Обрученные с дьяволом

Пауки в банке

Из-за верхушек деревьев наконец-то выбралось майское солнце. Его лучи насквозь прошили салон автобуса, вызвав легкое оживление среди пассажиров. Их было всего полтора десятка на первом, самом раннем рейсе из поселка Верховодье в город. Это объяснялось тем, что дачники выехали на свои участки еще вчера, в субботу, до появления первых ягод и грибов оставался как минимум месяц, а городские рыбаки только-только на зорьке закинули сети в верховодских заводях, славящихся щуками и налимами, и не собирались возвращаться домой до вечера. Поэтому нашими с Настей попутчиками оказались те немногие, кого позвали в дорогу тоже сугубо индивидуальные причины. Мы с женой, например, провели неделю у ее дальней родственницы, работающей директором одного из поселковых коммерческих магазинов…

— Глаза слепит, — недовольно проговорила Настя и расправила вылинявшую занавеску на окне.

— Подремала бы…

— Ты же знаешь, что я не могу спать ни в автобусе, ни в поезде.

— А в самолете?

— Тем более. И вообще я не понимаю, зачем мы встали в такую рань? Перед Галей неудобно за беспокойство… Переполошили все ее семейство, не дали людям поспать в выходной. Уехали бы часов в десять, как нормальные люди.

— В десять мне уже надо быть в офисе. Шеф ждать не любит, — возразил я.

— У твоего Никодимыча семь пятниц на неделе: сначала дает тебе десять дней отпуска, потом сам же отзывает на шестом… Да еще в воскресенье! — с обидой произнесла Настя.

— Служба у нас такая, — высокопарно заявил я, хотя в глубине души тоже не испытывал восторга от поступка начальника: в конце концов, я не выпрашивал — тот сам предложил взять тайм аут. После разгрома подпольной сексфирмы наше частное сыскное агентство "Мистер Холмс" пятый месяц не имело серьезных заказов, позволяющих во всем блеске проявить способности его сотрудников. Нет, без дела, конечно, не сидели, но работа носила рутинный характер и не грела сердца ни шефу, ни Геле, ни, тем более, мне.

— Что ты молчишь? — ткнула меня локтем в бок жена. — Поговори со мной.

— О чем, милая?

— Ах, о чем? — Она надула губки и отвернулась.

За неполных полгода супружеской жизни у меня не появилось оснований считать Настю занудой. Случались капризы, но любая женщина без них — что булочка без мака. Поэтому я нежно обнял Настю и привлек к себе.

— Вы не скажете, который час? — Мужчина, в одиночестве занимавший сидение перед нами, обернулся и вопросительно посмотрел на меня через мощные стекла очков.

Мне пришлось снять левую руку с плеча жены.

— Половина шестого… — ответил я.

— Спасибо, — вежливо поблагодарил мужчина.

— Смешной… На дятла похож, — шепнула Настя, изучая его тщательно подстриженный затылок.

— Дятлы не носят очков, — проявил я познания в зоологии. — Они свалятся с клюва при первом же ударе.

Настя прыснула и уткнулась носиком мне в плечо. Я потянулся губами к ее темным пушистым волосам… Внезапно завизжали тормоза автобуса, и нас резко бросило на спинку переднего сидения с очкастым…

— Мамочка! — жалобно вскрикнула жена, морщась и потирая лоб.

Я хотел выразиться куда крепче, однако сдержался, облизывая языком прокушенную верхнюю губу. Девчушка лет двенадцати — наша соседка справа — барахталась на полике в проходе. Бабулька в синем платке держалась за нос, тупо глядя себе под ноги, куда вывалилось содержимое ее перевернутой плетеной корзины.

— Охренел что ли?! — заорал водителю крестьянин неопределенного возраста, сидевший за нами.

— Идиот! — поддержала сельского труженика яркая бабенка скандального вида. — Не дрова везешь!

Я привстал и через большое лобовое стекло увидел "девятку — люкс" цвета "мокрый асфальт", стоящую на обочине. От нее к автобусу неторопливо двигались два парня в серой пятнистой форме с автоматами в руках. Третий сидел в машине, распахнув дверку и держа оружие наготове. Лица всех троих скрывали черные спецназовские маски.

— Милиция! — громко объявил наш шофер без энтузиазма в голосе.

— Наверное что-то случилось, — успокоил я Настю.

— Здесь, в глуши?! — удивилась она.

Действительно, для поста выбрали странное место: примерно на середине пути между Верховодьем и городом…

— Ребята! — тихо позвал нас очкастый, снова выглянув между сидениями. — Выручайте! Это за мной…

Услышав его неожиданное признание, мы с Настей молча переглянулись. Мужчина протянул ко мне руку с пухлым почтовым конвертом.

— Спрячьте… Когда приедете в город, передайте…

— Ты ошибся в выборе почтальонов, дяденька! — перебил я его.

— Послушайте! — горячо зашептал очкарик. — Вы неправильно меня поняли… Это — не менты!

Настя крепко сжала мою руку. Я отклонился вправо, чтобы видеть переднюю площадку. Первый патрульный уже поднимался по ступенькам…

— Доберетесь до города — отдайте в налоговую полицию, — сердито прошипел мужчина, брызнув слюной. Его пальцы разжались. Пакет упал ко мне на колени, а сам поручитель быстро отвернулся.

Пока я раздумывал, Настя взяла конверт и сунула его к себе за пазуху. Я не успел ей помешать, так как здоровяк в сером берете уже двигался в нашу сторону.

— Проверка документов, граждане! — пробасил он, внимательно изучая глазами пассажиров. На секунду его взгляд остановился на очкарике, но омоновец не стал задерживаться и прошел в конец салона. Его напарник перекинулся парой слов с водителем и неторопливо взял паспорт у молодого человека на первом сидении.

Н-да… Возможно, наш сосед и не соврал… Конечно, форма у милиции нынче, мягко говоря, разнообразная. Даже внутри отдельных подразделений служивые таскают разномастные куртки и штаны — издержки бедности переходного периода, как окрестили его политики. Но в нашем городском ОМОНе у всех ребят на рукавах пришиты фирменные шевроны с названием города (у бойцов, остановивших автобус, таковых я не усмотрел), а в Верховодском райотделе спецподразделения нет, да и сотрудники, как я успел заметить, донашивают обмундирование старого образца мышиного цвета… Это — во-первых. Во-вторых, я что-то не видел у провинциальной милиции столь престижных машин да еще в гражданском исполнении…

— Мы не взяли документов, — отвлек меня от раздумий Настин шепот.

— Спокойно, — ободрил я. — В любом случае, дорогая, помалкивай.

Едва я успел проинструктировать жену, как сзади появился проверяющий. Он ничего не сказал и лишь выжидательно навис над нами.

— Наша фамилия Берестовы, — отрекомендовался я. — Возвращаемся в город с дачи. Паспортов с собой нет.

— Что у вас в багаже? — Верзила глянул на спортивную сумку, втиснутую на полочку над нашими головами.

— Барахло, — честно признался я.

Скажите, какого стража порядка удовлетворили бы подобные ответы? Этого же вполне устроил, ибо он вежливо кивнул и сместился к очкарику.

— Документы? — ровным тоном потребовал омоновец.

— Пожалуйста, — слегка нервозно ответил мужчина.

Над спинкой сидения возникла его худая рука, сжимающая малиновую книжицу. Парень в берете просмотрел первые страницы. Нужда в дальнейшем изучении паспорта у него моментально отпала.

— На выход! — скомандовал патрульный, выразительно поведя стволом автомата.

— Почему? — возмутился мужчина в очках.

— По кочану! — неожиданно рявкнул боец и взмахнул свободной левой рукой.

Очкарик вскрикнул. Парень выволок его из кресла и потащил к дверям. Несчастный слабо вырывался, сплевывая кровь.

— Садисты! — взвизгнула яркая дамочка и обратилась за поддержкой к общественности: — Люди, что же это на свете творится?!

— Молчать! — проорал второй "пятнистый".

Грозный окрик мигом заставил женщину угомониться. Омоновцы "изъяли" жертву из автобуса. В салоне установилась гнетущая тишина…

— Куда они его? — вполголоса спросила меня Настя.

— Шмонают у машины, — пояснил я, поднявшись и наблюдая за происходящим на обочине.

— Изверги! — пискнула бабулька, кое-как уложившая вещички в корзинку.

Девчушка, упавшая при торможении на пол, испуганно хлопала глазенками, засунув руки в глубокие карманы пальто, вероятно, доставшегося ей от выросшей старшей сестры.

Взревел двигатель автобуса. Впечатлительный водитель взял с места в карьер, заставив меня рухнуть в кресло. В боковом окне я успел заметить распластанного на капоте легковушки "пленного", возле которого копошились "серые береты". Окрас головных уборов тоже настораживал: в милиции они являлись редкостью — большее распространение получили черные. И еще… На "девятке" не было номерных знаков!

Случившееся настолько шокировало пассажиров, что они предпочли помалкивать, не рискуя обмениваться мнениями — своя рубашка ближе к телу. Лишь скандальная дамочка обиженно шмыгала носом, что-то ворча.

— Покажи конверт, — попросил я жену.

Настя вытащила его из-под блузки. Внутри прощупывались какие-то бумаги.

— Вскроем? — загорелась Настя.

— Еще чего! — запротестовал я. — Мне хватает приключений и на службе.

— Интересно же… Да и глупо, согласись, рисковать, не зная, ради чего.

Резонное замечание… Я сдался. Настя вынула из сумочки пилку для ногтей и вспорола край конверта.

— По-моему, здесь какие-то финансовые документы, — сказала она, проглядывая ксерокопии.

— Банковские, — поправил я.

Платежки, ордера, выписки из лицевых счетов трех-четырех фирм… Всего полтора десятка листков.

— Ты что-нибудь понимаешь?

— Смутно, — сознался я.

Где-то позади автобуса заорала автомобильная сирена: не милицейская — просто кто-то беспрерывно жал на обычный клаксон. Вой быстро приблизился.

— Смотри, обходят! — Настя отдернула занавеску и прижалась лицом к стеклу.

Я вытянул шею над ее плечом. "Девятка" промчалась вперед. Высунувшаяся из окна рука в перчатке недвусмысленно предлагала нашему шоферу вновь остановиться. Автобус начал тормозить…

— Господи! — охнул кто-то.

— Одного им мало! — нервно хохотнул молодой человек на первом сидении.

Настя торопливо запихнула бумаги обратно в конверт.

— Погоди, — удержал я жену, собирающуюся спрятать его на прежнее место. — Они не обнаружили документы у курьера и рассудили, что он либо избавился от них в салоне, либо кому-то передал… Последнее — хуже.

— Да, если затеют обыск… — жена не договорила, тревожно глядя на меня…

С шипением отворилась дверь, забухали подошвы солдатских ботинок. Верзила, с которым мы недавно имели удовольствие общаться, склонился к шоферу.

— Вы с ума сошли! — опешил водитель.

— Делай, что говорят! — грозно прикрикнул омоновец.

Автобус нехотя тронулся. Верзила развернулся лицом к пассажирам, держа автомат стволом вверх.

— По какому праву? — взвился гражданин средних лет. Встать ему помешала супруга, вцепившаяся в рукав куртки.

— Задержанный нами преступник спрятал где-то здесь важные улики. Мы обязаны произвести досмотр автобуса. Прошу сохранять спокойствие и не препятствовать работникам милиции выполнять служебные обязанности. Мы постараемся вас долго не задерживать.

С минуту люди переваривали новость. Тем временем по команде "пятнистого" водитель свернул на лесную дорогу и вскоре остановился на полянке возле внушительных елей.

— Всем покинуть салон! — распорядился человек с автоматом.

Первым с ворчанием поднялся мужчина, интересовавшийся правами проверяющих. Я ощутил, как Настины ноготки впились в мое запястье… Господи, какую глупость мы совершили! Выбираясь из тесного кресла, я столкнулся с девчонкой в пальто и пропустил ее вперед…

— Вещи оставить тут! — скомандовал верзила, отобрав у яркой дамочки хозяйственную сумку.

— Отдай, засранец! — крикнула неисправимая скандалистка, потянувшись за своим кровным.

Некоторых людей ничему не учит собственный плачевный опыт. Потерявший терпение боец схватил возмутительницу спокойствия за шиворот и выкинул ее из салона. Бедняжка с протестующим воплем скрылась с наших глаз. Все остальные сразу поняли, что шутки кончились. Народ суетливо устремился к выходу…

Нас построили в шеренгу вдоль борта лицом к автобусу. Руки разрешили не поднимать.

— Потерпите, — вполне миролюбиво сказал второй омоновец, не убирая, впрочем, палец со спускового крючка.

Мы и терпели. Лишь строптивая дамочка оглядывала свой испачканный светлый плащ и тихонько подвывала.

Верзила орудовал внутри салона. Третий боец разместился возле "девятки" метрах в десяти от нас — ближе к шоссе. За задним стеклом машины маячил затылок очкарика. Я искоса поглядывал на Настю. Та едва заметно улыбалась краешками губ: пронесет, мол…

Наконец старший патруля выпрыгнул из автобуса.

— Хорошо! — подвел он итог, не скрывая разочарования и досады. — Там ничего нет… Нам придется обыскать каждого из вас.

— И баб? — хихикнул крестьянин. Как у человека, наиболее близкого к матушке-земле, у него в любой ситуации сохранялось природное чувство юмора.

— А что ищете? — заинтересовалась бабуся.

— Произвол! — воскликнул борец за гражданские права и мигом схлопотал тычок в спину.

Конечно я знал, что омоновцы обычно не церемонятся при проведении операций — жизнь заставляет. Однако сейчас подобная жестокость была вряд ли оправдана. Естественно, свои выводы я оставил при себе…

Верзила подошел к молодой женщине — крайней слева. Его напарник занялся "шмоном" на правом фланге нашей шеренги. Я чуть повернул голову: третий — страхующий — настороженно наблюдал за спектаклем со стороны.

— Наглец! — тонко взвизгнули слева.

Верзила отскочил от молодухи, будто ошпаренный. Возмущенная женщина шагнула к нему, занося ладонь для удара. "Пятнистый" ловко перехватил ее руку и заломил за спину, заставив пассажирку упасть на колени. Бедняжка снова закричала — теперь от боли.

— Не рыпаться! — рявкнул прикрывающий, лязгнув затвором автомата.

Приказание прозвучало вхолостую, так как больше никто и не двинулся.

— Повторяю, у нас к вам нет претензий, — громко сообщил верзила, затолкав плачущую молодуху в автобус. — Но порядок — есть порядок!

— Лезть под юбки?! — обиженно всхлипнули в салоне.

— Скажите спасибо вон тому деятелю. — "Пятнистый" показал пальцем на "девятку", где сидел очкастый, после чего принялся за следующего пассажира.

По мере того, как омоновцы приближались к нам с Настей, во мне нарастало напряжение. Я представил, как чужие пальцы сейчас дотронутся до моей жены, и скрипнул зубами.

— Держи себя в руках, — шепнула Настя, понимая мое состояние.

— Попробую…

Напарник старшего нерешительно взглянул на девчушку в пальто и подошел к моей жене. Я закрыл глаза… Открыл их, когда ощутил прикосновение к собственному плечу.

— Повернись, — приказал верзила.

Я повернулся. Настю оставили в покое — она поправляла одежду.

— Предупреждаю, — тихо сказал я омоновцу. — Сунешь лапу мне в штаны — откушу пальцы.

Его глаза в прорезях маски на мгновение выразили удивление, затем сузились в усмешке.

— Уважаю, — похвалил верзила. — Сам расстегнешь и покажешь.

Он сноровисто меня ощупал, наткнулся на удостоверение частного детектива в нагрудном кармане, прочитал его и выжидательно замер. Я демонстративно дернул молнию на ширинке.

— Давай в автобус. — Верзила даже не взглянул на мое исподнее.

Остальные пассажиры уже сидели на своих местах.

— Интересно, что будет теперь? — спросила Настя, беря меня за руку.

— Поглядим… — буркнул я.

Один из "пятнистых" забрался в салон и заставил водителя закрыть дверь, а сам оперся спиной о лобовое стекло.

— Всем пригнуть головы вниз и не поднимать без моего разрешения! — объявил он.

— Вам это так не пройдет! — заверил оскорбленный правозащитник.

— Мы будем жаловаться! — мстительно пискнула яркая дамочка, решив, что коль плащ безнадежно испорчен, то терять ей больше нечего.

— Жалуйтесь, — спокойно разрешил боец. — Потом… Если захочете! — Он заливисто заржал.

Нас лишили возможности видеть то, что творится на воле, но слуха никто не лишал. Неудачные поиски документов вынудили омоновцев вновь подступиться к очкарику. На такую мысль меня навел сдавленный вскрик и едва различимый шум возни за бортом автобуса…

— Бьют? — прошептала Настя, почти касаясь подбородком своих коленей.

— Наверное…

— Если он расколется, нам хана…

Моя жена частенько оказывалась права в собственных прогнозах. Я поежился. Зашипел механизм открывания двери. Тяжелые шаги неумолимо приближались к нам.

— Выходите, — ровным тоном потребовал верзила.

— Зачем? — откликнулся я.

— Надо поговорить.

— О чем?

— Выходите! Судя по дрогнувшему голосу, он еле сдерживался.

— Подчиняемся с неохотой, — предупредил я.

— Сумочку возьмите, — напомнил боец Насте.

В принципе, я мог бы вырвать у него автомат и выгнать обоих "пятнистых" придурков вон из автобуса, однако тем самым поставил бы под угрозу жизни других пассажиров. И закон, и мораль запрещают подобное…

Голова очкарика над задним сидением "девятки" пропала. Оглядевшись, я приметил торчащую из-под куста ногу в сползшем носке и сделал кое-какие выводы…

— Куда вы дели документы? — хмуро осведомился верзила.

За его спиной маячил второй. Взгляды обоих не обещали ничего хорошего. Зато третий боец куда-то пропал — это радовало.

— Где документы? — повторил старший.

— О чем вы, сударь? — высокомерно уточнил я. Он не упомянул о конверте. Значит у нас оставался шанс.

— О документах, что передал вам сосед. Как юрист вы обязаны знать, что сокрытие важных для следствия улик влечет за собой ответственность перед законом.

От столь глупой и длинной фразы сам говоривший запыхался. Ни один уважающий себя мент не изрек бы ничего похожего. Я понял, что очкарик нас не выдал, а ребята блефуют. Расчет прост: сидения впереди курьера пустовали, публика справа не та, чтобы ей можно было довериться. К тому же, частный сыщик… "Омоновцы" применили метод исключения: все сходилось на мне и Насте.

— Знаете, ребята, — заговорил я. — Вы меня поражаете своим непрофессионализмом. Говорю вам именно как юрист. Вы разве не заметили, что окошко над сидением задержанного приоткрыто. Щель вполне достаточная, чтобы выбросить даже пустую бутылку…

Глаза верзилы озадаченно раскрылись.

— Вы видели, как он выкинул бумаги?

Я решил, что утверждать прямо — это перегиб. Потому скромно сказал:

— Не видели… Только с момента остановки автобуса прошло не меньше минуты до вашего появления внутри него. Если же преступник догадывался о возможной встрече с вами, то мог освободиться от бумаг и раньше — еще во время торможения автобуса.

Старший кивнул напарнику. Тот кинулся в салон проверять подброшенную мною версию.

— Я вообще дремала! — сердито проговорила Настя. — И не собираюсь возводить напраслину на человека. Это моему муженьку везде шпионы мерещатся… Если бы вы раньше сказали ему о цели ваших поисков, он бы помог и белье родной жены наизнанку вывернуть!

Ее импровизация получилась очень уместной.

— Ребята, вы бы отпустили автобус, — подогрел я. — Честно признаться, дров вы наломали. Некоторые пассажиры точно будут жаловаться. Если надо, мы с женой задержимся и проедем с вами до места, где…

— Что-о?! — вскричала Настя. — Куда ты, дурак, собрался?! Не слушайте его! Я уже устала от всяких заморочек!

Со стороны она смотрелась великолепно: горящие глаза, летающие вверх-вниз руки, притопывающая ножка…

— Успокойся, дорогая… Парни посадят нас потом на любую попутку. — Я бодро взглянул на старшего.

— Козел! — коротко, но ясно высказалась супруга. Разумеется, верзила отнес ругательство на мой счет. Вот, глупый!..

К этому моменту второй "омоновец" завершил осмотр окна и вернулся.

— Есть щель, — доложил он.

— Ладно, езжайте, — смилостивился старший. — Но предупреждаю: если ввели нас в заблуждение — вам не поздоровится!

Он сопроводил нас в салон и обратился к народу:

— Граждане! Обстоятельства вынуждают нас порой поступать жестко — время нынче такое… Прошу извинить за причиненные неудобства, но кое-кто сам напросился. — Боец выразительно посмотрел на яркую дамочку. — И предупреждаю, что операция носит секретный характер, поэтому помалкивать — в ваших интересах.

— Монстры! — тихо вякнула скандалистка.

— Можете жаловаться, — добавил омоновец. — Все равно наше начальство никогда не признается, что такая операция проводилась. Зря потратите время…

Он покинул автобус и махнул водителю. Тот быстро включил зажигание, опасаясь, что "представитель власти" передумает. Натужно ревя, машина одолела подъем и выкарабкалась на шоссе. Тройка бойцов сгрудилась подле "девятки" и мрачно смотрела нам вслед…

Через пять минут пассажиры начали бурно обсуждать случившееся, громко негодуя, ругаясь и грозя наглым милиционерам всеми мыслимыми и немыслимыми карами… Мы с Настей не включались в общий бедлам. Правда, любознательный паренек с первого сидения спросил, было, куда нас водили… Я сказал, что по нужде, и он отстал.

— Блестяще сыграно, — польстил я жене, вспомнив сценку у автобуса.

— Думаешь, они поверили?

— Скоро узнаем.

— Откуда?

— Мне ведь пришлось назвать свою фамилию, да и удостоверение главарь видел.

— Погано… — вздохнула Настя. — Вляпались…

А кто виноват? Кто схватил конверт? Не я же! Понятное дело, что я промолчал, предпочитая не заострять внимание на этом маленьком нюансе.

— Верни бумаги, — попросила Настя.

Я вылез в проход и склонился над девочкой в пальто.

— Смотри, какое красивое дерево! — проворковал я.

Девчонка машинально подалась к окну. Автобус как раз выполнял поворот. Я потерял равновесие и плюхнулся на сидение рядом с нею.

— Где? — недоуменно переспросила девочка, с любопытством вглядываясь в ровную стену леса. Карман ее пальто призывно оттопырился.

— Опоздала… Уже проехали! — посетовал я и вернулся под бок к Насте.

Ребенок озадаченно посмотрел на нас и отвернулся.

— С тобой опасно ездить в общественном транспорте, — усмехнулась Настя, принимая конверт и убирая его в сумку.

— Столь роскошные карманы встречаются очень редко, — успокоил я.

— А если бы бандиты и девочку обыскали?

— Если — не считается. Психология — великая вещь!

За поворотом показался указатель. До города оставалось еще двадцать с лишним километров…

Оказывается, что неделя — не такой уж и малый срок. Во всяком случае, вблизи девятиэтажки, где размещался офис сыскного агентства "Мистер Холмс", я ощутил в душе легкий прилив сентиментальности, как это часто бывает, когда возвращаешься в родной дом после долгого отсутствия. Вывеска у подъезда с названием фирмы, выполненная готическим шрифтом, даже вызвала выражение умиления на моем лице.

— Соскучился, — обреченно вздохнула Настя.

— Есть немного, — признался я, пропуская жену под козырек парадного.

На первом этаже возле массивной железной двери я позвонил. Нам столь долго не открывали, что за это время стандартную трехкомнатную квартиру, занятую под частную детективную контору, можно было обойти раз десять… Наконец щелкнул отпираемый замок.

— Ключи потерял? — пробурчал Никодимыч вместо приветствия.

— Побоялся вас вспугнуть, — нахально заявил я.

— В каком это смысле?

— Вдруг вы занимались какими-то делишками, о которых подчиненному знать не положено. Вот я и дал вам возможность спрятать концы в воду.

Настя прыснула за моей спиной.

— Балабол! — насупился шеф и посторонился, давая нам возможность войти в прихожую. Только здесь он соизволил поздороваться.

Мы сняли куртки и прошли в гостиную, одновременно служившую приемной. Настя нерешительно посмотрела на кожаный диван и кресла.

— Располагайся, где душе угодно, — ободрил я.

Жена выбрала диван. Я уселся рядом, а Никодимыч — в кресле напротив нас.

— Время милосердно, — глубокомысленно изрек я.

— Ты о чем? — не понял начальник.

— За минувшую неделю вы совсем не изменились.

Настя засмеялась и чуть покраснела от смущения. Шефу явно не понравилась колкость, но он сдержался, почесал свой длинный нос, поправил остатки белесых волос на голове и спросил:

— Хорошо отдохнули?

— Замечательно. А где наша Гелечка? — Я перевел взгляд на пустой черный стол возле двери в кабинет шефа — рабочее место третьего сотрудника агентства, выполнявшего роли секретаря, делопроизводителя и младшего сыщика по совместительству.

— Я разрешил Геле выйти завтра. На четвертом месяце все-таки…

— Ах, ну да… — спохватился я, ибо никак не мог свыкнуться с беременностью своей коллеги. — Надеюсь, что дело, ради которого вы урезали мои каникулы, стоит того?

— Исчез человек. Девушка. Дочь директора одного акционерного общества.

— А что милиция? — быстро среагировал я.

— Не в курсе, — кратко пояснил шеф и замолчал.

Н-да… Розыск пропавших меня никогда не вдохновлял. Муторное дело: бесконечные расспросы, куча версий, а в целом — сплошные блуждания в темноте. К тому же, если родственники не хотят обращаться к официальным властям, а у бывших моих коллег по профессии в части розыска пропавших всегда шансов больше (не умением возьмут, так количеством и масштабами поисков!), то подоплека исчезновения обычно деликатная, порой и просто гадкая.

— Рэкет? Шантаж? Побег с любимым на Северный полюс? — предположил я.

— Неизвестно, — все так же скупо проговорил Никодимыч.

Еще веселей… Беремся за дело, не зная хотя бы мотива происшедшего.

— Отец сам обратился за помощью?

— Да.

— Размер гонорара?

Шеф назвал заманчивую сумму.

— Когда начинать? — мигом загорелся я.

Никодимыч посмотрел на Настю. Служебную этику он чтил всю жизнь.

— Кофе хотите? — Моя жена — человек тактичный.

— Отлично! — обрадовался я. — Ты, милая, найдешь на кухне все необходимое.

Она удалилась, оставив нас с шефом одних. Никодимыч поспешил воспользоваться ситуацией и достал сигарету. Давно канули в прошлое времена, когда мой начальник баловался "беломором". С каждым годом рыночная (или базарная?) экономика все тверже становилась на ноги, импортные сигареты уверенно вытесняли отечественную продукцию — папиросы исчезли с прилавков напрочь. Волей-неволей шеф смирился с потерей любимой отравы и переключился на ставшие доступными его кошельку "Мальборо".

— Хотелось бы услышать исходные данные, — сказал я, отодвигаясь от клуба сизого дыма в угол дивана.

— Бывшая нефтебаза, — начал Никодимыч, — акционировались два года назад. Волков проработал там лет десять директором — им и остался при новом статусе предприятия. Я его знал немного, когда еще сам работал в УВД. Хамоватый мужик, хитрый и хваткий.

— Как звать-величать?

— Аверьяном Евстигнеевичем.

— Простенько и со вкусом!

— Вдовец. Жена умерла года три назад. Проживает с единственной дочерью Яной девятнадцати лет, которая исчезла.

— Когда?

— Во вторник. Ушла утром на занятия в промышленную академию и… с концами.

— Подробности?

— Волков пообещал явиться к нам сюда в одиннадцать, — сказал шеф. — Вот сам и расскажет.

— Годится. Значит, у меня есть пара часов, чтобы обтяпать одно дельце.

— Какое? — заинтересовался начальник, давя окурок в хрустальной пепельнице.

— Мы сегодня добирались в город с приключениями.

Я подробно доложил шефу о событиях, случившихся в автобусе. В разгар повествования Настя принесла кофе и осталась с нами. Никодимыч не возражал, я тем более.

— Где конверт? — спросил шеф, когда я исчерпался.

Моя жена поставила свою чашечку на журнальный столик и достала пакет. Никодимыч зашелестел бумажками. Он не спешил с ними расставаться. Мы с Настей успели выпить кофе, а шеф все молчал, напряженно о чем-то размышляя. Мыслительные усилия Никодимыча всегда выдавали заострившийся нос и остановившийся, как у совы, взгляд.

— Никак не могу вспомнить, но определенно я где-то что-то слышал о фирме "Беркут", которая фигурирует в этих документах, — наконец заявил он. — Причем, не очень давно…

Мы с женой переглянулись.

— Тесен мир, — сообщил я истину.

— Пожалуй, я поеду с тобой в налоговую полицию, — вынес решение командир.

— С нами, — поправил я его, имея в виду Настю.

Шеф посмотрел на нее, кивнул и добавил:

— Не будем терять времени.

Отдел налоговой полиции помещался в древнем здании исторического центра города. При одном взгляде на дом становилось ясно, что долго он не протянет и рухнет так же, как уже рухнуло полдюжины его собратьев на ближайших улочках.

Мы вошли под арку, обнаружили дверь и поднялись на второй этаж по каменной лестнице, ступеньки которой за сто минувших лет безнадежно сточили подошвы сотен тысяч ног. На стенах висело множество указателей со стрелками, свидетельствовавших о том, что дом стал приютом не только для налоговой полиции, но и минимум для трех других административных учреждений, а также для парочки коммерческих представительств.

Звонок разлился трелью где-то далеко в глубине помещений, скрывающихся за цельнометаллической дверью. Вскоре в окошке двери показалось сонное мужское лицо.

— Вам кого? — глухо донеслось через толстое оргстекло.

— Дежурного офицера, — ответил Никодимыч.

— Как доложить?

— Мы принесли очень важное сообщение.

Прапорщик в форме исчез, но, спустя полминуты, его место занял симпатичный молодой человек в штатском. Оглядев нас, он распахнул дверь и впустил в тамбур.

— Слушаю вас, — любезно произнес полицейский.

— Тут такая история, — выступил вперед я, предъявляя лицензионную карточку частного сыщика. — С вашим человеком стряслась беда. Нам необходимо переговорить с руководством отдела.

— Какая беда?

— Он попал в переделку и, возможно, с несчастливым для своего здоровья исходом.

Лицо офицера вытянулось.

— Как фамилия сотрудника?

— Мы не знаем.

— Сегодня выходной и начальника в отделе нет…

— Хорошо, — вмешался Никодимыч. — Позвоните ему домой и доложите о нашем приходе.

Полицейский помялся, затем открыл следующую дверь и провел нас в коридор.

— Посидите, — указал он на стулья вдоль стены, а сам скрылся в одном из кабинетов. Прапорщик выразительно замер в двух метрах от нас, готовый решительно пресечь любые вольности с нашей стороны.

— Строго тут у вас! — посочувствовал я.

— Нормально, — сухо отрезал парень.

Офицер выглянул из кабинета и попросил кого-нибудь одного подойти к телефону. Никодимыч толкнул меня локтем в бок.

— Здравствуйте, — приняло приветствие мое ухо, едва я приложил к нему трубку. — Подполковник Третьяк, начальник отдела. С кем имею честь?

Я назвал себя и вкратце изложил историю с автобусом.

— Вы ничего не путаете? — переспросил подполковник, выслушав меня до конца.

— Нет, галлюцинациями не страдаю.

— Полчаса подождать можете?

— Постараемся.

— Передайте трубку дежурному.

Офицер внимал начальству, отпуская короткие "понял". По завершении разговора он по-военному бросил: "Есть!". Затем пригласил меня следовать за ним.

Нас разместили в кабинете начальника, оформленном в европейском деловом стиле, угостили чаем и оставили одних. Сквозь неплотно прикрытую дверь доносились обрывки фраз дежурного, повисшего на телефоне. По ним нетрудно было догадаться о том, что Третьяк отдал приказ поднять по тревоге весь отдел.

— Значит дело серьезное, — заключил Никодимыч, вертя красивую черную подставку с ручками, карандашами и кучей прочих приятных канцелярских мелочей. Потом он заметил фасонистую пепельницу, придвинул к себе и выудил из кармана пачку "Мальборо".

— Интересно, он не родственник легендарного хоккейного вратаря? — высказал я вслух занимавшую меня мысль.

— Кто? — не поняла Настя.

— Начальник отдела. Одна фамилия.

Жена рассмеялась и укоризненно покачала головой.

— Из милиции в полицию пришел, — проявил осведомленность Никодимыч. — Тут много ребят из госбезопасности и "криминалки".

— Может и мне устроиться?

— Надоели вольные хлеба, Константин? — Никодимыч посмотрел на меня в упор. — Давай, попытайся.

— Эх… Бросить вас с беременной Гелей на произвол судьбы? Никогда! — Я гордо вскинул голову.

— Тоже мне, отец родной! — хмыкнул шеф. Но, судя по выражению лица, он одобрил мой "выбор"…

Через четверть часа к нам присоединился плотный мужчина выше среднего роста с обильной паутиной седины в темных волосах. Он представился Валерием Леонидовичем. Голос по телефону мало отличался от живого. После рукопожатий Третьяк удобно расположился в пневматическом кресле за шестиугольным столом, записал себе в блокнот наши фамилии, мельком проглядел документы из конверта, переданные ему Настей, и попросил:

— Опишите, пожалуйста, человека в очках.

Я охотно выполнил его просьбу и в свою очередь задал вопрос:

— Ваш агент?

Подполковник отвернулся, проверил, на месте ли плотные шторы на окнах, и проговорил:

— Вроде того… А вы запомнили этих самых "омоновцев"?

— Фигуры. И, пожалуй, глаза старшего, — заверил я. — Маски — сами понимаете…

— Ясно. Я попрошу вас и вашу жену дать письменные показания. — Он расстегнул пиджак добротного костюма и потянулся к телефону.

— И это все? — удивился я.

— А чего вы еще желаете? — Рука Валерия Леонидовича повисла над аппаратом.

— Нам бы хотелось знать, что это за документы и кто за ними охотится, — твердо произнесла Настя.

— Это исключено, — сухо возразил подполковник.

— Я где-то читал, что по закону граждане, оказывающие помощь налоговой полиции, имеют право на вознаграждение, — нахально напомнил я.

Взгляд Третьяка сделался озадаченным. Как руководитель и администратор он, вероятно, привык считать копейку.

— Мы умеем хранить секреты, — мягко сказал Никодимыч. — И речь идет не о простом любопытстве. Те, кто прикинулся омоновцами, знают фамилию моего сотрудника. — Он показал на меня. — Да, там в лесу ваш человек не раскололся и не назвал, кому он передал документы, но где гарантия, что его не сломали позже? Если так, то бандиты приедут в город, а найти человека по фамилии и месту работы — в наше время не проблема.

— К слову, автобус шмонали обычные исполнители с ограниченным количеством извилин, — добавил я. — Не сомневаюсь, что те, кто их послал, обладают большими умственными способностями. Элементарный анализ информации выведет их на меня и Настю даже без помощи вашего очкарика.

Подполковник замкнулся, вертя в пальцах карандаш. С минуту он думал, затем сказал:

— Хорошо. Полагаюсь на вашу скромность.

— Не сомневайтесь! — радостно воскликнул я.

— В Верховодье есть коммерческий банк. Его контролируют криминальные элементы.

— В такой дыре? — не удержался я.

— В дыре, — усмехнулся Третьяк. — Подальше от глаз правоохранительных, так сказать, органов. Через банк отмывается черная наличка, полученная преступным путем. Помимо этого, руководство банка и прямо нарушает налоговое законодательство, пользуясь слабостью местной налоговой инспекции. В детали вдаваться не буду — да и вам ни к чему забивать голову. Вокруг банка существует сеть небольших фирм, зарегистрированных как у нас в городе, так и в поселке. Они тоже участвуют в цепочке… — Начальник отдела запнулся и добавил: — За махинациями стоят очень крутые люди…

— Наши городские? — вновь не вытерпел я.

— Берите выше. В банке и всем остальном, что крутится вокруг него, заинтересованы определенные круги и областного масштаба, и самой Москвы.

— Вот так Верховодье! — удивилась Настя.

— В тихом омуте… — невесело улыбнулся подполковник. — Полгода назад достроили шоссе, проходящее через Верховодье и соединяющее северо-западные промышленные районы России с северными.

— Понятно, к чему это привело, — проговорил Никодимыч.

— Теперь крупные партии левых товаров и сырья перегоняются, минуя центральные области, где и милиции побольше да и позубастее она. Постепенно Верховодье становится перевалкой. — Третьяк прикрыл глаза и помассировал кончиками пальцев переносицу. — Осиное гнездо.

— О чем раньше думали? — упрекнул я подполковника. — Когда дорогу строили, надо было…

— Думали! — недовольно перебил Третьяк. — У меня всего-то три десятка сотрудников на город и четыре сельских района! — Он резко воткнул карандаш в ячейку письменного прибора. — Мои люди могли только собирать информацию. На упреждающие действия силенок не хватало. Сколько писем направлял в область, да… — подполковник не договорил и в сердцах махнул рукой.

— У нас всегда так: пока гром не грянет — мужик не перекрестится, — вздохнул мой шеф. — И все же вы решились выступить, хотя и с опозданием?

— Точно! — почему-то обрадовался Третьяк. — Мы несколько месяцев готовили операцию в Верховодье, куда надо внедрили своих людей. Одного из них вы видели… — Его взгляд отяжелел. — Документы, которые наш человек добыл и вез сюда, позволяют замкнуть круг и начать действовать…

В кабинет заглянул дежурный.

— Валерий Леонидович, восемьдесят процентов личного состава прибыло — доложил он.

— Подождем, Игорь, еще минут пятнадцать, — распорядился подполковник.

Офицер кивнул и скрылся за дверью.

— Стало быть, мы рисковали не зря! — обрадовалась Настя.

Третьяк не разделил ее энтузиазма.

— Бумаги — не все, — вздохнул он. — Человек нес и устную информацию. Боюсь, что без нее могут возникнуть некоторые осложнения.

Настя растерянно поглядела на меня. А что я мог сказать? Ничего.

— Так вы намерены двинуть в Верховодье прямо сейчас? — спросил Никодимыч.

— Да. Поэтому вы можете не волноваться: жуликам будет не до вас.

— Хочется верить, — бодро произнес я.

— Ну что, удовлетворил я вас своим докладом? — Подполковник улыбнулся и встал, давая понять, что беседа завершена.

— В общем-то, — не очень уверенно ответил Никодимыч.

Полчаса, в течение которых мы с Настей оформляли показания, в отделе царила суматоха. Часть сотрудников переодевалась в полевую форму, каски и бронежилеты. Другие с озабоченными лицами сновали между кабинетами.

Когда мы вышли на улицу, то увидели у тротуара несколько автомобилей с мигалками на крышах.

— Дело будет! — с каким-то детским воодушевлением воскликнул Никодимыч, оглядывая машины.

Боже, как он оказался близок к истине!

Мы с Никодимычем сидели рядком на диване в приемной родной конторы и по очереди молча поглядывали на часы, висящие на противоположной стене. Стрелки неумолимо приближались к половине двенадцатого, а директор акционерного общества "Нефтепродукты" явно задался целью испытать наше терпение. Ждать и догонять — ничего хуже нет. Тем более, в преддверии приближающегося обеда и с учетом пропущенного завтрака.

При мысли о еде я невольно представил Настю в нарядном фартуке, колдующую на кухне уютной однокомнатной квартирки. Час назад мы расстались с любимой женушкой у подъезда нашего дома, и за это время она наверняка уже успела состряпать что-нибудь вкусненькое.

— Н-да… — нарушил тишину Никодимыч.

Я лишь сглотнул слюну и в десятый раз с тоской посмотрел на часы. Минутная стрелка вздрогнула и коснулась цифры шесть. В тот же миг в прихожей раздался столь долгожданный звонок.

— Открой, — поморщился шеф.

Не скажу, что с радостью, но я исполнил приказание.

На лестничной площадке нетерпеливо топтался гражданин лет пятидесяти. Маленький рост и чрезмерная полнота делали его похожим на детский мячик. Однако черные густые брови, сердито сдвинутые к переносице, и выглядывающие из-под них холодные глаза подсказывали, что мячик не такой уж и детский.

— Ты кто? — прорычал гость.

— Конь в пальто! — широко улыбнулся я, использовав один из своих самых любимых ответов на идиотские вопросы.

Брови взметнулись вверх и замерли на середине мощного лба.

— Проходите! — спохватился я, вовремя вспомнив о размерах обещанного клиентом гонорара и взволнованном состоянии его души по причине пропажи чада.

Товарищ директор хмыкнул, шагнул в прихожую и скинул легкий плащ мне на руки. Я вновь не сдержался и выжидательно выставил вперед ладошку: коль пользуют как швейцара, то пусть изволят подать чаевые.

— Клоун! — взорвался гость, оттолкнул меня животом и покатился в приемную.

Шикарная мебель, картины на стенах и прочие "прибамбасы" несколько поубавили спеси у специалиста по нефтепродуктам. Он вполне дружелюбно пожал руку Никодимычу, поднявшемуся с дивана ему навстречу, поставил на пол пижонистый кейс и вторично огляделся.

— Волков! — машинально отрекомендовался клиент, разглядывая девушку на акварели "Море".

— У меня в кабинете есть картинка и похлестче! — заметил я с порога приемной. — Не желаете взглянуть?

Аверьян Евстигнеевич резко обернулся, измерил мой рост колючим взглядом и обратился к Никодимычу:

— Это ваш охранник? — Судя по всему, раскаты грома в голосе Волкова являлись вполне нормальным и обыденным для него явлением.

— Коллега, — пояснил шеф.

— Он меня почему-то раздражает, — почти доверительно сообщил гость.

Спорить не хотелось, но родные и близкие всегда твердили, что я — настоящая очаровашка.

— Мы привыкли ценить время как клиентов, так и свое собственное, — дипломатично срезал нахала шеф.

Кажется, до Волкова дошла глубина намека, ибо он обмяк и плюхнулся в ближайшее кресло. Оно жалобно скрипнуло.

— Итак? — Никодимыч вернулся на диван и выжидательно нацелил острый нос на директора.

Я устроился на стуле в углу комнаты чуть сзади от Волкова, дабы его не "раздражать". Аверьян Евстигнеевич покосился в мою сторону, сунул руку во внутренний карман пиджака и вынул сложенный вчетверо листок бумаги.

— Вот! — Он протянул его шефу.

Не задавая преждевременных вопросов, Никодимыч осторожно развернул листок и прочел вслух:

— "Ты не передумал?"

— Сучьи дети! — рявкнул Волков, подаваясь вперед. — Сунули вчера в почтовый ящик. Вы поедете со мной выручать мою девочку?!

— Погодите, Аверьян Евстигнеевич, так дело не пойдет. — Для убедительности Никодимыч хлопнул ладошкой по диванному подлокотнику. — Давайте все с самого начала.

— Что с начала?!

— По телефону вы дали мне слишком мало информации, — спокойно сказал шеф. — В минувший вторник Яна как обычно ушла в половине девятого на занятия в промакадемию. Как заявили вам ее сокурсники, в тот день девушку они не видели, то есть Яна до академии не дошла…

— Да, к аналогичному выводу пришел и я сам, — перебил клиент и желчно добавил: — Хотя сыщиком себя не называю, черт возьми!

— Почему вы не обратились в милицию? — подал голос я. — Почему вообще помалкивали со вторника? Почти неделю! — И неожиданно для самого себя заорал на гостя: — Видимо, причина, по которой ваша дочь оказалась в беде, вам хорошо известна, но эта причина дурного свойства, да?!

Удар попал в цель: "мячик" прохудился и, фигурально выражаясь, выпустил часть воздуха…

Никодимыч схватил клиента за руку и воскликнул:

— Вам плохо?! Константин, неси нитроглицерин!

Получилось в рифму… Я сбегал на кухню, порылся в аптечке и приволок целую жменю всяких таблеток, но они не понадобились, потому что Волков отмахнулся от нас с шефом, словно от назойливых мух, откинулся на спинку кресла и уставился в потолок.

— Как вы догадались? — еле слышно спросил он.

— Элементарно! В противном случае вы бы еще во вторник побежали в УВД! — уточнил я.

— Я запутался… — выдавил Аверьян Евстигнеевич и прикрыл глаза.

Внезапно мне стало жаль его. Я как-то сразу забыл про недавнее хамство… Беда действует на каждого человека по-разному, и каждый по-своему ей противостоит.

— Может, воды? — заботливо осведомился шеф.

— Не надо…

Я посмотрел на Никодимыча, встретил его ответный укоризненный взгляд и, пожав плечами, рассыпал упаковки с лекарствами по журнальному столику. От шелеста и треска Волков встрепенулся.

— Я не верил, что они пойдут на такое, — проговорил директор "Нефтепродуктов". — Я до вчерашнего дня — до этой проклятой записки! — думал, что они не посмеют обидеть мою девочку: просто пугают, чтобы заставить… — Он замолчал.

— Что заставить? — мягко спросил Никодимыч.

— А? — Волков в упор посмотрел на него, будто только-только вышел из транса.

— Что заставить и кто — они? — повторил шеф.

Аверьян Евстигнеевич покосился на меня и угрюмо поинтересовался у Никодимыча:

— Вы гарантируете сохранение тайны своего клиента?

— Если она не сопряжена с тяжким преступлением, — ответил шеф. — В противном случае мы обязаны поставить в известность милицию.

— Исключений не бывает? — с надеждой посмотрел на него гость.

— Нет! — твердо заверил Никодимыч, доставая пачку сигарет. — Курите?

Волков вытянул "мальборину" и, благодарно кивнув, прикурил от протянутой шефом зажигалки "Зипо". Пепельницу начальник установил на полу между собой и гостем. С минуту клиент думал, жадно затягиваясь, затем, не докурив, с ожесточением погасил сигарету, растерев ее о дно хрустальной чаши.

— А, ладно! Семь бед — один ответ! — сдался он, для храбрости вцепившись пальцами в собственные колени. — Похоже, дело слишком далеко зашло…

— Сперва оформим договор, — предупредил его Никодимыч и перевел взгляд на меня.

Поскольку Геля отсутствовала, участь заниматься бумажной рутиной выпала мне. Я ужасно обрадовался и, окрыленный доверием, улетел к столу нашего секретаря, где прочно угнездился, вынув из нижнего ящика два стандартных бланка. Заполнение длилось минут десять, потом еще пять минут Волков изучал оба экземпляра. Временами мне казалось, что некоторые слова и отдельные буквы он видит впервые в жизни…

— Собственно, ваша задача здесь сформулирована не совсем правильно, — внезапно оповестил он. Мне нужно, чтобы вы помогли не отыскать, а вернуть Яну…

— То есть? — вытаращил глаза шеф.

Я промолчал, вспомнив слова "выручать девочку", слетевшие с уст клиента еще в начальной фазе разговора…

— Сегодня утром мне позвонили и назначили встречу в четырнадцать часов. Я обязан привезти выкуп и там же получу Яну…

Волков назвал и место встречи, выбранное похитителями.

— Так вы хотите нанять нас для охраны? — еще больше растерялся шеф.

— Да. Я боюсь, что эти люди могут выкинуть какую-нибудь гадость.

Никодимыч озадаченно посмотрел на меня.

— Не пойдет! — резко возразил я. — По сути дела, вы предлагаете нам помочь преступникам успешно завершить вымогательство, еще и сопряженное с похищением человека. Вы нас самих прямехонько толкаете на скамью подсудимых!

Аверьян Евстигнеевич часто-часто заморгал и виновато произнес:

— Не совсем так… Если посмотреть на ситуацию с их точки зрения, то они требуют свое…

— A-а, значит вы им должны, но отдавать не хотели? — живо откликнулся Никодимыч. — И тогда они похитили вашу дочь?

— Должен — с их точки зрения, — подчеркнул Волков, но как-то вяло.

— А с вашей? — ухмыльнулся я.

— Да и с моей, пожалуй, — согласился он, чуть помешкав.

Я выжидательно глянул на своего начальника. Тот едва заметно кивнул.

— Каково происхождение денег?

Мой вопрос кандидату в клиенты не понравился.

— Это обязательно? — поморщился он.

— Конечно! — заверил я. — Вдруг вы ограбили банк и присвоили денежки своих подельников?! При таком раскладе мы понимаем их раздражение…

— Нет! — вдруг выпалил Волков, развернувшись лицом ко мне.

— Деньги чистые и получены в результате нормальной коммерческой операции! Просто эти люди посчитали себя несколько обделенными…

— Так они правы или нет?! — раздраженно спросил Никодимыч, начавший терять терпение. — Хватит ходить вокруг да около!

— Д-да… — выдавил Волков. Потом подумал и сказал: — Будем считать, что я собираюсь отдать долг, но боюсь обмана уже с их стороны. Вот для чего я намерен вас нанять!

С каждым словом он обретал уверенность и в конце фразы победно оглядел приемную. Мы с шефом молчали, не зная, какое решение принять. С одной стороны, можно отбросить сомнения и подзаработать, обеспечив охрану клиента, опасающегося подлости со стороны кредиторов, с другой — что же это все-таки за деньги? Тут вляпаться в дерьмо — что два пальца…

Видимо, шеф решил рискнуть, учитывая застой в делах агентства, и вынес вердикт:

— Ладно… Константин, перепиши договор.

С тяжким вздохом золотаря, приступающего к очистке очередной выгребной ямы, я вооружился новыми бланками. Вторая попытка заняла меньше времени — сказался опыт первой.

— Подписывать? — растерянно спросил Аверьян Евстигнеевич, тряхнув полученными от меня экземплярами договора.

— Можете поставить крестик, — не выдержал я.

Шутка доконала клиента. Он размашисто чиркнул на обоих листках, после чего Никодимыч скрепил договор и своей закорючкой.

— Поставь печать, — напомнил мне начальник.

С удвоенным рвением я выполнил и это задание, с непривычки вымазав сиреневой мастикой аж три пальца.

— Предупреждаю, что ваши показания, Аверьян Евстигнеевич, мы также запротоколируем, — сурово проговорил Никодимыч.

Тот обреченно вздохнул. Я тоже обреченно вздохнул, положил перед собой чистый лист бумаги и мысленно сравнил себя с большой и неутомимой ручкой…

Пытка длилась не менее получаса. Давно мне не приходилось так долго практиковаться в чистописании. Самое обидное заключалось в том, что Волков змеей ускользал от коварных вопросов Никодимыча, бесконечно повторяя одно и то же: да, мол, задолжал деньги, мы ему нужны для охраны и безопасного получения дочери обратно из рук похитителей, а личности этих самых похитителей-кредиторов нас не должны волновать…

Мои большой, указательный и средний пальцы грозила вот-вот скрючить судорога. Я с отчаянием думал, что правой рукой не смогу удерживать ложку за обедом и придется кое-как управляться левой…

Шеф, измученный бесплодными попытками расколоть Волкова, угомонился только тогда, когда я пожаловался, что у нас кончается запас писчей бумаги. Если я и слукавил, то самую малость…

— Мы рискуем опоздать! — взмолился и Волков. — У нас едва хватит времени доехать до места, чтобы успеть туда к двум часам…

Я получил у него автографы под каждым листом показаний и солидный задаток в рублях, после чего Никодимыч выгнал клиента заводить машину, чтобы обеспечить нам несколько минут на подготовку к операции.

— Что у тебя было в школе по русскому языку? — недовольно поинтересовался Никодимыч, пробегая глазами плоды моего творения.

— Твердая четверка! — гордо крикнул я из своего кабинета, где забрался в сейф за личным "макаровым".

— Вообще-то слово "коридор" пишется с одним "эр".

— Если короткий, а если длинный — то с двумя, — быстро нашелся я, проверяя обоймы.

— Тогда твое имя следует писать с тремя "я", — усмехнулся Никодимыч. — Костя-я-я-а!

Намек на мой рост — далеко за сто восемьдесят — выглядел абсолютно некорректным, так как сам шеф имел сантиметра на три меньше, а "Никодимыч-ыч-ыч" звучало ничуть не лучше. Тем не менее, я не счел необходимым упражняться в риторике и, вернувшись в приемную, доложил о полной боевой готовности.

— Полной? — не поверил начальник, отправляя собственный пистолет к себе подмышку. — А "броники"?

У нас на вооружении состояла парочка неплохих бронежилетов импортного производства, но до сих пор мы успешно обходились без них.

— Баловство! — беззаботно отмахнулся я. — При нашей фактуре всякая шпана сразу разбежится!

— Шпана?! — Шеф, уже направлявшийся в прихожую за плащом, остановился. — Мне б твою уверенность…

— Прогулка! — широко улыбнулся я, фамильярно хлопнув шефа по плечу.

— Смотри, он дипломат забыл! — удивился Никодимыч.

Черный дипломат так и остался стоять возле кресла, в котором сидел Волков. Я поднял находку, положил на диван и нажал клавиши замка.

— Ба-а… — только и смог воспроизвести мой голосовой аппарат.

Деньги… Много… Очень много!

— А ты говоришь, баловство… — укорил меня за легкомысленность Никодимыч. — Такими суммами шпана не ворочает. Как хочешь, но жилеты нам не помешают.

Пока начальник доставал из кладовки амуницию, я сунул руку во внутренний кармашек кейса и выудил несколько листков с большими круглыми печатями. Это были учредительные документы индивидуально-частного предприятия "Астра"… Я пробежал текст глазами и вернул бумаги на место.

— Время! — напомнил шеф, протягивая мне жилет.

Мы приладили защитные средства под рубашки и торопливо покинули офис.

У подъезда стояла белая "пятерка". За рулем нетерпеливо ерзал клиент. Никодимыч, как и подобает уважающему себя руководителю нижнего и среднего пошиба, уселся на переднее сидение, предоставив мне сомнительное удовольствие скрючиваться в три погибели на заднем: вот оно неудобство длинных ног.

— Держите! — Шеф протянул дипломат Волкову.

— Бог мой! — взвизгнул тот. — Башка дырявая!

А кто спорит?..

Машинка легко и весело бежала по городским улицам, радуясь сухому асфальту. Пассажиры отнюдь не разделяли ее приподнятого настроения.

— Как будем действовать? — наконец нарушил молчание Волков, вероятно желая знать, правильно ли он поступил, что вложил в нас немалые деньги.

— По обстановке, — огрызнулся Никодимыч. — Не зная места…

— Десятый километр! — перебил его Аверьян Евстигнеевич. — Я же сказал!

— Ну и что? — скосил на него глаза шеф. — Можно подумать, что я облазил каждый кустик и каждую ямку до самого Верховодья! Вы бы хоть утром удосужились сами туда наведаться.

Волков чертыхнулся и угрюмо замолчал, делая вид, что полностью поглощен дорогой. Не спрашивая разрешения, Никодимыч закурил. На очередной ямке меня тряхнуло. Всполошившийся желудок сразу напомнил, что завтрак выдался скудным и пора бы наверстать упущенное.

— Говорят, табак натощак приводит к язве, — ввернул я, стараясь реже дышать.

— Она у меня уже лет десять, — невозмутимо произнес шеф, но приоткрыл окошко.

— У вас не найдется сухарика? — тронул я за плечо водителя. Волков отрицательно мотнул головой. — Дали б хоть "райское наслаждение" купить! — Я с тоской проводил взглядом коммерческую палатку — последнюю перед выездом на шоссе, по которому уже имел удовольствие проезжать сегодня утром вместе с Настей… Жену я вспомнил с удвоенной тоской, так как она всегда сильно переживает, когда я опаздываю на обед и еда остывает…

В деревеньке, третьей по счету от города, на обочине притулилась машина ГАИ. Мой острый глаз мигом рассмотрел нацеленный в нашу сторону радар. У Волкова зрение было хуже, поэтому долговязый милиционер обогнул свой "жигуленок" и недвусмысленно поднял полосатый жезл. Аверьян Евстигнеевич нажал на тормоз, одновременно поглядев на часы.

— Вот к…! — горько пожаловался он на судьбу в лице сержанта.

— Скажите, что опаздываем на свидание с похитителями девушек! — по-дружески посоветовал я.

Волков выругался еще похлестче, вылез из машины и направился к блюстителю дорожного порядка.

— Зачем ты его заводишь? — спросил шеф, бросая окурок в форточку.

— Аверьяшу? У нас взаимное неприятие.

— Сейчас вовсе не время.

— Ладно, сдаюсь… Импровизация — вещь замечательная, но все же хотелось бы услышать руководящую установку.

— Сохранять выдержку и спокойствие, — наставительным тоном произнес шеф. — На рожон не лезть… Если запахнет конфликтом, то постараться его сгладить.

— Понятно. Жаль, а я так мечтал пострелять!

— Типун тебе на язык! — искренне пожелал Никодимыч.

Наш клиент завершил выяснение отношений с гаишником и бегом бросился к своей "пятерке".

— Фу-ух! — почти радостно вздохнул он, резко трогая с места. — Деньгами взял!

Мы не разделили его счастья. Никодимыч сосредоточился на каких-то своих мыслях, я же глазел по сторонам и наоборот гнал все мысли из головы, ибо они крутились вокруг одного — обеда…

У столбика с табличкой "10" Волков снизил скорость и свернул на проселок. И слева, и справа его обступал осиновый подлесок. Я достал пистолет, дослал патрон в патронник и засунул ствол за пояс брюк. Никодимыч неодобрительно что-то пробубнил, но повторить приготовления не удосужился.

— Здесь… — хрипло сказал Волков.

Мы выехали на полянку и сразу поняли, что прибыли отнюдь не первыми. Слева под огромной сосной серебрился мерседес с распахнутыми дверями. Над рулем торчала чья-то голова. Двое других пассажиров поглядывали в нашу сторону, стоя по обеим сторонам капота роскошного автомобиля, не имевшего, к сожалению, номерного знака.

Аверьян Евстигнеевич остановил "пятерку" в центре поляны — передом к "мерсу". Лицо клиента заметно побледнело.

— Держитесь уверенно, — посоветовал Никодимыч и выбрался на волю.

Я подождал, пока то же самое сделает Волков, и "десантировался" последним. От группы "похитителей" нас отделяло метров шесть.

— Эй, Аверьян! Тебя же предупреждали, чтоб не брал посторонних! — крикнул рослый худощавый мужчина в кожаной куртке и пригладил пальцами черные усы. — А где второй пидор?

Первая часть вопроса лично у меня удивления не вызвала, но вот насчет "второго" загадочного представителя сексуальных меньшинств… Никодимыч, естественно, тоже заподозрил неладное и тихо, но внятно бросил Волкову:

— О чем он?

Волков промолчал, опустил глаза и робко шагнул вперед в направлении усатого. В этот момент позади нас возник шум автомобильного двигателя. Я, разумеется, обернулся. На поляну въехала малиновая БМВ и замерла, отрезая нам единственный путь к отступлению.

— Вляпались! — сквозь зубы прошипел Никодимыч.

Я не стал возражать, ибо придерживался того же мнения.

— Все чисто! — заорал парень, выбравшийся из БМВ. Второй бритоголовый поддержал его доклад победным жестом поднятой вверх руки.

— Аверьян! — вновь обратился к нашему клиенту усач — явно главный в стане "противника". — Скажи своим барбосам, чтоб сели в твою "помойку" и не высовывались, а сам иди сюда!

Не знаю, как шеф, но на "барбосов" я обиделся.

— Пошли, — сказал я в спину Волкову. — И главное не паниковать!

— Я прикрываю, — вполголоса сообщил Никодимыч и развернулся так, чтобы держать в поле зрения и фронт, и тыл возможного поля сражения.

Иногда спина человека выражает состояние его души ярче, чем даже лицо. Сейчас спина директора АО "Нефтепродукт" говорила, что как раз идти ему никуда и не хочется.

— Пошли! — настойчивее потребовал я и подтолкнул клиента вперед.

Волков ожил и, словно послушная собачка, потрусил навстречу усатому хозяину. Я подметил, что напарник типа в кожанке сместился левее, чтобы быть ближе ко мне.

— Ты строптивый парень, Аверьян! — хохотнул усатый. — Деньги принес?

— Вот… А где сам? — Волков остановился в двух метрах перед главным похитителем, избегая встречаться с ним взглядом, и поставил на землю свой кейс.

— Нет, ты отдай чемодан мне в руки, — вкрадчиво попросил усатый, игнорируя оба вопроса.

Я молча наблюдал то за "левым" бандитом, то за парнем в "мерсе", находясь чуть сзади и сбоку от клиента. "Левый" пока беззаботно улыбался, а шофер спокойно развалился, поглаживая руль рукой в автоперчатке.

Волков помедлил, но затем взял кейс, сделал еще два шага вперед и протянул чемоданчик усатому.

— Здесь все, — нервно заверил он. — Где моя девочка?

— Какая девочка? О чем ты, Аверьян?! — осклабился усатый.

— Убью, гад!!! — с отчаянием заорал наш клиент и сжал кулаки.

Я понял, что произойдет дальше, и сунул руку под куртку.

— Костя!!! — предупредительно выкрикнул Никодимыч.

У меня за спиной затрещали кусты. Повинуясь интуиции, я не обернулся, а резко присел. Что-то тяжелое просвистело над моим теменем. Падая на спину и переворачиваясь назад, я, что было сил, выбросил ноги вверх. Они куда-то попали. "Куда-то" издало вопль и грузно рухнуло на траву… Я оттолкнулся ладонями от земли и успел встать на ноги, готовый дать отпор следующему гангстеру.

— Браво! — поощрительно захлопал в ладоши усатый. Моя рука легла на ребристую рукоять "макарова".

— Не дергайся! — раздалось слева. Это улыбчивый парнишка взял меня на мушку… автомата, который до сего момента успешно скрывал под своим просторным плащом. — Руки за голову, козел!

Пришлось подчиниться: с двух метров из такой "игрушки" человека превращают в сито, даже если на нем надет бронежилет моего класса… Я огляделся, оценивая обстановку… Хреново, граждане!

Волков корчился и скулил у ног усатого: очевидно, тот залепил нашему клиенту в живот или куда пониже в то время, как я "разбирался" с напавшим на меня сзади — этот боец по всей видимости отсиживался в кустах на подстраховке. Теперь он быстро приходил в себя и уже стоял на четвереньках… Никодимыч, как и я, поднял руки и безропотно давал себя "обхлопать" парням из БМВ (у них, кстати, на груди также болтались "калашниковы", так что осуждать шефа я не посмел).

Между тем, усатый главарь вынул из кармана финку, освободил от чехла и деловито проговорил:

— Обойдемся без пальбы.

Принятое решение он подкрепил тем, что склонился над Волковым, взял его за волосы и, на мгновение показав мне шею клиента, перечеркнул ее острым лезвием. Кровь фонтаном брызнула на траву… В горле у Аверьяна Евстигнеевича забулькало, как в водопроводной трубе, из которой выпустили воду, а сам он засучил ногами. Я отвернулся и сжал зубы.

— Нервы слабые? — с наигранным удивлением спросил усатый и приблизился ко мне, помахивая ножиком. — Не моя вина, что этот пидор нанял вас, ребята. Сам понимаешь: тот, кто много знает, долго не живет.

Я приготовился. Усач потянулся к пистолету, торчащему из-за ремня моих брюк, и допустил сразу две ошибки: подошел чересчур близко и наполовину заслонил меня от бойца с автоматом. Появился маленький шанс… Левой рукой я перехватил руку усатого с ножом и резко дернул ее вверх, а правой захватил снизу его левое запястье и завернул за спину поганцу, прячась за ним, как за щитом. Он взвыл от боли и страха, ощутив холод стали на своем горле. Автоматчик растерялся, открыв рот от неожиданности. Дуло "калашникова" беспомощно плясало, не находя цели. Стараясь быть последовательным, я выпустил вывернутую лапу усатого и выхватил пистолет. Слава Богу, что заранее взвел курок и сейчас оставалось лишь сбросить флажок предохранителя…

Выстрелы произвели на всех участников драмы разное впечатление и повлекли за собой различные для них последствия. Растерянный автоматчик так и не пришел в себя, схлопотав первую же пулю из моего "макарова". Усатый, отброшенный мною в сторону за ненадобностью, врезался мордой в землю рядом со своей недавней жертвой, но, в отличие от затихшего Волкова, барахтался, зажав ладонями лицо. Последующий мой разворот в сторону подстраховщика склонил того к мысли, что лучше убраться в кусты, где он ранее сидел в засаде… Никодимыч куда-то пропал, а парочка из БМВ залегла за кочками, не рискуя открывать ответную пальбу из опасения срезать кого-нибудь из своих: вдруг усатый все же надумает встать?.. Только водитель "мерса" проявил похвальную выдержку и выбрал самый разумный из возможных вариантов своих действий: он завел двигатель и… направил автомобиль прямо на меня.

Я прыгнул метра на три в сторону, упал и трижды перекатился, в результате чего оказался под защитой пней и сосновых стволов на опушке леса. Серебристое чудовище с разгневанным ревом попыталось было добраться до меня и здесь, но моя пуля пробила лобовое стекло и поубавила шоферу прыти. Однако занятая мною позиция — в стороне от усатого главаря — вдохновила на подвиги парней из БМВ: они открыли беспорядочную пальбу короткими очередями, осыпая меня кусками сосновой коры и обломками веток. Справа из кустов тоже захлопал пистолет — это расхрабрился недавний "засадник". Я подумал, что коль к ним присоединятся оба водителя, то мне хана: и шефа не спасу, и сам паду смертью героя…

Скачками и бросками я начал уходить в глубь леса, не отвечая на выстрелы позади себя. Душу грело то, что перестрелка произошла близко от шоссе и проезжающие могли ее слышать. Если бандиты устроят погоню, то рискуют задержаться до прибытия милиции — до города ведь всего десять километров…

Минут через пять я уверовал в справедливость своих мыслей: шума преследования и, тем более, звуков стрельбы мои уши не уловили. Я остановился, отдышался, нежно погладил порванную во многих местах куртку и машинально коснулся ноющей щеки. Пальцы окрасились кровью: видно, задело сбитой пулей веткой. В кармане отыскался платок, которым я и зажал рану. Поблуждав еще с четверть часа, я осторожно двинулся обратно к поляне. Последние метры до опушки решил преодолеть по-пластунски…

О недавнем побоище напоминали только следы шин в примятой траве да поблескивающие в лучах солнца автоматные гильзы — в основном в районе того места, где стояла БМВ. Такой вывод я сделал, обойдя опустевшую поляну. Впрочем, кое-какую корректировку в выводах пришлось произвести, когда в глаза бросилось бурое пятно на кочке, где нашел свою смерть наш клиент. Я присел на пенек, с грустью гадая о судьбе драгоценного начальника…

— Вот, зараза! Чуть не заблудился! — раздался где-то сзади до боли знакомый голос.

Меня словно пружина подбросила.

— Жив!!! — заорал я на всю округу, подскакивая к изрядно потрепанному Никодимычу и сгребая его в объятия.

— Пусти, — высвободился шеф. Мой порыв он оценил — в глазах предательски блеснули слезинки. — Уходим!

— Куда? — опешил я.

— Подальше! — Никодимыч резво двинулся в сторону шоссе.

— Надо бы милицию дождаться, — сделал я слабую попытку призвать его к выполнению гражданского долга.

— Надо сначала подумать, что ей, милиции, сказать! — прикрикнул он так, что лишил меня права на любые возражения.

Я нагнал начальника агентства, снедаемый желанием узнать, как тому удалось выбраться. История получилась прозаической… Едва я пальнул первый раз, как парни, шмонавшие шефа, с перепугу попадали на землю, забыв о пленнике. Сам Никодимыч благоразумно укрылся за багажником БМВ. Кстати шофер, в отличие от водителя "мерса", предпочел не вмешиваться и залег на передних сидениях — от греха подальше. Затем, когда я побежал в лес от докучливого мерседеса, стрелки открыли огонь и сгоряча кинулись за мною вдогонку. Никодимыч не стал ждать второго подарка судьбы и нырнул в ближайшие кусты, откуда пробрался в лес и там… "затаился" (как выразился сам шеф). В итоге, привлеченный тишиной и покоем, он также решил вернуться на полянку, тревожась за мою судьбу.

— В город? — спросил я, дослушав нехитрый рассказ начальника.

— В город! — подтвердил он, переходя шоссе и останавливаясь на противоположной обочине.

— Вряд ли кто-то рискнет нас подобрать, — горестно вздохнул я, трогая рукав плаща Никодимыча, болтающийся на двух нитках.

— Подберут! — мрачно заверил шеф, вглядываясь вдаль.

Ровно десять машин разных цветов и размеров презрительно обдали нас порывами ветра, зато одиннадцатая — КамАЗ с прицепом — затормозила-таки.

— Мужики, вы не знаете, как найти в вашем городе станкостроительный завод? — бодро прокричал парень лет двадцати пяти, высунувшись к нам через правую пассажирскую дверь. Состояние нашего гардероба он заметил, но слишком поздно: Никодимыч уже забрался на ступеньку, вежливо оттолкнул водителя к рулевой колонке и сказал:

— Мы тебе не только завод — весь город покажем!

Я влез следом и с умилением добавил:

— Даже два раза!

— Ох, мужики… — протянул шофер, сочувственно покачав головой, и взялся за руль.

У самого города нам навстречу попалась целая кавалькада машин с яростно вращающимися мигалками и оглушительно воющими сиренами.

— Куда столько-то?! — растерялся наш спаситель.

— За грибами, — брякнул шеф.

Парень опасливо покосился на нахохлившегося Никодимыча и замолчал до самого станкостроительного завода.

Живут же люди в Америке! Там хоть в плавках по Бродвею гуляй — никому дела нет. А у нас? Подумаешь, идут себе два мужика в слегка рваной одежде!.. Может, их собаки покусали или еще какая напасть свалилась?! Так нет: надо останавливаться, глазеть и, того хлестче, пальцами другим прохожим показывать, чтоб те не пропустили развлечения.

— Козлы! — шипел Никодимыч, стараясь не поднимать головы. — Обыватели поганые!

— Да уж! — вторил я, прижимая платок к щеке, будто маюсь флюсом.

Почти у самого дома, где размещалось наше агентство, нас доконал какой-то пьяный, вздумавший орать, что его точно так же недавно отделали в "трезвяке"…

— Кошмар! — Никодимыч первым ворвался в офис, чуть не выбив от нетерпения входную дверь.

Я влетел следом, в изнеможении плюхнулся на диван в приемной и мирно лежал там, ожидая освобождения душа, под который мигом забрался расторопный начальник. Наличие ванной комнаты наглядно показывало преимущество размещения официального учреждения в помещениях жилого фонда.

После омовений и кофе с бутербродами жизнь воспринималась не в таких уж и мрачных красках. Шеф занял кресло, а я налил себе любимого болгарского бренди и с наслаждением вновь растянулся на диване.

— Подведем итоги… — предложил Никодимыч.

Подводить итоги он научился еще в период службы на руководящих должностях в нашем городском УВД.

— Лучше сначала пообедать, — слабо запротестовал я.

Протест начальство проигнорировало.

— Ну и жук наш Аверьян Евстигнеевич! — с каким-то болезненным удовлетворением произнес Никодимыч. Естественно, он при этом зажег сигарету.

— Был! — уточнил я. — Его труп и тело того гангстера, которого шлепнул я, парни усатого увезли с собой. Свежих могильных холмиков вокруг полянки я не приметил.

— Н-да… Пара трупов, один из них — наш клиент, и мы, сидящие, как всегда, по уши в дерьме, — задумчиво пробормотал шеф.

— Почему — как всегда?

— Потому! — Шеф выпустил такую мощную струю дыма, что мне стало плохо видно любимого начальника. — Из того, что нам рассказал Волков…

— А я записал! — гордо вставил я.

— С ошибками!.. Словом, из этого ясно, что… ничего не ясно! Волков провернул какую-то сделку с бензином через некую фирму, зарегистрированную на подставных лиц, снял куш, а поделиться доходами с теми товарищами, которые якобы ему помогали, не пожелал. Подельников он не назвал, а мы на этом не настояли.

— Постеснялся, — прокомментировал я. — Стыдно стало за то, что кинул честных людей.

— Во-во! Зацепиться не за что! Если б хоть наименование фирмы знать…

— Стоп! — Я резко принял положение "сидя". — У него в кейсе лежали учредительные документы какой-то "Астры". Не о том ли речь?

— "Астры"? Ты догадался пошуровать в дипломате?

— Обижаете… Конечно, пошуровал! И, потом, всем известно, насколько мощная у меня зрительная память…

— Ты хочешь сказать, что…

— Да! — гордо подтвердил я. — Фамилия учредителя как-то сама собой отложилась в моей голове — господин Петров. Еще запомнил главного бухгалтера — Морозова Нина Игнатьевна. Ну как?!

— Неплохо, — скупо похвалил Никодимыч.

— Кстати, я имел удовольствие слышать весь разговор нашего клиента с главарем бандитов там, на поляне… — скромно продолжал я делиться с начальством личными достижениями на сыскном поприще.

— И что? — навострил ушки шеф.

— Усатый весьма удивился, не увидев рядом с Волковым второго человека, которого в нецензурной форме отнес к категории голубых. По-моему, на встречу Аверьян Евстигнеевич должен был приехать не в нашем обществе, а вместе с таинственным незнакомцем.

— Не с Петровым ли?.. Так! А еще что ты слышал?

— Клиент спросил усатого: "А где сам?". То есть, основной "деловой" партнер Волкова с противоположной стороны на свидание также не прибыл.

— Интересно… — Никодимыч безжалостно впечатал окурок в пепельницу. — Все?

— К сожалению, дальше мирная беседа переросла в вооруженный конфликт. — Я с наслаждением глотнул обжигающую жидкость и убедился, что она нормально проследовала по внутренним органам.

— Мне сдастся, что в байке Волкова про сделку с бензином есть доля истины, но он обрисовал лишь верхний пласт чего-то более серьезного…

— Чего?

— Пока затрудняюсь ответить на твой вопрос, — уклончиво сказал Никодимыч и потупил взгляд, словно красна девица, уличенная в грехопадении.

— Туман, туман — седая пелена! — пропел я, цитируя одну из популярных песенок своей юности. — Замнем для ясности. Так что будем делать, так сказать, с проблемой?

— Искать Яну. — Шеф молча взял с журнального столика фотокарточку Яны, оставленную гостем. — Симпатичная девушка…

— Хорошенькая, светленькая, большеглазая, — с готовностью подхватил я.

— Меня занимает, почему Волков искренне верил, что похищение дочери — всего лишь попытка его слегка припугнуть. Верил до вчерашнего дня…

— А вчера, в субботу, вдруг испугался и кинулся за подмогой к нам!

— Точно. — Никодимыч насупился. — В любом случае, пища для размышлений есть.

— А сейчас мы позаботимся о натуральной пище, да?! — живо загорелся я. — Надеюсь, после обильного обеда тире ужина я смогу отдохнуть?

— Размечтался! — ухмыльнулся шеф. — Установи адреса подставных учредителей "Астры", которых назвал Волков, и поболтай с людишками: вероятность мизерная, но вдруг удастся вытянуть что-нибудь полезное.

— В понедельник с утра… — с тоской начал я.

— Сегодня, — неумолимо перебил начальник. — Я же займусь другими проблемами.

— Какими? — заинтересовался я.

— Встречусь кое с кем в городском управлении милиции и вообще…

Ах, какие мы таинственные! Нет бы прямо сказать, что "идет в народ". Мне осталось утешать себя тем, что Настя расстаралась и приготовила для обожаемого мужа нечто, способное нейтрализовать отрицательные эмоции, связанные с издержками профессии.

После сытного обеда по закону Архимеда… Жаль, но в нашем государстве не соблюдаются и куда более серьезные официальные законы. Потому, откушав Настиного борща и котлет с жареной картошкой, которые доблестная жена разогрела, по ее словам, в десятый раз, я с тоской посмотрел на софу, чмокнул в щеку заботливую женщину и пообещал к ней вернуться.

— Сегодня или как? — невозмутимо уточнила Настя, поправляя пластырь на моей щеке.

За относительно недолгое время совместной жизни она быстро научилась не задавать лишних вопросов, касающихся моей работенки. Вот и час назад, увидев мою истерзанную одежду и порез, она только промолвила: "Хорошо тебе досталось!", заставила выбросить все шмотки в бак для грязного белья и профессионально — фельдшер все-таки! — обработала рану.

— Сегодня или как?.. Всегда! — подчеркнул я и поцеловал ее в другую щеку.

— Сыщик! — усмехнулась Настя. — Хлеба купи.

Я подумал, что по случаю воскресного вечера с выполнением поручения вполне могут возникнуть проблемы, но спорить не стал.

Погода испортилась. От недавних солнечных лучей остались одни воспоминания. Сердитые облака затянули небо и угрожающе хмурились, поглядывая вниз. Вероятно, вид происходящего на земле доконал их окончательно, ибо они поднатужились и презрительно сплюнули внушительную порцию воды, едва я ступил на крыльцо родного дома. Стена дождя заставила меня резко притормозить на верхней ступеньке, из-за чего сосед, вышедший вслед за мной из лифта, ткнулся носом в мою спину и недовольно проворчал:

— Ну, чего встал-то?!

Я вежливо посторонился, предоставляя ему возможность первому принять душ. Сосед помедлил самую малость, плотнее запахнул полы плаща и, вспомнив вслух чью-то мать, смело бросил вызов стихии. На самой нижней ступеньке его плащ уже полностью промок и потемнел. Сетуя на то, что не удосужился перед уходом выглянуть в окно, я развернулся и направился обратно в подъезд.

— Зонтик забыл! — объявил я удивленной Насте, открывшей дверь.

Жена пожала плечами и снова удалилась на кухню, откуда доносился шум льющейся воды. Поиски моего зонтика обычно продолжались долго, и конечный результат их было трудно предугадать: зонтики я терял легко и непринужденно, причем обнаруживал потерю только тогда, когда возникала необходимость зонтиком воспользоваться. Первые два месяца супружеской жизни Настя пыталась как-то изменить ситуацию к лучшему, но, как говорится, горбатого могила исправит.

Звонок телефона на полочке в прихожей заставил меня прервать увлекательное занятие и снять трубку. Ухо не услышало ничего, кроме легкого потрескивания.

— Дышите глубже, — на всякий пожарный посоветовал я и разъединился.

— Кто звонил? — Настя выглянула из коридорчика, соединяющего кухню с прихожей.

— Немой! — бодро доложил я.

Но жена не приняла шутки и смотрела на меня чуть настороженно. Я догадался, о чем она подумала. Самому на ум пришла та же мысль.

— Дверь никому не открывай, — распорядился я. — Где газовый пистолет, ты знаешь.

Настя промолчала и едва заметно повела плечами. Зонтик я обнаружил за унитазом в туалете и, погруженный в раздумья по поводу того, как он там оказался, вторично за последние четверть часа покинул квартиру.

Ближе к остановке общественного транспорта, расстояние до которой от моего подъезда не превышало ста метров, я сделал вывод о бесполезности хлюпающего над головой черного полотнища, распятого на тонких спицах: дождевые струи, подстегнутые ветром, успешно мочили меня, залетая то с левого, то с правого бока. В троллейбус я забрался мокрый, как носовой платок больного инфлюэнцей.

Координаты директора и главного бухгалтера "Астры" я обнаружил в компьютере нашего агентства "Мистер Холмс" еще перед уходом на долгожданный обед. Базу данных городского адресного стола месяца три назад стибрил из городского управления внутренних дел кто-то из сотрудников, не довольных задержками выплаты зарплаты, и успешно продавал затем всем желающим, поправляя собственное материальное положение столь оригинальным способом. Никодимыч лично по сходной цене перекупил массив, записанный на дискетах, у какого-то прохиндея из второго или даже третьего круга "добровольных распространителей". Конечно, на обновление информации рассчитывать не приходилось, но мы довольствовались и этим…

Директор детища Волкова с поэтическим названием "Астра" проживал у черта на куличках. Мне понадобилось не менее двадцати минут, чтобы от конечного "кольца" троллейбуса добраться до блочного дома (своего рода форпоста города на юго-западном направлении), уныло глядящего окнами всех своих девяти этажей на бескрайнее голое поле. Прогулка по грязи превратила синие штанины моих джинсов в коричневые, а, при взгляде на ботинки, комок подкатывал к горлу.

Некто Петров Николай Николаевич занимал апартаменты на втором этаже. После продолжительного третьего звонка дверь гостеприимно приоткрылась настолько, насколько позволяла сторожевая цепочка.

— Кто там? — сонно осведомился откровенно старческий голос.

— Сто грамм! — радостно представился я.

Вместо приглашения "Заходи!" в духе классической хохмочки, раздался недружелюбный щелчок запираемого замка.

— Эй! — занервничал я самую малость и треснул кулаком по двери. — Откройте, милиция!

С минуту хозяин хранил молчание. Кто-то на верхних этажах бросил в мусоропровод пустую бутылку — ужасный грохот оборвался не менее жутким хлопком. Возможно, Петрова подвел слух, и Николай Николаевич решил, что милиционер уже начал стрелять. Во всяком случае, директор "Астры" предстал на пороге с грязно-белой майкой в руках, которую по всей видимости не успел натянуть на измученный жизнью костлявый торс. Я принял ее за флаг, извещающий о полной капитуляции противника.

— Милиция! — внушительно повторил я, выразительно похлопав себя слева по груди, где всякий уважающий себя мент носит служебное удостоверение.

Петров попятился, опасливо глянул на пластырь на моей щеке и шмыгнул лиловым носом. Я почему-то заподозрил, что если его и занимают продукты перегонки нефти, то на самых последних ее стадиях. При беглом осмотре пустых и дурно пахнущих "хоромов" мое подозрение обрело форму уверенности.

— Что же ты, Николай Николаевич?! — с укоризной проговорил я, оставив попытки обнаружить в этой конуре место, пригодное для сидения.

— А чего? — не понял коммерсант в майке.

— Предъяви-ка свой паспорт.

Просьба поставила Петрова в очевидный тупик, выбраться из которого он самостоятельно не смог.

— Где документы, уважаемый?! — напомнил я, уже предугадывая ответ.

— Потерял…

— Давно ль?

— Полгода тому…

— Тогда собирайся.

— Куда? — заволновался Петров.

— Сам догадайся.

— Так прописку отменили! — неожиданно вспомнил он о приятном для себя достижении нашей демократии.

— По твоему паспорту кое-кого лихо кинули, — охотно раскрыл я крапленые карты. — Ты о пропаже заявлял? Нет! Поди теперь докажи, что сам потерял… Может, ты и есть отпетый мошенник?!

Хозяин вжался в грязно-бурые обои и выкатил глаза, потерявшие цвет от обильных возлияний.

— Не я-а! — икнул он.

— Кому ксиву продал, придурок?! — Я вплотную подступил к дрожащему Петрову.

— Не знаю я… — заблеял владелец "цветочной" фирмы. — На базаре один подошел… Предложил… Я не в себе был — поддался!

— Приметы? Как он выглядел?!

— Маленький, жирный… Бровья косматые…

Исчерпывающее описание. Для меня, видевшего Волкова, дополнительных подробностей не требовалось.

— Завтра к девяти чтоб был в дежурной части милиции! — в приказном тоне произнес я. — Заявку сделаешь, понял?!

— А как же! — обрадовался Петров тому, что сегодня избежал перспективы посещения казенного дома.

— Смотри! — сурово предупредил я и захлопнул за собой дверь.

Дождь неунывающе поливал все вокруг. Знакомство с хроническим алкашом не прибавило мне настроения. Аверьян Евстигнеевич купил у него паспорт и наглым образом зарегистрировал мифическую фирму на имя убогого Петрова. Зачем? Не потому ли, что сама сделка с бензином носила противозаконный характер и Волков хотел сохранить ее в тайне от контролирующих органов? Наверное, поэтому… И нам не открылся из опаски, что станем перепроверять и найдем… А что, собственно, найдем? Не ясно… В любом случае, Волков — порядочная су…! Извините, конечно, за плохой отзыв о мертвом.

Я остановился под козырьком попавшегося на глаза подъезда. Есть ли смысл навещать бухгалтера? Девяносто девять против одного, что там — подобная история… Проклятая привычка проходить вдоль ниточки до самого узелка, приобретенная за годы службы в милиции, взяла верх над сомнениями: я двинул к остановке…

Морозова Нина Игнатьевна жила в другом микрорайоне, куда мне пришлось добираться с двумя пересадками. Ожидание увидеть перед собой пьянчужку в женском обличьи не оправдалось. Бухгалтер тянула на стопроцентную "герл" со всеми сопутствующими этому имиджу причиндалами. Охватившее меня оцепенение продолжалось достаточно долго, чтобы показаться неприличным. Тем не менее девушка, очевидно привыкшая к подобной реакции со стороны лиц противоположного пола, только усмехнулась, тряхнула золотистыми волосами и радушно пригласила меня в дом, обстановка которого вполне соответствовала внешности хозяйки. В своих грязных джинсах и хлюпающих ботинках я не рискнул шагать дальше порога гостиной и замер на узенькой полоске пола, свободной от пестрого турецкого ковра.

— Вам не пора представиться? — насмешливо предложила Морозова, не отводя от меня игривого взгляда лучистых серо-голубых глаз.

— Костя… От Аверьяна Евстигнеевича… — Брякнул я, придя в себя и подчиняясь проснувшейся интуиции. На сей раз она меня подло подвела.

— От кого?! — удивление хозяйки выглядело более чем искренним.

— От Волкова.

Ниночка нахмурилась, а я понял, что правильно не посмел ступить на ковер.

— Кто вы такой?

— Значит, к фирме "Астра" вы…

— Что-о?! — Нина Игнатьевна уперла кулачки в бока и крикнула: — Еще один! Пошел вон, идиот проклятый!

Я пошел, но в прихожей затормозил. У меня в голове возникла любопытная мысль.

— Ладно, прекратим спектакль, — в деловом тоне проговорил я, сунув руку за борт плаща.

Удостоверение частного детектива не слишком вдохновило Нину, но выставлять меня на дождь она передумала и даже провела на кухню.

— Вы паспорт не теряли? — спросил я, расположившись за обеденным столом.

— Нет. Не теряла и никому не передавала! — твердо сказала Морозова, присев напротив.

— Тогда каким образом некто мог воспользоваться серией вашего паспорта и его номером?

— Представления не имею.

— Ну, возможно, вы где-то показывали паспорт? Раскрывали так, что посторонние могли и подсмотреть?

— Все страницы, что ли? — хмыкнула Нина, проявляя завидную сообразительность. — Я уже догадываюсь, что меня какой-то гад включил в учредители или, там, сотрудники "Астры".

— Вот как?

— Я чего колючки на вас выпустила? Оттого, что еще один до вас приходил — интересовался…

— Да? А кто был до меня и когда? — Я потянул кончик тоненькой ниточки.

— Недели две-три назад так же вот вечером орел один залетел! — Морозова прыснула. — Весь из себя! Мне бы, говорит, Нину. Отвечаю: я Нина. Он другую требует. Объясняю дураку, что другой Нины здесь нет. Он глаза выпучил, словно привидение увидел. Тут про "Астру" и сказал…

— Что сказал?

— Будто знаком с женщиной, которая представилась бухгалтером этой самой "Астры", но она — та баба! — выглядит по-другому. Правда, адрес дала мой… Еще — что его фирма имела с "Астрой" деловые отношения и "Астра" им кое-что должна… Вот он и разыскивает…

— Больше ничего не спрашивал?

— Начал голос на меня повышать, так я его турнула и дверь захлопнула.

— Опишите, пожалуйста, как выглядел гость.

Морозова вполне толково обрисовала красавца. Мне и не понадобилось задавать наводящие вопросы. Расставались мы с нею почти друзьями. Девушка пыталась угостить меня чайком, но я гордо отказался, вовремя вспомнив о ждущей дома жене. С легкой долей сожаления, правда…

— Слушайте! — воскликнула Нина, придержав меня у порога. — Я как-то зимой сдавала шубу в "комок". Там подробно все с паспорта списывают…

— Которая комиссионка? — подскочил я.

— В центре, напротив драмтеатра.

— Знаю! А когда? В каком месяце?

— Вспомнила: в феврале!

Я чмокнул Морозову в щеку, позволив себе таким образом выказать девушке всю силу переполнявшего меня восторга.

На улице, освежившись под продолжающимся дождиком, я сделал три вывода. Во-первых, Волков со своей "астрочкой" кинул убравших потом его людей и при этом пользовался помощью какой-то дамы, выступавшей от имени Морозовой Нины Игнатьевны. Во-вторых, обиженная сторона относительно недавно начала искать нечистоплотного бизнесмена. В-третьих, "разведчик", заходивший к Морозовой в поисках лже-Нины, по описанию не похож ни на одного из бандитов, виденных мною сегодня на поляне. Четвертый вывод посетил мою голову уже в салоне троллейбуса: не многовато ли впечатлений для одного воскресного дня?

Как и положено любимой жене, Настя встретила драгоценного мужа, вернувшегося с важного боевого задания, радостной улыбкой. Счастье длилось не долго. Оценив состояние моей одежды, благоверная мигом потухла. И ее можно понять: второй раз за день намечалось полное переодевание супруга, влекущее за собой муторную стирку.

— Раздевайся в ванной… — сумрачно распорядилась Настя. — И все засунь туда же…

— Все? И себя самого? — промурлыкал я, самодовольно предвкушая что-то вроде: "Как ты мог так подумать, милый?!".

— К сожалению, ты не уместишься в загрузочную камеру стиральной машины!

Вот те на! Как человеку свойственно заблуждаться! И сколь обидным получается прозрение…

— Это дождь виноват, — предпринял я слабую попытку свалить вину на природу.

— В милиции хоть спецодежду выдают. Или денежную компенсацию.

— Завтра же поставлю вопрос перед Никодимычем. Пусть выдаст всему личному составу клетчатые пальто с пелериной, кепки с ушами и курительные трубки.

Настя не сдержала улыбки и шутливо шлепнула меня ладошкой по голой спине, даруя прощение.

— Иди горячего чаю выпей, холмсик! — разрешила она почти сочувственно.

— Предпочитаю кое-что покрепче, — воспользовался я благодушием женушки.

Последнее время болгарское бренди "Слынчев бряг", в изобилии маячащее на витринах коммерческих палаток, вызывало у меня серьезные сомнения в своей подлинности. По вкусу оно больше походило на спирт, разбавленный чаем и какой-то дубящей присадкой. Но привычка — вторая натура: сей напиток я регулярно употреблял шесть последних лет, и отказаться от него было выше моих сил.

Я прошел в комнату, достал из бара заветную бутылку и от души налил в пузатый бокал. Первый же глоток приятно ожег горло, но запах… Впрочем, я постарался дышать ртом, избавляя себя от разочарования.

— Тебя искал старик, — сообщила вошедшая Настя, покосилась на бокал, но от язвительных реплик воздержалась.

— Больше никто не звонил?

— Звонили…

— Кто?

— Не представились и только вежливо дышали в трубку. Мне это надоело на десятой секунде.

Больше жена ничего не добавила и оставила меня в комнате одного. Я придвинул аппарат, собираясь набрать номер шефа, но кто-то опередил меня, выйдя на связь со мной самим. Этим "кем-то" был майор милиции Сысоев, возглавлявший городской угрозыск.

— Константин? Ты?! — воскликнул Митрич, словно не ждал меня услышать в ближайшие сто лет.

— Это его сын… Папа третьего дня скончался.

— Перестань туфтить! — с полоборота завелся майор.

— Хорошо, сдаюсь… С вами говорит дочь Костика. У меня хрипы в горле…

— Хрипы у тебя скоро действительно появятся! — рыкнул Сысоев.

Скрытый подтекст его предсказания мне не понравился.

— Как скоро?

— Когда будешь давать показания следователю!

— По поводу кражи вазонов в цветочном магазине? Так то не я… Ищите где поближе!

Намек на страсть начальника угро к цветам в горшках, заполонившим весь его служебный кабинет, окончательно вывел Митрича из равновесия.

— Я тебе покажу цветочки! — взревел он, будто садовник, на глазах которого пацаны растоптали любимую розочку. — На сей раз получишь целый букет!

— Пришлите, пожалуйста, с нарочным…

Майор поперхнулся. Пока он откашливался, я пришел к выводу, что чуть перегнул палку, и смиренно произнес:

— Что стряслось?

Нежданно теплый тембр моего голоса несколько усмирил Митрича. Он заговорил вполне ровно:

— Полчаса назад в подъезде своего дома обнаружен мертвым некий Фукин Василий Борисович. Кстати, убит двумя выстрелами в упор.

Я забрался в самые отдаленные закрома своей памяти, но не отыскал в них названной Сысоевым фамилии.

— Не имею чести знать господина Фукина… И почему ты говоришь: кстати?! Можно подумать, что это мой стиль убирать людей! Мне вполне хватает одного выстрела, чтобы…

— Заткнись! — прорычал Сысоев. — Откуда у него в кармане бумажка с номером телефона вашей гнилой конторы?

— Я тут продавал пылесос и развесил несколько объявлений с номерком служебного телефона на отрывных ярлычках… Тебе не надо? Всего семь лет агрегату…

— Р-р-р… Эп!.. У-у…

Конечно, наши сложные, но, большей частью, добрые отношения с угрозыском и его начальником, основанные на пересечении взаимных профессиональных интересов, позволяли мне держаться вольно с Митричем, но сейчас, видимо, я его "достал". До сего момента подобные звуки я слышал лишь раз в жизни: в фильме про гладиаторов, когда один из них минут десять приканчивал своего противника разными древними штуковинами, а тот попался живучим, маялся, но помирать никак не желал.

— Слово дворянина: фамилию Фукина слышу впервые, такого клиента у нас нет и не было.

Сысоев взял себя в руки — утробные звуки в трубке исчезли.

— Где твой шеф? — пробурчал майор.

— Вообще-то часа два с половиной назад он намеревался посетить ваше богоугодное заведение.

— Не видел… А зачем?

— Тебя начальник управления всегда извещает о своих планах на жизнь?

— Тьфу! — от души сплюнул Митрич. — Его жена сказала, что дома старика тоже нет. И в офисе вашем телефон не отвечает.

— Да? — Тут уже пришла моя очередь удивляться. — Настя недавно беседовала с Никодимычем именно по телефону.

— Завтра в девять утра жду обоих в моем кабинете! — приказал начальник угро.

— Есть! — по-военному ответил я и повесил трубку.

Странно… По моим расчетам Никодимычу следовало уже поужинать и смотреть что-нибудь веселое по "ящику". Куда же делся шеф? Откуда он выходил на связь?.. На всякий случай я перезвонил жене патрона. Она лишь подтвердила информацию Митрича: местонахождение супруга ей неведомо.

За время беременности Гелин голос изменился и сделался каким-то бархатным. Моему звонку она обрадовалась.

— Привет! Как вы там без меня управляетесь?

— С трудом. Самочувствие в порядке? Мальчик уже толкается ножками?

— Мальчик?! — взвизгнула Геля. — Никогда! Заруби себе на носу: только девочка!

— Пусть зарубит твой рыжий муж. Я-то при чем? К слову, смена пола в наше время — не проблема.

— Изверг! Ты просто невыносим!

— Временами, — согласился я. — Денек сегодня выдался — будь здоров!

Я обернулся, проверяя, нет ли поблизости Насти, и очень коротко рассказал Геле о наших злоключениях.

— Да-а… Орлы! — Геля горестно вздохнула. Наверное, она жалела, что ей не удалось в наших боевых порядках поучаствовать в битве на полянке.

— Орелики… — согласился я и вздрогнул: нежданная мысль молнией сверкнула в мозгу. Орел… Орелик… Беркут… Фирма "Беркут" и еще там… — Погоди, Геля…

Я зажал трубку ладонью и закатил глаза к потолку. Да, все верно! Я видел это слово в тех бумагах… "Мама родная!!!"…

— Я пока не мама и уж точно не твоя! — парировала Геля. Дело в том, что последнюю фразу я ненароком выкрикнул вслух.

— Конечно, конечно, — поспешно заверил я. — Спокойной ночи!

— Постой! — всполошилась Геля. — А чего ты звонил?

— А? Да хотел узнать, не связывался ли с тобой наш дорогой Никодимыч.

— Нет, а что?

— Ой, Гелечка, у меня голова трещит от вопросов! Все, до завтра!

Я бросил трубку на рычаг и прошелся по комнате, потирая виски. Открытие привносило некоторую логику в события нынешнего дня. В документах, которые вез очкарик, упоминалась не только фирма "Беркут", но и "Астра"… Моя зрительная память сработала, но запихнула информацию куда-то в дебри извилин. И лишь теперь это всплыло, как всплывает… Ладно, не будем уточнять, что именно всплывает и где… Итак, "Астра" была связана с коммерческим банком Верховодья! "Омоновцы" перехватили человека налоговой полиции, ехавшего в город из Верховодья… Волкова убили близ шоссе, ведущего туда же — в райцентр! Совпадения?! Фигушки…

— Тебе плохо? — озабоченно спросила Настя, для разнообразия выбравшаяся из любимой кухни.

