Слышишь, копчёный, а ты то тут откуда? Я вот не помню, чтобы ты сдох!

- А я не сдох! - обиделся уголёк. - Я тут чисто на подработке. Проводником. Нас живых здесь двое трудится, я и Харви Вайнштейн. Ну и Чак Норрис иногда заходит от нефиг делать. А сказать ему, что живым сюда нельзя - как-то, блин, страхово.

Мы идём через ряды знаменитых на весь мир и по большей части неизвестных мне известных людей. Неожиданно провожатый тащит меня в сторону к щуплому невысокому мужчине, что самозабвенно терзает гитару.

- Вы, русские, всегда ему рады, а я вот даже не вкуриваю, что это за тело! – обиженно сжимает губы в кошачью жопку Смит.

- Слышь, сам ты тело! - рявкаю я в ответ на антрацита. - Это же Высоцкий!

Услышав фамилию, бард поднимает голову и приветливо машет мне рукой.

Я подхожу и, не решаясь сесть, встаю рядом.

- Падай! - Владимир Семёнович хлопает рукой по пустоте рядом с собой. - Не ты первый, ни ты последний! Так что давай, сразу выкладывай, что хотел. Тебе спеть или что-то из жизни рассказать?

- Дядь Вов, ничего не нужно, не хочу тебя напрягать. Просто скажи мне, что ещё не вечер! Я же это с детства себе твержу, даже когда совсем хана - и всегда помогает! – говорю я и сажусь на пустоту. Мягко!

Бард улыбается и с силой бьёт по струнам. Хриплый голос гремит и захватывает моё сознание в круговорот скулящего мужского восторга.

За нами гонится эскадра по пятам.

На море штиль, и не избегнуть встречи,

Но нам сказал спокойно капитан:

«Ещё не вечер, ещё не вечер!»

Высоцкий крепко жмёт руку, и я возвращаюсь к черносотенцу.

- Васян, ну хоть ты-то сможешь мне объяснить, кто это такой? Who is Mr. Vysotsky?

- Братан, я тебе так скажу: Высоцкий - это Высоцкий! Ради того, чтобы пожать ему руку, стоило и умереть!

Мы спускаемся на следующий круг и видим перед собой новые лица.

Актёры и актрисы ходят со сценариями, бубнят свои роли и реплики. Иногда в ярости бросают стопки листов на землю и ожесточённо их топчут, но сценарии снова возникают в руках, и лицедеи обречённо учат их заново.

- А здесь мои чалятся! - хохочет Смит. - Но не все, а только те, кто получил свои роли незаслуженно, за бабки или по дружбе. А сейчас они пытаются эти роли заслужить. Один из способов перед тобой: роль нужно знать назубок, в неё нужно вжиться, нужно стать героем, а не тупо его сыграть! Когда ребята готовы, то идут к вашему Мистеру Станиславскому, но он им никогда не верит!

- Как неожиданно! - бормочу я, глядя мимо обитателей Голивудчины. - Слушай, чёрный барон, а что за стоны в той стороне? В Бразерс что, тоже попадали незаконно? Мимо постели, а сейчас заслуживают? – киваю я на рощицу, около которой толпится множество людей.

- Нет, это не Бразерс, это как раз второй способ: там Харви Вайнштейн один за всех старается! Такое вот кино, Васян! – ржёт в ответ нигга.

От такого расклада я решаю по-тихому свалить, уводя Уилла подальше от рощи. А то чёрт его знает, роль Серого волка на утреннике в пятом классе я купил у предшественника за мармелад, а со способами её заслужить законно тут как-то не густо…

Третий круг мы проскакиваем ходом, оббегая крупные драки и уж совсем явных неадекватов с огромными, будто шпалы, палками.

- Критики! - поясняет мне Уилл, уворачиваясь от ведра фекалий. - Они тут друг друга так поливают, ну а если узнают, что ты писатель, то лучше харакири самому сделать…

При слове "писатель" половина драчунов бросается за нами. По словам чёрной пятницы, вторая половина - это чисто по художникам.

Четвёртый круг из-за этого дурного забега я не запоминаю совсем, но вроде как те серые тени, что слоняются повсюду - это писатели, которые тупо ищут вдохновения. А олюлились они так за то, что из зависти злой критикой отбили другим желание творить.

