Очень долгое путешествие, или Инь и Ян. Сердце Мира (СИ)

АЛТИНАДИР. Заговорщики

Поднятая тысячами ног жёлтая пыль толстым слоем осела на сапогах, впиталась в ткань одежды и поры кожи. Шаг за шагом мы продвигались в толпе, направляющейся к южным воротам Алтинадира. Гвалт, крики, скрип тележных осей, блеяние и ржание оглушали, тяжёлый запах тел, навоза и специй висел в воздухе, а зудящие от пыли глаза слепило от белоснежных городских стен и сияющих в полуденном солнце золотых крыш сторожевых башен.

Дорога отклонилась от широко разлившегося, дарящего речную прохладу Алтинина и шла в гору, на которой до самых стен не давало тени ни единого деревца.

— Осторожней, любезнейший! — Борх развернул и направил в сторону согнувшегося под мешком торговца, который крутился на месте, толкая народ, и звал затерявшихся в толпе попутчиков.

— На лошади было бы удобнее, — проворчала я под нос — утром Три Галки продал всех наших лошадей перекупщику в караван-сарае. После ночёвки в переполненном путешественниками бараке на деревянных нарах с сумкой под головой и в обнимку с оружием тело ломило, а настроение было отвратительным.

— На лошадь должен быть документ, а у вас его нет, — терпеливо повторил Борх.

Я перевесила сумку со спины на грудь и перепроверила, что в кармане лежит разрешение от Хранительниц и бумага о принадлежности на Иорвета. Сам эльф, сохраняя непроницаемое выражение на лице, шёл рядом и время от времени выставлял в сторону руку и отталкивал особенно напиравших товарищей. Чуть дальше вышагивали гружёные верблюды, а за ними виднелась примечательная группа из трёх гигантов в одежде, сшитой из шкур мехом наружу. Светло-соломенные, почти белые волосы каждого из них были собраны в косу, идущую по середине бритой с боков головы и спускающуюся ниже пояса, а лица были прекрасны, как у молодых скандинавских богов или богинь — я не смогла разобрать, были ли они юношами, либо атлетически сложенными девушками.

— Иликане, — шепнул мне на ухо Три Галки. — Племя с Драконовых гор. Они андрогины — каждый из них является женщиной и мужчиной одновременно. Везут котят снежных пантер… Давай-ка проберёмся поближе.

Борх заработал локтями, и мы с ним протиснулись к телеге, на которой за прутьями деревянной клетки спали огромные, каждый размером со взрослую овцу, белоснежные котята с длинной шелковистой шерстью, круглыми ушами и пушистыми хвостами. Ближайший к нам иликанин что-то гневно выкрикнул, отгоняя облепивших телегу зевак, и мы вернулись к Иорвету.

— У тебя ещё будет шанс познакомиться со снежными пантерами, — загадочно сказал Борх. — Богатые господа используют их для охраны поместий, и клянусь, нельзя найти стражей свирепее и беспощаднее.

Я с возмущением посмотрела на него, и в этот момент затрубили рога, толпа заволновалась и начала тесниться на обочину, освобождая проезд. Мы очутились в первых рядах, и теперь пустая дорога, окружённая путниками, просматривалась до самых городских ворот. Оттуда показались конные воительницы, и их кольчуги сверкали золотом ярче, чем у королевы воинов Зены. Те, что ехали по бокам, предупреждающе держали наготове хлысты.

— Хатун-бенту, или «Дочери Хатун», — пояснил Борх. — Хранительницы долгие годы обучаются в школе Юнтай, а Дочери — в школе Мадрахатун, чтобы потом верой и правдой служить царице.

Процессия приближалась, и за лошадьми стало видно, что Дочери сопровождают группу закованных в колодки бритых налысо мужчин, устало волочащих босые ноги по пыльной земле. У некоторых из них были характерные для монголоидной расы разрез глаз и черты лица.

— Ведут пленных на обмен в ставку хакландцев, — прокомментировал Борх. — Пожалуй, мне пора, Хатун-бенту могут меня узнать, а я не хочу, чтобы царица была в курсе, что я прибыл в столицу.

Он повернулся к нам с Иорветом.

— Встретимся в городе. Найдите на центральном рынке торговца коврами… — он поманил пальцем и зашептал инструкции, приблизив губы к нашим ушам, а потом добавил: — Он проведёт вас ко мне.

