Опасная любовь

Пролог

Дербишир, 1820 год

Беспокойство его не знало границ. Где, черт побери, носит этого сыщика? Днем ранее он получил от Смита письмо, но оно было очень кратким и сообщало лишь, что сыщик прибудет утром. Проклятье! Сумел ли Смит отыскать его сына?

Эдмунд Сен-Ксавье нетерпеливо вышагивал по большому залу. Это была старинная комната, по древности не уступающая самому дому, но очень скудно меблированная и отчаянно нуждающаяся в ремонте. Дамасская обивка единственного дивана выцвела и местами протерлась до дыр; испещренный царапинами стол на трех ножках нуждался в гораздо более тщательном уходе, нежели полировка воском, а золотистая парча на сиденьях стульев приобрела желтоватый оттенок, свидетельствующий о крайне стесненных средствах их владельца. В прошлом имение Вудленд, раскинувшееся на десяти тысячах акрах земли, блистало великолепием, но это было еще в те времена, когда предки Эдмунда с гордостью носили титул виконта и держали также величественный дом в Лондоне. Ныне от десяти тысяч акров осталась лишь тысяча, на которой были разбросаны порядка пятнадцати фермерских домиков, и половина из них пустовала. На конюшне Эдмунда содержались всего четыре упряжные лошади и две верховые, а штат слуг сократился до двух лакеев и одной горничной. Его жена умерла в родах пять лет назад, а прошлой зимой ужасный грипп унес жизнь единственного ребенка. У Сен-Ксавье осталось лишь обедневшее имение, пустой дом да престижный титул, поставленный под угрозу.

Младший брат Эдмунда, самодовольный и самоуверенный, как всегда, воззрился на него из противоположного конца зала. Он ни секунды не сомневался, что скоро получит титул, который впоследствии сможет передать своему сыну. Эдмунд же хотел во что бы то ни стало помешать этому, ведь у него имелся еще один сын, незаконнорожденный. Несомненно, Смиту удалось найти его.

Эдмунд резко отвернулся. Они с Джоном с детства были соперниками, и сейчас ничего не изменилось. Его треклятый братец сколотил небольшое состояние, занимаясь торговлей, и теперь был владельцем имения в Кенте. Он регулярно приезжал в Вудленд в своем экипаже, запряженном шестеркой лошадей, и в сопровождении увешанной драгоценностями жены. Каждый его визит был похож на предыдущий. Он обходил дом, внимательно осматривая трещины в деревянном полу, облупившуюся краску, пахнущие плесенью и покрытые пылью портреты, и на лице его явственно читалось отвращение. Потом он предлагал брату оплатить его долги – по высокой процентной ставке. Эдмунд дождаться не мог, когда же братец уберется восвояси, оставив долговой вексель, который ему все же придется подписать, не имея другого выбора.

Сен-Ксавье решил, что только через свой труп позволит сынку брата Роберту унаследовать Вудленд. До этого дело не дойдет.

– Ты уверен, что мистер Смит нашел мальчика? – высокомерно поинтересовался Джон. – Представить не могу, как сыщику с Боу-стрит удастся отыскать определенный цыганский табор, не говоря уже о конкретной женщине.

Эдмунд рассвирепел. Его брат рано радуется. Он может сколько угодно презирать его за связь с цыганкой и полагать, что их отпрыск окажется совершенным дикарем.

– Они зимовали у судоверфей в Глазго, – сказал Эдмунд, – а весной отправились на границу Англии и Шотландии, чтобы наняться работать на полях. Сомневаюсь, что так уж сложно найти нужный табор.

Джон направился к своей жене, которая шила, сидя у огня, и накрыл ладонью ее руку, словно говоря: «Я понимаю, что тебе неприятна эта тема. Ни одной даме не придется по вкусу история о том, что у моего брата была в любовницах цыганка».

Его идеальная во всех отношениях жена улыбнулась ему и продолжила свое занятие.

Мысли о Райзе не шли у Эдмунда из головы. Десять лет назад она пришла в Вудленд с их сыном. В глазах ее светились страсть и гордость, забыть которые ему не удастся никогда. Он воззрился на ребенка и с удивлением заметил на смуглом личике серые, как у него самого, глаза. Волосы мальчика были темно-золотистого цвета, в то время как у Райзы они были черными как ночь. Сам же Эдмунд был светловолос. Его жена Катерина находилась дома, и она носила их ребенка. Он настаивал, что сын цыганки не имеет к нему никакого отношения, – и ненавидел себя за это. Его интрижка с Райзой была непродолжительной, и сейчас он любил свою жену и не мог допустить, чтобы она узнала о его незаконнорожденном отпрыске. Он предложил цыганке те немногие деньги, что у него имелись, но она лишь осыпала Эдмунда проклятиями и покинула его дом.

