Темнота уступала предутренним сумеркам. Воздух был сырым и промозглым, от дыхания шел пар. Нахохлившись на козлах, Джон правил по заросшей колее, высматривая в потемках сарай, о котором говорил Олмонд. Лошадь тихо фыркала, размеренно — туп, туп, туп, — стуча копытами по накатанной земле; кустарник по бокам дороги был таким высоким, что временами самые длинные и наглые ветки задевали рукава Джона. Кэб достался Репейнику очень просто: он вышел на улицу, махнул проезжавшему кэбмену, а потом вспрыгнул на козлы и вытащил револьвер. Кэбмена словно ветром сдуло, а Джон, настегивая лошадь, помчался вверх по набережной, к Копейной улице и дальше, пока не очутился здесь, на пустыре. Теперь он ехал медленно, до слёз вглядываясь в предрассветную мглу. Наконец, услышал вдалеке тихое ржание, и тотчас лошадь, впряженная в коляску, заржала в ответ. Ругнувшись вполголоса, Джон натянул поводья. «О скрытности можно забыть, — хмуро подумал он. — Распроклятые зверюги». Спрыгнув с козел, Джон похлопал лошадь по крупу, и та, тряхнув головой, принялась щипать траву. Отгонять лошадь Репейник не стал: коляска могла пригодиться при отступлении. Дальше он пошёл пешком — быстро, но бесшумно, держа револьвер у бедра, ежеминутно проверяя, на месте ли телепорт.
От того момента, как Джил оставила Репейника связанным в храме, прошло чуть меньше двух часов. Обычный человек за такое время ни за что не смог бы преодолеть пять лидов по лесу, достичь города, найти Копейную улицу и добраться до пустоши в конце дороги. Но Джил, во-первых, была не обычным человеком — по лесу она, скорей всего, бежала, легко и неутомимо. Во-вторых, она тоже могла взять кэб. Словно подтверждая догадку Репейника, откуда-то слева опять послышалось лошадиное ржание. Джон зашагал быстрей, потом не выдержал и перешел на бег. Внезапно кусты расступились, взору открылась небольшая поляна, очищенная от вереска и лещины. В центре поляны высилось двухэтажное строение, темная островерхая громада на фоне сумеречного неба. Рядом паслись несколько лошадей. У Джона мелькнула запоздалая мысль: что, если Олмонд все-таки наврал, и перед ним — обычная загородная конюшня, мирная, никчёмная, и на пороге ждет растерянная Джил… А через четверть часа сюда явится Хонна, с содроганием вспомнил Джон, и надо как-то будет с ним объясняться. Да, дела. В этот момент внутри сарая, видимый через щели в стене, вспыхнул свет. Джон от неожиданности вздрогнул, попятился, чтобы спрятаться в кустах, и тут его кто-то наотмашь ударил по плечу.
Джон отскочил. Его противник — тёмный силуэт — надвинулся, крутанул над головой чем-то длинным. Палка? Меч? Должно быть, палка: рука болит, но цела. Джон ушёл вниз, пропустил над собой удар. Револьвер он выронил, не было времени искать. Пальцы рванули с пояса нож. Перед лицом свистнуло: промах! Джон подскочил вплотную, сунул нож врагу под челюсть — раз, другой. Тот сипло каркнул, забулькал. Джон оттолкнул его — ногой в бедро — развернулся. Сзади подбегал ещё один темный силуэт. В руках — тонкое, длинное, держит на отлёте. Меч. Джон подпустил человека совсем близко. Шатнулся вбок от замаха. Противник не ожидал: оступился, пробежал по инерции дальше, засеменил, тормозя. Джон подлетел сзади, ударил в затылок, в прикрытую волосами ямку. Перебросил нож в левую, подобрал меч. Справа — топот. Репейник обернулся, увидел рядом оскаленную рожу, в сумерках белую, как непропечённый блин. Поздно смотреть на руки. Отпрыгнул влево, наудачу. Выбросил руку с мечом, попал клинком по белой роже. Короткий, сдавленный вскрик. Джон, махнув всем корпусом, рубанул врага по темени. Тот свалился, и Джон, ухнув, прыгнул сверху, вогнав клинок куда-то ниже шеи, так что скрипнула по лезвию кость. Вытащил меч, отбежал назад, огляделся.
