Одногруппники

– Ну-с? Кто-нибудь планирует ответить на мой вопрос?

В аудитории повисла гробовая тишина. Кто-то стыдливо опустил глаза, кто-то притворился, будто увлечённо записывает нечто невероятно важное, кто-то продолжал нахально сверлить глазами преподавателя в ответ на его укоризненный взгляд, а кто-то так и не проснулся.

– Не знаете. Всё с вами ясно. А ведь это было ещё на второй лекции. Вы же совершенно ничего не делаете, ничего вам не интересно, ничему вы не хотите учиться. А вы, между прочим, бакалавры! Знаете, что это значит? Это значит, что вы никому не нужны. Ни одно предприятие не захочет с вами иметь дела. Вам нужно носом землю рыть, чтобы попасть в магистратуру. Тогда, может быть, МОЖЕТ БЫТЬ, у вас появится шанс стать востребованными специалистами. А если вам это неинтересно, то зачем вы сюда пришли? Ведь в мире множество профессий, не требующих знания устройства редуктора. Что вы здесь делаете? Только штаны протираете. Ничего вы не добьётесь.

Во взглядах отдельных личностей уже разгорался огонёк ненависти. Иные студенты сидели с томным видом. Их не беспокоило такое отношение. Они уже работали. Правда, далеко не все – по специальности. Третьи так и не проснулись.

В конце концов прозвенел звонок. Время пары подошло к концу. Преподаватель махнул рукой и отпустил всех.

На следующей паре должна была состояться контрольная работа. Обычное явление в течение семестра, но всё же достаточно весомый повод для некоторых, чтобы всё-таки поприсутствовать.

Стоял негромкий рабочий гомон. Обсуждалось разное: домашние работы, чертежи, лабораторные работы, сроки и… преподаватели.

– Ну что, кто-то нормально готов к контрольной? – задала риторический вопрос Катя Иванова.

Петя Шашкин обмахнулся веером шпаргалок-бомб, Женя Касаткин показал свой телефон, другие неопределённо развели руками, третьи так и не проснулись.

– Что, совсем никто ничего не выучил?

– Кать, ты список вопросов видела? – спросила Настя Пегая. – Ты действительно считаешь, что это можно выучить за пару дней, параллельно сдавая другие контрольные, и успевая защитить домашки?

Катя развела руками.

– Наверное, составители учебного плана предполагали, что это возможно. В любом случае, если только списывать, то вряд ли мы станем хорошими специалистами.

В подтверждение ли, в опровержение ли Катиных слов раздался громкий всхрап Никиты Пеплова, который тут же проснулся и обалдевшими глазами начал осматривать аудиторию.

– Видишь, человек всю ночь не спал, готовился, – усмехнулся Петя. – Никита, скажи, как ты готовился?

Никита показал мелко исписанный лист формата А4. Преподаватель всегда безошибочно вычислял списывания с электронных устройств, вплоть до умных часов и умных шпаргалок, но бумажные «шпоры» ему удавалось заметить крайне редко. Поэтому большая часть группы пользовалась именно таким методом. Кроме особо талантливых, которые продолжали прибегать к помощи телефона.

– Зачем же вообще надо было сюда поступать, если ничего не учишь? – не в раздражении, а скорее в порыве искреннего непонимания воскликнула Катя.

– Ты правда хочешь это знать? – вдруг заговорил Кирилл Немнов, спокойный и тихий парень в очках. Он был отличником, но учился без всякого удовольствия.

– После такого вопроса я уже не уверена.

– А я всё равно расскажу.

***

Девятый класс для меня начался в новой школе. Она не была обычной, в ней преобладал физико-математический уклон. Да и чтобы учиться в ней, нужно было сдать вступительные экзамены.

Класс набирался с нуля. То есть, никто никого не знал. Тогда я думал, что очень хорошо, но теперь думаю, что ошибался. Именно там я и увидел её во второй раз. Мы познакомились на олимпиаде годом ранее. А теперь моментально узнали друг друга. Я не могу сказать, что у неё была какая-то выдающаяся внешность: карие глаза, густая и длинная шоколадная коса и очень выразительные ресницы. С ними можно в кино сниматься, а не физику изучать.

