Она написала любовь (выжить. Написать. Влюбиться)

-1-

Великий Отторна. Второй год мира

Глава первая

– Многоуважаемая Эльза, вот позвольте поинтересоваться, что вы там забыли?

Никто не откликнулся на эту преувеличенно-любезную реплику.

— Посмотрите, Грон, как ветрены женщины. Даже лучшие из них!

Огромный черный пес подошел поближе и ткнулся квадратной мордой в руку хозяина. Усы и борода забавно топорщились. Кустистые брови высоко поднялись — пес тоже удивлялся поведению Эльзы, явно сочувствуя мужчине.

— Эльза, дорогая, начинается дождь. Вылезайте из кустов! Сейчас же!

Ветки затрещали, словно в зарослях ворочался большой медведь. Раздались тяжелые вздохи. Однако никто так и не появился.

— Ну что же, пойдемте, Грон, посмотрим, что там обнаружила наша непослушная дама.

Из-за живой изгороди, что в осенних сумерках казалась непроходимой стеной, снова донесся долгий выразительный вздох. Должно быть, Эльза так выразила свое отношение к мужскому эгоцентризму.

Хозяин собак покачал головой и отправился вдоль зарослей, что отмечали границу его владений. Лезть напролом через кусты он не собирался.

Шагал не торопясь, привычно опираясь на трость. На первый взгляд, этого мужчину можно было бы назвать привлекательным. Хорошая тренированная фигура. Ясные серые глаза. Но... Слишком бесстрастное выражение лица. Слишком ядовитая полуулыбка на поджатых губах. Безукоризненно строгая выправка — штангенциркуль загнулся бы от зависти...

— Ну, и что у нас тут?

Эльза была той же породы, что и Грон, только чуть помельче. Треугольные уши высоко поднялись, пимпочка хвоста заходила в извинениях.

— Я оценил степень твоего раскаяния, — усмехнулся хозяин. — Показывай.

Собака отступила. И мужчина, приглядевшись, увидел серый комок с белым пятном лица и светлыми волосами. В вечерних сумерках осеннего вечера, среди нарядных золотых листьев, тело женщины смотрелось как-то особенно неестественно и дико.

— Вот только трупа на моих землях недоставало, — недовольно проворчал мужчина.

Девушка — тоненькая, хрупкая, лежала на боку, поджав ноги и обхватив себя руками, в последней, отчаянной попытке согреться.

— Ладно, — вздохнул мужчина. — Не оставлять же ее здесь. Придется вызвать полицию. Отвечать на вопросы...

Он достал из кармана тонкую металлическую пластину, блеснувшую отполированным серебром в лучах заходящего солнца.

Эльза укоризненно посмотрела на хозяина. И снова тяжело вздохнула.

— Что? — удивленно посмотрел на нее хозяин. — Ты хочешь сказать, что она жива?

Мужчина неторопливо убрал пластину в карман, стряхнул с руки перчатку, опустился на колено, оттянул высокий воротник блузки и прижал пальцы к шее девушки. Через долгое-долгое мгновение он почувствовал, как что-то дрогнуло в глубине.

Хозяин поместья и собак поднялся, скривился и задумался.

Неясные, призрачные сумерки, щедро пропитанные недавно прошедшим дождем. Запах осени. Чудесный вечер. Он любил вечерние прогулки с Эльзой и Гроном. Одиночество. Покой, который он, несомненно, заслужил. И вот...

— Пожалуй, это самый оригинальный подход. Так ко мне убийц еще не засылали, — проговорил он наконец.

Грон угрожающе зарычал, Эльза посмотрела на хозяина со странной смесью жалости и иронии. Потом немного подумала, пытаясь все-таки разобраться в своих чувствах, и наконец проявила свое возмущение, громко и выразительно чихнув.

— Ты хочешь сказать, что не чувствуешь угрозы? Ну что ж... У профессионала может и не быть ко мне враждебных чувств, такое уже было.

Собаки, в тот раз только чудом успевшие спасти хозяина, напряглись.

— С другой стороны... Может быть — просто барышня в беде. Сбежала, наверное, от нелюбимого жениха! По возрасту для подобной дури вполне подходит.

Эльза и Грон насмешливо фыркнули, одинаково оценивая человеческую глупость...

Мужчина натянул перчатку. Положил трость на землю.

— Ладно, в любом случае подобная находчивость должна быть награждена... Будем считать, что меня заинтриговали.

Он легко поднял девушку, закинул себе на плечо. Ее шляпка слетела и покатилась, как перекати-поле, подхваченная ветром.

— Домой! — скомандовал мужчина. — Эльза, трость захвати!

Эльза метнула на Грона быстрый, обеспокоенный взгляд, что означало: «Возьми трость, будь другом — я сейчас!», и унеслась за шляпкой таинственной незнакомки, попавшей в беду.

* * *

— Что вам угодно от доктора мертвых, господин барон? — поприветствовал его невысокий, начинающий полнеть мужчина, что ждал возле «кристаллического» экипажа — штуки неприлично дорогой и очень популярной в королевстве Отторн. Вместо лошадей в экипаже использовали магическим образом выращенные кристаллы бериллия. Поговаривали, что именно это изобретение помогло выиграть Десятилетнюю войну.

— Что же вас, мой дорогой доктор Фульд, понесло в судебную медицину? Лечили бы живых — ручаюсь, у вас была бы обширная практика.

— Ах, дорогой барон! После всех наших... приключений хочется общаться лишь с умершими. От них, по крайней мере, никаких сюрпризов не ждешь. Не то, что от живых.

И доктор машинально потер страшный шрам от ожога по всей левой стороне лица.

— Ваш выбор. К делу.

— Слушаюсь, — подобрался доктор.

Они зашли в дом — свет приветливо зажигался по ходу их движения. Дошли до гостиной. Хозяин сгрузил свою ношу на диван.

— Посмотрите, кого Эльза нашла на границе моих земель.

— Вижу, — спокойно откликнулся странный доктор. — Это госпожа Агата. Агата фон Лингер. Ваша соседка.

— Даже так? — удивился хозяин поместья. Слова доктора опровергали его предположения о том, что найденная девушка — либо наемная убийца, либо сбежавшая от родителей дурочка.

-2-

Глава вторая

— И вы не знаете, что случилось с вашим супругом, госпожа фон Лингер?

— Нет. Я знаю лишь то, что он не пришел домой ночевать. На связи его тоже не было. Я забеспокоилась и обратилась в полицию.

— Свидетели говорят, что в последнее время вы с супругом ссорились.

— Не больше и не меньше, чем любая супружеская пара после семи лет совместной жизни, — спокойно ответила женщина.

— А вчера?

— Вчера... Людвиг с утра уехал в город. Сказал, что у него дела. Я этим была не очень довольна. У нас — книга, сроки.

— Вы работаете вместе?

— Мой муж — знаменитый писатель, лауреат Королевской премии. Я — его помощница.

— То есть? Что вы имеете в виду? Тоже... пишете?

— И это тоже. Секретарь. Иногда — нянька. Часто — тиран. У нас более чем щедрая оплата, но жесткие условия контракта. Мы не можем себе позволить работать по принципу — «пойдет» текст или нет.

— То есть, если бы не кровь на сиденье экипажа и вокруг него, то можно было бы предположить, что ваш муж просто все бросил и уехал. Так?

— Я могу только надеяться, что он жив. Что кровь — не его, — еле слышно отвечала женщина.

— Кто еще проживает в поместье?

— Мать моего супруга. Она вдова. Еще — ее старшая дочь. С сыном. Они с мужем разъехались в этом году, и она приходит в себя. Младший брат мужа также гостит у нас.

— Но дом принадлежит вам?

— Да. Мне и моему мужу. Недвижимое имущество у нас общее.

— А ваша семья?

— Поместье моих родителей было на линии высадки десанта имперцев в марке Нея.

— Сочувствую, — проговорил следователь.

Действительно, во время этой высадки оклеровские солдаты уничтожали все на своем пути.

Госпожа Агата неспешно кивнула, принимая соболезнования.

— Послушайте, госпожа фон Лингер, а что с вашими счетами? — продолжал следователь.

— Деньгами занимался муж. У меня есть свой счет, хозяйственный. И тот, на котором лежат деньги, оставленные мне покойными родителями. Я знаю, что мы обеспеченные люди. Вот — поместье купили в прошлом году. Землю с виноградниками...

— Вы достаточно спокойны.

— Если бы я билась в истерике и поминутно теряла сознание — было бы лучше?

— Так она его и убила, — громко и безапелляционно заявила пожилая, полная дама, распахивая дверь в комнату.

— Добрый день, фрау фон Лингер, — вежливо поднялся следователь. — Будьте любезны, мне необходимо закончить беседу с вашей невесткой.

— Беседу?! Какую еще беседу? Я требую, чтобы вы арестовали эту мерзавку! Это... это она... О! Мой бедный мальчик! Мой сын! — Женщина опустилась на небольшой диванчик, вскинув голову и прогнувшись в том месте, где должна быть талия. Диванчик жалобно всхлипнул.

Фрау Агата привычно и устало смотрела на свекровь.

— Она присосалась к нему, как пиявка! К моему бедному, доверчивому, талантливому мальчику! — Полные пальчики фрау пощекотали воздух, намекая следователю о том, что даме не плохо бы подать стакан воды.

Следователь потянулся за графином, бросив едва заметный взгляд на госпожу Агату. Та поморщилась, вздохнула и, откинувшись в кресле, положила руку себе на лоб. Дамы явно раздражали друг друга.

— Мда... — выдохнул следователь, протянул женщине стакан с чистой, прохладной водой, а про себя подумал: «Мальчик... Как бы не так!» — С личным делом лейтенанта в отставке фон Лингера он уже ознакомился.

Тридцать лет, военная академия — ускоренный выпуск, правда... Воевал, тяжелая контузия. Год был адъютантом при штабе фронта. Скрывал свое состояние, чтобы не комиссовали. Отправлен в отставку по состоянию здоровья. Женился на выпускнице филологического факультета столичного университета. Стал автором популярнейших в королевстве книг про агента фон Церга. Пару месяцев назад переехал с супругой из столицы сюда, на юг, в марку Орнокс, поближе к морю. И вот теперь — пропал.

— Его убила она! — продолжала бушевать мать фон Лингера, жестом предлагая забрать у нее стакан.

— Вы знаете, вашего сына еще не нашли. Пока идет поисковая операция. И потом, вам не кажется, что ваша невестка слишком хрупкая для того, чтобы нанести рану мужчине, тем более военному?

— Значит, она наняла наемных убийц!