А мы, на всякий случай, проносимся мимо них как ошпаренные и тормозим только перед границей. Чёрт их знает…

В Пятом круге льёт дождь, и тучи висят так низко, что кажется, до них можно дотянуться рукой и отломить кусочек на память. Но, несмотря на дождь, огромная разномастная толпа пытается творить. Художники пишут картины, но краски тут же оплывают от крупных серых капель и стекают по ножкам мольбертов разноцветной густой кашей. Поэты и писатели ваяют свои нетленки на салфетках, обрывках газет, а порой и просто на асфальте. Но и это творчество тут же гибнет от разверзшихся небесных хлябей. Люди проклинают всё и вся, но снова берут в руки кисти, ручки, карандаши и продолжают писать. Ведь не писать они уже не могут.

- Тьфу! Графоманы и маляры! - презрительно кривится Чёрный плащ. - Снежок, а ты-то как, писатель или графоман?

- Я то? Писатель, писатель! Я вот даже к критике отношусь хорошо. Люблю, знаешь ли, Вилька, когда меня критики чешут в хвост и в гриву. Я с этого так расту над собой.

- Да? – откровенно стебается собеседник. - А что же ты тогда из Третьего круга чесал, как в зад раненый? Боялся люлей?

- Да у них это... олюляторы не той системы!

Уилл ржёт, и мы продолжаем путь, наблюдая, как несчастные пишут свои тексты и картины в никогда непрекращающемся дожде. А может быть, это вовсе и не дождь, а слёзы читателей и глазетелей.

Возле самой границы Круга нас обгоняет мужчина верхом на швабре, который размахивает стопкой исписанных разъехавшихся листов и горланит:

« Тарьям трям трататам»

На мой молчаливый вопрос Вилька только машет рукой:

- Местный дуралей. Забей. Даже на графомана не тянет.

В Шестом круге творится чёрте-чё. Едва только мы с Уиллом спускаемся сюда, как навстречу выбегает чел с торчащей из глаза авторучкой. Ужас и боль исказили его лицо даже сильнее, чем торчащая из глазницы канцелярия. Страдалец пытается нам что-то сказать, но в этот момент ему в голову прилетает большая книга в твёрдом переплёте и буквально взрывает несчастному мозг. Я аккуратно поднимаю фолиант и вслух читаю название:

«Орфографический словарь русского языка».

- Да, Снежок, это территория граммар-наци. Эти парни реально пили кровь писателей и графоманов, - тихо говорит Смит, - а сейчас вынуждены биться между собой. Сущие звери. Валим!

И мы валим так, как ещё не валили.

Седьмой круг разделён на три рва.

Я нерешительно смотрю на чернявого, но он уверенно машет головой, и мы спускаемся в первый.

Здесь повсюду расставлены колонки, из которых грохочет тяжёлый рок, но слушателей это явно не радует. Да и выглядят они так, будто собирались на симфонический концерт, а оказались здесь.

Узнать у своего американского Черномырдина, что тут происходит, я не могу, потому что аккорды рока глушат даже мои собственные мысли, не говоря уже про голос. Да и искажённые мукой лица слушателей не располагают к философскому диспуту.

Еле выбравшись изо рва, я понимаю, что ничего ещё не закончилось.

Впереди новая толпа и новая музыка. Только это уже какие-то симфонии, вальсы и прочие полонезы. Как и следовало ожидать, здесь слушатели тоже не соответствуют репертуару. По ирокезам и кожаным курткам я понимаю, что этим людям было бы комфортнее на предыдущем концерте. А черника улыбается и тащит меня дальше.

В третьем рву музыка тише, но общий настрой веселее. Здесь тупо дерутся певцы рэпа и шансона.

Едва мы выбираемся из последнего рва и Седьмой круг остаётся позади, я кричу Смиту:

- Слышь, чёрный бумер, а за что в первых двух рвах их так тиранят нелюбимой музыкой?

- Не ори, Снежок, - ржёт он в ответ, - Это за то, что они только свой музон и считали правильным, а остальной хаяли, как злые собаки! Ну а в третьем всё ещё проще. Ангелы и бесы это мочилово замутили просто так, по приколу.

- А не лучше ли было сделать наоборот? Врубить всем то, что любят, и крутить, пока кровь из ушей не польётся? А в третьем воткнуть на всю попсу, и пусть себе корчатся?

