Питтен Мэллори, канцлер Безопасного Хранилища Раритетов, был огромен. Со времени их последней встречи он потолстел ещё больше: налитое жиром брюхо свисало над ремнём, стриженый затылок бугрился складками, пальцы размером и формой напоминали ливерные сосиски. Голову окружала болезненная, зеленовато-желтая аура. Одной рукой Мэллори утирал с висков пот, другой прижимал к груди видавший виды портфель с потускневшими латунными застёжками.
— Покой, господин Репейник, — прохрипел он, стоя на пороге. — Дозволите зайти?
Джон опомнился и сделал неловкий приглашающий жест. Толстяк тряхнул щеками и боком протиснулся в прихожую, ставшую тут же тесной от присутствия его необъятной туши. Джон помог ему снять плащ, который пришёлся бы впору коню-тяжеловозу. Из кухни выглянула Джил.
— Прекрасно выглядите, госпожа Корден, — выдавил Мэллори. — Даже похорошели…
— Вы тоже молодцом, — растерянно сказала русалка.
— Да уж, молодец, — Мэллори издал клокочущий смешок. — Пять стоунов прибавил за год. Простите, мне бы присесть.
— Сюда, — произнёс Джон. Мэллори косолапо протопал в кабинет, схватился за стол и, прицелившись как следует, умостился в кресле. Кресло затрещало, но выдержало.
Джон, по обычаю, сел напротив. Джил, бесшумно ступая, зажгла по очереди газовые рожки. Подошла к окну, задёрнула шторы, оперлась бедром на краешек стола и осталась стоять со скрещенными на груди руками. Репейник выждал, пока закончит раскачиваться побеспокоенная её движением пепельница в форме башни Тоунстед, и спросил:
— Чем обязаны вашему визиту?
Мэллори судорожно моргнул пару раз. Его нервный тик никуда не делся за эти годы.
— Думаю, вы и сами знаете, — сказал он. — Ведь знаете?
— Я всё же лучше бы послушал, — возразил Джон, — да и моей коллеге тоже стоит приобщиться. Так что, будьте любезны, расскажите.
Толстяк задумчиво кивнул. Он по-прежнему прижимал к груди портфель, придерживая локтём окованный латунью уголок.
— Что ж, тогда по порядку. Как вы знаете, Джонован, я работаю в особенной организации. У нас в распоряжении — сотни удивительных старых машин. Все эти машины только и ждут, чтобы их зарядили. А заряжать их, сами понимаете, нечем. После гибели богов чары брать неоткуда. Поэтому мы на всякий случай собрали такие нехитрые приборчики, которые могут отслеживать уровень магического фона. Ну, знаете, как есть у геологов сейсмографы, чтобы предупреждать о землетрясении…
— Не бывает у нас землетрясений, — прервала Джил. Мэллори сморгнул и покачал головой.
— Раньше не было, — поправил он. — Но это не значит, что никогда не будет… Так вот. У нас — такие же сейсмографы, только настроены не на подземные толчки, а на, так сказать, магические. Вдруг где-то заработает какой-то природный волшебный фонтан, или кто-нибудь, кроме нас, додумается, как собрать полноценный генератор… Короче говоря, они постоянно работают. Ищут проявления любых возмущений поля. Которые могут быть вызваны источниками — естественными, искусственными, или просто забытыми после войны.
Он снова заморгал, кривя лицо, и вытерся мятым платком. Джон слышал тяжёлое дыхание стоявшей рядом Джил.
— Так вот, — продолжал Мэллори, — не так давно все самописцы будто взбесились. С каждым днём показывают все больше возмущений. И где! Здесь, в центре Дуббинга! Выходит, у нас под носом нечто со страшной силой вырабатывает магию. И кто-то этой магией пользуется. Причём в таких масштабах, которых никто не видел со времен Войны.
Газ в рожках тонко зашипел, пламя прижухло, на стене затрепетали тени — с тем, чтобы тут же успокоиться. Новомодная система освещения никак не хотела работать исправно.
