Огромный мир где-то там...

Ray Bradbury The Great Wide World Over There

Был такой день, когда, встав с постели, раздвигаешь шторы и распахиваешь окна. День, когда тёплый воздух с гор убыстряет бег сердца.

Кора в старенькой мятой ночной рубашке села в кровати, и ей показалось, что она вновь молода.

Было ещё рано, солнце только поднималось над горизонтом, но птицы уже прыгали по веткам, и легионы красных муравьёв, спустившись со своих бронзовых холмов, копошились у двери домика. Том, муж Коры, посапывал во сне, зарывшись в сбитую простыню, словно медведь в снежную берлогу. «Разбудит ли его стук моего сердца?» — подумала она и вдруг поняла, почему день казался особенным: «Бенджи приезжает!»

Она представила, как он спешит через луг, переходит вброд ручейки там, где весна пробивала себе путь к морю среди холодных красок мхов и чистой воды. Увидела, как его тяжёлые башмаки пылят по каменистым дорогам и тропинкам. Его веснушчатое лицо освещено солнцем, а где-то внизу, так далеко, что голова кружится, мелькают взад и вперёд руки.

«Поторапливайся, Бенджи!» — подумала она, распахивая окно. Ветер взметнул волосы и серебряной паутиной опутал лицо. «Сейчас он переходит мостик, теперь шагает по лугу, в эту минуту выходит на просёлок, идёт полем…»

Где-то здесь, в горах Миссури, шагает Бенджи. Кора прищурилась. Высокие, чужие горы; дважды в год они с Томом запрягали лошадь и, перевалив их, отправлялись в город. Тридцать лет назад она хотела убежать от гор навсегда: «О Том, давай уедем, будем ехать и ехать до самого моря». Но Том взглянул так, словно она ударила его по лицу, повернул назад и всю дорогу до дома разговаривал с лошадью.

Есть люди, которые живут на берегу моря и каждый день слышат шум волн, то громкий, то тихий, но она не слыхала его. На свете есть города, где неоновые огни похожи на розовый лёд и зелёную мяту, где каждый вечер бывают фейерверки, но она не видела их. Куда ни взгляни — на север, на юг, на восток или на запад, — всюду расстилается долина, а больше она ничего не видит.

«Но сейчас, сегодня, думала она, — из этого далёкого мира придёт Бенджи. Он видел его, слышал, чувствовал его запах. Он расскажет мне о нём. И ещё он умеет писать. — Она взглянула на свои руки. — Он будет здесь целый месяц и научит меня. И тогда я смогу писать туда, в тот мир, и перенесу его в свой почтовый ящик, который я велю Тому сделать сегодня же».

— Вставай, Том! Ты слышишь?

Она протянула руку и разворошила снег его берлоги.

К девяти часам долина наполнилась стрёкотом кузнечиков, взлетавших в голубой, пахнущий сосной воздух; белый дым кольцами поднимался к небу.

Кора, напевая, чистила кастрюли и сковороды, её ещё свежее и загорелое лицо, чуть тронутое морщинами, отражалось в сияющей меди. Том, по-медвежьи ворча, ел кашу, а Кора ходила вокруг и пела, будто птица в клетке.

— Здесь кто-то очень счастлив, — послышался голос.

Кора замерла. Краем глаза она увидела тень, которая легла на пол комнаты. — Миссис Брэббем? — спросила Кора.

— Я самая! — на пороге стояла Вдовствующая Леди, подол её клетчатой полотняной юбки был весь в пыли, в руке, похожей на куриную лапку, зажаты письма. — Доброе утро! Ходила к почтовому ящику. Получила прелестное письмецо от дядюшки Джорджа из Спрингфилда. — Её взгляд пронзил Кору, как стальная игла. — А давно ли вы, хозяюшка, получили письмо от вашего дяди?

— Все мои дядья давно умерли. — Солгала вовсе не Кора, а её язык. И она знала, что, когда придёт время исповеди, этот же язык сознаётся во всех содеянных им грехах.

— Получать письма так приятно. — Миссис Брэббем помахала конвертами, и от этого движения порыв ветра резко хлестнул Кору по лицу.

«Всегда старается уколоть побольнее, — подумала Кора. — Уж сколько лет это тянется. Всегда она улыбается, эта миссис Брэббем,

и громко хвастается тем, как приятно получать письма, намекая, что на много миль вокруг никто не умеет читать».

