Одна маленькая глупость

Глава 11

Глава одиннадцатая, о любопытстве

Всё-таки не зря я сделал оговорку про погоду — следующий день выдался из серии «как и не рассветало», а ближе к вечеру вообще начался дождь, мелкий и противный. Я вышел из последнего на сегодня офиса и, оценив творящуюся на улице мерзопакость, понял, что, как бы мне ни хотелось продлить сезон, пора ставить «голду» на прикол. И, будто соглашаясь с моим решением, в кармане негромко тренькнул смартфон.

«Ещё работаешь?»

В отличие от меня, Дима отстрелялся с учёбой больше часа назад и уже был в общежитии.

«Только что закончил. Поедешь со мной байк в гараж ставить?»

«Конечно!»

Я улыбнулся, как вживую услышав полный энтузиазма Димин голос, и написал: «Тогда выходи через пятнадцать минут».

В ответ на предупреждение о том, что я задержусь, Лерка прислала короткое «Предохраняйтесь» с подмигивающим эмодзи.

— Шутница, — ворчливо прокомментировал я, прочитав сообщение, пока Дима застёгивал шлем.

— Кто?

— Лера, — я показал ему переписку. — Вернула-таки совет.

— А ты ей в каком контексте советовал? — Из-за шлема и плохого освещения было не разобрать, однако я мог бы поклясться, что о Димины щёки сейчас можно запросто поджечь спичку.

— В абстрактном. Или у неё новые приключения на любовном фронте намечаются?

— Да нет, всё, вроде, спокойно, — Дима уселся позади меня. — Не волнуйся, если что, я её в обиду не дам.

— Договорились, не буду, — и очень надеюсь, что больше никаких «если» не случится. — А у тебя как дела с извинением?

Димин вздох было слышно даже через углепластик.

— Поговорили.

— Не простила?

— Нет. И, наверное, правильно.

— Что будешь делать?

Дима обнял меня за пояс: — Пока не придумал. Только, знаешь, после разговора мне реально спокойнее на душе стало.

— Это хорошо, — я завёл мотор. — Поехали?

— Ага.

В гараже, как в любом неотапливаемом помещении, зимой было откровенно зябко, так что я сначала включил тепловую пушку, а потом уже закатил «голду» внутрь. Поставил её на коврик, внимательно осмотрел и заметил: — Надо завтра у клиентов отпрашиваться, хотя бы на первую половину дня.

— Зачем? — повернулся ко мне с интересом рассматривавший сервисный плакат Дима.

— Чтобы отмыть её на улице по светлому, а потом законсервировать на зиму.

— Законсервировать? — судя по интонации, у Димы это слово ассоциировалось исключительно с битвой против дачно-огородного урожая.

— Наполировать всякой защитной химией и сделать полное техобслуживание. Без двигателя, как ты понимаешь, даже самый блестящий мотоцикл превращается в самокат.

— А можно, я тебе помогу? У нас пары с обеда, — Дима посмотрел на меня такими честными глазами, что я автоматически пометил себе взять у племяшки их университетское расписание. Однако вслух сомнений выражать не стал, ответив вместо этого: — Давай завтра утром созвонимся — вдруг, меня работа не отпустит.

— Ну, давай, — если Дима и догадался о моём коварном замысле действовать, исходя из полученной от Лерки реальной информации, то пойти на попятный уже не мог. — А чем сейчас займёмся?

Врать не буду, имелась у меня одна задумка, и, судя блеску Диминых глаз, тут ход наших мыслей совпадал, однако прежде надо было кое-что подготовить.

— Диван с креслом пропылесосим — они с лета здесь без уборки пылятся.

— Может, оставим до завтра? — Дима подошёл близко-близко и заглянул мне в лицо снизу вверх. — А сегодня и так сойдёт.

— Думаешь?

— Уверен.

Поцелуй был, как столкновение двух разноимённых зарядов. Жарко и жадно, и я толком не успел понять, когда аннигилировали наши куртки, но всё-таки сообразил уточнить в коротенькой передышке: — Мы точно не слишком торопимся?

— Точно, — Димины ладони забрались ко мне под свитер, скользнули по спине, бокам, мгновенно подобравшемуся животу и в нерешительности остановились на пряжке ремня. — Как ты хочешь? Я, — Дима потупился, — я на всё готов, честно.

Иногда моё воображение проявляет редкостную живость, выдавая такие фантазии, о существовании которых я даже не догадывался. Вот и сейчас оно изобразило натуральный кадр из порнофильма: я сижу, развалившись в кресле, Димина макушка заслоняет мой пах, и я, запустив пальцы в светлые волосы, вынуждаю его поднять голову. Взгляд у Димы — чернее безлунной ночи, отчего моя крыша отъезжает с явственно слышным шорохом. А Дима лукаво улыбается, вновь склоняется надо мной и… Тут моя не до конца заглушëнная похотью совесть внятно заявила, что, по справедливости, роли в первый раз должны быть прямо противоположными. Ладно-ладно, не бурчи, покладисто согласился я и без особого усилия подхватил ойкнувшего Диму на руки.

