О СУЩНОСТИ СТРАТЕГИЧЕСКОГО МЕТОДА

О СУЩНОСТИ СТРАТЕГИЧЕСКОГО МЕТОДА

Из моего знания сегодняшней ситуации в мире вытекает, что доминирующие сегодня политические тенденции в США, в ведущих средствах массовой информации и в трех ныне неработоспособных ветвях Федерального правительства подготовили для всей цивилизации рецепт глобальной катастрофы чудовищного масштаба и глубины. Центральным звеном этой трагедии является то обстоятельство, что США, как и мир в целом, охвачены наиболее тяжелым за более чем столетие валютно-финансовым и экономическим кризисом в его конечной фазе.

Самой зловещей чертой этой ситуации является не только сам по себе экономический кризис. Сложнейшая проблема — в способе мышления, который проявляется в принятии политических решений и в Вашингтоне, и в Лондоне, и в ряде других ведущих стран. Этот образ мыслей предопределяет характерные черты общества, которое, кажется, утратило моральную и интеллектуальную готовность, необходимую для того, чтобы пережить экономический коллапс, нависший над всем миром. По этой причине, и вследствие этого способа мышления, глобальная катастрофа ныне весьма вероятна, если не неизбежна, и может произойти в любой момент в течение предстоящих месяцев.

Характерная особенность моего сегодняшнего сообщения состоит в следующем. Точное определение во времени любого критического фазового сдвига в рамках экономического процесса определяется выбором человеческих действий или просто отсутствием компетентных действий. Поэтому точные даты переломных моментов становятся предсказуемыми только в очень необычных, экстремальных ситуациях. Примером таких экстремальных условий является мой сбывшийся прогноз июня 1987 года, когда я предвидел крупный биржевой кризис в октябре того же года. Чрезвычайными обстоятельствами был обусловлен и мой прогноз надвигающегося распада советской экономической системы и объединения Германии на Берлинской конференции 12 октября 1988 года.

Если мы избежим порочной привычки к простеньким предсказаниям и займемся серьезным долговременным прогнозированием, то в наших прогнозах мы лишь иногда будем предсказывать точные даты биржевых конвульсий. Вместо этого, наши прогнозы не будут называть точные даты, однако они призваны служить не просто надежным, а необходимым руководством при разработке долгосрочной стратегии любого правительства или крупного частного предприятия.

Такого рода долгосрочное прогнозирование абсолютно необходимо, поскольку инвестиции в физический капитал (материальные активы) основаны на принятии перспективных решений, в соответствии с которыми нам предстоит действовать в течение десятилетий, рассчитывая на поколение вперед. Примерами могут служить стратегические инвестиции в общественные работы, в образовательную политику, как и любое другое долгосрочное капиталовложение, с расчетом на период от первого этапа производства продукта нового поколения до его выхода, спустя несколько лет, в массовое производство для всеобщего пользования. Такое прогнозирование абсолютно необходимо нам, чтобы быть в состоянии оценить долговременные риски, связанные с упорной приверженностью общепринятым политическим установкам.

Среди достаточно компетентных государственных деятелей прошлого принято было считать, что курс экономического развития страны или мировой экономики определяется выбором, в особенности выбором политики, осуществленным в критическую фазу развивающегося процесса. Однако большинство политических деятелей нынешнего поколения соблазняются подчас смертельной глупостью опоры на так называемое объективное или статистическое прогнозирование. Мы никогда не должны забывать об определяющем факторе человеческой воли в выборе, или неспособности к выбору адекватных, сознательных решений по критическому изменению курса. Это тот фактор, который определяет будущее наций-государств и всего человечества. Таковы решения относятся к тем, которые оказывают решающее влияние на ход событий, особенно в такой потрясенной кризисом обстановке, какова повсеместно преобладает в наши дни.

Так, события 1997 года, которые бестолковые американские и европейские чиновники по заблуждению назвали «азиатским кризисом», на самом деле послужили вехой вступления мировой валютно-финансовой и экономической системы в нынешнюю конечную фазу упадка современной формы этой глобальной системы в целом. Именно ошибочные политические решения, принятые правительствами США и других государств в ответ на «азиатский» кризис, привели, в той или иной степени неминуемо, к глобальной ситуации, отразившейся в дефолте России по ГКО в августе-сентябре 1998 года.

Аналогично, несмотря на то, что в сентябре 1998 года президент Клинтон «грозился» начать обсуждение реформ в структуре международной финансовой системы, спустя несколько недель, в октябре, он предпочел капитуляцию перед господством англо-американского диктата в политике МВФ.

В результате решений, принятых в ходе Вашингтонской конференции и последующих событий, мировая финансовая система перешла в гиперинфляционное фазовое пространство, которое исторически сопоставимо с экономикой Германии 1923 года.

В дальнейшем, эта прогиперинфляционистская политика была подтверждена сознательно выбранной реакцией на неизбежный бразильский кризис февраля 1999 года, и позже перешла в фазу крайнего отчаяния и безумия, отразившегося в создании «Комитета по предотвращению коллапса» [Plunge Protection Committee]. Предпринятые Комитетом меры и другие соответствующие действия появились из-за отчаянной (точнее — истерической) попытки американского президента и иже с ним не допустить, чтобы глобальная финансовая катастрофа оказалась препятствием на пути стремления вице-президента Альберта Гора (по определению — неизбираемого) стать президентом США при помощи виртуального, типа гитлеровского плебисцита.

Я постоянно слышу в ведущих американских кругах утверждения о том, что избрание Гора президентом «предопределено». Правда состоит в обратном. Катастрофическое решение поддержать по определению провальную кандидатуру Гора было результатом подтасовки, которую производили в течение последних четырех месяцев министр финансов США Ларри Саммерс, неумный председатель Федеральной резервной системы Алан Гринспен и другие.

Как показывает провал безрассудной формулы Блэка-Шоулза, удостоенной Нобелевской премии в 1998 году, никакая статистическая формулировка не может математически предсказать ключевое экономическое событие. Особенность всех общественных процессов, в том числе экономических, состоит в том, что в выработке стратегии сознательно участвует индивидуальная человеческая воля. Такова природа возможностей и трудностей прогнозирования в реальной мировой политико-экономической ситуации.

А вот когда мы рассматриваем политико-экономический процесс с той же точки зрения, что и компетентный ученый, пытающийся открыть, апробировать и сознательно применить на практике новый универсальный физический принцип, нам становится доступно научно обоснованное политико-экономическое прогнозирование. Путем исследования финансовых процессов как некоего явления, практический результат которого в конечном счете регулируется тем, как политика преднамеренно применяется к не финансовым, т.е. чисто физическим экономическим процессам, мы получаем возможность отслеживать сдвиги по фазе, которые ожидаются в довольно точно рассчитанные критические моменты развивающегося процесса. В большинстве случаев нам не удастся конкретно определить заранее, в каком месяце, даже в каком году ситуация достигнет данной критической точки, но мы в состоянии, и мы обязаны предвидеть, каким образом эти критические точки возникают, и мы обязаны быть готовыми к распознаванию сигналов, предупреждающих о достижении этих спрогнозированных пороговых условий. Возможно, нам не удастся предсказать, даже с точностью до месяца или года, когда именно осыплется глиняный вал, но мы способны распознать признаки, предупреждающие об угрозе, вытекающей из такого прогноза.

Аналогично, мы можем определить тот новый критический выбор, который доступен в последующих критических точках, еще в тот период, когда какие-либо точки кризиса еще в отдалении. Точно так же мы можем предусмотреть, с большой степенью вероятности, как любой из возможных вариантов решающего выбора на каждой последующей критической стадии приведет в действие процесс, приводящий к другой, более отдаленной критической точке. Каждая из этих критических точек и все они, взятые в последовательности, определяются сознательным выбором. Такой алгоритм возможных вариантов выбора, единичных и совокупных, представляет собой критический путь, который мы только что сами сознательно избрали, в результате методов, которые мы привыкли применять в принятии подобной последовательности критических стратегических решений.

