Действующие лица.
Прохор – ратник дружины князя – не хлипкий телом мужик.
Василина, Лина – скоморошечка, знахарка, лекарка, немного прихрамывает.
Потап Пантелеевич, Пантелеич – бывалый скоморох, глава балагана.
Ариша – дочь Пантелеича, подруга Василины.
Князь. Княже – почти самовластый глава региона по тем временам.
Атаман дружины князя.
Обычный воин-дружинник.
Стражник.
Массовка – скоморохи в рубахах в горох, в колпаках, ратники в традиционных мундирах эпохи.
Время действия – середина 17-го века, незадолго до церковного раскола. Россия. Ростовская ярмарка.
Пролог.
Читает один актер.
Удивительная реакция – смех. Искренний, как у младенца от щекотки, ироничный после дружеской шутки, сатиричный от карикатуры на видного деятеля, истеричный на грани нервного срыва, когда человек объятый ужасом начинает выкрикивать его из себя смехом. Отчаянный, грустный, даже последний, так как, есть культы, в которых усопших принято провожать в лучшие миры не слезами, а именно смехом, чтобы им там жилось веселее.
Долгое время на Руси роль смехотворцев исполняли скоморохи. В расцвете этой культуры они представляли собой особое сословие – пласт общества, занимающийся одним делом. Жили скоморохи в подвижных балаганах, кочевали по стране в поисках ярмарок, гуляний и пиров, где искусство могло быть востребовано. Несли людям радость.
Но жизнь самих скоморохов была отнюдь не веселой…
Часть первая.
Картина 1.
Под звуки удаляющейся драки – лязг мечей, удары дубин друг о друга, всеобщий гомон и крик, открывается занавес. На сцене полный хаос. Перевернутые лавки, латки. Рассыпаны продукты, товары, рваная бумага и ткань повсюду. В центре поваленная телега, возле нее раненый дружинник Прохор лежит. Лоб в крови, рубаха порвана. Почти в бессознательном состоянии стонет и бредит от боли.
Выбегает Василина с подружкой. Пола платьев порвана, волосы растрепаны. На лицах сажа, царапины. Вид очень встревоженный, озираются. Что-то настойчиво ищут под страхом. В поисках своих быстры и ловки.
Арина [подруга Василины. Далее А] Дался тебе оберег этот. Вернется дружина – получим мы с тобой на ягоды с орехами. [развернув подругу за руку] Бежим отсюда, Линка, ведь сложим головы.
Василина. [далее В.] [резко вырвав руку] Нет.
А. Ну пропадем же.
В. Перестань хныкать. [строго] Ты сама увязалась. Иди не держу. Найду без тебя.
А. Ну уж нет. [сквозь слезы, но твердо] Ушли вместе, а придем врозь. Что мне остальные скажут?
В. Значит, помоги лучше, скорее сыщем. Вон там глянь
А. [чуть с обидой] Там нет, смотрела уж.
В. [сменив тон, приобняв подругу] Мне самой боязно. Но этот оберег мне от бабушки. Единственная память о ней. Давай найдем, Ариша.
А. Хорошо. Ты за телегой посмотри. Может он там.
Василина идет за телегу и находит там Прохора.
В. [с ужасом вздрогнув] О-ай, Ариша, подойди скорей.
А. [с легкой насмешкой] Ты так кричишь, будто мертвеца приметила, [подойдя к телеге, с каждым шагом меняясь в лице, столбенея] И-и-и правда, мертвец… [придя в себя, резко дернув подругу за руку] Бежим, Лина.
Они вместе делают несколько быстрых шагов назад, но Василина останавливается, отпустив руку Арины.
А.[запыхавшись] Оступилась? Помочь?
В. Мне нет. [задумчиво] А ему?
А. Кому?
Василина, повернувшись к Прохору, указывает на него рукой.
А. [с ужасом] Линка, ты малахольная, он же мертвый. Мы мертвому не поможем.
В. А если он жив…[резко] Ты себя простишь потом?
А. Да смотри сколько-крови-то…
В. Ты крови испугалась? Я – нет.
А. Смелая значит. [с вызовом] Вот и щупай тогда его сама, раз смелая такая.
В. [подойдя к Прохору, трогает его за руку, дрожа при том] Рука теплая, значит живой, Богу слава. [начинает осматривать, со знанием дела] Зримых ран мало, поэтому кровь не его, вот синяк в пол лица, сильный удар претерпел, бедный.