— Ну, раз так, то садись и хорошенько запоминай, как именно «всё» я хочу.

Я пробовал его на вкус — шея, ключицы, грудь. Запоминал тончайшие ноты запаха. Рисовал на животе замысловатые узоры кончиком языка. Думал, что совсем рехнулся, если собираюсь делать такое, и всё равно расстёгивал его джинсы.

— Д-да-а!

Горячий. Твёрдый. Немного горечи, но ничего отталкивающего. Наоборот, интересно — что же дальше? Если, например, вот так?

— О-ох!

Понятно. А так?

— Нет-нет-нет, подожди, подожди, я не могу больш!..

Горько и много, приходится торопливо глотать. Ладно, учту, если надо подольше, то рукой помогать не стоит. Под тихий Димин всхлип слизываю последнюю каплю и слышу: — Я, кажется, немножко умер.

Довольно улыбаюсь, вставая с колен.

— Но запомнил хоть?

— Не уверен, — Дима сейчас — воплощение лукавого соблазна. — Давай, я тебе покажу, а ты, в случае чего, будешь меня поправлять?

Похоже, порнографической картинке из моей головы всё же суждено воплотиться в реальность.

— Показывай, там разберёмся.

В принципе, если лежать в одежде, то к дивану особенных претензий не было.

— А это откуда?

Дима бережно коснулся грубого рубца у меня на правом боку.

— Из бурной молодости.

— Расскажешь?

Собственно, почему нет?

— Это было… да, в две тысячи пятом, я как раз в техникум поступил. Вера тогда подрабатывала официанткой в кафе у нас «на раёне» и имела несчастье приглянуться одному из местных уркаганов. Причём серьёзно так приглянуться — он ей цветы дарил, в рестораны приглашал. Ухаживал, в общем. Только сестра всё равно не прониклась, и однажды он, раздражённый очередным отказом, просто затолкал её в машину и повёз ужинать в «Версаль». Ничем больше не обидел, но напугал сильно — Вера потом неделю из дома выходить боялась и Леру на улицу не пускала. А у нас во дворе в то время была своя, скажем так, компания, в которой я занимал далеко не последнее место. Словом, мы забили обидчику «стрелку», — я немного помолчал, размышляя, стоит ли вдаваться в подробности. Пожалуй, не стоит. — Которая для меня едва не закончилась местом на кладбище. До сих пор удивляюсь, что на память всего один шрам остался.

— А что с тем уркаганом? — после паузы спросил Дима.

— Мне рассказывали, что его менты повязали всего день спустя. По какому-то другому поводу, конечно, однако Вера от него избавилась.

— А с твоей компанией?

— Нет её давно. Кто в колонии, кто в могиле. Мне, в общем-то, сильно повезло с той разборкой — мало того, что жив остался, так ещё и вовремя получил отличный стимул для пересмотра жизненных приоритетов.

— Да, повезло, — Дима ещё сильнее прижался ко мне. — Всем повезло.

В гараже воцарилась уютная тишина, которую через какое-то время нарушил мелодичный перезвон пришедшего мне в «вотсап» сообщения.

— Что? — встрепенулся задремавший Дима.

— Наверное, Лера волнуется, — я нежно коснулся губами его волос. — Ничего страшного, нам некуда торопиться.

— Ну, ладно, — Дима завозился, меняя положение тела. — Клим, а можно про неё спросить?

— Спрашивай.

— Где Лерин папа?

В общем-то, закономерный вопрос.

— Разбился на мотоцикле ещё до её рождения. Ехал без шлема по мокрой дороге, не справился с управлением и вылетел из седла. Смерть была мгновенной.

— Прости. Дурное любопытство.

— Да нет, вполне естественное. И потом, ты же должен быть в курсе нашей семейной истории.

— Спасибо.

Я не видел Диминого лица, но точно знал, что он очень рад такому знаку доверия.

— Пожалуйста. Так вот, когда это случилось, Вера и Стас даже женаты не были — поэтому у Леры фамилия матери. О беременности сестра узнала через месяц после похорон, и, ни минуты не сомневаясь, решила оставить ребёнка. Несмотря на то, что училась всего лишь на третьем курсе и жила с мамой в коммуналке.

— Трудно им пришлось?

— Очень. Особенно после того, как умерла Лерина бабушка — Вера тогда заканчивала университет. А спустя ещё полтора года служба опеки сообщила ей, что у неё есть единокровный брат-сирота.

