Охотники за Попаданцами

Глава 11 О неожиданных поворотах и загадочных старухах

История выходила странная и где-то даже удивительная. У меня вообще, если честно, имелось ощущение, будто я снимаюсь в фантастическом фильме. Хотя, нет… Не фантастика. Скорее — фантасмагория. Просто обстоятельства, события и люди сильно были похожи на отдельные части сценария, который писал какой-то неадекватный сценарист. Бабка, актеры, Матюша, коты, Любомиров с его ненавистью. Теперь, вот новые горизонты, похоже, открываются. Я еще от старых не отошел, еще не осознал до конца происходящее, а мне уже приготовили очередной сюжетный ход.

По стечению обстоятельств Павел Матвеич, как мной было совершенно случайно выяснено, прямо перед своей смертью получил приглашение на выставку, которая должна открыться в Москве. Выставка эта связана с достижениями американской промышленности, о чем свистящим шепотом, оглядываясь на темные углы квартиры, сообщил Борис, пока мы шли в кухню. Не знаю, что больше всего было в этой информации секретного. Что выставка промышленная или что она американская. Причем, на вопрос, от кого поступило приглашение, нормального ответа не последовало. Кроме рассказа о конверте, который принесли Голобородько по месту жительства, ничего вразумительного не услышал. Конверт был принят соседями в отсутствие адресата и бессовестным образом вскрыт.

— Ты пойми, Павел Матвеич, вручают нам конверт. На нем — герб. Подумали, вдруг что-то срочное. — Прижимая руку к груди, на ходу твердил Борис. — Мы исключительно ради беспокойства о тебе.

Как только выяснилось, что он собрался меня куда-то провожать, да еще припомнил вообще далеко не последние лица в стране, я сильно напрягся. Начал расспрашивать.

Все-таки не дурак, имя генсека знаю. Ну, и про одного из американских президентов тоже слыхал. В конце концов, мозги какие-никакие имеются. Правда, если не ошибаюсь, президентом Никсон должен стать позже, лет на десять. По школьной программе я точно помнил, скоро грядёт Карибский кризис с участием Кеннеди и его же убийство. Значит, получается, Никсон пока еще занимает другую должность. Да и хрен с ним. Как говорил герой одного старого фильма, мало ли донов Педро в Бразилии? Мало ли было этих президентов в Америке. Они их там даже пронумеровали, бедолаги. Не в этом суть.

Вопрос в другом. Как удивительно все совпало. Бабка с самого начала говорила, Попаданцы любят лезть в самые верхи. И в принципе, будь я на месте Попаданца, хотя, условно говоря, и так на нем, непременно постарался бы попасть на эту выставку. Отличный шанс добраться до первых лиц не только своей страны, но и Америки. Вот только непонятно… Пригласили Голобородько. Одного. Вроде как. При чем тут неизвестный Попаданец? И связано ли это вообще?

— Павлуша! Хватит спать!

Я от неожиданности вздрогнул, а затем повернул голову в сторону Натальи Никаноровны, которая сидела в своем обожаемом кресле.

— Того и гляди мордой в пол упадёшь. Не время дрыхнуть. Что за люди пошли… Все бы вам пожрать да поспать.

Бабка наблюдала за мной, прищурив один глаз.

— Кто бы говорил… — Я поелозил задницей по унылым диванным розочкам, устраиваясь поудобнее.

На самом деле, спать хотелось сильно. Потому что моя ночь прошла вообще не так, как планировал. Соседи постарались. Дай бог этим «прекрасным» людям здоровья. Хотя, насчет здоровья очень сомневаюсь. Если учесть, как они проводят свой досуг, никаких запасов организма не хватит.

После того, как мы с Борисом и его женой оказались в кухне, я сразу понял, покоя мне не видать. Граждане, которые там находились, были очень шумными, активными и явно затеяли грандиозное мероприятие.