Борх скрылся за спинами и затерялся в толпе. Щёлкнул хлыст, и толпа отпрянула — конвой проезжал мимо. Волосы Дочерей, как и у Хранительниц, были собраны в высокие хвосты, схваченные у головы золочёными цилиндрами, а лицам придавала зловещий вид татуировка — закрашенные чёрным губы и идущий ото рта вниз по подбородку узор из завитков. На миг цепкий взгляд одной из них задержался на мне, толпа зашевелилась, сомкнулась и понесла нас дальше ко входу в город.

— Что это? — с сильным акцентом спросил колоссального размера стражник у ворот, вытянув толстыми пальцами из моей сумки куртку из шкуры виверны.

Стражники стояли цепью, проверяя всех входящих в город, а сверху со стен за ними наблюдали две воительницы из Хатун-бенту.

К доспехам присоединилось нижнее бельё.

— Что это?

— Одежда, — отвечала я, показывая на футболку.

Сумка Иорвета, как и наше оружие, не заинтересовали стражника, и после того, как он общупал одежду, прочитал разрешение от Хранительниц и дотошно сверил имена в документе о принадлежности с гравировкой на кольце Иорвета, его вниманием завладели пузырьки с эликсирами.

— Что это? — грозно спросил он.

— Лекарства, для личного употребления, — ответила я.

— Рецепт от алхимика есть?

— Это по рецепту моей бабушки.

— Должен быть рецепт.

Мы препирались некоторое время, и стражник начал терять терпение. Иорвет занервничал. Сзади напирала очередь. Я сложила пальцами Аксий, незаметно направив его в грудь въедливого досмотрщика.

— Рецепт есть, вы его уже посмотрели, — подобострастно сказала я и быстро принялась закидывать пузырьки в сумку.

— Проходите! — потеряв к нам интерес, гаркнул он и открыл мешок следующего за нами нильфгаардского купца. — Что это?

После тишины и безлюдности пустыни и даже после оживлённой касбы Шала Алтинадир казался стремительным шумным водоворотом, бурлящим котлом из всех рас, которые взболтались и перемешались в зерриканский коктейль, каким-то образом совершенно не подверженный расовой ненависти. Помимо людей всех национальностей, тут встречались низкорослые коренастые жители, похожие на безбородых краснолюдов Севера, встречались тиллики, встречались крохотные изящные смуглые люди, ростом не выше моего пояса, и встречались такие гиганты, как иликане, а пару раз я видела существ, напомнивших легендарных вымерших вранов. Вот только эльфов не встретилось ни одного. Наша инакость никого не волновала, и если мы спрашивали дорогу к центральному рынку, то только незнание языка могло помешать существу, зачастую лишь отдалённо напоминающему человека, ответить нам.

Скоро я окончательно перестала соображать что-либо и бежала за Иорветом, который методично выхватывал из толпы очередного респондента и узнавал дорогу к рынку. Мы сворачивали в улочки, переходили по мосткам мутные ручьи, упирались в тупики и возвращались к оживлённым улицам. Глиняные дома становились всё выше и скоро перешли в белокаменные. Ближе к центру крыши домов красили в жёлтый, и стали попадаться дворцы с золочёной черепицей и с сияющими статуями драконов по обе стороны крыльца.

Нужного нам торговца коврами мы нашли почти сразу, что было чудом на рынке размером с город внутри города. Сморщенный миниатюрный человечек с вислыми длинными усами, вероятно, дальний родственник гномов с Севера, сидел в тени навеса в окружении ковров, циновок и гобеленов с изображёнными на них вивернами, ослизгами, вилохвостами и драконами всех видов.

— Каждому дому нужен дракон, — произнёс торговец, оценив нас взглядом, послюнил палец и перевернул страницу книги, которую держал на коленях.

— Мы ищем золотого дракона, — сказал Иорвет.

Старик вскочил и начал откидывать ковры в сторону.

— Шерстяные верблюжьи от албохейрских ткачей — дорого, но выбор на века. А вот ковры с шёлковой нитью — посмотрите, как притягательно переливается вышивка. Сизалевый половик — для тех, кто стеснён в средствах, но не стеснён в запросах…

— А есть с драконом, но без крыльев? — перебила я торговца.

Он выпустил из рук ярко-синий ковёр.

— Найдём, — ответил он. — Прошу за мной.

Торговец огляделся по сторонам и повёл нас в глубь лавки. Около ворсистого ковра, закрывающего дальнюю стену, он обернулся:

— Без крыльев невозможно летать, — сказал он.

