Обратная сторона

ПРИХОД

Как только темнеет, они опять начинают скрестись в дверь. Никак не могу их поймать, открываю дверь, там — никого. Соседка. Да, это соседка. Ведьма, насылает какую-то скверну на меня. Падальщица. И никогда не открывает, не отвечает, даже через дверь не хочет говорить. Вон же её дверь с оборванной обивкой. Там еще вмятина в центре. Стучал, да, было дело.

Темнеет… Сейчас опять начнется. Каждую ночь. И так уже четыре года подряд. Да сколько же можно?! Сейчас, сейчас. Глаза уже привыкли к темноте. Нельзя включить основной свет — запалим позицию, соблюдаю светомаскировку. Не будь лохом: темно, холодно — терпи. Где фонарик? Черт его!.. Нашел! Надо встряхнуть его — садится батарейка. Где таблетки? Были же здесь, над раковиной. Боже… Что с лицом?.. Что со мной? Борода почти вся седая. Космы сплелись, как у бомжа. Черт! Пузырек разбил. Мои таблетки рассыпались по всему полу. Я не могу встать на карачки, куда мне с моими больными коленями, я потом не поднимусь…

Мне не пережить темноты без таблеток. Мразь! Ты, мразь седая, с кривыми руками, собирай давай! Мне не нужна еще одна такая ночь. Сука! Как там Михалыч твердит все время: мятный чай, мятный, мать его, чай? Тогда чай, заварим чай. Выпьем и заварим, то есть заварим и выпьем!

Мои ноги часто дают сбой. Тело весит как семь пудовых гирь, я еле передвигаю конечности. Ногам тяжело держать такую ношу. Вот и теперь падаю. Бабах! Пока лечу на пол, успеваю подумать, что в дверь снова скребутся…

— Вставай же ты, валенок! — громкий звонкий голос.

Я так и не понял, что меня разбудило: сильный удар по щеке или его отпечаток на моей барабанной перепонке.

— Подъем, солдат! — в самое ухо завопил мне Стрекоза. Сорвавшись с кровати, я снес со стены отцовскую лампу для вечернего чтения. Под хохот Стрекозы ринулся в ванную. В коридоре чуть не сбил отца. Рассмотрел в зеркало башку и не увидел рассечения. Растительности на голове было минимум, на щеках столько же сколько на затылке — почти ноль.

Стопэ! У меня же увольнительная! Я дома! Меня ждет вкусный завтрак, какого лешего Стрекоза здесь?

ТРЕВОГА

Полгода не был на родных просторах. Наконец-то приехал в отпуск на целые сутки из моей второй, моздокской, командировки. Как же дома хорошо и уютно! Перед уходом в армию не ценил домашний уют — тянуло на улицу. Теперь всё изменилось. Мать с отцом встречают. В квартире пахнет любимой жарёхой с котлетами. Как же не хватало мне семейной тишины и спокойствия! Сегодня-то я точно высплюсь! Сначала в душ и за мамкину картошечку.

Садимся с родителями за стол. Смотрят они на меня и не знают, что спросить даже. Соскучились. Отец чуть поседел, кажется. А у матери морщинок прибавилось. Сейчас поем домашней стряпни и спать.

Слышу как кто-то стучит. Отец зовет меня.

На пороге стоит помощник дежурного по части:

— Собирайся! Нам надо еще нескольких человек объехать. Жду тебя на улице, даю 20 минут! — скороговоркой пробубнил он.

Ничего не поделаешь. Стал собираться. Столько надежд на эти сутки было! А вместо суток — всего два часа. Может кто-то из солдат в СОЧ[1](самовольное оставление части) сбежал? Что за срочность?

Взял пакет с вещами, сказал родителям, что постараюсь приехать на следующие выходные.

Ехали мы на повышенной скорости, заскочили еще по адресу, забрали офицера по пути и — в отряд. Подъезжая, увидел какую-то излишнюю суету. Одни бойцы несли рюкзаки с вещами на плац, другие шли от комнаты хранения оружия (КХО[2]). Может быть, тревога учебная? Или приехал кто-то из отцов-командиров?

Иду в дежурку отметиться о прибытии. Окликает дежурный офицер: — Эй! Тебе чего?

— Я из увольнения, — отвечаю.

— Давай к себе!

Не понимая что происходит, я направился в расположение.

