Яна Соловьёва Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира

ПУСТОШИ. Что-то начинается

— Foilé beanna, va vort! — Иорвет вырвал у меня из рук палку, которой я тыкала его в бок, и зашвырнул за край поляны.

*Бешеная женщина, изыди!*

— Ты обещал тренироваться со мной. Солнце уже высоко!

Про солнце я, конечно, загнула. Всю неделю, что мы с Иорветом шли от Врат Сольвейг по Пустошам, мы ни разу не видели солнца, серая дымка днём и ночью застилала небосвод. Лысые, поросшие бурым мхом деревья не отбрасывали тени на покрытую слежавшейся трухой голую землю. Из-за ошибки в расчётах, а может, из-за усталости, Йеннифэр и Трисс не донесли портал на добрые триста вёрст до перевала Эльскердег в Огненных Горах. Иорвет поносил чародеек на все лады, злился на себя, что поверил им, и уверял, что нужно было переместиться обратно в Верген, а оттуда добираться самим да на лошадях. Попутно он успел чайной ложечкой выесть мне мозг за грамоту Роше, и мы вяло переругивались на эту тему, так как никакой вины я за собой не чувствовала и признавать тем более не собиралась.

Так что моё настроение было под стать настроению эльфа, и угрюмый уродливый пейзаж никак не способствовал его восстановлению. Тоска по Эскелю медленно отступала, но на её место приходили ярость и раздражение, и в немалой степени на Иорвета. Мне казалось, что было бы счастьем никогда не знать его, и я старалась задеть его, сделать хоть чуточку больно, так же, как больно было мне, как будто он был виноват в случившемся. А потом я смотрела на его силуэт у костра — он сидел, держал в руках трубку и смотрел на огонь, и я пугалась самой мысли, что могла бы так никогда его и не встретить.

Противоречивые чувства, одно разрушительнее другого, раздирали меня, и тело настоятельно требовало выхода этой энергии. Мне было мало того, что шли мы с раннего утра и до темноты, и на всех привалах я отрабатывала удары на гнилых трухлявых стволах, разбивая костяшки пальцев и добавляя новые синяки на ногах. Пока я двигалась, я жила, но как только мы останавливались, а особенно бесконечной ночью, когда нужно было в одиночестве стоять на часах, тоска возвращалась вновь — день ото дня чуть теряющая силу, чуть менее свербящая. Я чувствовала это, и оттого с ещё большим упорством продолжала свои экзерциции. Я хотела победить.

Наблюдая за мной, Иорвет нехотя согласился хотя бы раз в день тренироваться вместе. Вот и сейчас, едва согнав с себя сон, скоя'таэль сел на одеяле, потянулся, с отвращением осматриваясь вокруг, стащил с головы повязку и побрёл к роднику неподалёку. Запустил ладони в тёмную прозрачную воду, плеснул на лицо, на плечи, на спину с тугими мышцами. Я заставила себя отвернуться, сбросила куртку и сапоги — для тренировок эльф не утруждал себя надеванием доспехов и лишней одежды, оставаясь в одних штанах, да и мне было в удовольствие чувствовать босыми ногами землю — и пошла за выброшенной палкой.

— Я уже жалею, что взял тебя с собой, — мрачно сказал он, вернувшись.

Отросшие тёмные, ещё влажные после умывания волосы упали на правую сторону лица, скрыв пустую глазницу. Всё чаще Иорвет оставался на привалах без повязки, наматывая её и скрепляя ремешком только на переходах. Я протянула ему палку.

— Я хочу, чтобы ты сильно, очень сильно пожалел, что заставил меня идти с тобой.

Иорвет атаковал. Я уже могла продержаться около минуты против него, прежде чем Квен распадался.

— Я очень. Очень. Сильно. Жалею, — отрывисто, между ударами, проговорил он. — Довольна? Теперь мы можем завтракать?

— Нет.