Первый еще ворочался, хрипел, остальные уже не шевелились. Больше никого не было. Чуть отдышавшись, Репейник бросил меч, спрятал нож и нагнулся за револьвером. Теперь, когда драка закончилась, он был рад, что ни разу не выстрелил. Может статься, те, кто оставались внутри, не услышали криков. Джон осмотрел плечо: болело, но не сильно, терпимо, и даже куртка осталась цела. Взмахнув для уверенности пару раз рукой, сыщик трусцой побежал к сараю. Он чувствовал себя сильным и злым, кровь словно кипела в груди. Когда до сарая оставался всего десяток ре, изнутри донесся крик. Кричала Джил.
Джон вышиб ногой хилую щелястую дверь. В сарае было светло: горели карбидные фонари на полу. Щурясь от жёлтого света, Джон увидел, как четверо мужчин, наваливаясь всем весом, держат на полу нагую извивающуюся Джил. Её глаза скрывала грязная повязка. Над девушкой стоял ещё один па-лотрашти с ножом в руке. Увидев Репейника, он занёс руку для броска, но Джон выстрелом разнёс ему лоб. Те, кто держали русалку, бросились к Джону, и он, отступив в дверной проем, расстрелял их. Первый и второй сложились пополам, получив по пуле в живот. Третьему раздробило нижнюю челюсть, он грохнулся на четвереньки и заревел, поливая дощатый пол кровью. Четвертый начал отступать, но Джон прострелил ему грудь. Па-лотрашти взмахнул руками — жест вышел почти театральный — и повалился навзничь. Джил вскочила, сорвала с глаз повязку, замерла на полусогнутых ногах, рыча и скалясь. Джон шагнул было к ней, но тут под полом застучало, и кто-то приглушённо крикнул несколько слов на незнакомом языке.
В дальнем углу поднялась крышка лаза, открывая проход вниз, в подвал. Из подвала полезли люди — вооружённые боевыми жезлами, с золотыми медальонами поверх одинаковых кожаных плащей. Джон выстрелил в первого, тот взвизгнул, выронил оружие и скатился вниз, под ноги остальным. Это их, однако, не задержало: тут же из-под пола выросли трое новых па-лотрашти, среди которых Репейник увидел старого знакомого, Дементия Маковку. Джил сбила его с ног, обхватила руками голову, крутанула. Кто-то навис с жезлом над русалкой, та обернулась, сверкнула глазами, и парализованный враг бухнулся на пол. Тут же другой, вертлявый коротышка, схватил Джил за волосы, но Джон подоспел, ударил револьвером, как кастетом. Сверкнул разряд жезла — мимо. Огромный, плечистый мужик схватил Репейника за локоть. Джон ткнул здоровяка ножом. Тот зарычал, отмахнулся, выбил нож. Сыщик нагнулся, ловя на полу оружие. Получил удар в бок — вышибло дух, потемнело в глазах. Успел увидеть, как Джил падает. Всё-таки подобрал нож. Глотая воздух, сделал несколько выпадов, кажется, задел кого-то, но это уже было неважно: подсекли колено, он растянулся во весь рост, и его принялись пинать по рёбрам. Удары были не слишком сильные — те, кто бил, мешали друг другу — но с каждым пинком Джону передавалась чужая ярость, эйфория победы, жажда убить, искалечить, и надо всем довлело счастье, счастье, счастье… Джон взревел от боли и бессилия. Нутряным рыком отозвалась Джил. «Вот и смерть пришла, — подумал Репейник. — Глупо как…»
И не ошибся, потому что через секунду в сарай действительно пришла смерть.