Словно прочтя его мысли, Джон произнес:

– Как ты вообще можешь быть уверен, что этот цыганенок – твой сын? Ты веришь словам какой-то девки?

Эдмунд не обратил внимания на слова брата. Однажды он кутил в загородном доме в пограничных с Шотландией землях в компании таких же, как он, друзей-холостяков, когда в тех краях появились цыгане, встав лагерем недалеко от деревни. Когда Эдмунд впервые увидел Райзу и встретился с ней взглядом, он был настолько поражен, что, забыв, куда шел, развернулся и последовал за ней как привязанный. Она посмеялась над ним, заигрывая. Эдмунд совершенно потерял голову и с готовностью отправился за молодой цыганкой. Их связь началась той же ночью. На границе Эдмунд оставался две недели, проводя большую часть времени в постели Райзы.

Он пробыл бы с ней и еще дольше, но его звали дела тогда еще процветающего имения. Со слезами сожаления Райза прошептала: «Gadje gadjensa»[1]. Он не понял смысла сказанного, но подумал, что она влюблена в него, хотя не был уверен в собственных чувствах. В любом случае это не имело значения, потому что они принадлежали к разным мирам. Эдмунд не надеялся увидеть Райзу вновь.

Год спустя он познакомился с Катериной, женщиной настолько же отличной от Райзы, как день отличается от ночи. Дочь пастора, она была благопристойна, скромна и очень мила. Такая девушка никогда не стала бы танцевать в новолуние под неистовые звуки цыганской музыки, но ему было все равно. Эдмунд влюбился в нее, женился и стал ее сердечным другом. Даже сейчас он очень тосковал по жене.

Разумеется, он намеревался вступить в повторный брак, так как ему нужны были наследники. Он не имел права ставить под угрозу имение. Но прежде Эдмунду пришлось уяснить, что жизнь – особа капризная и непостоянная. Именно поэтому он вознамерился отыскать своего незаконнорожденного сына.

В этот момент Эдмунд услышал стук копыт по изрезанной колеями грязной дороге.

Он бросился к парадной двери и распахнул ее настежь, уверенный, что Джон следует за ним по пятам. Из парного двухколесного экипажа, запряженного одной лошадью, выбирался тучный сыщик. Занавеси на окнах были опущены.

– Вы нашли его? – в отчаянии вскричал Эдмунд. – Вы нашли моего сына?

Смит был грузным мужчиной, явно не имевшим привычки бриться каждый день. Зато он непрерывно жевал табак. Сплюнув себе под ноги, он ухмыльнулся:

– Да, милорд, но, боюсь, благодарить меня вы за это не станете.

«Он нашел мальчика».

Джон подошел и встал рядом с братом.

– Я совсем не доверяю этой цыганской девке, – пробормотал он.

Будучи не в силах оторвать глаз от экипажа, Эдмунд сухо ответил:

– Плевать я хотел на твое мнение.

Смит подошел к экипажу и открыл дверцу. Внутри сидел худенький мальчуган, одетый в латаные коричневые штаны и свободно болтающуюся на плечах грязную рубаху. Смит рывком вытащил его и поставил на землю.

– Познакомься с отцом, мальчик.

Эдмунд с ужасом заметил, что запястья ребенка туго стянуты веревкой.

– Развяжите его, – начал было он и тут увидел закованные в кандалы лодыжки мальчика.

Ребенок отпрянул в сторону, уставившись на сыщика полными ненависти глазами, затем плюнул ему в лицо.

Смит стер слюну со щеки и посмотрел на Эдмунда.

– Ему не повредила бы хорошая порка… он же цыганенок, не так ли? Этот народец только битье и понимает, все равно что старая кляча.

Эдмунд едва не затрясся от злобы.

– Почему ребенок связан и закован в цепи, точно опасный преступник?

– Потому что я не доверяю ему, вот причина. С тех пор как я нашел его на севере, он не раз пытался сбежать. К тому же мне совсем не хочется получить удар ножом в спину, пока я буду спать, – продолжал Смит. Он с силой встряхнул мальчика, до боли сжав ему плечо. – Это твой отец, – произнес он, кивая в сторону Эдмунда.

Глаза ребенка светились яростным огнем, но он по-прежнему продолжал хранить молчание.

– Он говорит по-английски так же хорошо, как вы или я, – заметил сыщик, снова сплевывая табачную слюну, на этот раз прямо на босую ногу мальчугана. – И отлично все понимает.

– Да развяжите же его, черт вас дери, – раздраженно произнес Эдмунд, ощущая собственное бессилие. Ему хотелось обнять сына, сказать, как сильно он сожалеет, но мальчик и вправду имел устрашающий вид, словно желая показать, как сильно он ненавидит Смита – и Эдмунда тоже. – Добро пожаловать в Вудленд, сынок. Я твой отец.

На него воззрилась пара серых глаз, полных презрения. Такой взгляд мог принадлежать зрелому человеку, но никак не мальчику.