— Насколько точны эти ваши самописцы? — спросил Джон спокойно.
— Весьма точны, — с печалью отозвался Мэллори. — Наши спецы уже провели триангуляцию, замерили максимумы… В общем, к вам скоро придут. Может быть, даже сегодня.
Джил глубоко, прерывисто вздохнула и опустилась в свободное кресло рядом с Мэллори. Джон достал из портсигара самокрутку, отметив, что больше не осталось: надо бы наделать впрок.
— А вы, значит, решили меня предупредить, — сказал он, закуривая. — Почему?
Мэллори пригладил волосы белой, в младенческих перетяжках рукой.
— Во-первых, в память о нашей дружбе. И обо всем, что вы сделали для меня и Найвела.
Джон сплюнул на пол табачную крошку.
— А во-вторых, — Мэллори перехватил портфель и положил его на стол, — я хочу, чтобы вы, вне зависимости от того, что произойдет дальше, одарили меня одной услугой.
Щёлкнули, раскрываясь, застёжки. С бесконечной осторожностью канцлер БХР извлёк на свет обитую чёрной кожей шкатулку. С крышки на Джона знакомо скалилась зубастая птица; крылья пернатой богини кое-где были заляпаны тёмными пятнами. Следом из портфеля выкатились несколько тусклых, опустошённых кристаллов. Мэллори поставил ИН-516 перед Джоном и открыл крышку. Линза светилась — еле заметным светом, слабым, как дневная луна. Кристаллы, сидевшие в гнёздах, мерцали фиолетовыми бликами, но было ясно, что долго им не продержаться.
Джон покачал головой:
— Всё ещё работает?
— Да, — скривился Мэллори, — и только боги мёртвые знают, чего мне это стоило. У нас есть группа, которая занимается проблемой сохранения зарядов на кристаллах. Неплохо продвинулись, открыли какое-то поле, которое тормозит утечку чар. Пришлось пустить в ход все связи, чтобы убедить их поместить шкатулку в это поле и так оставить два с половиной года… Но заряд все равно скоро кончится.
Джил протянула руку, тронула крышку прибора.
— О какой услуге вы просите? — напомнил Джон.
Мэллори закашлялся в платок.
— Я немало времени провел с Найвелом. Его ведь судили, но признали умалишенным… Да что там — признали. Пришлось кое-кого неплохо подмазать, чтобы так вышло. Ну, а в Бетлами я его не раз навестил. Выслушивал его бредовую историю и старался вернуть в разум. Объяснял, что его невеста умерла, что никакими выдумками её не вернуть. Он вначале зарывался, спорил, а то и сыпал бранью, но вы же знаете, как там живется, в Бетлами…
Джон с усилием кивнул. Мэллори продолжал:
— В конце концов, он перестал возражать, только хмурился да молчал. Ну я и предложил: мол, устрою так, что его выпустят — а он взамен пообещает, что не будет больше рваться в Сомниум. Найвел тогда разрыдался, как маленький. Но я был твёрд. Он вроде бы внял, успокоился, стал вести себя тихо. И его отпустили мне на поруки. Сейчас вернулся в БХР, работает на старой должности. Сметливый парень, хоть и тронутый малость теперь, этого не отнять. Мы с ним порой видимся.
— Чего вы хотите от меня, Питтен? — спросил Джон.
Мэллори кивнул на шкатулку:
— Зарядите её до отказа. И запасные кристаллы в придачу. Я хочу, чтобы мой мальчик — мой настоящий мальчик, хоть я и этого полюбил, как родного… В общем, если уж его не вернуть, пусть живет счастливо и как можно дольше.
Самокрутка пригрела пальцы: огонь добрался почти до конца. Джон, не отрывая взгляда от ИН-516, коротко затянулся и загасил окурок о миниатюрную башню.
— Вы согласны? — спросил Мэллори.
Джон торопливо кивнул:
— Да. Только мне нужно… подготовиться. И, насколько понимаю, у нас очень мало времени. Вы не против, если я дотронусь до вас?
