Онлайн Ведьма (СИ)

Глава 28.2 Запланированное свидание Ведьмы

Сейчас я расскажу забавный факт, о котором, кстати, и поведала Серёже, пока мы ехали к набережной. Прожив всю свою жизнь в нашем городе, на набережной я была лишь раз в жизни – после выпускного, когда мы всем классом поехали встречать рассвет. В то время набережная находилась на реконструкции, и находиться там было запрещено, но это нисколько не помешало слегка нетрезвым бывшим одиннадцатиклассникам пробраться туда, а потом убегать от полиции.

– И что, тебя поймали?

– Нет, в отличие от большей части своих одноклассниц, я свои туфли уже сожгла, поэтому, как только заметила бравых работников правоохранительных органов, припустила в сторону папиной машины, и мы уехали.

– Бросив одноклассников на произвол судьбы? А как же твоя хвалёная женская солидарность?

– В то время я таким недугом не страдала.

– Бедолага, от недугов надо лечиться, – усмехнулся Сергей.

– Женская солидарность не лечится, она только прогрессирует, – попыталась быть остроумной я.

Когда я впервые побывала на набережной, она не внушила мне какого-либо трепета. В тот раз моим глазам предстала перекопанная дорога со спусками к пляжной зоне. Скучно, серо и однообразно. Так что, когда её открыли после реконструкции, у меня даже мысли не появилось прийти сюда. А так как мой путь в университет, а потом и на работу, никогда не затрагивал этот край города, то у меня даже вскользь не было шанса увидеть то, во что она превратилась.

Мы бросили машину на платной парковке вдоль дороги и пешком направились по небольшой аллейке к той самой набережной, которую моё подсознание рисовало всё такой же перекопанной и унылой.

Так что да, я застыла на месте, когда увидела, что от моих воспоминаний не осталось и следа. Теперь набережная представляла собой дощатый настил на сваях, который тянулся вдоль двух берегов и соединялся между собой симпатичными деревянными мостиками с резными перилами. То тут, то там виднелись деревянные беседки над водой. А вдоль берега высадили ряды лип и уже отцветшей сирени.

Но, что ещё больше удивило меня, так это своеобразное подобие мини-рынка. Повсюду стояли лавочники: кто-то торговал сувенирами и украшениями из камней, кто-то – едой, а кто-то даже картинами. Также я приметила несколько букинистов и барахольщиков, продающих старые вещи и монеты. Однако куда больше оказалось именно мастеров, которые представляли свои работы. Резчики по дереву, каменщики, швеи, мастера детских игрушек. Художники, которые рисовали портреты прямо здесь, с натуры.

Набережная в это время оказалась полупустой, и мы прогуливались вдоль лотков, разглядывая содержимое. Задерживаясь то тут, то там, я чувствовала себя ребёнком, дорвавшимся до парка аттракционов – настолько невероятным мне казалось окружающее меня ращнообразие. А уж когда я увидела у одного из старьёвщиков подарочное издание «Мастера и Маргариты» с цветочным орнаментом на обложке и таким же цветочным, хоть и пожелтевшим от времени, срезом, сразу же купила его, чуть ли не пища от восторга. И меня даже не остановил тот факт, что корешок оказался повреждён.

Вначале Сергей молчал, позволяя мне полностью окунуться в созерцание. Однако я то и дело ловила на себе его взгляды. И он улыбался, как взрослый на детской площадке. Взрослый, у которого в голове лишь одна мысль: «Ну, пусть веселится, я подожду».

Я даже удивилась, когда он вдруг спросил:

– Нравится?

– Да, безумно! – ответила я, прижимая к себе свою находку. – Это что-то вроде ярмарки?

Серёжа покачал головой:

– Нет, они здесь каждые выходные. По крайней мере весной, летом и осенью, – пояснил он, и мы отошли в сторону мостиков, потому что народу на набережной становилось всё больше и больше, и вдумчиво стоять у лотков уже не получалось. – В восьмидесятых здесь был блошиный рынок. Кто-то продавал ненужные вещи, кто-то предметы рукоделия. И с тех пор, как говорится, не зарастает народная тропа.

Мы ступили на один из деревянных мостов. Те оказались такими же прочными, как и каменные.