Наконец, моя палка треснула и переломилась. На завтрак, обед и ужин мы готовили мясо странных животных Пустошей, похожих на полосатых морских свинок-переростков, которых удавалось подстрелить по дороге. Пару раз издалека мы видели огромных хищных крыс — скрекков, но пока они не рисковали приблизиться на расстояние выстрела, и только ночью, в непроглядной тьме, где заканчивался свет костра, тут и там появлялись красные глаза, светящиеся между деревьев. Взятые с собой вяленое мясо и сушеные фрукты мы экономили: путь предстоял неблизкий. Каждый раз, когда мы кипятили воду, Иорвет доставал полотняный мешочек и добавлял в котелок щепотку сушёных трав. Только после этого эльф пил, и я решила, что, вероятно, эти травы обеззараживали воду. Мы разливали её потом по флягам.

Чем дальше мы шли, тем мрачнее становилось вокруг, и уже казалось, что конца и края не будет этим местам. Нам начали попадаться старые кострища с чёрными, присыпанными пеплом костями и битыми человеческими черепами. Время от времени неуловимые тени перебегали между стволами, а ночью всё чаще раздавался леденящий душу вой.

* * *

Иорвет схватил палку, упёршуюся ему в бок. Рванул на себя, будто ждал этого ежедневного утреннего ритуала. Меня дёрнуло за палкой, и я едва увернулась от кулака, летящего в нос.

— Иногда мне хочется… — он вскочил и со злорадной усмешкой на лице сделал руками движение, будто выкручивал мокрую ткань, — мне хочется свернуть тебе шею.

— Рукопашная? Отлично! — я ударила босой ногой по голому торсу, эльф поймал за лодыжку, болевой. В падении я пнула его пяткой правой ноги в грудь, пытаясь высвободить левую из захвата, и откатилась в сторону.

Мы кружили по поляне, я старалась не подпустить Иорвета близко и выискивала момент для ударов. Эльф бил молниеносно, я уклонялась и отпрыгивала. Нырнула под прямой удар, правой снизу захватила его руку у плеча, защищая голову согнутой в локте левой — клинч. Прилетел тычок в почку, ещё один, я схватила левой рукой шею эльфа, не выпуская из захвата, и саданула коленом. Встречный удар под дых вышиб дыхание, и я подпрыгнула, обхватив Иорвета ногами и прилепившись к спине, и продолжала бить правой рукой по рёбрам, а локтем левой по плечу. Эльф занёс руку, в ухо прилетел локоть. Не давая спрыгнуть, он схватил меня за ноги и упал на спину, подмяв под себя. Я грохнулась на лопатки, а Иорвет уже сидел у меня на бёдрах, сжимая ногами. Кулаки взметались. Закрывая лицо, из последних сил я притянула себя к нему, обхватила поверх рук и стиснула, плотно сжимая, чтобы он не мог ударить. Иорвет придавил меня всем весом к земле. Я дёрнулась, выгнулась, пытаясь скинуть его, вывернуться. Он приподнялся на руках — я не отцеплялась — и, навалившись грудью, бухнул меня спиной о землю снова. Я ещё ударила кулаком ему в бок и опять сцепила руки. Сквозь ткань рубашки я чувствовала его обжигающую кожу. Мы замерли, тяжело дыша, взгляды встретились.

— Пусти.

— Нет, — на его губах заиграла улыбка.

Я снова попыталась вывернуться. Бесполезно. Его губы были близко. Я застыла, в руках разлилась слабость.

— Ошибкой было сокращать дистанцию, — хрипло сказал он, и в следующий момент я ударила лбом, целясь ему в переносицу.

Эльф отклонился, предплечьем надавил на шею, и я вцепилась в его руку, отталкивая, чтобы хоть как-то дышать. На миг он мстительно нажал чуть сильнее, потом расслабился и отпустил меня.

— С тренировками закончено, — бросил он, глядя в сторону.

— Ты сдался, — сказала я, ещё чувствуя предательскую дрожь в теле и делая вид, что сосредоточенно отряхиваю перекрутившуюся, вылезшую из штанов рубашку.

— Считай так.