— Хорошо! — радостно успокоил я жену. — Вот только бы шефа найти…

— Так позвони…

Я хотел сказать, что уже пробовал, но смиренно придвинул к себе аппарат. Тот снова резво затрезвонил от легкого прикосновения моей руки.

— Слушаю, — сообщил я в тишину. Повторное "слушаю" вызвало утробный вздох и короткие гудки отбоя следом. — Чайники!

— Кто? — В Настиных глазах полыхнула тревога.

— Ерунда… — Я подошел к жене и обнял ее.

— У меня нехорошие предчувствия, Костя, — вдруг прошептала Настя.

— Почему?

— Сама не знаю…

— Прими успокоительное, потом погрейся в ванне и ложись баиньки… — Я поцеловал ее в маленькое ушко.

Супруга Никодимыча, лишенная вестей от мужа, явно нервничала. Мы договорились, что она передаст ему мою просьбу связаться, как только шеф объявится дома.

Что делает мужчину зверем? Правильно: когда мужчина ласкает женщину в постели, а в самый решительный момент какая-то сволочь входит в комнату, где находится указанная постель. Не знаю как другие, но я запросто могу такой сволочи отвернуть ее глупую башку… В данном случае в нашу комнату никто не входил, но замок двери в квартиру курочили без всякого стеснения.

— Что это?! — Настя резко оттолкнула меня от себя и замерла, инстинктивно прикрыв ладошками грудь.

— М-м… — промычал я, набросил купальный халат и ринулся разбираться.

Вовремя! Непрошеных гостей сдерживала только страховочная цепочка, к которой сквозь образовавшуюся щель уже тянулись чьи-то пальцы. Не долго думая, я ударил босой ногой в дверь. Хруст костей и вопль боли приятным эхом отозвались в моем бушующем сердце. Следующий звук оказался не столь приятным… Повинуясь рефлексу, я упал на коврик для вытирания обуви. От грохота выстрела слегка заложило уши. Мерзавцы саданули из помпового ружья, но дверь выдержала зверский удар. Это только для непосвященного она казалась хлипкой стандартной "фанеркой", какие ставят наши строители. Под деревом скрывался лист пятимиллиметровой стали. Впрочем, каркас тоже не уступал ей по прочности…

Второй выстрел привел к тому же результату. Тем не менее, я ужом юркнул в комнату за своей "пушкой".

— Костя! — жалобно пискнула Настя, сползая с софы на палас.

— Спокойно! — шепнул я, взводя курок и устремляясь на боевые позиции.

И опять вовремя! Ребята сменили тактику: они оттолкнули дверь и третий заряд угодил в цепочку, которая моментально разлетелась… С порога прихожей я дважды саданул в субъекта, попытавшегося первым ступить на мою территорию. Он рухнул лицом вниз, сбив полочку для обуви. Очередным выстрелом из "помпушки" паразиты разворотили приличный участок стены. Выплюнув пыль, я выпустил еще три пули в сторону нападавших: либо промахнулся, либо кто-то из них загнулся в мужественном молчании, так как крика не последовало… Во всяком случае, отпор они оценили, потому что почти сразу в коридоре раздался топот, быстро удалившийся на площадку к лифтам. Я глянул на лужицу крови под головой упавшего в мои владения террориста и решил отказаться от преследования…

Первым делом я вытащил Настю, забившуюся в щель между спинкой софы и батареей, завернул ее в одеяло и уложил в постель. Затем набрал "02" и сообщил о нападении.

— Мы уже знаем, — меланхолично ответил дежурный или его помощник. — Нам позвонили. К вам выехали…

"Выехали" уложилось минут в десять, в течение которых в коридор, чихая от дыма и пыли, осторожно высунулись мои соседи. Под впечатлением увиденного у них у всех пропал дар речи. Нечто подобное испытали и "зубры" из дежурного наряда, прибывшие к месту действия. Шапочно знакомый мне капитан снял фуражку, озадаченно почесал затылок и промямлил:

— Да-а-а…

Его товарищи проявили еще большую скромность, храня молчание и завороженно глазея на последствия штурма квартиры частного сыщика.

— Чайку не хотите? — нервно ляпнул я. Напряжение, владевшее мною, закономерно вылилось в озноб.

— Какой уж тут чай, — вежливо отказался за всю бригаду капитан. — Начнем, ребята… А ты, Зайцев, беги в машину и доложи по рации дежурному.

— Советую заодно поднять и майора Сысоева, — смело предложил я.

— Зачем? — удивился капитан.

— Думаю, он будет вам благодарен.

Капитан глянул на меня слегка ошалело, но просьбу учел, списав мое сумасбродное желание на последствия помутнения рассудка в связи с пережитым потрясением.

— Зайцев! — крикнул он вдогонку сержанту. — Сообщи об инциденте начальнику угро и вызови "скорую".

— Зачем "скорую"? Он мертв, — скромно заметил я.

Капитан перевел взгляд с типа, спокойно лежащего частично в моей прихожей, частично — в общем коридоре, на меня.

— Все равно надо… — вздохнул он. — Порядок, сам понимаешь… Кто они такие?

— Который час? — уточнил я.

— Половина первого. — Капитан поправил на запястье "Командирские" часы. — Ты их знаешь? — Он ткнул носком сапога тело бандита.

Чего греха таить? Мертвеца я признал: вчера — уже вчера! — он выпрыгнул на меня из кустов сзади на злополучной полянке. Синяки от моих ботинок заметно проступали на побелевшей роже бандита.

— Не знаю! — храбро соврал я, повинуясь инстинкту самосохранения.

Мне показалось, что капитан не очень поверил, но настаивать не стал. Я же удалился утешать жену, предпочитая не мешать милиционерам выполнять их прямые обязанности. Поглаживая вздрагивающие от всхлипов плечи Насти, я подумал о том, что Никодимыч так и не вышел на связь…

Сысоев перестал изучать ночную улицу, поправил на подоконнике горшок с бегонией (или примулой?) и повернулся ко мне, сидящему на стуле в центре кабинета начальника угрозыска.

— Опять человека укокошил! — саркастически проговорил он. — Это ж надо умудриться!

"Двух" — мысленно поправил его я, вспомнив полянку, но хвастаться некрасиво, поэтому внес иное уточнение:

— Не человека, а ублюдка.

— Разница небольшая…

— Да?! С каких это пор ты всех людей подонками считаешь?

— Перестань! — отмахнулся Митрич. — Не передергивай!

— Может тебе бы больше понравилось, если б они пристрелили нас с женой? — завелся я.

— Ладно… — Майор оседлал свободный стул и вперил в меня взгляд своих проницательных (как считали многие) глаз. — Настя-то пережила?

— Пережила, — передразнил я. — Поплакала, а потом начала подсчитывать, во что обойдется косметический, ремонт нашего гнездышка.

— Дорого?

— Слушай, ну какая тебе разница?!

— Не хочешь — как хочешь. — Митрич ослабил узел щеголеватого галстука. С недавних пор он уделял одежде большое внимание. С чего вдруг? Я хотел спросить, но передумал. Спросил о другом:

— Сколько было нападавших?

— Двое. Третий сидел в малиновой БМВ за углом дома. Мои ребята основательно жильцов тряхнули: некоторые видели машину из окон, другие — жлоба, выбежавшего из подъезда. От такого бабаханья полдома проснулось… Словом, один… э-э… остался, один убежал и сел на место пассажира, плюс водитель — арифметика!

— Личности установили? — невинно поинтересовался я — как бы между прочим.

— Нет еще… При беглой проверке примет покойника, таковой в наших учетах не значится. Ничего, разберемся, — заверил Сысоев, опять сверля меня глазами. — А у тебя самого какие соображения на сей счет?

— Еще раз повторить, как нас наняли искать Яну Волкову?

— Идиотская история! — проворчал Митрич.

Конечно! Я же дал майору голую схему: пропала девочка, папа обратился за помощью, оказалось, что дочку украли за папины долги, папа попросил прикрыть его при возврате долга — вот и все… Потом папа пропал, так и не назвав времени и места встречи с кредиторами. Более полного варианта развития событий я не мог дать Митричу, ибо не знал мнения своего шефа и терялся в догадках, куда тот запропастился.

— Неужто Волков не сказал, где встреча? — недоверчиво покосился на меня Сысоев.

— Представь себе! — начал терять терпение я.

— И не пояснил, почему долг образовался?

— Да кинул он своих сотоварищей по бизнесу! Такое сплошь и рядом случается.

— Вот! — Потер руки Митрич. — Вы и не разобрались толком. Вам плевать на происхождение денег! Не боишься, что они грязные? Тогда хана вашим лицензиям частников!

Я промолчал, внутренне понимая его правоту.

— Где договор и прочая мура, которую вы заполняете на клиента?

— В сейфе у Никодимыча, — с готовностью сообщил я.

— А сам Никодимыч?

— Тебе не надоело переливать из пустого в порожнее?! — взвился я. Нервы что-то совсем расшатались…

— Знаешь, Константин… Если ты брешешь и скрываешь факты, которые способны помочь найти Яну в целости и сохранности, и для девушки это — не дай Бог! — завершится плачевно, то… — он не договорил, выразительно прищелкнув пальцами перед моим носом. — Я уж молчу о том, что для вас самих с Никодимычем история может завершиться погано. Ребятки-то с характером!

Разумеется, я понимал справедливость сказанного Митричем. Но — честное слово! — сам не мог решить, что мне предпринять. Такое в моей жизни случалось не часто.

— Перейдем к Фукину, — вспомнил Сысоев. — Так ты утверждаешь, будто с ним не знаком?

— У тебя поразительная память! — криво усмехнулся я.

— Не жалуюсь… Нам удалось кое-что установить. Фукин — подполковник, командир воинской части, дислоцированной недалеко от города. Представляешь отворотку на пятнадцатом километре шоссе на Верховодье?

При упоминании о райцентре и шоссе к нему я невольно вздрогнул. Митрич истолковал мою реакцию по-своему и продолжал:

— Представляешь, стало быть… Часть — это по сути большое хранилище горюче-смазочных материалов, а также скопище различных войсковых складов. Есть и приличный парк автотехники: бензовозы, грузовики…

Серое вещество в моей голове активно зашевелилось.

— Действующая часть? — уточнил я.

— Солдат там — раз-два и обчелся. Службу тянут офицеры и прапорщики. Да и служба — не бей лежачего. Ну, не мне тебе говорить про то, как обстоят дела в армии.

— Понятно, — машинально обронил я. — Что он за человек, Фукин?

— Почему спрашиваешь? — быстро отреагировал майор.

— Для поддержания беседы, — изобразил усмешку я, хотя внутри все напряглось.

— А-а… — разочарованно выдохнул Митрич. — Человек? Положительный. Кадровый офицер, командует частью пять лет. Живет в городе. Его жена и сын в минувшую среду уехали на Украину: родная сестра супруги подполковника вроде бы при смерти. Вот…

— И такого образцового гражданина уложили средь бела дня в собственном подъезде? Лихо! Зацепки-то есть?

— Фукин, судя по пакету с продуктами, возвращался из магазина. Убийца или убийцы ждали в парадном. Пропустили вперед и с полутора метров расстреляли в спину. По всей видимости, оружие было с глушителем, так как никто из соседей ничего не слышал. — Майор кончиками пальцев раздраженно выбил дробь на спинке стула. — Тело обнаружили спустя минут пятнадцать-двадцать: один из жильцов отправился на прогулку.

— Не густо, — посочувствовал я. — Никаких мотивов?

Сысоев пожал плечами.

— Мы пока мало материала набрали. Воскресенье — сам понимаешь… Так откуда у него ваш номер телефона?

— Опять за старое… Сказал же: не знаю!

Звонок телефона отвлек внимание начальника угро. Митрич по привычке представился и несколько секунд внимательно слушал, затем так же молча передал трубку мне.

— Костя?! — донесся взволнованный голосок Насти.

— Что случилось? — забеспокоился я.

— Говорить можно? — Она выжидательно замолчала.

Я помедлил самую малость.

— Говори.

— Звонил Никодимыч. Тебе надо срочно домой.

Мне очень хотелось задать еще пару вопросов жене, но по ее тону я сообразил, что этого сейчас делать не следует.

— Держись, лечу! — Я вернул трубку Сысоеву. — У Насти стресс. Машину дашь?

— Дам, — нехотя порадовал майор. — Пусть твой дражайший шеф наведается ко мне утречком.

— Обязательно! — почти бодро пообещал я, предчувствуя, что начальник угро Никодимыча не дождется.

— Подумай! — крикнул майор мне вдогонку.

А я что все время делаю?

"Дежурка" доставила меня к родному дому за каких-то пять минут. Я поблагодарил водителя и пулей влетел в подъезд. Грузовой лифт не работал, а маленький спускался сверху медленно, как всегда останавливаясь на каждом этаже, хотя там его никто не ждал. Вот стервоза!..

Громко хлопнув дверями на лестничной площадке, я наконец добрался до своей квартиры. После приборки общий коридор выглядел менее ошеломляюще. По крайней мере, сторонний наблюдатель, попавший сюда, пришел бы к выводу, что здесь, безусловно, велись яростные бои местного значения, но с тех пор минуло недели две.

Настя открыла моментально — вероятно, бедняжка ждала прямо в прихожей. Она тут же кинулась мне на грудь и плотно прижалась, дрожа всем телом.

— Что?! — коротко спросил я, гладя жену по пушистым волосам.

Она отстранилась, взглянула мне в глаза и произнесла:

— Костик, с Никодимычем беда…

— Какая?!

— Ой, я и сама не знаю! Он звонил, спрашивал тебя… Голос — как у полумертвого: еле слова выговаривал. Ничего не объяснил, только велел тебя срочно найти и обещал перезвонить. — Настя снова приникла ко мне и всхлипнула.

Моя жена редко впадала в панику, а уж слезы — явление экстраординарное. Конечно, сказались последствия нападения бандитов, а звонок шефа окончательно вывел ее из равновесия.

Я снял с себя верхнюю одежду и увел Настю в комнату, где уложил на софу и укрыл до подбородка теплым пледом. Затем удалился на кухню и сварил кофе, гадая над тем, что же приключилось с моим обожаемым начальником. Так и не придя к какому-либо определенному выводу, я разлил напиток по чашкам и отнес одну Насте. Свой кофе я разбавил бренди, но не успел даже пригубить: помещал телефон.

Жена ничуть не ошиблась: Никодимыч вещал, словно мертвец из могилы, к тому же у него определенно нарушилась дикция.

— Наконеф-то… — слабо обрадовался он. — Ты выф? — Что?! — не разобрал я.

— Ты выф?!

— A-а… Жив разумеется. Мост сняли?

— Не… Фам упал.

— Как это? — Я не обладал широкими познаниями в протезировании зубов, но не слышал, чтобы мосты с коронками сами падали: слетали — понятно, но выражение "падали"…

— Фпрыгнул… — уточнил шеф, озадачивая меня и того больше: спрыгивающие мосты — ничего себе!

— Куда спрыгнул? — спросил я, окончательно заинтригованный.

— Вниф… В куфты… Чафа два левал беф фовнания, потом оклемалфя.

До меня дошло: не протез отчебучил фортель во рту любимого начальника, а он сам спрыгнул с какого-то моста, потерял сознание и часть зубов, в течение двух часов отлеживался в кустах и добрался…

— Где вы?

— У одного внакомого… Домой теперь нельвя. Пуфть ффитают, фто я мертв.

Господи, какой же я дурак! Мог бы сразу догадаться… Малиновая БМВ! Коль наехали на меня, то нападение на Никодимыча вполне закономерно: мы оба — свидетели резни на поляне. Опасные свидетели! Вот только, как бандиты столь быстро нас вычислили?

— Ты флуваев?

— Слушаю и думаю. Как это случилось?

Бедолага Никодимыч обстоятельно удовлетворил мое любопытство…

Шеф возвращался со свидания с одним из своих информаторов по мосту через речку Ольшанка, отделявшую юго-восточные районы города от его исторического центра. Час был уже поздний, прохожих мало, сгущались сумерки, а фонари еще не зажглись — самое подходящее время для разбойничьих дел. Никодимыч успел миновать центральную часть моста над самой водой, когда услышал позади рев автомобильного двигателя. Он обернулся: слепя фарами, прямо на него неслась какая-то легковушка. Почему он решил, что именно на него? Потому что левые колеса катились по тротуару. Шефу не оставалось ничего иного, как прыгать вниз с пятиметровой высоты, рискуя сломать, в худшем случае, руки и ноги, но не шею. Он оттолкнулся руками от поручней и "взял планку"… Вероятно, нападавшие взглянули на темнеющее внизу неподвижное тело и посчитали свою миссию выполненной. Никодимыч провалялся почти два часа. Наверное, Бог успел ему приделать крылья в полете, так как серьезных увечий и переломов мой начальник избежал, однако множественные ушибы и выбитые зубы здоровья ему не прибавили. Кое-как он доплелся до ближайших домов. По счастью, здесь жил приятель шефа, который оказал ему первую медицинскую помощь и дал временный приют.

Выслушав исповедь каскадера, я поведал собеседнику о своих впечатлениях от посещения учредителей незабвенной "Астры", а также собственный вариант сценария известного американского фильма "Один дома" с поправкой на Настю и российский антураж. Ошеломленный Никодимыч долго молчал, смиряясь с мыслью, что не только он способен на героические поступки, после чего логично подметил:

— На фей рав повевло…

— Повезло, — согласился я. — На сей раз…

— Ты моей поввони… Придумай фто-нибудь. Пуфть повывет пару дней у фефтры.

— Позвоню и отправлю к вашей сестре. Более приятные новости есть? — задал вопрос я, имея в виду результаты хождения шефа "в народ".

Оказалось, есть… Никодимыч вспомнил, где и в связи с чем он слышал о фирме "Беркут": в апреле один из его знакомых гаишников сетовал на то, что "друзья из южного зарубежья" обнаглели донельзя, скупают все подряд, добрались и до нашего города. В качестве примера мент привел случай проверки лично им колонны бензовозов, следовавшей в объезд города по направлению к ближайшей железнодорожной товарной станции. Машины были военные, груз сопровождали несколько "черных". Документы о закупке бензина на фирме "Беркут" сомнения не вызывали, поэтому гаишник-патриот мог только досадовать на суровую действительность и наглых коммерсантов "типа этого "Беркута", которые ради денег готовы продать страну с потрохами "всяким паразитам". Кроме того, шеф навел кое-какие справки о нашем клиенте — покойничке Волкове. Самыми заслуживающими внимания новостями стали две: одинокий Аверьян Евстигнеевич не отличался равнодушием к женщинам в принципе, а к одной по имени Галя — особенно, и среди его немногочисленной родни имелся двоюродный брат — военнослужащий. Правда, ни фамилии, ни чинов Никодимычу установить не удалось, однако…

— Имел честь пить ночной чай у самого товарища Сысоева, — сообщил я шефу, дослушав его монолог.

— А? — насторожился Никодимыч.

— Волей не волей мне пришлось сказать о пропаже Яны Волковой и частично сдать ее папашу…

— Как?!

Пересказ первой части беседы с Сысоевым, в ходе которой я продемонстрировал прямо дьявольскую изворотливость, шефа не вдохновил. Начальник сердито засопел. Я перешел ко второй проблеме, затронутой начальником угрозыска:

— Фамилия Фукин ни о чем не говорит?

— Нет.

— Его вчера днем грохнули, а в кармане обнаружилась бумажка с номером нашего служебного телефона.

— Ну и фто?

— Вот и я сказал Митричу: "Ну и что?", а он, понимаете ли, не верит.

— Глупофти! Мало ли…

— Фукин — командир воинской части в пригороде: склады, нефтехранилища… Здесь собака и зарыта!

— Какая?

— Неужели непонятно? "Беркут", "Астра", сделки с бензином… Военные бензовозы, емкости для хранения топлива в части Фукина… Брат Волкова — военнослужащий… Гибель Фукина и Волкова в один день… Долги перед бандитами и, наконец, таинственный "гомосексуалист", приезда которого вместе с Волковым ждали на полянке ребятки усатого… — Я замолчал — надоело подсказывать.

— Понял! — внятно проговорил шеф. — Копай! Я денек отлевуфь: внутри вфе болит.

— Попробую, — неуверенно сказал я. — Если, конечно, при выходе из дома не наступлю на противотанковую мину.

— Офторовней…

— Я-то буду осторожным, а вот Настя…

— Отправь тове куда-нибудь.

— Легко сказать… Ладно, что-то придумаем. Как вести себя с Сысоевым? Он требует материалы на Волкова: договор и все прочее. К тому же, с Яной мы на самом деле рискуем: убьют девчонку — придется нам отвечать.

— Ефли хотели убить, то уве убили, — рассудил шеф. — Теперь им в ней нет надобнофти, раф Волков мертв. А договор… Вали на меня.

— Спасибо, так и сделаю. Про полянку, значит, пока помалкивать?

— Да, — уверенно сказал начальник и прибавил: — Я — на телефоне…

Он продиктовал номер.

— Ну и выговор! — поддел я, не утерпев.

— Нахал! — разозлился Никодимыч и повесил трубку.

Я звякнул его жене и навешал ей лапши на уши: неожиданная командировка, жив-здоров, объявится через денек-другой. После этого совет навестить сестру выглядел нелепо, но жена шефа, привыкшая за прежние милицейские годы и не к такому, спорить и задавать дополнительные вопросы не стала. Затем я допил остывший кофе и разбудил задремавшую Настю.

В девять утра я переступил порог агентства "Мистер Холмс": абсолютно не спавший, но гладко выбритый и в меру бодрый после контрастного душа и кофе с бутербродами. Геля восседала за своим рабочим столом в приемной.

— Доброе утро, красавица! — пропел я, даря ей самую широкую и радостную улыбку, на какую только способен.

— Доброе утро, красавец! — с чувством собственного достоинства промолвила младшенькая.

— Ты не в духе? Депрессии случаются у беременных женщин — не бери в голову.

— Знаток! — желчно поддела Геля, поджав перламутровые губки.

— Да, я женат впервые и еще не испытал радости отцовства, но регулярно читаю периодическую литературу, особенно газету "Спид-Инфо"!

— Наверное, тебя в ней привлекает раздел "С головы на ноги", да?

В рубрике с данным заголовком помещались заметки про всякого рода извращения… Откровенно удивившись, что Геля иногда заглядывает в мое любимое издание, я принял образ оскорбленной добродетели и ответил:

— Никак нет! Предпочитаю подборку из писем читателей "Сплошные приколы". Типа: "Он говорил, что был в экстазе, а я так точно помню, что в сарае"!

— Фи, какая пошлость!

— Чем сарай хуже туристической палатки?

Геля прикусила губу и слегка покраснела. Ее рыжеволосый супруг обожал походы и в минувшем январе увез молодую в свадебное путешествие на какую-то турбазу.

Решив, что победа в утренней пикировке осталась за мной, я сменил тему и ввел младшенькую в курс наших, прямо скажем, печальных дел.

— Каково мое задание? — строго спросила Геля, переварив факты и мои комментарии к ним.

— Обеспечивать связь.

— Чего с чем?

— Не чего, а кого, — наставительно поправил я. — Связь между мною и шефом.

— И все? — Разочарование Гели не имело границ.

— Мало? Я буду в свободном поиске и смутно представляю, где конкретно. Занемогший шеф осуществляет общее руководство и должен держать руку на пульсе расследования. Кроме того, на тебя возлагается задача сдерживать рвущегося в бой Сысоева, пудрить ему мозги, а также периодически входить в контакт с моей женой, скрывающейся на конспиративной квартире собственной мамочки. Настя хоть и не в положении пока, но женщин вообще не стоит лишний раз волновать. Да и жена Никодимыча вдруг позвонит…

— Все сказал?! — перебила Геля. — Повтори, я запишу тезисы: ты так много мне напоручал, что боюсь забыть! — В ее голосе слышалась откровенная издевка.

— Не повторяется такое никогда! — напел я. Обожаю ввернуть к месту строки любимых песен своего детства и отрочества.

— Я догадываюсь, куда будет направлен твой свободный поиск. Скажи, пожалуйста, самонадеянный пинкертон, как ты намерен выявить работника комиссионки, который дал Волкову паспортные данные Морозовой?

— Я-а?

— Заодно ответь, как ты собираешься установить учредителей "Беркута", посмотреть движение денег по счетам "Беркута" и "Астры"? Или тебя это не интересует?

— Интересует.

— Полагаю, что тебе нет смысла тратить свое драгоценное и высокооплачиваемое время на подобные чисто технические мелочи. Лучше сконцентрировать внимание на более серьезных вещах: контакты с налоговой полицией, разведка в воинской части и розыски любовницы Волкова по имени Галя.

— Повтори, я запишу тезисы! — процитировал я недавнюю Гелину колкость. — Даже для беременной ты чересчур словоохотлива.

— Твой нездоровый интерес к моему животу просто поразителен! Можно подумать, что ты — отец будущего ребенка!

Признаюсь, такой оплеухой она заставила меня сесть на диван. Счет в партии сравнялся.

— Я бы рискнула осмотреть квартиру Волкова, — вернулась Геля к вопросам служебным, не моргнув и глазом. — Документы на "Астру" находились у него. Где гарантия, что дома не отыщутся бумаги, связанные с деятельностью других подобных фирм?

Я почувствовал всю горечь поражения, которую испытывает воин, павший от руки женщины.

— Чего ты расселся? — изобразила удивление Геля. — Пошевеливайся, время дорого.

У меня и желание пропало возражать, и на ум ничего путного не приходило. Я молча встал и вышел из офиса. За спиной послышался тихий торжествующий смех.

В рабочие дни железную входную дверь отдела налоговой полиции держали открытой, в чем я и убедился, свободно пройдя внутрь. Зато следующую дверь в левое крыло помещений блокировал электро-механический кодовый замок.

— Гражданин! — позвал меня прапорщик из-за толстого стекла, установленного в окне дежурной комнаты. — Вы к кому?

— К начальнику! — сердито пояснил я, все еще находясь под впечатлением урока, преподанного Гелей.

— По какому вопросу?

— По личному!

— Ваша фамилия? Где работаете?

— Берестов, частный детектив. Жаль, свидетельство о рождении забыл. Сбегать?

Дежурный укоризненно посмотрел на меня, не обнаружив в процедуре знакомства повода для шутки, и снял трубку внутреннего телефона. Он доложил начальнику отдела о моем приходе, после чего кивнул и одновременно нажал кнопку на пульте. Замок приглашающе щелкнул.

— Прямо до конца коридора и направо! — прокричал мне прапорщик. Излишне: что-что, а память меня пока не подводит.

В отличие от вчерашнего воскресного дня, в приемной за столом с компьютером сидела миловидная женщина средних лет и, сосредоточенно глядя на экран монитора, бегло нажимала пальцами кнопки клавиатуры.

— Добрый день! — вежливо поздоровался я.

— Здравствуйте! — отреагировала секретарь, рассеянно посмотрев на меня снизу вверх.

— Можно? — я указал на закрытую черную дверь с табличкой "Начальник отдела".

— Дежурный сообщил Валерию Леонидовичу о вашем приходе? — доброжелательно проверила она.

— Иначе я бы не имел счастья видеть вас.

— Спасибо, проходите.

Я вошел без стука. Третьяк встретил меня на свободном пространстве между своим пижонским столом и столь же модерновыми стульями, расставленными вдоль стен кабинета. Мы обменялись крепким рукопожатием.

— Рад вас видеть, — признался Валерий Леонидович, хотя, на мой взгляд, умело скрыл радость: на его лице я не прочитал ничего, кроме чиновничьей благожелательности. — Присаживайтесь, где удобно.

— С удовольствием. — Я выбрал стул у дверей.

Третьяк по селектору связался с секретарем:

— Ирина Владимировна, нам два кофе, пожалуйста.

— Сейчас… — донеслось из динамика.

— Хорошо, что пришли, — проговорил подполковник, сев в кресло. — Мне необходимо кое-что у вас уточнить.

— Да? Как ни странно, но наши желания совпадают.

— О чем идет речь? — Третьяк погрустнел — так, самую малость.

— О результатах выезда ваших людей в Верховодье.

— С какой стороны уточнить?

— Со стороны бензина, — брякнул я.

В глазах начальника полиции появилось недоумение. Наверное, он бы выразил его и вслух, но Ирина Владимировна внесла две фарфоровые чашечки и поставила их на салфетки, оберегая драгоценную отделку импортного стола.

— Больше ничего не надо? — Женщина задержалась, выжидательно глядя на своего начальника.

— А есть что-то еще? — опередил я Третьяка.

Ирина Владимировна улыбнулась и перевела взгляд на подполковника.

— Вы мне нравитесь, Константин! — усмехнулся и тот. — По рюмочке коньяка, идет?

— Ни о чем подобном я и мечтать не смел!

Секретарь рассмеялась в голос, открыла шкаф здесь же в кабинете и поставила (опять же на салфеточки) бутылку греческого нектара и два махоньких стеклянных наперстка.

— Огромное спасибо! — горячо воскликнул я, провожая взглядом покидающую нас женщину.

Третьяк наполнил рюмки. По кабинету мигом распространился аромат заграничных цветов. На вкус коньяк походил на самогон, разбавленный туалетной водой польского изготовления — "под Францию". Я выпил молча, вовремя вспомнив не менее запоминающийся запах своего нынешнего болгарского бренди.

— Вас можно поздравить? — задал я наводящий вопрос.

— Рано, — слегка поморщился Валерий Леонидович. — Вчера мои сотрудники успели только собрать финансовые документы на интересующих нас предприятиях. Все изъяли и перевезли в местную налоговую инспекцию.

— Эксцессов не возникло? — Я отпил кофе.

— Было дело, — вновь усмехнулся подполковник. — Управляющая банка Кунина не хотела нас пускать в служебные помещения, призвала на помощь милиционеров, несущих охрану банка, позвонила в областную прокуратуру — пожаловалась… Пришлось вводить в дело ребят из нашей группы физической защиты.

— Против ментов? — не поверил я услышанному. — Круто!

— Нет… — Третьяк внезапно развеселился. — С коллегами договорились быстро и те отошли в сторонку. Тогда Кунина призвала на подмогу собственную службу безопасности…

— Какую службу?

— Безопасности… В банках нынче это сплошь и рядом: бывшие милиционеры, комитетчики и вчерашние бандиты. Все переплелось! Словом, пять мордоворотов загородили двери в кабинеты банковских работников. Причем, с таким видом, словно отступать им некуда…

— За нами Москва!

— Вот-вот… Ну, мы сперва хотели по-доброму — не получилось. Тогда четверо моих "гвардейцев" скрутили балбесов и без лишних слов выволокли за шиворот на улицу. — Валерий Леонидович не скрывал гордости за своих питомцев. — Надели наручники и сдали в РОВД. Кунина осознала, что шутки кончились, и смирилась. Села в своем кабинете строчить кляузы во все инстанции.

Я своим видом продемонстрировал полную солидарность с хозяином кабинета и бросил пару выразительных взглядов на пустые рюмки. Последний из них Третьяк перехватил, чуть повел бровями, но налил.

— За налоговую полицию! — провозгласил я и выпил.

Подполковник лишь пригубил и снова сделался серьезным.

— Что вы там говорили про бензин?

Двумя глотками я осушил чашку с кофе и сказал:

— Вы уж извините, но мы заглянули в конверт, который передал нам ваш человек. В бумагах фигурировали некие фирмы "Беркут" и, кажется, "Астра". Какое отношение они имеют к Верховодью вообще и к банку в частности?

Третьяк зачем-то потрогал ежедневник у себя на столе, передвинул с места на место ручку и уточнил:

— Чем вызван ваш интерес?

— Делом, которое расследует моя контора.

— Что за дело? — В глазах Валерия Леонидовича за жглись огоньки.

Я весьма завуалированно объяснил, что наш клиент связан с деятельностью названных предприятий, компаньоны его напрягают, требуя денег, которые он, на их взгляд, должен. Наша задача помочь ему выпутаться.

— Как фамилия клиента? — полюбопытствовал начальник отдела.

— Я же не колю вас на фамилию агента-очкарика.

Мой резонный ответ он воспринял болезненно.

— Мы не нашли нашего человека.

— То есть?

— Его нет ни в самом райцентре, ни в лесу в окрестностях того места на шоссе, которое вы описали. Ни живого, ни мертвого…

Я невольно присвистнул.

— Вот так-то… — проговорил Третьяк, уставясь в столешницу. — Милицию подключили, весь городок перетряхнули — ничего. Сегодня поиски продолжаются.

— А вам не кажется странным, что вашего человека перехватили накануне операции, в которой он участвовал?

— Кажется, — враз помрачнел подполковник. — Разбираемся…

Если тема собеседнику неприятна, надо ее менять.

— Хорошо! Давайте начистоту! — выпалил я и сам поразился принятому решению. — Я открою свои карты, вы — свои. Вдруг пасьянс и сложится.

Валерий Леонидович задумался, поглядывая на меня исподлобья. Ему и хотелось, и кололось…

— Мы — государственный орган, — наконец произнес подполковник. — Вы же сами работали в криминальной милиции… К чему вы меня призываете?

— К сотрудничеству! Я тоже отвечаю и перед клиентом, и перед государством своей лицензией. Мои ошибки могут стоить мне куска хлеба с маслом. Вам ведь разрешено законом покупать информацию? Разрешено! Я вам такую информацию и предлагаю, но вместо денег прошу оплату натурой.

Третьяк решился и включил селектор.

— Слушаю, — ответил женский голос.

— Татьяна Александровна? Зайдите ко мне.

— Имеется в виду другая натура, подполковник, — подсказал я.

— Помолчите! — резко произнес он.

Через минуту в кабинет вошла стройная молодая женщина с короткими темными волосами и глазами цвета вызревшего янтаря. Она мельком глянула в мою сторону и обратила взор к начальнику.

— Присаживайтесь и знакомьтесь, — пригласил тот. — Это — наш гость и в некотором роде коллега: Берестов Константин — частный детектив.

— Кто?! — не сдержала удивления Татьяна Александровна и посмотрела на меня теперь уже пристальней. Лучше бы она этого не делала: желтые молнии пронзили меня насквозь, по моему телу пробежала какая-то непонятная дрожь.

— Шерлок Холмс! — все же сумел выговорить я.

— А это — специалист первой категории оперативного отделения Татьяна Александровна Лозовская, — завершил представление начальник отдела.

— Что-то слышала про ваше агентство… — вспомнила Лозовская.

— Вот и чудесно! — обрадовался подполковник. — Константин поделится с нами кое-какими сведениями, представляющими, по его мнению, интерес для нас. Вам, Татьяна Александровна, как сотруднице, ведущей оперативное дело, тоже следует послушать нашего гостя.

Я хотел оговорить условия своей откровенности и выяснить, чем же мои собеседники смогут ответить на мою искренность, но третий выпад дьявольских глаз лишил меня инстинкта самосохранения…

Они слушали молча. Лозовская смотрела в свой блокнот и периодически делала в нем какие-то пометки. Третьяк изучал хитрую подставку с ручками, карандашами и набором кармашков для визитных карточек, словно сегодня впервые увидел это творение иностранной дизайнерской мысли.

— Вот и все вкратце, — завершил я монолог. Разумеется, некоторые острые углы я позволил себе обойти.

— Почему вы предполагаете, будто Фукин и Волков — из одной упряжки? — первым нарушил молчание начальник отдела.

— Именно, всего лишь предполагаю, — подчеркнул я. — Двоюродный брат Волкова — военнослужащий. В части есть хранилища для топлива и бензовозы. "Астра" занималась бензином… В кармане мертвого подполковника найдена бумажка с номером телефона нашего агентства и Волков обратился к нам же за помощью. И, наконец, Фукин и Волков уби…

Я прикусил язык, но было поздно.

— И Волков убит?! — мигом ухватилась Лозовская. — О гибели Фукина мы уже знаем из милицейской сводки. Но о Волкове в ней не говорится. Почему вы нам сразу не сказали?

— Забыл… — Я изобразил смущение, граничащее с раскаянием. — Относительно гибели Волкова у нас данные еще не проверенные.

— Откуда? — недоверчиво спросил Третьяк.

— Птичка на хвосте принесла… — Я дал понять, что не намерен раскрывать источники своей осведомленности. — Единственная просьба: то, что я сказал о Волкове, милиции не передавайте.

— Почему? — Подполковник отодвинул от себя подставку, сразу потеряв к ней интерес.

— Потому, что угрозыск такой информацией на сегодняшнее утро не располагал.

— Следовательно, труп не найден? — догадалась Лозовская. — Никаких официальных заявлений в милицию не поступало?

— Нет! — подтвердил я.

— Допустим… — Валерий Леонидович обратился к сотруднице: — Надо провести стыковку счетов указанных Константином фирм в городском Кредпромбанке с документами Верховодского банка.

— Ага, значит все-таки есть связь между фирмами и Верховодским банком, — обрадовался я. — Какая?

Женщина выжидательно посмотрела на начальника, тот разрешающе кивнул.

— Названные вами фирмы получили краткосрочные кредиты под закупку продуктов и потребительских товаров в комбанке Верховодья, — прояснила ситуацию Татьяна Александровна. — По копиям документов, которыми мы располагаем, деньги из Верховодья переведены на счета в Кредпромбанк, однако мы не успели просмотреть дальнейший путь денег. Если вы правы, то цепочка замкнется на АО "Нефтепродукты".

— И в чем тут хитрость? — развернулся я к ней.

— Пока трудно сказать… — Она на секунду замешкалась. — Во всяком случае, есть основания думать, что обе фирмы кредиты банку не вернули.

— О каком сроке речь?

— Документы по "Беркуту" датированы январем, по "Астре" — мартом, — на память сообщила Лозовская. — Возвратные рамки нарушили обе фирмы.

— Надо же… — глубокомысленно изрек я, словно разбирался в финансовых тонкостях, как Каспаров в шахматах. — Опять же предположения… Допустим, что за обеими фирмами стоят Волков и Фукин. Какова вероятность того, что банк нанял головорезов, чтобы вытрясти с них долги?

— Если вы помните наш вчерашний утренний разговор, то большая, — со значением произнес Третьяк.

— Кунина единолично руководит банком? — задал я очередной вопрос.

— Официально — да, — энергично кивнула Лозовская. — Но не последнюю роль играет ее муж — некий Сергеев Вадим Станиславович. Однако и над ними есть люди, имен которых мы, к сожалению, пока не знаем.

— Вы удовлетворены? — Валерий Леонидович хитровато улыбнулся. Наверное, мне.

— Честно говоря, я вам дал несколько больше, чем получил взамен, но не будем считаться. Надеюсь, это не последний наш с вами обмен… м-м… мнениями? — с надеждой спросил я, тоже лучезарно улыбаясь.

— Конечно! — обрадованно уверил начальник отдела. — В любое время — ко мне или к Татьяне Александровне. А что вы сами намерены предпринять?

— В воинскую часть вы людей направите? — задал вопрос я, уклоняясь от прямого ответа.

— Увы… Мы связаны законом и официальных оснований проводить там проверку пока нет. — Третьяк развел руками.

— Понятно. Тогда этим займусь я: у нас основания, как вы понимаете, есть.

— Вам легче, — вздохнул Валерий Леонидович. Мне показалось, что с легким оттенком зависти. — Татьяна Александровна вас проводит.

Я пожал ему руку и как бы невзначай едва не уронил пустую стопку, но, вероятно, подполковник не придерживался пословицы "Бог Троицу любит", потому что никак не среагировал на столь непрозрачный намек. А вот Лозовская среагировала.

— Вы любите коньяк? — спросила она, когда мы вышли из приемной в коридор.

— Все, что приближается к отметке в сорок градусов, — просветил ее я.

— Ясненько. Вот мой телефон. — Татьяна Александровна вынула из кармашка черного жакета визитку.

Я поделился своей карточкой одной из трех, что у меня оставались.

— Если ответит девушка, то представьтесь моей любовницей, — посоветовал я.

— Зачем? — Прелестные глаза широко распахнулись.

— Какие-либо другие варианты не пройдут: наш секретарь просто бросит трубку.

Еще более Лозовскую поразило то, что я на прощание поцеловал ей руку.

Не санкционированный прокурором обыск жилищ граждан категорически запрещен не только представителям различных правоохранительных органов, но и лицам, занимающимся частной сыскной деятельностью. Тем не менее к такому методу разведывательной работы прибегают и те, и другие. Первые — прикрываясь законодательством об оперативно-розыскной деятельности, вторые — не прикрываясь ничем, кроме собственной одежды. Кто рискует больше? Конечно мы… Если попадаемся, то автоматически лишаемся патента пожизненно. Впрочем, это наказание — не самый страшный итог провала. Хозяин квартиры, например, способен "обнаружить" после нашего посещения пропажу какой-нибудь ценной вещицы и обвинить нас в краже. Тогда закономерно возникает вопрос об уголовной ответственности. Хорошо, когда среди приятелей есть толковый адвокат…

Такие мысли блуждали в моей голове, пока я добирался до обиталища Аверьяна Евстигнеевича. Что я хотел там найти? Подтверждение некоторым своим умозаключениям, родившимся в течение последних двух часов. Заодно поискать ответы на многочисленные вопросы, связанные со смертью Волкова и Фукина.

Нужный мне дом располагался на улице, носящей имя славных тружеников крупнейшего в городе предприятия. Обширный жилой массив в равной степени впечатлял как многоэтажностью и густотой застройки, так и полным отсутствием зелени во дворах, что должно было пагубно сказываться на экологическом фоне микрорайона. В то же время спешащие мне навстречу местные жители не отличались от остальных горожан ни цветом лица, ни ритмикой движений. Правильно говорят, что человек ко всему привыкает…

Возле подъезда отсутствовала скамейка. Как следствие, отсутствовали и любознательные бабушки — несомненный плюс для моей затеи. Волков проживал на третьем этаже, что избавляло от необходимости вызывать лифт — второй плюс. Поднимаясь по лестнице, я умудрился не встретить никого из соседей — третий плюс.

Жизнь научила меня одной аксиоме: "Когда все хорошо — это очень плохо". В качестве подтверждения ее справедливости, неприятности не заставили себя ждать. Сперва произошла задержка с дверью: ни одна из моих великолепных американских отмычек не желала отпирать банальные отечественные замки. Упрямцы сдались на девятой минуте, вынудив меня изрядно попотеть. Однако настоящая испарина проступила у меня на лбу, когда тихий голос за спиной окликнул:

— Вы к кому?

Оборачивался я бесконечно медленно. Паренек лет пятнадцати слегка удивленно топтался на лестничном пролете выше от меня, держа в руке ведро, полное мусора. Как же я не услышал его шагов?! A-а… Понятно: тапочки…

— Что, мусоропровод не работает? — посочувствовал я, стараясь улыбаться ласково и непринужденно.

— Засорился…

— И часто такое случается?

— Бывает… — Он заметно расслабился.

— Я, вот, ваш новый сосед… Вчера только оформил покупку квартиры. — Моя рука коснулась двери.

Кажется, он поверил, потому что проговорил:

— То-то Волковых давно не видно.

— Верно, — поддакнул я и похвалил: — Молодец — бдительный!

Парень смутился и, более ничего не сказав, двинулся вниз по лестнице. Я шмыгнул в прихожую и торопливо заперся, уповая на то, что отец мальчугана не служит в милиции, а если и служит, то в данный момент находится где-то далеко при исполнении своих служебных обязанностей.

Квартира Волкова имела три комнаты. Обстановка указывала на достаток владельца: импортная мебель, аппаратура, куча всяких милых глазу безделушек. Судя по интерьеру, одну комнату занимал сам Аверьян, вторую — его дочь, а гостиная была общей. Мое внимание сразу привлекла явная нелепица: журнальный столик покрывал слой пыли, а на телевизоре — никаких ее следов! Как так?! Вторая загадка ждала меня в ванной комнате: влажное банное полотенце, словно им пользовались сегодня утром… В моей бедной голове образовался форменный сумбур. Окончательно в состояние, близкое к шоковому, меня поверг теплый чайник на газовой плите! Теряясь в догадках, я вышел в прихожую и… В дверном замке заскрежетал ключ!

Я нырнул в ближайшую комнату — девичью — и спрятался за толстой оконной портьерой, весь превратившись в слух. Моя правая рука автоматически сняла с предохранителя пистолет, покоившийся в поясной кобуре. Вслед за скрипом отворяемой двери из прихожей донеслись шаги, затем — шелест и шорохи: пришелец определенно снимал верхнюю одежду. Далее звуки переместились в район кухни — там брякнула тарелка… Спустя минуту, в гостиной заиграл магнитофон, наполняя дом нежной мелодией оркестра Поля Мориа. Музыка благотворно повлияла на меня, заставив мозги шевелиться. Одно из двух: либо воскрес Аверьян, либо…

Конечно! Сквозь ажурный рисунок портьеры мой правый глаз увидел блондинку в голубом, входящую в комнату Яны. Девушка раскрыла створку шифоньера и потянула молнию на платье. Когда она сняла и колготки, оставшись в белом кружевном белье, то я ощутил себя недоноском-школьником, подглядывающим за одноклассницами в раздевалке спортзала. Возмущенный собственным поведением, я покинул убежище…

Эх, скороспелые решения — не всегда верные решения! Стоило дождаться, пока Яна накинет халатик. Почему? Потому что, увидев незнакомого мужчину в своей спальне, порядочная полуголая девушка или падает в обморок, или поднимает крик на весь дом. Дочь Волкова выбрала первый вариант поведения… Согласитесь, что держать на руках практически обнаженную девицу с великолепным телом, а затем самому одевать ее и возвращать к жизни — настоящее испытание для любого нормального мужчины. Разумеется, испытание я выдержал, но какой ценой!

Вскоре Яна открыла глаза. Я дал ей время сориентироваться и понять, что она у себя дома, лежит на родной кровати, стенку над которой украшают плакаты звезд поп-музыки и приколотая булавкой к обоям "дама червей", а незваный гость находится на достаточно безопасном для нее расстоянии.

— Кто вы? Как сюда попали? — Девушка приподнялась на локтях, откровенно изучая меня.

— Второе — не существенно. Зовут меня Костей, сыщик, нанятый вашим отцом, чтобы вас найти.

— Сыщик? — В серых глазах возникло непонятное мне разочарование, быстро сменившееся растерянностью. — Найти меня?! Я правильно вас поняла?

— Точно! — Я ободряюще улыбнулся, продолжая стоять на месте.

— Что за бред? — произнесла с неожиданным возмущением Яна. — Я же никуда не пропадала!

Тон, в котором прозвучало признание, не оставлял сомнений в искренности говорившей и ясности ее рассудка. Зато мой рассудок затуманился.

— Я сяду? — Ноги у меня подло подкосились. Хорошо, что рядом стоял пуфик.

— У вас хоть документы есть? — Девушка села на кровати, поправив подол взбившегося халатика.

Я вынул из кармана карточку частного детектива и бросил ей на колени. Яна внимательно прочитала лицензию и перебросила ее обратно мне.

— Ничего не понимаю, — серьезно проговорила она.

— Абсолютно с вами солидарен. Давайте разбираться! У меня возникло нехорошее подозрение, что во вторник — неделю назад — вас никто не похищал, так?

— Так. Я уехала к тетке в Москву. — Яна не выказывала никаких признаков волнения.

— Институт! Почему вы не предупредили старосту группы о своем отъезде?

— Так в этом отец виноват! — воскликнула девушка. — Поздно вечером в понедельник он вдруг заявил, что отправляет меня на несколько дней к своей сестре, так как у него какие-то неприятности, и мне лучше в городе не отсвечивать…

— Так и выразился: "Не отсвечивать"?

— Слово в слово… У нас специфические отношения. Мое согласие или несогласие роли не играли. Папа заранее купил билет на автобус, утром во вторник сам отвез меня на вокзал, причем, заверил, что с институтом разберется. Вернулась я лишь сегодня утром на поезде.

— Извините, но у вас не сохранился билетик?

— В сумочке… Я положила ее на тумбочке в прихожей. Посмотрите сами.

— Нет нужды — верю.

Моя сговорчивость объяснялась просто: только глупец врет без оглядки, а умный человек никогда не лжет в части тех вещей, которые легко проверить. Яна производила впечатление не глупой девушки…

— Вы правы: меня действительно не было дома со вторника, — произнесла дочь Волкова. — Но, похищение? Чушь! Я сейчас позвоню отцу и узнаю, чем вызваны его дурацкие шутки!

— А разве вы ему не сообщили о своем возвращении? — закинул наживку я.

Вопрос Яну не поставил в затруднительное положение, как я того втайне желал.

— Звонила. Но секретарь сказала, что папа появится на месте лишь во второй половине дня.

Наверное, секретарь у Волкова — толковая женщина: начальник по неизвестным причинам на службе после выходного не объявился — как не подстраховать?

— Накануне вы его не предупреждали из Москвы о намерении приехать домой сегодня?

— Так он сам мне велел возвращаться! — сердито сообщила девушка. — Мы говорили с ним по телефону не далее, как вчера утром.

— В котором часу? — Я вновь схлопотал легкий нокдаун.

— В девять. — Яна свесила ноги с кровати и уперлась ладошками в матрас, приподняв плечики. — Что тут у вас происходит?

"Что происходит?" — переспросил я сам себя мысленно и не нашел ответа. Вместо этого обрисовал Яне ситуацию в том виде, в котором преподнес ее минувшей ночью майору Сысоеву.

— Шантаж? Выкуп?! — Глаза девушки распахнулись максимально широко. — Ерунда какая-то! Нет, у отца точно крыша поехала… Если сомневаетесь, то давайте наберем номер тети и вы сами с ней поговорите.

Идея мне понравилась. Мы перебрались в гостиную, где Яна занялась телефоном.

— "Восьмерка" сбрасывается, — пожаловалась девушка, вертя диск. При очередной попытке вызова междугородки Яна внезапно вскочила со стула, на котором сидела.

— Ой, чайник! — с отчаянием вскрикнула она.

Поскольку из нас двоих без дела маялся я, то мне и выпала честь идти на кухню. Чайник свирепо пыхтел, выплевывая пар на уже подмокшие обои. Я облегчил его страдания и вернулся в гостиную.

— Зинаида Семеновна? — с радостью воскликнула Яна. — Минутку! — Она сунула трубку мне.

— День добрый! — бодро поприветствовал я невидимую тетушку.

— Здравствуйте! — ответил не менее бодрый голос. — А кто это?

— Жених Яны! Она ничего обо мне не говорила?

— Не-ет… — запнулась женщина.

— Ее стиль! Извините за беспокойство, но Яна укатила, не потрудившись меня предупредить. Она точно гостевала у вас?

— Молодой человек… — укоризненно протянули на другом конце провода. — Разве можно не доверять любимой девушке?

— Можно!

Ответ тете однозначно не понравился.

— Яна гостила у меня и уехала вчера вечером поездом, — сухо сказала женщина. — Удовлетворены? Дайте ей трубку!

Я выполнил просьбу, прозвучавшую, как приказ. Дочь Волкова молча выслушала родственницу, храня непроницаемое выражение лица, кратко простилась и закончила разговор.

— Получили? — усмехнулась Яна.

— Достойная дама, — похвалил я. — А что за неприятности, из-за которых Аверьян Евстигнеевич отправил вас в краткосрочную ссылку?

— В них он меня не посвятил.

— Бензин?

— Что, бензин? — удивилась девушка.

— Ладно, — сдался я и задумался.

Яне надоело молчание.

— Может вы знаете, где мой отец прохлаждается? — капризно спросила она.

— Сам хотел бы знать…

— Вы его со вчерашнего дня не видели?

— Ага.

Девушка насупилась.

— Мне это не нравится, — проговорила она озабоченно.

— Что?

— Все! Маразм полный!

— Полностью разделяю ваше мнение. — Я снял трубку и набрал номер служебного телефона Митрича. Яна внимательно посмотрела на меня, но ничего не сказала. Сказал я — Сысоеву: — Привет, начальник!

— При… Ах ты, поросенок! — завелся Митрич, узнав мой голос. — Я тебя…

— Стоп! Задний ход! — осадил я. — Яна нашлась.

— Что?! Где?

— Добавь "когда?" и поезжай на телевидение бороться за хрустальную сову знатоков! — не давая ему опомниться, я продолжил: — Дочь Волкова дома. Ждет тебя лично, чтобы поведать прелюбопытнейшую историю.

Я хотел бросить трубку, но начало следующей фразы Сысоева изменило мое намерение.

— Тебе известно о стрельбе в воскресенье?.. На десятом километре верховодского шоссе?

— О чем? — Я попытался выиграть время, чтобы подготовить пути отхода на тот случай, если Митрич уже чересчур много знает.

— Слух подводит? Перестрелка там произошла. Травка кровушкой окроплена…

— А я при чем?

— Мы собрали много отстрелянных гильз. Среди них и от "макарова" попадаются. Сейчас они на баллистической экспертизе. Кстати, образцы гильз от твоей пушки у нас имеются. Смекаешь?

— Смекаю.

— Явка с повинной приветствуется судом, — назидательно напомнил Митрич. — Лучше бы тебе меня подождать там, дома у Волковых…

Вот теперь я трубку положил.

Яна ничего не поняла из нашего разговора с начальником угро, но перспектива встречи с милицией ее абсолютно не обрадовала.

— Вы моего разрешения спросили, приглашая гостей? — с обидой проговорила она.

— В наших… В ваших интересах… А, черт! — запутался я. — Словом, расскажите им все, что говорили мне.

— Вы уходите?

— Да, — сделал выбор я, направляясь в прихожую.

В конце концов, время еще работало на меня.

Для меня, всю жизнь прожившего в центре города, даже его ближайшие окраины казались чем-то запредельным — почти другим миром. Перспектива добираться туда общественным транспортом всегда пугала — это ж уймища времени уходит! Поэтому я неизменно с огромной неохотой выполнял поручения шефа, связанные с подобными поездками. И, естественно, необходимость тащиться сегодня за пятнадцать километров от города в воинскую часть, вызвала у меня настоящую головную боль. Ее не приглушали ни чудесная солнечная погода, ни нарядные женщины на центральной улице, где я сделал пересадку с одного троллейбуса на другой, ни пенье птиц, радующихся весеннему теплу… Нет, про птиц я, пожалуй, перегнул: где ж вы теперь найдете певчих птах в самом сердце городского кошмара? Одни голуби глупые да нахальные воробьи… Чи-рик-чи-рик…

А ехать надо обязательно… Липа с похищением Яны запутала дело окончательно. Теперь бы успеть ухватить другой кончик ниточки — у военных, где, по моим прикидкам, служил кузен Волкова.

Пребывая в плену невеселых размышлений, я добрался до автовокзала. Здание недавно реконструировали и в новом обличии оно снаружи больше напоминало металлический ангар для хранения бочек с краской, чем временное пристанище для людей, стремящихся попутешествовать. Попав внутрь коробки, я изменил первоначальное мнение: не склад, а базар с кучей палаток и лотков, среди которых новичок с трудом мог обнаружить окошки двух касс и пару лавок для пассажиров, ожидающих отправки. Выстояв приличную очередь, я приобрел билет на ближайший рейс до славного Верховодья, посетил вокзальную уборную и легкой походкой вышел на посадочную площадку.

Волнительные события минувшего дня и, особенно, ночи заставляли меня сегодня исправно проверяться на предмет нежданно выросшего хвоста. До прибытия на автовокзал ничего подозрительного я за спиной не замечал, но здесь внезапно начал нервничать… Так бывает: вроде поводов для страха нет, а шестое чувство включает тревожный маячок в мозгу и заставляет принять стойку. Я украдкой огляделся… На первый взгляд, никаких подозрительных шевелений вокруг не было, но что-то все равно настораживало… Ага! Белая восьмерка с тонированными стеклами, прячущаяся за припаркованными напротив посадочной площадки автобусами… Нет, из нее меня плохо видно. Значит, есть и пеший "хвостик"… Точно! Вон справа парочка бритоголовых давится мороженым. При таком темпе еды у человека просто не может быть отсутствующего выражения глаз: организм же протестует против насилия! А если глазки все-таки рыбьи, то исключительно за счет усилий центральной нервной системы… Понятненько! Где ж меня "рыбачки" подсекли? У дома, в офисе, у полиции или… возле дома Волкова?

В любом случае посещение части в компании с соглядатаями в мои планы не входило. До отправления оставалось двадцать минут — автобус вот-вот должен был подрулить к посадочному островку… И тут меня осенило…

Психологическая задачка. Допустим, вы видите мужчину, нервно пританцовывающего у посадочной площадки автовокзала. Если к тому же у мужчины мука на лице, а взгляд то обращается в направлении, где, вероятно, расположен туалет, то — на автобус, который сейчас подадут для посадки, о чем вы подумаете? Верно!.. И вдруг мужчина мнет и бросает на асфальт бумажку — билет! — и бегом бежит в здание вокзала, в котором имеется второй выход с противоположной стороны. Каково ваше решение, коль вы филер? Уточним, не шибко опытный "наружник"… Догадались?

Единственный посетитель мужской уборной приводил в порядок брюки.

— Пшел вон! — тихо и внятно приказал я.

— Что?! — опешил мужик.

— Катись! — Мой голос опустился до злобного шипения. Мужчина побледнел и торопливо покинул заведение.

Я плотно прикрыл дверки двух крайних кабинок, а в третьей — средней, за которой присел, оставил щелочку для наблюдения. Только бы не зашли посторонние… Не зашли. Вошел тот, которого я ждал. Один. В синей джинсовой куртке. Ну, ребята, с такой безразличной рожей в сортир не ходят: не только на "покакать", но даже на "пописать" не тянет! Эх, зелень…

Яйцеголовый, как я и предполагал, заглянул поверх дверки правой от меня кабинки — она находилась ближе к входу.

— У тебя бумажки нет, приятель? — Я распрямился, просительно улыбаясь парню.

Тот хотел ответить чем-нибудь гадким, но удержался, вспомнив, что задача у него пока другая. Потому коротко буркнул:

— Не-а.

— А вон на бачке газетка. Мне самому не достать.

Он обреченно вздохнул и наклонился над правым "очком", потянувшись за обрывком. Мой кулак опустился точно на бритый затылок. Парень с тихим стоном рухнул рожей на кафель и замер. Я аккуратно притворил за ним дверцу и вновь занял позу ожидания, мельком глянув на часы: время пока есть.

Мои планы едва не спутал интеллигентного вида субъект, забредший в туалет, но грозного окрика "Все занято!" хватило, чтобы он передумал справлять нужду.

Второй шпик, взволнованный долгой отлучкой приятеля, наконец тоже решился войти. Он секунду помешкал и двинулся к правой дверке.

— Левая свободна, — добродушно сказал я, поднимаясь и делая вид, что застегиваю штаны.

Второй машинально кивнул, зачем-то одернул черную джинсовую куртку и повернул в указанном направлении. Как только он вынужденно занял вертикальную позицию лицом к унитазу, я звезданул ему в правое ухо. Парень получил дополнительные увечья, ударившись о стенку, и медленно сполз по ней вниз. У него в кармане я обнаружил билет на тот же рейс.

Входную дверь я надежно запер на швабру, к щетке которой привесил найденную на подоконнике вывеску: "Уборка. Не входить!". У меня еще имелось целых пять минут на то, чтобы нейтрализовать водителя "восьмерки" и занять кресло "черной куртки" в автобусе.

Я не видел через серебристые стекла, сколько человек в салоне "восьмерки", но, по логике вещей, там должен был скучать один шофер. Вероятно, он наблюдал за спорым приближением "объекта", потому что приспустил боковое стекло и не скрывал охватившего его удивления. Широкая добрая улыбка на моем лице окончательно ввела мальца в заблуждение. От растерянности, он открыл дверь и выбрался мне навстречу. Вереница автобусов заслоняла нас от толпы отъезжающих, поэтому, если кто-то из них и заметил, как высокий мужчина в плаще врезал кулаком в живот другому мужчине в свитере и затолкал того в белую машину, то не придал этому особого значения. И уж тем более пассажиры не могли видеть, как мужчина в плаще для гарантии приложил шофера башкой об руль, вынул ключи из замка зажигания и проткнул найденным между сидениями ножом оба передних колеса "восьмерки". В заключение, он аккуратно запер дверки машины снаружи.

Мой автобус тронулся. Я успел загородить ему дорогу, отчаянно воздев руки к небу. Водитель сказал, вероятно, что-то обидное для меня, но я не расслышал да и простил его сразу, как только, чихнув, отворилась посадочная дверь…

Через полчаса я высадился на пятнадцатом километре подле развилки: влево уходила узкая асфальтированная дорога, рассчитанная на проезд одной машины. Она пролегала полем и через сто метров ныряла в лес. Там маячил шлагбаум с запрещающим "кирпичом". Поблагодарив Господа за то, что на небе нет ни одной тучки, я смело направился в гости к военным…

В отличие от города вокруг пели настоящие птицы, перелетали с дерева на дерево, собирали насекомых и вели полнокровную птичью жизнь, в чем я убедился, приняв на плечо увесистую дозу вещества, называемого по-научному "помет". Это обстоятельство заставило меня не только испортить носовой платок, но и прийти к мысли, что природа мудра и в городе лесным птицам делать нечего. Мы согласны на воробьев.

Вскоре впереди показался КПП: зеленые ворота из железных прутьев, традиционные красные звезды на створках, слева — домик-проходная. На территории части деревья росли не так часто, как в лесу. Там и сям между ними виднелись какие-то постройки, боксы. Дорога продолжалась и за воротами, уходя в глубь зоны. Ее ограждали невысокие бордюры, сохранившие следы побелки.

Внутри проходной путь мне преградила вертушка. Старший лейтенант, сидевший у стола по ту сторону большого застекленного окна, поднялся и вышел ко мне в коридорчик.

— Слушаю вас? — вежливо проговорил он.

— Мне бы повидать товарища Фукина, — высказал я свое заветное желание, решив взять быка за рога.

Дежурный заметно смутился, в его голосе появились напряженные нотки.

— А вы кто будете?

— Кем буду — не знаю, но пока — я его знакомый.

— Командира на месте нет, — неуверенно сообщил старший лейтенант.

— А когда будет?

Он набрал в легкие побольше воздуха и выдохнул:

— Никогда… Василий Борисович вчера умер.

— Как?!

— Я схватился за сердце и привалился плечом к стене.

— Вам плохо?! — Дежурный попытался преодолеть турникет, но забыл, что сам же и застопорил его. — Погодите!

Офицер побежал в комнату за стеклом, что-то там нажал и вновь предстал перед моими полузакрытыми очами. Теперь вертушка легко подалась. Старший лейтенант подставил мне крепкое плечо и медленно довел до лежанки в углу дежурки.

— У вас медпункт есть? — прохрипел я.

— Есть.

— Отведите меня туда…

— Но я… — он запнулся. — Сейчас!

Дежурный соединился с кем-то по телефону и велел прапорщику Сушкову срочно прибыть на КПП.

— Через три минуты будет. Потерпите…

Я издал грудной клекот, которому бы позавидовал любой туберкулезник.

— Сердце? — участливо спросил старлей.

— Оно… — Мои веки опустились с жутким стуком.

— Черт! У меня кроме бинта и йода тут под рукой ничего нет, — пожаловался он.

— Не надо… Продержусь… Как это случилось?

— Что?

— С Василием Борисовичем?

Вопрос поставил офицера в затруднительное положение. Собрав последние силы, я повторил злополучный вопрос.

— Его убили.

— Убили?!. Кто?!

Тут мне стало совсем худо. Левая нога задергалась, в уголке рта появилась слюна.

— Да где он, мать его! — заорал старший лейтенант и выскочил на улицу высматривать прапорщика.

Десяти секунд мне хватило, чтобы ознакомиться со списком телефонов части под стеклом стола дежурного и запомнить некоторые фамилии. Когда несчастный офицер вернулся вместе с малорослым Сушковым, я пребывал в прострации.

— Я его не донесу, — нахмурился прапорщик, оценивающе взглянув на меня.

— Сам дойду… — слабо простонал я, изображая попытку подняться.

Обрадованные военные бросились ко мне и мигом поставили на ноги.

— Стоите? — ласково спросил старлей.

— Угу… — Моя голова безвольно упала на грудь.

— Обопритесь на меня. — Прапорщик с опаской приблизился.

Я обхватил его за плечи и прижался, как к любимой девушке. Спотыкаясь, мы выбрались на воздух. Лишь здесь Сушков осознал, насколько велика тяжесть и, наверное, подумал, что дорога до медпункта вполне может стать последней в его жизни. Он душераздирающе вздохнул:

— Попробуем…

Дежурный сочувственно смотрел нам вслед.

Сысоев не ошибся: народу в части действительно не хватало, коль небольшой плац подметал юноша в погонах лейтенанта. При виде нас он чуть не выронил метлу, но затем сообразил, что раз он, боевой офицер, выполняет работу солдата, то ничего страшного нет и в том, что прапорщик таскает на себе по режимной зоне какого-то штатского. Лейтенант понурился и яростно поднял облако пыли.

У трехэтажного кирпичного здания с вывеской "Штаб в/ч N…" мы остановились. Вернее, остановился Сушков.

— Слава Богу, что первый этаж, — проворчал он, обливаясь ручьями пота, включил второе дыхание и поволок меня через двери. Для правдоподобия, я позволил себе разок стукнуться о косяк.

Первым в кабинет врача втиснулся прапорщик, я завис над ним сзади.

— Разрешите? — собрав последние силы, проговорил мой поводырь.

Симпатичная женщина в белом халате оторвалась от чтения газеты и повернула голову к нам. Тень удивления скользнула по ее личику.

— Господи, Сушков, на вас лица нет! — обеспокоилась она. — Немедленно раздевайтесь — я измерю вам давление.

— Ему! — Прапорщик оттопырил большой палец правой руки и ткнул им за спину.

Тень удивления вновь прилетела на личико врачихи.

— Да? Вы кто?

Вместо ответа, я закатил глаза и начал уверенно оседать.

— Мамочки! — почти всхлипнул Сушков, мужественно подхватывая меня под мышки.

Женщина присоединилась к нему. Вдвоем они кое-как уложили меня на кушетку, покрытую медицинской клеенкой.

— Разрешите идти? — Сушков вложил в вопрос столько надежды, что любой командир отпустил бы его даже с поля боя.

— А? Да, пожалуйста… — откликнулась доктор.

Обрадованный Сушков мигом испарился. Глаз я не открывал, но они сами открылись, едва нос ощутил едкий запах нашатыря.

— Что с вами? — Врач присела на край ложа, прижавшись бедром к моему боку.

Я моментально ощутил прилив сил, но виду не подал.

— Сердце, доктор… Пришел к Василию Борисовичу, а дежурный сказал… — мой голос дрогнул.

— Понимаю… Я не доктор, а медсестра. Сейчас сделаем укольчик и все будет нормально.

Уколов боюсь с детства. Панически! Но всякая роль, как искусство в целом, требует жертв. Я внутренне собрался и приготовился к испытанию.

Медсестра закатала рукав моего плаща, следом — рукава свитера и рубашки, а потом…

— Все! — объявила женщина.

— Все?! — Я не испытал не то что боли… Комар и тот жалит ощутимее.

Досчитав до шестидесяти, я перестал жмуриться и увидел симпатичное личико с маленьким прямым носиком и бархатными карими глазами, в которых сохранялась озабоченность.

— Мне уже лучше…

— Это лекарство помогает быстро. — Она ободряюще улыбнулась, показав оба ряда великолепных жемчужных зубов. — Минут десять полежите и все успокоится.

"Вряд ли," — подумал я, оценив ее высокую грудь. И почему судьба всегда сталкивает меня с красивыми женщинами?

— Как вас зовут?

— Оля. Ольга Ивановна.

— Константин. Надо же, какая беда с Фукиным приключилась.

— Да. Хороший был человек. Чуткий… — Личико сестрички враз погрустнело. — В среду похороны. Отсюда — из клуба части.

— За Василия Борисовича кто остался? Не Сивко ли? — припомнил я первую фамилию, следующую за командирской в списке телефонов на столе дежурного.

— Верно. Утром зампотех сообщил нам всем, что принял командование. Так вы друг Василия Борисовича?

— Скажем так: деловой партнер.

— Понятно. Опять наши цистерны понадобились?

— Нет, я по другой линии… Хотя… Интересная мысль! Вы имеете в виду хранилища для бензина? Мне до сих пор как-то в голову не приходило… А что? Вполне можно попробовать. Они точно пустуют?

— С конца апреля, когда вывезли последнюю партию. — Ольга Ивановна встала и пересела за свой рабочий стол. А жаль…

— Замечательно! — Я лег на бок, чтобы лучше видеть медсестру. — Как вы считаете, удобно об этом переговорить с Сивко?

— Сегодня?

— Горе есть горе, но бизнес… "Время — деньги" — не я придумал.

— Все помешались на деньгах, — с грустью обронила Оля. — Боюсь, что Юрий Николаевич вас не поймет.

— Почему? — Я вернул все три рукава на положенные им места. — Мне казалось, что они с Василием Борисовичем — в одной упряжке.

— Нет, вы ошибаетесь. Василий Борисович не из тех людей, которые привыкли делиться властью и ответственностью, — медсестра запнулась и добавила: — Был…

Я предпринял попытку сесть.

— Лежите, десять минут еще не прошли! — забеспокоилась Ольга Ивановна.

— Ничего… Я чувствую себя почти в норме. Сивко сидит там же, где и Василий Борисович?

— Нет, его кабинет на втором этаже. — Она поднялась со стула и указала пальчиком на потолок.

— Я все же попробую с ним побеседовать. А вам — огромное спасибо за заботу! Вы — прекрасная медсестра. Если мне врачи назначат уколы, я обязательно обращусь к вам. Не возражаете?

Она смущенно потупилась и робко кивнула.

— Тоскливо тут… — вдруг сказала Оля.

— Понимаю. — Я подошел к ней и нежно поцеловал руку.

Чертовски приятно целовать женские руки! И почему забыт старый добрый обычай? Сделаешь рыцарский жест, а на тебя смотрят, как на идиота. И не только мужчины, но и сами женщины. Эх, где ты, романтика?..

Рабочие апартаменты зампотеха внушали уважение своими шестьюдесятью квадратными метрами и паркетным полом. Какой же тогда кабинет у командира части?

Юрий Николаевич восседал за массивным столом у противоположной от двери стены. Не мудрено, что с такого расстояния он не сразу обратил внимание на вошедшего посетителя. Майор увлеченно что-то писал.

— К-хе… — кашлянул я.

Без намека на седину голова дернулась. Желая рассмотреть цвет глаз майора Сивко, я храбро приблизился. Глаза были серыми и слегка злыми. Дополнительную суровость облику зампотеха придавали густые бакенбарды, активно наползающие на впалые щеки.

— Кто вы такой? — с легким раздражением спросил он. — Как сюда попали?

— Разве я похож на граждан, лазающих через заборы?

Как человек, недавно перенесший сердечный приступ, я позволил себе без приглашения сесть за приставной столик. От подобного нахальства гостя Сивко сперва онемел, а потом еще и покраснел, причем краска негодования залила лицо не ровным слоем, а какими-то фрагментарными пятнами.

— Та-ак! — многообещающе крякнул он, откладывая в сторону ручку и протягивая пальцы к телефонной трубке. Пальцы выглядели чистыми и ухоженными. По всей видимости, Юрий Николаевич не утруждал себя демонстрацией личного примера в обслуживании вверенной ему военной техники.

— Вызвать караул, если таковой у вас имеется, вы успеете, — быстро предупредил я. — Вам привет от Волкова.

Пальцы застыли над пультом с разноцветными кнопочками, затем медленно, но верно собрались в кулак. Кулак не грохнул о крышку стола с яростным остервенением, а улегся тихо и аккуратно. Я понял, что выбрал правильный ход и развил мысль:

— От Аверьяна Евстигнеевича! Несмотря на трагическую гибель Василия Борисовича, договоренность остается в силе.

Двигаться в темноте с завязанными глазами крайне сложно, но в комнату я, кажется, вошел. Теперь бы добраться до ее середины, не опрокинув ногами мебель.

Пятна на щеках Сивко исчезли. Он откинулся на спинку вращающегося кресла и задумчиво пожевал губами.

— Кто вы? — вполне мирно поинтересовался майор.

— Для вас — просто Костя.

— А где сам Волков?

— У него куча дел и мизер времени для их решения.

— Каковы ваши полномочия?

Кстати, каковы они, а? Если б я сам об этом знал…

— Самые широкие.

— Фукин — ваших рук дело?

Ни фига себе спросил! Я положил руки на стол, растопырил пальцы, перевернул вверх ладонями и с облегчением вздохнул:

— Нет, не моих.

— Не кривляйтесь, — поморщился Сивко. — Я имел в виду не конкретно вас, а вообще…

— Волкова? А зачем Аверьяну это?

— Резонно. Тем более, что братья, пусть и двоюродные.

Я пообещал самому себе бутылку шампанского, даже если Никодимыч пожалеет на то средств, предусмотренных в нашем агентстве на оперативные расходы сотрудников.

— Тогда, кто? — напомнил о себе Юрий Николаевич.

— Вы боитесь? — поддел его я.

— В наше время конкуренция порой переходит границы цивилизованной дозволенности.

Он еще и дипломат! Вон как изъясняется!

— Повторяю: у меня широкие полномочия, но обсуждать данный вопрос в мои планы не входит. К тому же за высоким забором и под охраной караула вы немногим рискуете. — Я посмотрел ему прямо в глаза.

Майор отвел взгляд первым и сказал:

— Тем не менее Василия шлепнули… Ну, хорошо… Каковы условия?

— Те же, что были при Фукине.

— Меня устраивает… Покупатели, конечно, за вами?

Я на мгновение помешкал: вдруг проверяет? Нет, не похоже…

— Конечно.

— Когда следующая партия?

— Через неделю.

Сивко перелистнул несколько страниц настольного календаря, сверился с числами и кивнул:

— Устраивает. На какой срок?

"В каком смысле?" — хотел спросить я, но вовремя передумал. О чем речь? Срок чего? Вот, зараза!

— Если не будет накладок, то как обычно, — выпалил я очередную импровизацию. Проскочило!

Майор вновь обратился к календарю, вновь пожевал губами и произнес:

— Конец июля — начало августа. Не очень удобно. Я как раз запланировал отпуск… До сентября не потерпим?

— Я переговорю с Аверьяном.

— Вот и чудненько, — неожиданно обрадовался Юрий Николаевич, изобразив подобие улыбки. — Первый раз мне бы самому хотелось присутствовать. Доверяй, но проверяй!

Расхожий афоризм еще более развеселил зампотеха.

— С вами приятно общаться, — польстил я.

— Надо было с самого начала иметь дело со мной, а не с… — он поперхнулся. — Ладно, не будем о мертвых.

Вон оно как! До меня только сейчас дошел скрытый подтекст нашей беседы. Похоже, я добрался до центра темной комнаты. Можно снять с глаз повязку.

— Телефон Аверьяна у вас есть? — Я поднялся.

— Не удостоился, — ухмыльнулся майор и взял ручку, собираясь записать.

Я продиктовал домашний номер, который помнил из запротоколированных мною показаний Волкова.

— А рабочий?

Этот у меня из головы вылетел напрочь…

— Он не любит вести такие разговоры по служебному… Звоните вечером на квартиру.

— Хорошо. Погодите, вы уходите?

— Мы обо всем договорились, — твердо заявил я, хотя что-то в голосе Сивко мне не понравилось.

— Не понял! — Теперь Юрий Николаевич чуть побледнел.

— Что вы не поняли?

— А деньги?

— Какие? — машинально ляпнул я и осознал, что допустил ошибку, потеряв на радостях бдительность. Ошибку, которую не поправишь…

Сивко резко встал.

— Вы надо мной смеетесь, что ли?! — забрюзжал он. — Говнюки! Шантрапа! Твари! Думаешь, Фукин сдох, так и петля оборвалась?! Шалишь!

— Спокойнее, мы же деловые люди, — попытался уладить ситуацию я. — Волков…

— Ты деньги привез?! — фальцетом заорал майор. — Тогда вот вам хранилища! — Он сделал непристойный жест. — Вот вам бензовозы! — Он сделал второй оч-чень непристойный жест. — Вот вам… А ты, сукин сын, прямо отсюда поедешь в тюрягу! Я тебя… — Юрий Николаевич задохнулся от злости и дернул верхний ящик тумбы письменного стола.

Я сообразил, что там лежит, и выхватил пушку первым.

— Убери руки, кретин!

Окрик возымел действие: Сивко замер над уже выдвинутым ящиком, краем глаза зацепившись за мушку на моем вороненом "макарове".

— Теперь медленно сядь и положи лапки на стол!

Он послушно исполнил приказание и уставился на меня вытаращенными свинцовыми глазенками. — Здорово я взял тебя на понт, придурок?! — Настала моя очередь покуражиться. — Я знаком с Волковым со вчерашнего дня, понял? Получается, что ты сдал всю схему первому встречному сукиному сыну, как ты сам меня назвал. Скумекал?! Тебя интересует, кто убрал Фукина? Сам подумай, козел… Могу дать маленькую подсказку: я к тебе пришел не случайно, усек?

— Т-ты… — только и сумел произнести майор, чье лицо из белого превратилось в зеленоватое. Ногти скребли стекло на столе.

— Я-a! Кто ж еще?! Где компра на твоего покойного командира?

Сивко шумно вдохнул и забыл выдохнуть.

— Тебя никогда не били пистолетом по роже?

Наверное, столь жестоким образом с майором действительно никто не поступал, но воображение у него сработало.

— В сей… фе… — с трудом выдохнул Юрий Николаевич в два приема.

— Ключи?!

Правая рука полезла в боковой карман френча, но лишь с третьей попытки туда попала… Я подошел и посмотрел на связку, лежащую на столе.

— Сам я год буду разбираться. А ну, быстро! — Пистолет указал майору на сейф в углу кабинета.

Весь дергаясь, как на шарнирах, Сивко выбрался из-за стола, смахнув на пол пачку каких-то документов. Стоит ли говорить, что в скважину замка он ключом попасть не мог? Дабы ускорить процесс, я двинул ногой в майорский зад. Боль и унижение благотворно повлияли на Сивко: дверь сейфа со скрипом отворилась. Зампотех вытащил на свет Божий картонную папку с типографским заголовком "Дело" и трясущейся рукой подал мне, опустив очи долу.

— На место! — скомандовал я.

Юрий Николаевич без сил плюхнулся в кресло. Я раскрыл папку. Первым шло отпечатанное на машинке заявление на имя военного прокурора. Подписал его, разумеется, Сивко…

— Давно сюда возят бензин?

— С марта прошлого года.

— Зачем?

— Вылеживаться.

Господи, ну конечно! Смысл операций предстал в моей голове во всей своей прекрасной наготе.

— Фирмы разные?

— Да.

— Сколько партий прошло?

— Пять.

— А когда ты допер? — Я ходил по кабинету, не спуская с майора глаз.

— Заподозрил еще в конце того года, а…

— Созрел! — подсказал я подходящее слово.

— Недавно — в конце апреля.

— Предложил Фукину взять тебя в долю? Ясно. Он послал тебя куда подальше, а ты в отместку подсуетился и собрал документики на командира, правильно?

— Да…

— Какие деньги ты с него требовал? С последней сделки по "Астре"?

— Да! — Сивко рванул ворот форменной рубахи. Галстук расстегнулся и повис на заколке у него на груди.

— Откупной Фукин обещал тебе сегодня, в понедельник?

Он слабо кивнул.

— Когда ты с ним говорил по поводу откупного в последний раз?

— В пятницу… Вечером.

— Кто финансировал закупки? Сам Волков?

— Нет…

— Кто?!

— Я не сумел узнать.

— Ну и молодец, а то грохнули б, как твоего командира! Кому продавали бензин?

— Черным…

— За наличку?

— Да…

— Наличные получал Фукин или Волков?

— Шеф.

— Н-да… — Я прикинул, что бы такое еще спросить у одуревшего от страха Сивко.

Но договорить нам не дали. В кабинет без стука вошел какой-то капитан. Пушку я успел спрятать под полу плаща, но самого Юрия Николаевича никуда спрятать не мог, как бы того ни желал. У капитана даже коленки заметно подогнулись, когда он разглядел начальника и понял состояние его души. Сивко воспользовался моментом.

— Васин! Это бандит! У него пистолет! — Его истошный крик насквозь прорезал пространство кабинета.

К огорчению Васина, у него не имелось при себе табельного оружия, в отличие от меня. Мое он увидел быстро. Вопль Сивко еще бился где-то в дальних углах комнаты. Сообразительный капитан мигом поднял руки вверх, решив не заставлять меня размениваться на убеждающие реплики. Я загнал вновь прибывшего за стол под бочок к зампотеху, отобрал у того ключи и потребовал указать заветный, запирающий дверь негостеприимного кабинета.

— Желтый… — проблеял Сивко.

Мне очень хотелось двинуть ему между бакенбардами, но я сдержался, захлопнул за собой дверь и запер замок. Еще пару секунд я потратил на просчитывание ситуации… Сейчас Сивко поднимает на ноги караул, если не весь личный состав гарнизона. Он заявит, что распутал аферу покойного командира с бензином, намеревался сегодня передать документы прокурору, но приперся какой-то гангстер, который под угрозой оружия забрал папку из сейфа и унес ее с собой. Беседовали мы с ним тет-а-тет… Попробуй докажи, что ты не осел! Осел и есть… Смирившись с этой мыслью, я припустил по лестнице вниз.

На улице я сразу отказался от желания увидеть физиономию дежурного по КПП. На ум пришла историческая фраза: "Мы пойдем другим путем…". Что я и сделал, выбрав то направление, где деревья стояли плотнее: вдруг кому-то взбредет в голову вспомнить суровый устав караульной службы и открыть огонь по… мне?!

Через две минуты я догадался, что меня стараются догнать: за спиной ухало и хрустело.

— Стой! — Голос был запыхавшийся, но молодой и ломкий.

— Фиг тебе! — задорно крикнул я, наращивая скорость.

Мои уши не услышали клацанья передернутого затвора, однако треск выстрела и свист пули над головой они уловили… Ну и дисциплинка в части! А где предварительные окрики "Стой, кто идет?" и "Стой, стрелять буду!"? Совсем оборзели! Вторая пуля, впившаяся в ствол березы слева, заставила меня не тратить силы на процесс мышления, а всю энергию переместить вниз — в ноги.

Высоченный забор из бетонных плит венчали три ряда "колючки". Они произвели на меня впечатление и вынудили свернуть направо. Я надеялся обнаружить хоть какую-нибудь лазейку и удрать в спасительный лес. Погоня отстала: либо тут служили одни курящие, либо физподготовку в части заменили тихим часом… Хоп, опять начал размышлять!

Метров через триста у меня открылось второе дыхание и одновременно возникло нехорошее подозрение, что забор поддерживается в надлежащем виде по всему периметру. Изучать весь периметр у меня желание пропало. Пришлось призвать на помощь смекалку…

Спустя минут пять я услышал приближающийся топот. Затем увидел и людей, его производивших: двоих сержантов с карабинами и прапорщика… Сушкова! Они затормозили у забора, где с колючей проволоки свисал мой плащ. Вся троица активно дышала, задрав головы вверх. Мне они напомнили собак, тупо замерших у лисьей норы, куда скрылась хитрая рыжуха. Только военнослужащие, естественно, не лаяли, а говорили.

— Сбежал!

— Вон внизу следы…

— И пучок травы к плите прилип. Наверное, с ботинка.

— Полезем?

— На кой черт?! Обдеремся все!

— Да и не достать его в лесу…

— Точно! Мы же не знаем, в каком направлении искать.

— Пошли, хлопцы… Мне и так п… дадут, — рассудил Сушков. — Я его, сволочь, можно сказать на своих плечах к штабу принес… Семь бед — один ответ.

— Две п… — не одна! — пошутил сержант.

— Давай, Ковин, не п…и, а лучше плащ сдерни, — оборвал нахала прапорщик, задетый за живое. — Вещественное доказательство все-таки.

С грехом пополам, подсаживая друг друга, они добрались до предмета моей одежды и без церемоний сорвали его с проволоки. Ткань душераздирающе затрещала. Я было загрустил, но представил себя на месте плаща и успокоился. Сушков перекинул добычу через плечо и двинулся назад к штабу. Солдаты поплелись за ним.

Повисев еще чуток на стволе огромной ели, я благополучно слез на землю, похожий на елочку, потому что в свитер набилось несчетное количество зеленых иголок. Я сунул под него руку и поправил заткнутую за пояс папку с компрой на Фукина. Теперь предстояло решить, как поступить дальше… Искать подручные средства для штурма забора? Где их найдешь… Попробовать все же обойти часть по периметру в надежде отыскать брешь? Сомнительно… Дождаться окончания рабочего дня и, пользуясь отсутствием основной массы служащих, предпринять прорыв через КПП? Неплохой вариант, но сейчас нет еще и трех часов… Сколько ждать? До пяти? До шести? Долго! И тут у меня в голове мелькнула сумасшедшая мысль. Я присел на пенек, сосредоточился и постарался сориентироваться на местности…

Мои потуги принесли свои плоды. С полчаса я блуждал по территории части, прячась за деревьями и кустами, пока не вышел… к техпарку, а, говоря штатским языком, к гаражам. Они выстроились тремя сдвоенными рядами на прямоугольнике правильной формы, отгороженном символическим заборчиком из сетки-рабицы. Кое-где перед боксами стояли автомобили, в которых неспешно копались механики. На вышке недалеко от выездных ворот техпарка кунял караульный. Его присутствие осложняло выполнение замысла, но… При виде "сто тридцатого" ЗИЛа с шофером в кабине, маячащего на дороге уже за пределами охраняемой зоны, сердце мое радостно заколотилось.

Короткими перебежками, прячась за природными укрытиями, я принялся подбираться к будущему средству моего спасения. В десяти метрах от него я начал отсчет: девять, восемь, семь, шесть… Машина надежно заслоняла меня от вышки. Досчитав до одного, я рванул противоположную от водителя дверцу и запрыгнул в кабину.

— Привет! Почему стоим?

Белобрысый солдатик в промасленном бушлате тупо смотрел на пистолет в моей правой руке.

— Поехали! — распорядился я.

— Куда? — сумел выговорить шофер.

— Хотя бы до шоссе.

— Нельзя.

— Это приказ!

— Горючее на нуле.

— Горючее?!

— А чего я тут торчу? — Солдатик пришел в себя, осваиваясь в роли заложника. И сам ответил на собственный вопрос: — Мамку жду!

— Кого? — не понял я.

— Заправщика.

— Заводи!

— Так не дотянем! — засомневался солдат.

— Заводи!!!

Окрик возымел действие. Белобрысый обреченно вздохнул, прикусил губу и… мы поехали.

— Давай на КПП, — уже спокойно сказал я.

Парнишка промолчал, глядя строго вперед. Не желая преждевременно привлекать внимания посторонних, я сполз с сидения на пол кабины, но так, чтобы контролировать направление следования. Автомобиль поплутал между складами, проехал мимо штаба и повернул на финишную прямую. Я уже видел надвигающиеся ворота КПП, когда движок чихнул и захлебнулся.

— Приплыли, прокомментировал шофер и осторожно покосился в мою сторону.

— Не тормози.

Солдатик снял ногу с педали тормоза, дабы не раздражать меня понапрасну. ЗИЛку хватило наката точно до ворот, но не хватило мощи: он ткнулся бампером в створки и остановился.

— Ты что, охренел?! — заорал майор, выбежавший на крылечко КПП.

Неужели провинившегося старлея успели упрятать на "губу"? Сочувствуя пострадавшему из-за меня дежурному, я выбрался на крышу кабины, затем прыгнул на капот и, на глазах ошалевшего майора, сиганул через ворота.

— Стой! — запоздало взревел тот, царапая пальцами непослушную кобуру.

Я приземлился не слишком удачно, чуть подвернув левую ногу, но не решился оказывать себе прямо здесь первую медицинскую помощь и, прихрамывая, побежал прочь — к желанному шоссе. Для успешной погони за мной майору требовалось зайти в комнату дежурного, отключить вертушку, вновь вернуться в коридорчик… Да и пост ему по инструкции покидать не разрешалось. А что самое важное в жизни военнослужащего? Правильно — инструкция! Так что преследования я не слишком опасался. К тому же дорога сделала поворот, и с КПП меня уже не было видно…

Пробежав без помех метров двести, я наткнулся на коричневый "опель", возле которого скучали двое мужчин.

— Вы, ребята, не в город? — с надеждой обратился я к высокому, замедляя бег.

Высокий обернулся. Я узнал глаза, которые видел вчера утром в прорезях маски старшего "омоновца". Узнал, но не успел выдернуть пистолет: мне предъявили тупорылый автомат импортного производства.

— Нет, нам в другую сторону! — зловеще усмехнулся "омоновец".

Я очень огорчился. Однако здоровяк счел мое огорчение недостаточным и ткнул меня дулом "узи" точно в солнечное сплетение. В моих глазах засверкали фейерверки, а тело пронзила резкая боль. Следующий удар пришелся в челюсть, в результате чего я ощутил мгновенную радость полета, омраченную болезненным приземлением на асфальт. После третьего удара я провалился в темноту…

Пробуждения ото сна бывают приятными, так себе и просто отвратительными… К первой категории относятся те, которые происходят после красивого сна с каким-нибудь добрым сюжетом: свидание с любимой, выигрыш автомобиля в "Поле чудес", бесплатная турпоездка в США… Ко второй категории принадлежат те, что венчают ночь без сновидений. Третья отличается от первой прямо противоположным содержанием снов: разрыв с любимой, глобальный проигрыш в карты всех денег, имущества и личных вещей, кроме трусов, бесплатное посещение людоедов Новой Гвинеи в результате гибели океанского лайнера.

Мое возвращение к жизни из состояния вынужденного отдыха можно было бы отнести ко второй категории, если б не окружающая обстановка, являвшая собой кошмар, но уже наяву. Собственно, глаза ничего не увидели в кромешной темноте. Зато другие органы подсказали, что я еду и еду в багажнике машины. Догадку подтвердил удар головой о его металлическую крышку, когда авто подскочило на выбоине дорожного полотна. Новая шишка не добавила мучений, так как все тело ныло, — будто один сплошной синяк.

Первым делом я постарался определить, чья же это машина. Воспоминания заканчивались на сцене насилия надо мной, происшедшей на дороге к воинской части, из чего я сделал вывод: это — коричневый "опель". Радуясь тому, что удары по голове не сильно повлияли на способность логически мыслить, я занялся проработкой возможных вариантов спасения. Приятная тяжесть пистолета на боку не ощущалась, папки с документами Сивко под свитером не было и в помине, руки сковывали за спиной наручники… Хреново! Вышибить крышку ногами и выброситься на дорогу? Героически, но не реально, да и велика вероятность ускорить собственную смерть, разбившись об асфальт. Думай, сынку, думай… Что обычно есть в багажнике? Запаска, пустая или полная канистра, сумка с инструментами, буксировочный фал и прочее барахло — в зависимости от фантазии хозяина машины… Интересно, не завалялся ли тут кусочек тонкой проволоки? С третьей попытки мне удалось перевести скованные руки из-за спины вперед, и я начал поиски… Ни получаемые в ходе их царапины, ни новые ушибы на разных участках тела не смущали меня. И Господь вознаградил за старания: под ковриком подле топливного бака мои пальцы нащупали желаемое.

Но самое трудное ждало впереди: в условиях тряски, темноты и ограничения в движениях мне предстояло попасть в маленькую замочную скважинку… Несколько раз я был близок к цели, но очередная кочка на дороге сводила на нет мои усилия. Как все овны, я упрям. Однако сейчас упрямство помогало мало…

На девятой попытке тряска неожиданно прекратилась, гул двигателя стих — "опель" остановился. Я судорожно запихал проволоку в карман джинсов и принял вид послушной овечки, готовой принести себя в жертву двум любителям шашлыков.

От яркого света резануло глаза. Сквозь навернувшиеся слезы я разглядел силуэты людей, заглядывающих внутрь багажника.

— Жив! — обрадованно объявил один.

— Чего веселишься? Лучше б он сам сдох, чем руки марать. Давай, вылазь! — Второй — я узнал по голосу здоровяка "омоновца" — схватил меня двумя руками за свитер, помогая выбраться на воздух.

Я перевалился через бортик кузова и скатился в траву. Вокруг нас шумели сосны, раззадоренные прохладным ветром. Мой нос уловил запах воды. И верно… Озеро Долгое простиралось до самого горизонта — свинцовое, неспокойное.

— Подъем! — Здоровяк зло пнул меня ногой.

Я перевернулся на бок, встал на колени и лишь затем принял подобающее человеку стоячее положение. Здоровяк схватился за наручники и потащил меня… к краю обрыва, под которым бились о камни волны. Здесь он меня оставил в покое. Я посмотрел вниз, ощутил легкое головокружение и поднял глаза к небу, по которому быстро плыли рваные серые облака.

— Погода портится… — сорвалось с моих разбитых губ.

— Что?! — не расслышал напарник "омоновца".

— Говорю, дождь будет! — крикнул я. Порыв ветра унес крик куда-то в глубь леса.

— Дождь тебе не грозит! — зловеще сообщил здоровяк, подбирая в траве увесистый галечник.

— Не беспокойся, я сам прыгну. — Мозг лихорадочно искал ответ на вопрос: "Как уцелеть? — И стоило везти меня сюда? Дешевый драматизм! Пришили б в лесу и закопали под какой-нибудь маленькой елочкой…

— Мы сперва поговорить с тобой хотим, — пояснил второй. — Тут спокойней.

— A-а… О чем говорить-то?

— Ты отдал в полицию бумажки, которые получил у гниды очкастой? — начал допрос здоровяк, поигрывая камешком.

— Конечно. А разве не следовало?

"Омоновец" приблизился и без замаха ударил меня по левому локтю. Больно же! Рука отнялась…

— Это, чтоб не хорохорился, — пояснил он. — Что было в тех бумагах?

— Честно?

Здоровяк переложил камень в левую ладонь. Подозревая, что моя правая рука вот-вот тоже перестанет работать, я поспешно сказал:

— Копии банковских документов. Я в них плохо разбираюсь. Да и к чему голову загружать ерундой?

— Плохо, значит, разбираешься? — явно не поверил мучитель. — А чего тогда к воякам заявился?

— Клиент просил. Волков. Велел найти его брата двоюродного, если с ним самим беда случится. Брат должен представлять дальше его интересы в розыске дочери.

— В розыске дочери? — удивился второй.

— Погоди, — одернул его здоровяк. — Что известно полиции о бензине?

— О бензине?! Каком еще бензине? — Посчитав свое изумление вполне убедительным, я спросил: — А брат Волкова — ваша, ребята, работа?

— Ты еще вопросы задаешь? — ощерился здоровяк и "уронил" камень на пальцы моей правой ноги. От боли я присел, скрипя зубами, затем, словно оступившись, отошел на два шага от страшного края обрыва. — О бензине не знаешь? А зачем сегодня утром заходил в полицию?!

Эге… Стало быть, меня все-таки вели уже при посещении ведомства Третьяка, а я не заметил… Досадный прокол получился…

— Так вызвали! Они ж очкарика не нашли. Захотели уточнить координаты, где вы автобус останавливали.

— И все? — "Омоновец" подобрал камень с земли.

— Все! — отчаянно выкрикнул я и врезал здоровяку "живой" левой ногой в его причинное место. Удар получился, ибо глаза подонка остекленели, язык вывалился, а через секунду скрюченный парень завалился на бок.

Второй, не ожидавший от меня подобной наглости, вытаращился и сунул руку под куртку. Я понял, что не успею подскочить к нему и вновь пустить в ход ногу: пушку он сумеет выхватить раньше, а коль она у него на взводе, то… Понял я и то, что не смогу добежать до ближайших деревьев — срежет. Оставался единственный крохотный шанс…

Не обращая внимания на боль, я заставил себя разбежаться на дистанции в полтора метра и все силы вложил в толчок. Уже падая, я продолжал яростно махать ногами, "убегая" подальше от берега. В гудящей голове пульсировала единственная мысль: "Только б не на камни…".

Наверное, мама родила меня под счастливой звездой! Мое тело вошло в соприкосновение с водой на полметра впереди громадного валуна, покрытого склизкими водорослями. Удар потряс. На мгновение я даже потерял сознание… Лишь на мгновение, потребовавшееся для того, чтобы достичь дна: от столкновения с ним сознание вернулось, но из легких вылетел почти весь воздух, которым я сумел запастись в полете. Смачно хлебнув, я различил подводную часть валуна, подгреб к нему и, цепляясь за скользкую поверхность, осторожно высунул голову, надеясь, что камень скроет меня от бандитов.

Ветер дул с озера. Он мешал слышать, что происходит на краю обрыва, однако… Да, я точно родился под счастливой звездой! Мой слух уловил жужжание, рождаемой лодочным мотором. Я обернулся: метрах в стах от берега виднелась лодка, и шла она прямиком к берегу! В моей душе теплой волной разлилось ликование. Бандиты не посмеют открыть стрельбу при случайном свидетеле!

