Охотники за дурью

Глава 1 Знакомые лица.

Декабрь 1994 года.

Железнодорожный вокзал «Город-Главный».

— Привет! — я принял сначала длинные лыжи в чехле, затем чемодан, а потом из тамбура вагона на меня прыгнула, смеющаяся, гибкая кошка, и повисла на мне, обхватив, как обезьяна, всеми четырьмя лапками.

— Привет, привет! — в перерывах между поцелуями, мурлыкала Ирина, а я ловил на себе неприязненные взгляды молодых мужиков, высаживающихся из того же вагона, что и Ирина.

Наконец я поставил подругу на место, а перед нами «нарисовалась» улыбающаяся девушка в длинной лисьей шубе, за которой стоял высокий молодой человек, как и я, нагруженный лыжами в чехле и двумя чемоданами.

— Паша, познакомься, это моя подруга Лиза.

— Здрасьте, Лиза. — протянула мне руку в меховой варежке Лиза: — А это мой жених Сережа. Ну ладно ребята, была рада, а мы побежим, а то мне на работу надо к восьми…

Ира кивнула на улыбающуюся девицу: — Ребята, вас куда-нибудь добросить?

— Нет, у Сережи машина. — Лиза махнула нам напоследок, скомандовала молчаливому здоровяку Сереже «Пошли» и парочка двинулась в сторону платной автостоянки, которая пару лет как захватила кусок улицы, по которому, по плану развития города, собирались пустить троллейбусы, и плотно там обосновалась. Свою машину я бросил у привокзальной площади, под присмотром знакомого ларечника, благо в шесть утра декабрьского утра никто не пытался высказать мне свое мнение об этом.

— Паша, а мы куда едем? — завертела головой Ирина, когда поняла, что мы едем не в сторону нашего частного дома, который несколько месяцев арендовали.

— Ирочка, ну ты из экологически чистого места приехала, тебе нельзя сразу в вонь городского центра возвращаться, сразу отравление организма произойдет. Поживет пару тройку дней на свежем воздухе…

— Громов, какого черта ты меня лечишь? Это, вообще-то, я доктор, если что! Ты хочешь сказать, что тебя так загоняли, что ты в палатке в лесу прячешься? Знаешь, Паша, я конечно восхищалась в детстве женами декабристов, но жить зимой в лесу, в палатке — это перебор.

— Да причем тут палатка, хотя вариант интересный. Ай! — я закрылся локтем от второго удара маленького кулачка: — Просто заселение дома должно было начаться, но его опять перенесли на неделю, но это уже окончательно. Просто поживем на даче эту неделю. Я два дня домик протапливал, баня почти готова, пиво в холодильнике, собаки счастливы, а через неделю и переезжать начнем…

— Правда? Ты мне не врешь?

— Ира, вот честное слово, через неделю переедем…

— Ладно, живи. — меня погладили по боку, сказали, что у Паши заживи, а у мышки заболи, в общем, на неделю мир в семье был восстановлен.

Ранняя побудка, утренний скандал, баня, пиво, просмотр сериала, чистка собак, которые целый день носились по безлюдному, по зимнему времени, дачному обществу, а вечером попытались ввалиться в дом, неся на меховых шкурах по паре килограмм снега и льда, требуя вечернюю пайку. В общем, в семь часов вечера у Иры начали слипаться глаза. Я подбросил несколько поленьев в печь, прошептал подруге в ушко, что ненадолго съезжу по делам, и тихо вышел из дома, провожаемый любопытными взглядами животных, которым жуть, как хотелось рвануть за мной, но не было сил оторваться от теплой печи.

Квартира Плотниковой Мириам Степановны.

Телефон завибрировал на беззвучном режиме около девяти часов вечера, и у хозяйки квартиры на секунду остановилось сердце. Так страшно, как в последние дни, после того, как у нее, казалось, прямо под ногами взметнулось вверх пламя, после чего ее просто парализовало. Урывками она помнила, как ее, как куклу, затащили в квартиру, как она просила отнести ее в ванную комнату, а потом два часа рыдала, стараясь оттереть мочалкой, казалось намертво въевшийся в кожу, запах пороха, а потом пыталась отстирать рейтузы, которые, в итоге, Мириам стыдливо выбросила в мусорный бак, замотав в газету. И уже сто раз пожалела, что поругалась с проклятым Громовым.

— Да? — трубку Мириам подняла, как змею, которая может укусить в самое сердце.

— Мириам Степановна! — истерично заорала трубка: — Это Иван Кузьмич, охранник с базы. Тут такое дело случилось… Даже не знаю, как сказать. Короче, кто-то дверь в сторожку чем-то подпер, а окошко фанеркой закрыл, и провод телефонный перекусил, а потом ходил по всей базе, железом гремел, двери открывал в какой-то технике. А пять минут назад телефон снова заработал, ну я вам и позвонил. Что делать то, Мириам Степановна, в милицию звонить?

