Ормхеймский Бастард (СИ)

Глава 2

Глава вторая.

Эвитан, Восточный Тенмар.

1

— Именем Его Величества.

По крайней мере, с Величеством стало ясно. Эрик Первый у нас на престоле. Даже если столицу еще и не завоевал.

Впрочем, может, завоюет к появлению особо опасных изменников и предателей. Союзников еще одного предателя — маршала Мишеля Лойварэ.

Не Гуго же Лютену оборонит. Такой король распугает любых подданных.

Вот только почему тогда Ирия всё еще не на свободе?

Здравствуй, монастырь. Очередной. Где-то заперли раненого Сержа. В каких условиях, лучше не думать. Потому что ничего не сделать, чтобы это изменить. К нему не пускают. Над любыми просьбами и требованиями — нагло смеются. Предлагают обратиться с ними прямиком к Эрику. Когда доедем. Он вроде как красоток любит. А не в его вкусе, так сам шею свернет.

Если вообще захочет видеть. Карл подписывал приговоры без всяких аудиенций с обреченными. Не интересуясь даже именами.

Через кого обращаться? Через Алису? Не допустят.

Через пьяного полковника?

Серж вообще еще жив? Что Ирия скажет дяде Иву? Ничего — потому как почти наверняка уже не встретит.

А что ответит самой себе? Своей совести? Покойному папе? Ральфу Тенмару?

Крепкие решетки — в руку толщиной — на окнах. Крепкая стража — у крепких дверей. Приветливые монашки. Радушные не к пленникам — к вооруженным воякам.

Этих, может, еще и не сожгут. Не уродливы. И лиц не закрывают. А может, еще и тел. Чего не сделаешь, чтобы выжить?

Не закрытые, а серые лица. Постные. В тон бесцветно-серым платьям. И улыбаться эти умеют не лучше мегер-амалианок. Но пытаются. Хотят ведь и дальше дышать спертым воздухом келий и скудно вкушать вечно постную пищу.

Здравствуй, прошлое. Только ни Анри Тенмар, ни папа уже не придут.

А «героический» Всеслав если и явится, то лишь чтобы прикончить самому.

Когда-то Ирия жаждала увидеть Роджера Ревинтера в заточении. А потом — смерть Леона и Полины.

Кому теперь дочь лорда Таррента платит по счетам — Темному? Он всё же принял ее душу в уплату и теперь с нетерпением ждет? Но разве Ирия не просила еще и спасти сестер? Или Темный решил, что хватит одной — Иден. За кого как раз попросить было недосуг.

Или лукавый Повелитель Змей засчитал в долг еще и Кати?

Похоже, счет к оплате уже предъявлен. Только вперед Бездны за Гранью таких должников ждет сначала Бездна здесь. Самое жуткое из возможного. Вечный кошмар Ирии. Вновь — надежно запертая клетка.

Общая широкая кровать — в половину узкой кельи. Кто здесь спал — дородная мать-настоятельница? Похотливые монашки тайных любовников принимали? Или просто искусно сдвинуты два… ложа?

А до кучи — общая ночная ваза в углу. Под давно не мытым окном. На видном месте. Для полного уже комплекта. И для полной романтики — двум влюбленным.

И жуткого вида комод у противоположной стены. Ни в одной камере Ирии такого не было. Расщедрились.

И что туда складывать? По паре мятого, отсыревшего в пути белья, что милостиво швырнули пленникам из седельных сумок? А предварительно перетрясли лично.

— Покои для молодоженов, — издевательски пожелал лично полковник. Напоследок окинув Ирию плотоядным взглядом. — Не то что в доме у счастливого папеньки и свекра, но — чем богаты…

Молча прошагать к окну. Мимо горшка. Хорошо хоть мытого. Пока. После предыдущих узников.

Лучше смотреть сквозь решетки на тюремный двор, чем на камеру и Роджера Ревинтера. На них — всегда успеется.

— Ирэн, я никогда…

Еще бы он посмел!

Ирия в ярости обернулась… и промолчала.

Что сказал бы Ральф Тенмар? Лучше не думать.

Хотя как раз ему ведь тоже отлично известно, что такое тесная клетка. И бессилие. Старость ведь тоже — тюрьма. Вечная. И из нее уже не вырвешься. Разве что за Грань.

А Клод пожал бы плечами… наверное. «Это всего лишь тело»? Какая разница, уничтожат его или… что похуже?

Почему до сих пор не выходит думать так? Почему Ирия всё еще не научилась?