Я чуть сместился и снова выглянул из-за камня. Фигуры здоровяка и его напарника над обрывом не маячили. Куда подевались? Ищут место, где удобнее спуститься?.. Хрен вам! Я вытянул руки вверх и призывно замахал лодочнику. Меня заметили. Нос лодки нацелился точно на валун. И тогда я поплыл… Брассом! Неистово молотя ногами, вытягивая шею над водой и нещадно отплевываясь…

Лодочник встал, опираясь одной рукой на лобовое стекло "Казанки", а второй удерживая руль. Я уже различал черты его лица, покрасневшего от ветра. В десяти метрах от меня мотор заглох и посудина проскочила оставшееся расстояние по инерции. Мужик в брезентовом дождевике подгреб веслом.

— Руку давай, придурок! — проворчал он, протягивая с борта свою.

При виде "браслетов" на его лице возникло изумление.

— Да помоги же! — взмолился я, устав держаться на плаву с помощью одних ног.

— Вот те на! — хохотнул лодочник, взяв меня чуть выше запястья, и передвинул к корме, где борт был пониже.

С кряхтением он втащил верхнюю часть моего туловища в лодку. И в этот момент треснули выстрелы. С перепугу мужик плюхнулся на скамейку и завертел головой в разные стороны. Фонтанчики, поднятые пулями, легли справа от нас.

— Мать моя, женщина! — прокудахтал лодочник, всплеснув руками. — Так ты убегший преступник?!

— Заводи мотор, идиот! — заорал я, переваливаясь через борт и падая на днище "Казанки". — Преступники остались на берегу!!!

Подстегнутый новой автоматной очередью, спаситель пару раз наступил на меня, добираясь до двигателя, уцепился за конец веревки стартера и, что есть силы, дернул. Мотор взревел раненым зверем. Мужик рухнул на заднее сидение и, упираясь, ступнями сапог мне в бок, откинул в рабочее положение рукоятку управления газом. Лодка дернулась и резко взяла с места, входя в крутой вираж.

— Перевернемся! — испугался я.

— Пошел ты…

Окончания фразы я не расслышал и увидел цепочку фонтанчиков, вставшую перед носом "Казанки".

— От берега уходи!

— Да пошел ты сам… — с еще большей энергией рявкнул лодочник.

На сей раз предложение я разобрал полностью, но не рискую повторить.

Бандиты метались по берегу в бессильной ярости: дистанция не позволяла им вести прицельную стрельбу ни из "узи", ни из пистолетов. Последняя порция свинца прошила воду далеко у нас в кильватере…

Костер весело потрескивал в сгущающихся сумерках. От воды тянуло холодом. Носовая часть "Казанки" покоилась на влажном песке. Андрей Николаевич, тихо матерясь, ковырялся в обшивке, пытаясь заделать дырки с помощью нехитрого подсобного материала. Нас все-таки зацепили… Трудно сказать, произошло ли это при первом залпе или одном из последующих. Да и неважно. Важно то, что вода проникала в лодку в количествах, существенно ухудшавших ее плавучесть. Сначала я боролся с водой черпаком, но вскоре выяснилось, что силы сторон не равны. Пройдя километров десять, мы сделали аварийную остановку.

— Может, дотянем и так? — робко предположил я, колдуя с проволокой и наручниками.

— Расход бензина выше нормы, — угрюмо проговорил лодочник. — До города — сто процентов! — не хватит… Да и шлюзы проходить — опасно!

В последнем он, безусловно, был прав. Из озера предстояло выйти через шлюзовую камеру в реку, протекающую через наш город, а сие дело — хлопотное.

— Сколько отсюда до города?

— Около двадцати километров.

— А до какой-нибудь деревни?

— Мне домой надо! — упрямо напомнил Андрей Николаевич.

Конечно… Он возвращался с рыбалки, довольный уловом и предвкушая радость от встречи с женой и детьми. А тут, понимаешь, какой-то самоубийца сиганул с обрыва в воду. Точно, самоубийца… Какой дурак ради развлечения станет дергать судьбу за усы? И сманил же его черт подойти поближе, чтобы посмотреть, чем дело кончилось… Посмотрел… Хорошо, что жив остался…

— Снял? — Лодочник с некоторой долей уважения поглядел на браслеты, упавшие к моим ногам. Я поднял их и сунул в карман — сувенир все же. — Вот зараза! Как назло пластырь забыл! — Он в сердцах пнул несчастную лодку.

— Давай пожрем, — предложил я, ощутив мучительную пустоту в желудке.

— Чего? Я женин сухой паек съел.

— Так у тебя ж рыба есть!

— Есть. А котелка нет.

— На кой? Вертела из веток сделаем. — Я указал на ивовый куст, росший на границе между песком и подлеском. Берег здесь был пологий — не в пример тому лобному месту, куда меня привезли здоровяк с напарником. — Попробуем?

Андрей Николаевич вздохнул, покопался в носовом трюме и вытащил двух крупных подлещиков. Через десять минут рыбки жарились над костром.

— Частный сыщик… — обронил лодочник, глядя на огонь. — До встречи с тобой, лишь в книжках про вас читал.

— Не про нас, а про ихних, — уточнил я. — Америка — не Россия. Условия работы — день с ночью.

— Ну хоть зарабатываешь?

— Зарабатываю, — успокоил его я.

— Прилично?

— Хватает. Правда, переделки, подобные сегодняшней, деньгами не измеришь.

— И не компенсируешь, — поддакнул спаситель. — За что они тебя?

— Видел то, что не положено. Девиз простой: есть человек — есть проблема, нет человека — нет проблемы. Товарищ Сталин верно подметил…

— Не поминай к ночи! — поежился собеседник.

— Проверим… — Я потыкал рыбу прутиком. — В принципе, готова.

— В принципе?

— Ничего, едят же ее на севере сырой… Эх, сейчас бы сто грамм под такую закусь.

Андрей Николаевич молча встал и удалился к волшебному трюму. Вернулся он с походной фляжкой. У нее внутри приятно булькало.

— Водка?

— Спирт! — чуть обиженно сказал лодочник, отвинчивая пробку.

— Класс! Снимаем рыбу!

С голодухи даже слегка недожаренные подлещики казались лакомством. А тем более под спирт! Мы расправились с едой в два счета.

— Повторим? — предложил я, ощущая в желудке массу свободного пространства, куда способны уместиться еще пара-тройка подлещиков.

Рыбак обреченно вздохнул и поплелся к лодке. Через три минуты мы молча смотрели на загруженные вертела, думая каждый о своем…

В моей голове в основном роились вопросы. Наблюдателей на автовокзале я "выключил"… Как же бандиты узнали, куда я поехал? Очухались и связались с товарищами в Верховодье? Те подождали прибытия автобуса на станцию райцентра, в числе пассажиров меня не увидели и решили, что я высадился где-то по дороге — в части?.. Нет, временной график не выдерживал никакой критики: слишком уж расторопными выглядели действия бандитов. Наверняка, объяснение в другом… В чем?.. И почему напарника "омоновца" столь поразили мои слова о розыске дочери убиенного Волкова? Неужели он был не в курсе? Странно… И, опять же, бензин…

— Пора! — оживился Андрей Николаевич, оценив готовность рыбы.

Я не заставил его повторять приглашение дважды. Хороший глоток спирта и пышущий жаром подлещик заслонили все служебные проблемы.

Сытый человек — добрый человек. И оптимизма у него становится больше.

— Поехали! — почти весело сказал лодочник, вытирая жирные пальцы о дождевик.

— Куда? — не сразу проник я в глубину его мысли.

— В город.

— А как же дырки?

— Будем и дальше воду черпать.

— Сам говорил, что топлива не хватит!

— В крайнем случае — на веслах доберемся.

— Ты уверен? — усомнился я, поглядев на свои ладони, не отмеченные пока следами мозолей.

— Поехали! — нетерпеливо повторил рыбак и поплелся к лодке, слегка покачиваясь.

Поздним вечером подраненная "Казанка" ткнулась носом в прибрежный песок возле городского лодочного причала. Мои ладони горели, мышцы ныли… Все тело, изломанное выпавшими на его долю испытаниями уходящего дня, протестовало против любого, самого незначительного шевеления, а после прыжка с борта на твердую землю вообще восстало, предательски "отключив" побитую правую ногу.

— Плохо? — Андрей Николаевич заботливо помог мне подняться.

— Хорошо! — скривился я от боли.

— Ты бы умылся и почистился, — посоветовал он.

— На кой леший?! Все равно темно.

— Не скажи… Чего людей зря пугать?

— Плевать… Мне б до берлоги поскорее добраться и там залечь.

Вспомнив о доме, я отчетливо понял, что показываться подле него крайне опасно: коричневый "опель" или малиновая БМВ несомненно ждут от меня именно такого опрометчивого шага.

— Где тут телефон поблизости? — обратился я к лодочнику, укладывающему весла на днище.

— В будке сторожа. — Он указал направление на маленький домик, торчащий на пригорке. — Будем прощаться?

Сцена получилась трогательной. Мы обнялись, но не целовались, хотя рыбак порывался. Я дал ему свои координаты и пригласил в гости к нам в агентство через недельку-две, когда страсти поулягутся…

Пожилой сторож встретил настороженно.

— Позвонить? — с сомнением переспросил он, оглядывая меня с головы до ног. — Чего случилось с тобой?

— В переделку попал.

— Где?

— На реке… Шел на яхте. Вдруг, откуда ни возьмись, пираты двадцатого века налетели. Обокрали, побили, а яхту пустили на дно.

Старик посмотрел на меня поверх очков. В пиратов он, конечно, не поверил, но, видимо, решил, что с головой у меня не в порядке… Лучше с психами не связываться.

— Звони, — разрешил он.

Я с трудом вспомнил номер телефона явки Никодимыча. Ответил незнакомый голос.

— Мне бы вашего гостя, — сообразил я, с кем говорю.

— A-а… Минутку.

Что-то пошуршало, щелкнуло.

— Да? — осторожно промолвил шеф.

— Я вернулся.

— Откуда?

— С того света! Домой дорога заказана.

— Почему?

Я скосил глаз на сторожа, внимательно ловившего каждое мое слово.

— Меня жена застукала с… В общем, неважно с кем. У вас места еще на одного хватит?

— На тебя?

— Нет, на мою тень! — вспылил я, досадуя на несообразительность начальника.

— Приходи. — Он назвал адрес и разъединился.

Сторож воздержался задавать вопросы, написанные у него на лице, и молча запер за мной дверь…

Стараясь держаться малолюдных мест, я доковылял до остановки напротив стадиона "Уран". Мое появление не вызвало радостных чувств у граждан и гражданок, поджидавших автобус. Фонарь над тротуаром не горел, но и без него они меня рассмотрели достаточно хорошо, чтобы сделать соответствующие выводы. Супружеская пара неожиданно решила добираться пешком в нужном ей направлении. Одинокий молодец распрямил костлявые плечи, демонстрируя готовность дать отпор любой агрессии с моей стороны. Женщина в светло-сером плаще зачем-то расстегнула запор на дамской сумочке. Приготовилась добровольно отдать "налетчику" деньги?

— Стоять! — тихо, но резко выкрикнула она, едва я приблизился на опасное, по ее мнению, расстояние.

— У вас в сумке газовый или боевой, Татьяна Александровна? — вежливо поинтересовался я.

Лозовская вздрогнула и пристально поглядела на "хулигана".

— Господи! — вырвалось у нее. — Это вы?!

— Я!

— Что с вами?

Я намеревался повторить историю про пиратов, но вовремя передумал.

— Так… Неприятности.

— У вас же лицо разбито! И вся одежда в… — Она запнулась.

— Да, хороший был свитер. Вы не знаете, стиральный порошок "Тайд" способен вернуть ему первозданный вид?

— "Тайд"?! Не знаю… Вы домой?

— Не совсем. Навещу еще кое-кого.

— В таком виде?! — На миловидном личике возникло откровенное изумление.

— Работа… — скромно вздохнул я. — Кстати, у меня есть, новости для вашей конторы.

— Какие?

— Я раскопал схему операций с бензином. Правда, документы находились у меня не более часа. Однако я запомнил фирмы, которые участвовали в махинациях вместе с уже известными нам "Беркутом" и "Астрой".

— Отлично! Мы тоже кое-что насобирали…

— А что? — полюбопытствовал я.

— Не здесь же! Завтра утром мы вас будем ждать. — Она застегнула сумочку.

— Мы?

— С начальником, — уточнила Лозовская.

— Жаль… Я надеялся на встречу только с вами.

На мгновение ее губы тронула улыбка.

— Почему со мной? — серьезно спросила женщина.

— Потому, что… — я не договорил, так как из-за поворота показался автобус.

Татьяна Александровна не стала допытываться и вошла на заднюю площадку. Здесь, при свете, я выглядел куда более авантажно. Янтарные глаза Лозовской потемнели и наполнились жалостью.

— Бедненький… — как-то совсем по-домашнему посочувствовала она и вынула из кармана носовой платок.

Татьяна Александровна обтерла мое грязное и мокрое лицо, пробуждая во мне ощущения ребенка, которому мама обихаживает сопливый носик. Тем не менее я не роптал, испытывая какую-то непонятную радость от заботы, проявленной этой молодой женщиной.

— Спасибо, вы очень добры…

— Перестаньте, — нахмурилась она, уловив нотки иронии в моем голосе. — И забудьте о каких-то там визитах. Вам надо поскорее домой.

— Домой мне нельзя.

— Почему?

— Ждут.

Она не стала уточнять, кто ждет и зачем — сообразила.

— Хорошо, тогда едемте ко мне, — решительно сказала Татьяна Александровна.

— К вам? — Мне показалось, что я ослышался.

— Да. Мы живем с сыном в двухкомнатной квартире. Вы нам не помешаете.

Не знаю точно, от чего закружилась голова: от подобного предложения или от усталости. Теплое чувство искренней благодарности за участие охватило меня.

— Спасибо… Вы — потрясающая женщина! Но, увы… Меня на самом деле очень хочет видеть мой начальник. Все будет в порядке.

— Точно?

— Абсолютно. Огромное спасибо!

Я прикоснулся губами к руке Лозовской и выскочил из автобуса, распахнувшего двери на очередной остановке. Не той, на которой я собирался выйти… Я попросту сбежал, опасаясь, что еще пара минут общения с Татьяной Александровной заставит меня принять ее гостеприимное предложение…

Дом, который назвал мне Никодимыч, находился всего в двух кварталах от отдела налоговой полиции. Он имел два этажа и возраст, заслуживающий уважения. В темном парадном пахло плесенью, кошками и человеческой мочой. На ощупь я поднялся на второй этаж, с замиранием сердца вслушиваясь в ужасный скрип деревянной лестницы под ногами: того и гляди, она рухнет под моей тяжестью.

В тусклом свете улицы, проникавшем на площадку через единственное грязное окошко, я разглядел истертый дерматин двери с железной ручкой. Звонок отсутствовал. На стук костяшек моих пальцев о косяк откликнулись шаркающие шаги. Заскрежетал засов.

По бледному лицу мужчины возраст не угадывался: хозяин квартиры в равной степени мог быть и ее ровесником, и моим.

— Вам кого? — Голос глухой и бесцветный.

— Никодимыча.

— Заходи.

Он распахнул дверь и отступил в темноту. Я споткнулся о порог, опустил голову вниз, затем поднял и треснулся теменем о притолоку.

— Черт!

— Осторожней, — хмыкнул приятель моего шефа. — Вправо не ступать — пол худой.

Я шарахнулся влево и чуть не сбил ведро с водой, стоявшее то ли на табурете, то ли на ящике.

— Света нет?

— Есть.

— Так какого ж…! — не вытерпел я.

— Включаю, — меланхолично сообщил мужчина.

Лампочка под потолком весело вспыхнула.

— Это он? — Выкрик шефа донесся из комнаты, вход в которую прикрывала симпатичная портьера: ядовито-красные цветы, отдаленно напоминающие формой ромашки, на диковатом желто-зеленом фоне.

— Он! — заверил хозяин дома, отдергивая портьеру.

Мы вошли в небольшое помещение, обстановку которого составляли древний буфет, столь же заслуженные стулья и металлическая кровать с никелированными прутьями в спинках. На кровати полулежал Никодимыч, подоткнув под себя подушку. Он отложил газету, которую читал в свете пыльного ночника в виде свечи, и уставился на меня.

— Ты великолепен! — проворчал начальник, утомившись созерцанием своего подчиненного. — Садись. Голоден?

— У вас тут и еда есть? — поддел я.

— Есть, — спокойно уверил шеф. — Коля, организуй что-нибудь.

Владелец раритетной мебели испарился и загремел кастрюлями где-то в глубине квартиры.

— Фантастика!

Никодимыч переварил редкое словцо и отважился уточнить:

— Ты о чем?

— Чудеса природы! Вчера со мной беседовал фуфлыжник, а нынче слышу почти оратора. Откуда новые зубы?

— Весь день сегодня на это потратил, — сокрушенно вздохнул шеф. — Знакомый протезист временно пластмассовые поставил.

— Покажите!

— Что я — лошадь? — обиделся начальник.

— Скорее — конь. Может, вы здесь душем богаты? — выказал я слабую надежду, сменив тему.

— Чего нет — того нет. Удобства — "очко" и ведро с половником в коридоре.

— Его я успел заметить. В темноте сидите для конспирации или как?

— Или как. Коля не любит яркого света. Приходится уважать вкусы хозяина. — Шеф взял со стула сигареты и закопченную консервную банку, приспособленную под пепельницу.

— Колей зовут друга детства?

— Между прочим, Николай почти на шесть лет моложе вашего покорного слуги. — Никодимыч дохнул на меня, словно Змей Горыныч на Ивана-дурачка. — Я его в свое время два раза сажал за квартирные кражи.

— Весело! На том и скорешились?

— Юрий Никодимыч — человек! — раздалось у меня за спиной. Коля принес сковороду с яичницей и хлеб. — Эту хату я б ни в жисть не получил, кабы не он.

Хозяин выдвинул из угла круглый стол, застланный белой скатертью, подложил газету и поставил на нее сковороду.

— Когда Николай в последний раз освободился лет пять назад, — ударился в ностальгию шеф, — ему некуда было приткнуться: бывшая жена дом продала и уехала из города. Я устроил его дворником в ЖЭК. Эта квартирка — служебное жилье.

— Нормально! — проявил признаки возбуждения Коля, вновь появляясь в комнате с бутылкой водки и солеными огурцами в стеклянной плошке. — Много ли одному надо?

Наблюдая, как он любовно обтер об себя бутылку, я мысленно согласился: не много… Несколько смазал данный вывод старенький эбонитовый телефон на этажерке. В подобной халупе он явно резал глаз.

— Тем не менее… — Я показал шефу на аппарат.

— Начальник ЖЭКа распорядился, — охотно разъяснил Никодимыч. — За добросовестный труд. И, потом, Коля по совместительству подрабатывает водопроводчиком. Если где авария в нерабочее время — его поднимают. Садимся!

Коля прикинул, что гостю — шефу — будет неудобно тянуться за жратвой, и придвинул стол ближе к кровати. Меня он усадил на стул, а другой занял сам.

— За здоровье! — провозгласил бывший вор, подняв граненую стопку.

Мы с шефом не возражали — оно нам сейчас требовалось обоим…

Трапеза проходила большей частью в молчании. Нарушали его лишь чисто бытовые фразы, типа: "подай огурец" или "добавь хлебушка". Выпив два бокала крепкого сладкого чая, я решил, что для полного счастья мне необходимо почистить перышки. Коля выделил мне здоровенный оцинкованный таз и взялся поухаживать за мной с кувшином — вместо душа…

После еды и омовения накатила расслабуха. Я вяло и кратко поведал начальству о собственных похождениях. На выводы и предложения сил у меня не осталось. Никодимыч, заинтригованный счастливым возвращением Яны, попытался задать парочку вопросов, но я напомнил, что утро вечера мудренее, и улегся на матрасе, брошенном Колей в углу комнаты. Сквозь вату наползающего сна я услышал, как шеф разговаривает по телефону с Гелей и успокаивает младшенькую тем, что я нашелся. Еще он попросил ее позвонить моей жене.

Мне снилось солнце, снилось море… Мне снилась женщина с желтыми глазами… Загорелая до черноты, необычайно привлекательная в открытом купальнике, она грациозно бежала вдоль кромки воды, поднимая жемчужные брызги. Я старался ее догнать, но никак не мог настигнуть. Креолка смеялась и дразнила улыбкой, потом бросилась в волны и…

Человеческая жестокость не знает границ! Вопли шефа выбросили меня из теплого моря забытья на холодный брег суровой действительности.

— Вставай, уже восемь часов!

— У-у… М-м… — промычал я, отказываясь верить услышанному. Утро? Так скоро??

— До похода в полицию тебе еще надо кое-куда зайти! — продолжал увещевать Никодимыч.

— В туалет? Обязательно!

— Пошляк!

— Так куда? — прокряхтел я, поднимаясь на четыре точки опоры. Нет, на пять, ибо моя голова тоже еще упиралась в матрас. Кровь начала поступать в занемевшие члены. Постепенно все тело наполнилось ноющей болью, будто меня накануне воспитывали оглоблей.

Шеф уклонился от ответа. Он неторопливо расхаживал по комнате в исподнем, попыхивая сигаретой, изредка трогал рукой собственные ребра и морщился. Два инвалида!

Я принял положение, подобающее гомосапиенсу и недовольно пробурчал:

— Почему — я? Могли бы сами зайти… Или вместе — на худой конец.

— Я, наверное, дальше полиции не дойду.

— А я?! — Во мне вспыхнула жалость к самому себе. — Чудом остался жив! Локти болят, колени болят, стопы болят… Морда… — Я как раз заглянул в зеркальце на столе. — Морда — краше в гроб кладут!

— Ты — молод, — метко подметил шеф. — Перестань скулить и умывайся!

У нас в агентстве порядки не армейские, но обсуждать приказы руководства тоже не рекомендуется. Тем более, если руководство не в духе. Я потрусил в коридор.

— А где Коля? — вспомнил я о дворнике, беря в руки половник. Из такой штуковины крайне неудобно производить "самополив".

— На работе.

— Кто бы мне помог?

— Я завтрак готовлю, — прокричал Никодимыч. Для пущей убедительности он чем-то громыхнул.

После моих умываний коридор принял вид, какой обычно принимает помещение в результате умелых действий пожарных: кругом вода. Теша себя мыслью, что соседи снизу также отправились на работу, я вытерся обрывком простыни, служившим полотенцем, и привел в порядок одежду.

Уверение "готовлю завтрак" породило в итоге четыре бутерброда с вареной колбасой — без масла! Чай не в счет.

— Грандиозно! — похвалил я, скептически обозревая немудреную еду.

— А что? Мало?

— Главное, трудоемко!

— Почему? Колбасу и хлеб порезал Коля перед уходом, а чай согреть — пять минут, — объяснил Никодимыч.

Таким образом, его участие в приготовлении пищи заключалось в разжигании газовой плиты и выкладывании кусков колбасы на хлеб. Я хотел отметить сей факт, но удержался: в результате падения с моста шеф, похоже, утратил чувство юмора.

— Значит, Сивко — обычный шантажист? — проговорил начальник, прожевав.

— Да, — согласился я. — Волков создавал липовые фирмы, которым продавало бензин АО "Нефтепродукты". Его двоюродный брат Фукин складировал топливо в хранилищах своей части. Несколько месяцев бензин вылеживался.

— Кстати, Геля вычислила приемщицу в "комке", обслуживавшую Морозову, — подхватил Никодимыч. — Это жена Фукина!

— Как?!

— Так. На квитанции о приеме вещей у Морозовой — ее подпись. Позже, по просьбе супруга, Фукина вполне могла переписать данные из дубликата квитанции, оставшегося в магазине.

— Фукина сама созналась? — не поверил я.

— Ты забыл, что в среду она с сыном укатила из города? Даже если им сообщили о смерти подполковника в воскресенье, то в город вдова вернется в лучшем случае сегодня. Просто я считаю, что, по логике вещей, так оно и было, как предполагает Геля. Совпадение маловероятно… — Всем своим видом шеф подчеркивал, что полностью разделяет мнение нашей младшенькой. — Вернемся к бензину. Известно, что государство контролирует цены на энергоносители. Волков и Фукин дожидались очередного повышения и продавали всю партию покупателям с солнечного юга.

— Продавали за наличку, — уточнил я, с сожалением глядя на опустевшую тарелку. — Фукин самолично распоряжался бензовозами и хранилищами, не подпуская к этому делу Сивко. Насколько я понял при беглом знакомстве с папкой, подготовленной Сивко, фирмы — покупатели бензина — заключали официальные договоры с воинской частью на доставку и временное хранение горючего.

— Небось, по смехотворным расценкам?

— Я плохо в подобных делах разбираюсь, но, скорее всего, так оно и есть. Во всяком случае, в глазах остальных военнослужащих операции выглядели чистыми.

— Один только Сивко допер, — сказал Никодимыч, прихлебывая чай. — И вычислил Волкова.

— Вероятно, Волков частенько навещал братца по месту службы. Сивко его запомнил, навел окольными путями справки. Узнал, кем тот работает, и понял, откуда дует ветер.

— Если учесть огромное желание Сивко самолично получать деньги с покупателей бензина, то и при расчетах что-то оседало в кармане Фукина, — высказал теоретическое предположение шеф.

— Конечно! Бензин вывозился на станцию тоже военными машинами. Не бесплатно же! Кто хозяин бензовозов? Фукин. Чистый доход еще и за аренду транспорта помимо полученного от реализации бензина.

Я допил чай и отодвинул чашку.

— А для закупки бензина Волков и Фукин использовали банковские кредиты, которые не возвращали! — торжественно произнес Никодимыч. — Банкиры узнали об этом и расправились с обоими бизнесменами.

— Очень может быть… — протянул я. — Хотя… Откуда такая уверенность?

— Не знаю, как там полиция, а Геля через свою знакомую в налоговой инспекции вчера выяснила, что деньги, поступившие на счета "Беркута" и "Астры" в Кредпромбанк города из банка Верховодья, переведены затем на счет АО "Нефтепродукты". Цепочка замкнулась!

— Правильно вчера Танечка предсказывала, — невольно обронил я.

— Кто?! — опешил шеф.

— Сотрудница полиции.

— А-а… — Никодимыч посмотрел на меня с плохо скрытой насмешкой.

— Из нарисованной нами красивой картины выпадает Яна. В чем смысл фортеля, который выкинул Волков? — поспешил я вернуть мысли шефа в деловое русло.

— Хрен его знает! — Никодимыч резво встал из-за стола и моментально потух: он охнул и снова схватился за бок. — Неужели ребра сломаны?

— Дашу помните? Вот и дуйте к ней: пусть рентгеном просветит, — посоветовал я. — В полиции управлюсь сам… Да! К кому мы собирались зайти?

— К подружке Волкова, — сообщил отдышавшийся шеф.

— К кому?!

Никодимыч улегся на кровать и чуть улыбнулся.

— Мои информаторы сработали… — Он ткнул пальцем в сторону телефона на этажерке. — Вынюхали, что и как… Елистратова Галя! Работала у Волкова, но года два назад уволилась. Теперь занимается коммерцией: возит шмотки из столицы и толкает на рынке.

— Адрес есть? — загорелся я.

— Запоминай… — шеф назвал улицу, номера дома и квартиры. — До двух дня обычно торгует.

— Тогда лучше уж я сперва в полицию забегу. Какая, в сущности, разница?

— Мы забежим, — упрямо поправил шеф. — Затем я — в больницу, а ты — к Елистратовой.

Я помог ему одеться.

— Как там Настя? — К стыду своему за вчерашними приключениями я забыл о родной жене.

— Нормально. Геля ей звонила днем и вечером, — успокоил начальник.

— А Сысоев?

— Пыхтит! Раз десять вчера подступался к Геле: где, мол, мы с тобой…

— И где?

— Неизвестно. Геля вежливо докладывала, что нас нет, и аккуратно вешала трубку. — Никодимыч рассмеялся.

Мне смеяться как-то не хотелось: с Митричем встреча будет — никуда не денешься. Предстоит отвечать на многочисленные неприятные вопросы, чего в сложившейся ситуации я и опасался больше всего. Маячила угроза потери лицензий. Шеф либо не понимал этого, либо не желал понимать.

Выдержав уже знакомую процедуру допуска посетителей во внутренние покои отдела налоговой полиции, мы с шефом очутились в комнате, где лишь два угла содержали привычные девяносто градусов. Третий был косым, а четвертый, соответственно, тупым. Вот они, издержки бесконечных перепланировок старых строений!

Три стола в кабинете пустовали, зато за четвертым сидела Лозовская. К ней нас и подвел дежурный прапорщик. Татьяна Александровна закрыла увесистую папку с документами — листов эдак на триста — и приветливо заулыбалась.

— Начальника отдела на месте нет, — извинилась она, пригласив нас присесть.

— Глубоко скорблю! — Я состроил огорченную мину. — Подозреваю, что у него еще остался вчерашний коньяк.

Никодимыч ткнул меня локтем в бок. Вовсе и не больно. А вот сам он от предпринятого усилия скривился и невольно приложил ладонь к своим ребрам.

— Вы нездоровы? — забеспокоилась Татьяна Александровна.

— Кто? — переспросил я, не сообразив, кому из нас адресуется вопрос.

— Нет. — Шеф решил, что заботятся о нем.

— Костя, вид у вас гораздо лучше, чем вчера вечером.

Удивительно непосредственная девушка! Неужто у нее не возникало мысли, что о нашей встрече я перед начальством умолчу? Никодимыч повернулся ко мне, намереваясь что-то сказать, но поперхнулся и закашлялся. Я похлопал его по спине и обрисовал Татьяне Александровне нашу версию аферы с бензином.

— Вы попали в точку! — похвалила Лозовская, внимательно меня выслушав. — Мы проанализировали банковские документы, поработали с людьми… Вечером вы, Костя, упомянули о других фирмах, участвовавших в операциях…

Опять за свое! Шеф покосился на меня, как солдат на вошь, но промолчал.

— Ну да… — выдавил я.

— Среди них есть ТОО "Ойл"? — В желтых глазах заплясали огненные бесенята.

Я постарался скрыть смущение, задрал голову вверх, словно выискивая ответ на потолке, потом сознался:

— Кажется, я видел такое название в папке Сивко.

— Ясненько! — обрадовалась Лозовская. — По нашим данным, "Ойл" — первая фирма, купившая бензин в АО "Нефтепродукты" на средства верховодского банка. Ее зарегистрировали в марте минувшего года. Счет открыли в нашем городском Кредпромбанке.

— На чье имя зарегистрировали? — заинтересовался Никодимыч.

Татьяна Александровна взяла со стола лист бумаги и протянула нам. Фамилии учредителей ТОО лично мне ни о чем не говорили. Шеф тоже пожал плечами. Довольная нашей реакцией, Лозовская продолжила:

— Тогда же, в марте, для "Ойла" открыл счет и верховодский банк. И не просто открыл, а сразу выдал кредит на закупку товаров народного потребления. Деньги перешли на счет "Ойл" в городском банке, а оттуда — на счет АО "Нефтепродукты". Мои коллеги провели встречную проверку в акционерном обществе. Есть документы, подтверждающие получение партии бензина ТОО "Ойл" и самовывоз ее этой фирмой.

— Вывезли, естественно, в воинскую часть Фукина на его же бензовозах.

— Предположение, — педантично уточнила Татьяна Александровна. — Опрошенные нами работники "Нефтепродуктов" отметили, что машины имели военные номера, но не смогли указать принадлежность бензовозов.

— Раз в папке Сивко фигурирует "Ойл", значит это — факт! — заявил я.

— Для вас, но не для нас, — непреклонно возразила Лозовская. — Мы признаем только точность и документально подтвержденные данные. — Она внезапно улыбнулась. — Но по жизни вы правы… Сегодня утром наши ребята уехали трясти военных. Подождем. А пока пройдемся по цепочке дальше. Когда налоговая инспекция в марте этого года собралась в гости к руководителям "Ойла", то не нашла ни учредителей, ни документов, ни бензина, ни денег… Ничего не нашла. По счету в Кредпромбанке лишь выяснили, что прошла оплата за аренду хранилищ в адрес известной нам воинской части…

— А вы, Танечка, говорите, что вывоз бензина к Фукину — не факт! — невежливо перебил я.

От столь фамильярного обращения женщина порозовела, метнула в меня парочку желтых молний и резко заметила:

— Оплатили аренду — да! Но это еще не значит, что бензин доехал до хранилищ!

Я осознал ее правоту, приложил руку к сердцу и смиренно потупился.

— Виноват… — Мой вздох разжалобил бы и мраморную статую. Лозовская как человек живой не смогла скрыть улыбки.

— Ловко получается, — ожил шеф, пребывавший до сего момента в глубокой задумчивости. — Сунутся проверяющие из налоговой инспекции на АО "Нефтепродукты", спросят: "Брали ребята из "Ойла" бензин?". Брали, родимые: по предоплате — чин по чину. Кто вывозил? Сами коммерсанты и возили: машины у военных арендовали. Самовывоз! Номера? Кто ж запомнил… А если и запомнили, то вот вам, пожалуйста: в войсковой части есть договор аренды на емкости и машины. Низкая арендная плата? Так жизнь у армии теперь тяжелая: спасибо, хоть так удается подработать. Где арендаторы и бензин? Кто их, деловых, знает?! Привели покупателей, те заплатили за доставку. И до свидания!.. Ах, не можете найти учредителей? Бывает…

Шеф выдохся и замолчал. Мне захотелось наградить аплодисментами такое эмоциональное и длительное выступление. С трудом удержался от искушения.

— Вы правильно все сказали, — похвалила моего начальника Лозовская. — Идем дальше… В июне прошлого года аналогичным образом проведена операция с ИЧП "Ромб". Идентичный механизм. Вчера один из моих коллег навестил учредителя, значащегося в документах… Тот ни сном, ни духом не ведает ни о каком "Ромбе"!

— Паспорт украли? — догадался я. И ошибся.

— Потерял владелец…

— Бывает, — согласился Никодимыч.

— В сентябре — новая сделка. — Женщина мельком глянула в блокнот. — Зарегистрировано ИЧП "Березка". Оно есть в папке вашего Сивко?

— Есть, — уверенно произнес я, почти не копаясь в кладовых своей памяти.

— Человек, на которого записана фирма, вообще не значится по прописке в нашем городе, — хмыкнула Татьяна Александровна.

— Не значится? — переспросил Никодимыч. — А так, разве, может быть? Неужели в регистрационно-лицензионной палате администрации прописку не проверяют?

— Должны проверять! — Лозовская многозначительно посмотрела на моего шефа. — А в ситуации с "Березкой" будем разбираться. К слову, учредители "Беркута" также вымышленные.

— Безобразие! — возмутился Никодимыч.

— Как вы уже знаете, "Беркут" оформлен в январе года нынешнего, "Астра" — в феврале.

— Две фирмы подряд! — подметил шеф.

— Аппетит приходит во время еды, — проговорила Лозовская, зачем-то заглядывая в записную книжку.

— Когда происходила продажа партий бензина? — задал вопрос я.

— Это, опять же, наши ребята постараются выяснить сегодня прямо в войсковой части, — пояснила Татьяна Александровна. — Сейчас мы можем ориентироваться исключительно на ваши данные, а, судя по ним, покупатели появлялись примерно через три месяца после загрузки бензина в хранилища.

— Получается, что Волков и Фукин систематически кидали бедный верховодский банк? — осенило меня.

Я встретил хитрый взгляд женщины. Вновь странная теплая волна прошла по моему телу.

— Кажется, именно в этом изюмина, — тихо проговорила Лозовская. — Есть предположение, что Кунина знала все с начала и до конца.

— Знала?! — Шеф даже приподнялся на стуле, забыв о своих болячках. — Знала и позволяла кидать банк?

— Кунина и ее муж Сергеев владеют лишь незначительной частью уставного капитала. Крохи по сравнению с тем, что вложили подлинные хозяева банка. Поэтому доходы супругов от деятельности банка весьма скромны на фоне дивидентов владельцев. — Лозовская замолчала. У меня создалось впечатление, что она сомневается, стоит ли нам с шефом об этом рассказывать.

— А велики убытки от невозвращенных кредитов? — подтолкнул я Татьяну Александровну к откровенности.

— Относительно объемов всего оборота — нет. Скорее, малы… Да и в наше время в сметах банков предусмотрены статьи для списания убытков от кредитной работы, — разъяснила нам женщина.

— Иными словами, вы, Татьяна Александровна, намекаете на сговор между Куниной, ее мужем, Фукиным и Волковым? — спросил я напрямую.

— Не намекаю, а допускаю такую возможность, — поправила меня она. — Косвенно версия подтверждается и тем обстоятельством, что Кунина давала кредиты всем этим фирмам на разные цели, но никогда — на закупку ГСМ.

— Сговор! — безапелляционно высказался Никодимыч. — И сумма самого кредита, и прибыль от продажи бензина — все шло в их карманы!

— И как вы собираетесь это доказать? — снова обратился я к Татьяне Александровне.

— Завтра поеду в Верховодье, — сообщила она. — Надо хорошенько прижать Кунину и Сергеева.

— Полиция работает в контакте с угрозыском? — Теперь уже я пихнул шефа в бок. Никодимыч скривился.

— Да, в той части нашего расследования, которая касается смерти Фукина. — Лозовская выдержала паузу и внимательно взглянула на нас. — По нашей версии, Фукина убрали люди Сергеева. Он там в Верховодье командует целой шайкой… Кстати, мы с начальником отдела слово держим и молчим о вашей информации относительно смерти Волкова…

— Правильно делаете! — обрадовался я. — А зачем Сергеев пошел на убийство партнера, как вы думаете?

— Чтобы спрятать концы в воду. — Предположение из уст Татьяны Александровны прозвучало не слишком уверенно. — По той же причине устранили и Волкова, коль вы, Костя, говорите правду…

— Логично, — не стал спорить я, кое-что для себя решив. — Угрозыск еще не трогал Сергеева?

— Они тоже собираются завтра в Верховодье, — открылась Лозовская.

Раз так, то, в свою очередь, сделал жест доброй воли и я, сообщив о возвращении дочери Волкова. Татьяна Александровна не сдержала удивления:

— Зачем Волкову понадобилось вводить вас в заблуждение? Прямо, детские игры в прятки!

— Вот и мы гадаем, зачем… Что ж, на сегодня мы сделали все возможное! — Я поднялся, потянув за рукав шефа. Он послушно освободил свой стул.

Татьяна Александровна, озадаченная столь торопливо скомканным окончанием беседы, проводила нас до выхода и попрощалась…

Никодимыч посмотрел вверх на голубое небо, потом перевел взгляд на реку, спокойно несущую свои воды к далекому полувысохшему и совсем не синему морю, шумно втянул ноздрями воздух и мечтательно проговорил:

— Красотища!

Белая беседка на высоком холме противоположного берега несомненно вдохновила бы любого поэта на создание романтического стихотворения, однако торчащие в двух метрах от наших ног выщербленные сваи реставрируемой добрых десять лет набережной способны были убить поэтический дух в самом его зародыше.

— Бесхозяйственность! — сплюнул я, возвращая шефа на грешную землю.

— Ничего ты не понимаешь! — обиделся он. — Нет в тебе склонности к абстрактному мышлению.

— Возможно… Так зачем мы сюда приперлись?

— Мне показалось, что в заключительной части разговора с уважаемой Татьяной Александровной твою голову посетила какая-то мысль. Я не прав?

— При отсутствии у меня способностей мыслить абстрактно…

— Абстрактно, но не логически! — перебил начальник. — Не путай ворону с попугаем. Давай, исповедуйся!

Отпираться бессмысленно: Никодимыч достаточно долго меня знал, чтобы без труда раскусить.

— Хорошо. За что грохнули Волкова? За попытку кинуть партнеров. — Я глянул на шефа. Он согласно кивнул. — На чем же намеревался Аверьян Евстигнеевич обойти дружков? Если проанализировать имеющиеся факты и учесть предположение Лозовской о наличии сговора между управляющей банка, ее муженьком и нашими доблестными кузенами, то напрашивается логический… — я подчеркнул, — …логический вывод о том, что последнюю фирму "Астра" Волков и Фукин создали без ведома банка.

— Вполне вероятно. — Шеф уселся на скамейку и приглашающе похлопал ладонью по облупившимся доскам подле себя.

Я сел и продолжал:

— Интервал в регистрациях первых четырех фирм составляет несколько месяцев, а "Беркут" и "Астру" разделяет менее одного…

— Волков использовал купленный у Петрова паспорт, данные на Морозову ему предоставил Фукин, — достроил схему Никодимыч, раскуривая сигаретку. — Как оформлялись банковские кредиты первым четырем фирмам — понятно. Но с "Астрой"… Без ведома Куниной или Сергеева…

— В том-то и дело! Это — первый вопрос из тех, которые меня смущают.

— А второй? — Шеф проводил глазами девушку с собачкой.

Ее ноги мне тоже понравились. Девушки, разумеется…

— Допустим, что Сергеев узнал о выходке кузенов, — сказал я, когда девушка скрылась за поворотом аллеи. — С опозданием, но узнал…

— Каким образом?

— Пока не берусь судить… Важно иное. Похищение людей, убийства — вещи и хлопотные, и опасные: где гарантия, что не проколешься, не поднимется шум и не вмешаются компетентные органы? И что тогда? Тогда есть риск засветить всю операцию с бензином целиком. При подобном варианте развития событий Кунину и Сергеева должны пугать не столько уголовные последствия мошенничества, сколько перспектива держать ответ перед учредителями банка. А они — люди крутые.

— Крутые, — подтвердил шеф. — Пожалуй, могут и голову оторвать. — Он потрогал свой бок.

— Вот! Зачем же Сергееву двойное убийство, не говоря уж о похищении?

— Жажда мести часто затмевает требования логики, — глубокомысленно подметил начальник.

— Нет, люди подобного сорта все же больше опираются на логику, — заупрямился я.

— Значит, есть какие-то неведомые нам причины, которые заставили банкиров пойти на крайние меры, — рассудил Никодимыч, аккуратно заплевав окурок и кинув его в урну. — Надо копать…

— Есть и третий вопрос, меня беспокоящий, — невинно обронил я. — Притом — более первых двух.

— Какой?

— Надо ли нам и дальше барахтаться во всем этом дерьме? Пусть милиция и полиция сами разбираются. Клиент мертв, его поручение выполнено… Нас он ввел в заблуждение и подставил! Его дочь никто не крал. Одним словом, рисуем на договоре с Волковым крест и подшиваем отчеты в архив. Аванс, выданный Аверьяном, вполне покрывает наши расходы.

Предложения шеф не принял.

— Номер не пройдет, — сухо возразил он. — Не все так просто, как нам бы хотелось… Иначе "приятели" Волкова не охотились бы за нашими скальпами с упорством, достойным индейцев, вырывших из земли топор войны…

— Фенимора Купера почитываем? — хмыкнул я.

— Помним с детства! — гордо отозвался шеф. — Честно говоря, я печенкой чую лживость всей этой истории. И потом, мне ужасно хочется разбить харю хотя бы одному подлецу из числа тех, что заставили меня прыгать с моста!

— Браво! — хлопнул в ладоши я. — У меня и самого имеются кое-какие неоплаченные долги. Будем рыть землю копытами и рогами!

— Вот! И первым делом навести-ка гражданку Елистратову. Как человек, близкий к Волкову, она может что-то знать… — напомнил шеф. — А потом…

— Намек ясен. — Я поднялся, готовый бежать к любовнице нашего покойного клиента.

— Выжми из нее все! — Никодимыч развалился на скамейке, всем своим видом показывая, что торопиться ему некуда и он намерен продолжать любоваться речным пейзажем.

— При падениях случаются не только физические травмы, но и нервно-психологические, — брякнул я и поспешно удалился, не желая более докучать больному начальнику.

Центральный городской рынок жил по давно установившемуся распорядку. Выходным днем считался понедельник. С вторника количество торгующих и покупающих начинало медленно, но верно расти и достигало максимального пика в субботу, когда уже за двести-триста метров от чугунных ворот самопроизвольно формировались колонны горожан, спешащих расстаться со своими деньгами. В воскресенье наплыв уменьшался, а в понедельник раскладывали товары только самые азартные продавцы.

У меня, как и у всякого уважающего себя сыщика, имелись свои люди среди пестрой рыночной братии. Наши контакты строились на чисто дружеской основе еще со времен моей работы в милиции.

Серега Соколов куковал на привычном месте перед входом в рыночный павильон. Валютчиков, к числу которых он относился, сегодня было непривычно мало. Мне даже не потребовалось отводить Серегу в сторону, чтобы пошептаться.

— Как дела? — произнесли мы с ним одновременно. Получилось забавно.

— Нормально, — сказал Соколов, просмеявшись. — Баксы нужны?

— Кому ж не нужны?! — оживился я. — Сколько?

Он назвал курс продажи.

— Дай хоть сотню! — Я протянул руку лодочкой.

Серега вынул из внутреннего кармана куртки приличную пачку и отделил от нее одну купюру.

— Спасибо, друг! — с чувством проговорил я, пряча денежку. — Первый стакан в обед — за тебя!

Соколов слегка растерялся, не заметив с моей стороны намерения отсчитать рубли.

— Не понял?! — Он выразительно потер большим и указательным пальцами.

— Что не понял? — невинным тоном осведомился я. — Ты сам мне предложил зеленые. Какой же дурак откажется?!

Серега заскучал и проглотил слюну.

— Ну вот… — обиженно протянул я, возвращая приятелю стодолларовую бумажку. — Сперва дарит, а потом отбирает.

Деньгу он, естественно, взял, глядя на меня, как на идиота.

— Да трезвый я, трезвый! А вот у тебя с юмором туговато.

— Хорошенький юмор! — сказал Соколов и добавил: — Стошки стрелять.

— Замнем. Ты, часом, Елистратову не знаешь?

— Как зовут?

— Галя.

— Чем торгует?

— Барахлом. — Я пожал плечами.

— А конкретнее? Обувь, штаны, косметика… — начал перечислять Серега.

— Барахлом! — остановил я его.

— Ясно. Тогда возраст и приметы.

— От двадцати до… пятидесяти, — прикинул я. — Наверное, не шибко страшная.

Соколов во второй раз заподозрил во мне ненормального.

— Да таких баб тут — немеряно! — воскликнул он.

— Потому и обращаюсь к тебе.

Серега обреченно вздохнул и отошел к своим коллегам по бизнесу. Минут пять он поочередно задавал им один и тот же вопрос.

— Повезло тебе, — доложил Соколов, вернувшись. — Идем.

Он споро двинулся в обход рыночного павильона. Я припустил следом.

— Вон! — кивнул Серега в сторону лотка, за которым красовалась блондинка лет тридцати. Затем хлопнул меня по плечу и умчался назад к своему рабочему месту. Время — деньги!

Я принял скучающий вид и неторопливо прошелся туда-сюда, исподволь наблюдая за женщиной. Она не выглядела удрученной, весело перебрасывалась репликами с соседкой и охотно рекламировала товар подходящим к лотку людям. Желающих было немало. Особенно мужчин. И это закономерно, потому что Галя обладала симпатичным личиком и хорошей фигурой. Выбрав канву поведения, я тоже приблизился.

— Что вас интересует? — любезно спросила Елистратова и оценивающе меня оглядела.

— Все! Но больше всего — вы!

Она не удивилась и подарила мне улыбку.

— А если я не свободна?

— Не имеет значения!

— Ого! Вы слишком самоуверенны.

— Ничуть.

Энергичный мужчина слегка оттер меня в сторону и схватил с прилавка пакет с рубашкой.

— Сколько хотите? — обратился он к Гале.

Женщина назвала цену. Мужчина выронил пакет и молча сбежал.

— Разве дорого? — с досадой произнесла Галя.

— Нет, — успокоил я.

— Тогда купите вы! — Она смотрела на меня с хитринкой.

— Мне мала будет.

— У меня есть все размеры. — Галя пошуровала в синем клеенчатом мешке и вынула оттуда точно такую же рубашку. — Подойдет!

Номер ворота действительно совпал с моим.

— Лихо! — решился я, доставая бумажник. — В какую же цену мне обойдетесь вы?

Как любая порядочная женщина, Елистратова побледнела, в ее глазках сверкнул огонь. Однако вид двух сотен баксов, появившихся в моей руке, удержал Галю от брани в адрес змия-искусителя.

— Готов добавить еще одну. — Третьей купюры у меня, честно признаюсь, не было, да и первые две являлись фальшивыми. Я таскал их при себе в качестве инвентаря для всяких фокусов.

Елистратова пристально поглядела на меня. Ее взгляд я выдержал вполне спокойно.

— Вы серьезно? — Галя опустила глаза и отложила рубашку в сторону. — И готовы заплатить триста баксов за ночь?

— Зачем же ждать ночи, если можно управиться за два часа? — в доверительном тоне проговорил я. — Гостиница рядом. Оплата номера — за мной.

Елистратова беспомощно посмотрела по сторонам. Мое предложение, если отбросить чисто моральный аспект, выглядело для нее заманчивым. Триста зеленых за сто двадцать минут — хорошая такса. На рынке за них ей работать и работать…

— Жду у входа в гостиницу через пятнадцать минут. — Я направился к воротам, не оглядываясь.

В "застойные" времена, просматривая зарубежные фильмы, мы умилялись той простоте, с которой "у них там" происходило заселение в отель. При наших церберах на этажах, обязательных паспортах с пропиской и сведениями о семейном положении, "их" порядки казались сказкой. Нам оставалось только мечтать о подобном, занимаясь любовью с девушками в подъездах, под кустами и в прочих отнюдь не романтических местах. Мечты сбылись с приходом демократии. Администраторы-соглядатаи если и не везде пропали, то перевоспитались и стали смотреть на жизнь проще. Паспорта при заселении не отменили, но зафрахтовать номер на несколько часов для свидания сделалось возможным и без них: при уплате энной суммы непосредственно в карман горничной. Правда, размеры этой суммы впечатляли, однако здоровье, как говорится, дороже.

Я даже не заглянул в зал, где оформлялись вселяющиеся, и прямиком поднялся на четвертый этаж. Горничная предпенсионного возраста вяло убирала двухкомнатный люкс. Столь же вяло она откликнулась на мое приветствие.

— Нужен угол для деловой встречи, — весело сообщил я и подмигнул.

В подслеповатых глазах женщины проснулся некоторый интерес к жизни.

— По пятнадцать с каждого, — заявила она, приставляя веник к стене.

— В час?

— Конечно.

— Крутовато.

— Инфляция, — сухо пояснила горничная.

— Полтинник с обоих за два часа, — выдвинул я встречные условия. — Или спущусь этажом ниже.

— Ладно, — согласилась женщина, принимая деньги. Конкуренция — она везде конкуренция. — Я уже закончила пылить, так что вселяйся. — Она вновь взяла веник и освободила мне дорогу в комнату.

Беглый осмотр покоев заставил усомниться в справедливости причисления их к категории "люкс" и, следовательно, стоимости проката.

— Н-да… — только и смог выговорить я.

— Ремонта уж лет десять не было, — охотно посочувствовала горничная. — Да и чего тебе на стены смотреть? Кровать, вон, крепкая, а остальное… — Она махнула рукой и сунула мне ключ с брелком. — Если чего надо — зови.

Я запер номер и спустился вниз, на улицу. Елистратова возникла в зоне видимости минут через пять. Встречаться со мной взглядом она избегала. Я попросил Галю обождать в фойе, а сам заскочил в буфет за вином и конфетами.

— Порядок! — объявил я, прижимая к себе покупки.

— Куда? — Елистратова скупо улыбнулась.

— За мной, дорогая!

В номере Галя обошла комнаты, ознакомилась с состоянием мест общего пользования и присела в кресло. Кресло угрожающе заскрипело. Я вымыл стаканы и откупорил бутылку.

— Меня зовут Костей, — радостно сообщил я, протянув один стакан Елистратовой.

Галя молча выпила залпом и заела конфеткой.

— Еще! — Она требовательно подставила мне свой опустевший стакан.

— Надо ли? — усомнился я.

— Если вы думаете, будто я — шлюха, то очень ошибаетесь!

— Разве я страшен настолько, что по-трезвому со мной общаться невозможно? Тогда пейте.

— Дело в другом… — Галя аналогичным способом расправилась и со второй дозой спиртного. — Раздеваться?

— Душ, — напомнил я.

Женщина уединилась в ванной комнате, а я разобрал постель и задернул шторы на окне. По радио кто-то что-то пел — годится!

Вскоре Галя предстала передо мной в купальном полотенце, обернутом вокруг туловища. При виде ее голых бедер я чуть было не изменил свои планы…

— Ложиться? — Ее голос звучал хрипловато-волнующе, глаза блестели от алкоголя.

— Ложиться, — подтвердил я.

Полотенце полетело в кресло, а Галя быстро юркнула под одеяло.

— Чего вы ждете? — тихо спросила она.

Я присел на край кровати и нежно улыбнулся.

— Представляю, как вы будете великолепно смотреться, бегая голышом по гостинице от прибывших за вами милиционеров.

— Что-о?!

— Такой исход нашего свидания вполне возможен, если мы не договоримся. Проституция наказуема, милая девушка. Помимо того, что я дам показания о том, как вы меня сняли, менты заметут вас с поличным, воочию убедившись в нарушении закона.

— Что-о?! — повторила Галя и села, прикрываясь одеялом. Ее щеки пылали.

— Меня интересует ваша роль в деятельности фирмы с поэтичным названием "Астра".

— Сволочь! — взвизгнула Елистратова, намереваясь соскочить с кровати.

— Сидеть! — приказал я. — Наряд милиции ждет моего сигнала на лестничной площадке.

Галя приняла мою импровизацию за правду и остыла. Она закуталась в одеяло по самые уши и отвернулась к стене.

— Надеюсь, что городская газета также не оставит инцидент без внимания, — дожал я. — Волков будет в диком восторге от приключений своей любовницы!

Елистратова исторгла тоскливый вздох. Я сделал про себя вывод, что она еще не знает о гибели драгоценного Аверьяна Евстигнеевича.

— Мы теряем время, — напомнил я, осторожно похлопав по тому месту, где, по моему мнению, находилась Галина нога.

Угадал! Галя вздрогнула и глухо произнесла:

— Кто вы такой и зачем вам знать про "Астру"?

— Считайте меня представителем пострадавшей стороны, добивающейся правды. Сразу оговорюсь, что мне знакомы и другие названия: "Беркут", "Березка" и тэ дэ…

— А мне — нет! — отрезала Галя, наконец-то повернувшись ко мне лицом.

— Допустим, — не стал спорить я. — Начнем с "Астры". Когда вы о ней услышали впервые?

— В феврале… Аверьян пришел ко мне домой и попросил расписаться за бухгалтера в учредительных документах.

— Вас просьба не смутила?

— Нет. Сейчас липы кругом полно.

— Он открыл вам характер операций "Астры"?

— Тогда — нет.

— Когда же? — настойчиво спросил я.

— В марте… Он объяснил, что для раскрутки фирмы нужны бабки — кредит. В городских банках ему отказали, но в Верховодье есть банк, в котором можно получить, если… — Она запнулась.

— Если? — подтолкнул я.

— Если я помогу…

— Каким же образом?

— Управляющая банком укатила на пару недель в Европу — отдохнуть. За нее в банке осталась "пешка" — так сам Аверьян выразился. Фактически же всем заправлял муж управляющей. Волков сказал, что он — бабник, и мне без труда удастся… получить для "Астры" кредит.

Галя вновь замолчала и потупилась.

— Ах, эти женские чары! — вдохновенно произнес я. — Сколько мужиков из-за них потеряло головы, а иные — и кое-что еще! Вы поехали в Верховодье под именем Нины Морозовой?

— Откуда вы…

— Догадался! Неужели управились за день?

— За три… — еле слышно сказала Галя.

— Три дня блаженства с вами! Пожалуй, я понимаю Сергеева! Чисто сработано: вам и подпись подделывать не пришлось, коль в учредительных документах с самого начала стояла ваша. В гостинице проживали?

— Нет… У него коттедж свой. Там жила… Жили.

— Надо же! А Волков, оказывается, не ревнивый! Симпатяга мужик, да? Сергеев хорошо заплатил?

Елистратова промолчала, кусая губы. Я повторил вопрос.

— Штуку… — выдавила Галя.

— Баксов?! Не слабо! Ну, тогда это все объясняет.

Женщина всхлипнула и уткнулась лицом в одеяло.

— Как использовался кредит?

— Не знаю… Не мои пироги…

— Вам известно о том, что Сергеев потом вас искал?

— Меня?! — Всхлипы прервались.

— Да. Он заявился к настоящей Морозовой. Думаю, что вторая встреча с ним не доставит вам такого удовольствия, как первая!

— Третья…

— Да?! — не скрыл я своего удивления.

— В начале апреля по просьбе Волкова я еще раз ездила в Верховодье. На одну ночь.

— Зачем?

— Аверьян переживал, что с возвратом кредита, могут возникнуть проблемы, а мой приезд успокоит Сергеева.

— Логично. Опять жили в коттедже? На сей раз втроем — с ним и его женой? — поддел я.

— Нет, он отвез меня в охотничий домик в лесу.

— Боже, как прелестно! Занимались любовью на медвежьей шкуре возле очага?

— Нахал!

— Есть немного… Опишите, как добраться к домику.

Она сносно обрисовала дорогу, назвав хорошие ориентиры.

— Вы давно не видели Волкова?

— С прошлого понедельника. В этом году мы вообще редко встречались.

— Что так? — заинтересовался я.

— У Аверьяна вечно не хватает времени… — с легкой горечью сказала Галя.

— Он не жаловался на неприятности, связанные с бензином?

— С чем? — удивилась Елистратова. — Ни о каком бензине я ничего от него не слышала. А неприятности… Нет, мне не жаловался.

— Что ж, я вполне удовлетворен нашим диалогом, дорогая. Одевайтесь и топайте по своим делам. Я уйду первым и уведу стражей порядка, чтобы не травмировали вашу психику. Пардон за причиненные неудобства!

Судя по выражению ее глаз, Галя с удовольствием бы запустила в мою голову бутылкой с остатками вина.

— На сколько снят номер? — проворчала она.

Я взглянул на часы.

— Часа с хвостиком вам на сборы хватит?

— Подремлю. Все равно торговлю мне испортили.

— Жаль, что не могу составить вам компанию — спешу! — Уже в дверях номера я обернулся и прибавил: — Если бы доллары были настоящими, ей Богу, не пожалел бы трехсот, чтобы с вами переспать!

Окрик "Козел!" пробил дверь и настиг меня на лестнице.

Планы — вещь хорошая, когда они есть. После рандеву с Галей Елистратовой их у меня как раз и не было, если не считать слабенького желания увидеть Никодимыча, чтобы недостающий кирпичик, полученный от любовницы Волкова, вложить в дырку на стенке с надписью "Бензин". Кладку мы с шефом выложили собственноручно, но данное обстоятельство радовало мало, так как я продолжал очень смутно представлять, что же мы строим. Меня почему-то все время одолевало сомнение, не потерялся ли один из важных чертежей, без которого весь проект обречен на неудачу?

Казалось бы, все достаточно очевидно… Банкиры устроили заговор против родного банка и с помощью Волкова и Фукина пускали его денежки налево — читай: в свой карман. Общие черты механизма мы совместно с налоговой полицией установили. Найти конкретных покупателей, определить сроки продажи бензина и разобраться с прочей технической мишурой — удел полицейских. Доказывать сокрытие доходов от налогообложения и привлекать за то Кунину с Сергеевым — опять же их проблема. Нас, если я правильно понял шефа, интересует лишь эпизод с "Астрой". Почему Волков и Фукин затеяли новую цепочку в тайне от партнеров из верховодского банка и обманным путем получили там кредит? Надоело ходить под Сергеевым? Логично… Не трудно догадаться, что основные хлопоты по закупке, перевозке и реализации бензина лежали на плечах кузенов, в то время как банкиры занимались, образно выражаясь, перекладыванием бумажек. Даже при дележе навара на четыре равные части, Волков и Фукин могли обоснованно ощущать себя обделенными и замыслить самостоятельную сделку. Но только ли здесь кроется причина, приведшая в итоге к гибели обоих?

Вспомнился недавний разговор с Никодимычем на набережной… Почему все-таки Сергеев, вопреки здравому смыслу, пошел на устранение кузенов? Почему Волков, вроде бы самолично отправивший дочь в Москву к родственнице, внезапно заявил нам о ее похищении? Что это за фортель и чего не хватает нам для того, чтобы его понять?

Неожиданно я сбился с мысли и застыл, вспомнив одну реплику, сорвавшуюся с губ маловыразительного персонажа этой истории… Мне захотелось увидеть Татьяну Александровну и немедленно кое-что с нею обсудить…

Из троллейбуса я вылез за два квартала до резиденции налоговой полиции и прошелся пешком, наводя порядок в своей голове. С такой сложной задачей мне справиться не удалось, ибо… Да, новый толчок затухающему расследованию иногда дает случай! Сегодня Его Величество Случай произошел, благодаря… моему мочевому пузырю, отсутствию поблизости общественных туалетов и опять же моему странному нежеланию воспользоваться услугами туалета в помещении налоговой полиции, хотя до входа под аркой оставалось двадцать шагов.

В общем, повинуясь настоятельному требованию организма, я приметил подворотню на противоположной стороне улицы и бодро поспешил туда. Выбор получился безошибочным, на что указывали вещественные следы у меня под ногами и соответствующий запах, от которого мутилось в голове. Во время физиологического процесса мой взгляд рассеянно блуждал по стене заброшенного и полуразвалившегося дома, отгороженного от улицы дощатым забором: то ли дом в перспективе собирались реставрировать, то ли просто прикрыли срам от прохожих. К моему удивлению, в проеме окна второго этажа мелькнул человеческий силуэт. Именно — к удивлению: ветхость постройки заставляла любого здравомыслящего человека обходить ее стороной. Бездомный бродяга? Так они днем рыщут в поисках пропитания… Кто-то, как и я, забрел по нужде? О вкусах не спорят, но второй этаж… И тут я сообразил, что фасадные окна развалины находятся как раз напротив окон отдела налоговой полиции!

Повинуясь вспыхнувшему любопытству, я вышел в тыл доживающему свой век дому. Во дворике, огороженном со всех сторон остатками заросших травою стен и сгнившими сараями, будто телевизор в средневековом замке, стоял… знакомый коричневый "опель". Ба, какая встреча! Разумеется, нахлынувшие чувства я оставил при себе, хотя в машине никого не было. Озираясь по сторонам, я подбежал к иномарке и дернул заднюю дверку. Она отворилась. Сами понимаете, что лежать между передними и задним сидениями несравнимо приятнее, чем в багажнике…

Минуты через три до моих ушей долетел звук шагов: расчет подтвердился — шофер не мог надолго бросить незапертый автомобиль. Последовавшее за этим чавканье над моей головой объяснило причину отлучки. Кушать всем хочется!

— Привет! — тихо поздоровался я, выпрямившись за спиной водителя.

Тот поперхнулся и резко обернулся назад. В нем я признал напарника "омоновца", линчевавшего меня на высоком берегу озера Долгое. Он меня также узнал, и его лицо стыдливо покраснело. Повинуясь проснувшемуся во мне вдохновению, я одной рукой схватил бандита за волосы, а другой воткнул ему глубоко в пасть его же недоеденный пирожок. Физиономия парня приобрела малиновый оттенок. Шофер замычал, делая попытку вырваться. Я отпустил его, давая возможность повернуться спиной ко мне, накинул на шею голодающему петлю из ремня безопасности и дернул. Пирожок пробкой выскочил изо рта парня и, ударившись в лобовое стекло, оставил на нем жирный мазок.

— Следующей будет твоя башка! — пообещал я, чуть ослабляя натяжение ремня.

Водитель захрипел, цепляясь пальцами за крепкую ткань.

— Не убивай… — наконец-то выговорил он, кашляя и отплевываясь.

— Где дружок?

— В доме…

— Зачем?

— Полицию слушает…

— Ну вы, ребята, даете… Не слабо! — восхитился я.

Мысль о том, что люди Сергеева могут вести техническую разведку и контролировать намерения государственного правоохранительного органа, мне до сих пор в голову не приходила. Да, времена теперь лихие…

— И давно? — В поощрительных целях я еще чуток ослабил удавку.

— С утра понедельника… — Шофер глубоко вздохнул.

— Ясно. Где моя пушка?

— В бардачке…

Я перегнулся через сидение, открыл перчаточный ящик и взялся за рукоятку своего драгоценного "макарова", но тут обнаглевший шофер проявил прыть и обхватил за шею меня самого. Ответный удар пистолетом по ребрам умерил пыл "смельчака", а повторный временно выключил его из списка граждан, наслаждающихся жизнью…

Лазать по мусорным кучам — удовольствие ниже среднего. Да еще соблюдать при том повышенные меры предосторожности, чтобы не треснула щепка под ботинком или не лопнул осколок стекла. О деревянной лестнице на второй этаж — разговор особый. Ее я преодолевал минут пять — не меньше. (На что не пойдешь ради любимого дела?!). Однако все это оказалось совершенно напрасным: здоровяк сидел на ящике из-под овощей-фруктов в углу того, что осталось от комнаты, напялив наушники, и не подозревал о моем приближении. От холода оружейного ствола на затылке он вздрогнул и вжал голову в массивные плечи. Я сдернул с него наушники и приказал:

— Лицом — на пол, руки — за спину!

Здоровяк послушно упал на бок, перевернулся на живот носом в пыль и аккуратно сложил кулаки на родимой заднице. Трофейные наручники еще лежали у меня в кармане. Опешивший бандит и не рыпнулся, послушно дав себя окольцевать.

— Теперь мы спустимся вниз, — проговорил я.

— Без рук я ноги поломаю, — глухо сообщил здоровяк.

— Ничего, кое-кто не поломал, когда сигал от тебя в озеро. — При воспоминании о полете, я с большим удовольствием пнул паразита в бок. — Сломаешь копыта — новые отрастут. Вставай, ублюдок!

Охнув от боли, "омоновец" с грехом пополам поднялся и затрусил к лестнице. Я подобрал со второго ящика диковинный прибор размером с небольшую конфетную коробку, из которого торчала телескопическая антенна, и маленький диктофон под кассету-миньон. До машины мы дошли без приключений. Шофер нашему приходу не обрадовался, но и не огорчился — он продолжал отдыхать…

Стороннему наблюдателю, если таковой имелся, быстро бы наскучило созерцание коричневого "опеля", в котором сидели трое мирно беседующих мужчин. Правда, двое, занимавшие передние сидения, время от времени энергично трясли головами под влиянием моих коротких тычков преимущественно в их затылки, но издали такие подергивания выглядели в худшем случае результатом нервного тика, вызванного тяготами жизни и тяжелым детством.

— Ты хочешь, чтоб я сдал вас в полицию? — в очередной раз спросил я здоровяка, звонко шлепнув его ладошкой по правому уху.

— У-я! — дернулся "омоновец".

— А ты? — Затрещина, подкрепившая вопрос, вызвала болезненный стон у водителя.

— Не хочу! — наконец-то признался он.

— Даю вам еще минуту на раздумья! — объявил я.

Раздумья сопровождались громким сопением обоих. Первым не выдержал здоровяк. Странно, да?

— Нас Вадим послал, — проворчал он.

— Зачем?

— Когда в воскресенье полиция приперлась в Верховодье, Сергеев дал нам оборудование — велел сечь за отделом и слушать, что там еще готовят. Выдвинулись мы рано утром в понедельник, присмотрели позицию… — Здоровяк кинул выразительный взгляд на развалину.

— Где микрофон? — оживился я.

— Четвертое окно от угла… — включился в беседу шофер, последовав примеру благоразумного приятеля. — Он на "липучке"… Мы закинули его на подоконник.

— И хорошо слышно?

— Так себе, — отозвался "омоновец". — В ближних кабинетах сносно, а в других — паршиво…

— Как держали связь с хозяином?

— Я каждые два часа с почты ему звонил, — признался водитель.

Отменно! Почта помещалась в одном с отделом налоговой полиции здании — на первом этаже.

— Не боялись, что телефон Сергеева полицейскими "проколот"? — Такой вопрос напрашивался сам собой.

— Нет, номер в охотничьем домике знают немногие… — Здоровяк смачно сплюнул себе под ноги.

— Много любопытного удалось подслушать?

— Почти ничего… — огорченно сказал шофер. — Да и сняли нас вчера в обед.

— Сняли? — поразился я. — Сам Сергеев?

— Да, — охотно подтвердил водитель. — При очередном сеансе связи, он дал адрес мужика по имени Аверьян. Велел сперва навестить его, а потом ехать на воинскую базу, найти там командира и… поговорить с ним.

— На предмет чего?

— Чтоб помалкивали про бензин, — пояснил здоровяк, ощутив мою руку на своем затылке.

Услышав его слова, я непроизвольно отдернул руку и переспросил:

— Припугнуть для профилактики?

— Да… — сказал водитель.

Бандиты как-будто не врали, а коли так, то…

— Значит меня возле части вы встретили случайно? — Я старался говорить ровно, сдерживая вполне понятное волнение, вспыхнувшее в моей душе.

— Случайно, — пробурчал здоровяк. — Думали, как лучше пробраться на территорию, а тут ты выскочил…

— Спутал вам карты? — усмехнулся я.

— Мы б тебя не тронули, да поняли, что ты Егора узнал, — подольстился шофер.

Вот как? Интересно… Психологи доморощенные! Узнал я "омоновца", видите ли…

Я приподнялся, схватил Егора за шиворот и треснул башкой о приборную панель. Здоровяк матерно выругался.

— Мы хотели просто постращать! — торопливо проговорил шофер, прижимаясь грудью к рулевой колонке из опасения тоже схлопотать тумака. — Видели, как утром ты заходил в полицию… Захотелось узнать, что ты им наболтал… Ой!

Подзатыльник он все же от меня заработал. Дальнейшие вопросы я задавал резко и быстро.

— Кто ездит на малиновой БМВ?

— Не знаю… — виновато шмыгнул носом шофер.

— Кто участвовал в налете на мою квартиру?

— Чего? — Неподдельное удивление здоровяка. — Такого приказа не было.

— И нападение на моего шефа на мосту — не ваших рук дело, а?

— Спятил! — почти крикнул Егор.

— А полянка в лесу? Кровавая разборка?

— Какая разборка?! — заверещал шофер, отчаянно прыгая на сидении.

— Тогда, какого черта вы хотели меня пришить на озере?

— Да не хотели мы тебя кончать! — взмолился водитель. — Пугали только…

— Значит, пугали…

Интонация моего голоса обоим не понравилась.

— Сам виноват, — поспешно заговорил здоровяк. — Сбежал, а нам что делать? Ну и пальнули сгоряча…

До меня кое-что дошло.

— Вы с обрыва снова в часть поехали? — спросил я вкрадчиво.

— Да… Однако от дежурного майора на проходной узнали, что командира нет и до конца дня не будет, — сказал Егор, не чувствуя готовящегося мною подвоха. — Оттуда проехали в город и продолжили наблюдение за полицией.

— Молодцы! — обрадовался я. — Сергееву о моем захвате и последующем успешном бегстве вы доложить постеснялись, я правильно понял?

Оба бандита застыли, боясь пошевелиться. К чему слова, когда все ясно и без них? Невероятно, но признания подонков не вызывали у меня сомнений… Не вызывали по той причине, что они объясняли отдельные факты, казавшиеся до сего момента нелогичными, а то и вовсе странными. Неожиданно меня осенило… Но для проверки правильности догадки требовались показания ещё одного человека: из первых уст, что называется…

— Допустим… — процедил я, возобновляя беседу. — Допустим, что вы не туфтите. Кто и как вычислил очкарика в автобусе?

Напарники переглянулись, но промолчали. Я двинул по шее сначала Егору, затем водителю. Встретив насилие нецензурными выражениями, они, тем не менее, на вопрос не ответили.

— Пожалуй, действительно нет смысла сдавать вас полиции, — рассудил я вслух. — Лучше отвезти в угрозыск. Там вам скоренько припаяют покушение на мое убийство, незаконное ношение оружия и кучу менее значительных нарушений закона. Найдут пассажиров автобуса… Они кое-кого… — Мой кулак опустился на темя Егора. — Они кое-кого опознают по голосу, а это, милые ребятки, терроризмом пахнет. Нравится?

— Стукача Пономарев вычислил, — хмуро произнес водитель.

— Кто такой?

— Начальник службы безопасности банка. Подробностей мы не знаем, — поспешил добавить Егор.

— Что вы сделали с очкариком? Он жив?

— Был жив… — вздохнул шофер. — Сергеев его в погреб запихнул.

— Какой погреб?

— В охотничьем домике. — Водитель опустил голову, словно лично мытарил несчастного.

— Молите Бога, чтобы очкарик не умер, — посоветовал я.

Мой выход из машины бандиты оценили положительно, но предложение покинуть "опель", адресованное им через любезно распахнутую дверку, парни встретили в штыки.

— Зачем? — заволновался шофер.

— Хочу познакомить вас с подполковником налоговой полиции с редкой фамилией Третьяк.

— Ты же обещал! — возмутился Егор.

— Что обещал? — натурально опешил я.

— Не сдавать нас, если скажем правду!

— Обещал?! — Мое сердце всегда болезненно воспринимает необоснованные обвинения. — Я спрашивал в начале нашей беседы, не хотите ли вы быть доставленными в полицию. Вы ответили отрицательно. Частное мнение — вот и все! Разве я говорил, что не намерен вас туда отвести?

— Ах ты… — далее из уст Егора извергались исключительно матерные выражения, касавшиеся интимных сторон моей жизни. Под их нескончаемый аккомпанемент я с превеликим трудом выволок здоровяка на траву. Он нахально брыкался и угодил мне по ушибленной им же вчера ноге. Такое некорректное поведение заслуживало справедливой кары, которая и последовала. Когда Егор затих, подтянув колени к подбородку, водитель "опеля", находясь под впечатлением экзекуции, утратил желание испытывать судьбу. Он не только послушно покинул салон, но и без уговоров согласился донести крупное тело своего приятеля до налоговой полиции.

Валерий Леонидович, выслушав мой незатейливый пересказ событий последних часов, пришел в возбуждение и несколько раз красноречиво похлопал кулаком правой руки по ладони левой, после чего ретиво почесал свой собственный седеющий затылок.

— Спасибо, Константин! — проговорил он, отдавая дань уважения успехам частных детективов. — С радиоразведкой против нас мы сталкиваемся впервые. Такого не было за все время существования отдела.

— То-то ваши ребята так засуетились, увидев прибор. Разве вы не имеете специального защитного оборудования? — спросил я.

— Увы… — вздохнул подполковник. — Нам не по карману. Защищаемся тем, что стараемся даже в собственных помещениях обсуждать секретные вопросы чуть ли не шепотом.

— Бедность — не порок! — продекламировал я и прибавил: — Коль она не влечет еще большую бедность. Я имею в виду государственный карман, скудеющий от сирости его хранителей.

— Вас бы в Госдуму, — невесело пошутила Лозовская, устроившаяся в углу кабинета. — Кстати, Пономарев по нашим материалам проходит. Он — правая рука Сергеева. Бывший заместитель начальника Верховодского РОВД.

— Ку-ку! — выпалил я. А что тут другое скажешь?

— Именно — ку-ку! — Третьяк улыбнулся. — Поэтому нам приходится работать в Верховодье с оглядкой: местная милиция — не помощник.

— Скорее, наоборот, — высказалась Татьяна Александровна.

Третьяк глянул на нее, но не одернул, а спросил меня:

— Как удалось выйти на Елистратову и расколоть ее?

— Вышел мой шеф — чисто оперативными методами, а насчет расколоть… — Я замолчал и покосился на Лозовскую. Если б мы с Третьяком разговаривали с глазу на глаз, то, как мужчина мужчине, я бы возможно и поведал о сценке в гостинице, но при Татьяне Александровне… Увольте! Потому я уклончиво промямлил: — Расколол на дурака… Чистейший блеф!

— Понятно, — Третьяк сообразил, что мне не хочется делиться своими маленькими профессиональными секретами. — Дорогу до сторожки она грамотно нарисовала. Мы сейчас же направим туда своих людей.

— Я бы хотел попасть в состав группы захвата.

Валерий Леонидович опустил глаза и повертел любимую подставку с ручками и карандашами.

— Вообще-то, мы не практикуем подобное, — сказал подполковник. — Но с учетом вашего вклада… Согласен!

У меня на душе потеплело.

— То, что задержанные вами бандиты не берут на себя нападения на вас и вашего начальника — еще ничего не значит, — подала голос Лозовская. — Вполне вероятно, что Сергеев поручил это другим своим людям.

— Да? — Я повернулся к ней. Наши глаза встретились. Игру в переглядки выиграла она. Надо же! Всегда считал себя непревзойденным мастером в данном виде спорта…

— Неужели вы верите, будто вас на самом деле случайно встретили у воинской части, а на озере намеревались — лишь припугнуть? — Татьяна Александровна, не скрыла своего скептицизма.

— Все может быть. — Я не горел желанием выкладывать козыри раньше времени.

На столе начальника отдела заработал селектор.

— Товарищ подполковник, — механическим голосом обратился дежурный, — к вам майор Сысоев из угрозыска.

Третьяк еще не успел ничего ответить, как я сделал страшные глаза и горячо зашептал:

— Он по мою душу! Заклинаю: меня тут нет и не было!

— Чего вы паникуете? При чем здесь вы?! — изумился подполковник. — Сысоев приехал обсудить план совместной операции по Сергееву, которую мы запланировали на завтра.

— И вовремя приехал, раз обстоятельства изменились, — поддержала своего командира Лозовская.

— Все равно, лучше мне с ним не встречаться!

Они оба посмотрели на меня, как на чумного.

— Хорошо, — пожал плечами Валерий Леонидович. — Татьяна Александровна пока отведет вас к себе. Мы постараемся управиться быстро…

В кабинете Лозовской сидели за компьютером два сотрудника. Они с интересом оглядели меня, ответили на приветствие и вернулись к прерванному занятию.

— Звонили наши ребята из воинской части, — тихо и доверительно сообщила Татьяна Александровна, едва мы расположились за ее столом. — Есть первые результаты… Фукин заключал настоящие договоры на хранение бензина с известными нам фирмами. И по чисто символическим расценкам оплаты аренды емкостей — вы правильно предполагали.

— Интуиция! — гордо похвалился я.

— Подтверждается, что и бензовозы, забиравшие топливо в АО "Нефтепродукты", принадлежат части.

— Таким образом, цепочка замкнулась документально? — Я выделил последнее слово, не отказав себе в удовольствии слегка поддеть Лозовскую.

— Документально, — не смутилась она, — остается…

Что остается, я так и не узнал, ибо в кабинет влетел дежурный и попросил нас срочно зайти к начальнику отдела. Зная Сысоева, я про себя удивился столь недолгому визиту Митрича в полицию. И не зря удивился, так как майор встретил меня зловещей улыбкой, не потрудившись поздороваться с Татьяной Александровной. Взглянув на сконфуженного Третьяка, я ляпнул:

— Майора в Верховодье тоже берем?

Карандаш с треском лопнул в пальцах Валерия Леонидовича. А что? Лично я измен не прощаю. Подполковник мой выпад оценил и заметил:

— Вы нам солгали, Константин.

И это повод для того, чтобы меня сдать? Нет, обиду я сдержал и миролюбиво спросил:

— В чем заключается ложь?

— Ты участвовал в перестрелке на поляне! — уверенно произнес Сысоев. — Эксперты обнаружили в числе других и гильзы от твоего "макарова". Следы крови в траве однозначно свидетельствуют о том, что…

— Кто-то споткнулся и разбил нос! — нахально перебил я Митрича.

— Оружие сдать! — потребовал майор, с трудом сдерживая гнев.

— Основания? — Я сел на стул и скрестил руки на груди.

— Откуда вы узнали, что Волков убит? — Если Третьяк желал меня ошеломить, то он заблуждался.

— На рынке случайно услыхал болтовню двух торговок.

Лозовская засмеялась, но под недовольными взглядами сразу двух начальников смешалась, отвернувшись к окну.

— Ну и фрукт! — возмутился Сысоев. — Где твой драгоценный шеф?

— Болен.

— Что с ним? Мания величия замучила? — Иногда майор превращался в саму язвительность.

— Зубы, — охотно раскрыл я врачебную тайну.

— Обнаглели! Вчера хоть ваша распрекрасная Геля трубку снимала, а сегодня решили и ее в подполье убрать! Все! — крикнул Митрич. — Я забираю этого субчика к себе! Что касается операции, то на завтра откладывать нельзя — вы, Валерий Леонидович, правы. Мои люди будут готовы через два часа.

— Хорошо. Действуем, как условились, — сказал Третьяк, намеренно избегая обсуждать с Сысоевым мою участь.

— Товарищ подполковник… — Лозовская тоже старательно смотрела мимо меня. — Мне необходимо сказать вам с майором еще кое-что… Пусть Константин подождет в приемной.

— Пусть подождет, но не в приемной, — проговорил Митрич. — Приставьте к нему дежурного, а то сбежит.

Валерий Леонидович вызвал прапорщика, который вывел меня в коридор и усадил на стул, а сам принял позу караульного на посту номер один у полкового знамени.

— Писать хочу! — капризно заявил я.

Парнишка не ожидал подобной откровенности и молча указал на дверь в метре от нас. Больше в коридоре никого не было. Я отворил дверь и в ужасе воскликнул:

— Мама родная! Что же это делается?!

Прапорщик приблизился, пытаясь выяснить причину моего отчаяния. Я посторонился. Когда дежурный оказался впереди меня, указательный и средний пальцы моей правой руки уперлись ему в поясницу.

— Это пистолет! — шепнул я, нажав сильнее.

Представляю, что творилось в душе парня. Его попросили элементарно приглядеть за мной, не предупредив о моей общественной опасности и склонности к побегу. И уж ни словом не обмолвились о наличии оружия! Непростительная халатность начальства. Ай-ай-ай!..

— Заходи в туалет, — попросил я застывшего прапорщика, снимая у него с пояса наручники.

Помедлив, он подчинился. Не давая ему обернуться, я пристегнул левую руку дежурного к водопроводной трубе — и быстро выскочил из туалета.

Входную железную дверь отдела я открыл одновременно с глухим криком "Стой!", пробившимся сквозь древние стены здания. В моем распоряжении имелось всего несколько драгоценных секунд…

Выбив форточку в "опеле", пригнанном полицейскими к зданию отдела, я открыл дверку изнутри и плюхнулся за руль. Пальцы нащупали провода замка зажигания…

В зеркале заднего вида появился вылетевший из-под арки сотрудник. На мгновение он замер, нервно озираясь. Тут же к нему присоединился второй. Вдвоем они все-таки разглядели меня в машине, но поздно: я как раз отпустил сцепление и вдавил в полик педаль газа.

Душу грело то, что в будние дни постов ГАИ на верховодском шоссе нет, а Сысоеву не придет в голову искать меня там, куда через два часа отправятся его люди.

Славный городок Верховодье встретил меня солнцем, пылью и стадом коров, переправлявшимся через шоссе. Пьяный в стельку пастух сонно глянул на "опель", встал по середине проезжей части и снял с плеча кнут. Заподозрив в мужике навязчивое желание заняться регулировкой движения, я раздраженно нажал на клаксон. В результате обстановка практически не изменилась, если не принимать во внимание то, что две буренки справили естественные надобности прямо на асфальт, а третья протяжно замычала. При более детальном рассмотрении, мычавшая оказалась быком. Цвет машины никто бы не посмел назвать красным, но либо мне попался бык-дальтоник, либо бибиканье чересчур возбудило скотину… В любом случае, бык принял меня за неприятеля и двинулся к машине, грозно выставив рога. Я резко дал задний ход, высмотрел прореху в черно-белой мясо-молочной массе и направил туда "опель". Пастух с трудом поднял руку вверх и погрозил мне вслед грязным кулаком. Такой прием наводил на грустные мысли. Судя по всему, здесь меня совсем не ждали…

Моих познаний в топографии Верховодья оказалось достаточно, чтобы без помощи случайных советчиков выбраться из узких улочек на относительный простор загородной дороги, которая, по описанию Елистратовой, вела к охотничьему домику Сергеева. Первый поворот с обочины, второй… Вот и третий. Колдобистый проселок привел к опушке леса. Далее он превратился в поросшую травою лесную просеку с едва заметными следами колеи. Я лишний раз убедился в том, что иномарки абсолютно не приспособлены к нашему ландшафту, и с теплотой вспомнил об "уазиках" и прочей неказистой отечественной автотехнике. Радовало одно: машина чужая — чего переживать?.. Вскоре за деревьями показались контуры строений. Я заглушил двигатель, собираясь последние метры преодолеть пешком.

Охотничий домик не заслуживал уменьшительного имени "домик", так как имел добротные рубленые стены, поднимавшиеся на два этажа, светелку и крышу с коньком. Настоящий боярский терем! Прибавим сюда различные хозяйственные постройки, баньку и гараж. Усадьбу огораживал невысокий дощатый забор.

Кромкой леса я прошел к кустам, почти вплотную подобравшимся к забору, чуток послушал тишину и, не уловив ничего подозрительного, перемахнул через ограждение. Сохранять инкогнито мне помогали естественные укрытия, как то: телега, угол сарая, колодец…

Возле крыльца я повторно осмотрелся и прислушался. Дом хранил молчание, зато дверь баньки метрах в десяти была приоткрыта, и оттуда доносились какие-то звуки. Любознательность свойственна мне с раннего детства, а передвигаться, не создавая шума, научила жизнь.

Перед тем, как толкнуть дверь, я уже сообразил, что за ней увижу, но все же, ворвавшись в предбанник, дерзко крикнул:

— Руки вверх!

До моего появления в этом положении пребывали ноги девушки, лежащей на столе. Молодой человек без признаков одежды от пояса и ниже по вполне понятным причинам не смог выполнить команду сразу. Он обернулся на окрик, разглядел направленный ему в спину пистолет и лишь затем медленно поднял руки.

— Ма-ма! — взвизгнула девица, скатившись со стола на лавку и прикрываясь чем-то из предметов своей одежды.

— Тихо! — приказал я, тоже немного растерявшись.

Парень вобрал в плечи бритую голову и присел, ища на полу спущенные штаны. Зряшная затея… Носок моего ботинка не только мигом поднял ухажера, но и заставил его рухнуть грудью на стол.

— Падла! — больше с жалостью к самому себе, чем со злостью, хрюкнул бритоголовый.

Девица всхлипнула, в ужасе вращая ничего не понимающими глазами.

Дуло "макарова" уперлось парню в основание головы.

— Сколько людей в доме? — деловито спросил я.

— Пошел ты…

— Считаю до трех! Раз, два…

Щелкнул взводимый курок.

— Один Сашка! — тонко выпалила девушка.

— Где очкарик? — продолжил я скоротечный допрос.

— В погре… — попыталась ответить дама.

Однако бритый не дал.

— Молчи, сука! — Парень резво дернулся.

Я треснул дурака мордой о стол. Он взвыл.

— В погребе! — захныкала девушка. — Не убивайте нас!

Рывком за ворот рубахи я поставил бритого на ноги и развернул к себе лицом.

— Она тебя любит, глупый! — На слове "глупый" мой кулак погрузился ему в живот. Задохнувшийся ухажер сломался пополам. Я отворил дверь в парную, пинком зашвырнул бритого на полати и задвинул щеколду. Первый раз в жизни вижу, чтобы парная запиралась снаружи — зачем?

— Ну? — Мой взор обратился к девушке. Она успела кое-как натянуть блузку и оправить юбку. — Веди в дом! И, пожалуйста, без фокусов.

Девица затравленно кивнула и поднялась. На выходе из баньки, как истинный джентльмен, я пропустил женщину вперед.

— Тебя как звать? — шепнул я ей возле крыльца.

— Валя…

— Вот что, Валюха… Прямо из прихожей позовешь Сашку. Ясно? И под ногами не вертись.

Она послушно потянула на себя кованую ручку, выполненную в форме подковы. Пахнуло свежезаваренным чаем.

— Саня! — Голос девушки все же дрогнул.

В глубине дома что-то брякнуло, послышались неспешные тяжелые шаги.

— Чего тебе? — недовольно проворчал крепыш, вошедший в прихожую, отделанную светлым деревом.

Получив прямой в челюсть, он вылетел назад в гостиную-холл, также выдержанную в псевдодеревенском стиле. Сашка хотел подняться, но удар пистолетом по темени опрокинул его на цветастый половик. В отличие от Сашки, Валя в очередной раз вскрикнула.

— Где Вадим? — Я перешагнул через тело и заглянул в соседнюю комнату, служившую кухней.

— В поселке, — проговорила Валя.

— Надо его срочно найти. Связь есть?

— Телефон.

— Звони. Пусти слезу: несчастье, мол, произошло. Но не объясняй, какое. Вызови его сюда и сразу вешай трубку. Усекла, дорогуша?

— Да…

Валя набрала номер на аппарате, висящем на стене в гостиной. Я встал рядом, готовый прервать разговор, если он примет нежелательное направление.

— А мне бы Вадима Станиславовича, — произнесла девица. — Это Валя говорит.

— Где слеза?! — Мои пальцы впились в локоть звонящей.

— Вадим Станиславович, — плаксиво затараторила Валюха, — у нас здесь беда… Приезжайте скорей… Какая беда?

— С очкариком! — прошипел я.

— С очкариком! — повторила девушка. — Ой, больше мне нельзя говорить…

Трубку я сам повесил, выхватив ее у Вали. По моим расчетам, основанным на личном опыте поиска охотничьего домика, Сергеев должен был появиться минут через двадцать-тридцать.

— Покажи погреб!

Девушка торопливо проскочила на кухню и ковырнула носком туфельки металлическое кольцо, выглядывающее из-под кадки. Судя по аромату, в ней квасилась капуста.

— Сядь в угол, — распорядился я, отодвигая в сторону груз и приподнимая крышку квадратного люка, обшитого половыми досками.

Снизу пахнуло затхлостью и сыростью.

— Поднимайтесь! — Мой окрик упал в темноту и не вызвал никакого энтузиазма у очкастого. — Вылезай, черт возьми!

Заскрипели деревянные ступеньки. Человек выбирался медленно. Наконец свет упал на взъерошенную и грязную шевелюру. Узник поднял голову. Опухшее от побоев лицо, заплывшие глаза, близоруко прищуренные. В узнике с трудом угадывался курьер, передавший нам с Настей в автобусе пакет с злополучными документами.

— Привет! — с жалостью сказал я, протягивая руку.

Очкарик вздрогнул, всмотрелся, пошевелил запекшимися губами и… по его щеке скатилась слезинка. Растрогался, бедолага…

Через пару минут мы сидели вдвоем на кухне и мирно беседовали, предварительно заперев Валентину в чулане, чтобы не мешала. Девушка не протестовала. Прочитав мою лицензию частного детектива, очкарик вздохнул:

— Повезло мне… Если бы они взяли меня с документами, мы бы сейчас не разговаривали.

На отечном лице говорившего проступила бледность.

— Правильно, — согласился я. — Меня Константином зовут.

— Игорь Иванович, — пробормотал очкарик, — начальник валютного отдела банка. А где полиция?

— Скоро будет, — поспешил заверить я. — Как они вас раскрыли?

— В прошлый четверг Сергеев, вероятно, узнал о готовящейся проверке банка и догадался, что у полиции в банке есть… Словом, свой человек.

— Как узнал?

— Точно не скажу… В четверг я встречался с оперативником, прибывшим ко мне на связь. Возможно, нас засекли… И еще… Когда они меня здесь… — Он запнулся и опустил голову. — Когда они меня били, то интересовались, зачем я копался в бумагах кредитного отдела.

— А вы копались?

— К сожалению… Меня попросили… В полиции… Как раз в воскресенье я обещал привезти документы в город.

— Понятно. Вы никому не говорили, куда собираетесь утром в воскресенье?

— В том-то и дело, — с досадой обронил Игорь Иванович. — В отделе говорил…

— Да, прокольчик… Видимо, Сергееву донесли, а он сопоставил, — рассудил я. — Работник банка выезжает из Верховодья накануне акции — подозрительно.

Мы помолчали.

— Извините за нескромный вопрос, но что заставило вас работать на полицию?

Игорь Иванович одарил меня долгим взглядом опухших глаз, отвернулся и глухо произнес:

— Сергеев подставил моего брата… Мальчишка угодил за решетку.

Посвящать меня в подробности он не пожелал и замкнулся. Мне хотелось спросить, знает ли он что-нибудь о Волкове, о его дочери и афере с бензином, но помешал шум автомобильного двигателя во дворе.

— Дуйте на второй этаж, — велел я очкарику. — И не высовывайтесь!

Он послушно встал и побрел наверх. Я метнулся в прихожую и выглянул в щель приоткрытой входной двери. У дома только что затормозила белая "Волга". Из нее вышли двое мужчин. Шофер остался за рулем. Мужчины перекинулись парой слов, оглядываясь по сторонам, и направились к крыльцу.

Для того, чтобы озадачить врага, совсем не обязательно прятаться, устраивать засады, нежданно выскакивать ему в тыл с криком "Ура!". Достаточно встретить противника лицом к лицу в том месте, где он меньше всего ожидает на вас наткнуться, подарить ему лучезарную улыбку и вежливо сказать: "Здравствуйте!". Именно так поступил и я, сидя в плетеном кресле и направив пистолет на дверной проем в прихожую. В силу того, что мужчины на приветствие не ответили и замялись на пороге холла, мне пришлось их слегка ободрить:

— Входите-входите! — Для пущей убедительности я приподнял ствол до уровня их груди. — Я не из милиции, поэтому стреляю без предупреждения.

Мужчины переглянулись. Более молодой — среднего роста, плотный, со смазливым лицом провинциального ловеласа — первым сделал шаг вперед, нахмурился и недовольно произнес:

— Что вы делаете в моем доме?

— A-а, так ваша фамилия Сергеев! — обрадовался я. — Чертовски рад с вами познакомиться, дружище! Соблаговолите присесть вон на ту скамеечку.

— По какому праву… — с полоборота завелся он.

— Однако, голова у вас соображает плохо, — перебил я. — Берестов — к вашим услугам!

Вадим вздрогнул. Его седеющий напарник сунул руку под темно-коричневую замшевую куртку.

— Не дергайся, Пономарев! — своевременно предупредил я, сбросив флажок предохранителя на "макарове".

Начальник службы безопасности банка, наверное, обнаружил у себя за пазухой раскаленный утюг, ибо его рука вылетела оттуда, словно ошпаренная.

— Садитесь, господа. — Повторное приглашение они восприняли безропотно и угнездились рядышком на низенькой скамеечке, высоко задрав коленки. — Прошу вас постоянно держать руки в поле моего зрения, договорились? Замечательно!

— Чего тебе надо? — сухо спросил Сергеев.

— Предлагаю обменяться мнениями по ряду животрепещущих вопросов, — бодро сказал я. — Думаю, что это послужит для вас обоих неплохой разминкой перед грядущей встречей с представителями милиции и полиции, которая, по моим данным, состоится через час — максимум через полтора.

— Ты уверен? — заметно заволновался Пономарев.

— Абсолютно! Сюда направляется целая делегация. Поверьте, им есть, о чем вас спросить. Помимо претензий в налоговой сфере, вам предъявят обвинения в чисто уголовных делишках. Их — целая куча, и тянет она если не на вышку, то лет на пятнадцать — точно!

— Давай-давай, трави! — ухмыльнулся Сергеев. — С детства люблю сказки!

— Сказки? — Я тоже позволил себе улыбнуться. — Коричневый "опель" на дороге к домику вы, безусловно, заметили. Только на нем приехал я, а не ваши люди. Их накрыли вместе с аппаратурой. Когда я уезжал из полиции, гаврики наперебой давали показания…

— Какие? — не сдержался Пономарев.

— Прослушивание — цветочки, хотя "слухачей" взяли при оружии и они без лишней скромности сдали того, кто их послал. — Я насмешливо посмотрел на Сергеева и Пономарева. — Есть неприятности и похуже… Например, обормоты без вашего ведома проявили инициативу, захватив одного человека и пытаясь выбить из него кое-какую информацию, да облажались, устроив пальбу из автомата, а это называется — покушение на убийство. Есть свидетели и вещдоки. Нравится?

— Козлы! — в сердцах прокомментировал Сергеев.

— Согласен. Но согласятся ли с нами ребята из угрозыска? Маленькая деталь: в контексте всего остального самодеятельность парней выглядит неубедительно и ляжет темным пятном на светлое имя их хозяина. На ваше, дорогой Вадим Станиславович!

Сергеев матерно выругался и проговорил:

— Какой твой интерес во всем этом?

— Не спешите — я не закончил перечень ваших грешков. Прибавим сюда захват автобуса — форменный терроризм! Приплюсуем похищение людей.

Пономарев невольно бросил взгляд на дверь кухни.

— Да-да, мы уже успели пообщаться с Игорем Ивановичем, — успокоил я его и на всякий случай соврал: — Он теперь вне вашей досягаемости и жаждет увидеться со своими коллегами-полицейскими.

— Гнида! — бросил Сергеев.

