Онлайн Ведьма (СИ)

Глава 20.1 Дар полей. Жаба морей

— Я буду долго гнать велосипед. В глухих лугах его остановлю. Нарву цветов…

— Клевер, заткнись!

— … и подарю букет — той девушке, которую люблю!

— Если он сейчас не заткнётся, я его задушу, клянусь.

— Не дотянешься! — хмыкнул Дар и продолжил запихивать полынь в мешки, напевая с детства знакомый мотивчик. Он уже давно не пел ничего своего, а вот чужого... душа требовала. Дар бы свихнулся, если бы не пел совсем.

— А я подпрыгну! — зло крикнул Витя, срезая очередную веточку секатором. Лицо у него было красное то ли от злости, то ли от натуги. Тут уж кто разберёт?

— Ну попытайся, — хмыкнул Толик, который как раз вернулся от машины, запихнув в багажник очередной мешок травы.

Благо, у отца Дара был рабочий пикап, на котором тот периодически катался по объектам, так что летом его как раз использовали для перевозки трав. А то, глядишь, пришлось бы горе-музыкантам тащить все травы до дома Марфы Васильевны своими рученьками. Дар бы, конечно, продолжал распевать всю дорогу, а это, безусловно, могло бы повлечь за собой появление статьи за очень даже умышленное убийство у кого-то из его спутников.

Вот только, чтобы рассказать, как Дарий Клевер в компании с музыкантами и Ведьмой оказался в поле, придётся немного вернуться назад. Часов так на пять.

Был обычный рабочий день. Такой же, как и все остальные. Монотонный, скучный. Не то что раньше, когда каждый был уникальным и живым.

Дар сидел за столом в офисе Добростроя и строил из себя человека, которым не являлся. Из раза в раз, изо дня в день. И он сам не мог дать себе ответ на вопрос, почему всё случилось именно так. Как-то раз, разговаривая с Дрией на пьяную голову, он спросил у неё, почему он больше не может сочинять? Почему бежит от себя прошлого и пытается найти нового себя в чём-то другом? И почему не может просто вернуться назад?

Дрия тогда посмотрела на него взглядом, пропитанным не жалостью, а пониманием. Она знала. Пускай они иногда не сходились во мнениях, но в этом вопросе их чувства были одинаковы. И Дрия тогда ответила:

— Это такой период, братец. Его просто нужно прожить. Не зацикливаться на неудачах и пытаться дальше — однажды всё станет лучше.

Возможно, сестра и не помнит уже своих слов, но именно они держали Дара и не давали соскользнуть в пучину отчаянья. Он жил дальше, но всё ещё пытался найти себя. Найти Дара, который жил музыкой. Но сейчас ему приходилось быть Даром-сыном-строителя. Что ему не совсем нравилось.

Общаться с заказчиками, дизайнерами, с простыми работягами было интересно, но как-то пусто. В их семье лишь Пётр Добронравов жил строительством: ему нравилось вариться в самой строительной каше, так что отца Дара чаще видели на площадках, чем в офисе. Ну а Дар играл роль представителя. Такой своеобразный аватар — человек бесполезный, но вроде бы нужный.

Так что половину рабочего дня Дар сидел в телефоне, переписываясь со странной девушкой-жабой из соцсетей, а другую — делал вид, что работает, кивая, когда к нему подходили по каким-то вопросам.

С Жабой Дар переписывался уже где-то три дня, и всё никак не мог понять — то ли это его фанатка, то ли анти-фанатка, то ли просто обычная дама с прибабахом. Он лично склонялся ко второму или третьему варианту, но в любом случае переписываться с незнакомкой было забавно. Куда свежее, чем приевшиеся переписки с девушками, которые строят из себя милых и добрых, явно преследуя цель понравиться.

Первое время у Дария, конечно, были сомнения, что под ником «Жаба Морская» скрывается какой-нибудь парень, который просто стебётся над ним, но он гнал от себя подобные мысли. Ему свято хотелось верить, что это девушка.

Всё началось с того, что он скинул ей фото эрегированного органа хомяка в комментариях, после чего она запросила доступ к общению в личных сообщениях. И парень одобрил запрос, сам толком не понимая, зачем так поступил.

Первым сообщением, которое Жаба ему прислала, было:

«Как же я рада, что ты не зацикливаешься, а иронизируешь над своей проблемой».

Дар тогда просто выпал в осадок. Как она вообще додумалась сопоставить его с этим хомяком? И почему уже вынесла ему диагноз?! Первой мыслью было сфоткать свою «проблему» и отправить в чат для опровержения, но Дар вовремя одумался. С какого перепугу он вообще должен кому-то что-то доказывать?

Он решил быть максимально невежливым. Тут сошлись несколько факторов: во-первых, переживания за Сашу, которая упорно не выходила на связь; во-вторых — мама. Та звонила слишком часто и задавала один и тот же вопрос: объявилась ли его сестра. И, несмотря на холодный тон и злые слова (Дар даже подсчитал, сколькими разными эпитетами мамочка её наградила — их было девяносто четыре, причём в каждый звонок разные) Марфа Васильевна переживала. Очень переживала. Просто её переживания имели другую форму. Большинство знакомых Дару женщин в критических ситуациях впадали в панику и слёзы. Хотя Дар вполне допускал наличие неплохих актёрских способностей у этих самых женщин.