— Как жаль, что подавать на родственников в суд считается дурным тоном, — тихо проговорила госпожа Агата. Ее свекровь чуть не задохнулась от возмущения, но так и не нашлась что сказать. Хозяйка дома поднялась. — Господин следователь, я вызвала нашего поверенного, как только он приедет — появится у вас. Я была бы очень вам признательна, если бы все вопросы мы решали через него.

— Благодарю вас за беседу. Однако должен сказать, что вам, как и всем обитателям дома, запрещено покидать границы поместья. До выяснения обстоятельств исчезновения вашего супруга.

Госпожа Агата склонила голову и вышла.

Спустилась на кухню. Несмотря на то, что в доме обитали почти все родственники мужа, угол кухни, тот, что ближе к камину, негласно оставался только ее территорией. Там стоял... Чай-шкаф. Редко где можно встретить такое, разве что в чайной лавке. Хозяин одной из них и помог Агате выписать это диковинное чудо из столицы. Отторнский белый дуб, ручная работа. Артефакты, встроенные в ящички и полочки, позволяющие сохранять оптимальную температуру для сухих трав, специй и настоек. Баночки валльского хрусталя. Все это стоило немалых денег, конечно. Но ведь она работала над книгами ничуть не меньше мужа, а значит, заслужила маленькие радости!

Травы были ее страстью. Агата знала рецептуры чайных сборов и способы их заваривания. Не меньше тысячи уж точно! Раз даже победила в конкурсе женского кулинарного журнала «Ароматный пар» на рецепт лучшего сбора от головной боли.

Правда мужу признаться в этом не решилась. Он регулярно пил ее отвары, снимающие мигрень и помогающие уснуть, но к этому ее увлечению относился весьма скептически.

-3-

Глава третья

Дом был старым и каким-то неухоженным. Если бы Агате пришло в голову написать роман о привидениях — они бы обязательно обитали в таком вот доме...

Но привидений не было. В доме жил мужчина с собаками. Барон Эрик фон Гиндельберг. Бывший канцлер их королевства — Великого Отторна.

«Жил-был бывший канцлер... Странно как-то жил...» Раз в неделю приходил кто-то: убирал и готовил. Наверное, женщины из соседней деревни. В те часы, когда в доме находились посторонние, становилось еще тише. Агата не знала, как такое возможно... Чудно.́

Завтрак барон готовил сам. Заливал пшеничные хлопья молоком и щедро посыпал ягодами. Иногда жарил пышный — на зависть любой хозяйке — омлет. Или подавал свежайший творог. Судя по вкусу, закупались они у одного и того же фермера.

Собакам готовил явно кто-то посторонний. Такое ощущение, что призрак. Может, она все-таки поторопилась, решив, что в доме нет привидений?

«У бывшего канцлера были две большие черные собаки, и Призрак готовил им еду. Кашу с мясом...»

По крайней мере, Агата «призрака» не то, что не видела, она его и не слышала-то ни разу! Призраки, они ведь обожают наполнять дом жуткими, леденящими душу звуками. По крайней мере, она думала о них именно так. А этот призрак был тихий. Но он был, наверное, потому что представить себе бывшего канцлера готовившим еду собакам... не получалось.

За неделю у них с Эриком фон Гиндельбергом выработалось четкое расписание — точность выполнения можно было проверять по минутам.

В шесть утра он вставал — Агата всегда просыпалась, когда полы начинали скрипеть под тяжелыми мужскими шагами и собачьими лапами. Хозяин дома вежливо здоровался с собаками, иронично беседовал с Гроном, нежно с Эльзой. Кстати, Агата заметила, что даме разрешалось капризничать. После еды собак выпроваживали наружу.

В семь пятнадцать барон стучал ей в дверь. Негромко. Аккуратно. Но как-то очень выразительно.

«Да, я отдаю себе отчет в том, что вы в моем доме, в постели, из которой вам запрещено вставать без крайней необходимости, — говорил этот стук. — Я понимаю, насколько это все двусмысленно. Но я должен о вас позаботиться. И знаете, мне это приятно...»

 — Войдите, — отзывалась Агата...

И в звуках ее голоса слышалось:

«Я, наверное, должна протестовать. И требовать, чтобы меня отправили в больницу. Или домой. И вообще, я в ночной сорочке при постороннем мужчине! Просто ужас! Но... Обо мне так давно никто не заботился. Я уже и забыла, что так бывает... Мне так спокойно рядом. И так хорошо пишется... Как никогда...»

— Вы принимали лекарства? — спрашивал он, всегда поворачиваясь к ней спиной, пока она ела.

— Да, — отвечала она этой спине.

— Доктору все еще не нравятся анализы вашей крови.

— Спасибо за ягоды.

— Я заметил, что их вы едите. В отличие от выпечки, которую оставляете нетронутой.

— Я еще и шоколад люблю. С орехами, — призналась она.

— Доктор пока запретил. Подобная пища может спровоцировать кашель.

— Я понимаю.

— Поправьте меня, если я ошибаюсь... — вдруг сказал он. — Как я понял, великий писатель у вас в семье — это ваш супруг?

— Совершенно верно.

— И книги выходят под его именем. И к вам, официально, это не имеет никакого отношения.

— Людвиг — замечательный выдумщик и рассказчик. Слушать то, как он рассказывает в лицах свою историю, как проживает ее вместе с героями... Это просто удовольствие. Но... он не умеет переносить свои слова и мысли на бумагу. Совсем. Получается слишком шаблонно. Деревянно. Просто никак.

— И? Вы сначала стенографируете?

— И это тоже. Стенографирую, уточняю те места, которые понятны ему как писателю, но не совсем понятны мне, как слушателю. Договариваюсь о структуре книги.

— А потом вы художественно оформляете его байки?

— Истории...

— Простите.

— Ничего. Людвиг искал неболтливого филолога записать его книгу. Того, кто в перспективе мог бы научить его писать. Так мы познакомились.

— И как? Получилось?

— Что именно?

— Научить.

— Нет.

— Что дальше? Ваша первая книга имела успех? То, что ваш муж впоследствии стал знаменит и популярен, мне известно. Интересно, однако, как все начиналось?

— Да. Мы попали в целевую аудиторию. Патриотизм, жизнь за короля, идея служения — все это пришлось по вкусу нашим читателям.

Плечи хозяина дома ощутимо напряглись.

— Нет-нет... — огорчилась Агата, — Вы не подумайте. Мы писали от всего сердца! Как-то даже по-детски искренне. Ну... Мне так кажется. Первая книга. Там было все: ненависть к войне, гордость за наших солдат. И мое сиротство. И то, что Людвиг чувствовал себя увечным и никому не нужным... И...

Агата задохнулась и надсадно закашлялась. Хозяин дома поспешил к ней, подал стакан с питьем. Проследил, чтобы она выпила.

— Простите меня, — опустил он голову, когда приступ прошел. — Я глупец. Совсем забыл про голосовой покой, который вам прописал доктор. Еще раз простите. Отдыхайте. У нас еще будет возможность поговорить, когда вы поправитесь.

Поклонился — и вышел.

Она писала и писала. Хорошо еще, что доктор привез ей все черновики и наброски, что были в доме. Их якобы конфисковали как улики. Агата никогда не умела восстанавливать текст, над которым уже работала. Только путалась и злилась. В конце концов, приходилось переписывать. Но это был уже другой текст, всегда хуже изначального.

Дальше день шел как обычно. Обед, после которого к ней пускали собак... Агате все хотелось спросить, кто варит еду огромным зверюгам. Неужели все-таки сам барон, лично? Вот уж вряд ли. Почему именно этот вопрос не давал ей покоя?

Полдник, ужин... По часам...

А вот вечер этого дня был не таким, как обычно. Потому что с доктором, который ежедневно навещал их, приехал следователь. Тот самый, что допрашивал ее, когда... сколько же времени назад это было? Восемь дней всего прошло. Даже не верится.

-4-

Глава четвертая

— Я все же предпочитаю знать правду. Добрый вечер, господа!

Откуда же в нем взялось это странное желание укрыть ее, защитить от невзгод? Удивительно. А он-то считал, что не способен чувствовать нечто подобное... Причем настолько ярко...

Мужчины поднялись, приветствуя гостью.

— Вы зачем встали? — недовольно проворчал барон, усаживая ее в кресло, поближе к огню.

Грон и Эльза вроде бы просто лежали на коврике у камина. Но на самом деле собаки больше походили на солдат, чем на любимцев хозяина дома. Они лежали по струнке, навытяжку, готовые в любой момент вскочить. Тела напряжены, уши ловят каждый звук, глаза — каждый жест. И все-таки они чуть шевельнули пимпочками хвостиков при виде Агаты. Дескать — прости! Рады бы пообщаться, но в доме посторонние. А у нас приказ.

— Поняла, что господин следователь приехал, чтобы поговорить со мной.

— Как вы себя чувствуете? — спросил доктор.

— Живой, — улыбнулась ему Агата.

— А я вот... — печально сказал следователь, — явился к вам с дурными новостями.

— Людвиг?

— Он жив. Мы нашли вашего супруга.

Агата молчала, ожидая продолжения.

— Он с женщиной. Простите, госпожа фон Лингер.

— Понятно, — вздохнула.

— Все не так плохо. Думаю, он просто нанял секретаршу. Или стенографистку. Потому что они работают...

— Как интересно. То есть он инсценировал свое похищение, подвел меня под подозрение в убийстве. И удалился писать новый роман?

— Получается, что так.

— Неважно. Он жив. Значит, будем считать, что это была хорошая новость. Есть еще?

Следователь посмотрел на нее удивленно, доктор — довольно. А барон окинул их таким гордым взглядом, словно хотел сказать: «Ну что? Видели? Моя гостья не так проста, как кажется!»

Сама же Агата продолжала спокойно сидеть в кресле, сложив руки на коленях. Подобное поведение было, пожалуй, свойством ее характера. Она никогда в экстремальной ситуации не паниковала, не злилась, не впадала в истерику. Сначала надо победить. Поплакать и побиться головой о стену можно и потом.

— Дело в том, что банк собирается объявить вашего мужа банкротом. И, соответственно, продать поместье за долги.

— Странно. Но должны же оставаться активы. У нас есть два дома в столице. Один совсем небольшой, в нем мы жили, другой — доходный, его мы сдаем. Насколько я понимаю, доход неплохой и стабильный. С чего банку так поступать?

— Деньги с доходного дома идут на содержание матери, сестры и брата господина фон Лингера. И пока ваш муж не подпишет соответствующих бумаг, этими деньгами нельзя распорядиться по-другому. А дом, в котором вы жили... Простите, но он заложен. Кроме того, два ваших личных счета... — следователь замялся.