Клетка! Опять проклятая змеева клетка! Опять взаперти — и в ожидании очередного подонка или неотвратимой смерти? Ждать решения торжествующих врагов? Да сколько можно⁈

Ничего, наверняка уж этот раз — точно последний. Не выкрутиться.

Вот так и выглядит конец? И сколько раз Ирия уже об этом думала? И до сих — жива. Почему при каждой новой беде не счастливый, так более-менее удачный исход предыдущей не прибавляет надежды? Почему всегда кажется, что на сей раз уж точно гибель неотвратима?

Гребень скользит по густым светлым волосам. Дочь лорда ждет гордой гибели от рук леонардитов…

Но может, и вот так. И последние дни пройдут в обществе заклятого врага. И общей ночной вазы. А где последние часы — лучше не представлять вовсе. Если хочешь сохранить рассудок и выдержку.

Больше обратиться за помощью некуда. Если враг — Эрик, к кому за помощью спешил романтичный поэт Констанс… По просьбе Ирии, между прочим!

Кого теперь просить на Золотой трон? Пленницу Всеслава — принцессу Жанну? Грегори Ильдани — в Аравинте?

Анри, где ты? Куда ведешь армию?

И неужели Ирия предпочла бы делить эту камеру с Эйдой, а грядущий эшафот — с Иден?

— Нам лучше лечь, — неловко произнес злейший враг. Не может быть — отводит взгляд. Ты еще покрасней! — То есть… вставать рано. Я могу на полу.

Прямо на каменном? Одеяло выделить? Или обойдешься? Самой мало. Одно ведь всего. У нас на сей раз опять весьма нищие тюремщики. Или жадные. Даже лишнее белье себе притырили.

Хотя если сравнить с промозглой Башней Кающихся Грешниц… Здесь ведь даже комод потертый выделили. Заслуженный ветеран многих лет в холоде и сырости. В нем, небось, сотни поколений белесой моли вывелись.

Зубная щетка пленникам тоже на двоих одна теперь положена? А бельем — меняться?

— Вы не можете на полу, — устало усмехнулась Ирия. — Мы женаты, забыли?

Она молча присела на кровать. Кажется, всё же целую. Не провалится. И не рассыплется. Можно вытянуться во весь рост.

— Ложитесь рядом, Ревинтер. И обнимите меня. Одной рукой. Мы же влюбленные, недавно поженились. Позволите себе больше — кастрирую.

— Роджер…

— Что?

— Если мы — влюбленные, вам придется звать меня по имени… Ирэн.

Его тощая рука кажется ледяной. Как кровь в жилах Ирии. Как ее сердце.

Ирия поудобнее пристроила голову на его замершее костлявое плечо. Намертво застывшее. Как и он сам.

Никогда еще не спала в мужских объятиях. Теперь сподобилась.

— Роджер… — еле слышно, в самое холодное ухо. Авось, не подслушают.

Он вздрогнул.

— Вы сами просили звать вас по имени… тебя. Расскажите мне об Анри и его планах. Всё, что знаете или предполагаете. Если вы хоть немного меня поняли, я не сдам его даже под пыткой.

— Если и сдадите, то точно позже меня… — Ревинтер умеет еще и горько вздыхать. Тоже — едва слышно.

И не шевелясь.

Ирия почти вжалась ухом в его рот. Роджер Ревинтер и впрямь будто закаменел. Напряжение, стылый лед… и никакого желания. Не сравнить с прошлой встречей.

Отлично. Хоть что-то изменилось к лучшему.

— Я слушаю, Роджер…

2

— Четверо дали клятву. Пятый связан чужим преступлением. И Анри Тенмар знал, что это значит?

— Да. Он сказал, что в тех кошмарах с трясиной я видел дочь.

— Что Анри говорил еще?

— Больше ничего. Нет, еще, что Древние Боги считали за клятву не только слова, но и… деяния.

Теплая тенмарская осень, теплое одеяло… колючий лед в крови и в душе.

— А сам как думаешь?

В день, когда созвездия вспыхнули в оскорбленном небе, а кто-то в чём-то внезапно поклялся, Ирия убила бы Ревинтера на месте, а не вела с ним тихие беседы. В отсыревшей постели.

— Преступление — мое. Им связана Мирабелла. Грехи отцов.

И дедов. Одного деда. Мерзкого такого, с рыбьим взглядом.

Но поздравляю с честностью, сын рыбьего отца.

— Тогда у меня тоже есть догадка.