Несколько тумбочек, в них обычно хранится посуда, сдвинули друг к другу. Благодаря этому получился один большой стол, на котором стояла огромная чугунная сковорода с жареной картошкой, миска с квашеной капустой, тарелка с солеными огурцами и еще одна — с нарезанным тонкими кусками салом. В вазочке, используемой нормальными людьми для варенья, лежали соленые же помидоры.

Компания не сказать, чтоб была сильно большой. В кухне присутствовали трое женщин, и еще столько же мужчин. Остальных жильцов либо не пригласили, либо весь состав уже здесь.

Одна из дам, как приклеенная, висела на среднего возраста гражданине. Этот гражданин сидел во главе «стола» и вид имел необыкновенно счастливый. Его впалые щеки раскраснелись, глаза блестели. Не знаю, от чего. То ли от коллективного внимания, то ли от прижимающейся к нему всем телом дамочки. Она так старательно и активно это делала, что ей осталось только на голову мужику забраться. Видимо, он и есть виновник торжества, тот самый Зяма.

— Столько лет, Зиновий… — Борис с порога включился в разговор.

Я же бочком протиснулся к ближайшему стулу и осторожно присел с краю. Решил, сейчас отвлекуться, сбегу в свою комнату.

Мне моментально подсунули тарелку, навалили в нее картошки, сверху шмякнули горсть капусты. Рядом с тарелкой, словно из воздуха, появился граненый стакан, в который один из мужчин плеснул самогона. Происхождение напитка я сразу определил по запаху. Причём запах был настолько ядреный, что возможность ошибки исключается. Я так-то не особо любитель прибухнуть. Что-нибудь «вкусненькое», типа хорошего вискаря или коктейля в баре, куда ни шло. Но самогон…

— Спасибо…Пожалуй, воздержусь. — Я тактично отодвинул стакан в сторону.

— Матвеич, ты чего! — Мужик, который наливал, посмотрел на меня с подозрением. — Мы ж тогда тебе доверять никогда не сможем. Надо пить. Ты разве против коллективу?

Честно говоря, вообще не уловил связи между доверием и нежеланием лакать это пойло. По-другому назвать не могу. Однако, мужик, решил перейти от слов к делу. Он схватил стакан, сунул мне его под нос, а потом громко заявил.

— У Павла Матвеича штрафной! Ну-ка! За здоровье Зямы! Давай! Павел Матвеич! Ну!

Я только открыл рот, собираясь возмутиться, а мне уже одним движением залили сие зелие в нутро́. Честно сказать, в этот момент я осознал смысл выражения «глаз на жопу натяну». Только он у меня натянулся сам, без постороннего участия. Я реально забыл, как дышать. Закашлялся, хватая воздух ртом. Это тоже была ошибка. Отвратительный вкус не исчез, он наоборот стал сильнее.

— Выдохните, Павел Матвеич… — Ласково сказала сидящая рядом женщина. — И занюхайте. Вот, кусочком хлебушка.

— Ну, молодца! — Мужик хлопнул меня со всей дури по спине. — А мы уж переживать начали. Как это так? Новый сосед у нас не пьёт, не курит, с людя́ми лишний раз не поговорит. Чего только не думали. А все нормально, оказывается. Стеснялся либо́?

Я утер одинокую слезу, взял хлеб, сунул его в рот и сосредоточенно принялся жевать, от всей души желая этим гражданам провалиться к чертовой матери. А еще я не против, чтоб туда же — к чертовой матери — провалилась старуха. Не могла она что ли подобрать приличного тела, которое живет в приличных условиях с приличными людьми.

Однако, странное дело… буквально через пять минут внутри стало тепло и даже как-то приятно. Второй стакан пошел уже хорошо. Я даже не сильно чувствовал этот отвратительный запах.

— И где ж ты был, Зяма?! — Борис, наконец, своим вопросом отвлек внимание присутствующих от моей персоны. Все одновременно повернули головы к виновнику торжества, с интересом ожидая от него подробностей.

