Новый образец

Чуть только стерженек прикоснулся к тончайшему срезу пластика, окуляр микроскопа увеличил в сотни раз бесцветную искру моментального разряда. Шилин отпрыгнул от тубуса, чуть не опрокинул стул, но всё же через секунду вернулся обратно.

Неделю назад в лабораторию привезли новые образцы. Нужно исследовать, определить, описать и в конце-концов составить подробнейший отчёт про привезенный пластик. Только Шилин понял в тот же вечер, когда начал работать с образцами, что отчёт получится весьма громоздким, материала наберётся хоть на книгу. В первый же вечер стало ясно, что образец обладает многими стандартными и необычными качествами, они собрались неслыханной пропорцией, совсем противоположные. Материал непонятно отталкивал воду, но стоило довести концентрацию солей в жидкости, как пластик впитывал в себя гораздо больше собственной массы. Для младшего научного сотрудника вверение работы над подобным проектом — это победа, судьба подкинула интересный и перспективный шанс, необычные образцы пластика на исследовании которых ещё не одну диссертацию напишут работники института.

Теперь вот настало время для исследования токопроводимости, пластик жил своей жизнью и пока Шилин не мог зарегистрировать ни одного стабильного показателя.

Новый образец привезли в металлическом контейнере. В лаборатории долго разглядывали узкие круглые остроконечные лучины, в форме которых был порционно представлен пластик, равнодушно переговаривались, а потом оставили контейнер на усмотрение Шилина. В сопутствующей контейнеру служебной записке говорилось, что вес каждой такой лучины составляет немногим более пятидесяти граммов.

Лёгкий как пушинка оказался этот образец. В этот же день две отслужившие модели образца (для тестирования отрезали от лучин миллиграммовые кусочки) Шилин захватил с собой, а дома подарил хозяйке квартиры, которую снимал неподалёку от института.

— Что это, Славик? — не поняла баба Женя.

— Образец новый наш, — ответил Шилин, пока возился в ванной с бритвой. — Очень лёгкий, вам подойдёт в качестве спиц, наверное. Вяжете же?

— Ой, спасибо. Вяжу, вяжу. — прокудахтала бабуля со стороны кухни и загремела кастрюлями.

Шилин символист. Подарил бабуле спицы, как захотелось какую-то вещь, на память, чтобы значила начало работы над новым интересным проектом. В тот же вечер после ужина он спросил у бабы Жени, может ли она связать для него небольшой шарф. Та закивала, а потом всплескивала руками и бормотала укоризненные слова насчёт вопроса квартиранта о деньгах за рукоделие.

— Ты шерсть присмотри, Славик, в магазине, или, хочешь, из овечьей свяжу, только овечья это… У меня что осталась, она мало годится.

— Баб Жень, завтра же найду.

И нашёл. Из овечьей ему не хотелось, выбрал синтетическую, лёгкую и прочную, как этот новый образец пластика. И ничего удивительного. Он грезил темой пластика, постоянно носил в нагрудном кармане куртки блокнот, чтобы не дай бог, не записать идеи насчёт работы с образцом. И ночью думал, и утром, пока две остановки шёл пешком до института. На обеденном перерыве, когда сегодня Шилин забегал домой за оставленными графиками, баба Женя обещала начать работу над шарфом.

— Славик, как банки уберу сегодня все, так сразу…

Шилин выхлопотал у начальства увеличение по календарному плану срока работы над проектом, отгородил угол лаборатории, где стоял стол с штативами микроскопа, а потом поставил давно уже безхозно стоящую около двери ширму.

Тонким стержнем автоматической ручки Шилин заполнил половину предназначенных на сегодня бланков, а потом снова отложил стопку бумаг в сторону. Опять потянулся к микроскопу, щёлкнул рубильником и под стеклом в столе загорелась вмонтированная лампочка.

Нельзя так равнодушно сидеть над бумагами, если этот пластик и его поведение с электрическим током репьем засели в мыслях.

И опять кувыркается, слетая с пинцета, срез пластика, опять он подводит стерженёк, напряжение фантастически мало. Руки дрожат. Не успевает он подать ток, как между стержнем и образцом опять появляется искра. Шилин откидывает со лба прядь, закусывает губу и снова склоняется над микроскопом.

Провод, подводящий к металлу стержня ток, скрючивается и дрожит, как только электричество подано. Шилина обдаёт волной ледяного воздуха, бумаги разлетаются в стороны. Раздаётся оглушительный треск, синеватая вспышка и провода болтаются в воздухе, дразня его непонимание и испуг.