После обеденного привала мы наткнулись на первый след. Отпечаток босой человеческой ноги остался на грязи около полуиссохшего ручейка, по руслу которого мы шли. Присев на корточки, Иорвет внимательно огляделся по сторонам. Я сосредоточилась, но не почувствовала присутствия людей.

— Кто живёт в этих местах? — спросила я.

Иорвет поднялся, пошёл рядом.

— Проще сказать, кто здесь не живёт: здесь нет никого, с кем нам бы захотелось встретиться, — и добавил шёпотом: — Чёртовы чародейки.

Деревья стояли тут теснее, и стало сложнее идти из-за поваленных стволов и плотно сомкнутых ветвей, цепляющихся за одежду. Бурый лес, бурая земля. Ни травы, ни шелестящей листвы, ни пения птиц — Пустоши, как есть.

— Эта земля всегда была ничьей, — сказал чуть погодя эльф. — С запада за горами Туссент, с востока Огненные Горы. Попасть сюда с Севера можно только через Врата Сольвейг, куда нас выбросили чародейки.

Иорвет замолк и, проведя пальцем по содранной коре дерева, опять осмотрелся по сторонам.

— Голые, бесплодные земли, — продолжил он. — Испокон веков сюда, к племенам людоедов, стекались изгои, придумывали культы и грызлись между собой. Четыре года назад, после битвы под Бренной, этой дорогой прошли толпы беженцев.

— И Исенгрим?

— Да. Но он тут точно бы не остался, здесь оседают лишь самые отбросы.

Идти стало легче — деревья разошлись вокруг поляны, скоя'таэль, однако, недовольно хмурился.

— Стой! — вдруг крикнул он.

Я опустила занесённую в шаге ногу, земля взметнулась пылью, ногу дёрнуло. С треском рассекла воздух и разогнулась мощная ветвь, и мир перевернулся. Я висела, пойманная за щиколотку в силки, на пару метров не доставая до земли. Шляпа упала. Раздался тонкий свист: с деревьев на другой стороне поляны лавиной стекали, ловко перебирая руками и ногами, полуприкрытые лохмотьями люди.

Иорвет в момент очутился на той самой ветке, на которой болталась я, засвистели стрелы. Аборигены — оборванные, босые, с клочковатыми бородами — жадно смотрели голодными глазами и подбирались ближе. Их уже набралось с десяток, но со всех сторон прибывали новые, совершенно не обращая внимания на товарищей, падающих от стрел. В руках они сжимали длинные ножи и палицы. Свисая вниз головой, я вытянула из ножен стальной меч, взмахнула предупреждающе. Среди аборигенов прошло ворчание, и вперёд выступили трое, расправляя широкую сеть.

Стрела пронзила одного из них, я раскачалась. Несмотря на, мягко сказать, непривычный ракурс, у меня было определённое преимущество в высоте, и дикарям было сложно поймать меня, не подставившись под меч. Я шарахнула Аардом. Сеть отлетела назад. Раскачиваясь всё сильнее, в крайних точках я отшвыривала нападавших, но их становилось всё больше и больше. Четверо полезли на дерево к Иорвету, и теперь я старалась скинуть и их, попутно размахивая мечом и не давая ко мне приблизиться.

Голова тяжко пульсировала от прилившей крови. Я рассекала мечом тянущиеся руки, отбивала дубинки и ножи, пускала в лица Игни. У этих людей, казалось, совершенно отсутствовал инстинкт самосохранения: они лезли, как безумцы, не боясь попасть под лезвие или струю огня.

Лес пронзил новый протяжный свист, и неожиданно вся рычащая масса оборванцев застыла, через миг по ней прокатилась волна и, как тараканы, они бросились врассыпную. С улюлюканьем на опушку выскочили полуголые воины, которые точными ударами сабель и копий убивали оборванцев, не давая убежать в лес и скрыться на деревьях. Через несколько минут поляна была усеяна трупами. Приготовив меч, я качалась на верёвке. Иорвет тоже ждал. Снизу я видела, что он выпрямился на ветке во весь рост и с натянутым луком следил за вновь прибывшими.