Зашел к командиру группы, доложил что на месте. «Давай живее! Что смотришь?! У нас тут тревога!» — крикнул он мне.

Я метнулся в каптерку за своими вещами. Схватил сумку и выбежал на улицу для построения. В одной руке — рюкзак, из которого торчала саперная лопатка, а в другой — шлем и бронежилет.

Офицер приказал замкомвзвода — сержанту с позывным Дизель — отправить группу к комнате хранения оружия, а лично ему велел вернуться в штаб. Видимо, позывной Дизелю достался за его сходство с Вином Дизелем. До армии он, так же как известный американский актер, носил кудри, но служба сделала свое дело. Крепкому, громадных размеров бойцу-срочнику не положены кудри! Бритый налысо, он выглядел брутально. Сила воли и упорство помогли ему сдать на краповый берет[3].

Другом Дизеля стал боец Витек. Упорства в Витьке было столько же, однако, в отличие от Дизеля, он так и не смог сдать квалификационных испытаний. Краповый берет не получил. Между собой мы называли Витька Кошмаром. В его развитом не по годам теле жил не восемнадцатилетний подросток, а перекачанный мужик. А все из-за того, что перед службой он увлекся стероидами. Внешний вид Кошмара — его главное оружие. Его боялись даже молодые офицеры. В группе он был пулеметчиком РПК 74[4].

По команде мы пошли в сторону КХО. В очереди за оружием, я думал о своем неудавшемся суточном отпуске. Так хотелось хотя бы сутки отдохнуть от всех этих «дизелей» и «кошмаров», от каждодневной армейской беготни. Тогда я ещё тешил себя надеждой, что всё это происходит из-за учебной тревоги.

Мои мысли прервал дежурный по КХО: «Следующий!» — крикнул он мне.

Выдали номерной автомат, четыре магазина, масленку и штык-нож. Обхватив оружие с магазинами, я «упал» в строй.

Группа направилась к плацу, где уже стоял почти весь отряд. Там мы заняли своё место для строевого смотра. Подошел командир группы с позывным Странник. Дизель отчитался о численности состава и снаряжении.

— Товарищ командир, почему тревога? — спокойным, ровным голосом задал вопрос Дизель.

— Пока причина сбора не известна, сержант. Поживем — увидим! Доживем — узнаем! Выживем — учтем! — улыбнулся командир своей излюбленной присказке, которую так любил ввернуть при любом удобном случае.

«В спецназе тревоги — обычное дело!» — думал я. Но в этот раз ничто не напоминало обычную тревогу, вокруг было слишком много суеты.

Показался командир отряда с позывным Скиф. На плацу кто-то из офицеров, тот кто первым его увидел, крикнул: «Смирно!»

— Вольно, вольно! — сказал Скиф выходя на середину плаца. Он попросил всех офицеров подойти к нему. Выполнив приказ, командиры групп построились в шеренгу. Пока мы ждали, что поведает Странник, было слышно как к КПП[5] отряда подъезжали автомобили. Проходили офицеры, поднятые по тревоге контрактники[6] бежали к своим группам на плацу. Бойцы обсуждали между собой причину «шухера».

Спустя какое-то время я увидел, как через КПП прошел контрактник из нашей группы с позывным Мёд.

Это был настоящий отморозок, похожий на героя из моих любимых фильмов про вьетнамскую войну. Вылитый сержант Барнс[7] из стоуновского «Взвода»[8]. Ему всегда хотелось кого-нибудь убить. Только об этом и говорил.

В командировках в Моздок, когда мы патрулировали границу с Чеченской Республикой, этот тип надеялся, что мы встретим боевиков. Ну, или они встретят нас. И вот тогда-то, он сможет осуществить все свои желания в полной мере: выпустить пар, пустить кровь, свернуть шею… Такая мечта была у парня. В лучших сакральных традициях штампованных боевиков из восьмидесятых.

Минус Мёда — его плохая карма. Он сдавал на краповый берет пять раз, но так и не сдал. В первую сдачу — лопнуло стекло противогаза, в другой раз его автомат не выстрелил, после — его нокаутировали в спаррингах. И так, от испытания к испытанию. А вообще, Мёд был настоящим спецназовцем, с которого можно брать пример. На экзаменах ему просто не везло, хотя все данные для их прохождения у него были. Сильный, быстрый, внимательный, но чертовски невезучий.

