Камиль Гижицкий ОБОРОТЕНЬ

Рассказ

Я застал своего друга, Янека Дрогожа, известного специалиста по тропическому земледелию, в плачевном состоянии. Он сидел за столом небритый, мрачный. На складном стуле лежал карабин, на полу валялись высыпавшиеся из коробок патроны.

Чтобы навестить Янека, который руководил работами на недавно заложенной плантации капоковых деревьев, я проехал чуть ли не тысячу километров через джунгли и саванну. Не ожидал я такой встречи и теперь почувствовал тревогу. Дрогож, всегда веселый и добродушный, хлебосол и острослов, в ответ на мое приветствие издал несколько нечленораздельных звуков.

— Малярия? — спросил я его сочувственно.

Дрогож уставился на меня воспаленными глазами. Потом вскочил, зловеще рассмеялся и простонал:

— О боже! Нет у меня ни малярии, ни лихорадки! Я абсолютно здоров! Просто осточертело мне все! Хочу домой, в Польшу! Осточертело! Я не могу больше видеть этой Африки, этой плантации и этих обезьян! Понимаешь?! Обезьян… Обезьян… павианов!

— Янек, опомнись, дружище! — сказал я по возможности спокойнее.

Янек хотел было что-то ответить, но только махнул рукой и тяжело вздохнул. Потом встал, нахлобучил шлем, запихнул в карман две коробки патронов, взял карабин и сказал:

— Пошли.

Мы вышли из дома, пересекли широкий двор и двинулись через плантацию. Я смотрел с восхищением на ровные ряды саженцев капоковых деревьев, перемежающихся рядами сочной кукурузы, и не мог удержаться от похвал в адрес моего друга.

Вдруг он резко остановился и вытянул руку.

— Смотри!

Я повернул голову — и глазам своим не поверил: неужто этот огромный «полигон для танковых учений» был когда-то ухоженной плантацией? Повсюду валялись вырванные с корнями, поломанные и растерзанные побеги кукурузы, а саженцы капоки напоминали жалкие культяпки.

— Буря? — догадался я.

— Это работа павианов! — В голосе Янека явственно слышались трагические ноты. — И все это только малая толика того, что вытворяют здесь эти собачьеголовые бестии. Они появились на плантации всего два месяца назад, так что еще через полгода они не оставят здесь вообще ни стебелька!

— Но ведь у тебя, если мне не изменяет память, есть неплохой карабин?

— Карабин?.. А что от него толку?! Ты все еще ничего не понимаешь… Это не просто обезьяны, а хорошо организованная банда грабителей! Они плюют на мой карабин, на рабочих плантации, на все ловушки и западни, которые устанавливают самые опытные охотники. Сорок рабочих, попавших в лапы павианов, стали калеками, девятнадцать тяжелораненых лежат в больнице…

— Взгляни вон на те сикоморы! — он ткнул рукой в сторону высоких, развесистых деревьев вдали. — Обезьяны устроили на них наблюдательные пункты. Увидев человека, они начинают истошно вопить. При первом сигнале тревоги стадо молниеносно убирается с плантации, сметая все на своем пути… Обезьяны следят за мной днем и ночью, знают о каждом моем шаге, они читают мои мысли…

— Друг мой, ты переутомился, и тебе в голову лезет всякая чертовщина! — мягко прервал я его.

— Я тебе еще не успел сказать, что к этой банде присоединяются другие стада павианов. Теперь это целая орда! Предводительствует у них старый опытный самец, дьявольски хитрая и зловредная бестия.

На другой день я убедился в правоте слов моего друга: обезьяны-наблюдатели следили с сикомор за каждым движением человека, появившегося на плантации, и криками предупреждали об опасности своих собратьев, обжирающихся кукурузой. Если я выносил из дома карабин, наблюдатели исчезали, прежде чем я приближался на опасное для них расстояние, если же я был не вооружен, они подпускали меня довольно близко. При первых же признаках опасности обезьяны выбегали из зарослей кукурузы и сбивались в одну кучу. Отступающую колонну возглавляли самки с детенышами, за ними бежала вприпрыжку молодежь, потом шли молодые пары, а замыкали шествие матерые самцы. И если одна из обезьян попадала в беду, ближайшие мгновенно спешили ей на выручку и пронзительными криками отгоняли врага. Когда же это не помогало, пускали в ход клыки и когти.

Вечером мы устроили на веранде большой совет. Положение было действительно безнадежное. Плантация как таковая фактически не существовала. Рабочие уходили: кому охота быть растерзанным обезьянами?! Необходимо было что-то срочно придумать…

Утром мы собрали оставшихся рабочих, вооружили их досками, толстыми кольями, молотками, гвоздями и все вместе отправились к небольшому холму в дальнем углу плантации. Вершина холма отлично просматривалась в бинокль с веранды дома Дрогожа и с павианьих постов на сикоморах. Рабочие соорудили на вершине круглую хижину, точно такую, как хижины местных жителей, разве что поменьше да стены ее не были обмазаны глиной. Пол и потолок сделали из толстых досок, плотно пригнанных друг к другу. Крышу покрыли пальмовыми листьями.