— Дело вкуса, — не стал спорить я. — Кстати, я не оговорился, сказав о похищении людей, а не одного человека.

— Что? — На лицах и Сергеева, и Пономарева возникло вполне искреннее удивление.

— В этом и кроется мой интерес. Некто Волков обратился к нам в агентство за помощью в розыске пропавшей дочери. Девушку зовут Яна. — Я закинул ногу на ногу, наблюдая за реакцией собеседников.

Нет, в панику они не ударились, но и растерянности скрыть не смогли.

— У Волкова похитили дочь? — недоверчиво спросил Сергеев. — И ты хочешь повесить похищение на нас?

— Не то, чтобы хочу… — я сделал паузу. — Однако на фоне махинаций с бензином подобный вывод логически напрашивается сам собой.

— Бред! — Нервы у Сергеева сдали. Он хотел вскочить, но мой окрик заставил Вадима остаться на скамейке. — Мы его дочь в глаза не видели!

— А кто убил Фукина? — вкрадчиво произнес я. — Кто пришил на лесной полянке самого Волкова? Готовьтесь отвечать милиции и на эти вопросы, господа!

Вадим сошел с лица. Пономарев наоборот покраснел. Его глаза метали молнии в меня, но дуло моего пистолета мешало отважиться на какие-либо кардинальные действия.

— Чернуху лепишь! — проворчал бывший заместитель начальника РОВД.

— Допустим, — смилостивился я. — Предлагаю разговор начистоту. Не для протокола.

— Чтобы ты потом выслужился перед ментами? — раздраженно спросил Сергеев.

— Мне платят деньги клиенты, а не власти! — гордо проговорил я и взглянул на часы. — У нас совсем мало времени. Не забывайте, что я не только частный сыщик, но и основной свидетель по делу о похищениях девушки и очкарика, а также об убийствах ваших партнеров по бизнесу. Если вы сумеете убедить меня в вашей непричастности, то мои показания на следствии помогут вам, дуракам, выкрутиться и хотя бы частично отмыться от грязи. Соображаете?!

Пару минут они молчали, обдумывая предложение. Я не подгонял — пусть сами созреют.

— Попробуем, — неуверенно заговорил Сергеев.

— Вот и умники! — оживился я.

— Только… — Вадим покосился на Пономарева.

Я понял намек: банкир доверял своему держиморде, но не до такой степени.

— Службе безопасности назначается пост в погребе! — объявил я.

Пономарев явно обиделся, тем не менее активно возражать побоялся. Сергеев лично отвел его на кухню, где под моим контролем поставил кадку с кислой капустой на люк погреба, куда спустился шеф службы безопасности банка.

Слушая монолог Вадима, я с удовлетворением отмечал про себя, что мы с Никодимычем при помощи Татьяны Александровны Лозовской в целом верно поняли подоплеку "бензиновой лихорадки".

Идея принадлежала Куниной и Сергееву, вдохновляемыми завистью к барышам учредителей банка. Вадим намекнул на какие-то операции с московскими деньгами, которые они с женой проводили, рискуя при этом куда больше, чем люди их задумавшие. Я не стал копаться в подробностях, полагая, что ими позже займутся в налоговой полиции… Как бы там ни было, но обиженные мизерным доходом супруги решили подумать и о собственном интересе.

Год назад в голове Сергеева созрел остроумный замысел пополнения семейного бюджета. Как реализовать идею? Где найти место для временного хранения бензина и машины для переброски топлива? Помог случай… Однажды Сергеев познакомился с Фукиным, который в тот день находился по делам службы в Верховодье. Василий Борисович, испытывая страсть к рыбалке, заодно наводил мосты дружбы с местными рыбаками. Общительный Сергеев заинтересовался командиром части, пригласил того к себе домой на обед. Крепко выпили, скорешились. Из беседы с подполковником Сергеев узнал о пустующих в его хозяйстве хранилищах и несказанно обрадовался: то, что надо! К тому же быстро выяснилось, что двоюродный брат Фукина заправляет в городе АО "Нефтепродукты". Прекрасный вариант! Сергеев ухватился за веревочку… Через недельку пригласил обоих братиков порыбачить, а вечерком за ужином без обиняков предложил создать "совместное предприятие". Кузены колебались недолго. Дабы не вмешивать лишние рты, организацию и оформление подставных фирм решили возложить на Волкова. Он же обязался обеспечить исправную отгрузку бензина в их адрес. Фукину, естественно, поручили хранение и перевозки, для чего он согласился предоставить три десятка бензовозов, имевшихся в части. Банкиры со своей стороны гарантировали необходимое финансирование…

— Я сам подсказал Аверьяну канал получения паспортов для регистрации фирм, — похвастался Сергеев, завершив описание подготовительного этапа. — У пьяниц на рынке… За какие-то гроши!

— Странно… Как же в городской регистрационно-лицензионной палате Волков обходился без присутствия настоящих учредителей?

— Ха! Подписи в бумагах они с Фукиным делали сами, а в палате… — Вадим хитро посмотрел на меня. — Кто в наше время не покупается? Все продаются! У Аверьяна там объявился давний дружок. За скромный гонорар он все и обтяпывал. Потом случались ситуации еще смешнее: Волков даже не приносил паспортов, а вместе с бабками втюхивал чинуше бумажку с фиктивными сведениями на учредителей. Тот, мерзавец, и проверять-то не трудился!

— Фамилия Волковского другана?

— Зачем мне лишнее? — резонно заметил Вадим.

— Кто занимался покупателями?

— Мы прикинули, что с наибольшей выгодой можно сотрудничать с южными братьями. — На его губах появилась улыбка. — Волков каким-то образом вышел на Багира…

— Кто таков? — немедленно среагировал я.

— Городской. Не последний человек в их торговых кругах. Я сам его лишь раз видел. Все переговоры вел Аверьян. Словом, первую партию сдали в июне прошлого года… Все прошло гладко. Бензин вывезли из части на небольшую товарную станцию и перекачали в цистерны.

— Куда же их отправили?

— Понятия не имею. Кого это колышет? Бабки мы получили, остальное — не наши проблемы.

Излагал Сергеев вполне убедительно.

— Как разделили куш?

— На четыре равные доли. Все справедливо. — Внезапно в глазах Вадима вспыхнула злоба. — Если б не сволочь Аверьян, то все прошло бы гладко…

— Занесло, да? — посочувствовал я.

— Алчность фраера сгубила! — вспомнил расхожее выражение Вадим. — Решил меня объехать…

— Объехал! — подчеркнул я свершившийся факт. — Ловко он под тебя лжебухгалтершу подложил!

— Ты и про это знаешь?! — взвился Сергеев.

— Небось, попало от благоверной? — невозмутимо спросил я. — Когда выяснилось, что кредит завис, твоя супруга прижала заместителя управляющего, а та и выложила, кто хлопотал.

— Тьфу! Ты что, Нину отыскал?

— Ага… Только зовут ее Галей.

— Б…!

— Угадал. И еще какая! — Я вспомнил гостиницу и соблазнительное Галино тело.

Сергеев оторвал меня от приятного видения.

— В начале мая я и сам понял, что дело не чисто, — проговорил он сконфуженно. — Поехал в город искать Петрова. Дважды дома не застал. От соседей узнал, что он за птица. Кинулся к Нине или как там ее… Мимо! Терялся в догадках, какая скотина посмела меня кинуть!

— Тогда ты полез в Кредпромбанк?

— Не я… Жена созвонилась с управляющей, сама к ней съездила и…

— А как же банковская тайна? — укорил я.

— Жизнь есть жизнь, — глубокомысленно изрек Сергеев. — Люди должны помогать друг другу.

— Золотые слова! — похвалил я. — Волков не учел, что банкиры тоже люди… Давай, Вадик, помогать мне и дальше. Ты узнал, куда ушли деньги со счета "Астры" в Кредпромбанке и… сильно обиделся на Волкова, так?

— Еще бы! Я взял ребят и поехал к Волкову разбираться…

— Когда?

— На прошлой неделе… — Сергеев закатил глаза к потолку. — В понедельник. Нашли его на работе. Он, засранец, говорить со мной отказался. Не могли же мы устраивать там погром?

— Верно. Тогда вы подкараулили его дома!

— Чего караулить? Дочь сама нам открыла…

— Добровольно? — усомнился я.

— Конечно! Я до этого дважды бывал у Аверьяна.

— Да? Ну ладно, поверим… Вы дождались Волкова и…?

— Что "и"? Ничего плохого ему, гаденышу, не сделали, — с явным сожалением произнес Сергеев.

— Почему? — задал я наводящий вопрос, чтобы проверить свои собственные умозаключения.

— Потому… — буркнул Вадим и отвернулся от меня.

— Попробую тебе помочь. Затеяв аферу с кредитами, ты сам, голубчик, сунул голову в петлю. На чем Аверьян и сыграл. Волков припугнул тебя, что если ты не отстанешь, то он сдаст тебя с потрохами тем людям, которые стоят за банком. Ты же их обжулил! Правильно?

— Да… — сдался Вадим.

— И пришлось тебе, милый, убраться не солоно хлебавши! Ты попросту струсил. А уж когда узнал о готовящейся проверке, форменно ударился в панику. Тебя меньше всего заботили штрафы налоговой полиции: деньги в конце концов сдернут не с тебя лично, а с банка. Ты писался в штаны от одной мысли, что вскроются бензиновые цепочки и это станет достоянием гласности!

Сергеев не выдержал и вскочил.

— Сядь! — прикрикнул я.

Банкир обмяк и шлепнулся задом на скамью.

— Кстати? откуда ты пронюхал про готовящуюся проверку?

Вадим промямлил что-то невнятное.

— Слушай, неужели ты не понимаешь, что в камере тебе сейчас будет куда безопаснее, чем на воле, а чистосердечное раскаяние… Да чего мне тебя учить?!

Сергеев, потупившись, раскололся. История выглядела простой до смешного. Или смешной до слез.

Сотрудник налоговой полиции Бабкин частенько бывал в Верховодье по служебным делам: посещал налоговую инспекцию, встречался с предпринимателями. С некоторых пор он завел себе зазнобу среди местных. Девушка торговала в коммерческой палатке. Сергеев прознал об этом. Его мальчики слегка прижали девицу и заставили стучать на Бабкина. Кое-что он брякал ей сам, кое-что она сама выведывала… В минувший четверг Бабкин внезапно появился у подруги и радостно сообщил, что в будущий понедельник приедет вместе с коллегами в командировку с проверкой "одного учреждения" и пробудет в Верховодье несколько дней. В минуты духовной и телесной близости, протекавшие прямо в ларьке, девушка выведала у Бабкина объект интереса налоговой полиции. Осознав ценность информации, "шпионка" предложила продлить сладкое свидание у нее дома, но полицейский отказался, сославшись на предстоящую важную встречу с каким-то человеком, от которой во многом зависел его предстоящий приезд в Верховодье. Девушка проводила любовника и мигом связалась с людьми Сергеева. Вадим сделал верные выводы…

Слушая его рассказ и сверяя его со словами Игоря Ивановича, я тоже сделал вывод. Вывод о том, что в четверг начальник валютного отдела банка встречался именно с Бабкиным. Все сошлось…

— Я дал задание Пономареву искать стукача, да времени оставалось мало. — Сергеев иссяк и выжидательно уставился на меня.

— То есть, очкарика вы заподозрили, но не имели доказательств, — подытожил я. — Знали, что он собрался в воскресенье в город, перекрыли автобусную станцию, но здесь брать побоялись и предпочли устроить маскарад на шоссе?

— Угу, — мрачно подтвердил Вадим. — Ты нам все испортил…

— Извини, чистая случайность. — Мои наручные часы напоминали, что время нашей беседы истекает: вот-вот сюда прикатит Третьяк с полицейско-милицейской командой. — Ценю твою откровенность. Жаль, но вынужден покинуть этот уютный домик.

— А мне что делать?

— Ждать официальных властей. Ты же сам пришел к мысли, что так будет лучше… Ну, правда, я чуть-чуть помог… И не распространяйся о содержании нашего разговора.

— Не понял?! — Он вновь вскочил.

Я тоже поднялся и пояснил:

— Как ты думаешь, кому будет лучше, если я успею найти подлинных убийц Волкова и Фукина до того…?

— До чего?

— До момента, когда меня самого упрячут в камеру, соседнюю с твоей!

Подозреваю, что Сергеев впал в состояние шока. Его реакции мне не удалось увидеть, так как, не задерживаясь долее, я выскочил на улицу и устремился к "опелю". Водитель "Волги" выскочил из своей машины и что-то прокричал мне вслед. Ветер запутал его крик в кронах ближайших сосен.

Дело было к вечеру — делать было нечего… Нет, это не про нас. У нас с Никодимычем наоборот производственный процесс находился в самом разгаре. И "горели" мы в сомнительном уюте жилища уголовника Коли, превращенного шефом в конспиративную квартиру. Сам Коля дипломатично слинял к каким-то друзьям-подругам, оставив нас вдвоем.

— Как тебе удалось разминуться с полицией? — спросил любимый начальник без признаков радости за удачливого подчиненного.

— Добрался до большака, съехал в лес, пропустил колонну казенных автомобилей, спешащую к охотничьему домику, и спокойно покатил в Верховодье. Съел там пару пирожков с неопознанной начинкой, запил газированной водичкой и поехал домой, то есть — сюда. — Охотно доложил я. — Ах да, чуть не забыл! Еще заправил бак.

— Мало того, что Сысоева против себя настроили, так еще и в лице налоговой полиции врага приобрели! — в сердцах посетовал шеф.

— Вы о моем бегстве из отдела? Бросьте: победителей не судят! Сергеева я им оставил без чешуи и с выпотрошенным брюхом. Валяй в муке и жарь!

Образность кулинарного сравнения породила во мне голодные позывы. Пирожки переварились в моем желудке что-то слишком быстро…

— Победителей не судят! — ехидно передразнил Никодимыч, попыхивая сигареткой. — Кто сказал, что мы с тобой победители?

— Будем!

— Мне бы твою уверенность… С бензином, ладно, разобрались. Допустим, ты прав: Волкова и Фукина шлепнул не Сергеев. Все объективные факты, известные нам, вроде бы в его пользу. Но кто тогда? На кого работают молодцы, палившие в нас на полянке? — Шеф вперил в меня свои умные серые глаза. — Опять же, Яна…

Я отхлебнул остывшего чая и сказал: — Второй день над этим думаю… Вчера над обрывом меня заинтриговали слова неподдельного удивления одного из бандитов по поводу того, что Волков нанял нас для розыска дочери. Учитывая утренний визит к Аверьяну домой и встречу с самой Яной, я окончательно поверил в то, что люди Сергеева не похищали дочь Волкова…

— Вывод впечатляющий, — ухмыльнулся Никодимыч. — А что это дает?

— Ничего, — признался я. — Зайдем с противоположной стороны. Зачем Волков положил учредительные документы "Астры" в дипломат с деньгами, которые собирался отдать? Вижу одно объяснение: так потребовали вымогатели. С какой целью? Чтобы документы позже не обнаружили в вещах убитого… К чему сия предосторожность? Мы знаем, что на сделке с "Астрой" Волков и Фукин обошлись без помощи банкиров. Но правильно ли говорить, что в ней не участвовал кто-то третий — нам пока неведомый?

— Некто, кого кузены тоже облапошили? — нервно переспросил Никодимыч, доставая новую цигарку.

— Да! Причем третий обиженный оказался покруче Сергеева. Он не постеснялся пойти на крайние меры, несмотря на то, что Волков согласился откупиться. Этим также объясняются наезды на нас самих: мы для третьего опасные свидетели, ибо видели и запомнили его людей, а, значит, при большом желании можем добраться и до него.

— Постой… — Шеф предостерегающе поднял ладонь, словно хотел отодвинуть меня от себя подальше. — Не вяжется! Как они так быстро нас вычислили? Ведь уже в воскресенье вечером и тебя, и меня пытались…

— Ясно! — Я хлопнул себя по лбу, беспардонно прервав размышления начальства. — Договор! Второй экземпляр нашего договора находился в кармане у Волкова. Я сам видел, как он его туда положил после подписания. Вот как бандиты поняли, кто мы с вами такие!

Никодимыч озадаченно почесал кончик носа и проговорил:

— Оч-чень может быть…

— Неудачная попытка взять штурмом мою квартиру их не остудила. Утром в понедельник они установили за мной слежку, подгадывая подходящий момент для расправы. Квалифицированно вели… Заметил гавриков лишь на автовокзале.

— А меня посчитали… того? — огорчился шеф.

— Конечно! Меня же после автовокзала они потеряли: домой я не возвращался, в офисе не показывался…

Никодимыч неожиданно вскочил и вытаращил глаза.

— Геля… — еле слышно прошептал он.

Меня охватил озноб. В мозгу всплыла фраза Сысоева, брошенная в кабинете Третьяка: "Вчера хоть ваша распрекрасная Геля трубку снимала, а сегодня решили и ее в подполье убрать!"…

— Когда вы с нею связывались последний раз?

Вопрос не сразу дошел до сознания Никодимыча.

— А?.. Утром звонил перед нашим уходом в полицию… Потом ходил к Дарье Сергеевне в больницу, а после обеда Геля почему-то трубку не взяла.

Господи! До чего мы иногда бываем глупы?! Два дня за нами с шефом упорно охотились, а на третий все затихло… Нам бы задаться вопросом: "Почему?". Так нет! Полностью потеряли бдительность, идиоты! Своих жен спрятали подальше от греха, а беременную коллегу оставили, по сути дела, приманкой в пустой конторе…

Я схватил допотопный телефон.

— Агентство "Мистер Холмс", — привычно отозвалась Геля, разве что слегка устало.

— Привет, голубка! Ты чего домой не идешь? — бодро осведомился я, испытав огромное облегчение: жива-здорова наша младшенькая!

— Жду сигнала шефа… А вообще ты прав: рабочий день заканчивается. Вы приедете?

— Есть такая необходимость? — После эйфории от первых фраз Гели я вернулся в суровую действительность и вновь забеспокоился: что-то в ее голосе не то…

— У меня любопытные новости.

— Излагай!

— Не по телефону… Надо встретиться. Могу приехать сама, если назовете адрес.

— К чему утруждаться. Разве до завтра не терпит? — Я перехватил тревожный взгляд шефа.

— Нет, завтра новости устареют.

Я помолчал. Геля тоже не горела желанием продолжать разговор.

— Ты здорова?

— Более-менее…

Внезапно до меня дошло.

— Модяр еижуч! — быстро произнес я и перевел для дураков: — Сегодня так сегодня, как говорят нанайцы!

— Онрев! Я рада, как говорят те же нанайцы. Когда вас ждать, Костя?

— Не раньше, чем через два часа. У нас тут незавершенное дельце. Не прощаюсь! — Я повесил трубку.

Никодимыч ничего не понял. Надеюсь, что не поняли и те, кто слушал наш с Гелей разговор.

— Чего у тебя язык заплетается? — удивился шеф.

— Вы в детстве конечно не играли в слова-перевертыши?

— Почему — конечно? — Начальник наморщил лоб. — Рядом чужие? — догадался он.

— Геля ответила: "Верно". У нас в офисе гости. И они горят желанием пощупать наши поджилки.

— А на кой черт нам два часа?

— Внезапность — хорошее оружие. Главное, застать противника врасплох! — нравоучительно заметил я. — Какие соображения относительно тактики?

На лицо шефа набежала тень.

Наглость — второе счастье. Жизнь частенько доказывала мне справедливость данного афоризма. Для освобождения заложницы мы избрали его своим девизом. Мы — это Никодимыч, я, весьма кстати вернувшийся домой Коля и его приятель по зоне, которого мы прихватили по пути к родному офису. Приятеля звали Васей. Он имел два метра росту и почти полтора в поперечнике, но отличался на удивление кротким нравом. Не знаю, в чем заключался его прежний конфликт с законом, но при первом кратком знакомстве Вася производил впечатление добродушного слона, выпущенного из зоопарка на волю за примерное поведение. На Колину просьбу о помощи он откликнулся всем сердцем, не вникая в подробности.

Никодимыч справедливо предположил, что бандиты прибыли на машине. Ее-то мы первым делом и начали искать в окрестностях дома. Знакомый серебристый "мерc" притулился за углом. В нем скучал шофер. Если тот же, что пытался меня задавить на полянке, то с ним следовало держать ухо востро. Во избежание случайностей, к машине отправили Колю и Васю. Они прикинулись подвыпившими разгильдяями. Коля развязно постучал в окошко и жестом показал водителю, что не против закурить. Тот приспустил стекло и сказал что-то обидное Коле, ибо бывший вор, не мудрствуя лукаво, смачно плюнул в образовавшуюся щель. Наверное, не промахнулся, так как шофер психанул и сноровисто выбрался из машины, что-то ища у себя за пазухой. Вася, как я уже говорил, не страдал любопытством и не захотел ждать, пока разъяренный водитель вынет это что-то… Он опустил свой пудовый кулак ему на голову, заставив прекратить поиски. Затем они с Колей запихали бесчувственное тело в багажник и заперли машину.

— Вот! — Вася, возвратившись к дереву, под которым мы с шефом укрылись, отдал нам ключи и торжественно продемонстрировал… рукоятку переключения скоростей с фирменным знаком "мерседеса".

Я хотел сказать, что тогда не было смысла запирать машину и приносить ключи, но не захотелось огорчать перестаравшегося гиганта.

— Что дальше? — обратился Коля за инструкциями к Никодимычу. — Окно?

— Окна исключаются — на них решетки, — напомнил я.

— Их четверо, — подсчитал Коля количество пассажирских мест в "мерседесе". — Нас тоже четверо. — Затем похлопал Васю по глыбообразному плечу и горделиво уточнил: — Нет, нас, мужики, пятеро.

— Выбьем дверь! — скромно предложил польщенный Вася.

— Железная и двойная, — с сожалением произнес Никодимыч. — Сделаем так…

Спустя ровно пять минут в подъезд, где на первом этаже помещалась наша контора, вошел Коля. Через минуту он бодро помахал нам с крыльца, убедившись, что в подъезде никого нет. Мы с шефом присели на лестнице, приготовив пушки, а Коля и Вася поднялись на площадку и позвонили. Дверь со скрипом отворилась.

— Вы к кому? — донесся голос растерянной Гели.

— К тебе, красотка! — рявкнул Вася.

Судя по звукам, они втолкнули Гелю в квартиру и захлопнули за собой дверь. Дальнейшее мы с шефом узнали от Коли чуть позже…

— Это ограбление! — грозно объявил Коля нашей младшенькой. — Веди себя хорошо и мы…

Предупреждения он не закончил, увидев двух субъектов с автоматами, возникших у Гели за спиной. Они оттерли младшенькую и наставили оружие на грабителей

— Нас опередили! — пожаловался приятелю Коля.

— Да, — просто согласился Вася.

— Вот, холера! — ругнулся Коля.

— Она! — снова поддакнул Вася.

Автоматчики явно затруднялись решить, что им делать дальше. Помог усатый — тот самый, который в воскресенье прирезал на полянке несчастного Волкова. Он опять и здесь был за главного, ожидая в гостиной, куда нас с Никодимычем, дрожащих от страха, должны были доставить его бойцы. Раздосадованный задержкой, усатый вышел в прихожую, дабы выяснить, в чем же дело. Вася и Коля с заточками в руках озадачили главного не меньше, чем его подручных.

— Может, ребята, поделимся и разойдемся? — робко предложил Коля.

— Вы кто такие? — обрел дар речи усатый.

— Воры — как и вы! — охотно пояснил Вася без ложной скромности.

— Какого хрена?! — взорвался предводитель бандитов. Визит конкурентов нарушал весь тщательно подготовленный план. — Бросьте пики!

Коля и Вася послушно выкинули заточки.

Нестандартная ситуация не просто нервировала усатого — она загнала его в тупик. Вдруг парочка работает на какого-то уголовного авторитета? Пришить их — разбирайся потом. По виду ведь — обычные урки…

— Заприте гостей в отдельной комнате! — распорядился командир, имея в виду мой кабинет.

— Не пойдет, — заупрямился Вася.

Один из подручных решил проявить служебное рвение и ткнул Васю стволом в живот. Вася обиделся, схватился за ствол и без труда вырвал автомат из рук бандита. В следующее мгновение обезоруженный с глухим стоном брякнулся на пол, зажимая руками разбитое лицо. Второй автоматчик не решился стрелять без команды усатого, а тот не решился такую команду отдать: поднимать шум ему не хотелось. Промедление погубило их обоих. Коля свалил боевика ударом в челюсть, а Вася чуть не оторвал усатому руку, отбирая пистолет с глушителем, который тот попытался пустить в ход…

Когда мы с Никодимычем вошли, любезно приглашенные Колей, то никто из троих налетчиков не подавал признаков жизни. Между распростертыми на полу телами стояла Геля с бледным лицом, приложив ко рту ладошку. Увидев шефа, она бросилась к нему, уткнулась в плечо и заплакала. Мне же, напротив, захотелось рассмеяться. Нет, не от радости за блестяще проведенную Колей и Васей операцию… Я признал не только усатого, но и одного из его подручных — парня, в которого стрелял на полянке и считал убитым. Значит, на моей совести одним трупом меньше. Вот так, товарищ Сысоев!

Младшенькая оправилась от пережитого потрясения, напилась горячего чая и в двух словах объяснила суть происшедшего: около трех часов дня в дверь позвонил неизвестный гражданин вполне приличного вида (усатый!), вежливо справился обо мне и на закономерный вопрос Гели, какое ему, собственно, дело до меня, показал ей пистолет с глушителем. Под воздействием такого серьезного аргумента младшенькая впустила гостя, следом за которым вошли еще двое. Под плащами они скрывали короткоствольные автоматы. Усатый заявил, что им нужен Константин и они готовы ждать его, голубчика, сколь угодно долго. От Гели усатый потребовал полного послушания, а также предложил девушке заманить меня в офис, если я позвоню. После этого вся троица чинно уселась в приемной смотреть телевизор, взяв в компанию и младшенькую. Словом, наша коллега успешно выполнила задание бандитов и даже его перевыполнила, ибо я пришел не один…

Никодимыч вызвал такси и увез Гелю домой, дабы сдать ее целой на руки молодому мужу. Мне он поручил предметно побеседовать с "задержанными" и вытрясти из них все! В выборе средств шеф разрешил не проявлять излишней щепетильности: с волками жить по-волчьи выть. Правильно попросил…

С помощью Коли и Васи я рассортировал захваченную троицу по разным комнатам, предварительно связав налетчикам руки и вывернув у них карманы. Документов, удостоверяющих личности, мы не нашли. Зато нашли у каждого по одной игральной карте с одинаковыми рубашками: "семерки" у обоих боевиков и "десятку" у усатого.

— Для проезда в автобусе, что ли? — пошутил Коля.

Я не принял шутки и предложил заняться выполнением задания Никодимыча.

— О чем пытать? — спросил у меня Вася, выглянув из кабинета Никодимыча, куда он отнес усатого.

— На кого работают — раз, — начал инструктировать я. — За что убили Волкова и Фукина — два.

— И все?! — удивился Вася.

— Если он толково ответит на первые два вопроса, то об остальном я спрошу у него сам.

— Понятно. — Вася аккуратно прикрыл за собой дверь комнаты. Оттуда тотчас донесся звук оплеухи и короткий жалобный вскрик.

Коля, вдохновленный примером товарища, тряхнул автоматчика с разбитым лицом и грозно произнес:

— Ну? Ты слышал, что от тебя требуется?

— Пошел ты…! — Парень сплюнул сгусток крови прямо на палас гостиной.

— Ясно, — вздохнул Коля и врезал ему по почкам. Вполне, заметьте, профессионально.

Я невольно поморщился и удалился к себе в кабинет, где ждал мой "крестник" с полянки.

— Как же ты жив остался? — спросил я парня.

— Броник… — нехотя сообщил он и поежился: в приемной снова закричал любитель плевать на ковры.

— Гестапо, да? — Парень отвернулся к окну, стул под ним скрипнул.

— Имя у тебя есть?

— Кирилл, — проворчал он.

— Кто вас послал сюда, Киря?

— Хома…

— Кто?!

Кирилл кивнул на дверь. Я сообразил, что Хомой зовут усатого, и задал следующий занимавший меня вопрос:

— А Хома на кого работает?

— Не знаю… Нам не докладывает.

— Мне тебя бить? Предупреждаю, что будет больно… И даже очень!

Он снова поежился, но промолчал.

— Понимаешь, Киря… За минувшие три дня я очень мало спал, но много нервничал. Вы, други мои, совершили вооруженный налет на частное предприятие. Мы вынуждены были защищаться и тоже применить оружие, на которое, в отличие от вас, имеем официальное разрешение… Из-за того, что мы с моим начальником стреляем лучше, нам удалось уложить вас всех… — В моем голосе зазвучал металл. — Ты, сосунок пакостный, догадываешься, что я не шучу?! У нас есть даже два свидетеля, которые подтвердят, что так оно все и случилось!

В этот момент в приемной раздался крик. На сей раз кричал Коля. Я ринулся туда, выхватывая "макарова". Ничего страшного не произошло, если не считать того, что наглый бандит изловчился и цапнул зубами Колю за ляжку. Коля кружил по комнате, зверски ругаясь. Увидев меня, он подскочил к обидчику и пнул его ногой по ребрам. Тот завертелся волчком на полу, тоже извергая потоки ругани, перемежаемой воплями от боли.

— Нет, так не пойдет, — проговорил я вслух, обращаясь большей частью к самому себе.

Серьезный процесс дознания превращался в фарс. В подтверждение этому из кабинета Никодимыча высунулся Вася и подмигнул мне.

— Готов! — объявил гигант, виновато улыбаясь.

У меня по телу побежали мурашки: перестарался, дурень… Трупа нам только и не хватало! Я оттолкнул Васю и ворвался во владения своего начальника. Хома сидел на… столе с остановившимся и полным ужаса взглядом. На его бледном лице отсутствовали следы побоев, одежда находилась в относительном порядке. Ничего не понимая, я обернулся к Васе.

— Он хочет говорить, — проворковал тот. — Пойду помогу Коле.

Почти сразу в приемной затихли и крики, и возня… Я слушал тишину и гадал, что же такое сделал Вася с усатым, коль главарь решился исповедаться. В конце концов я высказал заботивший меня вопрос самому Хоме.

— Все скажу… — прошептал усатый, закрывая глаза. — Только не пускай его больше ко мне.

— Хорошо, — согласился я, привалившись спиной к двери. — Излагай.

— Мы — от Валета.

Кличку я, безусловно, раньше слышал. Так звали молодого человека, недавно пробившегося в пятерку городских уголовных авторитетов. Слыл он человеком наглым, жестоким и абсолютно лишенным каких-либо моральных принципов.

— Что связывало Валета с Аверьяном?

— Оружие…

— Какое оружие?! — опешил я, ожидая услышать что угодно, только не это.

— Такое! — хмыкнул Хома. — Обыкновенное… Валет взял у Аверьяна партию, а потом решил, что Волков его надул и завысил цену. Динамы Валет не прощает…

— И он потребовал от Аверьяна вернуть часть денег? Все деньги…

— Все?! Что-то слишком круто, — усомнился я в правдивости слов Хомы.

— Валету виднее… Он шибко обиделся на Аверьяна.

Поразительно… Хотя… У них свои правила игры. Судя по всему, директор АО "Нефтепродукты" случайно влез в область преступного бизнеса, в которой плохо ориентировался. Да и для подобных дел надо иметь подобающий характер и специальную подготовку. Видимо, Валет почувствовал слабину Аверьяна и надумал того раздеть. Получилось…

— Откуда же у Волкова оружие?

— Где-то надыбал, — пожал плечами Хома. — Про то Аверьян помалкивал.

— Мне Васю позвать? — проверил я его искренность.

— Не надо! — быстро ответил Хома. — Я краем уха слыхал, будто Волков взял пушки у черных в обмен на какой-то товар.

— А Фукин?

— Вояка-то? Так они с Аверьяном вместе промышляли…

— Когда состоялась сделка?

— Чего? — не понял Хома.

— Когда Аверьян сдал партию Валету?

— В двадцатых числах апреля.

— А когда Валет начал его доить? — Шестеренки в моей голове резво завращались.

— В прошлый понедельник.

— Подробнее…

— Меня при их базаре не было.

— А где ты стоял? — усмехнулся я.

— У подъезда, где жил Аверьян.

— Ага, так Валет заходил к нему домой? Один?

— Один.

— Придется звать Васю…

— Не дави! — взмолился Хома. — Когда Валет вышел на улицу, то сказал, что Аверьяну надо несколько дней для сбора денег. Он установил ему срок до воскресенья.

— И для гарантии вы взяли дочку Волкова?

— Какую дочку?

— О которой Аверьян тебя на полянке спрашивал, а ты еще над ним посмеялся! — Я напрягся.

— Ничего не понимаю, бля буду! — разволновался Хома. — Я и тогда ни шиша не понял: думал, у него крыша едет! Потом и Валету про то сказал, а он посмеялся и покрутил у виска: псих, мол…

— Зачем записку Аверьяну подкинули?

— Какую записку? — неподдельно удивился Хома.

Так… Либо Валет поручил это кому-то другому, либо…

— Почему Валет дал приказ убрать Фукина и Волкова?

— Чтоб не болтали… Оружие — сам понимаешь! — проговорил он многозначительно.

— Кто стрелял в Фукина?

Хома потупился.

— Мне менты говорили, будто там был пистолет с глушителем, — напомнил я.

— После того, как в город вернулись… Валет сильно осерчал, что в дипломате Аверьяна оказалась половина суммы… Вот и заставил… Фукина тоже… того…

— В наказание за то, что стрельбу в лесу устроили? — помог я. — И нас упустили?

— Мы не думали, что Аверьян хвост притащит, — хмуро сказал Хома. — Растерялись…

— Потому за нас с моим начальником и принялись? С перепугу, да?

— А что было делать? — Хома виновато посмотрел на меня, пытаясь разжалобить и заслужить прощение.

— Где труп Волкова?

— Зарыли на свалке на окраине…

— Валет всем своим выдает карты?

— Да… У него бзик.

Не похоже, чтобы Хома врал. Интересно, что же такое с ним сотворил Вася, если бандит, на котором столько крови, плывет, как дешевый фраер?

— Слушай, чего ты так Васю испугался?

Хома весь сжался, снова закрыл глаза и едва слышно прошептал:

— Он, гад, отпетушить меня пообещал… Прямо тут…

"Браво, Вася!" — Я мысленно разразился аплодисментами и не сдержал улыбки, глядя на скукоженного Хому. Вон какой ключик добряк-гигант к нему подобрал!

— Последний вопрос… Где сейчас оружие?

Хома уставился в свои колени.

— А так бойко вещал! — укорил я его.

— Меня же Валет приколет…

— Валет далеко, а Вася — за стенкой.

— Суки! — всхлипнул Хома.

В этот момент дверь мигом распахнулась. Увидев Васю, Хома задрожал и торопливо проговорил:

— На Стрелке… В подвале бывшей мельницы!

Никодимыч вернулся в контору на том же такси, на котором отвез Гелю. Лично я никогда не позволял себе так расточительно обращаться с деньгами агентства. Но начальство есть начальство — ему видней.

Выслушав мой отчет, шеф выразил недовольство тем, что я отпустил по домам наших добровольных помощников, выдав им по бутылке "Столичной" в качестве премиальных.

— Мало? — забеспокоился я.

— Попросить их принести сюда водителя "мерса" ты, разумеется, не догадался и теперь нам самим…

— Напротив, — перебил я. — Они с радостью выполнили это последнее пионерское поручение.

Шеф что-то пробубнил, но смотреть на четверку, запертую в моем кабинете, не пожелал. Он прилег на диван и констатировал очевидный факт:

— Картина прояснилась.

— Какая? — уточнил я.

— С бензином "Астры". Вернее, с его продажей…

Развить мысль ему не дал звонок… во входную дверь, приведший нас обоих в состояние легкой растерянности: кого черти несут? Для друзей — поздновато, для врагов… Сколько ж можно нас третировать?!

Я тихонько проскользнул в прихожую и заглянул в глазок. Вид толпы на площадке перед дверью наполнил мое сердце детской радостью. Рука сама отперла замок.

— Ага! — торжественно объявил Сысоев, переступив порог нашей конторы первым. — Что я говорил?

Последняя фраза предназначалась Третьяку, Лозовской и двум парням из угро, которых я знал в лицо.

— Завсегда рады гостям! Даже на ночь глядя. Входите! Правда, не уверен, что сидячих мест хватит на всех…

— Ничего, ты как хозяин постоишь! — отрубил Митрич.

Намерений снять верхнюю одежду гости не выказали.

— Так вы на минутку? — Мое разочарование выглядело безграничным.

— Да, за тобой и за твоим командиром! — утешил Сысоев, входя в приемную.

Никодимыч встретил представителей дружественных правоохранительных органов твердым взглядом, не сулившим им (представителям, а не органам) ничего хорошего.

— Ты бы поунял прыти, майор. — Шеф сел за Гелин стол. — Размещайтесь, коль пришли. Разговор, я думаю, будет долгим и плодотворным…

Как в воду глядел! Никодимыч завернул речь на четверть часа, мне же на выступление в прениях понадобилось времени вдвое больше. Если шефа на первых порах порывались перебивать (конечно, Митрич!), то меня уже не трогали и дали возможность выговориться полностью. Оваций я не сорвал. Более того… Зловещее молчание длилось не менее пяти минут. Наконец рот открыл начальник полиции.

— Пожалуй, у нас к частникам претензий нет, — проговорил он. — Сергеев задержан и начал давать показания. Кунина тоже у нас. Следствие идет полным ходом. Что касается дежурного прапорщика… Сам виноват: нечего сопли жевать.

— Это благодаря Константину, Сергеев сдал Багира, через которого мы получаем выход на покупателей бензина, — поддержала своего шефа Татьяна Александровна.

— И продавцов оружия, — дополнил я. — Вероятно, за бензин "Астры" с Волковым частично расплатились деньгами, а частично — оружием, вывезенным с Северного Кавказа.

— Там его сейчас навалом! — вставил Никодимыч.

— Ага! Аверьян поддался соблазну накрутить на "пушках" дополнительный доход и продал их Валету. — Я украдкой взглянул на Лозовскую. Ее желтые глаза светились улыбкой. — Валета обуяла жадность. Волков и Фукин действовали в одиночку, вот он и решил обуть лопухов: оставить оружие и вернуть все свои деньги.

Сысоев, сидевший в кресле, вскочил и заходил, по приемной.

— Черт! Мы только вчера, когда занялись оружием вплотную, получили информацию о появлении его партии у Валета! — громко объявил он.

— А почему занялись? — полюбопытствовал Никодимыч.

— Потому что установили личности убитых при нападении на его квартиру. — Майор ткнул пальцем в направлении меня.

— И молчали?! — оскорбился я. — Вот так всегда!

— Погоди, — придержал меня шеф. — И вы уже знаете, где он прячет стволы?

— Нет. Это такая скрытная и осторожная скотина! — в сердцах посетовал Митрич.

— А нам известно где, — скромно обронил я.

Митрич замер и резко повернулся в мою сторону.

— Где?!

— Баш на баш. — На моем лице появилась лукавая улыбка. Во всяком случае, я старался, чтобы она получилась таковой. — На полянке мы действовали в рамках закона, выполняя обязательства перед клиентом. Я никого не убил — предполагаемый труп сидит сейчас в моем кабинете и дышит. Таким образом, с нас взятки гладки. Годится?

— Вы скрыли факт гибели Волкова! — упрямо гнул свое Сысоев.

— Кто сказал? — ухмыльнулся шеф. — Еще в воскресенье я, как законопослушный гражданин, послал по почте соответствующее заявление о смерти гражданина Волкова на имя начальника УВД. Во-первых, мы не виноваты, что письма у нас внутри города ползают по пять дней и вы его получите завтра-послезавтра… Во-вторых, в законе написано, что свидетель преступления обязан сообщить о нем милиции, но не сказано, в какой форме и в какие сроки!

Митрич медленно отступил к креслу и так же медленно опустился в него. Лозовская рассмеялась. Третьяк с трудом сдержал аналогичное желание, а сотрудники угро сделали вид, что крайне заинтересовались картинами на стенах приемной.

— Может быть, товарищ майор хочет пришить нам еще и похищение дочери Волкова? — задал вопрос я.

— Нет… — пробурчал Митрич. — Я с ней вчера сам беседовал. Где оружие?

Я назвал место, указанное Хомой.

— Знаю я те развалины! — оживился майор.

— А я знаю, как Валета взять с поличным. — Меня переполняла гордость.

— Валет уже под наружкой. Надавим на Хому, заставшим работать на нас, выведем на Валета, подогреем и… — Сысоев осекся, встретившись взглядом с Никодимычем.

— Сам-то веришь в то, о чем говоришь? — укорил Митрича мой шеф. — Так Валет его к себе и подпустит! Ждите!.. Хома же не выполнил его задания — не шлепнул Костю. Или вы собираетесь поместить в газете некролог на моего сотрудника?

— Есть идея получше! — подхватил я. — Но при условии нашего участия в операции.

— Зачем вам? — удивилась Лозовская. — Оставьте это милиции.

— Пепел обгоревшей квартиры стучит в моем сердце! — с пафосом пояснил я, слегка преувеличив последствия нападения бандитов на мой дом. — Мы в состоянии поставить точку еще сегодня ночью!

Никодимыч посмотрел на меня с некоторой опаской. Только теперь он сообразил, что я до чего-то додумался раньше него. Правильно сообразил!

Вызванный Сысоевым "уазик" дежурной части увез Хому и его дружков. Мы с шефом демонстративно сели в "Волгу" налоговой полиции, предоставив Митричу ехать на милицейском "Москвиче" в обществе молчаливых оперативников.

— Куда? — спросил Третьяка круглолицый водитель средних лет. Громкий голос выдавал в нем профессионала, привыкшего за долгие годы кручения баранки перекрикивать шум работающего двигателя.

— Пока прямо, Василий Семенович, — скупо отозвался подполковник.

Лишь когда мы выехали со двора, он назвал шоферу точный адрес. У каждого начальника свои причуды…

— Ты почему молчал? — прошипел мне на ухо любимый шеф, которому было неудобно при всех в приемной признаваться в собственной неосведомленности.

— Догадка посетила меня тогда, когда мы обменивались мнениями с гостями.

— Ах посетила! — возмутился Никодимыч и нервно заерзал на велюровом диванчике.

— Уберите, пожалуйста, локти! — попросила Лозовская, сидевшая слева от шефа.

— Извините, — сухо откликнулся он и вновь задышал мне в ухо: — Мог отозвать меня на кухню и посоветоваться.

— К чему? Я сделал то, что вы бы все равно одобрили.

Фраза Никодимычу понравилась. Он перестал мне надоедать и позволил сосредоточиться…

— Где остановить? — Василий Семенович, как и положено водителю оперативной службы, сбросил газ на подступах к нужному дому.

— Возле угла, — проговорил Третьяк. — Там он дойдет пешком.

Он, то есть — я, не возражал. Наоборот, полсотни метров до подъезда дали мне возможность проветриться…

Яна открыла дверь лишь после третьего звонка. На ней был тот же самый халатик. Из-под него выглядывали оборки ночной сорочки. Я поздоровался, извинился за поздний визит и попросил разрешения войти.

— Зачем? — Моя просьба отнюдь не вызвала у нее воодушевления.

— Поговорить.

— О чем? Да еще ночью… — Сонная поволока в глазах постепенно растворялась.

— О картах.

Яна пробудилась окончательно. Ее взгляд мигом сделался напряженным.

— О каких картах?

— Игральных. Девятки, дамы, вальты… Или валеты, как правильно?

Яна зябко повела плечами и посторонилась, впуская меня в квартиру.

— Являться к девушке в такое время… — укорила она меня в спину.

— Я — не мужчина.

— Как это?

— Сейчас я — сыщик.

— Ясно. Поэтому вы садитесь при женщине без ее на то позволения?

Я откинулся на спинку дивана и положил ногу на ногу. Правила хорошего тона в нашей работе не всегда уместны. Яна скорчила недовольную мину и присела на краешек стула, готовая в любой момент упорхнуть испуганною птицей.

— Я смертельно устал…

— Так вы пришли ко мне отдохнуть? Даже не предполагала, что произвожу впечатление женщины подобного сорта.

— Разве я тороплю события? Или не нравлюсь? Жаль… Завидую вашему любовнику, который, в отличие от меня, достаточно быстро добился расположения женщины вашего сорта.

— Не понимаю, о чем вы говорите… — Она опустила глаза. Пальцы сцепились в замок.

— Ни о чем, а о ком! Об одном красавчике, помешанном на картах.

Яна вздрогнула, медленно подняла голову, но посмотрела куда-то мимо меня.

— Во второй половине апреля ваш отец провернул одно дельце. Он продал кое-какой товар. Покупатель — видный мужчина лет тридцати с небольшим — пару раз заходил сюда, пока сделка оформлялась. Вы понравились ему, он — вам. Роман вспыхнул, словно костер на сухих дровах…

— Прекратите! — внезапно жестко произнесла Яна.

— Последний раз ваш возлюбленный побывал тут в прошлый понедельник — чуть более недели тому назад, — невозмутимо продолжал я. — Вы слышали, о чем они говорили с Аверьяном Евстигнеевичем?

— Нет…

— Допустим. В ночь с понедельника на вторник вы ночевали дома?

— Представьте себе, да!

— Куда вы отправились утром во вторник?

— Я же говорила: уехала к тетке в Москву. — Она сидела, прямая, как струна.

— Враки! — возразил я. — Только не в Москву. Вы скрывались у своего любовника, известного в уголовном мире под кличкой Валет.

— Моя тетя… Вы сами слышали…

— Звонок в Москву? — перебил я. — Ловко придумано. В столицу вы при мне не звонили — это легко проверить на телефонной станции. Вы сетовали на то, что цифра выхода на междугороднюю связь сбрасывается, одновременно лихорадочно соображая, как меня на минутку вытурить из комнаты. Вспомнили о чайнике. Если б не он, то вы бы придумали байку о незавернутом кране или о чем-то подобном. В мое отсутствие вы набрали внутригородской номер, предусмотрительно оставленный Валетом, и дали мне возможность поговорить с дамой, заранее им проинструктированной!

— Как вы догадались? — непроизвольно вырвалось у Яны.

— Карта с изображением червоной дамы, приколотая к стене над вашей кроватью! Как только узнал о пижонской привычке Валета наделять своих приближенных картами по их рангу, то догадался и обо всем остальном: ложном звонке тете, ложном похищении, инсценированном специально для вашего отца…

— Неправда! — Девушка тяжело дышала, закрыв глаза.

— Да? Так для кого тогда?

Яна покачнулась. Я едва успел ее подхватить, не давая упасть на пол…

Четырехэтажный красного кирпича остов старой мельницы возвышался над бывшими купеческими особняками почти на самом острие Стрелки — района, расположенного у слияния двух рек и географически ограниченного ими. Именно здесь когда-то началась история города. В шестидесятые — семидесятые годы текущего столетия узкие улочки и рушащиеся дома стали приютом для люмпен-пролетариата: алкоголиков, воров и проституток. Даже днем добропорядочные граждане предпочитали сюда не заглядывать. Однако уже в конце восьмидесятых население Стрелки резко сократилось: кого посадили, кто получил новое жилье по причине аварийного состояния большинства здешних домов, третьи просто подались куда-то в поисках своего счастья. Кое-где в дышащих на ладан строениях приютились коммерческие фирмы и товарные склады, а в общем район производил унылое впечатление.

Мы с Никодимычем сидели в развалинах памятника архитектуры восемнадцатого века, расположенного напротив мельницы — через дорогу. Тут Сысоев разместил основной наблюдательный пункт. Майор, вооружившись портативной радиостанцией, проверял связь с постами оцепления, нервничал и то и дело повторял сквозь зубы:

— Только бы клюнули, только бы клюнули, пташечки…

Так ласково он величал Валета и его людей, которые, по нашему замыслу, должны были приехать за оружием для перевозки его в другое, более безопасное место. По какой причине? Потому что Яна, чистосердечно рассказавшая мне свою историю, позвонила по моей просьбе Валету и сказала, что детектив Костя навестил ее дома, весьма довольный собственной прозорливостью и от того беззаботно болтливый. Он сумел обезвредить Хому и с его помощью догадался обо всем. Знает Костя и о месте хранения оружия. Утром, когда начнет работать "ментура", сыщик намерен передать все сведения в угро.

Валет обязан был поверить любовнице… Во-первых, у него до сих пор не имелось оснований сомневаться в ее преданности, во-вторых, ни сам Хома, ни его люди так до утра на связь с Валетом не вышли по неизвестной ему причине, а про мельницу они знали.

По нашим расчетам, акция не могла начаться раньше четырех и позже восьми утра. Определяя временной интервал, мы исходили из того, что Яна позвонила любовнику в три, и тому требовалось найти сообщников и машину, а это ночью — дело не простое. С другой стороны, Валет может не слишком спешить, так как сотрудники милиции прибывают на службу к девяти.

Мы уже прокуковали в засаде час. Небо заметно поголубело — близился рассвет. Ночная прохлада отгоняла сон, хотя в течение трех последних суток я более-менее нормально спал всего однажды — дома у Коли под храп Никодимыча.

— Только бы клюнули… — в очередной раз прошептал Сысоев.

— Не сглазь! — проворчал мой шеф, пряча в кулаке дымящуюся сигарету.

— Тьфу! Тьфу! Тьфу! — трижды сплюнул Митрич, ища глазами дерево, по которому следовало постучать.

— Давай по лбу, — посоветовал я. — Не стесняйся — вокруг все свои.

Майор намеревался достойно срезать остряка-самоучку, но рация запищала. Сысоев поднес ее к уху, затем, выслушав сообщение, произвел общий вызов и проговорил в микрофон:

— Готовность номер один.

— Начинаем? — обрадовался я. — Бандитов засекли?

— Да, подъезжают.

Мы с шефом встали по разные стороны оконного проема и одновременно выглянули на улицу. К мельнице подкатила "Газель" серого цвета с синим тентом. Из кабины выпрыгнул мужик, в котором по описанию, сделанному дочерью Волкова, мы без труда опознали Валета. Он откинул задний полог тента. Из кузова высадились еще двое.

— За рулем тот, что приезжал на малиновой БМВ, — прошептал Никодимыч.

— А грузчики? — тихо спросил Сысоев.

— Первый раз вижу…

Я тоже видел парочку впервые. К слову, определению "грузчики" они внешне вполне соответствовали: коренастые, плечистые, с бычьими шеями. Троица огляделась и занялась ржавыми воротами. Створки раскрылись с жутким скрипом: наверное, на другом конце города у граждан, страдающих бессонницей, мигом заболели зубы… "Газель" подала задом во двор. Валет и его приятели скрылись в руинах.

— Стягиваемся! — скомандовал по рации Сысоев.

Милиционеры действовали достаточно скрытно. Во всяком случае, лично я заметил лишь одного, мелькнувшего в соседнем с мельницей дворе, а с места, где стояла машина, шофер физически не мог засечь сотрудника.

Минут десять со стороны мельницы не доносилось ни звука. Наконец что-то бряцнуло. Возле машины показались грузчики с ящиком серо-зеленого цвета — увесистым, судя по их согнутым спинам. С большим трудом сообщники Валета взгромоздили ношу в кузов и вновь скрылись с наших глаз.

— За вторым пошли, — прокомментировал Митрич очевидное. — Интересно, сколько ж их там, в подвале.

— Почему именно в подвале? — не понял шеф.

— Мои парни успели осмотреть первый этаж, а в подвал лезть побоялись, чтобы не наследить.

"Молодцы!" — мысленно похвалил я оперов.

Между тем мужички вынесли второй ящик и тоже загрузили его в машину. Шофер продолжал сидеть в кабине, наблюдая за обстановкой.

— За третьим отправились, — усмехнулся Никодимыч.

— Неужели не последний? — Майору явно хотелось отдать команду на захват "Газели".

— Ты лучше скажи, за Багиром группу отрядил? — спросил я у Сысоева.

— Отрядил, отрядил, — подтвердил тот, не отрывая взгляда от мельницы. — Возьмут в постельке — тепленького… Все! — Митрич подобрался, буквально вцепившись глазами в машину.

Валет убедился, что грузчики грамотно расставили ящики в кузове и удобно устроились там же, застегнул тент и забрался в кабину к водителю. Заработал двигатель.

— Вторая, третья — пошли! — четко распорядился по рации Митрич. — Всем — вперед!

Мы видели, как на улицу с двух противоположных сторон выскочили "уазики" и, резко тормозя, замерли поперек узкой проезжей части, лишая "Газель" всякой возможности улизнуть. Из них высыпали автоматчики в касках и бронежилетах. Одновременно, позади и по бокам автомобиля бандитов, будто из-под земли, выросли оперативники в штатском с пистолетами наготове. Красота!

— Вы окружены! — откуда-то справа пролаял мегафон. — Выйти из машины и лечь на землю!

Мотор "Газели" захлебнулся. Сквозь лобовое стекло виднелись темные силуэты Валета и шофера. Поскольку они не торопились выполнять приказ, мегафон его повторил. Лишь теперь оба подчинились: водитель выпал из кабины на асфальт первым, Валет медлил, встав возле открытой дверки. Ближайший к нему сотрудник не выдержал и подскочил, видимо, собираясь помочь главарю лечь. Однако Валет внезапно пригнулся и перехватил руку оперативника, сжимающую пистолет, затем поднырнул под нее, крутнулся и… В следующее мгновение бандит уже прижимался спиной к кузову "Газели", прикрываясь кричащим от боли и страха милиционером: дуло верного "макарова" давило висок своему владельцу…

Все произошло так быстро, что не каждый участник операции осознал резкое и опасное изменение обстановки. Один из ребят Сысоева опрометчиво шагнул в направлении Валета. Бандит на секунду оторвал дуло от виска заложника — грянул выстрел. Неосторожный оперативник вскрикнул и упал на обочину, зажимая рану на бедре.

— Всем стоять! — заорал Валет. — Положу, падлы!

— Б..! — высказался Сысоев и включил рацию. — Никому не приближаться к "Газели". Второму связаться с базой. Вызывайте подмогу. Общая тревога по городу!

Валет что-то прокричал своему водителю. Тот опасливо приподнял голову.

— За руль! — донеслась до нас повторная команда главаря.

Шофер сперва встал на четвереньки, убедился, что в него никто не стреляет, и только потом вскочил в кабину. Валет, пятясь, тоже поравнялся с распахнутой дверцей, задом забрался на сидение и втащил следом за собой заложника, удерживая его за волосы и уперев в спину пистолет. Затем крикнул:

— Уберите машины с дороги, козлы!

Сысоев себя козлом не считал, но дал команду по рации освободить проезд. "Уазики" послушно съехали на обочину.

— Замечу хвост — будет труп! — громко заверил Валет, тюкнув для острастки заложника по голове. Дверца захлопнулась. "Газель" тронулась с места и свернула налево. Тент сзади был прорван, в образовавшейся дыре торчали стволы автоматов. Спустя пять секунд машина скрылась за угловым домом.

— К площади Маяковского пошли… — обронил Митрич.

Можно подумать, что отсюда, со Стрелки, есть другая дорога в город!

— Какого хрена ты медлишь?! — рявкнул Никодимыч на майора.

Сысоев смолчал… Н-да, ситуация. Вести бандитов нельзя: чего доброго, действительно убьют милиционера. Вертолетов у нашей милиции нет — это не Америка… Как быть? Как проследить, куда они рванут?.. Да и отпускать опасно: натворят беды — постреляют невинных… В городе Валет не останется — глупо…

— "Газель" уходит в сторону областного шоссе! — прошелестела рация. Видимо, передавала группа прикрытия, оставленная майором возле моста.

До областного центра они, естественно, не доедут, а свернут примерно на середине пути на Москву — там есть отворотка в объезд нашей губернской столицы…

— Пятый! — вызвал на связь Митрич.

— Есть пятый! — прохрипел динамик радиостанции.

— Следуйте на областную… Двигайтесь за "Газелью" на расстоянии видимости, но не приближайтесь. И никакой самодеятельности! — пригрозил Сысоев.

Нам он пояснил, что "пятый" — жигуленок в гражданском исполнении.

Рация тут же вновь ожила:

— Докладывает сто второй… "Газель" только что прошла мимо нас…

— Гаишники возле автовокзала, — продолжал давать пояснения Митрич.

Я вспоминал трассу до областного центра. Последний раз ездил туда две недели назад на междугороднем автобусе… Надо найти место, где их можно перехватить… Ну где же? И, самое главное, как?!

— Эй! — позвал Никодимыч.

Я посмотрел на кусок колючей проволоки, невесть откуда взявшийся в его руке…

Истошно выла сирена. Молодой сержант вцепился в руль "уазика", выжимая из автомобиля все заложенные в него лошадиные силы.

— Мне нужна крепкая иномарка на выезде из города, — диктовал Сысоев по раций, сидя рядом с шофером. — Лучше — джип… Меня не волнует, как вы его добудете, как не волнует и то, что в такую рань дорога пустая!.. Остановите что-нибудь быстроходное и выкиньте хозяина — мы с ним потом разберемся!

— Экипаж ГАИ, — напомнил я с заднего сидения, где подскакивал на каждой колдобинке.

Пристроившийся под боком опер с грехом пополам отстригал большими портновскими ножницами колючки от солидного мотка проволоки, подобранного нами в развалинах. Готовую продукцию он складывал в большую консервную банку из-под зеленого горошка, пролежавшую в траве у мельницы не менее двух лет.

— Направьте машину ГАИ с мигалками следом за "пятым", — инструктировал Митрич дежурку УВД, прижимая к губам микрофон. — Пусть держится метрах в пятидесяти. Не дай Бог, они проворонят хотя бы одну тачку и дадут ей возможность обогнать "пятого" и, тем более, "Газель"! Словом, они — паровоз, а все остальные за ними — вагоны! С пересекающими дорогами проблем не будет: трактористы выедут минимум через час… Соседи должны нас страховать и перекрыть впереди отворотку на Москву, ясно?!

Я взглянул на исколотые руки оперативника, сжалился и взялся ему помогать…

Через десять минут мы выбрались на окружную, а еще через пять затормозили у облупленного домика, издавна служившего контрольно-пропускным пунктом для грузовиков, въезжающих и выезжающих из города. Сысоев выхватил у опера банку с колючками. Мы выскочили из "уазика" и побежали к темно-синему "форду" со щегольскими противотуманными фарами. Двое милиционеров с жезлами о чем-то оживленно беседовали с мужчиной средних лет в темных очках.

Ни Митрич, ни я не сочли возможным включаться в переговоры. Майор лично влез за руль, а я упал на переднее место пассажира. Ключ торчал в замке зажигания…

Я обернулся. Хозяин "форда" рвался вдогонку за любимым авто, но дюжие гаишники крепко держали несчастного за руки… Несчастного? Конечно! Сысоев летел стрелой, пользуясь почти полным отсутствием встречных и попутных машин, и у меня возникли серьезные сомнения относительно благополучного исхода погони. Когда же майор проскочил по разделительной полосе впритирку между двумя случайными КамАЗами, я дал себе слово никогда больше с ним не ездить…

— Связывайся с "пятым", — скомандовал лихач.

Я вытащил из кармана плаща начальника угро радиостанцию, нажал кнопку вызова и прокричал позывной.

— Где вы? — спросил я, услышав отклик ребят в жигуленке.

— Прошли Дедово, — назвали они деревню на шоссе.

— Километрах в трех впереди, — произнес Митрич, подрезав автобус, везущий рабочих на птицефабрику.

Автобус обиженно бибикнул.

— Расстояние до "Газели"? Ее скорость? — поинтересовался я в микрофон.

— Метров двести… Держат восемьдесят-девяносто.

— Экипаж ГАИ где?

— Видим сзади. За ним — еще три легковые… Но пока нас никто не обошел.

Сысоев обогнал одинокий трайлер и распорядился:

— Пусть гаишники выпустят вперед пару легковушек… Одну за другой с интервалом в полминуты.

Я передал его просьбу "пятому". Сысоев рассуждал правильно: у Валета не должно возникнуть никаких подозрений, а то, что "Газель" никто не догоняет, выглядит странно, пусть и транспортный поток не велик…

Стрелка спидометра "форда" перевалила за цифру "160".

— Убьемся! — запаниковал я. — Достаточно маленькой кочки — и улетим в кювет.

— Не боись! — весело успокоил Митрич. — Вон, уже гаишники впереди…

Мы вышли на левую полосу, обгоняя полуторку и мотоцикл, следующие за милицейской машиной. Ее шофер нам приветственно просигналил.

Еще через минуту Сысоев поравнялся с "пятым".

— Спроси обстановку…

"Пятый" доложил мне по рации, что расстояние до "Газели" и ее скорость остались без изменений. Впрочем, мы уже и сами увидели маячащий впереди синий тент.

— Подними воротник, — посоветовал Сысоев. — Вдруг тебя признают.

Мне казалось это маловероятным, но спорить я не стал, глядя на дыру в тенте машины бандитов. В прорехе мелькнуло чье-то лицо, но автомат не высунулся — хорошо!

— Обходим! — нервно приказал майор самому себе.

Он прибавил газу. "Форд" легко "расправился" с грузовичком. Мы оба смотрели строго прямо. Лишь краем глаза мне удалось заглянуть в кабину "Газели". Валет побоялся останавливаться и пересаживать заложника в кузов — они так и сидели в кабине втроем.

— Присматривай местечко, — сказал Сысоев, когда мы вырвались далеко вперед.

Справа промелькнул километровый столбик — от поворота на Москву нас отделяли семь-восемь кэмэ…

— Здесь! — выбрал я.

Мы только что миновали изгиб шоссе вправо, и оно уходило вдаль ровной прямой лентой.

— Встречных не видно! — обрадовался Сысоев, давя на тормоз. — "Газель" от нас максимум в трех километрах. Имеем не больше двух минут.

Я выскочил из "форда" и разбросал по дорожному полотну колючки. Майор тем временем передал по рации распоряжение "пятому" застопорить движение, а самому полным ходом догонять "Газель".

Мы быстро прикинули примерный тормозной путь грузовичка от места ожидаемого прокола колес. В предполагаемой конечной точке я спрыгнул в правый кювет и распластался на земле, приготовив АКСМ, выданный майором. Сам Митрич проехал вперед еще метров двадцать, заглушил движок на обочине, вылез и поднял капот, собираясь "устранить нежданную поломку"…

Слева от меня послышался шум приближающейся "Газели". Я перекрестился, умоляя Господа, чтобы ее передние колеса лопнули одновременно, а шофер оказался достаточно опытным и смог удержать машину на дороге, не дав ей перевернуться. Конечно, опасность того, что, вылетев с шоссе, грузовик упадет на меня, не велика, но она есть. К тому же при таком исходе может пострадать заложник, чего нам с Митричем не хотелось.

Хлопок получился мощным… Я одной рукой инстинктивно прикрыл голову. Скрежет железа об асфальт неумолимо и быстро надвигался. Вот он поравнявшись со мной, сместился вправо и смолк чуть дальше, чем я ожидал. Да, мы с Сысоевым слегка ошиблись в расчетах… Теперь его и бандитов разделяли не более десяти метров.

Я выполз наверх по склону кювета и выглянул на дорогу. "Газель" мертво застыла прямо на ее середине — чуть по диагонали относительно линии разметки. Бандиты находились во вполне объяснимом шоке, а Валет, несомненно, прикидывал, как быть дальше. Запаска всего одна… Воспользоваться "фордиком", что мозолит глаза? Неплохая идея! Плевать на оружие — впору о себе подумать… Вон хозяин иномарки из-за капота таращится. Это хорошо, что он один…

Первым покинул грузовичок его водитель. Он обошел вокруг машины, что-то сказал открывшему свою дверку Валету и расстегнул задний полог тента. На дорогу выпрыгнули грузчики, вооруженные автоматами. Задержавшись на мгновение подле главаря и получив указания, они двинулись к "форду", пряча оружие за своими спинами. Следом побрел шофер. Валет вытолкнул заложника и, тыкая его пистолетом, тоже погнал к "форду".

Быстро сместившись к "Газели", я бросился в пыль обочины и поймал на мушку спину Валета. Мы не условливались с Митричем о сигнале к выступлению. Право начать давала мне сама обстановка: с такого расстояния промахнуться я не боялся.

Пуля вошла Валету точно между лопатками. От удара он потерял равновесие и упал лицом вперед, сбив с ног захваченного оперативника. Трое его подручных резко обернулись. Пока грузчики смотрели на дергающегося в агонии предводителя, пока поднимали автоматы, заметив меня, Сысоев ударил с тыла, срезав обоих одной короткой очередью. Шофер с перепугу вскинул руки к небу и бухнулся на колени. Митрич подошел и брезгливо пнул его ногой.

У освобожденного заложника была ободрана кожа на щеке — в остальном он совсем не пострадал. Сысоев "окольцевал" раненного в плечо грузчика и водителя. Второму грузчику и самому Валету наручники не требовались. К нам на помощь из подъехавшего жигуленка бежали парни майора…

Я проспал весь день до пяти вечера. И встал только потому, что пообещал Сысоеву навестить его в знаменитом "оранжерейном" кабинете, где майор держал внушительную коллекцию растений в горшках.

Настя, вернувшаяся из ссылки, соскучилась по дому и наотрез отказывалась выходить даже в магазин. Обед она мне сварганила из того, что нашла в холодильнике. Приняв душ и побрившись, я с аппетитом изголодавшегося волка накинулся на еду, параллельно делясь с женой впечатлениями от расследования бензинового дела. Настя как хозяйка пострадавшего от бандитского налета дома имела право знать подноготную истории — хотя бы в общих чертах. К моему удивлению, жена, никогда не страдавшая излишним любопытством, на сей раз осыпала меня целой кучей всевозможных вопросов.

— И ты веришь, будто дочь Волкова ничего не знала об убийстве отца? — с сомнением в голосе произнесла Настя, дав мне возможность дорассказать последний эпизод, связанный с гибелью Валета, и разделаться с пельменями.

— Конечно! — подтвердил я, дожевав хлебную корочку. — В понедельник Валет назначил Яне свидание днем. Они зашли на квартиру, снятую любовником. Потом, уже вечером, оставив Яну в гнездышке одну, Валет навестил Аверьяна и потребовал от него и Фукина собрать до воскресенья заработанные на оружии деньги и вернуть ему. В противном случае пообещал, как я думаю, разобраться с Яной.

— А Волков не подозревал о связи Валета со своей дочерью? — уточнила жена.

— По словам Яны, догадывался. Потому Волков и не ударился в панику, когда Валет пригрозил расправой над дочерью. Аверьян понимал, что Валету нужны прежде всего деньги. — Я попросил добавки и, уминая пельмени, продолжал: — Правда, Аверьян не скрыл от Фукина факт похищения Яны, дабы кузен не вздумал отсидеться в кустах, оставив Волкова с Валетом один на один. Испуганный подполковник в среду услал жену и сына к родне на Украину — они лишь вчера вечером вернулись…

— Разве у братьев не было денег, чтобы сразу рассчитаться с Валетом? — удивилась Настя, подперев кулачками щеки. — Такие барыши на бензине заработали!

— Кузенам пришлось вынимать деньги из оборота в некоторых коммерческих предприятиях, а за день-два сделать это невозможно, — разъяснил я. — Яна мне сказала, что в пятницу Валет виделся с Волковым. Он сам ей признался, но подробностей не сообщил. Вероятно, на той встрече Валет назначил время, место и условия передачи денег. Судя по развитию ситуации на полянке, люди Валета ожидали присутствия обоих кузенов, чтобы прямо там покончить с ними без лишних хлопот.

— Ага! И это требование Валета насторожило Волкова? — высказала догадку Настя. — Он почувствовал неладное?

— Наверное, — согласился я, доев и добавку. — Тут мы вправе лишь предполагать… На решение Аверьяна обратиться к нам за помощью повлияло скорее всего то, что именно в пятницу Сивко напряг Фукина, пообещав в понедельник отправить документы по бензину в военную прокуратуру, если ему не заплатят и не примут в компаньоны.

— А почему повлияло?

— Кузены оказались в тупике. — Я с наслаждением отпил сразу полстакана компота из сухофруктов. — Часть суммы, которую они собрали, надо было отдавать Сивко, иначе — хана! Аверьян решил привезти Валету на полянку пока лишь половину требуемого. Он предполагал, что Валет осерчает, но надеялся его уговорить подождать еще пару дней, чтобы добыть недостающие деньги.

— Зачем Валет подбросил Волкову дурацкую записку в субботу? — озадачилась моя жена.

— Обыкновенное пижонство — я так думаю. Однако Волкова записка все-таки тоже подстегнула. Правда, не к тому, чего ожидал Валет. Дай еще стаканчик!

Настя улыбнулась и поставила передо мной второй стакан компота.

— С тем работничком, который регистрировал Волкову фиктивные фирмы, разобрались? — спросила она.

— Полиция разберется, — заверил я.

— Так все же силой Валет держал у себя Яну или нет? — не хотела успокаиваться Настя.

— Обманом. Яна была в него влюблена по уши — веревки вей. В понедельник, оставив ее ночевать на квартире, он сказал девушке, будто у Волкова неприятности, которые могут задеть и Яну. Поэтому они с ее папой решили, что Яна пока поживет в подполье. Утром Валет запирал Яну до вечера, телефона там не было — полная изоляция.

— И она верила?!

— Мы частенько видим лишь то, что желаем видеть, — наставительно напомнил я, выплюнув в ладонь косточку от чернослива.

— Валет не боялся, что девушка прозреет, узнав о гибели отца?

— Он уверил ее, что Аверьян вынужденно уехал из города на пару недель, — пояснил я. — Труп захоронили… Пропал человек — бывает!

— А вы с Никодимычем? — напомнила Настя. — Вы ж свидетели! Могли и в милицию сообщить. Разве Валет этого не учитывал?

— Валет выждал до воскресного вечера — угрозыск его не потревожил. Он посчитал, что у нас есть причины молчать, но будет лучше, если такой причиной станет наша с шефом смерть. Его люди записали в мертвецы Никодимыча вечером в воскресенье, а мой век, по их мнению, должен был закончиться в понедельник. — Я замолчал и улыбнулся.

— Ты чего?

— Валету не пришло в голову, что я, зная о гибели Волкова и пропаже Яны, попрусь вскрывать пустую квартиру и наткнусь на живую девушку. Правда, меры предосторожности он принял — с тетей хорошо придумал.

— И необходимость вранья о поездке в Москву Яну не смущала? — поразилась Настя.

— Представь себе… Валет убедил девушку, что ее отцу так будет лучше, если того кто-то станет искать.

Настя убрала со стола грязную посуду.

— Яна сказала Валету о твоем неожиданном приходе к ней в понедельник?

— Позвонила.

— И даже после этого он не побоялся оставлять девушку в живых?

— Вероятно, Валет свято верил в силу своих мужских чар над дочерью Волкова! Если бы преступники не ошибались, то ни одно преступление невозможно было бы раскрыть! Спасибо за прекрасный обед, дорогая!

С этими словами я обнял Настю. Она доверчиво прижалась ко мне. Я зажмурился и тут же смутился, потому что вспомнил вдруг сон, в котором женщина с янтарными очами бежала вдоль кромки прибоя…

Обрученные с дьяволом

Июнь выдался жарким и сухим. Люди уже начали забывать, что такое дождь. Днем город, казалось, вымирал: все прятались в помещениях, где еще можно было как-то выжить с помощью кондиционеров, вентиляторов или газет, заменяющих канувшие в прошлое вееры. Отпускники, безработные и прочие праздношатающиеся с раннего утра оккупировали пляжи и просто берега реки, температура воды в которой побила рекорд последних ста лет. На дачах и в огородах боролись за спасение урожая лишь самые стойкие садоводы. Основная же масса граждан, обремененных фруктово-овощными хозяйствами, смирилась с нанесенным природой поражением и перспективой приобретения привозных продуктов на рынках и в магазинах. На улицах заметно поубавилось и машин — к великой радости работников ГАИ, вынужденных по нескольку часов отстаивать смену на пыльных перекрестках и при каждом шаге отдирать подошвы ботинок от плавящегося липкого асфальта.

Всем известно, что жара располагает к лени. Под палящими лучами солнца любое физическое усилие получается вынужденным, вызывает обильное потоотделение и жгучую жажду. Умственный труд — тоже не подарок, ибо в духоте происходит так называемое "разжижение мозгов". Наглядный пример? Пожалуйста! Где снимают самые занудные и глупые фильмы? В тех странах, в которых большую часть года жарит солнце: Индия, Мексика, Бразилия и т. д. Шутка, разумеется… Но в каждой шутке, безусловно, есть доля истины.

Пожалуй, я бы выделил всего два преимущества, возникающие при такой погоде: никто не понукает вас на службе (начальники — такие же люди!), и окружающие женщины оставляют на себе минимум одежды. Второе отношу к преимуществам с оговоркой: если женщина имеет ладную фигурку. В противном случае даже "мимолетное видение" способно испортить вам настроение до конца дня, а то и всей недели.

Нечто подобное случилось со мной сегодняшним утром. После завтрака я спустился на лифте в парадное нашей четырнадцатиэтажной "свечки", чуток постоял в прохладном фойе, не обращая внимания на терпкий запах свежей мочи, и распахнул дверь подъезда. Горячий воздух опалил мое лицо. На мгновение я прикрыл глаза, жмурясь от яркого солнечного света, а когда раскрыл… Навстречу мне поднималось по лестнице существо неземной красоты. Неземной в том смысле, что его вполне возможно и признали бы девушкой года, но никак не на Земле: волосы всклокочены, вместо личика — огромные темные очки, из синих шорт торчат кривые тощие ноги в кроссовках сорок пятого размера, под футболкой, напяленной на голое тело… Лучше не продолжать. Я застыл, как вкопанный. Создание улыбнулось, показав два ряда желтоватых зубов, обдало меня едким запахом пота и скрылось в подъезде.

За десять лет службы в криминальной милиции и два с небольшим года работы в частном сыскном агентстве "Мистер Холмс" я, поверьте, многое видел и давно не относил себя к категории людей впечатлительных. Однако на фоне благодушных воспоминаний о завтраке нежданная встреча вызвала легкое потрясение, плавно вылившееся в отвращение, какое испытывает человек, случайно проглотивший тухлое яйцо… Внизу, у крыльца, меня замутило. Преодолев внезапный рвотный позыв, я рассеянно побрел в агентство, стараясь выкинуть из головы образ призрака и думать о чем-нибудь приятном. Например, о любимой профессии и о деньгах…

Разоблачение шайки торговцев бензином и оружием не имело широкого общественного резонанса. Оно не принесло нашей фирме ни дополнительной популярности среди жителей города, ни хорошего гонорара, так как клиент успел заплатить один аванс, после чего скоропостижно скончался. Точнее, его убили… Коль верно утверждение, что счастье — не в деньгах и славе, а в друзьях, то здесь мы преуспели, приобретя таковых в налоговой полиции. Да и уголовный розыск остался доволен. Особенно — его начальник и наш "большой друг" Сысоев, который пришил на форменный китель долгожданные погоны подполковника. Мы с моим шефом от всего сердца поздравили Митрича, вручив ему от имени частных сыщиков изящное кашпо, куда посоветовали вставить горшок с каким-нибудь новым растением из коллекции, продолжающей разрастаться прямо в рабочем кабинете милиционера-цветовода. Виновник торжества по-обыкновению усмотрел в подарке шпильку с нашей стороны, воткнутую в …область его духовных интересов. Он отнюдь не прослезился от умиления, а проворчал лишь избитые и скупые слова благодарности, сопроводив их косым взглядом в нашу сторону.

Впрочем, мы не обиделись. На это у нас попросту не нашлось времени из-за выполнения заказа, поступившего от одного преуспевающего бизнесмена. Три недели скучной рутинной работы без творческой искорки, стрельбы и трупов успешно завершились три дня назад к полному удовлетворению сторон: коммерсант избавился от докучливых конкурентов, настырно совавших нос "куда не надо" с использованием новейших технических достижений по части промышленного шпионажа, а частные сыщики получили приличную сумму, позволяющую с оптимизмом смотреть в обозримое будущее. Из нашей дружной троицы наиболее бурно выразила свою радость Геля, обещавшая вот-вот родить. Сами понимаете, как дорого обходится в наше время желание иметь детей, если какая-то паршивая коляска стоит… Ладно, лично мы с Настей решили с потомством не спешить. В конце концов мне чуть больше тридцати пяти, а жена моложе почти на пятнадцать — какие наши годы?! Твердо убежден, что в сорок человек только-только начинает понимать жизнь…

Как приятно ощущать себя умным! У меня и настроение-то улучшилось. Я даже улыбнулся пожилой соседке со второго этажа, под квартирой которой размещался офис родного сыскного агентства.

— Доброе утро, Клавдия Емельяновна! — поздоровался я, притормаживая у "пенсионной" скамеечки возле подъезда. — Как здоровье?

— По возрасту. — Скучавшая в одиночестве дама показала свои вставные челюсти. — Вот греюсь, пока не шибко пекет. — Она поправила на голове белую школьную панаму. — На службу?

— Ага…

— Твой командир уж давно прошел.

Я глянул на часы и вздохнул: десять минут десятого. Опаздываем, товарищ Костя!

— Опаздываешь, сокол! — словно прочитала мои мысли соседка и хитро подмигнула.

— Выручайте, Клавдия Емельяновна! — шутливо взмолился я. — Если Никодимыч спросит, то вы, пожалуйста, подтвердите, что я обучал вас навыкам первой медицинской помощи при солнечном ударе. Хорошо?

— Балабол! — хихикнула пожилая женщина. — Обманывать грешно. Ладно, сделаю уж тебе это… как его? Алибэ!

— Алиби, — поправил я.

— Во-во… — Соседка рассмеялась и махнула рукой в направлении двери подъезда. — Дуй давай, шпиен!

Тяжелая железная дверь надежно ограждала офис от проникновения туда нежелательных элементов. Я не стал звонить и отпер средний замок своим ключом.

Шеф сидел на диване в приемной и смотрел видик. По экрану метался косоглазый чувак в черном кимоно и дубасил таких же, как и он сам, косеньких, руками, ногами и головой. Удары впечатляли. Боюсь, что при моих ста восьмидесяти с хвостиком и центнере без десяти килограммов, мне бы вполне хватило единственной подобной плюхи. Тем не менее маленькие и вертлявые японцы (корейцы или китайцы), получив целую серию тумаков по корпусу, лихо вскакивали, дико вращали глазами и с душераздирающим криком вновь кидались на главного героя. Ему пришлось вооружиться железным прутом, чтобы утихомирить многочисленных противников, причем, я сделал вывод, что в организме у людей с желтой кожей крови гораздо больше, чем у белых: ее выпрыскивалось не меньше двух ведер после каждого соприкосновения тела несчастного с железякой, а воевать он переставал на пятом — шестом ударе.

— Ну и ну! — невольно восхитился я, поздоровавшись с начальством.

— Лабуда, — вяло промямлил Никодимыч, кивнув в ответ и продолжая пялиться на экран.

— Надо было позавтракать.

— Я завтракал. — Шеф повернул ко мне свой длинный нос и настороженно глянул из-под светлых бровей, ожидая традиционного подвоха.

— Тогда не понимаю, как можно это смотреть на сытый желудок. Мрак!

Никодимыч хотел что-то сказать, но бесконечная драка сменилась непременной для подобных фильмов эротической сценой, и начальник вновь вернулся к процессу созерцания. Главный герой, с трудом узнаваемый без черного кимоно, отдыхал от ратных подвигов в обществе смуглой подруги приятной полноты. Оказывается, и в Азии встречаются девушки с впечатляющим бюстом!.. Само "дело" совершалось в гамаке, высоко подвешенном к двум пальмам. Ничего нового партнеры зрителям не предложили, но вестибулярный аппарат у них был на уровне: из гамака ребята не вывалились, хотя несколько раз он едва не опрокинулся.

— Молодцы! — похвалил я, едва кадр затемнился в самый решающий момент. — Не секс — акробатический этюд!

— Да уж… — хмыкнул Никодимыч, выключив звук и чуть учащенно дыша.

Шеф любил костюмы, но не любил галстуков. Сегодня он вырядился в парусиновую двойку светло-серого цвета и белую рубашку с расстегнутым воротом. По-видимому, он легче переносил жару: я, например, не мог позволить себе ничего, кроме легких джинсов, футболок или рубашек с короткими рукавами.

— Кстати, мой приятель специализируется на "порнушках", — вспомнил я. — Неплохая коллекция. Подогнать что-нибудь эдакое?

— Нет.

— Есть с животными, садистские, мазохистские…

— Хватит! — недовольно прервал шеф.

— Понял. Больше нравятся "каратюшники"? Пошукаем.

— Обойдусь… Эту фигню, — Никодимыч указал на телевизор, — мне вчера племяш всучил.

— Да, у двенадцатилетних свои причуды, — проговорил я, принимая оправдание шефа. — Чем займемся?

Никодимыч пригладил ладонью жидкие волосы, когда-то имевшие цвет спелой пшеницы, и неопределенно пожал плечами.

— На пляж сходим? — храбро предложил я.

— Пас. Вода в реке грязная, а жариться насухую — себе дороже.

— Люди же купаются и плюют на санэпидемстанцию.

— От их плевков вода чище не становится, — съязвил шеф. — Да и дела у меня…

— Какие? — опрометчиво поинтересовался я.

— Всякие! — отрезал начальник. Он не переваривал, когда кто-то пытался лезть в его личную жизнь.

— Вопросов не имею. Готов подежурить до обеда в надежде, что красивая железная вывеска на стене у подъезда приманит какого-нибудь бедолагу и он наймет нас провести расследование запутанного и таинственного дела. Так хочется потрудиться для души из любви к сыскному искусству!

— Бесплатно? На тебя не похоже, — усмехнулся Никодимыч. — Вот если бы ты добавил "состоятельного бедолагу"…

— Это обвинение в стяжательстве? — обиделся я. — Возражаю! Один умный из числа самых богатых людей в мире как-то сказал: "В молодости я полагал, что деньги — это все. К старости я сделался мудрее и понял, что это… действительно так!". Здорово, верно?!

— Ему виднее, раз очень богатый, — уклончиво произнес шеф, вынимая видеокассету из деки. — Договоримся так: ты поскучай тут часиков до двух, дождись меня, а потом я тебя отпущу. Идет?

— Заметано!

Начальник поколдовал с расческой подле большого зеркала в прихожей, опрыскался дезодорантом "Клео" и ушел, не прощаясь. Я сварил себе кофе, памятуя о том, что горячие напитки утоляют жажду лучше, чем холодные, и устроился с книгой в своем рабочем кабинете, предварительно наглухо зашторив окно.

Мне оставалось добить десяток страниц новой повести любимой Иоанны Хмелевской, когда в дверь позвонили. Бросать детектив на пороге развязки — хуже не придумаешь. Я помедлил, умоляя посетителя пойти прогуляться и вернуться ко мне в гости через полчасика, но звонок прозвучал повторно. "Ты сам пудрил мозги шефу, — сказал я себе, — будто сгораешь от желания принять участие в расследовании интересного дельца — для души. Вот и накаркал". Заложив книжку листком отрывного календаря, я направился в прихожую.

— Попало?! — радостно осведомилась Клавдия Емельяновна, собираясь шагнуть через порог. — Подумала, что ты, сокол, скучаешь один-то… Решила компанию составить.

Я прикинул: если соседушка войдет, то задержится до прихода начальника и повесть я не дочитаю, но до блевоты наслушаюсь сплетен о соседях со всех девяти этажей. Жертва слишком велика. И ради чего?!

— У меня посетитель, — быстро сориентировался я, плотнее загораживая вход в офис.

— Посетитель? — искренне поразилась старушка. — Как же я его не заметила, коль мимо меня проходил?

— Не проходил, — успокоил я.

— Как это?! — Она опешила. Даже панамка съехала на затылок.

— С чердака спустился… Дело секретное, вот и пришлось обходным путем.

У Клавдий Емельяновны отпала челюсть.

— С чердака?! — прошептала она, прикладывая ладошку к сердцу.

— Извините… — Я захлопнул дверь, оставив снаружи растерянную и озабоченную даму.

Мои глаза едва успели пробежать всего один абзац текста, как в прихожей снова зазвенело. У меня не дрогнул ни один мускул… Последовали еще три звонка — один за другим с интервалами в десять секунд. Убеждая себя в том, что пожилых людей обижать нельзя, я со свирепым выражением лица вылетел на площадку, чуть не сбив Клавдию Емельяновну с ног.

— Господи! — охнула она. — Башку себе расшибешь!

В минуты опасности Клавдия Емельяновна не переставала думать о других. Мне захотелось обнять заботливую старушку, вынести на руках на улицу и посадить на козырек над крыльцом, но…

— Здравствуйте! — мелодично раздалось рядом.

Я повернулся направо. Приятная женщина лет сорока с небольшим натянуто улыбалась, нервно перебирая пальцами ремешок дамской сумочки.

— К тебе! — бодро пояснила Клавдия Емельяновна. — Говорила ей, что ты занят, да она все одно настойчиво просила проводить.

Взгляд посетительницы сделался виноватым. Я догадался, что "провожать" она вовсе не просила, а тем паче — настойчиво, но старушка проявила собственную инициативу, чтобы я не скучал в обществе не известного ей субъекта, спустившегося с крыши. "В следующий раз будут ходить нормальным путем, а не лазать, где попало!" — так, вероятно, следовало понимать Клавдию Емельяновну.

— Проходите…

— Я могу и позже… — смутилась незнакомка.

— Проходите, — повторил я, отступая в глубь прихожей.

Женщина вошла. За нею сунулась было и соседка, но я успел хлопнуть дверью перед ее любопытным носом.

Как выяснилось минутой позже, гостью звали Тамарой Михайловной, она носила фамилию Листовой и трудилась главным бухгалтером в крупном акционерном обществе. Первоначальная растерянность сменилась волнением: лицо Тамары Михайловны покраснело, на лбу высыпали бисеринки пота.

Я проводил Листову в приемную, усадил в кожаное кресло, а сам присел за стол секретаря — рабочее место убывшей в декрет Гели.

— Хороший у вас костюм, — сказал я, чтобы женщина скорее освоилась и успокоилась. — Скандинавия?

— Да, лен с хлопком… Люблю крупную вязку. — В ее глазах на мгновение вспыхнула радость, но сразу потухла.

— И цвет беж вам идет.

— Спасибо. — Листова достала из сумки платочек и промокнула лицо.

— Кофе?

— Нет, благодарю… Лучше что-нибудь прохладное. Если, конечно, у вас есть…

— У нас, как в Греции — все есть!

Я притащил из холодильника тоник, наполнил до половины тонкий стакан и подал его гостье. Она пила медленно, прикрыв глаза и смакуя напиток.

— Добавить? — Я с готовностью взялся за бутылку.

— Нет, спасибо огромное… — Листова печально вздохнула и расправила юбку на коленях. — У вас здесь очень уютно.

Я новыми глазами взглянул на знакомые стены, мягкую мебель и акварели, вытянул шею, чтобы лучше разглядеть палас на полу, и вдруг усомнился:

— Палас слишком светлый.

— Зато нарядный! — похвалила гостья.

— Что вас к нам привело? — задал я уже деловой вопрос, видя, что Тамара Михайловна готова к диалогу.

— Мою дочь, Ингу, вот уже две недели преследует какой-то тип.

— Возраст дочери?

— Восемнадцать лет. Она учится в технологической академии. — Листова старалась говорить ровно, глядя прямо перед собой. — Мы живем вдвоем. Отец Инги умер полтора года назад…

— Какой-то тип… — повторил я. — Значит, кто он такой — вы не знаете?

— Нет. Он звонит нам домой по телефону.

— И чего хочет?

— Он требует, чтобы Инга… — Тамара Михайловна запнулась и опустила голову. — Он заставляет ее вступить с ним в половую связь.

— Часто звонит?

— Через день. Говорит всякие гадости, пугает тем, что если Инга не уступит, то он возьмет ее силой. — Голос Листовой дрогнул.

— Вы воспринимаете угрозы серьезно? Телефонных хулиганов — пруд пруди. Вон милицию по тревоге ежемесячно поднимают бомбы искать, якобы заложенные в школах.

— Это — серьезно, — убежденно произнесла гостья, имея в виду не школы, а собственную проблему.

— Ну хорошо… Тогда самое простое лекарство — не снимать трубку.

— Нельзя. Мне часто звонят вечером с работы, Ингу тоже регулярно разыскивают знакомые.

— Понятно… Другой путь — поменять номер телефона. Пробовали?

— Да, однако у нас на станции нет свободных.

— В милицию обращались? — ухватился я за спасительную соломинку: заниматься такой мелочевкой, как отлов прозаического дурака, мне вовсе не улыбалось.

— Три дня назад… — В глазах Листовой возник укор: поди, угадала мои мысли. — Из дежурной части отправили на опорный пункт к участковому. Он меня участливо выслушал, все тщательно записал и обещал вечером зайти к нам, чтобы поговорить с Ингой… До сих пор идет. — Тамара Михайловна невесело усмехнулась. — Я, конечно, понимаю, что у милиции теперь и без нас с дочерью забот — полон рот.

С горечью сказала… И с обидой. Что ж… Ее можно понять. И милицию тоже. Помню, как в советские времена наша пресса лицемерно сочувствовала несчастным американцам, опасающимся выходить из дома после восьми часов вечера: опасно для жизни и здоровья. Теперь и российский обыватель старается в сумерки без нужды на улицах не появляться…

— Тамара Михайловна, вы не пытались определить номер телефона, с которого вас терроризируют? Это же просто: не класть трубку, когда звонящий даст отбой, а затем связаться от соседей с оператором телефонной станции и выяснить.

— Пытались… — Листова снова промокнула лоб платочком. — Сразу же, как только звонки начались… Он всегда говорил по телефону-автомату.

— Не спрашивали телефонисток, где находится автомат?

— Спрашивали, но такие сведения они частным лицам, к сожалению, не дают.

Верно. Даже милиция обрела возможность получать подобную информацию сравнительно недавно. В нашем государстве испокон веков существует прямо-таки маниакальная страсть наводить тень на плетень и засекречивать то, что в других странах публикуют в газетах.

— Хорошо… — протянул я, не имея в виду ничего конкретного.

— Что хорошо? — обиделась Листова.

— Хорошо в смысле — плохо… И не цепляйтесь к словам, пожалуйста. Это все?

— Нет не все. Он побывал у нас в квартире. — Тамара Михайловна закусила губу.

— Вы уверены? — удивился я, склонный до сего момента по-прежнему рассматривать ситуацию как тривиальное хулиганство.

Листова молча раскрыла сумку и вынула оттуда польский порножурнал "Экстази".

— Мы нашли это дома на журнальном столике…

— А не мог его случайно оставить у вас кто-то из ваших знакомых?

— Исключено! — горячо воскликнула Листова. — И потом, журнал был раскрыт вот на этом месте.

Тамара Михайловна пошелестела страницами и нашла нужную. Не знаю, как вы, но я испытываю некоторое смущение при просмотре подобной печатной продукции в присутствии дам. Тем более, что на предложенном для моего обозрения листе фотограф запечатлел пикантную сценку с красоткой, привязанной к широкой скамье, и мужчиной в красном колпаке палача на голове. Естественно, аксессуары типа плетей, цепей и прочей средневековой утвари также присутствовали в изобилии.

Наблюдая за моей реакцией, Тамара Михайловна украдкой коснулась платком уголков своих глаз. Она не играла, дабы разжалобить меня и заставить взяться за ее дело, что и подкупало. По всей видимости, последние дни женщина находилась в состоянии, близком к панике, и крепилась из последних сил. Но любому терпению есть предел… Рассказывая мне о своей беде, она как бы заново пережила то, что происходило в минувшие недели с дочерью и с нею самой. Темное и непонятное вторглось в их относительно спокойную жизнь… Именно сейчас, после скупых слезинок Листовой, я вдруг отчетливо почувствовал сердцем чужое горе. Грязная трепотня по телефону — ладно, но журнал в квартире — серьезно. Серьезно в силу того, что на столь экстравагантную выходку способно толкнуть человека только нездоровое воображение, а коли так…

— Мы постараемся вам помочь, — твердо сказал я, приняв решение и за себя, и за своего шефа.

— Я слышала о вашем агентстве… — тихо произнесла Тамара Михайловна. — Мы не богаты, но я не пожалею ничего…

— Не продолжайте, перебил я, глядя на нее с укоризной. — Оплата будет зависеть от сложности задачи. О сумме мы поговорим позже. Сперва вы должны мне поведать все нюансы этой истории.

Я нашел в Гелином столе несколько листков бумаги для того, чтобы зафиксировать показания Листовой по всей форме, принес из своего кабинета портативный диктофон и задал первый вопрос, нажав клавишу записи:

— Когда он позвонил впервые?

— Можно еще попить? — жалобно попросила Тамара Михайловна.

Я налил тоника ей и себе.

— Началось неожиданно… — Листова отпила из стакана и поставила его перед собой на столик со стопкой газет и журналов для посетителей. — Как-то вечером в воскресенье Инга была дома одна — меня знакомые пригласили на день рождения. Он позвонил, назвал дочь по имени, заявил, что она ему нравится и он хочет ее… — Тамара Михайловна потупилась и замолчала.

— Нецензурно выразился? — догадался я.

— Да. Инга растерялась перед его наглостью и не нашла достойного ответа. Он же, наверное, воспринял ее молчание, как проявление интереса, и продолжал говорить: уверял, что не отступится от своего намерения, а если Инга не согласится добром, то он найдет способы ее заставить. Дал ей сутки на размышление. Тут дочка опомнилась, обозвала его "козлом" и повесила трубку.

— Она поделилась с вами новостью в тот же вечер?

— Нет. Дочь решила, будто это чья-то злая и пошлая шутка. Она заставила себя забыть звонок и ничего мне не сказала…

Я глубокомысленно хмыкнул. Тамара Михайловна поняла правильно и торопливо пояснила:

— Инга — сильная девочка. Она очень любит меня и старается понапрасну не огорчать. Словом, такое поведение для нее характерно.

— Допустим. Что же произошло дальше?

— На следующий день, в понедельник, мы обе находились вечером дома. Раздался звонок. Инга, не предполагая, что звонит тот псих, сняла трубку. Конечно, голос узнала сразу. Он очень характерный…

— Стоп! Чем именно? — перебил я.

Листова допила тоник, украдкой облизнула губы и ответила:

— Какой-то неживой. Будто, робот говорит…

— Интересно… И что робот сообщил на сей раз?

— Укорил Ингу за грубость и пригрозил в наказание… Извините, мне трудно воспроизвести вам дословно. — Листова отвернулась к стене, избегая моего взгляда.

— И все-таки постарайтесь… Не думаете же вы, что я задаю вопросы из болезненного любопытства?!

— Он пообещал заставить ее заниматься с ним извращенным сексом, — выговорила Листова всю фразу на одном дыхании. — Еще спросил, подумала ли она над его первым предложением. Инга в сердцах бросила трубку. Я присутствовала при этом, видела состояние дочери… Словом, тут мне Инга все и рассказала. Едва она замолчала, как телефон зазвонил вновь. Теперь уж подошла я сама, потребовала оставить Ингу в покое и пообещала в противном случае заявить обо всем в милицию.

— Он испугался или разозлился?

— Скорее, второе… Прошипел, что я сама приведу к нему Ингу за руку. Затем разговор оборвался.

— По чьей инициативе?

— По его. Моя первая реакция была такой же, как у Инги: хулиган, псих — не надо обращать внимания. Вторник прошел спокойно, но в среду он позвонил днем и застал Ингу одну — она только вернулась из академии со сдачи зачета. Негодяй абсолютно точно назвал расписание ее занятий в тот день и добавил, что вечером Инга собирается в школу бальных танцев во Дворец культуры моторного завода.

— Неплохая осведомленность, — вставил я, поднялся и прошелся по приемной.

Листова смотрела на меня, ожидая продолжения, но я пока что не счел нужным отвлекаться на частности.

— Что же Инга?

— Тогда она, пожалуй, впервые по-настоящему испугалась. Тип предложил ей выбор: отдаться добровольно или он сам подловит Ингу где-нибудь в грязной подворотне. Затем рассмеялся и сказал, что ему больше нравится первый вариант, но он готов смириться и со вторым. Дочь молчала, и негодяй опять первым повесил трубку, а Инга свою положила на полочку рядом с телефоном и пошла к соседям.

— Это и была попытка выяснить, откуда звонят? — догадался я, вернувшись за Гелин стол.

— Да. Потом пришла с работы я, узнала о новом звонке и решила встретить дочь из школы, но она отказалась, сославшись на то, что ее проводит Саша.

— Кто такой?

— Партнер по танцам. Хороший мальчик.

— Не спорю. Все обошлось?

— Да. В четверг псих не давал о себе знать, а в пятницу я обнаружила в нашем почтовом ящике вот это… — Листова порылась в сумочке и выложила на стол разорванные женские трусики.

Я не просто удивился — опешил! Да-да!.. И лишь через минуту решился дотронуться пальцами до весьма своеобразного сувенира.