А. [отойдя от страха, потрогав Прохора] Бедный? На нем одежда дружинника.
В. Это не мешает нам помогать ему.
А. [возмущенно] Но он наших ребят бил.
В. А ты видела? [закончив осмотр, деловито] Так ноги целы. Может и передвигать он ими по привычке сможет. Ты слева бери, я справа.
А. [совсем спокойно] Лин, а оберег как же?
В. Теперь он пусть меня хранит, бережет. Только бы поправился.
Поднимают Прохора со стонами и уводят со сцены.
Картина 2.
Кибитка Василины. Обычная девичья комната, по сути, в небогатом убранстве. Все предельно аккуратно и чисто. Стол. На нем свеча, перо, бумага, лекарственные травы в пучках, пузырьки с отварами и настойками, маленькие весы. Над столом маленькое окошко, в нем солнце. На подоконнике цветы. Рядом со столом нечто вроде топчана, он прибран лоскутным покрывалом.
На топчане лежит Прохор. Раздет до пояса, весь в поту, ему жарко. Приходит в себя потихоньку. Со стонами открывает глаза. Пытается подняться на руках, но руки проскальзывают по шелку. Набравшись сил, со второй попытки все же присаживается, пошатнувшись, держится за постель твердой хваткой. Голова идет кругом. Взгляд туманный. Озираясь вокруг, осматривает кибитку, явно не узнает обстановку.
Прохор [далее П.] [не членораздельно, с волнением] Господи, где это я… [с тревогой] Люююдиии…
На крик уходит много сил, он падает обратно на спину.
Входит Василина.
В. [с легкой улыбкой] И чего это мы кричим как птах, правда, охрипший. Люди, люди… Люди на блюде, а мы на тарелке. [деловито] Смотрю, вспотел ты, бедный, но это и хорошо, вся хворь из тебя потом выйдет. [подходит к столу, наливает отвар] Тебе попить надо
Подносит к губам Прохора кружку.
В. Пей сокол ясный. Ты хоть и раненный, но не ощипанный.
П. [сделав глоток, морщится] Тьфу, гадость….
В. Ой гляньте-ка, сморщился. Гадость ему, видите ль. [отхлебнув из кружки, вздрогнула] Ну… не квасок сладкий, конечно. Перестоял малость, ядреный настой. Да и ты не хилый малый. Вон красивый какой. [провела рукой по телу] Да и потом [пригубила еще] Пить можно. Зато жажды не будет. Пей, сизокрылый, чай, не яд, а отвар целебный даю тебе, чтоб силой наполнить.
П. [отпив немного] Ты кто, видно, лекарка?
В. [отдав Прохору кружку] Почти так.
Как на зорьке.
Песня Василины.
Ой, как на зорьке, на заре,
Девица гуляла.
Ой, босиком да по росе
Травы собирала.
В тот лесок пошла она,
Чтоб унять тревоги.
Ой, а роса-то холодна,
Застудила ноги.
Припев.
Почечки, травинушки,
Листики рябинушки,
Соберу я в срок,
То-то будет прок.
А ей и холод не по чем,
Всё себе смеется,
Ой, да сердечко горячо,
Согревает, бьется.
Нет на душе обид и круч,
И по ветру косы.
Ой, выйдет солнце из-за туч
И согреет росы.
19 11 2018 г
П. [вновь приподнявшись на трясущихся руках] Но как я здесь очутился?
В. [бережно опустив его плечи обратно на постель] Вставать тебе пока рано, пусть голова отойдет немного. А как сюда попал, так мы с Аришей помогли тебе добраться.
В. Вы на руках несли?
В. Волоком. [будто опомнившись] Но ты нам помогал, перебирал ногами. Ты – крепыш.
П. Это я тебя маленькую на руках носить должен.
В. [с огоньком в глазах] А хотел бы?
Прохор хотел ответить, но закрыла ему рот.
В. Не отвечай. Ты устал. Да и у меня дела. В балагане их ой, много.
П. Подожди, а я? Что со мной?
В. [со знанием дела и сожалением] Досталось тебе по голове сильно. Поэтому и идет она кругом. Но это пройдет, если правильно лечить.
П. Ты уж лечи меня правильно.
В. Добро. Не хмурься. [немного отойдя, оглянувшись, с улыбкой] Меня… На руки….
