Охотничий пес (СИ)

Глава первая

Экипаж с тройкой чугунных лошадей в упряжке одиноко плелся по расколоченной асфальтовой дороге. Немигающие огоньки заместо глаз мертвенно светились коралловым заревом из провалов пустых глазниц. Едкий пар валил из выхлопных отверстий по бокам могучих шей механизированных жеребцов. Кони ржали, выдыхая в воздух, пропитанный запахами серы, жженого сахара, гнили, пота, прелого сыра и горелого железа, зловонный чад. Зловещий лязг шестерней, пружинок, и жалобный стон чугунных ног, поднимающих клубы пыли, утопали в гомоне уличного шума.

Иен тщился прикрыть лицо платком, зверский смрад бил в его сверхчувствительные ноздри. Из помутневшего окна экипажа, отдернув занавес из парчовой ткани коричневого цвета, он наблюдал за жизни каруселью наиотвратительнейшего и грязнейшего из самых неблагополучных районов города. Урбанистическая мечта, запечатленная в безжизненный гранит фабричных зданий и хитросплетения судеб рабочих, изнуренных тяжелым трудом. Заводские кварталы - раковая опухоль Каннескара. С тех самых пор как Иен оставил отчий дом в далекой рыбацкой деревушке шестнадцать лет назад, зреть промышленные города во всем их сомнительном великолепии, задыхающиеся от шлаков, ядов и грехов, ему приходилось беспрестанно.

Панорама за окном уходила вправо.

Между плотно посаженных многоуровневых зданий металлообрабатывающих цехов и фабрик химикалий слабо виднелся выход на набережную. Синяя полоска реки казалась миражом, окутанная удушливым заводским маревом. Свежеокрашенные в зеленую краску подъемные краны возвышались над бесцветными домами, точно фантастические колоссы. Толпы разношерстного отребья, брошенного цивилизованным обществом на самое дно, и заставленного отчаянно биться за последнюю кроху плесневелого хлеба, вкалывали здесь в поте лица. Истомленные трудом пролетарии суетились как термиты, поднимая в густой от жара воздух облака смердящего пота.

Экипаж выехал вдоль здания администрации, окруженного остроконечными пиками и прутьями кованого забора, увитого серо-охровым от индустриальной пыли плющом, и оказался на мощеной мостовой. Впереди возвышался аспидно-черный обелиск из мрамора с небесно-голубой призмой в наконечнике: мемориал жертвам Марицского побоища. Его калечили ругательства расистского содержания намазанные малярной краской, кои сейчас старательно отмывали угольно-черные чумазые мальчишки-полукровки из Иных. Экипаж наехал колесом на трамвайные рельсы и изрядно покачнулся.

Збынек, вороновый лохматый пес с торчащими ушами, до сего момента безмятежно спавший на полу, резко всполошился и злобно забухтел. Маркус, флегматично почитывая желтую газетенку "Правдоруб", сидя напротив коллеги, все так же оставался невозмутим и молчалив, хотя его глаз едва-едва подергивало. Маркус Логан был коренаст, круглолиц, как и все уроженцы Ригэсса. У него были коротко стриженые волосы цвета перца с солью и аккуратная платиновая бородка. Нездоровый желтоватый оттенок его губ выдавал в нем завсегдатая пивнушек. Одевался он так: поверх накрахмаленной сорочки темная жилетка в диагональную полоску, на пуговицах инициалы "ML", брюки, да лакированные туфли, начищенные до глянцевого лоска.

Кожаный саквояж цвета слоновой кости с позолоченной застежкой он сложил рядом с собой.

В Маркусе безошибочно угадывалась армейская закваска, но слабость к спиртному у посторонних складывало о нем дурное первое впечатление.

- Погляди-ка, - нарушил молчание он. - В Старых кварталах какая-то неразбериха. Взрыв на площади Циммермана, девятеро в тяжелом состоянии, один погиб на месте.

Не дождавшись ответа коллеги, он продолжил:

- Пишут, что самоход Обера МакРибуса подорвали какие-то вредители, они на ходу бросили в самоход самодельную взрывчатку. Взрывом задело ехавший навстречу омнибус под завязку набитый пассажирами.

Иен задумчиво почесал наголо выбритый подбородок и уточнил:

- Обер... Кто он такой, черт возьми?

- Лечащий маг нашего достопочтенного генерал-губернатора.

- Ах, кто-то не хочет, чтобы она поправлялась? - произнес Иен и отвернулся, снова уставившись в окно. - И не удивительно.

- С каких пор тебе это кажется неудивительным?

- Ну, с тех пор как ей стало наплевать на собственных граждан, к примеру? Все шло к тому, чтобы народ начал действовать.

Марека Хонканен, генерал-губернатор Ригэсса, южной провинции империи Милоска последние годы не снискивала особой популярности у остервенелого от налогов народа. Ее полная незаинтересованность в собственных гражданах привела к небывалому разгулу преступности и пандемии безработицы. Губернаторша была смертельно больна, и об этом все прекрасно знали, но при всем при этом она не спешила передать власть сыну, которого народ-то любил больше из-за всей его благотворительности.

- Когда Аарон вручил бразды правления старшему сыну, тот утвердил в Каннескаре на посту генерал-губернатора любимую сводную сестрицу (и одному только Богу ведомо, за что любимую), все полетело в тартарары, - запричитал Иен и добавил с нескрываемым раздражением: - Нам улыбнулась фортуна, что из наидостойнейших восемнадцати детей Аарона Милосердного, его сынок на пост генерал-губернатора выбрал ее. Я даже слышал, что дочь Диабеллы не от монаршего папы, а вообще от своего же кузена барона Хонканен, это объясняет, отчего ее дочь нездоровой уродилась.

- Хорош ерничать. Почему ты вечно такой противник власти?

- Это вовсе не так, - запротестовал он. - Я не против действующей власти, я против глупости.

Диабелла была одной из девятнадцати жен в гареме экзархия Аарона Милосердного.

Марека же, как ее единственная дочь, унаследовавшая фамилию матери и главенство над аристократическим домом Хонканен, была сестрой теперешнего Великого экзархия, Георгия Справедливого. Так повелось, что имя вождя империи имело скорее ироническое значение, ведь и его отец Милосердный был известен тем, что без суда и дознания велел предать огню на городской площади младенцев из остановившегося в столице цыганского табора многие годы назад, которых простой люд подозревал в отравлении питьевой воды в водохранилище. А теперь и его сын принимал весьма противоречивые решения и носил имя Справедливого шутки ради, не иначе.

- Чертовы анархисты, что с них взять? - пробубнил Марк, и, глядя на недоуменное лицо коллеги, уточнил. - Не ты, а те, что убили врача.

- Люди недовольны, их недовольство можно понять.

- Люди всегда всем недовольны, - парировал он. - Убийство ни в чем не повинного мага никак не оправдывает их недовольство.

- Высокого ты мнения о людях.

- Ты неисправимый идеалист.

- Ты ошибаешься.

Впрочем, в юношестве Иен был максималистом и идеалистом, но это прошло вкупе с пубертатными прыщами. Мегаполисы империи - это безжалостные паровые джунгли, и если ты хочешь выжить - умей вертеться, это он понял сразу, как покинул свою деревню.

Экипаж кое-как вскарабкался на широченный мощеный мост над речным каналом, украшенный бронзовыми златокрылыми львами, разинувшими свои клыкастые пасти, то ли в угрожающем рыке, то ли в полусонном зевке. В темно-мутной воде бутылочного тона в копьях солнечных лучей поблескивала русалочья чешуя, над неровной гладью стелилась едва различимая сизая дымка, и поднимался устойчивый запах тухлой рыбы и водорослей. Канал пересекали гондольеры в остроносых лодчонках. Воздух становился чище, и сквозь редеющие смоговые тучки отчаянно пробивалось пунцовое заходящее солнце, чем дальше экипаж отъезжал от Заводских кварталов на северо-восток города. Иен открыл форточку и выбросил наружу закоптившийся платок.

Маркус выудил из кармана фляжку с виски и жадно припал губами к горлышку.

- Сейчас наклюкаешься, и проку от тебя не будет, - предупредил Иен.

- Мне так лучше думается, - просипел Маркус в ответ.

- Сдается мне, ты заблуждаешься, мой друг.

- Цыц, мальчишка. Я-то лучше знаю, что для меня лучше, а что хуже, - он спрятал фляжку и добавил: - Яйца кур не учат, слышал о таком?

Экипаж резко затормозил, и чугунные кони испустили пар и раскатистое ржание.

Иен приоткрыл дверцу, высунулся наружу и окликнул возничего.

- Никак не могу, начальник, - прощебетал он. - Там эти, полицаи не пускают.

Иен неслышно выругался и покинул экипаж.

В лицо ему выстрелила вечерняя прохлада, пунцовое солнце практически скрылось за низкими домами, окаймляя пушистые облака малиновым светом. Впереди дорога была перекрыта полицейскими самоходными омнибусами, выкрашенными в иссиня-черный тон с решетчатыми окнами. Навстречу к Иену вышел полицейский, юноша с невыразительной внешностью и рыжеватыми волосами. Полицейская форма на нем представляла ансамбль из угольно-черной гимнастерки с красным кантом, аксельбантом и кивером с имперским гербом - грифоном, изрыгающим три языка пламени.

- Проезд закрыт, уважаемый, - произнес он. - Разворачивайтесь.

Иен вздохну и вытащил из внутреннего кармана своего темно-серого сюртука жетон из окисленного серебра с выгравированной литерой "C" и показал парню.

- Простите, сэр... - осекся парень и отступил.

Иен запрятал жетон и возвратился к возничему, протягивая тому немного медяков.

Возничий, полугретчанин, поблагодарил его на гаркающем диалекте, Марк и Збынек покинули экипаж, и тогда тройка чугунных лошадей растворилась в малиновых сумерках города под резкий стук копыт и ржание проржавленных глоток.

"Оставь надежду, всяк сюда входящий" - эти слова, в напоминание всем грешникам о Тартаре, оказались выгравированы пред арочным входом на Бульвар розы на кирпичной стене. Несколько полисменов сопроводили троицу через арочный проем, и они вышли к растянутому посреди улицы желтому медицинскому шатру. Отдернув полог, Иен первым проник внутрь. На смотровых столах находились вздувшиеся тела, накрытые простынями, казавшиеся еще более жутковатыми из-за света зеленоватых газовых рожков.

Иен обходил смотровые столы, когда всех троих окликнули со спины.

Это была полноватая дама в возрасте с неприятным лицом и сальной кожей. Из-под оптических имплантатов из непрозрачного криолитового стекла, делавших ее похожей на ослепшую пророчицу, змеились связки лоз-кабелей, скрывающиеся под парчовую ткань одежды. Ее редкие темные кудри падали из-под белой шапочки и липли к влажному лбу. Кипенная моццетта была накинута на плечи поверх золотистой мантии, окантованной по краям орнаментальной вышивкой по виду заплетенной виноградной лозы. На обвислой груди маг носила магический амулет с красным опалом, инкрустированным в железную основу по виду элегантно загнутых лепестков лилии на толстой цепочке. Ее холеные руки украшали кольца Наивысших полномочий с коралловыми самоцветами.

- Здравия желаю, Гурдун, - лучезарно улыбнулся Иен.

Она лишь насмешливо хмыкнула. Гурдун тиа Кар всегда недолюбливала его, скорее всего за специфику его профессии.

- Вы опоздали, - упрекнула его тиа Кар, одна из Четырех глав Тетраконклава, органа управления, регулирующего деятельность магического сообщества всего города.

- Мы заканчивали с делами за городом, и вернулись только-только.

- Лучше поздно, чем никогда, - заключила она.

Маркус тем временем уже занимался первым трупом, игнорируя их присутствие. Он неторопливо извлек из своего саквояжа врачебные инструменты и проводил собственную экспертную оценку. Гурдун недовольно нахмурилась, но промолчала. Останки мужчины, отдающие запахом бальзамических масел и трупного яда, покрывали чумные бубоны.

- Все началось несколько дней назад, - начала она. - Сначала одно потрошеное тело нашли в канале, на следующую ночь еще одно, так продолжалось до сегодня, когда нашли третью жертву. Полицейские провели опознание, но, тем не менее, никакой связи между убитыми обнаружено не было, кроме того, что все они были завсегдатаями Бульвара розы, как и наибольшая мужская половина города.

Маркус сделал надрез под вздувшимся животом мертвеца, и наружу вывалились его мутно-серые внутренности, похожие на сырые сардельки, от вида которых тетраконклавка скривила в гримасе отвращения свое некрасивое лицо. Она, по всей вероятности, не часто покидала стены своего кабинета для полевой работы, это забавное наблюдение заставило Иена ехидно улыбнуться.

Шатер наполнился сладковатым запахом разложения.

- Давайте-ка, я угадаю, - сказал Иен. - Каждый из трех убитых был особым образом заклеймен и обескровлен? В противном случае Тетраконклав не обратил внимания на эти убийства. Это Бульвар. Здесь ведь каждый день находят десятки жмуриков, а еще больше вылавливают в речных каналах по всему городу.

- Как всегда вы правы, Маршак, - сказала она желчно.

- Далее последовала вспышка эпидемии бубонной чумы, - он поднял на нее взгляд карих глаз.

- И, как вы понимаете, чума имеет магическую природу, - усмехнулась она недобро. - Пчеловоды затребовали полицию, забили тревогу. Все проезды перекрыты, район взят под принудительный карантин.

- Что еще вы можете нам сообщить?

- Вот эти господа, - показала она на тела под покрывалами. - Они были вынесены из карантинной зоны с час назад, в основном высокопоставленные персоны. Узнаете?

- Карделиус Китч, прокуратор полиции, Демос Брекберри, он незаконнорожденный племянник генерал-губернатора и... - он запнулся на последнем трупе.

Маркус прочистил горло:

- Берри МакМерфин, он главный архивариус городского управления, его назначили пару недель назад. Читай газеты, "Правдоруб", к примеру, там была его фотография.

- Я эту макулатуру, лизоблюдствующую властям, не читаю, ты же знаешь.

- Они умерли, стоило нам вынести их из карантина, - кашлянула тетраконклавка и продолжила: - Мы приняли единственно верное решение, установить медицинский шатер на очерченной границе карантинной зоны, для того чтобы иметь возможность обследовать пострадавших живьем. Но пока наши исследования не дали никаких результатов.

Маркус завершил свою аутопсию, стянул одноразовые резиновые перчатки и бросил их на край стола. Збынек возбужденно завилял хвостом и заскулил, ютясь в его ногах.

- Пожалуй, нам следует осмотреться, - улыбнулся Иен.

Вся троица вышла на Бульвар розы в сопровождении рыжего полисмена, Мартина.

Гурдун настаивала на его присутствии, но полисмен, в отличие от Иена или Марка, не обладал иммунитетом к магии магов, а значит, рисковал подхватить колдовскую чуму. Истребление несанкционированных магов, борьба с явлениями ведьмовского характера и различными колдунствами - работенка для ауто-да-фера, охотника на нелицензированных магов на службе империи, но не для кого-то еще.

Новая эра всего архского континента ознаменовалась сокрушительной победой отцов-основателей церкви Святой Марианны в многолетней войне магов против людей, известной как Великая маговская война. Человечеству грозило абсолютное уничтожение в неравной борьбе, тогда бой магам дал духовно-рыцарский орден марианских меченосцев, а последнее поле боя, где окончилась та война, ныне называется Обледенелыми землями, и теперь из-за концентрации магических аномалий там невозможно находиться, и человек там быстро заболевает и умирает, такая она, непостижимая и разрушительная сила магии. С тех пор Марианская церковь обладала безраздельным правом на использование любых противомагических инструментов в охоте на ведьм, обеспечивая тем самым себе огромное политическое влияние. Четыреста же с хвостиком лет спустя Гвидо Завоеватель, барон с небольшим клочком земли на далеком севере Милоск, с помощью рати завербованных им магов низверг архских королей, захватил все обозримые земли континента и объявил себя единоправным правителем новообразованной империи, назвав ее в честь своей маленькой заснеженной родины.

Следующим шагом Гвидо стала организация тайной полиции империи, Секретария, в состав, которого были вхожи магоборцы ауто-да-феры, экзорцисты, пчеловоды и прочие хорошие люди. Их целью было установление тотального контроля над всеми структурами жизни граждан империи и устранение потенциальных угроз в лице нелицензированных магов. Первым ауто-да-ферам прививалась невосприимчивость к большинству магических эффектов (но не ко всем, например, иммунитет не спасал от нападений магических духов), и таким образом, для них было недоступно совершенство новой медицины, основанной на практиках врачебной магии. Поэтому ко всем действующим ауто-да-ферам приписывается так называемый апотекарь, специалист в области традиционной медицины.

Таковым апотекарем был Маркус Логан, а Иен первоклассным ауто-да-фером.

Они вчетвером, Иен, Маркус, Збынек и полицейский оказались на центральной аллее Бульвара, ведущей к набережной. За отреставрированными зданьицами, где находились справные публичные дома и элитные курильни, в переплетениях узких улочек, спрятались от Божьего ока дешевенькие бордели для куда менее состоятельных клиентов. Малиновое небо вызревало над рокочущим мегаполисом, в переулках Бульвара розы сновали чумные заболевшие. Немолодая дама с воспалениями, схватила за штанину Иена мертвой хваткой, когда он проходил мимо. Полицейский ударил каблуком сапога по ее подбородку и отмел ногой в сторону.

Збынек любопытно обнюхал хныкающую женщину, чихнул и поплелся дальше.

Запахи кала и мочи насквозь провоняли все вокруг.

Бульвар розы, или, как его называли раньше, Бардак, облюбовали блудные дамочки еще несколько веков назад, когда вдоль набережной имелась стоянка кораблей. Каннескар был построен на левом берегу быстротечной реки Занюшка, прозванной так неприглядно из-за характерного запаха тины и тухлятины. Из-за удобного географического положения и протяженности по реке проходил Занюшский торговый путь. Бардак с распростертыми объятьями принимал всяких гостей, рыболовов и матросов, держащих многодневный путь к южному морскому проливу. Бардак закрыли по указу предыдущего генерал-губернатора из этических соображений богобоязненного Адольфа Кара, а стоянку кораблей перенесли. Спустя годы единственный сын Мареки Хонканен, Леопольд, содействовал возрождению Бардака, души истомленных речных путников и попоек. Идея легализовать проституцию была связана с желанием сына генерал-губернаторши улучшить к матушке расположение разозленного пролетариата.

Главную улицу Бульвара перестроили, вдоль реконструированных зданий высадили изгородь из роз, цветов, красующихся на фамильном гербе Хонканен. Старая архитектура домов терпимости и монетной любви отдавала классическим стилем, духом старой школы замысла доимперских зодчих. Здания орнаментировали пилястры с капителью, гипсовые карнизы и барельефы с изображением женской наготы и половых утех. Наиболее видные бордели для богатых клиентов украшали изваяния богов плодородия языческого пантеона в коротких хитонах с заложенными складками ткани на оголенных плечах. Их кучерявые головы увенчивали оливковые ветви из латуни.

Обычно по вечерам здесь бурлила жизнь: за расписанными витринами плясали юные девушки в вульгарных одеждах, приглашая случайного прохожего заглянуть на огонек, и играли уличные музыканты, а в окнах и на балкончиках, увитых виноградом, выставляли алые фонарики. Сегодня на центральной аллее было запустение по понятным причинам. Когда они вчетвером, наконец, дошли до набережной, солнце окончательно скрылось за горизонтом, освещая последний розоватый лоскут неба огненным заревом.

Среди различного мусора на набережной шумно копошились дюймовые крохоборы, безобидные магические духи-воришки и злостные хулиганы. Иен смежил веки и глубоко вздохнул, втягивая своим сверхчувствительным носом тошнотворный лакричный запах, исходящий от течений магического ветра, и всякие другие запахи окружающего его мира. Вслед за запахами он возносился прямо над крышами домов, он простирал чутье все дальше и дальше, касался сверхчувствительными нюхательными рецепторами кирпичной кладки, исследуя, разнюхивая, точно ищейка или призрачная гончая. Его с ног до головы охватывали запахи индустриального города. Улицы насквозь воняли мочой и животными испражнениями. Асфальтовые дороги и мостовые отдавали слежавшейся пылью. Речные каналы пахли водорослями, тиной, протухшей водой, радужными топливными пятнами и химикатами, что ежедневно сливают множественные городские мануфактуры в артерии реки, отравляя рыбу, которую продают на торжищах...

Назойливое бренчание прозрачных крыльев мух перебило его концентрацию, и он выпал из транса. Полицейский уже разжег ручной фонарь, когда напустилась ночь, а из-за кургузых темно-лиловых облачков стеснительно выглядывал серебристый серп ущербной луны. Иен слышал стойкий приторный аромат, тянущийся из близлежащего переулка, и за коробками и бесформенной грудой мусора, где возились дюймовые человечки, он нашел расчерченный человеческой кровью многоугольник, вписанный в кольцо магических рун-летаний. Сладковато-лакричный аромат тянулся сквозь брешь в мыслимом пространстве и бил ему в нос струей фантомного жара.

- Первый знак... другие должны быть поблизости, - пробормотал он.

- Вода наилучший проводник магии, - пояснил Маркус, глядя на растерянное лицо полицейского. - Маг использует воду подобно резонатору, потому он и рисует магические круги рядом с источником воды. В древности, преследуемые церковью, ведьмы и колдуны свои колдовские штучки проделывали возле рек или под дождем. Сейчас с водопроводом они в любое время могут навести порчу даже в ясный день, но привычка делать это возле воды глубоко въелась в их культуру.

- Как вам удалось отыскать что-то без спектральных очков, да и каких-либо других приспособлений для регистрирования уровня магии? - спросил Мартин, дивясь.

- Я способен учуять все, даже мельчайшие магические кварки, которые составляют магический фон, - сказал Иен. - Это мой врожденный дар. Сверхчувствительное обоняние как у собаки, как говорят.

- Вы Охотничий пес?! - его глаза округлились.

Иена как будто молнией поразило, его лицо перекривило от неприязни. Так назвали его коллеги-завистники по цеху.

- Я попрошу, - нахмурился он. - Я не люблю это прозвище.

- Прошу прощение, - Мартин виновато потупил взгляд.

- Собственно, откуда ты слышал обо мне? - задал он вопрос, смягчившись.

- Мой двоюродный брат рассказывал мне о вас. Он работает в Каерфелле, в Магнум Официум младшим архивариусом, - признался он. - Вы легенда, Маллеус Малефикарум, Молот ведьм из плоти и крови, как о вас не слышать?

Магнум Официум это центральный орган исполнительной власти. Великий экзархий состоит во главе, далее следуют его законные представители, самые сливки аристократии, и руководство тайной полиции. Для сколько-то осведомленных людей Охотничий пес был своего рода знаменитостью, слава бежала впереди него, хотя почти никто не представлял, как он выглядит, или как его зовут.