— Белые… — вымолвил я, чтобы хоть что-то сказать.

— Я показала их дочери. Разумеется, эта вещь ей не принадлежит. Но нам обеим сделалось страшно. К тому же, за полчаса до ухода Инги в школу танцев, мерзавец позвонил, вновь требовал встречи и говорил всякие гадости…

— Какие?

— Ну… — замялась Тамара Михайловна. — Разные… Извините, но язык не поворачивается — не то воспитание.

Она протянула руку, чтобы забрать бикини, но я не разрешил, справедливо считая их своего рода вещественным доказательством по делу.

— Звонок был снова по телефону-автомату?

— Конечно. Хотя занятия в школе платные, но я настояла, чтобы Инга в тот вечер во дворец не ходила. Саша по пятницам уходит на час раньше — он танцует в ночном варьете "Рапид", а мне Инга запретила ее встречать — постеснялась остальных ребят.

— В субботу он вас не тревожил, так? — спросил я, уже предугадав ответ, так как заметил соблюдаемую типом очередность — через день.

— Нет, не звонил, — подтвердила Тамара Михайловна. — Зато в воскресенье позвонил около полудня. Опять угрозы: терпение, мол, у него кончается, и завтра он своего добьется в любом случае. У Инги, да и у меня тоже, сдали нервы. Мы решили в понедельник утром обратиться в милицию.

— С участковым все ясно и…

— Подождите, — прервала меня Листова. — В воскресенье мы и нашли в квартире журнал.

— Вот как?! Тогда давайте детально.

— Собственно, особых подробностей я не приведу. После обеда мы с дочерью навещали мою мать — она сильно болеет. Когда возвратились домой, то сразу увидели журнал на столике в большой комнате.

— Замок не был поврежден? — с надеждой поинтересовался я у гостьи.

— Нет — я смотрела. Хорошо, что дома нашелся запасной. Попросили соседа — он вечером заменил. В понедельник этот тип нас звонками не тревожил, а во вторник вечером мы решили не снимать трубку.

— Но телефон все же звонил?'

— Конечно. Я уже говорила, что нам часто звонят по делу и мы не можем отключать аппарат.

Дела — делами, но жизнь дороже… Лично я пожертвовал бы служебными интересами ради личных. Любопытно, что бы предпринял незнакомец, столкнувшись с молчанием? Тут приходилось лишь гадать.

— Перейдем к среде. Что произошло вчера?

— Это меня и натолкнуло на мысль обратиться за помощью к вам… — Из той же сравнительно небольшой сумки Тамара Михайловна извлекла сложенный вчетверо листок.

Листок оказался страницей из уже знакомого нам "Экстази"… На красочной, отменной полиграфии картинке стройная брюнетка самозабвенно отдавалась смазливому плейбою. Над головой девушки печатными буквами некто исполнил шариковой ручкой короткую надпись: "Инга". На торсе парня выделялся жирный знак вопроса, выполненный той же синей пастой.

— Откуда? — коротко спросил я.

— Вчера Инга обнаружила эту мерзость в своей спортивной сумке, оставленной в гримерной, где танцоры переодеваются.

— После занятий?

— Да!

— Других ребят она известила о находке?

— Нет. Но худшее произошло ночью… — Листова крепко сжала в пальцах ремешок сумочки. — Он позвонил около полуночи и пообещал исполнить задуманное еще до конца недели.

— Черт! — невольно вырвалось у меня. — Тогда поспешим…

Мне понадобилось еще полчаса для выяснения у Тамары Михайловны кое-каких мелких штрихов и выполнения ряда формальностей, делающих ее нашим полноценным клиентом.

К двум часам Никодимыч в агентстве не появился, нарушив свое обещание. Я добросовестно выждал, пока секундная стрелка наручных часов пробежит последний круг, и покинул офис.

Жара достигла самого пика. Первый глоток уличного воздуха обжег легкие. Жаль, что я не курю, а то бы потренировался в подъезде, чтобы организм заранее адаптировался к грядущему испытанию.

В течение двенадцати минут, затраченных на дорогу к дому, моя футболка полностью промокла от пота. По непонятным причинам сухими остались только плечи. Размышляя над этой частной особенностью своего организма, я поднялся на седьмой этаж и отпер дверь однокомнатного гнездышка.

— Есть будешь? — мрачно поинтересовалась Настя. В моей футболке, доходившей ей до середины бедер, женушка выглядела весьма соблазнительно.

— Ты прекрасно смотришься, милая! — похвалил я, скидывая ботинки.

Настя пропустила комплимент мимо ушей и в том же тоне повторила вопрос, прибавив:

— Борщ и сосиски с вермишелью.

— Хоть сардельки! — Я старался говорить бодро, делая вид, что не замечаю ее дурного расположения духа.

Наша непродолжительная и по началу счастливая семейная жизнь примерно месяц назад неожиданно дала трещину. Причем, без каких-либо видимых к тому причин. По крайней мере, за собой я не замечал ничего такого, что могло способствовать ухудшению: не изменял жене, не водил домой шумных гостей, не шлялся по приятелям, не делал заначек. Наоборот, старался все свободное от работы время отдавать семье, то есть ей, Насте. И тем не менее…

— Я не собираюсь греть второй раз! — прокричала жена из кухни, выводя меня из состояния невеселой задумчивости, нагрянувшего прямо в центре прихожей.

В последнее время Настя перестала наблюдать, как я ем. Раньше она обычно усаживалась за столом напротив, подпирала кулачками щеки и трепалась со мной о том о сем. Теперь — нет… Теперь она уходила в комнату, оставляя меня одного. Я с тоской взглянул на пустую табуретку по ту сторону стола, вздохнул и взял ложку.

Если дело не во мне, то, получается, в ней? У Насти завелся другой мужчина? Чушь… Большую часть времени она сидела дома и всего три дня в неделю по три-четыре часа выполняла обязанности патронажной сестры городского собеса. Круг общения ограничивался пенсионерами — не разгонишься. И тем не менее, она все чаще старалась избегать близости, приводя любые мало-мальски правдоподобные доводы.

Отодвинув пустую тарелку из-под первого, я машинально провел ладонью по своей голове, но намечающихся рогов на ней не обнаружил… Вермишель не лезла в горло: пресная и противная — опять забыла посолить. Вообще говоря, и к кулинарии Настя охладела, хотя всегда любила стряпать и умела вкусно готовить любое блюдо.

Я доел сосиски, но оставил нетронутой половину остывшего гарнира. Пустой чай… Где вы, неизменные обеденные компоты с добавкой?..

— Почему не доел? — раздалось у меня за спиной.

От неожиданности я поперхнулся и закашлялся. Настя несколько раз треснула кулаком у меня между лопаток. Била от души, вкладывая в удары силу, излишнюю для подобного лечебного процесса.

— Больно же! — не выдержал я.

На мгновение наши взгляды встретились. Мне показалось, что в глазах жены мелькнула злорадная усмешка.

— Сядь!

— Зачем? — равнодушно переспросила Настя.

— Что с тобой происходит?

Вопрос в лоб ее не удивил. Жена опустилась на табурет и принялась внимательно изучать качество маникюра на своих ногтях.

— Ничего… — Она все-таки откликнулась, но как-то вяло.

— Наверное, нам пора поговорить.

— О чем?

— О жизни.

— Ну наконец-то! — Настя криво ухмыльнулась. — Я думала, что подобная мысль никогда не придет тебе на ум.

— Я серьезно!

— И я тоже… — Убедившись в том, что с ногтями на левой руке все нормально, она переключила внимание на правую.

— Хорошо, я изменю вопрос. Что происходит с нами?

Настя некоторое время молчала, не поднимая головы, затем произнесла:

— Я устала от одиночества.

— Да? — Ответ меня озадачил.

— Для тебя в жизни существует одна работа. — В ее голосе слышалась горечь. — Мы никуда не ходим, нигде не бываем… А мне ведь только двадцать два. Мне скучно, Костя!

Вот она, разница в возрасте! Этого я больше всего и боялся, когда вел Настю под венец. И просил перед тем хорошенько все взвесить… Взвесила. Ее энтузиазма хватило меньше, чем на полгода.

— Почему ты сама не заговорила со мной? Сразу не заговорила, едва почувствовав сбои в себе? — Я коснулся ее руки и нежно погладил.

— А почему ты сам, имея глаза, тянул до сегодняшнего дня? — В ее взгляде сквозила тоска. — Принимал мое состояние за приступ дури?

— Давай махнем на море, — мягко проговорил я.

— Ты серьезно? — Настя выпрямила спину и замерла. — И когда же?

— Вот поймаем одного мерзавца и…

— Ясно! — жестко оборвала меня Настя. — Вслед за тем мерзавцем даст о себе знать новый и так до бесконечности! Борец с преступностью! Герой-одиночка!

Настя резко встала и рванулась из кухни. Я успел удержать ее за руку.

— Пусти, мне больно! — раздраженно потребовала жена.

— Успокойся.

В комнате звонко тренькнул телефон. Я ослабил хватку. Настя отскочила к разделочному столу-тумбе и, скривившись, потерла запястье.

— Наверняка тебя! — сердито бросила она.

Я не стал спорить и молча поплелся к аппарату.

— Что это за фокусы? — послышался в трубке голос любимого шефа.

— Точность — вежливость королей! — проворчал я.

Намек на его опоздание Никодимыч проигнорировал и сказал:

— Я имею в виду договор с гражданкой Листовой, лежащий у меня на столе.

— Там все ясно написано.

— Алфавит я знаю! — огрызнулся шеф. — Почему оформил без моего ведома?

— Из любви к искусству! — в тон ему парировал я.

— Из любви, значит… Тогда приходи сюда — обсудим, — пробурчал начальник.

Сидеть дома после стычки с Настей мне не хотелось. — Буду через четверть часа.

— Вот и будь! — передразнил Никодимыч на прощание.

Я сменил футболку на рубаху с короткими рукавами, умыл лицо холодной водой и миролюбиво спросил Настю, с которой столкнулся на пороге комнаты:

— Хлеба купить?

Она смерила меня презрительным взглядом и с иронией проговорила:

— Поди ночью вернешься — магазины уж закроются.

Я пожал плечами, хотел чмокнуть ее в щеку, но передумал.

Никодимыч скучал в своем кабинете, рассеянно водя карандашом по листку бумаги. Нагромождение прямых и косых линий, местами украшенных рваными окружностями, напоминало измочаленную ветром паутину. Сам паук бесследно исчез: наверное, злодей-ветер его куда-то зашвырнул.

Шеф убедился, что я удобно устроился на мягком стуле справа от его черного стола, достал пачку неизменного "Мальборо" и, прикурив сигарету, спросил, дотронувшись карандашом до картонной канцелярской папки с надписью "ПсиХ":

— Ты придумал?

— Заголовок? Разумеется.

— Звучит завлекательно. Долго сочинял? — Начальник насмешливо посмотрел на меня сквозь облако сизого дыма.

— Как-то само собой получилось. По первым буквам слов: поиск сексуального извращенца…

— Пси… А заглавная "ха" на конце при чем?

— Не "ха", а "икс". Мы же не знаем его подлинной фамилии, — объяснил я тоном, каким пожилой учитель разговаривает с туповатым первоклашкой.

— Скажите, пожалуйста…

Никодимыч помолчал, но не нашел достойного продолжения для дальнейшей пикировки, а потому сменил тему:

— Что представляет собой Инга? В твоих записях беседы с Листовой на сей счет ничего нет.

— Я нарочно опустил, полагая, что мы еще сегодня увидим девушку и составим о ней свое собственное мнение, без налета материнской предвзятости, — скромно ответил я.

— Есть такая тенденция?

— Родители не объективны… По словам Тамары Михайловны, дочь — очень симпатичная девушка с веселым нравом и отменной фигуркой. Хорошо учится, в настоящее время успешно сдает сессию. Помимо танцев, увлекается музыкой: и классической, и современной. Посещает, конечно, вечеринки, дискотеки, молодежные тусовки…

— Стало быть, круг знакомых достаточно широкий, — сделал вывод Никодимыч, тыча сигаретой в шикарную хрустальную пепельницу, подаренную ему кем-то из клиентов. — Ухажеры у нее есть?

— Есть. И не один. Однако, по мнению матери, ничего серьезного — так, легкие увлечения.

— Партнер по танцам относится к их числу? — вспомнил шеф Сашу, чье имя видел в моих записях.

— Листова полагает, что они с Ингой просто добрые друзья. Два года танцуют вместе, на конкурсах выступали. Тем более, Инга как-то обмолвилась маме, будто у Саши есть девушка.

Никодимыч аккуратно погасил окурок, снова взял в руки карандаш и спросил:

— Темные личности поблизости вертятся?

— Трудно сказать… Во всяком случае, Листова не замечала, чтобы дочь водила компанию с отбросами общества — не в характере девушки.

Шеф вздохнул, заменил карандаш на ручку и придвинул к себе экземпляры типового договора с Тамарой Михайловной. Перед тем, как поставить свою подпись, он признался:

— Прощаю тебе твою самодеятельность только по одной причине…

— По какой же?

— Странный, механический голос телефонного обольстителя… Понимаю, что глупо, но мне очень хочется посмотреть на его обладателя.

Я наблюдал, как шеф визирует документы, и тоже находил глупым подобное основание для выбора клиентов. Однако в данном случае это не противоречило моему желанию помочь Тамаре Михайловне. Поэтому свои критические замечания я оставил при себе. Да и у каждого из людей есть маленькие и большие причуды.

Никодимыч поставил печати и полюбовался на творение рук своих. Затем закрыл папку и, повертев ее перед глазами, проговорил:

— Не пришлось бы заголовок "Псих" потом переделывать в "Пшик"…

— Не думаю.

— Как я понимаю, прослеживается некая периодичность в звонках, — произнес шеф, отодвигая папку в сторону. — Это что-нибудь значит?

— Не знаю… Он только однажды нарушил правило, позвонив подряд во вторник и вчера, в среду. Надеюсь, что и сегодня вечером парень выйдет на связь, учитывая его обещание покончить с проблемой до конца недели. — Я глянул на шефа. Он согласно кивнул, разделяя мое предположение. — Короче, я напросился в гости к Листовым: попробуем записать разговор на диктофон и, заодно, пообщаемся с Ингой.

— Разумно. Возможно, мать в чем-то заблуждается относительно личной жизни дочери — лучше получить информацию, так сказать, из первых рук.

— У меня уже есть и некоторые планы на завтра, — скромно произнес я.

— Догадываюсь. — В серых глазах командира зажглись искорки. — В танцевальной школе Инга занимается по понедельникам, средам и пятницам. Завтра ей предстоит поздно возвращаться домой. Если умно повести игру с психом, то можно спровоцировать его на действие и взять за жабры с поличным. Верно излагаю?

Отдадим должное Никодимычу: он умел работать с письменными документами, анализировать их и схватывать основное. И неизменно ставил на место выскочку, задумавшего объехать его по кривой. Нет, я не относил себя к желторотым, делающим первые шаги на сыскном поприще, но шеф имел десять лет форы по продолжительности службы в милиции, и об этом не стоило забывать, чтобы лишний раз не оказаться в положении посрамленного всезнайки.

— В точку! — восхитился я прозорливостью начальства.

— Вот только не знаю, что делать с психом, коль поймаем… Хватит ли доказательств?

— К чему обременять и без того перегруженную заботами Фемиду? Для начала хорошенько набьем поросенку морду, а там — видно будет, — рассудил я.

Идея Никодимычу не слишком понравилась.

— А если он больной? Самосуд не поможет. — Шеф потянулся за порножурналом, лежавшим на краю стола. — Где такая фигня продается?

— Везде. На рынке, например… Вычислять покупателя — бесполезная трата времени, — поспешно подчеркнул я, опасаясь, что Никодимыч, чего доброго, даст мне такое задание. Представив себя копающимся на прилавке в ворохе "экстазей" на глазах у толпы, где полно моих знакомых, я поежился.

— Трусики? — продолжал перечислять начальник вещественные доказательства.

— Ширпотреб. Китайские или турецкие. В магазинах или на том же рынке — навалом.

— И откуда ты все знаешь? — поддел Никодимыч.

Я уклонился от ответа и обратил его внимание на то, каким образом псих проник в квартиру Листовых.

— Вероятнее всего, он использовал дубликаты ключей. Мерзавец умудрился проникнуть в гримерную и подложить в сумочку Инги похабную картинку. С таким же успехом он мог снять и оттиски с ключей.

— Ты все же осмотри замки — поищи следы отмычки, — посоветовал шеф.

— Ты?! — переспросил я. — Так вместе же посмотрим…

— У меня родилась одна идея… — Никодимыч привычно почесал нос. — Надеюсь, ты не забыл начальника телефонной станции, который нам кое-чем обязан? Или я не прав?

— Прав, но…

— Мы чуток скорректируем план! — загорелся шеф. — Проинструктируй Ингу. Пускай она сделает вид, что согласна в пятницу, после занятий в танцевальном, встретиться с ним где-нибудь.

— Где?

— Придумаешь… Это снизит степень риска, почти исключит случайности и облегчит нашу задачу. Услышав же согласие девушки, парень размякнет, у него притупится инстинкт самосохранения… Главное, чтобы Инга всячески затягивала разговор. — Никодимыч прищелкнул пальцами от охватившего его азарта. — Надеюсь, главный телефонист города даст мне в помощь парочку толковых спецов! Мы сумеем максимально быстро засечь место, где установлен телефон-автомат. Я мигом свяжусь с дежурным по УВД, навешаю ему лапши на уши и убедю… убежу… Тьфу!.. Сагитирую его направить к автомату ближайшую патрульную машину. Возможно, мы завершим дело еще сегодня!

— Зачем усложнять, коль надо лишь потерпеть до завтра и повязать психа при встрече с Ингой? — удивился я неожиданному ходу Никодимыча.

— Я не обмолвился, говоря: "Почти исключит случайности". — Никодимыч важно приосанился. — Вдруг сработает "почти", и мы его нечаянно вспугнем? Встреча сорвется, а псих временно заляжет на дно. Тогда нам уготована кропотливая работка, где каждая мелочь способна иметь решающее значение. Словом, вся операция напоминает трехступенчатую космическую ракету: если отвалится первая ступень — с блокированием телефона-автомата, то включится вторая — перехват психа завтра, коль и она отпадет, то останется третья — чисто дедуктивная.

Сейчас шеф походил на лектора, многословно и муторно делящегося премудростями оперативно-розыскной деятельности со слушателями Академии МВД — никак не меньше. Однако мы с детства привыкли с уважением относиться к любым ракетам. К трехступенчатым — особенно.

— И вдобавок подстрахуемся.

— Четвертая ступень? — ахнул я.

— Позвони Сысоеву и разведай обстановку в городе по части преступлений на сексуальной почве, — нахмурился Никодимыч, задетый "четвертой ступенью" за живое.

— К чему?

— Чтобы не перебегать ему дорогу. Где гарантия, что милиция не разыскивает подобного щура?

— Хорошо, предусмотрительность нам действительно не повредит, но почему звонить Митричу должен я?

— Уровень психологической совместимости у тебя с ним выше, чем у меня.

Гадая над тем, что шеф хотел этим сказать, я удалился в приемную и воспользовался Гелиным двухканальным "Дженерал-Электрик". По счастью, начальник угро торчал у себя в кабинете. Мне он не обрадовался, вопреки утверждению Никодимыча о нашей с Митричем взаимной симпатии. Или я неправильно понял своего командира?

— Здравствуйте, товарищ подполковник! — пропел я в трубку в ответ на саркастический вопрос Сысоева: "А-а, так ты еще жив?!".

— Привет-привет… — пробурчал Митрич. — Чем обязан вниманию выдающихся пинкертонов?

— Холмсиков, — мягко поправил я. — Нет ли у нас в городе нераскрытых серийных изнасилований, развратных действий и прочих малоприятных вещей?

— А что? — осторожно поинтересовался Митрич в свою очередь.

— Ага, вероятно, я чересчур широко поставил вопрос. Сузим. Не завелся ли в наших местах маньяк типа Чикатило?

На другом конце провода наметилась легкая паника, о чем свидетельствовало участившееся дыхание и невнятное бормотание. Последнее быстро оформилось во вполне четкий и возмущенный крик:

— Ты что плетешь, дурак?! Типун тебе на язык!

— Спасибо! — вежливо поблагодарил я и аккуратно положил трубку.

С некоторых пор Сысоев считал нас своими злыми гениями, раскапывающими специально для него латентные преступления. Их малочисленность не портила статистических сведений, отражающих успешную борьбу милиции с преступностью, но зато, с точки зрения качества, доставляла угрозыску массу хлопот и нервотрепки. Митрич с суеверным трепетом воспринимал каждое наше обращение к нему даже по пустяковым вопросам, подозревая за этим неизбежное и грандиозное продолжение. Недавно, например, я битый час выведывал у него адрес владельца обрызгавшей меня грязью иномарки, намереваясь всего лишь набить морду наглецу, а подполковник сперва подумал, будто мы сели на хвост одному из уголовных авторитетов, которому, как позже выяснилось, принадлежала злополучная машина. Мне стоило больших трудов убедить Сысоева, что мною движет исключительно частный интерес и авторитетом наше агентство вовсе не занимается, а, значит, гибель мафику не грозит и обычных разборок со стрельбой и трупами, неизбежно сопровождающих подобного рода печальный исход, в городе не предвидится. Кстати, физиономия водителя авторитета в итоге не пострадала. Я не успел совершить вендетту, ибо на следующий день мой обидчик по пьянке врезался в груженый КамАЗ и на месяц угодил в больницу — справедливость восторжествовала и без моего вмешательства…

Мои воспоминания прервал телефон, от которого я не успел отойти.

— Константин! Что вы затеваете? — заорал Сысоев, оставаясь верным себе.

Из кабинета выглянул Никодимыч, удивленный моим затянувшимся отсутствием. Я сделал страшные глаза и скосил их на трубку. Шеф понимающе улыбнулся.

— Успокойся, Митрич! Я надумал писать диссертацию по криминалистике — собираю практический материал.

— Врешь!

— Ну, хорошо, сдаюсь…

— Выкладывай!

— Кандидатскую будет защищать Никодимыч — куда мне, дураку?! Жаль, что ты не можешь нам помочь.

— Издеваешься? Не дай Бог, я узнаю…

— Не дай Бог! — согласился я и дал отбой.

Еще через три минуты мы с Никодимычем запирали входную дверь нашей конторы. В приемной безутешно надрывался телефон: Сысоев — мужик упрямый.

На центральной улице города мы расстались: сели в троллейбусы и разъехались в противоположных направлениях.

Народу в салоне было мало, и я с чистой совестью занял свободное место под табличкой "Для детей и инвалидов". Однако через две остановки пассажиров прибавилось. Возле меня притулилась бабулька с увесистой сумкой. Пришлось встать.

— Спасибо, милок! — радостно прошамкала бабушка. — Дай тебе Бог здоровья!

— И вам того же! — вежливо поклонился я.

— Воспитанных теперь мало… Все господа попадаются. Вот раньше…

Она охотно ударилась в воспоминания. Я рассеянно слушал, отпуская короткие междометия, дабы не выглядеть в ее глазах неучтивым человеком. Бабушка все дальше и дальше углублялась в прошлое советского государства. Когда она добралась до периода индустриализации, троллейбус подкатил к нужной мне остановке. Я без горького сожаления простился с ровесницей Первой Конной армии.

Листовы жили на втором этаже блочной пятиэтажки. Двор утопал в пыльной зелени. Поражало обилие собак всех пород и мастей, в изнеможении валявшихся под кустами: то ли жильцы дома коллективно состояли в обществе собаководов, то ли псы избрали это место для проведения сходки.

Дверь мне открыла Инга. Я сразу снял с Тамары Михайловны обвинение в предвзятости к своему ребенку. Девушка на самом деле выглядела эффектно: стройная, длинноногая блондинка с яркими васильковыми глазами. Она дружелюбно улыбнулась.

— Вы, наверное, Константин? — Ручеек мелодично побежал по камешкам.

— Вы, наверное, Инга?

— Проходите.

Она провела меня в гостиную, где за обеденным столом сидела Тамара Михайловна и что-то переписывала в толстую тетрадь из еще более толстой книги. Увидев меня, Листова-старшая поспешно вскочила и шагнула навстречу.

— Самообразованием занимаетесь? — догадался я.

— Приходится… Изменений по налогам идет столько, что не успеваем вникнуть в одни инструкции, как вместо них вводятся новые. С ума можно сойти!

— Я вас понимаю… Где телефон? — Я обвел взглядом комнату, заставленную добротной мебелью: без роскоши, но со вкусом. — Лучше заранее приготовиться.

— Конечно-конечно! — Всплеснула руками Тамара Михайловна. — Пойдемте в прихожую.

Черный аппарат стоял на полочке в длинном коридоре, куда выходили двери обеих комнат. Я приладил к трубке микрофон-присоску, подключил его к диктофону и присоединил наушники, чтобы контролировать разговор. Затем открыл входную дверь и, вооружившись карманным зеркальцем и фонариком, принесенными с собой, осмотрел снаружи накладку замка. Никаких признаков того, что в квартиру проникали с помощью отмычки, я не обнаружил.

Обе женщины с интересом наблюдали за моими манипуляциями. После их завершения, Тамара Михайловна предложила:

— Давайте, я разогрею ужин. На сытый желудок и ждать веселее.

Верное утверждение.

— А мы с Ингой пока пошепчемся. Не возражаете?

Листова-старшая посмотрела на меня, затем — на дочь и удалилась на кухню. Мы с девушкой вернулись в большую комнату и удобно устроились в креслах.

— Для нашего дела крайне важно, чтобы беседа получилась откровенной. У тебя есть друг?

— Подруги? — Инга не сразу сообразила, что я имею в виду.

— Нет, именно друг.

— А-а… — Девушка чуть смутилась. — Сейчас нет.

— Был?

— Мы полгода назад расстались.

— Долго встречались?

— Год.

— Солидный срок в вашем мелкотравчатом возрасте. Отчего разбежались?

— Огонь погас, остались угли! — Инга не пыталась прятать насмешку.

— В тебе или в нем погас?

— Во мне. Он возражал, но в конце концов смирился. Все обошлось без боли и слез. — Она сообщила об этом бодро, но затаенную грусть скрыть не смогла.

— Он способен…

— Исключено! — горячо перебила девушка. — Подлость ему чужда.

— Поверим, — принял я нехотя ее довод. — После него с другими встречалась?

— До такой степени — нет! — Синие глаза потемнели, но взгляд Инга не отвела, продолжая смотреть на меня прямо и открыто.

— Были случаи, что кто-то хотел склонить тебя к близости, но ты отказывала?

— Открыто — нет. — Инга задумалась. — Так, намеки… Мужчины все одинаковые и все хотят одного.

— Маленький совет: забудь эту фразу и вспомни о ней лет в шестьдесят. Тогда у тебя накопится достаточный жизненный опыт, чтобы судить о правоте такого высказывания. — Я улыбнулся.

— Учту, — серьезно заверила Инга.

— До злополучных телефонных звонков в твоей жизни случались нестандартные ситуации?

— Как это? — не поняла девушка, забравшись в кресло с ногами. Джинсы на бедрах натянулись — того и гляди лопнут.

— Какие-либо необычные встречи, события? — пояснил я. — Не обязательно плохие. Просто необычные.

Инга снова задумалась, глядя в пол. Целых три минуты она честно пыталась вспомнить.

— Нет, ничего особенного… — Листова-младшая подняла голову и передернула плечами, от чего золотистые волосы красиво заструились по ним в лучах заходящего солнца, проникающих в комнату через раскрытое окно.

К нам заглянула Тамара Михайловна.

— Ужин готов, — доложила она.

— Извините, но нам понадобится еще десять минут, — попросил я.

Хозяйка тактично прикрыла за собой дверь.

— У тебя много приятельниц и приятелей? — продолжил я прерванный разговор.

— С какой стороны посмотреть… — Рассудительно произнесла Инга. — Студенческая группа, танцевальная студня… Пожалуй, бывшие однокашники. Есть и просто знакомые.

— Прилично набирается.

— Я уже давно всех их в уме перебрала. Вроде бы некого подозревать. — Инга вздохнула.

Девушка правильно поняла мою озабоченность: псих прекрасно осведомлен о ней, что наводит на вполне определенные мысли.

— Кто имеет доступ в комнату, где вы переодеваетесь, в то время, пока идут занятия?

— Все ребята… Рядом еще репетирует оркестр народных инструментов, а этажом ниже занимаются другие самодеятельные коллективы. Дверь с лестничной площадки в наш коридор обычно не запирается.

— Таким образом, даже посторонний может зайти в комнату и незаметно залезть в сумку? — удивился я подобной беспечности танцоров.

На лице Инги возникло выражение растерянности. До нее лишь теперь дошло, что любой из ее товарищей не застрахован от кражи его личных вещей.

— Но до сих пор ничего не пропадало! — воскликнула девушка.

— Повезло, — сказал я, поднимаясь. — Идем, а то неудобно перед Тамарой Михайловной.

За едой я изложил Листовым замысел шефа. Старшей затея не очень понравилась, но Инга загорелась.

— Дадите мне самой хоть разок врезать ему по морде! — обрадовалась она и добавила: — За все мерзости, которые нам с мамой пришлось выслушать!

— Дам, — пообещал я, чем шокировал озабоченную мать.

— Но, Константин, как же…

— Все нормально, мам! — пресекла дочь ее возражения. — Где мне лучше назначить подонку свидание?

— Если ты пригласишь домой, то это его насторожит, — проговорил я, прожевав кусок котлеты. — С жилплощадью подруг есть варианты?

— Не-а… У всех — предки! — ляпнула Инга и сразу спохватилась: — Извини, ма!

— Хорошо, так и объясни, что вариант один: гостиница, — сказал я девушке.

— Гостиница? — Инга даже отложила вилку.

— Пусть сам закажет номер, а после танцев ты к нему туда придешь. Встретиться предложи у парадного входа.

— Вам виднее, — не стала спорить Инга.

Тамара Михайловна налила всем чаю, поставила вазочку с печеньем и спросила:

— Костя, вы гарантируете безопасность?

— Сто процентов! — успокоил я.

Мы вздрагивали от каждого звонка и дружно неслись к телефону, но всякий раз тревога оказывалась ложной: звонили то знакомые Тамары Михайловны, то приятели и приятельницы Инги. Никодимыч тоже брякнул, сообщив, что у него всё готово. Листова-старшая не преувеличивала, когда сетовала на обилие телефонных контактов.

Только в начале десятого Инга, сняв в очередной раз трубку и сказав дежурное: "Да?", побледнела и резко обернулась к нам с Тамарой Михайловной. Я мигом включил диктофон и нацепил наушники.

— Как дела, детка? — Слова вылетали, словно из неисправного мегафона.

— Нормально.

— Что ты решила?

— Я уступаю.

— Правильно! — В механической монотонности прорезались возбужденно-радостные нотки.

— Я так устала… Нервы на пределе!

— Сама виновата — надо было сразу согласиться. Я — человек упрямый!

— Да, я убедилась… Конечно, весьма необычный способ добиваться расположения девушки, но Ваша настойчивость даже чем-то подкупает.

— Ты не пожалеешь. — Дыхание звонившего заметно участилось. — Обещаю, что ты не забудешь меня никогда!

— Только без извращений и грубости, — чересчур жалобно попросила Инга.

— Не переигрывай! — прошипел я, коснувшись ее плеча.

— Я буду нежен! — проскрипел псих.

— Давайте встретимся завтра после занятий в танцевальном, — быстро проговорила девушка.

— Меня вполне устраивает… Отправь мамочку в гости и мы…

— Нет, не дома! — перебила Инга. — Лучше в гостинице.

В разговоре образовалась пауза. Псих что-то прикидывал и кроил.

— Не годится, — заявил он. — Неужели у тебя нет подружек, которых можно потеснить на пару часиков?

— К сожалению, нет. Почему вам не нравится гостиница?

— Не годится! — тверже повторил тип. — Знаешь, мне пришла в голову пикантная мысль! Ты задержись в танцевальном классе, а я приду, когда все разойдутся по домам.

— Прямо там? — Инге не пришлось играть удивление — оно получилось вполне естественным.

В трубке послышался идиотский смех, похожий на щелканье плохо смазанных шестеренок в какой-нибудь механической штуковине.

— Там, — подтвердил псих. — Необычное место, правда?

— Я не знаю… — неуверенно протянула Инга и взглянула на меня. Я прикрыл глаза: "Соглашайся". — Ладно… Приходите минут пятнадцать десятого.

— Твои дружки точно уже слиняют?

— Точно.

— А мама волноваться не будет, если ты задержишься?

— Я ей скажу, что меня проводят, но по дороге необходимо заглянуть к подруге — взять конспекты.

— Соображаешь, детка! — похвалил домогатель.

— Тяни время, — шепнул я Инге, наблюдая за стрелками своих часов.

— Вы не урод? — поинтересовалась девушка у собеседника.

Вопрос поставил его в тупик, и мы выиграли еще десять секунд.

— Глупая! — неожиданно зло пророкотал псих и столь же неожиданно произнес, почти с человеческой нежностью: — Не сомневайся, я тебе понравлюсь…

Инга лихорадочно соображала, что бы еще такое спросить. Псих сам пришел на помощь.

— Ты меня не надуешь?

— Нет.

— Смотри, детка… Если выкинешь какой-нибудь фокус, то горько пожалеешь!

Сказано было столь зловеще, что и я поежился. У Инги задрожали руки.

— Я не подведу, — с трудом выговорила она. — Как я вас узнаю?

Молодец девчонка! Волнуется, но соображает. Поставила гада в новый тупичок.

— Никак, — проснулся скрежещущий голос. — До завтра!

Инга ничего не успела предпринять — в трубке щелкнуло, и полились короткие гудки. Девушка обессиленно присела на пуфик под полочкой с телефоном. Мать обняла ее за плечи и погладила по голове. Я перемотал пленку в диктофоне и убедился, что разговор записался нормально. Еще через минуту позвонил Никодимыч.

— Молодцы! — Шеф не скрывал радости. — Автомат находится возле парикмахерской в Северном микрорайоне. Туда понеслась патрульная машина. Только бы успели!

— Только бы… — эхом повторил я.

— Перезвоню. Ждите!

Листова накапала Инге каких-то успокоительных капель. Я расхваливал девушку за мужество и актерское мастерство, стараясь тоже ее подбодрить. Повторный звонок шефа застал нас в гостиной перед телевизором.

— Сорвалось, — произнес мой начальник с досадой. — Опоздали. У автомата никого не нашли.

— Сгорела, — констатировал я.

— Кто?

— Первая ступень ракеты…

— Смейся, смейся… — пробурчал Никодимыч. — У вас как?

— Подготовили вторую ступень. Завтра запуск в двадцать один пятнадцать.

— Где?

— Во Дворце культуры моторщиков.

— Где?! — на тон выше переспросил шеф.

— Прямо в расположении танцевального ансамбля.

— Дело вкуса… Утром обсудим.

— Договорились.

Я вернулся к Листовым, чтобы от всего сердца пожелать им спокойной ночи.

Сплю я мало и будильник завожу всегда, даже по выходным. Почему? Убежден: много спать — вредно. Принято считать, что для среднестатистического человека нормальными являются восемь часов сна ежедневно, то есть третья часть суток. Иными словами, нам рекомендуется прозябать во сне треть жизни, а она и так короткая. Меня такой расклад не устраивает. Поэтому в пятницу я встал в половине восьмого несмотря на то, что уснул около трех. Нет, обычно я ложусь не раньше часа ночи, но накануне, после моего возвращения от Листовых, Настя продолжила дневной разговор на темы семейной жизни, который завершился ее слезами. Я от слез воздержался, но зато долго не мог уснуть.

Принятая в качестве снотворного бутылка болгарского бренди "Слынчев бряг" обеспечила при пробуждении головную боль. Сетуя на то, что с каждым годом качество любимого напитка неуклонно ухудшается, я забрался в душ. Чередующиеся струи холодной и горячей воды частично сняли дискомфорт, но не полностью: боль ушла куда-то в глубь мозга и затаилась, напоминая о себе каждым резким поворотом головы.

Я сварганил два берестбургера. Это новое блюдо родилось недели три тому назад в результате протеста против того, что Настя перестала кормить меня завтраком, предпочитая поспать — благо, торопиться ей было некуда. Готовилось изобретение так: бралась треть или половина батона (в зависимости от настроения), разрезалась вдоль на две половины, мякоть частично убиралась, а в образовавшуюся ложбинку складывалось все, чем я мог разжиться в холодильнике, руководствуясь буйством своей фантазии. Затем половинки складывались и получался берестбургер.

Два дня я в творческих муках рождал название. На конкурс выставлялось аж пять вариантов, образованных исключительно из фрагментов моей фамилии Берестов: "бебургер", "бербургер", "беребургер", "берестбургер" и "Бургер Берестова". Первое наименование отдавало козлиным блеянием и покинуло выставочный павильон сразу. Последнее выглядело чересчур звучным и требовало использования при изготовлении блюда омаров, анчоусов, каперсов и прочих деликатесов, которых в моем доме отродясь не водилось. Третье, при дефектном произношении начальной буквы и замене ее с "б" на "п", получалось неблагозвучным и ассоциировалось с излишествами. Второе содержало минимум букв из моей фамилии и не охраняло авторских прав. Словом, победило четвертое.

Сегодня в начинку пошли вареная колбаса, сыр, "попка" огурца, немного жареной картошки, оставшейся на сковороде от вчерашнего ужина, чайная ложка горчицы и кетчуп. Я запил это произведение крепким сладким чаем и завтраком вполне удовлетворился.

Примерно на середине дороги в агентство ко мне пришло понимание того, что не мешало сделать скидку на жару и ограничиться третью, а еще лучше — четвертью батона (мини-берестбургер!): рубашка требовала выжимки в центрифуге. Я сбавил шаг и в результате опять прибыл на службу с опозданием в десять минут. Правда, теперь внимание на данный факт обратила не соседка со скамеечки, а сам Никодимыч.

— Привет-привет… — промурлыкал он, выходя из своего кабинета в приемную и бросая выразительный взгляд на кварцевые часы, висящие на стене. Дымок от сигареты, зажатой в его пальцах, свернулся в сизый фантом, своей формой очень напоминавший знак вопроса.

— Фантастика! — восхитился я.

— Что?!

Я указал на дым и пояснил. Шеф полюбовался произведением своего курительного искусства, плавно поднимающимся к потолку, и не слишком строго предупредил:

— Еще одно опоздание и…

— Разве мы куда-то опаздываем? — поспешил удивиться я, не желая знать вида ожидающего меня наказания.

— Во Дворец культуры.

— К чему торопиться? Культура, как и магазины, наверняка открывается не раньше десяти.

— Музыкальная школа работает с восьми, — срезал меня Никодимыч. — В десять там уже полно народа.

Шеф крайне не любил толпу.

— Так чего ж мы стоим?! Давно пора двигать!

Никодимыч вытаращил глаза от такой наглости, а я быстренько выскочил на улицу, предоставив ему возможность запирать дверь.

У нас не было настроения соваться в общественный транспорт из-за духоты, и предпочтение было отдано пешей прогулке. Она заняла двадцать минут, в течение которых мы лениво перебрасывались репликами на отвлеченные темы.

Серая громада Дворца возвышалась над скудным сквериком. Здание возводили сразу после войны пленные немцы. Архитектору, вероятно, не давали покоя лавры проектировщиков столичного Большого театра: ступенчатое крыльцо, массивные колонны, поддерживающие портик. Только вместо знаменитых коней установили фигуры рабочих и крестьян, символизирующих благополучие страны Советов — это более соответствовало духу времени. Дабы архитектора не обвинили в плагиате (не современники, а потомки!), он приляпал справа от парадного подъезда прямоугольную пристройку, где разместились буфеты и выставочные зады. Затем зодчий углядел во внешнем облике своего творения некую незавершенность и к торцу пристройки приделал в линию близнеца основного строения, но меньшего размера, а также без колонн и статуй на портике. Здесь устроили вход в кинозал и клубную часть, четыре этажа которой притулились в свою очередь по правую руку от кинозала. Завершал шедевр спортзал, загнувшийся, подобно аппендиксу, за фасад нелепого, но внушительного сооружения. Сама же идея создания комплекса, где трудовой люд, не выходя на улицу, мог послушать симфонический оркестр, посмотреть кино, поучиться пению или игре на балалайке и, вдобавок, поиграть в волейбол, критики не вызывала.

— Лепота! — Я задрал голову, разглядывая рабочих и крестьян.

— В детстве я сюда часто в кино бегал, — признался Никодимыч с нотками ностальгии в голосе.

— Я тоже. И на нескольких бракосочетаниях побывал.

У парадного подъезда застыли машины, разукрашенные лентами, куклами и цветами. Пятница — день свадеб. На крыльцо как раз поднимались очередная невеста в белой фате и очередной жених в тесноватом с иголочки костюме.

— Смотри-ка: такая жара, а дураков не убавляется, — подметил шеф.

— Интересно, если бы разводы обставлялись столь же торжественно, это увеличило бы число брачующихся?

— Кого?! — озадаченно переспросил Никодимыч, услышав незнакомое слово.

— Молодых!

— A-а… Несомненно. Мы ведь так любим праздники!

Руководствуясь объяснениями Инги, мы нашли на правом фланге крыльцо с козырьком и ступеньками, ведущими вниз — в нулевой этаж или полуподвал, и прошли внутрь. Пролеты лестницы уходили вверх, образуя квадратный колодец. Между этажами тускнели металлические сетки. Дежурная в синем халате, сидевшая за столом на площадке первого этажа, окинула нас равнодушным взглядом и ни о чем не спросила. Слегка обиженные холодным приемом, мы с Никодимычем не сочли возможным пожелать ей доброго утра.

На втором этаже мимо нас под фортепианные арпеджио прокатилась вниз ватага малолеток. На третьем тишину нарушила хлопнувшая дверь, на четвертом воздух колыхали раскаты сочного баритона, забивавшие аккомпанемент баяна. Солист исполнял старинный русский романс "Очи черные".

— Здесь, — определил шеф.

Мы осмотрелись. На площадку выходили четыре массивные двери. Я плохо разбираюсь в древесных породах, но такого материала у нас в городе больше нигде не видел. Прямо, судя по частично стершимся силуэтам мужчины и женщины, находились туалеты. Правая дверь была заперта. Медная ручка на ней потускнела и покрылась зелеными точками, из чего мы сделали вывод, что дверь тупиковая или ведет на запасную лестницу. Левая, откуда доносилось пение, в отличие от трех других, состояла из двух створок со вставленными в них рифлеными стеклами. Одна из створок тихо распахнулась, повинуясь легкому прикосновению моей руки.

— Войдем?

— На дурака? — засомневался Никодимыч, ибо для разведки мы не заготовили никакой легенды.

Я пожал плечами и ступил в коридор, имевший примерно двадцать метров в длину и три в ширину. Он заканчивался такой же двустворчатой дверью со стеклами, на которой виднелась табличка "Танцевальный класс". Остальные двери были одностворчатыми и глухими. Мы последовательно ознакомились с надписями: "Гримерная" и "Костюмерная" — по левую руку, "Оркестр народных инструментов" и "Класс вокала" — по правую.

Незапертой оказалась дверь последнего. Солист только-только затянул новый романс, успел пропеть: "Я встретил вас…", и осекся, таращась на нас, будто увидел Плачидо Доминго и Зураба Соткилаву. Баянист дожал еще пару аккордов и, проследив за взглядом певца, обернулся.

— Товарищи, нельзя входить, когда исполнитель в образе и ведет партию! — Плешка баяниста заблестела и порозовела от возмущения.

— Я и не подозревал, Мухин, что у тебя на старости лет откроется певческий дар! — саркастично произнес Никодимыч, глядя в упор на солиста.

Мужик лет сорока в брюках и клетчатой рубашке криво ухмыльнулся.

— Это ваши друзья, Сергей Харитонович? — Баянист вновь показал нам спину, вновь обращая взор к певцу.

— Один… — Мухин помешкал и прибавил: — В некотором роде друг.

— Причем давний! — подсказал шеф.

Преподаватель и аккомпаниатор в одном лице завертел головой туда-сюда, отказываясь что-либо понимать. Я начал догадываться, но пока в разговор не вступал. Некоторое время в комнате сохранялось молчание. Его нарушил Мухин.

— Как я понимаю, вы, Юрий Никодимович, явились не по мою душу? — спросил он, оправившись от растерянности.

— Нет, Мухин. Мы хотим записать подрастающее поколение в оркестр народных инструментов. — Шеф хлопнул меня по плечу, осознал, что возрастом я не подхожу, и уточнил: — Он — сына, а я — внука.

Экспромт мне понравился: в далеком детстве я сам дня три пробовал научиться дудеть на сопелке.

— У них репетиции по вечерам, — охотно сообщил баянист, интуитивно чувствующий, что гнев пора сменить на милость. — С шести до восьми.

— А сейчас там никого? — натурально огорчился Никодимыч.

— Днем их кабинет заперт.

— Жаль… — сокрушенно вздохнул шеф, поворачиваясь к дверям, снабженным накладным замком. — Придется прийти позже. Слушай, Костя, может в танцевальном повезет? Какая разница, где приобщать пацанов к искусству?!

— Там занятия с обеда! — прокричал нам вслед заботливый баянист.

— Спасибо! — вяло отозвались мы из коридора. Хором.

На обратном пути были осмотрены туалеты, после чего мы поднялись на полпролета вверх к входу на чердак. Его держали запертым на внутренний замок. Две лавки и урна на промежуточной площадке указывали, что здесь собираются курильщики.

Никодимыч молчал до самого крыльца, о чем-то размышляя. Я ему не мешал и лишь в скверике отважился спросить:

— Мухин — крестник?

— Да. Поразительно, но за тринадцать лет внешне он мало изменился.

— За что ходки?

— Одна, — поправил меня шеф. — Изнасиловал молодую женщину в заречном парке. Мне выпала сомнительная честь его брать…

Я остановился и тупо посмотрел в спину удаляющемуся начальнику.

Задернутые шторы в приемной нашего офиса создавали уютный полумрак. Шелестели оба вентилятора, состоящие на вооружении агентства. Я старательно манипулировал ими, чтобы наиболее рационально направить искусственные воздушные потоки. Шеф, развалившись на диване, лениво наблюдал за мной, изредка корректируя розу ветров.

— Позвони Инге, — напомнил он, едва я завершил установку и собрался свить себе гнездо в одном из кресел.

Отдых пришлось отложить. На обратном пути в контору мы детально обсудили увиденное во Дворце и пришли к выводу, что консультация девушки нам не повредит.

Инга долго не брала трубку, хотя уверила, что сегодня будет до вечера дома. Я уже забеспокоился, но, как оказалось, преждевременно.

— Извините, я мыла посуду и не слышала телефонных звонков, — оправдалась девушка.

Извинение я принял и задал вопрос о дверях.

— Костюмерная всегда закрыта, — пояснила она. — Во всяком случае, я ни разу не видела, чтобы туда кто-то заходил. Оркестр, как и мы, начинает с шести. В восемь они запирают свою дверь и уходят. Вокальный класс наш мастер — Руслан Сергеевич — использует под свой рабочий кабинет. Он там переодевается, оформляет учебные документы…

— Значит, во время ваших занятий в период до восьми часов заперта только костюмерная, а после восьми — еще и комната оркестра, правильно?

— Нет, не правильно, — возразила Инга. — Класс вокала тоже заперт, если Коробейникова в нем нет. Наш мастер педантичен и не забывает захлопнуть за собой дверь.

Она вдруг прыснула.

— По какой причине веселье? — заинтересовался я

— Да так… К делу не относится

— И все же?

Подчинившись моей настойчивости, Инга виновато произнесла: — "Педантичный" чем-то созвучно с… "педерастичный"… — Она снова тихонько засмеялась.

— Ваш мастер — голубой? — не поверил я.

— Говорят, — уклончиво ответила девушка. — Впрочем, он милашка, и мы все его ужасно любим.

— Рад за вас. Туалетами ребята пользуются?

— Глупый вопрос! — фыркнула Инга.

— А куда ведет противоположная дверь на площадке?

— Не знаю.

— Твоя репетиция заканчивается ровно в девять?

— Без пятнадцати. Тут Руслан Сергеевич пунктуален. В девять — ни минутой позже — он всех выгоняет и запирает вокальный класс, а потом — входную дверь в наш коридор.

— Ключи сдаст на вахту внизу?

— Да.

Тут до меня вдруг дошло, что вся спланированная операция скатывается на грань срыва.

— Как же ты задержишься, если он всех выгоняет?! — почти в голос крикнул я.

Никодимыч так и подскочил на диване, выронив дымящуюся соску на палас.

— Иногда кто-нибудь из ребят просит разрешения задержаться и поработать над каким-нибудь па индивидуально, — спокойно сообщила Инга, подтвердив в очередной раз, что далеко не глупа. — Это редко, но бывает. Обычно Руслан Сергеевич не возражает и отдает ключи остающемуся, чтобы тот сам все запер и сдал их дежурной.

— Извини, — устыдился я собственной резкости. — Мне не дает покоя костюмерная. Ты не знаешь, где хранится ключ от нее?

— Наверное тоже у вахтерши… — неуверенно проговорила Инга. — Все? — спросила она, так как я замолчал.

— Последний вопрос. Вы с ребятами выходите через крайнее крыльцо?

— Нет. Там дверь запирают в восемь. Мы спускаемся на первый этаж, где сидит вахтер, проходим коридором в фойе кинотеатра и оттуда — на улицу.

— Понял, спасибо… Мы с тобой еще попозже свяжемся.

На мой взгляд, девушка вела себя как-то уж чересчур легкомысленно перед близящимся испытанием. Я поделился своим умозаключением с Никодимычем.

— Я и сам словно со стороны смотрю на ситуацию, — признался начальник. — Какая-то она ненастоящая, несерьезная что ли… Хотя мы с тобой вроде собираемся предотвратить опасное преступление.

— У меня — те же мысли. Странное ощущение!

— Именно, странное, — подчеркнул шеф. — С первого часа, как мы приступили к этому делу.

— Как бы там ни было, но расслабляться нельзя. Конечно, на меня парень не производит впечатление махрового упыря, однако само по себе проникновение в чужую квартиру — факт, который нельзя сбрасывать со счетов.

— Верно, — согласился шеф. — Давай покумекаем, где нам лучше спрятаться, чтобы взять его с поличным.

— Через две минуты. Кофе хочется.

Я прошел на кухню и поставил чайник. Пока он закипал, мои мозги активно шевелились. Вместе с дымящимися чашками, я принес в приемную конкретную идею.

— Смоделируем поведение психа.

— Попробуй, — разрешил шеф, сделав глоток кофе.

— Не думаю, что он полностью поверил Инге и утратит осторожность: псих-то он псих, но вовсе не дурак…

— Сам понял, что сказал? — поднял брови мой любимый начальник.

Я оставил замечание без ответа и продолжал свою мысль:

— Мозолить глаза окружающим ему не с руки… Вижу два варианта: либо он придет к девяти через подъезд кинозала, маскируясь под зрителя, спешащего на последний сеанс…

— Сеанс в двадцать один — точно! — вставил шеф, смакуя напиток.

— Либо явится заранее и спрячется где-то поблизости…

— Второй — более предпочтительный. Как я понимаю, часов до восьми во Дворце еще много народа, и психу легче натурализоваться. К тому же дверь крайнего подъезда в это время еще не заперта — там путь к танцевальному короче. В девять коридоры пустеют и шаги одиночки способны привлечь внимание ленивых дежурных.

Шеф, довольный собой, поглядел на меня, ожидая оценки своего аналитического мастерства, но намерения хвалить начальника, вслух у меня не было.

— При всех вариантах, главное состоит в том, что он должен где-то выждать остающееся до девяти пятнадцати время. — Я залпом допил свой кофе. — Второе условие: максимально короткий рывок из засады в танцевальный класс, чтобы свести к минимуму возможность наткнуться на случайного зеваку.

— Логично. — Никодимыч зажал губами мундштук новой сигареты "Мальборо".

Смолит, как паровоз! Интересно, у него легкие уже целиком, посерели или кое-где сохранились розовые пятнышки? Мне вспомнилась питерская "Кунсткамера" с экспонатами в банках с формалином…

— Чего замолчал? — вернул меня в приемную голос шефа.

Я вздрогнул, сморгнул и продолжил мысль:

— Несомненно, парень изучил или как раз сейчас изучает подходы к танцевальной студии. Где он выберет себе убежище? Применим метод исключения. Гримерная, костюмерная, комната оркестра — отпадают. К вокалистам шныряет маэстро Коробейников. Туалеты? Глупо…

— Третий этаж? — выдвинул предположение Никодимыч.

— Далековато: целый лестничный пролет. Да и там, судя по табличкам, изостудия. Если художники и разойдутся до девяти, то двери наверняка запрут, а на месте туалетов — запертые подсобки: я проверил.

— Тамбур у двери на чердак!

Ну вот! Шеф нахально испортил эффектную концовку в моей логической цепочке. И кто его за язык тянул?

— С промежуточной площадки, на которой курят, человека, прячущегося в тамбуре, не видно. И свет из окошка туда практически не попадает, — дорисовал я выгодные особенности места возможной засады психа.

— В таком случае, мы должны засесть там, где можно контролировать площадку перед дверью в коридор, ведущий к танцевальному классу, чтобы засечь психа и успеть вмешаться по сигналу Инги. Какие соображения?

Мне надоело сидеть, ноги затекли. Я прошелся по приемной из угла в угол и остановился в ее геометрическом центре.

— Туалет!

— Какой? — не сообразил с ходу шеф.

— Лучше мужской. Это — естественнее с точки зрения природы, — здраво рассудил я.

— Пять минут назад в связи с туалетом ты что-то там говорил о глупости?

— Мы заранее поставим его на ремонт и устроимся внутри. Замочная скважина здоровенная, площадка будет видна, как на ладони.

— А если наши намерения относительно туалета все-таки совпадут с выбором психа? — забеспокоился мой начальник.

— Я же сказал: "Заранее"! Мы опередим и не оставим ему этого самого выбора: пусть убирается на чердак!

— В крайнем случае, обживет женский — тот дальше, так что все равно пройдет мимо нас. — Никодимыч похрустел пальцами на руках. Раньше я такого за ним не замечал. — Звони Инге!

Я охотно исполнил команду и разъяснил нашей подзащитной, что и как она должна делать, когда останется в танцевальном классе одна.

Перед тем, как отправиться домой на обед, я отыскал у нас в кладовке кусок картона, вырезал прямоугольник и написал на нем фломастером слово "ремонт".

Встреча с Никодимычем возле знакомого подъезда Дворца состоялась ровно в семнадцать часов. Шеф вырядился в робу, в которой обычно колдовал в гараже под своей старенькой "Волгой". Масляные и просто грязные пятна, сплошь покрывавшие ткань, в сочетании со стойким запахом отработанного бензина наводили на грустные мысли о состоянии автомобиля. В руке лжесантехник сжимал потертый портфель, принадлежавший, по всей вероятности, еще его деду. Рядом с начальником я выглядел щеголем в своей выцветшей, но чистой стройотрядовской форме, пролежавшей на антресолях более полутора десятков лет — иной, приличествующей случаю одежды, в моем домашнем гардеробе на нашлось.

— Н-да… — Шеф скептически оглядел меня и зачем-то попросил повернуться тылом. — "ПЕРЕД," — прочитал он надпись на куртке. — Странно. Правильней было бы написать: "Зад".

— "ВПЕРЕД" — название отряда! Там просто буква стерлась, — исправил ошибку я.

— A-а… Почему швы трещат — понятно: раздобрел с возрастом, но вот руки… Не могли же они настолько вырасти!

Рукава и вправду доходили лишь до середины предплечий, что никак нельзя списать на усадку при стирке.

— Могли, — не согласился я. — Жизнь такая: не дотянешься до ее плодов ты — их сорвет другой. Изменение анатомии под влиянием внешней среды. Одним словом — эволюция!

— Хорошо, что не мимикрия, как у хамелеонов…

Нет, что ни говори, а раньше умели прививать детям любовь к знаниям. Вон сколько времени после школы прошло, а шеф помнит…

С печальными лицами работяг, отправленных начальством на сверхурочные, мы поднялись на четвертый этаж. Встречные граждане не обращали на нас внимания, занятые своими собственными заботами и мыслями. Дежурная на первом этаже куда-то отлучилась.

На четвертом этаже я повесил снаружи на дверь мужского туалета заготовленную вывеску и заперся изнутри, засунув найденную в углу швабру в скобу ручки. Никодимыч приник к замочной скважине, чтобы лично проверить обзор.

— Годится, — пробубнил он. — Лестницу до курительной площадки видно полностью.

— Жаль, что унитазов нет. Придется на полу сидеть, — посетовал я.

— Сомневаюсь. Десять минут на карачках и ноги затекут так, что впору только-только расходиться до следующей вахты. Давай, заступай! — Тем самым шеф установил продолжительность смен и очередность.

Первое дежурство полностью подтвердило правоту Никодимыча. На четвертой минуте я заерзал, ища менее обременительную позу, а к концу девятой уже позорно стоял на четвереньках. Смена караула была воспринята мною как дар судьбы…

На втором круге наблюдений появились первые музыканты и танцоры. Их было легко различить по возрасту и одежде. В танцевальном занимались молодые люди и девушки, а в оркестре — мужчины средних лет и старше. Послышались плавающие звуки настраиваемых домбр и балалаек.

Ингу заметил Никодимыч. Она прошла в числе последних за три минуты до шести. После Листовой мимо туалета проследовали лишь одна девушка и два мужичка.

— Люблю музыку, — произнес шеф, морщась и уступая мне скважину.

— Сейчас начнется, — обронил я, прилаживаясь правым глазом к дырке.

— Что?

Вместо меня ответил оркестр, жахнувший "Камаринскую"…

Следующие полтора часа мы вдоволь наслушались русских народных мелодий. Я не против фольклора, но, согласитесь, что наслаждаться одними и теми же произведениями по десять раз подряд способны исключительно оголтелые меломаны. Иногда возникали непродолжительные перерывы, и тогда до наших ушей доносились танго и фокстроты уже из танцевального класса, внося разнообразие в музыкальную программу.

Периодически "балалаечники" выходили покурить и потравить анекдоты, от которых я краснел. Танцоры тоже поднимались к урне, но реже и меньшим числом. Зато за ними наблюдение велось с удвоенным вниманием, так как вместе с юношами отравляли собственные легкие и симпатичные девушки в откровенных трико, радуя своими прелестями наши уставшие глаза. Устали не только глаза. И у меня, и у шефа ныли все члены. После часа слежки мы по обоюдному согласию урезали смены до пяти минут, однако нагрузка, вопреки надеждам, не падала, а, напротив, устойчиво прогрессировала.

В начале восьмого в коридоре зажгли свет. Через стекла в дверях он падал на площадку. Видимость улучшилась. Еще через полчаса оркестранты закончили репетицию и дружной гурьбой вывалились на лестницу. Стало потише. Магнитофон меньше действовал на нервы, хотя и его репертуар успел набить оскомину.

В четверть девятого при моей вахте зону обзора пересек какой-то парень и побежал вниз.

— Саша отчалил, — вспомнил я партнера Инги, который, по словам девушки, в пятницу уходил с занятий раньше, дабы успеть на представление в ночном ресторане.

— Будь внимательнее, — предупредил шеф, занимаясь за моей спиной легкой зарядкой, состоящей в основном из приседаний и дрыганий нижними конечностями.

Магнитофон замолчал ровно в двадцать сорок пять. Листова не преувеличивала: Коробейников соблюдал установленный график. Мы хорошо различали отдельные слова из разговоров собирающихся домой ребят. Без пяти девять они организованной группой прошли мимо нас и начали спускаться — веселые голоса удалялись, пока не стихли совсем.

Затем на площадке появились еще двое. Судя по содержанию диалога на профессиональные темы, одним из них был Коробейников, ибо второй, помоложе, величал его Русланом Сергеевичем. Стукнула створка прикрываемой двери, но щелчка запираемого замка я не услышал. Мастер и ученик, продолжая беседу, удалились.

— Готовность номер один! — объявил шеф прерывающимся шепотом и опустился на колени перед скважиной. — Может, сам посмотришь? У тебя глаза моложе — острее.

— Дудки! — возмутился я. — Очередь есть очередь…

Напряжение нарастало. И физическое, и моральное. Минуло пять минут десятого. На лестнице и площадке — никакого движения. Инга, если и нашла в себе силы отрабатывать танцевальные элементы, то шума не создавала… Мне пришлось снова заступать, к радости Никодимыча, с кряхтением распрямившего спину.

Радость шефа длилась недолго — все те же проклятые пять минут, в течение которых я опять напрасно гробил свое здоровье, ибо псих не появлялся.

— Свет! — проворчал заменивший меня шеф, едва взглянув в дырку. — Почему не предупредил?

— О чем? — не сразу сообразил я.

— О том, что погас свет в коридоре. На площадке теперь темновато — хуже видно.

Ясно! Свет потух, пока я поднимался с пола, а Никодимыч на него опускался… В моей памяти всплыл выключатель на стене рядом с гримерной… Внезапно тело охватил озноб. Я открыл рот, но шеф опередил и спросил шепотом:

— Зачем ты велел Инге выключить освещение?

— Я не…

Договорить не дал крик… Сдавленный, короткий крик девушки… Всего один — и восстановилась тишина.

Никодимыч вскочил и схватился за швабру. Как на грех ее заклинило. Таяли драгоценные секунды… Наконец шеф справился и отшвырнул деревяшку.

Не обращая внимания на производимый шум, мы пересекли площадку в зыбком свете уходящего дня, проникающем на лестницу через плохо промытые окна. Никодимыч дернул за ручку — дверь в коридор не подалась. Он рванул повторно. Створки лишь чуть колыхнулись. Рифленые стекла в них словно вымазали чернилами с обратной стороны.

— Черт!!! — выругался начальник. — Она же была не…

Я не дослушал, оттер шефа и, отступив на шаг назад, что есть силы ударил каблуком по левому стеклу. Оно хрястнуло, осыпаясь колючими осколками нам под ноги. Хорошо, что в полумраке все-таки угадывались острые клыки, торчащие по краям образовавшейся дыры, а то я сдуру нырнул бы туда и нарезался бы в лапшу… Моя рука проникла за створку, нащупала торчащий в замке ключ и повернула его.

Никодимыч задержался подле гримерной. Когда его стараниями под потолком вспыхнули круглые матовые лампы, я достиг порога танцевального класса, дверь которого, в отличие от наружной, была отворена. Свет хлынул через нее и я увидел распростертую на полу Ингу…

Оцепенение длилось всего секунду-другую. Сзади навалился Никодимыч, заглядывая поверх моего плеча. Девушка пошевелилась и тихо застонала.

— За ним!!! — От вопля шефа у меня заложило правое ухо.

Сметенный с дороги собственным начальником, я врезался в стену и очнулся. Глаза заметались по коридору и остановились на неплотно прикрытой двери гримерной… Ноги сами понесли туда… Есть! Распахнутое окно! Я высунулся… На метр ниже вдоль фасада здания тянулось что-то вроде узкой открытой галереи или длинного балкона.

"Сволочь! Мы его ждали там, а он пробрался здесь!", — думал я, выбираясь на галерею… Огляделся… Справа, на противоположном конце клубной части, галерея упиралась в глухую стену модуля кинозала. Слева, метрах в десяти, она поворачивала за угол здания. Я двинулся туда и почти сразу наткнулся на поручни пожарной лестницы. Ага! Вот как он ушел…

Лестница обрывалась в двух метрах от земли. На ее перекладинах я никого не высмотрел. Поблизости белели гаражи какой-то организации. Возле них вертелась стайка молодежи, собиравшейся перелезть через забор во внутренний садик Дворца, где призывно гремела музыка на танцплощадке. На аллеях скверика у фасада Дворца виднелись люди, но попробуй угадай, который псих.

Ничего не оставалось иного, как утереться и возвратиться в танцевальный класс не солоно хлебавши… Еще в гримерной до моего слуха долетели голоса — мужской и женский, причем с Никодимычем разговаривала явно не Инга и общение велось на повышенных тонах. На всякий пожарный, я притормозил перед дверью студии и осторожно выглянул из-за ее створки.

— Нажрутся так, что в двери пройти не могут! — возмущалась вахтерша в синем халате, заправляя под капроновый платок выбившиеся пегие пряди.

— Да трезвый я! — гаркнул шеф. — Говорю же, что споткнулся и нечаянно разбил!

— Вот милицию вызову — они разберутся, трезвый ты или пьяный!

— Вызывай! Завтра тебе твой директор, Анатолий Иванович, башку отвернет: где он найдет других дураков, чтоб за такие гроши сральники чистили?!

Я про себя отметил, что шеф весьма убедителен в образе сантехника-золотаря. Вдобавок знает имя-отчество хозяина Дворца — к нашему счастью.

— По ночам-то?! — проворчала бабенка, получившая достойный отпор и моментально сбавившая обороты. Перспектива конфликта с руководством ее не грела.

— Днем мы на заводе, а вечером — шабашим, понятно? Да и какое твое дело?! — перешел в наступление Никодимыч. — Сам разбил, сам в понедельник с директором и улажу. Нам у вас всю следующую неделю пахать!

— Сидел бы в своем туалете и не колобродил.

— Тебя не спросил! Мне тряпка потребовалась: увидел здесь свет и пришел, а у девчонки ничего подходящего не нашлось.

— Где она? — уже совсем мирно спросила дежурная, озираясь по сторонам.

Ни фига себе! Куда же Никодимыч спрятал очнувшуюся Ингу?! Ответ дал он сам.

— Переодевается. Обещала еще в гримерке поискать. Вот жду — меня туда не пустила.

Что-то я в гримерной Листовой не приметил…

— Размечтался! — фыркнула бабенка и в покровительственном тоне проговорила: — Ладно. Только чтоб за собой все стекла убрал, а то утром уборщицы руки поранят.

— Уберу, — пообещал "сантехник".

Интуиция подсказала мне, что делать дальше. Я на цыпочках проследовал в гримерную и заперся в ней на внутреннюю задвижку. Почти сразу скрипнули половицы за дверью.

— Ты еще долго, девонька? — проявила дежурная материнскую заботу.

— Нет… — Тембр моего голоса забрался на максимальную высоту.

— Ключ сдать не забудь, — напомнила вахтерша.

Ее шаги стихли на лестнице… Можно выбираться из добровольного заточения.

Никодимыч, видевший сценку с порога танцевального класса, молча кивнул, воспринимая мою творческую находку, как должное. Все происшедшее показалось вдруг каким-то бредом, и я не удержался от злой шпильки:

— Дорого бы дал подполковник Сысоев за возможность увидеть главу знаменитого агентства "Мистер Холмс" в роли борца с натуральным дерьмом!

Шеф нахмурился, однако не одернул дерзкого подчиненного. Он вопросительно поднял брови: как твои дела? Моя постная физиономия лучше всяких слов говорила ему, что мы потерпели фиаско. Разделяя вину за провал, я уже смиренно спросил:

— Где Инга?

Никодимыч промолчал и жестом позвал за собой. В углу студии возвышалась старомодная раздвижная ширма. Мы зашли за нее. Девушка сидела на стуле, придерживая на груди полосатую майку, разорванную нападавшим. На молочно-белой шее багровели три кровоподтека — следы пальцев мерзавца. Бледные щеки Инги начали розоветь, но в синих глазах застыли слезы, готовые в любой момент выплеснуться наружу. Она затравленно посмотрела сперва на Никодимыча, затем на меня.

— Как ты? — Я присел на корточки перед девушкой.

— Ничего… — прошептали пересохшие губы.

— Мы виноваты, Инга. Он воспользовался окном, а мы этого не предусмотрели.

— Понимаю…

— Все страшное позади.

Не знаю, поверила ли девушка моим словам, но уголки ее губ дрогнули и чуть приподнялись вверх, изображая улыбку.

— Держится молодцом! — похвалил шеф с фальшивым оптимизмом. — Милицию приглашать отказывается.

— Почему? — Я положил ладонь на холодное колено Инги.

— Он же ничего не успел… — хрипло ответила она.

— Ты твердо уверена, что милиция нам не нужна? — Я задал вопрос потому, что сам в том убежден не был.

— Хочу домой… — Пара слезинок все-таки выкатилась из глаз Инги и, скользнув по щекам, упала ей на грудь.

— Сматываемся! — распорядился Никодимыч и попросил девушку: — Ты оденься за ширмой, ладно?

Не получив возражений, он обратился ко мне:

— Мы с тобой, пока есть время, осмотрим гримерную.

Никодимыч лично принес вещи Инги и увел меня из танцевального класса.

В гримерной я дал волю эмоциям:

— Облажались! Как теперь смотреть в глаза Тамаре Михайловне?!

— Молча! — сумрачно отрезал Никодимыч и закурил. В засаде по соображениям конспирации он ограничился единственной сигаретой, уничтожая ее постепенно: по одной-две затяжки за каждый сеанс. — Пусть тебя лучше беспокоит вопрос: как и где нам искать психа?

— Не знаю. Инга рассмотрела гада?

— Я не успел ее ни о чем толком расспросить, — отмахнулся шеф. — Сам понимаешь, в каком она была состоянии… И вахтерша дурноватая приперлась! — Он замолчал и чуть остыл. Затем проговорился: — Инга заметила колпак у него на голове.

— Колпак?

— Она так выразилась…

— И это все?! — изумился я.

— Все не все — позже узнаем. А ты со мной ничем не хочешь поделиться? — Никодимыч ловко перевел стрелки на меня.

Я сообщил шефу о лестнице и выдвинул версию:

— До девяти часов псих ждал на улице. Затем по лестнице поднялся на галерею, забрался в открытое окно гримерной, проник в коридор, запер дверь оставленным маэстро ключом, выключил свет и напал на Ингу. Когда мы принялись ломиться, он под шумок проскользнул назад в гримерную и ушел проторенным путем. Лопухнулись…

Никодимыч разделил мою точку зрения полностью и приступил к осмотру комнаты, предложив и мне заняться делом. Собственно говоря, затея носила чисто формальный характер. Криминалистического порошка для снятия отпечатков пальцев у нас с собой не было, да и применять его в гримерной представлялось бесполезным из-за обилия людей, побывавших здесь в течение дня. Три оторванные пуговицы и пяток старых окурков — вот и вся добыча, которая вряд ли связана с нападением. Раздосадованные, мы вышли в коридор и столкнулись с Ингой.

— Оделась? — скупо улыбнулся Никодимыч. Глупый вопрос — разве у самого глаз нет?

Девушка протянула к нам ладошку, сложенную лодочкой. В ней блеснуло золотое кольцо с карминовым многогранником. Я опередил шефа и взял украшение.

— Рубин. — Мои познания в ювелирном деле не претендовали на фундаментальность, но рубин опознает каждый, кто имеет хотя бы элементарные представления о драгоценных камнях.

— Оно не мое…

— Чье? — Шеф спросил скорее по инерции, чем осознанно.

Инга вяло пожала плечами. Мы с Никодимычем переглянулись.

— Где ты его нашла? — Начальник отобрал у меня кольцо и внимательно вгляделся в него, словно намереваясь увидеть на камне портрет владельца.

— На пальце… — В целях наглядности девушка оттопырила безымянный палец правой руки.

Для повторения финальной сцены гоголевского "Ревизора" не хватало массовости, но сей пробел восполнялся подкупающей искренностью двух актеров, застывших в изумлении и не игравших, а прямо живших в образах персонажей.

— Ты ничего не путаешь? — с запинкой выговорил шеф.

— Нет… Только не сразу заметила… Мое — вот! — Она подняла левую руку и показала нам перстенек с голубоватым хрусталиком.

Не только я, но и Никодимыч ни с чем подобным в криминальной практике не сталкивался и ни о чем похожем не слышал! Обобрать жертву — в порядке вещей, но чтобы преступник "подарил" ей кольцо — нонсенс! Конечно, Инга еще находилась под впечатлением пережитого потрясения, однако я бы не сказал, что у девушки наблюдалось помутнение рассудка.

Шеф вынул из кармана носовой платок и бережно завернул в него находку.

— Надо навести порядок, — глухо распорядился он.

Храня молчание, мы воспользовались шваброй, послужившей ранее в качестве запора в туалете, и наскоро собрали осколки стекла. Инга равнодушно наблюдала. Затем я погасил свет, и мы спустились вниз. Скандальная дежурная, маявшаяся от скуки на первом этаже, открыла было рот, чтобы выяснить, все ли правильно сделали хулиганы-сантехники, однако при виде второго работяги в кургузой стройотрядовской спецовке, онемела. Ее рука, протянутая за ключом, повисла в воздухе, поэтому шеф спокойно положил его на тумбочку, покрытую обрывком пестрой клеенки.

На улице посвежело. Поднялся легкий северный ветерок, приятно холодивший кожу. На лавочке в скверике подростки орали под гитару блатные песни, прославляющие романтические вечера на параше в лагерной зоне. Над головами прохожих тлели редкие фонари — сказывалась нехватка денег у городской электросети на приобретение ламп. Впрочем, и без них было еще достаточно светло.

Шеф намеревался поймать такси, но Листова захотела немного пройтись — подышать воздухом. Никодимыч взял Ингу под руку. Я пристроился по другую сторону от девушки. Мы шли медленно и молча. Наконец шеф не выдержал.

— Я понимаю, как тебе неприятно, но нам нужны подробности случившегося, — тихо проговорил он, искоса поглядывая на девушку.

— Спрашивайте, — согласилась она с небольшой заминкой.

— Проблем с вашим учителем не возникло?

— Нет, Руслан Сергеевич не возражал и оставил ключ во входной двери.

— Ты выходила из танцевального класса после окончания занятия?

— Выходила… Зашла в гримерную. Потом вернулась в класс и там осталась… — Инга говорила с расстановкой, тщательно выговаривая слова.

Никодимыч скользнул взглядом по влюбленной паре, щебетавшей под сенью липы, и продолжил:

— Ты репетировала?

— Немного поработала… Но настроение пропало… — Девушка вздохнула. — Голова была другим занята… Бросила…

— Просто сидела и ждала, так?

— Да. — Инга чуть качнулась, но равновесия не потеряла, надежно поддерживаемая нами. — Сидела, пока вдруг не погас свет…

— Погоди, но сперва свет потух в коридоре, — вступил в разговор я. — Разве не так?

— Не знаю…

— Ты этого не заметила? И не услышала шагов?! — Мною овладело недоумение.

— Нет… Дверь резко распахнулась… Я увидела его и… сразу стало темно. — Инга поежилась.

Не знаю, как Никодимыч, но я ощутил в себе новый прилив чувства вины перед нею. Представляю ужас, охвативший бедняжку: темень, тишина и рядом насильник…

Мы перешли на противоположную сторону центральной улицы города и остановились, рассчитывая дождаться троллейбуса.

— Что же дальше? — вежливо возобновил разговор шеф.

— От страха у меня пропал голос… — Инга сглотнула комок, подкативший к горлу. — Глупо, но я кинулась к двери и… столкнулась с ним. Он схватил меня за плечи, тряхнул и почему-то замер, словно ожидал чего-то…

— Правильно: ты же вроде бы дала согласие встретиться, а сама убегаешь, — объяснил я. — Пока он медлил, к тебе вернулся голос, верно? И ты закричала… На него твой крик подействовал, как красная тряпка на быка.

— Да, он сразу начал меня душить.

— Ты хоть успела его рассмотреть? — Я обернулся, услышав дребезжание проводов.

— Плохо… Какое-то мгновение… — Девушка напряженно всмотрелась в приближающийся троллейбус, чтобы определить его номер.

— Ростом высокий? — быстро спросил Никодимыч.

— Не очень… Может, чуть выше меня… — проговорила она с разочарованием, ибо оказалось, что троллейбус нам не подходит.

— Средний рост, — между тем прикинул я.

— Ты говорила про колпак на голове, — напомнил шеф. — Цвет, какие-то особенности?

Инга задумалась. Никодимыч успел достать сигареты и прикурить, прежде чем она сказала:

— Цвет красный, а вот особенности…

Девушка задумалась.

— Как у палача?! — Моя неожиданная реплика прозвучала зловеще.

Листова вздрогнула и почему-то отодвинулась от меня поближе к шефу. Однако, согласившись со сравнением, вдруг уверенно произнесла:

— Он был в синем джинсовом костюме… Или в джинсах и синей джинсовой рубашке.

Это чуть-чуть обнадеживало.

— Голос? — Никодимыч оживился.

— Не слышала, — ответила Инга. — Ни звука… Только запах.

— Запах?! — Шеф вероятно подумал, что ослышался.

— Хорошего мужского дезодоранта, — уточнила девушка. — Чрезмерно сильного и терпкого.

— Признак дурного вкуса, — сделал вывод я. — А кольцо? Ты не помнишь, как оно оказалось у тебя на пальце?

— Нет… Честное слово…

— Чудеса! — недовольно пробубнил Никодимыч.

Нашу беседу прервал подкативший троллейбус подходящего маршрута. Впереди ждала малоприятная встреча с Тамарой Михайловной.

Регулярно опаздывать на службу вредно: у начальства чего доброго сложится о вас искаженное мнение, плохо влияющее на ваши с ним взаимоотношения и на моральный климат в коллективе в целом. Особенно, если коллектив маленький. Поскольку шеф объявил субботу рабочим днем, то я пришел в офис без четверти девять и для разнообразия — первым. Благо, моим утренним домашним делам никто не мешал, ибо Настя вчера вечером надумала навестить свою мамашу и денек у нее погостить. В записке, оставленной на зеркале в прихожей, жена мотивировала сей поступок желанием оказать маме помощь по хозяйству, но между торопливыми строчками отчетливо проглядывал иной подтекст: мне все надоело, и я хочу от тебя отдохнуть. Что ж, в нашей Конституции право на отдых гарантируется каждому гражданину, и даже в колониях случаются выходные дни.

Горячий кофе подоспел аккурат к приходу Никодимыча. Шеф не отказался от большой чашки и попросил заправить ему кофе сгущенкой. Мы перенесли поднос в приемную и расположились в креслах по разные стороны журнального столика.

— Надо что-то придумать, — глубокомысленно изрек начальник.

Я и без дополнительных уточнений понял, о чем он.

Тамара Михайловна, которой мы передали Ингу из рук в руки, в истерику не впала. Она не упрекнула нас в неудавшейся попытке поймать психа. Тем не менее Листова испугалась… Сильно испугалась. И не столько того, что случилось, сколько того, что может случиться с ее дочерью в будущем, если негодяй не отступится. В его добровольный отказ от гадких намерений после неудавшейся попытки женщина не верила.

Мы терпеливо просидели в гостиной все то время, что Тамара Михайловна хлопотала вокруг Инги, помогая ей принять душ, кормя ужином и укладывая в постель. Освободившись, Листова напоила чаем и нас, слушая сухой отчет Никодимыча о событиях в танцевальной школе. Наступив на горло собственной гордости, мой удрученный начальник заикнулся о привлечении милиции к розыску мерзавца, но Тамара Михайловна отказалась, не желая огласки и пересудов. Она успела посоветоваться по этому поводу и с дочерью: девушка заняла еще более категоричную позицию, отказываясь посвящать в суть случившегося своих товарищей-танцоров, что неизбежно бы произошло при официальном расследовании.

Шефу пришлось смириться с упорством Листовых еще и потому, что расследование подобных преступлений назначается только по заявлению самой потерпевшей, за исключением случаев, когда жертва в силу психической неполноценности или иных объективных обстоятельств не способна сама обратиться за помощью. Другое исключение составляют тяжкие последствия, наступившие в результате преступления.

Словом, у нас не осталось альтернативы: договор с клиенткой обязывал оградить ее дочь от посягательств психа, а поймать его после конфуза во Дворце стало вопросом чести и спасения подмоченной репутации сыскного агентства. Потому фраза "надо что-то придумать", минуту назад слетевшая с уст начальника, не показалась мне праздной.

— Надо, — согласился я. — Сегодня и завтра Листовы просидят дома, никуда не выходя и никому не открывая двери, но в понедельник начнутся рабочие будни, а с утра до вечера дышать в затылок Инги, изображая из себя телохранителя, мне совсем не нравится.

— Мне тоже, — поддакнул Никодимыч, раскрывая блокнот и нацеливая на него ручку. — Что мы знаем о психе, и псих ли он?

Вопрос прозвучал отнюдь не риторически — он предназначался конкретно мне. Частенько шеф вот так заставлял нас с Гелей шевелить мозгами и строить версии, а сам анализировал их, добавлял упущенное, и подводил итог.

— Начнем с портрета. Возраст — абсолютно неопределенный. С ума сходят и в шестнадцать, и в шестьдесят…

— Обойдемся без лирики, — скривился Никодимыч, словно ему на язык попался нерастворившийся комочек кофейного порошка.

— Кто бы спорил… Рост у парня средний. Носит синий джинсовый костюм или что-то вроде того.

— Душится дешевым дезодорантом, — дополнил шеф.

— Почему дешевым? Насколько я помню, девушка, характеризуя запах, назвала его "чрезмерным".

— Ты же сам сказал о дурном вкусе! Значит — дешевая подделка!

Я бы не отнес утверждение начальника к плодам железной логики, но спорить не хотелось.

— Кстати, она не слышала его приближения к двери. Значит, у него легкая походка.

Вот с этим можно было согласиться без всяких оговорок, что я и сделал, наполняя свою чашку повторно, после чего внес свою лепту в предполагаемый облик преступника:

— Он прекрасно ориентируется в расположении помещений четвертого этажа. Парень либо занимается, либо занимался в кружках, размещенных в непосредственной близости от танцевального. Кстати, за стенкой распевает романсы бывший зэк Мухин. Статья на нем подходящая…

— Проверим. — Шеф сделал пометку в блокноте. — Что касается всего круга подозреваемых, то я бы его расширил, включив сюда друзей и приятелей-кружковцев, а также работников Дворца — бывших и настоящих.

Да, толпа набирается порядочная… Человек сто — не меньше! Попробуй, просей всех через сито, в котором отверстия сплошь крупные. Правда, с учетом поразительной осведомленности гада о личной жизни девушки, можно было значительно сократить число кандидатов, на что я и обратил внимание шефа.

— Предпочтительнее все же те, кто ходит в танцевальную школу к Коробейникову.

— Или ходили! — дополнил меня Никодимыч.

Как начальство любит, чтобы последнее слово оставалось за ним!

— Голос, — выделил я. — Гад использует какую-то штуковину для его искажения. Неважно, псих парень или нет, но кое в чем он соображает.

— Не спорю… Есть еще ключ от квартиры Листовых.

— Сомнительно, чтобы преступник сам изготовил дубликат. В городе едва ли наберется больше полудюжины мастерских — остальные давно позакрывались по причине нерентабельности. Можно попытаться…

— Можно, если ты прав. Учти, что дубликат способен сделать любой слесарь. Поэтому оставим эту тему про запас — на самый крайний случай. — Шеф резко захлопнул блокнот и закинул ногу на ногу. — Теперь — кольцо с рубином.

По какому-то молчаливому уговору самое главное и непонятное мы приберегли себе на десерт.

— Первый вопрос: чье оно? — храбро начал я обсуждение. — Второй — как попало к психу?

Никодимыч достал носовой платок и выложил колечко в центр журнального столика.

— Кольцо обыкновенное, фабричного производства, — без тени сомнения сказал он. — Купил в ювелирном магазине, по наследству досталось, спер наконец… Собственно, это не столь важно. Важнее понять, чем он руководствовался, надевая кольцо на палец Инги.

— Какой-то знак… Ритуал!

Слово шефу понравилось. Повторив его три раза, словно взвешивая, начальник пробормотал:

— Безымянный палец… Случайность?

— Ритуал обручения! — ляпнул я, дотронувшись до кольца.

— А что? Интересный пунктик!

— Хреновый! Коли так, то мы действительно имеем дело с настоящим психом. Я как чувствовал…

— Да?!

— Вчера на сон грядущий покопался дома в справочниках и полистал кое-какие умные книжки.

— Откуда они у тебя? — Шеф спросил с такой интонацией, будто и не подозревал во мне умения читать.

— На книжных развалах продаются не только детективы про таких чудаков, как мы! — огрызнулся я, слегка задетый за живое.

— И что ты вычитал?

— Разновидностей придурков масса…

— С этим трудно спорить, — ехидно вставил Никодимыч. Он не любил, когда его в чем-то обставляли. Особенно — свои же подчиненные.

Торжествуя в душе, я невозмутимо продолжал:

— Многие психи в обыденной жизни ничем не отличаются от нормальных людей. Наоборот, иногда нормальные люди более похожи на дураков, нежели они сами.

— Это я понял еще в детстве. — Шеф хмыкнул. — Нельзя ли поконкретней?

— Можно. Нарушения работы психики, вызывающие сдвиги на сексуальной почве, не лишают человека вменяемости и часто находятся на грани между здоровьем и болезнью. Такое состояние медики называют пограничным, а его причины — психическими аномалиями. Как?

— Интересно! — с удивлением признался Никодимыч, потянувшись к чашке с остатками холодного кофе.

— Аномалии развивают в человеке ощущение неполноценности и мешают его нормальным отношениям с лицами противоположного пола. В итоге удовлетворение полового инстинкта ищется насильственным путем. Закон и нормы морали не служат здесь тормозящими факторами, поэтому путь от появления желания до его практической реализации достаточно короток. Бывает, что их разделяет какой-то час…

Шеф подался ко мне:

— Иными словами, преступник действует под влиянием импульса?

— Да, так часто и происходит.

По мере моих излияний выражение лица Никодимыча становилось все более заинтересованным.

— Но в нашем случае на импульс не похоже, — сказал он. — Насильник не менее двух недель вынашивал замысел и готовился к его осуществлению. Как быть с этим?

— Не знаю… Про навязчивые идеи ничего не нашел.

— Плохо… В таком случае, нам требуется консультация толкового специалиста… Возможно, фортель с кольцом — ниточка к личности преступника.

Об этом я тоже думал минувшей ночью и теперь предложил:

— У меня есть адресок Гурвича.

Валентина Гурвича мы застали дома. И не просто застали, а разбудили: полтора часа назад он лег спать, вернувшись после ночного дежурства. Эксперт-психолог, проводивший судебно-психиатрические исследования по заявкам милиции и прокуратуры, не имел в нашем городе широкой практики, так как необходимость прибегать к его услугам — слава Богу! — возникала редко. Но еще по временам работы в милиции и Никодимыч, и я знали о том, что Валя серьезно интересуется этими проблемами, лишь краем задевающими его основную профессию врача: читает специальную литературу и даже несколько раз ездил на представительные научные сборища по данной тематике.

Как большинство представителей самой талантливой и самой гонимой на земле нации Валя обладал не только чертами лица и манерой говорить, исключавшими необходимость читать отметку в его паспорте, но и рядом достоинств своего народа, среди которых далеко не последнее место занимала вежливость. Поэтому он не поднял скандала из-за визита к нему домой в неурочное время и не попенял нам за причиняемое беспокойство.

— Проходите, — проговорил Гурвич, протирая сонные глаза, и сам подал пример, уйдя в комнату, где накинул на себя спортивную куртку. Брюки он успел надеть раньше.

Глупо заставлять хозяина просить дважды.

— Не боитесь вот так впускать незнакомых людей? — спросил Никодимыч.

— Почему незнакомых? — удивился Валентин, приглашающе указав нам рукой на диван-кровать, который собрал в мгновение ока, запихав постельное белье в ящик под матрасом. — Вы же работаете в УВД — я вас там неоднократно видел. Товарищ ваш мне действительно не знаком, но ведь он — с вами!

Я отметил про себя логику врача и его прекрасную зрительную память. Еще подумал о двух вещах: о том, что шефа в городе каждая собака знает, и о том, что Гурвич не в курсе его профессионального положения в настоящее время. Последнее давало нам неплохую легенду для посещения специалиста по психиатрии. А мы по дороге сюда голову ломали, как выкрутиться, чтобы получить консультацию и не засветиться! Никодимыч тоже оценил представившийся шанс и, не моргнув глазом, соврал:

— Константин из угрозыска — знакомьтесь.

Мы обменялись рукопожатием. Валя явно не помнил имени-отчества шефа, но опять же не желал показаться невежливым и сам спросить постеснялся. Я поспешил к нему на помощь:

— У нас с Юрием Никодимовичем возникла одна проблема, и мы бы хотели ее с вами обсудить.

Валентин подарил мне благодарный взгляд бархатистых глаз и улыбнулся.

— Завтракать будете? — гостеприимно предложил он.

— Нет, но от чая не откажемся, — ответил за нас обоих Никодимыч, предпочитая непринужденную обстановку для доверительного разговора.

Гурвич сноровисто накрыл стол. Наверное, он относился к той категории людей, которые все в жизни делают быстро: быстро рождаются, быстро растут, быстро женятся и быстро разводятся… Словно подтверждая мое наблюдение, Валя в извиняющемся тоне произнес:

— Живу один… Семейная жизнь не заладилась. Приходится самому управляться.

Управился он отменно, соорудив приличный завтрак для себя и своего рода ленч для гостей, принявших сегодня первую пищу часа три назад. Стремительно насытившись, хозяин скрестил руки на груди и откинулся на спинку стула, а мы еще не успели опустошить свои чашки даже до половины.

— Угощайтесь и одновременно излагайте проблему, — разрешил Валя, заметив наше замешательство.

— Дело находится еще на стадии оперативной разработки, — скромно сообщил шеф. — Для полноты информации желательно выслушать ваше мнение.

Затем Никодимыч кратко поведал, что угрозыск ищет преступника, совершившего неудачную попытку изнасилования девушки. Некоторые оттенки поведения неизвестного выглядят по меньшей мере странно: психологическое давление в виде угроз и уговоров по телефону, подбрасывание вещей с той же целью и, наконец, кольцо с рубином, надетое на палец пострадавшей.

Его дополнил я:

— Мы полагаем, что имеем дело с лицом, подверженным психической аномалии и находящимся в состоянии, которое вы, медики, зовете пограничным.

— Откуда вы знаете про аномалии? — оживился Валентин, пристально поглядывая то на меня, то на яйцо вкрутую, очищенное, но не съеденное им по не понятным мне причинам.

— Читал, — с достоинством пояснил я.

— Похвально! — Гурвич потер руки и вновь скрестил их у себя на груди. — Американцы еще в семьдесят восьмом году создали целое подразделение при ФБР, занимающееся сексуальными маньяками. Им накоплен огромный аналитический материал, на основе которого разрабатываются методики для поиска, задержания и допросов… У нас — полная профанация проблемы.

Никодимыч решил поддержать медика и заявил:

— Да, в нашей стране профанируются и более больные темы преступности. Все упирается в деньги и…

— Извините, что перебиваю! — подался к нему Гурвич. — Кто вам сказал, будто эта ветвь преступности — менее больная? И не в средствах причина… Причина во всеобщем бардаке, имеющем место быть!

— Конечно-конечно, — поспешно согласился я, опасаясь, что беседа переместится в дебри политических коллизий. — Так что вы нам можете посоветовать?

Валя налил себе кипяченой воды из чайника, выпил полстакана и сказал:

— Как я понимаю, вы были весьма далеки от всего этого, пока не произошла неприятность с девушкой. — Он проговорил фразу без постановки знака вопроса на конце, но мы с шефом дружно кивнули. — Введу вас немного в курс дела… По мировой статистике сексуальные преступления занимают примерно один процент от всей преступности, но отличаются значительной общественной опасностью. Ой, простите, вы курите?

— Да, — признался Никодимыч.

— Не угостите ли меня, а то курево на дежурстве кончилось, а я утром забыл купить…

Валя не скрывал радости от первой после завтрака сигареты, разделяя мнение курильщиков о том, что она — самая вкусная.

— В книге Гиннеса, — продолжал он, — вы найдете имя Педро Алонсо Лопеса, признавшегося в убийстве трехсот девочек, хотя удалось обнаружить останки пятидесяти трех жертв. Там же упоминается немецкий маньяк Бруно Людке, на совести которого восемьдесят пять жертв.

— Ужас… — вежливо сказал шеф. Пользуясь разрешением хозяина, он тоже засмолил.

Двойная атака на легкие мне вовсе не понравилась, но я культурно промолчал.

— У нас в стране, кроме всем известного Чикатило, аналогичные преступления отмечены в Витебске, Ростове и на некоторых других территориях. Замечу, что три четверти преступников признаются вменяемыми и могут нести уголовную ответственность, однако среди них те же три четверти составляют лица с психическими аномалиями, о которых упомянул Константин в начале нашего разговора.

Его полупоклон в мою сторону напомнил тот, каким один профессор сопровождает лестные слова в адрес другого собрата по науке на международном симпозиуме.

— А какова доля серийных преступников? — поинтересовался я, польщенный вниманием специалиста.

— К сожалению, у меня нет цифры, но полагаю, что она не маленькая. Ведь для сексуальных преступлений характерна высокая латентность, ибо они связаны с интимной жизнью человека. Очень часто потерпевшие не заявляют о преступлении, боясь скомпрометировать себя и своих близких.

Валя спохватился, что в пепельнице полно старых окурков и мигом очистил ее, сбегав на кухню к мусорному ведру.

Когда он занял прежнюю позицию, я подметил:

— Сейчас распространенным явлением стали связи мужчин с несовершеннолетними девушками…

— Вот-вот! Между тем, законом такие связи преследуются. Нередки и внутрисемейные преступления, когда, скажем, отчим принуждает к связи падчерицу.

— Как различить, кто совершил преступление: нормальный человек или псих? — подал голос шеф.

— Существенных различий в характере преступлений учеными не обнаружено. Пожалуй, нормальные, так сказать, преступники больше уделяют внимание сокрытию следов преступления, однако известны факты, когда изощренности маньяка по этой части позавидовали бы и здоровые люди, обладающие богатой фантазией. — Гурвич чуть помедлил и уточнил: — Скорее, различие заключается в субъективных обстоятельствах: фоне насилия, обстановке, наличии или отсутствии ритуальных элементов, характерных для психически неполноценных преступников.

Услышав слово "ритуальные", я многозначительно наступил шефу на ногу.

— Фон насилия. Можно подробнее? — полюбопытствовал Никодимыч.

Гурвич прервался для того, чтобы предложить нам конфеты. Шеф угостился, а я вежливо отказался. Сладкое я люблю… На голодный желудок и не часто. Валентин слегка огорчился, однако, сев на любимого конька, тут же забыл о конфетах.

— Знаете, фоном насилия зачастую является фон самого психического расстройства. Например, у мужчины в детском возрасте могут быть заложены основы искаженного восприятия женщины как угрожающей силы. Тогда в отношениях почти с любой женщиной он начинает занимать оборонительную позицию, а лучшая оборона — нападение.

— Такие искаженные восприятия характерны только для детского возраста? — спросил Никодимыч.

— Вы хотите знать, возникают ли искажения не только в детстве, но и в зрелости?

— Да.

— Конечно возникают. В тридцать — сорок у человека со слабой половой конституцией, которая постепенно угасает, разыгрывается фантазия и ему достаточно попасть в ситуацию, потрясающую своей необычностью, чтобы заложить основу патологической системы. Справедливо взглянуть на проблему и шире: при низкой психической устойчивости и волевом уровне к патологии может привести просто сильный стресс, травма головы и т. п. Пример наглядный хотите?

— Давайте, разрешил шеф.

— В судебно-психиатрической практике известен такой случай… Молодой парень по приглашению знакомой студентки мединститута зашел в морг. Девица хвасталась, что трупы для медиков — привычное дело: мол, мы сидим рядом с ними, чай пьем… Парень старательно демонстрировал служащим морга свою выдержку, хотя по жизни был робким, стеснительным и, как позже признался, все же боялся покойников…

— Мне нередко приходилось видеть смерть, но в морге, честно говоря, всегда чувствую себя погано, — вставил реплику я, чтобы обо мне не забыли.

Валя не забыл и проявил солидарность.

— Я тоже не испытываю положительных эмоций… — сказал он. — Так вот. Парень до того момента не имел опыта половых отношений, никогда не видел "живьем" раздетую женщину, а в морге перед его взором предстало несколько обнаженных женских тел. Одно, молодое, настолько поразило его воображение, что у юноши наступило сильнейшее половое возбуждение и оргазм. Вспышка закрепилась условным рефлексом. Иные способы удовлетворения природных рефлексов перестали работать. Едва он вспоминал "картинку" морга, как начинался сексуальный подъем.

— И чем кончилось дело? — Шеф почесал нос. По этому жесту я понял, что в его голове идет напряженный мыслительный процесс, параллельный нашему разговору.

— Парня задержала милиция в том самом морге при попытке полового акта с трупом… — ответил Гурвич. — В вашем случае весьма вероятно, что преступником движет комплекс, возникший и связанный с какой-то личной трагедией. Принимая во внимание кольцо на безымянном пальце, можно предположить, что трагедия касается области брачных отношений.

— А конкретнее? — теперь вопрос задал я, испытывая волнение пса, почуявшего кошку, гуляющую где-то поблизости.

— Ну, не знаю… Возможно, погибла его невеста. Или грубо отказала ему перед самым моментом заключения брака… Вы мне дали слишком мало информации, чтобы говорить более определенно.