В качестве примера такого критического пути следует обратиться к серии исследований середины 70-х гг., позже получившей известность как «Проект на 1980-е годы», опубликованный нью-йоркским Советом по международным отношениям. В этом случае последовательность критических ситуаций выбора — критический путь в формировании политической стратегии — была разработана для кандидата на пост Президента США от Трехсторонней Комиссии, Джимми Картера. Последующие события показали, что варианты выбора, разработанные Трехсторонней комиссией еще в 1975-76 годах, были разрушительны до грани безумия, но они продолжают влиять на формирование американской и мировой политики действиями олигархии Уолл-стрита вплоть до настоящего времени.

В вышеупомянутой серии исследований, подготовленных под руководством будущего картеровского Госсекретаря Сайруса Вэнса, будущего советника президента по вопросам национальной безопасности Збигнева Бжезинского и других, в 1975-76 гг., детально излагался план введения мировой политики «контролируемой дезинтеграции экономики». Спустя четыре года Поль Волькер внедрил подобные меры уже под этим названием. Эта политика не только привела к управляемой дезинтеграции экономики США и других стран, но и получила продолжение, усилиями Волькера и Алана Гринспена, вплоть до настоящего момента, описываемого мною сегодня, — четверть века спустя после принятия этого политического проекта вступившей во власть картеровской администрацией.

Тот метод, который использовала традиционная братия Уолл-стритовских банкиров и юристов, был пагубным, даже злонамеренным, но эти деятели, по крайней мере, имели представление о последовательности культурно мотивированных изменений в естестве США и мирового сообщества, которые они собирались внедрить на последующие десятилетия. Причины, в силу которых эти круги так часто одерживают верх в нынешней истории, состоят не столько в обладании властью, сколько в том, что они делают расчеты на будущее, в то время как большинство рядовых граждан ведет себя безрассудно, будучи озабочено только тем, как бы выклянчить лучшие условия лично для себя или для удовлетворения нелепых узкогрупповых и семейных интересов, заглядывая в будущее самое большое на один-два года. Эти несчастные неразумные граждане говорят: «Мне следует думать о проблемах своей семьи и своего микрорайона». В результате, большинство населения в большинстве так называемых демократических стран обманывает себя практически постоянно.

Изучив поведение влиятельных центров власти и политической стратегии, и приняв во внимание разнообразные провалы и удачи в определении путей новейшей истории, мы должны уяснить, что при всех попытках долговременного прогнозирования, в расчете на период от десятилетий до поколений вперед, присутствуют некоторые познаваемые факторы, определяющие пусть не точное, но по крайне мере приблизительное время наступления событий, как и в прогнозировании исхода любого физического процесса, определяющие факторы которого нам еще не полностью известны.

Обычно временные параметры могут вводиться только в широком диапазоне — так, как мне в 1959-60 гг. удалось верно предсказать серию валютных кризисов второй половины 1960-х гг. и последующий распад традиционной формы Бреттонвудской системы, проистекающий из такой серии валютных кризисов. При этом я не только не предсказал, но и не думал о том, чтобы предсказать точное время наступления валютных кризисов ноября 1967 года и марта 1968 года, как и разрушения системы именно в середине 1971 года. Однако мои приблизительные временные оценки, высказанные более чем за десятилетие до кризиса августа 1971 года, оказались верными и настолько точными, насколько подобные события могут быть прогнозируемы.

Таким образом, функция экономического прогнозирования не представляет собой формальное математическое предсказание точных дат специфических событий будущего из «башни из слоновой кости». Компетентный прогнозист отказывается отвечать на вопрос: «Какого именно числа я должен уйти с этого рынка?» Компетентное долговременное прогнозирование в основном представляет собой руководство к принятию политических решений на средние и длительные сроки; его задача состоит в том, чтобы определить, какой выбор должен быть сделан между доступными вариантами коррекции политики, и приблизительно в каком временном масштабе должен быть сделан выбор, когда в действительности будет достигнута критическая точка. Долговременное прогнозирование показывает нам, какую политику нам стоит поддерживать, а какую следует отвергать, хотя бы из соображений простого благоразумия. Цель прогнозирования состоит не в том, чтобы точно рассчитать способ выжимания последней капли спекулятивной наживы за мгновение до наступления коллапса финансового рынка.

Сейчас мы подошли к моменту, когда ближайшее будущее нынешней мировой экономики можно успешно предсказать в рамках тех условий, которые я только что обобщил. Итак, мы можем надежно прогнозировать обреченность нынешней формы мировой валютно-финансовой системы в условиях нынешней экономической и связанной с ней политики. Когда именно наступит дезинтеграция системы, пока еще нельзя точно предсказать, поскольку политический выбор, который определит, какой из трех доступных вариантов будет предпочтен, еще не решен окончательно. Тем не менее, то, что можно и нужно знать о факторах определения времени, уже вполне доступно тем из нас, кто занимался делом. Сегодня у нас остается все меньше и меньше времени.

Вообще говоря, имеются только три возможных варианта приближающейся гибели нынешней системы МВФ и связанных с ним глобальных систем.

До вашингтонской конференции октября 1998 года наиболее вероятным сценарием исхода тогдашней политики был дефляционный коллапс типа 1929-31 гг., или биржевого кризиса типа 1987 года в США. В настоящее время, когда политические деятели временно преуспели во внедрении гиперинфляционистских мер по финансовому накачиванию, с целью откладывания неизбежного в противном случае дефляционного коллапса мировой финансовой системы, эти деятели также задействовали новую угрозу, даже более опасную, чем дефляционный коллапс: ныне мы устремляемся навстречу гиперинфляционному взрыву, по принципу инфляционного раскручивания германской рейхсмарки в интервале с марта по октябрь 1923 года, но в данном случае в общемировом масштабе. Эта нынешняя, угрожающая нам сегодня глобальная альтернатива дефляционному коллапсу предполагает не только опустошительные дефляционные потери: она может привести к исчезновению целых валютных систем.

В настоящее время, когда мировая денежно-финансовая система изнутри сжата тисками этих двух ныне взаимозависимых, но также противоположных альтернативных тенденций, каждая из них с каждой неделей становится все опаснее: система выдерживает усиливающееся давление дефляционного коллапса только за счет того, что руководство правительств и международных финансовых институтов позволяет наращивать темп, с которым гиперинфляционные инфузии финансового роста раскручивают скрытую под ними спираль инфляции. Сейчас темпы роста финансовой инфляции устремлены на самом деле не вверх, не в небеса, а напротив, в преисподнюю — в ад, который наступит как только накопленная финансовая инфляция обернется инфляцией цен на товары. При сохранении прежней англо-американской политики, отсроченные проявления этой скрыто раскручиваемой гиперинфляции взорвется по модели, аналогичной германской валюте в марте-октябре 1923 года, но на этот раз в мировом масштабе.

Таким образом, при сложившихся ныне условиях, все более точное прогнозирование, если еще не предсказание, к сожалению, становится все более возможным с каждой неделей. Соотношение двух синхронно развивающихся валютно-финансовых процессов, на фоне сужающейся базы физической экономики, определяет кривую самораскручивающейся нестабильности, наподобие римановской модели генерации сверхзвуковой ударной волны. Набор параметров приближается к критическому. Тенденция последних месяцев к все более дикой сверхнестабильности колебаний финансовых рынков отражает приближение к этому граничному условию, создавая подобие усилий пожарника, который пытается затушить пожар все возрастающими количествами холодного, как лед, бензина.

В этой картине огненной эпохи, председатель Федерального резерва Алан Гринспен напоминает Сенеку, в последний раз принимавшего ванну, а министр финансов США Ларри Саммерс — Нерона, пиликавшего на скрипке, когда горел Рим.

Итак, у нынешней системы в наличии два пути к самоуничтожению, которое неизбежно, если не вмешается третья альтернатива. Рационально лишь единственное осуществимое решение: оно состоит в реорганизации нынешней системы через банкротство самостоятельными, но скоординированными решениями правительств наций-государств, что позволит практически одновременно создать новую систему, основанную прежде всего на принципах модели, которая действовала в 1945-58 г. в период послевоенной Бреттонвудской системы.