Когда ты впервые в чужом коллективе, ты стараешься зацепиться за любого, кого хоть раз раньше видел. Так мы и сели рядом. А потом стали общаться. Учиться было непросто, в одиночку справиться так вообще невозможно. Вот мы и делились друг с другом любыми учебными материалами, какими только могли. Вместе решали задачи, вместе готовились к контрольным и олимпиадам. Причём обычно мы это делали в школе, либо переписывались.

– Слушай, что мы с тобой, как собаки бездомные, в самом деле, – сказала она мне однажды. – Пойдём ко мне. Там чай, печенье и до любого учебника рукой подать.

Я согласился. Почему бы и нет? Ни о чём кроме учёбы я тогда и не думал.

Дома у неё было просторно, красиво. Нас встретила её мама. В фартуке и с противнем в руках. Я не думал, что печенье, которое она мне обещала, будет домашнего приготовления.

В тот вечер мы так и не сели за уроки. Сначала мы пили чай с её мамой, потом она показывала мне старинные дедушкины шахматы, затем мы сыграли пару партий, причём она постоянно проигрывала. Потом её мама настойчиво попросила её сыграть на скрипке. Она долго отнекивалась, но в итоге согласилась. А потом пришло время мне идти домой.

С того дня всё изменилось. Я словно понял, будто жизнь и вправду может состоять не из одной лишь физики. Мы стали гулять вместе, часто засиживались друг у друга допоздна, в том числе и за уроками. И в конце концов, я решился. А была уже, на секундочку, весна девятого класса.

Я пригласил её на Патриаршие пруды. К тем самым скамейкам, на одной из которых сидел Воланд. Там как раз только-только начали цвести деревья. Даже цветы принёс.

Она долго молчала, глядя своими карими глазами то на меня, то на астры. А потом приблизилась ко мне и поцеловала. Я тогда был ещё молод и глуп: пытался понять, значит ли это да.

Так мы с ней и вовсе стали неразлучны. Всё делали вместе, только на ночь расходились по домам. И, как ни странно, совершенно не надоедали друг другу. Могли болтать часами.

Как-то летом её родные уехали на неделю на дачу. Она позвала меня к себе, как обычно, я не знал, что у неё дома даже дедушки нет. В воздухе пахло свободой.

Она открыла мне дверь. На ней был очень короткий халатик.

– Моих нет, заходи смелее! – весело сообщила она мне и, тряхнув косой, пошла на кухню ставить чайник.

На кухне я даже обнаружил торт. В её доме чаепитие было процессом чуть ли не священным и могло длиться час, а то и дольше. Но даже зная об этом, я чувствовал, как всё пропитано какой-то особенной торжественностью. Будто я не просто заглянул выпить чаю к своей девушке, а по случайности попал на приём к английской королеве. Ещё этот халат, непривычно маленький… Конечно, летом в махровых халатах жарко, но всё-таки это выглядит очень странно.

– Скажи, – начала она, разливая чай, – на что ты готов ради науки?

– О, на многое! Будь у нас в школе лаборатория, не вылезал бы из неё! Всё-таки меня больше привлекают практические исследования, чем сухая теория.

– А если бы учился в химбио? Ты бы был готов исследовать некоторые биологические процессы на собственной шкуре?

– Ну, выявлять смертельную дозу мышьяка на себе точно не стал бы, – рассмеялся я.

Она поставила чайник, подошла ко мне, присела на мои колени.

– А если исследовать совершенно несмертельные процессы?

Я сглотнул, она вдруг стала расстёгивать пуговицы на халате…

***

– Ты уверен, что хочешь продолжить рассказ в таких подробностях? – осторожно перебила Катя.

Кирилл вздрогнул, поправил очки, съёжился, будто ожидая насмешек. Но все молчали.

– Да, я что-то немного увлёкся, простите. Одним словом, у нас всё было замечательно. Мы практически не расставались. Только один раз, в одиннадцатом классе я на три дня уехал, когда вышел в финал Всероссийской олимпиады по физике.

– Ты что сделал? – в голосе Насти звучали восторг и недоумение.

