Глава 5

Глава пятая.

Начало Месяца Сердца Осени.

Южная Квирина. — Мидантия, Гелиополис.

1

Очередной император в Мидантии сменился очень удачно. Потому что от Бориса Предателя и Мидантийского Скорпиона Иннокентий мог ждать только неминуемую смерть. И не обязательно — быструю.

Неужели мудрый Творец решил лично прийти на помощь? Вот только к кому? Уж точно он не стал бы менять в стране правителя ради одного-единственного, не слишком верующего кардинала совсем другой страны? Да к тому же — бывшего.

Теперь в оставленной позади Квирине правящую власть крепко взяли леонардиты. И как бы ни возродили замшелую инквизицию. Ни извлекли из очередного погреба, ни отряхнули сытую моль…

Квирина ничего не делает наполовину. Молятся — крепкий лоб разобьют. И себе, и всем, кто под резвую руку подвернется. И разобьют уже точно — чем потяжелее.

— Это совершенно меняет дело, — порадовал Иннокентий Анри Тенмара. А заодно и Олафа — бывшего Красавчика.

За тонкими стенами завывает дикий степной ветер. А судя по набрякшим еще вечером свинцовым тучам — вот-вот хлынет проливной дождь. Осенний — столь странный для Юга Квирины. Будто сонное небо запоздало оплакивает собственную страну. И тысячи давно погибших людей.

А судьбы других — вовремя выведенных тысяч решает сейчас горстка людей в тонкой, продуваемой всеми ветрами палатке.

— Да, — усмехнулся главнокомандующий. — Про Бориса мы точно знали, что самодур и деспот. Евгений — темная лошадка.

— Темная. Даже когда я еще не был кардиналом и вообще не планировал церковную карьеру, уже многие не понимали, о чём думает этот принц. Его начинали побаиваться уже тогда. Хоть он и был всего лишь племянником императора, без шансов на Пурпурный престол.

Странный мальчишка — с самого раннего детства. Впрочем, в императорской семье такое — не редкость. Редкость там — нормальные люди. И долго они не живут.

— Начать с того, что он сверг родного папашу, — оскалился Олаф. — Хорошее начало правления. Напомните, в какой еще стране сын получал отцовскую власть таким образом?

Там же, где и дядя — после вполне живого племянника.

— В Эвитане. Точнее, в Словеоне. И не так уж давно. Про Всеслава Словеонского ходили весьма двусмысленные слухи.

— Слухи, — Олаф окунул в дешевое вино сухарь — размочить. — А тут известно доподлинно. Этот Евгений ничего и не скрывает. Хороши в Мидантии наследнички.

— Отцы бывают всякие, — заметил Анри.

Полководца им тоже не мешало бы подкормить. И подпоить. Тенмар в последнее время чем дальше, тем больше вызывает ощущение, что и не ест, и не спит. И если второе ему некогда, то первым пора заняться. Армия покамест не голодает. Торговые склады позавчера подвернулись под руки очень кстати. Бросить их квиринцы как раз еще успели, а вот ограбить самим — нет.

— Угу, — Красавчик откусил сразу полсухаря. И как белоснежные зубы не сломал? Размок-то лишь самый кончик. — В Квирине — Аврелиан. В Эвитане — Карл с Гуго, да и Фредерик хорош был. В той же Мидантии Иоанна Кантизина еще никто не переплюнул. У нас монархи — один другого чище. Но самая паршивая родня — оказывается, у этого Евгения. Очень удобно.

Тесная палатка, старая карта, по-братски склоненные лица. Дешевое разбавленное вино. И по сухарю на брата.

— Я сам предпочел бы на престоле Константина, — Иннокентий оставил лишь чуть пригубленный кубок. — Тот был мягче, добрее, открытее, искреннее. Евгений — слишком закрыт и молчалив. Но лучше он, чем Борис Предатель. Потому что для нас всех имеет значение не только император, но и его окружение. А, судя по новостям, ядовитый Мидантийский Скорпион недавно скончался. Зато Барс Октавиан вернул себе прежнее влияние.

Внезапный резкий порыв дернул мятый полог палатки. Едва не сорвал ее прочь. И забарабанили по стенкам крупные капли. Небо наконец разрыдалось.

Ладно хоть всё еще снаружи.

— Нам-то что с того? — фыркнул Олаф. — Скорпион был союзником Эвитана, Барс — нашего Бьёрнланда. Но мы-то тут кто? Ни то, ни сё, ни Эвитан, ни Бьёрнланд. Мятежники-наемники с квиринскими легионами на хвосте.

