Одна маленькая глупость

Димка

Фотографию он попросил прислать, уже сидя в междугороднем автобусе. Новый год, семейные традиции — одним экзаменом фиг отмажешься, а с билетом у него сложилось, потому что компания-перевозчик решила пустить дополнительный рейс. Так что, сдав тридцатого последний зачёт, Димка забрал из общежития сумку и поехал на автовокзал. Настроение у него при этом было совсем не радостное — с таким обычно из дома уезжают, а не возвращаются. И судьба не иначе как прониклась его унылым видом — стоило выбравшемуся из маршрутки Димке отойти от остановки буквально на несколько метров, как он вдруг услышал позади знакомый голос: — Дим, стой!

Димка стремительно развернулся и до ушей заулыбался пробиравшемуся к нему сквозь толпу Климу: — Привет!

— Привет, — Клим был такой красивый сейчас, что просто сердце останавливалось. — Давай, с сумкой помогу, а то она явно тебя перевешивает.

— Да ну, скажешь тоже, — однако Димка уступил ему одну лямку. — Ты уже с работы?

— Я — между работами. Тебе с какой платформы уезжать?

— С первой. Туда ближе по улице пройти.

— Ясно.

Они бок о бок зашагали к краснокирпичному зданию автовокзала.

— От Веры есть новости? — спросил Димка.

— Ты о том, сможет ли она приехать?

— Да.

— На Новый год — точно нет. Пока сестра решалась, все билеты раскупили. Так что ждём её только шестого вечером.

— Понятно, — Димка снова подумал, что, наверное, можно было изобрести для родителей какой-то предлог и остаться.

— Дим, семья — это важно, — мягко заметил Клим, словно прочитав его мысли. — Ты всё правильно делаешь.

— Спасибо, — пробормотал Димка, не поднимая глаз. Отчего-то у него никак не получалось убедить себя в этом до конца.

Автобус — видавший виды «мерседес» — уже стоял у края платформы, гостеприимно распахнув дверь и багажное отделение. Димка и Клим совместно погрузили сумку в багажник, отошли в сторону, чтобы не мешать другим пассажирам и замерли, глядя друг на друга.

— Всё будет хорошо, — первым нарушил молчание Клим.

— Да, — Димка очень хотел в это верить.

— Пиши и звони в любое время.

— Хорошо, и ты тоже.

К автобусу быстрым шагом подошла женщина в пилотке и тёмно-синей форме работника автовокзала.

— Контролёр, — сказал Клим. — Тебе пора.

— Да, — печально согласился Димка и одними губами добавил: — Я тебя люблю.

— И я тебя, — забив на чужие взгляды, Клим крепко его обнял. — Не грусти, скоро увидимся.

— Обязательно.

Димка шёл к «мерседесу» так медленно, будто к каждой ноге у него было привязано по пудовой гире, а когда уселся на своё место, то прежде всего выглянул в окно и помахал стоявшему на платформе Климу. Потом достал смартфон, чтобы отправить маме обещанное «Выезжаю», однако, увидев в списке контактов Сотникову, под влиянием импульса написал ей: «Лер, пришли мне, пожалуйста, нашу фотку». Потом сообразил, что надо бы уточнить, чью именно «нашу», однако этого не потребовалось. Догадливая Лерка без лишних вопросов ответила ему правильной фотографией. И сжимавшая Димкино сердце тоска наконец-то немного разжала когти.

Дома его встречали так, словно не видели по меньшей мере год. И, обнимая счастливую маму и крепко пожимая руку отцу, Димка подумал, что напрасно так переживал. А ещё он понял, насколько скучал по родителям и как это всё-таки здорово — возвращаться домой, где так вкусно пахнет свежим печеньем и хвоей только сегодня утром купленной ёлки. Поэтому, когда мама, усадив его за стол перед тарелкой грибного супа-пюре и придвинув поближе блюдо с пирожками, заметила: — Ну, Дим, про учёбу ты нам много рассказывал, теперь скажи, как у тебя с личной жизнью дела? — он, не подумав, брякнул правду: — Замечательно.

— Да ты что?! — тут же восхитилась мама. — Кто она? Как её зовут? Красивая? У тебя есть её фотография?

Вот же дурак, тоскливо подумал Димка, от чьего хорошего настроения мгновенно не осталось и следа. Ну как он умудрился такое сболтнуть? И как ему теперь выкручиваться? Врать? Или, может…

— Мам, ты прости, конечно, — Димка полностью отдавал себе отчёт, чем ему грозит то, что он сейчас скажет, — но это моя личная жизнь, и обсуждать её я не буду. Даже с тобой.