Вскоре на ветвях ближайшей сикоморы появилось десятка полтора обезьян. Они следили за нами с любопытством и тревогой. За час до захода солнца домик был готов. В него внесли огромную кисть бананов и две корзины ароматных апельсинов и ананасов. Плоды сложили на полу посредине. Потом один из африканцев долго колдовал над дверью домика.

На рассвете, вооружившись биноклями, мы с Янеком уселись на веранде дома. Около девяти часов на сикоморах появились первые наблюдатели… А полчаса спустя заняли свои посты и наблюдатели на дереве, растущем у самого подножия холма.

В полдень на вершину холма взобрался павиан-разведчик. Осторожно приблизился он к домику и несколько раз обошел его, держась на безопасном расстоянии. Убедившись, что в хижине никого нет, павиан подкрался к двери и заглянул внутрь.

Вскоре показался второй разведчик, за ним третий, четвертый. Они тоже обошли хижину, некоторые стали даже просовывать руки между кольями, стараясь достать плоды. Дотянуться до них они так и не смогли и уселись перед дверью — очевидно, посовещаться.

Через некоторое время весь холм покрылся обезьянами. Павианы пытались вырвать или перегрызть колья, но ни один не решился воспользоваться дверью. То же самое происходило и в последующие два дня.

Четвертый день начался, как обычно. Наблюдатели заняли посты на сикоморах, у домика появились обезьяны. Это были очень крупные самцы. Они медленно, с достоинством обошли домик, еще раз попробовали силу своих мускулов на кольях и уселись напротив двери. Живо жестикулируя, стали держать совет.

Я с любопытством наблюдал в бинокль за обезьянами, как вдруг раздался взволнованный крик Дрогожа:

— Сто тысяч крокодилов!.. Ведь это он… он… Дьявол в образе обезьяны!

Я обернулся к Янеку, а он, не отрывая глаз от бинокля, дрожащим от волнения голосом быстро заговорил:

— Смотри, смотри! Видишь того огромного павиана с гривой?! Это он… Это предводитель банды! Я узнал его! Дай мне скорее карабин!

Я успокоил его и объяснил, что расстояние слишком велико, а гром выстрела только вспугнет обезьян и вдребезги разобьет наши планы.

Между тем обезьяны продолжали совещаться. Самцы убеждали в чем-то своего предводителя: подскакивали к нему, размахивали лапами, некоторые даже рычали, скаля клыки. Вожак отмахивался от них, а наиболее надоедливых лупил по морде.

Неожиданно обезьяны смолкли и вытянули шеи. Старый самец встал на задние лапы, передними ухватился за дверной косяк и перешагнул через порог хижины. Обезьяны замерли. И вдруг, раздирая воздух истошными воплями, они подпрыгнули, словно сработали стальные пружины, и в панике умчались с холма.

Мы окружили домик. На сей раз западня не подвела. Когда обезьяна потянула кисть бананов, пришел в движение хитроумный рычаг, и тяжелая дверь соскользнула по пазам вниз.

Старый разбойник бесновался. Он орал ужасным голосом, кидался на стены, грызя колья зубами. Мне показалось, что в приступе ярости он сейчас разнесет хижину.

Но африканцы не теряли времени даром. Скоро руки предводителя были приперты раздвоенными на концах палками, а затем привязаны к кольям. Потом один из столбиков вырезали, и, когда бандит просунул голову в образовавшееся отверстие, старый опытный охотник умелым броском накинул петлю на его челюсти.

Тут пришла очередь Дрогожа. Он откупорил большую банку ярко-красного лака и покрыл им длинную собачью морду предводителя. Когда лак высох, мы подняли вверх дверь хижины и перерезали веревки, которыми был связан пленник. На какую-то долю секунды павиан задержался в дверях, оскалил клыки, подпрыгнул и в несколько огромных прыжков преодолел расстояние между домиком и зарослями кукурузы. Его возмущенные вопли были слышны еще долго.

Зов старого главаря обезьяны встретили радостным воплем и бросились ему навстречу. Они выбежали на широкую поляну, где обычно собирались перед набегом на плантацию, и вдруг остановились как вкопанные. На них мчалось какое-то немыслимое чудовище с ярко-красной мордой. Во время своих странствий по саванне павианы видывали немало удивительных созданий, но никогда им еще не приходилось встречать зверя, который так точно подражал бы их жестам, так великолепно имитировал их крики и у которого была бы такая ярко-красная морда, блестевшая на солнце, как зеркало. Оцепенев от страха, обезьяны уставились на зверя. Но по мере того как он приближался к стае, их стала охватывать тревога. Когда же чудище оказалось шагах в пятидесяти от них, стая развернулась на сто восемьдесят градусов и в ужасе понеслась к скалам.

Вожак, удивленный таким приемом, бросился за ними, грозно крича. Узнав знакомый голос, павианы было остановились, но, как только оборотень опять приблизился к ним, обратились в бегство.

С тех пор павианы больше не появлялись на плантации, зато через некоторое время до нас стали доходить слухи, что где-то далеко-далеко, на границе саванны, замечено было многочисленное стадо собачьеголовых павианов, спасающихся бегством от огромного самца с сияющей на солнце ярко-красной мордой.

Рис. Виктора Чижикова

Загрузка...