— Дело не в том, кто чей союзник. Я уже упомянул, что не родился кардиналом. Когда-то Скорпион уничтожил мою семью… и меня. Октавиан Мидантийский Барс — мой друг. Личный друг. Как и его жена Гизела — с ней вместе мы выросли. Только благодаря им двоим я и выжил одиннадцать лет назад. А полководец Октавиан приедет на переговоры с нами лично.


2

Кем теперь Алана считать в ядовитой Мидантии — сказать трудно. То ли пленник, то ли заложник. Но свобода уж точно позади. Дураку понятно, что за ним следят. И что змея с два Эдингему позволят связаться с умным и влиятельным монсеньором Ревинтером.

Огромных усилий стоит каждое утро вставать. Тренироваться, завтракать, одеваться. Плестись на службу. С каменным лицом.

И ловить на себе взгляды всех, кто видит в тебе покойника с отсроченной датой казни. Не здесь убьют, так в Эвитане. Не Евгений, так собственный монсеньор.

Десятки взглядов — жалостливые, злорадные, презрительные. Гремучая смесь всего сразу. Обычно в спину. Но иногда и нет.

Обедать Алан уходил в ближайшую таверну. Получая полчаса передышки. Ясно, что если понадобится — найдут и здесь. Но хоть двуногих пауков и скорпионов там нет.

Но сейчас Алану загородили дорогу еще с утра. У самого входа. Намертво. Под самым гербом Эвитана.

— Куда это вы, Эдингем?

— На службу, — отрезал он.

Здоровяк-лейтенант Магнус Бенс выше его на голову. Но что-то ведь делать надо! И уж точно такое не спускать. Дуэль? Алану точно терять уже нечего. Почти.

— У вас больше нет службы, Эдингем, — нагло ухмыльнулся противник.

Засадить бы в эту раскормленную морду кулаком! Сходу. Разожрался на южных кушаньях, холуй посольский! Хуже гуговца. Те были как-то… подушевнее.

— Вы оглохли, Эдингем? — безнаказанно ухмыляется противник. Да пьян он, что ли? — Валите отсюда.

Дальнейшее Алан слушать не стал. Просто расквасил врагу наглую морду. Снизу бить даже удобнее. Если противник — здоровенный, но неповоротливый.

На вопли избитого сунулись со всех сторон. Как тараканы. «Свои», чтоб их. Эвитанцы.

Еще пару раз Алан врезать успел, но затем скрутили его самого. Не все же здесь бенсы.

И все-таки втащили в знакомую арку посольства. Под теми самыми скрещенными клинками — гербом любимого отечества.

И зачем? Эдингем ведь сам сюда и шел. На законную службу.

— Извините, я просто…

Главное — пробиться к умному и рассудительному Норманну. Тот поймет. Офицер Ревинтера, конечно, не всеобщий любимчик, но Бенс перешел все грани.

— Ты что себе позволяешь⁈ — заместитель Норманна, барон Гансар всегда трудится в поте лица. Правда, не столько на Эвитан, сколько на Мальзери. И особо того не стесняется.

Но главный сегодня не он, а… жирдяй Гарви? Вон как самодовольно ухмыляется. Не хуже Бенса.

Но он же титулом не выше Алана. И… гуговец!

— Я шел на службу.

— Вы уволены, Эдингем. И вышвырнуты из Эвитана. Как предатель и изменник.

Гуго когда-то добродушно и пьяно простил «измену». Даже имя Алана быстро позабыл. А вот «дядюшкины» верные прихлебатели — нет. Не простили и не забыли. Только служит Эдингем уже не там.

— Я хочу видеть приказ министра и Регента Бертольда Ревинтера.

— Королевского приказа вам уже недостаточно?

Нет, вообще-то. Особенно от вас.

— Вы хотите сказать: приказа Регентского Совета? — не удержался Эдингем.

— Вы сомневаетесь в праве Его Величества короля Карла Второго царствовать и править единолично? Это измена!

Так обвини в ней предков Карла. Более умных, чем он. Кто законы писал — капитан (даже не королевский) Эдингем, что ли? Или его предки?

— Нет, согласно закону Эвитана, — честно ответил он. — Его Величеству еще нет…

— Вы еще и Мидантийскую империю оскорбляете⁈ — непонятно с чего обиделся Гарви. Уж его-то хозяина никак в малолетние не запишешь. — Императору Мидантии Евгению Первому еще нет двадцати пяти. Вы сомневаетесь в его праве царствовать единолично?

