Однажды ты проснешься...

«Церковь. Почему я в церкви? И как я здесь оказалась?» Она огляделась по сторонам и попробовала вспомнить, но это не принесло никакого результата.

Её муж, одной рукой крепко прижимая к себе их маленькую дочку, второй старался удержаться за камень.

«Камни. Торчащие прямо из воды. Нет, ну что же это за церковь такая и откуда здесь вода?» Набежала очередная волна и ей пришлось присесть, чтобы и её не смыло с камня, как и мужа. Тонкими пальцами она ощутила склизкую поверхность той сомнительной опоры, на которой стояла, и в очередной раз пожалела, что решила взобраться именно на этот камушек, а не на соседний, который казался посолиднее.

Её муж тем временем всё-таки смог закинуть руку на свой камень и ухватиться за какую-то щель в нём. Теперь его положение было чуть-чуть устойчивее, чем полминуты назад, и он наконец смог перевести дыхание.

— Почему ты так далеко от нас? Найди себе камень поближе, мне же тяжело с ребенком одному! — крикнул он и крепче прижал дочку к себе. На них шла очередная волна.

— Я только-только обрела почву под ногами, и теперь ты хочешь, чтобы я всё бросила?

— Почву? Ты называешь то место, где сейчас сидишь, почвой?!

— Ну… — рассеянно проговорила она, — должен же хоть кто-нибудь из нас двоих держаться на камне. Ведь у нас теперь есть ребёнок. Когда ты заберёшься, я приплыву к вам.

— Плыви сейчас, — замотал головой муж, — поможешь мне с ребёнком, а я заберусь и тогда помогу вам.

Она тяжело вздохнула и посмотрела на маленькое личико своей дочки. Ребёнок улыбался и с интересом, сложив губки бантиком, смотрел по сторонам, даже не догадываясь о том трудном положении, в котором находятся сейчас родители.

— Ты уверен? А если мы вдруг оба окажемся без опоры? Ведь найти себе камень становится всё труднее и труднее. А вернуться на тот, с которого уже спрыгнул, слишком сложно.

— Не волнуйся. Всё будет хорошо, — успокаивал её муж, но в голосе его не чувствовалось той уверенности, которой не помешало бы присутствовать при подобных заявлениях. — Вместе мы справимся. На то мы и семья.

— Ну хорошо. Держитесь крепче, я плыву, — сказала она и соскользнула на копчике с камня прямо в мутную бездонную воду.

Волны набегали на неё одна за другой, и приходилось тратить намного больше сил на борьбу с ними, чем на то, чтобы плыть. Плыла она брасом, как и подобает плавать женщине, по крайней мере, так принято считать. Хотя, конечно, всё это условности.

«Может быть, как раз поэтому в последнее время так многие женщины начинают плавать по-мужски кролем или баттерфляем. Так, правда, тратится больше сил, остаётся меньше времени смотреть за ребёнком (приходится постоянно опускать лицо в воду, глядя в беспросветную муть), да и причёска портится. Но ведь плыть-то быстрее. Да и кто сказал, что мужчины должны делать это так, а женщины иначе, что еще за дискриминация?»

Холодная вода окатила её с головой, и мокрые слипшиеся волосы легли ей на лицо, закрыв глаза. Одной рукой продолжая барахтаться, свободной она убрала их с за уши.

«Теперь понятно, почему женщины, которые плавают много и по-мужски или стригутся „под мальчика“, или носят строгие деловые причёски. Распущенным волосам здесь не место, их могут себе позволить только те, кто вальяжно купается (для собственного удовольствия) в кристально чистом бассейне или сидит на берегу. А здесь, когда барахтаешься в мутной воде…»

— Как дела? Помощь нужна? — донеслись до неё слова мужа.

— Нет. Я в норме, — крикнула она в ответ и продолжила раздвигать перед собой воду обеими руками.

Над головой виднелся обшарпанный купол с остатками фресок. Когда-то это была очень красивая церковь, но теперь представить себе, что её когда-нибудь отремонтируют, было практически невозможно. Проще уж всё снести и на старом фундаменте построить новую. Но кто этим будет заниматься? Не то время сейчас. Да и люди не те.

