Глава 13. Единственный патрон
Пока нам везло. Очень везло. Наш путь через комплекс Х-4 проходил без ненужных сюрпризов. Я шел за Дедом и думал о том, что же тут могло случиться, что было способно в одно мгновение уничтожить лабораторию вместе со всем персоналом. Тут будто атомный взрыв произошел, огненное цунами прокатилось, в один миг уничтожив людей и разворотив оборудование. Было в этом что-то дьявольское, хотя… В Зоне все буквально пропитано самой настоящей чертовщиной. Тот, кто хоть раз видел местные "достопримечательности", вроде парящих над ржавыми рельсами мертвых локомотивов, огненных фонтанов, бьющих из давно опустевших газовых труб, автомобилей, которые ездят без бензина и компьютеров, запитанных от розеток, в которых нет электричества, в этом нисколько не усомнится. Про мутантов, ходячих мертвецов и аномалии я уж и не говорю. И может быть, самое притягательное в Зоне отчуждения то, что здесь нет никаких законов мироздания, никаких правил, по которым живет внешний, привычный каждому мир, что здесь любая, самая горячечная фантазия может внезапно стать реальностью.
Я вдруг вспомнил один случай, который случился с нами в начале октября прошлого года, когда мы с Сарычем совершили вылазку в Темную долину, в аккурат после того, как "Долг" зачистил ее от обосновавшихся там бандитов. Добрались до старого завода на востоке долины, между заброшенной бензоколонкой и болотом, решили заглянуть на завод, поискать хабар. Я и раньше сталкивался в Зоне с вещами, которые вряд ли бы смог объяснить целый институт академиков, уж не говоря обо мне, но то, что я увидел на этом заводе, было совершенно невероятно. Ворота во двор завода — обычные железные ворота, какие можно увидеть в очень многих советского образца постройках, — некогда были выкрашены серой краской, но время и непогода согнали с ворот покраску, она облезла, обнажив ржавый до дыр металл. Ну чего необычного можно ожидать от старых ржавых ворот? Ничего, казалось бы. Но только когда мы с с Сарычем приблизились к воротам, они начали медленно открываться. Поползли створки в стороны, со скрипом, с дребезжанием, пропуская нас во двор. Раскрылись на всю ширину — и встали: смолк скрежет железа по бетону, и стало так тихо, что нас с Сарычем охватил необъяснимый, почти мистический ужас. Мы не могли объяснить, как открылись ворота, мы не слышали звуков работы каких-то открывающих ворота механизмов, ничего, кроме скрипа железа об асфальт. Остолбенев, стояли с оружием наготове во дворе завода, у подножия башенного крана и ждали нападения, но ничего не происходило. Прошло, наверное, минут десять, а мы все стояли, замерев, сжимая в руках стволы, пока с серого октябрьского неба не начал накрапывать холодный мелкий дождь, и то ли он привел нас в чувство, то ли мы сами, наконец, осознали реальность и вспомнили, зачем мы здесь. Забрались внутрь завода, обошли все его мертвые цеха, мастерские и подсобки, убедились, что внутри нет ничего ценного, снова вышли во двор и потопали дальше, в сторону заброшенной фермы — и едва мы миновали створ ворот, они так же медленно и торжественно закрылись за нашей спиной. Мертвый завод выпроводил нас точно так же, как за полчаса до этого гостеприимно открыл нам свои двери — именно завод, потому как мы не видели ни одного живого существа, которое могло это сделать. Но самое жуткое было в другом: я готов поклясться чем угодно, что на воротах не было ни одной надписи, когда они открылисьперед нами. А вот когда мы уходили, и я оглянулся, то увидел на правой створке надпись из трех слов, сделанную белой краской. Она сильно потускнела и стерлась, но была еще разборчива, и я прочитал ее. Как я уже сказал, всего три слова — "Я ЛЮБЛЮ ЛЕНУ Д." Когда-то, шестнадцать лет назад, я сам написал о своей любви к однокласснице Лене Должанской на воротах школы. Именно так написал, "Я ЛЮБЛЮ ЛЕНУ Д.". Через много лет я встретил мое собственное юношеское откровение на других воротах. Это было написано мной, когда-то в другой жизни, и Зона напомнила мне об этом. Я ничего не сказал Сарычу, но ничего и не требовалось говорить, возможно, он тоже увидел что-то такое, о чем не хотел рассказать мне. И хотя ничего плохого с нами не приключилось, мы с Сарычем постарались убраться из Темной долины побыстрее и больше никогда не ходили туда…
— Ты о чем думаешь? — окликнул меня Дед.