– Ух, ты… – протянула я. – Ты давно знаешь об этом месте?

Сергей, вздохнув, задумался, прежде чем ответить:

– С тех пор, как начал общаться с Никитой. У его матери своё ателье. Но, помимо этого, она занимается авторскими костюмами для выступлений, концертов и косплея. Когда она только начинала, как раз в нулевых, свои работы она выставляла здесь. В то время же не были так развиты соцсети, а продвигать своё дело как-то нужно было, вот она всю неделю и шила, а все выходные стояла здесь. И Никита вместе с ней.

Мы остановились возле одной из беседок, и я прислонилась к поручням, смотря, как разгорающееся солнце играет бликами на воде, а небо вновь плывёт под нашими ногами.

– Я не знала, – ответила я. – Таша не говорила об этом.

– Ты думаешь, Никита почему такой чрезмерный временами? Он просто привык привлекать к себе внимание, – продолжил Серёжа, прислонившись рядом. – Каждые выходные своего детства он проводил здесь. Из кожи вон лез, чтобы на него и на его маму обратили взор. И, наверное, он к этому настолько привык, что по-другому просто уже не может. Он ведь мамин защитник.

Я слушала Серёжу, а в душе было немного тоскливо. Я представила мальчика, который в костюме скомороха заставляет себя улыбаться и шутить, творить всякие глупости, чтобы только люди посмотрели на его маму.

– Он и в рекламу из-за мамы пошёл. Чтобы помогать дальше, делать больше. И Ник сейчас ведёт все её соцсети. Он у нас парень на все руки: и шить умеет, и фотографировать, и позировать. Мама – его главный проект.

Наверное, странно вдруг начать думать о книгах в целом и любовных романах в частности, когда рассказывают историю чужой жизни. Уж такой я человек, простите меня. Но в тот момент я подумала о том, что хотела бы увидеть такого героя в книге, в любовной истории. Сильного мужчину, прячущегося за маской мальчика-балагура. Мальчика, который воспитал из себя мужчину сам.

Я понимаю, что Серёжа не задавался целью преподнести мне Хохмина с лучшей стороны; он просто рассказывал о своём друге. Но именно Серёжа сложил для меня картину полностью, добавив всё, чего не хватало в паззле личности Никиты.

Я люблю читать любовные романы. Но чаще всего в них на главных ролях тот самый плохой мальчик, который ведёт себя с людьми, как мразь, потому что у него детство было тяжёлое, потому что его обидели. И именно этим потерями и лишениями чаще всего объясняется скотское поведение. И, если честно, мне практически не попадались любовные романы, где герой шёл от обратного – где бы обиды, боли, детские травмы не стали бы причиной агрессии, а, наоборот, легли в основу чего-то большего и лучшего.

Я и сама не заметила, как начала рассуждать об этом вслух. И Серёжа меня слушал. Внимательно. Вдумчиво.

– Саш, я думаю, тут суть в том, что каждой девушке хочется исправить нечто в своём избраннике, чтобы он больше был похож на её «идеал». И в подобной литературе как раз-таки это желание и отображается, – задумчиво произнёс он. Я обалдела. Нет, честно, я бы никогда в жизни не подумала бы, что буду обсуждать с Психом любовные романы. А Серёжа тем временем продолжил рассуждать: – Хотя не думаю, что это связано с полом, просто аудитория накладывает отпечаток на восприятие. В таких книгах вообще чаще всего плохое и хорошее выкручено на максимум. Не скажу, что я читал много любовных романов, но всё-таки, кажется, классический плохой альфа-самец – это что-то странное.

Я рассмеялась:

– Что, Психоша, тебе не нравятся альфа-самцы? И альфа-самки тоже?

– Нет, – улыбнулся Серёжа, – меня как-то ни к тем, ни к другим не тянет. Я как-то больше за адекватных героев. Хотя иногда есть желание почитать что-нибудь про гнилых и паскудных, как в «Грозовом перевале» или «Герое нашего времени»… Но куда больше мне нравятся персонажи в духе Безумного Шляпника или, скажем, мистера Рочестера или деда Щукаря. О людях, которые вызывают улыбку…

Пожалуй, это было самое необычное и самое приятное свидание в моей жизни. Мы гуляли по деревянным мостикам и разговаривали, много разговаривали. И с каждой фразой, с каждым взглядом, казалось, что я узнавала Серёжу всё больше и больше. Мне было интересно слушать его, вникать в его точку зрения, познавать его ценности, цели.