— Без крыльев возможно падать, — произнёс Иорвет вторую часть пароля, и старик с поклоном отвернул край ковра.

На каменной винтовой лестнице было темно, и снизу тянуло откуда-то знакомым смолистым, тяжёлым, слегка горьковатым запахом. Иорвет выругался, и я вспомнила, что именно этот запах преследовал нас по коридорам после того, как мы подожгли афиум в пещере на перевале. Колодец с лестницей вывел в выложенную камнем галерею, освещённую редкими факелами, посередине которой в широком жёлобе текла подземная река. Вони нечистот не было слышно, и запах афиума почти растворился в веющей от реки холодной свежей влаге. Вода в свете факелов казалась прозрачной, мы шли по течению вдоль потока и перепрыгивали через уходившие вбок в сводчатые проходы желоба поменьше.

— Я чувствую Борха, — сказала я и свернула в один из таких проходов, пол в котором был сухим. Иорвет, пригнувшись, следовал за мной.

Безлюдный зал, куда мы попали, украшали красные балдахины с кистями, и под каждым располагался окружённый диванами стол. У дальнего стола в сторону откинулся полог, и Три Галки приветственно замахал нам рукой.

— Я порядком проголодался, пока ждал вас, — сообщил он и крикнул: — Алим!

— Это притон, — процедил Иорвет.

— Нет, друг мой, это — заведение с прекрасной кухней, правда, только для своих, — ответил Борх. — А притон дальше по коридору.

Он мотнул головой на неприметную деревянную дверь в дальнем конце зала. К нам подошёл пожилой мужчина, выглядевший близнецом торговца коврами, с достоинством склонил голову и выслушал длинную тираду на зерриканском, которую Борх произнёс, причмокивая губами и закатывая глаза. После Алим исчез, дверь в притон отворилась, пахнуло парами афиума, и оттуда вышел и скрылся в выходе в коллектор мужчина в богатых ниспадающих одеждах, сопровождаемый полуобнажённым слугой.

— Верхний подземный город — белая кость преступного мира Алтинадира, — произнёс Борх и поднял указательный палец. — Весьма полезно иметь связи в этом мире, и скоро вы узнаете, с какой целью мы встретились именно здесь.

— Почему город Верхний? — спросила я. — Есть и Нижний?

— Всё верно, — ответил Борх. — Водостоки Верхнего города снабжают Алтинадир чистой питьевой водой, а водостоки Нижнего отводят нечистоты. В Верхнем совершаются дела, на которые закрывают глаза местные бонзы — только что мы видели господина начальника над налоговыми поступлениями в казну столицы. Развлечения на любой вкус: курение афиума, шлюхи любой расы и пола, подделка документов: о принадлежности и о вдовстве, например, как выправил себе ваш друг Исенгрим, правда, не здесь, а ещё в Шале.

Усмехнувшись, Иорвет посмотрел на своё кольцо. Хозяин подземного ресторана поставил на стол мятный чай, по которому я уже успела соскучиться, и плошки с мёдом.

— Зерриканское вино откупорим, когда дело будет сделано, — сказал Борх, разливая чай. — На чём я остановился? В Нижнем городе даже я при моих-то связях не был никогда. И только ваше воображение может подсказать, что за дела творятся там и что за чудовища обитают во мраке подземелий и смраде нечистот.

На столе появилась еда — конвертики, завёрнутые в виноградные листья, кусочки рыбы в соусе с полосками овощей, тонко нарезанное мясо, пиалы с рисом и полупрозрачные лепешки. Вскоре на столе не осталось места, а хозяин всё подносил новые блюда и ставил одни тарелки на края других.

— Люблю этот город, — сказал Борх. — Он никогда не спит.

— Ты говорил об Исенгриме, о документах, — сказал Иорвет. — Как ты познакомился с ним?

— Пустыня, — ответил Борх. — Место, где нет никого и где случаются судьбоносные встречи. Я летел по делам и увидел двух заплутавших путников, уже потерявших надежду. Одним из них был эльф, второй — следопыт, навыки которого не помогли ему найти воду. Я отнёс их к оазису, а потом мы вместе дошли до Алтинадира. Мы сидели в чайхане и слушали ашиков, когда следопыт, Бореас Мун, затосковал от их песен и решил отправиться в Хатчадор, чтобы посвятить себя партизанской войне.

— А Исенгрим? — спросила я.

— Ему было всё равно, куда идти. Больше года мы путешествовали вдвоём и пережили немало приключений, пока он не нашёл место, где захотел остаться.