— Говорите, — приказала Агата.

— Они тоже опустошены.

— Но... мы не прикасались к деньгам, оставшимся от родителей. Даже когда были студентами. И... второй счет — компенсация от правительства... Людвиг же сам говорил, что...

— Сожалею.

Она побледнела, но, тем не менее, нашла в себе силы и спросила недрогнувшим сильным голосом, немало удивив не только присутствующих, включая Эльзу и Грона, но и себя саму:

— Сколько у меня времени, чтобы все решить?

— Я договорюсь с банком, — быстро сказал барон. — Вам незачем беспокоиться.

— Скажите, что вы хотели мне предложить? — словно и не слыша его слов, обратилась Агата к следователю.

— Вернуться в ваш дом и помочь нам с расследованием. Мы более чем уверены, что кто-то из ваших домашних связан с похитителями «Водяной Смерти», которой вас пытались отравить. Мы пока официально не находим вашего супруга, именно для того, чтобы у нас была возможность проводить расследование.

Агата кивнула. Долго смотрела на огонь. Наконец решилась и спросила:

— Что вы уполномочены предложить мне, если я соглашусь?

— Министерство обороны гарантирует... скажем, пенсию. Пожизненную. Достаточно щедрую. Это сделает вас независимой от... родственников.

— Но я хочу развод.

— Госпожа фон Лингер.

— Деньги я заработаю. Более того, именно у меня в руках рукопись нового романа, за которое издательство заплатит мне очень щедро. При условии, что я найду хорошего адвоката...

— Но развод — это... немыслимо.

— Почему? Этот человек предал меня.

— Вы же не знаете всех обстоятельств!

— Он струсил. Сбежал. Этого довольно.

— Я сообщу начальству, — поднялся следователь. — Но от денег, на вашем месте, я бы не отказывался.

— Вы правы. Обещаю, что подумаю. Спасибо вам...

— Госпожа фон Лингер никуда не поедет, пока окончательно не поправится. И пока я не буду уверен в том, что риск этой авантюры сведен к минимуму, — заявил бывший канцлер.

Все удивленно посмотрели на него.

— Что? — отреагировал он на эти взгляды. — Отпускать туда женщину одну, без прикрытия... Что-то мне подсказывает, что пенсия ей не понадобится, а министерство сильно сэкономит. Следовательно, я отправлюсь с ней.

— На каком, простите, основании? — возмутилась Агата.

— Где вы были во время вашего отсутствия? Вы были в Лаутгарде. Где не только лежали в госпитале, но и нашли телохранителя, которого наняли, чтобы обеспечить свою безопасность.

— Почему в столице, а не, скажем, в Орне? — спросил следователь. — Столица марки намного ближе. И гораздо логичнее, что именно туда отвезли госпожу фон Лингер, когда обнаружили без сознания.

— Вы можете гарантировать, что в местном госпитале не станут болтать о том, что госпожи Агаты они никогда не видели?

Следователь опустил голову.

— А в столице я могу это устроить.

— Да. Это гораздо проще, — согласился с бывшим канцлером господин Фульд. — Договоримся с моими знакомыми в Главном военном госпитале.

— А как госпожа Агата оказалась в столице?

-5-

Глава пятая

Интересно, что будет, если она его поцелует?

Он отпустил ее около кровати и посмотрел прямо в глаза...

«Решайся!» — вспыхнул огонь в серых глазах.

Вдруг стало смешно. От счастья. От того, что ее правильная, распланированная, упорядоченная жизнь вот-вот разлетится, как карточный домик. От ощущения полета, что давала власть над этим сильным мужчиной, который ждал ее решения, будто приговора.

Осторожно прикоснулась ладонями к широкой груди. Ткань рубашки мешала. Вытащила ее из брюк — не было сил расстегивать пуговицы.

Тепло его тела на ладонях, бешеные толчки огромного, сильного сердца, и глаза, в которых... Страсть.

Страсть и решимость.

Она вдруг испугалась того, что сейчас произойдет, но тут же поняла, что, не теряя ни секунды, без остатка отдаст ему себя. Здесь и сейчас! Потому что...

Стук в дверь на этот раз был каким-то раздраженным.

— Да? — Агата подскочила, исписанные листы рассыпались по кровати, руки тряслись, сердце предательски билось, и кровь хлынула к щекам. Как некстати. И что барону понадобилось у нее ночью? Она... она работает!

— Слушайте, — недовольно посмотрел на нее хозяин дома, стоя на пороге комнаты. — Вы почему не спите?

Агата быстро перевернула блокнот чистой страницей наверх. Еще не хватало, чтобы барон прочитал все, что она нафантазировала после того, как он принес ее в спальню.

— Вы вздыхаете, ворочаетесь. И у вас ручка... невозможно скрипучая!

— Простите.

— Вы хорошо себя чувствуете? Может, успокоительного?

— Нет, спасибо.

— Вечер был тяжелым. И ваши волнения вполне оправданы.

— А... который час?

— Почти четыре.

— Простите. — Агате стало неловко. Ему подниматься через два часа, а она ему спать не дает.

Она внимательно оглядела господина барона. Чисто выбрит, одет по ранжиру — сюртук и туго завязанный шейный платок прилагаются, туфли вычищены. Это же сколько он собирался, чтобы нанести ей визит в... соседнюю спальню? Ночью!

А она в кровати. Красная, растрепанная, неодетая, с листами, исписанными... Ох...

— Хотите чаю? — предложил он вдруг. И улыбнулся.

Это было так странно, что Агата растерялась. И кивнула:

— Да. Хочу.

— Я заварю. И принесу.

* * *

Барон уже вскипятил воду, когда она, переодевшись в то самое платье, спустилась на кухню.

— Вы не сердитесь на меня? — тихонько спросила у него Агата.

Он отрицательно покачал головой. Грон и Эльза посмотрели на гостью насмешливо, делая вид, что просто греются у камина. Отдыхают. Как бы не так!

— Все-таки я вами восхищаюсь, — снова улыбнулся он.

Пожалуй, в этот вечер и эту странную ночь она видела от него улыбок больше, чем за все время пребывания в его доме.

— Чувствую себя глупо, — призналась она. — Я должна быть убита горем. Моя жизнь рухнула. Но... У меня почему-то не получается. Я думаю о книге, о том, как буду договариваться с банком. О хорошем адвокате, которого надо найти и потратить на его услуги деньги, которые откуда-то надо взять... Я думаю о...

В последний момент она прикусила язык, поймав на самом его кончике фразу — «Я думаю о вас...»

Он вдруг резко обернулся. Поймал взглядом ее глаза. И... развернувшись обратно к кухонному столу, принялся священнодействовать.

Агата застыла, глядя на то, как барон насыпает расписной лопаткой чай — скрученные в жгутики белесые листья. Удивительно, но такие она видела впервые!

Он залил воду в фарфоровый стаканчик с крышечкой — и тут же вылил, ловко орудуя щипцами.

— Что вы делаете? — удивилась Агата.

— Грубо нарушаю таинство чайной церемонии, принятой в империи Чи-джо-ида. Воду вылил не на духа, мы с вами стоим. Но... Будем считать, что условия походные. Мы же не чинаро, в конце концов. Будем надеяться, что духи Рек, Гор и Ветра нас пощадят и не покарают.

— Вы были в самой таинственной империи в мире?

— Да. Несколько раз. С посольством. Но я не хотел бы говорить об этом в такой вечер. Если позволите.

— А воду зачем слили? — поспешила она сменить тему, поняв, что невольно задела что-то очень личное.

— Вам романтическую версию? Или версию здравого смысла? — улыбнулся он, наливая следующую порцию воды.

— И ту, и другую, — решительно потребовала Агата, жалея, что блокнот остался наверху.

— Романтическая... там что-то про угощение духа. А прозаическая... неизвестно, какими руками собирали, кто фасовал... Продезинфицировать необходимо.

Барон вылил жидкость розовато-желтоватого цвета в плоский кувшинчик с длинной ручкой и широким «носиком».

— Это — чаша справедливости. Чтобы обоим чай достался одинаковой крепости.

Хозяин дома разлил ароматный напиток по чашкам и поставил одну из них перед Агатой.

— Попробуйте, это мой любимый сорт — «Красный халат императора». Мне привозят его из Чжуруна, крошечной провинции Чи-джо-ида.

— Они же не торгуют с чужеземцами. Несколько лет уже.

— Совершенно верно, — кивнул барон, кинув в сторону гостьи уважительный взгляд. — Это и не покупной чай. Мне его присылают в дар, вот уже много лет.

— С ума сойти.

— Расскажите, о чем ваша книга? — Барон снова осторожно перевел тему.

— Это те же приключения агента Церга. Тридцать девятая книга за семь лет.

Агата не стала уточнять, что книга про фон Церга была уже дописана. И сейчас она работала над...

— И вам не надоело про него писать?

— Пожалуй, что нет, — привычно ответила женщина. — Он стал другим — как и мы с Людвигом... И... он уже как член семьи.

Агата смущенно уставилась в чашку с чаем — еще не хватало, чтобы хозяин дома принял ее за сумасшедшую.

— Ваши книги о Церге очень любил мой заместитель. Когда выходила новая, он всегда покупал и читал. Сам над собой смеялся. Говорил, что вполне отдает себе отчет в том, что книга — глупость глупостью. А оторваться невозможно!

-6-

Глава шестая

Это ж как надо было прислушиваться, чтобы раздражаться от того, что ручка скрипит по бумаге?!

Эрик фон Гиндельберг только головой покачал.

Он ворвался к ней в спальню в четыре утра, чтобы выяснить: что же приключилось с ним в эту промозглую осень? Почему он стал заботиться об Агате фон Лингер? Так... легко. Словно это была... его женщина.

Глупость какая!

Может, не все так страшно? Ему просто скучно в отставке. И потом. Он привык чувствовать себя нужным. За столько лет на службе.

Они говорили о книгах. Надо же, ее задело его насмешливое отношение к развлекательной литературе.

Тридцать девять книг!

Если бы у них в королевстве экономика с таким же упорством перестраивалась с военного образца на мирный, с каким фон Лингеры писали об этом их агенте, правительство бы уже выплатило государственный долг.

Барон лежал в своей комнате, заложив руки за голову. Вспоминал, как его заместитель, что был по молодости нелегалом и как раз специалистом по тайным операциям, действительно любил эту серию детективов. Похождения фон Церга. Все приговаривал:

— Если бы в реальной жизни было так... увлекательно!

А ведь бывший разведчик единственный, кто успел среагировать на наемного убийцу, которого не почуяли даже собаки! То наглое покушение имело все шансы на успех.