- Что ж, приятно слышать, - солгал он, выслушивая, свалившийся поток лести.

Он резко остановился и принюхался.

- Маркус, ты тоже это чувствуешь? - спросил он.

- Пахнет тухлой рыбой, - кивнул апотекарь.

Иен выхватил ручной фонарь у Мартина и перевалился через бетонную перегородку, вглядываясь в неровную речную гладь. Марк пошаркал туфлей мусорную кучу, в ней что-то заливисто звякнуло, тогда он наклонился, подобрал мутно-зеленую бутылку и швырнул в реку. За всплеском последовало следующее: из черной глади вырвалось нечто большое, толстобрюхое, поблескивающее перламутрово-белой чешуей и плавниками, похожее на гигантского тюленя или ламантина, оно перевалилось набок и сгинуло в речной бездне, расплескав шлейф брызг.

- Что... что это было такое, черт возьми? - вырвалось у Мартина.

- Русалка, - объяснил Иен.

- Русалка? - переспросил он, будто не поверил своим ушам. - Такая здоровенная?

- Как всем известно, магические духи появляются там, где происходила магия. Чем мощнее магический фон, тем серьезнее его последствия. Бытовая магия, вроде стиральных машин и самоотапливаемых печей не приносит столько вреда, сколько его приносит по-настоящему черная магия, от которой могут появляться довольно крупные и вредоносные духи. Мне стоит сообщить об этой русалке в Секретарий, пускай они направят экзорциста к нам изловить эту рыбью харю, пока она не съела кого-нибудь.

Ежедневно в гребных винтах кораблей и прогулочных катеров погибают сотни этих неразумных животных. Магия давно стала неотъемлемой частью жизни цивилизованного общества, поэтому появлению магических духов никто не удивляется. Крупная особь, как та, что нашел Иен, может перевернуть небольшое судно, и проглотить взрослого человека с потрохами.

Вскоре они обнаружили в разных переулках поблизости еще круги колдовства.

- Похоже, это фокусирующие ключи? - предположил Маркус.

- Фокусирующие ключи? - переспросил недоумевающий Мартин.

- Специальные магические знаки, вырабатывающие силовое поле, внутри которого действует функциональный круг.

- Где же искать этот... функциональный круг? - спросил полицейский.

- В этом, мой юный друг, и есть вопрос, - хохотнул Маркус и пригубил из фляги.

- Почему бы просто-напросто не смыть их водой... эти силовые знаки?

- Это не так просто, - констатировал он. - Они защищены консервационной магией.

Иен выхватил у Маркуса фляжку, облив последнего с головы до ног дешевым виски, и выплеснул содержимое на рисунок. Жидкость тотчас потекла с круга, не размазав четко вырисованные руны.

- Я, конечно, могу и сам стереть этот знак, - пробормотал Иен, пальцами стерев с пыльной мостовой кровавые письмена. - Иммунитет против магии срабатывает на ура, и я могу преодолеть консервационный барьер, но неуверен, что найду все имеющиеся знаки. Их тут должно быть за каждым углом, в каждом доме по несколько штук, и, тем не менее, из-за магического шумового фона, я не смогу вынюхать местоположения их всех, запахи сливаются в какофонию и создают в голове кашу. Если мы уничтожим функциональный круг, то заклятье будет нейтрализовано, хоть и не сразу. Функциональный рисунок нельзя укрыть защитными чарами, он постоянно нуждается в дорисовке. Длительное воздействие смазывает линии рун, и потому у мага должен быть бочонок ритуальной крови про запас...

За их спинами послышались шаги, и первым просигнализировал о появлении гостей ощетинившийся пес, разошедшийся раскатистым лаем. С центральной аллеи набережную обступили трое крупногабаритных железнодорожников в оранжевых робах на джинсовых комбинезонах. Блюдо света от фонаря лакало их хмурые лица во вздувшихся бубонах.

- Имперская полиция, - объявил Мартин. - Будьте благоразумны, и тогда никто не пострадает.

Звероподобные железнодорожники подступили ближе.

Мартин сделал предупреждающий выстрел в воздух, но они не отступили, прибавив в шаге.

Первый нападавший в промасленном комбинезоне всего в несколько шагов оказался рядом с Иеном. Мужчина замахнулся своими огромными кулачищами, но Иен отскочил и ударил здоровяка ручным фонарем по голове, посыпали осколки и искры. Здоровяк на это никак не отреагировал и продолжил наступление. Иену оставалось только уклоняться от яростных выпадов кулаками, когда гигант вырвал фонарь из его рук и отбросил в сторону. Прозвучали хлопки выстрелов, запахло порохом, Мартин целил в нападавших громил, но это не помогало. Иен выхватил из кожаной кобуры свой револьвер и всадил противнику золоченую пулю промеж глаз. Железнодорожник тотчас замертво завалился на мостовую, взметая серое облачко строительной пыли. Тем временем, со вторым нападавшим Маркус вступил в рукопашную схватку. Он выбил у противника из рук железный прут и распорол припрятанным в рукаве посеребренным выкидным лезвием тому сонную артерию. Кровь заструилась из открывшейся раны, и амбал пал, как мешок с кирпичами.

Раздался душераздирающий вопль, заставивший Маркуса и Иена обернуться.

Последний здоровила всадил похожие на желтые кукурузники зубы полицейскому в плечо через ткань одежды. Збынек накинулся на него сбоку, но тот сбросил скулящего пса на мощеную дорогу.

Иен, наконец, выстрелил.

- Я в порядке... в порядке, - заверил Мартин, когда Марк подошел к нему осмотреть рану.

- Да, рана несерьезная, - подтвердил Маркус. - Однако следует обработать.

Иен поднял битый фонарь и принялся осматривать тела в свете дрыгающегося огня. Он обратил внимание на множественные дырки от обычных пуль, оставленные Мартином на телах убитых, они приходились на жизненно важные органы. Но ублюдков остановили только золоченые пули из арсенала Иена и выкидное лезвие с посеребренным напылением Маркуса. Это говорило о многом. Всякий, кто профессионально занимался уничтожением магов и магических духов использовал вооружение из железных сплавов с переходными металлами медной подгруппы, ведь золото, серебро и, конечно, медь являлись и являются наихудшими проводниками магии. Револьверы, пистолеты, шпаги, мечи и прочие орудия умерщвления, используемые ауто-да-ферами, гравировали противомагическими знаками и позолотой, чтобы магический враг не мог воспользоваться оружием против охотника.

- Этими несчастными управлял маг, и он затаился где-то поблизости. Мы должны уходить, - констатировал Иен.

Маркус заканчивал промывать плечо Мартина перекисью и уточнил у коллеги:

- В чем дело?

- Мы должны вернуться к Гурдун тиа Кар, взять больше сопровождающих. Маг где-то здесь. Я чую его, но никак не могу установить его точное местоположение. Магический фон из-за фокусирующих ключей блокирует мою чувствительность.

Маркус убрал медикаменты в саквояж, защелкнул застежки и поднялся, пригубил из фляги и дал отпить содержимого Мартину, от чего того перекосило. Они незамедлительно покинули набережную.

Людей, появляющихся в переулках, становилось все больше.

Множества глаз наблюдали за темной аллеей, как муха фасеточными глазами.

Иен чуял сладковато-приторный аромат магического вмешательства, это заставляло его тревожиться. Они молчали, их замогильное молчание нарушало навязчивое жужжание трупных мух, слетевшихся отовсюду на запахи мочи и кала.

Иен обнаружил, что за ними уже простерлась процессия людей, держались они всего в десятке метров от них. В кромешной темноте было трудно различить выражения их лиц, но намерения у них были далеко не дружелюбными, это было явно.

Лохматый пес забормотал, почуяв неладное, и это неладное чуял и Иен не в меньшей степени.

- За нами хвост, - шепнул Маркус. - Что мы будем с ними делать?

- Не останавливаемся, - сообщил он очевидную мысль. - И не провоцируем их. Нам осталось всего два квартала.

Оглушительное жужжание тонуло в барабанной поступи толпы.

Стало непереносимо жарко, воздух был спертым, как перед началом грозы. Горький и липкий пот начал проступать у Иена под одеждой, налипшей на его кожу.

Из ближайшего закоулка к ним навстречу бросился горлопанящий мужчина.

Полицейский отреагировал рефлекторно, запалив в него бесполезными пулями.

Звуки выстрелов раздались эхом по аллее. Но кричащий муж прекратил наступление только после золоченой пули, и тотчас орда больных устремилась в погоню. Они бежали, штормовой гвалт толпы раздавался по всей протяженной аллее. Мартин разряжал обойму револьвера, паля в молоко. Иен забрасывал нарезанные полосками цветные бумажки себе за спину; противомагические знаки, набросанные на них, так называемых метках, больше полезны как средство для дезориентации потенциального противника, чтобы охотник мог нанести удар. Наступившие на метки преследователи утрачивали установленную связь со своим заклинателем-кукловодом и мертвым грузом падали на мощеную дорогу, из-за чего бежавшие позади них спотыкались.

Впереди показался медицинский шатер и группа полицейских.

- Вон из карантинной зоны! - заорал Иен всем.

Полицейские впереди начали обстрел из ружей, троица бежала, пригнувшись, собака пронеслась впереди всех чернеющей торпедой. Мартин метнулся на охотника и апотекаря с нечеловеческим воплем на четвереньках, как охотящийся зверь.

Это его разум захватила колдовская чума.

Иену пришлось выстрелить в него.

* * *

К полуночи разразилась нешуточная гроза.

Студеная вода обрушилась на город с хищным ревом из иссиня-черных туч. Желто-розовые низкорослые домики Бульвара потемнели от воды. Крупные капли забарабанили точно топот бесчисленных ног по крышам зданий, дорогам и мостовым, поднимая клубы слежавшейся пыли. Удушливые запахи улиц тут же смолкли.

За вспышкой ослепляющего света молнии последовал раскат грома.

Чернильные небеса взорвались насмешливым хохотом.

Иен и Маркус стояли и докуривали сигареты под растянутой плотной парусиной, по которой нещадно колотил дождь. Иен любил иногда закурить, чтобы расслабить нервы и заткнуть тот ор запахов раздирающий его обонятельные рецепторы круглые сутки. Сизый дым сигарет собирался под парусиной. К газовой лампе, поставленной на стол напротив недвижимого тела рыжеволосого полицейского, липли хлопающие крылышками ночные бабочки и совки. Озябший Збынек жалостливо поскуливал в ногах у Иена. Марк затушил бычок сигареты о дно стеклянной пепельницы и стал надевать одноразовые перчатки.

- Вот здесь, видишь, Иен? Бубонные воспаления... давай осмотрим укус.

Маркус обошел стол по кругу, хмыкнул, попросил подсветить ему. Он поковырялся в ранках пинцетом несколько секунд и извлек изумрудную муху каллифориды. Он позвал магов-медсестер, они помогли трепанировать полицейского, тогда им предстало ужасное зрелище: изжеванный мозг полисмена облепляли, будто просыпанные рисовые зернышки, крохотули опарыши, они судорожно расползлись из-за раздражающего их кружка света.

- Никакая это не бубонная чума, как видишь.

Одна маг-медсестра за их спинами разошлась рвотными воплями.

- Видимость болезни для прикрытия, - согласился Иен. - Это некромантия.

Среди бесчисленных запрещенных законом практик в магии одной из самых темных и бесчеловечных считается некромантия, то есть оживление мертвецов. Маги-некроманты в современной науке назывались реаниматорами. Иену вспомнилась старая детская сказка "Почти мертвый король", в которой одна добрая волшебница похитила сердце жестокого короля, взявшая за основу исторические события из доимперской эпохи. В старые времена король-узурпатор, известный под именем Дориан Оскаливший, в одном из захватнических походов вернулся из соседнего государства с возом пленников, и среди них была ведьма по имени Дарла. Она выбралась из острога, пробралась к королю, остановила его сердце, а затем перезапустила его с помощью некромантии и ведра жертвенной крови его дочерей. Дарле удавалось дурачить подданных короля десятилетия, пока обман не был раскрыт, и ее не четвертовали марианские церковники, притом им не было важно, что ее закулисное правление принесло в королевство небывалое процветание.

- Значит все дело в мухах, - подвел итоги Марк. - Через них маг управляет людьми, как кукловод марионетками, действуя на каком-то расстоянии. Когда мы вступили на его территорию, он натянул ниточки и дал команду "фас".

- Мы имеем дело с очень серьезным колдовством. Наш беглец - это повелитель мух высочайшего мастерства.

- Значит, что все заболевшие... ну... - он замялся.

- Как видишь, их уже не спасти. Этот ублюдок заплатит сполна, помяни мое слово.

Возвращаться на Бульвар, пока не прекратится дождь, они не рискнули.

Как-никак вода - наилучший проводник магии. Гурдун поспешила покинуть шатер задолго до их возвращения. Иен, не спавший более суток, решил прикорнуть в гостинице в квартале от оккупированного полицией Бульвара розы, пережидая ненастный ливень.

Маркус предпочел скоротать ночь с кружкой ржаного пива в близлежащем пабе.

Збынек остался с ним.

Комната Иену досталась под чердаком.

Запахи дешевого стирального порошка и накрахмаленных простыней ударяли ему в нос. В комнатушке было немного очень старой мебели. Он приглушил масляную лампу на старомодном туалетном столике, и швырнул горстку медных монет в расписную вазочку, чтобы отпугнуть крохоборов, и они не закусали его во сне, поскольку иммунитет к магии магов не распространяется на них, магических духов. Не раздеваясь, он лег на жалостливо скрипнувший матрас, сваленный на проржавевшую пружинную кровать, и смежил веки.

Во сне ему снова причудилась она. Она, босоногая, в безразмерном атласном платье цвета материнского молока, брела сквозь маковое поле, точно одинокий парусник в море. Осиную талию перетягивал шнурованный корсет, полог платья колыхался, подхваченный легким эфиром. Золотистые кудри, с вплетенными в них васильками, падали на оголенные плечи. Пунцовое заходящее солнце окаймляло ее полыхающим ореолом. Рдяные маковые головки вспыхивали на солнце, точно мириады самоцветов.

В прозрачном воздухе стоял маковый дурман.

- Анна! - закричал Иен ей в след.

Она обернулась, из-за бьющего света за ее спиной лица не было видно.

- Иен, - она произнесла его имя. - Иен, проснись.

Земля под его ногами разверзлась, и он провалился в пучину.

Его сердце бешено колотилось, под одеждой проступил холодный пот. В ушах стоял церковный колокольный звон. На него нахлынули воспоминания.

- Анна, - произнес он одними губами, и подметил, что тянет руку к потолку.

Он выудил пальцами из кармана свалявшегося сюртука карманные часы.

Четыре часа утра.

За окном просветлело пасмурное небо, ливень, наконец-то, прекратился.

Иен встал, разгладил свою одежду, и присмотрелся к себе в отражении треснувшего пополам зеркала в раме на туалетном столике. Худощавое лицо вкупе с оливковой кожей делали его похожим на ожившего мертвеца, глаза карие с серым ободком, волосы всегда взлохмачены изжелта-бледного цвета охры. Сейчас он был одет в серый сюртук из легкой шерстиной ткани, в рубашку сливочного цвета, в темные брюки и в сиреневый шелковый платок, завязанный на шее. Многие шутили, что этот платок дамский, но это не заботило его.

Иен забрал медяки в свой кошелек и незамедлительно покинул гостиницу. Он вышел на прохладную улицу, где отдавало озоном после грозы. Грозовой сезон - первый месяц лета, и из-за ливней Иен мог чувствовать себя не в своей тарелке, когда вода прибивает к земле все запахи мира, делая его дар бесполезным. Хоть он любил иногда покурить, чтобы отдохнуть от бесконечных запахов, вечно окружающих его, но ровно так же, как другие люди любят иногда побыть в тишине или дать отдохнуть глазам в темноте.

Маркуса он встретил на подходе к Бульвару розы.

Он был в стельку.

- Все в абажуре, мой юный друг... - прощебетал Маркус и тут же свалился на землю.

Полицейские собрались по первому требованию Иена, и начали подготавливаться к зачистке. Первым делом, Иен взбрызнул всю их амуницию эфирным маслом из саквояжа апотекаря, для того, для того чтобы от их боеприпасов был хотя бы какой-то прок против рати реаниматора. Масло использовали экзорцисты в борьбе против опасных магических духов, оно могло подойти против миньонов реаниматора. Следовало перебить магическую фокусировку и создать в силовом поле пустотный шум, поэтому Иен принялся очерчивать мелом на стенах зданий вдоль Бульвара противомагические знаки, на это у него ушло чуть больше часа.

Еще минут двадцать подготовки, и Иен с полицейским конвоем вышел на Бульвар. Збынек шагал возле него как бравый солдатик.

Их первоочередной задачей было уничтожение зомби, вслед за тем Иен планировал отыскать реаниматора и лично отправить его в морозные пустыни Тартара, где его ожидал с распростертыми объятьями сам Лучафэр, Родитель лжи.

Ватага воскрешенных мертвецов обрушилась на отряд Иена как цунами.

Началась стрельба, и воздух наполнился густыми запахами пороха и жженой плоти. Чумные больные начали заметно подгнивать, поврежденные гниением ткани ухудшали их увертливость. Даже повелитель мух высочайшего уровня силы не может регенерировать такое значительное количество живых мертвецов непрерывно. Он заваливал полицейских тухлым мясом, уповая на превосходящее число своих миньонов. Трупные мухи жужжали, упорно лезли в глаза и уши, стараясь отвлечь полицейских от стрельбы. Иен разбрасывал метки, и мертвецы падали, как мешки с кирпичами. Збынек разрывал живую мертвечину, вгрызался в червивую плоть и, хоть остановить наступление зомби он не мог, он силился защитить полицейских с тыла.

На них бросались железнодорожники в оранжевых робах, студенты в шитых на заказ костюмчиках, благородные господа, матерые матросы, ухоженные шлюхи из справных публичных домов и дешевые портовые девки, и их сутенеры. Полицейские простреливали им головы и отстреливали конечности, но ожившие мертвецы набрасывались с неистовым ревом, не зная усталости, боли и страха. Магический фон начал постепенно расслаиваться, отряд, занимающийся зачисткой, уничтожил значительную часть рати реаниматора.

Сладко-приторный аромат магии, смешенный со старческим духом, тошнотворными запахами пота и человеческой крови простерлись над улицами Бульвара розы. Иен почуял протухлую душу мага, неповторимый букет его свершений и жизненных решений.

Маг ослабел.

Маг был до смерти напуган.

Иен окликнул двух полисменов, и приказал им проследовать за ним, а Збынек бежал за ними. Они выдвинулись в сторону злополучной гостиницы, где реаниматор прятался на втором этаже, попутно отбиваясь от наступающей биомассы. Входная дверь гостиницы была завалена изнутри баррикадой из мебели, на окнах решетки, поэтому они поспешили выломать дверь в соседнем доме и по служебной лестнице взобраться на плоскую крышу, откуда соскочили на балкон гостиничного номера. Иен чуял мага через стены, взвел курок на револьвере и метнулся в соседний номер.

Охотничий пес настиг свою трепыхающуюся добычу.

Маг-некромант растерялся, когда в номер ворвались полицейские и охотник, сорвав дверь с петель. Выражение глубочайшего удивления застыло на стариковском лице, после чего маг бросился наутек. Полицейские шагнули ему навстречу, целя из ружей, когда он выкрикнул заклинание и миллионы зеленобрюхих мух напустились на полисменов живой стеной и маленькими тельцами забарабанили их, точно дробинки от выстрела дробовика. Их пригвоздило к стене, оба выронили из охладевших рук ружья и сползли, оставляя за собой на безвкусных обоях в цветочек бурый шлейф, на налившийся кровью пол.

Нуллифицирующая аура ауто-да-фера нейтрализовала атаку, Иен стоял ровно на том же месте, как будто ничего и не произошло. Он прицелился сквозь скоп безумствующих насекомых, выстрелил и попал точно в цель. Некромант взвизгнул от резанувшей его боли и переваливался из окна, разбив стекло. Иен выглянул из-за опустелой оконной рамы. Маг проковылял с прострелянной лодыжкой за близлежащий узенький проулок.

- Теперь не уйдет, дружище, - сказал он Збынеку.

Они вдвоем неторопливо шли по проулкам, ориентируясь на кровавый след босых ног, вскоре они повстречались с магом лицом к лицу. Подстреленный в лодыжку старик в мешковатом монашеском балахоне на голое тело быстро-быстро семенил конечностями, в горьких попытках отползти от обидчика, но упирался в стену. Золоченая пуля полностью блокировала его способности к пассивной магической регенерации. Золото способно при долговременном контакте убить мага без попадания в жизненно важные органы. Но Иен не собирался ждать, им завладевала тупая жажда уничтожить мага, как лейкоцит жаждет побороть чужеродного захватчика в теле.

Поразмыслив над тем, насколько тщетно, допрашивать магов-ренегатов на пороге их смерти, он произнес, обращаясь к псу:

- Кушать подано, - это было их кодовое слово.

Черный пес обнажил свои клыки, подступая к жавшемуся в калачик старичку. В нос Иену саданул сладковато-гнилостный аромат лакрицы. Он осторожно переглянулся через плечо, убедиться, что за ними никто не наблюдает. Когда он повернулся к псу обратно, чудовищная трансформация была завершена. Пес значительно увеличился в размерах, из-под его дегтярной шкуры протянулись голые желтоватые кости, похожие на вывернутые ребра, и пугающие костяные трубки, выплевывающие в воздух розоватый пар. Иен закрыл глаза, чтобы не видеть, что будет происходить с магом.

Когда отвратительное пиршество лжепса закончилось, Иен разомкнул веки.

Збынек, лохматый пес с ушами торчком весело лаял на сгорбившегося бездыханного мага.

Маг казался нетронутым, будто умер от золоченой пули.

Однако кое-что поменялось, то, что не будет замечено никем, кроме Иена.

Некромант утратил свой неповторимый запах.

Запах его прогнившей насквозь души.

* * *

В полдень того же дня, Иен с протрезвевшим Марком отобедали в кафе "Счастливая подкова" в Речном порту. Из пышущей жаром кухни до Иена доносились дивные запахи мясца с чесночком, топленого бараньего жира, заокеанских приправ, свежеиспеченного лукового хлеба, муки, всяких масел. Он протягивал свое сверхчувствительное обоняние все дальше, улавливая запахи рыбы с причала, свежескошенной травы в яблоневом саду на другом конце города и бесконечное множество других запахов.

Для Маркуса он заказал крепкого кофе.

- Так что, все кончено? - спросил апотекарь.