Я вздрогнул.
— Ни о чем. Просто вспомнил кое-что.
— Не щелкай клювом. Слишком тихо тут, мне это не нравится.
Мы уже давно миновали разрушенные лаборатории, вышли в лабиринт бетонных коридоров, каких-то пустых помещений, в которых не было ничего, кроме строительного мусора. Возникало ощущение, что все это строилось наспех, нахрапом: кругом громоздились кучи досок, связки арматурных прутьев, бумажные мешки с окаменевшим цементом, старые емкости из-под краски и ведра всех размеров и форм — будто в один момент бросили все здесь строители, чем-то испуганные и в спешке покинувшие эти каменные катакомбы. Преодолевая переход за переходом, мы в конце концов оказались в обширном тоннеле с проложенной по нему железнодорожной колеей, по обе стороны от которой стояли трех- и пятитонные контейнеры. Дед сделал знак остановиться.
— Ну все как я и думал, — заявил он с удовлетворением в голосе. — Теперь сориентируемся по компасу и пойдем на север. Думаю, выйдем в Припять.
— Тут полно аномалий, — сказал я, заметив за контейнерами характерной для гравитационных ловушек колебание воздуха. — Не пройдем.
— Другого пути все равно нет. Слушай мой приказ: я иду впереди и бросаю болты, ты меня прикрываешь. Гранатометы держи наготове.
— Есть, командир, — буркнул я.
Деду не откажешь в храбрости. Не думаю, что он раньше ходил такими сложными маршрутами, хотя… Чем кишащий аномалиями тоннель в глубине чернобыльской Зоны отличается от утыканной противопехотными минами горной тропы где-нибудь под Джелалабадом? Наверное, ничем. Точно так же, шаг в сторону — и привет, путешествие окончено.
Мы пошли по рельсам, все больше углубляясь в тоннель. Дошли до брошенного состава из локомотива ЧМЭЗ и прицепленных к нему платформ с песком и гравием. Вокруг полотна обосновались большие и малые "Электры", так что пришлось лезть на платформы и двигаться дальше, перепрыгивая с с одной на другую. Тем не менее, одну из "Электр" мы все же побеспокоили, и она разрядилась с оглушительным треском. От нее пошла цепная реакция, и прочие "Электры" тоже шарахнули одна за другой, наполнив тоннель слепящим белым светом. Замерев на месте, мы ждали, когда успокоится эта дьявольская иллюминация, но все, слава Богу, обошлось, только по платформам еще несколько секунд змеились остаточные разряды.
За составом дорогу перегородили массивные полуоткрытые ворота; я с трудом протиснулся между створками. Тьма была такая густая, что в океанской пучине, наверное, и то светлее. Миновав короткий участок тоннеля, мы вышли в обширный зал с платформами и полукруглым сводом на опорах, очень напоминавший станцию метро. С противоположной стороны зала тоже была проложена железнодорожная ветка, а это означало, что под лабораторией Х-4 проложена целая сеть транспортных коммуникаций — вероятно, они раньше соединяли Припять с остальными объектами на территории Зоны.
— Развернулись здесь однако! — сказал Дед, оглядевшись. — Похоже, тут был главный транспортный узел. И чего они возили?
— Не нравится мне тут, — проворчал я. — Надо уходить.
Протяжный, низкий, грозный и леденящий душу рык прокатился по подземелью, отозвался эхом от свода тоннеля и затих, оставив после себя зловещую тишину. Сердце мое замерло, ноги стали чужими, непослушными.
— Что это? — шепнул Дед.
— Не знаю, — отозвался я тоже шепотом.
Крадучись, стараясь не производить ни малейшего шума, вы выбрались с полотна на платформу. Дед пальцем указал на контейнер-трехтонник у торцовой стены. Я понял, подобрался к контейнеру и полез на крышу. Это было нелегко, но страх придал мне сил. Дед быстро забрался следом, и мы уселись рядышком, приготовив оружие.
