Ира ткнула меня в бок. Она приблизила свою голову в шлеме как можно ближе, звякнув двумя пластиковыми материалами на нас. Ее голос прозвучал как шепот:
— Вы уверены, что это можно считать излечением?
Человек перед нами вел себя так, как будто не слышал. Он выглядел как обычный человек в обычной одежде — если бы у обычных людей были изуродованные лица. Его правый глаз отсутствовал. Его левый глаз заметил, что мы с Ирой смотрим, и он улыбнулся нам с щербинками между зубами. Я помахал, и он кивнул в ответ.
— Ну, он точно не инфицирован, — прошептал я в ответ Ире. — А если он не заражен, то вылечен…
Ира вздохнула.
— Он не может говорить. Он глуп, как ребенок. Большинство зубов отсутствуют. И большую часть времени он стоит неподвижно.
— Но он не заражен, верно?
— Он не…
Мужчина перед нами был причиной того, что Шеф разослал по радио сообщение, в котором просил людей из всех близлежащих лагерей прийти в гарнизон. Он была единственным зараженным из десяти, которых я ему дал, который пережил потерю грибков в своем теле и вылечился. По словам начальника, грибы поразили значительную часть его мозга. После того, как грибы умерли, части мозга, которые были стерты, не выросли, в результате чего он не мог говорить, а интеллект значительно снизился. Что касается зубов, которые инфицированные надоели чистить? Почти все они уже сгнили, оставив пару коренных зубов.
Однако все эти негативы не могли изменить того факта, что он выздоровел. Может быть, это было благословением, что он не была очень умной. Ему не нужно было помнить, что он ел людей.
— Но он всего лишь прототип, верно? — спросил Ира., - У следующего человека, которого вылечат, не будет столько побочных эффектов?
— Трудно сказать. Скорее всего, большинство зараженных, которых мы лечим, закончат так же, как он. Кто-то заражается, когда зараженные им грибы достигают их мозга и захватывают определенную часть. И части, которые он захватывает, не возвращаются после того, как лекарство убивает грибок.
Может быть, только умный зараженный, с которым мы столкнулись, станет нормальным, если его вылечить. Но с лекарством людям не нужно паниковать после укусов или царапин.
— Мы оба знаем, как тяжело быть укушенным или поцарапанным, — сказала Ира, — В наши дни это никого не убивает.
Это правда.
Если кто-то попадает в ситуацию, когда его кусают через три слоя одежды, скорее всего, он погребен под массой зараженных и умрет независимо от лечения или нет. У меня возникло искушение рассказать Ире правду об инфекции и лечении: как человек с ослабленной иммунной системой может обратиться в любой момент.
— Ага, ты права, но наличие лекарства все равно снижает психологическое давление при столкновении с зараженными.
Но я не мог. Ира была немного болтуном, и как только она узнает что-то подобное, все остальные тоже, и весь гарнизон может впасть в панику. Хотя большинство людей, живущих здесь, были молодыми, было несколько толкающих пятидесяти.
Ира покачала головой.
— Ну, мне, например, лекарство не нравится.
— Почему?
— Потому что это дает нам больше работы. Подумай об этом. Сколько людей пришло сюда после этого объявления? Тюрьма итак переполнена! Я практически каждые пять минут провожу кого-нибудь в ванную. Кстати говоря, — Ира толкнула меня своим плечом, — Кто-то должен уйти. Твоя очередь!