- После гибели мага некому было поддерживать функциональный круг, и эпидемия рассосалась сама собой спустя час, - подтвердил он. - Кстати, обнаружились выжившие, что несказанно меня радует. Они все попрятались за импровизированными баррикадами в окраинных домах, и сутки боялись высунуться, и это спасло их от участия в вечеринке.

- Значит, оживленные мертвецы пали, - Марк отпил кофе без сахара и зажмурился.

- Маги-криминалисты обследовали Бульвар розы вдоль и поперек. Функциональный круг нашли на мансарде той же гостиницы, где он прятался, еще запрещенные фолианты и шифрограммы, их проверят дешифровщики.

- Что с магическим амулетом мага?

- По данным всеимперского маговского реестра, этот амулет принадлежал Тобсену Хенсену, санкционированному магу из Орлика, шахтерского городка далеко на северной границе Арисской провинции. Он лечил шахтеров, официально два года назад пропал без вести.

- М-да... - промычал он, - Бессмыслица какая-то. Что заставило законопослушного мага вдруг сбежать и совершить столь отвратительное деяние?

По чистому синему небу позли пузатые цеппелины, бросая сизый топливный шлейф в прозрачный воздух. На таком расстоянии они казались крохотными жуками. В живой изгороди из кустов лапчатки жужжали осы и порхали бабочки. Ярко-желтое полуденное солнце ложилось на Каннескарские улицы золотистыми лучами, разбрасывая коротенькие тени.

- Это нам еще предстоит выяснить, - ответил Иен.

Глава вторая

Было уже почти девять вечера, когда людные улицы Приюта наполнил колокольный звон, доносящийся из замшелой капеллы. Капелла представляла собой зданьице-четверик из белого камня с башней колокольней. Над ступенчатым арочным порталом с деревянной двустворчатой дверью зияли стрельчатые глазницы витражей, составленных из кусочков разноцветного стекла в абстрактный мозаичный узор. На пороге этой капеллы собрались немногочисленные прихожане, их встречал обрюзгший капеллан в подряснике с кулоном окрыленного ключика на его разжиревшей шее. На грохочущей как улей рассерженных ос улице кричали клирики, зазывая детей-беспризорников для раздачи бесплатной еды.

На город неумолимо напускались малиновые сумерки. Фонарщики разожгли фонари на сгорбленных столбах покрывшихся налетом красноватой ржавчины, их блеклый свет хлестал грязноватые стены и шиферные крыши. Из ослепительно-черных дыр дымоходов, устремленных краснокирпичными дулами в набрякшее сливками кургузых облаков небо, тянули башенки черно-угольного чада.

Проезжие части накрывал сизый выхлопной туман.

Курносая беременная девчушка с волосами цвета соломы и крапинками веснушек на красивом личике шла по улице вдоль оживленной дороги. На ней была надета простецкая коричневатая юбка с рюшками и безразмерная шляпка с искусственными подсолнушками. В руках она держала перевязанную лентами веточку белоснежной сирени.

Ее лицо сияло от счастья, словно начищенный пятак.

Проходя мимо рабочих, в пропахших насквозь трудовым потом и каленым железом комбинезонах, мамаш с орущими младенцами на руках, просящих милостыню, цыганят и полукровок, она лучезарно улыбалась всем им. Не все отвечали ей улыбкой на улыбку, но ей было все равно. Она была счастлива, и просто намеревалась поделиться этим счастьем с окружающим ее неприветливым миром, где всегда не хватало простого человеческого тепла. Она вышла на высаженную цветущим тополем авеню. Надоедливый тополиный пух, напоминающий снежные хлопья летел в лицо, схваченный ветром. Озорная детвора все норовила поджечь тополиный пух, свалявшийся на тротуаре.

Миновав авеню, она вышла вдоль железнодорожных путей и остановилась напротив накренившегося вправо дома на четыре этажа. На входе с таблички из светло-золотистой латуни читалось название: "Кротовья нора", паршивая гостиница на границе Приюта.

Она вошла внутрь, дала жалкую горстку медных монет угрюмому управляющему, и стала неспешно подниматься по крутой бетонной лестнице в свою убогую комнатенку под самой крышей. Поднявшись на лестничную площадку, прилегающую к ее комнате, где не горели рожки, она начала искать замок от двери на ощупь. Здесь на лестничной площадке ее обдало сквозняком из раскрытого для проветривания окна, отчего девушка заиндевела. Через картонные стены она прислушивалась к возне постояльцев. Доносился недовольный младенческий плач, супружеские ссоры и пьяный ор чьего-то мужа-алкаша. Затрепетали озорно стекла в оконных рамах, и с потолка посыпала штукатурка, когда мимо гостиницы пронесся девятичасовой пассажирский поезд.

Наконец, ей удалось всунуть ключ в замочную скважину и повернуть его по часовой стрелке дважды, прежде замок щелкнул, и дверь приоткрылась. К сожалению, девушка не заметила затаившегося на лестничной площадке в махровой темноте таинственного его.

Он бесшумно приблизился к ней и одним расчетливым хладнокровным движением палача вспорол молочно-белую шею.

Немой вопль застыл на розовато-алых губах, белоснежную сирень оросили кровавые брызги, и они рассыпались по кафельному полу, ударяясь гроздями цветков.

* * *

Для Эрнста Лоренсена, сорокалетнего детектива-инспектора полиции существовало две самые нелюбимые вещи: это остывший кофе и колдовские штучки. Поэтому сегодня его настроение было хуже некуда, поскольку нерадивый ассистент Бинксли Оувен принес начальнику самый холодный кофе на его памяти, и с вечера предыдущего дня произошло зверское убийство, и беглое обследование места преступления заставило полагать, в деле не обошлось без злой магии. Тело обнаружили ранним утром, когда жена управляющего собирала простыни для стирки. Девушка была основательно выпотрошена, штукатуреная стена над ее бритой головой была изрисована углем пиктограммой в виде восьмиконечной звезды с незнакомыми детективу-инспектору знаками по лучам.

Эрнст вытер со лба пол носовым платком.

- Бинксли, - обратился он к ассистенту. - Немедленно пошли за Охотничьим псом...

* * *

Иена разбудил гудок шифровальной машинки подсоединенной к телеграфу.

Он разомкнул слипшиеся веки и сфокусировал зрение. В комнате было темно, лишь сквозь задернутые шторы сочилась куцая полоска солнечного света, в котором танцевали пылинки. Он встал и отдернул шторы, пуская в комнату больше утра. Гостиничный номер "Проходного двора", в котором он обустроил штаб-квартиру, был обставлен не новой, но качественной мебелью: две одноместные кровати на резных деревянных ножках по форме бараньих голов, шифровальная машинка и телеграф громоздились на крохотном столике, а по полу змеились провода. У самого изголовья кроватей были вбиты настенные газовые лампы с матовым розоватым стеклом, похожим на клубничный лед каким почуют детей на праздниках. На поставленной косо в углу комнаты обшитой пестрым гобеленом тахте лежал ворох одежды уже отдающей душком.

Маркус, укутавшись в простыни, спал без задних ног.

Збынек подремывал возле его кровати на плетеной собачьей лежанке.

- Марк, вставай. До торжества летнего солнцестояния неделя, а ты уже беспробудно пьянствуешь за казенный счет. Похмелье не спасет тебя от работы.

Иен выдернул из шифровальной машинки телеграмму и торопливо прочел.

- Просыпайся, алкаш, есть дело, не требующее отлагательств.

- Оставь меня, старушка, я в печали... - промямлил он в ответ.

Нелегко быть единственным ауто-да-фером в округе, мыслилось Иену каждое утро.

Иен оделся и спустился в харчевню, принюхиваясь к приятным запахам с кухни.

- Здорово, - улыбнулся ему содержатель гостиницы Арни.

Иен корректно ответил ему сдержанной улыбкой.

Арни был славным малым, хоть и краснолюдком. По большей части у краснолюдков скверный характер: тестостерон в них бьет ключом и низкорослость им не помеха. Арни отличался от собратьев тем, что был спокойным, коммуникабельным и располагающим к себе, иначе бы он не построил собственный бизнес, пусть и в не самом благополучном районе, а уж получить в постоянные клиенты работников тайной полиции экзархия - это не каждому дано, за их проживание щедро расплачивалось государство.

Так или иначе, Иену растолкать Маркуса не удалось, потому он отправился на дело в гордом одиночестве, не считая Збынека. В Гадюшнике царило оживление. Иен при первой возможности поймал извозчика, в коляску была запряжена напоминавшая взрослую моа механизированная птица. Магией запечатанная в тюрьму плоти и металла душа приводила богопротивное устройство в движение. Дурно пахнущее разлагающееся мясо животного крыли чугунные латы сегментированного панциря, пустые глазницы горели огнем.

Сегодня такие переделанные в транспорт скотины были пережитком прошлого, и с наступлением индустриальной эпохи на замену им пришли несвоенравные и относительно безопасные паровые самоходки, работающие на термальных печатях и магической пыли. Иен добрался до места в считанные полчаса, у него было приятное настроение, пока...

- Боже мой...

Утро выдалось по-настоящему жарким, и не из-за температуры воздуха, хотя солнце шпарило, будь здоров. Она лежала в неестественной позе, точно переломанная брошенная кукла, совершенно нагая в луже собственной червленой крови. В ответ на нелицеприятное зрелище у Иена запротестовал желудок, норовя показать всем криминалистам, что он съел на завтрак. Иен вовсе не был впечатлителен, но невыносимый запах отбойным молотком бил прямо в его сверхчувствительные ноздри.

- Маршак, я жду объяснений, - потребовал детектив-инспектор.

Иен кивнул и взялся изучать пиктограмму, закрывая платком чувствительный нос от зловонного трупа. На первый взгляд он не увидел ничего примечательного, и более того, оставленный убийцей знак не имел смысла. Иен знал множество запрещенных магических знаков, но этот не сопоставлялся, ни с одной из известных ему.

- Если бы они у меня были, детектив, объяснения, - произнес Иен.

- Что вы хотите этим сказать?

- Я понятия не имею, что здесь произошло, - признался он. - Я не чувствую следов магии, уж поверьте моему нюху.

Правда, тут так тошнотворно воняло!

Вполне вероятно, паршивая вонь просто делала его нюх бесполезным.

Эрнст Лоренсен, детектив-инспектор Каннескарской полиции был человеком весьма вспыльчивым и недоверчивым. Это был приземистый лысеющий мужчина с пшеничными усами над губой в форме лошадиной подковы. У него были карие проникновенные глаза, очерченные золотистой коронкой вокруг зрачка. Он всегда одевался в клетчатый пиджак поверх жилетки цвета хаки. Как профессионала Иен целил его достаточно высоко. Он раскрыл множество, казалось бы, тупиковых дел, при всем при этом в вопросах магии, он был абсолютным профаном.

- В первую очередь, вам надо обратить свое внимание на то, что знак нарисован не кровью, а углем, - решил объяснить он.

- Какая к Лучафэру разница?

- Разница в том, что уголь не используется магами для магических ритуалов, только жертвенная кровь животных или людей. А еще эта странная пиктограмма не соотносится ни с одной из известных мне магических знаков, если это не какая-нибудь малоизвестная магия или новая разработка. Как, к слову, злоумышленник пробрался сюда?

- Он проник по пожарной лестнице через открытое окно, - покривив лицом, ответил детектив-инспектор. Его окликнул полицейский маг-эскулап, возившийся с телом, с того момента, как Иен оказался на лестничной площадке.

- Она была беременна, - сообщил юноша.

- Что? - переспросил детектив, вытирая пот со лба.

- Беременна, сэр, - повторил полицейский маг.

Лоренсен и Иен вытаращились на поджаристого девятнадцатилетнего парнишку с темными остриженными волосами, только маленький завязанный бантом хвостик торчком висел у него сзади. На маге была стандартизированная полицейская форма, поверх через плечо переброшена желтоватая лента из парчовой ткани на булавке - элемент одежды для полицейских магов взамен общепринятой мантии. Его концентрирующий магию амулет с красноватым опалом свисал с длинной шеи.

Он снял перепачканные медицинские перчатки.

- Тогда где же ребенок? - спросил Иен.

- Не имею представления, сэр, - маг развел руками.

- Конечно! Культисты, это же очевидно, как я сразу не додумался?

За последние несколько лет среди малообразованных людей появлялось все больше помешанных на околоколдовских суевериях. Цивилизованным пресвященным обществом они опровергались как лженаучные, но необразованный люд из пролетариев и босяки из полулюдей верили в эти байки, пили гролльскую мочу или ели фекалии животных, когда планеты выстраивались в определенном порядке. В самом худшем случае, они занимались кровавыми ритуалами, жертвами которых частенько становились дети.

- В таком случае, это не в моей компетенции, - заявил он. - Сектанты есть проблема полиции, никак не ауто-да-феров. Жертвоприношения заокеанским языческим божествам, и всякая фетишизация не имеет ничего общего с настоящей магией. Всего хорошего.

- Что? - встрепенулся детектив-инспектор. - Вы не можете так просто уйти!

- Однако именно так и собираюсь сделать, детектив - запротестовал Иен, желая как можно скорее покинуть провонявшее помещение. - Взять и просто уйти.

- Простите, ауто-да-фер, сэр, - отозвался юноша маг, протягивая Иену в руку что-то маленькое, что только что обнаружил в молочно-белых пальцах мертвячки.

Он дал ему крохотную брошку, сделанную в форме жука-скарабея из зачарованного небесного металла (упавшего метеорита), маслянисто-баклажанового тона с красноватым алчным отблеском. Жук отдавал дьявольским жаром, Иен почувствовал это через ладонь. А кроме того он ощутил резкий мерзостный гнилостный запах, ударивший ему в лицо. От непереносимого зловония у него навернулись слезы, и чуть было не вырвало. Он выронил брошь, та звонко поскакала по кафельному полу, тем временем Иен бросился к открытому окну и перевалился через оконную раму, хватая ртом драгоценный воздух, точно бы рыба, вытащенная из воды.

- Маршак? - закричал ему в спину детектив. - Маршак, что с вами?

- Уберите... уберите это... - прохрипел он, с трудом сдерживая рвотные массы.

Маг подобрал брошь и завернул ее в плотную парчовую ткань, тогда тошнотворный запах пропал, и Иен снова мог дышать.

- Что с вами происходит, что это такое, черт возьми? - спросил детектив и кивнул на сверток в руках мага.

- Предмет ювелирного мастерства альвейг, заколдованный талисман, выкованный из осколка падающей звезды.

- Вы же сказали, что не почуяли здесь признаков магии.

- В том-то дело, - начал объяснять он, когда начал мало-помалу приходить в себя. - Признаками человечьего волшебства здесь и не пахнет. Это альвейгские чары, магия иной эволюционной линии.

- Объясните, что это значит! - глаза детектива-инспектора поползли на лоб, но тут вмешался маг:

- Невозможно дать полный ответ на ваш вопрос, детектив, не углубившись в тернии академической магии. Все в мире начинается с Миротечения, это такая фундаментальная сила, составляющая материальную вселенную, что течет через истончения в пространстве реальности. Максимальное сосредоточение этой силы в точках соприкосновения нашего и нематериального миров составляет зоны магических отклонений, или аномалий. Многие исследователи магии считают, что именно мощнейший всплеск магических отклонений в свое время создал жизнь, это зовут Животворством. Марианская церковь приписывает акт творения демиургу Первоотцу, и так этот термин перекочевал из религии в научную среду, хоть это не совсем правильно. На Южном материке смертельный для человека фон магических отклонений, что даже маги вскоре серьезно заболевают, стоит им появиться на материке, вследствие чего его практически невозможно изучать, и остается полагаться только на рассказы местных народов и фотокарточки. Нелюдские народы, Иные, живущие на материке, адаптировались к отклонениям, потому они так не похожи на нас, людей. Их такая отличная от нашей эволюция проистекала под влиянием губительных сил. Сами же Иные, конечно же, считают себя выходцами из разных миров, некогда столкнувшихся в небесном катаклизме, и на останках их старых миров возник всеединый мир, но маги уже и так доказали, что они лишь злая шутка природы.

Иен невольно вспомнил о левиафанах и кракенах, обитающих по мировому океану, из-за которых долгое время люди с Арха не могли добраться до Южного материка и куда-то еще. Эти реликтовые магические духи первыми появились на планете с Животворства и терроризировали первых мореплавателей людей. Когда маги создали первый воздушный транспорт, человечество в первый раз пересекло весь мировой океан и повстречалось со своими альтернативными собратьями.

Их быстро научили новоархскому языку и наладили торговые отношения.

- Великолепная подготовка... как вас? - заметил охотник.

- Ульрих, - вальяжно поклонился маг. - Спасибо за лестную оценку.

- В материальной вселенной миротечение оставляет материализованный отпечаток в виде мельчайших магических кварков, которые я могу схватывать своим удивительным нюхом, - продолжил мысль Иен, не забыв похвастать своими уникальными качествами и осведомленностью в некоторых аспектах академической магии. - Маги способны одной силой разума управлять течениями магических кварков, оставляя характерный отпечаток запаха. Человеческая магия имеет один и тот же запах каждый раз, сладковато-лакричный, потому мне ее легко отследить. Иная магия для моей человечьей природы слишком чужда и потому... мне невыносимо ее обонять.

- Все это весьма познавательно, но что из этого следует? - недовольно пробрюзжал детектив-инспектор.

Иен призадумался.

Ответ был очевиден, хоть Иен вовсе не хотелось его давать, признавая свою ошибку. Всеведущая интуиция детектива его не обманула, и в деле не обошлось без магии. Из всех иных рас именно альвейги, мастера тончайшего ювелирного ремесла и артефактов, магией не уступают по силе человеческой. Не в тех руках их артефакты способны учинить бездну проблем. Но Иен подозревал, что здесь все не просто, и, обдумав все еще раз, он ответил:

- Я в деле, товарищи.

* * *

Стоял жаркий летний полдень.

Когда Иен с детективом-инспектором вышли из казенного самохода на паровой тяге, они попали на протяженную улицу, построенную вдоль речного канала рядом старинных фахверковых домов с терракотово-мандариновой черепицей. Верхние этажи скрывались за листвой разветвившихся смоковниц. Над скрытыми выхлопным маревом переулками, извилистыми лабиринтами улочек, прилегающих к узким речным канальцам и скверами, беспорядочно носились чайки, гогоча что-то на своем чаячьем языке. В канале плескались русалки, и гондольеры гнали их прочь со своего пути веслами, выкрикивая нецензурную брань. На западную, так называемую, человечью, половину города Иным и полукровкам была заказана, потому тесные улочки Старого квартала, расположенного на юго-западной стороне мегаполиса были относительно неоживленны и пусты. Люди зло реагировали на нелюдей, и частенько доходило до кровавых побоев среди бела дня, в которые никогда не лезли органы правопорядка, поэтому Иные и дети-метисы предпочитали держаться своей половины и не пересекать условные границы.

- Похоже, здесь, - произнес детектив-инспектор. - Цирюльников тупик, дом триста шесть.

- У погибшей есть родственники? - полюбопытствовал Иен.

- Перед нашим выездом я просил своего помощника Бинксли получить личные дела потерпевшей и ее живых родственников из городского реестра. Она жила с папашей еще с полгода назад, когда в последний раз проводилась перепись.

- Как же удалось установить, кем она была? - осведомился Иен. - Неужели ее кто-то смог-таки опознать?

- Нет-нет, - он отрицательно замотал головой. - В гостинице она остановилась под не своим именем, назвавшись Люси Эванс. Но полисмены провели осмотр личных вещей погибшей, и нашли это, - он вытащил из кармана книжонку в грязно-зеленом переплете и оттесненным на обложке имперским грифоном. - Удостоверение личности покойной, и ее звали Мэри Чепмен, а не Люси. Она снимала мансарду последние три месяца и исправно платила, была тиха и предельно вежлива.

- У нее были посетители?

- Да, некая подозрительная рыжеволосая чернокожая особа, - он вытер вступивший пот со лба. - Так ее описали управляющий и супруга.

Они вошли в дом, где их встретил завхоз и проводил на третий этаж.

- Открывайте, это полиция, - забарабанил детектив в деревянную дверь квартиры с облупившейся голубой краской.

Спустя целую вечность дверь им открыл пожилой мужчина с истощенным лицом и потерянным затуманенным взглядом.

- Мистер Чепмен, - обратился детектив, когда их, наконец, пропустили в квартиру, и он уведомил Чепмена Томаса о смерти его дочери, опустив нелицеприятные подробности. - Как давно вы ее видели в последний раз?

Отец почившей, древняя мумия, был безутешен.

Воспаленные красные глаза его были полны слез, горючие капли скатывались по его впалым щекам. Этот старикан с дочерна обгорелыми и перевязанными марлевым бинтом руками не мог удержать и чашку с успокаивающим чаем. По необъяснимой причине Иен не испытывал к жалостливому старцу сострадания, только черствую брезгливость.

- Мистер Чепмен, - нажал инспектор.

- Несколько месяцев назад... - пробормотал он скрипучим как несмазанная тележка голосом.

- Мистер Чепмен, точнее.

- Я.. четыре... нет, три месяца.

- Вы знали, где она жила? - он отрицательно закивал. - Расскажите, что случилось в день перед ее уходом, вы поссорились?

- Накануне мы рассорились с ней, да, верно... В последнее время она... беспрестанно якшалась с потаскухой рыжей. Я не знаю, кто она такая, правда. Мэри... очень изменилась, вела себя ненормально, понимаете? Мы ведь очень-очень отдалились, она стала скрытной, стала недоговаривать и пропадать черт знает где, а раньше жили, душа в душу... эвоно как вышло-то... моя доченька...

Иен расхаживал в сторонке и вынюхивал признаки магии, воздух в квартире был спертый, несло канализацией, но никак не невообразимым смрадом альвейгской ворожбы. Квартира напоминала не жилище человека, а плесневелую пещеру гролля, здоровенного нечистоплотного людоеда из северных гор. Всевозможный сор был случайно рассыпан по грязному полу, жалостливо скулила под ногами трухлявая древесина, норовя прогнуться под весом Иена, что ему стало страшновато здесь находиться.

- Через окно по простыням спустилась ночью, вещей никаких не забрала...

- Расскажите, какая она была, ваша дочь, - попросил детектив.

На мгновение он замолчал и уставился в какую-то точку на полу.

- Она была добросердечной, добропорядочной и по-ребячески глупой...

- В каком это смысле, позвольте спросить?

- Она была непомерно доверчива и не в меру любопытна как та любопытная кошка... ну, как в поговорке... простите. Она была похожа на свою маменьку. Эмили умерла спустя только год после рождения доченьки, представляете, как мне было нелегко?! Последние девятнадцать лет мы жили с доченькой одни. Все было нормально, хотя воспитывать дочь было нелегко, вы же понимаете...