«Хотя нет, люди наверняка всегда одни и те же. Меняются только декорации. Дикое поле, затем мирное поселение, затем воронка от разрыва бомбы, которую удачно использовали вместо котлована, залив её бетоном, чтобы получился фундамент, на нём надстроили великолепную церковь, посещением которой не брезговали даже завзятые атеисты, а теперь вот это… топь и запустение».

Отвернув лицо от очередной набежавшей волны, она вдруг увидела какое-то свечение справа от себя. Присмотревшись, она поняла, что свет идёт от небольшого участка стены, расположенного высоко над уровнем мутной грязной воды. Что испускало этот свет, было непонятно. Единственное, что можно было сказать про источник этого света, так это то, что он был прямоугольной формы, вроде небольшого прохода в стене или крупной иконы. Но свет — тёплый, мягкий свет, неизъяснимо приятный и притягательный — был настолько ярким, что понять, что именно там находится, было нельзя. По крайней мере, с такого расстояния. Её необъяснимым образом тянуло к этому свету, как будто это был ответ на давно мучивший её вопрос, который мог подарить им будущее…

Где-то неподалёку от стены отвалился кусок подточенной волнами штукатурки и с плеском рухнул в воду, мгновенно выведя её из того воодушевлённого состояния, в которое погрузил этот тёплый свет. Тяжело вздохнув, она поплыла дальше и через минуту уже ухватилась за скользкий выступ того камня, за который держался её муж. Дочка радостно округлила глазки и принялась что-то быстро бормотать на своём агукающем языке. Ей было абсолютно не важно, что купол над головой прохудился, что камни скользкие, а вода, в которой они барахтаются, мутная и глубокая. Мама и папа были рядом, и от этого она была счастлива. Абсолютно и безусловно.

— Ну, что будем делать? — отдуваясь после борьбы с водной стихией, спросила жена.

— Я, кажется, кое-что придумал. Кажется, нашёл выход отсюда, — сверкнув глазами, поведал ей муж.

— Нашел выход? Серьёзно? — радостно воскликнула она.

— Да. Насколько я знаю, уже многие отсюда ушли именно так.

— Как же?

— Смотри, — он указал кивком головы (руки до сих пор были заняты) куда-то ей за спину.

Она повернулась и увидела в стене напротив дверной проём. Он был довольно большим, находился практически над самой водой, но при этом был каким-то уж слишком тёмным.

— Что там? — спросила она, снова повернувшись к мужу.

— Точно не знаю, я ведь там не был. Но, если не ошибаюсь, он ведёт в лучшее место, чем здесь. Впрочем, я думаю, что любое место лучше, чем то, где мы сейчас находимся.

— А если нет? Если ты ошибаешься?

— Не знаю, — задумчиво протянул он, — надеюсь, что не ошибаюсь.

— А почему ты думаешь, что именно так многие отсюда и выбрались?

— Кто-то рассказывал. Говорят, что там совсем всё по-другому…

В следующий момент очередная волна, окатив их с головой, оторвала его от камня, и он принялся яростно грести, чтобы только удержаться на поверхности. Она протянула к нему руку, приняла ребенка, и тогда он одним огромным гребком вернулся на своё место.

— Может быть, просто залезем на камень и будем сидеть на нём? — с надеждой спросила она, но он яростно затряс головой.

— Да сколько можно уже здесь барахтаться! Ведь сколько раз уже залезали на камни, понимали, что делать на них нечего и переплывали к следующему. Ведь здесь всё такое! Некоторые камни повыше, некоторые поудобнее, на некоторых даже есть, где учить ребёнка ходить, но ведь все они посреди того же самого… болота. Здесь всё такое, отсюда нужно выбираться.

— Да я и не спорю, что нужно. Вопросы только в том — куда и как.

— Нет, главное — это выбраться отсюда. Отсюда, понимаешь? Куда — это уже не так важно. Там разберёмся.

