Глава 19. 3 Ведьминская история о яйцах и извращенцах

Всё в жизни бывает впервые. К примеру, сегодня я впервые бегала с босой пьяной женщиной по парку. Столько внимания к своей персоне я ещё ни разу не привлекала. Нас провожали взглядами, в которых читалось море вопросов, главным из которых, наверное, был «неужели они бегут в сторону Князевского?».

Вообще, в каждом городе есть своё заведение для душевнобольных. У нас такое тоже было, и располагалось оно в деревеньке Князевское, километров за пятьдесят от города. Собственно, оттуда и пошла любимая фраза моего деда. Он, когда хотел сказать, что у кого-то поехала крыша, выдавал лаконичное «Князем заделался». И по той же причине иногда с издёвкой именовал папину маму «Княгиней».

Благо, добраться до парковки у нас получилось относительно без приключений. Затолкав хнычущую Нину в машину — она где-то наколола ноги и к тому же оплакивала дизайнерские босоножки — я наконец выдохнула.

Когда-нибудь я напишу свою книгу, так сказать аналог «Алисы в стране чудес», только моя будет называться «Приключения Саши в стране шизофреников». Хотя ладно, у Нины вроде бы не было таких уж сильных проблем с головой, она просто намешала всё, что можно и нельзя было мешать. Вот только со мной подобное оправдание не работало — я была трезва как стёклышко. Так что со своей стороны оправдывать всё происходящее я буду состоянием аффекта.

Наконец, когда я села в машину после курса дыхательных практик и мантр из разряда «держи себя в руках», Нина предложила:

— А не хочешь выпить яблочного сидра? Я знаю, где наливают прям ну о-о-очень вкусный! — стажёрка смотрела на меня своими круглющими глазами в обрамлении потёкшей туши и буквально умоляла взглядом.

— Не хочу, — отрезала я. Только сидра нам ещё и не хватало. — Где ты живёшь?

Раз уж меня занесло на эту тропу трезвого водителя, то я решила исполнить повинность максимально быстро и умчать восвояси восстанавливать своё ментальное здоровье. Но Нина отчаянно затрясла головой.

— Мне нельзя домой. Если меня папа такой увидит, он меня сначала ремнём отходит, а затем денег лишит и дома запрёт.

— С родителями живёшь? — с тоской уточнила я, понимая, что так просто от Нины не отделаюсь. И девать-то мне её некуда, разве что на городскую квартиру. К себе её тащить я не горела желанием. — Нин, ты мне только одно скажи: ты что, не поняла, что в лимонадиках алкоголь?

Девушка виновато покачала головой.

— Просто вкусненькие были. И от них так весело становилось.

— А сейчас как?

— А сейчас, — Она шмыгнула носом, — грустно.

Я тяжело вздохнула, выруливая с парковки. Хуже пьяной женщины может быть только грустная пьяная женщина. И самым правильным решением было отмыть её и уложить спать прежде, чем в её голову взбредёт хоть что-то. Ну, что-то из разряда изливать мне душу до пяти утра и рыдать на моём плече. Хочешь — не хочешь, а в какой-то момент две пьяные женщины именно этим и начинают заниматься, попутно вспоминая всю свою жизнь чуть ли не до пелёнок.

Подобный расклад не входил в мои планы. Так что я даже обрадовалась тому, что Нина уснула в машине, пока я пробиралась по ночному городу к родительскому дому. Лучше бы всё так и продолжалось; я бы её даже будить не стала — закрыла бы в машине и ушла с чистым сердцем баиньки. Но нет, моя личная головная боль проснулась, пока я искала, где припарковаться. Как вы понимаете, вечером найти свободное место на парковке — это настоящий квест, так как все жильцы дома уже вернулись с работы и благополучно спят по своим кроваткам.

Вдобавок ко всему, Нинин желудок решил, что приключений на сегодня нам недостаточно, и её затошнило, а мне пришлось бросить машину как попало, перегородив три других.

— Вылезай сейчас же! — зло приказала я, прекрасно помня, как маму однажды вырвало в папиной машине, и она заблевала воздуходувы так, что ни одна химчистка не помогла — в машине воняло ещё несколько недель.

Нина явно испугалась и выпрыгнула из машины, умудрившись запутаться в собственных ногах и упасть на асфальт, разодрав комбинезончик и колени. И, пока Нина прощалась с содержимым своего желудка, я быстро написала номер телефона на вырванном из блокнота листке и положила на приборную панель. Если кому-то с утра нужно будет выехать, они просто наберут мне, и я отгоню машину.

До подъезда, как и до этажа, Нину пришлось тащить. Её развезло окончательно, а я поняла, каково это — быть тележкой. Ну или грузчиком. Ни тем, ни другим мне быть не хотелось. И Яйцева честно пыталась помочь, кое-как переставляя ноги.