— И это так его потрясло?! — усомнился Никодимыч. Мой начальник никогда не относился к натурам романтическим.

Вероятно, Валентин истолковал сомнение собеседника по-иному и принял его за недоверие к своей компетентности. Он горячо проговорил:

— Поймите, что людей, изначально наделенных неустойчивой психикой, выводят из равновесия даже поправимые, по мнению нормального человека, события! Скажем, провал при поступлении в вуз… Разумеется, событие, толкающее разум человека в пучину мрака, не является разовым и единственным. Чаще требуется цепочка событий, на конце которой стоит последнее — роковое!

— Наверное, многое зависит и от самого человека? Его характера, мировоззрения… — дружелюбно сказал Никодимыч. Если слова медика и не убедили шефа, то он это умело скрыл, дабы снова не травмировать Валю недоверием.

Гурвич искренне обрадовался пониманию:

— Правильно! Добрый, мягкий человек, воспринимающий чужую боль, как свою собственную, опасности не представляет. Но вокруг нас много и других: с буйной фантазией, воображением, эгоизмом, равнодушием к беде ближнего… Среди ваших знакомых есть такие, кому нравится мучить вас неизвестностью, доводить до белого каления мелкими придирками?

— Есть! — громко выпалил я, преданно глядя на любимого начальника.

Никодимыч намек понял, посуровел и полез за новой сигаретой.

— Дайте, пожалуйста, и мне. — Гурвич потянулся к пачке.

Шеф не только угостил, но и услужливо подставил Валентину пламя зажигалки.

— Спасибо!.. Добавлю, что причинный фон преступления часто накладывает отпечаток на его антураж. Здесь — это кольцо, надеваемое на палец жертвы…

Валя замолчал.

— Что вы еще можете нам сказать? — просительно обратился к медику Никодимыч.

— Ну-у… — Хозяин дома задумался, отгоняя дым рукой. — Планирование преступления. Ваш преступник этим отличается от так называемых олигофренов.

— Кого?! — Шеф услышал новый для себя термин и захотел пополнить свой словарный запас.

— Дебилов, — объяснил Гурвич. — Им свойственны дефекты речи и мышления, низкий запас знаний и слов. Движения олигофренов замедленны, неловки, угловаты. Здесь же, напротив, ловкость и хорошая ориентация в пространстве. Вообще, ваш экземпляр, по-моему, заметно отличается от наиболее распространенных категорий лиц, страдающих психическими расстройствами…

— Чем? — заинтересовался шеф, машинально бросив в рот кусочек сыра.

— Насколько я могу ориентироваться в рамках вашего скудного материала для исследования, он не обладает отчужденностью, выключенностью из нормального общения. То есть, у него высокие адаптивные способности. — Валя допил воду в стакане. — Рецидивы же проявляются периодически — приступами. Такая особенность существенно затрудняет поиск. И все же угадывается общая для маньяков особенность — запрограммированная психология. Как ребенок познает мир, так маньяк познает процесс преступления. Оно для него не более, чем детская игра.

— Ничего себе! — не удержался я, услышав столь фривольное сравнение.

— Да-да! — убежденно произнес Валя. — Мальчишка разбивает часы, чтобы узнать, почему они тикают. Еще отмечу признак, характерный для преступников с помутненным разумом — внушаемость. Неосторожным словом или действием его очень легко подтолкнуть к совершению насилия.

— Словом с чьей стороны? — Шеф обожал конкретику во всем.

— Иногда — жертвы, но чаще — случайного лица из его окружения. Извините, ребята, но это, наверное, все, чем я вам пока способен помочь. — Гурвич выразительно развел руками. — Дадите мне новые факты — попробую, опираясь на них, выдать вам характеристику преступника.

Не спрашивая разрешения начальства, я ляпнул:

— Обязательно дадим, коль появятся.

Никодимыч сердито засопел… Господи, язык мой — враг мой! Лучше бы новых фактов не было. Я виновато опустил глаза на скатерть.

— Извините за докучливость, — витиевато выразился шеф и поднялся. Я тоже встал.

— Бога ради! — всплеснул руками Валентин. — Всегда готов к сотрудничеству.

Провожая нас к выходу, хозяин рассеянно выдал:

— Знаете… Нравится вам или не нравится, но для науки вопрос пока остается открытым: маньяк — это преступник или больной?

Никодимыч обернулся, внимательно поглядел на медика и веско бросил:

— Никогда не задавайте такой вопрос в присутствии родителей и близких жертвы… — затем, устыдившись собственной резкости, шеф мягко прибавил: — Прошу вас… Наше обсуждение носило закрытый характер. Будете в УВД — не заводите первым разговор на эту тему.

— Не сомневайтесь! — заверил Гурвич.

Мне показалось, что его обидело недоверие гостей.

На обратном пути в агентство мы с шефом долго спорили, помог нам Гурвич или только еще больше запутал клубок. Я придерживался первого, Никодимыч — второго. К общему знаменателю мы не пришли, но сошлись на том, что разговор с медиком дает нам богатую пищу для размышлений. Предаваясь этим размышлениям, мы и переступили порог офиса, где нас встретил телефонный звонок. Шеф сам снял трубку, отодвинув меня от стола нашей беременной сотрудницы.

— Привет-привет… — Лицо Никодимыча моментально смягчилось. — Как здоровье? Ножками толкается? — Я догадался, что звонит Геля. — Да, уже недолго ждать… У нас? Нормально. Занимаемся одним расследованием… Нет, не скажу… Тем более, по телефону. В гости? — Шеф прикрыл микрофон ладонью и обратился ко мне: — В гости приглашает. Пойдем?

— Когда?

— Какая разница? Дело в принципе…

Никодимыч болезненно воспринимал наше с младшенькой взаимное охлаждение, наступившее после моей женитьбы и ее замужества. Он всячески пытался наладить разрушенные между нами мосты.

— Пойдем, когда психа поймаем, — согласился я.

Шеф кивнул и заговорил в трубку:

— Постараемся… Да, на следующей недельке… До встречи!

Он повесил трубку.

— Надо будет цветов купить, что ли…

— И торт, — вдруг расщедрился я, дивясь самому себе.

— Какой?.. А, черт! — выругался Никодимыч, косясь на вновь заоравший телефон.

— Забыла сказать о форме одежды, — пошутил я, усаживаясь в кресло и предупредил: — Смокинга у меня нет.

— Возьми трубку! — приказал шеф, степенно удаляясь к себе в кабинет.

Вот те на! Стоило только удобно устроиться, как тебя поднимают, будто провинившегося школьника. Я враз посуровел и нехотя исполнил приказание.

— Скоты! — проскрипел уже однажды слышанный мною голос. — Вы все испортили… Вы сорвали мою свадьбу!

— Погоди! — Мне было трудно выбраться из легкого шока, вызванного абсолютной непредсказуемостью события: псих каким-то образом вышел на нас!

— Моя невеста… Вы украли ее! Вы лишили нас праздника!

— Мы лишили — мы и устроим новый… Назначь любой день и я сам приду к тебе шафером…

— П…к! — оборвал он меня нецензурно и зловеще пообещал: — Я назначу день… Я назначу день твоих похорон! И обязательно плюну на твою могилу!

Шеф, догадавшись по моим репликам о том, кто нас осчастливил своим вниманием, резво возвратился в приемную и приложил к уху отводной наушник, который приспособил к аппарату один знакомый умелец.

— Ты меня очень напугал! — серьезно признался я, подмигнув Никодимычу. — Сегодня же пойду заказывать гроб.

— Два! — сказал псих и разразился металлическим смехом. — Еще для твоего старшего дружка не забудь!

Сквозь скрип сочилась такая яростная убежденность, что мне сделалось не по себе.

— Молчишь? Молчи, молчи… Час отмщения близок! Ждите!

Чего именно, он не сказал — разговор оборвался на полуслове.

— Ты нажал? — поинтересовался шеф, расставшись с наушником.

— Не-а…

Мы располагали двумя телефонными линиями. По второй, свободной, Никодимыч связался с УВД. К нашему счастью, дежурил знакомый шефа. Без всяких "что?" да "как?" он уяснил задачу и пообещал помочь. Минут через десять дежурный перезвонил в офис и назвал координаты: автомат находился на улице Сельскохозяйственной рядом с учебным корпусом профессионально-технического училища.

— Похоже, Инге больше нечего бояться! — Радость, переполнявшая меня, могла показаться кому-то и чрезмерной.

— Почему?

— Теперь псих оставит девушку в покое и примется за нас! — охотно разъяснил я и подошел к окну. — Перспектива веселенькая! Знать бы, чего от него можно ожидать…

Шеф тоже присоединился ко мне. В кустах на полоске травы перед домом пацаны играли в какой-то суррогат из салочек и футбола: вместо передачи права водить простым шлепком ладони, они использовали удар ногой по мягкому месту догоняемого. Выходило ловко!

— И чего только не придумают… — тихо пробормотал шеф и поежился, представив себя на месте белобрысого паренька, как раз получившего бразды водящего.

Минут пять мы молча наблюдали за игрой, каждый гадая об одном и том же: каким образом псих узнал о нашем участии в деле? Вопрос о том, где он раздобыл номер телефона, волновал в меньшей степени, потому что второе вытекало из первого, а в службе "ноль — девять" мы на справке состояли.

— Выследил! — Подведя итог своим раздумьям, Никодимыч перестал тупо рассматривать газон и принялся вышагивать по приемной. Разумеется, он не забыл при этом закурить.

— Прятался возле Дворца и видел, как мы провожали Ингу?

— Да, а потом он проводил и нас самих! — невесело скаламбурил мой начальник.

— Но от Листовых мы разошлись по домам и сюда не заходили, — выразил сомнение я. — Конечно, ему не составляло труда выяснить адрес одного из нас, но столь быстро определить место работы — невероятно!

Шеф чуть помешкал и сказал:

— Прав-то ты прав, только он мог, продолжив наблюдение и утром, провести кого-то одного от дома до конторы. Вывеску и слепой прочтет…

Моя голова напряглась. Я со всеми подробностями вспомнил путь от квартиры до агентства: ничто не указывало на признаки хвоста. Впрочем, жара есть жара.

— Представление начинается! — озабоченно произнес Никодимыч и набрал номер телефона Листовых.

Я отнес пустые чашки на кухню, помыл их и, вернувшись в приемную, застал шефа с трубкой, все так же прижатой к уху. Взгляд начальника, обращенный ко мне, выражал полную растерянность.

— Так долго занято?

— Нет… Длинные гудки, — тихо ответил он.

— В магазин, наверное, выш… — Предложение оборвалось на полуслове, поскольку новая мысль в моей голове напрочь вычеркнула старую. Язык сделался ватным и плохо повиновался, но я все же выговорил: — Сельскохозяйственная… Это же в двух шагах от их дома!

Никодимыч, с не свойственной его возрасту резвостью, метнулся в прихожую…

Африканские стайеры прочно обосновались на пьедесталах почета Олимпийских игр, чемпионатов мира и прочих самых престижных легкоатлетических состязаний. Их выносливость вызывает восхищение зрителей и зависть соперников. Все понимают, в чем кроется залог успеха бегунов с черного континента, но понимать, сидя на трибуне или у экрана телевизора, — одно дело, а совсем другое — осознать это на собственном опыте, пробежав энную дистанцию под палящим солнцем и на пределе своих скоростных возможностей.

Рекордсмен умер в Никодимыче метров через сто, спортсмен — через следующую сотню. Боюсь, что на трехсотметровой отметке частное сыскное агентство "Мистер Холмс" лишилось бы своего обожаемого начальника. Откровенно говоря, я бы продержался дольше шефа ровно на отрезок, пропорциональный нашей с ним разнице в возрасте. От поголовной гибели спас фирму таксист Пилюгин, оказавшийся в нужном месте и в нужное время: добежав до первой улицы с более-менее интенсивным автомобильным движением, мы вылетели прямо под колеса его полуразвалившейся тачки.

В силу того, что стекла в машине были опущены, Пилюгину не пришлось высовываться из салона, чтобы своим возмущенным матом перекрыть истошный визг тормозных колодок. Продолжая обзывать последними словами сволочей-пешеходов, водитель с самым решительным видом вылез из замершей машины, не скрывая жгучего желания причинить нарушителям правил дорожного движения хотя бы легкие телесные повреждения.

— Привет! — Я не узнал собственного голоса, искаженного одышкой до неузнаваемости.

Как ни странно, но Пилюгин уловил в моем клокотании нечто знакомое. Вглядевшись внимательнее в потных и всклокоченных субъектов, он определенно признал тех, кто периодически пользовался услугами отменного шофера, обладающего бесценным качеством держать язык за зубами. Сотрудничество приносило таксисту не только щедрый приработок, особенно ценный при падении спроса на таксомоторы в нашем городе. Оно дарило ему незабываемые впечатления, позволяя испытать и остроту погонь, и сладость ухода от них, что требовало демонстрации всего его шоферского умения.

— Садитесь, — пригласил Пилюгин, как всегда немногословный и сообразительный.

Мы с Никодимычем ввалились на заднее сидение.

— Ты — посланец судьбы! — Я дружески хлопнул таксиста по плечу.

— Куда? — скромно спросил тот.

Пока я называл адрес, он уже успел проскочить два квартала…

У дома Листовых шофер резко сбросил скорость и подрулил к нужному подъезду, не поднимая пыли. Я первым вошел в парадное, Никодимыч горячо дышал сзади. Мы поднялись на второй этаж, стараясь соблюдать тишину. В глаза сразу бросился ключ, торчащий в нижнем замке… Не прикасаясь к нему, шеф дотронулся до двери и слегка нажал — заперто… Из квартиры не доносилось ни звука.

Мы изготовились к штурму, заняв позиции, как и положено, по обе стороны входной двери. Я достал "макаров" из сумки-визитки, где обычно таскал его летом, когда ограничена возможность пользоваться поясной или плечевой кобурой, и протянул руку к звонку. За дверью послышались крадущиеся шаги. Глазок был обыкновенный — без панорамного обзора. Смотрящий через него нас увидеть не мог. Шаги начали тихо удаляться. У меня не выдержали нервы.

— Откройте! Считаю до трех и ломаю дверь!!! Раз! Два!

При молчаливом попустительстве Никодимыча, я отступил назад, готовясь вышибить дверь. На счет "Три!" она приоткрылась сама.

— Что происходит? — Тамара Михайловна испуганно выглянула на площадку. Заметив пистолет в моей руке, она схватилась за сердце. — Что случилось, Константин?!

— Мы войдем? — нашелся шеф, глупо улыбаясь.

— Конечно входите… — посторонилась Листова.

В прихожей нас встретила Инга с круглыми глазами. Ее волновал тот же вопрос, что и мать.

— Почему вы уходили из дома? — укорил Никодимыч, прикрыв за нами дверь.

— Мы не уходили… — растерянно произнесла Тамара Михайловна. — То есть, я выходила за хлебом, но Инга оставалась здесь.

— Да! — подтвердила девушка.

— Мы звонили. Никто не взял трубку! — Шеф в изнеможении привалился спиной к стене.

— Инга? — Листова-старшая повернулась к дочери.

Девушка смутилась.

— Когда ты ходила в магазин, я… — Она опустила голову. — Мне понадобилось в туалет. У меня не было возможности подойти к телефону.

Обычно все загадочное на поверку оказывается банальным. Сейчас мне больше всего на свете хотелось сесть на пол и расхохотаться. Никодимыч, не обладавший способностью смеяться над самим собой, заметно помрачнел.

— Постарайтесь впредь отвечать на контрольные звонки, — сухо проговорил он. — И уж коль выходите из дома, не забывайте ключ в дверях, отпирая их при возвращении. Непростительная рассеянность!

— Ключ?! — Тамара Михайловна взяла с тумбочки связку и позвенела ею перед самым носом шефа. — Вот мои ключи!

Я оттолкнул Никодимыча и выскочил на площадку, бросив на ходу:

— Наверх!

Сам же скатился на крыльцо и пробкой вылетел на улицу. Пенсионер с палочкой, три мамаши с колясками, мужчина с ротвейлером на поводке… На дальнем расстоянии от подъезда — десяток ничем не примечательных граждан.

— Бородатого ищешь? — прокричал Пилюгин, высунувшись из окна своей машины.

— Кого? — переспросил я, подскочив к таксисту.

— Он вышел из подъезда и побежал.

— Давно?

— Минуты две-три назад.

— Куда побежал?! — Меня бросило в пот.

— За дом. — Пилюгин указал пальцем направление.

— Давай!

Я плюхнулся на переднее сидение. Двигатель недовольно фыркнул. Таксист резко взял с места и чудом вписался в поворот на ограниченном пространстве узенькой дорожки. В соседнем дворе и в следующем нас ожидало разочарование. По мере того, как мы кружили между домами, вертя головами налево и направо, разочарование усиливалось и вскоре превратилось в осознание бесполезности дальнейших поисков.

— Ты его хорошо запомнил? — спросил я у Пилюгина, когда мы возвратились на исходную позицию к подъезду Листовых.

— Так себе…

— Опиши!

— Ростом пониже тебя, волосы темные…

— Короткие?

— Не длинные и не короткие, — сказал таксист, чуть подумав. — Борода того же цвета, густая, но аккуратная. Одет в синий джинсовый костюм.

— Худой или полный?

— Нормальный, — неопределенно пояснил Пилюгин. — Ага! Через плечо у него была черная сумка.

— Спортивная?

— А я знаю? На ней не написано.

— Ладно… — Я вылез из машины. — Жди пока…

Никодимыч встретил меня на площадке подле дверей Листовых. Я доложил о бородатом.

— Не повезло, — вздохнул шеф. — Вспугнули.

— Кто ж знал?

Задержись мы на пару минут, взяли бы его прямо в квартире. А так… Псих услышал наш топот и слинял на третий этаж, где дождался, когда мы зайдем к Тамаре Михайловне, а затем прошмыгнул вниз и смотался.

Никодимыч достал из кармана ключик и подал мне. Новенький, блестящий, со свежими следами слесарной обработки.

— Почему один? А где от второго замка?

— Помнишь, Листова говорила, что в воскресенье они сменили нижний замок? Этот, — он забрал у меня находку? — от нового. Наверное, парень вставил ключи в оба замка и хотел отпереть их одновременно, чтобы хозяева, заслышав шум, не смогли заблокировать второй замок. Новый ключ слегка заедает. Псих не справился с ним и бросил.

— Разве Листовы не слышали шебуршание?

— Нет. Видимо, он только-только вставил ключ и не успел отпереть, — предположил Никодимыч.

Мы замолчали, ибо сверху спускался мужчина с девочкой лет пяти. Он окинул нас равнодушным взглядом, зато малявка широко улыбнулась, тряхнув голубым бантом в каштановых волосах.

— Оперативно работает, — проговорил я. — И когда, успел обзавестись дубликатом?

— Наверное, в понедельник или в среду во время занятий Инги в танцевальной школе, — рассудил шеф. — Тем же макаром: зашел в гримерную и забрался к ней в сумку.

— Не спорю. Но откуда ему стало известно о замене замка?

Никодимыч задумался.

— Лично я вижу два варианта, — сказал он. — Либо он услышал об этом от самих Листовых, либо, подкладывая в сумку Инги порнокартинку, случайно заметил на связке незнакомый ключ.

— Опять все сводится к близким знакомым, — подметил я. — Не пора ли вплотную заняться партнерами Инги?

— Пора. Теперь у нас более конкретное представление о преступнике, чем утром.

Шеф отворил дверь и прошел в прихожую.

— Инга! — позвал он.

На зов явились обе Листовы.

— Да вы проходите в комнату! — заволновалась Тамара Михайловна, боясь, что ее заподозрят в негостеприимстве.

Никодимыч предпочел кухню. Присев на табуретку, он обратился к девушке:

— Среди твоих знакомых нет бородачей?

Инга, долго не думая, уверенно ответила:

— Нет!

— И я не знаю, — на всякий случай сказала Тамара Михайловна.

— Фамилия Мухин вам ни о чем не говорит? — продолжил блиц-опрос шеф.

Листова-младшая прикрыла глаза, напрягая память.

— Сергей Харитонович, — подсказал я, — поет у вас в вокальном.

— Ой! — Инга смешно шлепнула себя ладошками по щекам. — Пожилой такой?

— Не очень. — Я покосился на шефа, который был старше Мухина лет на восемь.

— Видела пару раз. Однажды даже разговаривала… Постойте! — Девушка растерянно посмотрела на мать, потом на меня и, наконец, остановила взгляд на Никодимыче. — Вы спросили о бородачах? Я совсем забыла… Как-то весной этот дядечка из вокального вызвал меня в коридор через Руслана Сергеевича и передал, что днем меня искал какой-то парень с бородкой — он поднимался к нам наверх. Имя еще назвал…

— Какое? — проявил нетерпение я.

— То ли — Ваня, то ли — Петя… Нет, точно не скажу, но имя определенно русское и простое. Я была тогда заинтригована: среди моих знакомых такого нет.

— Парень ничего не передал через Мухина? — спросил девушку Никодимыч.

— Ничего. Вроде сказал, что зайдет в другой раз, но так и пропал… Потом я выбросила из головы эту историю и, если б вы сейчас не заговорили о бородатых и не упомянули Мухина, то, наверное, и не вспомнила бы — давно было.

— А поточнее?

— Как будто в апреле…

Конечно, для молодости три месяца — вечность. Столько событий, столько нового… Попробуй все упомнить!

Наученные горьким опытом, мы минут двадцать разжевывали женщинам различные варианты их дальнейшего поведения в ситуациях, в которые их может поставить преступник. В заключение я составил список танцоров. Девушка перечислила имена с большой неохотой, хотя я заверил ее, что встречаться с ребятами мы намерены под железной легендой и не раскроем истинной причины нашего любопытства.

Солнечный диск давно покинул точку зенита, что отнюдь не ослабило тепловой мощи светила. По случаю выходного дня супруга Никодимыча нянчила внуков и посчитала эту причину уважительной для того, чтобы прокатить мужа с обедом. Настя нянчила свою маму и следовала той же логике. Жена Пилюгина никого не нянчила, потому таксист уехал домой, высадив нас на площади с фонтанами. Фонтаны не работали, как и положено в жаркий день. Вот если б лил дождь…

Общепринятый обеденный час миновал. Есть не хотелось, но подчиняясь скорее привычке, а не насущной потребности, Никодимыч повел меня в кафе "Золотой якорь". Вопреки названию, намекавшему на узкую специализацию, рыбные блюда в меню не отличались кулинарной изысканностью. Тем не менее шеф заказал нам минтая "по-польски".

— Фосфор полезен для мозгов, а для желудка рыба не обременительна, — пояснил он, разгружая поднос на покрытый крошками стол.

— Можно почти не переваривать, — согласился я, подцепляя вилкой водянистое пюре. — А фосфор — класс! У меня от одного взгляда на плавник извилины зашевелились.

— Да? И что они тебе нашевелили?

— Вспомнился Конан-Дойль… В одном рассказе великий сыщик дает объявление в газету о находке кольца, потерянного убийцей.

— Хорошая идея! Тем более, если кольцо с рубином принадлежало не психу, а… другой его жертве!

Я перестал жевать и уставился на шефа. Похоже, и на него фосфор оказывал благотворное воздействие.

— Серийный маньяк? — пробубнил я с полным ртом. — В нашем городе?!

— Мне не дает покоя лекция Гурвича. Конечно, Сысоев уверил нас, что ничего подобного нет, но… — Никодимыч замолчал, глядя куда-то поверх моей головы.

Я обернулся. Бородатый мужичок ставил кружки с пивом на соседний столик.

— Скоро мы начнем шарахаться от любого бородатого типа, — усмехнулся я, вновь занявшись едой.

— Гурвич подчеркивал высокую латентность подобных преступлений, — напомнил Никодимыч. — Предположим, что псих обращался с жертвами достаточно гуманно… Словом, надо проверить известные нам приметы по банку данных УВД.

— Дельно! А если борода и усы — накладные?

— Ну и что? Не воспользовался же он ими лишь сегодня! Я еще хочу посмотреть в прокуратуре нераскрытые дела по насилиям за последние несколько лет.

— Кто их нам даст?

— Дадут, — уклончиво заверил шеф. — Один из помощников прокурора — мой приятель. Думаю, он не откажется посодействовать в таком пустячке. Например, завтра!

— В воскресенье?

— Конечно! В отличие от будней, по выходным прокуратура пустует, и никто меня там в архиве не увидит.

За компотом из яблок мы разделили между собой партнеров Инги по танцевальной школе — пятерых юношей и четырех девушек. Львиная доля досталась мне, так как Никодимыч взялся наведаться в информационный центр УВД, разыскать Мухина и проверить его алиби на вечер пятницы, а также посетить редакции двух газет и местного телевидения, чтобы дать объявления о находке кольца с рубином. Мы тепло распрощались при выходе из кафе, уговорившись встретиться в офисе часов в десять вечера…

Ближе всех к фонтанам жил танцор по имени Сергей и по фамилии Бахирев. Окна его жилища на третьем этаже выходили на площадь.

— Вам кого? — спросил высокий симпатичный мальчик, распахнув передо мной массивную железную дверь, обшитую деревянной рейкой.

За его спиной просматривались детали интерьера коридора, наводившие на мысль о высоком уровне обеспеченности хозяев дома.

— Тебя, Сережа. — Я показал свое удостоверение частного сыщика.

— Входите, — разрешил юноша.

В прихожей молодой хозяин замялся. Я понял, что в квартире он один, а сыскаря-частника видит впервые и не знает, как себя вести.

— По поводу Инги Листовой.

Услышав знакомое имя, Сергей чуть расслабился и уже достаточно уверенно провел меня в свою комнату. Пока я изучал его коллекцию компакт-дисков на полочке, висящей над музыкальным центром "Sony", мальчик поправил накидку на тахте и сел, выжидательно глядя на меня.

— Вчера вечером на нее напали и пытались ограбить, — вдохновенно соврал я, усаживаясь рядом.

— Где?! — Он почему-то не удивился самому факту нападения. Его взволновало место.

— Прямо в студии. Инга осталась там одна для индивидуальной подготовки.

— В студии? Да вы что?! — Бахирев вскочил, но тут же снова опустился на тахту. — Она жива?

На его месте я бы задал другой вопрос.

— Жива. Несколько синяков. Злоумышленника вспугнули — он лишь успел прихватить деньги из сумочки.

— Много?

— Прилично. — Никогда не следует детализировать вранье, иначе легко запутаться.

— Почему следствие ведете вы, а не милиция?

— Логичный вопрос, — похвалил я. — Некоторые обстоятельства заставляют подозревать в содеянном кого-то из вас, танцоров. Инга не хочет огласки, поэтому ее мама и обратилась к частным детективам.

— Разве Инга не видела нападавшего? — удивился Сергей. Его лицо чуть побледнело.

— Видела, но маска не позволила опознать. Надеюсь, это был не ты?!

Вопрос, заданный нахально и прямо в лоб, шокировал Бахирева. Он раскрыл рот и вытаращился на меня, будто только сейчас узнал, что я его отец.

— Шутка! Преступник ростом ниже тебя на целую голову.

Сергей вздохнул с явным облегчением. В его глазах появился укор. Я принялся обстреливать мальчика каверзными вопросами, касавшимися его товарищей по школе. Отвечал Бахирев толково. Итог можно было охарактеризовать одной фразой: "Все ребята нормальные, на ограбление никто не способен".

— А Коробейников?

— Руслан Сергеевич?! — вскричал юноша. — Да вы в своем уме?!

— Он действительно голубой?

Мальчик внезапно покраснел и отодвинулся от меня на край тахты.

— Это — личное дело каждого человека, — проговорил он, спустя целую вечность.

— Хорошо, замнем…

— И, потом, каким образом сексуальная ориентация может быть связана с кражей?

Нет, не прост симпатичный танцор. Мне надо держать ухо востро.

— Никак, — равнодушно согласился я. — Ты давно занимаешься у Коробейникова?

— Скоро год будет.

— При тебе из студии кого-нибудь выгоняли?

— Нет, не выгоняли, и никто сам не уходил.

— На кого, по-твоему, похож этот человек? — Я назвал приметы преступника.

— А откуда известно, как выглядит вор, если он был в маске? — справился у меня Сергей.

Живой ум парня вновь заявил о себе со всей очевидностью. Мне не осталось ничего другого, как поставить Бахирева на место с помощью любимой фразы тупого киношного следователя:

— Вопросы здесь задаю я, ладно?!

Сережа смирился, подумал и категорически заявил, что бородатого гражданина среди его знакомых нет.

— Ладно… У кого из ребят есть синяя джинсуха?

По глазам Бахирева я понял: у него возникли какие-то мысли на сей счет, однако поделиться ими со мной он не спешил.

— Вообще-то порядочное свинство бить ногами девушку, — заметил я, словно беседуя с самим собой.

Проняло.

— Перчаткин носит, — хмуро произнес Сергей.

— Кто?

— Коля… Но ему Инга давно нравится… Не станет же он нападать на любимую девушку! Да и волосы у Кольки светлые. И бороды нет…

— Бороду приклеить можно.

— Приклеить — конечно, только я не видел, чтоб бороды свободно продавались.

Резонное замечание… Из него в будущем выйдет или величайший ученый, или столь же величайший проходимец.

— Вспомни, Сережа, в каком порядке вы уходили из Дворца вчера вечером.

Мальчик добросовестно задумался, затем начал перечислять:

— Первым ушел Геллер — у него работа в варьете.

— В восемь?

— Да. — На сей раз Сергей не обратил внимания на мою осведомленность. — Затем со мной простились Миша и Степан. Они обычно провожают Юлю и Наташу — оба живут в одном районе… Потом, следом за ними, ушел и я. На улице меня догнали Лида Репьева и Люба Казакова. Мы вместе дошли до остановки и ждали троллейбус.

— То есть, оставался Перчаткин, Инга и Коробейников? — прикинул я, вспомнив список.

— Коле по пути с Русланом Сергеевичем.

Ясно. Юноша, что беседовал с Коробейниковым возле дверей студийного коридора — Перчаткин. Больше ничего интересного я из Сергея не вытянул и предупредил его о необходимости соблюдать молчание в интересах следствия…

Перчаткин проживал в Северном поселке недалеко от Дворца. Дома его не оказалось. Мать, которой я представился приятелем, направила меня в магазин "Аудио-Видео" в центре города, где Коля работал продавцом телевизоров. Туда я добрался на автобусе.

Продавцы походили друг на друга возрастом, дежурными улыбками "Чего изволите?", черными жилетками, белоснежными рубашками и визитными карточками, пришпиленными на груди. По карточке я и отыскал Перчаткина. Ростом и комплекцией Николай соответствовал приметам психа. Короткая светлая шевелюра при желании вполне закрывалась париком. Уже через пять минут, понаблюдав за общением парня с покупателями, я понял, что он отменно разбирается в технике. Наверняка вместе с другими сотрудниками магазина ездит в столицу за товаром. А коль так, то подобрать и приобрести хреновину для изменения голоса не составляет для него сложности.

Я отозвал Перчаткина в сторону и рассказал то же самое, что ранее — Бахиреву. Коля разволновался.

— Тебе нравится Инга?

— Вы думаете, что я таким способом решил завоевать ее расположение? — Коля криво усмехнулся. — Нет, она мне уже не нравится!

Интонация, с которой он отрекся от девушки, ускользающий от меня взгляд Перчаткина не оставляли сомнений в том, что парень врет. Почему? Я не стал обострять разговор и перевел его на других танцоров. Всем им Коля дал короткие и добрые характеристики.

— Сколько лет ты занимаешься танцами?

— Три года.

— И все — у Коробейникова?

— Нет, у него второй. Я пришел одновременно с Ингой.

— Надо же… При тебе кто-то уходил из школы?

— Вадим… Фамилию не помню. Мы с ним виделись всего на двух-трех занятиях. — Перчаткин чуть успокоился. Он достал платок и вытер лицо. От терпкого запаха у меня защипало в носу.

— В пятницу вы с Коробейниковым выходили из студии последними?

— Да. — Он перечислил порядок ухода танцоров, полностью совпадающий с Бакиревским вариантом.

— Шли вместе с Русланом Сергеевичем?

— Нет, возле Дворца я свернул и пошел прогуляться на набережную.

— Зачем?

— Подышать воздухом перед сном. Вы подозреваете, что я мог вернуться и… — Коля не договорил и наконец-то посмотрел прямо мне в глаза.

— Во всяком случае, алиби у тебя нет, — констатировал я очевидное. — Возможно, после бесед с другими ребятами, мне придется снова навестить тебя.

— Пожалуйста, — без энтузиазма произнес Перчаткин.

Напоследок он объяснил, как мне найти Мишу Ревеко и Степу Жадова, если тех не окажется дома…

Мишу искать не пришлось: он сам упал в мои объятия, несясь галопом вниз по лестнице. Упал на площадке тремя этажами ниже своей квартиры, узнав меня и споткнувшись от неожиданности. Нет, ранее нас не представляли друг другу. И тем не менее Ревеко меня узнал. И я узнал его по растерянности, написанной на костистом смуглом лице.

— Линяешь? — ласково улыбнулся я, прислоняя Мишу к стене.

— Что вам надо? Кто вы такой?

— Танцуешь ты, наверное, неплохо, а вот актер из тебя — никудышный! Кто тебе позвонил? Бахирев?

Ревеко прикусил губу и обмяк. Разумеется, настучал сообразительный Сережа.

— Ну, не суть важно… Мне важнее знать, куда ты побежал, дружок? — Я взял его за подбородок и силой заставил поднять голову.

— Никуда.

— Точнее?!

— В магазин.

— Туалетная бумага кончилась, и огорченный отец застрял на унитазе?

Михаил помимо воли ухмыльнулся, но моментально сдвинул брови к переносице.

— Пустите! Вы не имеете права…

— Ша! — оборвал я. Терпеть не могу, когда меня упрекают в превышении полномочий. — К тебе поднимемся или здесь поболтаем?

— Родители дома, — смиренно сообщил Ревеко, сдавшись и выражая готовность к вынужденному, а потому ограниченному сотрудничеству.

Я отпустил его, отступил на полшага и стряхнул невидимую пылинку с плеча танцора. Миша обладал ростом не менее ста восьмидесяти пяти сантиметров, что вычеркивало его из списка подозреваемых. Вместе с тем, встречаться со мной он не желал… Почему? Об этом я и спросил парня без обиняков.

Он смутился и промолчал. Я повторил вопрос, положив свою руку Мише на плечо. Переросток охнул от боли и быстро выговорил:

— Хотел Степу предупредить… У него нет телефона.

— О чем предупредить?

— Э… м-м… Э-м…

— Поперхнулся? Треснуть по спинушке?

Ревеко опасливо вжался спиной в стену.

— Видите ли… В пятницу Жадов не пошел провожать Юльку и Наташку. Он сразу срулил, едва мы вышли из Дворца.

— Ты полагаешь, что он возвратился? — удивился я. — И ты решил подстраховать дружка-преступника? Ай-ай-ай… Девушкам уже позвонил, да? Неужели они согласились?

Миша смущенно промолчал. Понятно: согласились…

— Странная солидарность.

— Вы неверно поняли! — воскликнул Ревеко. — У нас и в мыслях нет, что Степан трогал Ингу! Мы точно знаем, что он был в другом месте.

— Где же?

— Я вам не скажу… Хоть режьте!

Резать Мишу мне было нечем из-за отсутствия в кармане ножа или хотя бы бритвенного лезвия. А догадка пришла и без крайних мер воздействия.

— Интимное, да?… Наверное, я не далек от истины, если скажу, что Жадов куда-то нырнул, но он не назовет имени женщины, с которой провел вечер. Ты, Юля и Наташа об этом знаете и решили помочь другу состряпать фиктивное алиби!

— Откуда вы знаете?! — вырвалось у Ревеко.

— Психология, дружок! — Я наставительно поднял вверх указательный палец правой руки.

— Она замужем и много старше Степы.

— А ты готов дать голову на отсечение, что Степа находился у той женщины? — вкрадчиво спросил я.

Сперва Ревеко опрометчиво положил башку на плаху, но, пошевелив серым веществом, передумал расставаться с жизнью.

— Он мне по секрету сказал, что… что собирается к ней зайти…

— Вот! Собирается! — торжественно провозгласил я. — Собирался и ходил — вещи разные. Таким образом, алиби у Степы нет. Представляешь ваше с девушками положение, если Жадов все-таки преступник?

Миша вздрогнул, со страхом глянул на меня и тут же уставился на носки своих ботинок.

— Ты к нему домой бежал?

— Нет, в палатку… Через двор — возле овощного.

— Возвращайся к предкам и не лезь в то, в чем плохо разбираешься!

Ревеко правильно воспринял совет и побрел наверх. Я же направился к палатке…

Человека три разглядывали товар на витрине. Особенно пристально граждане изучали винный ассортимент, впечатлявший и ценами, и многообразием выбора. Я требовательно постучал в дверь. Темноволосый молодой человек лет двадцати двух испытующе взглянул на меня в щель приоткрытой двери, слегка выставив вперед крепкий подбородок.

— Поговорить надо.

— О чем? — Степан задал вопрос спокойно, не проявляя настороженности.

Изучив мои документы, Жадов распахнул дверь шире и впустил меня в душное и тесное нутро торговой точки. Я без приглашения сел на пустой пластмассовый ящик с ячейками для бутылок. Степа взгромоздился на высокий табурет. В окошко просунулась рука с деньгами. Жадов подал бутылку "Столичной". Он не успел еще убрать купюры в коробочку под прилавком, как в окошке возникла новая рука.

— Переучет! — объявил я, увидев деньги пятого подряд покупателя.

— Я с реализации получаю. — Степа отдал жаждущему плоскую поллитровку "Смирновской".

Спорить мне не хотелось, тем паче — причинять Жадову убытки. Танцор-коммерсант настороженно выслушал байку про ограбление Инги, но от комментариев воздержался. С огромным трудом мне удалось вытянуть из него "потрясающие" сведения о том, что группа у них дружная, а ребята — отличные. Кроме того, Жадов согласился с мнением, что синий джинсовый костюм иногда носит лишь Перчаткин, и весьма уважительно отозвался о Коробейникове:

— Настоящий мастер!

— Он к тебе никогда не приставал?

— Нет. — Степа угостил меня жвачкой "Дирол". — Руслан Сергеевич ведет себя с нами корректно, а его… — он запнулся, подбирая слово. — А его сексуальные пристрастия проявляются за пределами школы.

— Что ты имеешь в виду? Тебе известны его любовники?

— Не знаю и знать не хочу! — сердито сказал Жадов.

— Почему тогда уверен, что проявляются?

— А где им еще проявляться?! — вспылил Степа.

— Верно. Ты, говорят, тоже на стороне не теряешься?

— Кто говорит? — Голосок дрогнул. Парень сделал вид, что поглощен сортировкой леденцов на палочках: два их вида перемешались в одной коробке.

— Люди говорят! Где ты был в пятницу после двадцати одного часа?

— Дома.

— Ложь! Как зовут твою любовницу?

Степа развернулся ко мне, расправив широкие плечи.

— Уходите! — запальчиво потребовал он.

— Хорошо, — слишком легко согласился я. — Мы узнаем об этом от других. Надеюсь, она подтвердит, что провела вечер с тобой!

Я бодро зашагал прочь от ларька, но приметив первый же подходящий куст, шмыгнул за него. Степа не заставил меня долго ждать. Он торопливо запер ларек и потрусил через улицу. Слежки мальчонка не ждал и не оборачивался.

Жадов привел меня к трехэтажному дому. Я позволил танцору зайти в подъезд и проскользнул туда же. Наверху хлопнула дверь. Еще через три минуты дверь хлопнула повторно. Я выскочил и, спрятавшись за углом дома, дождался выхода Степана. Выглядел он не шибко веселым и быстро зашагал обратно в направлении ларька.

Три двери различались цветом и отделкой. Мне понравилась двойная, обитая рейкой. Именно за такими — крепкими и капитальными — живут, по моим представлениям, ухоженные дамочки, падкие на молоденький свежачок… Хорошая изоляция не позволила услышать звонок и узнать его тембр, поэтому владелица квартиры возникла на пороге неожиданно. Миловидная блондинка лет тридцати с небольшим в легком халатике, не скрывающем ее замечательных форм, смотрела кротко и молча.

— Степа у вас? — На моем лице возникла виновато-лукавая улыбка — плод длительных тренировок перед зеркалом. Женщины при виде ее почему-то терялись и признавались в том, в чем признаваться не хотели.

— Нет, он только что ушел… — Блондинка спохватилась и картинно прикрыла рот ладошкой. На пальце блеснуло золотое обручальное кольцо.

— Он просил сказать мне, что провел вечер пятницы в вашей постели? — Мне показалось, что можно сыграть в открытую.

Дамочка отшатнулась и зажмурилась, словно мой взгляд излучал слепящий свет.

— Ах, так это правда? — обрадовался я. — Проблема в одном: Степа явился не в девять, а несколько позже, правильно?.. В десять?!

Блондинка прислонилась плечом к косяку, продолжая стыдливо прятать глаза под опущенными ресницами.

— Вы желаете, чтобы я дождался вашего мужа и задал этот вопрос в его присутствии? — Я заметил на вешалке в глубине коридора фуражку пожарника. — Он дежурил вчера? Стало быть, сегодня выходной и скоро…

— Да! — шумно выдохнула изменщица. — Но не в десять, а в половине одиннадцатого…

— Надо же! Рисковый вы народ, бабы!

Я поспешил вниз, оставив красавицу в растрепанных чувствах. Она ведь даже не поинтересовалась, кто я такой…

По договоренности с шефом, я должен был успеть повстречаться сегодня со всеми пятью парнями, составлявшими мужскую половину коллектива танцевальной школы господина Коробейникова (его самого я как бы рассматривал вне конкурса). Четырех отработал. Двое — Коля и Степа — не имели алиби, а их внешность при соответствующем гриме вполне сходилась с приметами психа. Многого я ждал и от беседы с Геллером. Во-первых, Саша являлся старожилом группы, во-вторых, — непосредственным партнером Инги. Кто, как не он, лучше других танцоров знает подводные течения в школе?!

Ночной клуб "Рапид" года два назад отобрал помещения у некогда процветавшего ресторана — флагмана социалистического общепита. Прежние хозяева, привыкшие жить на всем готовом стараниями высоких покровителей из рядов советской номенклатуры, пять лет держался на волнах рыночной экономики, то погружаясь ко дну, то всплывая на поверхность за глотком свежего воздуха. Однажды очередное погружение привело к роковым последствиям: ресторан пустили с молотка. Новые владельцы, не стремившиеся себя афишировать, выгнали одуревших от лени официанток, раздобревших на ворованных харчах поваров, и взяли на их место зубастую и амбициозную молодежь. Немалые деньги положили и на реконструкцию залов. В итоге "Рапид" превратился в любимое место отдыха тех, кто мог себе позволить оставить в его кассе не менее ста долларов за вечер. Завсегдатаями клуба стали самые видные городские бизнесмены и бандиты.

Швейцар у дверей, превосходивший меня и ростом, и весом, скептически оглядел турецкую рубашку с короткими рукавами и мятые бежевые джинсы. Вся моя одежда стоила меньше одной его "маршальской" фуражки. Однако каверзных вопросов он задавать не стал, предоставив такую возможность внутренней охране заведения.

Трое мальчиков в строгих темных костюмах и безупречных галстуках ринулись ко мне из трех углов просторного фойе, сверкавшего люстрами и зеркалами.

— Федор! — прочитал я вслух на представительской визитке имя охранника, подошедшего первым. Правый борт пиджака у него едва заметно оттопыривался — ствол в подмышечной кобуре. — Вот что, милый Федя… Позови-ка мне Петрусева.

— Как доложить?

— Шерлок Холмс.

Фамилия шефа безопасности клуба, названная мною, произвела впечатление. Еще большее впечатление на Федора произвело имя знаменитого сыщика. Он оставил меня на попечении своих товарищей по службе и скрылся за дверью рядом с гардеробом. Оттуда мигом выскочил детина с красным от жары лицом. Узел галстука распустился, пасуя перед бычьей шеей.

— Здорово! — пророкотал Петрусев, сгребая меня в охапку.

Под турецкой рубашкой что-то затрещало. Потом еще и еще…

— Задушишь, слон! — взмолился я куда-то ему в плечо.

— Что? — не понял бывший омоновец.

— Инвалидом сделаешь!

Теперь он понял и выпустил меня из объятий. Я пошатнулся, но устоял, обретая равновесие.

Когда-то мы вместе начинали в районном отделении угрозыска. Затем я перешел в ОБХСС, а Витька двинул в патрульно-постовую. После моего ухода из милиции, Петрусев пару лет продержался на командных должностях в ОМОНе, но примерно год тому назад его поперли за жестокое обращение с гражданами: Витя сломал челюсть какому-то сосунку, который в пьяном кураже изрезал бритвой лицо хорошенькой девчонке, посмевшей ему отказать. Подонок приходился сынком депутату областной думы. Уголовное дело прекратили за недоказанностью, а Петрусев чуть не занял чужое место на скамье подсудимых…

— Какими судьбами? — громыхнул Витек.

— Отдохнуть… На девочек поглядеть!

— Своя надоела? Быстро! Ты ведь недавно женился?

— Все-то мы знаем. Впрочем, ты прав: семейная жизнь дала трещину. Надо развеяться!

— Нет проблем!

— У меня с капустой не густо. — Мой голос понизился, как у заговорщика, предлагающего отравить главу государства.

— Нет проблем! — повторил Петрусев. — Прикид у тебя, конечно, не шик, но если не мозолить глаза публике, то сойдет… В виде исключения и ради нашей дружбы!

Он взял меня под руку перед строем своих подчиненных и потащил на второй этаж в основной зал.

Представление еще не началось. В зале, где кондиционеры создавали приятную прохладу, свободных мест хватало. Витя провел меня к самой эстраде и усадил за столик на двоих.

— Отсюда все увидишь! — заверил он. — Можно рукой до девчонок дотянуться!

— Серьезно можно?

— Я — фигурально, — гоготнул он. — Но, коль желание будет, помогу договориться после плясок.

— Ко мне кого-нибудь подсадят?

— Не-а! Отдыхай. Если что — я внизу!

Он хлопнул меня по плечу, заставив рухнуть в мягкое полукресло, и удалился. Паркет под его тяжестью прогибался и жалобно скрипел…

Возле меня мигом возникла смазливая официантка. Она видела, кто меня привел, и улыбалась с почтением. Да, Петрусева всегда любили в ментовке, любят, судя по всему, и тут.

Я попросил легкий салат и двести граммов коньяка… На большее просто не было средств. Постепенно глаза привыкли к полумраку и шныряли по залу, натыкаясь на расфранченных мужчин и эффектных женщин. Никто мне не мешал, никто не обращал на меня внимания. Официанточка принесла заказ и намеренно обошла столик по кругу, покачивая бедрами. Ее ноги под коротюсенькой юбочкой отвечали моим представлениям о совершенстве, в чем я и не замедлил признаться. Польщенная девушка доверительно сообщила, что ее зовут Эльвирой.

— Леопольд! — представился и я. Мне показалось, что это имя больше, чем прозаическое Костя, сочетается с ее именем.

— Как кот в мультике! — рассмеялась девица.

— Я и есть кот: ласковый и нежный!

— Коты — хищники! — кокетливо погрозила мне пальчиком Эльвира.

— Не все. Домашние едят молочко и свежую сметанку.

— Вам принести?

Пикировка могла продолжаться до бесконечности, но официантка поймала на себе суровый взгляд администратора и упорхнула, оставив меня одного. Ненадолго, ибо вскоре грянула музыка и на прозрачный пол эстрады, подсвеченный снизу цветными лампами, высыпало пять танцовщиц. Все — загорелые до шоколадного оттенка, в блондинистых паричках и при трех серебристых кисточках: две на сосках — поменьше, третья — вместо трусиков — побольше. Кисточки держались на прозрачном трико, придававшем девушкам еще более сексапильный вид.

Петрусев не обманул: крайняя танцовщица изгибалась столь близко от меня, что я мог бы ее потрогать… Захваченный зрелищем, я забыл про коньяк. Тем более, что вид девушек пьянил сильнее алкоголя.

На третьем танце исполнительниц сменили четверо юношей. Дабы потрафить вкусам не только мужчин, но и женщин, наряд танцоров также отличался скудостью и состоял из замшевых треугольников внизу живота. В результате финальную коду сопровождал такой оглушительный визг разволновавшихся посетительниц клуба, что у меня заложило уши.

Венцом программы был эротический этюд в исполнении чернявого крепыша с рельефной мускулатурой и хрупкой брюнетки, причем в ходе танца партнер избавил ее и от тех немногих предметов одежды, которые на ней первоначально имелись. Имитацию акта публика приняла громом оваций и ревом восторга.

В перерыве народ потянулся в туалеты. Я спустился в фойе и нашел Петрусева.

— Мне понравилась брюнетка в финале.

— Ольга? Хороша! — одобрил выбор Витя. — Хороша Маша — да не наша!

— Что так?

— У них с Санькой полный амур. Потому и на сцене не играют — живут.

— Жаль, — сокрушенно посетовал я.

— Геллер — прима среди парней, а Ольга — среди девчонок. С любой другой готов ради тебя поговорить, но с ней — нет. — Петрусев развел руками, задев проходящего мимо пожилого господина.

Господин высокомерно глянул на Витька снизу вверх. Громадный шеф вышибал мигом сник и рассыпался в извинениях. Он стал похож на обычного лакея, провинившегося перед хозяином. Я ощутил обиду за Петрусева.

— Кто этот дедушка?

— Дедушка?! — Виктор очумел, услышав от меня такое кощунственное сравнение. — Нашел дедушку! Борис Архипович держит винно-водочную торговлю в городе. Не признал разве?

— Не знаком — не имел чести, а слышать — слышал, — усмехнулся я. — Геллер вчера танцевал?

— Нет, мы закрывались на спецобслуживание. Свадьба!

— И без танцоров?

— Родители молодых попались консервативные. Репертуар их не устроил.

— Да? По-моему, самое то для свадьбы!

— Я тоже так думаю, но хозяин — барин. А, может, просто не захотели деньги тратить: второй день свадьбы — сегодня! — они у нас не заказывали.

Витя отвлекся. Его отозвал в сторону один из рядовых вышибал, что-то горячо нашептывая. Петрусев нахмурился и нервно потер руки-лопаты.

— Извини, меня ждут, — сказал он, вернувшись.

— Что-то случилось?

— Один м…к напился. Надо тихо вывести.

— Без тебя не справятся?

— Тихо — нет, а клиент — крутой.

— Да, работка, — посочувствовал я.

Витя еще раз извинился и ушел в зал. Мне в голову пришла неожиданная мысль…

Федор — тот, что вызывал мне своего начальника, — скучал подле зеркала.

— Виктор велел показать мне артистические уборные, — нагло наврал я.

Молодой человек, наблюдавший за нашими с Петрусевым обниманиями, не усомнился в моей честности. Он лишь полюбопытствовал:

— А зачем?

— Девочки, — коротко разъяснил я.

Причина показалась охраннику убедительной. Он повел меня под лестницу. Здесь находилась дверь во внутренние помещения клуба. Дорогу преградил другой охранник в рубашке с бабочкой, но без стильного пиджака. Как и все остальные, верзила был вооружен газовым пистолетом, болтающимся в полукобуре на поясе. Разглядев за моей спиной Федора, он спокойно освободил путь.

Винтовая лестница привела нас в длинный коридор, куда выходили десять дверей светлого дерева. За некоторыми слышались обрывки разговоров, взрывы смеха, звон бокалов. Я нерешительно прошелся по коридору, попеременно останавливаясь у каждой комнаты. Федор скромно держался на два шага сзади.

— Не советую, — вдруг одернул он, едва я взялся за ручку последней справа.

— Почему? — Мой нормальный голос трансформировался в конспиративный шепот.

— К Ольге подкатывать бесполезно.

— Слушай, а если я договорюсь, то ты мне ее раздеть поможешь?

Намек получился чересчур прямолинейным — не понять его мог только тупой.

— Ладно… Я предупреждал. — Федя по-военному повернулся кругом и очистил коридор.

Я прислушался. За дверью примадонны беседовали. Мужчина и женщина. В то же время дверь напротив с табличкой "А. Геллер" была только притворена. Если влюбленная пара там, у девушки, то почему бы мне не навестить комнату лидера танцоров-нудистов?

Сказано — сделано… Комнатенка имела не более шести квадратных метров площади. Вешалка, трюмо, кресло, пара стульев, книжная полка — весь нехитрый инвентарь. Свет давала простенькая настольная лампа…

Я сунул нос туда-сюда и наткнулся на… черную бороду, лежавшую в выдвижном ящике трюмо! Здесь же находилось несколько усов различной формы, русая борода и пузырек со специальным клеем… Так-так-так!

Мои слуховые локаторы вовремя уловили шорох в коридоре, а рука успела задвинуть ящик прежде, чем в комнате появился хозяин. Он слегка опешил, застав в своих владениях постороннего, и возмущенно воскликнул:

— Кто вы такой, черт побери?!

Удостоверение частного детектива произвело впечатление. Услышав об ограблении Инги, Геллер предложил мне один из стульев, а сам занял кресло. Подробности он выслушал без всплесков эмоций. О бороде у преступника я умолчал — из чисто тактических соображений.

— Ну и дела! — Голос у Саши был на удивление мягким и мелодичным, не очень гармонирующим с его, в общем-то, мужественным видом. — Прямо в студии, говорите? У нас раньше никогда ничего не пропадало. Чудеса! Кстати, почему дело ведете вы, а не милиция?

— Есть причины… Для умного достаточно многозначительной недосказанности, а дураку… Ну, на то он и дурак.

— Понятно… — Геллер относил себя к категории людей умных.

— Ты давно у Коробейникова?

— Третий год. Пришел довольно поздно — в двадцать пять. Занимался раньше у кабельщиков. Я переоденусь?

Абсолютно меня не смущаясь, он избавился от лоскутка ткани — костюма финального номера — и облачился в рубашку свободного покроя и льняные белесые джинсы. Одновременно Саша успел сообщить мне, что у Руслана Сергеевича нет плохих учеников. Подозревать кого-то из них в ограблении — полнейшая дурь!

— Как ты относишься к Инге?

— Она — моя постоянная партнерша по бальным. Симпатичная девушка, но не в моем вкусе. Никогда к ней не подкатывал. — Он открыто улыбнулся. — Ольга — другое дело. С нею у меня серьезно!

— А кто "подкатывал" к Инге из ваших?

— Кто? — Он на секунду задумался. — Коля Перчаткин… Если тайные вздыхания можно назвать подкатыванием!

— И все?

— Все. Вы же спросили про наших…

— А другие?

— Инга со мной на такие темы не разговаривает.

— Ты зарабатываешь только этим? — Я кивнул на вешалку с костюмами.

— Нет. Таскаю аппаратуру из Москвы. В основном, сдаю по знакомым — под заказ.

— Замечательно! Мы давно хотим приобрести в агентство разные хитрые штуковины, — закинул удочку я. — Радиомикрофоны, микропередатчики… Поможешь?

— В Москве такого добра — завались! — Саша не проявил признаков озабоченности. — Напишите список — попробую.

— Годится!.. Ох, чуть не забыл! Коробейников никого не выгонял из студии?

— Выгонял — не то слово, — сказал Геллер, поправляя ворот рубашки. — Руслан — человек совсем не жестокий. Текучки у нас нет. Последние двое ушли года полтора назад. После них — как отрезало! Все держатся.

Более отдаленные времена меня не интересовали, так как Инга начала заниматься у Коробейникова примерно в этот период.

— Как фамилии тех двоих?

— Парня — Вуколенко. Зовут его Вадимом, а фамилия Марины… — Он сосредоточился, пытаясь вспомнить, но быстро сдался: — Нет, не могу…

— Кто из них покинул школу первым?

— Сначала — девушка. Вадим — на пару недель позже.

— Причины?

— Что-то личное… Во всяком случае, о каком-либо конфликте с Коробейниковым и речи не шло. Извините, но мне пора… Ольга ждет: нам еще выходить.

Он встал, я тоже.

— Знаете? — вдруг остановил меня Геллер в коридоре. — А ведь я недавно встретил Вуколенко здесь у нас. Даже парой слов перекинулись. Странно…

— Что странно?

— Вадик ошивается на центральном рынке, чем-то приторговывает… Не наш он клиент — уровень не тот.

— Как Вадик выглядит? — заинтересовался я.

— Обыкновенно… Тут был в костюмчике средней паршивости, а на рынке по весне я его видел в куртке и джинсах. Вес лишний набрал. В остальном же изменился мало. Да! Бороду отпустил! Ему, кстати, очень идет!

— Темную? — заволновался я.

— Что? Ах, вы о бороде… Темная.

Саша пожал мне руку и скрылся в комнате подруги. Спросить, как он провел вчерашний вечер после репетиции, с которой ушел, я не успел. А представление ведь отменили!

Никодимыч меня заждался. В приемной висело мутное облако табачного дыма. На Гелином столе пустоту заполняли две чашки из-под кофе и портативный диктофон с выносным микрофоном: с некоторых пор мы купили такие штуки каждому из трех сотрудников нашей фирмы для того, чтобы записывать беседы с людьми в ходе расследований и надиктовывать на пленку свои соображения по его ходу. Шеф называл это техническим перевооружением.

Крошки уличали начальство в поедании бутербродов. Помня о салате в собственном желудке, я не посмел укорять проголодавшегося шефа.

— Двенадцатый час! Я уже подумывал, что ты вернешься к утру, — откровенно признался Никодимыч. — Давай, излагай по-быстрому.

Собственную информацию он, как всегда, решил приберечь напоследок.

Я отчитался, как и просили: сжато, опуская несущественные подробности. Шеф слегка расстроился и вот почему…

Корсакову Юлю и Девяткину Наташу, которых в тот вечер провожали Миша Ревеко и, якобы, Степа Жадов, Никодимыч навестил еще до того, как я беседовал с Ревеко и узнал о сговоре троицы, направленном на выгораживание Степана. Посему девицы, ранее предупрежденные Мишей по телефону с подачи Бахирева, стойко именовали Жадова в числе своих провожатых.

— Обвели вокруг пальца, как молодого! — проворчал Никодимыч, узнав от меня правду.

Далее он рассказал, что Корсакова тоже вспомнила Марину, которая ушла из школы года два назад, и назвала ее фамилию — Минкина. Марина была очень хорошей танцоршей. Юля, как Геллер, упомянула об ухаживаниях Вадима, но Минкина, якобы, относилась к ним прохладно. После ее ухода, сам Вуколенко продержался всего полмесяца — не больше.

— Юля не сказала, почему Марина ушла? — спросил я.

— Нет. Минкина никому ничего не объясняла. И ее, и Вадика Коробейников уговаривал остаться — без толку.

— Как девушки относятся к Руслану? — До сих пор мне приходилось слышать мнение о маэстро только сильной половины танцевальной труппы.

— С обожанием! — ухмыльнулся шеф. — Девяткина сказала, что его ориентация исключает притязания к девушкам и позволяет им держаться раскованно на репетициях. Она, например, покинула секцию танцев во Дворце культуры судостроителей именно потому, что руководитель там частенько давал волю рукам.

— Обожательницы не подсказали, где нам найти Марину и Вадима?

— Марина в то время работала в Салоне красоты на улице Разина, а Вадим служил в воинской части напротив Центрального универмага.

— Офицер? — поразился я.

— Старлей. Правда, Юля встретила его недавно на улице. Перекинулись парой слов "за жизнь". Как она поняла, Вадим уволился из армии и занимается коммерцией.

— Поищем завтра!

Шеф заглянул в блокнот. В последнее время он предпочитал кое-что записывать, не полагаясь на свою память.

— Да! — воскликнул он. — Девяткина проговорилась, что к Любе Казаковой ходит некий Ваня: среднего роста, плотный, похож на рэкетера.

— А что, уже сложился стереотип внешности людей этой профессии? — поддел я.

— Она так выразилась, — пожал плечами Никодимыч. — Существенно то, что Ваня обычно поджидает Любу на лестнице и провожает после занятий. По мнению Наташи, скользкий тип. Смотрит на девушек так, будто они голые.

— Вчера никто не заметили его поблизости от студии? — с надеждой спросил я.

— Нет, тут обе девушки единодушны.

— Интересно, почему ребята мне ничего не сказали про Любиного Ваню?

— Ты о ком их спрашивал? — Шеф посмотрел на меня с насмешкой. — О товарищах по школе, так? Тем самым, ты искусственно сузил круг!

Спорить с очевидным глупо… Желая расширить круг, я поинтересовался:

— Как поживает самодеятельный певец Мухин?

— Живет без семьи в однокомнатной квартире. Дом из окон Дворца виден. Сперва не желал со мной обсуждать что-либо, но, едва я предложил встретиться завтра в угрозыске, стал покладистее.

Мне неоднократно приходилось наблюдать, как Никодимыч приглашает опрашиваемых в УВД. Думаю, окажись я на месте Мухина, тоже посчитал бы за лучшее побеседовать с шефом в домашних условиях.

Мухин не отказывался, что захаживал на четвертый этаж в то время, когда там шли занятия танцоров. Однажды — к приятелю из оркестра, в другой раз — за тетрадкой с нотами, забытой в классе вокала… Вспомнил Сергей Харитонович и парнишку с бородкой, искавшего девушку по имени Инга примерно в середине апреля. Собственно, тогда певец и узнал, что она — это она: до того видел мельком, но имени не знал. По описанию Мухина, бородатенький выглядел на двадцать пять — тридцать лет, имел средний рост, нормальное телосложение, темные волосы и такую же бороду. Был одет в куртку с капюшоном. Относительно джинсов Мухин ничего толком сказать не мог — не помнил.

— Как звать парня?

— Харитоныч согласился с мнением Инги на сей счет: имя, мол, простое, русское, но конкретно — увы…

— А что сам Мухин поделывал вечером в пятницу?

Оказалось, что певец вчера в шесть часов вечера уехал на дачу, откуда вернулся только сегодня около трех дня. Участок у него находился в Луконинском массиве… Мухин предъявил шефу билеты на пригородные поезда: туда и обратно.

— Странно что-то, — засомневался я. — Дачники обычно уезжают на оба выходных.

— У него завтра какие-то дела в городе.

Как я понял шефа, на Мухине мы поставили крест.

Потом Никодимыч поделился тем, как дешево ему обошлись объявления в средствах массовой информации. В УВД он тоже заходил, погонял по базе данных о преступлениях и правонарушениях приметы нашего бородатого, но такие слишком общие признаки подходили целому букету граждан, совершивших различные злодеяния: от поджогов коммерческих палаток и краж кур до поножовщины и убийств.

— Круто! — фальшиво восхитился я.

— Сысоева видел.

— Как он? — Я мысленно представил Митрича в окружении горшков с кустами.

— Допытывался, чем занимаемся?

— И чем же?

— Я ему втер, что нас нанял Интерпол для борьбы с наркобизнесом в российской глубинке!

— Не поверил?

— Не очень… — злорадно проговорил Никодимыч.

— Что с прокуратурой? — напомнил я.

— Порядок! Завтра с утречка…

На кухне грохнуло, зазвенели бьющиеся стекла… Первой в голове мелькнула мысль о том, что взорвался газ. Шеф кинулся в кладовку за огнетушителем, я — в очаг стихийного бедствия… Языки пламени лизали обои на стенах, плавили линолеум. Пластик на разделочном столе зачадил черным дымом… Нет, причиной бедствия послужила отнюдь не стихия! Зеленые осколки бутылки с какой-то горючей гадостью, брошенной в окно и пролетевшей между прутьями железной решетки, указывали на террористический акт!

Прибежавший мне на помощь Никодимыч наладил пенный огнетушитель, приобретенный нами по случаю сравнительно недавно. Агрегат заработал исправно, забрасывая все вокруг сгустками белой пены, напоминающей взбитый шампунь или сливки из баллончиков. Я же боролся с огнем при помощи всего, что попадалось под руку…

К приезду пожарных, вызванных переполошенными соседями, мы в основном справились с огнем собственными силами. Профессионалы, привыкшие подвергать сомнению чужое умение выполнять их работу, для надежности выпустили по кухне залп из двух брансбойтов, доломав струями воды то, что не уничтожил огонь.

Через полчаса чумазые, мокрые и местами обгорелые, мы с шефом давали дознавателю-пожарнику показания о причинах свалившегося на агентство несчастья. И я, и Никодимыч дружно обвинили в случившемся малолетнюю шпану, насмотревшуюся западных боевиков и принявшую нас за форпост международного гангстерского синдиката…

Пробуждение получилось гадким по целому ряду причин. Запах гари, которым всю ночь дышали мои легкие, повлек за собой стойкую головную боль. Тело, стесненное одеждой, абсолютно не отдохнуло. Раздеваться же я побоялся, ожидая нового нападения и не желая перед его лицом ощущать свою обнаженную беспомощность. Физические неудобства породили целый сонм кошмаров, сменявших друг друга в моем воспаленном мозгу. Во сне на меня обрушились все мыслимые и немыслимые невзгоды, начиная от гарема, полностью состоящего из фригидных женщин, и кончая инквизиторской казнью "тысяча кусочков" за опрометчивое утверждение, будто бы Земля вращается вокруг солнца. Вот вам гримаса истории: великое открытие якобы сделал не сожженный на костре Галлилей, а ваш покорный слуга, живьем изрезанный за подвижничество бесноватыми монахами!..

Я поднялся с дивана в приемной совершенно разбитым и минуты три осматривал сам себя, проверяя, все ли части тела на месте — казнь мне приснилась последней. Реальная жизнь оказалась не так уж и страшна, а контрастный душ вселил в душу толику оптимизма. Однако стоило заглянуть на кухню, и сердце тоскливо заныло: еще вчера тут все сверкало чистотой, а импортный гарнитур украшали заморские тостеры и прочие кофеварки… Меньше всего пострадал холодильник. Он только изменил цвет с белого на черный и, пожалуй, урчал теперь громче, чем раньше. Враги не смогли лишить нас его содержимого и обречь на голодную смерть!

Несколько ломтиков ветчины, сыр, помидоры и хлебные гренки, самопроизвольно испекшиеся в огне пожара, составили мой нехитрый завтрак. Кофе чуть-чуть отдавал горелым: вода для него кипятилась в закопченной алюминиевой кастрюльке.

Трудовой день я начал с контрольного звонка Листовым. Бодрый оптимизм дался мне с меньшим трудом, чем в полночь, когда мы с шефом, кашляя от дыма, проверяли, не поджег ли псих и Тамару Михайловну. Ночь не принесла бед в дом нашей клиентки. Пообещав периодически позванивать, я вспомнил номер своего квартирного телефона. Трубку никто не снял, хотя вечером Настя вернулась от мамаши. После отъезда пожарных у меня не осталось сил на большее, чем сказать любимой жене, чтоб "нынче не ждала"… Судя по многообещающему "Ну-ну!", Настя восприняла просьбу дословно и, похоже, снова ушла навещать маму. Ладно, потом разберемся…

Слегка печалясь о рушащемся семейном уюте, я унес постель к себе в кабинет и упрятал ее на антресоль платяного шкафа, после чего присел к компьютеру и нашел базу данных городского адресного стола, купленную Никодимычем по дешевке у какого-то ловкого проныры, стибрившего информационный массив либо в УВД, либо в вычислительном центре городской администрации. О пополнении базы мы могли только мечтать, но и в таком виде она приносила немало пользы. Адрес Вуколенко, например, отыскался всего за пять минут. Бородатый экс-танцор проживал в Северном микрорайоне совсем рядом с телефоном-автоматом, к которому шеф направлял милицейскую группу захвата в минувший четверг. Совпадение? Кто его знает…

Мы успели сделать первые прикидочные раскопки в окружении Инги, а число подозреваемых уже превысило количество тех, кто находился вне подозрений. Коля Перчаткин вожделел девушку, не имел алиби, зато имел синий джинсовый костюм и употреблял пахучий дезодорант… Степа Жадов пропадал неизвестно где с девяти часов до половины одиннадцатого, но хотел бы, чтобы любовница "уложила" его на это время в свою постель… Саша Геллер, хранивший накладные бороды в ящике трюмо у себя в гримерной ночного клуба, ушел в пятницу с занятий, но в "Рапиде" не танцевал… Вадик Вуколенко хорошо знал расположение помещений в танцевальной школе и носил темную бороду… Рэкетер Ваня — дружок Любы Казаковой. Итого — уже пятеро. И это только за вчера. С другой стороны, попытка поджога офиса указывала на правильность выбранного нами пути: псих начал проявлять беспокойство. Что день грядущий мне готовит?..

Для начала день приготовил мне Никодимыча, который громко хлопнул входной дверью, объявляя о своем появлении на службе. Ответив на приветствие, шеф прямым ходом проследовал на кухню, дабы на свежий взгляд оценить размах разрушений. Широко известно, что ночью кошки поголовно серы… На свету же они, как и весь окружающий нас мир, выглядят куда более красочно. Мой начальник лишний раз убедился в этом и, возвратившись в приемную со скорбным выражением лица, раздраженно произнес:

— Сволочь!

Кого он имел в виду, для меня секрета не представляло.

— Еще какая! — охотно поддержал я.

Никодимыч тяжело опустился за Гелин стол, вероятно подсчитывая, в какую сумму влетит нам ремонт.

— Калькулятор принести?

— Тут и без него ясно! — отрезал шеф. — Который час?

— Ровно девять.

— В половине десятого я должен быть в прокуратуре.

— Так чего мы сидим? — удивился я.

— Сам знаешь… — процедил Никодимыч, поджигая сигарету.

Да, в моей голове сидела та же мысль…

Долго ждать не пришлось — псих позвонил в девять ноль пять. На сей раз говорить с ним вызвался шеф. Я слушал диалог через отводной наушник.

— Нравится? — протрещал поджигатель.

— С тебя, милый, и взыщем, — пообещал Никодимыч.

— Не думаю… Сегодня вы забудете обо мне. И перестанете мешаться под ногами! А на завтра я назначаю свадьбу с девчонкой!

— Тебя невозможно забыть, придурок! Не надейся — свадьбы не будет.

— Будет, кретин! Но ни ты, ни твой маленький дружок ее не увидят!

Последний раз "маленьким" меня называла мама в глубоком детстве…

Выслушав приступ механического смеха, шеф, едва сдерживаясь, спросил:

— Кто же нам помешает присутствовать?

— Я!

— Да? И каким же образом?

— Увидишь… Свадьбу не увидишь, а это — обязательно!

— Мы оба дрожим от страха!

— Рановато… Поберегите пока силы!

Он повесил трубку, не простившись. Шеф немного послушал короткие гудки и спросил:

— Интересно, на что он намекает?

Поскольку в комнате кроме нас двоих никого не было, я отнес вопрос на свой счет.

— Собирается нас убить, — сказал я обыденно, словно фраза давно и прочно вошла в мой повседневный лексикон.

— А как?

— Фантазия у парня богатая. Обещаю: если он пришьет меня вторым и я успею посмотреть первый акт драмы, то обязательно на том свете поделюсь своими впечатлениями.

— Болтун! — возмутился Никодимыч и спохватился: — Я же опаздываю!

— Давно предлагаю обзавестись служебной машиной.

— Чтобы ее сжег какой-нибудь шизофреник?! — разволновался мой начальник.

Уже в дверях он напомнил мне, чем я должен заняться…

В Салоне красоты на улице Степана Разина кипела творческая жизнь. Мастерицы хлопотали с ножницами, расческами и фенами над прическами половины клиенток, желающих ослепительно выглядеть в выходной день. Другая половина — в бигуди, краске и тюрбанах из полотенец — терпеливо сидела на стульях вдоль стен, ожидая своей очереди. Поточный метод процветает не только на автомобильном конвейере…

В ноздри ударил упоительный запах перекиси водорода, сожженных волос и цветочных шампуней. Подумав о том, что при повторном вздохе у меня с непривычки еще чего доброго помутится сознание, я решил впредь дышать ртом.

Наверное, работницы отменно владели профессиональными навыками, ибо они успевали не только стричь, но и всесторонне обсуждать последние городские сплетни. Улучив момент в паузе, вызванной сменой докладчицы, я докричался до крайней от входа мастерицы и узнал, что Марина Минкина сегодня трудится с утра, а ее место — второе, если принимать за ориентир противоположную стенку зала.

Несложные арифметические подсчеты вывели меня на стройную блондинку, критически оглядывавшую голову дамы средних лет, обработка которой только что завершилась. Голова казалась самостоятельной анатомической единицей, так как туловище клиентки скрывал купол малиновой накидки. Я плохо разбираюсь в моделях. Это произведение, на мой непросвещенный взгляд, могло носить название: "Каска солдатская, каштановая, парадная"… Почему парадная? Потому, что она слишком вызывающе блестела для того, чтобы использоваться в военно-полевых условиях.

Марина сплавила готовую "продукцию" в кассу для оплаты услуг и наткнулась взглядом на меня. Ее серые глаза оценивающе раскрылись и, вполне удовлетворенные осмотром, озорно заблестели.

— Вас постричь или побрить? — Минкина выпрямила спину. Грудь задорно поднялась под синим халатом с эмблемой салона.

— А вы как считаете? — Я задумчиво потрогал свой подбородок и вспомнил, какую часть утреннего туалета забыл сделать сегодня.

— Щетина вам не идет, да и сзади не мешает подровнять.

— Убедили! Но сперва непродолжительное интервью.

— Вы газетчик? — Марина раздвинула пухлые губки в лучезарную улыбку. Кому не хочется прочитать о себе в разделе "Люди нашего города"?

— Нет, сыщик.

Улыбка продержалась ровно столько, сколько рушилась мечта о замечательной публикации.

— Сыщик? — Радость сменилась скучным удивлением.

— В студии Коробейникова ЧП.

— Какое?

— Кража.

Минкина что-то сказала напарнице на соседнем рабочем месте и пригласила меня следовать за собой. Сделав два поворота направо по узкому коридору, мы очутились в небольшой комнатке с электрическим самоваром. Очевидно, здесь личный состав салона трапезничал.

Марина попросила показать мои документы.

— Так вы не из милиции?

— Мы будем разговаривать стоя? — огорчился я.

— Садитесь, коль хотите…

Старенький стул зашевелился подо мною, как живой.

— Сами напросились, — заметила девушка, предпочитая стоять, прислонившись к стене. — У кого и что украли?

Я объяснил.

— А я при чем? Тысячу лет там не была…

— Грабитель хорошо знал порядки в танцевальной школе, расположение комнат…

— Меня подозревают? — перебила Марина.

— Нет, — успокоил я. — Мы изучаем все возможные версии — таковы правила.

— Вечер пятницы я провела у подруги на дне рождения — человек десять подтвердят.

— Замечательно! — похвалил я. — Скажите, почему вы покинули школу?

— К ограблению это не относится! — бросила Минкина чуть резковато, но все-таки тоже села, закинув ногу на ногу.

Красивые ноги — преимущество всех женщин, занимающихся бальными танцами. Отведя взгляд от круглых коленок Марины, я печенкой почувствовал, что с нею не следует юлить и правда только подтолкнет девушку к откровенности.

— Хорошо, раскрою карты. Ограбление — чушь! Ингу Листову кто-то пытался изнасиловать прямо в танцевальном классе.

Я перечислил скупые данные о преступнике и замер, ожидая реакции Марины. Она едва заметно побледнела, но промолчала. Требовалась подсказка.

— Разве не похоже на Вуколенко?

Пальцы девушки, теребившие поясок халата, замерли.

— Вы ему нравились, — тихо напомнил я.

— А он мне — нет! — Марина упрямо поджала губы. — Не перевариваю надутых индюков, которые рассуждают о высоких материях, а сами тем временем лезут под юбку! Он считал себя пупом земли и бесился от того, что не может меня заставить с ним переспать. Навязчивая идея! Ничто не пробирало: ни мои увещевания, ни пощечины…

— Другие ребята знали о приставаниях?

— Нет! На людях он сдерживался. Сама же я жаловалась только Руслану Сергеевичу.

— Как он реагировал?

— Как? — переспросила Марина. — Уговаривал потерпеть: впереди был республиканский конкурс. Коробейников очень надеялся на нашу пару, обещал побеседовать с Вадимом.

— Успешно побеседовал?

— Крайне! — со злой иронией произнесла Минкина. — За три дня до отъезда мы остались в танцклассе — гнали классический вальс. В какой-то момент Вадим будто сдурел… Начал приставать, вдохновленный тем, что мы одни… В самый разгар вдруг появился Руслан Сергеевич. У меня сдали нервы. Я наорала на учителя, кое-как оделась и убежала домой.

Марина замолчала и тяжко вздохнула. Воспоминания не доставляли ей радости.

— Что произошло дальше?

— Я отказалась выступать с Вуколенко. Коробейников умолял поехать на конкурс, обещал потом подобрать нового партнера, но я упрямая по жизни… — Минкина с горечью улыбнулась и потерла пальцами виски. — Уперлась — и все! Словом, поездка не состоялась. Руслан Сергеевич был в шоке. Он добрый мужик, но такое не прощают. Сами понимаете, что оставаться в его школе я не могла.

— Понимаю. — Мне подумалось, что далеко не всякая девушка на месте Минкиной проявила бы подобную строгость. — После этого Вуколенко оставил вас в покое?

— Не сразу. Он тоже покинул школу, но захаживал ко мне сюда, в салон. Не знаю, на что уж он надеялся? Я любила танцевать, а из-за него потеряла такую возможность.

— Пошли бы в другой коллектив!

— После Коробейникова?! — воскликнула Марина, будто я высказал предложение, чудовищней которого она до сих пор не слышала. — Те, кто учился у Руслана Сергеевича, не смогут репетировать у другого мастера.

— Почему? — не скрыл удивления я.

— Вам не понять… Минкина скептически глянула на меня. — Вы — не танцор.

Я принял ее заявление на веру и спросил:

— Давно видели Вуколенко?

— Месяца два назад… На рынке. Еле узнала с бородой.

— Во что он был одет?

— Джинсы синие, кожаная куртка — ничего примечательного. Ой! — Она застыла. В глазах заметался страх. — А ведь похож!

— Мог Вадим пойти на такое?

— Ингу он знает — она пришла еще при нас… — Марина зябко поежилась. — А мог ли?… Нет, боюсь оговорить.

— Его адрес?

— Где-то в районе улицы Зои Космодемьянской.

Это совпало с данными нашего компьютера.

Из пяти девушек, танцевавших у Коробейникова, Лида Репьева показалась мне самой страшненькой. Недостаток красоты у нее компенсировался выразительными зелеными глазами, необычайной болтливостью и огромным самомнением. Добрый час, в течение которого я имел сомнительное удовольствие находиться у нее дома, Лида переливала из пустого в порожнее, при чем мне не было нужды задавать вопросы, так как она их задавала себе сама, сама же на них и отвечала. Вчера Наташа Девяткина сообщила ей об ограблении. У Репьевой оказалось достаточно времени, чтобы вспомнить все, что она читала о преступлениях и преступниках, и девушка с радостью поделилась знаниями со мной. Это заняло не менее полчаса. Вторые полчаса она рассказывала о том, как любят и уважают ее товарищи по танцевальной школе, как ценит маэстро Коробейников, а старший брат называет "второй Айседорой Дункан".

Я всегда отличался умением переводить любой разговор в нужное мне русло, но после общения с Лидой стал относиться к себе критичнее. Провожали меня Репьевы всей семьей. Причем Лида, прощаясь, подарила мне столь многозначительный взгляд, что ее мама (глаза — копия!) несомненно решила, будто мы с ее дочерью уединялись в комнате вовсе не для деловой беседы, а для любовных утех, в результате чего я, потрясенный искусством партнерши, мысленно пообещал завтра же прислать сватов. Мою затравленную душу грело только то, что Лида подтвердила существование Вани-рэкетера, который в пятницу вечером обещал встретить Любу Казакову с занятий, но обещания не сдержал. И еще в голове засела мысль, что совсем недавно я где-то уже видел чудесные Репьевские глаза…

Казакова жила в трех кварталах от Дворца культуры моторщиков — ближе, чем остальные ребята из танцевальной школы. Мой визит тоже не явился для нее неожиданностью.

— Мне позвонила Юля, — честно призналась Люба, приглашая меня на кухню. — Извините, но в комнатах у нас ремонт — грязно.

В качестве подтверждения ее слов, в коридор высунулся дядечка в заляпанной белилами рубашке и с газетной треуголкой на голове.

— Это ко мне, па! — объявила девушка.

Успокоенный отец вернулся к процессу созидания.

То и дело поправляя длинные вьющиеся волосы (от волнения!), Люба примерно в тех же выражениях, что и другие танцоры, посчитала нужным похвалить свой дружный коллектив и его мэтра Коробейникова. Случившееся не укладывалось в ее сознании: "Какой кошмар!".

— Тебя и Репьеву провожал Бахирев? — спросил я.

— Не совсем так… Сережа ушел чуть раньше, сказав, чтобы мы его догоняли. Лида провозилась дольше обычного, и мы пришли на остановку, когда Бахирев уже ждал там. — Она открыто смотрела на меня без тени смущения.

— А Ваня? Почему не встретил?

Мой вопрос вызвал усмешку.

— Лидка сказала? Он опоздал на четверть часа — транспорт подвел.

— Твой друг поднимался в студию?

— Нет, посмотрел, что меня уже нет на остановке, и уехал практически следом за мной.

— Ты уверена?

Люба скупо улыбнулась с оттенком некоторого превосходства, какое испытывает знающий человек над собратом, знаниями не обремененным.

— Ваня пришел ко мне домой ровно через десять минут после того, как я отперла дверь квартиры. Мама напоила нас чаем, и мы отправились прогуляться. Я вас разочаровала?

Образно говоря, я снял шляпу перед ее проницательностью.

Чем занимается Ваня в свободное от ухаживаний за тобой время?

— Ходит со спортсменами.

Род занятий милого друга ничуть не тревожил Казакову и уж точно не коробил. Да, у каждого поколения свои жизненные ценности…

— Он в той группировке, которая контролирует старый центр города?

— Вроде бы… Вам не покажется странным, если я дам маленькую подсказку? — Люба выжидательно воззрилась на меня: одобрю инициативу или нет.

Одобрил.

— Говори.

— Как-то весной Ваня просил меня дать ему домашний телефон Инги.

Я чуть со стула не упал. Точнее, чуть не вывалился из кресла, в которое меня усадила девушка.

— И ты дала?

— Дала. Ваня хлопотал для приятеля, которому, как я поняла, Инга понравилась.

— Имя приятеля?

— Спросите сами у Вани — я не интересовалась.

— Весна… — задумчиво проронил я, кое-что про себя сопоставляя. — Вспомни точнее, в каком месяце это было?

— В апреле… Где-то в середине месяца.

Поразительное совпадение! Мне страстно захотелось увидеться с Ваней.

Казакова объяснила, как и где я могу найти ее ухажера. С той же подкупающей прямотой Люба сообщила, что торопится в гастроном за продуктами — в воскресенье на ней лежала обязанность готовить обед.

В гости к Вуколенко я решил прогуляться пешком, рассчитав, что на это уйдет минут пятнадцать-двадцать от дома Любы Казаковой. Тополя над тротуарами стояли не шелохнувшись, изнемогая от послеполуденного пекла. Их листья пожухли, свернулись в трубочки, а отдельные ветви торчали и вовсе голые.

По дороге мне попалась на глаза одинокая будка телефона-автомата. Нашарив в кармане брюк жетоны, я набрал номер агентства. Мне никто не ответил: видимо, Никодимыч продолжал копаться в архиве прокуратуры. С Листовыми повезло больше. Тамара Михайловна не скрыла радости по поводу того, что от психа второй день ни слуху, ни духу. Затем пригласила Ингу. Девушка крайне удивилась тому, что сказала Любаша Казакова: Ваню она несколько раз имела удовольствие видеть, но за последние месяцы незнакомцы, если не считать психа, ей не звонили…

Мужик в белом переднике, укрывшись под зонтом с эмблемой "Соса-Соlа", призывал прохожих утолить жажду, охладиться мороженым и закусить сосисками в тесте. Обслуживать покупателей ему помогал мальчонка лет десяти. Выложив сумму, на которую еще лет пять назад тянула вполне сносная малолитражка, я получил две сосиски, эскимо и красный пластиковый стакан с воткнутой в крышку трубочкой.

Прием пищи завершился у крыльца со ржавым навесом. В парадном было не так жарко, как на улице, но традиционные запахи вызвали слезы на глазах и возмущение в желудке. На третьем этаже двери квартир не имели номерков. Ориентиром послужил предшествующий этаж, где они сохранились.

Мне долго не открывали. Затем все же заскрежетали многочисленные запоры, и в темной щели забелело чье-то лицо.

— Вадик здесь живет?

— Здеся, — проблеял старушечий голос. — Нету его.

— Я из ЖЭКа!

Ни одно учреждение не вызывает у пожилых людей большего уважения, чем жилищная контора, обязанная скрашивать их быт. Обязанная, но скрашивающая редко. Оттого каждое появление ее представителя воспринимается стариками, как яркий праздник, сулящий скорую замену текущего крана или треснувшего оконного стекла.

Услыхав магическое слово "ЖЭК", бабушка так широко распахнула дверь, будто приехал драгоценный внук, которого она не видела с пеленок.

— Входи, милок! — радостно прокричала пожилая женщина.

С подобающей жэковцу важностью, я неспешно обследовал коридор и места общего пользования трехкомнатной коммуналки. Старушка, назвавшаяся Екатериной Максимовной, ретиво исполняла обязанности гида. С ее помощью очень быстро выяснилось, что Вадик отсутствует со вчерашнего дня, а третий квартирант основную часть жизни проводит у любимой женщины, появляясь тут лишь изредка.

— Значит, вчера ушел? — Я остановился подле серой двери в комнату Вуколенко, указанной старушкой. — Воинский долг выполняет?

— Какое там! — Максимовна в сердцах махнула рукой. — Год скоро, как форму снял. Теперича торгует, как все…

— Чем?

— Не говорит! Водит всяких, водку с ними лопает, а они коробки ему таскают.

— Коробки? — Я по привычке заглянул в замочную скважину, но ничего не разглядел.

— И мешки! Тяжелые такие…

— С продуктами?

— И с ними тоже. Как-то мне пакет конфет подарил. — Бабуля поправила зеленый платок на голове. — Надписи не наши, а конфеты — дрянь.

Стоп! Работники ЖЭКов — люди занятые. Их мало волнуют личные дела квартиросъемщиков.

— Как же мне застать Вуколенко?

— Трудно, — посочувствовала Екатерина Максимовна. — Он дня три пропадает, потом — два дома.

— У женщины? — провел я аналогию с третьим жильцом.

— Девок он сюда водит. — Старушка посмурнела и неодобрительно поджала губы. — Редко да метко! Одну недавно до слез довел, изверг!

— Бил?

— Криков не слыхала… Только убежала от него распутеха в одном исподнем. Срамота!

Коль не бил, то что же?

— Вы, Екатерина Максимовна, сказали: "Недавно". Вчера? — Я вновь вышел из образа и вернулся на шаг назад.

— Не-ет, — протянула бабушка. — Вчерась он с утра пропал. В пятницу притащился поздно — уж темно на улице было… — Она закатила подслеповатые глаза к потолку. — В среду, кажись, развлекался.

Я подергал ручку двери запертой комнаты Вадика.

— Как бы мне внутри поглядеть?

— Ой! — спохватилась Екатерина Максимовна. — А ты чего к нам пришел?

— Вуколенко заявку на ремонт моей начальнице оставил. Надо объем работ оценить.

— Его конуры?! — не поверила старушка и тут же, дрожа от возмущения, вскричала: — Одного его ремонтировать? А меня?! Обои оторвались, соседи сверху залили, батарея…

Она взахлеб перечисляла неполадки. Я слушал, изображая учтивое внимание. Наконец, старушка иссякла и замолчала, шумно сопя.

— Пишите заявление, — разрешил я. — Но сил у нас мало, и ремонт будем делать в порядке очередности. Чем быстрее закончим ему, — я постучал в дверь Вуколенко, — тем скорее дойдут руки до вас.

— Господи! — прослезилась от радости бабушка. — Так ты его не жди. Щас ключ принесу — оценивай!

Екатерина Максимовна прошаркала к себе и без задержек доставила ключ.

— Дал мне второй по зиме, — пояснила она. — На случай, ежели без него трубы лопнут.

Судя по всему, соседка бывала в комнате Вуколенко частенько, ибо, войдя следом за мной, не проявила никакого интереса и скромно уселась на стул в углу. Ни дать, ни взять — заправская понятая!

Слева направо — как учили… Обычная разномастная мебель, не новая, но в приличном состоянии. Кавардак, как у большинства холостяков… Окурки в блюдце, недопитый чай в чашке с васильком на боку… Синяя джинсовая куртка, свисающая со спинки кресла. Еще — пустая черная сумка с ремнем на плечо. Что-то среднее между фотосумкой и спортивной… На телевизоре "Рекорд" — два журнала "Экстази"… Под ними — три карточки, сделанные мгновенным "Полароидом". На всех изображен бородатый парень в обществе женщины. Женщины, правда, разные и не очень одетые…

— Это он? — показал я снимок Екатерине Максимовне.

Она прищурилась, повернув фотографию к свету, сплюнула и перекрестилась.

— Охальник!

— Мне все ясно… Потолок побелим, обои заменим, пол покрасим. — Я запнулся, вспоминая иные виды ремонтных работ. Бесполезное занятие! — Мне в голову, Екатерина Максимовна, пришла великолепная мысль! Давайте сначала отремонтируем вашу комнату. Как Вадик появится — позвоните. Я приду и сам все с ним улажу. Только прежде времени ничего ему не говорите ни о ремонте, ни о моем приходе. Договорились?

Обалдевшая от свалившегося счастья старушка часто-часто закивала. Руки у нее тряслись. Дабы ускорить оформление заявления на ремонт, я сам заполнил листок из тетрадки, принесенной Екатериной Максимовной, а на желтой обложке вывел номера своих телефонов — служебного и домашнего. Уходил я с твердой уверенностью в том, что мой новый агент выполнит поставленную задачу.

В контору я летел, словно на крыльях, не обращая внимания на жару. Прохожие, медленно бредущие по мягкому асфальту тротуаров, смотрели на меня, как на пришельца из чужой галактики, в которой плюс тридцать — самая низкая температура в разгар зимы.

Никодимыч задерживался, хотя его прокурорский кореш согласился потратить свое свободное время только до трех часов дня и ни минутой дольше. Памятуя о том, что настырный шеф заставит и мертвого умываться, я залез в душ, решив встретить начальника свежим и хорошо пахнущим. Чистюли-американцы вон, по три раза на дню омываются, а мы что, рыжие?!

Сквозь шум воды послышался характерный стук закрываемой входной двери. Мой выход с полотенцем вокруг бедер произвел впечатление на Никодимыча. Он критически взглянул на мокрые отпечатки ступней на паласе и проворчал:

— Сланцы купи.

— Ничего, коврик не колючий — можно и босичком походить!

— Остряк! Устал — спасу нет… Аж глаза режет.

Шеф с наслаждением вытянул длинные ноги, устроившись полулежа на диване в приемной.

— Будь другом, принеси попить.

Я заглянул на кухню, но рассудил, что босым бродить, по пепелищу опасно, даже если угли остыли, и обулся в прихожей. Тоник, затерявшийся в дебрях холодильника, пришелся как нельзя кстати. Никодимыч выдул залпом полный стакан, фыркнул и сказал:

— Перечитал десятка два темных дел об изнасилованиях за последние пять лет. Есть три интересных для нас эпизода.

Первый относился к осени двухлетней давности.

Как-то вечером одинокая женщина тридцати лет возвращалась домой из центральной библиотеки имени Маркса, где работала в читальном зале. Жила она в старом центре на улице Ломоносова. Прямо в парадном на библиотекаря напал сзади некий тип, оглушил и затащил в подвал. Очнулась пострадавшая от холода: нагая на земляном полу… На следующий день заявила в милицию, ибо сразу после нападения пребывала в шоковом состоянии. Примет насильника она назвать не смогла, соседи по дому тоже ничего не видели и не слышали. При осмотре подвала нашли лишь следы обуви сорок второго размера.

— Какая связь с психом? — не понял я, одеваясь и одновременно слушая Никодимыча.

Шеф заглотил второй стакан, раскурил сигаретку и проговорил:

— Есть связь. Серебряное кольцо! Его обнаружила жертва на своем безымянном пальце, когда очнулась. А золотое с изумрудом — подарок матери — пропало.

— Дело не закрыто?

— Нет. Однако приостановлено за отсутствием подозреваемого и самой потерпевшей.

— Потерпевшей? — удивился я. Данное обстоятельство показалось, мягко говоря, странным.

Пояснения Никодимыча поразили и того больше…

Спустя десять дней после подачи заявления в милицию, библиотекарь исчезла. К уголовному делу был приобщен рапорт сотрудника угро, отправленного выяснить причину, по которой женщина не явилась на очередной допрос к следователю. Не застав женщины дома, сотрудник направился к ней на работу. Там — полное недоумение: вы же сами, товарищи милиционеры, нам вчера утром позвонили и сообщили, что Валентина ушла на больничный в интересах следствия!

— Красиво! — обронил я, натягивая на ногу носок.

— В деле есть и копия заявления старшей сестры библиотекаря о пропаже родственницы без вести, — дополнил свои слова шеф. — Выходит, что до настоящего времени пострадавшая не объявилась. Никаких следов!

Я причесался и в полной боевой готовности уселся в кресло напротив начальника.

— Далее… — продолжал тот. — В прошлом году в сентябре в милицию обратилась гражданка "Н", двадцати трех лет, незамужняя, официантка ресторана "Рапид"…

— Вот те на! Ночной клуб, где…

— Я помню! — прервал шеф.

Сверясь с рабочим блокнотом, он поведал, что девушка, как и первая жертва, поздно вечером шла с работы домой через пустынный сквер. Навстречу ей попался бородатый мужчина в джинсовом костюме. Когда официантка с ним поравнялась, мужчина бросился на нее, схватил за горло и начал душить. Девушка пришла в себя в кустах, кое-как добралась до дома, а утром явилась в дежурную часть УВД… Потерпевшая не заявила о пропаже личных вещей. При осмотре кустов, где все произошло, криминалисты ничего существенного не нашли.

Никодимыч встал, подошел к пепельнице на Гелином столе и, загасив бычок, вернулся на прежнее место.

— А телефонные звонки? — поинтересовался я.

— В деле о них ничего нет. Оно закрыто.

— Почему?

— Вот тут собака и зарыта! — Шеф почесал кончик носа, что давно стало его классическим жестом. — На третий день расследования официантка отказалась от первоначальных показаний. Она заявила, что была пьяна, сама пристала к незнакомому мужчине, а в милицию обратилась с тем, чтобы помогли его найти — он ей жутко понравился.

— Ничего себе фортель! — присвистнул я. — За ложные показания не привлекли?

— Какое там! Обрадовались, что можно дело закрыть: баба с возу — кобыле легче. — Никодимыч вновь заглянул в блокнот и огласил третий из отобранных им эпизодов.

Его материалы попали в прокуратуру, можно сказать, случайно… В марте уже этого года была найдена мертвой в своей квартире некая Рита Довган, двадцати семи лет от роду. Ее обнаружили на ковре, обнаженной. Смерть наступила от наркотического отравления — шприц валялся рядом на полу. В то же время, обстановка в комнате наводили на мысль об изнасиловании: поза девушки, брошенная в беспорядке одежда, разбитая ваза и т. д. Молодой и малоопытный следователь прокуратуры сгоряча возбудил уголовное дело по сто семнадцатой статье уголовного кодекса, однако позже судебные медики не дали однозначного заключения по поводу того, имело место насилие или нет, а на шприце криминалисты зафиксировали отпечатки пальцев лишь самой Риты. Вещи из квартиры не пропали — это родственники подтвердили в один голос.

— Действительно зеленый! — вставил я, имея в виду следователя, возбудившего дело по столь хлипким основаниям. — Помню…

— Потом, — сухо предостерег меня начальник, опасаясь приступа воспоминаний.

— Понял! Кольцо?

— Лишь в одном документе — протоколе осмотра места происшествия — при описании трупа упоминается обручальное кольцо на безымянном пальце. Мне показалось это странным: ведь Довган не была замужем.

— Дело, разумеется, прекращено! — догадался я, что было совсем не трудно сделать.

— И вполне обоснованно! — подчеркнул тот. — Довган за неделю до смерти потеряла работу секретаря в коммерческой фирме. Очень переживала, испытывала депрессию, подавленность, боялась перспективы длительной безработицы. Это отражено в протоколах допросов. Одним словом, свели все к самоубийству.

Никодимыч замолчал. Я чуток поразмыслил и спросил:

— Первые две истории — ясно. Но что привязывает к психу третью? Ни замены кольца, ни звонков, ни бороды у нападавшего… Так что же?!

— Весьма специфический признак… У всех трех жертв не найдено признаков спермы, что позволило бы определить группу крови преступника!