- Ясно, - заключил инспектор, и уточнил: - Вы знали, что она была беременна?

Этот вопрос в лоб застал Томаса врасплох, он выронил чашку из дрожащих пальцев, разбив ее в дребезги. Прозрачная зеленоватая жидкость чая расплескалась по полу. Сразу после Иен и Эрнст незамедлительно покинули дом. Солнце безжалостно пекло, Лоренсен предложил им прогуляться до ближайшего паба, где в рабочий полдень должно быть мало посетителей, дабы обсудить услышанное, пока полицейские расспрашивают соседей.

- Смотри куда идешь! - плюнул он, столкнувшись с босоногим бродягой, укутанным в балахон с головы до ног.

"Рогоносец", так назывался паб, куда они вошли, он находился всего лишь в одном квартале от места, где они припарковали полицейскую самоходку. Они устроились прямо у окна с малиново-бурыми шторами. Иен осмотрел залу: слабо освещенное керосиновыми рожками помещение было отделано деревом и обставлено грубой, но крепкой деревянной мебелью. Над барной стойкой на посетителей укоризненно глядели головы оленей и лосей с разветвившимися рогами. Толстоватая официантка приняла заказ на пинту медовухи для детектива, Иена же до сих пор подташнивало, и он ничего не заказал.

- Что у нас есть? - спросил Лоренсен у меня, когда они остались наедине.

- Ничего, - честно ответил Иен. - У него дома чисто... ну, образно говоря.

- Значит, никакой магии?

Иен утвердительно кивнул, Эрнст бросил на стол коричневую папку:

- Все это довольно странно, читай, это личное дело папаши.

- "Томас Чепмен (нынешнее имя), Фалкон Берг (имя, данное при рождении), город Марицы (место рождения)..." - прочитал Иен и поднял на Эрнста глаза. - Он сменил имя, ну и что?

- Он служивый, был отстранен за буйный характер и неоправданную жестокость, проявленную во время добровольной службы в составе марицских карательных отрядов. Фалкон Берг был вынужден сменить имя и перебраться в другой город, так он переехал в Каннескар, где и женился на Эмили Липпек, а после ее смерти остался воспитывать дочь в одиночку. До совсем недавнего времени работал монтером на железнодорожных путях, последние полгода живет на заработок от чистки обуви.

- Марицские карательные? - Иен присвистнул.

Много лет назад в городе Марицы далеко на юго-востоке империи случился самый масштабный и кровопролитнейший бунт Иных во всей имперской истории. Начиналось все с периодических забастовок, демонстраций и систематических поджогов забегаловок, куда люди отказывались пускать "чужих". Тогда имперцы впервые ощутили довлеющее большинство мигрантов. Последней каплей стало загрязнение водохранилища рабочим из краснолюдков, питьевая вода во всем городе была отравлена химикатами. В ту страшную ночь погибло много детей и стариков. Во время пожарища, который учинили ксенофобы в черте гетто, прожорливое пламя распространилось до "человечьей" половины мегаполиса, и так началась полномасштабная межрасовая война, известная как Марицское побоище.

Чтобы положить конец кровавой бойне и бесчинствам властью были организованы специальные карательные отряды, обязанные использовать любые средства, только чтобы остановить расовую войну. В заварушке была вырезана почти что треть населения города, главным образом Иных и полукровок. Карательные отряды были неумолимо жестоки.

Каратели ставили жертвам праведных издевательств уничижающие метки, собирали трофеи из их оторванных фаланг, из каких делали ужасающие бусы и украшательства. Эти события всколыхнули сообщество Иных по всей империи, и власти были вынуждены пойти на поводу у нечеловеческого большинства и дать им больше прав. Появились, так называемые, нечеловеческие грамоты. Сначала их выдавали лишь семьям пострадавших в Марицском побоище, затем, когда страсти поутихли за них стали брать немалые пошлины с каждого, кто хотел, чтобы к нему относились чуть более достойно, чем к таракану на помойке.

- Значит, Берг бежал от своего постыдного прошлого, - заключил Иен.

- Скорее от жаждущих отмщения родственников тех, кого он истреблял. Его соседи утверждают, будто дочь с отцом не ладили никогда, они ссорились и горланили на весь дом по любому пустяку. Это есть в полицейских отчетах за последние несколько лет.

- Он проявлял в отношении нее рукоприкладство?

- Нет, однако же, он нередко запирал девушку в комнате на несколько дней, хоть и не морил голодом, но все-таки. Одни считают, что он совершенно ненормальный, другим, напротив, думается, что дочь была неуправляемой и изводила отца.

После непродолжительной паузы, так и не дождавшись какого-нибудь комментария от собеседника, он продолжил:

- После прочтение личного дела ее папаши, я предположил, что это...

- Кровная месть.

- Есть такая вероятность, что кто-то отыгрался на его дочурке за все хорошее.

- Однако спустя столько лет...

Он пожал плечами. Месть, как известно, это блюдо, которое подают холодным.

- Остается понять только, причем здесь нерожденный ребенок и альвейгские чары.

Иен согласился с этим.

Они просидели в пабе еще некоторое время, обсуждая сложившуюся ситуацию.

Расплатившись, они вышли на узенькую дорожку и возвращались к припаркованной в квартале от паба самоходке, когда Эрнст увидел, забравшуюся на выступ третьего этажа дома триста шесть, девушку, старающуюся что-то высмотреть в грязное окно.

Она была очень приметная: рыжеволосая и чернокожая.

- Хэй! - крикнул инспектор, Збынек залаял.

Девушка оступилась, упала и пропала в темных кустах можжевельника, разросшихся под окнами дома в тени смоковниц. Она невредимая вскочила на ноги и с быстротой пули метнулась в узкий пролет между домами. Она была удивительно быстрой и проворной.

- Остановись, именем полиции! - закричал Эрнст ей вслед и, выхватив из кармана клетчатого пиджака полицейский свисток, задул в него.

Иен погнался за ней иначе: он протянулся за ней сверхчувствительным обонянием, в нос ему ударили запахи хозяйственного мыла, дешевой курительной смеси, волос, кожи и... ее индивидуальный запах.

- Ушла, чертовка! - выругался детектив-инспектор.

- Я чую ее, - с триумфом сообщил он инспектору. - Я запомнил ее запах, так что не уйдет.

Охотничий пес снова вышел на охоту.

* * *

Между густо посаженных торговых рядов Базарщины продирались полисмены через гурьбу всякой швали в грязных обносках. Они с четверть часа расталкивали горланящих людей в поисках рыжеволосой и чернокожей беглянки. Базарщина раскинулась на авеню, высаженной тополями. Под открытым небом торжище обрастало грязноватыми бежевыми брезентовыми палатками на полкилометра повдоль оживленной дороги. Сюда привозили стародавнюю рыбеху, поношенное тряпье, поломанные вещи от скупщиков, отсыревшую муку, уже подгнивающие овощи, фрукты, одним словом - падаль. В сопровождении двух полисменов Иен выступил в клокочущий поток толпящихся людей-падальщиков. Вокруг квохтали гнилозубые старухи, плакали дети, орали лавочники, горлобесили оплеванные и облеванные алкоголики.

Тухлые рыбьи головы, слежавшаяся на солнцепеке требуха и сладковато-гниловатый запашок с жаром потеющих человеческих тел взметались над авеню смрадным туманом. Зловонный угар опалял сверхчувствительные ноздри Иена, каждый вдох сопровождался булавочной болью в легкие. Навстречу бил тепловатый ветер, раздувая запахи разложения животных потрохов и кислого молока.

- Я нашел ее...

Ее уникальный запах, присущий всем и каждому.

Она надеялась, что в мельтешащей как муравейник толчее ее невозможно найти, но никак не могла знать о способностях своего преследователя. Когда она заметила Иена на подходе, то сорвалась с места и убежала вон. Он с полисменами увяз в столпотворении, и полицейские сделали предупредительные выстрелы в воздух, высвобождая путь от людей. Они продолжали преследование до самого Ристалища, где, наконец, повязали ее и повезли к детективу для разъяснительной беседы.

- Зачем ты подсматривала в окна? - он пристально уставился на нее.

Сидя напротив девчонки в кузове полицейского броневика Иен присматривался и лучше принюхивался к ней. Чернокожая девица была юна и привлекательна. Объемистые волосы цвета спелой тыквы лучились завитушками и визуально округляли узкое курносое лицо. На ее остром подбородке была неглубокая ссадина, а на плече синяк.

- Хорошая работа, Маршак, - поблагодарил его Эрнст.

Он благодарно кивнул. Збынек лежал в его ногах и скучно подремывал.

- Ваш нюх просто находка, - продолжал он. - Если бы вы были полицейским...

- Попрошу вас, детектив, - перебил его Иен. - Есть дела куда важнее, чем обсуждать мои неоспоримые таланты.

- Верно, Маршак, - опешил он и вернулся к девчонке: - Будем молчать, да?

Она не смотрела на него, ссутулившись и опустив взгляд на свои закованные в тугие наручники руки.

Иен не слушал их разговор, пробуя разложить в своей голове каждый оттенок запаха девчонки, чтобы понять, что в ней особенного.

- Да по тебе же тюрьма плачет, - продолжал угрожать он. - Попытка спрятаться от органов правопорядка и, судя по полученным тобой ссадинам, ты изрядно сопротивлялась при задержании, а это уже тянет на некоторый срок.

- Ты полукровка, да? - задал Иен свой назревший вопрос.

Она удивленно вытаращила глаза, в них читалось недоумение, смешанное с испугом.

- Я чую. Я не обнаружил этого при первой встрече, но теперь мне это очевидно, что ты не совсем человек.

- Это так, - с дрожью в голосе призналась она. - Я недоросль. Моя мать человек, но отец краснолюдок.

- Удивительно, но внешне это никак не проявляется, - улыбнулся охотник. - Если не брать в расчет запах. Тебе повезло, ведь ты можешь не прятаться от людей.

И он был абсолютно прав: она действительно выглядела совсем как человек и могла не бояться и не прятаться в гетто и свинарниках, а жить на человеческой половине города куда достойнее, чем ее "низкосортный" народ.

Подавляющее большинство людского населения империи придерживается мнения, что смешение крови человеческой с Иной есть непростительное злодеяние и преступление против законов природы и Божьих. Но, несмотря на предубеждения людей, комитет по контролю над численностью Иных и полукровок закрывает глаза на все увеличивающийся год от года в прогрессии процент доли нелюди от всего населения империи. Некогда кто-то из видных чиновников изрек: "не нам же, нормальным людям, выскребать канализации от нечистот, надрываться на рудниках, и пахать на полях? Но кто-то должен это делать". Потому властям проще мириться с этим. Людям вообще свойственно все ненавидеть и это вполне естественно. Непривычное, чем бы оно ни было, людьми принимается как угроза к спокойному существованию, как риск не выжить и не чувствовать себя в безопасности.

- Как тебя зовут? - спросил Иен.

- Люси Эванс, - пробормотала она. - Это фамилия матери... отца я не знаю.

- Что ты делала на карнизе того дома?

- Подсматривал за Чепменом, - призналась она.

- Расскажи, как ты связана с ним и его дочерью.

- Я знала Мэри давно. Она была чудесной подругой, непредвзятой, не то, что другие люди. Впервые мы повстречались полгода назад, в Цирке ля Бурдон.

- В Ристалище? Цирк Иных и полукровок? - уточнил детектив.

Ля Бурдон был известен в Каннескаре каждой собаке и каждому коту, отличавшийся от всех шоу в Ристалище, тем, что антрепренер Мессулини Сильвано брал артистов лишь только из Иных и полукровок, давая им достойную работу и крышу над головой.

- Да. Она приходила с какими-то друзьями тогда, я их больше никогда не видела. Я эквилибристка, - объяснила она. - Мы подружились с ней, потом она наведывалась к нам, ведь дома ей было неспокойно, у них с папашей были отношения... не очень. Так она и познакомилась с Ярлеком...

- Ярлеком? - Иен поднял бровь. - Иной?

- Да, он мне названный брат, тоже циркач. Его семья иммигрировала на континент, когда он был еще маленьким. У них завязались отношения, а потом она сбежала из дома, когда поняла, что беременна. Они вскоре поженились в гетто, потом Ярлек отдавал ей все, что зарабатывал, а я приносила ей свою одежду, ведь она сбежала из дома, ничего не взяв с собой.

- Она сбежала, потому что боялась, что о внуке-полукровке узнает ее отец?

- Разумеется! - вспыхнула она. - Люди всегда мешают нас, полукровок, с дерьмом! А потом ее убили... Я боялась, что мой брат, мой названный брат сделает что-то ужасное с ее горе папашей, хотела остановить его, не дать совершить роковую ошибку.

- Отчего ты так решила?

- Он так сказал! - взвизгнула она. - Он сказал, что он должен умереть следующим!

* * *

День близился к завершению, устоявшаяся уличная жарища потихоньку отпускала, а изводившая Иена тошнота от находки альвейгской побрякушки сменилась болезненным сосанием в желудке и чувством голода. Он стал вынюхивать кафе подкрепиться, и они с Эрнстом направились в дешевую столовку на углу улицы с видом на речной канал. Иен взял суп с клецками и несколько подгорелых гренок, пережаренных на оливковом масле.

- Что думаете? - спросил он. - Это Ярлек постарался, когда узнал, кто Чепмен-Берг?

- Нет,- отрицательно закивал детектив. - Пока вы отлавливали эту Люси, мои люди передали мне отчеты о проведенном расспросе соседей. Еще я тщательней проштудировал личное дело этого Берга, теперь мне сдается, дочь покромсал собственный папаша.

Иен поперхнулся гренкой.

- Марицские карательные имеют дурную славу, очень многие из тех, кто вступал в них, учувствовали в побоище исключительно лишь ради охоты на Иных и полукровок из-за расовой дискриминации. Таковым был и этот, как вы выразились, Чепмен-Берг, он был и навсегда останется конченым расистом с выраженной тягой к проявлению садизма. Маг-спиритуалист в ходе интервьюирования написал ему нелицеприятный психологический портрет, и его со скандалом вышвырнули вон, как и его сослуживцев. Детство он провел в дисциплинарном доме для несовершеннолетних воров среди детей полукровок, где его частенько били мальчишки постарше. Один раз даже чуть не угрохали, вмешалась нянька, а выходит, что зря. Таких людей, как он, надо в еще зачаточном состоянии приканчивать. В добровольцы брали людей с улицы за неимением альтернатив, солдат просто не хватало для дальнейшего сдерживания кровопролитий, и властям пришлось импровизировать. Он мог рассвирепеть, узнав о беременности дочери, и убить ее, чтобы только, не дай Бог, не дать родиться получеловеческому уродцу.

- Он же такой больной, - запротестовал Иен. - Вы видели, в каком состоянии у него руки. Он чашку заварки удержать не может, что говорить о большем?

- Внешность обманчива, не мне вам об этом говорить, - безапелляционно заявил он. - Полагаю, поменяв имя, он похоронил и свою жизнь до женитьбы, и истинная личина его пребывала в принужденной ремиссии, пока беременность дочери не нажала на больную мозоль, и он не слетел с катушек. Следует поискать в квартире Чепмена орудие убийства, и проследить, дабы этот Ярлек не наделал глупостей. Я не могу на все сто процентов быть уверен в виновности старика, да и позволять множиться убийцам-линчевателям в городе не стану, какая бы причина мстить у него не была.

Лоренсен вызвал наряд полицейских, и они незамедлительно отправились обратно к дому Чепмена-Берга, и, только выйдя салон самохода, Иен отчетливо ощутил запах крови, доносящийся из злополучной квартиры. Завхоз был оглушен ударом по голове, а дверь в квартиру сорвана с петель. Когда они проследовали внутрь, поняли, что опоздали. Фалкон Берг или Томас Чепмен, был, очевидно, мертв и основательно распотрошен. Убийца, тот самый босоногий бродяга, околачивающийся поблизости еще с полудня, стоял в крови, на нем был тот же балахон.

- Стоять, оружие на пол! - бросил детектив, убийца проигнорировал распоряжение и сорвался с места.

Он подскочил к Эрнсту и ударил босой ступней того прямо в грудь, отчего детектив-инспектор ойкнул и завалился назад, выронив из руки револьвер. Тогда сопровождавшие его полисмены открыли пальбу. Один праведный выстрел угодил убийце в плечо, отчего тот заревел по-звериному и с разбега выпрыгнул в окно. Посыпало стекло, схватывающее солнце короткими всполохами света, точно огненные искры или капельки дождя в ясный день. Он приземлился на мощеную дорогу, перекувыркнувшись, и, подбирая балахон, с нечеловеческой прытью рванулся по улице, прилегавшей к речному каналу. Доблестные полисмены кинулись вослед. Потребовалось немало усилий, чтобы загнать преследуемого в тупик, где его тотчас окружила четверка полисменов.

К этому моменту подоспели и Иен с Лоренсеном и нахохлившимся псом.

- Сдавайся, ты арестован! - закричал детектив-инспектор, наставив на него ствол.

Он скинул балахон, оголяя свое худощавое татуированное тело. Его долговязые руки напоминали сложенные пополам клешни богомола или выкидные ножищи, покрытые рядами угольных и окровавленных костяных крючьев. Провалы глазниц воззирали на всех присутствующих, его краснокожее лицо перекосила гримаса всепоглощающей ненависти. Алекха не собирался сдаваться. Он устремился на одного юношу полицейского и точным движением клешни обезглавил его, взбрызнув горючей кровью свое ужасающее безглазое лицо. Полицейские в ответ изрешетили Иного из револьверов, и преступник пал замертво в луже белесой, точно молоко, жидкости, бывшей для алекх кровью.

Через некоторое время Иен с детективом ждали приезда Ульриха из полицейского участка в квартире покойного Чепмена-Берга. Его распотрошенные останки они скрыли простынями, через которые проступали кровавые пятна. Полицейские проводили досмотр квартиры, когда под трухлявыми половицами они обнаружили различные подозрительные вещи: старые фотокарточки молодого Фалкона с его сослуживцами, трофейные фаланги и высушенные языки Иных, окровавленный нож, а кроме, овальный предмет размером едва крупнее, чем со страусиное яйцо цвета чайной розы с маслянистым отблеском.

- Неужели это то, о чем я думаю? - восторгался Ульрих, вертя в руках этот предмет, когда прибыл на место.

Иен с Эрнстом удивленно посмотрели на мага, и он объяснил:

- Алекхи, немногочисленные обитатели пустынь с полуострова Алкалины, Южного материка размножаются для нас, людей, очень непривычно: эмбрион развивается в утробе матери четыре месяца, и после покрывается мембраной, которая при контакте с воздухом становится непробиваемой оболочкой. Племенные акушерки извлекают плод, и ребенок в естественном инкубаторе развивается сам, укрытый непрошибаемой скорлупой от любого посягательства. Выживать в суровых пустынях Алкалины крайне тяжело, потому природа алекхов позволила им абстрагироваться от цикла беременности, для того чтобы мужчины и женщины племени могли неотрывно трудиться на благо семьи. Похоже, что это ребенок Мэри Чепмен, - дивился он. - Половые связи алекх с людьми нечасто происходят, потому мы не фиксировали случаев, подобных этому.

- Не удивительно, что это такое редкое явление, - усмехнулся Лоренсен. - Как девка вообще могла клюнуть на такого урода?

- Кажется, я догадываюсь, - произнес Иен. - Я мало осведомлен в физиологических особенностях этих Иных, однако знаю одно: что они способны видеть истинную сущность любого и безошибочно определяют то, кто хороший, а кто нет. Отчего они предпочитают носить глазные повязки, чтобы не видеть всю человеческую безобразность во всей красе. Он увидел добродетельность Мэри и поразился ее внутренней искренностью и красотой. В свою очередь, она же была столь непредвзята, что разглядела в Ярлеке нечто большее, чем просто "урода", как вы выразились, детектив-инспектор.

- Похоже, папаше это не понравилось, - заключил очевидное он. - Девчонка бежала от предубеждений отца-расиста. А потом он убил ее и хотел избавиться от внука-выродка. А пиктограмму на стене начертил, вспомнив старые привычки, после тотального геноцида нелюдского народа Марицы. У их карательных отрядов были свои ужасающие традиции и церемониалы. Плод, по-видимому, раздолбить он не смог, и потому он забрал его с собой, чтобы попытаться снова попозже.

- Картина складывается сама собой, - пробормотал Иен. - Ярлеку хватило одного взгляда на отца, чтобы безошибочно определить, что перед ним кровавый убийца. Слабый вид и болезненность не обманули его внутреннее зрение. Поэтому, ослепленный горечью утраты и ненавистью, он совершил вендетту над стариком. Остается только один вопрос. Как же альвейгская брошка?

- Совсем забыл, - Ульрих ударил ладонью себя по голове. - Я установил назначение этой занимательной вещицы. Предназначение брошки является защитная функция.

- Предполагаю, побрякушку ей дал отец ребенка для самообороны, - сказал Эрнст. - У Чепмена пальцы рук были обгоревшими. Зуб даю, это из-за броши.

- Вот, что мне в нем не понравилось, - проговорил Иен. - Я продолжал чуять ожоги альвейгских чар. Скорее всего, брошка была семейной драгоценностью Ярлека.

С давних пор алекхи наладили торговлю со своими соседями, редчайшие самоцветы и курительные смеси из высушенного на солнце толченого мяса хугуров они обменивали на волшебные обереги и талисманы альвейг. Тем вечером Иен вернулся в штаб-квартиру к позднему ужину, он застал в харчевне протрезвевшего Маркуса с Арни, разгоревшимися в беседе. Он с жаром рассказывал о том, как вычитал в газете "Правдоруб" как неизвестные подожгли квартиру Обера МакРибуса, но все чего Иену хотелось, так это принять пенную ванну и завалиться спать.

Лоренсеном было принято решение отдать ребенка Мэри и Ярлека на содержание и усыновление Люси Эванс. Дети-полукровки мало волнуют органы опеки, потому в отчете детектив-инспектор просто скрыл находку, мол, пусть лучше ребенка воспитывает кто-то сравнительно близкий, чем, если он попадет в детдом, где его обязательно сломают.

Коснувшись головой подушки, Иен сразу же заснул.

Ночью ему снова приснилась Анна.

Проснувшись, он долго впяливался в потолок под трели возбужденных цикад и храп Маркуса и Збынека.

- Анна... - прошептал он одними губами.

Глава третья

Тяжеловесные тучи гнетуще распластались по небу, душа утреннее солнце.

Отражаясь в аспидно-черных витринах, солнечные копья взрывались на городских улицах озорными зайчиками. В стылом воздухе висел характерный озоновый запах дождя. Аэростаты и пузатые цеппелины вяло тянулись над ликом города, отбрасывая выхлопной хвост. Полицейские патрульные броневики сновали то тут, то там, разгоняя всякую шваль, чистильщики и маляры выскребали от мусора и декорировали центральную часть города пред празднеством летнего солнцестояния. Людские массы суетно квохтали и горланили, предвкушая наступление ночи пьянства и бесстыдного разгула.