Мэллори на секунду нахмурился, потом, сообразив, широко раскрыл глаза.
— Значит, правда, — сказал он. Джон поднялся с места:
— Да. Должен предупредить: после… Ну, словом, потом вам будет трудно двигаться. Какое-то время.
— Потерплю, — усмехнулся толстяк. — Мне и так трудно двигаться.
Джил уступила кресло Джону. Шагнула в сторону, на миг блеснув жёлтизной кошачьих зрачков.
— Пять минут, — попросил её Джон. — Не больше.
Русалка глянула на часы.
— Давай, — сказала она.
Джон придвинул кресло, сел перед канцлером и взял его за руку.
— Вам лучше закрыть глаза, — посоветовал он. Едва Мэллори послушно зажмурился, из-за спины Репейника вылетел рой тёмных точек. Парцелы засновали в воздухе, разгоняясь до умопомрачительной скорости, превращались в размазанные чёрные линии. Некоторые, кажется, пролетали сквозь Джона и Мэллори, не причиняя вреда. Скоро они приобрели цвет ауры канцлера, стали зелёными, но не изначального болезненного оттенка, а изумрудно-яркими, сверкающими, как листва на солнце после грозы. И одновременно с этим Джон чувствовал, как в него кипящей лавой втекает энергия. Сила. Магия. Бесконечное могущество. Он мог превратить в пыль целые горы и воссоздать их заново. Мог осушить океан и наполнить его чистой росой. Мог…
— Джон! — раздался голос Джил. — Пять минут. Заканчивай.
Он замедлил бешеный полёт парцел и с сожалением заставил их исчезнуть. Мэллори, бледный, обмяк в кресле. Стоило Джону выпустить его толстые, будто варёные пальцы, рука канцлера безвольно упала, мазнув костяшками пол.
— Ох, Джонни, — прошептала Джил. Он опустил глаза: руки его светились ярко, как калильная сетка в газовом рожке. Было даже больно глазам. Белые лучи пробивались сквозь складки одежды, играли в пуговичных проймах, ажурно высвечивали ткань рубашки. Джил сорвалась с места, выбежала за дверь, через секунду вернулась, таща зеркало, что стояло в прихожей. Сунула под нос:
— На, погляди!
Из зеркала на Джона смотрел ослепительно белый круг с тёмными пятнами глаз. Волосы, как всегда, падали на лоб, и, казалось, они сейчас вспыхнут от яркого пламени, которым стала его плоть. Он машинально поднёс к лицу ладонь, провёл по щеке, ощутив всё то же, что и всегда — обветренную кожу, щетину, пот. Но в зеркале отражалось существо, сделанное из чистого света.
— Ну, дела, — пробормотал он.
В кресле заворочался Мэллори.
— Джон! — он откашлялся. — Не знаю, что вы устроили, но мне никогда ещё не… Ого!
Он уставился на Репейника, вытаращив глаза. Джон вдруг почувствовал себя глупо. Сунув зеркало Джил, он шагнул к столу и, мгновение поколебавшись, накрыл рукой кристаллы, сидевшие в гнёздах питания шкатулки. Линза вспыхнула, на ней ярко обозначился силуэт Хальдер. Джону вспомнился Найвел Мэллори, длинноволосый, нескладный, весь в крови стоящий посреди развороченной мостовой. Вспомнился город на стене, огромные киты, что несли на спинах людей, пряные облака, летучий дилижанс. Вспомнилась Ширли Койл на пороге маленького дома, затканного вьюном. Он почувствовал, что кристаллы в приборе заряжены до отказа, и собрал в пригоршню те, что лежали рядом, запасные. Свет его ладоней становился глуше по мере того как разгоралось лиловое сияние кристаллов. Так продолжалось с десяток минут, пока он не зарядил все до единого.
— Вы и правда стали богом, — слабо проговорил Мэллори. Всё это время он лежал в кресле без движения.