Действительно, странная особенность… Обычно насильники не предохраняются с помощью презервативов. По крайней мере, о подобной предусмотрительности я до сего времени не слышал, в чем и признался шефу.

Что и говорить, Никодимыч постарался на славу, дав нам реальную возможность расширить направления поиска преступника. Результаты моей работы шеф тоже оценил.

— Вуколенко — подозреваемый номер один? — спросил он, когда я закончил свой отчет.

— Похоже… Но нельзя забывать и о других. В частности, надо выяснить личность приятеля Вани-рэкетера. Его интерес к домашнему телефону Инги по времени совпадает с появлением во Дворце таинственного бородача, разыскивавшего Листову, — апрель месяц.

— Да, возможно, это звенья одной цепочки… — согласился Никодимыч. — Я выписал из дел координаты родственников пострадавших женщин. Надеюсь, что встречи с ними, особенно — с официанткой и сестрой библиотекаря, что-нибудь нам дадут.

Мы принялись распределять роли. В разгар дележки зазвонил телефон. Шеф настороженно посмотрел на аппарат и указал мне глазами в его сторону. Я повиновался — без особой охоты.

— Работаете? — с ходу заговорил Сысоев, не потрудившись пожелать мне доброго вечера или, на худой конец, дня.

— Нет, в носу ковыряем! — Я избрал выжидательную тактику, не зная намерений Митрича.

— Пальцы не поломайте! — хохотнул подполковник. Он, похоже, находился в воскресном настроении. — Говорят, вам пацаны петуха пустили?

— Мелкие пакостники!

— Мелкие? Мне доложили, что кухня сгорела вся.

— Преувеличили! Там нечему гореть… Слушай, ну чего пристал? Зачем соль на раны сыплешь?!

Митрич помолчал. Я тоже не спешил продолжать разговор.

— Вы мне ничего не хотите сказать? — вновь заговорил подполковник.

— Хотим. До свидания!

Я сердито бросил трубку на рычаг. Следующим прозвучал звонок в дверь. Чертыхнувшись, я пошел открывать.

Передо мною предстал кряжистый мужчина в клетчатой рубашке, заправленной в джинсы.

— Я по объявлению… — Борода зашевелилась, а во рту сверкнула желтая фикса.

— Я не ошибся адресом? — спросил гость, озадаченный тем, что я продолжал торчать в дверном проеме, как языческий истукан.

— Проходите!

От мужчины исходил крепкий запах немытого тела, табака и водочного перегара. В прихожей он с интересом огляделся и спросил:

— Куда?

— Туда! — Я указал глазами в направлении приемной.

Никодимыч встал навстречу гостю, но руки не протянул. Бородач тоже спрятал свою правую за спину, качнулся с пяток на носки и представился:

— Юрасов Шурик, — затем, подумав, добавил: — Николаевич.

— Чем обязаны? — обратился к нему шеф, которому я еще не успел сообщить о цели прихода клетчатого гостя.

Тот без приглашения вольготно расположился в одном из кресел, выставив голые ноги, обутые в матерчатые туфли радикально зеленого цвета.

— Объявление вы давали? Это кольцо потерял я.

— Где? — Мой начальник скептически оглядел незадачливого владельца колечка с рубином.

— Не помню — пьяный был. — Шурик Николаевич нарочито громко вздохнул, выражая сожаление. Играл он плохо.

Я сместился за кресло, в котором сидел гость. Никодимыч прошелся по комнате и резко обернулся, сверля Юрасова стальным взглядом.

— Докажите, что кольцо — ваше! — потребовал шеф.

— Мое! — Далее претендент точно назвал пробу, размер и толково описал внешний вид колечка.

— Оно вам даже на мизинец не налезет, — усомнился Никодимыч.

— Конечно не налезет! — живо воскликнул Николаевич. — У моей бабы пальцы тоньше.

— Так кольцо принадлежит вашей жене?

Гость вздрогнул, услышав мой голос у себя за спиной, и развернулся ко мне вполоборота.

— Мужики, ну разве не понятно? — пустил он "слезу". — Взял у Таньки цацку — на пузырь не хватало! Хотел на рынке толкнуть: я там грузчиком по овощам… Показал одному — понравилось. Обмыли это дело, как полагается. Что было дальше — не помню. Очухался: ни бабок, ни цацки. Обидно стало. И совестно перед Танькой — с похмелюги оно всегда так… А тут вчера вечером ваше объявление по телику…

Юрасов просительно поглядел на шефа, правильно угадав в нем главного.

— Когда у вас пропало кольцо? — спросил тот.

— В четверг перед обедом.

— В подобных случаях нашедшему выплачивается вознаграждение.

— Кто против?! — обрадовался Шурик Николаевич. — Натурой возьмете? Могу ящик помидоров привезти или чего другого.

— Ты любишь помидоры? — Никодимыч насмешливо посмотрел в мою сторону.

— Обожаю! — весело откликнулся я. — Мы сделаем тазик салата со сметаной и луком!

— Я же серьезно! — с обидой промолвил гость.

— Ах, серьезно?! — Никодимыч посуровел. — Тогда приведи свою Татьяну — пусть подтвердит.

— Она мне глаза выцарапает! — взмолился претендент, привыкший со всеми рассчитываться овощами. — Пожалейте, мужики!

— Костя, побеседуй с товарищем — мне надо позвонить.

Отдав распоряжение, шеф удалился к себе в кабинет и плотно прикрыл дверь. Его намек был мне понятен.

— Кто тебя подослал? — нежно проворковал я и погладил Шурика по густым волосам.

Юрасов, движимый порывом негодования, попробовал было вскочить, но пальцы моей левой руки крепко вцепились в его шевелюру и прижали затылок к подголовнику кресла, а указательный и средний правой воткнулись в ноздри и потянули нос бородача вверх. Он дико вскрикнул и взмахнул руками, стремясь избавиться от моего захвата. Я надавил сильнее — Николаевич взвизгнул от боли, осознал, что трепыхания лишь добавляют мучений, и проскулил, брызгая слюной:

— Пусти — все скажу…

Я перестал подтягивать его нос ко лбу, но пальцы предусмотрительно не убрал. И правильно сделал: почувствовав некоторую свободу, гость взбрыкнул, норовя вырваться из кресла. Дурачок! В помидорах он разбирался несомненно лучше, чем в боевых единоборствах. Жалобно скуля и зажимая уши, по которым звонко хлопнули мои ладони, несговорчивый претендент сполз на пол. Он покатался с боку на бок, затем замер на спине, разглядывая потолок блестящими от слез глазами.

— Успокоился? — спросил я, склонившись к нему. — Тебе, наверное, не сказали, что по этому адресу находится частное сыскное агентство? Кого ты хотел накрячить, жлоб?! Здесь не милиция, где из камеры в туалет водят и жрать дают. Понял ли, чудило?!

— Понял… — прохныкал он. — Бес попутал…

— Как он выглядит, бес твой?

— Ни видел…

Шурик Николаевич признался, что сегодня утром таскал мешки с картошкой в подвал рыночного павильона. Поднимаясь по лестнице к машине, услышал позади себя приглушенный голос. Ему предложили не оборачиваться, если есть желание заработать пятьдесят баксов. Желание у Юрасова было… Тогда таинственный незнакомец и сказал ему о кольце.

— Что именно? — справился я у клетчатого.

— Объявляли, говорит, по ящику… Адрес ваш назвал. Предложил, чтобы я прикинулся хозяином, и посоветовал, как лучше к вам подкатиться. — Юрасов продолжал лежать, но расслабился и вытянул ноги.

— День утери он указал?

— Он.

— Куда велел принести кольцо, коль дельце выгорит?

— Здесь от вас недалеко. На Красноармейской. Третий дом от начала по левой стороне.

Четыре улочки со старыми частными домами пока еще сохранились по соседству с современным массивом, где стояла и наша девятиэтажка. Однако каменные коробки с каждым годом все ближе подступали к обреченным развалюхам, в которых жили старики, старухи да опустившиеся одинокие пьянчужки.

— В котором часу будет ждать?

— В пять ровно.

Сейчас была половина пятого.

— Баксы он тебе отдал?

— Две десятки. Остальные обещал, когда доставлю кольцо.

— Вставай. — Я подал руку и помог гостю занять вертикальное положение.

Привлеченный установившейся тишиной, в приемную вернулся Никодимыч. Я обрисовал ему ситуацию. Шеф решил, что посвящать лжевладельца кольца в наши проблемы ни к чему. Мы отвели мужика ко мне в кабинет и заперли там. Дабы скрасить его заточение, я налил Шурику бренди.

— Похоже на провокацию, — высказался начальник. — Слишком уж нагло!

— И театрально! — поддержал его я.

— Вряд ли психом руководит желание вернуть кольцо.

— Может, дорого, как память? Либо способно как-то вывести нас на него? — Я пытался всесторонне проанализировать происшедшее, дабы найти правильный ответный ход.

— Тогда он наоборот постарался бы не привлекать внимания к кольцу или придумал бы более умный способ, чтобы его заполучить.

У меня не нашлось аргументов против логичных рассуждений шефа.

— Вспомним угрозы оппонента в наш адрес, — сказал Никодимыч. — Мы их слышали утром. Утром же псих нанял грузчика.

— С бородой! — обратил я внимание шефа на это обстоятельство. — Нас подзадорить?!

— Думаю, его замысел глубже. — Шеф достал сигареты. Дурная привычка начальника делала его похожим на персонажей дешевых детективных романов, неизменно ведущих следствие в клубах табачного дыма и прикуривающих новую сигарету от только что высаженной.

Поскольку шеф был занят манипуляциями с зажигалкой, не желавшей гореть, я решил самостоятельно раскрыть подоплеку козней психа:

— Клюнем мы на бородатого или расколем его — в любом случае подставная утка приведет нас к гнезду на Красноармейской. Бьюсь об заклад, что выбранный психом дом нежилой. Ловушка, верно?

— Угу. — Никодимыч выпустил дым носом. — Он живет в плену навязчивых идей. Ты правильно сказал, что теперь парень примется за нас.

— Времени на разведку местности нет. — Я стукнул ногтем по стеклышку часов. — Впору успеть дойти.

— Будем действовать по обстоятельствам.

— Обожаю экспромты! — воскликнул я с воодушевлением, какое переживают участники арктической экспедиции, узнав, что сбились с курса среди ледяных торосов.

Юрасов посоловел от выпитого. Алкоголь помог забыть о пережитых истязаниях. Шурик Николаевич благодушно воспринял необходимость тащиться в третий дом на левой стороне Красноармейской улицы, понимая, что место встречи изменить нельзя. Он старательно изображал высшую степень сосредоточенности, слушая краткий инструктаж Никодимыча. Слишком старательно, чтобы понять и запомнить…

— Не сработает, — проговорил я, глядя на клетчатую спину с расстояния пятидесяти метров.

Бородач завернул за угол кирпичного дома. Мы прибавили шагу.

— Посмотрим, — неопределенно обронил шеф, осторожно перекладывая в левую руку мужскую сумочку-визитку, куда он положил свой пистолет. Я поступил проще: мой "макаров" торчал за поясом брюк сзади под рубашкой.

В пролете между двумя крупнопанельными гигантами замаячили покосившиеся бревенчатые срубы, потемневшие от времени. Юрасов притормозил, обернулся к нам и, приветливо помахав рукой, смело двинулся туда.

— Надеюсь, мы с ним останемся друзьями, — усмехнулся я, тоже махнув Юрасову.

— Будет по дешевке помидорами снабжать, — размечтался Никодимыч.

Мы оба тихо рассмеялись, но смех получился каким-то нервным.

Красноармейская, вторая по счету улица от каменной границы микрорайона, выглядела совсем по-деревенски: глубокие колеи в затвердевшей под лучами солнца грязи, жухлые одуванчики вдоль заборов и тишина, нарушаемая кудахтаньем куриц, снующих в поисках хлеба насущного. Шумы города сюда почти не долетали.

Как я и предполагал, нужный дом даже издали производил впечатление покинутого. Все окна, за исключением одного, плотно прикрывали облупившиеся ставни: выехавшие обитатели пожалели навесных замков и просто скрепили предназначенные под них ушки толстой проволокой. Крыша во многих местах прохудилась. Грядки в огороде осели. На них в изобилии росли сорняки… В соседних усадьбах люди вроде бы жили, но владельцы либо отсиживались в избах, либо ушли куда-то по своим делам — мы не заметили ни одной живой души.

На наших глазах Шурик Николаевич с ходу атаковал калитку, болтающуюся на единственной петле. Возле двери, ведущей в сени, он вдруг резко остановился: видимо, в отличие от нас, Юрасов лишь сейчас сообразил, что дом заброшен — жара и бренди тормозят умственный процесс.

— Ничего не выйдет, — пробормотал Никодимыч, наблюдая сценку через щель в заборе, ограждающем приусадебный участок со стороны улицы. — Сейчас обратно побежит, дурень.

Но шеф недооценил мужества бородатого. Юрасов дернул входную дверь, заглянул внутрь и скрылся в сенях.

— Говорил же, чтоб не закрывал, — прошипел Никодимыч, имея в виду дверь.

— Главное, что она все равно не заперта, — успокоил я, не отрываясь от соседней щели между досками.

Минуты тянулись томительно, спина у меня вспотела.

— Чего он там возится? — проворчал шеф, недовольный тем, что Шурик Николаевич задерживается.

По нашему замыслу, он должен был вручить кольцо психу, взять баксы и уйти, после чего наступал наш черед врываться в дом и брать врага за жабры.

Юрасов появился во дворе внезапно. Он задержался у калитки, засунув руки в карманы джинсов. Даже с расстояния в тридцать метров читалась вся гамма чувств, написанных у него на физиономии: от растерянности до обиды.

— Пошли, — вздохнул Никодимыч.

Увидев нас, Шурик слегка просветлел лицом.

— Там его нет!

— Хорошо смотрел? — Шеф недоверчиво покосился на оконные ставни.

— Все облазил! — Юрасов вынул из правого кармана кольцо и передал его Никодимычу. — Чего делать будем?

— Ты пойдешь домой, — разрешил шеф.

— А вы?

— Будем здесь ночевать! — Моему начальнику не нравилось, когда посторонние совали нос, куда не положено.

Шурик загрустил, оскорбленный в лучших чувствах.

— Двадцать зеленых — и то хлеб, — философски заметил он. — Покедова!

Юрасов понял, что теплого прощания не предвидится, и уныло побрел по улице, солнцем палимый…

Шеф хранил молчание не менее пяти минут. Я тоже погрузился в размышления. Что за фортель? Зачем псих выбрал этот дом? Назвал Шурику место, пришедшее в голову первым? Тогда он как-то связан с этой усадьбой, знает о ее существовании… С другой стороны, к чему вообще было городить огород? Совершенно непонятно…

— Пойдем, сами поглядим, — нерешительно произнес Никодимыч, прищурившись на вход в сени.

— И то дело, — поддакнул я, надеясь на то, что внутри дома можно передохнуть от жары.

Шеф взошел на хлипкие ступеньки, я держался позади его. Свет проникал в дом через единственное окно, не закрытое ставнями. Глаза постепенно привыкли к полумраку и довольно сносно различали убогие элементы внутреннего "убранства" осиротевшего жилища. Мы пробирались, ступая на уцелевшие фрагменты пола, которые еще не успели "приватизировать" соседи и прочие интересующиеся.

— Смотри! — Никодимыч указал кивком на русскую печку, которая находилась как раз напротив раскрытого окна.

На сероватой известке над сводом выделялся рисунок, выполненный углем в реалистической манере.

— Похоже на дамское колечко с камнем, — оценил я графическое произведение.

Шеф приблизился к творению рук неизвестного художника и удивленно произнес:

— Стрелка… Указывает вниз!

Он снял железную заслонку — всю в дырах от ржавчины. Наверное, поэтому заслонка и не приглянулась любителям шастать по брошенным домам.

— Припечек доверху засыпан землей, — продолжил комментарий шеф, демонстрируя свои познания в области русского деревенского быта. — Подай какую-нибудь палку.

Я посмотрел себе под ноги и поднял отщеп от доски. Вооружившись им, Никодимыч стал похож на археолога, раскапывающего курган скифов.

— Господи… — Мой начальник ошалело уставился в расчищенное пространство и выронил орудие производства.

Полагая, что он узрел какой-то чугунок невиданной формы, я подошел и заглянул поверх головы шефа. Открывшаяся взору картина останется в моей памяти навсегда…

— Кто это? — хрипло выдавил Никодимыч, не разгибаясь.

Обувь на костях стоп истлела практически полностью. Сохранились только пластмассовые вставки каблуков и металлические набойки.

— Женщина… — прошептал я, ощущая, как занемели губы.

— Догадался, что женщина… Вопрос в другом.

— Я не ясновидящий.

Шеф выпрямился, потер поясницу и оперся ладонью о стенку печи. Его место занял я, опустившись на корточки.

— Придется вызывать Сысоева, — проговорил Никодимыч.

— Может, сами посмотрим? Вдруг, кроме каблуков еще что-то осталось!

— Вытаскивать?! С ума сошел! Она пролежала там Бог знает сколько…

— Что с того? — упорствовал я. — Следы преступника уничтожим? Так за нас это сделало время… Псих навел на печь не с проста.

— Ребенку ясно! — хмуро согласился Никодимыч.

К своему носовому платку я прибавил для пары платок шефа, собираясь использовать их вместо перчаток. Первая попытка увенчалась полной неудачей и утвердила в мысли о том, что таким способом нам придется извлекать скелет по частям.

— Попробую забраться и поглядеть. — Мое колено уперлось в припечек.

— Зажигалку возьми! — Шеф протянул белый пластиковый цилиндрик.

Крайне осторожно я принялся протискиваться под свод, подсвечивая себе зажигалкой и стараясь не тревожить скелет погибшей. Пробраться удалось только до таза — дальше мешали кости рук, вытянутых вдоль тела. Занеся зажигалку как можно дальше вперед, я крутанул колесико. Вид оскаленного черепа вызвал у меня мурашки… Огонек погас. Пришлось чиркать снова… Между костями плечевого пояса, прикрытыми обрывками ткани, тускло блеснула желтоватая нитка… Чертовски сложно удерживать равновесие только за счет коленей!.. Я потянулся свободной рукой к нитке и…

— Константин! — раздался крик Никодимыча. За криком последовал какой-то шум…

Выбираться задом оказалось труднее… Наконец мои ноги нащупали доски пола.

— Что за черт?! — В первый момент мне показалось, что я ослеп.

— Вот сволочь! — выругался шеф где-то рядом и быстро развеял мои опасения насчет слепоты.

Никодимыч услышал возню в сенях, направился туда и обнаружил входную дверь запертой с улицы. Тогда он ринулся обратно к раскрытому окну. Ставни захлопнулись фактически на глазах у моего начальника. Удар ногой не помог: петли крепко сидели в бревнах стены.

— Он нас запер! — нервно воскликнул шеф.

— Кто?

— Псих!

Я начал немного ориентироваться в доме. Темнота уже не казалась абсолютной — сквозь щели в ставнях сочились солнечные лучи. Внезапно ноздри ощутили запах дыма. Впервые за последние лет десять мне сделалось жутко.

— Чердак! — Никодимыч тоже осознал, какую участь нам уготовил враг.

Спотыкаясь и рискуя поломать ноги в дырах промеж половых досок, мы кинулись искать ход на чердак. Квадратное отверстие в потолке нашли быстро, но лестницы под ним не оказалось. Более того, лаз был зашит дюймовыми досками со стороны чердака. Я подпрыгнул и отчаянно треснул по ним ладонями — бесполезно…

Концентрация дыма усилилась, хотя источник пожара находился вне дома. Наверное, псих подпалил стену снаружи, облив ее бензином или другой горючей жидкостью. Например, той же, что залил в бутылку, брошенную в окно нашего офиса.

— Ищем подполье! — скомандовал мой начальник.

Мне на память пришли сразу несколько фильмов, где герои спасались от огня в погребах и затем вылезали на пепелище целыми и невредимыми. Увы… Как вскоре выяснилось, этот домик подполья не имел.

Дышалось с трудом… Задняя стена, полностью скрывшаяся в дыму, вдруг загудела, будто рельсина под колесами поезда, и треснула. Языки пламени ворвались в комнатку, примыкавшую к ней. Нас обдало жаром, перед которым меркли воспоминания о погоде на улице.

— В печь залезть, что ли? — с тоской предложил мудрый Никодимыч.

— Ага! Изжаримся вместе с трупом! Два пирожка с начинкой, один — без.

— Не кощунствуй! — Шеф терпеть не мог черного юмора.

Ну и зря… Юмор — столь же неотъемлемая часть сыщика, как и его пистолет. Иначе от вида крови, страданий и чужих бед можно запросто сойти с ума. Со стороны выглядит цинично? Пусть! Зато есть шанс дожить лет до шестидесяти, не угодив в психушку.

Мысль о значении юмора пронеслась в мозгу свежим ветром, оставив на память о себе одно слово — "пистолет"! Увидев его в моей руке, шеф рванул застежку на своей сумке-визитке… Нет, уходить из жизни, предпочтя пулю костру, мы отнюдь не собирались.

— Бьем на счет "три"! — прокричал я и зашелся в кашле: горький дым наполнил легкие.

Никодимыч занял позицию рядом со мной, направив руку с пушкой на щель между ставнями ближайшего окна. Давясь и сбиваясь, я отсчитал:

— Раз… Два… Три!

Грохот выстрелов забил все другие звуки. Наши пальцы жали спусковые крючки до тех пор, пока магазины не иссякли. Дым пожара, смешавшийся с пороховым, мешал увидеть результат, но световая щель выглядела как будто шире…

Поднять ногу не было сил. Я толкнул створку рукой. С улицы ворвался поток свежего воздуха. Упав животом на подоконник, я вывалился под тяжестью верхней половины своего туловища. Падение получилось болезненным, ибо моя поясница вошла в соприкосновение с деревянной чуркой, валяющейся в траве. Это помешало отползти в сторону, освобождая Никодимычу площадку для десантирования. Шеф грохнулся точно на меня. Никогда не думал, что в нем столько живого веса!

В добром кинобоевике спасение персонажей происходит за секунду до их неминуемой гибели. В нашей ситуации камера должна была бы снять крупным планом охваченный пламенем потолок, падающий внутрь дома: столб огня и дыма, летящие к небу искры, режущий ухо грохот и треск… Однако ничего похожего не случилось. Домик горел, весело потрескивая… Рухнул он лишь тогда, когда мы находились уже в конце Красноармейской, убегая от сирен пожарных машин. Редкие свидетели из числа соседей, выползших поглазеть на представление, видели двух чумазых субчиков в растерзанной одежде, но вряд ли в будущем могли опознать их — отмытых и принаряженных. Выстрелы? Так пацаны с детства знают, как лихо бабахает в костре обыкновенный шифер с крыш…

Лично меня больше беспокоило другое… Псих, безусловно, наблюдал за пожаром и видел, что мы спаслись.

Прохожие от нас не шарахались, так как неподалеку от Красноармейской нам попалась редкая по нынешним временам водозаборная колонка. После умывания выглядели мы сносно: мокрые и до черноты загорелые.

— Копченой рыбой воняет! — процедил Никодимыч, сворачивая на прямую перед финишем: читай — нашей девятиэтажкой.

— В виду того, что пахнет от нас, я бы предпочел именоваться курицей.

— Окорочка от Газпрома! — хмыкнул шеф.

— От Союзконтракта, — поправил я. — Рекламу полезно смотреть.

— Союзконтракт поставляет свежие, а мы — готовые к применению.

Глубокая мысль… Газпром — энергоносители — грили и коптильни… Логическая цепочка! Начальник утер мне нос, но признаваться в этом не хотелось.

Клавдия Емельяновна совершала вечерний моцион.

— Господи! — охнула она. — Откуда, сердешные?!

— С пляжа! — съязвил Никодимыч, не расположенный к разговорам.

— Опять нефть в реку слили? — заволновалась соседка.

Пропустив шефа в подъезд, я придержал бабушку за локоть и шепнул:

— Сегодня повышенная активность солнца. Разве не слышали по радио?

— Не-а… — доверчиво призналась Клавдия Емельяновна.

— Сочетание воды и радиации! Пять минут — и кожа обугливается.

— Да что ты?!

— Наш пример не убеждает? Возьмите тазик с водой, поставьте рядом на скамейку и посидите чуток…

Запирая за собой дверь офиса, я услышал на лестнице ее шаги: неужто попробует?!

Никодимыч успел разоблачиться до плавок.

— Посмотри, — сказал он, протягивая мне клочок бумаги. — Была заткнута в дверь.

"Прошу принять меня в восемнадцать тридцать", — гласил текст записки. И подпись: "С уважением. Коробейников".

— Чего это вдруг? — удивился я вслух.

Шеф не слышал, ибо уединился в ванной комнате. Там зашумел душ.

Принять так принять… Примем! Еще нет и шести. Я забрался в платяной шкаф у себя в кабинете. Мы привыкли хранить на работе запасную одежду. Старенькие летние брюки и мятая, но чистая рубашка, составили мой выбор. Дело за малым: дождаться, пока начальство насладится омовением.

Наслаждалось оно четверть часа. На фоне свежего Никодимыча, пахнущего шампунем и одеколоном, я выглядел более чем затрапезно.

— Горячую воду отключили, — пропел шеф, излучая счастье и самодовольство.

— Ничего, помоюсь тоже холодной.

— Почему — тоже? Лично я успел! Перестала течь, когда я уже вытирался.

Понятно… Если б он плескался полчаса, то… Впрочем, чего терять время? Вдруг действительно перекроют и холодную. С наших коммунальщиков станется!

Под душем я воспрянул духом. Трубы в земле нагрелись, и холодную воду можно было назвать таковой лишь условно — комнатная температура. Я даже замурлыкал мелодию песенки, из которой помнил только две строчки: "если хочешь быть здоров…" и "закаляйся, как сталь!".

Мои волосы еще не успели высохнуть, а в дверь уже позвонили. Шеф, задумчиво сидящий в кресле, не проявил желания встречать посетителя лично, доверяя эту миссию мне.

— Добрый вечер. — Мужчина, стоящий на площадке, мило улыбнулся. — Я оставлял записку…

— С нетерпением ждем, Руслан Сергеевич!

— Вы — Костя? — Коробейников шагнул в прихожую, продолжая улыбаться.

— Да, так меня зовут друзья, — важно заявил я.

— Ах, простите. — Холеная рука с тонкими пальцами прижалась к сердцу.

— Все нормально. Уверен, что мы подружимся!

Он слегка повел бровями и прошел в нашу приемную. Учитывая ранг гостя, Никодимыч соизволил подняться и протянуть руку для приветственного пожатия. Пока они обменивались любезностями, я принес из кабинета початую бутылку бренди и три стакана.

— Не употребляю! — запротестовал Руслан Сергеевич, словно кто-то хотел споить его насильно.

— Константин! — одернул шеф.

Можно подумать, что мой начальник не пьет ничего, кроме молока. Кстати, молоко он не переваривает и морщится от одного вида молочного пакета.

— Ухожу, ухожу, ухожу… — произнес я крылатые слова героя старого доброго анекдота.

У себя в кабинете я все же выпил свою порцию — с чистой совестью после пережитого сегодня горячего кошмара. Вернувшись, я застал парочку мирно беседующей.

— Вот рассказываю Руслану Сергеевичу, как нам на кухню гранату бросили, — ввел меня шеф в курс дела.

— Ужас! — театрально взмахнул руками Коробейников. — Страну захлестнула волна преступности. Мне страшно подумать, что ожидает наших детей!

— У вас есть дети? — проявил я живейший интерес к затронутой теме.

— У меня?! — Казалось, его озадачило не содержание вопроса, а вообще то, что такой вопрос адресуется ему.

— Приступим к делу, — Никодимыч решил увести разговор со скользкой дорожки. — Костя, возьми бумагу — будешь фиксировать.

Я намеревался возразить, но вовремя вспомнил, что мы забыли приготовить диктофон, аккумуляторы которого сели. Ничего иного не оставалось, как вернуться к дедовским методам ведения расследования.

— Как я понимаю, вы в курсе случившегося в пятницу. Вероятно, с вами поделились ребята, которых мы опрашивали? — начал шеф, пока я усаживался за Гелиным столом и готовил письменные принадлежности.

— Верно. Репетиция у нас завтра, но мне позвонили домой.

Я отметил про себя, что маэстро не назвал имени звонившего. Проявляет тактичность?

— Нас наняла мать Инги, — прояснил ситуацию Никодимыч. — Она не пожелала обращаться в милицию, заботясь о добром имени школы. Ведь не исключено, что преступление совершено кем-то из ваших учеников или же по его наводке.

— Неужели вы могли подумать… — обиженно начал маэстро.

Однако шеф его быстренько осадил:

— Мы опираемся на факты и не имеем права исключать разные версии. Каждое преступление требует наказания для его совершившего. Вы курите?

Коробейников отшатнулся от Никодимыча, как от больного проказой, и просительно произнес:

— Извините, но не могли бы вы воздержаться? Я плохо переношу дым…

В душе я ликовал. На моей памяти еще никто не посмел одернуть шефа на его территории! Ай да маэстро!

Мой начальник посмурнел, отложил пачку на журнальный столик и как-то зловеще поинтересовался:

— Вы уходили последним?

— Да, с Перчаткиным. Я разрешил Листовой позаниматься самостоятельно. — Коробейников смотрел на шефа не мигая. — Вы и меня подозреваете в ограблении? Это же смешно!

— Видите ли, Руслан Сергеевич, мама девушки, стремясь избежать огласки, руководствовалась не только желанием уберечь от сплетен ваш коллектив. — Никодимыч тоже пристально посмотрел на гостя.

— Чем же еще? — Коробейников выдержал взгляд, но улыбку спрятал, хотя сохранял ее даже тогда, когда обнародовал призыв: "Не курить!".

— Ингу не грабили. Ее пытались изнасиловать.

— Простите? — Маэстро показалось, что он ослышался.

— На девушку напали прямо в танцевальном зале! — подчеркнул шеф.

— Бог мой! Понятно, почему выбито стекло!

— Откуда вы знаете? Вы наведывались в школу? — Я спросил без удивления.

— Поэтому я к вам и пришел! — Коробейников в очередной раз всплеснул руками.

Сегодня после обеда директор Дворца был там по каким-то своим делам. Дежурные ему сказали про стекло и сантехников — об этом передала по смене Любовь Семеновна, работавшая с пятницы на субботу. Но Анатолий Иванович никого не приглашал ремонтировать туалет на четвертом этаже. Разумеется, он тотчас вызвал Руслана Сергеевича…

— Любовь Семеновна теперь когда снова заступает? — закинул удочку шеф с невинным видом.

— Во вторник. Между дежурствами она уезжает в деревню. — Далее маэстро вернулся к прежней теме. — Зная от ребят о краже, я подумал, уж не воры ли прикинулись сантехниками, и поспешил сюда… Погодите, тогда насильников было двое?

— Нет, те ребята ни при чем, — опроверг его предположение Никодимыч. — Мы их проверили… Потому поговорим все-таки о ваших танцорах.

Руслан Сергеевич не открыл нам ничего нового в портретах своих подопечных: славные ребята, умненькие, воспитанные, беззаветно преданные танцам. В его обязанности не входит вникать в их личную жизнь. Конечно, чего-то он и не знает… Например, существование Вани-рэкетера явилось новостью для маэстро. О любовнице Жадова мы умолчали, зато Вуколенко вспомнил сам Коробейников — без нашей подсказки.

Делясь воспоминаниями об отношениях Вадика и Марины, он уточнил:

— Честно признаться, девочка сама невольно провоцировала Вадима.

— Правда? — не скрыл удивления я. Минкина показалась мне серьезной девушкой, знающей пределы кокетству.

— Они были ведущей парой… Марина порой проявляла излишнюю капризность, считая, что может себе это позволить.

— Капризничать и провоцировать мужчин — вещи разные, — напомнил о себе Никодимыч. — Не сочтите за труд прочитать ваши показания, записанные моим коллегой.

Маэстро взял бланк, добыл из нагрудного кармана рубашки очки и внимательно прочитал написанное.

— Подписать? — Он вопросительно глянул на меня.

— Вот тут. — Я ткнул пальцем в чистое поле под текстом.

Коробейников левой рукой поставил смешную загогулину и положил очки на журнальный столик рядом с собой.

Между тем шеф еще не исчерпал всех своих вопросов.

— Скажите, Руслан Сергеевич, фамилия Мухин вам известна? — спросил он.

Коробейников задумался, отыскал в кармане светлого пиджака носовой платок и промокнул вспотевший лоб.

— Как-будто нет. — Платок вновь исчез в кармане.

— Сергей Харитонович Мухин занимается вокалом в комнате, которую вы используете под преподавательскую? — настаивал мой въедливый начальник.

— Ах, конечно! — Маэстро заулыбался. — Не знал, что его фамилия — Мухин. Приятный и вежливый человек. Конечно, новый Козловский из него не вырастет — поздновато и данные не те, но вполне… Вполне!

Никодимыч изложил эпизод с бородатым парнем, искавшим в апреле Ингу. Коробейников не отрицал, что отпускал Листову из танцевального класса по просьбе Мухина, но о чем они разговаривали, не помнит.

— Скажите, а на минувшей неделе Мухин не заглядывал? — спросил я.

— Погодите… — Руслан Сергеевич уперся взглядом в пол и пошевелил узкими губами. — В среду как будто…

— В минувшую среду?! — не поверил шеф.

— Да… — Маэстро, заметив его реакцию, растерялся. — Это что-нибудь значит?

— Наверное. — Никодимыч расстроился: похоже, его вчера надули не одни девушки…

Гость не ведал, по какой причине на скулах старшего сыщика заходили желваки, но правильно предположил, что это как-то связано с Мухиным. Видимо, Руслан Сергеевич обо всех людях думал хорошо, ибо поспешил встать на защиту самодеятельного певца.

— Сергей Харитонович живет рядышком, он одинок, а вечерами иногда так тоскливо. Я убедился на собственном опыте… — Вздох у Коробейникова получился жалостливым.

— У вас личная жизнь не складывается? — проявил сочувствие я.

Руслан Сергеевич поник и опустил голову.

— Бог нас всех сделал разными… — едва слышно произнес он. — К сожалению, общественная мораль — вещь косная. Грешно смеяться над человеком лишь потому, что его взгляд на мир отличается от вашего… Поверьте, быть изгоем — не сладко.

Маэстро потер колени и встал с дивана, избегая смотреть в моем направлении.

— Извините, я не хотел вас обидеть. — Мне сделалось неловко за свою бестактность.

— Я привык. — Коробейников смилостивился и подарил мне скорбный взгляд.

Никодимыч тоже поднялся.

— Последний вопрос, — задержал шеф гостя. — Окно в гримерной всегда открыто?

— Летом мы оставляем проветривать… Воры не заберутся: четвертый этаж все-таки.

— Спасибо! — поблагодарил Никодимыч, провожая Руслана Сергеевича к выходу.

— Я выполнил свой долг! — Маэстро пожал плечами и одновременно пожал шефу руку. Со мной он простился сухим полупоклоном головы…

Первым делом шеф отчитал меня, обвинив в неумении вести себя в приличном обществе.

— Стыдно! — укорял он. — Если за банкетным столом кто-то нечаянно опрокинет фужер, ты раскричишься на весь зал, тыкая пальцем в несчастного!

— Смотря по тому, куда опрокинет… Если мне на брюки, то тыкну не пальцем, а кулаком!

Иногда Никодимыч умел понимать шутки. В данном случае он перестал хмуриться и мелко-мелко рассмеялся.

— Зря ты… Нормальный мужик, — оценил гостя шеф.

— Кто там говорил о его педантизме? — Я взял со столика забытые маэстро очки и помахал ими в воздухе.

— Разволновался — бывает… Ничего, передадим с Ингой завтра или сами занесем. — Никодимыч нахмурился. — Мухин… Среда…

— В среду на занятиях кто-то подложил в сумочку Инги листок из журнала, — многозначительно произнес я.

— Помню… Придется снова пощупать Сергея Харитоновича. Правда, о среде я его не спрашивал — только о пятнице.

— Пощупать? Ну вот — начало сказываться дурное влияние голубого маэстро!

— Острить будешь на горшке, дитя! — насупился шеф. — Звони Листовым.

Тамара Михайловна обрадовалась мне, как родному. Она бодро сообщила, что псих по-прежнему на связь не выходил, и попросила инструкций на завтра, ибо ее утром ждут на работе, а дочери требуется идти на консультацию в академию.

— К которому часу? — спросил я.

— К двенадцати.

— В половине я сам зайду за Ингой — пусть ждет. Нажму звонок четыре раза: длинный — два коротких — длинный. Никому другому дверь не открывать — даже подружкам. Пусть закроется на оба замка и цепочку, а начнут ломиться — звонит в милицию.

— Что ей делать, если позвонит этот?

— Пудрить мозги, тянуть информацию…

— Какую?

— Любую… Любую, которая способна помочь его поймать.

Листова-старшая помялась и полюбопытствовала:

— Сдвиги есть?

— Сдвиги — у психа, у нас — все нормально!

Ответ ей не понравился.

— Спокойной ночи, — вяло пожелала наша клиентка.

Никодимыч тщательно запер свой кабинет. Раньше он этого не делал.

— У нас начали пропадать ручки со столов? — поддел я.

— Запри приемную и свою комнатуху тоже, — спокойно распорядился Никодимыч. — Завтра к восьми сюда придут рабочие ремонтировать кухню: я договорился со знакомым прорабом из стройуправления.

— А туалет? А ванная? У нас импортная крышка на унитазе и зубные щетки "Джонсон энд Джонсон"!

— Перестань ерничать! Я — к Мухину, а потом навещу Любиного Ваню, если, конечно, девушка дала тебе точные координаты.

— Почему — если? — Я даже обиделся, задетый за живое сомнением начальства в качестве моей работы. — И почему бы Ваню не предоставить мне?

— Во-первых, ты начнешь строить из себя крутого детектива в стиле Картера Брауна, и ваша беседа с Ваней наверняка выльется в потасовку, а во-вторых, для тебя есть другое задание.

— Какое?

— Дуй в "Рапид" и поговори с официанткой, на которую напали осенью. Если она, конечно, еще там работает.

— Где деньги на оперативные расходы? — потребовал я. — В клубе один салат стоит столько, сколько студент тратит на еду в течение двух недель!

Шеф проворчал что-то невразумительное. Ему пришлось идти в свой кабинет, а потом его заново запирать. Ощутив приятную тяжесть портмоне в кармане брюк, я успокоился.

На Гелином столе зазвонил телефон.

— Наконец-то! — воскликнул я. — Он наверняка желает выразить нам соболезнование по поводу того, что мы живы!

Для разнообразия трубку снял Никодимыч.

— А вы, друзья, трусоваты! — услышал я скрежет, уже ставший почти родным. — Двое да с пистолетами против одного и безоружного… Некрасиво.

— Ты откуда скрипишь, касатик? — ласково поинтересовался шеф.

— От самолета…

Самолет?! "ТУ-104" на пьедестале — дань уважения нашим производителям авиационных двигателей. Всего в двух кварталах от агентства! Нахал!!!

— С кольцом и бородатым ты славно придумал, — похвалил Никодимыч. — У тебя-то борода тоже настоящая?

— Сам не знаю! — По ушам ударило ржание механической лошади. — В печку лазали?

— Твоих рук дело, гнида?

— Она совершила грех! Предала меня — своего мужа.

— Скольких ты убил, недоносок?

— Хватит! — прорычал псих. — В следующий раз я буду точней — не выберетесь!

Никодимыч сел за Гелин стол и закурил. Сообразив, что уход шефа откладывается, я приземлился в кресло.

— Тебе не кажется, что мы играем с огнем?

— Почему — кажется? Не далее, как три с половиной часа тому назад мы имели возможность в этом убедиться, — ответил я. — Да и вчера пожар тушили…

— Мы убедились в другом: псих убивает.

— Не всех. Рискну предположить, что он расправляется с теми женщинами, кто доносит о случившемся в милицию.

Шеф внимательно посмотрел на меня, выпустил через нос нескончаемые потоки дыма и проговорил:

— Нам известны четыре факта, к которым можно его привязать с различными степенями допуска на ошибку: библиотекарь, официантка, секретарь, потерявшая работу, и Листова-младшая…

— Библиотекарь пропала в ходе расследования, официантка забрала свое заявление. Первую он, наверное, посчитал предательницей и убрал, а вторую — "простил", так как она раскаялась, — развил я мысль начальника. — Выпадает Довган, убитая, так сказать, в процессе…

— Отнюдь нет! — возразил Никодимыч. — Случайность! Он употребил наркотик, чтобы сломить сопротивление девушки, но не рассчитал дозу.

— Остается надеяться на то, что его больная психика не воспринимает Ингу женой, хотя девушка его и подставила.

— Я с тобой не согласен. Поэтому тишина вокруг Листовых в течение двух минувших дней меня очень настораживает.

— Утешимся тем, что псих занят нами и до Инги у него руки не доходят. — Я неожиданно вспомнил о еде: две сосиски и мороженое — и это за весь день!

Никодимыч о пище не думал и утешаться не желал.

— Чей же труп мы нашли в печи?

Вопрос мигом испортил мне аппетит и я промолчал. Тогда шеф ответил сам:

— Либо — библиотекаря, либо той, о ком мы еще не знаем. Теперь, после пожара, опознание тем более нереально.

— Как сказать… — вырвалось у меня.

— Что ты имеешь в виду? — мигом насторожился Никодимыч, глядя на меня с подозрением.

Я сходил в свой кабинет и, вернувшись, положил на столешницу перед шефом золотую цепочку с подвеской в виде ромба. В центре его зеленел маленький камешек. Мой начальник утратил дар речи. Сперва на его лице отразилось удивление, которое сменило негодование, вылившееся в крик:

— Поросенок!!! И ты молчал?!

Посчитав его возмущение справедливым, я слабо оправдался:

— Угроза сгореть заслонила все остальное… По дороге домой у меня болела башка — вообще ничего не соображала, пропитавшись гарью… Потом — Коробейников, переговоры с Листовой, с психом… Честное слово, забыл!

Лукавил я самую малость… В конечном счете, цепочка едва не стоила нам жизни: если бы я сразу выбрался на крик шефа, а не потерял секунд пятнадцать на три попытки снять украшение со скелета, то вдвоем мы бы успели перекрыть и дверь, и окно, не дав психу возможности нас запереть и поджечь. Как лицо, проявившее мужество и героизм, я имел право преподнести плоды своего подвига поэффектнее — в нужное время и в нужном месте. И, вот, преподнес… Вместо ордена — полная обструкция, переходящая в прямое оскорбление моего достоинства!

Никодимыч сердито сопел, вертя в пальцах находку.

— Надо показать ее старшей сестре библиотекаря!

— Сам знаю! — произнес я с обидой, помня об изумрудном кольце, отнятом насильником у первой из известных нам жертв.

— Вот и покажи. Сегодня же!

— А "Рапид"?

— Успеешь. Клуб ночной, открыт до четырех утра. Сначала зайдешь к сестре, а затем — в ресторан.

— Меня жена из дома выгонит!

Я неожиданно вспомнил, что даже не знаю, где сегодня Настя: то ли у мамаши, то ли успокоилась и вернулась в семью.

— Не выгонит. Квартира, ведь, на тебя оформлена, — рассудил практичный начальник.

Он сменил гнев на милость. Как все вспыльчивые люди, Никодимыч быстро заводился и столь же быстро затихал. Отдав мне подвеску, шеф засобирался. Я сел к телефону.

— Да? — раздался Настин голос.

— Привет, это — я!

— Надо же…

— Мне придется задержаться, милая.

— Понимаю… Ночные рестораны со стриптизом — тоже исключительно в интересах работы! — Она повесила трубку.

Чем плох небольшой город, так тем, что в нем все тайное становится явным. И очень скоро! Какая же сволочь, видевшая меня вчера в "Рапиде", доложила об этом Насте?!

Солнце медленно, но верно катилось за горизонт. Жара спала. Многие горожане, прятавшиеся от нее днем, выбрались на вечернюю прогулку — те, кто не смотрел по телевизору "Санта-Барбару". Они спешили надышаться воздухом в течение той пары часов, которые оставались до наступления ночи. Воздух в городе, кстати сказать, в последние годы заметно посвежел: сказывались простои на основных предприятиях, резко ограничивших выброс дряни в атмосферу.

Сверившись с адресом, почерпнутым шефом из уголовного дела, я доехал на троллейбусе до площади с фонтанами, а далее отправился пешком. Набережная утопала в зелени. Хрущевки, образца начала шестидесятых, пережившие проектные сроки эксплуатации, прятались за деревьями — своими ровесниками. Некоторые экземпляры тополей и берез достигали высоты четвертого, а то и пятого этажей.

Цепочка домов приятно радовала глаз повторяющейся расцветкой: бледно-желтый, розовый, травяной. Вероятно, руководитель отделочников, подбиравший краски, относился к числу завзятых автолюбителей, но, стесняясь своего увлечения, сделал светофорную гамму менее сочной.

Талановой Алле Владимировне выпала честь поселиться с семьей в розовом. Выглядела женщина лет на сорок, что противоречило метрике: по ней Талановой недавно исполнилось тридцать пять — моложе меня!..

Поначалу Алла Владимировна отнеслась к моему визиту с недоверием. Еще большее недоверие проявил ее супруг, долго и тщательно изучавший мою ксиву.

— Не слыхал! — подвел итог он.

О чем? О частных детективах вообще или обо мне в частности? Страдая с детства болезненной скромностью, я приписал его вывод первому и пояснил:

— Мне необходимо кое-что выяснить о Вале.

— Вам что-нибудь известно? — Таланова замерла, глядя на меня с надеждой.

— Я бы предпочел беседу тет-а-тет, — уклонился я от прямого ответа.

Супруг недовольно крякнул, но под требовательным взглядом жены забрал девочку с косичками лет двенадцати и ушел вместе с нею во вторую комнату.

— Вам знакома эта вещь? — произнес я вполголоса, показывая Алле Владимировне подвеску.

Кровь отлила от лица женщины. Она жадно схватила цепочку и, охнув по-бабьи, села на стул.

— Откуда она… у вас? — Слова давались Талановой с большим трудом.

— Выпейте успокоительное, — забеспокоился я.

— Нет нужды… — Алла Владимировна справилась с собой и будто окаменела. — Садитесь, в ногах правды нет.

Я воспользовался приглашением. Стены комнаты сплошь закрывали полки и стеллажи, ломившиеся от книг.

— Солидная библиотека!

— Валины в основном. У них списывали по ветхости. Она забирала, восстанавливала и вот… — Поднявшаяся рука безвольно упала на колени женщины. — Мы забрали, когда поняли…

Она запнулась.

— Что поняли?

— Что Валя… не вернется. — Таланова с грустью перебирала пальцами цепочку. — Откуда у вас ее подвеска?

— Я скажу после того, как вы поделитесь со мной обстоятельствами пропажи вашей сестры.

— Почему после?

— Извините, но это я к вам пришел, а не вы ко мне.

Объяснение убедило женщину. Алла Владимировна достаточно подробно рассказала о преступлении, о его расследовании. Ничего нового она мне не открыла. Неожиданности начались, едва Таланова заговорила непосредственно об исчезновении.

— Накануне того дня, когда сестра ушла утром на работу и не вернулась, я вечером зашла к ней домой и застала Валю в слезах. Она пожаловалась, что милиция не только не может поймать насильника, но и не способна оградить ее от его издевательств.

— В каком смысле?

— Днем в библиотеке ее позвали к телефону. Это он позвонил, представляете?!

— Преступник?

— Конечно!

— Как она догадалась? Она, что, раньше слышала его голос?

— Нет, но содержание разговора! — возбужденно вскрикнула Алла Владимировна. — Он потребовал забрать заявление из милиции, чтобы дело прекратили. Стал ей советовать, как лучше соврать! Валя не захотела слушать и повесила трубку.

— Возможно, звонил не сам преступник, а кто-то по его просьбе.

— Какая разница?!

В сущности, Таланова права… Для ее сестры никакой разницы не было.

— Валентина сказала об этом звонке следователю? — спросил я.

— Разумеется! Сразу отпросилась у заведующей и побежала в милицию.

Никодимыч и словом не обмолвился об этом факте в уголовном деле. Или шеф что-то проглядел, или следователь не придал значения словам потерпевшей — такое случается: разгильдяев хватает и в милиции, и в прокуратуре… Стоп! Почему Валентина обратилась в УВД, а не в городскую прокуратуру, ведущую расследование? Я повторил вопрос вслух.

— Не знаю… — растерялась Таланова. — Но я точно помню слово "милиция"… Ой, погодите… Правильно! Сестра зашла в прокуратуру, но не застала следователя. Тогда она отправилась в милицию.

Два разных ведомства, хотя и решающие одну задачу… Кто-то принял информацию Валентины, обещал передать в прокуратуру, закрутился, забыл…

— Она не упоминала об особенностях голоса звонившего?

— Назвала его странным… — Алла Владимировна помешкала. — Да, странным! Неживой — вот как Валя выразилась.

— А до преступления ее никто не беспокоил телефонными звонками?

Вопрос озадачил Таланову.

— По-моему, нет, — неуверенно произнесла она. — Да и каким образом? Дома у сестры телефона не было, а на работе — один на всю библиотеку: дозвониться трудно.

— Значит, вы разговаривали с Валентиной вечером, а утром она ушла в библиотеку и с концами?

— Или ночью. Меня позже знакомили с материалом розыска. Получается, что я последняя, кто видел Валю. Дальше — никаких следов…

Старшая сестра вспомнила все, что смогла, и замолчала. Я понял, что пора переходить к самому неприятному, но язык не поворачивался сказать правду.

— Где вы нашли Валину подвеску? — пришла мне на помощь Таланова.

— Там, где ее оставил преступник.

— Преступник?.. Значит… — Она затаила дыхание и прижала руки к груди.

— Оставил! — повторил я, не греша против истины, но и не называя вещи своими именами.

— Валя мертва… — угадала Алла Владимировна. — Подвеску и кольцо ей подарила наша мама на совершеннолетие. У меня — точно такой же гарнитур, но с аквамарином.

Она поднялась, медленно прошла к открытой полке в мебельной стенке и принесла мне из палехской шкатулки ромбовидную подвеску и колечко с идентичной накладкой. Пока я сравнивал украшения, Таланова прошептала:

— Кольцо он снял с нее раньше — в подвале… Она из-за этого переживала больше, чем из-за того, что случилось с нею самой… С подвеской сестра ни за что бы не рассталась добром.

Я вернул аквамариновый гарнитур, а подвеску Валентины спрятал себе в карман, объяснив, что ее Талановы получат позже.

— Вы помогаете милиции? — нежданно забеспокоилась Таланова.

— Я помогаю девушке, которая едва не разделила участь вашей сестры!

Обещание открыть в свое время всю правду о судьбе Валентины, немного успокоило Таланову, и она пообещала до тех пор сохранять в тайне содержание нашей беседы…

Петрусев не скрывал изумления, встретив в своих владениях второй вечер подряд бывшего товарища по службе, чьи доходы, по его мнению, не позволяли тому вести столь шикарную жизнь. Мятая рубашка и видавшие виды брюки просто кричали о моей бедности и вызывающе бросались в глаза на фоне смокингов завсегдатаев клуба и вечерних туалетов их подруг.

— Свободен! — отпустил он охранника, который перехватил меня в фойе и доставил в рабочие апартаменты шефа службы безопасности "Рапида".

— Мне у вас понравилось! — широко улыбнулся я.

Витя поднялся из вертящегося кресла, но сегодня обниматься не полез.

— Я рад, братан… — Петрусев пробежался взглядом по каждой складке на моей рубашоночке. — Видок у тебя! Вчера я промолчал, но хозяин меня с работы выкинет, если мы будем пропускать сюда клиентов в таком… — Он не смог подобрать подходящего слова, характеризующего мой наряд.

— Жаль, что диктатура пролетариата рухнула! Нынче рабочему человеку и отдохнуть негде.

Глядя на мою ухмыляющуюся рожу, Витек тоже невольно улыбнулся.

— Это ты — рабочий человек? — гоготнул он.

— Не похож? — Я сел на стул в виде разрезанной наискосок чашки и предъявил солидную пачку денег, выданных Никодимычем. К чести шефа, сегодня он не поскупился.

Петрусев оторопел. Затем, очухавшись, укорил:

— Задумал меня, старого другана, подставить — так тебя понимать?

— Не так.

— Тогда, какого хрена?! Купил бы приличный костюм и не нервировал понапрасну! У меня и без того неприятностей — воз и маленькая тележка!

— Я б купил, Вить, но бабки упали поздно — магазины уже закрылись.

— Приходи завтра, — миролюбиво предложил Петрусев, занимая привычное место в кресле.

— И завтра с удовольствием приду. Только свидание у меня сегодня.

— С кем?

— С одной официанточкой. Глашей звать, а фамилия — Назарова.

— Есть такая… — Витя снова помимо воли ухмыльнулся. — Вчера закадрить успел?

— Дело нехитрое, — не стал отнекиваться я. — Ладно. У тебя здесь достаточно уютно для того, чтобы провести полчасика наедине с порядочной девушкой.

— Где?! — не поверил Петрусев.

— Ну, в зал же ты меня пускать не хочешь? Да и людно там для таких занятий.

Витек осмотрел собственный кабинет, словно час назад вернулся с морского побережья из двухмесячного отпуска и забыл, где и что находится. Особенно он соскучился по блестящему медвежонку, выточенному из металла и украшающему его рабочий стол: зверя Петрусев бережно взял в руки.

— Подарок? — Игрушка меня не интересовала — хотелось просто отвлечь хозяина кабинета от жлобских мыслей.

— Один из моих развлекается…

— Так как? Всего полчаса! Доставь счастье другу, а? — заканючил я.

Петрусев с кислой миной сменил мишку на брикет переносной рации и нажал вызов.

— Федор? Приведи ко мне Назарову.

Затем он выбрался на свободное от мебели пространство и предупредил меня:

— Смотри, аккуратнее… Все вещи — немецкие. Знаешь, на сколько тянут? За них в прошлом году кое-кто из моих парней десять месяцев у бюргеров за рабов вкалывал!

— Основательнейшая нация! Продукция у фрицев — добротная и качественная. Не подведет!

Петрусев обреченно вздохнул, что совпало с появлением в комнате… Эльвиры, обслуживавшей вчера мой столик. От неожиданности я не успел обратить Витино внимание на жестокую ошибку.

— Полчаса! — напомнил он и оставил нас с девушкой наедине. Щелкнул замок, запертый снаружи.

Я глянул на часы, засекая время.

— Что это значит? — заволновалась официантка. От ее первоначальной любезности не осталось и следа. — С чего вы взяли, что пары улыбок и ничего не значащих фраз достаточно для того, чтобы…

— Не волнуйтесь! — прервал я. — Никто не собирается посягать на вашу добродетель.

— Тогда объяснитесь…

— Но вы же не даете! Кричите, будто вас насилуют!

Официантка дернулась, как под ударом кнута. В ее глазах мелькнул испуг. Мне внезапно открылась истина…

— Почему вы назвались Эльвирой?

Девушка смешалась и присела на краешек стула.

— Ваше настоящее имя — Глафира, правильно?

— Вы тоже не Леопольд! — бросила она с вызовом.

— Молодец! — похвалил я, отметив про себя, что Назарова вовсе не глупа. — Немного подыграл вам — вот и все. Родители нарекли меня Константином.

— Повезло. А мои старики видно сбрендили. Взяли словарь и загадали какую-то там строку сверху. Хорошо, что Евлампия не выпала!

— Или Пистимея! Ладно, раз Эльвира вам нравится больше, буду звать так. Годится?

Губы девушки тронула улыбка. Назарова поправила изящный передничек, полностью закрывавший юбку, будто той под ним и вовсе не было.

— Зачем вы меня позвали? — спросила Эльвира.

Моя визитная карточка заставила девушку снова заволноваться, а слова, которыми я сопроводил ее вручение, возродили страх.

— Мне не хочется об этом вспоминать! — громко вскричала она. — Я все придумала! По дурости наплела… Оставьте меня в покое!

— Официальная версия мне известна, — спокойно проговорил я. — Подробности также не интересуют. Волнует одно: почему вы забрали заявление и настояли на прекращении расследования? Обещаю, что до поимки преступника прокуратура от меня ничего не узнает.

Она спрятала лицо в ладонях.

— Не хочу… — донеслось сквозь сжатые пальцы.

— Смерть двух молодых женщин дает мне право настаивать на своем! Позавчера он напал на очередную. — Его надо остановить! Вы это понимаете?!

— Да…

— Вопрос задан: почему?

— Испугалась… — Она отняла руки от лица. В глазах застыли слезы.

— У вас дома есть телефон?

— Нет.

— Он звонил в ресторан?

— Да. На следующий день, как я заявила…

— Что сказал?

— Привет, дорогая жена… — Эльвира сдавила пальцами виски. — Стыдно предавать мужа… Знаешь, спрашивает, как поступают с неверными женами?.. Забери заявление, не заставляй брать грех на душу…

— Вы ему что-то отвечали?

— Нет, у меня язык отнялся… Тряслась, как осиновый лист. Попросила девчонок меня домой проводить. Только чай согрела — стук в дверь…

Назарова и сейчас дрожала. Закончив с висками, она теперь обхватила себя за плечи.

— Он? — догадался я.

— Да… В глазок ничего не видно — лампочки через день крадут. Спросила: "Кто?"… Тишина. Минут через пять — новый стук… Теперь шепотом ответили: "Муж твой". Я убежала в ванную и заперлась. До утра там и просидела, хотя он больше не стучал…

Представляю, что пережила несчастная девушка.

— И утром вы пошли в прокуратуру?

— Наплела ерунды… На что фантазии хватило…

— И он перестал досаждать?

— Перестал. Как отрезало.

Эльвира извлекла платок из кармашка передника и, стесняясь меня, тихонько высморкалась.

— Эля, а до нападения он вам не звонил на работу?

— Звонил… Только я потом поняла, что это был он: когда требовал заявление забрать. По голосу.

— Механический?

— Можно и так назвать. Первый раз позвонил недели за две до… Словом, девчонки позвали меня к телефону.

— Он пригласил Назарову или Элю?

— По имени. Открытым текстом предложил с ним переспать. Я послала его подальше. Через день — опять администратор позвала: старик какой-то, мол, тебя домогается… Я сообразила, откуда ветер дует, и не подошла.

Назарова зажала платочек в пальцах и украдкой взглянула на меня. Мне показалось: что-то она не договаривает.

— Все?

— Все…

— А кольцо? — спросил я по наитию.

Наверное, разрыв гранаты произвел бы на официантку меньшее впечатление, чем мой короткий вопрос.

— Откуда вы… — Она не договорила и начала заваливаться на пол.

Я успел подхватить Эльвиру на руки и уложил на стол, не найдя более подходящего заменителя ложа. Затем набрал в рот воды из графина и дунул… Назарова мигом очнулась и раскрыла глаза.

— Что за кольцо он надел вам на палец?

— С изумрудиком… — прошептала девушка.

— А вместо какого?

— Мельхиор… Простенькое…

Теперь понятно, почему потерпевшая умолчала о пропаже своего дешевого колечка. Золотое — хоть какая-то компенсация за пережитое… Что ж, Глашу можно понять: зарабатывает она не слишком много…

Девушка пришла в себя и захотела слезть со стола, считая неудобным лежать в присутствии малознакомого мужчины. Я галантно подставил ей свою крепкую руку.

— Кольцо у вас дома?

— Да. — Назарова больше ответила кивком, чем голосом, который ей плохо повиновался.

— Поймите правильно, но я обязан его у вас забрать. Когда-то его носила другая девушка.

Кажется, Эльвира сообразила, ибо вновь побледнела. Я испугался, что обморок повторится. Ничего, обошлось…

До прихода Петрусева оставалось пять минут. Что-то меня кололо… Какое-то несоответствие. Надо сосредоточиться…

Назарова молча сидела на стуле и не мешала.

— Есть! — объявил я. — В котором часу заканчивается ваша смена?

— В четыре утра… — С каждым новым словом голос Эли возвращался к жизни. — Мы двое суток работаем — двое отдыхаем.

— На вас напали около полуночи… Вы ушли раньше?

Назарова с трудом, но пояснила, что тогда была пятница, а по пятницам ресторан часто закрывают на спецобслуживание: свадьбы, юбилеи, банкеты… Обычно после двадцати трех остаются две-три официантки, остальных распускают по домам.

— Скажите, танцевальная группа на банкетах работает?

— Когда как…

— А в ту злополучную пятницу?

Девушка даже закрыла глаза, призывая на помощь и зрительную память.

— Нет… Кажется, нет… И Ольга — их ведущая — болела.

Заскрипела отворяемая дверь, и к нашему обществу присоединился господин Петрусев. Он специально не постучал, надеясь узреть пикантную картинку.

— Тю! Чего вы такие квелые? — не скрыл разочарования Виктор.

— До свидания, Эля, и спасибо!

Назарова, благодарная за то, что я избавил ее от необходимости выслушивать шуточки Витька, улыбнулась, слегка качнувшись, покинула кабинет.

— Чего это ты с нею сотворил?!

У некоторых людей простодушие граничит с хамством. Защитить честь девушки я не успел, так как в дверь просунулась голова Саши Геллера.

— Федора нет? — Он увидел меня и быстро добавил: — Вечер добрый!

— Привет! — проявил воспитанность я.

— А с чего ему тут быть? — пробасил Петрусев.

— Элька сказала, что он тут только что ошивался. Я и подумал…

— Индюк тоже думал! — грубо оборвал Витек.

Сашина голова пропала.

— Никакой культуры у людей: врываются, орут!

— Не говори-ка, — поддержал его я, имея в виду не одного Геллера. — Танцоры уже напрыгались?

— Ась? — Петрусев сверился с часами. — Их время — до одиннадцати. В полночь начинается стриптиз.

— Да?! Почему вчера не предупредил? Я бы задержался…

— Ты ж снимать танцовщиц поперся!

Я понял, что Федя доложил ему о моем посещении артистических уборных.

— Поперся да обломилось! Лучше б стриптиз поглядел.

— Придешь, как человек, одетый — в первый ряд посажу! — напомнил Витя о моем виде, оскорбляющем его заведение.

Впрочем, расстались мы сердечно, довольные друг другом.

Небо устилали звезды. Еще в далекой юности я сделал неожиданное для себя открытие. Если смотреть на одинокую звездочку минуту-другую, то начинаешь замечать, что она совершает колебания относительно той точки небосвода, в которой находится: вниз — вправо — влево — вверх… Так дирижер своей палочкой отсчитывает оркестру музыкальный размер на четыре четверти. Танцем звезд окрестила это явление девушка, открывшая его вместе со мной. Ее звали… Как же ее звали?.. Боже, я забыл имя!

С минуту я простоял на крыльце "Рапида", любуясь небом и напрягая память. Потуги ни к чему не привели.

— Позвольте? — произнес уверенный голос.

Мои глаза опустились на уровень, параллельный земле, и увидели молодого человека в темно-сером костюме и малиновом галстуке на фоне белой рубашки. Сообразив, что мешаю пройти, я отступил на шаг в сторону. Новый посетитель ночного клуба скрылся за дверями. Резкий запах мужского дезодоранта тут же унес порыв легкого ветерка, разогнавшего к ночи дневную духоту.

Ноги по инерции совершили несколько шагов в направлении остановки троллейбуса и встали, как вкопанные, получив тормозящий сигнал из головного мозга. Я круто развернулся.

Федор, несший службу в компании двух партнеров, сместился к лестнице наверх, загораживая доступ в зал. Кому? Мне, конечно! Парень — не ходи к гадалке! — получил соответствующие инструкции от Петрусева. Ладно!

Я рванул дверь кабинета начальника безопасности "Рапида". Витек мирно пил кофе с эклерами. При виде меня, он забыл откусить от пирожного очередной кусок: оно осталось торчать во рту наподобие толстой сигары.

— Одна минута! — предупредил я, оседлав стул.

Петрусев осторожно вынул эклер, боясь нарушить целостность глазури, положил его на блюдечко, промокнул губы бумажной салфеткой и только потом промолвил с некоторым налетом раздражения:

— Ну?!

— Мне нужен костюм одного из твоих малышей.

— Мой не подойдет? — спросил Витек со всей иронией, на какую был способен.

— Великоват.

— Слушай…

Предупреждающий жест моей руки остановил надвигающуюся волну справедливого возмущения.

— Вить, у тебя есть дети?

— Девочка.

— Сколько лет?

— Шестнадцатый. Но при чем…

— Спокойно! Что бы ты сделал со скотом, подкараулившим ее в темном уголке?

— Яйца оторвал, а затем…

— Можешь не продолжать. Подобного типа я и разыскиваю, понял?

Петрусев помолчал, глядя то на меня, то на пирожное.

— Он здесь?

— Возможно… Мне необходимо попасть в зал!

Витя еще немного подумал, критически оглядел меня, заставив подняться, и вызвал по рации "четвертого". Минуты через две в комнату вошел охранник в синей двойке.

— Раздевайся! — без предисловий скомандовал ему Петрусев.

— Что?! — переспросил парень с трехсекундной задержкой. Столько ему понадобилось, чтобы припомнить, мыл ли он уши сегодня утром или нет.

— Отдашь шмотки вон ему.

— А я?

— Оденешь его! — вспылил Петрусев. — Ничего с полуслова не понимают! — пожаловался он мне.

Охранник с видом оскорбленной добродетели разоблачился до исподнего. Мы обменялись одеждой. Костюмчик слегка жал в плечах, но ежели избегать резких движений — сидел вполне сносно. Вот с обувью дело обстояло хуже: модельные туфли не влезали.

— На размер бы побольше, — пожаловался я, глядя с надеждой на Петрусева.

— Ничего, в босоножках своих походишь, — отмахнулся тот.

— Спятил?! Это с костюмом-то?!

Видя мое отчаяние, Виктор сморщился, будто слопал целый лимон без сахара и в кожуре.

— Посиди… — Он направился к двери.

— А я? — жалобно напомнил о себе переодетый охранник.

Петрусев задержался, окинул его взглядом с ног до головы, неодобрительно поцокав при этом языком, и распорядился:

— На кухне посиди, что ли… Куда ж тебя такого к людям?

Парень опустил плечи и вышел следом за своим строгим начальником.

Ждал я недолго. Петрусев вернулся с Федором. Видимо, Витя по дороге объяснил сотруднику задачу, так как тот без лишних слов скинул ботинки.

— Впору! — радостно доложил я, пройдясь по комнате из угла в угол.

На мои штиблеты Федор не позарился, объяснив, что обуется в повседневные туфли, в которых пришел на службу.

— Спасибо! — поблагодарил я Федю.

Он скупо улыбнулся.

— Попросит помощи — оказать! — велел подчиненному Петрусев, выводя меня "в люди".

В зале играла музыка — нежная и в то же время страстная. На эстраде изгибалась впечатляющая блондинка в черных кружевных трусиках, поясе и чулках. Другие предметы одежды были живописно разбросаны по прозрачному полу. Лицо девушки скрывала блестящая полумаска — дань пережиткам консерватизма, еще кое-где встречающимся в нашем городке. Подарив зрителям загадочную улыбку, стриптизерша отстегнула чулок.

Осматриваться мне никто не мешал. Даже администратор в бабочке не отрывал взора от сцены. Найти человека в темном зале непросто. Тем не менее я нашел его и довольно быстро — артистка едва успела расправиться со вторым чулком.

— Кхе! — вежливо кашлянул я в спину метрдотеля.

— Слушаю вас? — расплылся он в дежурной улыбке.

— Мне приглянулось вон то пустующее место. Его можно занять?

— Момент!

Служитель ресторана слетал в указанном направлении и быстро вернулся, ловко лавируя между столиками. Поразительно, но одним глазом он успевал при этом следить за тем, как блондинка избавляется от пояса. Вот что значит выучка!

— Пожалуйста! — любезно разрешил он. — Меню принесут.

Внимание на меня обращали лишь те посетители, кому я временно заслонял обзор. Женщины не составляли исключения. Отдельные любительницы выражали недовольство короткими возгласами протеста.

Мое усаживание за столик совпало с заключительной фазой номера. Стриптизерша, стоя к залу спиной, ловко сбросила трусики. Публика всколыхнулась в едином порыве: "Ах!". Однако блондинка, покачав бедрами в такт музыке, сочла свою миссию выполненной и удалилась, так и не повернувшись к публике передом. Всего на мгновение в луче прожектора мелькнул ее грудастый профиль перед тем, как скрыться в левой кулисе. Вздох разочарования получился дружным. Однако вслед за ним зрители разразились бурными аплодисментами, а самые оголтелые (хмельные!) закричали: "Браво"! Зажегся верхний свет…

— Достойно, — кратко охарактеризовал выступление сытый джентльмен, сидящий напротив. — В Швеции…

Он онемел, заметив меня.

— Фокус! — широко улыбнулся я, церемонно привставая и раскланиваясь с двумя дамами по левому и правому бортам смокинга. — Константин. Мое общество вас не стеснит?

Как выяснилось, левую — Катю — соседство не стесняло, а правую — Иру — "даже наоборот", из чего я сделал вывод, что первая принадлежит Олегу, а вторая скучает.

Официантка доставила карту блюд. Я не стал заглядывать внутрь и заказал "что-нибудь легкое на ее усмотрение". Из напитков выбрал коньяк.

— Как там в Швеции? — напомнил я, возобновляя беседу, прерванную моим появлением.

Олег побывал в Скандинавии недавно по каким-то коммерческим вопросам. Пока он занудно и с ненужными подробностями делился впечатлениями обо всем подряд, начиная с технологии "Вольво" и кончая семейными банями, я исподволь наблюдал за молодым человеком в малиновом галстуке, занимавшим место через столик сбоку от меня. Нетрудно было догадаться, что с тремя своими соседками он познакомился тоже здесь. Возраст женщин отличался от возраста кавалера на десять-двенадцать лет в сторону мудрости, но это не мешало общению, протекавшему весьма оживленно. Темно-серый костюм, ободренный своим успехом у дам, то и дело, как бы невзначай, клал ладонь на руку аппетитной брюнетки, с виду — самой молодой из троицы.

Джазовый ансамбль, незаметно возникший на сцене, заиграл медленный блюз. Я без труда угадал, кого гражданин в малиновом галстуке поведет на танцевальную площадку.

— Потанцуем? — взяла на себя инициативу Ира, прервав россказни Олега. Тот не обиделся и пригласил Катю, не оставив мне альтернативы.

Моя партнерша держалась в танце непринужденно, отведя плечи назад и прижимаясь ко мне плоским животом. Молчаливостью она не отличалась. Очень скоро я узнал, что Катя — невеста Олега, а Ира — ее лучшая подруга, что Олег — удачливый бизнесмен, что Катя его не любит и выходит замуж по расчету, что Иру бросил ее ухажер и что современной женщине нелегко без надежного мужского плеча рядом. Последнее утверждение она сопроводила изменением манеры танца, доверив партнеру округлые и угловатые места своего тела — почти все. Примерно то же самое, но наоборот, проделывал мой подопечный с пухленькой брюнеткой. На мгновение мое внимание отвлекла Эльвира-Глафира, проплывшая с подносом мимо танцующих.

Ира захотела остаться на площадке и на следующий танец, в ходе которого пожелала, чтобы я проявил взаимность и прочитал ей страницы из автобиографии. У меня получилось скупо и туманно…

Два часа пролетели незаметно. За это время публика еще трижды насладилась искусством стриптиза, натанцевалась, наелась и напилась. Вопреки претензиям клуба на фешенебельность, пили здесь не меньше, чем в более скромных заведениях, а в нетрезвом виде и патриции, и плебеи одинаковы: буянят и куролесят. Подчиненные Петрусева несколько раз наведывались в зал, чтобы урезонить не в меру разошедшихся гостей: кого — путем уговоров, а кого — и за шкирку на выход. Апофеозом разгула стал рывок какого-то типа на сцену и его попытка раздеться вместе со стриптизершей. Брюки ему снять не дали к горькому разочарованию части зрителей.

— Ужас! — пожаловалась Ира, уже считавшая меня своим, хотя — честное слово! — поводов к тому я не давал.

— Быдло! — более жестко выразился посоловевший Олег.

Он так и не дорассказал нам, что поделывал на земле викингов во второй половине командировки.

— Пора домой, — сказала Катя.

— Я — за! — Ира жеманно повела плечами и "случайно" своей ногой задела под столом мою.

— Посидим, — запротестовал Олег, окинув затуманенным взглядом зал, остающийся еще полным. — До закрытия больше часа!

Я не участвовал в дискуссии, ибо брюнетка куда-то пропала. Если ушла в туалет, то почему темно-серый костюм проявляет признаки беспокойства, ерзая на стуле и не обращая внимания на оставшихся за столом дам?..

Наконец, парень не выдержал и, накинув пиджак, сорвался с места.

— Извините, Ирочка, я мигом вернусь!

Надеюсь, она догадалась, что всем мужчинам, даже супернадежным, иногда хочется пи-пи?..

На площадке второго этажа я столкнулся с официанткой, обслуживающей мой столик. Миловидное личико девушки порозовело от волнения.

— Ой, а я за вами!

— Что случилось?

— Вас Эля спрашивает. Срочно!

Девушка быстро юркнула в коридор, откуда только что выбежала. Я бросил взгляд вниз и, не приметив в фойе обладателя малинового галстука, поспешил за официанткой.

Коридор сделал поворот налево и вывел нас на кухню ресторана. Миновав ее, мы очутились в другом коридорчике, в который выходили три двери. Девушка толкнула правую. Пахнуло бакалеей. В комнате, уставленной мешками и коробками, сидела на ящике Назарова. Покрасневшие глаза свидетельствовали: Эльвира недавно плакала.

— Он звонил, — прошептала она, когда ее подружка оставила нас наедине.

— Когда?

— Полчаса назад.

В указанное Назаровой время шел последний сеанс стриптиза. Мой подопечный начала не видел, но его пиджак оставался висеть на спинке стула под присмотром брюнетки и ее подруг, поэтому отлучка темно-серых брюк тогда не вызвала у меня беспокойства.

— Чего хотел?

— Сказал, что я его все-таки предала, — всхлипнула Эльвира. — И меня ждет кара… Добавил, что он уже рядом…

— Именно рядом? — уточнил я.

— Да. Я боюсь! — Назарова сжалась, жалобно глядя на меня.

— На какой телефон тебя вызвали? — Переход с девушкой на "ты" получился естественным.

— У администратора при входе в зал.

— Сколько всего в ресторане телефонов? — Я произносил слова быстро и четко. — Их расположение?

— У директора здесь же на втором этаже… В бухгалтерии — на первом, параллельный с безопасностью. Еще — телефон-автомат в фойе у гардероба.

Телефон-автомат! Верен себе, сволочь…

— Откуда ты узнала, что я еще здесь?

— Видела в зале… Вы танцевали.

Глазастая! А я ошибся, полагая, что она меня не заметила…

— Почему ждала полчаса и не позвала сразу?

— Испугалась. Меня колотило… Не помню, как сюда забралась… Потом Зою попросила, чтоб вас нашла.

— Возвращайся в зал — там безопаснее.

— А вы?

Я не ответил и выскочил из комнаты, не притворяя за собой двери. Заглянул в зал: две дамы по-прежнему скучали за столиком. На свой я и не взглянул — не успел, ибо в мозгу сверкнула сумасшедшая мысль!

Незнакомый сотрудник безопасности торчал в фойе в гордом одиночестве. Я развязной походкой прошел к двери, через которую Федор водил меня вчера в артистические уборные. Сегодня страж за нею отсутствовал к великой моей радости. Так, винтовая лестница… Поднявшись, я, не мешкая, направился к табличке "А. Геллер". Заперто! Осмотр замка вселил надежду… Не слишком мощный толчок — и дверь распахнулась, приглашая меня войти. Трюмо… Ящик… Так я и знал: бороды и усы исчезли!

— Привет! — обратился я к охраннику у нижней ступеньки парадной лестницы. — А где Федя?

— Отлучился.

Жаль. Мне бы сейчас не помешала обещанная Петрусевым помощь.

— Понятненько! Парень в темно-сером костюме и малиновом галстуке… С бородой! Видел такого?

Вероятно, смысл вопроса не дошел до сотрудника: он молчал, разглядывая меня с нескрываемым интересом.

— С ним, возможно, телка в красном платье — брюнетка лет тридцати пяти!

Охранник открыл было рот, но где-то наверху в глубине здания закричала женщина. Я даже разобрал, что именно: "Ма-моч-каа!".

Парень мигом ожил и кинулся вверх по лестнице. Я пустился вдогонку. Мы промчались по коридору, по которому я возвращался из бакалейной кладовой, и влетели в царство плит, печей и кастрюль. Там жалась в угол беленькая официанточка.

— Где он? — вырвался воздух из моих легких.

— Там! — Девица ткнула пальчиком в большой стационарный холодильник.

Охранник распахнул дверцу.

— Никого… — сообщил он всем нам.

— Она под низ забежала! — жалобно проговорила беленькая.

— Кто?! — рявкнул я.

— Мышка…

Официантку я мысленно убил, заперев ее в морозильную камеру холодильника, и схватил сотрудника безопасности за руку. Схватил вовсе не мысленно.

— Слушай сюда! У меня начинается стресс! Скажи, видел ты того типа с брюнеткой или нет?

— Видел! Они ушли из клуба.

— Когда?!

— Минут за пять до того, как ты ко мне спустился.

Спрятав и этого олуха в морозилку на пару с беленькой, я кинулся обратно и в фойе чуть не сбил с ног попавшегося на пути Петрусева.

— Костюм?! — заорал он мне в спину.

— Верну!

Небо посветлело… Я вглядывался в жидкие сумерки, вертя головой во все стороны. Бородатый ушел не более десяти минут назад. Общественный транспорт не ходил… Улица хорошо просматривалась в оба конца… Какая-то одинокая фигура метрах в пятидесяти справа на тротуаре… Шатается — пьяный! Куда же делись малиновый галстук и красное платье?

Внезапно возле угла здания ночного клуба мелькнула тень. Там раскинулся небольшой скверик: кусты, клумбы, лавочки… Естественно, меня понесло за приключениями.

Горел один фонарь, остальные вытянули темные шеи над дорожками, выложенными бетонными квадратами. Из дальнего угла, где кусты были гуще, доносилась какая-то возня. Приблизившись, я услышал женский стон… Потом — второй, третий… Рука скользнула за пазуху… Черт! Пистолет остался в офисе… Мои глаза различили в зарослях скамейку и что-то темное на ней… Я пригнулся, намереваясь нырнуть в кусты…

Позади раздался легкий шорох. Обернуться я не успел и голова, отвалившаяся от шеи, закатилась куда-то в темноту. Она предала меня, своевременно не сообразив, что псих ходит неслышно…

Я открыл глаза. Вокруг стояла мертвая тишина. Час рассвета близился. Теперь скамейку в кустах было видно хорошо и не требовалось продираться через них, чтобы убедиться в том, что она пуста. Попытка оторвать щеку от земли вызвала головокружение и тошноту… Неужто сотрясение?! Лихо он меня звезданул. Чем, интересно?.. И сколько я отсутствовал в этом прелестном мире? Музыка из окон ресторана не слышна… Значит, больше часа прошло?! Ни фига себе!

Перевод тела на живот. Пауза. Выход на четвереньки. Снова пауза. Так… Попытаемся встать. Получилось! Фонарей что-то прибавилось… A-а, двоится в глазах… Затылок раскалывается… Волосы липкие… Кровь? Попробуем на вкус… Она, родимая! Смотри-ка, воротник намокает… Костюмчик-то "рапидовский"… Ба-а, портмоне нет… Эта сволочь меня вдобавок ограбила!.. Слава Богу, что удостоверение не забрал… И ключи от дома на месте… А чужой вот незадача… Стрясут стоимость… Как же я пойду провожать Ингу в академию? Ингу?.. Но сначала я должен был проводить Эльвиру-Глафиру… Клуб закрыт? Черт!.. Пошла домой одна?! Наверняка, вырубив меня, псих дождался ее…

Шаг… Еще шаг… Уже лучше… Третий… Обретаем равновесие! В ушах шуметь начало… Хрен с ним, лишь бы ноги слушались! Вон тротуар… Хорошо! Теперь вписаться бы в поворот… Получилось… Крыльцо — ура! Кто это выходит из дверей?.. A-а, знакомые все лица!

— Константин! — вскрикнул Петрусев.

Он обхватил меня поперек туловища и втащил в фойе. Голова снова закружилась.

— Назарова ушла?

— Все ушли… Я последний. Вот сторож еще остался.

Я увидел рядом с нами плечистого парня. Даже сторожа здесь носят костюмы.

— Бинт и водки, — попросил я.

Сторож не заставил повторять просьбу дважды.

— Дырки нет, — сообщил Витек, осматривая рану. — Вскользь попало… Видимо, ты успел отклониться.

— Давно ушла?

— Элька? Не очень… Да ты не волнуйся: она мне все рассказала. Я своего сотрудника с нею отправил — Женьку.

— Что рассказала?

— Будто какой-то идиот ей угрожает…

— Этот идиот чуть меня не прикончил и украл все деньги!

— Много?

— Хватит на пару хороших кутежей здесь, у вас.

— Сочувствую…

Вернулся сторож. Петрусев взял фужер с водкой и плеснул мне на затылок.

— Не туда! — заорал я от боли. — Внутрь!

Витек приставил хрустальный ободок к моим губам. Я выпил залпом и до дна. Горячая волна мигом разбежалась по телу, в голове прояснилось, боль словно отдалилась.

— "Скорую" вызвать? — справился Петрусев, накладывая повязку на мою рану.

— Обойдемся! — отказался я. — Ты на машине?

— Да, нас обычно развозят…

— Поехали!

— Куда? — не понял Витя.

— Домой к Назаровой.

— Зачем? Ее же до дверей доведут.

— Псих девчонку и в квартире достанет! — Я поднялся со стула, на котором сидел.

— Погоди, бинт закреплю!

Завершив перевязку, Петрусев проводил меня на улицу, придерживая под руку. Чуть в стороне от крыльца ждала красная "девятка". Двум парням Петрусева пришлось потесниться на заднем сидении. Сам Виктор сел вперед и быстро объяснил задачу водителю.

— Адрес? — спросил шофер.

Адрес Эльвиры-Глафиры я, к счастью, помнил. Машина резво взяла с места и лихо понеслась по пустынной улице. Подчиненные Петрусева явно не понимали, что происходит, но помалкивали…

Мы подъехали к самому подъезду и заглушили движок. Первым, кряхтя, выбрался я, за мной — Витек. Ребят он оставил в машине.

Прислушались — ничего подозрительного…

— Окна у нее на ту сторону, — рассудил шеф службы безопасности, не заметив над нашими головами ни одного светящегося. — Не могла же она так быстро улечься спать!

— Или не дошла… — тихо проронил я.

— Очумел?! С одним Женька как-нибудь справится!

— Мне бы твою уверенность…

Петрусев, как наиболее здоровый из нас двоих, первым вошел в парадное и нашарил выключатель — лестница осветилась. От резкого перехода от полутьмы к свету у меня перед глазами поплыли цветные круги.

Мы поднимались, стараясь не шуметь. На четвертом этаже Витек остановился.

— Здесь… — прошептал он, глядя на дверь, и потянулся к кнопке звонка.

В глубине квартиры разлились соловьиные трели. Тем не менее, нам никто не открыл. И даже к глазку не подошел. Петрусев позвонил повторно — тот же результат. Третий раз он давил на кнопку не меньше минуты.

— Что за черт?! — Голос у Виктора утратил былую самоуверенность.

— Придется ломать…

— Дверь?!

— Ну не стену же!.. Времени прошло достаточно для того, чтобы дойти до дома. Или твой Женя не настолько крут, как ты уверяешь, или домой он Элю довел, и сейчас она лежит там… — Я дотронулся ладонью до двери.

— Так она твоему психу и открыла!

— Так он ее и спросил! — передразнил я. — Этот дьявол мог обзавестись ключами.

— А если в квартире никого нет? — не сдавался Петрусев.

— Оставишь кого-нибудь из своих — до утра.

Виктор поглядел на мою забинтованную голову: с одной стороны, удар мог породить в ней чертей, которые, как известно, мерещатся, но с другой — мужика моего типа свалить далеко не просто и противник у нас серьезный. Больше Петрусев не спорил. Он с короткого разбега плечом внес дверь в прихожую и упал на нее сверху. Я переступил через поверженный таран и очутился в единственной комнате. Ни в ней, ни на кухне, ни в совмещенном санузле тела Назаровой не было.

Хорошее всегда идет рядом с плохим, и наоборот… На трюмо стояла круглая пластмассовая баночка из-под какой-то ерунды, превращенная Эльвирой в шкатулку для безделушек. Среди них я обнаружил золотое кольцо с ромбовидной накладкой, в которой зеленел изумруд…

Как у нас водится, соседи равнодушно отнеслись к грохоту, твердо веря в то, что своя рубаха ближе к телу. Своему телу, конечно. Сомневаюсь, чтобы они позвонили в милицию, тем более, что на стенах лестничной клетки отсутствовала стандартная телефонная "лапша".

Петрусев поставил задачу одному из парней, вытряхнув его из машины. Охранник нахально заметил, что если ему выпало ночевать в квартире девушки, то он бы предпочел, чтобы хозяйка находилась дома. Поймав на себе тяжелый взгляд Витька, юноша забрал слова обратно и послушно скрылся в подъезде.

— Что дальше? — задал непростой вопрос Петрусев, усевшись в "девятку".

— Они же втроем ушли, — подал голос сотрудник безопасности, оставшийся рядом со мной на заднем сидении.

— Кто третий, Гоша? — обернулся к нам Виктор.

— Зойка.

Перед моими глазами возникло личико официантки, вызывавшей меня на бакалейный склад.

— Где она живет? — спросил я. — Кто-нибудь знает?

— Да тут недалеко. Я покажу. — Гоша уселся поудобнее, чтобы видеть улицу.

Ехали не дольше пяти минут.

Женьку заметил Петрусев, когда мы по Гошиной наводке сворачивали на подъездную дорожку к трехэтажному дому.

— Вон он! — воскликнул Виктор.

Фигура, прильнувшая к стволу толстой липы, показалась мне очень знакомой. При ближайшем рассмотрении, я понял, почему: Женей звали того малого, с которым мы поменялись одеждой в кабинете Петрусева.

— Элька где? — Петрусев распахнул дверцу, подзывая своего сотрудника.

— У Зойки осталась, — спокойно сказал Евгений. — Они решили, что так будет лучше. Я набивался телевизор посмотреть — не пустили.

Молодец Эльвира-Глафира! Сама догадалась у подружки схорониться. Я ж ей то же самое намеревался предложить! Однако похвалы девушке я оставил при себе и полюбопытствовал:

— А ты, Жень, кого караулишь?

Меня он заметил сразу, как только подъехали, но недостаток света в салоне не позволял рассмотреть изъяны на костюме, поэтому Женя не проявлял пока признаков беспокойства.

— Девчонки все время боялись, что за нами кто-то идет. Однажды и мне самому почудилось. Вот довел их и решил немного понаблюдать — для страховки.

— Грамотно. И каков результат?

— Тихо!

— Номер квартиры?

— Десятая. — Увидев, что я вылезаю из машины, Евгений добавил: — Они вам не откроют.

— Почему это? — удивился я.

— Глазка нет.

Вопреки Жениному уверению, Зоя открыла сразу, едва я позвонил. Оказывается, они с Эльвирой услышали шум подъехавшей машины и увидели нас в окно. Убедившись, что у девушек все в порядке, я обрадовал Назарову перспективой ремонта ее дверной коробки. Девушки не слишком переживали: по сравнению с моей поврежденной головой материальные разрушения отступили на задний план. Зоя настаивала на перевязке, назвав творение рук Петрусева чучелом. Вернее, сперва чучелом она обозвала меня, но потом исправилась и уточнила, что имела в виду только нагромождение бинта. Словом, я доверился им, одновременно перечисляя требования, соблюдение которых необходимо для Элиной безопасности. В заключение, я показал Эльвире изъятое кольцо, чем заметно ее огорчил, записал Зоин адрес, не надеясь на раненую голову, и взял с Назаровой обещание носа на улицу не показывать без моего разрешения. К тому же сегодня — понедельник ведь давно наступил! — в клубе выходной день.

— Все нормально? — осведомился задремавший Петрусев.

— Отлично! — повеселел я, пропуская Женю на сидение в серединку.

Служба безопасности "Рапида" проявила великодушие и в первую очередь доставила домой меня. У подъезда я разделся и вернул Жене его шмотки, получив взамен свои. Бедный парень потерял дар речи, когда в свете уличного фонаря наконец-то узрел последствия принудительного проката. Желая отвлечь его внимание от горестных мыслей, я напомнил о том, чтобы он непременно передал Федору ботинки…

— Держите язык за зубами, — сказал я Петрусеву, проводившему меня до лифта.

— Есть! — козырнул он. — Нужна будет помощь — свистни. Мы теперь вроде как одной ниточкой связаны!

Я благодарно пожал руку бывшего мента…

Настя принципиально не вышла встречать супруга, хотя не спала. Это я определил по тому, что она перевернулась на другой бок: лицом к стене, тылом к блудному муженьку, выказывая ему тем самым немое презрение.

Наскоро умывшись, я взял трубку радиотелефона и закрылся на кухне.

— Да? — послышался в трубке голос Никодимыча. И отнюдь не сонный.

— Не спится?

— Издеваешься? Ты где шлялся?! — завелся шеф с полоборота. — Я Настю замучил звонками…

— Ну и зря! — прервал я. — Она нынче в другой команде. Докладываю: жив, но не очень здоров. Остальное — потом!

— Пого…

Я не дослушал, разъединился и отключил телефон. Затем обмотал голову полотенцем, чтобы не испачкать наволочку, если откроется кровотечение. Спать мне оставалось меньше четырех часов…

Будильник зазвенел ровно в восемь. Процесс избавления от объятий сна напоминал потуги мухи, запутавшейся в густой паутине. Муха, как правило, обречена: паук успевает до нее добраться и прикончить. Мне повезло больше, ибо паука в моем сне не было. В конце концов удалось, продраться на волю и на автопилоте залезть под душ. Последовавшее за тем бритье протекало уже вполне осмысленно. На выходе из ванной комнаты меня и застукала полусонная Настя.

— Что это такое? — Она смотрела на маковку моей головы.

Только теперь я сообразил, что забыл снять бинты и, мылся прямо в них.

— Повязка.

— Откуда?

— Оттуда.

Крайня лаконичность пояснения Настю не устроила.

— Повернись! — В ее голосе исчезли остатки сонного равнодушия.

Я послушно показал затылок.

— Господи! Там же кровь!

— Хорошо, что не мозги, — мрачно пошутил я.

— Немедленно сядь — я посмотрю.

Фельдшер по образованию, Настя любила свою профессию. Она сноровисто смотала мокрые бинты, обработала рану содержимым нескольких пузырьков, протерла полотенцем волосы и наложила свежую повязку. Кожу щипало, затылок ныл, но в целом, я ощущал себя достаточно комфортно.

— Где угораздило? — насупленно спросила Настя, завершив операцию.

— Споткнулся, упал, очнулся — гипс!

— Я помню, что ты обожаешь "Бриллиантовую руку".

— Да, замечательный фильм.

— И все-таки?

— Не задавай глупых вопросов, — отмахнулся я. — В первый раз, что ли?

— Голова не кружится? При подобных ударах бывают сотрясения мозга…

— Не грозит — трястись нечему! Если хочешь сделать доброе дело, то сваргань что-нибудь на завтрак: мне бы не хотелось сегодня опаздывать в контору.

Жена молча удалилась к плите.

Часто бывает так, что умные мысли приходят в голову в малоподходящем для этого месте и совершенно неожиданно. Толчком обычно служит некое действие (или бездействие), происходящее на ваших глазах и рождающее в подсознании цепочку ассоциаций, на конце которой стоит вывод, вроде бы и не связанный непосредственно с наблюдаемым явлением. Не очень понятно?.. Возьмем в качестве примера следующую ситуацию: вы пришли в магазин, он закрыт, на дверях — замок. Зрительные образы исчерпаны — далее начинается их анализ. Замок похож на ваш гаражный… Интересно, подойдет ли к нему ваш ключ?.. Вы машинально лезете в карман за ключами и… Мама родная! Где же ключи?! Потерял… Теперь ясно, да?

Нечто похожее произошло со мной. Сидя в туалете, я рассеянно смотрел на давно сломанную дверную задвижку. Починить все руки не доходили. Не ровен час, кто-то из гостей попадет в щекотливое положение: снаружи не видно, заперта дверь или просто прикрыта… Иными словами, не всякая закрытая дверь заперта. Вот где собака зарыта!.. В памяти возникли коридор перед танцевальным классом, где лежала Инга, и четыре двери… Одна отворена — в гримерную. Вполне естественно, что я побежал туда. Путь преступника казался столь очевидным, что мы с Никодимычем не потрудились проверить иные варианты и, в частности, двери вокального, костюмерной и оркестра народных инструментов, считая их запертыми. Не ошиблись ли мы? Уж чересчур прытким выглядел псих, успевший за какие-то минуты проскочить в гримерную, вылезти в окно, добежать до пожарной лестницы и не только спуститься по ней, но и удалиться на приличное расстояние от Дворца, коль я сверху его не заметил? Прямо, фантастическая шустрость…

И вдруг меня осенило! Мы с шефом гадали, как преступнику удалось к утру следующего дня узнать, кто мы такие… Нет, он не следил за нами. Я сам назвал ему нашу фирму! "Глава знаменитого агентства "Мистер Холмс" в роли борца с натуральным дерьмом!"… Псих никуда не убегал. Он все слышал, спрятавшись в одной из комнат! Что сие означает? А то, что…

— Ты не уснул? — постучала в дверь Настя. — Еда на столе остывает.

Шкворчащая яичница с колбасой получилась такой, какой я люблю: с золотистой корочкой снизу. Еще большее удовольствие мне доставила Настя: тем, что села напротив и внимательно наблюдала, как я ем.

— Мама здорова? — осведомился я, вымазывая хлебом растекшийся желток.

— Привет тебе передала.

— Мерси! Сегодня опять к ней?

— Нет, у меня с часу работа.

— Значит, обеда не предвидится? — я задал вопрос нарочито бодро, придвигая к себе чашку с чаем.

— Я постараюсь успеть… — тихо проговорила Настя и опустила глаза.

Поблагодарив жену за неожиданный завтрак, я перерыл антресоли в прихожей в поисках головного убора, годного для маскировки забинтованной башки. В одном из полиэтиленовых пакетов нашлась бело-синяя кепочка с пластиковым козырьком и бравой надписью: "Моряк".

— Ну как? — справился я у Насти, наблюдавшей за моим копанием в старых вещах.

— Тебе очень идет. — У нее на губах блуждала улыбка. — И бинт практически не заметен.

Натянув кепку поглубже, я взглянул в зеркало и увидел там… Впрочем, не стоит уточнять, что именно. Главное, голова мигом заработала, прокладывая маршрут до офиса в стороне от людных мест. За этим занятием меня и застал телефонный звонок.

— Тебя… — Настя, успевшая к аппарату первой, передала мне трубку.

Звонила Инга. Она сообщила о переносе консультации в академии на три часа дня и о продолжающемся молчании психа. Я заверил, что непременно ее провожу, и лишний раз напомнил о необходимости соблюдать крайнюю осторожность.

— Приятный голос, — заметила Настя. — Она кто?

Ответ застрял у меня в горле… Поразительно, но полученная травма, похоже, заставила мою башку варить гораздо продуктивнее. Вновь сработал принцип ассоциативного мышления… Голос! Ну конечно же!

— Кто тебе сказал, что видел меня в "Рапиде"?

Настя явно намеревалась ляпнуть что-то язвительное, но, встретившись со мной взглядом, призналась:

— Мужчина незнакомый позвонил.

— Когда?

— Вчера утром.

— Опиши его!

— Как это?

— Ну, он живой?

Вопрос Настю позабавил.

— Разве мертвые разговаривают? — переспросила она с иронией.

— Меня интересует манера говорить, — уточнил я.

— Обычная… Ничего особенного.

— Одевайся!

— Зачем?

— Пойдешь со мной в контору.

Выслушав меня, Настя не нашла просьбу такой уж глупой, как оно могло показаться на первый взгляд.

Под глазами шефа залегли насыщенные тени: в минувшую ночь мало спал не только я.

— Опять жара, — констатировал Никодимыч, играя роль радушного хозяина и приглашая Настю присесть на диван в приемной. Он, естественно, ждал меня одного и, безусловно, заготовил обличительную речь по поводу недисциплинированности сотрудников частного сыскного бюро "Мистер Холмс", которые пропадают неизвестно где, заставляя начальство маяться бессонницей. — Кофе? Тоник?

— Тоник, пожалуй, — выбрал я, развалившись в одном из кресел.

Шеф и ухом не повел, игнорируя мой заказ и продолжая смотреть на Настю.

— Тоник, — подтвердила та. — Вы не беспокойтесь — Костя принесет.