Трубка выпала из, мгновенно ослабевших, пальцев, женщина рухнула на диван, понимая, что это все, конец. Это то, о чем предупреждал Громов. Он там, на базе, резвится, чувствуя себя в полнейшей безопасности. Возможно собрался поджигать технику, а может заводит сейчас какой-нибудь гусеничный бульдозер, если в армии служил танкистом, и пойдет крушить могучим отвалом хрупкие краны и экскаваторы… В любом случае, урон может быть нанесен такой, что после случившегося бизнес будет бесполезно восстанавливать. Иван Кузьмич — обычный пенсионер, старый и немощный дедок, он и так сделал все, на что способен. Да и не факт, что будь на месте пенсионера молодой и сильный мужик, в камуфляже и с лицензией, он бы осмелился сделать что-то большее…

— Не надо в милицию звонить…- Мириам, с трудом, собралась, поднесла, мгновенно ставшую тяжёлой, телефонную трубку к уху: — Я сейчас с милицией приеду, ждите, Иван Кузьмич.

— Что опять у вас опять случилось, Мириам Степановна? — голос ее куратора, Максима Поспелова звучал очень настороженно — с недавних пор база Мириам Степановны стала очень токсичным активом.

— Может быть вам не надо ехать, Мириам Степановна? — устало произнес голос ее собеседника: — сейчас ребята метнутся, все осмотрят…

— А ваши ребята, Максим Викторович смогут определить, если Громов залез в моторный отсек и напакостил там, провода оторвал, трубки сплющил…

— Нет, но ведь это можно и утром осмотреть, правда?

— Максим Викторович, я до утра не доживу. У меня сердце не выдержит, в ожидании. — честно призналась женщина.

— Хорошо ждите, за вами заедут. — собеседник на том конце провода тяжело вздохнул и положил трубку первым. Мириам его прекрасно понимала. Сейчас надо обзванивать ребят, искать среди них трезвых, так как загульный вечер уже вступил в свои права и народ веселится от души, как в последний раз, искать машину и деньги, так как парни, хотя и милиционеры, но работу эту выполняют, как честные наемники, с оплатой в звонкой монете ну, в крайнем случае, в деревянных рублях.

До базы пришлось ехать на ухоженной, но «шестерке» одного из оперов. Везти женщину на ее джипе парни категорически отказались.

— А может быть это ловушка и под вашу машину мину сунули. Сейчас темно, и ничего не видно без зеркала. А под мою «ласточку» точно никто ничего не засунул. Так что, давайте, на моей. В тесноте, но зато живые.

Контора по аренде строительной техники.

Внешне на территории предприятия все выглядело очень спокойным, чересчур спокойно, как бывает по ночам на кладбище.

За ворота вошли плотной кучкой, опера, сгрудившись вокруг женщины плотной коробочкой, бодро ощетинившись стволами пистолетов, двинулись в сторону зловеще молчащей сторожки, дверь которой была надежно подперта снеговой лопатой.

— Ну как вы тут, Иван Кузьмич? — спросила женщина, как только дверь со скрипом распахнулась.

— Слава Богу, что живой, хотя страху натерпелся. — старик подслеповато хлопал глазами под толстыми стеклами очков: — Нам бы собачку какую завести, чтобы лаяли в следующий раз, когда хулиганы полезут.

— Непременно, Иван Кузьмич. — покивала женщина, прекрасно понимая, что от этого «хулигана» даже свора собак не спасет.

Света не было на все территории колонны и даже в здании конторы не горело дежурное освещение.

— О! Нашел! — один из оперов, оставшийся на улице, подсвечивая себе фонариком, тыкал пальцем куда-то в стенку сторожки: — Здесь он кабель перекусил, а потом снова соединил…

Информация, конечно, была одновременно ценной и бесполезной.

— Там, на торце здания рубильник есть, наверное, его отключили, что везде темно. — ткнула пальцем в сторону конторы хозяйка.

— Я сам схожу, быстрее найду. — старик отодвинул стоящих на пороге оперов, шагнул за порог, и вдруг замер, истово крестясь и в голос повторяя: — Прости, меня, Господи! Прости и сохрани!

Присутствующие выскочили из будки и замерли — прямо напротив сторожки, на стреле самоходного крана, сидел человек в черном и целился в них из какого-то длинноствольного оружия.

Один из оперов отчаянно зарычав, двинул Мириам задом, пытаясь впихнуть обратно, под защиту крыши сторожки, одновременно вскидывая пистолет, но женщина впала в ступор, прекрасно понимая, что это уже бесполезно. Сколько раз она видела в фильмах эту сцену. Сейчас на конце оружия расцветет красный цветок и все они умрут, потому что никто из них, заходя на опасную территорию, не догадался посмотреть вверх, на равнодушные к людским страстям и страданиям, звезды.