Кора закусила губу и чуть было не швырнула кастрюлю, но потом улыбнулась и поставила её на место.

— Да, я забыла сказать… Приезжает мой племянник Бенджи, его родители — люди бедные, и он проведёт у нас всё лето. Он научит меня писать. А Том сегодня смастерит почтовый ящик. Правда, Том?

Миссис Брэббем сжала в руке письмо.

— О, чудесно! Вам повезло.

Внезапно тень исчезла, в дверях никого не было. Но Кора выбежала вслед за миссис Брэббем, потому что в этот момент она увидела во дворе что-то вроде огородного пугала, что-то напоминающее вспышку чистого солнечного света, что-то похожее на речную форель, выпрыгнувшую из воды, увидела огромную руку, от одного взмаха которой птицы сорвались с дикой яблони.

Кора помчалась по тропинке.

— Бенджи!

Они бежали навстречу друг другу, как партнёры на субботних танцах, потом обнялись и закружились, бормоча что-то друг другу.

— Бенджи!

Она заглянула ему за ухо. Жёлтый карандаш был там.

— Бенджи, приехал!

— Что ты, тётя! — Он отстранил её, удивлённый. — Что ты? Ты плачешь?

— Вот и мой племянник, — сказала Кора.

Том с мрачным видом оторвался от кукурузной каши.

— Очень рад, — улыбнулся Бенджи.

Кора крепко держала его за руку — чтобы случайно не исчез. Она чувствовала слабость, ей хотелось сесть, встать, побежать, но она лишь улыбалась невпопад, прислушиваясь к быстрому стуку сердца. Сейчас, в этот самый момент, к ней приблизились дальние страны; длинноногий парень вошёл в дом, и сразу же стало светло, как от соснового факела; парень, повидавший города и моря, побывавший во множестве мест, когда дела его родителей шли получше.

— Бенджи, на завтрак горох, кукуруза, бекон, каша, суп и бобы.

— Давай, давай! — сказал Том.

— Помолчи, Том, мальчик из сил выбился от ходьбы. — Кора обернулась к мальчику: — Расскажи о себе, Бенджи. Правда, ты ходил в школу?

Бенджи скинул башмаки. Босой ногой он начертил на печной золе слово.

Том нахмурился.

— Что это значит?

— Вот что, — сказал Бенджи, — сначала К, потом О, потом Р, потом А — КОРА.

— Моё имя, Том, посмотри-ка! О Бенджи, детка, как чудесно, что ты и вправду умеешь писать! Как-то давно уже у нас гостил один родственник. Он хвастал, что может писать хоть справа налево, хоть сверху вниз. Мы кормили его на убой, и он писал нам письма, но мы никогда не получали ответов. А потом оказалось, он только и знал, как написать адрес городского отдела не востребованных писем. Ну, Том так погнал его по дороге доской из забора, что сбил двухмесячный жир.

Они рассмеялись.

— Я хорошо пишу, — серьёзно сказал мальчик.

— Это всё, что мы хотели узнать. — Она пододвинула ему кусок пирога с ягодами.

Примерно в половине одиннадцатого, когда солнце поднялось уже высоко, Том, вдоволь наглядевшись, как Бенджи поглощает наставленную возле него снедь, натянул шапку и вышел из дому, с грохотом захлопнув дверь.

— Ухожу и, ей-богу, вырублю сейчас половину леса, сердито сказал он.

Кора не слышала. Она сидела не дыша, как зачарованная. Она смотрела на карандаш за ухом Бенджи. Смотрела, как время от времени он трогал его пальцем — небрежно, лениво, безразлично. «О, не надо так, Бенджи, — думала она. — Держи его осторожно, как яйцо малиновки».

— У тебя есть бумага? — спросил Бенджи.

— О господи, я и не подумала, — воскликнула она, и комната сразу померкла. — Что же делать?

— Я случайно захватил немного. Он вынул из сумки блокнот. — Хочешь написать кому-нибудь?

Она заставила себя улыбнуться.

— Я хочу написать письмо… письмо… — На лице её отразилась растерянность. Она обернулась, словно ища кого-то вдалеке. Она смотрела на горы, освещённые утренним солнцем. Она слышала, как далеко-далеко, за тысячи миль отсюда, на жёлтый песчаный берег набегает морская волна. Над долиной пролетела стая птиц, они держали путь к северу, к большим городам, ещё не подозревающим о её существовании. — Послушай, Бенджи, я никогда раньше не думала об этом.