Под укоризненным взглядом рыбок я таки ввела девушку в квартиру. Аквариум слегка подсвечивался в тёмном коридоре, поэтому рыбки и их осуждение были очень хорошо заметны.

— Не смотрите так, Дар и не в таком состоянии приходил, — буркнула я им, а Нина лишь непонимающе посмотрела на меня. Ничего объяснять я ей не стала и поволокла на кухню.

Посадила стажёрку за стол. Включила свет над плитой и ужаснулась. Нина выглядела, как жертва насилия. Без обуви, в порванной одежде, со смазанным макияжем, с белёсым гнездом на голове. А полный боли и тоски взгляд лишь добавил красок картине.

В аббревиатуру ЖЖС добавилась ещё одна — «Ж» — жалость. Наверное, только этим можно объяснить мой неожиданный щедрый порыв.

— Если хочешь есть, можешь брать в холодильнике всё, что хочешь, а я пока схожу за вещами.

Нина неуверенно кивнула, а я поспешила свалить в машину. Если честно, чувствовала я себя максимально некомфортно, а гениальная мысль узнать адрес и отправить Нину к какой-нибудь из её подружек, появилась, лишь когда я забирала ноут и сумку с вещами из багажника.

И, наверное, я так и поступила бы, если бы не одно «но».

Вернувшись в квартиру, я стала свидетелем следующей сцены: Нина неправильно поняла моё предложение брать из холодильника всё, что хочешь, так что она сидела за столом, смотрела в окно и хлестала вискарь прям из горла. По её щекам катились крупные слёзы.

Меня разрывало от двух вопросов. Во-первых, насколько нужно быть бестактным человеком, чтобы хлестать чужой алкоголь? Во-вторых, как она не сожгла себе горло?

Я не люблю крепкие напитки от слова совсем. И за этим кроется следующая история. В один из запоев мой дед где-то нашёл самогонный аппарат. Дедуля ошибочно решил, что раз уж его лишили должности политолога, то он вполне может заделаться химиком, мол, в этом нет ничего сложного. Ну, а мы с Даром, которые каким-то неведомым образом оказались у него в это время, помогали этот самый самогон гнать.

И если на процессе брожения всё было неплохо — я бы даже сказала предельно просто, — то вот с перегоном всё пошло не по плану. Начиная с того, что дедуля не доглядел и чуть не взорвал самогонный аппарат, и заканчивая тем, что Дар подбил меня на спор выпить неразбавленного самогона.

Наверное, не стоит вдаваться в подробности. Ограничимся следующими деталями.

В больнице мне было очень плохо. Мама орала очень громко. Горло горело вместе с губами и желудком. А дедушкин самогонный аппарат Марфа Васильевна дубасила кувалдой, грозя, что в следующей раз на месте аппарата окажется голова дедули.

Больше тот химией не увлекался, а я вопрос с крепкими напитками закрыла для себя навсегда. Только шампанское и сидр.

Так что от одного только вида Нины мне буквально стало дурно.

Мысль бросить её на кухне и уйти спать была заманчива, как никогда. Но я не могла себе этого позволить, поэтому подошла и отобрала бутылку. Наверное, в этот момент я и осознала, что ночь у меня будет грустная и долгая.

И как в воду глядела, тут и карты Таро не нужны, чтобы предсказать что меня ждало.

Нина рыдала и рассказывала мне о своей печальной любви и о том, что Мочалин в её сторону не смотрит и вообще боится, как огня. Периодически блевала. Я таскала её от кухни до унитаза и обратно, в какой-то момент окончательно устав от сего действа и просто запихнув её в ванную. А когда бедолагу начало колотить, а слёзы сменились режимом «истеричка в здании», мне пришлось устроить ей контрастный душ. Она, наверное, этого не ожидала, потому что тут же успокоилась.

Мне таки удалось уговорить её помыться, переодеться в Дарову футболку и лечь спать. Сама же, к сожалению, уснуть я не смогла. Ополоснулась и уселась на кухне с чашечкой чая из маминых запасов. Я бы, возможно, ещё и перекусила, но в холодильнике кроме пачки кетчупа и той несчастной бутылки виски ничего и не было.

Собственно, чего я ожидала? В этой квартире уже давно живёт только Дар и, если честно, я сомневаюсь, что братец вообще умеет готовить.

А уснуть я не могла по одной простой причине — нервы. Кроме того, Нинина история крутилась в голове, и я всё никак не могла просто от неё отмахнуться.

Она ведь толком-то и не знала Серафима. Так, нарисовала в голове образ и свято верила, что любит его. Настолько верила, что отсутствие каких-либо чувств и действий с его стороны воспринимала как повод, чтобы приворожить человека.