Опера азартно палили вверх, по фигуре киллера, не понимая, почему они еще живы, а тело, по которому явно пару раз кто-то попал, не падает с ажурной стрелы крана.

— Я пустой! — один из милиционеров, все-таки запихал гражданских в будку сторожа и теперь судорожно хлопал себя по карманам, не желая поверить, что он не взял с собой запасной магазин от «Макарова».

— Я тоже! — второй опер присел на корточки рядом, и перезарядился: — тебе не кажется, что это манекен какой-то висит? Мы сейчас все патроны в него запулим, а киллер нас после этого грохнет?

— Так ты не стреляй больше, мы в него точно несколько раз попали.

Через пять минут, после того, как вниз упал торс с головой от манекена, к которому кто-то примотал поношенные брюки и старую метлу, после чего привязал к стреле крана над сторожкой, у Мариам спала пелена с глаз. Сегодня же не тот день. Громов обещал меня убить завтра, а не сегодня, я просто даты перепутала. Женщине даже стало интересно, какой трюк выкинет завтра этот проказник. Но ответственность за коллектив и за свою жизнь вынудили ее вскинуть лицо к черному небу и заорать:

— Громов, скотина такая! Я знаю, что ты меня слышишь! Я признаю, что я была неправа. Завтра начну делать то, что ты сказал. Услышал меня? За три дня все сделаю. Но и ты обещал решить мои вопросы в суде. Не забудь об этом, сволочь!

И сразу после этого стало легче. Опера, облегченно вздохнули, без опаски, пошли к конторе и включили рубильник, восстановив освещение на территории, после чего осмотрели технику. У некоторых кранов и экскаваторов демонстративно были распахнуты люки, в моторных отсеках стояли бутылки с непонятной жидкостью, с воткнутыми фитилями и даже лежали коробки спичек. Но это было уже не важно. Мириам думала о том, кого отправить завтра за трубами, и кто поедет на их укладку в бетонные желоба, а также, что надо поговорить с куратором, что можно сделать, чтобы в следующий раз на территорию не проникли настоящие хулиганы, которые могут не ограничится, в отличии от Громова, демонстрацией намерений, а, из озорства, спалить дорогостоящую технику.

Дачный домик в Городском садовом обществе.

Сегодня мы с Ирой ничего не делали, просто валялись в постели в обнимку, глядя на огонь и обмениваясь редкими фразами и частыми поцелуями. Собаки бегали где-то по участкам, гоняя мышей, в стареньком холодильнике оставалось полно еды, а я предельно вымотался за вчерашние вечер и ночь. Надеюсь, что мои усилия не пропали даром, и Мириам, в последний момент, не решит отыграть все назад. И тогда… Мне даже думать не хотелось, что мне придется сделать в этом случае. Убить, по сути, из-за денег неплохого человека? Вся моя суть выворачивалась наизнанку от этих мыслей…

Дорожный РОВД. Кабинет отдела кадров.

На службу я явился «по гражданке», к десяти часам утра, так как мое положение в РОВД было непонятным, и мне не хотелось стоять в коридоре, напротив отдела кадров, как бедному родственнику, ожидая, когда начальница отдела появится с утреннего совещания.

— Анна Гавриловна, вы за время моего отсутствия стали еще прекраснее! — почти искренне воскликнул я, заметив, затянутую в форму цвета маренго, аппетитную фигурку майора.

— Паша, а ты, как всегда, меня обманываешь. — одарила меня белозубой улыбкой дама, сунув в мне в руки тяжелую кипу бумаг, и сунув ключ в замочную скважины.

— Анна Гавриловна, вам я всегда говорил исключительную правду. — я любовался на, обтянутый узкой юбкой, крепкий задок майора: — Вот, если бы вы не были окружены такой густой толпой поклонников, обязательно бы женился на вас.

— Вы все обещаете, а как до дела дойдет — никого нет. — Начальник отдела отобрала у меня бумаги и кивнула на стул: — Что пришел?

Так это…- я развел руками: — У меня командировка в сельскую местность закончилась, сказали, что напишут благодарственное письмо и к герою представление, и теперь хотелось бы узнать где еще могу доблестно послужить Родине?

— Балабол. — отрезала майор, раскладывая принесенные бумаги: — Знаешь, где БХСС сидит?

— Знаю, бывал там пару раз. — признался я.

— Так вот, теперь ты там будешь сидеть.