– Она беспрекословно отдала его, – заметил сыщик.

Эдмунд не мог отвести глаз от сына.

– Вы передали ей мое письмо? – спросил он.

– Цыгане неграмотны, – ответил Смит, – но я сделал все так, как вы велели.

Эдмунду оставалось только гадать, согласилась ли Райза с тем, что для их сына будет гораздо лучше, если отец сам займется его воспитанием. Если ребенка станут считать англичанином, то перед ним откроются неограниченные возможности. Он унаследует и имение, и титул, и иные полагающиеся ему привилегии.

– Эта женщина все лопотала что-то на своем варварском языке, – продолжал Смит, расстегивая кандалы на лодыжках ребенка. – Я ни слова не понял из ее цыганской тарабарщины, да мне и не требовалось. Она хотела, чтобы паренек отправился со мной, а он не желал расставаться с ней. Он от вас сбежит. – Сыщик послал Эдмунду предупреждающий взгляд. – Вам бы лучше запирать его на ночь, а днем приставлять к нему охрану. – Он сжал ребенку руку. – Мальчик, проявляй к своему отцу должное уважение. Он важный лорд. Если он заговорит с тобой, отвечай, понял?

– Все в порядке. Он просто шокирован переменами в своей жизни. – Эдмунд улыбнулся сыну, поражаясь его красоте. За исключением цвета кожи и глаз, он был точной копией Райзы. В груди его разлилось тепло. Он подумал о том, что ему не следовало прогонять Райзу прочь тогда, много лет назад, но они смогут преодолеть и давнее разногласие, и их различия. – Эмилиан, – улыбнулся он, – давным-давно твоя мать приносила тебя сюда, чтобы мы могли познакомиться. Я лорд Эдмунд Сен-Ксавье.

Выражение лица мальчика не изменилось; всем своим видом он напоминал Эдмунду опасного золотистого тигра, выжидающего подходящего момента, чтобы сделать решающий бросок.

Захваченный врасплох, Сен-Ксавье потянулся к веревкам на руках ребенка.

– Дайте мне нож, – сказал он Смиту.

– Вы пожалеете об этом, – предупредил сыщик, протягивая Эдмунду нож с большим лезвием.

– Как я и ожидал, мальчишка совсем дикарь, – пробормотал Джон.

Проигнорировав оба замечания, Эдмунд принялся разрезать веревки.

– Так гораздо лучше.

Кожа на запястьях ребенка была содрана, что привело Сен-Ксавье в ярость. Он злился на сыщика.

Мальчик окинул отца холодным взглядом, не подавая виду, как ему больно.

– Приглядывай хорошенько за своими лошадьми, – язвительно произнес Джон из-за его плеча.

Менее всего в этот момент Эдмунд нуждался в присутствии своего самодовольного братца. Он понимал, что ему придется приложить немало усилий, чтобы преодолеть враждебность собственного сына. Он не имел представления, как сделать из мальчика настоящего англичанина, не говоря уже о том, как стать ему настоящим отцом.

Мальчик стоял очень спокойно, настороженно глядя на него. Эдмунду на мгновение показалось, что перед ним замер в ожидании дикий зверь, но он тут же отогнал эту мысль прочь. Его брат заблуждается – цыгане вовсе не чудовища и не воры, и он с самого начала знал это.

– Ты умеешь говорить по-английски? Твоя мама умела.

Если мальчик и понял обращенные к нему слова, то виду не подал.

– Теперь у тебя начнется новая жизнь, – с улыбкой продолжал Эдмунд. – Много лет назад твоя мама приносила тебя сюда, но я повел себя как дурак, потому что боялся реакции своей жены. Я отрекся от тебя и буду вечно сожалеть об этом. Но Катерины больше нет на этом свете, упокой Господь ее душу. Умер и мой сын Эдмунд – твой брат. Эмилиан, теперь это имение – твой дом. Я твой отец и намерен обеспечить тебе жизнь, которую ты заслуживаешь. Ты тоже англичанин, и придет время, когда Вудленд станет твоим.

Мальчик фыркнул. Окинув Эдмунда с ног до головы презрительным взглядом, он покачал головой:

– Нет. У меня нет отца, и это не мой дом.

Говорил он с акцентом, но все же по-английски.

– Я понимаю, что тебе потребуется время, – сказал Эдмунд, радуясь тому, что между ними наконец-то завязался диалог. – Но я твой отец. Когда-то я очень любил твою мать.

Эмилиан молча смотрел на него, и черты его лица исказились от ненависти.

– Понимаю, как тебе сейчас, должно быть, непросто: признать, что я твой отец, а ты мой сын. Но, Эмилиан, ты такой же англичанин, как и я.

– Нет! – отрезал мальчик и добавил не без гордости, высоко подняв голову: – Я цыган!