Я замолчал, вспоминая. Унылая казённая комната — стол, два стула, несгораемый шкаф, серые от пыли жалюзи на узком окне, серые крашеные стены. Серое от усталого безразличия лицо сидящей за столом женщины в форме. А напротив стоит Вера — летнее платье в цветочек, выгоревшие до рыжины волосы, зелёные, как молодая трава, глаза. Я смотрю на неё — мне тринадцать, я уже месяц живу в детдоме и давно ни во что не верю — и думаю: нет, не согласится. Она красивая и добрая, у неё маленькая дочь — зачем ей «трудный подросток» со взглядом затравленного волчонка? Тем более, что до вчерашнего дня она понятия не имела о его существовании.

— Ну конечно, я буду опекуном! Ты же не против, Клим? — Вера оборачивается ко мне с дружелюбной улыбкой. Я мотаю головой — нет-нет, совершенно не против, — потому что голос мой вдруг куда-то пропал и не спешит возвращаться.

— Вот и прекрасно! Что мне нужно подписать?

И пока сестра ставит подписи на ворохе бумаг, я медленно, по капле разрешаю себе поверить, что моя жизнь в кои-то веки изменилась к лучшему.

— Клим, — острожно позвал меня Дима.

— Да, извини, задумался. Так вот о наших родственных связях. У нас с Верой общий отец, причём на её маме он официально женат не был — они просто жили вместе. Он ушёл, когда сестре было два или три года, поэтому толком она его не помнит. А на моей маме он женился, когда у неё обнаружили рак — чтобы с госучреждениями проблем не было. Как во всей этой мыльной опере дала себе труд разобраться опека — сложный вопрос, но после смерти отца они сумели отыскать Веру и предложили ей стать моим опекуном.

— Она согласилась, — Дима не спрашивал, а утверждал.

— Сразу же, — подтвердил я.

— У тебя невероятная сестра.

— Да, — И другие слова тут были совершенно не нужны.

Мы немного помолчали, а потом Дима спросил: — Клим, а твои родители?..

— Мама умерла, когда я пошёл в первый класс — опухоль оказалась злокачественной, да и нашли её слишком поздно. Отец погиб через шесть лет, — Водка, непотушенная сигарета, пожар. Классика.

— Прости. Не буду больше спрашивать.

Я ласково погладил Диму по голове — ничего страшного, старые шрамы не болят, от них просто нельзя избавиться — и спросил: — Будем собираться?

— Да, наверное, надо, — Дима уткнулся носом мне в шею. — Только не хочется.

Тут я был полностью с ним согласен, однако голос разума всё громче напоминал — байк на приколе, а чем позже, тем реже ходят маршрутки. Впрочем, мы всегда можем уехать на такси…

— Ладно, — не умевший читать мысли Дима всё-таки совершил над собой усилие и поднялся с дивана. — Пора, значит, пора. И потом, мы же завтра утром будем мотоциклом заниматься?

— Если я решу вопрос с работой, — и если пары у него действительно начинаются с обеда. Первая сессия, как ни крути, самая важная.

Я сел, пригладил волосы и, увидев на полу свою куртку, вспомнил про «вотсап».

Писала действительно Лерка, однако не «Спокойной ночи», что было бы логично для почти десяти вечера, а «Посмотри на улицу».

— Действительно от Леры? — полюбопытствовал одевавшийся Дима.

— Да. Хочет, чтобы мы выглянули на улицу.

— Интересно, зачем это? — и пока я накидывал куртку, он, открыв створку ворот, изумлённо выдохнул: — Ну ни фига себе!

— Что там? — я поспешно выключил тепловую пушку и тоже подошёл к выходу. — Ого!

Увиденное нами больше всего напоминало детскую развивающую книжку, в которой один и тот же пейзаж нарисован в разное время года. И если когда мы приехали, это была типичная поздняя осень — чёрная грязь, озябшие деревья, унылые коробки гаражей, — то сейчас на улице царила настоящая зима. За какие-то пару-тройку часов первый снег успел прикрыть землю белоснежной скатертью, укутать ветви пуховым одеялом и перекрасить крыши в нарядный белый цвет.

— Слушай, твой гараж точно не родственник ТАРДИС? — спросил Дима.

— Точно, — Вот уж не думал, что нынешнее молодое поколение смотрит «Доктора Кто». — Всё-таки правильно я решил, что сезон пора заканчивать.

— Угу, вовремя. Но какая же красота — даже идти по такой жалко!

— Однако придётся, — прагматично заметил я. — Ты как, готов?

— Вроде бы да.

— Тогда выходи.

Я отключил электричество и запер ворота, не забыв накрыть замок обрезанной пластиковой бутылкой. Повернулся к медитативно созерцавшему окрестности Диме: — Идём?

— Ага.

Он взял меня за руку, переплетая пальцы, и мы неторопливо зашагали сквозь зимнюю сказку. Оставляя на чистом снежном листе две ровные цепочки следов.