Обжора

Всё, что происходило в тот день, я помню так же отчётливо, как если бы это случилось вчера. Это было тринадцатое число. Тринадцатое же всегда является для меня самым непредсказуемым днём. Если говорить точнее, как правило, именно эта дата вмещает в себя массу не совсем приятных событий, неожиданных встреч и множество мерзких сюрпризов.

Моя мать в спорах со мной всегда утверждает, что все дни, в общем-то, одинаковы. Неодинаковыми их делают людские предрассудки и куча разных всяких стереотипов, прочно утвердившихся в нашем подсознании. Я же, видимо, под влиянием многих конкретных фактов просто-напросто убедил себя в том, что в подобный день ничего хорошего случиться не может. У меня, во всяком случае, почему-то всё и всегда складывалось именно так.

Как бы там ни было, надо честно признаться, что и этот день уже с самого утра начался достаточно паршиво. Я трижды заново заваривал чай. Причина была проста. Первые две заварки из-за моей рассеянности уже успели вскипеть. Пока я третий раз колдовал над заварным чайником, обнаружилось, что и яичница на плите превратилась в нечто весьма несъедобное. Хорошо, что у нас дома на столе всегда лежат орешки всех сортов и разные сухо фрукты. Я щедро насыпал горсть этого стратегического запаса к себе в карман и, выходя из дома, дал себе честное слово: что бы ни случилось со мной сегодня, не стану нервничать и портить себе наст роение.

В университете я хотел было вытащить мобильник и позвонить маме, но обнаружил, что в автобусе кто-то умудрился увести его. После лекций, на скоро перекусив в соседнем кафетерии, я отправился на дежурство в больницу «Скорой помощи». Вообще-то, эта лечебница лично для меня является тем уникальным местом, где происходят самые невероятные истории и раскрываются скрытые обычно от людских взоров тайны человеческих судеб.

Но это ещё то уникальное место, что дарит мне вдохновение и различные сюжеты для моих дурацких рассказов, над которыми подтрунивают все мои друзья. Поэтому и шёл я туда, ожидая, что в столь непростой день обязательно случится что-то не очень хорошее. Число-то ведь тринадцатое. Предчувствия меня не обманули. История приключилась здесь весьма незаурядная. Но в конечном счёте лично для меня она была весьма и весьма поучительной, продемонстрировав мне всю мерзость моего высокомерия.

С ней, в конце концов, оказалось связано немало моментов, которые ещё раз смогли выявить то, что моё безграничное самодовольство и фантастическая самонадеянность просто зашкаливают. Короче говоря, вся эта история просто ещё раз показала мне в деталях и подробностях, что никогда не надо спешить с вывода ми и навешивать ярлыки на людей. А именно этим я как законченный идиот и занимался всю свою жизнь.

Вся эта история дала мне хороший щелчок по носу и осталась в памяти, как наглядный урок того, что порой всё не так просто, как кажется.

Едва ступив в больничный двор, я стал свидетелем весьма неординарной ситуации. Меня тут же начал разбирать смех. По мере того, как я проникался пониманием увиденного, мой смех крепчал. В один миг забылось всё. И уведённый телефон, и перекипевшая заварка, и сгоревшая яичница, и невкусная еда в кафетерии уже казались такими мелкими пакостями, что на них, может быть, не стоило даже обращать внимания. Открывающаяся передо мной картина была настолько сюрреалистичной, что в неё трудно было поверить. Неужели это не сон и не галлюцинация?

Из какой-то машины весьма странного вида шестеро человек осторожно опускали на землю огромную нарядную кровать с балдахином. Дополняло весь этот немыслимый пейзаж абсолютно непонятное существо каких-то невероятных размеров, лежащее на этой кровати.

– Кто это?

Один из санитаров, что осторожно опускал кровать на землю, без тени улыбки ответил мне:

– Это женщина-гора.

Так они все называли хозяйку ресторана, находящегося неподалёку от больницы. Лично я никогда её не видел, но все уверяли, что наверняка, она весит не меньше двухсот килограммов. Даже наш медбрат, дядя Маис, почти всю жизнь проработавший в этой больнице и видевший много диковинных больных, утверждал, что никогда не видел женщину таких габаритов. Очевидно, что подобного пациента не могли привезти на обыкновенной машине «Скорой помощи». Наверное, именно поэтому больную поместили вместе с её роскошной кроватью в некое допотопное транспортное средство, напоминающее симбиоз грузовика с автобусом.

