Одна маленькая глупость

После щедро приправленного грустными воспоминаниями ужина я ушёл в свою комнату — работать. Вывел ноут из спящего режима, открыл макет сайта и файл со спецификацией, но вместо того, чтобы заняться делом, набрал на смартфоне Димин номер.

— Привет снова, как ты?

— Привет, хорошо, — голос у Димы звучал вполне жизнерадостно, так что я поверил. В принципе, на этом можно было завершать разговор, однако что-то помешало мне сказать вежливое: «Ну, тогда пока».

— Лерка рассказывала, что сегодняшние лабы перенесли на понедельник, поэтому насчёт учёбы можешь особенно не волноваться.

— Здорово! А то у меня и так по ним «хвостов» больше, чем нужно перед зачётной.

— Так до неё же ещё почти месяц, разве нет?

— Девятнадцать учебных дней, — судя по тону, это было очень мало.

— Ты обязательно всё сдашь, — подбодрил я Диму.

— Надеюсь, — Однако надежды у него голосе было маловато, и я непонятно зачем ляпнул: — Слушай, если с учёбой возникнут проблемы, то ты расскажи, хорошо? Вдруг чем-то смогу помочь.

— Хорошо, — по интонации было понятно, что Дима улыбнулся, отчего я тоже разулыбался, как дурак. Впрочем, быстро это понял и, вернув лицу обычное выражение, сказал: — Вот и договорились. Ладно, моя минутка прокрастинации закончилась, надо браться за работу.

— Ага, пока, — тут же отреагировал понятливый Дима.

— Пока, поправляйся.

Я дал отбой, посмотрел на погасший от бездействия экран ноута и решил, что ничего сейчас анализировать не буду. Дел непочатый край, вечер не резиновый, а рефлексия прекрасно подождёт до завтра.

Воскресенье выдалось каким-то особенно пасмурным и тягучим. Завтракали все вразнобой, обедали поздно, а в промежутке занимались кто чем. Я пытался работать, Верка без энтузиазма собирала чемоданы, племяшка просто сидела у неё в комнате. Смартфон молчал — после непременного «С добрым утром!» сообщений больше не приходило, хотя я не единожды дёргался на фантомный перезвон колокольчика. Конечно, можно было опять позвонить самому, но я отчего-то никак не мог на это решиться. Потому что, ну о чём нам говорить? О самочувствии? Банально. О погоде? Работе? Универе? Я бы с удовольствием помолчал вместе, однако молчать по телефону — полная глупость. То ли дело когда вы, например, гуляете вместе. Но гулять Диме пока нельзя, а даже если б было можно, то что бы он подумал о моём приглашении? И, что гораздо важнее, почему я думаю обо всём этом?

Почему я скучаю?

Снедаемый такого рода мыслями, обедал я совершенно без аппетита, чем, кажется, немного обидел расстаравшуюся для нас на прощание сеструху. А когда позже вернулся к ноутбуку, то неожиданно для себя понял, что решился.

— Ты далеко? — спросила Верка, выйдя в прихожую на шум от моих сборов.

— Хочу кое к кому в гости съездить, — ответил я уклончиво.

Сеструха очень внимательно на меня посмотрела и заметила: — Если вдруг не успеешь к поезду, то я не обижусь.

— Никаких «не успеешь», я буквально на часок, максимум полтора, — Немного пообщаюсь, может, чаю попью, если предложат. Надо только повод поправдоподобнее изобрести.

— Хорошо-хорошо, — закивала Верка. — Просто имей в виду.

— Угу, — я с громким вжиканьем застегнул «молнию» на куртке. — Скоро вернусь.

В ответ сеструха лишь скептически промолчала.

Это попахивало байкерством головного мозга, однако я всё равно поехал на «голде», давая возможность скорости и холоду вымести из моей башки засевшую в ней дурь. Увы, даже с «зелёной волной» всю дорогу фокус не удался, и, набирая на крыльце общежития номер Димы, я чувствовал себя примерно так же, как перед прыжком в прорубь на спор много лет назад.

— Привет. Как дела? Ты не занят?

— Привет, всё хорошо, — Дима так обрадовался моему звонку, что можно было легко заподозрить, будто он тоже с самого утра ходил вокруг телефона, не решаясь позвонить. — Совершенно не занят, а что?

— И сейчас в общаге? — уточнил я прежде, чем ответить на его закономерный вопрос.