Руки у Шилина задрожали, задумчивый и отрешённый, словно во сне он снова вернулся к ручке и бланкам, пишет, пишет, пишет. Как проверить проводимость пластика, если при такой минимальной порции электричества происходит чёрт знает что…

Шарик автоматического пера выводил дрожащие каракули. Шилин думал о чём-то своём. Понемногу в лабораторию приходили другие сотрудники, кто-то с обеденного перерыва, кто-то из новых практикантов, исполнявших здесь скучные анализы синтетических тканей.

Рядышком на соседнем столе высилась груда пластиковых трубочек. При освещении ярких ламп дневного света серый пластик казался слегка розоватым, манил Шилина. Он то и дело перекладывал из стопки чистых уже заполненные бланки в другую стопку и думал про перекрещенные свойства образца.

Вдруг Шилин заметил, что не выключил подсветку для микроскопа. Это было как сигнал, он плюнул на всё, отшвырнул бланки в сторону, вскочил со стула и снова схватился за проводки со стерженьком, щёлкнул кнопкой на блоке питания и снова приник к окуляру. Теперь руки почти не дрожали, уверенность сковала пальцы особым холодком. Шилин подвёл стерженёк к срезу пластика и отшатнулся, когда из тубуса полыхнул синий свет, опять всё покрыла вибрация, закачался стол. Под окулярами что-то шкворчало, распуская вокруг гроздья вспышек.

Ширма закачалась и рухнула на пол, проехавшись некоторое время по скользкому линолему. Все присутствующие в лаборатории сотрудники растерянно смотрели, как младший научный сотрудник Шилин плюхается на пол, отброшенный ледянящей воздушной волной, как стол начинает разворачивать непрекращающаяся вибрация. Тени вокруг от неоновых ламп вдруг сгустились, потянулись друг к другу и образовали чёрное пятно пустоты, откуда пахнуло ещё большим холодом. Шилин не отрываясь от странной картины наморщил нос, потому что озоновый запах стал особенно густым. Стол медленно дрожа расползался по частям, провода перекрутились и связались в тугие узлы. Что-то далёкое оглушительно грохнуло, темное теневое пространство словно чихнуло, увеличившись до метра в диаметре. Шилин, находящийся ближе всех к эпицентру происшествия почувствовал движение воздуха, дыра засасывала всё вокруг, даже ширма задрожав на полу потянулась к столу. Дыра также неожиданно захлопнулась сухо чавкнув. В лаборатории повисла тишина.

— Ой. — послышался чья-то глупая короткая реплика.

Перед взором присутствующих сложилась странная картина: сброшенный тряской микроскоп валялся на полу, а половина мощного лабораторного стола въехала в стену, будто та была из сливочного масла. Ни опилок, ни осыпавшейся штукатурки, ни кирпичной кладки, которая должна была показаться в проёме.

Шилин втянул воздух носом, с момента падения он ещё ни разу не шевельнулся. Ему-то было видно, что остатки стола стали прямым продолжением стены, словно какой-то шутник-мебельщик подштукатурил края кривой тумбочки, а потом замаскировал всё под стол, выглядывающий из стены. Ещё Шилин видел, что металлический тубус микроскопа выпал из держателей и сейчас скручен в спираль, такое не под силу даже мировому силачу.

Кто-то двинулся со своего места, Шилина осторожно потрогали за плечо. Он что-то забормотал, оглянулся, даже сделал в воздухе какой-то бессмысленный жест руками, чтобы видели, что его не задело, что с ним всё в порядке.

Все по очереди подходили, рассматривали и ощупывали стол. Задавали множество вопросов, но Шилин всё ещё не мог вернуться в себя, в голове сплошной хаос, в котором витают и сталкиваются нагромождения образов, звуков. Он только стоял и перебирал в руках оставшиеся пластиковые лучины образцов.

«Скажите, что за образцы! Очень простой вопрос, на который просто ответить!» — кричал он в трубку осипшим от волнения голосом в кабинете руководителя отдела (в самой лаборатории телефона не было). Но на том конце провода мялись, тянули и вымучивали Шилина долгими паузами и неясным перешептыванием, из которого он разобрал лишь одну фразу: «…давайте я с ним сам поговорю». Шилин сам первый бросил трубку.

В лаборатории его встретили оживлённые пересуды.

— Шилин, вы уже видели, где вторая половина?

Он ничего не понял и помотал головой, всё ещё морщась от телефонного разговора.

— Посмотрите, посмотрите. Вот сюда пройдите, рядом с батареей встаньте и приглядитесь. — Шилин подошёл. — Да вот сюда, ближе вон там рядом с проходной над козырьком. Видите?