Всё ещё продолжая по инерции смеяться, я в конце концов понял, что ситуация настолько необычна, что надо бросить валять дурака и постараться помочь. Больная же всё время то ли стонала, то ли вопила, то ли кричала:

– Ой, умираю! Ой, мой живот! Помогите! Как же мне больно!

Пытаясь быстро включиться в рабочий процесс, я поневоле начал задавать себе чисто риторические вопросы.

– Ну, разве гора может вопить и кричать? Разве ей может быть больно?

В это время рядом с больной появился лучший хирург нашего отделения.

– Симптом Блумберга положительный. Срочно в операционную.

Пока я как идиот смеялся, всем нам стало ясно, что состояние этой больной было предельно тяжёлым. Просто на грани жизни и смерти. Между собой врачи именуют эту болезнь инфарктом кишечника. Но точнее, конечно, это следует называть эмболией. В подобной ситуации многое зависит от того, насколько быстро и эффективно будет оказана врачебная помощь. Причём в такой ситуации всё решают буквально минуты.

Больной сразу же сделали несколько болеутоляющих инъекций, опасаясь, что из-за острой боли пациентка может впасть в шок. Мы дружно обрадовались тому, что её душераздирающий крик почти прекратился. Теперь наши уши терзали лишь её прерывистый стон и хриплые рыдания.

У этой болезни есть такая особенность: она наступает внезапно и развивается столь стремительно, что некроз, то есть гибель клеток и почернение кишечника, порой можно обнаружить только после вскрытия брюшины. Причины этой болезни могут быть различны, но результат, к сожалению, чаще всего бывает весьма трагичным. Если больного всё же удаётся спасти, то он на всю жизнь остаётся с усечённым кишечником. И в результате, конечно же, живёт не очень комфортной жизнью.

На практике обычно профессионализм хирурга и процесс атрофии всего кишечника вступают в схватку друг с другом и с самим временем. К сожалению, в этой борьбе проигравшей стороной чаще всего оказывается врач. Такова статистика, и никуда от этих суровых цифр нельзя ни спрятаться, ни скрыться.

Для всех хирургов было очевидно, что самым опасным феноменом при этой болезни является то, что эмболии сопутствуют, как правило, высокое давление, диабет и повышенный холестерин. Словом, не самый приятный букет. В любом случае врачей радует лишь то, что подобная ситуация встречается не так уж часто.

Этот недуг, как правило, является результатом предельного равнодушия человека к своему здоровью. И встречается он чаще всего среди тех, кто в силу ряда обстоятельств был вне зоны постоянного медицинского контроля. Вот и получаем мы порой на «скорой» больного, у которого тромб напрочь закупоривает сосуды, питающие кишечник. При таком раскладе мы теряем пациента ещё до того, как он попадает к нам на операционный стол.

Всё это, конечно же, пришло мне в голову гораздо позже. Пока же, в эти первые минуты, было ясно, что придётся решать весьма сложные задачи. Ведь у нас в больнице не было ни настолько просторного лифта, ни соответствующих носилок, ни супер-санитаров, чтобы мы могли втащить эту больную на третий этаж. А именно там и располагалась наша операционная. В конце концов было решено, что всё же будем поднимать её вверх по лестнице всё на той же кровати. С помощью родственников и близких, сопровождающих больную, нам кое-как удалось донести её до операционной.

Судьба, видимо, была благосклонна к ней, а может быть, какие-то высшие силы приняли решение всё же удержать её на этом свете. Об этом свидетельствовало хотя бы то, что рядом с ней оказался этот прекрасный хирург. Просто в этот день к нему обратился коллега, попросив подменить его. Как бы там ни было, больная в конце концов оказалась под скальпелем профессионала высочайшего класса. Нам оставалось лишь надеяться на то, что чудо-руки этого чародея помогут ему выиграть предстоящую битву со смертью.