Мёд редко выпивал, но, когда это случалось, становился похож на маньяка. Мог часами сидеть в кресле с котенком, гладить и разговаривать, как с человеком. В эти моменты он был стопроцентным психом. Страшно распивать в компании с подобным «кошатником».

Затем появился Аллигатор. Так он сам любил себя величать. Аллигатор слыл заправским нарциссом и обожал себя безмерно. Постоянно качал железо[9], выполнял все мыслимые и немыслимые виды сгибаний и разгибаний, всех подъёбывал и ходил с собачкой. Также как и Мёд, он недавно получил прапорщика. Поскольку, по нашему мнению, до аллигатора он не дотягивал, за спиной мы называли его Крокки. В этот раз он громко возмущался тем, что в выходной его «с бабы сняли». Мы, конечно, очень завидовали, потому что о бабах и мечтать не могли…

Самым опытным офицером в нашем подразделении и одним из самых опытных в отряде был Странник. Он прошел первую Чеченскую, имел ранения. Воевал командиром разведывательной группы.

Единственный, но большой минус Странника заключался в том, что он обожал раздавать «жетоны»[10]. Один «жетон» — один оборот ручки на полевом телефоне, вырабатывающем электрический разряд. Таким образом, он наказывал бойцов, которые тупили. Давал им в руки провода и бил их током. Именно поэтому «залётчиков»[11] в группе почти не осталось. Никому не нравились «жетоны» Странника.

Странник — невысокого роста, крепкого телосложения. Боевой опыт и участие в «прожарках» делали его на голову выше многих офицеров. Он напоминал злую собаку, которая в любой момент может кинуться и укусить, если её раздразнить.

После строевого смотра Скиф направился в сторону штаба и позвал всех офицеров за собой на совещание.

По поручению Странника Мёд взял на контроль сбор группы, назначил людей для получения боекомплекта. «Получайте БК[12], забивайте магазины! И смотрите, без «самострелов»[13], а то буду крутить жетоны, пока не оживёте!» — крикнул с усмешкой Странник, отходя от строя.

Едва он отошёл на приличное расстояние, как кто-то из группы выкрикнул: «Заебал ты своими жетонами!» Всё громко засмеялись.

На улице стемнело, в штабе горел свет. Чувствовалось разлитое в воздухе напряжение. Неопределенность, беспокойство, томительное ожидание. Стоишь и не знаешь, что будет через полчаса, через час. Даже хорохориться надоедает. Просто тупо ждёшь.

— Я не припомню, — сказал Буш: чтобы весь личный состав на тревогу собирали!

Буш был взрывотехником нашей группы. Ответственный боец, но с одним минусом — плохо видел. Ирония судьбы — взрывотехник с плохим зрением.

Он не зря озадачивался происходящим. Операции всегда разные: начиная от плана «Крепость», когда люди поднимаются по тревоге и готовятся к обороне части и заканчивая терактами в регионах и освобождением заложников. На учебных тревогах мы, как правило, получали вооружение, экипировку, строились, считались, проверяли наличие всего необходимого, грузились в автотранспорт. На этом учебные тревоги всегда заканчивались. Только однажды выдвинулись на военный аэродром. Остальные тревоги проводились на территории части.

Но в этот раз всё было по-другому. Слишком много суеты. Подтверждением опасений стало и то, что в 22:00 отбой никто не объявил. Через КПП продолжали проходить отпускники со своими рюкзаками. Вскоре появился замкомандира группы Зубочистка.

Этот позывной ему придумали мы с Бушем. Очень уж он напоминал гангстера из фильма «Не грози южному централу, попивая сок у себя в квартале»[14].

Зубочистка был молодым, рвущимся в бой офицером, пришедшим к нам в отряд из ВДВ. Конечно же и у него был минус — очень уж любил бить носком ноги («пыром») бойцам по яйцам. За любой «залёт»[15]. Оказалось, что в училище его самого так «учили». После очередного удара он перенёс операцию. Вот тебе и последствия психологической травмы: «меня искалечили — и я буду!»

Появившийся в расположении Зубочистка поинтересовался, получили ли мы сухпай? Дизель доложил. Позже Мёд и Странник сообщили группе, что как только подадут транспорт, будем грузиться в «Урал»[16].