Убежала с заливистым смехом.
Картина 3.
Та же обстановка. На топчане уже прямо сидит Прохор. В его руках сухие травы, взятые со стола. Плетет из них веночек для. Входит Василина и Прохор прячет венок под покрывало, быстро поправив, сделал вид, будто ничего не происходит.
В. [заподозрив неладное, с озабоченным видом, но с улыбкой на устах] Слава Богу, тебе лучше, уже вот сидишь прямее. [пробежав по кибитке взглядом, остановила его на столе] Я очень рада…
П. [пытаясь отвлечь Василину] Что-то зябко сегодня, не к дождю ли дело.
В. [озабоченно смотрит на стол, немного в себя] Дождь… Нет, дождя не будет. Ряска не цвела. А вот ромашка…. На столе лежал пучок ромашки. В ней солнца много, чтоб кровь твою растворить.
П. [суетливо, быстро соображая, что ему делать] Э-э-это ромашка? Я думал васильки. У них у сушеных вкус одинаковый.
В. [с легким вызовом] Ничего он не одинаковый. Даже запах у ромашек нежнее. [чуть с обидой укоризненно, снисходительно] Много б ты понимал.
П. [чувствуя скорое разоблачение, стыдливо] Я же не знал…
В. [набирая обороты напора] Верно. Ты не знаешь вкус ромашки. Ее я тебе не давала еще. Рано тебе было. [взглянув на Прохора со сталью] Где мой сбор?
П. [опечаленно] Прозорливая. На мякине не проведешь. [откинув покрывало] Прости. Вот хотел порадовать. Недоделал немного.
В. [озарившись в лице, взяв венок дрожащими от трепета руками смени тон до трогательного] М-м-меня… П-п-порадовать…?
П. [смущенно] Ну, да.
Василина отходит в сторону, закрывает лицо руками, начинает тихонько всхлипывать.
П. [встревожено] Прости, прости, милая… Я не мыслил… Не хотел тебя обижать. [пытается встать, но падает на топчан] Я поправлюсь и соберу тебе еще и ромашек, и васильков.
В. [отбросив венок на топчан, подбежала к Прохору] Не вставай, тебе пока нельзя. [приобняв Прохора, со слезами на глазах] Бог с ними с ромашками. Я расплету только их. Так они потеряют свою силу. Но не обиделась я совсем даже. Спасибо тебе. Мне очень радостно, правда.
П. [снова поднявшись на топчане, сел прямо] Чего же тогда плачешь? Я ведь от сердца подарил, ты же со мной как с дитем малым возишься.
П. Я лишь помогаю тебе победить хворь, ты сам бравый парень и быстро справишься. А это… [смахнув слезинку, скромно, смущенно] Ты первый кто сплел венок для меня…
Пророческий венок.
Вы цветочки-лютики, травушки-муравушки,
По лесу дремучему собирала вас.
И плела особенно, по заветам бабушки,
Каждая травиночка чтоб ласкала глаз.
То я горемычная, все боялась мучилась,
Ночку перед праздником вволю не спала,
Лентами атласными украшала лучшими,
С трепетом и чаяньем свой венок плела.
Припев.
И поплыл венок
По воде-реке,
Где же мой дружок?
Не ответил мне.
И в пучине волн,
Злых, простуженных
Не сказал мне он,
Где мой суженый.
И тропой звериною, страшною, раскосою,
Прямиком что к реченьке через гарь вела,
Я в одной рубашечке ситцевой да босая
Свой венок пророческий не страшась несла.
Огоньки и лютики, полевые травушки,
Мне милее цветиков в целом мире нет,
Но не плыл веночек мой, шел ко дну как камушек,
‘Видно, счастья нет тебе’. Был таков ответ.
22 11 2018 г.
В. [взяв венок, расплетая его] Но, ты ведь не знаешь меня совсем, и даже имени моего не знаешь.
П. Ты меня спала, и теперь лечишь. Этого мне с лихвой хватит. Но я буду рад тебя познавать. Я – Прохор.
В. [смущенно, задумчиво] Василина.
П. Ну вот и знакомы теперь.
В. [в сердцах вскочив, выбегая из кибитки в слезах] Но я, хромая и кривая.
Василина убегает.
Часть вторая
Картина 1.