— Почему? — растерялась не привыкшая к такому мама. — Я всего лишь хочу узнать, как у тебя дела — мы так давно не виделись…

«Два месяца», — педантично уточнил Димка, но уже про себя.

— Я ведь тебе только добра желаю, — мамины глаза характерно заблестели, отчего Димка поспешил воспользоваться короткой паузой: — Мам, я знаю.

— Тогда почему ты отказываешься поговорить? Там что-то плохое, да?

В принципе, а что ещё она могла подумать?

— Там всё прекрасно, не волнуйся.

— Буду волноваться, — мама упрямо тряхнула головой. — Пока всё не расскажешь.

Димка тяжело вздохнул.

— Мам, можно, я поем? Я сегодня только позавтракать успел.

Мама поджала губы, однако расспросы временно прекратила.

Ни разу прежде Димка не отказывался прямым текстом обсуждать что-либо. Обычно он юлил или врал, и его всегда выводили на чистую воду — у мамы действительно был талант замечать нестыковки и за них, как за ниточку, распутывать ложь до полноценного признания. Идея просто сказать «нет» возникла спонтанно и, как позже решил Димка, в целом оказалась удачной. Да, постоянная оборона требовала усилий — однако меньших, чем постоянное враньё. Да, под мамиными обиженными взглядами Димку начинала заедать совесть, и не дать слабину было очень сложно. Собственно, именно поэтому он почти всё тридцать первое просидел в своей комнате над лекциями по матану, однако варианта действий, который был бы лучше и честнее, всё равно не видел.

После обеда, к которому неизменным дополнением шли попытки разговорить вдруг заупрямившегося ребёнка, мама поняла, что сдаваться Димка не намерен, и выкатила тяжёлую артиллерию — отправила отца «поговорить с сыном по-мужски». Тут Димка, битый час зубривший тройные интегралы, не выдержал и раздражённо сказал: — Пап, ну хоть ты не грузи меня, а?

— Пойми, мама за тебя переживает, — отец присел на край Димкиной кровати.

— Нечего переживать. У нас всё хорошо, мы предохраняемся, и хватит уже мне нервы перед экзаменами портить.

— Тогда почему ты с ней об этом не поговоришь?

«Потому что правду вы точно не поймёте».

— Потому что я — взрослый человек, и имею полное право не отчитываться о своей личной жизни.

— Право-то ты имеешь, — вздохнул отец, вставая, — только знаешь, в чём разница между по-настоящему взрослым человеком и вчерашним подростком?

— В чём? — Димка напрягся, ожидая услышать что-то очевидно неприятное.

— В умении отличать реальную необходимость отстаивать свои права от глупого упрямства. Подумай над этим.

— Обязательно, — и Димка снова уткнулся в тетрадку. Доказать, что дело вообще не в упрямстве, он, по понятным причинам, не мог, а значит, продолжать разговор не имело смысла.

Димка

Его оставили в покое до самого вечера, а около шести в комнату зашла мама.

— Дим, может, хватит на сегодня? Скоро будем старый год провожать.

Димка посмотрел на список билетов, в котором было вычеркнуто примерно три четверти от запланированного, и устало согласился: — Ты права, хватит. Завтра доучу.

— Купаться пойдёшь?

— Надо, — Потому что это тоже традиция — встречать праздник с чистой головой и в торжественном виде.

— Тогда поспеши — папа вернётся из магазина, и будем накрывать на стол.

— Угу, — Димка поднялся на ноги и с хрустом потянулся. — Только я пока в домашнем побуду, ладно?

— Как хочешь, — ответила мама, однако таким тоном, что сразу стало ясно — если ему не нужны лишние обиды, лучше переодеться. Димка подавил вздох и, когда мама вышла из комнаты, полез в платяной шкаф за свежей рубашкой и брюками.

Из ванной он вышел, как на подиум, — только влажные волосы немного портили общую картину — и едва не налетел на дежурившую под дверью маму.

— Мам? Ты чего?..

— Дима, что это? — она практически ткнула ему в лицо его же смарфоном. С той самой фотографией, развёрнутой на весь экран.

У Димки земля ушла из-под ног.

— Дима, я спрашиваю: что это? — такой стали в мамином голосе он не слышал никогда.

— Это, — Димка дёрнул кадыком в безуспешной попытке смочить пересохшее горло, — человек, которого я люблю.

— Что?!

На миг Димке показалось, что мама его сейчас ударит, и именно это вернуло ему способность защищаться.

— Зачем ты без спроса залезла в мой телефон?

— Что?! Ты скрывал от нас такое… такое… и ещё смеешь обвинять меня?

— По-твоему, я зря это делал? Отдай! — Димка попытался выхватить смартфон у неё из рук.

