Новый Мир ( № 11 2007)

Перевёрнутый мир

Лиснянская Инна Львовна родилась в Баку в 1928 году. Поэт, прозаик, эссеист. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Переделкине.

* *

  *

А чего я жду

В голубом саду,

В золотом от снега и солнца?

Ото всех утаю,

Как я жить устаю

Взаперти, как в дереве кольца.

А о чём хочу

Рассказать лучу,

Никому здесь и знать не надо.

Глубока, как снег,

И долга, как век,

Я в толпе молодого сада.

21 октября 2006.

* *

  *

Заглядывает в глаза, дёргает за рукав

И тащит меня в сторонку,

Жизнь мою клянчит, слезами ко мне припав.

Ну как отказать ребенку?

Глажу по голове, холодной, как в стужу медь,

Хотя этот август жарок:

На что тебе жизнь моя, милая девочка-смерть?

Она никому не подарок.

10 августа 2007.

Древо

Для почвы подзолистой я — зола.

Но древо добра и зла

Помнит, что я когда-то была

Одним из колец ствола.

Но как познание ни мало,

Вижу, как сквозь стекло,

Я — то, что по кольцам к плодам текло,

Питая добро и зло.

Не отличая зла от добра,

Меня берегла кора.

И ты солгал, что я вышла вчера

Из твоего ребра.

5 декабря 2006.

* *

  *

Нет одиночества, есть одинокий дом.

Нет пустоты, поскольку она — объём

Дома, в котором ты перестала считать

Время, посматривая на часы,

Дома, в котором светящаяся тетрадь —

В россыпи букв, что в каплях черной росы.

Что почернело, а что посветлело вдруг?

Глянуть в окно — и то тебе недосуг, —

Россыпь ли капель вбирает в себя трава

Или же это салатовый монитор

Черные капли соединяет в слова.

Ум на дела ленив, на догадки — скор.

Всё постепенно свои находит места:

Дом — одинокость, нужный объем — пустота,

Тень свою — тело, гласную эха — звук,

Общее время — щупальца частных часов.

И только сон совсем отбился от рук

И не находит в пространстве надёжный кров.

14 декабря 2006.

Марфа

Не имея дальновидной цели,

Стать пытаюсь домовитой Марфой.

Но неймется что-то мартовской метели

Да и линьке беличьего марта.

И уму холодному неймется —

Холод не бывает беззаботным.

Знаешь, кроме сердца или солнца,

Всё возвышенное может быть холодным.

11 декабря 2006.

* * *

Родилась не в рубашке — в скрипичном чехле.

И хоть с виду нелепа и аляповата,

До сих пор тебя держит на звонкой земле

Белокрылое небо в прожилках заката —

То дождём монотонно макушку долбит,

То по темечку бьёт острым клювиком солнце.

Скрипка спрятана. Только чехол и скрипит.

Так и быть — всё в сравнении с тьмой познаётся.

Так и быть — ты в рубашке на свет рождена.

Это звёздные перья на тверди вечерней

Заскрипели. А думаешь — это струна

В зачехленной душе дышит всё суеверней.

24 мая 2007.

* *

  *

Ни уснуть, ни проснуться, ни выжить и ни помереть.

В землю вперясь глазами,

Сунув корни и лапы и ноги в небесную твердь,

Мир стоит вверх ногами.

Мир стоит вверх ногами — ему только ямы видны

И костровые вспышки.

Серафимы с космической новооткрытой струны

Держат нас за лодыжки

На последней ступеньке, где звёздный и ангельский клир

Еще действуют хором,

Уповая в молитве, что наш перевёрнутый мир

Встанет на ноги скоро.

Уповаю и я, что удастся от дёрна спасти

Мне глазную сетчатку.

Только где на обратный билет мне деньжат наскрести,

Где разбить мне палатку?

13 июня 2007.

* *

  *

1

Сияй, окно, и раскрывай мне даль,

Пока не надоест!

Пересеклись горизонталь и вертикаль

И образуют крест.

Он заповедан нам, но плохо различим.

В кромешной тьме

На ощупь движемся, взыскуемые им,

К рождественской зиме.

Там ротиком слепым младенец ловит грудь,

И обмирает мать, —

Горит звезда во тьме, но крестный путь

Не может предсказать.

2

Волхвы ушли, ушел и Симеон…

Младенец спит.

А Богоматери приснился сон,

Что Сын её убит.