Вот так всегда! Стоит мне оказаться в компании из трех человек, как двое моментально кооперируются против третьего и этим третьим постоянно становлюсь я.

Наполнив бокалы напитком, вынутым из холодильника, я вспомнил о том, что шеф обещал с утра рабочих для ремонта нашей кухни.

— Опаздывают — подождем… Кстати, по правилам хорошего тона полагается снимать головные уборы в помещении, — проговорил Никодимыч с откровенным сарказмом.

Родители воспитали меня послушным. При виде бинта глаза шефа округлились.

— Та-ак… — Начальник горел желанием выяснить, каким образом я умудрился получить травму, но присутствие Насти его сдерживало. Тут же забыв о правилах хорошего тона, Никодимыч нетерпеливо обратился к моей супруге: — Ты по делу или так зашла?

Жена кивком передала инициативу мне. Я дал необходимые разъяснения по поводу предлагаемого эксперимента.

— А что? Это интересно! — похвалил Никодимыч. От волнения он, разумеется, полез за сигаретой. — Много времени не займет, а вдруг в масть — чем черт не шутит?!

Мы устроили Настю у меня в кабинете, снабдив ее всем необходимым, а сами вернулись в приемную.

— Четверть часа назад звонила старушенция, — сообщил шеф. — Требовала домоуправление и его начальника по имени Константин.

— Начальника? Нет, в беседе с соседкой Вуколенко я никакой руководящей должности себе не присваивал. Так Вадик объявился?

— На рассвете. Бабка боится, что опять сдуется…

— Наплевать! Меня это уже мало тревожит.

— Почему? — озадаченно переспросил Никодимыч, тем самым подталкивая меня к откровенности относительно вечерне-ночных похождений.

К ним он проявил живейший интерес и первую часть отчета подытожил так: "Сомнений нет: в печи мы обнаружили останки Валентины, а ее колечко досталось Назаровой".

Зато вторая часть затянулась…

— Дураков учат! — начал обсуждение Никодимыч сакраментальной фразой.

— Как люди жестоки! — Высокопарно проговорил я, задетый за живое черствостью начальника. — Несчастный сыщик чуть не потерял голову…

— Чуть?! — перебил Никодимыч, выстроив в воздухе сизое облако величиной с небольшую грозовую тучку. — Ты ее потерял, сосредоточив внимание на одном подозреваемом и забыв о других. Результат налицо.

— Тогда уж на затылок, — хмуро поправил я.

— Кто все же занимался любовью на скамейке в кустах: Вадик Вуколенко с брюнеткой или другая пара?

— Красное платье — последнее, что я успел разглядеть перед тем, как меня шпокнули. Если оно — то самое, в котором щеголяла брюнетка, значит на скамье лежал Вадик…

— Или сидел! — вставил шеф.

— Да какая разница?! — неожиданно вспылил я. — Главное, что он не мог меня ударить сзади и, следовательно, мы вычеркиваем его из списка возможных психов.

— Не спеши, — предостерег Никодимыч.

— Меня больше занимает Геллер.

Первый раз мы встретились с Сашей в ночном клубе субботним вечером. Мог он воскресным утром позвонить Насте и меня вложить? Мог… Вчера Геллер также видел меня в "Рапиде", имея возможность связать второе мое посещение заведения с нашим интересом к Назаровой. К тому же, из трюмо его гримерной исчезли бороды… С чего вдруг именно в воскресенье?

— Красиво изложил, но пока это не более, чем твои домыслы, пусть и правдоподобные, — не проявил энтузиазма шеф.

— Хорошо, отставим их в сторону! Тогда я рискну предположить еще кое-что…

Открытие, сделанное мною утром в туалете, повергло любимого начальника в состояние легкого транса. Он ушел в себя, анализируя услышанное. Забытая сигарета беспомощно дымилась на ободке пепельницы.

— Ну и ну! — протянул Никодимыч, взвесив все "за" и "против" моей гипотезы. — Получается, что псих запасся ключом от какой-то комнаты? Но каким образом?!

Я нарисовал три пути. Первый, или естественный: псих регулярно пользовался ключом по роду работы. Второй, или искусственный: псих украл ключ с вахты. Третий — творческий: изготовление ключа по оттискам. Последний представлялся мне маловероятным, так как о месте свидания с Ингой псих узнал лишь вечером в четверг и сомнительно, чтобы он успел так быстро управиться.

Дождавшись одобрения начальства в виде поощрительного "Ну-ну!", я продолжил свое исследование:

— На первом пути маячат две фигуры: Мухин и Коробейников.

Тут Никодимыч проявил внезапную активность и воскликнул:

— Ты спятил?! Заподозрить Руслана! С таким же успехом можно обвинить в прелюбодеянии импотента!

— "Жизнь так обманчива", — произнес ежик, слезая с кактуса, — напомнил я шефу известный анекдот.

— Чушь! Мухин — согласен, но маэстро…

— К слову: как поживает Сергей Харитонович?

Никодимыч заходил к певцу около десяти вечера. Мухин побожился, будто в минувшую среду вообще во Дворце не был. Шеф склонялся к тому, что его крестник не врет, а Коробейников просто перепутал дни или вправду видел Мухина в среду, но неделей раньше… Я же придерживался иного взгляда: Мухин имеет доступ к ключу от вокального класса и мог там схорониться, пока я ловил его на крыше. Байку о парне, якобы искавшем Ингу, Сергей Харитонович мог придумать для отвода глаз, чтобы потом все валить на мифического героя. И сегодня ночью Мухину ничто не мешало подкараулить меня у "Рапида" и нагло обчистить…

Тут я понял, что проговорился, ибо до сего момента помалкивал об утрате казенных денег, выданных шефом на оперативные расходы… Слово — не воробей, вылетит — не поймаешь! И точно: я не поймал, но мою птичку схватил Никодимыч.

— У тебя вывернули карманы?! — ужаснулся начальник.

— Документы целы! — поспешно утешил я.

Шеф подавленно молчал.

— Будь на моем месте другой — выдернул бы деньги из твоей зарплаты, раззява!

— Будь у меня другой начальник, я бы сто раз уволился.

Давно известно, как благотворно влияет на настроение руководящих работников грубая лесть. Не тонкая, а именно грубая. Парадокс? Ничуть… Тонкая больше отдает неискренностью. Грубая же, напротив, выглядит порывом откровенности.

Никодимыч для приличия чуток поворчал, но в конце концов смягчился.

— Лично меня более прельщает версия с кражей ключа, — признался он.

— Здесь у нас широкий выбор кандидатов: начиная от танцоров и кончая любым посторонним, но все же человеку, знакомому с вахтершей, легче до него добраться.

— Согласен, — кивнул шеф. — К слову, линия Вани-рэкетера — абсолютно тупиковая.

— Он был откровенен, как на исповеди? — выразил удивление я.

— Нельзя сказать, что очень, но разговор получился.

Никодимычу помогло шапочное знакомство с Ваниным боссом, которого ухажер Любы Казаковой уважал и боялся. Молодой спортсмен подтвердил, что спрашивал у Любы телефон Инги — для себя! Бедная Казакова жила в плену наивных заблуждений относительно Ваниной вечной преданности. Тот признался шефу, что положил глаз на Ингу, как на возможную преемницу Любаши в скором будущем, ибо все больше и больше ощущает в себе охлаждение к Казаковой. Разумеется, о приятеле он наврал, щадя Любу. Однако услугой бескорыстной подруги не воспользовался.

— Совесть заела? — сыронизировал я.

Оказалось, что почти угадал!

— Вроде того… Не в его правилах гоняться сразу за двумя курицами на одном дворе.

— Очень образно!

— Да уж… Решил пока повременить.

— Не сомневается в собственной неотразимости?

— Вероятно. — Никодимыч потер ладонями лицо. — Симпатичный паренек. Среднего роста — верно, однако в ширину о-го-го! Нет, по приметам он на психа не тянет.

Что ж… Когда ряды подозреваемых редеют — сыщикам необходимо целиться точнее, чтобы не пускать пули в "молоко".

— В башке все перепуталось! — пожаловался я.

— Где эти олухи?! — внезапно вспылил шеф и вскочил.

Очевидно, он вспомнил о специалистах по ремонту сожженных кухонь, чье опоздание уже попрало все нормы приличия. По крайней мере, прихода иных олухов мы, как будто, не ожидали.

Никодимыч хотел выдать еще нечто гневное в адрес нерадивых работничков, но звонок в дверь предотвратил тираду, готовую сорваться с его губ. Шеф лично отправился встречать долгожданных гостей, я же решил навестить Настю.

Жена сидела за моим столом с закрытыми глазами. Дужка наушников утопала в ее темных волосах. Правая рука сжимала диктофон, а указательный палец лежал на кнопке "обратная перемотка", чтобы можно было быстро вернуться к заинтересовавшему участку записи.

— Ну что?

— А?! — Настя вздрогнула и, выключив воспроизведение, чуть заторможенно воззрилась на меня.

— Опознала?

— Нет.

— Сколько осталось?

— Поставила последнюю кассету.

— Нет смысла слушать весь разговор: достаточно отдельных выдержек.

— Я так и делаю.

— Трудись! — Я поощрительно похлопал Настю по плечу и, прикрыв кепкой бинты, чтобы не давать рабочим повода для досужих вопросов, вернулся в приемную.

Вопреки ожиданиям, она не ломилась от ребят в спецовках, заляпанных краской. Единственный гость в мешковатом, но чистом костюме образца восьмидесятых годов, сидел на диване, держа в руке… мое портмоне!

Пот тек по Сысоеву ручьями, но пиджак подполковник принципиально не снимал, позволив себе лишь ослабить узел полосатого галстука.

— Здрасьте вам! — Я снял кепарик и дурашливо поклонился присутствующим, намеренно не замечая портмоне, которое даже с расстояния в три метра выглядело страшно похудевшим.

— Здорово, лох! — улыбнулся мне подполковник — широко и радостно.

Никодимыч сохранил постную физиономию и продолжал стоять перед Митричем, как капрал перед капитаном.

— Лох?! — удивился я, припомнив трактовку блатного слова и не считая выбор Сысоева удачным.

— А как прикажете вас величать? Не меня же раздели в темном переулке! — продолжал резвиться начальник угро. — Вон и головенку поцарапали.

— Не в переулке, а в скверике, и не раздели, а только обобрали… И вообще, грешно смеяться над чужой бедой. — Я нахмурился и упал в кресло напротив Митрича, изображая тяжелораненого.

Лицо Сысоева, шоколадное от загара, полученного на грядках садового участка, вновь расплылось в приторно-сладкой улыбке.

— Откуда кошелек? — истребовал у него объяснений Никодимыч.

Оказывается, подполковнику как одному из руководителей УВД сегодня выпала очередь рассматривать материалы дежурной части за истекшие сутки. Рано утром наряд вневедомственной охраны задержал возле речного вокзала пьяненького дылду, несшего два пластиковых пакета с водкой, да не простой — "абсолютовской": двадцать "литрух" — одна к одной!

— Ни фига себе! — фальшиво подивился я, отгоняя паршивое предчувствие, родившееся где-то в глубинах организма.

— Документов у дядьки не оказалось, но в пижонском портмоне было полно визитных карточек частного детектива с красивой фамилией — Берестов! — сообщил Сысоев, наслаждаясь красотой собственной речи.

Паршивое предчувствие упорно обретало очертания паршивой реальности.

— Милиционерам показалось оскорбительным то, что дурно пахнущий мужик в брезентовой ветровке является в некотором роде их коллегой, и они доставили голубчика в УВД для разбирательства. — Сысоев замолчал, насмешливо разглядывая меня в упор. Затем бросил портмоне мне на колени.

Я осторожно заглянул внутрь, словно в кожаных складках прятался скорпион… Паршивая реальность со страшной силой обрушилась на мое самолюбие, втоптав его в грязь ногой какого-то случайного "бомжары", позарившегося на кошелек джентльмена в дорогом костюме, шастающего ночью по кустам. Но более всего ранила мою нежную душу оскорбительная расточительность проходимца, потратившего средства сыскного агентства "Мистер Холмс" на выпивку.

Заметив пустое нутро кошелька и мигом утратив веру в чудо, шеф тихо опустился на диван рядом с гостем.

— Личность грабителя установили: безработный колхозник, сунувшийся в город от злобы и отчаяния! — добил меня беспощадный Митрич.

Не поднимая поникшей от стыда головы, я все же отважился спросить:

— Он рассказал, как к нему попал кошелек?

— Как же, как же! — оживился Сысоев. — Углядев в материале проверки фамилию Берестов, столь известную в нашем городе, я с трепетом вызвал к себе смельчака, отоварившего лучшего сыщика всех времен и народов. Он мне лично и поведал все, как на духу! Вот только хотелось бы узнать, что товарищ Костя делал глубокой ночью возле "Рапида"? Подглядывал за любовными парочками в кустах?!

— Бомж заметил тех двоих на скамейке?! — Никодимыч всегда отличался умением извлекать рациональное зерно даже из кучи дерьма.

— Еще бы! — воскликнул начальник угро. — Они, услышав возню, сиганули в разные стороны — только ветки затрещали!..

Когда попадаешь в дурацкое положение, надо постараться сосредоточиться и найти достойный выход из него. Я сосредоточился… Стало быть, тюкнул меня не псих. А где был он? Следил за Назаровой до самого Зойкиного дома, но побоялся напасть из-за провожатого?.. Или он и не думал следить? Тогда версия летит в тартарары… Вуколенко?! Может, брюнетка — его очередная жертва, а бомж, напавший на меня, вспугнул психа?!. Чертовщина какая-то!

— Ну так что? — Митрич изнемог от жары и нетерпения: он желал знать, где зарыта собака.

Я промолчал, шеф тоже. В этот момент к нашему обществу присоединилась Настя.

— Нет ничего похожего! — Приговор она опрометчиво вынесла с порога приемной, не сразу сосчитав количество присутствующих.

Сысоев уставился на нее, будто впервые в жизни увидел красивую женщину. Настя растерялась, продолжая прижимать к груди диктофон и десяток кассет. Наушники болтались у нее на шее, словно колье.

— У вас замена игрока? — Митрич перевел взгляд на моего начальника. — Семейственность разводите?

— Внештатный сотрудник, — пробурчал Никодимыч.

— И какую музыку она слушала?

Вопрос гостя повис в воздухе и наложился на трель телефонного звонка. Мы все четверо обратили взоры к аппарату на Гелином столе.

После пятого призыва я поднялся и снял трубку.

— Сыскное бюро!

В первый момент показалось, что соединения не получилось, однако, вслушавшись внимательней, можно было различить дыхание на противоположном конце провода.

— Говорите! Или вы немой? — Меня охватило раздражение.

— Сам немой! — затрещал "репродуктор". — Разве ты не в морге?!

— Тебе не повезло, придурок!

— Сегодня все будет кончено!

— Правда?!. Когда ждать?

— Сюрприз, говнюк!

Ругательство — не лучшее завершение любого диалога, но псих — на то и псих…

Никодимыч, слышавший только мою скоротечную партию, конечно, догадался, откуда ветер дует. Кажется, сообразила и Настя, кое-что усвоившая при прослушивании записей наших разговоров со свидетелями и подозреваемыми по делу. Ее глаза смотрели на меня тревожно и вопрошающе, а пухлый ротик озабоченно приоткрылся.

— Чем вы тут занимаетесь? — Взгляд Сысоева недоуменно метался между живыми людьми и неодушевленными предметами, находящимися в приемной.

Очередной звонок — теперь снова в дверь — оставил любопытство Митрича неудовлетворенным. Бывают же в жизни сумасшедшие деньки!

Я поплелся отпирать. Мужичок, представившийся прорабом, постеснялся проходить в квартиру и, мигая плутоватыми глазками, оповестил о переносе ремонта на утро завтрашнего дня, пообещав нагрянуть всей бригадой и аккордно уничтожить последствия пожара. При виде того, с каким трудом даются ему шесть ступенек вниз к парадному, мне почему-то подумалось, что восстановительные работы затянутся надолго и влетят нам в копеечку.

Не желая травмировать и без того мрачного шефа, я ограничился кратким докладом по существу.

— Дурдом! — поставил диагноз Никодимыч. — Мы вас покинем на минутку! — извинился он перед Настей и Митричем, подтолкнув меня к своему кабинету.

Плотно прикрыв за нами дверь, шеф все же уточнил личность звонившего. Я утешил начальника тем, что псих пообещал сегодня же с нами покончить.

— Тебе не кажется, что пора подключать Сысоева? — захотел выслушать мое мнение Никодимыч.

— К чему?

— К розыску психа. Две девушки мертвы, опасность грозит и двум другим… Я не беру в расчет нас с тобой.

— Напрасно. Я бы не отказался пожить еще лет пятьдесят!

Шеф не принял шутки и сухо проговорил:

— Конечно, мы обещали Листовой не вмешивать милицию, однако дело приняло такой оборот, который затрагивает не только интересы Инги и Тамары Михайловны, но и города в целом. Надеюсь, она нас правильно поймет.

— Понять — поймет, но как быть с нашим именем, гарантирующим сохранение тайны клиентов?

— Никак! — отрезал Никодимыч. — У нас не хватает силенок для того, чтобы заниматься одновременно всеми подозреваемыми. Я боюсь не успеть…

— Не успеть что?

— Оказаться в нужном месте и в нужное время. — Он почесал нос, чего не делал со вчерашнего дня. — Риск, Константин, слишком велик!

С болью в душе я признал правоту командира. В уголовной практике встречаются случаи, когда одной дедукции не хватает и требуются физические усилия десятков людей для выполнения технической, но крайне необходимой работы, которая двоим просто не по силам. Мы быстро прикинули, что стоит открыть Митричу, а о чем пока умолчать…

Поначалу Сысоев с недоверием отнесся к самой возможности существования в городе сексуального маньяка, но факты — вещь упрямая. Натура сыскаря пересилила скептицизм чиновника спецслужбы, болезненно воспринимающего конкуренцию вообще, а со стороны "частников" — тем паче. Выстроенная нами цепочка жертв психа основывалась на косвенных доказательствах, однако ни один профессионал не рискнул бы от них отмахнуться. Конечно, Митрич не упустил возможности "наехать" на нас по поводу останков, найденных в печи брошенного дома, но мы отбились: огонь уничтожил все следы убийцы, если таковые еще оставались, что само по себе сомнительно с учетом двухлетней давности трагедии, а по обугленным костям провести идентификацию очень сложно, не имея хотя бы предположений о личности покойного. То, что это Валентина, я узнал лишь вчера вечером и по объективным причинам не имел возможности оповестить органы правопорядка.

Получив ответы на все свои вопросы, подполковник с горечью посетовал на наше поразительное умение подкладывать свиней милиции. Никодимыч резонно возразил, что мы их не выращиваем и, если животные безнадзорно вырастают под боком уголовного розыска, то вины нашей здесь нет. На том пикировка завершилась, и обе стороны вполне мирно приступили к обсуждению планов поимки маньяка.

Когда человек привыкает к самостоятельной индивидуальной работе, он тяжело втягивается в коллективный труд. Поэтому нам удалось отстоять за собой право свободного творческого поиска при условии исчерпывающих докладов о его результатах Сысоеву и "без всяких фокусов!" (цитата из финальной речи начальника угро). После чего я отправился реализовывать завоеванное право к брату Риты Довган, а шеф поехал с Митричем в УВД: копаться во всех официальных и оперативных материалах по трем известным нам преступлениям, чтобы почерпнуть что-нибудь новое для пользы дела.

Брат покойной Риты трудился слесарем в Автосервисе. Туда мне пришлось добираться с двумя пересадками. Все это время я напряженно думал, не обращая внимания на духоту и тряску, а также — на многочисленных девушек в легких и прозрачных одеяниях…

Кому было выгодно опорочить меня в глазах дорогой жены? Недругу… Для этого требовалось побывать субботним вечером в "Рапиде", быть мужского полу, знать меня в лицо, знать номер моего домашнего телефона и, самое главное, знать о нашей с Настей размолвке… Тут следует сказать, что я отношусь к максималистам: красть — так миллион, спать — так с королевой. Посему враги у меня имелись. И враги солидные, не опустившиеся бы до мелкой пакости вроде закладывания супруге. Да и сам факт просмотра стриптиза не идет ни в какое сравнение с прелюбодеянием. Он настолько мелок, что способен сработать лишь в фазе напряженности семейных отношений — подлить, так сказать, масла в огонь. Кто же этот тип?

На пленках записаны беседы со всеми потенциальными подозреваемыми, кроме Вуколенко. Еще нет Коробейникова. Его показания фигурируют только на бумаге… Если Насте звонил все-таки псих, то это либо Вадик, либо маэстро, либо кто-то, пока не попавший в наше поле зрения. Последнее — хуже… Или интуиция меня подводит, и псих вовсе не имеет отношения к телефонному звонку Насте? Словом, темно, как у негра в… Африке.

У нас же в городе царил яркий дневной свет! Несмотря на это, я чуть было не проехал нужную остановку, погруженный в себя до слепоты и глухоты к окружающему миру.

За открытыми воротами виднелся просторный двор, примыкающий к двухэтажному производственному модулю Автосервиса. Попавшийся мне навстречу рабочий в темно-синем комбинезоне указал на щуплого мужчину, копающегося в салоне полуразобранной "шестерки".

— Роман! — позвал я, накрывая Довгана своею тенью.

Слесарь выполз задом из-под рулевой колонки и, не поднимаясь с корточек, окинул меня усталым взглядом, щурясь от солнечного света. Не признав гостя, он на всякий случай вежливо спросил:

— Мы знакомы?

— Нет, — успокоил я и представился.

— Частный детектив? — удивился Довган и встал в полный рост. Его макушка пришлась вровень с моим плечом. — Интересно…

— С одной девушкой стряслось несчастье, схожее с тем, которое произошло с вашей сестрой. Весьма вероятно, что действовал тот же преступник.

— Преступник?! — недоверчиво переспросил Роман. — Бросьте! Рита сама себя порешила… Она с детства была психованной. Чуть что — сразу в амбиции.

— И ты веришь? — Я смотрел ему прямо в глаза, пристально и не отрываясь.

— Дня за три до смерти Ритка жаловалась моей жене на жизнь, говорила, что все ей осточертело.

— Да, мне известны материалы уголовного дела.

Довган не выдержал и отвел глаза. Он достал из кармана сигареты. Пальцы, державшие зажигалку, едва заметно дрожали.

— Пойдем в курилку. — Он показал пример, направившись к скамейкам подле урн с водой.

Здесь слесарь уселся, поглядел на голубое небо, потом — на бетон под ногами. Он явно не проявлял желания обсуждать гибель сестры.

— Рита встречалась с мужчинами? — Я взял инициативу на себя.

— Мы в ее личную жизнь не лезли.

— И все же?

— Были ухажеры… — нехотя сообщил он. — Но меня она с ними не знакомила.

— Замуж не собиралась?

— Нет, тут она бы Ане проболталась.

— Аня?

— Моя жена.

— Понятно. Ты видел у Риты обручальное кольцо?

Роман одной затяжкой уничтожил добрую половину сигареты и провел ладонью по мокрому от пота лицу.

— Видел. Кое-кто из родичей еще удивлялся: раньше такого колечка у нее не замечали.

— С ним и похоронили?

— Нет. — Довган смутился и, дабы это скрыть, сделал вид, что его занимает машина в дальнем углу ремонтного двора, которую трое рабочих заталкивали в бокс.

— Колечко кому-то досталось по наследству?

Слесарь будто оглох, не обращая внимания на заданный вопрос.

— Когда в милиции тебя будут допрашивать по поводу убийства твоей сестры… — Я не договорил, ибо Роман передернулся, словно под воздействием электрического разряда, и ошалело уставился на меня. — Да, ты, парень, не ослышался… Риту изнасиловали и убили, вкачав лошадиную дозу наркотика!

Довган сник, потом, не поднимая головы, тихо сказал:

— Колечко красивое… Широкое, золотое, с резьбой и буквами в овале.

— Какие буквы? — насторожился я.

— "А" и "Д". Они совпали с инициалами Анны. Анька прямо загорелась… Мертвой ни к чему, а так — память.

— Где кольцо?

— Моя носит. Я разрешил вместо того, которое подарил ей на свадьбу.

— Как мне найти Аню?

Роман встал.

— Зачем искать? Она здесь рядом — в хлебном, продавцом.

— Тебе надо отпрашиваться?

— Скажу мастеру…

Через десять минут мы со слесарем предстали пред очами смешливой бабенки в маленьком зальчике бакалейного магазина, расположенного в ста метрах от Автосервиса. Еще спустя минуту Анне стало не до смеха и мы втроем уединились в подсобке. Жене Романа я повторил примерно то же самое, что сказал ему. Смахнув навернувшиеся на глаза слезы, Аня сняла с пальца кольцо и передала мне для ознакомления.

Без сомнения, штучная работа по заказу. Вензель "А. Д." выполнен мастерски. Корпел ювелир, знающий толк в своем ремесле.

— Придется кольцо у вас временно изъять.

— Как это?! — всполошилась Анна, толкая мужа локтем в бок и требуя у него поддержки.

Роман предпочел промолчать. Я же предпочел сообщить:

— Кольцо на руке Риты оставил убийца. Это важная улика, способная навести на след преступника.

— Оно — мое! — Жена Романа упрямо сжала губы.

— Хорошо, — пожал плечами я. — Тогда его у вас отберет милиция и завалит кучей неприятных вопросов, типа: "Почему молчали, что кольцо не Ритино?". Вы, ребята, фактически покрыли убийцу и позволили ему уйти от заслуженного наказания!

Довган потемнел лицом, его супружница расплакалась. Слегка успокоившись, Анна все-таки согласилась расстаться с дорогой реликвией, но с обязательным оформлением расписки. Кто возражает? Я — нет. Написал, как положено.

Продавщица хлеба оказалась женщиной отходчивой. Спрятав документ в сумку, она неожиданно произнесла:

— А ведь Ритка носила другое кольцо. Куда дела — не знаю, но в ее вещах мы его не нашли.

У меня внезапно заныл затылок.

— Какое кольцо?

— Золотое с рубином.

— Что?! — Я сел на мешок с мукой, но мигом вскочил. — Едем! Сейчас же!

— Зачем? — забеспокоилась Аня.

— Мне кажется, что у нас есть Ритино колечко!

Новость заинтриговала обоих супругов. Анна сняла белый халат и пошла искать заведующую магазином, а Роман умчался за своей машиной, оставленной на стоянке для сотрудников Автосервиса.

Кольцо, хранившееся в моем сейфе, Анна и Роман уверенно опознали. Я оформил их показания и взял обязательство никому ничего не рассказывать без моего на то высочайшего дозволения.

Итак, Ритино кольцо оказалось на пальце у Инги. Довган погибла в марте. Учтем появление бородатого во Дворце в середине апреля… Значит, именно тогда псих начал строить планы в отношении Листовой, а коли так, то Рита — последняя жертва перед Ингой… Вывод? Псих не просто обменивает кольца, а надевает на жертву кольцо, снятое с предыдущей!.. Следуя этому правилу, можно предположить, что до Риты нападению подверглась некая "А. Д.". Женщина или погибла и числится в пропавших без вести, или не осмелилась заявить в милицию о случившемся… С учетом того, что на Глафиру Назарову псих напал в сентябре, на Довган — в марте, а на Ингу — в июне, прослеживается периодичность в три месяца, то есть "А. Д." вероятно пострадала в декабре прошлого года, и мельхиоровое колечко официантки досталось ей…

Бог мой! Нападения на Валентину и Глафиру, которой досталось кольцо с изумрудом, разделяет почти год. Получается, что псих все это время постился? Почему?! И чье серебряное кольцо псих оставил библиотекарю?… Неужто цепочка началась раньше?! Кошмар!!!

Ладно… Где и как искать "А. Д."?.. Прошерстить в УВД картотеку пропавших женщин?.. А если труп найден, но не опознан, или "А. Д." не обращалась в милицию, сохранив случившееся в тайне?! Нет, есть более надежный способ выяснить, кто скрывается за монограммой… Только бы ювелир, делавший инициалы-кольцо, оказался местным! Их, маститых, в городе не так уж и много…

Через сильную лупу были отлично различимы клейма кольца. Их изучение и одновременное копание в закромах памяти дали неожиданный и поразительный результат… Предвкушая удачу, я сорвал с безымянного пальца правой руки серебряную печатку, которую по настоянию Насти носил вместо золотого супружеского обруча, и нацелил на нее лупу. Клейма совпали! Печатку делал по заказу мой старый приятель, промышляющий изготовлением как ювелирных изделий, так и могильных памятников — неплохое сочетание, правда?..

Недавно Эдик выстроил особняк в городской черте по образу и подобию тех, что издавна сооружают зарубежные ремесленники: первый этаж — мастерская, второй — жилой. Помнится, у ювелира был телефон… Записная книжка как назло пропала с привычного места на углу письменного стола — так всегда происходит с понадобившимися вещами. Я перерыл содержимое всех трех ящиков выдвижной тумбы и обнаружил блокнотик на дне самого нижнего. Интересно, как я умудрился его туда засунуть?

Мне ответила жена мастера. Она сообщила, что Эдик вышел за продуктами в ближайший универсам и вот-вот подойдет. Попросив женщину удержать супруга дома и больше никуда не отпускать, я запер офис и выбежал на улицу…

Фактор времени — вещь неумолимая. Перед ним отступает все. Мне пришлось забыть о своей природной бережливости и тормознуть частника на видавшем виды "Фольсвагене". Наши "жигули" до такого преклонного возраста не доживают, а "немец" проявил почти молодеческую прыть и быстро доставил меня по назначению. Правда, поездка обошлась не дешево, но какой русский не любит быстрой езды, тем более — "верхом на немце"?..

Эдик уже поджидал меня на аккуратном крыльце, к которому вела через палисад дорожка, выложенная каменными плитками. Усадьба выглядела очень презентабельно: без нарочитой роскоши, но добротная и удобная. Мы обменялись с хозяином сердечными приветствиями и устроились в мастерской.

— Кофе будешь? — предложил ювелир.

— Нет, тороплюсь. Даже не спрашиваю тебя, как жизнь: выглядишь сносно, значит все более-менее нормально, правильно?

— Денег у народа нет — нет и у меня работы.

— Не прибедняйся. У бизнесменов бабки есть, а простые граждане эксклюзивные заказы не делают.

— Так-то так…

Объяснив цель своего визита, я предъявил кольцо.

— Мое! — без запинки признал Эдик.

— Заказчика помнишь?

— Мужик… Лет сорок, высокий, седоватый, в очках.

— А фамилия?

— Поищем…

Эдик отпер металлический шкаф и принялся рыться в папках и журналах с учетными документами. Искомую запись он нашел довольно скоро. Изготовление кольца оплатил Александров В. А. Я переписал адрес, дату изготовления и стоимость.

— Разговаривал с ним?

— Как со всеми. Уточнял замысел вещи, обсуждал эскизы.

— Ну и?

— Если не ошибаюсь, мужик намеревался жениться: встретил, де, на старости лет мечту всей своей жизни. Посему обыкновенное обручальное не годилось по причине несоответствия его значимости события.

— Жена, небось, лет на двадцать моложе? — усмехнулся я.

— Нет, меньше… Кажется, на пятнадцать. Заказчик, по-моему, говорил, что она состояла в браке, но развелась ради него, старика. — Эдик захлопнул гроссбух.

По моей просьбе Эдик с кислой миной сел писать свои свидетельские показания, не скрывая отвращения к ручке и бумаге. Тем временем я позвонил в адресный стол УВД, где через знакомую сотрудницу навел кое-какие справки о чете Александровых и, в частности, выяснил, что Дина Павловна родилась тридцать пять лет назад и занимает должность референта… в аппарате мэра города! И возрастом, и социальным положением она выделялась на фоне остальных жертв психа.

Временем я располагал, ибо мы условились с начальником угрозыска, что Ингу в академию проводят его люди, а предупредить девушку вызвался Никодимыч. Поэтому встречу с Диной Павловной не было смысла откладывать в долгий ящик.

В приемной мэра мне без проблем дали телефончик Александровой.

— Дина Павловна? — спросил я, услышав деловое "Да?".

— Слушаю вас. — Голос приятный, чуть с хрипотцой.

— Вам о чем-нибудь говорит обручальное кольцо с монограммой "А. Д."?

Тишина в трубке оглушила меня своей выразительностью.

— Кто вы? — едва слышно выговорила женщина.

— Скорее друг, чем враг. Жду вас через двадцать минут в скверике на набережной. Там, где уже лет сто безуспешно пытаются укрепить берег плитами. Место знакомо?

— Да…

— Вот и славно! Меня вы узнаете по нахальному выражению лица.

Я прервал разговор, проглядел каракули Эдика и откланялся, поблагодарив ювелира за помощь.

Скамеечку, облюбованную мною, с трех сторон обступали густые кусты, делая ее удобной для интимной встречи. Кроны берез заслоняли солнце, но даже в тени возникало желание немедленно умчаться куда-нибудь в район Северного полюса. Мне пришлось расстегнуть три верхние пуговки рубашки, что противоречило этикету свидания с дамой.

На развороченном берегу валялись бетонные плиты. Некоторые частично разрушились в результате длительного природно-климатического воздействия. Битые бутылки, ржавые консервные банки, кривые усы арматуры, местами торчащие из воды, предостерегали любителей позагорать и поплавать от гибельных попыток устроить здесь дикий пляж. Потому даже днем, в жару, никто не рисковал спускаться вниз с прогулочной дорожки. Лишь вездесущие кобели шныряли между плитами, исправно отмечая зоны своего влияния.

Александрова появилась со стороны управления водоканализационным хозяйством, чей забор ограничивал территорию прибрежного парка. Как я узнал ее?… Дама в летнем деловом костюме теплых бежевых тонов, приятно гармонирующем с загорелой кожей и темными волосами, уложенными в модную прическу, тем не менее выглядела белой вороной среди других граждан, прогуливающихся по набережной, ибо нервно вертела головой по сторонам, напряженно вглядываясь в каждого встречного мужчину, и то замедляла шаг, то его ускоряла.

Я поднялся со скамейки и махнул, рукой. Она заметила.

— Добрый день! Присаживайтесь, Дина Павловна.

— Кто вы? — Александрова, в очередной раз оглядевшись вокруг, не спешила воспользоваться моим приглашением.

Лицензия частного детектива ее отнюдь не успокоила, а наоборот еще больше взволновала.

— Где кольцо? — нетерпеливо спросила референт мэра, глядя куда-то вдаль.

Золото празднично сверкнуло на моей раскрытой ладони. Дина Павловна ахнула и наконец-то села на скамью. Затем прикрыла глаза и с видимым усилием произнесла:

— Откуда оно у вас?

— Кольцо снято с убитой девушки. Нам кажется, что убийца оставил его намеренно.

Александрова побледнела и зажмурилась, словно ее навязчиво преследовали какие-то зрительные образы. Поскольку она молчала, я быстро проговорил:

— Кольцо ваше — это установлено точно. Вам его подарил муж ко дню свадьбы пять лет тому назад. Как оно попало к преступнику?

Женщина всхлипнула и спрятала лицо в ладонях. Я не торопил, давая ей возможность прийти в себя. Через несколько минут Дина Павловна справилась с нервами.

— Действительно, это мое… кольцо… — призналась она. — Я его потеряла.

— Ложь! — жестко возразил я. — Однажды в декабре прошлого года вам позвонил мужчина с механическим голосом. Он заявил, что вы ему нравитесь и предложил вступить с ним в интимную связь. Так?

Плечи Александровой тряслись, руки, впрочем, тоже.

— Как… — она не договорила и всхлипнула.

— Схема. Не вы первая, не вы, к сожалению, последняя! Продолжим… Сами будете рассказывать или мне задавать наводящие вопросы?

— Сама.

То и дело останавливаясь, запинаясь и путаясь, Дина Павловна изложила мне свою историю…

Романтическое чувство, толкнувшее ее к Александрову, быстро угасло под гнетом семейных будней. Год назад Дина Павловна увлеклась мужчиной, более подходившим ей по возрасту. Сплетни дошли до мужа — разразился скандал. По ряду причин, о которых Александрова умолчала, развод ее не устраивал (про себя я подумал, что причины носят чисто меркантильный характер, ибо пожилой муж занимал видное положение в промышленных кругах города). С огромным трудом неверной супруге удалось заслужить прощение и установить мир в семье. И вдруг перед самыми новогодними праздниками раздался звонок на работу…

Конечно, возмущенная женщина отшила нахала, но тот продолжал названивать, иногда — и к ней домой. Преследование развивалось по схеме, в точности повторенной психом позже — в ситуации с Ингой: с подбрасыванием порнокартинок в рабочий кабинет Александровой, предметов нижнего белья и т. п. Отличие состояло лишь в том, что здесь ему удалось нанести решающий и хорошо рассчитанный удар: очередной экземпляр белья псих пообещал прислать не самой женщине, а ее мужу, сопроводив посылку "приветом от Димы". Димой звали былое увлечение Дины Павловны. Прекрасно понимая, что произойдет, если псих осуществит угрозу, Александрова сломалась. При очередном телефонном разговоре она согласилась на одну единственную встречу, надеясь, что после этого преследователь отстанет…

— У меня не было выхода! — с болью воскликнула Александрова и прибавила на тон ниже: — Так я тогда считала…

— А сейчас мнение изменилось? — Я не ставил целью задеть ее. Спросил больше из любопытства и желания понять женскую психологию, хотя давно известно, что это — занятие неблагодарное.

— Сейчас, наверное, я бы приняла иное решение…

Дина Павловна крепко сжала пальцы — костяшки побелели.

— Где вы с ним встретились?

— К чему вам? Мне больно вспоминать…

— Подробности интересуют меня лишь в той мере, в которой годятся для поимки преступника, на чьей совести как минимум два убийства.

Александрова достала из сумочки платок и аккуратно промокнула глаза, стараясь не повредить макияжа.

— Вы курите?

— Увы…

— Жаль, — огорчилась она. — Я оставила сигареты на работе…

— Давайте беречь время друг друга.

— Хорошо, — сдалась Дина Павловна. — Это произошло в первую субботу января в моем служебном кабинете.

— Где?!

— Других вариантов я не нашла… Он пришел точно в полдень, как обещал. — Женщина понуро опустила голову.

— Внешность? Одежда? Голос?! — перечислил я, будто вбивая гвозди в память Александровой, чтобы возбудить ее активность в нужном мне русле.

— Мне нечего вам сказать…

— Вы вообще его не видели?

— Почти… Я оставила дверь в кабинет незапертой и ключ в замке изнутри, а сама стояла перед окном спиной к ней, как он приказал.

— И вы не обернулись, когда дверь отворилась?

— Нет, меня просто парализовало от страха… Затем он заперся, подошел ко мне сзади и завязал глаза шарфом.

— Насчет глаз тоже заранее оговаривалось?

— Да.

— Как вы догадались, что это — шарф?

— По ткани и запаху дезодоранта… Не могу, курить жутко хочется!

Я отвлекся от беседы, поднялся со скамьи и стрельнул у проходившего мимо, парня сигарету. Зажигалка нашлась у Александровой в сумке. Дождавшись, пока она прикурит, я помялся и смущенно проронил:

— Ну хоть что-то он вам говорил?

— Нет, просто держал за волосы и дергал, если я что-то делала не так, как он хотел…

На глаза Дины Павловны вновь навернулись слезы.

— И вы не воспротивились тому, что он снял с вас обручальное кольцо?

Александрова промолчала и отвернулась, так как перед нами остановился пенсионер в соломенной шляпе. Окинув нас веселым взглядом из-под редких бровей, он с оптимизмом осведомился:

— Можно присесть, молодые люди?

— Скамейка куплена до конца сезона! — сообщил я, не скрывая раздражения.

— Капитализм, мать его ятить! — враз загрустил дедушка и, смачно плюнув нам под ноги, потрусил дальше — искать остатки собственности общественной.

Дина Павловна с грустью посмотрела ему вслед и выбросила окурок в заросли кустов.

Я напомнил о кольце. По словам Александровой, от пережитого страха и омерзения она впала в состояние прострации. Очнулась, когда в кабинете уже никого не было. Тут и обнаружила подмену: мельхиоровое колечко вместо ее золотого. Для того, чтобы как-то оправдаться, перед мужем, она инсценировала ограбление в подъезде своего дома: будто бы злоумышленники сняли обручальное кольцо и норковую шапку (шапку Александрова спрятала за трубой мусоропровода, а потом унесла на работу и продала, купив взамен новую). Муж настоял на вызове милиции. Приехала опергруппа и все оформила, как положено… С тех пор человек с механическим голосом больше не давал о себе знать.

— Мельхиоровое кольцо сохранилось? — с надеждой поинтересовался я.

— Нет, выбросила, естественно…

Теперь предстояло самое трудное и важное. Александрова была единственной из жертв, которую псих не душил, то есть "процесс" она пережила, находясь в сознании.

Я с минуту поразмыслил и проговорил:

— Вы должны понимать, как важна каждая мелочь для изобличения преступника. Что необычного в его поведении вам запомнилось?

Александрова закинула ногу на ногу и скрестила руки на груди. Некоторое время она сидела молча, вперив взгляд в бордюр прогулочной дорожки.

Собравшись с силами, женщина назвала две вещи, одна из которых выглядела очень эксцентрично, но объясняла кое-что, уже нам известное, а вторая… Вторая, даже по мнению самой Дины Павловны, могла оказаться ошибочной, так как мысль о ней родилась у Александровой позже, когда случившееся возвращалось к ней в виде кошмарных воспоминаний.

Шеф сидел в углу служебной "оранжереи" начальника угрозыска под резными листьями экзотической пальмы. Сам Сысоев по-прежнему прел в своем старомодном костюме, расхаживая по пространству, свободному от тумбочек и столиков с горшками и вазончиками. Окна были распахнуты настежь, что вовсе не прибавляло свежести в помещении.

— Жаль, нет второго дерева — тень как-никак! — позавидовал я Никодимычу, выбирая, где присесть.

— Кепку бы снял для приличия! — пристыдил Митрич.

— Далась вам всем моя кепка!

На кактусе она смотрелась ничуть не хуже, чем у меня на голове, но фамильярное обращение с растением Митричу не понравилось. Он снял головной убор с колючего манекена и швырнул мне на колени.

— На пожарище выехали? — спросил я у ревнителя правил хорошего тона.

— Выехали, — нахмурился тот. — Мне, между прочим, пришлось вас перед руководством управления выгораживать.

— Останки нашли?

— Нашли, но пока ничего полезного для дела нет.

— По нулям, — горестно поддержал шеф. — Все под контролем: дома Назаровой и ее подружки Зойки, квартира Листовых… Приметы бородатого розданы в постовую службу, в ГАИ. Митрич, вон, группы оперов в штатском бросил на рынки, вокзалы и в прочие места возможного появления психа.

— Инга в академию ушла?

— Не боись — мои сопровождают, — сухо заверил подполковник, задетый тем, что я перебил шефа, отмечавшего заслуги начальника угро.

А что особенного? Обычные меры, всегда принимаемые при облаве — только и всего.

— Как поживают потенциальные кандидаты в психи? — спросил я обоих.

Ответил Никодимыч:

— Вуколенко, Геллер и Мухин взяты в оборот. Они сейчас находятся здесь, в управлении.

— Учитывая повышенную общественную опасность преступника, решено всех подозреваемых задержать на трое суток — там видно будет, — дополнил шефа Сысоев.

— Ни хрена себе! Ну, вы даете, ребята! — искренне поразился я.

Сам бы Митрич на такой риск не пошел без санкции начальника УВД. Стало быть, на главного милиционера города произвели впечатление события, раскопанные нами.

— Вадика дома взяли? — Я вспомнил о бабушке, жаждущей ремонта.

— Дома, — подтвердил шеф. — Бывший танцор не отрицает факта посещения ночного клуба с вполне определенной целью: хотел снять бабу… Чего он в итоге и добился, уведя брюнетку в красном на лавочку за углом, а какие-то идиоты устроили в кустах разборку, испортив ему обедню в самый неподходящий момент!

У меня не было никакого желания и дальше заострять внимание на данном эпизоде, потому я поспешил перевести разговор на обсуждение алиби тройки подозреваемых.

Сысоев сразу заскучал: все трое клялись, что в девять вечера пятницы и близко не подходили к Дворцу, называя конкретные места своего пребывания в то время. О версии Мухина, согласно которой он трудился на даче, я помнил. Люди Митрича как раз и занимались перепроверкой его слов, равно как и показаний Геллера и Вуколенко.

— Почему Саша на час раньше покидал репетиции в танцевальном даже тогда, когда по пятницам не выступал в ночном клубе? — задал я давно волновавший меня вопрос.

— По привычке, — усмехнулся Никодимыч. — Тратил лишний час на Ольгу — свою партнершу по шоу.

— Как объясняет пропажу бороды из ящика трюмо? — Теперь я посмотрел на Митрича, приглашая ответить его.

— Мимо! — "успокоил" меня подполковник. — Перед вчерашним выступлением Геллер переложил весь грим в левую тумбочку, куда ты, Костик, не догадался заглянуть.

В который уже раз приходится соглашаться с тем, что все сложное на самом деле оказывается простым. Но отступать не хотелось, и я все же спросил:

— Проверили?

— Прошло всего полчаса, как я отправил своих в "Рапид" — новостей пока нет, — сказал начальник угро. — Но ты особо не надейся: сдастся мне, что Геллер не врет.

— Он мог сегодня утром зайти в клуб и положить бороду на место, — высказал сомнение Никодимыч, разделяя мои подозрения.

— Посмотрим, — пожал плечами Сысоев. — С Перчаткиным тоже сложно. Твердит, будто бы бродил по вечерней набережной в гордом одиночестве. Жадова только привезли — я еще не в курсе. Ты разобрался с братом Довган?

Настала очередь отчитаться и мне…

Мои открытия, сопровождаемые демонстрацией обручального кольца с монограммой, произвели впечатление как на шефа, так и на Митрича. Когда я завершил выстраивать предполагаемую последовательность жертв психа, Сысоев не на шутку разволновался.

— Почти целый год крепился, а затем как прорвало! — воскликнул он, снова покинув место за своим рабочим столом и возобновляя беготню по оранжерее. — А ты не допускаешь, что псих просто приберегал кольцо с изумрудом?

Я покачался на задних ножках стула, задумчиво теребя губу, и возразил:

— Нет! Хотя логика у психа и больная, но он ее придерживается. Скорее, были какие-то объективные обстоятельства, заставившие его на время притихнуть.

— Может, повлияла смерть Валентины? — предложил версию Никодимыч. — Первая кровь — к этому надо привыкнуть… Да и разоблачения боялся.

— Не исключено, — согласился я и выложил то, что сказала мне Дина Павловна в завершающей части нашего с нею разговора.

На лице Митрича появилась растерянность.

— Протез? — не поверил он.

— Фаллоимитатор, — пояснил я. — Он пристегивается ремешками к бедрам. Вот почему эксперты не обнаруживали у жертв следов спермы!

— Так псих — левша, и вдобавок — импотент?!

Реплика подполковника повисла в воздухе.

Никодимыч остервенело чесал нос, морща одновременно лоб. Он явно пытался что-то вспомнить. Сам Сысоев невидящим взглядом пялился на примулу в ближайшем горошке (а, может, настурцию — я не силен во флоре).

Наконец, шеф переварил мою информацию и многозначительно повел бровями. Я понял, что можно высказываться дальше.

— Коробейников!

— Что Коробейников?! — резко обернулся ко мне Митрич.

— Он подписывал свои показания левой рукой. — Шефу хотелось показать, что его голова соображает ничуть не хуже моей. — Руслан Сергеевич мог вернуться на четвертый этаж через пожарную лестницу, а при нашем вмешательстве спрятаться у себя в комнате.

— В вокальном классе! — уточнил я для подполковника.

Сысоев продолжал недоумевать.

— Вы же твердили, что маэстро — педик?!

— Если разобраться, то отнесение его к сексуальному меньшинству основывается лишь на внешних впечатлениях и слухах, порожденных его же учениками. — Я пересказал Митричу анекдот про ежика и кактус, который ранее рассказывал шефу.

— Вы оба спятили! — Начальник угро даже не улыбнулся.

Пришлось перечислить конкретные доводы в пользу коллективной гипотезы сыщиков агентства "Мистер Холмс": легкая походка профессионального танцора, ловкость и артистизм, возможность взять ту же накладную бороду в реквизиторской Дворца, характерный запах, в чем мы с шефом убедились при визите маэстро к нам…

— Дабы отвести от себя подозрения, Коробейников подставил Мухина, утверждая, что тот якобы в среду заходил на четвертый этаж, во время занятий танцевального! — закончил я.

Митрич молча шнырял по кабинету, натыкаясь на тумбочки и столики. Затем, встал, как вкопанный, посередине комнаты, и сердито проговорил:

— Если мы ошибемся — не отмоемся. По-вашему, бороду, джинсовый костюм и прочее он использовал для того, чтобы косить под… Вуколенко?!

— Нет, Вадик отпустил бороду сравнительно недавно, — возразил Никодимыч. — Скорее, совпадение… Собственно, не так уж и много общего: только борода и джинсовый костюм.

— Коробейников… В голове не укладывается! — громко и честно признался Митрич, сев за свой рабочий стол.

И у меня плохо укладывалось, но я предпочел о том не распространяться — пока! — и авторитетно объявил:

— Есть план!

Идея начала подспудно вызревать еще на завершающей стадии моего разговора с Александровой. Теперь в ходе обмена мнениями с коллегами она окончательно взошла и приняла вид красивого пирога, который не стыдно подать на стол. Девизом задуманного можно было считать поговорку: "Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе".

Первым на правах хозяина дал оценку Митрич:

— Не пойдет! Твоя затея пахнет провокацией.

Поскольку шеф молчал, мне не оставалось ничего иного, как лезть в драку одному.

— Скажите, уважаемый начальник, у вас есть доказательства, годные для предъявления психу?

Сысоев промолчал, делая вид, что проверяет перекидной календарь: все ли странички на месте.

— Эй! — окликнул я, отрывая подполковника от увлекательного занятия. — Подготовительную работу берет на себя сыскное агентство "Мистер Холмс". Если выгорит — лавры достанутся милиции, если нет — угрозыск в стороне. Вали все на нас!

— Как же! Однажды свалил. С вас — что с гуся вода, а меня проверяющие замучали…

— Ты о пареньке, который бегал по городу с луком и кинжалом? — проснулся Никодимыч.

— О нем, родимом, — поморщился Сысоев.

Два года прошло с тех памятных дней, когда юноша, начитавшийся в детстве книжек о Робин Гуде и долгое время вынашивавший план мести за погибшего отца, на почве чего получил сдвиг по фазе, встал на тропу войны и принялся гоняться за постаревшими убийцами, один из которых успел стать заместителем городского головы. Последнего настиг клинок, а его соучастника — стрела молодого воина. Нам тогда удалось выйти на преступника, но, как и сейчас, прямых улик против него не было… Помогла "провокация", в результате чего преступник наломал дров, изобличил сам себя и… Нет, гибель стрелка в наши планы не входила, но так уж судьба распорядилась.

Шеф разделил сомнения Митрича.

— Коробейников — не чета мальчишке, — сказал он. — Псих изворотлив и хитер. Клюнет он или нет — бабушка надвое сказала, но понять, что раскрыт и обложен — поймет. Ляжет на дно и затаится.

— Не ляжет! — воскликнул я и даже встал со стула от волнения. — Нынче у него одно на уме: разобраться с Ингой и с нами. Четвертая мишень послужит новым раздражителем: псих неизбежно переключит внимание на свеженькую обидчицу — психология, дорогие мои!

— Твоя психология, дорогой мой! — язвительно подчеркнул подполковник. — Я бы не рисковал. Инга надежно охраняется. Ежели надо — приставим ребят и к вам обоим, к той же Александровой. Не спеша поводим маэстро, изучим его прошлое, сделаем негласный осмотр квартиры, найдем бороду и другие причиндалы, а уж после этого…

— Похороним еще кого-нибудь, о ком не знаем мы, но знает он! — прервал я разглагольствования Сысоева. — Ведь чье-то кольцо он надел Валентине!.. Ты гарантируешь, что псих, не имея возможности добраться до Инги и до нас, не рассвирепеет и не обратит злобу в другом направлении?!

Нет, такой гарантии Митрич дать не мог и промолчал. — Красиво излагаешь, — похвалил меня шеф.

Ощутив, что чаша весов склоняется в мою сторону, я проговорил, обращаясь к начальнику угро:

— К слову, мне не обязательно подходить к началу занятий танцевального. Явлюсь, скажем к половине восьмого, а с шести твои люди займутся берлогой маэстро — все, так сказать, в комплексе.

Последнее Митричу, кажется, понравилось.

— Ладно, рискнем, — сдался он. — Больше всего меня тревожит проблема безопасности. Не дай Бог…

— Это — забота угрозыска, — укоротил его Никодимыч, обладавший ценным для руководителя качеством: не прозевать момент, когда в споре наметился перелом, и успеть принять сторону того, чья линия начинает побеждать. — Подключишь "наружку". Да и у тебя в отделе людей достаточно. Или ты вообще собираешься ждать, когда мы приведем психа под белы рученьки прямо сюда?

"Браво, шеф!" — мысленно похвалил я.

— Семь бед — один ответ! — Сысоев рубанул ребром ладони по торцу столешницы. — Займемся деталями…

Обсуждение стратегии и тактики намеченной баталии уложилось примерно в час. Времени на подготовку у Сысоева осталось крайне мало, и он убежал к личному составу, озадаченный и озабоченный. В отличие от угрозыска наши с шефом приготовления я бы назвал морально-психологическими, а ничто так не поднимает дух, как еда. Помятуя об этом, Никодимыч решил провести оставшееся время в офисе: погонять схему моего поведения и, заодно, попить чайку с бутербродами.

Возле подъезда, рядом с которым на кирпичной стене выделялась литая металлическая доска с названием славного сыскного агентства, собралась небольшая толпа. В центре внимания соседей была, конечно же, Клавдия Емельяновна.

— Дура ты! — отчитывала бабуля молодуху, жившую где-то на верхних этажах. — И Серега твой — дурак! Нравится браниться — пожалуйста. Сколько хочете! Но почто по общей лестнице с веником бегать?

— Так он погнался за мной, — плаксиво отговаривалась девушка.

— Ну и что? — вмешалась другая соседка в переднике. — У всех случается. Ты видала, чтоб я от своего на люди бегала и весь дом на ноги поднимала?

— Цирк! — хихикнула Клавдия Емельяновна. — Мужик бабу бьет от любви. Радуйся, дуреха!

Обойти сходку мы с шефом не могли. Пришлось врезаться в самую гущу.

— В чем дело, товарищи женщины? — весело спросил я, мягко отстраняя в сторону ту, что не бегала от драчуна-мужа.

— Костя! — обрадовалась Клавдия Емельяновна. — Вот ты — мужик…

— Есть сомнения?

Вопрос вызвал улыбки и даже смех.

— Я серьезно! — Бабуля подбоченилась — прямо хранительница общественного спокойствия: не больше — ни меньше. — Рассуди! Она, — коричневый палец уперся в пышный бюст молодухи, — поссорилась с сожителем и треснула его по морде. Серега не стерпел — схватился за веник. Ну и начали шнырять по подъезду: вверх — вниз. А тут дети малые ходят, старики…

Произнося последнее слово, Клавдия Емельяновна кивнула на товарку в переднике, которая была моложе ее лет на десять.

— Непорядок, — серьезно согласился я. — Веник — ерунда, вот если бы сковорода… Мы, юристы, относим некоторые кухонные принадлежности к оружию. И чем гонки кончились?

Мое любопытство охотно удовлетворила третья домохозяйка, обрадованная возможностью поучаствовать в дебатах:

— Серегу милиция увезла, а Тонька теперь локти кусает!

— Пьяный он дурной — то верно, — вздохнула Клавдия Емельяновна.

Женщины ждали мнения подвернувшегося мужика, обратив взоры на меня.

— Семейные отношения — дело тонкое. Некрасиво вмешивать, в них посторонних людей. Я бы, например, никогда… — Сердце кольнула иголочка.

— Ты чего? — обеспокоилась Клавдия Емельяновна, видя, что я застыл с открытым ртом.

Ничего не слыша и ничего не видя, я вошел в парадное и открыл дверь офиса. Шеф уже находился там, не разменивая себя на чесание языком с соседями.

— Ты чего? — задал он тот же вопрос, что и бабуля минутой раньше.

— Да так…

Мне захотелось посидеть одному в своем кабинете и подумать. Никодимыч не стал спорить, занявшись приготовлением легкого ужина: для "тяжелого" в нашем холодильнике просто не нашлось продуктов…

После двух коротких, но весьма содержательных телефонных разговоров, у меня в ушах стоял колокольный звон, сквозь который не сразу пробился зуммер аппарата, зазвонившего на моем столе. Никодимыч опередил и по параллельной линии успел назвать гордое имя нашей фирмы.

— Наконец-то, — протрещал псих. — Куда пропали? Я третий раз звоню!

— А хоть бы и тридцать третий! — обозлился шеф.

— Вы приставили к девочке ментов и нарушили правила игры. Мне приходится отвечать тем же. Послушайте внимательно это…

Раздался щелчок, затем — тихое потрескивание и взволнованный девичий голосок:

— Меня зовут Ниной… Умоляю, сделайте так, как он говорит… Я боюсь! Он меня убьет!.. Он…

Новый щелчок и вновь хрипение подонка:

— Ну как, нравится?

— Чего ты хочешь?

Мне показалось, что шеф, прослушав запись короткого монолога заложницы, слегка растерялся.

— Благодаря вам, у меня стало слишком много врагов, — изрек псих. — До всех не добраться… Но вы двое — самые противные! Вы вторглись в мою жизнь, украли у меня моих жен! Я ненавижу вас!

Он сорвался до почти истерического крика, искаженного своим проклятым приборчиком.

— Короче! — резко оборвал гаденыша Никодимыч, успевший овладеть собой.

— Предлагаю обмен: жизнь одного из вас на жизнь Ниночки!

— Почему одного, а не двоих? К чему скромничать?

Я представил недобрый огонь, наверняка вспыхнувший в глазах моего начальника.

— Двоих — слишком просто. А так вам придется выбирать между собой, и этот выбор оставшийся в живых не забудет до могилы! — Он снова ржаво заржал.

Мне подумалось, что у ненормальных недостаток ума в общепринятом понимании компенсируется перестройкой серого вещества на определенную волну и на той волне происходят всплески изощренной сообразительности, на которую способен далеко не каждый обыкновенный человек.

— Допустим, условие принимается, — глухо проговорил Никодимыч. — Что дальше?

— Дальше неудачник в назначенное время поднимется на крышу дома, указанного мною, и прыгнет вниз. Сам!

— А если не поднимется?

— Тогда прыгнет Ниночка. Забоится — помогу я. — Очередной приступ безумного веселья.

— Время встречи?

— В восемь вечера.

— Который дом?

— Ха, нашли дурака! Машина есть?

— Машина? — Шеф замешкался, но быстро сориентировался: — Найдем.

— Он от вас в пяти минутах езды. Позвоню с запасом — без пятнадцати восемь. И не вздумайте звать ментов, если не желаете, чтобы и они наблюдали за дамским прыжком без парашюта. Кстати, во избежание недоразумений, предупреждаю: в одну минуту девятого девушка уже рискует заглянуть в окошко десятого или, может быть, даже шестого этажа… Поиграем?

— Ты, дрянь, понимаешь, что у нас нет выбора, — сердито бросил Никодимыч. — Сверим стрелки.

Псих назвал время на своих часах и добавил:

— Не трудитесь выяснять, из какого автомата звоню. Я не повторяюсь!

Он повесил трубку. Я свою тоже и стремглав вылетел в приемную.

— Слышал… — понял по моему виду шеф и проворчал: — Он, видишь ли, не повторяется!.. Что скажешь?

— Мы ошиблись: это — не Коробейников.

— Ой ли?! — Шеф не удержался от мрачной иронии и схватился за спасительную сигарету.

Настенные часы показывали без четверти шесть. Никодимыч перехватил мой взгляд и сказал:

— Маэстро мог позвонить по дороге на занятия. Около Дворца есть пара автоматов.

— Да не он это! — упрямо вскричал я. — Откуда Руслан узнал о моей напряженке с Настей?!

— Прямо навязчивая идея! — вспылил шеф. — И кто же новый кандидат?

После собственных размышлений, а также — переговоров с абонентами, предшествовавших звонку психа, я назвал его имя, не задумываясь и уже не сомневаясь.

— Очередной бред! — заорал Никодимыч и в сердцах ткнул окурком в пепельницу, стоявшую на журнальном столике и, не рассчитав силы, сбил хрусталину на пол. Пепел высыпался на палас.

Как ни странно, но случившееся отрезвило нас обоих.

— Говори! — приказал начальник, плюхнувшись на диван.

— Размышляя о трех путях, которыми псих мог завладеть ключом от одной из комнат рядом с танцевальным классом, мы не учли четвертого пути…

— Какой?

— Ключа у него попросту не было!

У шефа отвалилась нижняя челюсть.

Я взял со столика очки, забытые Коробейниковым, напомнил Никодимычу о первом нашем посещении класса вокала, когда там репетировал Мухин, и продолжил мысль:

— Мы совершенно упустили из виду накладной замок, имеющий свойство автоматически защелкиваться! Инга тоже говорила, что Коробейников "всегда захлопывает дверь". Вера в педантизм маэстро, отмеченный всеми его учениками, сыграла с нами злую шутку!

Глядя на очки маэстро в моей руке, шеф тихо проговорил:

— Человек скорее не заметит своей ошибки в регулярно воспроизводимых действиях, чем в разовых.

— Верно! Иногда замки дают сбои… Так случилось и вечером в пятницу, а Руслан Сергеевич, уходя домой, не обратил внимания на отсутствие привычного треска сработавшей защелки…

— И псих, услышав, как мы ломимся в коридор, в панике ткнулся в первую попавшуюся дверь, боясь, что не успеет уйти через гримерную? — догадался Никодимыч.

— Да! Псих спокойно дождался нашего ухода, а во второй раз замок сработал исправно, поэтому, Коробейников, придя в воскресенье на работу, нашел дверь запертой и ничего не заподозрил!

По мере дальнейшего ознакомления с моими доводами, шеф все активнее ерзал задом по матовой коже обивки, будто сквозь нее ему в тело впивались все новые и новые гвозди. Хотя, откуда там быть гвоздям?!

— Не железно, но имеет право на жизнь, — подытожил он мою версию. — Только опять бездоказательно.

Я посчитал нужным заострить внимание начальства на том, что псих и без нашей помощи предпринял действие, его уличающее. Этим нам и следует воспользоваться.

Брать психа в собственной берлоге? Можно, коль застанем… Только чем потом привязать его к захваченной девушке? Опять останемся без улик… Вычислить дом, крышу которого псих избрал для разборок с нами? Куда вернее, но с ходу невозможно: в радиусе пяти минут езды от офиса наберется несколько десятков многоэтажек. Сперва надо ответить на вопрос, где он прячет девушку по имени Нина и как собирается доставить ее на крышу. В восемь еще достаточно светло — не отправится же он туда с нею под ручку!

И тут Никодимыч выдал:

— Ты не допускаешь, что заложница уже на крыше?

— Каким образом она на нее попала?

— Прикинем обстоятельства и время захвата девушки. Резонно полагать, что такая мысль возникла у психа сегодня во второй половине дня после того, как он увидел Ингу, идущую в академию в сопровождении людей Сысоева. То есть времени на тщательную подготовку захвата псих не имел.

— Если Нина — его знакомая, то он мог заманить ее к себе домой или еще куда… — высказался я.

— Вряд ли. Он хитер и не мог не понимать того, что жертва, узнав об уготованной ей участи при записи на диктофон обращения к нам, добровольно на крышу с палачом не пойдет, а эксцессы ему ни к чему…

До меня дошло, куда клонит Никодимыч.

— Лифт! — Я освободил кресло, в котором все это время пребывал: когда сильно нервничаю, то не люблю сидеть, а предпочитаю бродить.

Да, самый удобный способ: подловить одинокую женщину в лифте, под угрозой, скажем, ножа заставить подняться на последний этаж, а оттуда — на крышу.

— Слушай, по-моему, он проговорился и, тем самым, дал нам ниточку… — задумчиво протянул шеф.

— Да?! Какую?

— "Рискует заглянуть в окошко десятого этажа"… Я правильно запомнил?

— Девятиэтажки отпадают, остаются дома в двенадцать этажей и выше! — живо откликнулся я.

При мозговой атаке на решение какой-то проблемы мышление участвующих в ней обостряется и рождаются нестандартные ходы, которые в обычных условиях никогда бы не получились. Так вышло и на сей раз…

— Интересно, откуда он собирается нам позвонить? — Никодимыч тоже встал с дивана, и теперь мы оба блуждали по комнате встречными курсами.

Действительно, любопытно… Максимум через пять минут после звонка псих должен быть наверху, чтобы завершить последние приготовления. Автомат у подъезда дома? Но вдруг лифт будет занят или, того хуже, сломан?

— Радиотелефон! — выкрикнул я, резко затормозив в центре приемной.

Никодимыч не ожидал такого маневра и наступил мне на ногу.

— Какой радиотелефон?! Он кто по-твоему, Фантомас? Ты еще скажи, что за психом прилетит вертолет и снимет его с крыши прямо у нас из-под носа! — скептически заявил шеф, прерывая полет моей фантазии.

Напрасно прервал. В наше время бытовые радиотелефоны перестали считаться роскошью, а некоторые далеко не самые крутые и доступные модели позволяли принимать сигнал в радиусе километра от базового аппарата.

Выслушав мой комментарий, Никодимыч поубавил скепсиса и проговорил:

— Ну хорошо… Если ты прав, то выбор психа соответствует следующим требованиям: дом имеет не менее десяти этажей, расположен вблизи его собственной квартиры или иного помещения, где установлен используемый им радиотелефон, а также — не столь уж далеко от нашей конторы.

— Кажется, я знаю похожее место…

— Где?! — От волнения Никодимыч аж задохнулся.

Я назвал координаты.

— Далеко же! Какие пять минут машиной? Бери все десять! — засомневался он.

— Нет, закрыв глаза на знаки, вполне можно уложиться!

Шеф почесал кончик носа и неуверенно спросил:

— Рискнем?

— Есть другое предложение? Лично мне помирать неохота…

Начальник в очередной раз кинул взгляд на часы и тихо проронил:

— В нашем распоряжении один час и двадцать семь минут, если псих будет точен со звонком.

— В конце концов успеем к тому времени вернуться в офис и выехать туда, куда он укажет, — рассудил я. — Неудачника из нас двоих выберем по дороге.

Услышав последнее предложение, Никодимыч как-то странно на меня посмотрел. А что? Я же не дурак, чтобы добровольно сводить счеты с жизнью?!

Две "свечки" в четырнадцать этажей высились на берегу Ольшанки, отделенные от других домов жилого массива полоской земли, заросшей молодыми березками и кустами акации. Густую траву прорезали вытоптанные тропинки и заасфальтированные дорожки — то ли одичавший сквер, то ли слегка облагороженный лесок.

Сюда, на предполагаемое место встречи с психом, мы прилетели на "частнике", не теряя времени на поиски Пилюгина или другого знакомого водителя. Вся закавыка заключалась в этом слове — "предполагаемое": ошибка влекла за собой такие последствия, о которых не то что говорить — даже думать не хотелось…

Вспугнуть психа мы не боялись, ибо сошлись во мнении, что лучше взять его в обществе заложницы заранее, не доводя дела до ее выхода на край крыши. Не столь эффектно, зато надежно. Ведь нельзя предсказать, как поведет себя маньяк при угрозе провала своего замысла, если, например, обреченный детектив в последний момент категорически откажется прыгать и, того хуже, попытается освободить девушку или милиция, все-таки оповещенная нами, примчится и окружит дом, отрезая психу пути отхода… "Нормальный" преступник, безусловно, воспользовался бы заложницей, как щитом, обеспечивающим ему возможность выкрутиться. Однако предсказывать действия психа в критической ситуации — что искать грибы в зимнем лесу: возьмет и столкнет девушку с крыши, а потом бросится вниз за нею следом…

— С какого начнем? — Никодимыч задрал голову, обозревая верхушки обеих "свечек", словно надеялся увидеть там зловещую фигуру.

— С ближнего к нам. — Такой выбор мне показался естественным.

— А я бы — с того, что у реки.

— Да, там с крыши вид, наверное, красивее, — слегка поддел я начальника.

— Ладно, — насупился он, подчиняясь младшему коллеге и беря курс на первый.

Подле домов кипела жизнь. Младшее поколение жильцов копалось в песочницах и резвилось в пыли, дети постарше катались на велосипедах, гоняли мяч и прыгали через скакалки. Степенно прогуливались бабушки и дедушки, зорко поглядывая на внучат, чьи мамы, придя с работы, готовили ужин, а папы читали газеты, отдыхая на диванах после напряженного трудового дня.

На нас никто не обратил внимания. Только в лифте мужчина справился, на какую кнопку нажать.

— Последнюю, — сухо сообщил шеф.

— Значит, до конечной вместе, — улыбнулся попутчик. Здесь наши дорожки разошлись: он направился налево, я же повел Никодимыча в противоположную сторону — через общий балкон на лестницу: дом приходился близнецом моему, поэтому опасность заблудиться нам не грозила.

Стараясь ступать неслышно, мы преодолели еще один лестничный пролет и очутились перед дверью, обитой оцинкованным железом. Ушки под навесной замок пустовали, прорези для отпирания врезного не было.

Внезапно нахлынуло волнение, по телу пробежала нервная дрожь. Шеф тоже выглядел возбужденным.

— Что там? — еле слышно спросил он.

— Хрен его знает! — столь же тихо признался я. На том мои познания в архитектуре дома заканчивались.

Никодимыч вынул пистолет и, аккуратно сняв его с предохранителя, красноречиво кивнул мне, что следовало понимать так: ты врываешься, а я тебя прикрываю.

— Может, наоборот? — Я тряхнул сумкой-визиткой, ощутив приятную тяжесть лежащего в ней "макарова".

Шеф сдвинул брови и кивнул повторно: знаем мы тебя — ты сразу начнешь палить!

Подчинившись приказу, я толкнул дверь и прыгнул вперед… Ничего страшного не произошло. Мои штиблеты встали на твердую почву. Над головой — бетонные плиты перекрытия, вокруг — голые кирпичные стены. Справа — еще одна дверь с мощным складским замком и табличкой "Посторонним вход воспрещен!", слева — пустой дверной проем, через который открывался чудесный вид на голубое небо. Из проема доносились приглушенные голоса.

Никодимыч, будто конвоир, подтолкнул меня в спину пистолетом. Я с обидой обернулся и, узрев перед собой указательный палец начальника, понял, что на крышу мне предстоит выйти в одиночку…

Солнце неспешно клонилось к закату, но на высоте сорока с лишним метров от земли его лучи грели не менее яростно, чем днем внизу. Вероятно, эту особенность открыли для себя молодые люди, устроившие тут, на верхотуре, своеобразный пикничок. Причем открыли давно, о чем свидетельствовал комфорт, с каким они устроились: раскладушки, надувной детский бассейн с водичкой, раскладной столик с прохладительными напитками и, наконец, магнитофон. Загорелый парнишка склонился над ним, меняя кассету. Он, как и четверо его приятелей и приятельниц, был абсолютно нагим, что несомненно прибавляло обстановке пикантности.

Появление чужака, к тому же — взрослого, ничуть не смутило компанию. Две девушки продолжали нежиться на ложах, не потрудившись хотя бы перевернуться на живот, а третья, стоя лицом ко мне, насмешливо произнесла:

— Привет, дядя!

У меня возникли трудности с подбором ответных слов. Паренек запустил "шарманку" и обернулся.

— Ты нам мешаешь, — коротко и ясно объявил он, поигрывая накачанной где-нибудь в подвале мускулатурой.

За моей спиной раздался шорох. Я скосил глаза: привлеченный музыкой, Никодимыч покинул пост прикрытия. К счастью, шеф догадался убрать оружие.

— Еще один! — весело сосчитала девушка.

Ее подружки уселись на раскладушках, чтобы тоже посмотреть на нас. Второй молодой человек снял солнцезащитные очки, готовый помочь товарищу отстоять владения, в которые вторглись непрошеные гости.

Не желая никому усложнять жизнь, я повернулся, готовый покинуть пляж и не мешать ребятам предаваться отдыху. Никодимыч последовал моему примеру и шагнул обратно в проем.

— Козлы! — ударило мне в спину.

Кирпичный куб над механизмами подъема лифтов, закрывал нас от соседнего дома и псих, если сейчас торчал там на крыше, ничего не мог видеть. Жаль, но мы не располагали лишней минуткой, иначе я бы непременно преподал голому мальцу урок хороших манер, а так ограничился только тем, что запомнил его наглую рожу…

— Н-да, ну и молодежь пошла! — глубокомысленно обронил шеф, когда мы спускались вниз, но, глянув на часы, мигом подобрался и напомнил: — Осталось пятьдесят две минуты!

Драгоценное время испарялось… Первый дом — мимо. Счет пока "один — ноль" в пользу психа?..

На переход во вторую "свечку" и подъем наверх ушло еще десять минут. В отличие от предыдущего дома, здесь на оцинкованной двери болтался замок.

— Пляжа нет — это плюс, — проговорил Никодимыч и чуть побледнел.

Наверное, он мог бы назвать и минус (на крыше нет и психа!), но не решился, ибо боялся тем самым признать вслух нашу ошибку. В панику я не ударился, хотя, честно признаться, мне тоже сделалось не по себе.

Шеф подергал замок — бесполезно. Затем поднес пальцы к носу, сморщился и полез за платком.

"Смазка!" — выстрелило у меня в мозгу. Я отпихнул Никодимыча в сторону и пару раз хорошенько треснул кулаком по двери.

— Ты зачем…

— Ша! — оборвал я и приложил ухо к железу.

Послышался звук, отдаленно напоминающий отчаянное мычание домашнего животного, находящегося за километр от деревенской околицы. Повторные удары приведи к тому же результату.

— Там кто-то есть! — просипел я, ибо мой голос внезапно осел.

— Кто?! — выдохнул шеф.

Более дурацкий вопрос трудно придумать…

Сквозь прорехи в нагромождении огромных электродвигателей, колоссальных шестеренок, каких-то штанг, тросов и прочей железистой белиберды, составлявшей систему подъема лифтов, мне хорошо было видно дверь — ту, что украшала предупреждающая надпись на внешней стороне — и Нину, лежащую в углу на куске грязного упаковочного картона.

Половина восьмого…

Добрался Никодимыч до офиса или нет? Поймать тачку — не проблема, да мало ли что… Он не стал тратить время на выслушивание жалоб девушки (мы угадали: ее захватили в лифте, но вместо ножа фигурировала старомодная опасная бритва) и почти сразу оставил нас вдвоем: вдруг псих все же воспользуется не радиотелефоном отсюда, с крыши, а позвонит по телефону-автомату, замеченному нами на стене прямо у входа в подъезд?.. Безответные гудки, чего доброго, наведут его на мысль: ребятки что-то затеяли — надо линять… Пусть лучше принимает Никодимыча за жертву нашего жребия и поднимается ко мне!

Семь часов тридцать две минуты…

Черт! Что там еще колется в заднем кармане брюк?.. A-а, то мои блистательные штатовские отмычки! Лучше переложить в кармашек сумки-визитки, куда я догадался их сунуть перед уходом из агентства… Не весь набор, естественно — лишь пяток универсальных… Видно, сам Господь руководил моей рукой!.. Сломанный навесной замок на дверях с лестницы — сигнал психу поворачивать назад. А так — получилось вполне культурно: шеф вернул замок на место и защелкнул дужку.

Тридцать четыре минуты восьмого…

Возможно, я и сумел бы забраться на крышу с общественного балкона, соединяющего лестничную клетку с лифтовой площадкой… Однако к чему лишний риск? Я же не киногерой, чтобы на такой высоте ползать по отвесной стене, ломая ногти в щелях кирпичной кладки… И потом, в Голливуде за трюки платят несравнимо больше, чем тянет страховка, которую получит Настя после моего погребения… Нет, кремация выглядит предпочтительней… Тьфу! Что это я о грустном?!

Семь часов тридцать шесть минут…

Нина — молодцом! Услышала мой стук, сумела, связанная по рукам и ногам, подкатиться к двери своей темницы, встать на колени и подать голосом знак… Подала, как сумела: во рту-то кляп торчал!.. Псих внутренний замок вышиб, затаскивая сюда Нину… Жаль, что дверь открывается внутрь тюремной камеры с шестеренками, а то расторопная девушка добралась бы и до той, с навесным… Всем бы бандитам таких заложниц — милиции никаких сложностей при задержании!

Тридцать восемь минут восьмого…

Симпатичная девочка… С ее ногами можно вообще не носить юбки — не стыдно… Воистину не знаешь, где найдешь — где потеряешь… А шла Ниночка на день рождения… Вот и ходи в гости к подругам после такого выкрутаса судьбы!.. Завозилась… Конечно, устала в путах. Только мы с Никодимычем не заставляли: попросить помочь — попросили, но на добровольной основе… Ничего, не долго бедняжке маяться, зато воспоминаний — на всю оставшуюся жизнь!

Семь сорок…

Проклятье! Почему молчит портативная рация?! Мы условились, что шеф подаст сигналы кнопкой вызова, чтобы не слишком шуметь: один раз — "я на базе", два раза — "он позвонил, жди". На случай провала при изменении планов психа — выход в эфир открытым текстом… Разумеется, частоту мы занимали незаконно: Никодимыч каким-то образом разузнал реквизиты той, что используют сотрудники госбезопасности в качестве резервной… Хулиганили мы редко — до сих пор сходило с рук…

Сорок две минуты восьмого…

У меня вспотели руки и затекла спина… Вспомнилось недавнее сидение на корточках в туалете на четвертом этаже Дворца культуры моторщиков… Вот дьявол! Где же ты, гад?!. Мне не терпится примерить на кулак твою поганую морду от имени тех девушек, которым ты устроил жуткий обряд обручения!..

Нежданно пикнула рация у меня за пазухой. И почти тотчас уши уловили шум в том направлении, где находилась дверь с навесным замком… Нина застыла, вытянувшись на спине и закрыв глаза. Я быстро встал и вновь присел: колени заныли…

Шаги замерли по ту сторону двери к нам… Чего он ждет? Надпись читает? Так он уже не посторонний, раз побывал в агрегатной три часа назад! Ах, вот оно что… Браво, Костя! Ты верно сообразил о радиотелефоне!.. И разговаривать можно громко, не стесняясь беспомощной Нины…

— …но я бы предпочел Костика! — донесся знакомый голос: живой и не искаженный плодом технического творчества зарубежных умельцев. — Ладно, я же разрешил вам самим выбрать… Запомните адрес… — он продиктовал улицу и номер дома. — Советую поторопиться — ждать не собираюсь!

Я отключил рацию, ставшую бесполезной, и для удобства выложил ее на бетонный пол… Рядом пристроил и сумку-визитку… Странно! На боковой стене дома я видел другой номер — на две единицы меньший того, который псих передал Никодимычу… Догадка посетила мою голову, когда скрипнула дверь в агрегатную…

Он вошел мягко, как входит кот на кухню, намереваясь что-нибудь спереть… И осмотрелся так же, как полосатый хищник… На мгновение мне почудилось, что псих чувствует мой запах и сейчас… Нет, опасение напрасное: он опустил на пол цветной полиэтиленовый пакет и, склонившись к девушке, молча перерезал бритвой веревку у нее на ногах. Затем аккуратно закрыл лезвие и убрал его в карман джинсов.

— Здравствуй, дружок!

Мне и самому свой голос показался раскатом грома средь ясного неба. Представляю, какое впечатление он произвел на мерзавца с бородкой. Собственно, привлекать воображение было ни к чему, так как псих резко обернулся и замер, завороженно глядя на приближающегося к нему… старого знакомого.

Я занес руку для прямого в бородатую челюсть… Бледное лицо вдруг ожило, в глазах сверкнули молнии. Псих бросился вон из агрегатной, захлопнув за собой дверь. Удерживать ее за наружную ручку ему удалось секунд шесть: на четвертом рывке он понял, что со следующим рискует влететь обратно прямо ко мне в объятия…

Психа подвела его же изощренная хитрость: дверь на лестницу он заложил доской, вероятно принесенной с собой для того, чтобы никто не смог проникнуть на крышу и спутать ему карты. Теперь доска поддавалась, но плохо…

Воспользовавшись заминкой, я налетел на негодяя и захватил его сзади за шею: точно так, как практиковал он сам, нападая на женщин. Псих захрипел, но, изловчившись, стукнул меня каблуком ботинка по голени. У меня из глаз посыпались искры, мышцы невольно расслабились… Он вывернулся и отскочил к центру крыши, выставив вперед правую руку. Солнечный зайчик, отраженный полированной сталью, растаял в небесной голубизне…

— Сволочь! — прохрипел псих. Его взбесившиеся глаза обливали меня с ног до головы потоками ненависти.

— Брось игрушку — хуже будет! — сурово предупредил я.

— Пошел на…!

Мой шаг назад и разворот левым боком к нему, псих воспринял, как выполнение его строгого указания, но жестоко ошибся: обеспечив себе разбег, я тут же рванулся вперед и подпрыгнул. В последней фазе полета нога распрямилась и, уйдя влево, нашла ребром ступни кисть, сжимающую бритву. Врезаясь согнутыми коленями в грудную клетку противника, я испытал радостное предчувствие победы…

Рано! Псих оказался на редкость живучим. Удар свалил его с ног, но не вырубил. Более того, я плохо сгруппировался и тюкнулся головой о бетон, покрытый битумом. Мгновенной потери сознания оказалось достаточно: мерзавец оседлал меня и вцепился пальцами мне в горло… Страх придавал психу силы, и боролся он с отчаянием обреченного. Чувствовалось, что кое-чему жизнь его научила… Мой мозг, быстро угасающий от недостатка кислорода, наконец встрепенулся и дал командный импульс мышечной системе: тело рванулось вверх, выгнулось дугой и сбросило наездника…

Однако псих вскочил первым и успел махнуть ногой… Попал он, разумеется, снова в мою многострадальную голову, и я, успевший встать на четвереньки, опять вынужденно перешел в партер. С диким криком, почерпнутым из "каратюшных" фильмов, враг подскочил, рассчитывая опуститься подошвами мне на… Ну, да что повторяться — и так ясно, куда! В последний момент я успел повернуть шею и убрать щеку с того места, куда он не замедлил приземлиться. Повторный перекат уберег мои ребра, третий — живот. Дальше катиться было некуда — я уперся спиной в кирпичный барьерчик, росший по периметру крыши. Мои глаза, увидев потертый носок приближающегося ботинка, инстинктивно закрылись, но удара не последовало. Вернее, это я осознал потом, а сначала услышал приглушенные хлопки двух пистолетных выстрелов подряд…

Из положения "лежа" виделись ясно только подошвы в метре от моего носа. Приподнявшись на карачки, я различил общие контуры тела психа, завалившегося на спину, а дырку от пулевого ранения в грудь — лишь при взгляде с высоты своего полного роста. Его рубашка быстро намокала от крови. Грязная борода частично отлепилась, открывая правую щеку бравого охранника ночного клуба "Рапид" по имени Федя.

С крыши соседнего дома махал рукой Никодимыч. Нина прижалась спиной к стене агрегатной, с ужасом глядя на своего мучителя.

— Он жив? — выговорила девушка, едва я избавил ее рот от кляпа.

Федор шевельнул рукой и застонал.

— К сожалению! — Я смачно сплюнул, чем лучше любых слов выразил всю остроту переполнявших меня эмоций. Не убить человека с двух попыток при расстоянии всего в тридцать метров! Завтра же отправлю шефа в милицейский тир — пусть тренируется на старости лет.

Сысоеву наскучило наблюдать за санитарами, запихивающими носилки в "карету скорой помощи". Он сел вполоборота на переднем сидении ментовского "уазика" и хмуро пожаловался:

— Не знаю, в какую больницу его отправлять. Боюсь, что городские врачи, проведав о том, какую птицу к ним доставили, нечаянно прирежут Брызгалова на операционном столе!

— Отвези в область, коль бензина не жалко, — посоветовал Никодимыч, сидевший вместе со мной сзади.

Медики успели вымыть меня сверху и до плеч, запеленать башку чистыми бинтами и выделили граммов тридцать спирта для приема внутрь в целях поднятия духа. Известно, что капля алкоголя действует на уставшего человека, как пол-литра на бодрого: та же разморенность, благодушие и желание поболтать.

— Если бы шеф уложил в цель обе пули — вопрос с госпитализацией Федора отпал бы сам собой, — проворковал я, вовсе не желая уколоть начальника.

Однако он обиделся.

— Другой бы спасибо сказал… — проворчал Никодимыч. — Сейчас бы кое-кого во вторую машину грузили — параллельно.

— И без красного креста! — хохотнул Митрич. — Рядом стоящие дома — это Брызгалов хорошо придумал: на одном — он с заложницей, на другом — вы. Для торгов требуется лишь слегка напрячь голосовые связки. До него вам не дотянуться — делай с девчонкой, что хочешь. Прыгнули б или нет, а?

Я усмехнулся и промолчал: пусть Никодимыч выкручивается — он же играл роль неудачника.

— Смейтесь, смейтесь! — проговорил шеф. — Посмотрел бы я, как бы вы смеялись, окажись на моем месте! Лично мне было не до смеха, когда псих отправил меня на крышу дома, соседнего с тем, на котором я оставил заложницу и напарника. Хорошо, хоть по дороге допер!

— На чем добирался-то? — поинтересовался Митрич, любовно поглаживая руль трудяги-"уазика".

— Такси подвернулось, когда помчался в контору — его и придержал.

— Повезло, — вздохнул подполковник и сладко потянулся.

Он спиртного сегодня не принимал, но теперь тоже пребывал в миролюбивом настроении… Теперь — ибо полчаса назад, прикатив сюда во главе целого кортежа машин с мигалками, Митрич метал громы и молнии. И его можно было понять: тщательно подготовленная операция в самом разгаре, его люди шмонают квартиру Коробейникова, контролируют выходы из Дворца, ждут появления Константина Берестова, призванного стать раздражителем для предполагаемого преступника, но проходит час "икс", а славного "частника" нет и нет. Непредвиденная задержка по техническим причинам? Хорошо, потерпим…

В восемь терпение лопнуло: старший группы наблюдения доложил подполковнику. Тот, проклиная себя за то, что с нами связался, повис на телефоне. Глухой номер! В офисе — молчание, дома — ничего не ведающие жены. Митрича от злости чуть инфаркт не хватил (сам признался!). И вдруг в начале девятого из дежурки сообщают: звонит, мол, "какой-то Берестов", твердит, будто "все кончено", и требует присутствия начальника угро по такому-то адресу, да вдобавок — приезда туда оперативно-следственной бригады!

Сысоев правильно догадался, что ему подложили очередную свинью, но убедился в этом воочию лишь на крыше дома, где лежал раненый Федор и откуда открывался чудесный вид на берега реки Ольшанки… В первые минуты Митрича распирало от желания прибить — меня, а не Федора — на месте, и только кровь (на мне), пот (тоже на мне) и слезы (на личике Нины), спасли меня от расправы. Потом вмешался Никодимыч, предъявив полиэтиленовый пакет психа с радиотелефоном и прилаженным к нему приборчиком размером с пачку сигарет, и все подполковнику вкратце объяснил…

— Следовательно, если б не ошибка психа со звонком Насте, ты бы не догадался? — снова вспомнил начальник угро. Ему очень хотелось свести результат моих титанических дедуктивных усилий к случайной догадке.

— Обязательно куплю коробку конфет Клавдии Емельяновне!

— Кому? — удивился Сысоев.

— Соседке, затеявшей свару у подъезда… Я сказал спорящим, что негоже выносить семейные неурядицы на всеобщее обозрение, и нежданно вспомнил, как сам в субботу вечером проделал нечто подобное в "Рапиде" при разговоре с Петрусевым.

— И, вспомнив, мигом зацепился? — не поверил Митрич.

— Нет, но это явилось недостающей буковкой в красивом слове "догадка"! — Я посмаковал образность получившейся фразы, поглядел на толпу перед домом, не спешащую рассасываться, и разложил все по полочкам.

Среди тех, кто стоял поблизости и мог слышать наш с Виктором разговор, был и Федор. Я примерил к нему известные факты — сошлось… Во-первых, в подвале, куда бандит затащил библиотекаря Валю, эксперты нашли следы обуви сорок второго размера. В ходе переодевания, затеянного из-за упрямства Петрусева, мне подошли туфли Федора, а у меня — точно сорок второй номер. Следующий факт: по утверждению Александровой, псих был левшой. Еще при первом посещении клуба в субботу мне в глаза бросился пиджак Брызгалова, оттопыривавшийся справа, а не слева, как у большинства людей, носящих оружие… В-третьих, именно Федор привел ко мне Назарову. Он догадался, чем я занимался с нею в кабинете Петрусева, и незамедлительно предпринял ответные шаги: позвонил (возможно, и прямо из апартаментов своего шефа!) Эльвире, пугнул, затем отпросился у Виктора, намереваясь перехватить официантку по пути домой, но помешали Зоя и Женя… Кстати, Федор, поджидая "продажную жену", несомненно видел нападение бомжа на меня, ибо позже искренне поразился по телефону тому, что я не в морге…

— Погоди-ка! — сердито прервал Сысоев.

Мальчишки, уставшие шнырять в толпе взрослых, обсуждающих случившееся, возобновили футбольную баталию, и мяч подозрительно быстро угодил в дверку нашей машины. Митрич погрозил сорванцам кулаком и повернулся ко мне всем корпусом, хотя такая поза выглядела неудобной для сидящего.

— Все? — справился подполковник.

— Нет, — возразил я. — Далее мне на ум пришла статуэтка мишки в кабинете Петрусева — продукт стараний кого-то из его подчиненных. При наличии такого хобби изготовить дубликат ключа — не проблема. Одно потянуло за собой и другое: в прошлом году бригада сотрудников "Рапида" десять месяцев была в Германии, зарабатывая мебель для клуба…

— И ты подумал, не тут ли кроется причина перерыва между нападениями на Валентину и Эльвиру? — перебил Сысоев.

— Да! Звонок Виктору после того, как с Коробейникова сняли подозрения — и в масть!

— Кто снял подозрение и когда? — быстро отреагировал Митрич, собираясь опять выпустить ежиные иголки.

Внезапно зашевелился молчавший Никодимыч и сонно ляпнул: — Псих позвонил о заложнице, когда по времени маэстро должен был подходить ко Дворцу, спеша на занятие — вот мы и сняли!

— А меня поставить в известность забыли, да?! — В голосе Митрича закипала злость, замешанная на обиде.

— Не сразу… — Мне показалось, что начальника угро не мешает немного успокоить. — Я еще позвонил Лиде Репьевой и успел застать девушку дома до ухода в танцевальный, потому что наконец-то сообразил, у кого видел такие же, как у "балерины", глазки!

— Ага, так ты, значит, сообразил, и только после этого забыл связаться со мной?! — откровенно полез в бутылку Митрич.

— Погоди, не перебивай! — возмутился я. — Меня интересовало одно: как зовут Лидиного брата? Кроме того, словоохотливая девушка пояснила, что Федя — брат ей по матери, носит фамилию маминого первого мужа и живет отдельно от них, снимая квартиру…

— Ты надо мной издеваешься?! — почему-то перешел на шепот Сысоев.

— С ума сошел! — Меня покоробило столь кощунственное подозрение подполковника. — Скажу больше: в глубине души я тебя люблю… Слушай дальше. Не сомневаюсь, что Репьева делилась с братцем многими новостями, касающимися танцевальной школы. Допускаю и такую мысль: Лида невольно навела маньяка на Ингу Листову!

— Ну это ты перебрал! — повторно очнулся шеф.

— Я помогаю угрозыску, выдвигая версии, которые подполковник проработает на допросах. Верно, Митрич?

Сысоев хотел что-то сказать (наверное, поблагодарить меня за помощь!), но поперхнулся и зашелся в кашле. Мы с Никодимычем уважительно молчали, боясь вмешиваться в процесс жизнедеятельности чужого организма.

С кашлем из Митрича вышло и негодование. По крайней мере, после приступа он заговорил с нами вполне мирно.

— Эта Лида — дура? — спросил Сысоев.

— У каждого человека свои слабости, — философски заметил я. — Девушка помешана на собственном "я". Выпытать у болтушки то, что интересует — не проблема: она воспринимает только лесть — прочее мигом забывает.

Никодимыч толкнул меня локтем в бок, намекая, что пора сворачивать болтовню. Но меня несло:

— И учти, Митрич, что в лице Репьевой Федор имел замечательное прикрытие: если бы его застукали в гримерной, всегда можно было бы сослаться на то, что ожидает сестру. От нее же он узнал об окне на галерею, не запираемом летом… Парень умел просчитывать ходы! Не поленился загодя показаться с бородой во Дворце, чтобы потом кто-нибудь это припомнил, если Инга заявит и начнется расследование…

Наконец толпа у дома поредела. Причиной послужило то, что из подъезда вышли милиционеры в гражданке, трудившиеся на крыше и собиравшие вещественные доказательства моей правдивости в изложении происшедших там событий. Вся группа погрузилась в рафик, который тотчас отъехал. Сысоев проводил коллег взглядом и вкрадчиво спросил:

— Скажи-ка мне, дорогой Костя, в какую комнату спрятался от вас Федор и как попал к нему ключ от нее?

Я честно поведал, как мы с шефом позорно лопухнулись, не проверив все двери.

— И на старуху бывает проруха! — подкрепил мои слова Никодимыч. — Да тебе сам Федор подтвердит. Он не упустит возможности поиздеваться над нами: провел, как пацанов!

Последнее самокритичное признание моего начальника порадовало Сысоева, который вновь рассеянно заулыбался.

— А чего мы ждем? — удивился шеф, выглядывая в окно машины на опустевший двор.

— Не чего, а кого! — поправил Митрич. — Водитель оборзел: разрешил ему сбегать искупнуться на Ольшанку, так он, видимо, решил, что можно еще и позагорать!

— Отличная идея! — Мой начальник распахнул дверцу "уазика".

— Куда?! — заволновался Сысоев.

— Поплескаться! — абсолютно серьезно ответил шеф. — Ты, Костя, пойдешь?

— Голова! — Я выразительно постучал указательным пальцем по своей забинтованной макушке и осознал, что где-то потерял кепочку с козырьком и синей надписью "Моряк".

Подполковник хмыкнул, выбираясь следом за Никодимычем. На пару они двинулись к реке и вскоре скрылись в прибрежном кустарнике.

Внезапно мне на глаза попался молодой человек с магнитофоном, пересекающий двор метрах в двадцати от "уазика". Теперь парень, обозвавший меня на крыше "козлом", был в одежде.

— Эй! — крикнул я наглецу, делая вид, что намерен вылезти из машины с синей полосой на борту.

Он, безусловно, признал "дядю" и ускорил шаг. Мои пальцы легли на кнопки приборной панели. Коротко взвыла сирена. Культурист сразу перешел на бег, но споткнулся… Черный пластиковый корпус заморского аппарата раскололся от удара о черный отечественный асфальт.

Я с улыбкой подумал, что в этом мире справедливость иногда все-таки торжествует!

"…Подсудимый, влекомый навязчивыми фантазиями своего извращенного воображения, возникшими на почве ненависти к бывшей невесте, которая отказалась от бракосочетания с ним в силу открывшихся ей странных особенностей поведения будущего мужа в интимной сфере, выбирал понравившуюся ему женщину, выяснял личность, тщательно изучал образ жизни, привычки, маршруты передвижения, после чего начинал психологическое преследование, направленное на подавление воли жертвы. При неподчинении использовал прямое физическое насилие… Следствием установлено, что с момента возвращения подсудимого в город после завершения им службы по контракту в войсках специального назначения одной из стран бывшего СССР, его преступным посягательствам в течение двух лет подверглись пять женщин и девушек, причем для двоих они стали роковыми…"

"…Подзащитный сам является жертвой общества, в котором мы живем. При крайней запущенности доступного здравоохранения вообще и психиатрии в частности, люди, находящиеся в так называемом пограничном состоянии психики, лишены квалифицированной медико-профилактической помощи и вынуждены справляться с собственными проблемами в одиночку, выбирая те пути, которые приемлемы с их специфической точки зрения. Не вина, а беда изгоев в том, что эта точка зрения противоречит не только нормам общественной морали, но и принципам человечности вообще…"

"…По сведениям из компетентных источников, маньяк, более двух лет тайно творивший зло в нашем городе, при странных обстоятельствах покончил жизнь самоубийством через повешение в камере следственного изолятора, где ожидал приговора суда. Специалисты в своих прогнозах по ходу процесса высказывали предположение о возможном направлении подсудимого в одну из тюремных клиник для прохождения принудительного лечения… Похоже, что людское правосудие опередило государственное. Вполне можно понять и сотрудников изолятора, и заключенных, в нем содержащихся: у большинства растут дети…"