На руке у убийцы был одноразовый артефакт, стреляющий отравленной иглой. А празднование Весенней победы — мероприятие массовое. Традиционно и король, и канцлер много общались с народом. Выстрел был произведен с пяти метров.

Заместитель успел среагировать и закрыть канцлера собой... Наверное, сработала интуиция. Жизненный опыт, помноженный на постоянное ожидание засады. Убийства. Предательства.

Барон так и не лег спать. После того как его гостья поднялась к себе, отправился в подвал. В лабораторию.

Отец его — маршал королевства, кавалер боевых орденов и семиюродный брат короля — считал сына своей личной неудачей. Старый барон всегда был чем-то недоволен. И не потому, что отношения с женой не заладились. А потому, что сын был увлечен чем-то, помимо армии, сражений, физической подготовки и планирования обороны.

Его единственный наследник мечтал стать артефактором. Более того, у Эрика получалось. Только вот незадача: работать с кристаллами могли лишь те, в чьих жилах текла кровь выходцев с Нового Света. А точнее, с одного небольшого острова. Острова Висельников.

Около трехсот лет назад поселенцы, прибывшие туда, обнаружили пещеры с камнями, наделенными свойствами, которые тогда казались поистине волшебными. Через некоторое время люди научились строить корабли, что могли, используя силу кристаллов, ходить по морю без паруса; догадались, как с помощью самоцветов связываться друг с другом на расстоянии, усовершенствовали экипажи и наконец — сделали мобили! Повлияли камни и на самих переселенцев, дети, рожденные на острове, обрели магические способности, и только они, а после их потомки могли создавать артефакты.

Постепенно артефакторов становилось больше. И в Отторне тоже. В их жилах обязательно текла кровь островитян. Но единственный сын барона фон Гиндельберга? Немыслимо...

Эрик помнил, какой был скандал, когда отец, прибыв в очередное увольнение, узнал, что у сына есть учитель и лаборатория.

Наверное, барон дошел бы до того, что обвинил жену в неверности, а Эрика — в том, что он не его сын, но... Драгоценности рода Гиндельбергов, пожалованные его величеством лично, созданные лучшими придворными артефакторами королевства, признали в юноше своего, стоило ему уронить на них каплю крови.

Юный Гиндельберг помнил этот унизительный ритуал. Глаза матери. Волну силы, что тянулась от нее к кристаллам. Он знал, что это значит. Но с того самого момента запретил себе даже думать об этом.

И все закончилось. Профессора изгнали. Сына выдрали. Лабораторию уничтожили.

Это было хорошим уроком для будущего канцлера. Никому нельзя показывать свои увлечения. Никогда нельзя выдавать своих чувств, а тайники должны быть такими, чтобы — с одной стороны — они всегда были на виду, а с другой — чтобы никто о них не знал. И не просто не знал, а даже не догадывался.

Потом — армия. Два года рядовым. Война, кровь, грязь. Солдатская медаль за личное мужество. За битву в долине реки Нея, где еще лет сто ничего расти не будет...

Приказом короля перевод в гвардию. Личную сотню наследника Карла.

* * *

Погожим летним днем была проведена самая удачная операция спецслужб оклеровцев за всю десятилетнюю войну — десант в Лаутгард.

Чтобы сделать порталы, способные провести полк смертников, надо было напитать артефакты кровью человеческих жертв. Это было форменное безумие. Но враги на это пошли...

— Измена! — раздался крик из тронного зала, где его величество принимал послов. — Король убит! Королева убита! К оружию!

Сын короля, у которого как раз был урок истории, в первый момент вздрогнул, однако мгновение спустя схватился за шпагу. Короткую — по руке одиннадцатилетнему мальчишке.

При наследнике было лишь полтора десятка гвардейцев из личной сотни, да и тех считали при дворе солдатиками для игры избалованного принца, которому король-отец ни в чем не мог отказать.

Они уже были в классной комнате.

— Ваше высочество! — коротко поклонились.

— К оружию! — голос юного Карла дрогнул.

— Пробиваемся в наши казармы? — спросил у командира отделения, барона Эрика фон Гиндельберга, один из гвардейцев.

— Кого-нибудь из умирающих сюда, — приказал несостоявшийся артефактор. — Выстроим портал.

— Но... открытие портала всегда завязано на человеческой жизни, — тихо проговорил наследник. — И... это запрещено!

— Вы можете потом меня наказать, — холодно ответил барон. — Что надо взять из дворца, чтобы впоследствии не было проблем с вашим опознанием?

-7-

Глава седьмая

 После чаепития с хозяином Агата уснула. Ей снились печальные звезды, нервно прочерчивающие небеса, виселица, жуткие лица в свете дрожащих факелов. Страх. Смерть. И…любовь.

- Довольно. Я забираю их с собой, - услышала она знакомый голос перед тем, как ее выбросило в реальность.

Мягкая постель. Белые чистые простыни. За окном светло, хоть и пасмурно. Женщина потянулась, зевнула, и быстро вскочила, чтобы одеться. Агата выбрала теплую юбку и жакет. Удивилась, как все-таки точно были подобраны для нее вещи. Улыбнулась, расчесывая волосы. Захотелось увидеть строгое, как будто вечно чем-то недовольное лицо. Серые глаза.

 Хозяин поместья пропал. Она даже подумала о том, чтобы объявить тревогу. Но Эльза, словно прочитав ее мысли, отрицательно покачала головой.

Агата сначала решила, что это совпадение – ну, мало ли как мотнула головой собака. Но – на всякий случай проговорила вслух:

- Мне стоит пройти в спальню к господину барону, взять его пластину связи и вызвать доктора Фульда?

Собаки переглянулись. Тяжело вздохнули, словно разочаровавшись в умственных способностях женщины, находившейся у них в гостях. Подошли поближе, уселись. И отрицательно замотали головами.

- Вот это да!..

Она, конечно, много раз слышала удивительные рассказы о низерцвейгах. Но наблюдать такое собственными глазами… Просто чудо!

- Может, пойдем гулять? – нерешительно спросила она у собак. – И покормить бы вас надо.

Пимпочки одобрительно заходили ходуном.

- Я…сейчас.

Грон посмотрел на Эльзу с таким видом, словно говорил: «Видишь, и эти странные существа при должной дрессировке становятся более-менее разумными».

Агата рассмеялась.

 На крыльце их встретил ледяной ветер. Он налетел, словно соскучившись, и позвал за собой. Вперед, за стаей медных листьев!

Женщина вдохнула свежий осенний воздух, чуть пошатнувшись от навалившегося враз неба. Как…красиво! Они забрались на вершину холма. Надо же… Ведь она столько времени жила совсем рядом. Можно было бы пройти в обход поместья барона и все это увидеть!

 Облака красноватых листьев, голубую дымку вдалеке, живописные длинные белые одноэтажные домики, разбросанные в низине… Интересно, что это там? Дома отдыха? Больница? Похоже на то…

Ветер трепал выбившуюся из-под цилиндра прядь. Где-то высоко стая черных птиц чертила галочку в небе. Небо. Будто чистый лист. Писать…Ей вдруг нестерпимо захотелось писать! Живо, красочно, ярко!  Поняла, что все, созданное с мужем до этого, было…не то. Переплетения сюжетных линий, характеры, интриги, убийства, неожиданные повороты – все это было. Но она никогда не пыталась описать, к примеру, эмоции человека, вставшего в постели и вдохнувшего свежий воздух.  А ведь их герои часто лежали в госпитале после ранений. Они сообщали читателям о времени года: середина зимы, конец лета, начало осени…. Их герои шли по улицам, паркам, площадям. Скрывались в горах. Но ни разу она не обращала внимания читателя на небо над головой. Запах. Цвет. Лай…

Внизу басовито надрывался Грон. Писательница очнулась. Нахмурилась. И поспешила вслед за собаками, которые явно звали за собой.

Так далеко от дома господина барона она еще не уходила.  Сам особняк был в низине, окруженный холмами, что будто его отрезали от остального мира.

«А холм-то высокий!» - Агата спускалась осторожно, стараясь не сбивать дыхания. Собаки терпеливо ждали.

Белые домики, что так живописно смотрелись с вершины холма, оказались ближе, чем она предполагала.

- Эльза! Грон! – раздался чей-то голос. – Что-то вы сегодня задержались!

- Голодные… Хорошие вы мои!

Голоса были звонкие, молодые.

Агата подошла поближе и обнаружила собак, сосредоточенно и очень аккуратно завтракающих. Никакого звона мисок, разлетающейся во все стороны каши. Все было… изыскано…

- Смотри-смотри! Как всегда… Аристократы! Бароны! Лицо канцлера! – рассмеялись два молодых парня, но, увидев Агату,  притихли.

- Доброе утро, госпожа, - поклонились они, виновато улыбаясь.

- Я…пришла с собаками, - смутилась в свою очередь женщина. Ее присутствие в доме неженатого мужчины выглядит совершенно однозначно. И как она об этом не подумала? Зачем подошла?..

- А мы… - парень, тот, что пониже, стал совсем пунцовым. – Собак кормим. Барон…

Грон отвлекся от завтрака и посмотрел на молодых людей насмешливо. Очень. Вздохнул. И вернулся к своей миске.

- Сейчас мода на крупных собак, - важно кивнул второй. – Не обязательно на низерцвейгов. Но не каждый умеет с ними правильно обращаться. Если выучится и получить лицензию – можно будет неплохо устроиться, - молодой человек откинул темные спутанные волосы, и улыбнулся гостье.

Они оба улыбались. Честно. Открыто. Искренне.

- Замечательно! – обрадовалась Агата.

Она поняла, что парни – бывшие солдаты. Это было видно и по возрасту и по выправке. Видимо, попали на фронт совсем молодыми. И теперь пытались устроиться в новой для них, мирной жизни…

-8-

Глава восьмая

Агата так злилась, что даже лечь не могла. Ходила по спальне. Туда-сюда. Туда-сюда. Гостья была готова просто растерзать хозяина дома, если он явится — при полном параде, разве что ордена не нацепив — и сообщит, что шум из ее спальни мешает их баронству спать!

Эльза, забравшись к ней на постель, посматривала насмешливо, словно хотела спросить: «Так и будешь туда-сюда бегать?»

Потом все же стало неловко. Так себя вести. В чужом доме. Агата выключила свет, легла в кровать и крепко заснула, стоило лишь закрыть глаза. Ей ничего не снилось, просто было тепло. Особенно ногам. Даже чуточку жарко. И кто-то сопел — негромко и размеренно. Уютно. Сладко. Эльза...

* * *

— Апчхирррр-пф-пф-рррр! — Эльза чихнула, почувствовав, как солнечный зайчик щекочет нос.