Пара десятков воинов, мощные лоснящиеся тела которых были испещрены орнаментами татуировок, подходили в молчании, не предвещавшем ничего хорошего. В меня нацелились копья, и я быстро обновила Квен. Вдруг ближайший воин вытянул руку в сторону Иорвета и закричал:

— Мессия! Мессия!

Все, как один, упали на колени и согнулись, отбивая лбы о землю.

— Что за бред? — услышала я сверху.

Тот же воин поднялся с колен и стал приглашающими жестами звать Иорвета, кланяясь и прикладывая руки к груди. Повисла долгая пауза, и, наконец, эльф соскользнул по моей верёвке и, перерубив её, спрыгнул на землю. Я повалилась вниз и тут же вскочила, держа меч перед собой.

Воины, жестикулируя, переговаривались на диковинном языке — из них горохом выпадали звонкие слоги, перемежающиеся редкими словами на всеобщем. В то же время они продолжали кланяться Иорвету и тыкали в меня пальцами.

— Мессия! Колдунья! — слышали мы.

— Мессия, хорошо! — главарь обратился к Иорвету. — Колдунья, огонь, плохо!

— Она не колдунья, — ровно сказал Иорвет, — она ведьмак.

— Ведьма! Ведьма! — пошли возбужденные голоса.

Я выругалась. Воины опять принялись совещаться. Наконец, тот же главарь выступил вперёд, подошёл к нам.

— Ведьма не колдует, не убивает, — он ладонью отвёл мой меч.

Я посмотрела на Иорвета, он кивнул. Нарочито медленно я убрала меч в ножны.

— Вы — гости. Жрец ждёт. Мессия — радость нам, мы ждём, много лет ждём, — воин подошёл ко мне и внезапно, молниеносно выбросив вперёд руки, набросил и защёлкнул на моём левом запястье широкий браслет. Меч Иорвета упёрся ему в шею. — Ведьма Мессии не колдует, мы не сделаем зла.

От обиды слёзы чуть не брызнули у меня из глаз — по голубоватому отсвету тёмного металла я поняла, что браслет сделан из двимерита. Он выглядел массивным украшением, плотно охватившим руку от запястья до середины предплечья, и не мешал движению, однако ведьмачьи знаки, вероятно, блокировал не хуже двимеритовых наручников.

Я подобрала и злобно нахлобучила на голову шляпу. Иорвет враскачку вытащил из живота ближайшего трупа свою стрелу, обтёр о мох на дереве. Главарь тут же дал команду, и воины рассыпались по поляне, выдёргивая скоя'таэльские стрелы из тел и с бесстрастностью мясников помогая себе похожими на мачете изогнутыми ножами, будто выковыривали глазки из картофелин. С поклоном они возвращали очищенные от тканей окровавленные стрелы Иорвету, а тот невозмутимо складывал их в колчан. Однако когда колчан наполнился, главарь протянул к нему руку и стал показывать на мечи:

— Надо отдать. Мы друзья, ты друг.

Иорвет нехотя отстегнул от пояса ножны меча, снял с перевязи кинжал и, помедлив, отдал колчан со стрелами.

— Лук без стрел бесполезен, пусть останется у меня, — сказал он.

Воин задумался и коротко кивнул, послав Иорвету любящую улыбку. Направился ко мне, и мои мечи, ведьмачий нож и арбалет последовали за оружием скоя'таэля. Наконец, в сопровождении воинов мы двинулись прочь с поляны.

Теперь я могла рассмотреть незваных спасителей внимательней. Их я, скорее, назвала бы туземцами, в отличие от тех, первых. Те выглядели как одичавшие оголодавшие кметы, у этих же были натренированные смуглые с сероватым отливом (вероятно, из-за недостатка солнца) тела. Особо выделялся главарь, а может, и вождь — и ростом и статью. Крупные волны чёрных волос ложились на плечи, близко посаженные глаза под сурово сведёнными бровями и свирепое, с широким носом и без признаков растительности скуластое лицо делали его похожим на картинки вождей полинезийских племён. Лишь при взгляде на Иорвета его лицо озарялось незамутнённой детской радостью. Мы переглянулись с эльфом, он едва заметно пожал плечами.

