Опыт восстановления процесса написания одной вещи

(С чего же начать, я сижу за компьютером, в голове бродят расплывчатые мысли, напишу я, пожалуй что-нибудь. Итак, как же начать. Во-первых, где это будет происходить. Улица, квартира… Стоп! Крышатам никого нет и вокруг только небо.)

Я сидел на крыше (а чем он занимался? Смотрел на кого-то, так… с винтовкой, и рассказ про киллера, да ну его! Банально. Ладно, вот он сидит и смотрит вниз, там прохожие туда-сюда… А он в этих чудаков кирпичи пусть кидает!) и уже час развлекался бросанием кирпичей. Кирпичи, вращаясь, летели вниз и с треском разлетались в куски, покрывая асфальт красной пылью. Прохожие, издали услышав грохот, боязливо обходили дом стороной. (Что-то скучно, вот он кидает, кидает, а счастья то нет!) Рядом со мной лежало еще порядка сорока кирпичей, но это занятие уже начало мне надоедать. (Впрочем внизу должны как-то отреагировать) Внизу, прогудев сиреной, мелькнул милицейский уазик. Я тщательно прицелился, но к сожалению не попал, (может его маньяком сделать, а это его последний день жизни… А потом реминесценции делать, о том как он жил.) очень не хватало изъятого недавно ружья. Пора было спускаться. Я встал на край крыши, посмотрел вниз, потом на небо и прыгнул. (Стоп! В ОВСЕ этих маньяков уже море кровавое, надо что-то другое… Описать хоть падение, или вообще создать рассказ-монолог от лица падающего с большой высоты, его последние мысли) Больше всего в падении мне нравится ощущение плотности воздуха, кажется, он поддерживает тебя, не дает упасть. (Так, что-то странно получается, он что уже падал раньше, а чего же он живой то еще? Может мистику приплесть, умение летать банально, бессмертие?) Земля, как обычно, ударила внезапно, вышибла воздух из легких, сломало ребра, сокрушила череп. (Стоп! А как же он встанет и пойдет? Все же сломано! Регенерацию использовали где только можно, может сон? Нет! Старо. Игра компьютерная?)

Надо было все начинать сначала. (Так, а что он сначала то начнет? Надо выждать пусть он пока сам побродит, а там видно будет.)

Меня выкинуло где-то за городом, изрядно продрогший, проголодавшийся я обдумывал чем заняться на этот раз. (Сам думай! Я ничем помочь не могу.) Мыслей не было никаких. (Идиот!) Недалеко по трассе мчались автомобили. (Во, давай туда.) Я зашагал в ее сторону. Никто, естественно, не реагировал на мою вскинутую руку, (Обломись, пешком придется) впрочем, я этого и не ожидал. Пришлось пойти по обочине, сторонясь бешено сигналящих грузовиков. (Может перекусишь?) Вскоре вдали показалась придорожная закусочная, рядом стояла груженая фура, минут через десять бодрого шага я уже входил в настежь распахнутую дверь. Внутри сидело двое дальнобойщиков, ели пельмени и о чем-то негромко разговаривали. (Так, а дальнобойщики то зачем тебе? Для колорита или как свидетели чего-то? Подождем…) Я подошел к стойке и заказал порцию пельменей и сто грамм водки. (Денег у тебя конечно нет, надо сваливать) Выпив и закусив, я кивнул и покинул это заведение, (а за такое и схлопотать недолго) хозяин выскочил за мной следом, сжимая в руке кухонный нож, (с ножом, что-то круто, ну не будет бармен из-за пятнадцати рублей человека убивать. А вот ты, ты по-моему уже сможешь) денег у меня не было и, во избежание долгих разговоров, я сунул руку в карман, хозяин испуганно выставил нож перед собой, (Так, хозяина застрелить или нет? Все-таки представитель малого бизнеса, их защищать надо.) я же, неловко пошатнувшись, упал прямо на лезвие. (Ты чего?! Понравилось?) С неприятным хрустом, видимо клинок прошел сквозь ребро, нож воткнулся в сердце. Я еще слышал испуганный крик незадачливого хозяина, видел недоуменные лица дальнобойщиков, но сознание уже покидало меня. (Ну вот, ты что так и будешь помирать в каждом абзаце? Хотя… Надо обдумать…)

Через неделю я снял номер в небольшой гостинице. Надо было задуматься о своей дальнейшей судьбе. (Итак, что мы имеем, бессмертная душа. Компьютер отбрасываем, как заезженный сюжет, реинкарнация? Неплохо, а тела откуда брать? А выкидывать прежних хозяев! Так-то способность эта очень даже ничего… Это ж бессмертие на земле!) Странный и удивительный дар, принадлежавший мне, заставлял задумываться о его предназначении. (Во-во, немного философии не помешает, а теперь вспомни-ка как все начиналось) Когда я в первый раз попал под машину и своими глазами видел мои оторванные ноги, а через полчаса пил пиво в сквере на скамейке, я чуть не сошел с ума. (А это хорошая идея, запомню) Абсолютно незнакомое тело, (естественно) длинные руки, чужая одежда — все это было настолько нереально, (я бы на твоем месте напился) что только утопив разум в алкоголе, я заставил себя поверить в происходящее. (А вот теперь и в психушку можно, чтоб пообтерся) Тогда я пытался узнать о своем теле как можно больше, но обнаружившиеся родственники и знакомые упрятали меня в психушку. (Долго там не задерживайся) Там, доведенный до безумия транквилизаторами, я решился вскрыть вены. И очнулся за рулем старого «Москвича», (Деда какого-то экспроприировал.) тело было под стать машине — дряхлое, больное, (Да ну про это тело даже писать неохота) до сих пор я с отвращением вспоминаю его. Поэтому я не особо огорчился, когда на повороте меня вынесло на чужую полосу и я врезался во встречный автобус. (Круто, только как там пассажиры то?) Позже, в газете я прочел, что в той аварии, кроме моего тела, погибли шесть человек. (Что-то некрасиво у тебя получилось) Так понеслась бесконечная череда разных тел, молодых и старых, богатых и бедных, красивых и уродливых, (трансвеститом тебе не быть) что интересно, мой дар распространялся только на мужские тела. Иногда я даже жалел об этом. (Ты смотри какой! Ты лучше о жизни думай! Может тебе мир спасти?) Но в той гостинице я так и не придумал ничего, все казалось мне мелким и не стоящим моего дара. (Загордился? Что-то ты мне не нравишься, брат.)