— И ты готов так рисковать? Ведь если бы мы только вдвоём были, а так у нас ребёнок ещё слишком маленький.

— Вот ради неё, ради дочки нашей, мы и должны отсюда выбраться. Ты только представь, что она, когда вырастет, тоже, точно так же как и мы сейчас, будет здесь барахтаться в той же самой холодной воде, стараясь взобраться на очередной скользкий камень.

— Нет, только не это. Я согласна, выбираться нужно, но сначала нужно всё тщательно обдумать, подготовиться.

— А как, как готовиться?

— Да не знаю я, чего ты меня допытываешь? — огрызнулась она, прекрасно понимая, что напрасно на него злится. — Ты же у нас глава семьи, вот и скажи, что нам делать дальше!

— Вот я и предлагаю воспользоваться тем выходом, которым пользовались уже до нас. Другого всё равно нет.

Она вновь посмотрела на дверной проём, но почему-то абсолютно никакого воодушевления при мысли, что именно там может быть выход, не испытала. Более того, даже тени надежды и то не шевельнулось в её душе.

— Что-то мне подсказывает… — начала она, но очередная волна смыла конец фразы с её губ, перемешала слова с мутью и тут же утопила у подножия камня.

— Что ты говоришь? — переспросил муж.

— Ладно, ничего. Давай уже хоть что-нибудь делать.

— Давай, — тоже без тени воодушевления отозвался он и взял у неё ребёнка.

Дождавшись перерыва между волнами, они оба оттолкнулись от скользкого камня и поплыли в сторону проёма. Он держал одной рукой малышку, другой загребал воду, а она держалась рядом, чтобы в случае необходимости перехватить у него ребёнка. Плыли молча, погружённые в тяжёлые мысли.

Вскоре дверной проём вырос над их головами, и они с облегчением ухватились за каменный парапет. Отдав ей дочку, он взобрался на парапет первым, затем вновь взял ребёнка у неё из рук и помог взобраться ей.

Парапет был узким, стоять на нём было не очень удобно, зато наконец-то они были не в воде. С этого места церковь была видна намного лучше, и каждый из них со щемящим сердцем подумал об одном и том же — как многое мы упускаем из виду и понимания, занятые тем, что просто стараемся удержаться на плаву. И, что самое обидное, сколько мы тратим сил на это выживание! Сколько времени! А ведь жизнь идёт дальше. Время никого не ждёт. И в этом барахтании проходит жизнь. День за днём. Неделя за неделей.

А волны со временем становятся всё выше, всё опаснее. И этим волнам всё равно, кого стараться смыть с камня — взрослого мужчину или младенца. От осыпающихся стен вода всё грязнее, а от длительного нахождения в холоде мышцы уже не способны работать в полную свою силу. Грязное, неуютное место, где не может быть счастливого будущего…

Дверной проём был прямо перед ними, и теперь им стали видны некоторые подробности, которых они не замечали раньше. Покосившаяся из-за широкой трещины в стене дверная коробка несла на себе следы запустения. Двери на ржавых петлях давно уже не было, а высокий порог был со множеством выбоин и следов тлена.

Осторожно подойдя к нему, они выглянули наружу. Как оказалось, сразу за порогом начиналась лестница, ведущая вниз.

— Почему лестница ведёт вниз? — недоуменно спросил он, но жена лишь пожала плечами.

Лестница была деревянной и, по всей видимости, очень старой. Следы тлена и ветхости так явственно чувствовались в этой ненадёжной деревянной конструкции, что она непроизвольно поморщилась.

— Ты собираешься нас тащить туда? — спросила она мужа, недоуменно озирающегося по сторонам.

Он пожал плечами:

— А что делать?

— Ты уверен? Что-то не кажется мне эта лестница надёжным путём.

— У тебя есть другие предложения? Если есть, говори. Потому как я сам никакого другого выхода отсюда не вижу.