— Хде был…хде был… — Зяма высвободил руку, на которой висела дама, — Вообще-то я хотел быть на морях, но был в лагерях… Вот такой каламбур выходит.

— Как в лагерях? Ты же на гастроли уехал. Четыре года назад. — Мужик, который наливал самогон, замер. Он в этот момент хапнул пятернёй капусты и собирался положить ее в рот. Так и завис с капустой возле рта.

Надо отметить, остальные тоже немного напряглись. Даже Розочка, а я подозреваю, именно она висела на своем супруге, чуть отстранилась от благоверного.

Зяма «крякнул», вытер рот и руки кухонным полотенцем, а потом достал из внутреннего кармана пиджака какой-то документ.

— Вот такая вышла гастроль…Видишь? Подлинник об амнистии. Хотя, между нами говоря, кое-кто сделал бы эту ксиву гораздо качественнее и быстрее, понимаете? Быстрее! А не четыре года. Чтоб моему начлагу икнулось прямо сейчас.

— Зяма! Как? За что?! — Розочка охнула и снова повисла на крепкое, мужское плечо.

Вцепилась она теперь еще сильнее, чем прежде. Наверное, опасалась опять остаться без мужа.

— А я тебя все четыре года поминала плохим словом. Так и говорила, подлец он, проходимец. Уехал со своим оркестром, нашел себе там зазнобу и все. Пишите письма мелким почерком.

— Ну за что…. за что… — Зиновий почесал затылок. — Если бы один неумный человек не выменял флюгельгорн на патроны от немецкого вальтера, а товарищ старший майор случайно их не нашёл… Да если бы это всё приключилось дома, а не за границей, на гастролях в Болгарии — ничего бы и не было! Ни лагерей, ни Интернационала на морозе. Вот скажите, зачем нашему скрипачу патроны от немецкого вальтера? Он что, чемпион Мордовии по стрельбе? Нет. Нам могли бы дать за это орден? Нет! Нам дали срок и по морде. Дикая случайность, которая мне вышла боком. Хотя, как посмотреть…

— Какие патроны, Зяма? Ты бандит? Нет! Ты, Зяма, музыкант. Так при чем тут патроны? И почему за это время не написал ни слова? — Розочка нервно вздохнула грудью, одним глазом пытаясь рассмотреть документ в руке мужа. Видимо, сомнения насчет того, где он был четыре года, у нее остались.

Зато стальные наоборот расслабились. Причина, по которой Зиновия занесло в места не столь отдалённые, их явно успокоила.

— Розочка, не компостируй мне мозг в голове. Я не бандит, я — жертва обстоятельств и случайностей. А писем не было, потому что не хотел висеть на твоих хрупких плечах, душа моя, тяжким грузом. — Зяма повернулся к мужику, который отвечал за самогон. — Налейте, Николай Саввович. Воспоминания о жизненной несправедливости причиняют мне невыносимую боль…

— Хорошие случайности — присесть на пятилетку! — Розочка фыркнула.

— Дурында… Скажи спасибо, что за это, а не что-то другое. — Тихо прокомментировала сидящая рядом со мной особа.

— Да что вы, честное слово… — Борис махнул рукой, — Сейчас за «другое» уже не сажают. Это у Вас, Велемира Карловна, пережитки прошлого засели намертво…

И вот в таком ключе прошла вся ночь. Вернее, бо́льшая ее часть. Тем более, не успели мы выяснить подробности того, где четыре года был Зяма, как в кухне нарисовался тот самый мужик, которого я встретил в подъезде. Из-под полы пиджака он жестом фокусника вытащил бутыль с мутным содержимым, чем изрядно обрадовал присутствующих и сильно огорчил меня. Судя по количеству зелия, закончится этот праздник жизни нескоро.

Естественно, пить я все так же не хотел и не собирался. Но естественно, моего мнения все так же никто не стал спрашивать.