(Так, наверное, я не буду описывать твои похождения, пусть свидетели расскажут)

Из телефонного разговора.

Телеграмма.

Я путешествовал по городам, (а на какие деньги?) конечно, я пытался быть незаметным, но при хронической нехватке денег и полной безнаказанности, это было затруднительным. Даже девушки не могли задержать меня надолго, (Что же ты сволочь с ними делал?) иногда мне доставляло удовольствие встречаться с девушками, которых в прошлом теле я уже знал. Они, обычно, очень удивлялись моим знаниям об их привычках, вкусах, но скоро мне это надоедало. (И что?) Им везло, если я уходил просто так…

(Дальше…)

Донесение.

(С финансами надо решить, хоть грабь на дороге, а что…) Наконец то я решил проблему финансов. За одну ночь, отобрав у пьного милиционера пистолет, я ограбил девять квартир. Деньги спрятал в разных местах. Так и пошло, (Стой, ты же не знаешь где ты появишься после смерти.) в каждом новом городе я обзаводился тайниками. Можете представить мою радость, когда через месяц я появился в городе, где в тщательно укрытом месте хранилось четыреста долларов. (Ну и напейся, скотина) В тот день я напился в лучшем кабаке.

Из докладной записки.

В последнее время мне стало казаться, что за мной наблюдают. (Когда кажется креститься надо, забудь!) Это было невозможным, даже я не мог обнаружить системы в выборе новых тел, наверное, это паранойя. (Во-во недаром в психушке был) Все чаще мне начинало казаться, что мой дар вовсе не дар, а наказание. (А что, скучно наверно, ни друзей, ни семьи…) По крайней мере, мне все стало труднее придумывать новые развлечения. (Ты еще и развлекаешься?! Нет, брат, хватит, за все надо платить!) Усталость. Душевная усталость. Я не мог найти смысла во всей этой беготне, жизни, смертях. (Да уж у тебя впереди вечность) Полное опустошение. Вы не можете представить себе чувство бесконечности бытия. (Депрессия? смотри, на иглу не сядь) Я начал употреблять наркотики, один раз даже умер от передозировки. Я не мог найти выхода.

Из донесения.

Все чаще я начинаю завидовать простым людям. (Очнулся?!) У них есть смерть, своя собственная смерть. Я же изгой, я боюсь своей жизни. (Да, тебе никогда не узнать смерть, за что же тебе такое наказание?) Я очень устал. (Сдаваться рано) Но мне не хочется сотрудничать ни с кем. Власти просто испугаются меня, а страх плохой советчик…

Из приказа.

Тело, ненавистное тело! Как же глупо я попался, гусарил, уверовал в собственную неуязвимость, идиот! (Я всегда говорил — пьянство до добра не доведет!) Я лежу надежно связанный, кормят и поят меня через трубку, рядом стоит аппарат искусственного дыхание и тело, как назло, молодое… (кажется все предусмотрел…) Что же они будут делать? (Где-то я про психушку начинал, стоит продолжить)

Из доклада.

(И кто ты теперь?) Я раб, я раб, я раб! Мне девяносто два года, из них пятьдесят я здесь, в блоке без номера. Когда я умру, я позвоню по телефону (Ммм… А ладно, законспирируем) XXX–XX–XXX или приду сюда сам. Шесть тел уже сменилось в этом блоке. И я не могу даже покончить с собой — с моим разумом работали настоящие профессионалы. (Это я гарантирую) Это не ад — это гораздо хуже.

Где-то я ошибся, когда-то… (Когда? Где? Я тоже хотел бы узнать. Может кинул кого-нибудь) Я обманул смерть, (Смерть обмануть трудно) а она рассмеялась мне в лицо. (Что же там было, что же ты собака натворил?) Счастливой же вам смерти! (Так финал есть, а где завязка? Что-то это мне напоминает… Во: «Пусть никто никогда не полюбит его, пусть, он никогда не умрет» это из Нау, ага, там же он девчонку обидел, так а если это будет сестра…)

Единственное, что вдруг всплыло в памяти это эпизод из далекого детства. (В комсомолке писали про то, как овчарка паренька загрызла) Я стою с сестренкой на улице, на меня прыгает взбесившийся соседский пес, и я инстинктивно закрываюсь сестрой от собачьих клыков. (Даже так?) На моей руке кровь, рядом лежит сестра. (Это я вставлю в абзац про гостиницу)

(Теперь название… Конечно «Бессмертие», а эпиграф… да пусть Нау и останется. Все. Перечитываю и отправляю)