Сначала ветхое деревянное здание содрогнулось, так что с пола поднялась пыль, а сверху полетела труха. Па-лотрашти перестали бить Джона, завертели головами. Раздался пронзительный скрежет. Джон посмотрел вверх и увидел, что стропила ходят ходуном. Старое, рассохшееся дерево застонало, продольная балка треснула и расщепилась. Шифер полопался, проложенный под стропилами рогоз раскрошился и стал сыпаться на людей, но те, как завороженные, глядели вверх, будто не в силах оторваться от зрелища. Немыслимая сила могучим рывком приподняла крышу над сараем и с грохотом отбросила в сторону. Все, словно опомнившись, принялись нестройно кричать, кто-то побежал к выходу, кто-то принялся палить из жезлов, а сверху, переваливаясь через стены, заслоняя собой блёклые утренние звёзды, клубясь и распухая, лезло гигантское чудовище.
Тран-ка Тарвем выглядел совсем не так, как представлял Джон. Сыщик ждал, что Хонна в божественном облике окажется чем-то вроде гигантского спрута или кальмара, ждал увидеть страшную пучеглазую морду, изображенную на медальонах-таулах. На деле оказалось по-другому. Великий Моллюск являл собой гигантскую массу, бесформенную, влажно блестящую, чёрную, как мазут. Он заполнил собой половину сарая, отрезав пути к отступлению и размазав по полу трупы тех, кого убил Джон, а потом из необъятной туши стали выстреливать тонкие щупальца, ловя визжащих, убегающих людей. Тран-ка Тарвем убивал быстро: ещё секунду назад обезумевший от страха па-лотрашти карабкался по стене в тщетной попытке спастись — а вот он повис тряпичной куклой, обвитый лаково-чёрным щупальцем, и лезет изо рта кровавый пузырь… Джон трижды пытался встать, чтобы пойти к Джил, но его тут же сбивали с ног мечущиеся люди. В третий раз он треснулся об пол так здорово, что помутилось в голове, и ему осталось только лежать, глядя на побоище. Моллюск время от времени издавал низкий, на пределе слышимости звук, что-то вроде «рор-р-р-р!» — и от этого звука в животе становилось зыбко.
Через несколько минут все было кончено. На залитом кровью и нечистотами полу валялись трупы: народ Па прекратил свое существование. Чудовище колыхалось и низко гудело, поводя в воздухе щупальцами, словно искало выживших. Джон собрался с силами, встал, цепляясь за стену. С облегчением увидел, что навстречу ему, выбирая дорогу между обломками, неуверенной походкой идет Джил. Оскальзываясь, Джон подхромал навстречу к русалке и обнял её за плечи.
— Ты… нормально? — выдохнул он.
Джил кивнула.
— Живой? — спросила она, в свою очередь.
Джон усмехнулся и скривился от боли.
— Почти уходили меня, сволочи, — признался он.
Джил на мгновение прильнула к нему и тут же отстранилась.
— Ты зачем за мной пошел?
Джон открыл было рот, чтобы возмутиться, но тут Джил посмотрела поверх его головы. Глаза её округлились.
— Гляди, — хрипло сказала она. Джон обернулся.
Великий Моллюск совершал обратную трансформацию. Огромная туша съёживалась, оплывала, по её поверхности бежала рябь, откуда-то сочилась бесцветная слизь. Джон и Джил безмолвно наблюдали за превращением. Через минуту гигантский монстр, походивший прежде на чёрную тучу, превратился в бурдюк высотой примерно два ре. На глазах у Джона бурдюк принял человеческое подобие: отрастил руки, ноги, сверху оформился шар головы. Чавкая влажными ступнями, Тран-ка Тарвем подошёл к сыщикам. Джон с трудом подавил желание заслонить от него Джил — вблизи было видно, что поверхность тела существа словно живет своей жизнью, пульсирует, колышется. «Рор-р-р-р», — пророкотал монстр. Джил громко сглотнула.
Моллюск задрожал и вдруг из лаково-чёрного стал цветным: побледнело до телесного оттенка лицо, туловище и руки окрасились в светло-серую клетку, ноги затянуло коричневым мелким узором. Джон сморгнул. Перед ним стоял Хонна Фернакль — в твидовых брюках и добротном клетчатом пиджаке, с виду неотличимый от обычного человека. Только с глазами было не всё в порядке — на их месте зияли глубокие ямы, наполненные переливчатым чёрным веществом. Джил сдавленно ахнула. Хонна, явно довольный эффектом, улыбнулся. Крошечные щупальца высунулись из глазных впадин, стали расти, плющиться и за считанные секунды превратились в блестящие линзы очков.