Странник сказал, что имущества будет много и возможна не одна ходка.

Из разговора Странника с Зубочисткой мне сразу резануло слух слово «улетаем».

«Куда улетаем? Как улетаем? Мы же только из Моздока вернулись?» — про себя удивился я.

Последняя командировка в Моздок выдалась нервной. За четыре месяца было несколько нападений на блокпосты вблизи Чеченской республики. Так что, послаблений ждать не приходилось.

«Может быть, в этот раз Хаттаб[17] принимает экзамены у своих выпускников, и очередная тревога как-то связана с этим?» — думал я.

Через какое-то время Странник обратился к Дизелю и отдал приказ грузиться в «Уралы». У каждого бойца была сумка с бронежилетом и «Сферой»[18], рюкзак, оружие, ящики с боекомплектом, сухпай. Всё это мы понесли к транспорту и загрузили. Места было мало, пришлось потесниться. С таким обильным багажом лишние килограммы мышц становились в тягость. Что поделать, в подобных случаях не до красоты…

Через время пришёл Скиф и назначил старшего колонны — майора Пескова. Худой, внешне совершенно не похожий на спецназовца, однако, великолепно владевший основами штабной работы, Песков мог быстро развернуть штаб в любых условиях. Вся документация отряда была на нём.

Скиф сообщил, что сам приедет позже, к вылету.

Загруженные «Уралы» направились к военному аэродрому, находящемуся в черте города.

По прибытии на место, в полной темноте, при свете фар, нам пришлось выгружать из грузовиков всё то, что только недавно загружали в них.

Подъезжали УАЗики[19]. Вернулся Скиф и всё руководство отряда.

Прибывали и прибывали люди.

В разговоре я услышал что-то про Дагестан, но без конкретики. Мне уже было всё равно, хоть стать участником битвы за город Хюэ[20] во Вьетнаме. Так настоялся в построениях, что стало безразлично куда нас закинут.

В крайней партии приехал Лобов — зам Скифа. Офицер советской закалки. Носил усы, шепелявил и заикался, что обеспечивало ему весьма карикатурный вид. Но это был тёртый калач. Участник Первой чеченской кампании, он всё время искренне переживал за нас, называя сынками.

Около трёх ночи приземлился «Илюша»[21]. Подрулил к погрузочной площадке. Дремавшие на траве бойцы проснулись от грохота. По команде Скифа мы группами принялись загружаться в мощную воздушную машину ИЛ-76.

При том, что максимальная грузоподъёмность самолёта составляет 60 тонн, вместимость — 150 солдат с личным оружием, мест всем не хватило. Многие сидели на полу, поигрывая такими бесполезными в подобных условиях мышцами. Аллигатор выглядел особенно грустным, сидел практически зажатый между чьими-то острыми коленками и бесконечными рядами дорожного скарба.

Едва борт наполнился солдатами с личным оружием, сквозь гул двигателей послышался голос Скифа: «С Богом!». Он вышел, за ним закрылась рампа. Засуетился экипаж и вскоре «богатырь» взлетел.

«Ничего себе увольнение!» — подумал я, закрыл глаза и представил тёплую домашнюю кровать, любимую собаку Босса в ногах и мамину стряпню.

Уснул.

FUCKING HOLLYWOOD

Многие думают, что для того чтобы попасть на войну нужен какой-то грандиозный повод. Как, например, у американских ветеранов, прошедших афганскую войну. У них через одного: «Из-за теракта 11 сентября я записался в морпехи», — говорит нам крепкий парень с экрана, аккуратно подстриженный ветеран.

О себе могу сказать, что попасть на войну мне хотелось, не из-за рассказов своего отца и дедов о службе в армии. Мой отец был обычным рабочим. Он проходил срочную службу в авиации, обслуживая самолёты в Забайкалье. Я не слышал от него историй про убитых братишек в Афганистане или при штурме Грозного.

Все мои предки участвовали в прожарках[22]. Прадеды прошли Первую мировую, Финскую. Прадед по линии матери до сих пор числится без вести пропавшим. Прадед по линии отца награждён двумя георгиевскими крестами. Деды прошли Великую Отечественную войну.

В то время считалось, если в армию не ходил — значит, больной или немощный, а то и того хлеще — дурак! В каждой российской семье бытует множество военных преданий от дедов и, если посчастливилось, от прадедов.