Жизнерадостный утренний лучик с трудом протиснулся сквозь плотные, добротные, немного старомодные гардины. В этом доме все было таким — сделанным на совесть, с легким привкусом старины.

Агата проснулась рано. Еще до того, как на лестнице послышались шаги хозяина дома. Посмотрела на чихающую Эльзу. Улыбнулась. Быстро оделась и, кутаясь в шаль для храбрости, вышла из спальни. Обнаружив господина барона на кухне, женщина слегка зажмурилась и быстро проговорила ему в спину:

— Извините. Я не знаю, что на меня нашло.

Он развернулся, держа поднос с завтраком. Улыбнулся. И важно, словно зачитывая проект какого-нибудь закона, провозгласил:

— Я придумал, кем будет ваша героиня. — Поставил поднос на стол.

— Кем же?

— Я долго думал, как сделать так, чтобы... чтобы можно было говорить об уважительном отношении к ней.

— И? — Писательница еще плотнее закуталась в шаль, стараясь не выдать своего волнения.

Эрик фон Гиндельберг аккуратно выкладывал ягоды. И только после того, как вокруг белоснежной горки творога образовался идеальный круг, ответил:

— Она могла быть связной. Работать со своим мужем-разведчиком. Их раскрыли. И он...

— Он ее не выдал? — Глаза Агаты горели, пальцы теребили бахрому шали. — И поэтому она осталась в живых?

Бывший канцлер только печально покачал головой. Ему отчего-то не хотелось огорчать молодую женщину, которая верила в сказки и отказывалась верить в пытки.

— Его просто не захватили живым, — вздохнул он. — Не дался. Только так. Иначе...

— Это же... реальная история? Да? — неожиданно спросила писательница.

— Да. Только случилась она с точностью до наоборот. Мой заместитель ушел из Оклера. А его жена погибла. Франц вышел купить молока к завтраку — с вечера забыли. Они с женой еще смеялись и спорили... Кому идти.

— За молоком...

Агата резко отвернулась, отошла к окну. Шаль сползла с плеч, но она ее не поправила. Собаки, которым со своего места были видны блеснувшие в глазах гостьи слезы, посмотрели на хозяина недовольно.

— Простите, — тихо сказал он. — Мне не следовало...

— Ничего-ничего, это... это вы меня простите, сейчас. Буквально минуту...

Сделать глубокий вдох, изо всех сил стараясь максимально расслабиться на выдохе. Так учил ее муж. Помогает. Муж... Ком снова подкатил к горлу, в носу защипало. Так не пойдет, надо держать себя в руках, иначе барон решит, что она истеричная, несдержанная особа...

«Наверное, это правильно, что над судьбой Франца и Матильды кто-то прольет слезу... Жаль, что я не могу...» — бились мысли в голове канцлера.

— Скажите, а... Я могу использовать эту информацию в своей книге? — спросила Агата.

— Думаю да. Никакого особого секрета в этом нет, и потом. Если бы это было не так, зачем мне вам рассказывать?

Эрик фон Гиндельберг постоял еще минуту, борясь с собой. Ему хотелось подойти ближе. Обнять эту трогательную, хрупкую женщину, прижать к себе, сделать так, чтобы огорчений в ее жизни было как можно меньше.

Вместо этого он вздохнул, шагнул вперед, Агата почему-то в этот же самый момент резко развернулась — и они почти столкнулись. Но мужчина плавным, отточенным движением вовремя ушел в сторону.

Повисла неловкая пауза, однако барон быстро справился с собой, улыбнулся, слегка кашлянул и весело проговорил:

— А теперь — никаких расстройств. И — завтрак!

«Ну и зря!» — прочитал он в глазах Грона. Эльза фыркнула. И отвернулась.

— Так, — приказал он низерцвейгам. — Идите-ка, погуляйте лучше. И непременно навестите госпиталь! Вас ждут.

Барон решительно выпроводил собак, взял поднос и направился в столовую.

— А вы? — спросила Агата.

— Я к вам присоединюсь.

Давно ему не было так легко, уютно и тепло. Пожалуй, что и никогда.

Сначала, до войны — вечно всем недовольный отец отравлял жизнь не только ему, но и матери. Не говоря уже о себе самом.

Эрик никогда не понимал, почему мама — красивая, умная женщина, никогда не пыталась что-то изменить. Они с отцом не любили друг друга, это было... слишком очевидно. Ее покорность судьбе чем-то питалась, подобно тому, как питает кристаллы кровь артефактора. Баронесса фон Гиндельберг была несчастна. Но иногда... Иногда он чувствовал, что ее счастье просто спряталось. Притаилось где-то глубоко внутри и всегда выглядывало, пусть и осторожно, в те редкие моменты, когда они оставались вдвоем.

Потом армия. Как ни странно, там Эрику было все же лучше, чем дома.

Война. Когда и дома-то не было. Была целая страна, которую надо было защищать. А дом...

Его, канцлера, называли всемогущим. Даже не так. Его называли «самым»: самым влиятельным, самым богатым...

Свой дом появился лишь после того, как король отправил канцлера в отставку. Нельзя же всерьез считать «своими» покои во дворце. Или огромный отцовский особняк в столице, который все эти годы открывали раз в сезон — канцлеру было положено принимать гостей на зимние праздники.

А этот дом был удивительно похож на него самого. Хмурый. Нелюдимый. Вздыхающий скрипом отполированных половиц. Его дом прятал серые тени в тайных полутемных уголках и доверял царапающим старый лак собачьим когтям больше, чем громким голосам редких посетителей.

-9-

 Глава девятая

Раскаленной иглой вонзалось в затылок: «Обернись! Обернись! Обернись!» Жар расходился по всему телу, а когда доходил до кончиков пальцев, бил нестерпимым холодом.

Ладони вросли в кристаллы управления.

«Расслабился, дурак! В отставку вышел! Отдых. Роман. Еще и девушку в это втянул, идиот! Забыл, что нормальная человеческая жизнь не для тебя?»

Дорога петляла взбесившимся серпантином. Преследователи чуть отстали. Резкий поворот — и машина вырвалась на относительно прямой участок. Жаль, пришлось сбросить скорость. Маневр стоил им нескольких минут. Но иначе никак — слишком опасно.

Будь он один — рискнул бы. Но он не один...

Потерял контроль, позволил себе небывалую роскошь — чувства. Отношения. Теперь он уязвим. До этого же как-то держался?! Дурак...

Он осмелился бросить взгляд на свою нечаянную спутницу и едва не потерял управление. Поистине, сегодняшняя ночь — ночь сюрпризов.

Девушка не плакала. Она была спокойна и собрана. А в руках... В руках у нее был огнестрел.

Вещица явно непростая — он уловил силу кристаллов. Но самым удивительным было вовсе не это, а то, что оружие было маленьким, если не сказать изящным, как раз девушке по руке. Одного взгляда достаточно, чтобы понять — работа военного артефактора. Очень высокого класса. Мастера своего дела. Кто-то сделал специально для нее? Мужчина почувствовал укол ревности, рука слишком сильно надавила на кристалл. Машину слегка занесло.

— Не отвлекайтесь, — хмуро порекомендовала она.                                                                     

— И где было оружие? — вопреки тому, что ситуация была очень и очень серьезной, он не выдержал и улыбнулся.

— В сумочке, — в голосе смущение и досада. — Простите, что втянула вас в это.

— Вы на задании?

— Нет. Я — в отставке. А вы?

— Отпуск.

— И кто тогда за нами гонится?

— Не знаю. Я никого не узнал за эти два дня.

— Я тоже.

— Откуда это у вас? — Он кивнул на огнестрел.

— А, это... Расскажу потом.

Машина неслась вперед, кристаллы выхватывали искры серебряного дождя в ночи, рядом сидела очень симпатичная молодая женщина, крепко сжимая в руках оружие. Романтика...

Девушка сосредоточенно смотрела в одну точку и вдруг резко повернулась:

— А вам не приходило в голову, что дорога — одна. И если это не просто безмозглые грабители, то...

— Где-то впереди — засада?

 — Именно.

* * *

— С вами все хорошо?

Агата вздрогнула. Очнулась.

— Не забыть бы, — пробормотала она, избегая смотреть в незнакомое лицо мужчины.

Эльза и Грон сидели на заднем сиденье мобиля. Черная с синим отливом шерсть, торчком стоящие ушки, смешная борода Грона, вечно подрагивающий от любопытства хвостик Эльзы — все это исчезло.

Низерцвейги стараниями артефактора превратились в валльских пастушьих собак. Золотистая волнистая шерсть, длинные хвосты. Ушки так же стояли торчком, но были более округлой формы. А глаза... Глаза остались прежними — четыре драгоценных кристалла, которые Агата за последнее время успела полюбить.

Удивительно, но она по-прежнему читала настроение своих новых друзей, слышала у себя в голове их мысли. Личина собак совершенно ей не мешала. Чего не скажешь об их хозяине. Новый образ барона раздражал.

— Вы придумывали вашу историю?

— Я? Да... — смутилась Агата.

Она вдруг заметила, что глаза у Эрика тоже остались прежними: серыми, внимательными. И стало легче. Она улыбнулась и ответила:

— Мои герои уходят от погони. Они даже не знают, за кем из них охотятся.

— Понятно.

— Скажите... Как можно остановить мобиль преследователей? Чтобы допросить?

— Пусть стреляют по передним кракам, — предложил Эрик, — самые крупные кристаллы управления в большинстве моделей встраиваются именно туда.

— Ночью? В мобиль, что несется на страшной скорости? Вы же знаете — кристаллы можно приглушить и мобиль в ночи почти не будет виден. Именно так поступают во время преследования преступников.

— «Страшная» скорость... — передразнил, потом задумался. — Гвозди по дороге рассыплют?

— Скажите, вот у вас есть в машине гвозди? — возмутилась писательница.

— У меня — нет. Но я и не спецагент под прикрытием.

Они уже въезжали в Лаутгард, когда Эрик вдруг проговорил:

— У кого-то из них может быть кристалл, испускающий свет. Если его установить грамотно — он ослепит водителя.

— Чтобы спровоцировать аварию! Замечательно!

Агата так искренне обрадовалась, что барону стало легче. Артефактора огорчала явная неприязнь женщины к выбранному им образу. По правде говоря, он считал эту личину приятной. Намного приятней себя реального.

Они остановились.

— Сначала к адвокату, — предложил он. — Потом пообедаем. Или наоборот?

— К адвокату, — кивнула Агата.

