Олимпий Радин

Тому прошло уж много лет,

Что вам хочу сказать я,

И я уверен, – многих нет,

Кого бы мог я испугать бы

Рассказом; если же из них

И есть хоть кто-нибудь в живых,

То, верно, ими всё равно

Забвению обречено.

А что до них?

Передо мною

Иные образы встают…

И верю я: не упрекнут,

Что их неведомой судьбою,

Известной мне лишь одному,

Что их непризнанной борьбою

Вниманье ваше я займу…

Тому назад лет шесть иль пять назад,

Не меньше только, – но в Москве

Ещё я жил… вам нужно знать,

Что в старом городе я две

Отдельных жизни различать

Привык давно: лежит печать

Преданий дряхлых на одной,

Ещё не скошенных досель…

О ней ни слова…

Да и мне ль

Вам говорить о жизни сей?

И восхищаться бородой,

Да вечный звон колоколов

Церквей различных сороков

Превозносить?..

Иные есть,

Кому охотно эту честь

Я уступить всегда готов;

Их голос важен и силён

В известном случае, как звон

Торжественный колоколов…

Но жизнь иную знаю я

В Москве старинной…

Из всех людей, которых я

В московском обществе знавал,

Меня всех больше занимал

Олимпий Радин…

Не был он

Умом начитанным умён,

И даже дерзко отвергал

Он много истин, может быть;

Но я привык тот резкий тон

Невольно как-то в нём любить;

Был смел и зол его язык,

И беспощадно он привык

Все вещи называть по именам,

Что очень часто страшно нам…

В душе ль своей, в душе ль чужой

Неумолимо подводить

Любил он под итог простой

Все мысли речи и дела

И в этом пищу находить

Насмешке вечной – едко-злой,

Над разницей добра и зла…

В иных была б насмешка та

Однообразна и пуста,

Как жизнь без цели…