Чернобыль внимательно смотрит на меня и едва не крестится:

- Васян, а ты капец зверь… Ты просто факен инквизитор… Но я передам эту мысль куда следует. В ней что-то есть!

На спуске в Восьмой круг я поскальзываюсь и плашмя падаю на спину. Ко мне тут же подбегают разные люди и начинают галдеть, наперебой предлагая помощь, место для ночлега, еду, секс и даже почку для пересадки. А рыжая девчушка с томными глазами недоенной коровы признаётся в любви с первого взгляда.

- Эй! Это что за фигня, Черномор? В какое дерьмо я вляпался?

- Ты поскользнулся на розовых соплях, белый брат! – хохочет Чёрный список, помогая подняться и свалить подальше от этого болота. - А люди – это их авторы. Как видишь, сами написали, сами в этом и сидят! Факин щит!

За этим неспешным душевным разговором мы и подходим к последнему, Девятому кругу, где на огромной поляне за школьными партами восседают люди разных эпох. Все они усердно переписывают что-то из открытых книг, но как только ставят точку, написанное тотчас же исчезает.

- Копирайтеры? – неуверенно спрашиваю я, с жалостью глядя на миниатюрную блондинку в накрахмаленном платье времён Пушкина. Девушка с ангельским личиком только что дописала третий лист, но все её труды исчезли, стоило поставить точку.

- Плагиаторы, – коротко поясняет черногвардеец. А белобрысая пигалица поднимает на меня свои тупые глаза. Эх, жаль, нет под рукой лопаты. Так бы и врезал!

Мы покидаем Девятый круг и выходим на широкую каменистую тропу, что ведёт в неприметную пещеру. Вилька кивает и быстрым шагом идёт вперед. Я молча плетусь следом, мучимый какими-то бредовыми воспоминаниями. Наши шаги отдаются под каменистыми сводами, и звук их затихает где-то вдали, среди бесконечных ответвлений и гротов. После очередного поворота мы оказываемся в просторном зале с огромным количеством мониторов, дисплеев и просто кнопок. По центру зала стоит красный кожаный диван, на котором сидит небритый человек в джинсах и майке-алкоголичке.

- Слышь, Чёрный квадрат Малевича, я главпахана себе как-то по-другому представлял! - тихо толкаю я в бок своего проводника, но тот и ухом не ведёт.

- Истина в глазах смотрящего! - базарит с дивана чувак в джинсах, и его голос мне кажется смутно знакомым. - А Смотрящий за этим миром - я! Усёк, Васёк?

- Усёк! - примирительно говорю я, вглядываясь в лицо своего визави. - Шнур? Ты?

- Кому Шнур, а кому Сергей Шнуров! – приосанясь, отвечает всеглавный и чешет за ухом. - Ты как вспомнил-то всё? Тебе же Вилька вымарал память ко всем чёртям! Я сам видел!

Из его слов я ровным счётом ни черта не понимаю, но напускаю на рожу презрение.

- Как, как... задом об косяк!

- Вот чёрт! - разочарованно говорит Шнур, обращаясь к черноморцу. - Так и знал, что хорошие люли вернут боженьке память! Дерьмо твой съёмочный реквизит, Виля!

Сергей незаметно кивает, и нигга тут же обхватывает меня сзади за плечи. Я бью головой назад и мощным ударом сношу его чёрную рожу в кровь, возвращая себе свободу движений. И вовремя! Шнур крутит сальтуху, но я резко приседаю, и чернорабочий снова выхватывает в рожу, отчего конкретно теряет маму. Пока Серый разворачивается после сальтухи, я подрываюсь и прописываю ему ребром ладони по шее. Шнур улетает кубарем мимо дивана и там затихает.

Ну что же, значит, я Всевышний в изгнании. Ладно, пофиг, буду учиться управлять этим миром. Я подхожу к стене, где светятся несколько сотен кнопок, и наугад тыкаю несколько штук, но вокруг ровным счётом ничего не меняется. Облом.

- Чёрт! - Со злобой кричу я, и тут же передо мной возникет прозрачная голограмма в виде Мэрилин, чтоб её, Монро.

- Личность подтверждена! Приложение Сovid-19 успешно запущено. До форматирования системы осталась вечность. Желаю вам приятной вечности!

- Чёрт! – выдыхаю я и сползаю по стене…