Мы должны стремиться к скорейшему внедрению этой модели старого Бреттонвудса времен плана Маршалла по той причине, что в момент, требующий внезапного принятия политических решений, необходимо иметь перед собой ясный прецедент. Революционный характер действия должен ограничиваться самим действием, не обременяясь дополнительными мерами, для которых не найти столь же очевидного прецедента. После того, как мы учредим новую систему, основанную прежде всего на лучших чертах протекционистской модели периода 1945-58 гг., мы сможем дополнить ее при необходимости дальнейшими инновациями, но не быстрее, чем это позволит осмысленное принятие решений в условиях относительно меньшей неотложности.

Следует признать, что среди ведущих стран мира Соединенные Штаты, в тенденциях формирования текущей политики на уровне правительства и основных средств обработки общественного мнения, являются слабым звеном, в силу болезненной приверженности США нынешним англо-американским методам, и это представляет наибольшую непосредственную опасность для глобальной цивилизации. Однако несмотря на то, что многие влиятельные круги ведущих стран согласны с тем, что нынешнее состояние американских (и английских) стратегических институтов поистине плачевно, каждая из ведущих стран, как свидетельствуют все более распространяющиеся настроения в мыслящих кругах Западной Европы, задается вопросом: может ли мир как единое целое пережить надвигающийся кризис, если самозваная военная сверхдержава, США, не начнет выполнять более целесообразную, более осмысленную роль в международных отношениях, чем та роль, которую она взялась играть с конца 1989 года? Да, саморазрушительная политика имеет преимущественно британское авторство, как видно из худших образцов луддитского безумия в правительстве Блэра («Третий путь»), однако то обстоятельство, что такая политика принята на вооружение Соединенными Штатами, представляет наиболее существенную проблему, стоящую перед человечеством в целом.

В этом аспекте из моего исключительного успеха в практике долгосрочного прогнозирования за последние сорок лет можно извлечь существенный урок.

В мировой экономической ситуации, которую я только что описал, очень мало осталось за пределами моих предвидений 1958-73 годов; я излагал эти прогнозы в разных письменных формах, в лекциях, которые я тогда читал, и в дальнейшем обновлял их. Изучив прогнозы, которые содержались в моих лекциях в различных университетах и прочих аудиториях в интервале 1966-73 гг., можно обнаружить, что все ключевые события, происшедшие в мире с 1986 года, изложены там с относительно большой точностью.

В течение последних четырех десятилетий мне много раз с грустью приходилось наблюдать, как разрушали себя неразумные компании и национальные экономики, причем вполне предсказуемо и многократно. В самых простых случаях разорение было результатом приверженности краткосрочным соображениям, в то время как среднесрочные результаты этой политики были разрушительны. В других, более серьезных случаях, когда кризис охватывал правительства и крупные частные предприятия, преувеличенное внимание к ожидаемому среднесрочному результату ослепляло политических деятелей и они не видели разрушительных последствий своих решений на долговременный период, скажем, на интервал жизни одного поколения. Большинство бедствий, поразивших национальные экономики в течение последних десятилетий, были проявлением именно того типа разрушительных тенденций, о которых я предупреждал все более широкую аудиторию специалистов и государственных деятелей.

Этот пример результатов моего метода прогнозирования дает основания для соответствующих исследований особенностей успешного подхода к долговременному экономическому прогнозированию, о чем я только что рассказал на примере возможной степени точности, с которой научные прогнозы отличаются от более популярного и иллюзорного способа гадания на картах или на колебаниях хрустального шарика, обычно выдаваемого за статистическое прогнозирование.

То есть, если мы рассмотрим последовательность событий, происшедших с середины 60-х годов до нынешней угрозы мировой финансовой катастрофы, и сопоставим их с тем, что я предсказывал, то так мы получим как бы «замедленную съемку» представления о том, как предвиденные, и следовательно, предвидимые результаты критически значимого выбора, который был и не был сделан, формируют долговременное развитие прогнозируемых последствий вероятных тенденций в процессе принятия политико-экономических решений на уровне правительств ведущих государств и других институтов власти.

Только что изложенные соображения иллюстрируют природу и надлежащую роль долговременного прогнозирования. Таким образом, нам осталось рассмотреть одну проблему, еще более важную: как мы можем предвидеть и какими действиями сможем оказать влияние на культурные парадигмы, которые, в свою очередь, определят способ ответа народов и других субъектов, формирующих политику, на шок такого рода глобального финансового и политико-экономического кризиса, который стремительно приближается?

Первый урок долговременного прогнозирования состоит в том, что неспособность прогнозирующего субъекта воздействовать на круги, принимающие решения, не обязательно является результатом некоего присущего ему недостатка доказательности или ораторских способностей. Следует признать тот простой факт, что на протяжении истории большинства культур и народов — как и сейчас, даже в респектабельных вашингтонских кругах, — люди не хотели слышать голос правды, если им казалось, что эта правда шла вразрез с предубеждениями, воспринятыми на уровне сознания в качестве аксиоматического авторитета.

И только когда шоковый характер событий заставляет людей сомневаться в их привычном образе мысли, народам открывается нелицеприятная правда об их собственных глубоко укоренившихся представлениях. В истории существует время и место, где и когда народы жаждут услышать правду; чаще всего, действительно точным прогнозам не по своей вине приходится увядать на неплодородной почве общественного мнения. Качественные долговременные прогнозы похожи на стойкие семена, которые выживают в неблагоприятных условиях и прорастают в благоприятной обстановке; существенным качеством прогнозиста является способность признать это обстоятельство и действовать в соответствии с ним.

Ныне пришло время всходов семян. В этом суть проблемы, которую я ставлю перед вами сегодня.

В первые месяцы 2000 года еженедельник EIR опубликовал четыре мои работы, которые имеют особое и непосредственное отношение к упомянутому здесь предмету культурных парадигм. Вместе с тем, что я сейчас добавлю к этому, эти четыре статьи представляют мои взгляды как единственного в настоящее время соперника вице-президента Альберта Гора в демократической номинации. Предназначение этих четырех тем, как и всего настоящего доклада, состоит в том, чтобы изложить перспективу тех самых безотлагательных политических решений, которые могли бы вывести мир из того катастрофического глобального стратегического кризиса, который грозит всем регионам и странам.

Первая работа из этой серии опубликована в выпуске за 28 января. Она состоит из трех частей. Первая часть — изложение моего телевизионного обращения от 14 января о предмете «Очевидного предназначения [Manifest Destiny] Американской республики». Второй фрагмент представляет собой (в кратком изложении Нэнси Спаннаус) наиболее значимый прецедент моей формулировки внешней политики — речь Госсекретаря США Джона Квинси Адамса 1823 года. Третий фрагмент представляет еще один прецедент предложенной мною политики. Его автором является Джеймс Блэйн, Госсекретарь США в 1881 и позже в 1889-92 гг.

Второй публикацией была моя статья на тему «Наступающая смерть системного анализа», где излагаются новые, революционные стандарты ведения расчетов, требуемые для управления всеобщей экономической и монетарной реорганизацией и восстановлением экономики в сегодняшнем мире. Эта статья, написанная 2 марта, опубликована в выпуске от 31 марта.

Третья публикация того же времени озаглавлена «Когда Андропов сыграл Гамлета». В ней представлены действия генеральных секретарей ЦК КПСС Юрия Андропова и Михаила Горбачева как в классической трагедии в традиции Эсхила, Шекспира и Фридриха Шиллера. Гамлетовская ошибка Андропова, начиная с 24 марта 1983 года, состояла в решающем повороте в стратегическом мышлении, который по существу обусловил разложение советской системы до состояния 1989-91 гг. и последующий коллапс. Эта работа адресована аналогичной и потенциально даже более опустошительной глобальной трагедии, которая не должна сегодня повториться в американо-российских отношениях. Данная работа опубликована в номере за 21 апреля. (Русский перевод статьи — в Бюллетене № 10 –Прим. ред.)

Четвертая и последняя работа в этой серии, написанная 18 апреля, сосредоточена на последствиях развивающегося процесса дезинтеграции «информационного общества», центром которого являются США и их финансовый пузырь, напоминающий «тюльпановую панику» (речь идет о спекуляции луковицами тюльпанов, которая бушевала в Голландии и XVII веке –Прим. перев.). Эта статья, озаглавленная «Информационное общество: Обреченная империя зла», опубликована в номере за 28 апреля.