Каннескар сегодня оживленно гудел как пчелиный рой.

Малосимпатичный и тучный мужчина с моржовым рыльцем и водянистыми глазами вышел на площадь Баттен-Марш, запыхавшись. Его ржавая красно-оранжевая бородища запрятывала в спутанных волосах розоватые губы с язвочками, а залосненное пухлощекое рыльце обезображивали белоголовые прыщи. Одет мужчина был с иголочки в шерстяной пиджак на нефритовых пуговицах, пропотевшую накрахмаленную сорочку персикового цвета и брюки, да в длинноносые лакированные туфли костяного цвета. Однако весь этот лоск не придавал ему стати, скорее наоборот, заставлял его выглядеть карикатурно.

В центре мощеной галькой плазы на Баттен-Марш возвышался грандиозный фонтан. В вершине каменной глыбы, вполовину погруженной в пенящуюся воду внутри бассейна квадратной формы, находился бюст Гвидо Завоевателя. Его жесткое лицо в окаймлении кудрявящихся волос выражало непреклонность. Вынув свою правую ладонь из складчатой ткани экзархасского одеяния, он простирал ее к небу, из нее вниз била вода. В основании постамента скульптуры магов держались за полы облачения, вытаращившись на колосса с обожанием.

Вдали раздавался трамвайный перезвон.

Морж вдумчиво выбирал дальнейшее направление пути, опершись пухлой ладонью о низкий бортик фонтана, как вдруг случилось следующее: в одно мгновение суставы его рук и ног вывернулись, издав оглушительный хлопок. Беззвучно раскрывая рот, он под тяжестью собственного веса перевалился в фонтан, разбрызгивая воду, на солнце капли блестели как подброшенные жемчужные бусины. Беспорядочно двигая конечностями, он стремительно пошел к устланному монетами дну резервуара, выпуская изо рта колонну драгоценного воздуха.

* * *

Иен с Маркусом отправились на вызов к полудню.

Начала накапывать мелкая морось, скупые солнечные лучи едва пробивались сквозь бледный холст облаков. Полицейская самоходка, которую соблаговолили прислать Иену к порогу штаб-квартиры, для того чтобы ему не пристало добираться собственным ходом по непролазным заторам (для торжественного парада перекрыли центральную улицу), встала у медицинского шатра на площади Баттен-Марш. Иен первым вышел из салона на улицу и тут же вступил начищенной лаком обувью в неглубокую лужу и выругался в сердцах.

Вслед за ним вышли апотекарь и Збынек.

- Мы опаздываем, - напомнил Маркус.

Иен понимающе кивнул, отдернул полог шатра и вошел внутрь, и тотчас в его нос врезался гнилостный аромат магии. Молодой маг-эскулап в желтой мантии и кипенной шапочке, небрежно лежащей на золотистых кудрях, обернулся. Курносый круглолицый оголец с красным опалом, инкрустированным в его амулет на шее, удивленно заморгал.

- Господин ауто-да-фер, - он взволнованно кинулся с рукопожатием и представился, будто бы Иену было дело до его имени: - Пит Хиггинс, очень приятно познакомиться! - и стоило его руки коснуться колющей пустотной ауры Иена, Пита отбросило, как от тока.

- Полегче, паря, - невесело засмеялся Иен, юноша извинился, улыбаясь, но потирал свою руку, будто бы она еще болела, как от ожога.

Маркус неторопливо вошел следующим, мокрая собака засеменила ему вслед.

Внутри шатра было несветло, имеющееся пространство освещала одна керосиновая лампа. Покойник размещался на алюминиевом смотровом столе, накрытый зеленоватым полотном ткани. Маркус отдернул полотно, являя исковерканного колдовством мужчину. Сладкий аромат магии, смешенный с отвратительным запахом пота, застоявшейся воды и дорогого одеколона марки "Аристократка" ударил Иену в лицо. Марк пригубил из фляги, пошарив рукой, выудил из саквояжа пару одноразовых перчаток, чехол с хирургическими инструментами, и принялся проводить аутопсию.

Пит Хиггинс наблюдал за ним, точно завороженный.

Оно немудрено: традиционная медицина с наступлением эры лицензирования магов канула в лету, и на сегодняшний день медицинская помощь и профилактика заболеваний населения доступна для всех имперцев практически бесплатно, с некоторыми оговорками. Дежурные маги-врачи день и нощно патрулируют города, в пункты первой помощи может обратиться каждый, а полное обслуживание можно получить за денежное пожертвование. Малоимущие граждане, неспособные оплачивать дорогие пожертвования в Медицинский корпус магов, получают лимитированное врачебное обслуживание по карточкам, которые выдаются вместо заработной платы.

Так некоторым семьям каждый месяц приходится решать: умереть от чахотки или от голода, и все-таки, такой расклад куда лучше того, что было до принятия лицензирования магов. Маркус, до вступления в ряды Секретария, почерпнул знания народной медицины от своей матушки, деревенской травницы. В отдаленных деревнях нечасто бывают маги, и потому аграрии вынуждены выживать своими силами.

- Полицейские оставили для меня дело? - кашлянул Иен в кулак, привлекая к себе внимание завороженного примитивными копаниями Маркуса мага.

- Именно так! - встрепенулся маг и передал охотнику коричневую папку со стола, где лежал ворох тряпья почившего.

Иен быстро просмотрел бумаги, беззвучно проговаривая шапку досье:

- "Макгоуэн Аргус, тридцать два года, заместитель управляющего химзавода Дома Хонканен, начальник цеха номер..." - закончив читать, он поднял глаза. - Так он погиб от воздействия магии?

- Нет, - односложно ответил маг и добавил: - Захлебнулся. Когда его скривило, он свалился в фонтан Де Гвидо. - Прохожие попытались его спасти, но он был... тяжелым.

- В легких полно воды, - добавил Маркус, находясь по локоть во внутренностях как бы подтверждая слова мага.

- Вода как резонатор усиливает магический след, - вдумчиво произнес Иен. - От этого Макгоуэна разит магией, потому я не могу установить источник колдовства.

- Вам не придется искать источник, сэр, - заявил Пит.

- В каком это смысле?

Он передал необыкновенный предмет: небесно-голубой шестигранник, заключенный в железную рамочку. Внутри него находились в движении шестерни, а на просвечиваемых гранях из полупрозрачного стекла тоненьким контуром начерчены магические символы. Механизм намертво встал, очутившись на ладони ауто-да-фера, когда опустошающая аура отменила магический эффект. Шестигранник был невелик и умещался в руке.

- Это что еще? - осведомился Иен.

- Не имею понятия, - он пожал плечами. - Я несведущ в инженерной магии, но этот предмет явно относиться к ней, этот предмет был у пострадавшего среди вещей.

Иен повертел шестигранник, вручил магу обратно, и таинственный механизм внутри снова пришел в движение, отбивая едва слышимое ритмичное пощелкивание.

- Любопытнейше, - Иен перевел взгляд на сваленный ворох вещей погибшего. - Это все ему принадлежало?

Маг энергично закивал, Иен же начал возиться в промокшем шмотье и обнаружил во внутреннем кармане пиджака замятый пропускной билет в бойцовский клуб и увесистый кошель златников, монет достоинством в тысячу медяков и одну сотню серебряков.

- Одежка у него не самая дешевая, да, Маркус?

- Похоже, но кем он работал? - он снял попачканные одноразовые перчатки и мыл в принесенном магом тазу руки от крови.

- Заместитель управляющего химзавода, - сообщил Иен ему. - Я сомневаюсь, что он смог бы позволить себе все это на зарплату.

Черный пес вопросительно поднял остроконечные уши, не открывая глаз, полеживая на голом асфальте. Иен выхватил стеклянный кубик из рук мага и завернул в ткань, пряча его в широкий карман своего сюртука. После на самоходке они направились в Ристалище, пробираясь через заторы, и вскоре им пришлось покинуть комфортабельный салон, чтобы дальше идти на своих двоих, так как движение остановилось вовсе. Они шли по дорогам, промозглым от мороси, переступая переливающиеся топливной радугой лужи и спящих на картонных подстилках бесприютных увальней. Уходя от главных улиц мегаполиса на юго-восток все дальше, Каннескар казался Иену более неподдельным и искренним.

Вычищенные к торжеству солнцестояния ратушная эспланада, да реставрированные припудренные усадьбы, усаженные смоковницами, сменялись грязноватыми кирпичными станами запаршивевших зданий. Иен призирал Каннескар, разлагающуюся под солнцем мертвечину, в которой суматошливо ковыряются, перемаранные в собственном же кале, и люди, и Иные. Разорванное тело поверженного индустриализацией древнего божества, на чьих переломанных костях взгромоздился исполинский улей из железобетона и лжи.

Воняет, этот город воняет.

Иен протягивал сверхчувствительное обоняние над затхлыми городскими улицами, от них несло дождевой влажностью, прелым сыром и аммиачным запахом мочи. Занюшка тянула водорослевой амброй, русалочьим запашком, да разлагающимися в темных водах реки человечьими и нечеловечьими трупами и канализационным зловонием.

Ристалище находилось выше печально известного гетто Иных.

Здесь ежедневно сотни тысяч разносортных граждан и иммигрантов прожигали свои сбережения в игорных домах и на скачках и упивались грошовым разбавленным пойлом. Здания маслянисто-угольные от впитавшейся в стены копоти и черноты человечьих душ утопали в сверкании вывесочных голографитов, состоящих из захваченного магией света. Иен, Марк и Збынек остановились пред зданием, над входом которого висел голографит с названием яркими огненными буквами: "Фаворит".

- Погодь, - преградил нам путь вышибала. - Без пропуска ни шагу.

Иен показал ему свой жетон с выгравированной литерой "C", вышибалу как ветром сдуло, и они прошли в большую залу, освещенную приглушенными газовыми рожками. В помещении было не продохнуть. В середине переполненной второсортными посетителями залы возвышался бойцовский ринг, огражденный веревочными канатами.

Перебивая мужланский гомон, организатор боя без правил объявил:

- Уважаемые! Делайте ваши ставки! - делать ставки он предлагал на одного из двух бойцов: широкоплечего громилу и четырехфутового краснолюдка с бритой головой.

Бойцы были оба обнажены, демонстрируя разгоряченным зрителям свои татуировки и рельефы мышц. В спертом воздухе клуба Иен отчетливо чуял фекальное зловоние пота немытых тел пролетариев, можжевельниковой водки, тестостерона, нестиранных трусов, а кроме того, гусениц дурман-мотылька и сонного мака.

Ставки были сделаны, прозвучал оглушительный фанфарный рев, означающий, что битва началась.

Здоровый зэк закружил с краснолюдком в танце. Что-то сверкнуло в руке мужчины, это было лезвие стилета, коротышку оставили безоружным. Он напустился на коротышку, рассекая лезвием воздух, последний юрко ускользал от каждого выпада. Немного уходя в сторону, подпустив соперника ближе, Иной вышиб лезвие из широченной длани зека. Оно звякнуло, упав на пол. Неуемный зэк хищной птицей накинулся на нечеловека с кулаками, который с нечеловеческой быстротой прошмыгнул под выпрямленную руку, подловив ее, и под аккомпанемент хрустнувшей кости, он сломал тому локоть. От боли глаза человека-горы повылазили из орбит, их накрыла красная пелена ненависти.

Иной взял оброненное лезвие и под зрительские овации воткнул громиле в кадык, взбрызнув свое беспристрастное белесое лицо ало-рубиновыми стразами крови. Вслед за случившимся на ринг вбежал маг в желтой мантии, и, сев перед поверженным бойцом на колено, начал оказывать ему первую помощь. Похоже, что Мигель подкупил дежурящего мага: дельце-то непыльное, и не связанное с риском попасться на несанкционированной деятельности, ведь жалование рядовых магов оставляет желать лучшего. Маги получают минимальный фиксированный оклад, зато им предоставляется квартира в общежитии, а профсоюз справно защищает магического брата от всякой несправедливости. Если какой-нибудь ауто-да-фер казнит невинного мага, будет разбирательство и зачастую не в пользу убийцы.

Результат схватки был предопределен самой природой: краснолюдки, раса карликов, тем не менее, обладающих несоразмерной физической силищей. В империи Милоска они выполняют самую тяжелую работу в каменоломнях и шахтах, за которую не желает никто браться из людей. Иен, расталкивая орду орущих людей, кое-как пробрался к лестнице на второй этаж, где находился личный кабинет Мигеля.

- Иен, дорогой! - его напомаженный рот растянулся в клоунской улыбке. - Сколько лет, сколько зим!

- Без фамильярностей, я к тебе по делу.

- Ну конечно, друзья для тебя вообще ничего не значат, - обиженно декларировал он.

- Прекращай, ты прекрасно знаешь, что у меня дел невпроворот.

- Знаю-знаю, - отмахнулся он. - Иен Маршак защищает простой люд от магического зла! Настоящий герой мифов.

Мигель Дурарара был сухощавым и женоподобным юношей получеловеком, младше Иена. Его мать была человеком, а папаша гретчином. Отпрысков метисов таких родителей называют кобальтами. У него были заостренные уши, унаследованные от отца, в округлых сережках, кожа серая, точно выточенная из скалы и красноватые волосы. Его виски были наголо выбриты, оставшиеся волосы заплетены в длинную косу. Он одевался в малиновый пиджак с рюшами, брюки клеш в белую полоску и жемчужное ожерелье на плоскую грудь с пружинками красноватых волосков.

Он создавал впечатление мужчины известной ориентации, однако кому было на это не плевать?

Гоблины (или гретчины) - многочисленная раса, вхожая в торговый Тригорный союз с краснолюдками и альвейгами на их родном материке. Они ловки и быстры, но, в пылу сражения поддаются звериному бешенству и теряют самоконтроль. Родина их находится на полуострове Скала, заселенном безжалостными зверями и сокрытом туманом. Тяжелые условия жизни сделали их первоклассными воинами. Ныне гретчины основной торговый партнер Тиосской провинции империи Милоска. Они торгуют добытыми краснолюдками с Розового пика полуострова Уступы драгоценными металлами, различными охотничьими трофеями со своих лютых лесов и разнообразными животными в клетках.

Несколько лет назад, когда Иен только прилетел в Каннескар, его первое дело было связанно с ловлей поставщиков контрабанды запрещенных артефактов (преимущественно альвейгских). Мигеля полиция арестовала по анонимной наводке и обвинила в торговле артефактами, которые были обнаружены в вентиляции его бойцовского клуба. Иен сразу почуял, что дело пахнет подставой. Мигель обладал эйдетической памятью, и в точности помнил каждого, с кем встречался по лицам. За день до внезапного полицейского налета, он встречался с газовиками, прибывшими для плановой ревизии газопровода, но никаких записей об этом в газовой службе Иен не нашел. Иной дал описание лиц лжегазовиков, и дело оставалось за пчеловодами и особым подразделением полиции. Обманщиков нашли за сутки, их пытали маги-спиритуалисты и те развязали им языки, так полиция вышла на нанимателей.

- Что ты скажешь об этом? - Иен показал ему пропускной билет Макгоуэна. - Знаю, что пропускные билеты в твой клуб номерные.

- Сейчас погляжу, - он беспардонно выхватил билет из руки собеседника и принялся рыться в многостраничном журнале посетителей.

- Нашел, - он хлопнул в ладони. - Этот мясокомбинат приходил позавчера. Он меня попросту обобрал, иначе не скажешь!

- В каком это смысле?

- Выигрывал каждую ставку на бой, раз за разом, а к полуночи ушел с кругленькой суммой, вот копия чека.

- Надо же, - изумился Иен. - Как это возможно? Разве все бои не отрепетированы вплоть до получаемых ран, на случай которых ты держишь мага-врача?

- Тсс! Не пали кантору, - он откинулся на спинку кресла. - Конечно это только шоу, и провонявшая пьянь делает ставки на удачу, а мы переигрываем результаты боя в свою пользу. Однако толстобрюхий побеждал, даже когда мы меняли сценарий на ходу, только постоянно куда-то отходил. Я не подметил этого сразу, потому не проследил лично за его ставками. Потом стало слишком поздно, он уже ушел довольный собой, что меня обокрал.

- Похоже, он вас провел как слепых щенков.

- И, кстати, он приходил не один, с ним была женщина, - произнес он и подставил руки домиком под подбородок. - Роковая брюнетка.

- Вот оно что, - Иен поддался вперед, заинтересовавшись.

- Так что, этот проныра сжульничал с колдовством? Я чувствовал, что здесь что-то не так. Надеюсь, ты его поймаешь.

- Он уже мертв.

- Значит так ему и надо, бессовестному злодею! - выпалил в сердцах он.

Уж кто бы говорил о совести.

- Послушай, ты не приторговываешь гусеницами дурман-мотылька?

- Тебя интересует? - глаза у Иного азартно блеснули.

- Нет, но посоветую тебе держаться подальше от этих дел, плохо кончишь.

- Вот только давай без нравоучений, - отмахнулся он.

- Я серьезно, - отрезал Иен. - После смерти Китча сменился прокуратор в полиции, полисмены озверели. Новый прокуратор Роккет Волох, он, говорят, страшный карьерист. Ристалище точно никогда не было прибежищем поборников морали и добродетели, но он позакрывал кучу игорных залов из-за запрещенных в ввозу дурманов. За последнее время все больше заворачивают торгашей дурманов, раньше они как-то откупались, но теперь...

- Знаю, - ответил он. - Правила игры усложнились. Я не буду, обещаю. Ну, что, не желаешь выпить чего-нибудь?

- Отчего же не выпить? - улыбнулся Иен и сразу ответил на свой же вопрос. - Ах, да, мне нужно продолжать расследование, поэтому не в этот раз, Мига.

Он дал Иену подробнейшее описание женщины, сопровождавшей Макгоуэна, затем Иен вышел в зрительскую залу, где завершился очередной постановочный бой, оттаскивая от бара набубенившегося Маркуса, поспешил покинуть клуб.

Главная широченная улица Ристалища с одетыми в сажу и копоть стенами зданий и замутненными витринами вывела троицу к перекрестку, где они остановились в дешевой забегаловке, чтобы спрятаться от мороси. После перепалки с управляющим кафе, который наотрез отказывался впускать их с собакой (Иен дал ему горсточку медяков, и решил, что было бы нечестно, тыкать в носы всем и каждому секретарский жетон), они заняли столик у самого окна, пес лег рядом на шахматной плитке пола.

Чтобы протрезвить Марка, Иен заказал несколько чашек самого крепкого кофе, хотя то мазутное варево, отдающее сырой древесиной, что здесь выдавали за этот расчудесный маарский напиток, он бы кофе не назвал.

- Ну что, ты проиграл все наши сбережения?

- Сколько можно брюзжать? - он обидно нахохлился. - Мне просто не повезло, и я не все проиграл. Ну, почти. И вообще сегодня праздник.

- Мне стоит припрятать твое жалование при себе, - пробурчал под нос Иен. - Но ты уместно упомянул о везении. Макгоуэн был везучим малым, - он вынул из кармана копию выигрышного чека, который ему передал Мигель, и показал его Марку.

- Сколько-сколько нулей? Это же целое состояние! Как пить дать дело в магической штуке.

- Весьма недурные способности дедукции, - хохотнул Иен.

- Молчал бы лучше, дружок.

- Нам нужно в полицейский участок, найти больше информации.

- Есть какие-то уже подозрения?

- Пока рано говорить наверняка. Чую, сегодня нас ждет превеселое празднование за работой.

- И здесь сверхобоняние не нужно, - кисло добавил он.

Немного погодя, они покинули ту забегаловку, и вышли под козырек кафе покурить. Мерзопакостная морось сменилась шумным потоком серебристого дождя. Тяжелые капли сбивали неутихающий ор бесчисленных городских запахов, тогда Иену делалось неуютно: всегда, когда он переставал вдыхать запахи мира, он ощущал себя каким-то беспомощным и уязвимым.

Сигарный дым собирался под шиферным навесом причудливыми завихрениями.

Через свирепствующий ливневый поток подрагивающее колыхание голографитов с вывесок казино напоминало метание пламени свечи. Иен бросил недогоревший бычок под ноги, придавив его, и вышел широкой поступью под проливной дождь. Единственный, кто из них троих был доволен - так это Збынек. Он лапами шлепал лужи, разбрызгивая воду, и радостно вилял хвостом.

Несмотря на буйствующую стихию, Ристалище было оживлено.

Сутолочные ротозеи-пешеходы, закрывая головы котелками, канотье и размокшими подтекшими газетами, шли, проклиная Бога за "расчудесный" день. Внезапно Иен почуял сладостный смрад поблизости от себя. Закутанный в плащ незнакомец сверкнул острием разделочного ножа и резанул им бедро Иена, будучи по правую руку от него. Незнакомец толкнул его в лужу, и бросился наутек через матерящуюся толпу.

- Иен? - Маркус помог ему подняться.

- Я в порядке... - процедил сквозь зубы он.

Похоже, нападавший только оцарапал его или?..

- Этот ублюдок короб украл! - осознал он, нащупав дыру в сюртуке.

Он еще ощущал запах магии, почти, что убитый некстати усилившимся дождем.

- Держите вора, - закричал он. - Збынек, фас!

Но запах безнадежно мерк, пока не пропал, и пес оставил погоню, потеряв след.

* * *

Чихающий магической пылью казенный самоход выехал на мощеную булыжником эспланаду, раскинувшейся перед л'Хасл, величественного храма марианского прихода, на сегодняшний день являющимся зданием городской полиции. Штаб полицейского участка, выполненный из ржаво-кровавого камня, одновременно и вдохновлял и ввергал в жуть, первобытную и всепожирающую. Замысловатый узор переплетенных как гуттаперчевые плети тел мужчин и женщин обезображивал, слово "украшал" тут явно не уместно, фасад. Две прямоугольные башни завершались статуями исполинов-ангелов, спихивающих бесов вниз, выполненных из почерневшей меди. Между триумфальными башнями возвышалась стеклянная пирамида. Внутри раздавался ропот толкущихся в приемной горожан и сотен заваленных бумажной работой полисменов.

Когда в полиции сменился прокуратор, для полицейских служащих прибавилось дел, ибо новый начальник занялся тотальным реформированием учреждения.

- Господин ауто-да-фер, - произнес знакомый голос за спиной Иена.

- Ульрих, - он обернулся к полицейскому магу и приветственно кивнул ему, - Мир катастрофически тесен, не так ли?

- Не могу не согласиться, однако я все-таки сам пожелал встретиться с вами, только вы запросили консультацию у мага.

- Весьма польщен, но я запрашивал мага-инженера.