«И не разомкнула дева уста — ибо против воли привезли ее на Священный Алтарь. Но слова были не нужны. Боги и так приняли ее клятву…»

Как же жутко произнести это вслух. Будто лишь тогда всё это станет реальностью. Эйда…

Только бесполезно прятать голову в горячий песок Южного Материка. Слова уже не нужны. Они не значат ничего.

— На что похож остров амалианок… Роджер?

— Зачем ты спрашиваешь? Ты же его видела.

Еще как. Разглядела во всех подробностях. От «клюва» до «хвоста» и «крыльев». На всю жизнь запомнила. А может, и на посмертие.

— Ты тоже.

Хоть и всего раз. Но вряд ли забыл.

— На жуть он похож.

— А еще на что? Вспомни его форму. С чем схожа эта жуть?

Скоро ли рассвет? Сколько раз Ирия ждала его в амалианском аббатстве? И как страшилась в ночь перед казнью…

Сколько рассветов осталось до Лютены? Выпадет ли хоть один шанс сбежать? Вместе с раненым Сержем.

— На грифона из старых сказок. Или на химеру. На злобную хищную птицу.

— Грифона, значит, — усмехнулась девушка. — Еще дракона вспомни. Ну не совсем там грифон. Догадка такова: Альварен — древнее место из легенд. Когда-то на легендарном Острове Ястреба, что в северном море или озере, был древний алтарь Богини Любви. Самой доброй и жестокой из всех.

— Доброй и жестокой?

Не о том спрашиваешь. О другом — боишься? Не ты один.

— «Нет ничего жесточе оскорбленной любви — говорит легенда».

Не легенда, а сон — в ледяной стыни аббатства. Но это Ирия услышала о Четырех, Пятом и Шестом от злагоглазого оборотня Джека. А Ревинтеру это всё тоже приснилось. В болотном кошмаре. Как и само кошмарное аббатство — тюрьма Мирабеллы с самого рождения.

— Альварен — не море.

Стоит ли продолжать? Стоит ли давать врагу в руки такое оружие? Вдруг судьба переменится?

Неважно. Даже если и так, коль Ревинтер до сих пор жаждет Ирию убить — убьет и без дальнейших признаний. И сейчас мог бы сдать эриковцам.

И тогда — она ничего не теряет. Даже, может, спасает пару жизней. Если Ревинтер выживет и еще вдруг свяжет с кем-то судьбу. Не сам, так по горячему настоянию папеньки.

— Откуда нам знать, что предки называли морем? И потом, может, это просто очень большое озеро. Как Альварен. Как думаешь, почему Остров Ястреба прозвали так? Да, если ты читал книжки, сам знаешь, что на севере грифонов не водилось.

Правда, неплохой вопрос: откуда в Тенмаре взялись драконы? Ну да сейчас не суть важно. Важнее другое.

— Когда-то в прошлом на Священном Алтаре Богини венчались вечным браком. По моим прикидкам, алтарь — как раз там, где сейчас торчит амалианское аббатство. Служители Творца вообще обожали строить на месте прежних святилищ. Чувствовали Силу места. Ту Клятву два с половиной года дали Четверо. Брачную. На веки вечные. В жизни и смерти, и так далее. Я и Анри, ты и Эйда. Уточнять, кто кому, надо? Да, клятвы древние боги понимали буквально. Умер один — второй следует за ним. Боги об этом позаботятся. Те самые, кого ты до кучи еще и оскорбил.

Прости, Анри. Ты не только чуть не погиб, спасая чужую девчонку. Она еще и испортила тебе дальнейшую жизнь. Напрочь. И в любой миг убьет тебя — просто собственной гибелью. А твое будущее убила уже.

— Никогда не думала, что стану желать тебе долгой жизни, но без тебя Эйда не проживет и года. Как и ты без нее. А заведешь любовницу — ты клятвопреступник и убийца. Так и знай. Любовь к связанному клятвой карается смертью.

— Анри Тенмар и Кармэн Вальданэ…

— Знаю.

Глаза привыкают к тьме. Ко всему.

Можно разглядеть мельчайшие волокна паутины в углу высокого сумрачного потолка. Как легко выжить. Просто пролети мимо. Вовремя разгляди белесую беду.

Просто проплыви мимо древнего острова. Даже если его паутину давно скрыли века забвения.

«Поцелуй меня…» И впредь лишишься всех других поцелуев.

Анри, знал бы ты, что тогда делаешь. На что соглашаешься…

— Он идет в Мэнд, — совсем тихо проговорил Роджер. — Ее спасать.

А бестолковая Ирия из очередной клетки не в силах даже Анри предупредить.