— Я не понял, меня что, в БХСС перевели? — осторожно уточнил я. Место, конечно, козырное, а для многих — предел мечтаний, но как-то сыкотно туда идти. Не впишешься в коллектив, или покажешься «засланным казачком» — подставят по «экономике», да так, что на тебя уже будут обвинительное заключение писать, а ты еще будешь глазами хлопать, не понимая, где прокололся. Службу я из не знаю, от слова совсем. Я вспомнил, как пару лет назад, мордатый начальник отдела на подведении итогов работы за квартал в актовом зале районной администрации, с пеной у рта, доказывал, что для его отдела отказной материал — гораздо лучший показатель в работе, чем раскрытое преступление, вызывая искреннее недоумение у всех присутствующих честных ментов.

— Паша, ты меня слышишь? — изящные пальчики с ярким маникюром трясли меня за рукав куртки: — Ты где завис? Я перед кем распинаюсь?

— Прости, Аня… — я помотал головой: — Ты меня просто пустым мешком по голове оглушила такой новостью.

— Ладно…- покладисто согласилась красавица-майор: — Числится ты будешь в розыске. Просто там новый отдел организуют, а у нас здесь места нет. У ОБХСС два кабинета забрали, вот этот отдел там и разместится. Так что ты иди, пока твои новые коллеги, по вашей оперской привычке, не разбежались.

— Понятно, спасибо Анна Гавриловна, я тогда пойду. — я, пребывая в некоторой растерянности, кивнул майору на прощание и двинулся на выход. По сути, место моей службы располагалось в соседнем дворе. При СССР там, как сейчас говорят, в четырехэтажном офисном здании, располагался какой-то институт, который еще при Горбачеве начал скукоживаться, раздавая помещения покабинетно, в аренду. Не знаю, на каких условиях там сидели сотрудники БХСС, аренда или государство велело делиться, но, то, что новое соседство парням из экономического отдела не понравится и будет жесткая «заруба», я был уверен на все сто процентов. Это же надо, половину кабинетов у самых богатых милиционеров в районе отобрать, такая дерзость повинна смерти!

Первое подтверждение моим мыслям о войне Белой и Алой Роз я увидел, подходя к нужному мне зданию. Примерно треть тесной парковки была отделена вбитыми в асфальт колышками, с натянутыми веревками, на которых висели таблички «Стоянка только для машин отдела БХСС».

Показав тоскливому охраннику на входе служебное удостоверение, я поднялся на четвертый этаж и двинулся по длинному коридору, конец которого перегораживали какие-то некрашеные ворота, снабженные калиткой и механическим цифровым замком. Звонок или иное средство коммуникации на ворота повесить позабыли, поэтому пришлось долбить по железным створкам кулаком. Ну как долбить? Сначала я деликатно постукивал пальчиком, потом двумя, лишь потом стукнул кулаком, так что громоздкая конструкция загудела, как медный колокол на звоннице.

За моей спиной тут-же распахнулась дверь и в коридор выглянуло злобное лицо знакомого опера из БХСС:

— Какого хера! А, это ты? Тебя сюда законопатили?

Знакомый вышел, пожал мне ладонь, после чего с разбега ударил ногой по воротам и заорал:

— Эй, придурки, открывайте, тут к вам пришли!

Тут же за воротами скрипнула дверь и в узкой прорези появилось морда, изрядно заматеревшего со времен нашего расставания, опера Наглого.

— Че надо? — он, безусловно узнал меня и теперь, чувствуя себя в безопасности за металлическими воротами, решил поглумиться над старым недругом.

— Ну ладно, вы тут дальше сами разберетесь…- опер БХСС хлопнул меня по плечу и двинулся к себе, довольно улыбаясь.

— Че тебе здесь надо, Громов? — Наглый рассматривал меня через прорезь, явно не собираясь открывать.

Если метод работает, зачем его менять? Я со всей дури пнул по воротам, так что они противно загудели в диапазоне ультразвука.

— Хорош шуметь! — в прорезе ворот появился мой второй нехороший знакомый, опер под оперативной кличкой «Кролик»: — Шеф сказал, что еще один звук и…

Видимо, неизвестный мне шеф был в большом авторитете. Наглый мгновенно щелкнул замком и замер у стены в оборонительной стойке, не сводя с меня злобного взгляда, пока я не прошел мимо, видимо, опасался немедленного физического возмездия.

Дверь первого кабинета была открыта нараспашку. В огромной комнате было расставлено с десяток столов, несколько сейфов, у одного из столов столпилось несколько человек в «гражданке». Дверь дальнего кабинета имела, напечатанную на листе бумаги, табличку, на которой было написано «Начальник отделения Поспелов. Старший оперуполномоченный». Фамилии старшего опера не было, но мне не понравилась фамилия начальника отделения.

Понимая, что в этом отделе мне точно не служить, я рванул на себя дверь второго кабинета.

В такой-же огромной, как и первая, стояло три стола, три сейфа и три шкафа, а у окошка, за столом, сидел и с улыбкой глядел на меня старший лейтенант милиции Поспелов Максим Викторович, мой неудачный приятель из городского управления.