Операционный стол, стихийно сооружённый нами из двух нормальных, мог бы занять особое место в истории хирургии. Каждый из нас сделал всё, что от него зависело, чтобы создать этот шедевр. С первой минуты весь персонал отделения был предельно мобилизован, но всё же конечный результат зависел только-лишь от хирурга. Всем остальным оставалось уповать на господа бога и молиться. Естественно, только тем, кто умеет это делать.

Пока шла операция, мы подготовили для нашей больной отдельную палату. Ей повезло и в том, что здание нашей больницы было построено ещё в девятнадцатом веке. Здесь были очень широкие коридоры и двери. Сняв и отложив в сторону створки дверей, мы обеспечили достаточно удобный вход в палату.

Мы так же соединили с помощью подручных материалов две койки, чтобы создать спальное место, способное выдержать вес этой женщины-горы. Иного выхода у нас просто не было. Ведь её громоздкая кровать не могла бы пройти даже сквозь расширенный проём палаты. С этой кровати мы просто сняли роскошный ортопедический матрац, чудом втащив его в палату. Пока всё это происходило, ветеран нашей больницы дядя Маис не переставал ворчать.

– Не нравится мне эта больная. Несколько раз я сталкивался с этой эмболией. Будь она неладна. При мне всякий раз исход был летальным. Подобные пациенты, как правило, вообще не выдерживают операцию. Тем более, при таком весе.

Когда хирург вышел из операционной, дядя Маис, видимо, щадя самолюбие врача, постеснялся прямо спросить о том, жива ли больная? Только и смог вы дохнуть:

–Ну, как?

– Ну, что тебе сказать? Родилась в рубашке. Эмболия, к счастью, успела захватить только слепую кишку. Удалил её вместе с тромбом. Да, пока не забыл. Надо хотя бы для интереса взвесить всё это.

И тут он указал на сложенные в стороне три больших целлофановых пакета.

–По-моему, я вырезал из её живота не менее тридцати килограммов жира. Лишил бедняжку, как говорится, накопленного запаса на чёрный день. Кстати, было бы неплохо завтра больную показать диетологу и психиатру. Ну, не верю я, чтобы нормальный человек мог бы сам себя довести до подобного состояния.

Хотя операция прошла удачно, но опасность, конечно же, ещё не миновала. По указанию хирурга к больной прикрепили нашу самую опытную медсестру. Врач же ещё несколько раз наведывался в эту палату, и ему докладывали, что женщина вовремя отошла от наркоза и, благодаря болеутоляющим средствам, смогла спокойно заснуть. Но спокойствия не было ни в этой палате, ни в больнице.

На всё здание звучал оглушительный храп этой больной. А храпела она так, как может, наверное, только слон. Убеждён, что от её храпа мог бы воскреснуть даже усопший. До сих пор жалею лишь о том, что я, по неосторожности, стёр из памяти моего нового телефона фантастическую ораторию её храпа. Наш дядя Маис был абсолютно согласен со мной в том, что это настоящий слоновий храп. Мы оба не знали в точности, как они храпят, да и храпят ли они вообще. Но, тем не менее, нам казалось, что только они способны издавать такие трубные звуки.

Я встречал по жизни нескольких серьёзных храпунов, но подобного никогда не слышал. Для описания её храпа нужен был хороший специалист по русскому языку, причём желательно хорошо владеющий ненормативной лексикой. Мы могли лишь констатировать то, что он переходил из высоких регистров в низкие, порой издавал почти органные звуки, но в итоге вновь перемещался из низких в высокие. Но самое главное заключалось в том, что он не умолкал ни на минуту.

Всех ещё удивлял и поражал тот факт, что её родственники, дочери, зятья, все время толпящиеся перед палатой, радостно вслушивались в этот храп и комментировали его. Ведь эти звуки, по их мнению, были самым верным симптомом того, что теперь всё в порядке. Храп вселял в них уверенность, что всё идёт своим путём. Раз она так храпит, значит, теперь больная уж точно находится на пути к выздоровлению. Словом, очередное тринадцатое число завершилось не так уж плохо. Летального исхода всё же не было, хотя мы с дядей Маисом были в нём уверены. А это значит, что женщина-гора и дальше будет по жизни преобразовывать горы различных белков и углеводов в свои стратегические запасы жира, а заодно и руководить процессом приготовления еды в своём ресторане. Справедливости ради надо признать, что готовили там очень вкусно. Мы там иногда с ребятами отмечали какие-то даты, и ни у кого из нас на тарелке ничего не оставалось. Всё съедали подчистую.