В дополнение к этим четырем работам, я обращаю ваше внимание на видеозапись моего выступления на конференции в Австралии, состоявшегося в конце апреля (см: «Конечная фаза обанкротившейся системы: что должны теперь делать страны», EIR, 19 мая 2000). В этом обращении я предложил в виде «замедленной съемки» взгляд на характерные изменения в американской и мировой экономике за последние сорок лет, в процессе перехода от относительно эффективной монетарной системы фиксированных обменных курсов периода 1944-1966 гг. к разрушительной модели «плавающих» обменных курсов, внедренной в 1971 году.

Сегодня я предлагаю вашему вниманию еще один ретроспективный образ по типу замедленной съемки — сходный с тем, который я представил австралийской аудитории, но содержательно иной. Это образ изменения характерных культурных черт глобально распространенной европейской цивилизации — изменения, которое берет начало с момента покушения на президента США Уильяма Мак-Кинли 6 октября 1901 года, и его последующей смерти 25 октября. Именно в области таких культурных факторов представляется возможным предвидеть, какие возможные варианты критического выбора в политико-экономической сфере наиболее вероятны в условиях ныне разворачивающегося кризиса.

Замена президента Мак-Кинли, последнего представителя патриотов-ветеранов гражданской войны, закоренелым наследником Конфедерации, президентом Теодором Рузвельтом, ознаменовало фундаментальный стратегический сдвиг не только в формировании американской политики, но и в мировом политическом процессе.

Этот сдвиг в американской стратегии, достигнутый ценой жизни президента Мак-Кинли, создал возможности для реализации намерения короля Британии Эдуарда VII вовлечь Францию и Россию в британский план уничтожения Германии и России. Этот сдвиг в американской культурной парадигме, лишь на короткое время преодоленный правительствами Франклина Рузвельта и Джона Кеннеди, стал, усилиями президентов Теодора Рузвельта и фанатика Ку-клукс-клана Вудро Вильсона, драматическим отказом от антибританской традиции всех американских патриотов в период до смерти Мак-Кинли. Это была измена патриотическим традициям моей страны, и эта измена сделала Соединенные Штаты в течение почти всего двадцатого века немым гигантом с глиняной головой, фактическим Големом, фактическим придатком британской системы «свободной торговли» и подобных политических парадигм.

Результатом принятия Соединенными Штатами этой британской политики была «Великая депрессия», вторая мировая война и последующее и длительное противоборство периода 1945-1989 годов — тенденция англо-американской глобальной политики, которая продолжается до сегодняшнего дня.

Именно эта смена культурной парадигмы правительством США в период правления Теодора Рузвельта и Вильсона установила возрастающее, почти диктаторское господство британо-американо-канадских (БАК) интересов которое в США конентрировалось в комплексе финансовых домов Уолл-стрита и связанных с ними крайне влиятельных юридических фирм. Роль этого БAК в послевоенный период иллюстрируется примером ныне покойного Джона Дж. Макклоя. Англофильский союз между конгломератом Уолл-стрита и традицией Конфедерации стал краеугольным камнем той тенденции, которая лишь за кратковременными (не считая Ф.Рузвельта) исключениями, доминировала в дальнейшем в американской политике, во все возрастающей степени с 1901 года. Это наследие периода правления Тедди Рузвельта и есть тот враг, которому противостоял Франклин Рузвельт, и то декаденство, которому бросил вызов президент Кеннеди, и которое я принял решение побороть, сохраняя решимость с времен моей военной службы в Азии в период второй мировой войны.

Рассмотрим мировую историю последнего десятилетия в свете этого наследия убийства Мак-Кинли.

Рассмотрим совместные усилия премьер-министра Великобритании Маргарет Тэтчер, президента Франции Франсуа Миттерана и президента США Джорджа Буша, по использованию коллапса советской системы для установления нынешнего англо-американского слепка со старой Римской империи — нового мирового порядка, как его называл декадентствующий Буш. Этому глобализованному, преимущественно англо-американскому новому мировому порядку была предписана та же роль, что и гитлеровскому проекту «тысячелетнего рейха» — роль всемирного диктаторского режима, правящего миром столь долго, сколь позволяет воображение. Эта хищническая доктрина «свободной торговли» и глобализации является естественным порождением этой специфической новой формы симбиоза Лондона и Уолл-стрита, который консолидировался в момент убийства Мак-Кинли.

В то время как президент Франклин Рузвельт был намерен освободить мир от господства «свободной торговли» и колониального наследия, за его безвременной смертью в самом конце второй мировой войны немедленно последовала реставрация колониалистского режима политически коррумпированным руководством Гарри Трумэна. Трумэн был использован кругами, связанными с Бертраном Расселом и др., для воцарения ядерной угрозы и других отталкивающих атрибутов мирового порядка, которые привели нас через длительный период конфликта англо-американцев как с СССР, так и с руководством «Движения неприсоединившихся стран», к той катастрофической ситуации, которая сложилась в течение десятилетия после 1989 года. Это, в свою очередь, привело нас к нынешнему порогу глобальной катастрофы.

Чтобы эффективно действовать в ситуации созревшего глобального кризиса, мы должны отложить в сторону популярные СМИ и не слушать телевизионные ток-шоу и не менее глупые комментарии о последних новостях. Из самой совокупности вроде бы различных глобальных тенденций прошедшего столетия мы должны вывести единую концепцию, единый принцип, посредством которого мы сможем распознать реально действующие, долговременные силы, определяющие курс современной истории. Для этой цели нам прежде всего следует обратиться, последовав примеру великого поэта, драматурга и историка Фридриха Шиллера, к истории зарождения ныне глобально распространенной европейской цивилизации с возникновения классической Греции.

С периода расцвета классической Греции, места рождения сегодняшней мировой европейской цивилизации, эта цивилизация во все времена была предметом борьбы противостоящих культурных сил — классической традиции Греции и наследия месопотамской олигархической модели, породившей древнюю языческую Римскую империю. Это месопотамское наследие христианские и иудейские авторы первого века н.э. называли либо «новым Вавилоном», либо «вавилонской блудницей».

Сегодня «вавилонскую блудницу», наследие языческого имперского Рима, можно распознать в так называемой романтической культурной традиции. По существу, все внутреннее развитие европейской цивилизации, с момента зарождения в классической Греции, представляет собой именно непрерывный конфликт между двумя непримиримыми культурными течениями — классическим и романтическим. Одно из течений соотносят с республиканской моделью, представленной реформами Солона и диалогами Платона, другое — с древней Месопотамией, Тиром и языческим Римом.

Именно на протяжении этого 2500-летнего периода истории европейской цивилизации мы можем выявить те скрытые аксиоматические силы, игра которых обусловила преобладание англо-американского вектора в формировании мировой истории последнего столетия.

Самый эффективный способ изображения этого исторического культурного конфликта в учебной аудитории состоит в том, чтобы рассматривать каждое из этих соперничающих культурных течений как две взаимно несовместимые физические геометрии. Их можно характеризовать как различные мыслительные установки. Описание этой борьбы уместно начать с рассмотрения этих геометрий, этих двух противоположных способов мышления в плане соответствующих непримиримых различий между противоположными наборами базовых определений, аксиом и постулатов. Вместо того, чтобы путаться в бесполезной неразберихе, споря о теоремах каждого из двух наборов, сосредоточимся на аксиомах, определяющих пути формулировки и доказательства теорем.

Самым существенным различием между классическим и романтическим способом мышления является их взаимно противоположное представление о природе человека. Романтическая традиция, типичными образцами которой являются такие звероподобные личности, как Томас Гоббс, Джон Локк, Адам Смит и Иеремия Бентам, определяет саму природу человека как хищного и злобного существа, как простую разновидность животного, с устойчивыми и в основном дикими врожденными чувственными импульсами. Отношения между человеком и природой и между человеком и человеком рассматриваются в понятиях чувственного восприятия. Классическая же традиция, особенно в ее христианском воплощении, определяет человека-индивида как носителя прирожденного добра, и рассматривает его отдельно от животного царства и выше его, как образ Творца нашей Вселенной, или, по платоновскому диалогу «Тимей», как отражение того познаваемого Сочинителя, который создал Вселенную.