Город! Агата почувствовала, что все это время скучала по столичной жизни. Суета, новые фасоны шляпок, запах духов, кофе и свежих булочек. Утренний дождь смыл пыль с витрин, и маленькие магазинчики стали как будто еще наряднее.

— Пфффчир! Рррррррррр...

Агата обернулась. Эльза разглядывала свое отражение в луже, и оно ей явно не нравилось.

— Эльза... Эльзочка, это тяжело, я знаю, но потерпи. Ты все равно красавица! — Пальцы утонули в золотистой шерсти. Какая... мягкая!

— Эльза, что за капризы! Не забывай, пожалуйста, что ты на задании! — возмутился барон.

Эльза даже не взглянула в сторону хозяина. Разве мужчины смыслят что-нибудь в подобных делах? Агата улыбнулась, поискала глазами Грона.

-10-

Глава десятая

— Аккуратнее! Аккуратнее грузи!

Эрик мрачновато поглядывал на суетящихся возле мобиля лавочника и его подручных. Должно быть, Агата скупила все кувшины с гранатовым соком, что были в магазинчике. Перевел взгляд на женщину, что замерла на переднем сиденье. Если бы не собаки, не проявляющие никакого беспокойства, он бы поклялся, что она не дышит. Как в тот злополучный вечер...

От подобных мыслей холод пробежал по позвоночнику, личина начала таять. Барон поймал на себе остолбенелый взгляд мальчишки, что грузил вместе с лавочником сок, и мгновенно взял себя в руки. Еще не хватало, чтоб все это богатство кровавой лужей разлилось посреди дороги.

Бывший канцлер испытывал двойственные чувства. То, что женщина так реагирует на любое упоминание о своем муже, определенно выводило его из себя. То, что все эти кувшины с гранатовым соком — забота о состоянии его здоровья, наполняло теплом и необъяснимой радостью.

Но если бы это было все... Что-то подсказывало артефактору, что полезный и, кстати, недешевый продукт покупается для того, чтобы он, а не кто-нибудь другой его пил. Возникает вопрос: как быть с тем фактом, что он с детства ненавидит этот... гранатовый сок? Может, удастся незаметно вылить Грону в миску?

Взгляд упал на переливающуюся в закатных лучах золотистую шерсть валльской пастушьей. Грон выразительно помотал головой, что означало: «Даже не думай!»

Настроение упало окончательно. Агата думает о муже, друг не собирается его спасать, а тут еще и дождь — первые редкие капли заставили собак встать.

— Погода испортилась, — резко бросил Эрик, подходя к мобилю. — Дождь. Я как-то не подумал о том, насколько быстро темнеет в ноябре.

— И вы устали... — безжизненно отозвалась Агата.

— А вы — нет? — еще больше рассердился он.

— И я. Тоже. Устала...

— К тому же нам надо поесть. Ночевать останемся в столице.

Агата кивнула.

Ему вдруг нестерпимо захотелось вытащить ее под ледяные капли дождя, встряхнуть, закричать: «Он не стоит твоих переживаний! Слышишь? Не стоит!»

Грон предупреждающе рыкнул. Кто-то кашлянул за его спиной:

— Мы закончили, господин!

Мальчишка, помощник лавочника, смущенно мял картуз. Эрик молча протянул ему несколько монеток.

— Не извольте беспокоиться! — поклонился мальчишка. — Мы все упаковали так, что ни один кувшин не разобьется!

Мальчишка и лавочник улыбались, кланялись, желали счастливого пути и крепкого здоровья. Еще бы! Они ж полугодовой запас этой кислятины разом продали. Ее, наверное, и не берет никто. Только те, кто очень-очень хочет поправить свое пошатнувшееся здоровье.

— Вы... чем-то расстроены? — спросила Агата.

— Ну что вы, нисколько. Возьмите вот это и приколите к воротнику. — Барон извлек из бокового кармана булавку с небольшим зеленоватым камнем.

— Что это?

— Личина. Слабенькая, но, чтобы зайти в гостиницу неузнанной и покинуть ее спокойно, вполне хватит.

— У меня...

— У вас нет денег, Агата. Я это знаю. Беру все расходы на себя и не желаю слышать ваших возражений. Это понятно?

— Да...

Агата замолчала. Довольно долго они ехали молча, и только когда мобиль выехал на центральную улицу, ведущую к Триумфальной площади, тихо проговорила:

— Как вы думаете, он так разговаривал со мной потому, что я — женщина?

Барон фон Гиндельберг не сразу понял, что она имеет в виду. Откуда же ему знать, как и почему с ней разговаривал муж? Потом, поворачивая налево, к гостинице, пропуская встречные мобили, сообразил:

— Вы... о хозяине издательства?

Сзади послышалось недовольное рычание. Эльза даже слышать не хотела ни об издателе, ни о его бестолковом литтл-херригане.

— Конечно. О ком же еще?

— Это он вас вогнал в такую тоску?

Агата смущенно кивнула.

— Поставьте себя на его место. У него есть деньги. И он намерен их приумножить. Люди для него — что мужчины, что женщины... Только инструменты. Те, кто пишет послушно про то, что хорошо продается — приносят неплохой доход. Значит, их нужно любить. Вежливое обращение с ними — с пользой проведенное время. Другие же... Сами понимаете — зачем тратить время и ораторское искусство на тех, кто не принесет денег?

— Но я не планирую устраивать бунт! — возразила Агата. — Я ведь пишу как раз остросюжетный роман. Я, в конце концов, люблю писать остросюжетные романы! И погони там есть, и расследования. Интрига. Шпионы. Любовная линия! И... откуда он может знать — найдет моя книга отклик у читателей или нет?! Господин фон Бикк ее даже не читал!

— Может, стоит найти другого издателя? — согласное рычание сзади. — Без собачки?

— Думаете, не у всех издателей такое же мнение, как у мистера Бикка? Знаете... Даже я понимаю, что это совершенно бесполезно...

— Хотите, с ним поговорят. Убедят, что...

Агата посмотрела на Эрика с укоризной, отрицательно покачала головой. А потом увидела, куда именно они подъехали:

— Это же... «Регент Франц Лаутгард»!

Эрик кивнул, не понимая, что вызвало такую бурную реакцию, но радуясь, что его спутница очнулась от своего мрачного забытья.

Огромное здание, сверкая до блеска начищенными окнами по всему фасаду, летело в небо. Уже стемнело, и в свете ярких фонарей обычная, несмотря на то, что очень дорогая и респектабельная, гостиница казалась сказочным дворцом.

— Это же... очень дорого!

— Здесь неплохая кухня. Что касается денег, мы, кажется, все выяснили. Прошу!

Эрик фон Гиндельберг решительно вышел из мобиля. Открыл дверцу Агаты, с поклоном протянул ей руку. Собаки, улыбаясь, вышли следом. Наконец-то хоть кто-то подумал об ужине!

Агата смущенно оглядывала богатый, вычурный, сверкающий хрусталем и позолотой холл гостиницы, пока ее спутник договаривался о номере.

— Вы не сочтете за дерзость, если мы попросим вас оплатить номер заранее? — раздался от стойки тихий, но выразительный голос служащего. — И... собаки...

-11-

Глава одиннадцатая

— Да как ты осмелилась? Привести в мой дом своего любовника?!! — Пышная пожилая дама воздела руки к небесам. — Какой стыд! Позор! О, мой мальчик... Мой бедный мальчик, Людвиг! Людвиг! О! — Дрожь в голосе, слезы в маленьких, еле выглядывающих из-за надутых щек глазах...

Эрик нахмурился, если бы не интересы следствия, то все бы родственники драгоценного писателя уже бы паковали чемоданы.

Эльза с интересом посмотрела на потолок, не свалится ли оттуда что-нибудь от таких громких звуков. Грон лишь покачал головой — да что такое с его решительным и жестким, прекрасно воспитанным хозяином? Почему он позволяет подобное поведение в присутствии дамы и собак?

— Хочу заметить, — спокойно ответила Агата, посчитав про себя до десяти и сделав несколько глубоких вдохов, — что, во-первых, это — мой дом. Мой и Людвига...

— Твой дом? Нет, вы посмотрите на нее? Этот дом куплен на деньги моего талантливого мальчика! Гениального писателя современности, работавшего на благо семьи не покладая рук, днем и ночью! О, мой бедный наивный сын! Какую змею ты пригрел на своей груди... Впрочем, все талантливые люди наивны и доверчивы. Ими так легко воспользоваться! Стоит лишь побольнее нажать на некоторые струны их души...

— Что касается вашего последнего замечания — не могу не согласиться. Но мы отвлеклись. Так вот, повторяю: во-первых, этот дом принадлежит мне и Людвигу. Во-вторых, этот господин приставлен ко мне следствием...

— Зачем? — изумилась фрау Лингер. — Могли бы просто оставить тебя в тюрьме!

— Приставлен следствием по той причине, что меня хотели убить, — все так же спокойно договорила Агата, стараясь не обращать внимания на то, что в голове у нее застучало.

Руки тряслись, а лицо фрау Лингер почему-то стало огромным, во всю комнату. Оно отделилось от полной фигуры и медленно поплыло на нее.

Эльза и Грон подошли к Агате и встали с двух сторон. На всякий случай. Если их гостья вдруг упадет. Да что ж с хозяином? Почему он это не прекратит? Давно пора сворачивать семейный балаганчик. Весь вечер на арене — фрау Лингер...

— Ррррррррррр...

— Ррррррррррррр...

— Убить? — усмехнулась мать Людвига, отскочив, тем не менее, подальше и опасливо поглядывая на собак. — Да кому вы нужны?

Агата вдруг почувствовала дикую ненависть ко всему, что было вокруг. Особенно к тем, кто додумался дать писателю Людвигу фон Лингеру Королевскую премию и прокричать об этом на весь Отторн. До этого они же жили спокойно! Родственники знать не знали, что Людвиг фон Лингер, их брат, дядя и сын, в котором до этого момента фрау Берта была крайне разочарована — вполне успешный писатель. Не стремились общаться. Это, оказывается, было счастье. А он, глупец, переживал.

Не в силах смотреть на свою свекровь, супруга писателя опустила глаза и встретилась взглядом с Эльзой. Мысли низерцвейга с золотистой шерстью и острой мордочкой, но все с теми же глазами, похожими на два драгоценных кристалла, ворвались в сознание: «Ты уверена, что была счастлива? Хочешь... вернуть все назад?»

Агата долго смотрела Эльзе в глаза и наконец честно ответила: «Нет. Ни за что!»