— Так уж вышло, — откликнулся Джон. Руки всё ещё отсвечивали, но слегка — не сильнее фосфорного циферблата часов. Канцлер вздохнул:
— До чего же хорошо и покойно… Вы, Джон, наверное, даже не представляете, каково это.
— Я зато представляю, — буркнула Джил вполголоса. Она спрятала шкатулку в портфель, пересыпала в боковой карман фиолетовые кристаллы и щёлкнула застёжками.
— Вас уже из-за одной этой способности будут искать, — продолжал, не расслышав её, Мэллори. — Да… О боги, боги мои. Ничего, если я отлежусь здесь чуток?
— Думаю, мы будем собираться, — сказал Джон и посмотрел на Джил. Та пожала плечами и вышла. Тут же из спальни донеслось хлопанье дверей шкафа и возня. Джон обошёл стол и принялся выдвигать ящики. Он собирался взять только самые необходимые бумаги, но совершенно не представлял, какие бумаги необходимо иметь при себе богу.
— Что планируете делать? — блаженно жмурясь, спросил из глубин кресла Мэллори.
Джон неопределённо хмыкнул.
— Не хотите говорить, — заметил канцлер. — Правильно. Но учтите: от вас не отстанут. Будут искать по всей Энландрии.
— Залягу на дно, — отмахнулся Джон.
— Не заляжете. Знаете, у нас в Министерстве уже появились первые проблески фанатизма. Кто-то просится вигилантом, чтобы вас умертвить. А кто-то, кажется, начал вам поклоняться.
— Поклоняться? — Джон выпрямился, держа в руках тощую банковскую книжку.
Мэллори кивнул:
— В народе, знаете, самые разные настроения… Словом, они не отступятся. А ваша сила растет с каждым часом, я видел показания приборов. Вы не сможете спрятаться, вы — как пламя во мраке, вас видно отовсюду.
В кабинет, волоча раздутый чемодан, вернулась Джил. Из пасти чемодана во все стороны торчали рукава Джоновых рубашек, подолы платьев и какие-то бретельки.
— Уедем, — выпалила она. — В другую страну. На материк.
Мэллори вздохнул.
— Я же говорю: у нас очень чуткие детекторы. Министерство разошлёт за границу агентов, они засекут вас, где бы вы ни были.
Джил швырнула чемодан на пол, раскрыла и стала перекладывать одежду.
— Так говорите, будто знаете, что делать, — прошипела она. — Ну скажите тогда. Раз умный такой.
Мэллори повозился, устраиваясь поудобнее в жалобно застонавшем кресле.
— Есть один вариант, — сообщил он. — Уплывайте за море. Далеко, в Приканию или ещё куда, где нет цивилизации, одни дикари и жара. За сотни лидов отсюда. Отсидитесь там, пока не затихнет шумиха… Или пока не научитесь маскироваться от наших приборов.
Джон подошёл к сейфу с патронами, но открывать не спешил, трогал замок, в задумчивости глядя на канцлера.
— Вы меня поймите, Питтен, — сказал он, — я вам, конечно, доверяю и всё такое, но уж больно вы добры к нам. Надо бы кое в чём убедиться. Не пугайтесь только.
— Чего это я должен… — начал Мэллори. В следующий миг его окутали парцелы. Словно кокон черноты сгустился вокруг кресла, где сидел канцлер; завертелся вихрем, окрашиваясь в багровые тона. Из кокона вынырнула рука, замахала, разгоняя частицы. Но Джон уже всё знал.