— Там должны быть горы, — задумчиво сказал Иорвет. — И должна быть река с быстрым течением.

— Я не пророню больше ни слова, мой друг! — воскликнул Борх. — Ты слишком проницателен. К слову сказать, мы с Исенгримом как-то гостили несколько дней у Назара на острове. Вероятно, именно тогда его помощник и увидел нас вдвоём. Я-то его даже и не запомнил.

Трапеза подошла к концу, и Борх попросил у Алима чернильницу и бумагу.

— Приступим, место для такого рода делишек тут подходящее, — сказал он. — Сейчас мы встретимся с моим информатором — несколько лет он был наложником самой Хатун Мелике, пока его не поймали за употреблением афиума.

Повинуясь его сигналу, Алим исчез за дверью в курильню и через некоторое время вернулся в сопровождении высокого измождённого мужчины. Видно было, что некогда тот был невероятно красив, но теперь жёлтая кожа плотно облегала череп, а одежда болталась на теле, как на пугале.

— Три тысячи дирхамов, — сказал он сиплым голосом и осел на диване. — Я уже задолжал Алиму пару сотен и на меньшее не согласен. Он и так с той недели подкладывает мне в трубку верблюжье дерьмо вместо афиума.

Борх поднял на стол увесистый кожаный мешок.

— Этого хватит, чтобы провести в курильне всю твою жизнь, Сагато, — сказал он.

— С тех пор, как меня изгнали из дворца, большего от жизни мне не нужно, — ответил тот.

— Ну что же, это твой выбор, — Борх расправил бумагу и нарисовал большую окружность, а внутри неё другую. — Царская резиденция делится на две зоны. Вот эта, внешняя — с дворцами для работы и церемоний, а внутренняя — частная, запретная. Никто, кроме личной охраны царицы — Двенадцати, и проживающих там постоянно слуг, наложников и наложниц не может попасть в запретную часть. Поверху её стену патрулируют Дочери, но из-за особой конструкции хода даже они не могут заглянуть внутрь.

— С некоторых пор наложники и слуги тоже не имеют права покидать пределы своего дворца и территории вокруг него, — заговорил Сагато. — Во дворец царицы в глубине сада могут пройти только женщины из Двенадцати. Хатун Мелике оставила при себе единственную старуху-служанку, и та не высовывает носа дальше своего флигеля и дворца госпожи.

— С каких это пор? — заинтересовался Борх.

— Года три уж как, — ответил тот. — С тех пор, как в личном дворце Хатун сделали ремонт и пристроили дополнительную печь, а вокруг её сада завернули ручей. Под страхом смерти нам запретили приближаться к ручью.

— Вот как? А почему? — Борх потёр руки и многозначительно посмотрел на нас с Иорветом.

— Царица пожелала иметь пространство для одиночества, так сказали нам. Среди наложников ходили разные домыслы, но никто не рискнул ослушаться и проверить. Царица сама приходила в наш дворец, когда ей было угодно. Её любовь не иссякла, и для нас этого было достаточно.

— Но ты ведь выходил за пределы сада наложников, не так ли? — спросил Борх.

— Змей внутри меня сильнее, чем я. Мой брат добывал мне афиум и сбрасывал со стены, забравшись на неё и улучив момент между патрулями. Но ко дворцу царицы я не приближался никогда, — он сцепил костлявые пальцы и воскликнул: — Дайте клятву, что не причините ей вреда! Нет в мире существа добрее и великодушнее царицы. Кабы не она, девы из Двенадцати забили бы меня палками до смерти, и если бы я и хотел кому-то отомстить, так только им.

— Не волнуйся, Сагато, — успокаивающе произнес Борх, — клянусь драконом, что царица никак не пострадает. Однако в своих путешествиях к стене ты должен был встретиться со снежными пантерами…

— Это тайна, которую поверил мне наложник из иликан. Снежные пантеры теряют волю от запаха мускуса, получаемого из желёз редкого вида степных хакландских кошек.

Он запустил руку в карман рубахи и достал пузырёк тёмного стекла.

— Мой последний запас. До недавнего времени я не оставлял надежду пробраться туда и снова хоть одним глазком взглянуть на мою госпожу… Но теперь уже слишком поздно, сон богов ждёт меня.

Нетвёрдой рукой он водил пляшущим пером по бумаге и вырисовывал расположение зданий в запретных владениях царицы — дворец наложников в центре, дома для прислуги и, в стороне, опоясанный ручьём дворец самой Хатун Мелике. На изгибе стены в противоположном от него углу сада поставил крестик.