3

Спать с раной невозможно вовсе. Боль не стихает и не слабнет — ни днем, ни ночью. А от тряски душной кареты нестерпимо хочется выть. Не умолкая.

Как и от полной тьмы вокруг. Чем враги завесили окна? Ощущение, что ты заколочен в гробу. А сверху давит неподъемная толща кладбищенской земли.

Хотя от яркого света в лицо — ничуть не легче.

А хуже всего — тяжелые, как гири, цепи. Если бы хоть их сняли — может, и рана бы поутихла, и жар, и тряский озноб. Но не теперь!

А самое жуткое — на сей раз спасения нет. Больше никакой Анри не придет на помощь. Впереди — только неотвратимая смерть. В руках злобных врагов.

И вовсе не за дезертирство. Серж в глаза прежде не видел стрелявшего в него офицера… или бандита. Но это не помешало злобному вояке сначала спустить в незнакомца курок, а уже потом разговаривать. Точнее, угрожать.

Враги не спросили ни его имени, ни возможной вины. Их это не интересовало.

Какая сегодня ночь — по счету? Третья? Нет, кажется, четвертая. Сколько их еще? Сколько еще бесконечных часов, переползающих в дни и ночи, продлится эта Бездна?

Уже неважно. Рану дергает алой болью всегда, и черный туман в глазах уже не уходит, а слишком теплая вода отдает горечью и просится обратно.

Сержа не довезут живым. Как Анри с пулей в груди еще добирался до Лютены верхом? Да еще и после ледяного Альварена? Неважно. Серж — не собственный старший брат.

Брат. Вот кем был ему Анри, даже еще не зная о родстве. Как добрый дядя Ив — отцом, а заботливая, любящая тетя Жанетта — матерью.

Анри был братом многим… просто потому, что всегда больше отдавал, чем брал. Папа бы, наверное, гордился таким сыном. А Серж не успеет им стать уже никогда.

Почему он всегда понимал всё слишком поздно? Где были раньше его глаза? А чувства? Равно как сердце, мозги и совесть.

Но так или иначе, а Серж — не Анри. А значит, живым с такой раной не доедет. И она отболит уже совсем скоро. Спустя еще несколько бесконечных дней и ночей агонии.

Так и не попросить прощения у родителей… Не обнять маму…

Да Серж даже Джерри больше уже не увидит… Того просто не пропустят.

Хорошо, что вот сейчас можно никуда не ехать. Холодный пол больше не трясется. Сержа грубо куда-то волокли, а потом бросили здесь. Хоть чуть полегче, чем в карете. Если не шевелиться…

На чем твердом он лежит? Кровать или и впрямь — пол? Неважно. Даже неясно, камень внизу, или просто уже настолько холодно. И страшно.

Если сейчас придет спасительная свобода, Серж не сможет сбежать. Даже шевельнуться…

Легкий шорох рядом. Тюремщики стали меньше шуметь, или просто слабеет слух?

Сейчас опять яростный факел в лицо! А то еще и расталкивать начнут… И громко, грубо смеяться. Ржать.

Или уже вновь пора в тряскую карету⁈

Нет. Свет совсем слабый. Свеча, или зрение тоже отказало? Всё равно глаза лучше не открывать. Под больные веки будто насыпан колкий песок…

Прохладная ладонь ложится на горящее в лихорадке плечо, освежающее питье льется в пересохшее горло. Под голову осторожно кладут плотный плащ.

— Вы ему вообще воды давали? — в низком, но приятном девичьем голосе — нескрываемый гнев. — А еду?

Кто она? Неужели та разъяренная пантера, что едва не убила Джерри? Почему же теперь она так волнуется о Серже?

— Он сам ничего не жрет и не пьет! — наглость пополам с… оправданием. Хам и холуй разом.

Этот голос Серж тоже слышал. Кто-то из тюремщиков. Один из многих. Они все одинаковы. От всех несет дешевым вином и злобным, пьяным весельем. Скоро сын Ива Криделя больше никого из них не увидит. Как только освободится. Он боли и от жизни — раз одно без другого невозможно.

А родителей дождется за Гранью…

— Он без сознания, пьяные идиоты! Забыли, что приказал ваш полковник? Довезти моего брата живым и здоровым!

Брат… Брат Серж только для Анри.

Нет. Вооруженная красавица говорила о родстве через тетю Карлотту. Что это она — его мать. Их общая. А папа говорил…

— Леон, пей, пожалуйста…

Пить Серж всё еще хочет. Но он — не Леон. Это Роджер придумал… чтобы его спасти. Только всё напрасно.