Я заметил между стеной и контейнером останки снорка в луже засохшей крови. От мутанта остались только ноги в грязных стоптанных берцах и нижняя часть туловища, голова и руки исчезли, а грудина была разодрана в лохмотья. Я еще успел подумать, какая тварь могла бы так лихо разделать "попрыгунчика", но тут в тоннеле слева от нас началась шквальная дружная стрельба из нескольких стволов. А еще мы услышали человеческие вопли и глухое рычание. Продолжалась эта адская музыка всего несколько секунд, а потом наступила тишина, от которой, признаться, сделалось еще страшнее.
— Завалили? — прошептал я, глядя на Деда. Тот покачал головой — мол, не знаю.
Ответ на свой вопрос я получил через пару минут. В полной, я бы сказал, объемной тишине подземелья, которая после стрельбы, воплей и рыка, казалась еще страшнее, ослышался тихий хруст гравия под мягкими лапами, из темноты тоннеля на нас глянула пара горящих красных глаз. Сгусток тьмы обрел очертания, по-кошачьи мягко и беззвучно выполз на рельсы.
Химера. Тварь, про которую сталкеры даже стараются на говорить, такой ужас она внушает. Легендарное чудовище, которое мало кто видел своими глазами, потому что встреча с химерой всегда заканчивается для перешедших ей дорожку бедняг одинаково. Я не слышал, чтобы кто-то когда-то ушел от химеры. Мне в свое время довелось увидеть только сильно разложившийся труп монстра на Янове, возле градирни. Долговцы ее застрелили, после того как химера задрала несколько человек недалеко от Яновского вокзала. Это, кстати, единственный случай на моей памяти, когда чудовище удалось убить. Группа Харченко охотилась на чудовище несколько ночей, гадину выследили и завалили из пулеметов. Но тварь на Янове была определенно меньше той, что вышла сейчасна нас из тоннеля. Из-за колеблющегося над аномалиями воздуха я не мог определить точно размеры твари, но эта химера мне показалась огромной, наверняка не меньше двух с половиной метров в длину и, наверное, сантиметров сто пятьдесят-сто шестьдесят в высоту. Монстр сделал несколько крадущихся шагов в нашу сторону, остановился, припал к рельсам. Между нами и тварью было метров пятнадцать, не больше, и мне почему-то подумалось, что химера вполне способна преодолеть эту дистанцию одним прыжком. Не было никаких сомнений, что химера нас увидела: безобразная, напоминающая страшную пародию на человеческое лицо с крючковатым носом и козлиной бородой морда большей головы химеры была обращена в нашу сторону, раскосые глаза смотрели прямо на нас. На заросшем редкой рыжеватой шерстью теле чудища виднелись блестящие подтеки свежей крови, морда тоже была окровавленной.
Я не знаю, была ли химера сыта, утолила ли она свою кровожадность, уничтожив незваных гостей — теперь мне была понятна остервенелая и, увы, безнадежная стрельба перед появлением чудовища. Если верить сталкерским байкам, химера всегда голодна, всегда жаждет крови. И убить ее совсем непросто. Как и все чернобыльские мутанты, химера не просто зверь — она наделена интеллектом, причем очень развитым. Умнее химеры из мутантов Зоны только контролер и бюрер. Парой минут назад вышедший на нас из тоннеля монстр прикончил несколько человек и сделал это без особого труда, не получив опасных ран, и наверняка был намерен продолжить убивать. Новой жертвой должны были стать мы с Дедом, я будто прочел это в глазах чудовища.
Будь я один, мне пришел бы конец — страх буквально парализовал меня, и я даже не мог пошевелиться, уж не говоря о каком-либо сопротивлении. Но у Деда оказались нервы из легированной стали. Спокойно, как на стрельбище, он взялся за гранатомет, выдернул предохранительную чеку и нажал на рычаг, на одно мгновение опередив тварь, которая собралась в комок, приготовившись к прыжку. Грохот взрыва буквально потряс все подземелье: химера, отброшенная ударной волной к стене тоннеля, с яростным ревом забилась в конвульсиях, разрывая лапами собственные обгоревшие внутренности, выпавшие из прожженого гранатой брюха. Я вскинул автомат, чтобы добить тварь, но Дед остановил меня.
— Не трать патроны, — спокойно сказал он. — И так сдохнет.