- Я изучал принципы кузнечной магии достаточно глубоко.

- Вы разве Исход? - приподнял бровь он в недоумении и незаметной панике.

- Нет, конечно, - засмеялся маг. - Просто любознательный.

С незапамятных времен маги зачаровывали разнообразные инструменты, наделяя их магическими необычайными свойствами, лепили големов из глины и создавали обереги и талисманы. История знает множество примеров, когда результаты подобных трудов много и много раз кардинально меняли целый мир в руках одного или нескольких самолюбивых персон с глобальными амбициями переделать под себя жизни миллиардов людей. Третий век до Новой эры, владыка Асцийского княжества Архатек Смерть-Несущий вышел один на один против многотысячной армии врага только с одним мечом в руках, упомянутым в песнях как Драконов язык, и он одержал сокрушительную победу. Архатек этим мечом сравнивал с землей крепостные стены и дома. Асцийский князь был непобедимым в бою, и все-таки он был не бессмертен, как и все люди. Он был отравлен, а меч похищен. Спустя несколько веков меч был обнаружен в личной коллекции лорда Аркашка, и конфискован марианскими арбитрами как предмет запрещенного Искусства. История умалчивает этот факт, но предельно ясно, что смертоносное оружие князю Асцийского княжества выковал придворный маг.

- Замечательно, - протянул Иен. - Тогда, что вы можете нам сообщить об этом?

Иен ткнул пальцем в карандашный рисунок гексаэдра на желтоватом листе бумаги, который он кое-как намарал по памяти. Ульрих некоторое время, молча, присматривался к рисунку.

- А где оно сейчас? - растерянно спросил он.

- Свистнули из-под его псового носа, - вставил Маркус укорительно, не отрываясь от чтения "Правдоруба".

На первой странице газеты красовался заголовок: "поджигатели общежития магов, устроивших пожар в апартаментах Обера МакРибуса, не захвачены; подозревается банда магоненавистников". Далее шли упоминания назначения нового прокуратора полиции и его призыв к конфискации дурманов и досудебном наказании за их сбыт.

Ульрих разочарованно сказал:

- Поскольку вы не запомнили рисунка на сторонах, будет крайне трудно определить назначение этого предмета...

- Мы уверены, что эта вещица как-то связана с тем фактом, что погибший позавчера выиграл на азартных ставках большие деньги.

- Вот это уже интереснее, - заметил он. - А что погибший?

- Сегодня на Баттен-Марш у него самопроизвольно вывернулись суставы, после он утонул в фонтане, а раз он мертв, то и расспросить его о том, почему у него была игрушка, полицейские не могли. И когда прибыл маг-спиритуалист, было поздно устраивать сеанс, прошло слишком много времени с момента смерти, и его душа выветрилась из тела.

- Очень похоже на последствия вероятностной реконструкции, - он задумчиво потер свой подбородок наманикюренными пальцами.

- Прошу прощение?

- Вероятностная реконструкция, - повторил маг-эскулап. - Прежде чем ответить на ваш вопрос, я вынужден освежить об этом свою память. Извините, мне нужно отлучиться, направить запрос в книгохранилище Каннескарской маговской школы. Я сомневаюсь, что этот трактат мне так скоро и без осложнений отдадут на руки, но стоит попытаться.

- Почему же?

- "Метафизика материальности", редкий и малодоступный для простого обывателя труд Элиота Олдеринга, существующий лишь в пяти экземплярах. Даже полиция не смеет выпрашивать этот старейший трактат в кротчайшие сроки.

- Я поставлю секретарскую печать, и вам тотчас доставят все, что потребуется.

Он засыпал охотника благодарностями, похоже, что эта книга его интересовала уже давно, ну, а Иену нужны были ответы. Он подписал требование на предоставление книги и оттеснил горячий воск секретарским жетоном. Гравированная литера "C" могла открыть многие двери. Каждая собака знала, кто такие, эти агенты тайной полиции, и что вставать у них на пути - неоправданный риск для жизни. Именно поэтому, когда за Иеном пришли пчеловоды и предъявили его отцу секретарский жетон, ему ничего другого не оставалось, как отдать сына им без споров и разбирательств. С детства Иен жил в монастыре Цвейке-Махани в небольшой рыбацкой деревеньке далеко на севере материка.

Он не знал своих настоящих родителей, однако батюшка Фауст, его приемный отец, воспитывал его как родного. В монастыре Иен обучался монастырскому делу и проводил свободное от учебы и молитв время в монастырской библиотеке. Еще в раннем возрасте обнаружился его уникальный собачий нюх, и тогда Фауст запретил ему о нем кому-либо рассказывать. Иену показалось, что отец отнесся к дару сына так, потому что подозревал в нем мага, ведь вдали от цивилизации городов, где магия была простой обыденностью, он и понятия не имел, кто они такие - маги. Знал только то, что их Искусство "от лукавого". И вот однажды он проговорился о своем нюхе деревенским мальчишкам, а после пришли пчеловоды, которых он всю жизнь знал как местных братьев-рыбаков, и они забрали его в столицу империи в штаб-квартиру Секретария. Там ему объяснили, что его обоняние - это редчайший талант и начали натаскивать на охотника на магов. Ему не давалось освоение теоретической базы обучения, но, когда начинались практические задания, Иену не стало равного. Он обнаруживал любые источники магии благодаря нюху, не используя никаких вспомогательных средств.

Тогда завистливые однокашники начали называть его Охотничьим псом.

Из-за ливня отменили торжественный парад празднества летнего солнцестояния по приказу генерал-губернатора. В полицейском участке Иен с Марком и Збынеком пробыли до самого вечера, до тех пор, пока им не доложили о месторасположении подозреваемой брюнетки, разысканной пчеловодами по ориентировкам Дурарара. Они в сопровождении полисменов отправились под проливной дождь обратно в Ристалище.

- Эрнст, я почти рад нашей встрече, - Иен пожал руку детективу-инспектору, когда они прибыли в игорный дом "Любимчики удачи".

- Взаимно, Маршак, - кисло улыбнулся он.

- Вижу, мы опять опоздали.

- Вы весьма проницательны, - с холодной усмешкой заявил он. - Женщина сбежала, воспользовавшись сложившейся шумихой, как только полицейские начали облаву.

- О том, что она была здесь, сообщили пчеловоды по телеграфной линии?

- Да, - он вытер лоб платком. - Как вы понимаете, Маршак, взять ее своими силами они не могли, потому ждали наряд, но мы слегка задержались.

Имперские пчеловоды - это волки в овечьих шкурах, лазутчики, внедренные во все структуры деятельности страны, чья единственная задача шпионить за всеми гражданами империи и доносить обо всем в генеральный штаб. Их наиглавнейшее правило: никогда не выходить из роли. Бывают исключения, но зачастую они только шпионят и, ни во что не вмешиваются. Их набирают из сиротских домов, научают актерскому делу и при помощи медикаментов делают их неспособными испытывать эмоции и привязанности к людям. Они сменяют образы как благородная дама перчатки, или способны играть одну роль всю жизнь: возлюбленная подозреваемого в коррупции промышленника, дружелюбный сосед, живущий напротив, или жена какого-нибудь мафиози, с которой тот прожил полжизни и имеет с ней детей. Каждый мог оказаться пчеловодом, каждый знал, что их стоит бояться. Потому их и назвали пчеловодами: незаметно для людей, проживающих свои маленькие никчемные жизни, они собирают полезную информацию, точно мед, напустив дыму лжи и притворства на ничего не подозревающих пчел-граждан.

- А хорошие новости есть, детектив?

- Мы получили ее фотокарточку, - сказал он. - Мы ее направили в городской реестр, чтобы провести идентификацию личности. Кроме того, у нас есть свидетель...

Брови Иена удивленно поползли вверх.

- Правда "свидетель", это громко сказано, - досадливо договорил он.

Детектив-инспектор препроводил его внутрь казино, внутри так пестрело красками, что у Иена с непривычки занемогли глаза. Полисмены уложили потерпевшего прямо на бильярдный стол. Суставы мужчины были вывернуты наоборот, как и у Макгоуэна, лицо исказилось в инсультной гримасе. Увидев детектива и охотника, он с жаром заговорил, но как-то странно, его слова, подобно рукам и ногам, были будто бы вывернуты наизнанку, и нельзя было понять, что он говорит. Хотя, если бы он мог говорить, слышно его бы почти не было из-за громкого оркестриона - шкафа, внутри которого был помещен пружинный или пневматический механизм с разнообразнейшими оркестровыми инструментами. При нажатии рычага запуска спрятанный за стеклянную раму оркестр приходил в движение, и звучала одна из навязчивых мелодий, заложенных в базу данных. Оркестрион играл грубо, но для питейных заведений и казино дороже было нанимать музыкантов из плоти и крови. Наконец механические пальцы и меха закончили галдеж, когда завершился цикл песни.

- Знакомая картина, да? - усмехнулся детектив. - Разница в том, что этот кадр не умудрился самоликвидироваться в фонтане. Колдовство перекривило его речь так, чтобы он не рассказал ничего никому.

- Его нужно отвезти в участок, провести с ним спиритический сеанс, если разум его не поврежден, - сказал Иен и выкрикнул: - Может кто-нибудь уже выключить эту чертову штуковину?

Похоже, кто-то из полицейских случайно врубил оркестрион по второму кругу.

Ночью, помимо дождя, разразилась свирепая гроза, и интуиция подсказывала Иену, что это все неспроста. Он чувствовал, как валится с ног, и, пока Марк отмечал упущенный праздник летнего солнцестояния в пивнушке, Иен снял мансарду в какой-то гостинице и попытался проспаться, задавливая голод. Непогода буйствовала, взрываясь раскатистым хохотом грозы, выстукивала дождевой водой в окнах стихийной чечеткой.

Иен зажмуривался, тщась заснуть, но реальность не отпускала. Приоткрыв уставшие глаза, он периферийным зрением заметил какое-то движение в темноте комнатушки. Он встал, зажег лампу и заметил крохоборов, эти дюймовые человечки утаскивали мышиный трупик в дыру в обоях.

Он достал карманные часы, чтобы посмотреть время.

- Только час ночи, - выдохнул он.

Он приоделся и покинул гостиницу раньше времени. Промокнув до нитки, он дошел до ближайшей ночной пивнушки, где надеялся отыскать Марка, и желательно живого. Как там было накурено и воняло мочой, которую по ошибке называли пивом! Марк отрывался в конкурсе выпивох. И из девяти участников уже шестеро протянули ноги с алкогольным отравлением, а Маркус еще только разогревался. Самая короткая ночь в году для нищего пролетариата всегда была поводом бесконтрольно накачаться в дешевых барах, чтобы на следующее утро их бездыханные и подъеденные русалками тела вылавливали из речных каналов. Изнурительный труд на железных дорогах и в металлообрабатывающих цехах за ничтожные гроши - вот удел каждого из них, это их жизнь, хотя жизнью в полном смысле слова это трудно называть. Иен приметил инспектора, сидевшего в дальнем конце зала и склонившегося над разложенными на столе бумагами, и подсел к нему.

- Не удалось отоспаться? - хмыкнул он, глядя на краснючие сонные глаза Иена.

- Нет. Удалось идентифицировать воровку?

- Возьмите, - он передвинул ему железную кружку с грязной жижицей, пахнущей размокшим деревом. - Кофе, какой есть.

- Благодарю, однако. Так что воровка?

- Идентифицировали, - кивнул он и подложил ему папку с личным делом. - Это все странно. Констанца Живаски, она родилась здесь, в Каннескаре, два года назад как сквозь землю провалилась. Официально она имеет статус "пропавшая без вести".

- Немаг? - удивился Иен, просматривая дело.

- Если и да, то нелицензированный маг. После получения статуса "пропавшей", дом ее был выставлен на перепродажу. У нее нет никаких родственников, а выкуплен дом был Хараллем Йенсеном.

- А это еще кто?

- Какой-то промышленник. Но он там не живет, и им выкуплено много помещений в Каннескаре. И вот, Живаски объявилась. Возможно, пока в ее старом доме никого нет, она там и перекантовывается.

Прозвучал победоносный клич, Марк выиграл в сомнительном соревновании, сделав непреднамеренно своих соперников недостаточно живыми и немножко мертвыми. Они перетравились ужасным пойлом, сделанным, вероятно, из разведенного водой спирта на коровьем помете. Высококлассный врач, что уж там. После Лоренсен вызвал полицейских и объявил, что они едут к дому подозреваемой в Старый квартал. Безжалостный ливневый поток лил как из ведра, отбивая серебристыми струями холодной воды гневный аллегро по мощеным мостовым и асфальтовым дорогам.

Оказавшись на месте, они вышли из комфортабельного салона самохода навстречу неприветливой ночи и направились к косому двухэтажному дому по грязевым колеям и размытому тротуару.

Дом из серого кирпича, глядел бездонными впадинами оконных рам на мелькающие полусферы света от ручных ламп полисменов. Они выбели входную дверь, вошли внутрь. Внутри Иен еще больше озяб, в помещении было холодно. Ободранные обои покрывались вздувшимися волдырями, а промозглый воздух отдавал загнивающими стенами и мхом. Продавленный диван тянул перепрелым сыром, из кухни исходили тошнотворные запахи испражнений, мочи и испорченной еды.

- Странно, - пробормотал Лоренсен. - В этом доме вообще никто не живет два года, но складывается ощущение, будто гораздо дольше.

- Я чую остатки еды, - вдруг произнес Иен.

- Значит, кто-то здесь все-таки проживает.

Он принюхался и обнаружил еще больше запахов, скрытых за уродливыми стенами, дающих ему понять, что внешняя обшарпанность и неприглядность дома это лишь чья-то мастерская декорация.

- Очень слабо, но я чую здесь присутствие людей. Минимум двое, - подтвердил он. - Мужчина и женщина. Кроме того, дом насквозь провонял магией.

- Иен, думаю, тебе следует взглянуть на это, - пробурчал Маркус.

Он подошел к нему.

- Смотри, - он отдернул в сторону запылившийся коврик, и тогда в нос Иену ударил знакомый сладко-приторный запах. - Функциональный круг.

И верно, на полу потемневшей кровью был вырисован буквенный многогранник, он лил в потолок невидимый столп магической энергии. Немного походив по обоим этажам, Иен разыскал еще три функциональных круга.

- Кровь не человеческая, а животная, - задумчиво произнес он. - Скрывающая магия для того, чтобы обмануть нас. Этот дом - ловко спроектированная фальшивка. Причем, я полагаю, наша с Марком невосприимчивость к магии не отменяет этот физический мираж из-за натыканных где-то в доме усилителей магии. Обычным осмотром мы преступников не найдем, но и они не могут ускользнуть, пока дом в оцеплении полиции. Я считаю, нам достаточно убрать кровь и ждать пока мираж рассосется сам собой.

- Может быть, поискать еще? - переспросил Эрнст с толикой усмешки в голосе.

- Не думаю, что это поможет, детектив. Преступники находятся внутри магического пузыря, где-то в доме. Полицейские будут натыкаться на них, но обходить мимо, пузырь будет как бы отталкивать их от себя, внушая каждому, что на том месте ничего нет.

Полицейские залили круги водой из водопровода, Иен нарисовал на стенах в каждой комнате по противомагическому знаку. Полицейские с детективом попрятались от дождя под установленным на улице тентом из брезента. Иен с Маркусом и Збынеком затаились в броневике, наблюдая за домом из небольшого решетчатого окошка.

Маркус вытащил из внутреннего кармана жилетки свою фляжку и пригубил из нее.

- Может, тебе на сегодня хватит? - сказал ему Иен.

Он отмахнулся рукой.

- Никогда, мой юный друг. Не в этой жизни.

Маркус родился в семье деревенского кожевенника. Когда на юго-востоке материка разбушевалась ожесточенная людо-гретчинская война, совершеннолетний Марк покинул дом служить в военно-воздушном флоте империи. Клан гретчан-пиратов терроризировал на Восточном архипелаге воздухоплавательные пути торговых коммуникаций. Имперцы развязали войну с пиратами, в чьих загребущих руках как-то оказался флот дирижаблей. Маркус отслужил все одиннадцать лет, что шла война, после чего был госпитализирован от серьезных ран, полученных при крушении армейского цеппелина. Некоторое время он отлеживался в реабилитационном центре для пострадавших офицеров, где маги-эскулапы боролись за его жизнь день и нощно. После его вышвырнули из вооруженных сил, так как полученные ранения сильно ограничивали его работоспособность.

С той поры он начал возмутительно много пить. Вернувшись в родную деревню, он заинтересовался традиционной медициной и решил сделаться сельским врачом как когда-то его мать.

Он женился и обзавелся сыновьями, и жизнь наладилась.

Вскоре пришли маги-отступники, они безжалостно сожгли деревню и жесточайшим образом поубивали всех ее обитателей. Маркус оказался единственным, кто выжил в той бойне ни за что, просто потому, что этого захотели озабоченные маги. Преисполненный отчаянием и ненавистью, он ушел в лес отшельником, подобно аскезам-староверам.

Однако Первоотца в своем одиночестве он не нашел. Вернувшись в цивилизованный мир, он окончательно решил пойти к ауто-да-ферам, дабы помочь уничтожению вставших на кривую дорожку магов. Маркус продолжал по-зверски много пить, и выглядело это так, будто он просто не хочет жить, но открыто сдаться для него как проситься в плен врагу на поле боя. Для офицера военно-воздушного флота это было непозволительно.

- Смотрю, ты все еще его носишь, - заметил он.

- О чем ты? - не понял Иен.

- Марианский атрибут.

Иен выудил из-под своего воротника тонкую цепочку с кулоном окрыленного ключа с серебреной эмалью и кварцевыми вставками, свисающим на ней, традиционный атрибут марианской веры.

- Веришь в эти небылицы? - плюнул он. - Вера есмь бич общества.

- Бога вполне возможно и нет, - ответил Иен. - Но это отцовское, а отец-то есть.

Он понимающе улыбнулся.

Иен не видел отца шестнадцать лет и даже не знал, жив ли он.

Телеграфные линии связи от городов к малозаселенным деревням не проводят, все-таки телеграф - новинка в области коммуникаций. Все передвижения секретарцев строго-настрого контролируются штаб-квартирой Секретария, и любая попытка вырваться из-под надзора шпионов-пчеловодов и неисполнение распоряжений командующих из Каерфелла жестоко наказывается пожизненным заключением в военной тюрьме. Самовольный побег ими расценивается как дезертирство, но законно получить от них разрешение на поездку домой никому из тайных агентов практически невозможно - бюрократический аппарат не позволяет заявлениям об отпуске добраться до верхних этажей штаба.

- Смотри, что-то происходит, - сказал вдруг Маркус.

Они выглянули через решетчатое окошко и увидели, что дом загорелся зеленоватым заревом. Иен выскочил из броневика вслед за полисменами. Пройдя внутрь, он видел, как преобразился дом: больше никаких облупленных обоев, вони и свалявшейся пылищи. Иен рефлекторно выдернул из кобуры золоченый револьвер.

Они обшарили каждое помещение и обнаружили на втором ярусе дома магическую лабораторию, несколько антенн-усилителей магии, клетки с жертвенными животными, таз с ритуальной кровью и роковую брюнетку.

Ее тело было ужасающе исковеркано уже знакомым образом, а маг как-то сбежал.

* * *

Констанца лежала на смотровом столе и конвульсивно дрыгала зафиксированными конечностями, ее глаза панически бегали из стороны в сторону, рот лепетал перевернутые слова. Детектив-инспектор и свита охотника стояли за непрозрачным стеклом допросной в раздраженном оцепенении.

Полицейские внесли в допросную тяжелую аппаратуру и стали подключать трубки в гнездовые сопла, послышалось низкое гудение проводов. Они оставили помещение, когда пришел маг-спиритуалист. Он впрыснул Констанце анестезирующую сыворотку. Потом он намалевывал функциональный круг животной кровью, скрупулезно вырисовав каждый причудливый глиф на спиритической доске.

Он трепанировал ее череп слева над ухом, ее голова была выбрита заранее, вколол в ее височную долю разъемную жилу соединительного кабеля, являющийся продолжением аппаратуры, поставил на стол таз с водой и обмакнул ее голову. Закончив приготовления, он обратился киванием к невидимым зрителям по другую сторону непрозрачного стекла, и щелкнул по переключателям на приборах.

Спиритуалист коснулся головы женщины кончиками пальцев, по ним пробежались искры, издавая едва уловимое потрескивание, когда маг начал проговаривать магический речитатив. Обрисованный круг засветился мертвенной синью. Высококонцентрированный лакричный запах ударил в нос Иену даже через толстое стекло, заставив его поморщиться. Живаски распахнула глаза, ее красивое лицо коснулась судорога, а из лицевых отверстий под потолок хлынула струя ослепляющего белого света, от которого все зажмурились, а уши заложило от оглушительного воя, напоминавшего хоровое пение и бой колоколов. Сеанс продолжался недолго, после, маг оборвал связь, световая струя немедленно погасла, а от покрасневшей женщины потянул сизый дымок и запах горелой кожи.

После маг-спиритуалист сообщил Иену то, что ему удалось извлечь из ее подкорки.

Констанца познакомилась с Элиашем Мессарош года два назад, с магом, сбежавшим из Орлика, и последующая проверка засвидетельствовала, что тот тесно контактировал с реаниматором, с которым Иен столкнулся на Бульваре розы в начале этого лета. Они оба пропали после скандального инцидента в шахтах, в которых погибли шахтеры и полевые маги потому, что управляющие предприятием запретили поскорее разрыть завалы, чтобы не терять время и успеть выполнить план. У них с той женщиной завязались запрещенные отношения (так как законодательство империи запрещает магам вступать в отношения во избежание рождения потомственных уродцев). Потом у него откуда-то очутился фолиант с чертежами квантового реконструктора Олдеринга, мощного магического устройства для корректировки возможного будущего, и прототип, по-видимому, сломанный. Он доделал зловещее устройство раньше обещанного заказчику срока, который финансировал его, не жалея средств на разработку. Таинственный меценат ее возлюбленного, возможно, это тот неизвестный Йенсен, выкупил конфискованный дом Живаски и оборудовал магическую лабораторию, а, кроме того, он снабдил не сертифицированными антеннами для усиления магического поля Мессароша для его дальнейших экспериментов.

Прежде чем передать реконструктор заказчику, пара поступила следующим образом: Констанца искала доверчивого азартного игрока, вместе они выигрывали большие ставки в казино или на ипподроме, после расходились. Через сутки после пользования квантовым реконструктором как по таймеру, жертв перекручивала порча, или активационной руной ее активировали сами заговорщики. Без жестоко убиенных жертв такая сложная магия не работает, поэтому Констанца убивала заговорщиков, не способных дать сопротивление и позвать на помощь в уплату (так они полнили батарею реконструктора), присваивая весь выигрыш, тела же сбрасывала в речные каналы на съедение русалкам.