Я никого не знаю в том большом мире, кроме тётки. Она живёт в ста милях отсюда, и, если я напишу, ей придётся беспокоиться и искать кого-нибудь, чтобы прочесть письмо. А она страшно гордая. Если у неё на камине будет лежать письмо, оно лет десять не даст ей покоя. Нет, ей мы писать не станем. Кому же тогда? Куда? Кому-нибудь. Мне так хочется получать письма.

— Подожди-ка, — Бенджи пошарил в кармане и вытащил дешёвый журнал. На красной обложке была изображена красавица, в ужасе отшатнувшаяся от зелёного чудовища. — Здесь есть всякие адреса.

Они вместе листали страницы.

— Это что? — Кора ткнула пальцем в адрес.

— «Как стать сильным и здоровым, расскажет вам бесплатный проспект фирмы «Мышцы и мускулы». Сообщите вашу фамилию и адрес».

— А это?

— «Детективы производят тайные расследования. Дополнительные сведения бесплатно. Пишите: Г. Д. М., Школа детективов».

— Всё бесплатно. Ну что ж, Бенджи.

Она взглянула на карандаш в его руке. Он пододвинул стул. Она смотрела, как он поворачивает в пальцах карандаш, устраиваясь поудобнее. Она видела, как он слегка прикусил язык. Она видела, как он прищурился. Она задержала дыхание. Нагнулась вперёд. Тоже прищурилась и прикусила язык.

Бенджи поднял карандаш, смочил его слюной и коснулся им бумаги.

«Вот оно», — подумала Кора.

Первые слова. Они медленно появлялись на бумаге.

«Дорогая фирма «Мышцы и мускулы»! Господа…» — писал он.

Утро унеслось с ветерком, уплыло вниз по ручью, улетело вместе с птицами; солнце стало припекать крышу домика. Услышав шарканье ног на залитом солнцем крыльце, Кора даже не обернулась. В дверях стоял Том, но она не видела его. Она не видела ничего, кроме исписанных страниц, шелестящего по бумаге карандаша и осторожно движущейся руки Бенджи. Её голова покачивалась в такт каждому движению его руки.

— Уже полдень, я голоден, — сказал Том за её спиной.

Но Кора была недвижна, она следила за карандашом, как человек следит за улиткой, медленно ползущей по плоскому камню.

— Уже полдень, — повторил Том.

Кора, поражённая, подняла голову.

— Неужели? А мне кажется, что и минуты не прошло, как мы написали в Филадельфийскую компанию коллекционирования монет. Правда, Бенджи? — Кора улыбнулась, и её улыбка была чересчур сияющей для женщины пятидесяти пяти лет. — Пока я приготовлю поесть, ты сделаешь почтовый ящик? И, пожалуйста, побольше, чем у миссис Брэббем.

— Я прибью вместо ящика коробку от ботинок.

— Том Гиббс! Она поднялась со стула. Улыбка её говорила: «Лучше поторопись И сделай всё, как я говорю, советую тебе». — Я хочу, чтобы ящик был большой и красивый. И чтобы весь белый, и чтобы Бенджи написал на нём моё имя чёрными буквами. Я вовсе не желаю, чтобы первое письмо ко мне лежало в какой-то коробке от ботинок.

И всё было сделано.

На готовом ящике Бенджи выводил: МИССИС КОРА ГИББС, а пока он писал, Том стоял сзади и ворчал.

— Что здесь написано?

— «Мистер Том Гиббс», — спокойно ответил Бенджи, продолжая обводить буквы.

Том с минуту смотрел на ящик и потом сказал:

— Всё равно я голоден. Пусть кто-нибудь разожжёт плиту.

Марок не было. Кора побледнела. Тома заставили запрячь лошадь и ехать в Грин Фок за марками: нужно было купить несколько красных, одну зелёную и десять розовых с изображением почтенного господина. Кора поехала с ним, чтобы удостовериться, что Том не бросит первые её письма в ручей.

Когда они возвратились, Кора сразу же с сияющим лицом бросилась к почтовому ящику И заглянула внутрь.

— Ты что, рехнулась?