— Возвращаться тяжелей всего, — посетовал Хонна. — И с глазами вечно трудности… Приношу извинения барышне за этот маленький спектакль. Между прочим, мы ещё не знакомы.
Сзади что-то с грохотом упало. Репейник оглянулся, но это оказалось всего лишь бревно, выпавшее из разбитой стены. Джон кашлянул, скривившись от боли.
— Господин Фернакль, — сказал он, чувствуя абсурдность ситуации, — это Джилена Корден, сыщик Островной Гильдии. Джил, это Хонна Фернакль. Меценат. Бог.
— Покой вам, госпожа, — как ни в чём не бывало сказал Хонна. — Рад встрече.
Джил кивнула.
— Оденусь, — буркнула она и, отойдя в сторону, принялась рыться в куче тряпья.
— Подвал! — бодро произнес Хонна и прищёлкнул пальцами. Звук получился, на слух Джона, какой-то влажный. — Здесь должен быть подвал или нечто… наподобие.
От истерзанных тел поднималась вонь: воняло кровью и дерьмом. Где-то каркали растревоженные шумом сражения вороны, да выла вдалеке бродячая собака. Хонна улыбался, посверкивая очками — верней, тем, что лишь походило на очки — и смотрел чуть выше головы Репейника.
— Пойдёмте, — сказал Джон. Волоча ноги, он побрёл к откинутой крышке подпола. Хонна шёл следом, слегка поворачивая голову из стороны в сторону.
— Вы правда слепой? — спросил Джон. Хонна усмехнулся:
— В этом теле — да.
Джон, кряхтя, спустился по шаткой лестнице. Внизу было светлей, на стенах висели такие же карбидные фонари, что и наверху, только в подвале их оказалось больше. Ступив на землю, Джон огляделся и не смог сдержать восклицания. Здесь действительно была устроена лаборатория — огромная лаборатория. Между высокими перегонными кубами, в которых виднелась мутная жидкость, стояли узкие столы со штативами, увенчанными гроздьями пробирок. Длинные ребристые шланги соединяли между собой пузатые резервуары, стоявшие на блестящих подставках, лианами вились змеевики, горделиво поблескивали золочёными циферблатами какие-то приборы. В дальнем углу высился могучий шкаф с прозрачными стенками — не то печь, не то холодильник — и были видны через стекло полки, на которых лежали мягкие бурые комья. Джон пригляделся к комьям — и поспешил отвернуться. Что-то капало, тихо шипело, мерно щёлкало: лаборатория жила своей потаённой химической жизнью.
Продравшись сквозь частокол стеклянных трубок, росших откуда-то с потолка и заполненных темным паром, Джон вышел на середину подвала, где помещался длинный стол. Блестящая металлическая столешница была укреплена с наклоном, до пола свисали толстые кожаные ремни, над верхним краем стола нависала чаша, оплетенная проводами. Из-под стола торчали гофрированные трубки, на концах увенчанные иглами, зажимами, лезвиями. Рядом Джон разглядел столик поменьше, железный, на колёсах. На столике тесно лежали скальпели разных форм и размеров, а сбоку, не помещаясь, были приторочены длинные трубки с шипастыми навершиями. Рядом на каменном полу стояла прозрачная реторта, заполненная тёмно-фиолетовой жидкостью. Джон понял, что это, должно быть, и есть знаменитый валлитинар.
— Благодарю, господин Джонован, — сказал Хонна. Джон обернулся. Великий Моллюск склонился над перегонным кубом, поглаживая стекло кончиками пальцев. Репейник откашлялся.
— Всё цело? — спросил он. Хонна кивнул:
— Думаю, да. Мои непокорные… работники… умели при жизни только одно. Обслуживать машины. Но умели хорошо. Впрочем, ревизия не помешает.