Хорошо бы! Так кто даст-то?

— Нет, потому что в Мидантии — другие законы.

— Мы на ее территории! — рычит бывший сослуживец. Правда, до посольства — незнакомый.

Хоть в этом повезло. В «игрушечной армии» и без него отвратных рож хватало. Куда хлеще самого Гуго. Даже пьяного и в паршивом настроении.

Отлично, на территории Мидантии Карл теперь — полновластный правитель Эвитана. В Регентах не нуждается. А сам Евгений с этим согласен?

Значит, выходит, в посольстве на Востоке можно законно жениться пять раз? Одновременно. А если вдруг окажемся на территории дикарей-людоедов — страшно даже представить, что тогда соблюдать придется.

— Посольство — территория Эвитана. Но даже на территории Мидантии признают власть над Эвитаном Регентского Совета.

Если Евгений еще не передумал. Кто знает, как ему выгодней? Узурпаторы — они такие. Особенно в этой ядовитой стране.

А уж на сторону Алана вставать тут точно некому.

— Уже нет! — Гарви торжествующе сунул под нос Эдингема голубоватую вощеную бумагу. Мятую. — Уже почти месяц, как власть в Эвитане полностью принадлежит Его Величеству Карлу Второму. Бывший Регент, изменник Бертольд Ревинтер — в Ауэнте по обвинению в государственной измене.

Что? Проклятое паршивое зрение! Да прекрати ты трясти скомканной бумагой, идиот! Тусклые буквы расплываются…

Какой, к змеям, месяц? Почему Алан об этом узнает только сейчас⁈ А эти надутые кретины?

— Где глава посольства граф Мишель Норманн? — вцепился в соломинку Алан.

— В железах, где и положено быть изменнику и государственному преступнику. И где сейчас будете вы. В подвал его!


3

Небо в Мидантии — невозможно синее. Если видишь его в краткий миг — между широким посольским крыльцом и тюремной каретой. А выволокли тебя из темного подвала, где хоть глаз выколи.

Алан много раз представлял, как его отнюдь не погладит по головке расчетливый монсеньор Ревинтер. Может, даже упрячет в мрачный Ауэнт.

Но и в страшном сне не виделось, что туда упрячут самого почти всесильного министра. Пока Алан Эдингем торчит в плену змеи знают где. Запутался в чужих заговорах. Будто в своей стране вечных проблем и ядовитых интриг не хватало.

И ждал сейчас он не меньше, чем зверского мордобоя. А то и настоящих пыток. Причем, запросто сюда заявится еще и взбешенный Бенс. Отыграться.

Но Алана как подлого изменника и предателя резво сдали местным властям Мидантии. И теперь тащат аж в императорский дворец — в тяжелых кандалах и в закрытой карете. И не пройдет и часа, как бывший заговорщик вновь встанет перед столь хорошо знакомым правителем. Теперь уже абсолютно беззащитной жертвой. Впрочем, тот пленника мог казнить и в прошлый раз. Как и много что другое.

А в продавшемся посольстве ждут свои. Бывшие свои. С нетерпением. И злорадством. Ждут — новостей. Готовятся. Ножи точат булатные. И другой… инструментарий.

Отдали местным властям сейчас — лишь потому, что так выгоднее. Или испугались. Но еще есть надежда, что вернут… в каком-нибудь виде. Позволят доиграться за другими. Более сильными.

Тяжелые кандалы внезапно сняли во дворце — сразу же. Еще в просторном прохладном коридоре. Даже руки толком натереть не успело.

Впрочем, тут хватит охраны. Настоящей, отлично обученной. И до зубов вооруженной. Впрочем, у этих может еще и клыки специально заточены.

Еще внезапнее — император ждал Алана в тренировочном зале. Эдингем успел вовремя — якобы книжник Евгений метнул подряд пять острых стилетов. Четыре в яблочко, пятый — в его центр. Только тихий свист разрезал свежий воздух. Широкое окно в дворцовый сад распахнуто настежь.

Мгновенно летят острые жала — один за другим. И лишь тогда император повернулся к собеседнику. На ходу снимая черную повязку с глаз. Левой рукой. А в правой — лишний стилет.

— Потрясающе, Ваше Величество, — признал Алан.

Куда тут денешься? Сам он попадет хорошо если дважды из пяти. И не в центр точно. Зрение, увы…

— А совсем вслепую? — не удержался Эдингем.

Надоела чужая рисовка. Как когда этот новый правитель заявился в тюрьму без пышных регалий. Только угрожать это ему не помешало. И легко заставить Алана сдаться.