Это продолжалось несколько недель, пока Аргус Макгоуэн не кинул сообщницу и не заграбастал квантовый реконструктор себе. Мессарошу пришлось весь день выслеживать Иена, только бы выкрасть артефакт обратно. Когда они вышли по следам Констанцы, маг использовал реконструктор, дабы ускользнуть от преследования, пожертвовав названной супругой. Лоренсен проверил Харалла Йенсена, однако отыскать информацию касательно его смутной личности и приобретенных им помещений по всему Каннескару не удалось. Более того, все бумаги на его собственность оказались фальшивками. Зарегистрированные на это имя помещения были конфискованы полицией, и почти везде были найдены разные запрещенные магические книги.

- Господин ауто-да-фер, сэр, - окрикнул Иена Ульрих, когда на следующий день он пришел в полицейский участок.

- Здравствуйте, Ульрих, - он пригляделся к толстенной книге в его руках. - Вижу, вы таки получили ту книгу?

- Я хотел осветить ваш позавчерашний вопрос.

- Ну... теперь, когда маг сбежал... Что ж, внимательно слушаю.

- Элиот Олдеринг в своем трактате досконально описывает свойства пространства и времени, поэтому я постараюсь для вас пересказать это как можно проще. Он ввел такое экзистенциальное понятие как пространственно-временное соопределение. Пространство и время неразделимо влияют друг на друга, потому оказание влияния на одну зависимую, побочное влияние будет оказываться и на вторую. Время не имеет кой-то определенности будущего, только некоторые вероятностные возможности, которые можно просчитывать и прогнозировать. И квантовый реконструктор просчитывает все возможные вероятности и толкает существующую реальность к запрограммированной последовательности событий, это называется вероятностной реконструкцией. Ему не по силам сдвинуть луну с орбиты, но изменение даже, казалось бы, незначительных событий как выигрыш в казино, так или иначе, приводит к побочным последствиям большим, чем можно было предположить. Саму ткань мироздания разрывает из-за вмешательства в естественный ход истории.

- К примеру?

- Несколько столетий назад некто, пока назовем его так, очень рвавшийся до власти, воспользовался этой магией, и Великий экзархий Альрон Долгожитель вдруг беспричинно умер. За его экзархасское одеяние началась кровопролитная бойня меж множественными противоборствующими родственниками, продлившееся десять лет. Вспомните, например, Иктуса Однодневного и Алехария Братоубийцу, они ведь пробыли экзархиями от суток до года-двух. За весь период Дворцовых браней в государстве сменилось более четырнадцати кандидатов, и все они были благополучно убиты!

- Знаю, империя тогда трещала по швам из-за разразившейся гражданской войны.

- Затем, за неимением кандидатур, аристократический сенат единогласно выбирает экзархием однолетнего Эдема, внучатого племянника двоюродной сестры Долгожителя. А регентом малолетнего правителя становится кто? Инон Марие, троюродный дядя юного царя, ныне его зовут "Великим слугой короны", и неспроста. Он провел образовательные реформы, открыл по всей империи Общественные колледжи имени себя, дав возможность низшим сословиям получать профессиональное образование. Он практически единолично восстановил единство всей империи после десятилетия неопределенности и упадка, а еще он реконструировал свое будущее, чтобы получить власть.

- Этого не может быть, он же... герой! Почему об этом никому не известно?

- Это подтверждают некоторые признания магов, которые делали реконструкции по его требованиям. Инон Марие был дальним от Великого экзархия родственником и не мог рассчитывать на наследование престола. Ну а платой за результат его трудов стали смуты и гражданская война. Он и получил, что хотел, однако за это расплачивались другие люди. Лишь немногие из магов, знающих легенду, не называет ее бредовой байкой. Рецепт этого колдовства утрачен еще с последней битвы на Обледенелых землях, и все-таки вы нашли бумаги и фолианты, доказывающие, что квантовый реконструктор не миф и не химера. Я украдкой подсмотрел в них... Не смотрите на меня, это ради науки. С уверенностью могу заявить, что мало кто, смог бы собрать артефакт с нуля, если бы у него не было прототипа

- Значит, сейчас нас может ждать нечто похожее на Дворцовые брани?

- Наверное, - сказал он как-то неуверенно. - Кто-то дал магу редчайшие чертежи реконструктора Олдеринга, которые он еще где-то взял, как и сам прототип, к тому же. Кто-то денежно вкладывался в мага и его подружку два года, пока колдовская игрушка не была завершена. И, кроме того, этот кто-то официально не существует. Мессарош сбежал, прихватив реконструктор с собой, и ныне у него есть все шансы доставить его заказчику, и кто знает, к чему это приведет в этот раз...

Глава четвертая

Сырое утро после сильнейшего проливного дождя цвело запахами озона, протухшей речной воды и спозаранку галдящим рыбным рынком. Полураскрытое окно с мансарды дома на улице Драных котов открывало отличный вид на Речной порт. Оранжевый отсвет поднимающегося солнца, отраженный в редких облаках, плывущих по небесному холсту, разразился огненным заревом. Прохладный ветерок вздымал полупрозрачную занавеску, пуская в спальную запахи улицы, сдувая серебристую пыль с подоконника.

Аннабель притворялась спящей, Золан дремал позади нее и обнимал за обнаженные плечики. Его волосатая рука держала ее крепко, не давая девушке пошевелиться. Вскоре он проснулся, облобызал ее белоснежную шею, обдав зловонным дыханием похожим на запах кошачьих фекалий, и встал, скрипнув ржавыми пружинами кровати.

Она продолжала неподвижно лежать, укутавшись в накрахмаленное одеяло лицом, и ждать, когда отчим оставит ее, наконец, одну. Спустя полчаса сорокачетырехлетний Золан Брандт умылся, оделся в нестиранное белье, сорочку и брюки, нахлобучил шляпу-котелок на лоснящиеся волосы цвета перца с солью, набросил на плечи бежевый пиджак в винных пятнах, не застегивая пуговиц, и покинул квартиру.

Некоторое время, девушка продолжала лежать, высчитывая минуты с момента, когда зычно клацнул дверной замок. Она вылезла из постели и, переступая яблочные огрызки и смятые газетные листы, подошла к окну, глянув на улицу. Она увидела отчима, уходящего вдаль, и когда потеряла его из виду, стала одеваться в спешке. Девушка лет девятнадцати с розовыми глазами цвета кварца, белоснежными кудрявящимися волосами и призрачно-молочной кожей взяла горсть почерневших монет, припрятанных заранее под половицы, собрала мешок старого маминого тряпья и захватила фарфоровую куклу аристократичной леди, подарок отца-кукольника. Используя отмычку, она ловко вскрыла замок от входной двери, которую отчим постоянно запирал от нее, и покинула дом, взяв с собой изъеденный молью плащ.

На улице становилось жарко, как это бывает в середине лета, но не по сезону теплый плащ с капюшоном был ей необходим, чтобы скрыть от любознательных прохожих свою необыкновенную внешность и чувствительную кожу от губительных солнечных лучей. Липкий пот, отдающий гарью, проступал у нее под одеждой, тек тоненькими ручейками по ее спине и накапывал с влажных прядей волос. Редко попадавшие ей на открытые руки солнечные лучи жгли кожу, от чего она начинала морщиться.

Желтоватое небо над улицами Каннескара набрякало маревом топливных выхлопов, хохочущие чайки позли белоснежными кляксами по скатерти небосвода. За шиферными крышами жилищ высоко поднимались темные трубы индустриального леса, увенчанные длинными башнями сизо-черного чада. Городскую громаду разнохарактерных обиталищ окаймлял сверкающий ореол восходящего солнца. Мрачные стены домов возвышались со всех сторон, оплетенные как виноградными лозами, водопроводными кишками из меди и латуни. На перекрестке из-под сводчатой арки выкатил ревущий тягач, заставив Аннабель попятиться в испуге. Тесные улицы расступились, когда она вышла к густо заставленной брезентовыми палатками и самодельными прилавками Базарщине.

Авеню заполняли люди и Иные, они расталкивали друг друга у раскладных столов с ворованным барахлом, подгнивающей позавчерашней рыбой и тухнущими овощами, над которыми вилась плодовая мошкара. Кто-то пихнул Аннабель локтем, она уронила мешок из рук, и все его содержимое, затаптываемое прохожими, рассыпалось на дороге.

Она пала наземь подбирать вещи, когда увидела вдали улицы знакомое лицо.

Отчим увидел ее тоже.

Она оставила вещи на дороге, взяв только отцовскую куклу и мешочек с монетами, и побежала вглубь рыночной толчеи. В висках у нее застучала барабанная дробь, пот потек под шерстяным плащом и по лицу, оставляя на губах соленый привкус. Вонища, стоявшая над Базарщиной, жгла ей горло. Она наталкивалась на прохожих, ругательства летели ей вслед.

И все-таки ей удалось убежать.

Она продолжала бежать по извилистым тропам узких проулков, чураясь просторных улиц, оставаясь в прохладной тени облезлых зданий.

Наконец, она пробежала мимо замшелой марианской капеллы и оказалась в Приюте. Она повернула на оживленном перекрестке влево и вскоре попала на железнодорожную станцию, поднялась на перрон, заплатила в кассу, получила проездной талон и опустилась на скамейку. Солнце поднималось все выше, становилось непереносимо жарко, что воздух подрагивал. Аннабель откинула капюшон назад, вытирая рукавом кофточки мокрое лицо. Зашумел четырехцилиндровый червяк, ревя и чихая, отравляя воздух клубами ядовитого дыма. Когда маги-инженеры впервые представили этот вид транспорта, весь люд честной единогласно отказывался пользоваться железнодорожными путями, слишком он их пугал. Иногда складывалось ощущение, будто технологический прогресс идет слишком быстро, и вот-вот привычный мир сойдет с рельс на полном ходу, и катастрофы не избежать.

В этот момент, когда поезд стал подъезжать к перрону, Аннабель кое-что заметила периферийным зрением - отчима, быстро приближающегося к станции. Во рту у девушки пересохло, внизу живота возникла боль, напоминавшая о мужских прикосновениях...

Он надвигался как рок, бесцеремонно расталкивая людей на своем пути, когда поезд, выдохнув вонючий пар, мертво встал, автоматические двери алых пассажирских вагонов открылись. Аннабель протолкнулась сквозь людскую сутолоку в вагон и пристроилась в самом конце у раскрытого окошка, потеснившись с некой полноватой дамой с противной породистой собачкой. Испустив визгливый гудок, напоминающий брачный вой какого-то мифического зверя, поезд тронулся, и панорама за окном ушла вправо.

Девушка, выглядывая из окошка, заметила Золана на перроне, рассерженного, каким она его никогда еще не видела. Она облегченно вздохнула, вытерев пот со своего лба и, сжимая отцовскую куколку в ладонях, закрыла глаза, когда теплый ветер захлестал ей по лицу из открытого окна, растрепывая ее белые кудри.

* * *

Пассажирское воздушное судно первого класса "Нэллефан" разрезало алюминиевым килем ватные облака, оставляя за собой выхлопной след. Пузатая громадина, наполненная гелием, тяжеловесно плыла над широченными лесами и оливковыми полями Ригэсской провинции, замедляясь.

Внутри роскошного салона, богато украшенного висячими с потолка херувимчиками из гипса и обшитого золотистым бархатом, было полным-полно людей, преимущественно небедных. Ханна Кольц сидела за кофейным столиком напротив затемненного окна и пила лимонно-мятный чай, слушая пианинное попурри знаменитого композитора Палмера тиа Шаха. У нее было красивое лицо, ухоженная абрикосовая кожа, лимонные завивающиеся волосы, падающие водопадом на узкие плечи, и зеленые глаза с ореховой крапинкой. Она сидела в голубоватой блузе с белыми рюшками на гравированных нефритовых пуговицах инициалами "HK", стянутой шнурованным корсажем в ее талии, и в высоких сапогах.

Через скошенное окно открывался вид на приближающийся город Каннескар, этакий железобетонный спрут, раскинувший алчные щупальца на многие мили. Окутанные сизой хмарью шапки разномастных домов и речные каналы внизу становились все ближе. Ханна начала присматриваться к поблескивающей на солнце речной воде и различать плывущие баржи и рыбацкие лодчонки. Прокоптевшие гарью темные гетто и пролетарские районы, задыхающиеся от вони фабричных выбросов, сменялись центральными кварталами.

Дирижабль грузно снижался, неуклюже разворачиваясь над садами Долины скорби, и затем сел на широкую площадь перед высоким розово-желтым зданием. Все пассажиры прибывшего судна поспешили покинуть салон "Нэллефана" по серпантиновой лестнице, когда служащие натянули посадочные тросы.

Здание аэродрома поражало красотой интерьера: высоченный ступенчатый потолок был расписан фантастическими сценами из домарианских мифов, а оттуда сверху свисали хрустальные люстры. В центре атриума аспидно-черный мраморный пол лизал солнечный свет, проникающий через стекольчатый купол. Ханна катила поездную сумку с колесами на подшипниках, постукивая резной тростью из слоновой кости о мраморный пол, и надев на пружинистые волосы цилиндр с повязанной шелковой лентой серого цвета. Ее лицо сияло как начищенная монета, и, несмотря на многодневный путь из столицы и усталость, она была счастлива.

С другого конца в атриум аэродрома вошла закутанная в шерстяной плащ девушка с необыкновенно белой кожей. Отовсюду доносился рокот разносимых эхом голосов, здесь было полным-полно людей разного социального положения. В ожидании очереди в кассу, Аннабель загляделась на маленького мальчугана в матросском костюмчике, игравшего на перекладине с оловянным коньком.

Он улыбнулся ей и замахал белой ручонкой, она улыбнулась ему в ответ.

- Аннабель! - разразился гром у нее за спиной.

У нее сердце упало куда-то в пятки, и кровь пристала к лицу.

- Неблагодарная мерзавка, - Золан взял своей гролльской хваткой ее за жемчужные волосы и дернул на себя, отчего она чуть было не потеряла равновесие.

- Отпусти меня... - взвизгнула она.

Люди начали оборачиваться на крики, заинтересовавшиеся сценой семейной ссоры.

- Никуда я тебя не отпущу, мерзавка. Куда ты намылилась, а?

- Отпусти, Золан, мне больно... - взмолилась она.

- О, это хорошо, - он потянул ее волосы с такой силой, что рисковал сорвать скальп. - Ты вернешься домой, и ты будешь слушать все, что я тебе скажу. Бежать она удумала, бесстыдная тварь. Живо утихомирься! - гаркнул он и добавил, глядя на проходящих мимо дам: - Своей дорогой идите, и в чужие дела не лезьте!

- Оставь меня, Золан... - запротестовала она, колотясь в его руке как пойманная в сеть паутины бабочка-капустница.

- Называй меня папочкой, дорогая.

Она плюнула ему в лицо, он, вытирая плевок рукавом бежевого пиджака, замахнулся и ударил ее кулаком по лицу, что было сил. Она упала, взбрызнув кровью из носа пол, и сжимая ладонями куколку, заплакала, задыхаясь от горючих слез.

Золан наклонился к ней и на ухо прошептал:

- Однажды я навсегда заставил твою шлюху-мать замолчать. И тебя заставлю, если ты будешь плохо себя вести, поняла?

От последних слов что-то внутри нее переменилось, и желудок завыл от странной щекотки. Какой-то инфернальный жар потек у нее по пищеводу и вырвался наружу изо рта горячей серебристой жидкостью, прожигая в мраморном полу дымящуюся дыру. Она закашлялась, отплевываясь от гнилостно-лакричного вкуса во рту, и вытерлась тыльной стороной ладони, размазывая алую кровь по подбородку и щекам.

Продолжая крепко сжимать в руке куклу, она медленно поднялась, столкнувшись с лицом отчима полным непонимания. Внутри нее свирепствовала стихия, и она уже давно рвалась наружу. Недолго она смотрела на него, не мигая, вспоминала разом все, что он ей сделал как, например, угрозы расправы, когда он пьяный с дружками трогал ее, после того как она стала достаточно взрослой для этого. Или когда заколол ее мать бутылочной розочкой после очередной попойки.

- Золан, - прошептала она одними губами, но он ее услышал, будто она заговорила у него в голове.

- Что за?.. - процедил он сквозь зубы.

- Катись ты в Тартар...

Ослепительное пламя расцвело на нем, точно солнце или волшебный цветок, съедая мясо до голой кости. В считанные секунды его не стало, и Аннабель испытала облегчение. Огонь тек по полу похожий на жидкое золото, заставляя людей, испуганно пятится назад. Их лица побелели, и они выглядели так, словно их вот-вот стошнит. Вдруг кто-то завопил и это подхватили все присутствующие, взрываясь пугливым криком. Люди побросали все вещи и метнулись в сторону выхода под высокий ступенчатый портал, откуда виднелась улица.

Какофония звучащих голосов впилась тисками в виски Аннабель.

- Этот шум... - зашептала она, держась руками за голову. - Замолчите все!

Волшебный огонь захлестал по колоннам, люстры рассыпались осколками на головы людям, оконные стекла оплавились от ослепительных языков пламени, точно воск. Ханна отреагировала мгновенно, хватая испуганного мальчика с оловянным коньком подмышку. Она попыталась увести людей за собой из огненного шторма на улицу.

Огонь отступал перед ее нуллифицирующей аурой.

Прогремел взрыв, выбивший последние окна.

* * *

Иен проснулся от мощнейшего магического всплеска, наполнившего все лакричным запахом столь интенсивным, что у него заслезились глаза, а к горлу подступила тошнота, и он ощутил вкус желчи. Он встал и отдернул шторки, разгоняя затхлую темноту, раскрыл настежь окно и тотчас немедленно захлопнул его, зажимая себе нос. Гулко просигналила телеграфная машинка, поставленная на стол, защелкало и запричитало пишущее колесико дешифратора, выплевывая бумажную ленту с сообщением.

- Боже мой... - еле выговорил он, когда прочел телеграмму. - Маркус, просыпайся, пьянь!

- Отвали, мальчишка, - недовольно пробурчал Марк из-под подушки, махнув рукой.

- Времени нет, у нас гребаный Исход, красная тревога!

Марк враз вскочил с постели, скинув на пол черного пса, который на это озлобленно забрюзжал. Они быстро собрались, перед отъездом, Иен намазал себе под нос ментоловую мазь, которую мажут себе маги-криминалисты при работе с трупами в морге, чтобы его не стошнило от зловония сверхконцентрированной магии пробудившегося мага высочайшего уровня силы.

Спустя полчаса они оказались у аэродрома.

Мутно-серый дым, пронзающий небо насквозь, они увидели за крышами невысоких домов еще на подъезде. Тяжелый горелый запах пропитывал почерневшие стены, пустые окна выглядели как глазницы мертвеца. Колонные опоры обрушились, следом обвалилась большая часть потолка и стекольчатого купола, устлав мраморные полы колотым камнем, обломками потолочных свай и стеклом. Людские тела были всюду, ставшие головешками и приобрели вид сгоревших поленьев.

Откуда-то сверху шел снег, а точнее падал пепел.

Его подхватывал легкий ветер, задувающий внутрь через окна и зев дыры в потолке.

- Он невероятной силы, я чую его, - Иен принюхался к горьковатому запаху магии не стерилизованного мага-Исхода. - Точнее ее, это юная девушка.

Исходы - доказательство того, что владение магией не дар, а проклятье.

Обладающие запредельной силой, они являют собой рожденных смертными богов из античных домарианских мифов. Большинство магов раскрываются уже в зрелом возрасте, когда их нервная система приспосабливается к взаимодействию с магическими кварками, протягивающимися через саму ткань мироздания существующего мира. Это превращение всегда сопряжено с каким-то эмоциональным потрясением, высвобождающим магию. Но некоторые нелюбимцы судьбы могут оказаться более способными, чем прочие, и тогда на свет зарождаются они, маги-Исходы. Рожденные под несчастливой звездой, всю жизнь их преследуют горе и неудачи, пока однажды вся эта накопившееся боль внутри них многие годы подряд не выходит наружу, уничтожая все вокруг.

Они, движимые лишь только одним желанием, желанием облегчить эту боль, станут убивать, поскольку убийства передают им эйфорию магического насыщения и успокоение болезной души, до тех пор пока...

Пока не взорвутся, как до предела надутый воздушный шарик.

Для предотвращения этого магов-Исходов подвергают стерилизации, им вживляют в кости особые пластины-имплантаты из сплава железа и серебра, снижающего предельную силу Исхода до сравнительно безопасной конфигурации. Всегда есть надежда достучаться до мага, пока тот не потеряет остатки разума, захлебнувшись в алчущей пучине безумства, оставив после себя только кокон из нестабильной энергии.

Хотя проще всего просто убить его, пока это еще можно сделать, ведь когда ее магия достигнет зенита, даже золото для нее будет не больше чем конфетный фантик.

Но Иен еще не был уверен, как ему поступить.

- Куда она могла уйти?

- Думаю, я смогу взять след, - Иен обернулся на выкрики полисменов и увидел, что за ограничительную желтую веревку прошла девушка и неотступно шла к охотнику. - Эй, тебе тут не место.

Она была молода, одета несколько не по моде в шнурованный корсаж на кружевную блузку, мужской цилиндр на курчавой прическе и в высокие сапоги из натуральной кожи. Ее симпатичное абрикосовое лицо по форме напоминало сердечко.

- Боюсь, это не так, - запротестовала она, и он услышал ее юго-восточный акцент. - Это вы Иен Маршак? Это вам.

Она протянула ему в руку запечатанный воском секретарской литерой "C" конверт.

- Это какая-то шутка?

- Никакая это не шутка, господин Маршак, сэр, - сказала она. - Я Ханна Кольц, ауто-да-фер неофит, отныне вы мой наставник.

- Нет, - коротко отрезал он. - Я на это согласия не давал.

- Иен, сейчас не время, - напомнил Маркус.

- Простите, но это так, - она несколько опешила, в ее глазах гуляла растерянность. - Верховные саны распределили меня к вам, прочтите эпистолу, сэр.

Он обреченно вздохнул и распечатал конверт, читая содержимое одними губами:

"Действующему в Каннескаре, столице Ригэсса ауто-да-феру энсину Иену Маршаку от Верховного сана магоборческого ведомства Секретария. Мы рады проинформировать Вас, что с момента передачи письма лично в Ваши руки, Вы определяетесь наставником-магистром с отличием закончившей курс бакалавра Ханны Унгер Бенедикте канн Кольц, и прошедшей биологические модификации типа "пария-ноль".

Пожалуйста, ознакомьтесь с дополнительными документами.

По всем вопросам обращаться в генеральный штаб.