Мы шли и шли через лес, и я незаметно ощупывала браслет. Тот сидел плотно, сдавливая запястье чуть повыше сустава, и я не могла найти ни выступа, ни замка на покрытом узорами металле, чтобы снять его, и, отчаявшись, решила попробовать освободиться позже, когда смогу вытянуть из-под браслета перчатку. День плавно перешёл в сумерки, когда мы подошли к массивному, окруженному рвом частоколу, возвышавшемуся на валу. По углам частокол освещали факелы, воткнутые в темечки отрубленных скалящихся бородатых голов.

Ворота отворились, волной пронёсся шёпот, перешедший в ликующие голоса со всех сторон бегущих к нам жителей. «Мессия! Мессия!» — как заведённые, повторяли они. Черноволосые женщины в перекинутых через плечи разноцветных накидках и длинных в пол юбках тянули руки, пытаясь дотронуться до Иорвета, толкались и локтями оттесняли меня от эльфа. Истерия нарастала.

— Ата! — раздался голос, толпа замерла.

Подняв руку, к нам подходил воин, которого можно было принять за брата-близнеца главаря туземного отряда, приведшего нас. С другой стороны приближался ещё один такой же, и я уже решила, что схожу с ума и у меня начало троиться в глазах.

Толпа притихла, не переставая давить, и Иорвет, пользуясь моментом, схватил меня за руку и выдернул к себе сквозь сопротивляющиеся тела.

Вожди-близнецы обменялись сложной последовательностью хлопков ладонями и тычков локтями. Первый торжественно указал своим клонам на Иорвета, и их руки молитвенно взметнулись к небу. Несколькими фразами на своём языке вожди заставили толпу отхлынуть и приглашающими жестами позвали нас за собой.

По дороге я оглядывалась по сторонам. Внутри частокола расположились несколько хозяйственных построек и пара длинных деревянных бараков — перед каждым сновали хлопочущие вокруг костров женщины. Нас вели к бревенчатой, с крытой тростником крышей хижине в центре. Дверь отворилась, в нос ударил душный запах масел, и мы застыли в изумлении: все стены просторной комнаты дома от пола до потолка были обклеены плакатами, с которых на нас смотрели сотни грубо нарисованных, но оттого не менее узнаваемых одноглазых свирепых лиц Иорвета с надписями «Разыскивается». У дальней стены на заставленном горящими масляными лампадами столе разместился ещё один портрет, сделанный из того же плаката, наклеенного на доску. Облокотившись на этот импровизированный алтарь, спиной к нам стоял человек в бурой монашеской рясе, подвязанной верёвкой.

— Жрец, Мессия с неба сошёл! — торжественно обратился к нему один из близнецов.

Человек повернулся, из-под капюшона выглянуло подвижное, как у хорька, но вполне нордлинговое лицо с хитрым прищуром. Глаза расширились, человек замер.

— Каикуму! Тогонга! Вахити! Наш час пришёл! — возопил вдруг он, вскинув руки. Близнецы радостно поддержали. — Завтра тот самый день! Готовьтесь!

Троица посовещалась, и Каикуму — тот вождь, что привел нас — указал на меня рукой.

— Женщина. Ведьма, — проговорил он недовольно.

— Я разберусь, что с ней делать, — ворчливо сказал жрец и замахал кистями рук в сторону выхода, выпроваживая братьев. — И позову вас.

Вожди, ещё раз сверкнув на Иорвета зубастыми улыбками, вышли. Жрец оперся руками на стол. Плечи его поникли, вся фигура обмякла. Он медленно обернулся к Иорвету:

— И на кой же хрен, скажи мне, долбаный мессия, ты сюда припёрся?

Загрузка...