Старый дом. Натёртые мастикой полы. Дворецкий Леннингс, мать — вечно бледная, малокровная, отец — вечно хмурый, занятый. Ночные собрания в гостиной, прокуренный до синевы воздух. Статуя Хальдер Прекрасной, тускло-золотая в полутьме библиотеки. Перед ужином — склонённые головы за общим столом, короткая молитва усопшей богине. Тайная комната в подвале, куда отец пригласил в день шестнадцатилетия. Полки и шкафы, и механизмы, бесчисленные, странные, неподвижные. Страх. Удивление. Внимание. Восторг. Связка ключей, магических цилиндров. Семейные святыни. Семейный долг. Продолжатель дела. Мечта о возвращении владык, сон о золотом веке. Об утраченном рае. Годы ожидания, годы пустых трудов. И вот теперь — молодой бог, сияющий белым светом. Долгожданное избавление. Близкое счастье. Вся жизнь ради этого мига — помочь в беде, проложить дорогу к власти. К справедливости. К новой эре для всех людей. Надежда. Преклонение. Обожание.
Парцелы исчезли, словно втянулись в небытие. Мэллори слабо взмахивал руками, ловил воздух ртом.
— Простите, — сказал Джон. — Надо было убедиться. Проклятье, я и не догадывался… Простите.
Мэллори упёрся в подлокотники, с кряхтением подтянул грузное тело повыше.
— Пустяки, — проронил он. — Вы… Вы с помощью этих штук узнаёте, о чём я думаю?
— С помощью этих штук я узнаю, о чём вы думали всю вашу жизнь, — объяснил Джон.
— Славно, — бледно улыбнулся Мэллори. — Славно… Уезжайте, Джон. Найдите местечко на краю света, чтобы отсидеться.
Джон решился посмотреть на Джил. Русалка перестала возиться с чемоданом. Она просто сидела на полу, глядя на него во все глаза, и на её бледном лице было написано всё то же: страх, восхищение, затаённая тоска. Джону в который раз за день вспомнился их давний разговор, собственные слова: найти бы свой необитаемый остров и жить там в одиночестве… Неужели мечта готова сбыться? Ох, что-то паршиво она сбывается.
— А потом возвращайтесь и владейте нами! — проговорил Мэллори с внезапной страстью. — Когда ваша сила вырастет, справитесь даже с армией. И все, кто был против вас, приползут на брюхе.
Да что ж такое, подумал Джон.
— Я не хочу, — сказал он упрямо.
— Так и думал, — Мэллори улыбнулся. На его щёки возвращался румянец. — Почему-то так и думал. Но от всей души надеюсь, что вы перемените решение.
Джон шагнул к Джил, придавил коленом непокорный чемодан и затянул ремешки.
— Надейтесь, — сказал он.
Мэллори звонко хлопнул ладонями по коленкам. Похоже, он успел совершенно оправиться.
— Помогите встать, Джон. Не стоит мне больше тут быть.
Джон протянул ему руку, покрепче упёрся каблуками в пол и вытянул тушу канцлера из объятий кресла. Они вышли. Джон проследовал за переваливающимся с ноги на ногу канцлером в прихожую, Джил скрылась на кухне и там принялась греметь ящиками. Репейник помог канцлеру одеться: натянул плащ на исполинскую спину, словно чехол на мобиль.
— Удачи вам, Джонован, — сказал Мэллори, прежде чем протиснуться в дверь. — Надеюсь, в следующий раз встретимся, когда вы будете сидеть на троне.
Джон кивнул, прощаясь. Толстяк ответно тряхнул щеками, и дверь за ним закрылась. Репейник вернулся в кабинет, вынул из шкафа старый вещмешок и стал его набивать его: патроны из сейфа, документы, пачка табаку, оставшиеся от аванса О'Беннета деньги. Вещи кончились, но мешок всё равно был почти пустым. Джон огляделся — не забыл ли чего? Вошла Джил, сунула ему свёрток с припасами. От свёртка пахло давешней говядиной и чаем.
— Ну, что решил? — спросила она негромко. — Куда двинем?
Джон уложил съестное на дно мешка, к патронам.
— В порт, — сказал он. — Берём кэб, едем в порт. Там тьма-тьмущая судов, какая-нибудь посудина наверняка идёт в Приканию или ещё куда подальше. Деньги у нас пока есть. Авось столкуемся с капитаном и уедем. А потом… потом видно будет.
Джил огладила волосы, пробежалась рукой по лицу.