В романтической традиции естественный порядок в обществе проявляется в том, что некоторые люди существуют за счет других, обращаясь с ними как со скотом — методами разведения, использования и отбраковки. В соответствии с этим хищническим, то есть олигархически искаженным представлением об устройстве общества, Джон Локк дает свое определение собственности, содержащее понятие «рабовладельческая стоимость» (ныне это именуется «акционерной стоимостью»). К той же бестиальной категории определений, свойственной Локку, Адаму Смиту и утилитаристам, относится мистический, иррационалистический аргумент Франсуа Кенэ в пользу того, что он именует laissez-faire.

В последнее время рост влияния нового типа фашистского бунтарского движения в США, примерно с середины 1970-х гг., представляет собой новый замес наследия Джона Локка с крайней формой радикального позитивизма в политических и правовых воззрениях — позитивистское искажение права, по существу даже худшее, чем это наблюдалось у Савиньи, Карла Шмитта и Роланда Фрейзлера в тридцатые годы в Германии.

Эта отчетливо и аксиоматически фашистская тенденция в современных Соединенных Штатах наиболее ярко представлена нынешним большинством Верховного Суда США, в центре которого — наиболее оголтелый проповедник так называемой «акционерной стоимости» Антонин Скалия. Аргументы Локка в пользу системы рабского труда во имя «рабовладельческой стоимости», «акционерная стоимость», отстаиваемая Аланом Гринспеном (фанатиком Эйн Ранд) и Скалией, как и предложения запатентовать как собственность генетическую формулу своего организма, представляют собой аксиоматически ложное определение человеческой природы как обыкновенного животного, скотины, которую владельцы «акционерной стоимости» могут разводить, использовать и отбраковывать. То же наследие представлено сегодня и чиновниками «Организаций управляемого здравоохранения» [Health Maintenance Organizations — HMO] в США, которые фактически воспроизводят политику нацистов по отношению к «лишним ртам», политику, применяемую к «жизням, которые не стоят существования». Эти бестиальные представления о человеке, и их германские аналоги в духе философии Савиньи (который давал уроки права Карлу Марксу), в европейской цивилизации выведены из языческого римского права и римского понятия о «vox populi» — «гласе народа».

Несмотря на то, что культура древнего языческого Рима вполне распознается всеми квалифицированными историками как наследие олигархического зла древних месопотамских культур, а также Тира, более непосредственным предшественником Рима в культурном отношении была Спарта, поскольку кодекс Ликурга связан с дельфийским культом пифийского Аполлона. Этот культ породил хищнические обычаи в некоторых сословиях латинян, когда масса служителей культа, populari (букв. «хищники»), использовались правящей олигархией в качестве военной силы для ограбления и порабощения своих соседей.

Все формы европейского фашизма восходят непосредственно к этому спартоподобному или языческо-римскому наследию. Развращенный образ мыслей, внушавшийся населению (populari), использовался правителями для насаждения массе рядовых римлян догмы, известной как vox populi — народной массе, которая считалась дикой стаей. Эта догма сходна с теми представлениями, которыми руководствовалась афинские демократы, умертвившие Сократа. Вся эта романтическая традиция языческого Рима дошло до нашего времени; философски иррационалистическое поклонение языческим богам и нынешнее поклонение общественному мнению и вкусам суть одно и то же.

Это оруэлловское представление о vox populi или «общественном мнении» является злонамеренным изобретением, скопированным на реальность современного коррумпированного общества и используемым как средство контроля оглупленной массы народных политических овец в духе повествования Франсуа Рабле о Панурге и самоприговоренном Дин-Доне и его овцах. Это общественное мнение никогда не выражало чьих-либо интересов, кроме интересов правящей олигархии, будь то в древнем Риме или нынешних Соединенных Штатах. Поэтому президент Авраам Линкольн удачно высказался о безрассудстве современных типичных американцев: всех их обманывают весьма долго, а некоторых — постоянно. К счастью, не всех американцев можно обманывать все время, но все же весьма долго.

Напротив, классическая концепция человека опирается на те познавательные силы индивидуального разума, посредством которых постигаются правдиво подтверждаемые и справедливые, универсальные физические и другие универсальные принципы, такие как принципы классического искусства и открытия, и этими достижениями пользуется все общество. В классической культуре именно идеи, рожденные из познания (как описывается когнитивное рождение идей, в этом смысле слова, в сократических диалогах Платона) дают нам эмпирически доказуемое определение человеческой природы, как содержащейся в естественной доброте и плодотворности этих познавательных сил.

Благодаря одобрению христианством этой классической греческой концепции универсальности и добра, присущих новорожденному человеческому индивиду, с течением времени выяснилось, что, согласно универсальному принципу, никакое правительство или его правящий орган не имеет морального авторитета для управления, если он не привержен намерению обеспечить общее благосостояние всех граждан и их потомства. В этом — краеугольный камень естественного права. Революция в государственном строительстве, происшедшая в Европе в период Возрождения XV века, утвердила практические прецеденты республиканского принципа всеобщего благосостояния (или общего блага) во Франции при Людовике XI и в Англии при Генрихе VII. Отзвук этих прецедентов мы находим в трех первых параграфах Декларации независимости США (1776) и преамбуле Федеральной Конституции США (1789).

С ослаблением власти землевладельческой аристократии, с падением власти Меттернихов, принципиальный конфликт в рамках глобально распространенной европейской цивилизации принял, в частности, форму противостояния между республиканцами типа президента США Авраама Линкольна и олигархическими интересами, идеологиями лондонского Сити, банкиров Уолл-стрита и рабовладельческой системы Юга.

В этом противостоянии наследие Линкольна представляет классическое республиканское наследие, в то время как приемные сыновья Уолл-стрита, порождения предательской Конфедерации — Теодор Рузвельт, Вудро Вильсон, и позже Кэлвин Кулидж, Ричард Никсон, Джимми Картер и Джордж Буш, как и предшественники Линкольна — старые предатели, работорговцы и негодяи в должности президентов США Ван-Бюрен, Полк, Пирс и Бьюкенен — олицетворяют тип политического правления, в котором доминируют интересы англо-американской финансовой олигархии.

Чтобы понять историю античной, средневековой и современной Европы, абсолютно необходимо избегать попадания в дискуссию по конкретным текущим проблемам, как будто эти проблемы, сами по себе, могут служить причиной основных политических и других конфликтов. Чтобы понять всю историю всемирно распространенной европейской цивилизации или какую-либо ее часть, необходимо определить первопричину нынешних проблем, которая лежит в продолжающемся противостоянии олигархической (романтической) и республиканской (классической) концепций человека и взаимоотношений человека и природы.

Теперь рассмотрим следующую схему «замедленной съемки» самых необходимых эпизодов из истории европейской цивилизации с момента славной первоначальной победы Соединенных Штатов и их союзников и друзей над тиранией британской монархии 1776-83 г. Этот краткий обзор абсолютно необходим для того, чтобы представить более ясное видение ведущего принципа этого периода современной истории.

Начиная с 1782 года лорд Шелбурн, в тот период премьер-министр Англии и сотрудник Ост-Индской компании, вознамерился уничтожить одновременно режим Людовика XVI во Франции и молодые Соединенные Штаты. Сущность политики Шелбурна была изложена во время предварительных переговоров о мирном договоре между Британией и Францией (1782). Методы, которыми он пользовался, лучше всего иллюстрируются назначением его лакея Иеремии Бентама на пост фактического руководителя Форин-Оффиса, «тайный комитет» которого, в числе прочих, разрабатывал и направлял якобинский террор во Франции.

Главной мишенью этих интриг были влиятельные сторонники Американской республики во Франции. Посредством «договора о свободной торговле», навязанного Франции кругами Шелбурна, французская монархия была разорена, чему способствовал агент Шелбурна, министр финансов Франции Жак Некер.