Утром, сдавая дежурство, я увидел, что несколько медсестёр, передвигаясь почти на цыпочках и не издавая ни единого звука, заглядывали в приоткрытую дверь палаты. Они еле-еле сдерживали свой смех. Оказывается, наша больная диктовала старшей дочери, что необходимо ей принести поесть. Поневоле мне вспомнились роскошные пиршества из романа «Гаргантюа и Пантагрюэль».

В своё время этот шедевр Рабле прекрасно перевёл на азербайджанский язык поэт Ахмед Джавад. Читая, трудно даже поверить в то, что это не оригинальный текст. Перевод настолько «вкусный», что отдельные отрывки из него я могу воспроизвести даже наизусть. Теперь мне начало казаться, что эта больная ещё не раз заставит меня вспомнить героев этой книги.

Я уже хотел покинуть больницу и отправиться на занятия, как меня тормознул очередной вопль нашей пациентки.

– Дайте мне поесть! Я подыхаю от голода! Я же умру без еды. Сейчас же дайте!

Оказывается, что доктор во время обхода предупредил больную, что ближайшие три дня её рацион будет состоять только из глюкозы и лекарств. Наивная душа. Он и представить себе не мог, что больная, накануне едва не испустившая дух, может быть столь настойчивой в своём желании поесть. Так у меня по явился новый отличный слоган:

– Ем – значит существую.

Я продолжал улыбаться своей мысли о том, что афоризм Декарта: «Мыслю – значит существую» просто отдыхает на фоне оптимистичного принципа жизни нашей больной. Я ехал на занятия, размышляя о том, что самый большой враг и самый большой друг человека – это он сам. На свете, конечно же, немало обжор. Но думаю, что с таким уникальным экземпляром, как наша пациентка, можно столкнуться не столь уж часто. Видимо, она и не подозревает, что чревоугодие является одним из семи смертных грехов.

В больницу я попал только через два дня. Таков уж был мой график дежурств. Увидел, что снова лестничная площадка третьего этажа опять полна родственников этой обжоры. Хорошо, хоть двери палаты уже были возвращены на своё место. На первый взгляд казалось, что всё в порядке.

– Добрый вечер. Что нового?

Ответ дяди Маиса удивил меня. Я уже не знал, верить этому или нет. Он утверждал, что будто встретившись с нашим психиатром, больная превратилась в самое милое существо на свете и больше не поднимает скандалов из-за еды. Ну просто сущий ягнёнок.

– Наверное, говоря о ягнёнке, ты имеешь в виду породу овец, выращиваемых в селении Гала. Но там только взрослая овца нагуливает вес до двухсот килограммов. Ягнёнок же должен весить гораздо меньше, чем наша больная.

– Злоязычие многих погубило. Ты можешь стать одним из них. Какая разница? Не придирайся к словам. Старайся быть ко всему терпимей. В том числе и к этой несчастной женщине.

– С чего ты взял, что она несчастная? По-моему, она очень даже счастлива. Её наркотиком является еда. А она сама является самым главным начальником над горами пищи. Ну, это примерно такая же ситуация, если бы наркоман владел бы складами с наркотой. А ещё, наверное, она по жизни представляет собой весьма любопытное зрелище для зрителей всех возрастов.

– Какое зрелище?

– Ну, интересно же наблюдать за тем, как горы еды перетекают в желудок женщины-горы. Для многих людей это может представлять нехилый перфоманс. Думаю, что можно продавать билеты на такой необычный спектакль.

Приглядевшись, я увидел, что у самых дверей палаты нашей больной на столе лежат пригласительные билеты. Перехватив мой недоуменный взгляд, дядя Маис сообщил, что ещё вчера муж пациентки порезал жертвенного барана и раздал его мясо. А теперь он, по поручению своей жены, угощает персонал клиники, приглашая всех нас на ужин в свой ресторан. Вся их семья безмерно радовалась тому, что столь огромная беда обошла их стороной. Теперь их надежды на будущее были связаны с тем лечением, которое должен прописать психиатр. Про себя я ещё не раз пожалел человека, которому придётся лечить больную голову нашей пациентки.