Осторожно, держась за стену, чтобы не соскользнуть обратно в воду, плещущуюся прямо у их ног, она развернулась и ещё раз окинула взглядом церковный зал. Облупленные стены, дырявый купол, вода вместо пола, камни… Свет! Тот самый исходящий от прямоугольника на стене свет, который она видела раньше!

— Слушай, а что там такое? — тронула она мужа за плечо и указала на источник света.

Он посмотрел туда и пожал плечами:

— Понятия не имею. Думаешь, там выход из этого болота?

— Из болота или нет, не знаю. Но что-то мне подсказывает, что из нашего прозябания мы можем выбраться именно там.

— Думаешь, здесь не выбраться? — Он вновь принялся смотреть на деревянную конструкцию, по которой, как он думал, вылезли на простор уже несколько тысяч человек. По крайней мере, где-то он об этом слышал. — По-моему, лестница нас выдержит. А там — и твёрдая почва под ногами. Трава.

— Послушай мою интуицию, не нужно нам туда лезть, — покачала она головой, — лучше давай доберёмся до этого источника света.

— Ну и что нам это даст? — скептически спросил он. — Свет и свет. Мало ли что там светится. А здесь — выход.

— Куда? Ты знаешь?

— Не куда, а откуда. Эта лестница ведет ОТСЮДА, вот что главное. Ну что, сколько можно ждать? Ведь время-то идёт!

Она вздохнула и посмотрела на дочку. Девочка улыбалась миру, в котором жила, и чувствовала себя совершенно счастливой.

— Знаешь что, — сказал вдруг он, — давай сделаем так. Я полезу первым, потом осмотрюсь там и вернусь за вами.

При этих словах мужа её сердце неожиданно наполнилось такой невыразимой тоской, что на глаза навернулись слёзы.

— Ты не вернёшься, — прошептала она еле слышно.

— Что за глупости и упаднические настроения? — удивился муж. — Ну, конечно же, вернусь. Конечно, вернусь!

— Нет, не вернёшься. Не вернёшься…

Она заплакала и тут же проснулась.

Вокруг было темно, по щекам текли горячие слёзы, мгновенно впитываемые подушкой в тот момент, когда они её достигали, а из груди вырывались сдавленные рыдания. Она рефлекторно, ещё не вполне понимая, что это был сон, зажала себе рот руками, и рыдания, потеряв выход из лабиринта её дыхательных путей, оказались запертыми внутри. Несколько секунд она просто лежала, осознавая произошедшее, а затем почувствовала некоторое облегчение. Сон, это был сон.

Дочка спала в полуметре от неё в своей кроватке, рядом сопел муж. Он был здесь, вместе с ней и их ребёнком, а никакой прогнившей лестницы не было…

Внезапное воспоминание пронзило её, и слёзы на глазах выступили вновь. Муж! Он ведь последнюю ночь спит рядом с ней, а уже завтра утром, завтра утром…

Она тихонько встала с постели, накинула халат и присела рядом с ним. Когда они познакомились, это был весёлый и беззаботный студент, мечтающий о счастливом и обеспеченном будущем. Теперь же — а ведь прошло не так много лет — он как будто обветшал. Под глазами пролегли тёмные круги, скулы заострились, а лоб стал как будто больше, отвоевав часть пространства у шевелюры.

Она вдруг подумала, что ведь этот человек до сих пор мечтает о счастье и финансовой свободе, и в первую очередь, конечно, для своей дочери. Именно поэтому он и решил сделать то, что решил. Несмотря на её молчаливое несогласие, и даже вопреки собственному желанию, как можно больше проводить времени с ней и ребёнком. Поначалу она ещё уговаривала его передумать, даже злилась на его упрямство, но каждый раз натыкалась на один и тот же довод: «У тебя есть другие предложения? Если есть, говори. Потому как я сам никакого другого выхода из нашей ситуации не вижу».

По её телу пробежала дрожь. Она поняла, что только что слышала эту же самую фразу во сне. Он так часто говорил её наяву (то ли её уговаривал, то ли себя, хотя, скорее всего, действительно не видел никакого другого выхода), что теперь она даже ей во сне снится.