— Перебраться через стену лучше всего тут, — перо царапнуло бумагу, выпустив кляксу, и выпало из руки Сагато. Лицо покрылось испариной, и он прошептал: — Мне пора, оставьте меня в покое…

Он встал, пошатнулся, опёрся руками о стол и застыл сгорбившись, тяжело дыша и глядя чёрными от расширенных зрачков глазами в пол. За его спиной возник Алим, приобнял за плечи и, не забыв прихватить мешок с монетами, повёл бывшего наложника в сторону курильни.

— Что я говорил? — торжествующе сказал Борх. — Царица поселила к себе во дворец моего сына!

— Не понимаю, зачем тебе нужны мы, — сказала я, развернувшись от плана к Борху. — Почему ты не можешь обернуться птицей, залететь во дворец, обернуться кем-то ещё и унести дитя?

Борх покачал головой.

— Хатун Мелике, как и воительницы из Двенадцати, почувствуют меня, как и любого дракона. А они не должны узнать, кто забрал дитя. Я донесу вас до стены, — он ткнул пальцем в крестик, — а ваша способность переходить в другой мир поможет вам добраться до дитя.

Иорвет мрачно смотрел на закрывшуюся за Сагато дверь. Потом перевёл взгляд на план дворца и подвинул его к себе.

— Какого размера трёхлетний дракон?

— Ещё невелик и вполне поместится в твою сумку, — ответил Борх. — На сегодня довольно. Я снял комнаты в гостевом доме неподалёку от рынка. Хороший сон не повредит всем нам, а завтра обсудим детали и подготовимся.

С балкона верхнего этажа дворца, который Борх скромно назвал гостевым домом, виднелось море вспыхивающих в закате золочёных крыш, и это золото стекало широкой дорожкой на реку и просвечивало сквозь косые паруса трехмачтовых шебек, сгрудившихся в порту.

— Золото привносит в жизнь счастье, когда закрывает низшие потребности и только до той поры, — сказал Борх, с наслаждением оглядывая панораму города. — Но оно же уменьшает счастье, когда приносит в головы ценности ненастоящие.

— Все драконы богаты? — спросила я.

— Золотые драконы и есть само золото… Воплощение мечты. Каждый чего-то да хочет от золотого дракона — будь то богатство, власть, либо исполнение желаний. Да только не понимают, что на самом деле они хотят чего-то совершенно иного, чего не может дать ни один дракон… Поэтому так ценно встретить существ, которые не хотят от дракона ничего.

— А чего хотят сами золотые драконы? — спросил Иорвет.

Он облокотился на каменные перила и следил за птицами, кружащими в оранжевом небе.

— Умеете же вы, дорогуши, спросить то, чего никто не спрашивал! — воскликнул Три Галки. — Драконы должны хранить Баланс Порядка и Хаоса, а чего я хочу, уж и не помню… Сейчас мой долг — воссоединиться с сыном, и всё остальное неважно.

Он ушел с балкона в просторную, обрамлённую мраморными колоннами гостиную и развернулся к нам.

— Отдыхайте, завтра будет хлопотный день, не говоря уж о ночи.

Борх скрылся за дверью в свои апартаменты. К нам вошла вереница слуг, которые внесли фрукты, кальян, стопки одежды и полотенец, и один из них знаками показал, куда нам надлежало сложить грязную одежду, а другие наполнили горячей водой ванну на нашей половине этого средневекового пентхауса.

— Ну что же, это именно то, чего я желала после долгой дороги, — сказала я по завершении всех водных процедур, расчесав, наконец, волосы и облачившись в скользкую шёлковую тобу.

Иорвет обошёлся полотенцем, которое повязал вокруг бёдер.

— Не слишком-то великое желание, — насмешливо сказал он, устроившись на диване и выпуская в воздух дым кальяна.

— Я — простая ведьмачка, — улыбнулась я и развалилась на подушках рядом с ним.

— И чего же ты хочешь действительно важного, простая ведьмачка?

— Тебя, — не раздумывая, ответила я и положила руку ему на живот.

— Ты всегда смеёшься…

— Нет, не смеюсь, но и думать о важном сейчас не хочу, — сказала я. — А чего хочешь ты?

— В отличие от тебя и дракона я точно знаю, чего хочу.

— Например?