В итоге, смыться из кухни мне удалось лишь под утро. Когда закончились разговоры о вечном, были спеты все песни и народ начал потихоньку рассасываться по своим комнатам.

Соседям хорошо, им никуда не нужно было идти, суббота, а вот у директора Дворца Культуры, похоже, нет выходных. Потому как в восемь утра меня уже растолкала блондинка.

Я бестолково на нее вытаращился, поморгал, потом накрылся с головой и отвернулся к стене. Решил, так как в комнате Настя оказаться не могла, значит, мне это просто сниться.

Однако для виде́ния блондинка оказалась слишком резвой. Она рывком сдернула с меня одеяло, откинула его в сторону. Затем, сложив руки на груди, принялась талдычить одно и то же. Смысл ее слов сводился к тому, что сон — лишнее и совершенно ненужное дело. Тем более, когда на моей совести — судьба человечества. Насчёт человечества я, конечно, преувеличиваю. Но про совесть точно было.

В итоге, стало понятно, в покое меня не оставят. Поэтому, проклиная все на свете, сполз с постели, сходил в ванную, умылся. Принять душ не рискнул. Ванная комната, если это можно так назвать, выглядела слишком грустно. Душ, как таковой, имелся. Врать не буду. Но он крепился прямо на потолке, снять его, естественно, возможности не было. По внешнему виду он напоминал насадку для садовой лейки. Слив находился вообще в полу. Просто посреди помещения. Рядом стояли табуретки с тазами, в которых лежало замоченное белье. В общем, я подумал, что вопрос с моей личной гигиеной пусть бабка решает, как хочет. Не могу в таких условиях и все тут.

Потом натянул одежду, благо в шкафу нашлась свежая рубашка и брюки. Ёжась то ли от похмелья, которое имело место быть, то ли от впечатления, произведённого душевой, потопал вслед за Настей.

Оказалось, нам срочно надо на базу. Ключевое слово — срочно!

— А что за важность, не пойму? — Я всю дорогу пытался свернуться на пассажирском сидении калачиком и подремать еще хоть пять минут.

— Наталья Никаноровна сказала, у нас совещание.

— Какая же же мерзкая особа, твоя Наталья Никаноровна… — Высказался я с чувством. — Слушай… А кто она вообще такая? Просто… В поликлинике тогда фокусы исполняла. Потом с Любомировым. Нет, помню ты про ведьму рассказывала какую-то. Но… Черт… То, что бабуля с первым секретарем сделала… Ну, хоть бы там слова какие-нибудь сказала. Палочкой помахала.

— Какая палочка, Паша? Какие слова? — Блондинка засмеялась. — Абракадабра? Трахтибидох?

— Ну, зачем? Можно Авада Кедавра. Мы, в конце концов, культурные люди. И молнию Любомирову на лбу как захерачила бы…

— Паш… — Настя перестала хихикать. Она вдруг стала очень серьезной. — Наталья Никаноровна не ведьма. Не волшебница. И даже не фея. Сказать тебе не могу, кем она является. Рано. Ты на самом деле к этому еще не готов. Единственное… Поверь, не нужно с ней ругаться, препираться и все такое. Она, скажем так… Не сильно любит вашего брата.

— Какого брата? — Я даже голову оторвал от сиденья, повернувшись к блондинке, чтоб видеть ее лицо. — Юристов? Шатунов? Мужиков?

— Нет, Паша. Людей.

В этот момент, улица по которой мы ехали, внезапно стала темной, будто кто-то очень резко выключил свет. Вместо домов, а я их видел только что своими собственным глазами, возникла та самая промзона. Я от неожиданности икнул и, открыв рот, уставился в окно автомобиля. Секунду назад мы мчали по вполне себе утреннему городу, а сейчас — будто под землю провалились. Или в тоннель попали. Или… В общем, с чем не сравнивай, а получается — хрень какая-то.

— Не понял… — Снова повернулся к блондинке. — А где улица?

