О невероятном

ВСТУПИТЕЛЬНАЯ СТАТЬЯ

В современных изданиях античных мифографов наряду с сочинениями Палефата (см. ВДИ. 1988. № 3. С. 216—237; № 4. С. 219—233) печатаются еще два, более кратких трактата, посвященных критике традиционных мифов.

Первый из них назван «Опровержение или исцеление от мифов, переданных вопреки природе» (для краткости пользуются названием «О невероятном»), а в качестве автора указан Гераклит — конечно, не знаменитый философ-материалист из Эфеса, живший на рубеже VI—V вв. до н.э. Скорее всего, наш трактат был приписан Гераклиту, составившему в I в. н.э. так называемые «Гомеровские аллегории». Однако дошедшее до нас под именем Гераклита «Опровержение мифов» ни по стилю, ни по задачам не имеет ничего общего с названными выше «аллегориями», сосредоточенными целиком на изложении и толковании мифов, встречающихся в поэмах Гомера.

Между тем в нашем трактате к событиям, упоминаемым у Гомера, можно отнести не более семи глав (II, XI, XIV—XVI, XXXII, XXXIX) из 39, причем ни в одной из них нет, собственно, никакого аллегорического объяснения мифа. Только последняя глава начинается со слов: «О них (т.е. о быках или коровах Гелиоса) я нашел такое иносказание в „Илиаде“». Но и в этой главе изложение достаточно путаное, и само толкование только отдаленно может быть названо иносказанием (см. прим. 43 к гл. XXXIX). Единственная польза, которую можно извлечь из указанной главы, это упоминание эллинистического поэта Арата, жившего в III в. до н.э., — стало быть, наше сочинение надо датировать более поздним временем.

Еще меньше представления имеем мы о составителе второго переводимого здесь сочинения, которое сохранилось в той же рукописи, что и «Опровержение…», без имени автора. Соответственно оно значится в изданиях как Аноним «О невероятном» и по содержанию представляет собой весьма пеструю смесь. Для его хронологии достаточную опору дает сходство в толковании суда Париса (гл. X) с объяснением, содержавшимся впервые у византийского автора Иоанна Малалы (491—578 гг.). Стало быть, компиляцию безымянного сочинения «О невероятном» надо отнести во всяком случае к византийскому времени.

Уже первое знакомство с сочинением Гераклита неизбежно приводит нас к его сравнению с трактатом Палефата — впрочем, значительно более обширным. У Гераклита изложению мифа редко посвящается больше двух-трех строчек, вводимых традиционными «говорят», «передают», «рассказывают», «сообщают». В нескольких случаях вводная формула совсем отсутствует (XI, XVII, XIX, XXII, XXIV, XXVII, XXXII), один раз (XXXIII) составитель отсылает к собственному изложению. Отсутствует обычно и формула опровержения; только несколько раз она содержится в краткой фразе: «Это неправда» (V, ср. XVIII), или: «Что является невозможным» (IV), или: «Кто может поверить, что…» (XIX). Гораздо чаще автор, минуя опровержение, переходит к констатации: «Дело же обстоит так» (I) или «Надо думать, однако, что…» (VIII, XI), или «Представляется, однако, вероятным…» (XIII, XVIII), или «Однако справедливо будет сказать…» (XXIII), или «Однако более вероятно следующее» (XXVI) и т.п. Еще чаще объяснение вводится элементарным противопоставлением: «А был он… была она… (подразумевается: «на самом деле») тем-то…»

Что касается содержания рассказов Гераклита, то 18 раз мы имеем в них дело с теми же персонажами, что и у Палефата, но только в четырех случаях их объяснения совпадают: возникновение мифа о кентаврах (V, Палефат I), соединение Пасифаи с любовником по имени Тавр (VII, Палефат II), превращение Аталанты и ее спутника во львов (XII, Палефат XIII), имя воспитателя Фрикса и Геллы (XXIV, Палефат, XXX). К этому еще можно прибавить краткое изложение мифа о Фаэтоне (XXII), также данного без объяснения, как у Палефата (LII).