Мать Дара же была прямая, как палка. В ней не было ничего нежного и ласкового, ничего слабого. Марфа Васильевна не была способна на ложь и увёртки, всегда говорила, что думает, и никогда не использовала намёки. Именно за это отец её и любил. Тот как-то сказал, что с мамой просто, потому что никогда не нужно гадать, что у неё на уме, достаточно спросить. И она ответит честно, без эмоций и сантиментов.

Собственно, мама на пару с Дрией и довели Дара до ручки, лишив его того самого «терпения», которым так гордился их отец. Так что Дар написал:

«Скажи, а у тебя столько же прыщей, как у твоей жабы?»

Он думал, что девушка обидится и психанёт, но она сразу же настрочила другой ответ:

«Вау, как ты угадал?! Знаешь, какой это кайф — давить прыщи? Прям своеобразная медитация.»

Дар не представлял, о каком кайфе может идти речь, зато прекрасно знал, какая это мука. В переходном возрасте его обсыпало прыщами, и он даже комплексовал по этому поводу. А Дрия бегала за ним и требовала, чтобы он дал их выдавить. Парень не давался и отбивался, но тогда эта полоумная вставала раньше и давила их, пока он спал. В результате вместо будильника Дар просыпался от того, что ему давят прыщи. И каждое его утро, пока эти прыщи у него не сошли, начиналось с дикого ора, разносящегося по всей квартире под аккомпанемент довольного подхихикивания сестры.

Так и продолжалась их переписка с Жабой, строясь на взаимном выстёбывании друг друга — такая своеобразная игра в остроумие на грани флирта. Стоило одному закинуть что-то пошлое с явным подтекстом, как другой принимался высмеивать шутку.

Так, девушка-жаба тем утром, когда Дар собирался в офис, попросила его скинуть свою самую эротичную татуировку. А он скинул самую ржачную — ту, что набил на спор с Дрией: у него на рёбрах по эскизу сестрёнки было выбито лаконичное «лох педальный», а у Дрии на лопатке красовалось милое «Лохиня». Там ещё должна была быть приписка «богиня лохов», но Сашка в последний момент принялась отнекиваться.

Именно эту татушку Дар и отправил девушке, эффектно сфоткавшись перед зеркалом. Тогда она прислала ему стикер удивлённого лягушонка и записала своё первое голосовое:

— Чёрт, парень, это реально эротишно, — да именно так, с намеренной заменой “ч” на “ш”. Голос у неё оказался хриплый, прокуренный, а букву “ш” она тянула так, словно шипела, как змея. — Без шуток.

В тот момент Дар почувствовал себя странно. Он всегда обращал внимание на голоса, и этот голос показался ему очень знакомым. Но он почему-то не мог вспомнить, где именно его слышал. Так что с того момента задался целью выяснить, кем именно была его девушка-жаба.

Он как раз пытался выторговать у неё настоящую фотографию, а она лишь скидывала ему хентайные картинки жаб, когда подошёл отец и предложил собраться всей семьёй на шашлыки. Дар же, поглощённый своим делом, даже не сразу почуял подвох.

Понял он, что дело пахнет жаренным, только когда отец высадил его возле дома в Подгорном и, сославшись на то, что забыл купить мясо, умчал. Ну а Дара, ещё не успевшего опомниться, тут же в оборот взяла бабушка и потащила в подвал разбирать мешки, оставшиеся после прошлого забега по полям.

В очередной раз заходя домой попить водички, Дар мельком заметил милую блондинку, которая на весь коридор вещала о том, как срочно ей нужен приворот и что она без своего ненаглядного жить не может. За спиной у девушки Дар покрутил пальцем у виска, а мама лишь вздохнула и махнула рукой, мол, уйди и не отсвечивай, я сама разберусь.

Фриков, помешанных на магии, в клиентуре Марфы Васильевны было море, и лишь единицы из них приходили с реальными проблемами. Дар навсегда запомнил бабулю, которая годами ходила к матери и задавала один и тот же вопрос: «А будут ли в их городе и дальше ходить трамваи?». Ведь это действительно важная проблема, с которой нужно идти обязательно к гадалке.

Наверное, именно из-за подобных клиентов Саша так рьяно боролась за возможность не заниматься маминым родом деятельности. И Дар её понимал. У их матери были стальные нервы — она могла пачками принимать фриков и даже не запоминать их истории. Дрия же всё всегда принимала близко к сердцу, и стрессоустойчивость у неё отсутствовала напрочь. В детстве так точно. Благо, с возрастом сестрёнка всё же научилась немного отстраняться от чужих переживаний и эмоций.

Потом ещё как раз сестра заскочила — как всегда по доброй воле, готовая на любую трудовую повинность. Вот только вместо того, чтобы батрачить с семьёй в полях, на этот раз она украла мамину клиентку и скрылась с ней в неизвестном направлении. Только пыль от колёс на дороге говорила о том, что здесь была Сашка Клевер.

Дар с Марфой Васильевной в тот момент стояли и смотрели вслед удаляющейся машине. В целом, в их семье за всё экстраординарное и экстравагантное отвечала Саша, но это даже для неё было необычно.

— Она же вернётся? — неуверенно спросил Дар.

— Не думаю, — сухо ответила мать и вернулась в дом. По её каменному лицу Дар так и не понял, что чувствовала мать в тот момент.