— Выйди к людям, — сказала она. — Откройся. Всё одно о тебе прознали.
— Как же, выйду, — усмехнулся он. — Тут же меня оглоушат, чтобы не бузил, и потащат в БХР. А уж там-то найдется какой-нибудь хитрый приборчик, который помешает мне залезть им в головы. Зато не помешает заряжать кристалл за кристаллом. Мы с тобой это уже обсуждали, помнишь? Людям больше не нужны боги. Им нужен бесплатный источник энергии.
Он затянул горловину мешка. Джил стояла, кусая губы.
— Тогда дерись! — сказала она сердито. — Ты можешь, я видела! Там, в Маршалтоне.
Репейник достал из ящика стола нож в ножнах коричневой потёртой кожи и повесил его на пояс справа. Слева, как обычно, прицепил кобуру. Проверил барабан револьвера, защёлкнул, с треском прокрутил. Вбросил оружие в жёсткую, пропахшую ружейным маслом горловину кобуры, застегнул кнопку.
— Отличная идея, — сказал он с расстановкой. — Перебить кучу народа. А потом править теми, кто останется, мудро и справедливо. Джил, ты же умная девушка. Ты сама в это не веришь.
Она наклонила голову, прищурилась:
— Да ладно? Я умная?
— Ну вроде, — подтвердил Джон. — А что?
— Первый раз так сказал, — проговорила Джил и ухмыльнулась, показав клыки. — За всю жизнь.
Джон нахмурился, вспоминая.
— Правда?
— Ага.
Джон хмыкнул, поскрёб в затылке.
— Поди ж ты… Ну, словом, должна понимать: если я начну драться, начнётся война, и ещё неизвестно, чья возьмёт. Я не Хальдер, не Ведлет и не Хонна Фернакль, не собираюсь убивать людей из-за власти и прочей херни. Ладно, давай проверим ещё разок, всё ли взяли…
Он слишком долго закрывался — от Морли, от О'Беннета, от Мэллори. Стоило только научиться, как стало легко, и Джон за пару дней привык к этому небольшому постоянному усилию, как привыкают стоять в стойке на рукопашной тренировке. Но сейчас мысли тех, кто собрался внизу, были такими плотными и грубыми, так разили страхом и насилием, что он услышал их, невзирая на защиту. Он шагнул к русалке, взял её за плечо и оттащил к стене. Выкрутил вентиль, гася светильные рожки. Джил обернула бледный овал лица.
— Чего? — спросила одними губами. Джон мотнул головой.
— На чердак, — выдохнул он. — Бегом, только тихо.
Он набросил на плечи плащ, подхватил со стола мешок. Джил была уже у двери, медленно проворачивала ключ в замке, придерживая, чтобы не скрежетал. Отперев, застыла, напряжённо пригнув шею. Оскалилась.
— Слышу, — шепнула она. — Внизу. Вошли.
Джон оттеснил её от входа и, взяв на изготовку револьвер, толкнул дверь. Секунду он выцеливал темноту в открывшемся проёме, затем крадучись ступил на лестничную площадку. Снизу, усиленные эхом, доносились шаги, слышалось тяжёлое дыхание. Кто-то сдавленно кашлянул; отчётливо, упруго щёлкнул взведённый курок. Джон обернулся, поймал взгляд Джил, коротко дёрнул головой: вверх. Они взлетели по лестнице, бесшумно, пропуская по две ступени. Дверь на чердак была, как всегда, не заперта. Согнувшись в три погибели, хрустя мусором под ногами, Джон пробрался к слуховому окну. Дёрнул: наглухо прибито к раме. Джил втиснула ладонь в оконную ручку рядом с его пальцами.
— Раз, два, взяли, — буркнула она.