— Не отдам! — сумела увернуться мама. — Бессовестный! Как ты вообще мог до такого докатиться? Разве мы так тебя воспитывали?

— Да причём тут воспитание?

— При том! Порядочные люди мерзостями не занимаются!

Тут Димка не выдержал и тоже заорал в голос: — Это не мерзость, слышишь?! Я люблю, меня любят, мы оба совершеннолетние — кого, вообще, ебёт наш пол?!

— Не матерись дома!

— Отдай мой смартфон!

— Твой? Ты за свои его, что ли, купил?

— Мне тебе за него деньги вернуть? — Димка всё-таки ухитрился выхватить у мамы гаджет. — Не суйтесь в мой телефон и в мою личную жизнь, ясно?

— Н-ну, Дима, — в таком гневе он маму ещё не видел. — Вот вернётся отец…

— Самолично офицерский ремень ему подашь? — зло съязвил Димка, отчего мамины губы сжались в совсем уж тонкую нитку.

— Марш в свою комнату, — отчеканила она. — Немедленно.

Димка ощерился: — Ну, попробуй, заставь меня, — и ломанулся в прихожую.

— Дима! Стой!

Но он, не слушая, сорвал с крючка куртку, сунул ноги в ботинки и, даже не застегнув обувь, выскочил на лестничную площадку. С грохотом помчался по ступенькам вниз и едва не сбил поднимавшегося навстречу отца.

— Дима?..

Димка и не подумал притормозить. Больше всего на свете он хотел сейчас одного — оказаться как можно дальше от дома, который вдруг в одночасье перестал быть его.

Первые два квартала он злился. На маму — за то, что так беспардонно влезла в его личную жизнь. На себя — за то, что не догадался получше спрятать фотографию, которую наверняка обнаружили в переписке с Сотниковой. На Лерку — за то, что ей приспичило их сфотографировать. И снова на себя — за то, что разрешил оставить снимок.

На следующем квартале злость уступила место тревоге и угрызениям совести — у мамы сердце, а он вот так бросил её одну. Хорошо, что отец вернулся почти сразу, только вдруг к маме сейчас «скорая» едет? Тут Димка прислушался, однако характерного звука сирены не услышал и малодушно подумал: «Пронесло».

А спустя ещё квартал его душу заполнило такое чёрное отчаяние, что он не выдержал и позвонил единственному оставшемуся у него близкому человеку.

Клим молча выслушал сбивчивый рассказ, ни словом не обмолвившись, какой Димка кусок идиота, и не возмутившись вслух маминому поступку. А когда Димка наконец замолчал, то просто сказал: — Через два часа приеду, диктуй адрес.

— Куда? — опешил Димка, но сразу поправился: — Точнее, на чём? На чём ты приедешь, автобусы-то уже не ходят?

— На такси.

— Тридцать первого, вечером? Да все таксисты давно бухие!

— Найду трезвого.

— Клим, — Димке была бесконечно приятна его забота, однако принять её он не мог, — не надо, правда. Я завтра сам приеду, первым же рейсом. И с родителями сам вопрос решу — не беспокойся за меня.

— Ты уверен?

Вдалеке взлетела и рассыпалась яркими искрами ракета фейерверка — кто-то репетировал встречу Нового года.

— Уверен.

Димка вернулся домой только около одиннадцати — когда проиграл в голове бессчётное количество вариантов предстоящего объяснения с родителями и окончательно замёрз. Он был морально готов к тому, что дверь может оказаться заперта, и даже к тому, что ему не захотят открывать, однако ни одно из этих опасений не сбылось. Тогда Димка кое-как натянул на лицо маску спокойствия и вошёл в ярко освещённую квартиру.

— Явился, — К ароматам хвои и выпечки добавился резкий запах корвалола, однако вышедшая в прихожую мама выглядела совершенно здоровой. — Раздевайся и иди на кухню.

Димка молча послушался.

Взгляд сидевшего за столом отца был тяжел, как мельничный жернов, и Димке инстинктивно захотелось сгорбиться, будто к его шее уже привязали верёвку с камнем. Однако усилием воли он заставил себя держать спину прямо и уселся напротив, не опуская глаз.

— Значит, так, — ровный отцовский голос не выражал ровным счётом ничего. — До тех пор, пока ты не бросишь эту дурь, считай, что родителей у тебя нет.

— Хорошо, — таким же пустым тоном ответил Димка, и стоявшая за его спиной мама не то вздохнула, не то всхлипнула.

— Тогда чтобы утром тебя в нашем доме уже не было.

— Хорошо.

— Вон с глаз моих.

Димка тяжело поднялся со стула и на негнущихся ногах ушёл в свою комнату. Собирать вещи.