Химера умирала долго, наверное минут десять. Живучая тварь, очень живучая. Но время шло, свирепый бешеный рев сменился сначала хриплым завыванием, потом почти человеческими стонами и всхлипываниями, и наконец, страшный зверь перестал царапать бетон когтями и испустил дух. Дед, будто опомнившись, отбросил пусковую трубу гранатомета.
— Кажись, все, — сказал он.
— А вдруг вторая поблизости бродит? — спросил я, не веря тому, что нам удалось так легко отделаться. — Подождем?
— Химера одиночный хищник, — заявил Дед. — Разве что гнездо у нее тут.
— Это откуда такие познания? — удивился я.
— Курс молодого сталкера, — ответил Платов. — Какое первое правило разведчика? Собрать информацию. Вот и я собрал о Зоне все, что смог найти. Или я не прав?
— Да прав, конечно. — Я снял противогаз, вытер заливавший глаза пот. — Извини.
— Я покурю, — ответил Дед и полез за сигаретами. а я пожалел, что мою флягу с виски тоже забрали.
Мы просидели на контейнере еще с четверть часа, но больше никакая зараза из тоннеля не появилась. И мы решились — попрыгали с контейнера и осторожно направились в тоннель, из которого вышла химера. Я еще остановился, чтобы посмотреть на труп сраженной твари, но Дед жестом поторопил меня. Шли медленно, прислушиваясь к каждому звуку. Через метров двадцать мы увидели с левой стороны тоннеля дверь служебного выхода и возле нее — разбросанные по рельсам трупы, всего три. Наверняка это были наемники, которых отправили расчистить путь. Химера буквально искромсала их своими страшными когтями, стены тоннеля на два метра в высоту были густо забрызганы кровью. Обыскивать мертвецов мы не стали, пошли дальше. Дед очень уверенно шел вперед: я не удержался и спросил его, откуда такой кураж.
— На лайф-сканер посмотри, — пояснил Дед. — Пусто тут.
— Знаешь, дедуля, общаясь с тобой, я иногда чувствую себя дебилом, — признался я. — А ведь в Зоне не первый месяц трусь.
— Молодой ты еще просто. Наблюдать не умеешь, подмечать важное. Поэтому учись.
Бетонная "труба" оказалась короткой, не длиннее ста метров, а за тоннелем располагалась настоящая подземная железнодорожная станция, куда больше предыдущего подземелья, полная контейнеров и брошенной ржавой техники от локомотивов и вагонов до грузовиков и бульдозеров. Прямо в середине ее устроилась огромная не меньше десяти метров вдиаметре "Карусель", окруженная кольцом истлевших костей и прочих останков — похоже, в аномалию попал не один обитатель этого подземелья. Перебираясь через груды строительного мусора. мы вышли к месту, откуда две колеи уходили в параллельно расположенные тоннели. Мне и в голову не могло прийти, что в центре чернобыльской Зоны кто-то построил настоящий подземный железнодорожный узел. Просто метро какое-то.
— Думаю, тут выход, — с удовлетворением в голосе заявил Дед. — Разницы нет, в правый или в левый тоннель идти, все равно выйдем в Припять.
— Уверен?
— Ага. Идем осторожно, чуйка мне подсказывает, что твой друг со товарищи может быть недалеко.
— Знаешь, ты это… лихо химеру завалил, — сказал я. — Респект тебе, папаша.
— Рано еще радоваться, — самым меланхоличным тоном заявил Дед. — И есть хочется ужасно. А тебе?
— Да… наверное.
— Сейчас бы армейской гречневой каши с тушенкой, разваристой, да с грибочками лесными, да из полевой кухни! — Дед поцокал языком. — Эх, были времена… Давай за мной, тут вроде выход недалеко.
— С чего ты взял?
— А вон, гляди, космы "жгучего пуха" колеблются, будто их ветер шевелит. Дал бы Бог не ошибиться, а то что-то я по солнышку соскучился…
Он не договорил, внезапно и сильно толкнул меня в грудь рукой и сам упал на кучу щебенки, вжимаясь в нее всем телом. Я растянулся рядом с ним, посмотрел в ту сторону, куда был направлен взгляд Деда — в темной пасти тоннеля, с той стороны, откуда мы шли, появились пять точек белого света. Пять зажженных фонарей.