Мы многое обсуждали, прыгали с тему на тему, смеялись. От Никиты к литературе, затем, сами не поняв, как, скатились в обсуждения нездоровых отношений, в которых страдает всё, даже мебель, на которой люди сидят. Я почему-то начала рассказывать про Лёшика и то, какими были наши отношения. Вначале он, конечно, понравился мне внешне и даже производил впечатление интересного парня, с которым прикольно потусоваться и пошутить. Да и, если быть честной, секс с ним был неплох, хотя Серёже я этого не сказала. Вот только, когда мы с Лёшиком съехались, отношения схлопнусь. Потому что, как выяснилось, внешняя привлекательность и акробатические этюды в постели не могут заменить человеческого общения.

Я и Лёша оказались совершенно разными людьми, наши цели не совпадали, интересы не перекликались. Но с этим можно было что-то сделать или хотя бы попытаться, если бы нам было комфортно вместе. Вот только мне комфортно не было.

– Как оказалось, Серёж, мне важен мой личный комфорт. Я отдыхаю, только когда я одна. Вот, в чём фишка. Для меня общение с человеком – это труд. Да, когда тебе нравятся люди, это приятный труд, но это скорее как любимая работа.

– Даже от самого прекрасного человек устаёт, – кивнул Серёжа, и мы вошли в одну из беседок.

Внутри располагались лишь деревянные лавочки для сидения и небольшой столик. Везде чисто и свежо – за набережной явно хорошо присматривали. А табличка о штрафе за порчу и мусор, скорее всего, стимулировала посетителей не свинячить.

Я села на лавочку и откинулась на деревянный столбик беседки за спиной, а Серёжа сел напротив меня. В теньке было достаточно свежо и куда приятней, чем на разгорающемся солнцепёке.

– Слушай, а тут и зимой так же? Я имею в виду, можно прийти и посидеть – или всё убирают? Хотя, наверное, нельзя, беседки-то открытые.

Серёжа показал рукой на несколько механизмов под потолком, которые я сразу не заметила, и на щели в полу.

– Осенью тут вставляют окна, а в каждую беседку ставят что-то вроде маленькой жаровни. Правда, зимой эти беседки платные.

– И откуда ты это знаешь? – спросила я, склонив голову к плечу. Иногда мне начинало казаться, что Псих знает если не всё, то многое. Человек по типу «и жнец, и чтец, и на дуде игрец».

– Никита почти каждый год празднуют здесь мамин день рождения. А он в конце февраля. Он как-то рассказывал, а я просто запомнил, – пожал плечами Серёжа.

Вскоре мы оба захотели есть и ушли с набережной. Я реально не заметила, насколько быстро пролетело время. Место для обеда мы выбирали долго, очень долго. Сидя на пассажирском, я шерстила Интернет в поисках чего-то запоминающегося и новенького, чтобы мы не просто вместе поели, а насладились атмосферой. Вот только у меня включился режим «нехочухи»: всё было не то и не так. В результате, когда я долистала список кафе и ресторанов нашего города до конца, Псих, что иронично, психанул, и мы поехали в фастфуд есть острую курицу, чуть не переругавшись в машине из-за моих привередливых комментариев к любому варианту.

Кофе в подобных заведениях чаще всего оказывался противным до безобразия – либо слишком кислый, либо жжёно-горький, либо со сладковатым привкусом от сухого молока. Так что после курицы мы пешочком прогулялись по центру города до небольшой кофейни, в которой я постоянно проводила время, когда в универе получались большие перерывы между парами. То была небольшая и уютная кофейня с панорамными окнами и деревянными столиками вдоль них.

Забавная, конечно, штука, но мы снова веселились и разговаривали так, словно я не обзывала Серёжу час назад нехорошими словами, потому что он говорил, что ему плевать на атмосферу, главное – чтобы еда была вкусной.