— А разве посмотреть нельзя?

В тот день она подходила к ящику шесть раз. На седьмой из него выпрыгнул сурок, а Том, стоя в дверях, смеялся, хлопая себя по бёдрам, и Кора тоже смеялась.

Потом она стояла у окна и смотрела на свой почтовый ящик, висевший против дома миссис Брэббем. Десять лет назад Вдовствующая Леди прибила почтовый ящик почти под носом у Коры. Это давало миссис Брэббем возможность медленно спускаться с холма, с шумом и треском распахивать дверцу почтового ящика и исподтишка поглядывать, наблюдает ли за ней Кора. И когда её ловили на месте преступления, Кора делала вид, что поливает цветы из пустой лейки или собирает грибы, когда их уже не бывает.

На следующее утро Кора отправилась к почтовому ящику ещё до того, как солнце нагрело листья клубники, а утренний ветерок шелохнул ветки сосен.

Когда она возвратилась, Бенджи сидел в кровати.

— Слишком рано, — сказал он. Почтальон ещё не проезжал.

— Не проезжал?

— Да. В такие глухие места они приезжают на машине.

— О! — Кора присела.

— Тебе плохо, тётя Кора?

— Нет, нет. — Она прищурилась. — Просто я не могу припомнить, чтобы здесь хоть раз за последние двадцать лет проезжала почтовая машина. Я только сейчас сообразила. Я никогда не видела здесь почтальона.

— Может, он приезжает, когда ты ещё спишь?

— Я встаю с утренним туманом. Просто никогда об этом не думала. Но… — Она обернулась и посмотрела на окно миссис Брэббем. — У меня странное предчувствие, Бенджи.

Она вышла из дому и пошла по пыльной тропинке к почтовому ящику миссис Брэббем. Бенджи шёл за ней. На полях и холмах лежала тишина, было так рано, что они невольно разговаривали шёпотом.

— Не нарушай закона, тётя Кора!

— Ш-ш-ш! А ну-ка… — Она открыла ящик, сунула руку внутрь и пошарила там. — Вот. И вот ещё.

Она высыпала шелестящие конверты в его протянутые руки.

— Они распечатаны! Ты их открыла, тётя Кора?

— Я никогда их не трогала, детка. — Она была ошеломлена.

— Никогда в жизни даже тень моя не касалась этого ящика.

Бенджи вертел в руках письма, внимательно их разглядывая.

— Послушай, тётя Кора, им уже десять лет!

— Что? — Кора схватила письма.

— Эта леди, тётя Кора, получает одни и те же старые письма уже

много лет. И адресованы они вовсе не ей, а какой-то женщине, по фамилии Ортега в Грин Фок.

— Ортега — бакалейщица, мексиканка! Все эти годы… — прошептала Кора, глядя на потёртые конверты. — Все эти годы…

Они посмотрели в сторону дома миссис Брэббем, спокойно спавшего в прохладе наступающего дня.

— Какая хитрая женщина! Она унижала меня этими письмами. Она так и пыжилась, проходя мимо с письмами в руках.

Дверь дома миссис Брэббем отворилась.

— Положи их назад, тётя Кора.

Кора захлопнула дверцу ящика, и вовремя.

Миссис Брэббем поплыла по тропинке, изредка останавливаясь полюбоваться распускающимися полевыми цветами.

— Доброе утро, — приветливо сказала она.

— Миссис Брэббем, это мой племянник Бенджи.

— Очень мило, — сказала миссис Брэббем, поклонившись; белыми, словно осыпанными мукой руками она встряхнула ящик, открыла крышку и, повернувшись спиной к Коре и Бенджи, вынула почту. Потом она весело улыбнулась и сказала: Прелестно! Только взгляните на эти письма дядюшки Джорджа!

— Действительно, — сказала Кора, — очень мило.

Так шли знойные дни, заполненные ожиданием. Голубые и оранжевые бабочки носились в воздухе, цветы вокруг дома склоняли головки, а карандаш Бенджи с шелестом двигался по бумаге. Рот Бенджи был набит едой. А когда Том возвращался домой, обед и ужин вечно запаздывали.

Бенджи осторожно держал карандаш в больших руках, любовно выписывая каждую гласную и согласную, а Кора суетилась вокруг него, повторяя слова, старательно выговаривая их, и каждое новое слово, появлявшееся на бумаге, доставляло ей истинное наслаждение. Но сама она писать не училась.