Искренне Ваша, Анна К. Гиллерт, зам прокурора судебного ложа"

Он прочитал это письмо несколько раз подряд, надеясь, что неправильно истолковал размашистый подчерк Анны.

- Иен, - вырвал его из транса раздумий Маркус.

- Похоже, у меня нет выбора, - черство произнес он, пряча конверт во внутренний карман новенького бирюзового пиджака. - Я определенно буду подавать апелляцию.

Светлое лицо Ханны потухло, в глазах загуляли разочарование и обида, ей эти слова ударили прямо под дых, однако Иен не собирался быть ее нянькой. Он вспомнил, что их с Анной наставница однажды тоже подавала апелляцию, когда они приехали к ней с такими вот письмами.

Ей отказали, как откажут и Иену.

- Я видела ее, - произнесла вдруг Ханна.

Иен вопросительно вскинул бровь, мол, продолжай.

- Девушка, лет восемнадцать-девятнадцать, альбиноска. Вроде как, ее побил кто-то, и она переродилась.

- Полицейские сказали, что кто-то помогал эвакуировать людей, - сказал он. - Это была ты, значит?

- Да, сэр, - улыбчиво ответила она с голосом, преисполненным гордыней.

Невольно Иену пришла в голову мысль, что она горделива и напыщенна как он сам, но он об этом промолчал.

Батюшке Фаусту это качество в нем не нравилось больше, чем его нюх, но с самого детства он знал, что не как все, что лучше других. Он частенько убегал из стен монастыря на заснеженную гору, которая находилась в нескольких днях пути от дома, брал с собой принадлежности для похода, немного еды из монастырских запасов и пропадал на время. Добравшись до горы, поднявшись на небольшую высоту, он закрывал глаза и нюхал. Снег жег его лицо, раздуваемый морским ветром, лез ему под одежду, а он стоял неподвижно и вдыхал запахи мира. Морская соль хлестала его по лицу, он чуял снег, помет альбатросов, какие-то водоросли. Он простирал свое обоняние еще дальше и находил Цвейке-Махани на побережье, нюхая запахи рыбы, лекарственных трав и домашнего скота из рыбацкой деревни, схваченные ветром. Его мир был незначительно маленьким, в округе на многие-многие километры не было больше ничего, кроме монастыря, деревни, степей и гор. Но это был его собственный мир. Он чуял его весь, этот незначительный мир был у него на ладони, как игрушка в стеклянном шаре с водой.

Ему казалось, что он Бог, что он умеет быть везде и сразу.

Гордыня и подростковая заносчивость подтолкнули его признаться в деревне о даре своего сверхчувствительного нюха, попасться пчеловодам и уйти с ними, не оглядываясь назад, даже не задумываясь о том, что он больше никогда не увидит свой дом и отца.

- Молодец, - он похлопал ее по плечу, но в горле у него заклинился ком, не давая сглотнуть. - Нам надо поторопиться. Марк, зови полицейских, пусть подгонят транспорт.

* * *

Красный...

Красный цвет был повсюду. Аннабель грезилось, что она, как белоснежное лебяжье перо, неспешно погружается в алое море, на самое дно, устланное черными мертвецами. Покореженные угольно-шлаковые тела покоились там, безмятежно размахивая обрубками конечностей, подхваченными течением кровавой воды как ужасающие темные водоросли, или грешники, возносящие руки к небесам из глубин Тартара. Аннабель опускалась к ним, ее ослепительно белые кудряшки растрепывались, точно как и алебастровое платье. Затем она опустилась на самое дно, и ее подхватили множества рук, оставляя на кипенной ткани маслянисто-черные следы, и начали ее утаскивать вглубь гнилостно-трупного ила. Они впивались в ее кожу окровавленными культями вместо пальцев.

Она раскрыла глаза и поняла, что лежит в прохладной тени разросшегося кустарника айвы на влажной почве, и что совершенно нага и грязна от приятно пахнущей травы. Она поднялась, медленно вышла из тени четырехэтажного дома, и тогда солнечный свет начал касаться ее светочувствительной кожи. Но ожидаемой боли не последовало, свет ласково лизал ее белое тело совсем без волдырей. Она все шла дальше по мощеной булыжником дороге вдоль набережной с выходом на Имперский канал, где протекала взятая человеком в узду река Занюшка, огибающая город и наполняя его артерии-каналы вонючей водой с тиной. Прохожие то и дело оборачивались на девушку-альбиноску без одежды, показывая всем своим видом шок и укор. Она покачивалась из стороны в сторону, будто была пьяна, она чувствовала, как мир изменяется вокруг, как заливисто течет золотая пыль магических кварков, растекающаяся повсюду, и эта пыль напевала лишь в ее голове, точно церковные хоралы, окаймленные звоном колоколов. Ангельская музыка становилась то еще громче и торжественнее, то проваливалась в безмолвный вакуум, когда уличный шум перебивал ее на полуслове.

Впереди появились какие-то мужчины.

- С вами... все в порядке? - спросил один из них, мужчина на велосипеде в костюме-тройке, и его противный голос заглушил ангельский хорал.

- Вы же совсем голая, вам нужна помощь? - спросил второй, и его голос впился ей в виски тисками.

Она ощутила жжение в горле и отрыгнула серебристую жидкость. Внутри ее живота зашевелилось что-то, норовя вылезти наружу, какой-то фантомный червяк, извивающийся в кишках. Он больно хлестал извилистым телом внутри ее потрохов, рвя их. Ей захотелось услышать ангелов еще хотя бы раз. Она рефлекторно вскинула руки, и двоих незнакомцев разорвало, будто внутри них взорвался тротил. Красный цвет был снова повсюду, а вместе с ним снова зазвучали колокола, и золотистая пыль запела ту же прекрасную песнь.

* * *

Пока Иен, Маркус, неофитка и Збынек тряслись в бронированной самоходке, сидя на неудобных скамьях, Иен проверил барабан револьвера: десять золоченых малокалиберных пуль и еще полкоробки с собой во внутреннем кармане пиджака. Надо быть во всеоружии, так как магу-Исходу даже несколько выстрелов золотом - все равно, что гроллю дробина, если стрелять, конечно, не в голову. И все-таки убивать несчастную девушку в его планы пока что не входило, Маркус же был прямо противоположного мнения.

- Она продвигается вдоль Имперского канала, я чую ее, - пробубнил Иен. - Помни, Марк: мы должны попытаться спасти ее, не убивать. Если станет явно, что из помутнения ее не вытащить, тогда да, и только тогда, ты меня понял?

- Наставник-магистр, смотрите, - сказала Ханна, выглядывая в решетчатое окошко, и обращаясь к нему официально.

- Водитель, остановитесь, - он приоткрыл перегородку между кузовом и салоном.

Они вышли и увидели жуткую картину: мощеная дорожка была вся в потрохах, меж выпуклым булыжником текли красные ручейки. Ужасающе интенсивно пахло лакрицей и горелым железом. Крохоборы радостно пищали, как дети радуются конфетам, утаскивали оторванные фаланги и мясные косточки, точно стервятники, гоняя чаек, хотевших также поживиться человеческими кусочками.

Иен видел, как вырвало Ханну.

- Она уже не выйдет из помутнения, - сказал Маркус. - Уже много убийств, и она не остановится. И черта с два я позволю тебе ставить жизнь помешавшейся ведьмы превыше остальных людей, - безапелляционно заявил он с желчью.

- Я вынуждена, согласится с вашим апотекарем, наставник-магистр, - Ханна встряла в разговор, вытерев губы платком. - Судя по всему, девушка в помутнении уже почти час, а желание убивать у нее не пропало. С каждым следующим убийством ее магия растет по экспоненте, скоро нам не справится без поддержки военных, а если она просто взорвется...

- Я лучше знаю, как выполнять мою работу, так что держи свои советы при себе, - зло ответил Иен.

Она ошарашено посмотрела на него, Маркус укоризненно цокнул языком.

Когда война бушевала на Восточном архипелаге, Марк служил в военно-воздушных войсках империи, и именно тогда и случился инцидент, положивший конец его армейской карьере. Во время воздушного сражения с вражеским дирижаблем гретчан-пиратов юнга с небесно-синими глазами взорвался магией, и случилось крушение. Погибло большинство бравых матросов, но Маркус выжил. В тот день он твердо осознал, что каждый из людей - пороховая бочка с поднесенной зажженной спичкой.

Ханна вынула из своей сумки пару громоздких окуляров с красноватыми линзами и обследовала окружение, пощелкивая латунные язычки переключателей, настраивая спектр анализатора.

- Надо поторапливаться, время не ждет, - сказал Иен.

- Есть, командир, - насмешливо сказал Маркус.

- Да, наставник-магистр... - сдерживая укол обиды, промямлила Ханна.

* * *

Инфернальные колокола в голове Аннабель привели ее на городскую площадь, где была знаменитая базилика "Святой Марианны", взятая городскими властями под здание театра оперы и балета. Прямоугольное здание ключальни с вытянутыми арочными окнами с мозаикой из разноцветного стекла, ранее предназначенное для ключения младенцев, и высокая колокольня триумфально возвышались над просторной площадью. Зазубренные крыши кирпичного цвета украшались мраморными скульптурами арфистов с латунными венками из терна на кудрявых головах. Арфисты играли свою музыку бронзовому ангелу исполину, распростершего свои три ангельских крыла по сторонам на запад, юг, восток, а рукой указывающий на север, туда, где однажды был рожден мессия, первый марианский меченосец, сын богородицы Марианны, подаривший людям знание о том, как охотиться на ведьм и колдунов. Ангел, в складках ткани, скрывающих часть его фигуристого тела, и сандалиях, держался второй рукой за пик колокольни, стоя у самого края крыши.

Аннабель музыка приманивала туда, точно мотылька на свет свечи. Разница лишь в том, что на этот раз Аннабель была и мотыльком и тем самым пламенем. Она шла, вся в крови, и не только своей, угольно-черной саже, объятая едва уловимым свечением. Люди удивленно сворачивали головы, наблюдая обнаженную альбиноску, идущую по площади. В ушах ее звучал колокольный перезвон, наполняющий ее душу теплом. С удовольствием она ощущала окружающий мир так, как не ощущала его прежде: вкусы, запахи, цвета, все переменилось и стало каким-то незнакомым. Она встала посреди площади, в окружении многих людей. Ангельская песнь в ушах на миг затихла, чтобы разразиться новой частью. Аннабель рефлекторно подняла ладони и прикрыла глаза.

Сначала заиграла волшебная флейта, так легко, словно паря в небесах, и поднимаясь все выше над облаками. Звонкий одинокий напев флейты-скиталицы подхватили альты и виолончели, задавая размеренный ритм, словно накатывают морские волны, захваченные соленым ветром. Чарующая флейта поднималась все выше, но струнный ритм притягивал ее к воде, точно якорем, а затем взрыв золотистых брызг и колокольный звон. Огненный шторм заплясал по площади, захлестнув прохожих языками. Обрушились литавры, точно гром среди ясного неба, огорченные падением флейты. Маленькое солнце растекалось по площади, из глаз Аннабель, окаймленных белыми ресницами, потекли серебристые слезы, губы дрогнули. Зазвучал хорал, сначала запели мужчины-баритоны, словно тяжеловесный кит вырос из водной черноты. Они пропели свои первые слова, когда над ними зазвучали женщины-контральто, а струнный ритм громогласно бил по ушам, пока ангельские голоса возникали посреди морских волн.

В одной руке Аннабель держала фарфоровую куколку и дирижировала ей играющей лишь в ее голове музыкой. Вокруг кричали люди, но она уже не слышала никого из них. Пепельные бабочки застревали в волосах и ресницах, будто это выпавший в середине лета снег. Прозвучал колокольный перезвон, струнный ритм смолк, ангелы запели следующую часть церковного гимна, который Аннабель когда-то слышала в детстве...

Вдруг ее будто б из ведра окатили холодной водой, чарующая музыка оборвалась, и Аннабель открыла глаза. На ее пути встали охотники, их нуллифицирующая аура уколола ее, впившись в энергетический кокон, окутавший ее тело. Душераздирающий вопль сошел с ее губ, когда Иен стал разбрасывать метки. Те на миг сбили Исхода с толку, уничтожая магическое поле, и огненные щупальца уменьшились. Но та злоба, нашептывающая в уши девушке из недр вселенской нереальности, придала сил, и она сожгла противомагические метки в пепельные хлопья.

Иен стрельнул ей в плечо, золоченая пуля вошла в молочную кожу, как раскаленный нож в масло, из раны брызнула серебристая жидкость, и повалил едкий сладковатый дым. Исход схватилась за рану, попятившись босыми ногами спиной от охотников. Это ее тоже не остановило.

Она вскинула руки вперед. В ненавистных охотников выстрелила телекинетическая волна, поднявшая в воздух обгорелые головешки. Иена ударила одна из летевших в него туш кого-то из заживо сожженных жертв мага, он упал лицом вниз, разбив нос. Аннабель потянула за телепатические нити, и площадь начала проваливаться в бездну. Ханна первая поднялась на ноги, и побежала к магу, сверкнув серебреной шпагой, которую она прятала в слоновой трости. Маг играючи откинула нерадивую неофитку каменным градом.

Иен осознал, что выронил револьвер, и его уже поднял Маркус, целясь в мага.

Иен знал, что он не промахнется и попадет ей прямо промеж глаз.

- Збынек, фас! - крикнул он.

Черный пес все понял, он всегда понимал своего хозяина с полуслова.

Он в несколько прыжков набросился на апотекаря, и выстрел револьвера пришелся в сторону. Когда Маркус оттолкнул пса, чтобы попытаться прицелиться снова, пес вцепился в его руку, с силой вонзив белоснежные клыки в рукав, ткань тотчас потемнела от крови.

Револьвер упал.

Иен поднялся, вытирая рукавом новенького пиджака лицо, взял револьвер и зашагал к магу, юрко отпрыгивая от артобстрела булыжниками и обломками дорожного асфальта. Аннабель старалась как-то извлечь из дымящейся раны золоченый патрон, хныча и кляня приближающегося охотника. Когда ауто-да-фер подошел вплотную, уходя в лихом танце со смертью от бомбардировки всем, что только попалось магу под руку, он схватил ее за кисть, и девушка бессильно повисла в его колкой от магической пустоты ауто-да-ферской ауры хватке, как гуттаперчевая кукла.

- О чем ты думал, бесовский дегенерат?! - закричал на него Маркус, сидя на коленях перед Ханной. Она была без сознания, несколько ушибов и кровоточащая рана на щеке.

- Я думал о том, чтобы спасти ее.

- Спасти?! Это нас надо было от нее спасать, и всех этих убитых ею людей!

- Она была не в себе, она Исход, и никогда без жертв их появление не обходится.

- Ты вообще хоть иногда сам слушаешь, что говоришь?

- Я поступил правильно, - безапелляционно заявил Иен, точно уверенный в том, о чем говорит.

- И ты, конечно же, сам решаешь всегда, что правильно, а что нет, так? - смешливо сказал он.

Иен не ответил ему, взял альбиноску на руки и, прихрамывая, пошел к полицейской самоходке с разбитыми окнами и подмятым бампером, стоящей неподалеку.

Шофер лежал разбитым в кровь лицом на баранке руля.

- Оглянись вокруг, - зарычал Маркус как старый лев. - Эта цена твоей правды. Ты позволил всем этим людям погибать, хотя мог застрелить эту ненормальную. Одна жизнь мага стоит жизней нормальных людей?

- Нормальных? Они такие же люди, как и все мы, возможно, даже важнее всех нас, потому что больше чем кто-либо способны менять этот мир.

- Они фермерский скот. Не выдумывай глупостей на их счет. Ты ауто-да-фер, пастух стада, твоя работа - убивать порченых овец, чтобы избавлять людей от инфицированного мяса. А еще ты круглый балван.

- Ты всего лишь полевой врач, апотекарь, но не охотник, не тебе меня учить.

- Есть, сэр, - он саркастично отдал ему честь. - Ты себя считаешь непогрешимым и правым во всем. Ты считал себя правым даже после случая с Анной? Она простила тебя?

- Замолчи, Маркус.

- Я-то знаю, что ты сделал с тем реаниматором, Иен, - сказал он. - Из-за тебя мы не смогли допросить мага и узнать, что же, Бога ради, скрывалось за всеми теми убийствами, и ведь вслед за тем возник этот маг-кузнец, с которым они были в одной упряжке, там, в Орлике...

- Я не понимаю о чем ты.

- Все ты понимаешь. Раз за разом ты совершаешь глупости, и всегда уверен, что ты прав, а остальные неправы.

- Ради всего святого, Маркус, - зашипел он.

- Ты напыщенный индюк.

- Катись в Тартар.

- Мы все уже там, или скоро будем, благодаря тебе, - он отпил из фляги.

Когда юнга на дирижабле взорвался магией, и случилось то крушение, Маркус и еще несколько выживших матросов не один день дрейфовали посреди океана на обломках. С ними, к счастью, оказался полевой врач, который спас их от смерти от полученных ран. И потом их пленили серокожие. Маркус с матросами находились в плену у гретчан-пиратов с месяц или больше, пока их не освободила спасательная группа. С тех пор Маркус всеми фибрами души ненавидел полеты и магов-Исходов за их неконтролируемую мощь, но по не имеет ничего против законопослушных обычных магов, хоть и относится к ним как к фермерскому скоту. Люди перестали сжигать магов на кострах и топить их в реках, хоть и возвели вокруг них крепостные стены из всяких табу и запретов, а взамен на относительно свободную и относительно счастливую жизнь они создали современный мир таким, каким его уже не представить без магии, угля и пара.

Но люди называют их "скотом", и это несправедливо, подумалось Иену.

Иен был с этим категорично не согласен. Хоть его воспитывали в монастыре, и не обошлось без попыток вдолбить в его ребяческую голову предубеждения по отношению к магам, оказавшись в столице империи, когда пчеловоды взяли его с собой, он был просто в восхищении от того, каков был весь мир за стенами монастыря! Чудотворная медицина, паровые машины, электричество, газопровод и водопровод. Все это оказалось возможным только благодаря задавленным, бесправным рабам человечества, всемогущим божествам, закованным в цепи титанам из меди, бронзы, серебра и проклятущего золота.

Иен вез альбиноску на "Адель-ленд", и, поднявшись по разводному мосту к острову магов, он пожалел, что не чуял дивный яблоневый запах садов Долины скорби: он сломал нос, и мир для него потерял цвета. На острове, разделенном от города водой, находилась территория магического сообщества. Среди яблоневых и грушевых рощей и зимних садов, сокрытых под стекольчатыми сотами теплиц, находились общежитие, исследовательский полигон, планетарии, Каннескарская маговская школа и Медицинский корпус магов, куда Иен как раз и направлялся. Маленький рай, оазис научного просвещения посреди пустыни всепожирающей человеческой глупости.

Иен вырулил к МКМ, беломраморный стан которого от фундамента до украшенного горгульями карниза и крыши с зубчатыми стрелами орнаментировал объемистый рельеф с изображением знаменитых магов-врачей, основоположников современной школы магии врачевания.

Под сводами крыш выступали подпирающие столбы из черного мрамора.

На верхних этажах имелась глубокая ниша, в которой стояла свинцовая статуя Гвидо и властно смотрела вниз под полы складчатого одеяния. Иен вошел в центральный портал МКМ. На своем пути он встретил толпы обряженных в желтые мантии магов-эскулапов.

Они глядели на него и шептались.

- Иен Маршак, - обратилась Гурдун тиа Кар к нему, стоя на широкой лестнице.

- Вы, конечно, почувствовали, что случилось, - кивнул он ей и подошел. - Вы знаете об этом по той же причине, по которой и я. Вы почувствовали магический всплеск, как я, почуял его нюхом и отправился на ее поиски, и вот вы собрались здесь.

- Она ранена, - заметила тетраконклавка, в ее голосе он не услышал эмоций, только констатацию факта.

- Да, золоченая пуля, - кивнул он. - Надеюсь, вы сможете ее извлечь?

Она утверждающе кивнула, девушку подхватили двое магов и унесли по лестнице в операционную. Кукла аристократка осталась в ее руках.

- У вас кровь на лице, Маршак.

- Да, верно.

Вокруг повисло какое-то недружелюбное молчание. Гурдун недолюбливала Иена, а большинство магов и вовсе побаивались его, и лишь небольшой процент сознательных их братьев относилось к нему непредвзято. Однако теперь в некрасивом лице тетраконклавки ощущалась подавленная благодарность и даже ошеломление. Она выглядела так, будто бы не могла определиться, что ей нынче чувствовать к нему. Она быстро взяла себя в руки, ее лицо приняло сосредоточенную беспристрастность, что и неэмоциональные имплантные глаза слепой пророчицы, увитые аспидами кабелей.

- Вы решили спасти ее, - снова констатация факта, на ее лице не дрогнул ни один мускул. - Почему вы не застрелили ее?

- Она убивала не по своей вине, - ответил Иен. - Она юна, и я смог ее обезвредить, а значит, она еще сможет пожить и выплатить сполна долг обществу той пользой, которую могут оказать только маги-Исходы.

Иен говорил то, что думал, и его ответ вызвал взрыв одобрительного шепота за его спиной. Иен полагал, что поступил правильно, хоть и нарушил устав. Он всегда старался поступать правильно, по совести, не по правилам, которые навязывали ему совсем другие люди.

- Спасибо, - сказала она и пожелала скорее уйти. В ее, казалось бы, безынтересном сухом голосе Иен отчетливо уловил что-то кратковременно теплое.

- Гурдун.

- Да? - она остановилась, не оборачиваясь.

- Я могу встретиться с уполномоченным архимагом Тетраконклава? Неофициально, если вы понимаете...

- Боюсь, сегодня он не сможет с вами встретиться, - сказала она. - Но я сообщу ему о вашем желании. Если он найдет время для вас, вам сообщат. Всего доброго.

Иену любезно предложили воспользоваться уборной, умыть лицо.

Пес сидел у него в ногах, поскуливая, когда он вошел в умывальный зал.

- Чудовищный день, дружище, а? - сказал он псу, его хрипловатый голос разразился эхом по просторному помещению, отделанному лазурной плиткой. - Боюсь, теперь у меня будут большие проблемы. Секретарию не понравится, что я пренебрег буквой догматория и не прикончил Исхода. Надеюсь, я смогу встретиться с Ласло и получить его протекцию от лица магического сообщества. Мы давно не виделись, но он ведь должен помнить меня и то, что нам вместе пришлось пережить.

Он вытер лицо полотенцем и уставился на свой сломанный нос.

- Кроме того, любопытно, что после того случая с квантовой игрушкой Олдеринга появляется Исход. Может быть, это побочное последствие вероятностного вмешательства в будущее, которое предрекал тот маг-криминалист? Как его?.. Ульрих. Как ты думаешь?

Пес раскатисто залаял ему в ответ.

- Я так тоже подумал.