Обстановка та же – кибитка Василины. Прохор пытается встать. С усилием спускает ногу затем вторую. Через силу, задержав выдох, встает. Ноги его дрожат. Он делает тяжелый шаг и падает на стол. Раздается страшный грохот. Все, что было на столе падает и разбивается. Прохор, поднявшись на руках, пытается достать чашку. Она мокрая и выскальзывает. Прохор, пошатываясь, едва удерживается на столе. На шум вбегает Василина.
В. [впопыхах, встревожено] Что случилось? [подойдя к Прохору] Тебе хуже стало? [встряхнув его голову] Голова? [поводив ладонью по лбу] Кругом идет?
П. [с виноватым лицом, будто извиняясь] Да качнуло вот. Хотел за тобой пойти, но шагнул, и вишь, как вышло неловко. [потянувшись вновь за чашкой] Я подыму, может…
В. [строго, тоном начальника] Так. Сиди ужо. [смягчив взгляд и тон, еще раз встряхивает голову] Лечу тебя, лечу, голову правлю, а ты кибитку мне разносишь. [руки в боки, чуть улыбаясь взглядом] Вот и помогай людям.
П. [виновато осматривает плод своих начинаний] Так вышло, прости. Но я попробую собрать все.
В. Горе луковое. [берет его под руку] Давай сначала встать попробуем, на топчан перебраться. Осторожно поднимаемся.
Прохор с помощью Василины потихоньку, но уверенно поднимается на ноги. Делает пару шагов и садится на топчан.
П. [с удивлением] Я не могу понять. С тобой мне встать было легко, и шаг получился легче. Почему, Лина?
В. [со знанием дела, важно] Твои ноги очень крепки и выдержат многое. Но тело твое еще слабое. Оно как будто теряет опору, когда ты встаешь. Сейчас опорой была тебе я и ты устоял. Кроме того, я – девочка и это – главный твой стимул.
П. Почему главный?
В. Все просто. [с улыбкой потрепав его по щеке] Ты, как настоящий воин, сейчас помогал больше мне, чем себе. Я почувствовала это и смогла соединить две наших силы в одну. Твоя сила была крепче.
П. Но я же слабый. [махнув рукой, указывая на стол] Я же упал на стол, а него на пол.
В. [улыбнувшись, погладила его плечи] Наверное, я лучшая опора, чем стол. И потом. Кто сказал, что ты слабый?
П. Ты. И правильно сказала.
В. Я? Не помню такого. Я сказала, что тело твое слабо. Это да. Пока оно правда не сильное. А про тебя я и не говорила ничего.
П. [пытаясь возразить] Но я – человек. Человек и есть тело.
В. Нет, Проша, человек есть душа.
Душа есть божий свет.
Как говорила бабушка,
‘Душа есть божий свет,
И ты неси, не жалуйся,
Его сквозь кручи лет’.
Душа не ранит колышком,
А лечит не спеша,
Ты видишь это солнышко?
Оно и есть душа.
Припев.
Кто ты мне враг, иль друг надежный,
Не разгадать на раз, два, три.
Не видно душу под одежкой,
Она запрятана внутри.
В огонь и в воду ли с размаху,
Иль в полдень схлынешь как роса,
Не видно душу под рубахой,
О ней расскажут лишь глаза.
В одном суть мира твердая,
Коль помыслы верны,
Душа не будет черная.
Черны бываем мы.
А где греху раздолие,
Спасенья вовсе нет,
Но бабушка мне молвила,
‘Душа есть божий свет’.
24 11 2018 г.
В. [собирая с полу посуду] Вот скажи дорогой Проша, какой бес и куда тебя так понес-то?
П. [насупившись] Ты тогда ушла. Ты расплакалась. Я испугался, что обидел тебя. И пошел за тобой. Чтоб прощения попросить. Сказать, что не думал, что тебе так дороги эти цветочки. Я обещаю, как поправлюсь, соберу тебе их целую поляну, только скажешь какие именно надо. Просто не думай, Лина, что я нарочно, хотя нарочно, конечно… мысли путаются…
В. [закончив уборку, со спокойной доброй улыбкой] Этот венок мне очень дорог. [Прохор пытался что-то сказать, но она аккуратно пальчиком закрыла ему рот] подожди, Проша, подожди. Тихо-тихо. Не говори, я прошу ничего, я знаю, что ты мне поможешь их собрать и высушить. Дело не в этом. Послушай, будь добр, сейчас меня. Я прошу. Ладно?