Я вздохнул. Ира пошутила, но она была права. Наплыв людей был не шуткой, и карантин все равно был актуален, несмотря на существующее лекарство. Лечение нужно было принимать в течение длительного периода времени, не то чтобы всем можно было дать полную дозу при входе, чтобы обойти карантин, даже если это было бы очень удобно. С тюрьмой мы могли выявлять зараженных и лечить их. Хотя это может быть немного неэтично, Шеф также хотел, чтобы я поэкспериментировал с людьми, чтобы выяснить, как работает лекарство: какую минимальную дозу мы можем дать укушенному, чтобы вылечить его? Сколько времени потребовалось, чтобы кто-то полностью вылечился? Решить их можно только путем тестирования. По словам начальника, без надлежащей лаборатории для проведения анализов крови единственным способом выяснить это было методом проб и ошибок. Если кто-то в конечном итоге получил недостаточную дозу и все равно заразился, по крайней мере, его можно было вылечить. Но благодаря этим тестам инфицированные люди должны были оставаться в карантине не менее восьми недель, что в восемь раз дольше, чем обычно.
Ира снова толкнула меня.
— Ты не собираешься?
— Разве мы не договорились, что я выпущу мужчин, а ты выпустишь женщин?
— Когда мы договорились, я не знала, что женщинам нужно мочиться больше, чем мужчинам. Теперь, когда я знаю, разве не несправедливо, что я должен делать больше работы? Твоя очередь, милый!
Ну, Ира покидала тюрьму гораздо чаще, чем я, а больше мне делать было нечего. Я подошел к клетке с женщиной, которой нужно было пописать, и открыл дверь. Словно выгуливая собаку, я привязал веревку к той, что держала руки за спиной, и вывел ее на улицу. Ванная находится рядом с забором. Таким образом, запах лишает зараженных интереса. и людям внутри не нужно его нюхать — тем не менее, он все еще воняет из-за огромного количества. Это флигель с дверью, так что, по крайней мере, этой женщине не нужно беспокоиться о своей личной жизни, но я все равно должен стоять на страже по своей работе. Обычно я смотрю в лес, отвлекаюсь от звуков. В большинстве случаев.
Я ничего не вижу, но на этот раз, клянусь, я видел кого-то в камуфляжной одежде на верхушке соседнего дерева. Когда я протер забрало и снова посмотрел, там никого не было. Я ошибся? Если нет, то, вероятно, кто-то осматривал гарнизон, прежде чем решил войти. Он, должно быть, довольно умный человек.
Гарнизону не помешало бы еще несколько таких людей.
Я нашел добычу. Прогулка заняла несколько дней. Но это должен быть гарнизон. Гарнизон — хорошо укрепленное место. Этот лагерь добычи будет трудно захватить. Оборона более устрашающая, чем любой другой лагерь, который я видел раньше. Вокруг места забор.
Перед забором есть гигантские круги проводов. Похоже, что на проводах тоже есть зазубрины, идеально подходящие для разрезания бронированной одежды. Проволока закручена, образуя три больших круга, два круга, прикрепленных к забору, сложены друг на друга, один круг впереди других кругов.
Они только для резки брони? Круги не кажутся прочными. Может быть, они круче, чем кажутся.
Но проблема не в заборе. Вокруг забора есть траншея. Я не могу видеть заднюю часть лагеря со своего места на дереве. Но дырка должна быть на всю длину. Он глубже, чем остальные.
Даже Большой Другой не сможет уйти. Там есть деревянная доска, пересекающая щель. Это достаточно широко, чтобы один другой мог пересечься одновременно. Остальные не войдут в дыру, остановившись у ее края. Но остальные позади них этого не видят, они столкнут в него остальных впереди. С этим узким местом гораздо сложнее иметь дело, чем с дверью.
Если это была дверь, остальные могут бесконечно роиться. Но узкий проход — это деревянная доска. Остальные упадут в траншею; никакого давления на добычу не будет, если они будут защищаться. Если жертва не будет защищаться, некоторые другие все равно упадут в траншею, когда группа попытается пересечь ее.
Я должен найти способ засыпать траншею.
Или найдите способ пропустить всех остальных, не потеряв их. После этого будет забор. Зазубрины на проволочных петлях могут зацепить одежду других, не давая им двигаться вперед. Если бы другие были добычей, существовала бы опасность истечь кровью. Возможно, петли предназначены только для борьбы с добычей.