— Гранатометы сними, положи между собой и мной! — скомандовал шепотом Дед. — Один держи наготове, только внимательней будь, чтобы жопу тебе реактивной струей не оторвало. Не гоношись, пусть подойдут ближе. И бей наверняка, это наемники, они тебе промаха не простят.
Конечно не простят, в смятении подумал я, непослушными пальцами вытаскивая из гранатомета предохранительную чеку. Теперь уже Уокер не будет рисоваться, поигрывая своим пистолетом перед моей физиономией, сразу пальнет, прямо в лобешник. Но и я не собираюсь в игрушки играть. Посмотрим, чья возьмет. Поглядим, как оно все ляжет.
— Терпение! — прошептал Дед. — Стрелять по моей команде, ни раньше, ни позже…
Да понял я, понял! Блин, во рту как-то сразу все высохло, будто песку в него набилось. Пляшущие лучи света приближались, между нами не больше сотни метров. Кинжальная дистанция, на такой хороший стрелок не промахивается. А Дед… Ждет, старый черт, весь прямо слился со своей СВД. Ну только не промахнись, хотя он же спецназовец. Он не должен промазать.
Они что-то заподозрили. Или заметили, возможно, трупы своих товарищей, убитых химерой. но, скорее всего, таки разглядели за кучами мусора нас с Дедом. Все пять фонарей погасли разом, в одно мгновение. И секундой спустя дружно, в несколько стволов, они открыли по нам огонь. Пули рикошетили с визгом вокруг нас — звенел под их ударами металл, сыпалась на голову бетонная крошка, запахло окалиной. Хлопнул выстрел из СВД Деда — уж не знаю, попал ли Платов в кого, или это наемники меняли магазины, но на пару секунд стало тихо, а после огонь стал еще яростней.
Я вскрикнул — будто раскаленным прутом чиркнули по голени, и ногу прострелила сильнейшая боль. И эта боль вместе со страхом придали мне решимости. Дед забыл про меня, так и не дал приказа открыть огонь — ну и хрен на него! Подняв прицел, я приподнялся и разрядил гранатомет в темноту перед собой. Полыхнула вспышка, прокатившийся по подземелью взрыв забил все звуки, а вот следом за взрывом раздался звук, который и описать невозможно — адский, рвущий слух скрежет, будто кто-то огромным гвоздем царапал железный лист, и затем неописуемый грохот: в какой-то момент мне показалось, что свод подземелья рушится нам прямо на голову. Сердце мое замерло и дыхание перехватило, да еще в следующую секунду нас накрыло облако пыли, после чего стало тихо, как в склепе. Уж не знаю, где в эти мгновения моталась моя душа, в пятках или на небесах, но вернул ее в тело Дед, схвативший меня за плечо.
— Живой? — крикнул он, да так громко, что я подумал о контузии.
Я закивал, попытался приподняться, но раненную ногу снова дернуло так, что я взвыл во весь голос.
— Молодец парень! — Дед тряхнул меня за плечо. — Отличное попадание, прямо в опорную конструкцию. Не говорю, что ты целился туда, но вышло удачно. Часть свода обвалилась им на голову, во как!
— Нога, ёпта! — простонал я. — Задело меня.
Цепануло меня конкретно: судя по тому, как прилипала штанина комбеза к ноге, кровотечение было довольно сильным, но кровь, сочившаяся из пробитой пулей дырки в штанине, была в свете фонаря почти черной, и это уже было хорошо — венозное кровотечение штука неприятная, но только с перебитой артерией я бы отдал концы за несколько минут. Ногу просто огнем жгло, однако заниматься раной было некогда. Наступившая тишина ровным счетом ничего не означала, выжившие наемники могли затаиться и поймать нас на любой оплошности.
Дед будто угадал мои мысли.
— Движения на двенадцать часов нет, — заявил он. — Вроде, всех положили.
— Плевать! — Я попробовал двинуть ногой и вскрикнул. — Мать его, как больно!
Дед не успел ничего сказать: из темноты донесся звук, похожий на издевательский смех, а потом он перешел в кашель.
— Два идиота! — прохрипел голос. — Как обидно дойти почти до самой цели и лишиться всего из-за идиотов!