Когда фракция Лафайета попыталась спасти ситуацию через конституционную реформу, Бентам подстроил дискредитацию лафайетовской фракции, развязав якобинский террор, используя таких агентов, как Филипп Эгалите, герцог Орлеанский, а также Некера и таких воспитанных и управляемых Лондоном якобинских демагогов, как Робеспьер, Дантон, и Марат.

Пять лет якобинского террора, начиная с 14 июля 1989 года и вплоть до смерти массовых убийц Робеспьера и Сен-Жюста, уничтожили значительную часть национальной французской республиканской интеллигенции — с тем же результатом, какой мы видели в нынешних американских школах. Истребление разумной элиты Франции подготовило условия, в которых политическое лидерство миновало достойные руки «автора победы» Лазара Карно и досталось вначале зловещему Барра, а затем первому фашисту современности, псевдо-цезарю Наполеону Бонапарту. Сегодня следует признать, что Наполеон был предшественником тирании Бенито Муссолини в Италии, примеру которого последовали Гитлер и современный Муссолини — Тони Блэр.

Венский Конгресс и в том числе навязанная им реставрация французской монархии во главе с британской марионеткой, вкупе с последующими карлсбадскими декретами Меттерниха, поставили под угрозу само существование молодой Американской республики. В этих условиях, вслед за срежиссированным Меттернихом конгрессом свального греха в Вене, вся Европа, включая Габсбургов и финансовую олигархию, была втянута в операцию по уничтожению молодых американских государств, и в первую очередь Соединенных Штатов.

Этот Венский Конгресс, вкупе с реставрационной монархией во Франции, был стратегической катастрофой для Европы, и в равной степени катастрофой для США. Последствия Венского конгресса смогла повернуть вспять только победа президента Авраама Линкольна над предательскими локковскими Конфедеративными штатами Америки — проектом, который вынашивал лорд Пальмерстон.

Победа Линкольна и блестящий успех американской экономической мобилизации 1861-1876 гг. сделали США державой мирового масштаба и моделью новой индустриальной экономики нации-государства. Вслед за Филадельфийской выставкой, посвященной 100-летию Декларации Независимости, эта модель американской системы политической экономии Гамильтона-Кэри в качестве политики экономического развития была воспроизведена в конце прошлого века Эмилем Ратенау в Германии, Д.И.Менделеевым и С.Ю.Витте в России, кругами Сунь Ятсена в Китае, как и в других странах.

Чтобы воспрепятствовать распространению американской модели экономики в другие части американского континента, в Германию, Россию, Японию, в руководимый новыми лидерами Китай и куда-либо еще, Британская монархия предусмотрительно развязала первую мировую войну. Под руководством принца Уэльского, а позже короля Эдуарда VII, британская монархия, используя реваншистскую антигерманскую панику, катализируемую во Франции с помощью дела Дрейфуса, подготовила заключение пакта Антанты («Сердечного согласия»), и через другого племянника Эдуарда, патетического Николая II, падение царской системы в России. Британская поддержка первой китайско-японской войны с целью захвата Японией Кореи и провоцирования русско-японской войны 1905 года была решающей прелюдией балканских войн и той общей мобилизации России против Германии, которая по существу развязала задуманную Эдвардом VII первую мировой войну

Стратегический мотив Британии в разжигании первой мировой войны состоял в том, чтобы заставить евразийских последователей модели агроиндустриального развития Гамильтона-Кэри вцепиться друг другу в глотки и разорвать союз Соединенных Штатов с такими традиционно дружественными им в XIX веке государствами, как Россия и Германия. Центральным вопросом для Лондона было влияние успеха американской трнасконтинентальной железнодорожной системы на возрождение в Европе Менделеева, Витте, Ратенау и Сименса давних инициатив Фридриха Листа о развитии железнодорожных путей в почти нетронутой сердцевине Евразии. Этот проект развития системы железных дорог, который мы возродили в начале 1990-х годов под названием Евразийского наземного моста, стал центральным фокусом в намерении Лондона разрушить Германию и Россию через конфликт, вылившийся в первую мировую войну.

Британцы не смогли бы начать эту войну без двух предварительных условий — обеспечения разрыва США с традиционными союзниками в Европе и привлечения индустриальной мощи США на свою сторону конфликта.

Таким образом, с 1782 года вплоть до разгрома Конфедерации, британская политика в основном была направлена на изоляцию и разрушение Соединенных Штатов, на их экономическое разорение, на их распад на враждующие и воюющие княжества, легко манипулируемые и контролируемые из Лондона. Провал пальмерстоновской Конфедерации предопределил сдвиг в британской политике от прямых попыток расчленения к попыткам политического подкупа. Убийство президента Мак-Кинли при участии пресловутого нью-йоркского «Центра социальной помощи» на Генри-стрит, практически одним ударом помогло Британии добиться своей цели в двадцатом веке.

Теодор Рузвельт, поддерживаемый такими гнусными созданиями, как генеральный прокурор США Чарльз Бонапарт, член семьи французского диктатора, учредил политико-полицейскую систему по модели французского наполеоновского полицейского государства на базе министерства юстиции, основав ведомство, ныне известное под названием ФБР. Согласно той же модели, значительная часть федеральной исполнительной бюрократии, при участии коррумпированного демократического предшественника Тедди Рузвельта — Гровера Кливленда, стали элементами госбюрократии европейского образца, бюрократии, прямо контролируемой представителями финансовых домов Уолл-стрита и связанных с ними юридических фирм.

В периоды президентства Тедди Рузвельта, племянника и протеже бывшего шефа разведслужбы Конфедерации, пресловутого флибустьера капитана Джеймса Буллока, и Вудро Вильсона, фанатического сторонника Ку-клукс-клана, была создана Федеральная резервная система, у истоков которой стояли агенты Касселя — банкира Эдуарда VII; трансформации подверглись и правительственные институты Соединенных Штатов. Лондон и его приспешники с Уолл-стрита полагались в основном, в тот период и при выдвижении кандидатур Буша и Гора на выборах 2000 года, на объединенную политическую и социальную базу, обеспечиваемую Уолл-стритом и сохранившуюся традицию Конфедерации.

Именно избрание президентом Франклина Рузвельта на время вернуло патриотические течения во властные структуры Соединенных Штатов после тридцатилетнего перерыва. Именно разрушение этого наследства Франклина Рузвельта такими средствами, как убийство его почитателя Джона Ф.Кеннеди, в период с начала «Южной стратегии» Республиканской партии середины-конца 1960-х гг., способствовало превращению старой Конфедерации в союзе с финансовой мощью Уолл-стрита в доминирующую прорасистскую силу в Верховном Суде США, в Конгрессе, в горовской фракции Демократической партии США и в значительной части перманентной исполнительной бюрократии.

В этом процессе силы БAК все время с момента смерти Франклина Рузвельта посвятили попыткам уничтожения того, что бывший Госсекретарь Генри Киссинджер презрительно называл патриотической «американской интеллектуальной традицией». Типичную роль в этом сыграли радикальные позитивистские теории Норберта Винера и Джона фон Неймана, в сочетании с разлагающим влиянием Франкфуртской школы, которая, словно улей культурных термитов, была помещена для размножения в интеллектуальные учреждения США. Растление, характерное для традиции языческого Рима, взяло под контроль в основном массовую и академическую культуру современных США, как и аналогичные европейские возрастные группы и по существу вытравило все остатки классической традиции из ведущих представителей всех возрастных групп моложе 50 лет.

В результате этих и других злонамеренных воздействий на пострузвельтовские США поколение в возрастном интервале от 35 до 55 лет, занимающее сегодня ключевые позиции в исполнительной власти, за немногими, хотя и важными исключениями, растеряло те моральные и интеллектуальные качества европейцев и американцев, которые сформировались в период «Великой депрессии» и последовавшей за ней войны.

О роли большого и внезапного шока

В таких условиях единственной надеждой цивилизации является серьезная встряска, которая расшатает доверие ко все еще преобладающим научным и культурным нормам поведения среди лиц в возрасте до 55 лет. В современной истории США необходим такой тип шока, каким была бомбежка Японией военной базы Пирл-Харбор. Этот шок угрожающе вероятен в форме катастрофического коллапса нынешней мировой финансовой системы — в тот день, когда в кухне загорится свет и тараканов охватит паника.