Он увидел и ахнул. Из стены дома чуть пониже окон второго этажа на уровне козырька черного входа прямо из стены здания института выпирал лабораторный стол.

Точно так же выглядела эта половинка стола, не поломанная, не прибитая к стене, а составляющая как будто единое целое со всем зданием, буквально прямое продолжение.

Сам Шилин ничего не хотел понимать, потому что даже воспринимать такое, не то что анализировать, невозможно без шока. Вот и уставился он тупо сквозь пыльное стекло окна на свой стол, на котором минут десять назад стоял микроскоп. Шилин прошёлся по лаборатории вдоль окна, а уже начали сбегаться гости с разных этажей, видимо кто-то в курилке сообщил новость, и разлетелось по всем уголкам института.

Подойдя к окну Шилин увидел зевак и на улице, жестикулирующих около чёрного входа и разглядывающих стену.

В курилке Шилин достал сигарету, тут же обступили со всех сторон, снова стали расспрашивать.

— Да не знаю я, — отмахивался он. — Погодите, ничего не знаю сам. Вышло так. Что тут ещё… Да новый этот, не наш был, а привезли откуда-то. Вчера возился, позавчера возился с ним. Там много интересных моментов. А сегодня вот токопроводимость решил смотреть, а он как… полыхнет… Да совсем мало было там, ну уж не двести двадцать. Всего лишь…

Шилин запнулся. Что-то было не так. Всё дело крылось в токе, это было ясно. Да, пластик вначале ещё пускал искру, а сейчас вдруг выкинул такой подарок, что даже… Неизвестно пока что это такое, но хочется назвать «искривление пространства». Нет, даже не искривление, а нарушение, или ещё что.

— А как он… того? — не унимались вокруг.

Вежливо оттолкнув чьё-то плечо, Шилин вышел из курилки и быстрым шагом пошёл по коридору, лишь бы избавиться от мешающих любознательных. И не доходя до двери лаборатории каких-то метра три он вдруг понял причину нотки неспокойствия в душе. Всё было верно, катастрофически верно.

Шилин охнул и побежал мимо двери лаборатории скорее вниз. Выбежал на улицу и понял, что не захватил куртку. Наплевать. Около крыльца стояли человек пять, кто-то гоготал, кто-то всё ещё рассматривал стол. Все обернулись на Шилина и оживились. Но он что-то буркнул на их оклики и побежал к воротам.

Быстрее, хотя торопись-не торопись всё зависит от одного обстоятельства, начала ли баба Женя вязать ему шарф, или нет. Шилин ругал себя за безответственность, раз он не дворник, не сторож, не вахтер в этом институте, а младший сотрудник, это ещё не повод для смелости и самодурства. Эти чертовы спицы, шарф…

Художник тоже мне! Хороший подарок тоже придумал для одинокой бабули, спицы! Только бы она их не трогала, только бы нашла себе по дому новые дела, только бы банки составляла подольше, а он успеет, перехватит спицы и выбросит их… Нет, не выбросит, а осторожно отнесет в институт, чтобы дальше работать, ставить опыты. Но только вся эта практическая часть будет проходить в специальной лаборатории, не там, потому что опасно.

Шилин бежал по улице, сердце заходилось, воздуха не хватало, силы заканчивались, а в плечо уже вонзилась острая игла боли, вторая примеряла жестокий укол чуть выше пояса. Перед Шилиным мелькали лица насторожившихся прохожих, ещё бы в разгар осени, уже прохладно, мчится по лужам мужик в одной тонкой рубашке и растрепанный, а глаза круглые как блюдца и навыкате от ужаса. Конечно ужаса, ведь если бабушка Женя возьмётся за спицы, распакует от пластика упаковку шерсти, начнёт вязать и тогда… Шерсть синтетическая, от статики получится воздействие на образец ещё больше чем то, что Шилин выставлял в лаборатории перед экспериментом.

Он подбежал к дому, влетел в подъезд, больно ударившись локтем о ручку двери, а потом взлетел ракетой на четвёртый этаж, чуть не сломал звонок.

Шилину никто не открыл, было уже поздно. Это он понял мгновением позже, потому что от шумного дыхания и стучания в висках не расслышал клёкота и треска, доносящегося из глубины квартиры. Дверь вибрировала.

Шилин судорожно зашарил по карманам, но с досадой понял, что ключ остался в институте, в кожаной куртке.