Потому и брат. Ирия — родная сестра Леона. А про Карлотту она придумала. Со злости. Такого просто не может быть! Папа же говорил, что родная мать Сержа умерла. Хоть и была Иву Криделю сестрой — здесь Ирия не врет. Вот вспомнить бы еще имя…

— Миледи Ревинтер… — тюремщик уже не юлит — угрожает.

Лучше вообще не слушать. И не думать, почему кузина носит фамилию друга.

— Виконтесса, если вы забыли, — ледяным тоном изрек Роджер. Он и так умеет, Серж совсем забыл.

— Да подумаешь, беда! — хохотнул тюремщик. — Оклемается ваш братец. От такого не помирают. Оттяпать руку — и всё. Всё равно не вояка. А привезти его всенепременно здоровым и целым и полковник не приказывал. Только ее — потому что красотка. К королю. И вас — потому как ваш папенька еще может сгодиться. Если король так решит.

Что⁈ Серж дернулся в ледяном ознобе. И чуть не лишился чувств.

Нет, нет! Проклятая слабость… Лучше убейте сразу!

Они его искалечат. И лишь тогда — может быть — из милосердия убьют.

Без руки он даже не сможет свести счеты с жизнью!

— Я тогда вам… оттяпаю. — Это точно не Роджер. — И не обязательно руку. И ваш король против не будет. Я — фрейлина его жены, забыли?

— Мне нужна вода, чистые бинты и… — Вот теперь вновь Джерри. Прежним «каменным» тоном. — А потом все вон. Останется только моя жена.

Какая жена? Ах да, эта, дочь тети Карлотты… родной матери. Сестра кузена Леона. Фрейлина. Со шпагой. И с флягой. И с теплым, мягким плащом.

Ало-багровая боль вновь дергает и трясет. Швыряет, как разъяренный великан из страшной сказки. Колотит об острые камни. Окунает в кровавый туман. И не дает вынырнуть хоть на миг. Чтобы вдохнуть…

Лихорадка вот-вот выбьет зубы. И будет еще больнее.

Свет режет глаза, раскаляет песок под веками. Почему Серж в алой пустыне, за что его сюда?

— Уберите факелы! — шипит Роджер. — Я сказал — вон.

— Вы просили вина.

— Спасибо. И всё равно — выйдите, прошу вас.

— Леон, держись… — стальные руки стискивают намертво. Не Джерри — девушки-пантеры

Новое питье освежает горло…

А дальше боль прошивает всё. Серж кричит, не в силах сдержаться. Выгибается раздавленной змеей. Чуть не вырывается из ее рук — и девушки, и боли. Но лишь — чуть. Слишком ослабел.

Огонь из Бездны льется в рану. Струится по плечу, заливает тело. Бежит по жилам вместо крови…

— Держи его крепче.

— Леон, еще чуть-чуть…

Крика не осталось — только хрип…

— Ирэн, этого мало, — снова Роджер. Откуда-то издалека… из тьмы. Кто такой Роджер? Уже не вспомнить… — Да, я очистил рану. Сделал всё, что мог… что умею, но я ведь даже не настоящий лекарь. Просто книги читал… Этого недостаточно. И обезболить нечем.

— Я не знаю и того. Маловато книг читала. Нам нужно дотянуть до нормального врача.

— Нормальный врач — в сотне миль. И это — не нормальная рана. Нельзя их получать в том месте. Там зараза в самом воздухе. Ирэн, послушайте меня. Помните наш разговор? О Четырех, Пятом и Шестом? Я вам еще не рассказывал, что Анри как-то помог мне, когда я умирал от лихорадки. Ваш брат и мой друг подтвердил бы, если б был в сознании. Анри меня, считай, за шкирку из-за Грани выволок. В вас течет одна кровь. В вас и в Анри. Я не знаю, что в ней — древняя магия Альварена или просто Сила ваших общих предков. К примеру, легендарной прапрабабки Исольды. Но ты можешь помочь брату, Ирэн.

— Как⁈ — отчаяние и надежда.

Вооруженная, смертельно опасная девушка тоже бывает такой. Совсем иной.

— Откуда же мне знать? Я лежал в бреду. Но Анри тоже не знал подробностей, а как-то сумел. Он смог спасти врага. Не знаю, ради Сержа — потому что мы друзья, или просто из милосердия. Неужели твоей Силы не хватит для родного брата? Я видел — в тебе уже говорит то Древнее, что проснулось в Анри. Он… вы оба очень изменились. Поверь, со стороны это очень заметно.