— Уокер! — Я мигом забыл о раненной ноге. — Жив, сволочь!
— Как сказал бы Гектор Троянский перед поединком с Ахиллесом: "Ах, богиня Афина, а хули мне будет, засранцу,!" — Уокер снова засмеялся хриплым кашляющим страшным смехом умирающего человека. — Ножку ему поцарапали, ах ты незадача!
— Ну я тебе сейчас… — Я оттолкнул руку Деда, ойкнув, поднялся на ноги и полез через кучи щебня и мусора вглубь тоннеля. Платов оказался прав: граната РПГ-26 угодила в металлическую опору, из-за чего часть свода обвалилась прямо на головы Уокера и его наемников, и, как оказалось, выжил после такого бетонного дождичка только главарь всей этой честной компании.
Я поводил фонариком и вздрогнул, когда луч света выхватил лицо лежавшего навзничь Уокера. Нижнюю часть его тела придавил обломок бетонного кессона — неслабый такой, как минимум в несколько центнеров весом. Не было никаких сомнений, что эта махина перебила ему позвоночник и размозжила ноги и таз. Безнадежная ситуация.
— Чего, радуешься? — спросил Уокер, кривя рот в судорожной улыбке. — Правильно радуешься. Все можно предусмотреть, но фактор идиота никак…
— Ты сам это начал, — сказал я, не зная толком, что говорить. — Во всем себя вини.
— Да уж, сейчас расплачусь… — Он закашлялся. — Ладно, идите отсюда нахрен, это вам не цирк. Дайте спокойно подохнуть.
— Ты все предусмотрел, — произнес я, глядя ему в глаза. — Но вот артефакта, защищающего от обрушившегося свода тоннеля не отыскал.
— Да пошел ты!
— Мы заберем тебя с собой, — сказал я, прекрасно понимая, что говорю ерунду: даже десяток здоровенных мужиков вряд ли стащил бы с Уокера эту бетонную громаду, да и был бы смысл надрываться — все равно он не жилец с переломанными костями и раздавленными внутренностями. Естественно, что на мои слова Уокер ответил издевательским смехом.
— Нет, ты и впрямь дебил, Пиндос-кун! — прохрипел он. — У меня от боли сердце останавливается, а ты тут скаута изображаешь. Срать я хотел на твое благородство. Но… Если папаша не против, хочу тебе предложить сделку.
— Чего ты хочешь?
— Я выронил свой пистолет. Он где-то тут, рядом, среди обломков. Найди его и дай мне. Можешь оставить в нем только один патрон, мне больше не нужно. А я тебе за это кое-что расскажу, окей?
— Лучше его просто прикончить, — посоветовал Дед, держа Уокера на прицеле.
— А, афганский герой подал голос? — Уокер снова закашлялся, перевел дыхание. — Везунчик ты, папаша, а знаешь в чем твое везение? Разница в возрасте у нас большая, и ты, и я были в Афганистане, но разминулись во времени лет эдак на пятнадцать. А было бы интересно встретиться с тобой там, в афганских ущельях, посмотреть друг на друга в хорошую оптику… Ну, Пиндос, принимаешь мое условие?
— Хорошо, — выдохнул я и принялся искать. Найти "Кольт" Уокера оказалось проще, чем я предполагал, он лежал всего в нескольких метрах от раненного среди обломков. Я поднял пистолет, вытащил обойму, зарядил "Кольт" одним патроном и подал Уокеру.
— Вот видишь, ты тоже иногда можешь быть человеком, — ответил наемник, прижав оружие к груди. — И хоть очень мне хочется сейчас послать эту пулю в твою тупую башку, но я оставлю ее для себя. Мне она нужнее. Ты все равно сдохнешь в Зоне, и сроки значения не имеют.
— Что-то еще? — холодно спросил я.
— Пусть твой приятель отойдет подальше. Хочу с тобой посекретничать.
— Я бы ему не доверял, — предупредил Дед, но все же выполнил мою просьбу, отошел шагов на двадцать к тоннелям-близнецам. Уокер тяжело вздохнул, кадык у него судорожно дергался, и я подумал, что осталось ему совсем немного.
— Я могу что-нибудь для тебя сделать? — спросил я.
— Ага. Расскажи мне сказочку на сон грядущий.
— Ты хотел что-то мне сказать.