Сон. Что-то в этом сне было необычное, что-то такое, что отличало его от большинства остальных снов, посещающих её по ночам. Что-то в нём было… логичное, что ли, или, может быть, даже намекающее. «А вдруг это вещий сон, — подумала она, — вдруг это Подсказка, один из тех Знаков, которые даются людям в переломные моменты их жизни, чтобы они не сбились с пути?» Сложно сказать, ведь что такое Вещий Сон на самом деле точно никто не знает.

«Да нет, какой ещё вещий сон, что за ерунда. Просто я так много за последние дни думала на эту тему, боялась, сомневалась, что это теперь даже во сне не отпускает».

Она вздохнула, погладила спящего мужа по руке, поцеловала дочь и вышла в коридор. По пути на кухню она мельком заглянула в гостиную, где на разложенном диване спали её родители, к которым они приехали не некоторое время, да так и остались. Они мечтали об отдельном жилье, но пока что возможности его приобрести не было. Это, кстати, был один из основных (если не самый главный) факторов, почему муж так яростно хочет выбраться ОТСЮДА. Он хочет свободы. В первую очередь свободы жить в СВОЁМ доме только СВОЕЙ семьёй. Хочет свободы финансовой, свободы перемещения. «А для этого, — говорил он, — сначала нужно выбраться ОТСЮДА, а там уже разберёмся. Главное — уехать за границу».

Но это ещё полбеды. Куда уезжать, ладно уж, может быть, действительно не так и важно. Хотя, конечно, важно, и даже очень. Хуже другое — уехать кем? Чернорабочим? Там ведь таких никто ни во что не ставит. Но и здесь совсем не сладко, может, даже и хуже. Наверное. Хотя, конечно, как это узнать, если нигде никогда не был?

Но муж настаивал. И она, скрепя сердце, согласилась. В конце концов, почему бы и не попробовать? Сначала поедет муж (ехать «в никуда» с ребёнком слишком опасно), по туристической путёвке (чтобы избежать лишних сложностей при получении визы в консульстве и не испортить свой новый — первый и единственный — загранпаспорт отказом, как предостерегают на многочисленных форумах в Интернете), а в последний день пребывания уйдёт из отеля и не вернётся. Станет нелегалом. Найдёт себе какую-нибудь работу, зацепится, выучит язык (говорят, в языковой среде язык учится быстро) и вернётся за ними…

На неё накатила такая тоска, что она снова чуть было не расплакалась, вспомнив конец своего сна. «Не вернёшься. Ты не вернёшься…» А вдруг, действительно, не вернётся? Вдруг всё пойдёт не совсем так, как они себе это представляют. Вдруг вызов для них сделать не сможет? Что тогда? Придётся ждать. И неизвестно, сколько времени ждать. Они его — Здесь, а он их — Там. Ждать… А время-то идёт. Ребенок растёт, они не молодеют, жизнь идёт дальше…

Она все же не выдержала и расплакалась. Вдруг боковым зрением она увидела на стене в прихожей какое-то свечение. Этот свет очень напоминал тот, который она видела во сне. На какое-то мгновение в её душе вновь наступило спокойствие, словно она нашла ответ на давно мучавший её вопрос «Что же делать?», и теперь не нужно будет расставаться с мужем, словно есть другой путь, и она его видит. Промокнув слёзы, она повернула голову и тяжело вздохнула. Это была всего лишь картина на стене. Одна из её ранних работ. Родители повесили её в коридоре (кто же упустит возможность похвастаться достижениями своего ребёнка?), и теперь каждый, кто приходил к ним в гости впервые, с интересом разглядывал этот прекрасный пейзаж и очень удивлялся (искренне удивлялся!), когда узнавал, что этот пейзаж кисти не профессионального художника, а всего лишь девушки-самоучки, образование которой было так далеко от искусства, насколько это только возможно.