Но видит: вновь она родит Его

Под пологом сырым, —

И назовут второе Рождество

Пришествием вторым.

20 июля 2007.

* *

  *

Направо посмотришь — водонапорная башня,

Посмотришь налево — церковка у погоста.

А прямо посмотришь — там день вчерашний

И с посохом человек небольшого роста.

За ним, небольшим, не вижу ни лева, ни права.

Все мои думы о нём и прямой дороге

Сквозь лес, где сосновой смолою пропахли травы

И где подбивает славка свои итоги.

Из жизни моей неожиданно зряшной

Зачем он уходит, важный и непреклонный?

Слева молчит вода в деревянной башне,

Справа спит вечный сон под звон колокольный.

Его окликаю его же стихами о Боге,

О воле, любви, о войне, где был интендантом.

А он всё идет и идет по прямой дороге —

Там ждёт его девочка-смерть и кивает бантом.

28 марта 2007.

* *

  *

Тучки в небе быстрей, чем козы.

Ветер воет, а март цветёт —

Золотая метель мимозы

Метёт, метёт…

И с неистовством чужеземца,

Десять пальцев сцепив, трублю:

Я тебя до разрыва сердца

Люблю, люблю!

Упаду на песочек местный,

Прохриплю сквозь песок во рту:

Между мной и тобою бездна

В цвету, в цвету!

27 марта 2007.

* *

  *

Мы живем в сквозняке. В головах двадцать первого века —

Подорожник, крапива и сныть.

Я забыла тебя, если можно забыть человека,

И забыла любовь, если можно любовь позабыть.

Далеко позади отзвенел голубой колокольчик,

Далеко впереди жёлтый лютик включил светофор.

Чтоб себя позабыть, мне достаточен неба клочочек,

Чтоб тебя позабыть, нужен долгий с тобой разговор.

Все прошло, дорогой, — и обиды, и недразуменья,

Все прошло, дорогой, — и измены, и ревность, и стыд.

Все прошло, боже мой! — кроме бережной лжи во спасенье,

Что звезда со звездой говорит.

28 марта 2007.

* *

  *

Не отличу покоя от смятенья,

От пораженья — торжество,

А только свет — от тьмы.

Не Божьи дети мы, а Божьи тени

В сиянье зрения Его.

Во времени — то медленны, то быстры,

Мы разумением наделены.

И трезво грезим мы,

Поскольку наши мысли — это искры

Неопалимой Купины.

26 декабря 2006.

* *

  *

Первого тысячелетья руины красивы на редкость —

Византийская кладка, арки, окна, пилястры, —

Особенно в дни, когда света нерезкость

На стенах кресты превращает в туманные астры.

На крупные камни налипла кремнистая мелочь,

Руины на рифы коралловые похожи,

Возможно, что сослепу. Слёзы восторга — та щёлочь,

Которая память щекочет. Но где тот прохожий

Купец-песнопевец, вдоль Шифты идущий в Египет,

Везущий шелка из Китая, бряцающий на цимбалах?

Им выпит был весь поцелуй мой и разум был выбит,

И я холоднее, чем блеск в сталактитовых скалах.

Объятья твои — лишь туман, мой прохожий любовник,

Два тысячелетья разлуки — ведь это не шутка.

Я тоже — руина. Какой я в пустыне паломник?

И видеть мне прелесть развалин и сладко, и жутко.

27 марта 2007.

Флешка Ольге Клюкиной.

Папки и клей, дыроколы и скрепки

В прошлое канули, впрочем, без спешки.

Факты грызу я, как белка орешки, —

Вся моя жизнь разместилась на флешке.

Там потолок древнегреческой лепки

И нефтяные ажурные вышки.

Моря Каспийского пёстрые вспышки,

Взлёты любви и восторга излишки.

Позже — поля васильков и сурепки,

Злая любовь и вторая попытка

Кров обрести, где в столицу калитка.

Вот и от шарика долгая нитка

Ищет какой-нибудь в мире зацепки…

Вот и качу с чемоданом тележку

В аэропорте. И прячу в усмешку

Шарик воздушный — железную флешку.

24 июля 2007.

* *

  *

Я спрятала тебя, лирический герой,

В такую толщу лет, что не отыщут.

Прикинулся рассвет берёзовой дугой

И тягою к родному пепелищу.

Всех стран не обойду, всех книг не перечту,

Всё зримое не сделаю незримым.

Берёзовый туман подвёл свою черту,

Число поставил, расписался дымом.

4 апреля 2007.