Чтобы выявить более глубокие причины нынешнего стремительного общего коллапса, затронувшего не только мировую финансовую систему, но и мировую реальную экономику, мы должны сосредоточить внимание на семи структурных изменениях в форме современного европейского нации-государства, на изменениях, которые произошли в период после бомбежки Хиросимы.

В течение всего пострузвельтовского периода и до настоящего времени самым заметным изменением было первое изменение — проведение политики ядерного вооружения, включая инициативу так называемого «упреждающего ядерного удара» по Советскому Союзу, как было сформулировано в политическом заявлении Бертрана Рассела в «Бюллетене ученых-атомщиков» в сентябре 1946 года. Изначально и на протяжении десятилетий Рассел, не скрывавший своей «пылкой» ненависти к США, стремился к тому, чтобы прекратилось само существование суверенных наций-государств, и посвятил себя разработке новой версии старой Римской империи, которую определил как «мировое правительство».

Рассел неоднократно заявлял, что его версия «мирового правительства» (также называемого «глобализацией» и «господством права») сбудется в виде побочного эффекта панического бегства правительств, перепуганных ядерной угрозой, в договоры по ограничению вооружений. Карибский ракетный кризис 1962 года, сдирижированный из Лондона Бертраном Расселом, и последующее убийство Джона Ф.Кеннеди запустило этот процесс на полную скорость.

Вторая цепочка радикальных изменений последовала немедленно вслед за убийством Кеннеди. (До самой смерти Рассел принимал участие в разработке всех этих чудовищных схем). Это изменение в общем виде состояло в саморазрушении значительной части поколения студентов, родившегося после окончания войны; итогом стала так называемая «рок-нарко-секс-контркультура».

Отбор новобранцев в эту контркультуру для их последующего роста, ступень за ступенью, к высоким постам в правительстве и других правящих учреждениях, вырастил ударные батальоны того типа, который был ранее описан британским бригадиром Джоном Ролингсом Рисом из лондонской Тавистокской клиники. Эти жертвы «рок-нарко-секс-контркультуры» выполняли роль протеррористической толпы, подобной робеспьерам, маратам, дантонам, и сен-жюстам 1789-1794 годов, как явствует из примера группы Баадера-Майнхоф, чтобы в дальнейшем использоваться для других радикальных изменений, оказавших опустошительное воздействие на правительства, экономику, философию права и ведущие учреждения США, Западной Европы и др.

Третье радикальное изменение состояло в намерении сдержать рост технического прогресса — либо во имя защиты «окружающей среды», либо для предотвращения разработки «технологий двойного применения», с использованием шарлатанского трюка, основанного на софистическом допущении о возможности применения этих запрещенных технологий для производства «оружия массового уничтожения».

Это изменение было впервые внедрено в 1966-67 годах, в виде огромных сокращений в программе космических исследований Кеннеди, под предлогом «возвращения расходов с небес на землю», якобы для того, чтобы преодолеть бедность (что оказалось ложью). Полномасштабная кампания на эту тему развернулась в 1970-71 годах под «экологическими» лозунгами. Сдвиг культурной парадигмы в политическом подходе к науке и технике, в сочетании с разрушительными последствиями превращения МВФ в «денежную систему плавающих валютных курсов» в августе 1971 года, привело к прогрессирующей стагнации и коллапсу как темпов динамики производительных сил, так и жизненных стандартов во всей Европе и Америке и к неописуемой катастрофе в Африке.

В период правления администрации Картера, сформированной Трехсторонней комиссией, произошло четвертое аксиоматическое изменение, представлявшее собой полномасштабную попытку уничтожения наиболее существенных основ американской экономики. Эта тенденция была наиболее заметной в сфере базовой экономической инфраструктуры. Как выяснилось в дальнейшем, это была существенная составляющая попытки прекратить существование суверенных наций-государств. Поль Волькер, назначенный Картером на пост председателя Федерального Резерва, разрушил американскую экономику до такой степени, что последствия этого разрушения не преодолены по сей день. Это было сделано во имя достижения «контролируемой дезинтеграции экономики», как записано в цитатниках Трехсторонной комиссии, которые Волькер цитировал в 1979 году при выдвижении его на пост председателя Федерального резерва.

Пятым покушением на цивилизацию был процесс вытравливания классических гуманистических форм из программ образования, начиная с общественных школ и вплоть до университетов.

В-шестых, и это особо существенно, без антифритредерских, протекционистских мер, типичных для американской системы политической экономии, невозможно существование самостоятельной формы здоровой экономики. Никакая национальная экономика, основанная на «свободной торговле», никогда не процветала — иначе как путем ограбления собственных природных ресурсов и населения, как Британия, или путем ограбления колоний, что было свойственно Британской империи и что практикует Англо-американская сверхдержава с 1989 года. Применение налогообложения, тарифов, политики равноправной торговли, общественных инвестиций в основную экономическую инфраструктуру необходимо для установления уровня цен, при котором достигаются долгосрочные, капиталоемкие формы совершенствования производительных сил труда, измеряемые содержанием реальных рыночных корзин на душу населения и на квадратный километр территории.

Догма «свободной торговли», спущенная «с поводка» президентами Никсоном и Картером, разрушила частный производственный сектор реальной экономики США, в частности сельское хозяйство и промышленное производство. Тот же результат можно наблюдать и в Великобритании в период правления Гарольда Вильсона, Маргарет Тэтчер и Тони Блэра, луддитские усилия которых в конечном итоге доведут эти острова до состояния оруэлловского каменного века, ныне именуемого «информационным обществом». Все это делалось в манере, типичной для великих мошенников всех времен, типа Джона Лоу, которые ничто не провозглашают так страстно, как желание громче прославить «свободное предпринимательство».

В-седьмых, без национального банковского сектора (образцом которого был в прошлом Экспортно-импортной банк США), полностью зависящего от института суверенного нации-государства, невозможно мобилизовать и поддерживать низкопроцентное национальное долгосрочное кредитование, необходимое для поддержки разумных форм частной банковской системы и обеспечения темпов продуктивных инвестиций, необходимых для подлинного экономического роста как на уровне государств, так и на уровне международной торговли.

Деградация американской экономической политики по вышеуказанным семи пунктам свидетельствует о степени беспомощности, в которой оказывается целиком вся планета, если эти семь регрессивных тенденций, вместе взятых, не будут преодолены, если не будут вырезаны с корнями метастазы романтической раковой опухоли «глобализации».

Чтобы уяснить важность современной суверенной формы нации-государства, мы должны понять абсолютно необходимую функцию этого института для сохранения цивилизованной формы человеческой жизни на этой планете. Подводя итоги, необходимо подчеркнуть следующее.

Аксиоматическое различие между человеческим видом и всеми прочими живыми видами состоит в функции развития познавательных способностей индивида. Это определяется уникальной способностью человека как вида генерировать подтверждаемые открытия универсальных физических принципов и развивать как классические методы художественной композиции, так и искусство государственного управления.

Именно путем развития этого потенциала индивидуального познания (что соответствует политике в классическом гуманистическом образовании) человеческий вид проявляет свою уникальную способность целенаправленно наращивать потенциальную относительную плотность населения. Именно универсализация социальных отношений, поощряющая развитие и проявление познавательного потенциала каждым членом общества, характеризует суверенное нацию-государство, единственную форму политического института, соответствующую характерной потребности в истинной личной свободе, которая является природной потребностью человеческого вида.

Именно через стимулирование открытия таких универсальных принципов (как в виде оригинальных открытий подтверждаемых принципов, так и путем воспроизведения подобных открытий универсальных принципов науки и искусства) человечество приобрело ныне способность предоставить будущим поколениям истинно человеческие условия жизни для каждого жителя планеты. Без продолжения такого рода прогресса достойная человеческая жизнь для всех будет недостижима. Действительно, если эта политика не будет возрождена, то очень скоро на всей планете неминуемо воцарится новая эпоха безвременья.