Джон молча наблюдал, как Хонна пробирается между приборами, ощупывает реторты и пробирки, трогает стеклянные бока шкафов, гладит извилистые трубки.
— Превосходно, — бормотал тот, — великолепно… И это на месте… Отлично.
В подвал спустилась Джил. На ней была одежда — брюки, сорочка, редингот — всё измазанное и местами порванное. Русалка мрачно оглядела лабораторию, пригвоздила взглядом Джона. Уставилась на Хонну.
— Что дальше? — спросил Джон. Великий Моллюск, будто очнувшись, вскинул голову:
— О, прошу прощения… Думаю, самым правильным сейчас будет вернуться в город. Возле сарая были лошади, я не ошибся?
— Были, — кивнул Джон. — И ещё у меня коляска.
— В таком случае, я бы вас попросил довезти меня до дома. Там мы произведём окончательный расчет, — Хонна склонил голову набок, словно прислушиваясь. Джил стояла, не шевелясь. — Что же до вашей прекрасной… спутницы… то давайте сделаем так. Гонорар я увеличиваю в полтора раза против исходного. Дабы воздать вашим… ратным подвигам. Как разделить сумму с госпожой Джиленой — сугубо ваше дело. Довольно ли этого?
«Довольно ль вам знать?» — вспомнил Джон строчку из древней поэмы. Да, Великий Моллюск оказался божественно щедрым. Лишь бы Джил не принялась за старое…
— А потом? — спросила Джил.
Джон устало потёр лоб. Ну вот, приехали.
Хонна поднял брови и слегка повернул голову туда, откуда шёл голос русалки.
— Потом? О, потом, боюсь, придется нанять грузчиков, чтобы перевезти лабораторию в мои апартаменты. Надо ещё учесть, что тут… грязно. Стало быть, прежде грузчиков нужны уборщики. Весьма небрезгливые. Но на сей счет у меня есть доверенные лица в Дуббинге. Могут подобрать команду прямо на улице. Ну, знаете — бродяги, попрошайки. Такая публика будет рада любому заработку. Однако вас, господа, эти хлопоты не должны трогать ни в коей мере. Вы свою работу выполнили, и блестяще.
— Я не о том, — сказала Джил. — Я о валлитинаре.
— Джил, — сказал Джон. — Не стоит, правда.
Хонна покивал:
— Вижу, вы отменно все разведали.
— Уж разведали, не сомневайтесь, — подтвердила русалка, не сводя с него глаз. — Только мы не первые, кто разведывал, верно? Лабораторию увели две недели тому как. А за Джоном вы послали три дня назад. Кого-то еще нанимали?
Хонна обезоруживающе улыбнулся.
— Что верно, то верно, — признался он. — Но, стоит отметить, ваши предшественники не справились и с малой долей трудностей, выпавших…
— Ещё бы, — сказала Джил. — Убили их, делов-то.
Хонна, всё так же улыбаясь, развел руками:
— Надеюсь, вы примете в дар за вынесенные испытания мой эликсир?
Джил кашлянула:
— Я не думаю, что людям вообще нужно такое зелье.
— Джил, перестань нести чушь, — сказал Джон твёрдо. — Нам пора ехать.
Фернакль заложил руки за спину и задумчиво наклонил голову.
— Милая девушка, — сказал он мягко, — это ведь вы только шутите, верно?
— Нет, — сказала Джил. — Я прошу вас сохранить тайну.
Великий Моллюск покачал головой.
— Почему вы против, Джилена? Вы — женщина. В этом мире женская доля ещё горше мужской. Валлитинар даст вам, как и всем прочим, избавление от несчастий. Спросите Джонована, он ведь умеет проникать в чужие думы — много ли он встретил за свою жизнь счастливцев?
— Ни единого, — поспешно заверил Джон.
— Это всё слова, — сказала Джил. — А на деле выйдет, что мы по вашей воле скоро все друг друга убивать станем. Как Олмонд и остальные.
— Джил, — снова начал Джон. Хонна поднял руку:
— Я так не думаю. Дело вот в чём… Народ Па изначально был полон скверны. Ваше племя — лучше. Чище. Вы — благодатная почва.