— Ну да, у меня же режим.

Ответственный паренёк.

— Тогда, — я сосредоточился на естественном звучании голоса, — можешь подойти в вестибюль и провести меня мимо охраны?

— Конечно! Ты уже внизу? Заходи, я мигом спущусь.

— Не торопись, я подожду, — уверил я его и завершил вызов. Мимоходом подумал, что до сих пор не знаю, как буду объяснять свой визит, и уверенно открыл дверь общежития. Отступать мне было некуда, да и, в общем-то, незачем.

Дима действительно спустился очень скоро. Просиял мне улыбкой через весь вестибюль, как мог быстро подошёл к стеклянной будке охраны, сунул студенческий билет в открытое окошко и, выдав речитативом: — Семьсот двенадцать дробь четыре, — сделал мне приглашающий жест: — Проходи.

— Как ты? — прежде всего спросил я, оказавшись по ту сторону турникета.

— Наклоняться больно, а в остальном всё хорошо.

— Прекрасная маркиза? — Взъерошенный, одетый в красно-синюю клетчатую рубашку с закатанными рукавами Дима выглядел непривычно, и, наверное, поэтому я всё не мог отвести от него глаз.

— Нет, действительно хорошо. Пошли к лифту, я на седьмом живу.

— Да, я догадался, — И живёт не один, о чём можно было бы подумать заранее. — В двушке или трёшке?

— В двушке, но соседа сейчас нет — он домой на выходные уехал.

«Зелёная волна» продолжалась, и от этого по-настоящему захватывало дух. А Дима, как нарочно, ничем моё настроение не перебивал — просто вёл наверх, не задавая вопросов и совершенно не пряча своего счастья.

— У нас тут бардак, конечно, — предупредил он, отпирая грязно-бежевую деревянную дверь с цифрой четыре, от руки написанной чёрным маркером. — Так что не пугайся и не разувайся.

— Кто в ПТУ учился, того бардаком не напугать, — заверил я его, входя следом. — Куртку куда вешать?

— Давай мне, я её в шкаф уберу. И проходи в комнату, не стесняйся.

Под «комнатой» подразумевалась большая часть двушки, отделённая от «кухни» с «прихожей» цветастой занавеской. Степень бардака в ней была откровенно преувеличена — должно быть, Дима пугал меня заставленным грязной посудой кухонным столом.

— Да ты садись, — радушный хозяин указал мне на левую панцирную кровать. — Я сейчас чайник поставлю — будешь чай? С вареньем, ну, вашим?

Вот я балбес, не сообразил что-то сладкое принести!

— Буду, только…

— Я быстро! — Дима, не дослушав, метнулся в «кухню», а я — следом. Без задней мысли перехватил его за предплечье: — Да погоди ты! Ты что, так и не спросишь, зачем я пришёл? — и с головой ухнул в тёмные омуты распахнутых глаз.

— Нет, — Дима машинально облизнул губы, отчего моё сердце совершило непредусмотренный природой кульбит. — Главное, что ты здесь.

А ведь он прав, осенило меня простым и таким очевидным пониманием. Это действительно ответ на все вопросы, поэтому хватит уже прятаться от себя самого.

«Ты понимаешь, что переиграть уже не получится?» — с нажимом спросил у меня внутренний голос.

«Понимаю», — согласился я, отпуская Димину руку. Очень осторожно коснулся пальцами ссадины на скуле, бережно очертил контур порозовевшей щеки, остановившись на подбородке. Вслушиваясь в себя, провёл большим пальцем по нижней губе — я точно собираюсь это сделать? Дима неосознанно потянулся навстречу, пряча за ресницами полуночный взгляд, и я понял — точно. И, наконец, поцеловал.

Головокружение. Тепло — на губах и под рёбрами, в солнечном сплетении. Как же я мог в первый раз этого не почувствовать?

— Ну что? — хрипловато спрашивает Дима. Беспомощно улыбаюсь в ответ: — Я люблю тебя.

Тогда он счастливо вздыхает и обнимает меня, крепко-крепко. А я мысленно прошу у сестры прощения за своё неверие. Любовь — это и в самом деле лучшее, что может случиться с человеком.