Гораздо чаще Гераклит предлагает свои толкования. Не противники Кадма рассеялись по разным странам (Палефат III), а, напротив, Кадм собрал рассеянных по фиванской земле ее насельников, которые, оказавшись вместе, стали враждовать между собой и почти совсем истребили друг друга (Гераклит XIX). Форкиды — три слепые женщины, пользовавшиеся одним поводырем (XIII), Гидра и Кербер представлялись многоглавыми, так как были окружены множеством детенышей (XVIII, XXXIII). Медуза, Скилла, Гарпии — гетеры (I, II, VIII); это же касается Кирки и Сирен (XIV, XVI), у Палефата не упоминаемых. Химера — вероломная женщина, имевшая братьев по имени Лев и Дракон (XV). Точно так же Драконом звали человека, который заботами о своем саде скопил много золота, а затем был пленен прекрасными женщинами, заставившими его сторожить их собственный сад (XX), — так объясняет Гераклит миф о золотых яблоках Гесперид.

Вообще, «филологическим» способом (см. ВДИ, 1988. № 3. С. 220 сл.) Гераклит пользуется, пожалуй, не реже, чем Палефат. При взгляде на Медузу, бывшую прекрасной гетерой, люди словно бы превращались в камень. Ведь и мы говорим: «Взглянув на нее, окаменел» (I). Персей отличался искусством быстрого бега и о нем стали говорить, что к ногам его прилажены крылья, — ведь и мы говорим о быстро бегущем человеке, что он «летит» (IX). Если кто-нибудь возвращается из опасного путешествия, мы часто говорим, что он «спасся от Аида», — отсюда и миф о Геракле и Орфее, якобы вернувшихся с того света (XXI). Калипсо не могла сделать смертного Одиссея бессмертным, — просто она всячески его ублажала, так что он почувствовал себя «среди богов», — ведь и мы так говорим о себе, возвращаясь с великолепного пира (XXXII). Атлант не мог держать на себе небосвод, а был мудрым астрономом, — вот и стали говорить, что «он в себе самом несет космос» (IV). Быков Ээта назвали огнедышащими из-за их свирепости (XVII), лошадей Диомеда — людоедами из-за их дикости (XXXI). Аналогичные объяснения — в гл. XXIV—XXVIII и XXXVII.

Сходство толкований у Гераклита и Палефата в одних случаях и расхождение — в других можно, вероятно, объяснить тем, что первоначально в сочинении Палефата имелось несколько толкований одного и того же мифа. При сведении пяти книг Палефата в одну античный редактор объединил под его именем относительно единообразные толкования, а Гераклит мог еще выбирать из более обширного репертуара.

Что сначала собрание Гераклита было достаточно цельным, хоть и кратким сочинением, видно, помимо единой манеры изложения, из скреп между главами. Миф о Тиресии (VI) Гераклит не растолковывает, а отсылает к объяснению мифа о Кенее, т.е. к гл. III. Говоря о Кербере (XXXIII), он вспоминает о Скилле (XVIII). Одиссей так же одолел Кирку (XVI), как Беллерофонт — Химеру (XV).

Второй из переводимых здесь трактатов «О невероятном» представляет собой достаточно пеструю компиляцию. В духе Палеофата излагается история о возведении троянских стен (IV), о Химере (VIII), отчасти о Кербере (V), о сражении Геракла с Ахелоем (VI) и о Пасифае (VII). В других случаях используются толкования из Псевдо-Лукианова сочинения «Об астрологии» (гл. XIII—XV, XIX, XVIII — в последнем случае объяснение столь краткое, что без оригинала в нем и понять ничего невозможно). В гл. XI и XVII цитируются достаточно различные по методу объяснения мифа высказывания авторов II—III в. Метафизическое толкование очевидно в гл. XX и IX — в последней изложение довольно путаное. Вместе с этим в собрание оказались включенными главы, не имеющие отношения ни к мифам, ни к их толкованию: о древнейших народах на земле (I), о семи чудесах света (II), о реформе Солона (XXIII) и, наконец, о солекизме, который объясняется в духе античных этимологий (XXII).

Судьба двух переводимых здесь трактатов сложилась в византийское время не слишком благоприятно. Их текст дошел в единственной рукописи, написанной в 1314 г. неким Феофилактом Сапонопулосом и хранящейся в Ватикане (cod. Vatic. gr. 305). Впервые они были изданы ватиканским профессором Леоном Аллачи в 1641 г.[1]; тридцать лет спустя их переиздал вместе с Палефатом Т. Гейл[2], в конце XVIII в., уже отдельно, в Германии — Л. Тойхер[3]. Затем они вошли в известное собрание греческих мифографов А. Вестерманна[4] и, наконец, снова вместе с сочинениями Палефата в издание Н. Фесты в тойбнеровской серии греческих мифографов[5]. С этого издания и сделан публикуемый ниже первый русский перевод.