Такие истории с любопытством слушал и я от своего деда. Самая запомнившаяся, пожалуй, про то, как он ещё десятилетним со своими сверстниками собирал оружие с поля боя и относил партизанам.

Но его рассказы, документальные фильмы о войне, армейские байки отца — всё это не главное. На моё желание попасть на войну, прежде всего, повлияло КИНО. Художественные фильмы и журнал «Soldier of Fortune»[23].

По телевизору я смотрел «Офицеры»[24], в кинотеатре с отцом — «Одиночное плавание»[25] и «В зоне особого внимания»[26]. На этих фильмах выросли поколения офицеров и солдат нашей страны. Но на меня они не производили никакого впечатления.

Да, я грешен. Попал под влияние АМЕРИКАНСКОЙ ПРОПАГАНДЫ! Любил, как и все мои друзья, фильмы из Голливуда. Именно они, как ничто другое, сформировали мою тягу к военному ремеслу…

Мы становимся тем, что впитали в себя, услышали, увидели. Как правило, самая мощная фиксация идет из детства, когда сознание ещё чисто, как белый лист, не замусолено бытом, не перегружено страхами и догмами. В моей памяти остался только один детский ночной кошмар — из-под кровати вылезет лапа и куда-то утаскивает. Раннее детство — время искренних впечатлений. Потом всё круто меняется.

Часто так бывает: тот кто смотрел фильмы про полицейских стал милиционером, тот кто фанател от криминальных боевиков принялся грабить банки (или не обязательно банки). Ну, вы меня поняли — я смотрел фильмы про войну во Вьетнаме. И захотел стать морпехом.

Один из моих друзей как-то мне сказал, что фильм «Рокки»[27] испортил ему жизнь. Под впечатлением от главного героя он отзанимался боксом несколько лет.

Вот и я смело могу сказать, что такие фильмы как «Рэмбо — первая кровь»[28], «Взвод», «Цельнометаллическая оболочка»[29], «Апокалипсис сегодня»[30] испортили жизнь мне. Спасибо вам, янки!

Режиссер фильма «Взвод» Оливер Стоун, сам являлся участником событий во Вьетнаме, дважды ранен в бою. Посредством кинематографа (согласитесь, ведь это очень мощный рычаг воздействия) он хотел показать через что проходят люди на войне: страх, ужас, трусость, предательство. Героизм. СМЕРТЬ! И, следует отметить, свою миссию выполнил мастерски. Его фильмы — международно признанная классика.

И чем больше опасности, напряжения, эмоций, накапливалось по ходу развития сюжета в этих картинах, чем стремительнее разворачивались в них события, тем сильнее мне хотелось испытать то же самое. Пройти весь путь вместе с героями фильма.

Мне немного мешало лишь то, что СССР был союзником Вьетнама, а современная Россия не вела там войны.

Когда я немного подрос, то понял, что на эту войну мне уже не попасть. Оставалось только одно — непременно отслужить. Но не просто где-то «просидеть» два года, а чтобы обязательно было что вспомнить. Так я начал вынашивать план «КАК ПОПАСТЬ В СПЕЦНАЗ».

Тогда я мало что знал про ВДВ. По телевизору показывали, как десантники прыгают с парашютом и ходят в беретах голубого цвета. Это, конечно, было не так эффектно, как продираться по колено в грязной жиже через джунгли, избегать коварных ловушек Вьетконга[31], отстреливаться от фанатиков из Армии Северного Вьетнама, ожидать благословенные «вертушки», которые, словно скандинавские валькирии, унесут тебя на далекую укреплённую базу пить пиво и слушать рок’н’ролл на катушечном магнитофоне.

Выбрал я спецназ внутренних войск и активно начал готовиться к службе. Записался в несколько секций, зная что придется не просто и надо подтянуть «рукопашку».

Вот что сотворил Голливуд с юной психикой! Время на фильмы, конечно, у меня всегда оставалось, кроме того, я даже увеличил количество просмотров, да и голливудская продукция со временем стала доступнее.

Смотрел и «Чистилище»[32] Александра Невзорова ещё на видеокассете. Тогда эффект от картины был сродни удару молотком в лоб. Сейчас воздействие невзоровского «мрачняка» несколько ослабло, хотя эта работа все равно остается одной из самых достойных в современном жанровом военном кино. Единс…