Дверь стала дрожать сильнее, загудела так, что слышно стало наверное до первого этажа. Шилин отбежал на лестничной клетке, примерился плечом и набегом ударил в дверь. Не вышло, только плечо отозвалось блеклой вспышкой притуплённой боли. Он разбежался второй раз и высадил дверь, потерял равновесие и падал согнувшись, острая щепка, отскочившая от двери расцарапал щёку.

Вскочив на ноги Шилин вцепился в стену. Прихожая была размером с гигантский крытый стадион, на плоскости широченной правой стены топорщило складки-колонны старенькое пальто бабушки Жени, а сам Шилин как муравей утопал в петлях плетеного коврика.

Из-за стены вышло чудовище, напоминающее старушку, только теперь это была какая-то головоногая трепыхающаяся масса, которая слепо шарила многочисленными заострёнными руками, рассекающими воздух наверу над Шилиным, наподобии стрелы строительного крана. Туша ударилась в стену и начала судорожно брыкаться. Из двери, уводящей в спальную вышла ещё одна бабушка Женя, вполне опрятная, только без лица. Также слепо ткнувшись в угол гладкой морщинистой кожей плоской головы она отшатнулась и упала, уцепившись за конечности головорукой себеподобной твари.

Шилин сделал шаг и тут же стены летящими плитами понеслись навстречу, головорукая и обезличенная уменьшились. Он сообразил, что просто сам стал таким же как они великаном. Из зала вышли ещё несколько бабушек Жень. Каждая из них была изуродована по-своему. Из кармана халата у одной торчала мохнатая кишка раскраской отдалённо напоминающая соседскую кошку.

Только сейчас Шилин заметил через дверь, что из шкафа в спальне торчит длинный кран как в ванной, из него хлещет вода, тут же замерзая в крепкие сталагмиты льда. Вместо кухни зияла страшной чернотой вакуумная пустота, в глубине которой сияли еле различимые звёзды, но такие неистерпимо тонкие и острые, что Шилин почувствовал приступ тошноты.

В зале раздался грохот и скрежет. Стекло на двери разлетелось вдребезги, пахнуло жаром. В проёме Шилин увидел фары и дымящийся капот уаза, за лобовым стеклом в темноте белели ошарашенные глаза водителя.

Пол начал дрожать. Квартиру качало, все бабы Жени повалились на пол, Шилин отпрыгнул к двери и выскочил на лестничную площадку, однако вместо пола, выложенного плиткой, кубарем полетел в сухую траву и обнаружил, что находится на детской площадке позади дома.

Снова кинулся к подъезду, побежал по ступенькам, но наткнулся на спускающуюся серую страшную бабу.

Молча прижавшись спиной к череде почтовых ящиков пропустил её и снова кинулся наверх. Недобежал. Сверху спускалась целая вереница баб. Все на одно лицо, серые и какие-то мертвые. Шилин отталкивая баб пробежал по ступенькам ещё выше. Бабы выходили из квартиры уже табунами, чавкали ногами по воде, переливавшейся через порог. Вот вышла последняя и поспешила вниз по ступенькам.

Шилин не смог войти, из квартиры пытались вылезти две согнувшиеся и сросшиеся старухи. У обеих по две ноги, две руки, а вот чуть выше плеч они срастались в одно, получалась образина в странном халате бабы Жени.

Шилин отпрыгнул от мерзостного существа.

Щёлкнул замок двери на соседней площадке. Шилин замер, закрыл глаза и сжал зубы. На пороге появилась сонная пожилая женщина, разбуженная щумом соседка, первым делом её взгляд упал на лужу, растекающуюся от двери. Женщина нахмурилась, открыла рот, а потом увидела сросшуюся бабу Женю, ничего не поняла и даже присела, чтобы лучше разглядеть. Увидела Шилина и резко выпрямилась.

— Что… — проговорила срывающимся голосом женщина а потом запричитала и по-дурному заорала на Шилина. — Изверг, изверг, изверг!..

Слипшиеся бабы Жени двинулись в сторону криков и наткнулись на растерявшуюся соседку. Та ретировалась в глубину квартиры, видимо автоматически пятясь.

Существо шаркая четырьмя тапочками уже полностью прошло внутрь квартиры. Раздался звенящий грохот бьющегося стекла и крик ужаса, потом глухие стуки.

Застывшую тишину нарушало только бульканье воды и непрекращающееся шарканье четырех одинаковых тапочек в квартире напротив.

На полном автомате Шилин подобрал с пола лестничной площадки мокрую тяжёлую половую тряпку, служившую ковриком и выжал. Потом натянул рукав на кисть руки, потёр лоб и устало присел на мокрые ступеньки.