Обмен услугами

— Я законопослушный гражданин и исправно плачу налоги, — заявил я высокомерно. — И когда наконец завершится ваше разрушительное вторжение в мое владение, я требую, чтобы все было приведено в прежний вид.

— Полноте, не стоит беспокоиться об этом, мистер Уоррен, — ответил сержант уголовной полиции Литтлер. — Муниципальные службы наведут здесь идеальный порядок.

Он улыбнулся.

— В любом случае, найдем мы что-нибудь или нет.

Он намекал, естественно, на тело моей жены.

До сего времени они его не нашли.

— Вам предстоит немало работы, сержант. Ваши люди практически перелопатили мой сад. Лужайка походит на вспаханное поле. Вы, очевидно, намереваетесь разобрать дом по кирпичику: в данный момент я вижу, как полицейские спускаются в подвал с отбойным молотком.

Мы сидели на кухне, и Литтлер пил свой кофе маленькими глоточками. Он все еще лучился уверенностью.

— Полная площадь Соединенных Штатов равна 9 518 376 квадратным километрам, включая водную поверхность.

Литтлер, несомненно, выучил эту цифру наизусть именно для таких ситуаций.

— А Гавайи и Аляска тоже включены? — спросил я леденцовым голосом.

Он не позволил выбить себя из седла.

— Думаю, мы можем их опустить. Итак, я повторяю, полная площадь поверхности Соединенных Штатов равняется 9 518 376 квадратным километрам. Сюда входят горы и равнины, города и сельские местности, пустыни и озера. И тем не менее, когда кто-нибудь убивает жену, то непременно закапывает ее в собственном саду.

Конечно, это самое надежное место, подумал я. Если закопать жену в лесу, то наверняка, на нее наткнется какой-нибудь бездельник скаут, разыскивающий по кустам свои стрелы.

Литтлер снова улыбнулся.

— Каковы размеры вашего участка?

— Двадцать на пятьдесят метров. Вы отдаете себе отчет, что я потратил годы работы, прежде чем земля в моем саду стала плодородной? Ваши люди перерыли всю почву, и повсюду теперь выпирают пятна глины.

Прошло уже два часа, а Литтлер продолжал выглядеть таким же уверенным в своей победе, как и вначале.

— Я сильно боюсь, мистер Уоррен, что вскоре у вас появятся другие неотложные заботы, помимо возделывания вашего сада.

Через окно кухни я видел оборотную сторону участка. Под наблюдением полиции восемь или десять муниципальных служащих тщательно перекапывали землю параллельными траншеями.

Литтлер наблюдал за ними.

— Мы очень педантичны. Мы проведем анализ сажи в каминной трубе, мы просеем золу в вашей печи.

— Моя печь работает на солярке.

Я снова налил кофе.

— Я не убивал жену. Я действительно не знаю, где она находится.

Литтлер взял сахар.

— Как вы объясняете ее отсутствие?

— Я ничего не объясняю. Эмилия собрала ночью свой чемодан и покинула меня. Вы, наверное, заметили, что некоторые ее вещи отсутствуют.

— Откуда мне знать, что именно принадлежало ей?

Литтлер бросил взгляд на фотографию моей жены, которую я ему дал.

— Не хочу вас обидеть, но почему вы на ней женились?

— По любви, разумеется.

Нелепость подобного утверждения была столь очевидна, что даже сержант не смог этому поверить.

— Ваша жена была застрахована на десять тысяч долларов, не так ли? И наследуете ей вы?

— Да.

Страховка, конечно же, сыграла не последнюю роль в ее ликвидации, но это не было главным мотивом. Я избавился от Эмилии по той простой причине, что больше уже не мог ее выносить.

Я не хочу сказать, что женясь на ней, находился под воздействием неистовой страсти. Это не в моей натуре. Думаю, если я решился испить радостей супружеской жизни, то скорее из-за того, что не смог устоять перед чувством панургической вины, рано или поздно порождаемой затянувшимся холостячеством.

Эмилия и я были служащими Маршалл Пэйпер Продактс Компани, я главным бухгалтером, она прилежной машинисткой, бедной и без особых перспектив на замужество.

Она была незаметной, молчаливой и замкнутой. Желанием принарядиться не отличалась, ее разговоры никогда не поднимались выше замечаний о погоде, а умственная гимнастика ограничивалась неежедневным разгадыванием кроссвордов.

Короче, она была идеальной супругой для человека, считающего брак скорее полюбовной сделкой, чем романтическим приключением.

Но удивительно как, утвердившись в браке, незаметная, молчаливая и замкнутая женщина может превратиться в решительную мегеру.

Она могла бы, по крайней мере, испытывать ко мне чувство определенной признательности.