«Да у тебя талант! Нужно его развивать» — говорило большинство гостей. «Да-а…» — неопределённо вздыхала она и шла заниматься хозяйскими хлопотами. Развивать талант, конечно, можно, только вот на это нужно много времени. Да и денег (холсты, краски, растворители, не говоря уже о занятиях с репетиторами) на это ушло бы много. А им жить негде, приходится ютиться с родителями. Не до живописи тут. Хотя, конечно, жаль, рисовать ей всегда нравилось. И ведь получалось же! А учительница в школе так вообще была в восторге от её работ и предсказывала большое будущее в сфере живописи. Но родители были против. «Живописью денег не заработать, а учиться нужно на того, кем всегда сможешь заработать копейку» — говорили они и оказались правы лишь в одном. Она теперь действительно зарабатывала копейки.

Неужели бы тем, в чём она так талантлива, она не зарабатывала бы больше. Да ещё с каким удовольствием! Ведь творчество — это прекрасно! Это её! А теперь…

«Стоп!» — сказала она себе. — «Ведь это же…»

У неё перехватило дух от внезапно сошедшей на неё Догадки. На глазах в очередной раз навернулись слёзы, только на этот раз это были слёзы счастья.

Тот свет! Тот самый прямоугольный светящийся предмет, к которому её так тянуло во сне! Ведь это же действительно возможный выход! Да ещё какой! Светлый и близкий ей по духу. И с мужем разъезжаться не нужно! Вот оно! Вот оно!!!

Ни секунды более не сомневаясь, что она верно разгадала подсказку, равно как и в том, что во сне действительно была Подсказка, она сама не заметила, как оказалась в чулане. Скинув сверху ворох зимней одежды, не поместившейся в шкафу, она сняла со старой коробки из-под телевизора несколько чёрных тубусов и открутила все крышки. Это были её работы. Работы талантливой самоучки. Да, у неё не было художественного образования, но зато был Талант. Не способности, не глубокие знания истории и правил живописи, как у десятков тысяч никому не известных выпускников художественных училищ и даже академий. У неё был Талант! Божий дар!

«А Бог никому даром свои дары не раздаёт» — подумала она и улыбнулась своему каламбуру.

На душе стало неописуемо легко и тепло. От этого тепла мгновенно высохли слёзы, и даже порозовели щёки. Да, она будет писать картины, будет учиться, будет развивать себя в этом направлении. Как же раньше она до этого не додумалась?! Сколько времени потеряно! Так и только так она достигнет той свободы, о которой мечтает её муж. И не нужно никуда уезжать. По крайней мере, так рискованно и бесшабашно, как он собирался это сделать. Они будут вместе, их семья не будет разделена. И она станет известным художником, она сможет им стать! Обязательно сможет! И тогда они обретут желанную свободу! Здесь! И вот тогда они смогут уехать, куда захотят.

Ведь выход внутри нас, а не снаружи. Как и нищета, сковывающая все наши планы и начинания, находится, в первую очередь, у нас в голове. Мы сами себя загоняем в этот угол и оттуда уже не видим ничего, кроме узкого привычного кусочка пространства, где нам не хочется находиться. Мы и только мы в этом виноваты. Не родители, не система и не наша профессия. А только мы сами!

Она твёрдым шагом вернулась в прихожую, расстегнула карман большой дорожной сумки, с которой её муж собирался от них уехать через несколько часов и достала его старый потрёпанный кошелёк. Билет в один конец лежал рядом с небольшой суммой денег (на первое время, пока не найдёт работу) в главном отделении.

«Он поймёт, — подумала она. — Удивится, может быть, рассердится, но всё равно поймёт. Он ведь тоже в глубине души знает, что лестница эта гнилая. Что, даже если он и слезет вниз, то подняться обратно к нам уже, скорее всего, не сможет. И забрать нас — тем более. Да счастья он Там навряд ли найдёт».

И, нисколько не жалея потраченных на него денег, она разорвала билет на мелкие клочки…

Эта история произошла в одной из постсоветских стран во время очередного экономического кризиса.

Осталось добавить лишь, что через пять лет после описанных событий, она организовала свою первую персональную выставку работ. А еще через два года они вместе с мужем и тремя детьми переехали жить в Калифорнию.