Окно заскрежетало так, что слышно было, наверное, до самого Айрена. В лицо дохнуло ночным воздухом. Джон вздрогнул, почувствовав, как встрепенулись те, внизу: они были уже в квартире, были растеряны и злы, упустив добычу, не зная, где искать ускользнувших беглецов, и сейчас оглушительный скрежет подсказал им — где. Джил успела вылезти наружу, махала: сюда, скорей. Он выбрался на крышу, зацепившись лямкой мешка за торчащий из рамы гвоздь и едва не упав. Оскальзываясь на черепице, расставив руки, они подобрались к краю. Из-за фабричных труб выглянула луна, ярко и бесстыдно высветила замершую на кромке ската Джил, мазнула стальным отблеском по слуховым окнам, спугнула кошку на трубе. Всё стало ярким и заметным. Не исчезла только темнота в провале между домами. Соседняя крыша была недалеко, всего в двух ре, но это были два ре чёрной, смертельной пустоты. Надо было прыгать — и уходить дальше, спускаться по той стороне, чтобы затеряться в переулках, выйти к порту, искать корабль, найти и уплыть по морю прочь отсюда. Джил подобралась
уходят уходят вон они давай только без паники без паники сети иглы живыми взять только быстро сетью стреляй
он увидел — не своим, чужим зрением, чужим умом — кружок прицела, почувствовал, как подаётся под чужими пальцами спуск, как толкает в ладонь отдача
разом все по ним рядом как раз накроем обоих потом иглами доберём
бросился, обхватил, оттолкнул Джил от края. Там, где они были, со свистом пролетела сеть: тёмная, большая, с пятнами грузов по краям. Взлетели в воздух парцелы, тучей, сонмом. Закрыли луну, заполонили небо, спикировали — он знал — на тех, кто был позади. Раздались крики, застучали выстрелы. Брызнула осколками черепица. Что-то подсекло ноги, завертелось вокруг голеней: ещё сеть. Видно, нападавшие стреляли вслепую, в панике. Он грохнулся набок, задёргался, пытаясь освободиться, но путы лишь затягивались туже. Свист. Удар. Джил крутанулась вокруг себя и упала. Сеть окутала её всю, от ног до шеи. Русалка вскрикнула, захрипела и покатилась вниз, к краю — спелёнатая, беспомощная. Джон рванулся что было сил, взмахнул рукой. Схватил какую-то верёвку, изгибаясь всем телом, потянул. Поздно: Джил беззвучно исчезла в чёрном провале.
Через миг его дёрнуло и потащило следом. Джон вцепился в хлипкую жесть водосточной трубы, взревел от натуги, силясь вытянуть Джил из бездны за спасительную верёвку. Повиснув над пропастью, увидел русалку: искажённое лицо обращено вверх, рука вывернута, притиснута сетью к шее. Она раскачивалась в пустоте, не смея шевельнуться, глядя ему в глаза, а верёвка скользила в его ладони, обжигая кожу, — пядь за пядью, пядь за пядью. Пальцы свело каменной судорогой, и Джон ничего не мог поделать. Джил смотрела на него, не отрываясь, уже зная, что он не удержит. У неё в голове было холодно и покойно, словно в глубоком омуте — как всегда. Она даже сейчас думала только о Джоне, словно прощалась, погружаясь на дно, откуда уже не всплыть.
Водосток скрипнул, накренился, подаваясь под их двойным весом. Крики позади смолкли. Джон призвал к себе все парцелы до единой, окружил себя и Джил плотной, бешено крутящейся сферой тёмных частиц. Ведь кто-то же мог летать с помощью этих бесполезных штуковин! Кто-то мог поднимать скалы, раздвигать горы! Может, и он тоже способен, хотя бы теперь, хотя бы раз в жизни? Но он не был способен. Парцелы сновали вокруг, проносились сквозь их тела, не причиняя вреда и не принося пользы. Впустую.
Раздался скрежет, что-то хрустнуло. Водосток дрогнул, отделился от стены, согнулся, будто кланяясь, и обрушился в темноту, увлекая за собой Джона и Джил.
Они полетели вниз.
Джил вскрикнула.
Джон успел с тоской подумать: "Остров. Я так хотел с ней на остров".
А затем кругом вдруг стало очень светло.