— Как вы ладили друг с другом?

Как комоды. Но я сказал:

— У нас были свои маленькие разногласия, но разве это не общий удел?

Однако сержант, похоже, располагал более подробной информацией.

— По словам ваших соседей, вы ссорились не переставая.

Под соседями он, надо полагать, разумел Фреда и Вильму Триберов. Поскольку мой участок угловой, их дом единственный был мне соседним.

Сомнительно, чтобы Эмилию можно было услышать в следующем владении, у Моррисонов. Хотя исключить нельзя. Набирая вес, она набирала и голос.

— Триберы слышали, как вы бранились с женой каждый вечер.

— Только когда сами переставали скандалить. И неправда, что они слышали нас обоих. Я никогда не повышаю голос.

— Последний раз вашу жену видели живой в пятницу вечером, когда она возвращалась домой.

Да, она вернулась из магазина самообслуживания с замороженными блюдами и мороженым. Это почти единственная ее уступка кулинарному искусству. Завтрак я готовил себе сам, ланч устраивал в кафетерии Клуба, а вечером был выбор — приготовить обед самостоятельно или провести сорок минут в переполненном ресторане.

— Это последний раз, когда ее видели другие, — сказал я. — Я же видел ее в последний раз, когда мы легли спать. Проснувшись утром, я обнаружил, что она собрала свой чемодан и ушла.

В подвале отбойный молоток принялся взламывать бетонный пол. Происходило это с таким грохотом, что я был вынужден закрыть заднюю дверь.

— И кто же видел Эмилию в последний раз, я имею в виду, помимо меня?

— Мистер и миссис Триберы.

Существовало определенное сходство между Вильмой Трибер и Эмилией. Обе стали сильными женщинами, амазонками по духу и карлицами по уму. Фред Трибер был маленького роста, с вечно слезящимися глазами, то ли от рождения, то ли от своего брака. Но он прилично играл в шахматы и выказывал восхищение той твердостью характера, которой обладал я и которая у него отсутствовала.

— В полночь пятницы Фред слышал нечеловеческий крик из вашего дома.

— Нечеловеческий?

— Это его собственное определение.

— Фред Трибер лгун, — заявил я категорически. — А его жена, надо полагать, тоже слышала?

— Нет, у нее очень крепкий сон.

— А этот, так называемый, нечеловеческий крик разбудил Моррисонов?

— Нет, они так и спали. К тому же, их дом далеко от вашего. Дом Триберов всего лишь в пяти метрах.

Литтлер набил трубку табаком.

— Фред Трибер хотел было разбудить жену, но потом передумал. У нее, похоже, плохой характер. Однако заснуть уже не смог. И около двух ночи услышал шум в вашем саду. Он подошел к окну и увидел, как вы в лунном свете копаете яму. На этот раз он решился разбудить жену. И они наблюдали за вами уже вдвоем.

— Грязные шпионы. Значит, вам это известно с их точки зрения?

— Да. Зачем вы взяли такой большой ящик?

— Какой сумел найти. Но по размерам ему все же далеко до гроба.

— Миссис Трибер размышляла об этом весь субботний день, и когда вы сказали ей, что ваша жена в отъезде и будет отсутствовать довольно долго, она в конце концов решила, что вы… мм… придали телу жены более компактную форму и зарыли в саду.

Я налил себе еще чашечку кофе.

— Прекрасно, и что же вы раскопали?

Литтлер не сразу преодолел смущение.

— Дохлую кошку.

Я кивнул головой.

— Таким образом, я обвиняюсь в погребении кошки?

Он улыбнулся.

— Вы очень скрытны, мистер Уоррен. Поначалу вы утверждали, что вообще ничего и никогда не закапывали.

— Я думал, это не по вашей части.

— А когда мы обнаружили кошку, вы заявили, что она умерла естественной смертью.

— Мне так показалось.

— Кошка принадлежала вашей жене, кто-то размозжил ей череп. Это трудно не заметить.

— Я не имею привычки осматривать кошачьи трупы.

Он медленно выпустил облако табачного дыма.

— По моей версии, убив жену, вы убили и ее кошку. Возможно, потому что ее присутствие напоминало вам о ней. Или же кошка видела, как вы избавляетесь от тела жены, и вы боялись, как бы она нас не привела…

— Полноте, сержант, — сказал я.

Его лицо покрылось краской.

— Но такие случаи известны, животные рыли землю в том месте, где закопан хозяин, или хозяйка. Главным образом, собаки, я знаю. Но почему бы и не кошки?

И я об этом подумал в свое время. Почему бы и не кошки?

Литтлер прислушался к отбойному молотку.