— Так интересно смотреть, как ты пишешь, Бенджи. Завтра я начну учиться. А сейчас давай напишем ещё письмо, а?

Они уже откликнулись на все объявления о способах лечения астмы и о разных чудотворных снадобьях, выписали бесплатную брошюру из серии «Знай обо всём» — «Тайны древних храмов и погребённых святилищ», за ними последовали заявки на бесплатные семена гигантских подсолнухов.

И вот однажды солнечным утром, когда они добрались уже до сто двадцать седьмой страницы до карманного детективного журнала…

— Слышишь? — сказала Кора.

Они прислушались.

— Машина, — сказал Бенджи.

Из-за голубых холмов и ярко-зелёных сосен явственно доносилось гудение мотора. Наконец машина появилась из-за поворота дороги, и Кора выбежала из дому. Краем глаза она увидела, как миссис Брэббем медленно спускается по тропинке. Миссис Брэббем тоже заметила зелёную машину, но в этот момент послышался свист, из кабины высунулся старик и спросил Кору:

— Миссис Гиббс?

— Да! — воскликнула она.

— Вам почта, мэм.

Старик протянул ей пачку писем,

она подняла руку, но потом, вспомнив что-то, отдёрнула.

— О, пожалуйста, сказала она, — если не трудно, прошу вас, положите их в почтовый ящик.

Старичок подмигнул ей, потом почтовому ящику, потом снова ей и засмеялся..

— Нетрудно, — сказал он и выполнил то, что она просила: положил письма в почтовый ящик.

Миссис Брэббем стояла неподвижно, глаза её сверкали.

— А миссис Брэббем нет писем? — спросила Кора.

— Нет, это всё.

Машина запылила по дороге.

Миссис Брэббем стояла, сжав руки, затем, даже не взглянув на свой почтовый ящик, пошла по тропинке и исчезла из виду.

Кора дважды обошла вокруг ящика, не решаясь притронуться.

— Бенджи, вот я и получила письма.

Она осторожно сунула руку и вытащила конверты. Потом спокойно положила их к нему в руки.

— Прочти. Это моё имя на конверте?

— Да, мэм. — Он открыл первое письмо и прочёл вслух: — «Дорогая миссис Гиббс…»

Он остановился и дал ей насладиться. Её глаза были полузакрыты, губы шевелились, повторяя слова. Он эффектно повторил обращение и продолжал:

— «Посылаем Вам проспект межконтинентальной школы заочного обучения, дающий полное представление об уроках, которые Вы можете брать по курсу санитарии и гигиены…»

— Бенджи, Бенджи, я так счастлива! Прочти ещё.

— «Дорогая миссис Гиббс!..» — читал он.

С того дня ящик никогда не пустовал. Мир — далёкие, незнакомые города, о которых Кора даже не слышала, — устремился к ней. Проспекты бюро путешествий, рецепты сдобных пирогов и даже матримониальные предложения в письмах от пожилых джентльменов, заинтересованных в «даме пятидесяти лет, с деньгами и мягким характером».

Бенджи писал в ответ: «Я уже замужем, но благодарю Вас за внимание. Искренне Ваша Кора Гиббс».

А письма всё приходили и приходили: филателистические каталоги, романы в дешёвых изданиях, гороскопы. Мир заполнил её почтовый ящик, и теперь она не чувствовала себя такой одинокой. Если человек писал Коре деловое письмо об открытых тайнах древних майя, он мог через неделю получить от неё ответ, превращающий деловое знакомство в тёплую дружбу.

После одного особенно трудного дня Бенджи пришлось парить руки в эпсомской соли.

К концу третьей недели миссис Брэббем уже не показывалась у своего почтового ящика. Она даже не выходила из дому.

Очень быстро лето подошло к концу, во всяком случае, та часть, которую Бенджи должен пробыть здесь. На столе лежал его красный носовой платок, сандвичи были приготовлены и завёрнуты вместе с веточкой мяты, чтобы приятно пахли. На полу стояли ТОЛЬКО что вычищенные башмаки, готовые отправиться в путь, а сам Бенджи сидел на стуле, держа в руке жёлтый карандаш, такой длинный раньше, а теперь превратившийся в крохотный огрызок. Кора взяла Бенджи за подбородок и повернула к себе его лицо.