– Я тогда всё равно даже призового места не занял, – скромно отмахнулся Кирилл. – Но это было крайне интересно.

***

Незаметно подкрался конец одиннадцатого класса. А с ним экзамены, выпускной и прочие заботы. Она ходила будто сама не своя. Я никогда не видел её такой взволнованной.

– Ты боишься экзаменов? – спросил я её однажды. Она мотнула головой.

– Я боюсь, что ты меня бросишь.

– Да ты что! Куда же я без тебя? Тем более, что мы с тобой в Москве живём, учиться тоже будем тут. Ведь я же не собираюсь в Оксфорд.

– А куда ты собираешься?

– Я думаю между ФизТехом и МГУ. Как думаешь, у меня получится?

Она зарыдала. Я никогда не видел её плачущей. Разумеется, она верила, она твёрдо знала, что у меня всё получится. Поэтому и боялась. Боялась, что я с головой уйду в науку. Она тогда одного не знала: только таким она меня и любит. Без этого я перестану быть собой. Но тогда мы оба были слишком маленькими, чтобы это понять.

Конечно же, ей никогда в жизни не хватило бы баллов, чтобы поступить в ФизТех. И я, как дурак, сделал свой выбор. Между наукой и любовью я выбрал любовь. И пошёл сюда, следом за ней.

***

– Так, подожди, – опять перебила Катя. – Она училась здесь?

– Помните Веру? Она проучилась с нами всего один семестр, а потом ушла в академ. Вот это она и была.

– Что значит – была?

– Мы расстались вскоре после этого.

***

– Оставь в покое учебники, лучше обними меня!

Она села мне на колени, отодвинув лекции.

– Ты только что вернулась с очередной тусовки! Может, лучше всё-таки позанимаешься?

– Не будь занудой. Лучше бы и сам хоть раз проветрился вместе со мной. А то что я всё одна да одна, будто у меня парня нет. А на меня, знаешь ли, уже заглядываются отдельные личности.

Я встал. Не слишком резко, чтобы она не упала.

– Вот и иди тогда к своим личностям, – неожиданно спокойно и холодно сказал я. – Пусть они тебе решают матан. С меня хватит.

Наверное, с лицом у меня было что-то не то, потому что она побледнела и попятилась к выходу. Хлопнула дверь. Я тяжело опустился на стул. Последние месяцы её словно подменили. Куда делась та очаровательная девочка с шоколадной косой? А может, она всегда была такой, но только теперь получила свободу?

***

– Больше мы не разговаривали, – закончил свой рассказ Кирилл. – Наверное, не стоило тогда так внезапно всё разрывать. И я дураком был, и она как-то странно повела себя… И я ненавижу свою специальность.

– Почему же ты не перевёлся после первого курса? Не перепоступил?

– При перепоступлении теряется отсрочка от армии, – ответил за Кирилла Петя. – А куда ему в армию, посуди сама.

Кир вздохнул.

– Ну… где там препод? – неуверенно спросила Катя. – Уже пятнадцать минут прошло.

– Написал, что опаздывает на полчаса, – сказал Женя, староста. – Обещает скостить пару заданий из-за уменьшившегося времени. Так что сидим, ждём, готовимся.

– Понятно, – сказал Ваня Громов, устроился поудобней и приготовился спать.

– А у меня наоборот, – сказала Настя. – Мне пришлось расстаться со своей любовью и поступить сюда.

– Это как? – спросила Катя.

– Вы же не против, если я расскажу?

– Да рассказывай, мы никуда не торопимся всё равно.

***

Я не помню, в каком возрасте я начала танцевать. Мне кажется, это всегда было со мной, я с этим родилась. Я всегда чувствовала музыку не ушами, а всем телом. А ведь если поймать ритм, то тело само начинает двигаться, чтобы показать, как оно её почувствовало.

В возрасте семи лет меня отдали в танцевальную студию. Я очень просила об этом, и родители согласились. Эта студия не была какой-то серьёзной: туда отдавали детей, чтобы просто занять их чем-то. Для общего развития, так скажем. Ни в каких соревнованиях ученики участия не принимали. Просто учились танцевать. Для себя и для родителей.