— Повязка непрозрачная. Совсем. Хотите примерить?

— Это угроза? — отшатнуться эвитанец не успел. Тонкие пальцы коснулись похолодевших висков, непроглядная тьма легла на глаза, крепкий узел сошелся на затылке.

Отлично! И внезапно жутко тихо. Только легкий ветерок дует. Свежий.

— Снять уже можно? — как сумел, непринужденно поинтересовался Эдингем.

— Конечно, — во тьме голос Евгения Кантизина не так холоден. — Вы же не Константин.

Опять угроза? И да — снизу вверх смотреть неудобно. Хоть собеседник и не здоровяк, вроде Ярослава. Или Гарви.

В чём всё же дело? Только во взгляде?

— Вы тренируетесь с детства?

Все-таки слепым быть жутко! Как и вообще — калекой.

И расстояние, пожалуй, дальше, чем когда-нибудь попадал Алан. Даже два раза из пяти.

— С повязкой — с десяти лет. Пройдемте в кабинет.

Без охраны? Ладно. Ее тут и без того полно. Даже если Алан каким-то чудом победит императора Евгения, из дворца живым уже не выбраться.

На улице в окна льется теплое солнце, в тренировочном зале — дул бриз с набережной. А здесь окна плотно зашторены. Чтобы стало еще темнее?

Интересно, кто дерется лучше — император или его охрана?

— Императрица тоже?

— Конечно. Мы оба выросли в мидантийском дворце. Здесь возможно всякое.

Опять намек? Прямая или скрытая угроза? Алан уже устал угадывать.

В Мидантии вообще возможно всё.

Но явных бунтов до сих пор нет. Хотя Евгению следовало жениться на юной Зое. И превратить свое правление в полностью легитимное. Никто бы тогда не придрался — даже завзятые фанатики древних традиций престолонаследия. А пятнадцатилетнюю принцессу еще можно воспитать по собственному вкусу… если ты сам — урожденный мидантиец и всесильный император.

Но положа руку на сердце — как можно отказаться от первой красавицы страны? Если ты опять же — мидантиец и император. И имеешь право на всё.

Евгений Мидантийский кажется Алану куском ормхеймского льда, но кто роется в его душе? Или того проще — в желаниях? Они ведь есть у всех.

— Кажется, вы лишились службы? — усмехнулся император.

Эдингем промолчал. Хоть это и невежливо. Но что тут скажешь?

— Скажите, Алан, если это, конечно, не личный секрет, Бертольд Ревинтер — ваш близкий друг?

Начинается.

— Я ему присягал, — угрюмо бросил Эдингем.

Еще не хватало, чтобы ему предложили теперь сдать не только чужой заговор, но и свою страну.

А ведь запросто. В прошлый ведь раз Алан раскололся от одной угрозы. Даже спорить не попытался.

И плевать, что знает он немного. Ломать будут по-настоящему. И искалечат точно. Необратимо. Даже если потом пощадят — сам станешь умолять, чтобы добили. Потому как лично уже не сумеешь.

Потому и черную повязку дали примерить? Чтобы заранее прочувствовал? Представил.

— Я бы на вашем месте сильно не волновался.

Конечно, у них тут перевороты раз в месяц. И заговоры связками. Скоро Квирину переплюнут. Волноваться некогда. Особенно о такой смешной ерунде, как присяга. Над ней и малые дети только потешаются. Особенно рожденные и выросшие в Пурпурном дворце.

— Алан, ваш Карл долго власть не удержит, поверьте. Такие и в стабильной стране очень быстро теряют престол. И едва Регенты вновь получат власть, в фаворе будете вы — как единственный, кто не кинулся лизать пятки подлому врагу, то есть мне. Шутка ли — ради верности своей стране и присяги монсеньору, вы дважды побывали в мидантийской тюрьме. И не забыли родные законы. И не выдали ни слова самому вражескому императору. Чем бы он вам ни грозил.

Он издевается? А почему — нет? У них тут это семейное.

— Но поскольку делать с вами что-то нужно, я решил взять вас пока на службу. Не беспокойтесь — не в личную охрану императрицы.

Точно — издевается. Эдингем напрягся.

— И даже не к моей дочери. Хоть она для вас и не опасна. Но наивная сестра Константина тоже не втянет в заговор. Даже вас.

Что? Та самая юная принцесса? Законная наследница Пурпурного престола? Которую Евгений смог бы воспитать?

Загрузка...