Что-то было в нём особенное, что-то роднило его с теми, кого Джон видел лишь на фресках в старых храмах. Осанка? Особая поза? Умение повелевать — не словом, не мановением ладони, а словно бы всем божественным естеством? Джон не знал; но теперь чувствовал, что перед ним стоит не просто величавый старик, а именно бог.
— Нет, — сказала Джил снова.
— Хватит, — сказал Джон. — Господин Фернакль, поедемте.
Хонна поднял обе руки в воздух, словно извиняясь.
— Мне очень жаль, — сказал он.
Джон прыгнул, но не успел. Левая рука Хонны мгновенно удлинилась, вытягиваясь, точно кнут, превращаясь на лету в черное щупальце. Оно схватило Джона, туго захлестнуло, прижимая руки к бокам. Рёбра затрещали. Джон захрипел от боли — на большее не было воздуха.
ВРЕМЯ БУДУЩЕЕ НОВЫЕ ЛЮДИ НОВЫЙ ЭКСПЕРИМЕНТ ПОМЕХА СОЖАЛЕНИЕ УСПЕХ ПОМЕХА СОЖАЛЕНИЕ
Щупальце сдавливало всё крепче. В глазах вспыхнули цветные узоры, и посредине узоров проявилась черная клякса — точь-в-точь как Великий Моллюск на медальонах. Во рту стало солоно. Джон отчаянно брыкался, дергал плечами, но хватка только становилась туже.
— Бедные дети, — задумчиво пророкотал Хонна. Он не спешил полностью трансформироваться: если не считать рук, сохранял человеческий облик. Джон видел, как далеко в стороне, зажатая правым щупальцем, извивается Джил. Хонна держал её высоко над полом, вниз головой, и Джон тут же вспомнил Иматегу, встретившего смерть так же — подвешенным вверх ногами, перепуганным, ожидающим спасения. Джон видел доктора, как наяву, даже ярче, и видел не только его. Связанный веревкой труп Олмонда; мёртвая девушка на залитом кровью полу; убитые в зарослях вереска па-лотрашти — все они проносились перед внутренним взором Джона, и все они, казалось, чего-то ждали от него. «Здесь песок, — вспомнил Джон, — темно темно… здесь никого… здесь песок».
Задушенно вскрикнула Джил, и вдруг Репейник понял, что нужно делать. Он даже застонал — не от боли, а от того, как просто можно было всё закончить, и как плохо это оборачивалось для него самого. В этот момент Хонна поднёс Джона ближе к себе, так что сыщик увидел — сквозь черную растущую кляксу — линзы очков, которые не были очками.
ОСОБЫЕ ДАННЫЕ ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ ОТКЛОНЕНИЕ ВОЗМОЖНАЯ ПОЛЬЗА ПОМЕХА СОЖАЛЕНИЕ СОЖАЛЕНИЕ УСТРАНИТЬ
— Простите, — громыхнул Хонна низким голосом, голосом Великого Моллюска. «Близко! — сверкнуло у Джона в голове. — Рядом! Скорей!» Локти были плотно притиснуты к бокам, но ладонь, правая ладонь, была свободной. Репейник просунул руку в карман, нашарил колючий шарик телепорта, заскреб ногтями по поверхности кармана. Вот оно… вот… да. Песок. В складках кармана — песок. Серый, мелкий, въедливый. Так просто. Теперь надо вспомнить, обязательно вспомнить…
Хонна нахмурился, открыл рот.
— Что… — начал он, и тут Джон изо всех сил стиснул телепорт в ладони. Воздух вспыхнул лиловым огнем. Страшно закричал Хонна, выпуская Джона, но тот, как утопающий, схватился за щупальце, которое секунду назад готово было его раздавить. Тело утратило вес, в воздухе поплыли щепки, мусор, какие-то белые капли. Хонна кричал. Джон, жадно дыша полной грудью, цеплялся за щупальце. Это продолжалось бесконечно долго, наверное, секунд десять, а потом лиловый огонь погас, и их швырнуло на жёсткий, серый, мелкий песок.