— Сказали же тебе, это место вне всего. — Блондинка уверенно свернула к знакомым воротам, которые при нашем появлении медленно начали открываться.

— Да вы до хрена, чего сказали. — Ответил я ей в сердцах. — Только из всего этого ни черта логических выводов не сделаешь. Одни загадки и тайны.

Блондинка промолчала. Она загнала машину в гараж и сразу выскочила наружу. Я хотел бы сказать, что тоже выскочил, но ничего подобного. Я выполз. Не знаю, возможно из-за внезапного перемещения у меня теперь кружилась голова и подкатывала тошнота.

— Пить надо меньше… — Раздался знакомый голос. Старуха уже привычно сидела в кресле. Даже на дёрнулась при нашем появлении.

Я с сомнением уставился на Наталью Никаноровну. Уже в который раз она говорит что-то, словно в ответ на мои мысли. Но… Это же невозможно. Наверное… Хотя то, что произошло со мной тоже невозможно…

— Садись, алкоголик… — Бабка кивнула в сторону дивана. — Есть мысль. Надо обсудить. А ты, Насть, дай ему нашего лекарства.

Блондинка замерла на месте, потом повернулась к бабке и посмотрела на нее с немым вопросом во взгляде. Мол, уверена?

— Дай. Только маленькую дозу. А то будем его потом по всему городу ловить. И хорошо, если по этому городу. — Бабка кивнула сама себе в подтверждение своих же слов.

Я не особо понял, о чем идет речь, поэтому протопал к дивану, плюхнулся на него, откинулся назад и закрыл глаза.

В этот момент как раз Наталья Никаноровна и гаркнула на всю комнату.

— Хватит спать!

Я сначала одарил бабку выразительным взглядом. Потом повернул голову и почти носом уткнулся в блондинку. Она стояла буквально в шаге от меня.

— Держи. — Настя протянула маленький пузырек. Достала она его из холодильника, кстати. Обычный пузырек из-под валерианки. Только была там какая-то странная, густая, тёмная жидкость. — Один глоток и все. Маленький. Больше не надо.

— Отравить решили? — Я с сомнением смотрел на лекарство в руке блондинки.

— Павлуша, повторяюсь… Но скажи, не дурак ли ты часом, все-таки? — Наталья Никаноровна покачала головой, а потом достаточно грубо прикрикнула. — Пей! Отпустит сразу. Ты нам нужен в нормальном состоянии. Я нашла вариант, как выманить Попаданца.

Пришлось взять пузырёк из рук блондинки. Осторожно капнул себе на язык, пробуя вкус…Ну… Ничего так. На Пектусин похоже… А потом…

— Твою ж мать…

Эта фраза вырвалась против воли. Едва странная жидкость оказалась у меня во рту, я почувствовал, как каждая клеточка моего тела вдруг наполняется энергией. Реально. Будто весь мой организм прямо сейчас накачали чистым энергетиком. Пустили его по венам. Головной боли как не бывало. Тошнота, «вертолеты»? Что это вообще такое? Не знаком. Даже цвета вокруг стали ярче. Я повернул голову влево, потом вправо. Несколько раз моргнул.

— Охренеть…

На самом деле, цвета изменились. А ещё… Я вдруг стал удивительно хорошо видеть. Четко. Сфокусировано. Видимо, Голобородько в силу возраста уже начал испытывать некоторые проблемы со здоровьем. Так вот, благодаря одной капле бабкиного лекарства, больше не было проблем. Никаких. Я ощущал неимоверный прилив сил. Хотелось вскочить на ноги и творить великие дела.

— Класс… — Протянул я. Не долго думая, закинул голову и вылил все содержимое пузырька себе в рот. Кашу маслом не испортишь, что говориться.

— Паша! — Блондинка только успела руку протянуть, собираясь выхватить у меня это чудное средство, а я уже все проглотил.

— Ну, ты и кретин… — Протянула Наталья Никаноровна. — Вот это нам теперь будет весело…