Поскольку целенаправленное управление страной должно быть организовано в виде грамотной формы научной и языковой культуры, суверенная нация-государство предоставляет возможности применения уникального инструмента для участия индивида во всех сферах жизнедеятельности общества. Такое участие практически исключает возможность использования какого-либо слоя общества в роли человеческого скота, т.е. состояния, до которого, например, доводит жертв своей политики судья-расист Скалия. Роль классической культуры в жизни суверенной национальной республики стимулирует участие индивида в делах всего человечества. Эту перспективу можно сделать универсальной путем распространения и установления в обществе принципа, по которому мир состоит из суверенных наций-государств.

Таким образом, поощрение познавательного метода развития и распространения научной и классической культуры через институты образования и экономику является необходимым условием сохранения цивилизованной жизни на нашей планете.

Чтобы удовлетворить физические потребности всего человечества, необходимо целенаправленно форсировать инвестирование капитала в стимулирование научно-технического прогресса и внедрение его достижений, выражающегося в виде прироста производительных сил труда, в виде возрастания физической мощности человечества, в расчете на душу населения, в масштабе вселенной. Без этого неизбежно возвращение к варварству. Без внедрения протекционистской формы экономики нации-государства, в ближайшие десятилетия неизбежно сползание в беспросветную эпоху варварства.

Таким образом, защита института полностью суверенного нации-государства в модели протекционистской экономики неоспорима; пока этот поворот в политических тенденциях не будет осуществлен, у Соединенных Штатов не будет будущего, как и у всего населения нашей планеты. Апостолы «свободной торговли» и «глобализации» всегда были прислужниками олигархии и врагами человеческой свободы.

Тот тип надвигающегося шока, который я описал, столь же опасен, как война. В этом развитии заключен элемент огромного риска. В подобной ситуации, как и в наиболее искусных фланговых стратегиях выдающихся полководцев, для избежания катастрофы требуется огромная творческая интуиция. Если руководство окажется неэффективным, любой такой кризис чреват трагедией.

В ходе подобных кризисов имеют место кратковременные передышки, во время которых население, или значительная его часть, оказывается открытой к новому лидерству, к новой политике. К счастью для Соединенных Штатов, Франклин Рузвельт воплотил в себе такое качество лидерства, которое также весьма ярко представлено такими боевыми генералами, как Дуглас Макартур. При подобных кризисных обстоятельствах способный лидер никогда не полагается на апелляцию к общественному мнению, он скорее преобразует это общественное мнение, апеллируя к разуму. Он рассчитывает на революцию в мышлении своих подчиненных и вообще тех, кто его слышит. В отсутствии такого лидерства грандиозный кризис, наподобие нахлынувшего сегодня, приводит только к еще более грандиозным катастрофам.

Эта потребность (в лидерстве –Прим. перев.) проистекает из природы поистине трагического кризиса, такого, как ожидает мир сегодня.

Как явствует из великих классических трагедий Эсхила, Софокла, Шекспира и Шиллера, существование человечества может подвергаться опасности (не считая последствий природных явлений, выходящих за рамки доступных нам ныне способов противодействия) исключительно из-за губительно порочного качества либо руководящего органа общества, либо общей культуры этого общества. Таким образом, все рукотворные катастрофы происходят исключительно вследствие затянувшейся приверженности к способу мышления, чуждому принципам, на которых построена вселенная.

Следовательно, с грандиозным кризисом, порожденным таким путем, можно справиться только методами и политическими мерами, которые живущим в этот период поколениям непременно покажутся революционными. Поистине великими лидерами в такие времена становятся те, кто решительно выступает против господствующего общественного мнения с позиции разума и не идет сугубо иррациональным, привычным путем, который привел к кризису. В этом состоит особенность реальных действий по осуществлению серьезных прорывов в истории, которых, как «происков волюнтаризма», боялись верховные жрецы европейской социал-демократии конца девятнадцатого — начала двадцатого века. Жаль этих глупых верховных жрецов! Хотя большинство из них испытало бы обиду от подобного сравнения, но по существу разве не являлись они всего лишь отзвуком глупой и хищной аудитории римского Колизея, которая подбадривала львов, терзающих христиан, и поднимала вверх большой палец, выражая тем самым vox populi? (Как известно, в социал-демократии конца XIX–начала XX века было много течений помимо упомянутых «жрецов»; были и те, кто по гимну «Интернационал» утверждал: «Мы наш, мы новый Мир построим». Линдон Ларуш поясняет, что термином «волюнтаризм» он обозначает только действия, которые по своей форме и содержанию тождественны подтверждаемым первоначальным открытиям универсальных физических принципов. Произвольный, иррациональный подход к принятию решений (типичным примером которого является «неолиберализм» современного постмодернистского типа), квалифицирован Ларушем как опасная форма психической болезни. –Прим. ред.).

Ни одно общество не может уничтожить себя по собственной воле, если его не обрекает на это состояние покорность установившемуся, преобладающему общественному мнению. Индивид или группа лиц, охваченная таким заблуждением, не позволит себе ничего большего, чем апелляция к авторитету общественного мнения, ожидая от него ответа, т.е. к условностям установившегося образа мысли. Таким образом, в конечной фазе любого трагического цикла истории любой страны, любой культуры эта затянувшаяся приверженность к привычному общественному мнению делает народ морально неспособной к выживанию. Падение режимов — не только режима слабого и неумного русского царя Николая II, но и всех последующих с 1917 года поколений реформаторов, служит примером того, как население и его неумные лидеры оказываются в плену привычных предрассудков. Если пораженной кризисом стране предназначено выжить, она должна действовать, как действует ученый, когда сталкивается с устойчивой ошибкой в научном мнении своих предшественников; нация-государство должно выявить и искоренить фатальный порок, заключенный в собственном преобладающем, привычном образе мышления. В этом состоит потребность революционного действия в таких обстоятельствах. Необходимо не только сменить аксиомы, но и произвести действие, которое отражает эту необходимую смену аксиом.

Что же тогда следует изменить в области мнения? Исход всего этого периода мировой истории зависит от того, удастся ли нам распознать правильный выбор этого фактора.

Необходимое сущностное изменение состоит в том, чтобы преодолеть реликты олигархического правления, например, сменить правление финансовой олигархии республиканским самоуправлением. Это означает культурный сдвиг, очистку общества от застарелого сифилиса, от тех романтических пережитков, в плену которых остается сегодня большинство институтов и народов всемирной европейской цивилизации, чтобы вернуть общество в культурные владения антиромантического, классического наследия.

Самое трагическое в культуре Европы и американского континента сегодня — это вытравление классических гуманистических форм образования, классических форм и принципов художественной композиции из всех сфер жизни общества. В том, что сегодня используется в качестве развлечений, в форме общераспространенного мнения, родственного таким деградированным популярным формам развлечений, видны корни нынешней трагедии цивилизации.

Например, популяризация киллерской игры «нинтэндо», или боевых искусств среди детей и внушаемых юношей, — игр, построенных на худшей послевоенной пародии на японскую самурайскую мифологию, — характеризует культуру, которая, уничтожая собственное потомство, признает себя постмодернистской культурой, не имеющей перспективы дальнейшего существования, разве что в самой звероподобной форме.

Основное из вышеизложенных соображений, которые я ранее выработал путем выделения семи актов разрушения нации-государства, состоит в необходимости нового открытия принципа, согласно которому человеческие отношения, в отличие от звероподобных, по существу заключены в тех же познавательных процессах, которые выведены на поверхность в сократических диалогах Платона. Это те же самые познавательные процессы, посредством которых вырабатывается подтвержденный универсальный физический принцип, как и подтверждаемый принцип классических художественных форм сочинения и исполнения. Именно за счет распространения таких познавательных открытий достигается возрастание власти человечества во вселенной и над вселенной, в расчете на душу населения и на квадратный километр территории.

Именно передача от человека к человеку научного и классического художественного познавательного опыта является выражением естественных и естественно плодотворных отношений между людьми. Мы и должны вернуться к этому, если нашим странам суждено пережить низвергающееся на нас испытание.

Перевод с английского К. Черемных, Р. Дуглас