— Бенджи, я должна извиниться перед тобой. За всё это время я, кажется, ни разу не взглянула тебе в лицо. Я знаю твои руки, каждый ноготь, каждый сустав, каждую жилку, но могла бы пройти мимо тебя на улице и не узнать…

— Ну, а что на меня смотреть? — застенчиво сказал Бенджи.

— Твою руку я узнаю среди миллионов других. Я могу пожимать тысячи рук в темноте, но твою руку я узнаю сразу и скажу: «Это Бенджи». — Она мягко улыбнулась и подошла к открытой двери. — Я вот что подумала. — Она смотрела на дом миссис Брэббем. — Миссис Брэббем не видно уже несколько недель. Она не показывается из дому. Я чувствую себя виноватой. Из-за гордости я поступила с ней плохо. Гораздо хуже, чем она со мной. Я отняла то единственное, чем она жила. Это гадко и зло. Теперь мне стыдно. — Она смотрела на безмолвный запертый домик. Бенджи, можешь сделать мне последнее одолжение?

— Да, мэм.

— Напиши письмо для миссис Брэббем.

— Что?!

— Да, напиши в одну из этих компаний, пусть пришлют проспекты или что-нибудь в этом роде и подпишись за миссис Брэббем.

— Ладно, — сказал Бенджи.

— И тогда через неделю, а может быть, через месяц приедет почтальон, свистнет в свисток, и я скажу ему, чтобы он постучал в дверь миссис Брэббем и передал письмо, а сама я буду стоять у себя во дворе, и миссис Брэббем будет знать, что я всё вижу. И я помашу ей своими письмами, а она мне своими, и мы улыбнёмся друг другу.

— Хорошо, тётя Кора, — сказал Бенджи.

Он написал три письма, лизнул конверты, тщательно заклеил и положил в карман.

— Опущу их, когда доберусь до Сен-Луи.

— Чудесное было лето, — сказала она.

— Это точно.

— А ведь я так и не научилась писать, Бенджи. Я всё хотела получать письма, заставляла тебя писать дотемна, и мы были заняты: посылали письма, получали ответы, а времени научиться не хватило. А это значит…

Он знал, что это значит. Он пожал ей руку. Они стояли у двери домика.

— Спасибо за всё, — сказала она.

И он побежал. Добежал до забора, за которым начинался луг, легко перепрыгнул через него, и, пока она могла видеть, он всё бежал и бежал, размахивая последними письмами, через горы в огромный далёкий мир.

Месяцев шесть с той поры, как ушёл Бенджи, письма продолжали при ходить. Приезжал на маленькой зелёной машине почтальон, кричал:

«Доброе утро!», и морозный воздух клубился у губ. Иногда он свистел в свисток, опуская несколько голубых или розовых конвертов в почтовый ящик.

Потом настал день, когда миссис Брэббем получила первое настоящее письмо.

После этого письма начали приходить с перерывами — сначала через неделю, потом через месяц, и в конце концов почтальон и вовсе перестал появляться, и шума зелёной машины больше не было слышно. Сначала в почтовом ящике поселился паук, потом воробей.

Пока письма ещё приходили, Кора брала их в руки, не зная, как с ними поступить. Она смотрела на них до тех пор, пока её глаза, наверное от напряжения, не застилались слезами.

— От кого оно? — спросила она, разрезая голубой конверт.

— Почём я знаю, — ответил Том.

— Что здесь написано?

— Почём мне знать?

— Так что же делается там, в огромном далёком мире? Никогда, никогда я не узнаю этого. И вон то письмо. И это! — Она перебирала пачку писем, которые пришли, когда Бенджи не было. — Мир так велик, там столько людей и столько событий, а я ничего не знаю. Весь мир, все эти люди ждут от нас ответа, а мы молчим, и они нам больше не пишут!

И, наконец, настал день, когда ветер сорвал почтовый ящик. А Кора по-прежнему стояла утром у двери своего дома, медленными движениями расчёсывая волосы и молча глядя в сторону гор. Шли годы, и каждый раз, проходя мимо упавшего почтового ящика, она нагибалась и машинально шарила в нём рукой — он был пуст, и она шла дальше, в поле.

Перевод с английского М. ГРИНБЕРГ и Ю. СВАРИЧОВСКОГО.