Но пока я не увижу их характеристики на себе, я не узнаю наверняка.
Это не единственная защита гарнизона. Нет никаких палаток. Добыча, все они, живут в зданиях. Есть большие здания, есть маленькие. Но легкой добычи для охоты нет. Все они за узкими местами, дверями. Это место опасно.
Я могу умереть здесь. Если жертва способна создать эту защиту, то какое у нее будет нападение? Люди стоят за заборами и ничего не делают, кроме как смотрят. Глядя снаружи. У них есть луки. Когда Большой Другой попытался напасть на мою комнату для хранения продуктов с четырьмя другими жертвами, именно мой лук облегчил их охоту.
Эти жертвы могут стрелять из-за забора, всегда начеку. Еще до того, как остальные пересекут траншею, они умрут от стрел.
И почти вся добыча носит бронированную одежду. У них тоже есть купола на головах. Но есть несколько жертв, связанных веревками, которые не представляют угрозы. Похоже, жертва похожа на меня. Сохранение пищи для употребления в пищу.
Зачем еще им связывать добычу, оставлять в живых, если не для еды? Добыча внутри этого лагеря умна, опасна. И не похоже, чтобы у меня было численное преимущество. Там много добычи. Я не могу их всех сосчитать. Но не менее двухсот. Чтобы убить одну бронированную добычу, нужен еще десяток. Я думал, что смогу найти способ уменьшить количество других необходимых, воспользоваться добычей, используя свой интеллект. Но видя, насколько это место защищено, насколько бдительна добыча, я не думаю, что это возможно.
Я сдаюсь? Спасаться бегством? У меня осталось несколько недель мяса. Если я смогу найти одну добычу, держать других подальше от нее, я задержусь еще на несколько недель. Но смогу ли я найти добычу? Добыча на другом конце ящика, она должна быть из гарнизона. Он не стал бы просить добычу прийти в гарнизон, если бы не он. Если вся добыча поблизости придет сюда, как я смогу найти добычу, чтобы поесть? Для меня не будет никакой добычи.
И чем больше времени пройдет, тем больше добычи войдет в гарнизон, что еще больше усложнит атаку. Если я думаю, что сейчас трудно взять, то как я возьму гарнизон, когда добычи набралось еще больше? Я должен атаковать в ближайшее время. Будет слишком поздно, если я этого не сделаю.
Но что я могу сделать? Как создать проход через траншею так, чтобы добыча не заметила? Я могу дождаться ночи, когда добыча станет вялой. Но как мне переправить всех остальных, не потеряв их в окопе? Должен ли я идти через траншею? Если я спущусь вниз, используйте мой инструмент для рытья ям, не могу ли я вырыть яму, начиная с траншеи, мягко наклонить его к центру гарнизона? Так я обойду окоп, забор, добычу с луками. Единственная защита, которая останется у жертвы — это здания.
Я не думаю, что это сработает. Если я это сделаю, мне сначала придется войти в гарнизон. Несмотря ни на что, первый, кто входит в лагерь жертвы, всегда умирает.
Если бы другие могли копать, они могли бы пойти первыми. Но копать не умеют. И я не хочу умирать. Это не сработает. Копать тоже громко. Даже ночью добыча заметит, если я вырою под ней огромную яму. А если другой упадет в траншею под неудачным углом, сломав ногу, то дыру заткнет, не давая всем остальным войти в гарнизон. Слишком много проблем с этим планом. Может быть, я подхожу к этому неправильно. Должен ли я атаковать гарнизон? Добыча приближается к гарнизону. Идут по лесу, беззащитные: ни окопа, ни забора, ни построек, может быть, и луков. Я проигнорирую гарнизон, вместо этого нацельтесь на добычу, направляющуюся к ней. А если добыче внутри гарнизона это не нравится, что они могут сделать? Оставить свою защиту, чтобы охотиться на меня? Если они это сделают, на них будут охотиться.