— Например… — его лицо стало серьёзным. — Я хочу, чтобы ты разговаривала со мной на моём языке, на Старшей Речи.

— Это я могу, — рассмеялась я.

Иорвет приподнял бровь. Набрав воздух в лёгкие, я выпалила все ругательства на Старшей Речи, которые запомнила за время наших странствий. Он придвинулся поближе.

— Мне нравится, продолжай, — его рука скользнула под мою спину.

— Я сдала экзамен?

— Neén, het ess neén belan’greac a’taeghane.

*Нет, но это сейчас неважно*

— Что? — не поняла я.

— Это не важно.

— Ты тоже смеёшься и не говоришь о том, что важно, — сказала я. — Никто не говорит — ни драконы, ни эльфы.

— Ни люди.

— Никто, — согласилась я, и мы занялись тем, что было в этот миг действительно важным.

Проснулась я от тихого шелеста, и долго лежала, всматриваясь в тёмный потолок, и слушала дождь, который постукивал по металлу крыши. Иорвета рядом не было, а дверь на балкон была открыта, и занавески пузырём выгнулись наружу. Во фляге было пусто, цепочка с камнем звякнули на дне, и я пошла в гостиную за водой. Из-за двери Борха доносился раскатистый храп, и на цыпочках я вернулась в нашу спальню.

— Ты не спишь? — Иорвет сидел на балконе, поджав под себя ноги.

Пахло прибитой дождём пылью, а морось, висящая в воздухе, превратила огни города, который никогда не спит, в расплывшиеся пятна.

— Проснулась от дождя, — ответила я и села рядом.

— А я не смог заснуть, — сказал он. — Это завтрашнее дело…

Он замолк.

— Честно говоря, оно мне не нравится, — кивнула я. — Что-то с ним не так.

— Да, — ответил он. — От него смердит за версту.

— Но у нас нет выбора?

— Выбор есть всегда, — сказал Иорвет. — Но времени отказаться от него и искать Исенгрима самим у нас нет.

— Времени нет… — повторила я и подумала о том, как давно не возвращалась в мой мир. Воспоминание о нём ускользало, как о сне, приснившемся когда-то прежде.

— Прошло четыре года, как Исенгрим покинул Север, и я не знаю, что за незнакомца встречу вместо него, — сказал Иорвет.

— Конец путешествия близок, — сказала я. — И если нас не растерзают снежные пантеры и не изрубят в фарш стражницы из Двенадцати, то через день ты узнаешь.

— Это так, — помедлив, сказал он. Его кожа, покрытая каплями дождя, блестела в тёмно-синей ночи. — Я должен попросить тебя кое о чём.

Я кивнула.

— Исенгрим не должен узнать о наших отношениях.

— У нас же нет отношений, — помолчав, сказала я.

— Да… То есть, нет. Есть, но не те — мы друзья.

— Которые занимаются любовью.

— Да.

— Вообще никаких отношений, — подтвердила я.

— Да, — начав раздражаться, сказал он. — Поэтому Исенгрим ничего не должен узнать о наших не-отношениях. Это слишком большой риск. В лучшем случае он просто не станет со мной разговаривать… — его губы скривились. — Bloede arse, мне не нравится говорить такое даже другу…

— У нас же договор, так что всё честно. Не переживай, мимолётный курортный роман — не повод ставить под угрозу твои планы.

— Вот как, мимолётный роман?

— «Беспроигрышная ситуация, никаких обязательств», — процитировала я слова Иорвета, впервые за долгое время почувствовав, что делаю всё правильно. Я не должна ставить его перед выбором, не должна давать ему повод нарушить данную им клятву и не должна в своих кратковременных гастролях по этому миру вмешиваться в его судьбу, как это произошло с Эскелем. — Приятный бонус к нашему совместному путешествию и только.

— И ничего больше? — я заметила в его взгляде ярость.

— Ничего больше.

— Отлично, — отчеканил он. — Как нельзя лучше.

— Не забудь предупредить Борха, — сказала я. — Он болтлив, а Исенгрим — его друг.

— Я уже поговорил с ним, — ответил Иорвет. — Он будет хранить молчание, если мы никому не расскажем о его сыне.

— Отлично, — сказала я и поднялась. — Рассвет скоро. Я — спать.

Дождь так и продолжал мокро шуметь по крыше, и, несмотря ни на что, я заснула мгновенно. Иорвет вернулся под утро, и сквозь сон я почувствовала, как ледяные пальцы прикоснулись к моей руке, и я сжала его ладонь в своей.