— Хоть ты и засранец, Пиндос-кун, но ты мне всегда нравился. Есть в тебе что-то от голливудского героя и деревенского лошары одновременно. Поэтому… — Тут он замолчал, судорожно сглотнул и заскрипел зубами. — Сука, как больно! Что твоя нога?
— Болит. И перевязать ее надо. Так что давай покороче.
— Секрет один тебе открою, — Уокер внезапно схватил меня за запястье: пальцы у него были ледяные. — Про Сердце Зоны. Я искал его, но не судьба была, так что найди ты. И загадай желание. Любое. Он все исполнит.
— И как я его найду?
— Жесткие диски раздавило нахрен, — Уокер издал каркающий хриплый звук, наверное, это был смех, но мне почему-то стало страшно. — Жаль, я так долго все это собирал. Но в Припяти есть могила Клыка, третьего дружка Стрелка-Меченого. Он похоронен у перекрестка улиц Дружбы Народов и Огнева, как раз рядом с медсанчастью 126. Я знаю… я уверен, главная подсказка в его могиле. Так что ищи. Не найдешь, упустишь свое счастье… навсегда.
— Зачем ты мне это сказал?
— Тяжело умирать с такой ношей. Хочу уйти в рай налегке. Человек гибнет, а дело остается, как говаривал Лукреций Кар. А теперь вали отсюда. Оставь меня с ней наедине…
— Почему ты хотел взять меня с собой? — спросил я, наклонившись к самому уху Уокера.
— А потому что дурак ты, — Уокер шумно втянул воздух. — Станешь умным, сам все узнаешь. Давай, пыли отсюда.
— Мне жаль, — я положил свободную руку на его пальцы. — Я найду Сердце Зоны.
— Хорошо. И не жалей об этой дуре Кристине, она тебя не стоила. Честно говорю. Вздорная жадная пустая баба.
— Я запомню. Где зять старика?
— На базе Бульдога в Припяти. Детский сад "Ивушка". Освобождайте, если яйца из железа.
Я кивнул Уокеру, встал и сделал несколько шагов, но он меня окликнул.
— Эй, Пиндос! — Уокер сделал паузу, чтобы восстановить дыхание. — давно хочу тебе сказать… Говеный у тебя английский. На уровне плохого учителя сельской школы из деревни Нижние Засратушки.
— Меня это не волнует, — ответил я, сделал еще пару шагов, но Уокер снова остановил меня окриком.
— Знаешь, почему я говорю по-русски лучше, чем ты по-английски? — прохрипел он.
— Почему?
— Потому что я русский, бро. Русский американец. Настоящий пиндос, не фальшивый, как ты. — Он снова засмеялся, будто сказал какую-то отличную шутку. — И звали меня… да какая теперь разница, как. Главное, не Толя Бульдозер, не Вася Пурген. Звали меня Уокер. Все, топай. Зайдешь в "Шти", передай привет Еноту и выпей за помин моей души.
— Выпью, — пообещал я и пошел вперед, твердо решив не останавливаться и не оглядываться.
На этот раз Уокер не окликнул меня. И Дед ни о чем не спросил. Просто сделал знак идти за ним. Мы дошли до входа в тоннель и здесь я присел на бетонный блок, чтобы заняться раной в ноге. Она к счастью оказалась неопасной, срикошетировавшая пуля прошла по касательной, разорвав кожу, так что я просто прижег ее йодом, перевязал и сделал себе противостолбнячный укол. Все делал молча и почему-то боялся услышать выстрел. И вспомнил историю Богдана Зори про наемников, которые бросили своего раненого. Чем мы лучше?
Далекий пока еще и зловещий звук, похожий на низкое кошачье стенание донесся до нас из глубин подземного лабиринта и заставил забыть об Уокере. Я закончил перевязку, всунул ногу в напитанный кровью берц, и мы с Дедом пошли вдоль рельсов в тоннель, в напитанный тяжелыми испарениями мрак. Прозвучавший за спиной гулкий выстрел из "Кольта" не был неожиданным, но заставил меня остановиться, ненадолго, всего на пару секунд. А Дед…
Он тоже остановился. Я отчетливо услышал, как он сказал "Упокой, Господи, душу раба Твоего".
— Аминь! — добавил я.
И мы пошли дальше.