— Когда нам сообщают, что кто-то исчез, первым делом мы распространяем описание примет через Бюро пропавших. Потом ждем. Почти всегда, спустя неделю-другую, исчезнувший возвращается домой. В основном, когда кончаются деньги.

— Тогда какого дьявола вам бы не действовать так же и в этом случае? Я убежден, что Эмилия вернется через несколько дней. Я знаю, у нее не более сотни долларов, а заработать себе на жизнь, боюсь, у нее не получится.

Он слегка обнажил зубы.

— Поскольку в данном случае мы имеем исчезнувшую супругу, человека, слышавшего крик, и двух свидетелей загадочных похорон в саду при лунном свете, перед нами все признаки преступления. И мы не можем позволить себе ждать.

Как, впрочем, и я. В конце концов, тело Эмилии не будет сохраняться вечно. По этой причине я и убил кошку, а затем постарался, чтобы меня видели закапывающим ящик. Но я сказал кисло-сладким голосом:

— И вы решительно хватаетесь за лопаты и кирки и устраиваете погром во владении добропорядочного обывателя? Предупреждаю, я подам на вас в суд, если хоть одна ветка, камень, кирпич или ком земли не будут возвращены точно на свое место.

Литтлер ничуть не смешался.

— А кроме того, на ковре вашей гостиной пятно крови.

— Это моя собственная кровь, я вам уже говорил. Я случайно разбил стакан и поранил руку.

Я снова показал ему порез, уже начинающий затягиваться.

Это не произвело на него никакого впечатления.

— Алиби для объяснения пятна, — сказал он. — Вы это сделали специально.

Конечно, специально. Но это пятно на ковре понадобилось мне на случай, если обстоятельств будет недостаточно, чтобы направить полицию по тому следу, по которому я хотел ее пустить.

Я заметил Фреда Трибера, облокотившегося о разделительный забор и наблюдавшего, как люди Литтлера предаются разорению моего сада.

Я поднялся.

— Пойду поговорю с тем типом.

Литтлер последовал за мной.

Между грудами камней и кучами земли я пробрался к забору.

— И это называется быть хорошим соседом?

Фред сглотнул слюну.

— Поверь, Альберт, я не хотел причинять тебе неприятности. Я не считаю, что ты действительно мог это сделать, но ты же знаешь Вильму и ее воображение.

Я метнул в него разъяренный взгляд.

— Больше ни одной партии в шахматы.

Я повернулся к Литтлеру.

— Что позволяет вам быть столь уверенным, что именно здесь я избавился от тела жены?

— Ваша машина. В пятницу в пять тридцать пополудни вы заехали на станцию техобслуживания на Муррей Стрит. Вы попросили сменить масло в двигателе. Служащий приклеил на торец дверцы обычную этикетку, указывающую дату исполнения работы и показания спидометра. С того времени ваша машина прошла один километр триста метров. Это как раз расстояние от станции до вашего жилища.

Он улыбнулся.

— Другими словами, вы поехали прямо домой. В субботу вы не работаете, сегодня воскресенье. С пятницы ваш автомобиль не двигался.

Я очень надеялся, что полиция заметит эту этикетку. В противном случае пришлось бы тем или иным способом привлекать к ней внимание. Я холодно поджал губы.

— А вы не рассматривали такой вариант, что я просто отнес ее на ближайший пустырь и закопал там?

Литтлер снисходительно усмехнулся.

— Ближайший пустырь находится в сорока кварталах отсюда. Трудно представить, чтобы вам удалось незаметно пронести ее тело по улицам даже ночью.

Трибер отвел глаза от группы людей, суетящихся на моем цветнике.

— Слушай, Альберт, твои далии все равно выкопаны, может, обменяешь несколько своих Гордон Пинк на мои Эмбер Голиаф?

Я повернулся и большими шагами направился к дому.

Минул полдень, и мало-помалу, по мере того как Литтлер принимал доклады своих людей, его лицо теряло уверенность.

День заканчивался, в половине седьмого в подвале затих отбойный молоток.

В кухню вошел некий сержант Шилтон. Он выглядел уставшим, голодным и разочарованным, его брюки были заляпаны глиной.

— Внизу ничего нет. Совершенно ничего.

Литтлер сжал зубы на мундштуке своей трубки.

— Вы уверены? Вы везде искали?

— Даю голову на отсечение, — сказал Шилтон. — Если бы тело было в доме, мы бы непременно его нашли. Люди снаружи тоже закончили.

Литтлер одарил меня злобным взглядом.

— Я знаю, что вы убили вашу жену, я это чувствую.

Человек нормального умственного развития, вынужденный прибегать к инстинкту, всегда вызывает жалость. Но в данном случае он не ошибался.