Прохор согласно махнул головой.
В. Мне не просто об этом думать, тем более говорить, но я постараюсь. Это только для тебя, чтобы ты понял меня. Дело не в этих травах, дело во мне. Я не помню своих родителей, меня воспитывала бабушка, может быть даже не родная, сама она об этом никогда не вспоминала, а я не спрашивала, маленькая была, наверное, поэтому. Шли годы – бабушка старела, я росла. Когда заметила, что хожу не так, как остальные дети, спросила об этом бабулю. Она честно сказала, что я не должна была родиться, но во мне было столько жизни, что Господь мне помог. Он дал мне все как у обычной девочки, кроме ног. Нет, не потому, что хотел обидеть. Он дал еще что-то такое, чего я тогда пока не знала, как не знала этого и бабушка. Но это нечто должно очень помочь мне когда-нибудь дальше. Непременно и точно поможет. Она поцеловала меня и сказала, что я необычная. Но быть необычной в то время мне совсем не хотелось. Я мечтала бегать как все дети, играть на лугу в салки или жмурки. Слова же бабушки не сочла тогда за правду. Мне казалось, она просто пыталась меня утешить. Даже наоборот стало немного обидно, что бабуля не говорит всей правды, но она так тепло мне всегда улыбалась, что я не могла бы долго сердиться на нее. Да и как сердиться на единственного в мире родного человека? Время от времени бабушка жаловалась на здоровье. Сейчас я понимаю, чем она болела и уже смогла бы ей помочь, но тогда… Тогда была маленькой и глупой. Слишком глупой для помощи другим людям. Бабушки не стало на Коляду. И оставался у меня от нее лишь оберег. Недавно и его потеряла. Жаль. Он мне напоминал о ней
Василина смахнула слезинку. Прохор, молча, обнял ее.
В. Была зима, Коляда. Мне было страшно и холодно. Страшно от одиночества, от неуверенности в том, что будет. Завтра. Через месяц. Через год. Ведь кем я была? Маленьким комочком бед. Ни к чему не пригодная куколка, только живая, за которой необходим пригляд. Считала я что, раз не должна была родиться, то жить мне не зачем. Наблюдая за работой деревенский девушек летом в поле или зимой в амбаре, понимается их нужность семье, роду деревне. Они плачут вечерами от усталости, их руки часто покрыты мозолями и натруженными синими винами, нет слов. Но проснувшись на завтра, они услышат, 'Пора' и поймут, что нужны. Без них некому сажать, жать и молотить в амбаре. А я? Кто меня может куда-то позвать, глядя на мои кривые да хромые ноги? Людям и в голову это не может прийти. Да жать, думаю, руками смогла бы. Но меня нужно было как-то перенести с места на место. Я тогда почти не двигала ногами, он слабы были, как плети. Это нужен еще один здоровый мужчина. Пусть лучше он снопы вяжет.
Коляда – праздник народный. Можно поколядовать в любом доме. Подарить хозяевам радость и прославить их дом. Отогнать беды и нечисть, и привнести благодать и процветание. Пришли скоморохи и в нашу избенку, правда, бабушки уже на свете не было. Подать в благодарность им я ничего не смогла, да они и не просили. Просто сняли свои козьи и бараньи маски и посмотрели на меня. Кто-то с состраданием, кто-то с доброй ободряющей улыбкой. Двое крепышей взяли меня под руки, долго кружили по избе. Впервые я поняла, что такое птичий полет и свобода. Потом два маленьких карлика защекотали меня почти до слез, я так никогда не смеялась. А в конце староста предложил, пойти с ними. За мной бы и присмотрели, и помогли. Силачей в балагане много, поднимут как пушинку и переместят куда потребуется. Работы там хватает и той, что мне придется по плечу тоже. Чего не знаю, научат, чего не смогу, не дадут. Например, с моими здоровыми руками, я могу шить им костюмы. Свой хлеб у нас все едят честно. Как поправишься, покажу тебе наш труд скомороший. Быть может, и ты останешься, но неволить не станем. У меня же тогда выбора не было. В деревне я никому не была нужна. Тут либо в монастырь, либо в скоморохи. Где ближний монастырь я не знала, а скоморохи сами меня нашли. Но, ты не думай, я не жалею, и очень тут счастлива.