Димка

Он лежал в постели, слушал доносившееся из-за стены бормотание какого-то фильма, который смотрели соседи-полуночники, и думал, что всё это произошло не с ним. Никогда, ни одна его мечта не сбывалась так полно — и ведь какая мечта! Абсолютно нереальная, кого ни спроси (если, конечно, решишься спрашивать о таком).

«Я люблю тебя».

Димка сладко поёжился — и я тебя, сильно-сильно. Жаль, что ты не мог остаться подольше — Вера уезжает, надо проводить, — но ведь у нас ещё будет завтра, правда? И послезавтра, и послепосле… Димка в очередной раз «оживил» смартфон, чтобы прочитать на экране последнее сообщение в длинной вечерней переписке: «И тебе доброй ночи. Увидимся после учёбы. Люблю». Димкина улыбка сделала бы честь любому Чеширскому коту. Обязательно увидимся — каких-то пятнадцать часов осталось. Совсем чуть-чуть.

Утром — неожиданно солнечным — едва продравший глаза Димка первым делом схватился за смартфон, где его уже ждало непрочитанное «Привет, ты там не проспал?».

— В смысле? — Димка посмотрел на часы и как на пружине вскочил с кровати. Лабы начинались через полчаса — примерно двадцать минут из них занимала дорога, а значит, на долю утренней рутины приходилось меньше десяти минут. Одну из которых Димка безответственно потратил на сообщение «Привет проспал успеваю люблю». Клим почти сразу ответил эмодзи с поднятым вверх большим пальцем, и спешно натягивавший джинсы Димка расцвёл майским цветом. Ответил эмодзи-поцелуем и, получив такой же, засиял ещё ярче.

— Привет, Димон, что это ты?

Вид блаженно улыбающегося смартфону соседа в наполовину одетой куртке вызвал у вернувшегося из дома Ромки обоснованное непонимание.

— Привет, — Димка спрятал улыбку одновременно со смартом. — Ничего, на пары вот опаздываю.

— А, ну-ну, — Ромка посторонился, выпуская его в секцию. — Сумку только не забудь.

— Точно, спасибо! — Димка подхватил рюкзак и уже практически из коридора крикнул: — Пока!

— Пока, — отозвался Ромка, однако слушать его уже было некому.

Он успел, более того, преисполненный куража, пошёл защищаться самым первым и играючи сдал четыре из оставшихся восьми лабораторных. С двумя его завернули на переоформление, две им с Леркой ещё предстояло выполнить, однако Димку это совсем не расстраивало. Он в принципе ощущал себя, будто в солнечной броне, пробить которую было не под силу никому и ничему — даже хмурой Сотниковой, чьи недружелюбные взгляды и интонации предвещали мало хорошего. И когда сразу после лабораторной она остановила Димку фразой «Колесников, подожди, надо поговорить», он без вопросов пошёл не в буфет, а следом за ней.

Лерка повела его на третий этаж и, последовательно дёргая ручки дверей, нашла для разговора открытую пустую аудиторию. Бросила рюкзачок на ближайший стол и, повернувшись к Димке, скрестила руки на груди.

— Значит так, Колесников. Меня тут всё отправляют у тебя спросить, поэтому спрашиваю: что происходит? Почему ты сначала сбегаешь от нас по-английски, а потом, когда тебе нужна помощь, звонишь именно Климу? С чего ты вообще взял, будто он должен бросить все свои дела и мчаться тебя спасать?

— Ни с чего я не взял, — Ещё два дня назад на этой фразе Димка бы и завис, судорожно выдумывая правдоподобное объяснение своему поведению, но сегодня всё было иначе. — Просто я его люблю.

Таких круглых глаз, как у Сотниковой, он ещё ни у кого не видел.

— Ч-что? В смысле? Ты что?.. — она запнулась, выбирая слово, и Димка без стеснения вклинился в паузу: — А он любит меня. Вот и всё.

От шока Лерка пару секунд не могла выдавить из себя ни звука, однако когда дар речи к ней вернулся, на Димку водопадом обрушилось: — Да не ври, Клим нормальный, я его почти всю жизнь знаю, не может он — в парня, у него девушка была!..

— Это правда, — уверенно перебил её Димка. — Спроси у него сама, если хочешь.

— Спрошу, даже не сомневайся! — девчонка подхватила рюкзак со стола. — И он тебе за такое голову свинтит, понял?!

Она вихрем вылетела в коридор, так и не услышав спокойное Димкино: — Не свинтит. Я точно знаю.