Я, конечно, понимала, что мама за подобное не возьмётся, она вообще таких клиентов пыталась наставить на путь истинный. «Нет в привороте ничего хорошего, это болезненная привязанность, которая не сможет длиться вечно — в какой-то момент она слетит, а жизни уже загублены. Ничего хорошего в наведённых чувствах нет и быть не может». Но как донести до Нины истину, которую я знала с детства и которая была для меня аксиомой, не требующей доказательств, я не знала.

Потому и сидела на кухне, освещённой лишь светом над плитой, и терялась в вопросах. У меня даже голова болеть начала, собственно, поэтому я чаёчек-то и заварила.

Мне было как-то тоскливо что ли… Одиноко? Нет, скорее всё-таки муторно. На часах уже давно наступил новый день, да и скоро должно было начать рассветать. Так что я, ни на что особо не надеясь, написала Психу. Лаконичное «спишь» и вдогонку парочку вопросительных знаков.

Я редко забывала о знаках препинания и практически никогда не дробила сообщения, но тут явно была не моя ночь. Не моя неделя. Не мой месяц.

К моему удивлению, Психчинский вскоре написал:

«Уже нет. Телефон был на громкой»

«Извини, что разбудила», — тут же настрочила я, действительно чувствуя себя виноватой.

«Что-то случилось?»

Я могла написать сотню объяснений. Много чего случилось. Столько, что можно написать целую книгу.

«Не спится», — в итоге появилось на экране, а затем ещё одно сообщение: — «Совсем».

«Могу набрать», — возможно, Психчинский просто забыл о знаках препинания, но почему-то мне в его сообщении почудилось скорее предложение, а не вопрос.

«Если хочешь», — лаконично ответила я в духе тонких маминых манипуляций. Вроде бы я и не против, но в то же время оставляю выбор за ним.

И он набрал.

Сонный и совершенно нерадушный, с какой-то цепляющей хрипотцой в голосе и бесконечными зеваниями, от которых я чувствовала себя настоящей ведьмой, разбудившей несчастного Психа. Такая совершенно бытовая версия «Спящей красавицы».

Он не расспрашивал меня, а слушал, пока я выдавала свою слегка отредактированную версию произошедшего, в которой Марфа Васильевна в очередной раз переквалифицировалась в коуча по поднятию женского либидо. Не сказала я и о том, кто конкретно является предметом воздыхания Нины. Конечно, я старалась придерживаться правды, но как же меня корёжило, когда нестыковки в рассказе приходилось обильно склеивать ложью.

Боже, как запомнить всю ту чушь, которую я наговорила? И как заставить Нину придерживаться моей версии событий в случае чего?

Наверное, Нина на меня плохо влияет, потому что в глазах у меня почему-то стояли слёзы. Благо, Псих вовремя переключил меня, и я хотя бы не разрыдалась.

— Да уж, Клевер, и на что я подписался… У тебя в жизни хоть один день спокойный бывает?

— Не припомню таких.

— Я так и понял, — хохотнул он. — Где ты сейчас?

— В родительской квартире. Караулю пьяную Яйцеву и думаю, как идти на работу, если я не спала сутки.

— Ножками? — предположил Сергей, а на фоне послышалось громкое кошачье урчание. Я его ещё сначала с шумом стиралки перепутала.

— Какой ты добрый, — язвительно протянула я.

— А ты как думала? Жизнь — она вообще нелёгкая штука. И не сопи мне тут обиженно в трубку.

— Я не соплю. И я не обижена.

— Ну конечно, — усмехнулся он.

— Конюшня, — передразнила его я.

— Оу, неужели мы играем в слова? Что ж… Кабачок, — серьёзно выдал он.

— Карандаш? — неуверенно продолжила я.

— Корнеплод.

— Кисть.

— Кантри.

— Это англицизм! — возмутилась я. — Не считается!

— Устоявшийся, — не согласился Сергей, но в его голосе чувствовалось веселье. — Так что считается.

— Тогда киберпанк.

— А вот здесь я бы поспорил.

— Не советую. Это может и относительно новый англицизм, но более чем ус-то-яв-ший-ся, — передразнила я.

— Ладно, пусть будет кастрюля.

— Кино.

Так мы и продолжали, пока я не начала откровенно смеяться, даже не думая о Нине, спящей в соседней комнате. Губы сами тянулись в улыбке, а на душе становилось легче. Настолько легче, что мозг расслабился, и паузы между Серёжиными и моими ответами становились всё длиннее и длиннее. Я перешла в свою старую спальню и улеглась на кровать, чтобы было удобнее, и это окончательно меня сморило.

Последним, что я услышала, было:

— Спи, Клевер, — Серёжа, похоже, улыбался. — Но чтобы к обеду была на работе.

Даже не знаю, ответила я ему что-то или нет, потому что в тот момент окончательно провалилась в сон, и косые солнечные лучи, проникавшие сквозь старые занавески, мне нисколько не мешали.

Загрузка...