Она вдруг поняла, что ни за что на свете не согласилась бы отказаться от возможности написать свою, только свою книгу! Ни за что на свете не согласилась бы никогда не знать Эльзу, Грона, и... барона фон Гиндельберга, бывшего канцлера его величества, коротающего дни в старом тихом доме за мирным, безобидным занятием — артефакторикой. Кстати, Эрик должен пить гранатовый сок и отвары. Регулярно! А он... отвлек ее цыпленком под каким-то там соусом и гранатовым вином. И она купилась!

— Матушка, что за крики? — В холл вышел молодой человек.

Высокий белокурый, он улыбался светло и искренне, однако собаки напряглись.

— Рррррррр...

— Бесстыдство! Какое бесстыдство, Ульрих! — Мать Людвига делала вид, что промокает несуществующие слезы уголком накрахмаленного платочка.

— Добрый день, Агата, — еще шире улыбнулся он. — Кто это с тобой?

— Охрана, — чуть склонил голову Эрик. — Госпожа, где нас разместят? Нам с собаками надо еще обследовать дом.

— Видите, матушка, как хорошо! — Непонятно было, говорит ли младший сын серьезно или иронизирует. — Мы теперь в полной безопасности.

— Пойдемте со мной, Эрик, я покажу вам комнаты, — обернулась Агата. — Потом осмотрим дом, пока прислуга все подготовит.

— А прислуги-то и нет! — мстительно заметила фрау фон Лингер. — Разбежалась!

— Тогда я найму новую. — Агата сжала руки в кулаки.

«Не плакать! Не сметь распускаться!!!»

И она решительно направилась к лестнице, ведущей на второй этаж.

— И будьте добры, комнату как можно ближе к вашей, — сказал в ее хрупкую напряженную спину Эрик.

— Можете прямо в одной поселиться, — прошипела фрау Лингер.

— Матушка! — явно забавляясь происходящим, воскликнул Ульрих.

Грон, проходя мимо, так выразительно посмотрел на этих двух, что в доме наконец повисла блаженная тишина.

Дом был большой. Новый. Но какой-то издерганный. Неуютный. Он вздрагивал от каждого звука, словно ожидая очередного скандала. Или... убийства.

Поднявшись по лестнице, Агата с Эриком повернули налево.

— Семейство Лингеров поселилось в правом крыле. Мы с Людвигом занимаем... занимали... левое. Там есть гостевая спальня. В ней никто не жил.

Агата механически проговаривала слова, точно пыталась в звуках своего голоса найти хоть какую-то поддержку.

— Пожалуйста. — Она распахнула перед Эриком дверь.

— Агата! — Он быстро зашел, захлопнул дверь, тихо приказал собакам: «Охранять», затащил хозяйку дома внутрь и прижал ее к себе.

Она на мгновение напряглась, словно собираясь вырываться. А потом расплакалась.

— Ну же... Успокойтесь... — Он неловко гладил ее по голове.

— За что... — шептала Агата.

-12-

Глава двенадцатая

— Нас довольно странно приняли, — делился своими впечатлениями господин барон. — Честно говоря, я ожидал, что домашние госпожи Агаты хотя бы удивятся тому факту, что она жива.

— Это я их предупредил, — смутился следователь. — Вчера. Хотел посмотреть, как отреагируют.

— И как? — Агата отвлеклась от разглядывания своих рук в кружевных перчатках.

Мужчины переглянулись и промолчали.

— Слуги? — спросил господин барон у Майнца.

— Не похоже, — ответил следователь. — На всякий случай оставили их под наблюдением. Похоже, работу они искать стали, как только исчез господин Людвиг. Горничная устроилась в гостиницу в Орне. Как раз возле полицейского управления.

Кухарка уехала в Лаутгард. У нее там дочь. Давно звала мать к себе — помочь с детьми.

— А садовник?

— Работает неподалеку от вашего поместья, господин барон.

— То есть слуги ни при чем?

— Ну... Как сказать. Лишних денег ни у кого из троих не появилось. Убрать их, опять же, никто не пытался. Допрашивали их... без реверансов. Не дворяне, сами понимаете. Но, увы, ничего.

Барон фон Гиндельберг с беспокойством посмотрел на побледневшую Агату. Эльза и Грон с ненавистью — на следователя.

— Госпожа фон Лингер! — обиженно протянул Майнц, одновременно кидая виноватые взгляды на собак. — У вас, конечно, фантазия бурная. Вы книжки пишете! Но ваших бывших слуг мы не пытали. Препаратами не обрабатывали, артефакты не применяли! Много чести, право слово. Припугнули — не более.

Женщина облегченно выдохнула.

— И что вам рассказали про семейство фон Лингеров? — Барон встал, обошел кресло, где сидела Агата, положил ладони ей на плечи.

Грон удовлетворенно кивнул, Эльза улыбнулась.

— Прежде всего то, что увольняться все трое собирались еще до того, как исчезли хозяин поместья, а потом и его супруга.

— Что? Почему? — удивилась госпожа фон Лингер.

— Вас с мужем, не в обиду будет сказано, считали... эээм... не от мира сего. Слишком доверчивые. Не рачительные. Даже управляющего не наняли.

Агата сидела, совершенно ошарашенная.

— Воровали? — деловито спросил Эрик.

— Скорее, подворовывали. Особенно горничная. А вот арендаторы — как считают и садовник, и кухарка — те разошлись.

— Но я... — проговорила Агата. — Но мы... Хотели по-хорошему...

— Мой совет: наймите управляющего, — грустно улыбнулся следователь. — Только такого, которому можно будет доверять. Все-таки земли у вас богатые. Виноградники. Сады.

— Про управляющего — мысль хорошая. Арендаторов на место надо поставить, — решил господин барон.

— Что касается родственников, — осторожно покосился на Агату следователь. — Мотив имели все. Ульрих — из-за денег. Если у старшего брата не будет жены, то потраченные деньги можно и не возвращать. Наверняка писателя не трудно обработать.

— Что удалось о нем узнать? — перебил барон, слегка сжав плечо Агаты.

— Пока не много. Младший Лингер — игрок. — Следователь достал папку с досье. — По уши в долгах. Должен всем, кому только можно и нельзя. Особенно нельзя. Я готов поставить свой послужной список на то, что часть денег, полученных от старшего брата, Лингер просто проиграл.

— Сегодня он вел себя достаточно уверенно, — нахмурился господин барон. — Улыбался. Иронизировал...

— Будьте с ним поосторожнее, — посоветовал господин Майнц.

— Перед тем как ехать к вам, мы были в госпитале. Наняли выздоравливающих.

— Отряд бывших военнослужащих вам в доме не повредит, — согласно кивнул следователь. — Неплохо было бы также их вооружить. Но так, чтобы не напугать домочадцев.

— Само собой.

— Но даже если это и Ульрих, — продолжал Майнц, — не понятно, откуда «Водяная Смерть».

— Придется ждать, — пожал плечами господин барон, отошел от Агаты и сел напротив Майнца. — Может, кто-то себя все-таки выдаст? Что касается «Водяной Смерти»... Вы знаете, что племянник хозяина дома учится на химическом факультете столичного университета?

— Что вы такое говорите, Эрик! — испугалась Агата. — Конрад — хороший мальчик! И потом... Он же ребенок, в конце концов.

— И учится только на первом курсе, — согласился с ней следователь. — Но, тем не менее, надо проверять и его тоже.

— Лично я ставил бы на дам, — покачал головой барон, — госпожа Берта и госпожа Вилла... очень... своеобразные личности.

— Слуги это отмечали, — согласился Майнц. — Думаю, будет хорошо, если на них внимательно посмотрит господин Фульд.

— Психиатрия и неврология — не его конек, — заметил бывший канцлер. — Хотя... пусть скажет — чей. Доставим. Консультация специалиста нам не помешает.

— Госпожа Агата, а как думаете вы?

— Господин Майнц... Я пока могу думать только о том, как я благодарна. Вам, господину Фульду. И вам, господин фон Гиндельберг...

Они вышли из управления полиции под свет фонарей, и все, как один, подняли головы. Снег...

— Первый в этом году. — Агата блаженно подставила лицо под крупные снежинки.

Барону захотелось коснуться ее губ. Щек. Сомкнутых век. Отвезти в свой старый дом...

— Что? — Он вдруг понял, что Агата его о чем-то спрашивает.

— Вы всерьез думаете, что меня пытался отравить кто-то из Лингеров?

— Не знаю. Люди они не самые приятные. У каждого, как выяснилось, есть причины вас не любить. Но... надо разбираться.

— Надо, — вздохнула Агата и неожиданно предложила: — Давайте поужинаем в городе?

— Конечно... — Барон прикрыл глаза так, чтобы свет от фонарей расплылся на мокрых ресницах, и мысленно сказал первому снегу: «Спасибо...»

— А то в поместье поесть спокойно не дадут, — деловито добавила женщина, которая только что сделала его самым счастливым бывшим канцлером континента. — Еще закажем еды с собой, чтобы до завтра хватило. И... надо заехать в ресторан, отменить доставку готовой еды в поместье. Страшно представить, какой хозяева выставят счет за то время, что Лингеры пользовались их услугами, записывая все на меня.

-13-

Глава 13

Снег...

Агата выглянула в окно и рассмеялась. После ночной бури снег лежал сплошным ковром — до самого горизонта!

Сияет на солнце, слепит глаза, а поднимешь голову — небо. Яркое, чистое, голубое...

Как когда-то дома, в Нее. На севере королевства такие заносы в порядке вещей. Казалось, вот прямо сейчас раздастся стук в дверь, и веселый голос скажет:

— Дочь! Ты что? Опять всю ночь читала?!

Она снова будет прятать под подушку очередной роман, а мама улыбаться и качать головой. А потом сядет на край кровати и станет расчесывать ей волосы, приговаривая:

— Запомни: сто раз утром, сто раз вечером! Волосы у женщины должны быть ухожены. Расчесаны и убраны. Аккуратно. Всегда! Что бы ни случилось... Даже если небо упадет тебе на голову!

Мамочка... Агата взяла расческу, провела по волосам. Стала расчесывать, считая про себя. Сегодня она причесалась тщательней, чем обычно.

Столько лет прошло, а все равно больно...

Отца... отца Агата помнила в основном серьезным и занятым человеком. Владеющим собой в любых ситуациях. Но скрыть, какое удовольствие он получает от того, что может баловать «своих девочек», верховный судья марки Ней не мог.

Шонн Энтин был чуть ли не в два раза старше Эмилии фон Айбель. Не говоря уже о том, что семья мамы стояла выше по положению относительно фамилии отца. Но они были счастливы. Всегда.

Мама была такая веселая! Улыбалась, радовалась каждому дню. Пожалуй, что и злиться не умела... Хотя, нет. Один раз было. Отец пытался запретить Агате поступать в университет на вожделенный филологический факультет.