— Я, пожалуй, приготовлю себе печень с маленькими луковичками. Несколько лет уже не ел ее, — сказал я весело.

В заднюю дверь кухни вошел полицейский.

— Сержант, я только что говорил с тем типом, Трибером, который живет по соседству.

— И что? — спросил Литтлер с нетерпением.

— Он рассказал, что у мистера Уоррена есть загородный дом где-то у озера в округе Байрон.

Я выронил пакет с печенью, который вытаскивал из холодильника. Чертов идиот Трибер с его болтливостью!

Глаза Литтлера расширились. Его настроение мигом переменилось, и он ухмыльнулся.

— Ага! Они всегда закапывают их в своих владениях.

Вероятно, я побледнел.

— Вы не тронете ни пяди той земли. Я потратил две тысячи долларов на мелиорацию, и у меня нет никакого желания увидеть ее разоренной вашими вандалами.

Литтлер засмеялся.

— Шилтон, разыщите мне прожекторы и скажите людям собирать инструмент.

Он повернулся ко мне.

— А теперь не поведаете ли нам, где находится ваше укромное жилище?

— Я категорически отказываюсь говорить. Вы прекрасно знаете, что ни в каком случае я не мог туда добраться. Счетчик моей машины показывает, что она не покидала гаража с пятницы.

Он отмел это соображение.

— Вы могли подделать показания. Ну, так где же этот загородный дом?

Я скрестил руки на груди.

— Я отказываюсь отвечать.

Литтлер улыбнулся.

— Нет смысла тянуть время. Если вы, конечно же, не намереваетесь пробраться туда, откопать ее и перепрятать в другое место.

— Ничего подобного я и не держу в мыслях. Тем не менее, я собираюсь прибегнуть к моим конституционным правам на молчание.

Литтлер воспользовался моим телефоном, чтобы спешно соотнестись с графством Байрон, и получасом спустя уже располагал точным адресом моего загородного дома.

— Теперь послушайте меня, — сказал я, когда он дал отдых телефонной трубке. — Не надейтесь, что вам удастся привести то место в такое же состояние, как этот дом. Я немедленно звоню мэру и прошу, чтобы вас отозвали.

Литтлер пребывал в превосходном расположении духа и разве что не потирал руки.

— Шилтон, пошлите завтра сюда бригаду, чтобы привести все в порядок.

Я проводил Литтлера до двери.

— Каждый цветок, каждую травинку, иначе я вызову своего адвоката.

В этот вечер я съел печенку с маленькими луковичками без особого аппетита.

Около полдвенадцатого я услышал стук в заднюю дверь и пошел открывать.

Вид у Фреда Трибера был виноватым.

— Мне очень жаль.

— Какой черт дернул тебя сказать о загородном доме?

— В разговоре вырвалось.

Я не сдержал злости.

— Они все разворотят. А я там такой газон вырастил.

Я мог бы дать полный ход гневу, но все же взял себя в руки.

— Твоя жена спит?

Фред кивнул головой.

— Раньше завтрашнего утра не проснется. Как обычно.

Я взял пальто и шляпу, и мы направились к подвалу Фреда.

Тело Эмилии хранилось в прохладном закутке, завернутое в брезент. Лучшего места для временного тайника не найти. Вильма спускалась туда только в дни стирки.

Фред помог мне донести Эмилию до моего дома, и мы спустили ее в подвал, который больше походил теперь на полигон после танкового сражения.

Мы бросили Эмилию в самую глубокую яму и навалили сверху добрых полметра земли и мусора. Для моего замысла этого было достаточно.

Фред выглядел несколько обеспокоенным.

— Ты уверен, что они ее не обнаружат?

— Абсолютно. Самое надежное место то, которое уже осмотрели. Завтра вернется бригада. Они завалят ямы и восстановят бетонное покрытие.

Мы поднялись в кухню.

— А мне в самом деле необходимо ждать целый год? — жалобно спросил Фред.

— Конечно. Не стоит играть с подозрениями. Через двенадцать месяцев ты можешь спокойно убить свою жену, и я буду держать ее в моем подвале, пока они не кончат перерывать твой дом.

Фред вздохнул.

— Мне еще долго придется терпеть Вильму. Но мы бросали монету, все честно, ты выиграл.

Он кашлянул.

— Ты говорил не всерьез, Альберт?

— Не всерьез о чем?

— Что никогда больше не будешь играть со мной в шахматы.

При мысли о том, чем занимается сейчас полиция в моем загородном доме, мне очень хотелось ответить, что это правда.

Но у него был такой жалобный и раскаивающийся вид, что я вздохнул и сказал:

— Я пошутил.

Лицо Фреда расплылось в улыбке.

— Я иду за доской.