— Она же де-воч-ка! — дирижировал судья руками в воздухе в такт каждому слогу. — Зачем ей это? Такие нагрузки, жизнь в столице. Чужие непроверенные люди вокруг. Ты еще скажи, что ей нужно будет идти работать — как советуют столичные новомодные журналы! Есть же хорошее домашнее образование, в конце концов...

Мама молчала и хмурилась. Понятно, при Агате никто отношения выяснять не стал. Но... через неделю они всей семьей оказались в столице. Родители повезли ее в Лаутгард. Поступать в университет.

— Я хочу, — сказала тогда мама, — чтобы у тебя всегда был выбор. И, если ты решишь остаться с любимым человеком в поместье на краю света — это не потому, что тебе больше некуда идти.

И она с такой нежностью посмотрела на отца, который обсуждал что-то очень интересное с деканом юридического факультета — вполне, надо отметить, по-дружески, — что папа отвлекся. Прервал на мгновение разговор. Посмотрел маме в глаза и улыбнулся.

Сколько лет прошло, а Агата до сих пор помнит тот момент. От улыбки отца всем присутствующим, включая саму Агату, стало как будто неловко. Словно они подглядели что-то, совершенно не предназначенное для посторонних глаз.

Шонн и Эмилия Энтин ушли вдвоем. Ранним летом. Во время первой атаки оклеровцев.

Агата вытерла глаза.

Прислушалась. Внизу раздавались веселые голоса. Время от времени к ним присоединялся то басовитый лай Грона, то деликатный, но не менее громкий — Эльзы.

Хозяйка дома заколола камею на воротничке-стойке, еще раз проверила, гладко ли уложены волосы, и вышла навстречу новому дню.

* * *

— Разбаловались совсем! Хорошие псы голос без команды не подают! — выговаривал собакам хозяин, стараясь спрятать хорошее настроение.

«Ты действительно хочешь сделать вид, что страшно зол сейчас, да? Прости, что намекаю столь прозрачно, но мне кажется, у тебя не очень хорошо получилось. Может, попробуешь еще раз?» — Грон смотрел на хозяина, чуть склонив голову набок.

Агата уже спускалась по лестнице, когда Эрик, еле сдерживаясь, чтобы не показать Грону язык, улыбнулся, приветствуя хозяйку поместья:

— Доброе утро! За ночь снегом совсем завалило. Словно и не юг.

Сегодня даже его личина ее не раздражала.

— Хорошо, что помощь пришла, — кивнул Эрик на входную дверь. — Молодые люди уже приступили к работе.

Через какое-то время дверь открылась.

— Ульрих! Майер! — улыбнулась Агата молодым людям, которые первые зашли в дом. — Как я рада вас видеть.

Собаки улыбнулись всем и быстро убежали на улицу.

В дом постепенно заходили остальные солдаты. Заносили коробки, вещи. Один нес сверток со швабрами.

— Добрый день, — улыбнулся он. — Я — Ганс.

Молодой человек был худ, бледен, однако во взгляде живых синих глаз чувствовалась такая сила характера, что Агата смутилась. Ей все время казалось, что она должна им сочувствовать, жалеть... Она знала, что все они изувечены. И тем не менее радость за тех, кому повезло участвовать в проекте Фульда и Гендельберга, не отпускала. Как и гордость за барона и доктора.

— Добро пожаловать в поместье, Ганс.

— Как добрались? — спросил Эрик у молодого человека с обожженным лицом.

— Хорошо, господин ба...

— Густав!

— Прошу прощения, — щелкнул тот каблуками. — Разрешите доложить: по дороге прошлись тяжелыми машинами. Снег расчистили.

— Замечательно. Госпожа фон Лингер, позвольте? Этого молодого человека я хотел бы порекомендовать на должность управляющего вашим поместьем. Густав проходит обучение в местном институте сельского хозяйства, водит мобиль. Исполнителен. Обязателен. В высшей степени порядочен. Я лично могу без сомнения поручиться за него.

— С огромным удовольствием предоставлю вам место. — Молодая женщина улыбнулась, видя смущение Густава.

— Спасибо.

— Вопрос оплаты...

— Я это решу, — остановил ее Эрик.

Агата вздохнула. Потом. Денежные вопросы они уладят потом. Без посторонних. В конце концов, у нее есть свои деньги! Чек за последнюю книгу в издательстве она получила на весьма внушительную сумму. И не без помощи все того же барона фон Гиндельберга. Так почему он и на этот раз должен решать ее финансовые затруднения? Это уже переходит все возможные границы приличий настолько, что ставит ее в неловкое положение...

-14-

Глава четырнадцатая

Они чинно ехали по укатанной дороге к поместью. Стемнело. Эрик вел аккуратно. Скорость была небольшая. В кресле у камина Агата уснула и теперь, поскольку мужчины ждали, пока она проснется, чувствовала себя неловко. Дорога была скользкой, и донимать барона разговорами она не решалась, поэтому просто думала, глядя в темное окно мобиля.

Она могла изначально поставить себя так, чтобы семья Людвига воспринимала ее как хозяйку поместья. Или, хотя бы, заявить хоть раз, что половина работы над любой книгой фон Лингера — ее.

Так... почему?

Почему она все это время позволяла так с собой обходиться? Мужу, его родственникам, издателю. Почему ей не пришло в голову сказать «нет», когда Вилла требовала у них денег, или хотя бы воспротивиться тому, что семейство Лингеров поселилось у них в поместье?

Она боялась? Кого? Мужа? Свекрови?

Сколько вопросов. И если на них ответить, то, наверное, станет понятно, что не так с ее жизнью. Вот только ни на один из них она ответить не может. Или... не хочет?

Рано потерявшая родителей, она прекрасно понимала, насколько больно остаться одной. Без родных. Конечно, она не хотела Людвигу такой судьбы. Зная, как для него это важно, делала все, чтобы не стать причиной ссор и раздоров мужа с его собственной семьей.

Гораздо проще было просто прыгнуть на заднее сиденье старенького мобиля Цверга, чтобы окунуться в расследование с головой и не лезть в неприятности. Не создавать конфликтных ситуаций. Не слышать визгливых воплей свекрови.

А... Людвиг? Она и правда не замечала, что последнее время он охладел к ней? Или, может быть, все-таки не хотела замечать? Все списывала на усталость, раздражительность творческой, тонкой натуры, на головную боль, в конце концов. Это же проще, чем всерьез, по-настоящему задуматься о том, что происходит в их личных отношениях. Но дело даже не в этом. В собственном нежелании конфликтовать с окружающими она еще могла себе признаться.

Гораздо труднее было признаться самой себе в том, что со временем истории, которые рассказывал ей муж-писатель, стали для нее интереснее самого Людвига фон Лингера. Работа над текстом — важнее совместных ужинов.

Как часто она работала почти до утра и, чтобы не будить мужа, ложилась отдельно? Когда последний раз они с мужем говорили о чем-нибудь, что не связано с книгой? О погоде за окном, а не о времени суток в той или иной сцене? Об их личных планах на будущее, а не о том, вводить или нет еще одного второстепенного героя?

Она перестала быть для него женой, она стала компаньоном по бизнесу. Но даже если и так? Почему бы не поговорить по-человечески? Ты полюбил другую? Так скажи мне об этом! Зачем же... Неужели я такое чудовище, что меня легче отравить, нежели о чем-то договориться?

Агате вдруг стало так горько и больно от собственных мыслей, что защипало в носу. Она опустила голову и стала искать в сумочке чистый платок.

Хлопок. Глухой, но мощный. Звук, конечно, не оглушил, но рычание собак на заднем сиденье вдруг стало таким, будто Эльзу и Грона завалили подушками. Или мешками с песком. Визг тормозов. Она, наверное, разбила бы лицо, если бы не нагнулась. Как, оказывается, полезно вовремя пожалеть себя.

Это была последняя мысль, а кровь на белой манжетке клетчатого платья — последнее, что она видела.

Барон пытался удержать мобиль на узкой скользкой дороге, с тревогой поглядывая на женщину, которая, казалось, просто уснула.

— Эльза! Агата!

Собака протиснулась между сиденьями, лизнула женщину в лицо. Та очнулась, вдохнула поглубже и изо всех сил вцепилась в теплую шерсть: не закричать, не помешать, не сбить концентрацию водителя...

Машину бросало из стороны в сторону, но Эрику каким-то чудом удавалось держать дорогу.

— Агата, достаньте из ящика прямо перед вами огнестрел и положите мне его под правую руку.

Женщина молниеносно выполнила приказ.

— Умница, — не отрывая взгляда от дороги, кивнул барон. — Теперь пластину связи из бокового кармана, мне не выпустить рычаги управления.

— Готово.

— Хорошо. Нажмите единицу. Нам понадобится помощь.

— Дальше?

— Расстегните на собаках ошейники, — по-прежнему спокойно командовал барон.

Умные Грон и Эльза по очереди подставили головы.

— Отлично! Теперь самое главное, Агата... Ваша задача — забиться как можно глубже под сиденье.

— Нет! Я...

— Задача — забиться под сиденье! — барон сказал это так, что не подчиниться было невозможно, при этом голос его стал тише и мягче...

Свернувшись клубком под сиденьем, Агата услышала:

— Эльза, охранять!

Мобиль остановился. Эрик выхватил из внутреннего кармана странный изогнутый нож. Полоснул себя по ладони и только после этого схватил окровавленной рукой огнестрел.

Распахнул дверь, вынырнул наружу. Сразу за ним черной тенью метнулся Грон. Эльза не шелохнулась.

Выстрелы. Крики. Рычание Грона.

Агата видела Эльзу. Собака нервно дергала ушами, но сидела неподвижно. Потому что получила приказ.

— Эльза, — прошептала Агата.

Странный звук. Звон разбитого стекла. Вой...

— Эльза! Нет! — Собака прыгает в разбитое лобовое стекло, цепляя лапами острые осколки...

Тишина.

Агата думала, что звуки боя — это страшно... Да. Конечно. Но вот эта тишина...

— Эльза... — тихонько позвала.

В ответ — ничего.

— Эрик? Грон?

Она вылезла из-под сидения, открыла дверь. Выбралась в темноту, чуть подсвеченную кристаллами мобиля.

— Эрик! — Она подбежала к мужчине, раскинувшемуся на снегу.

Холодно. Темные пятна на белом в тусклом свете кристаллов.

— Не пострадала?.. — еле слышно.

— Вы живы!

— Багажник. В боковом кармане сумки пузырьки. Они подписаны. Влей...

Агата побежала к машине. Сумка, сумка, сумка... Боковой карман...